ЗАПИСКИ ВИРШИТЕЛЯ
1956-64
В другой стране давным-давно
жило несчитано народа,
хлебая ложками говно,
оно, привыкши, слаще мёда.
И власть советская стояла
неколебима и крепка,
как утром, вздыбив одеяло,
у пацана-призывника,
и становилось год от году
жить веселей и хорошей,
хоть было по́ херу народу
до всех партийных шабашей,
до встречных планов карусели,
разоблачения врагов...
Но вспоминается доселе
двадцатый съезд большевиков.
Когда вещал партийной знати
ПээС КаПэ эСэСэСэР * ,
меня в роддоме на Арбате
из мамы вынул акушер,
пришлёпнув, бросил на весы, –
я заорал блаженным матом
и начал жить, – пошли часы...
Труднее было делегатам, –
в своём кремлевском терему
они пришибленно молчали...
потом сиденья застучали, –
и разошлись по одному...
* * *
Доклад недолго был секретным,
перелетев границ плетень,
к магнатам западным газетным
попал на следующий день.
Не вредно вынести порою
протухший мусор из избы
и бледной плесени грибы
смести упругою метлою.
И хоть завалы велики,
но стали таять понемногу...
Тут снова в дальнюю дорогу
нас повлекли большевики.
"ЭНТУЗИАЗМ – ОСНОВА ЖИЗНИ! –
со всех столбов пустились петь, –
МЫ БУДЕМ ЖИТЬ ПРИ КОММУНИЗМЕ!
но надо малость потерпеть.
Везде посеем кукурузу,
морозостойкую притом.
Стиляг и прочую обузу
оставим в прошлом, за бортOм.
А кто грешит абстракцинизмом, –-
позорный сучий пидараст!
и заодно с капитализмом,
таких мы к нoгтю..."
– Ну, горазд, –
сказал отец, – без подготовки
так ловко складывать слова, -
и, засучивши рукава,
налил себе сто грамм зубровки.
* * *
С Бульварным липовым кольцом
я дружен с детства. По Тверскому
(в пяти шагах ходьбы от дому)
по выходным гулял с отцом.
Мой детский сад в особнячке,
миниатюрный двухэтажный,
теперь там с рацией в руке
торчит охранник камуфляжный.
Любой проулок мной разведан:
Здесь, вылетая из ворот,
гонял на велике с соседом
и, не вписавшись в поворот,
ссадил коленку до крови...
Здесь голубям крошили булки...
А здесь однажды на прогулке
я обосрался, се ля ви...
Внушала тётушка, что вилки
кладутся слева от ножей.
А мы, читатели "Мурзилки",
на пустыре у гаражей,
вдали от маминого ока,
её запретам вопреки,
производили пуск "Востока"
из фотопленки и фольги.
1964-71
Устав от постоянных клизм
"ушли" соратники премьера
и, осудив волюнтаризм,
забыли про пенсионера.
Был на коне – кричали: "Браво!",
а оступился – "Бог подаст...",
sic transit суетная слава,
как говорил Экклезиаст.
Неподотчетный никому,
пугал весь мир, неугомонный.
Под шепоток магнитофонный
стезю закончил. Мир ему...
Наверно, прав Экклезиаст,
на этом свете – все мы гости...
На Новодевичьем погосте
тот самый "сучий пидараст"
отгрохал памятник могильный,
и там обрёл приют всесильный
Премьер и Первый Секретарь,
что круче, нежели, чем царь.
Немало в жизни поворотов,
и смерть не всем дарИт покой,
он, став героем анекдотов,
остался в памяти людской.
* * *
С заветным ордером в руке,
собрав все книги и пожитки,
на самый край Калужской нитки
мы затряслись в грузовичке.
Из центра двинулась Москва,
тогда казались нам, ребята,
вот эти ровно тридцать два
благословенные квадрата
житейским раем на Земле.
Вот наша новая обитель:
блестит в раздельном санузле
никелированный смеситель,
есть антресоли, посмотри,
хоть вчетвером на кухне тесно,
зато с балкона так чудесно
пускать по ветру пузыри.
* * *
Что наступил разгар застоя
тогда нам было невдомёк.
Про житие моё простое
я б рассказать немало мог.
Всплывает много ерунды:
как принимали в пионеры
четвероклассников ряды;
как, склеив крылья из фанеры,
приладив сбоку бензобак,
мы рёвом кордовых моделей
пугали до смерти собак;
как с восхищением глядели
в витринах, – шайбы бьются в борт, –
по разноцветному экрану,
"Рубин" нам был не по карману,
сойдет и старенький "Рекорд".
Гордясь хоккеем и балетом,
народ шагал нога к ноге.
А стал мне университетом
магнитофон восьми кг.
Струясь с бобины на бобину
шуршала плёнка типа шесть
и в нашу тихую долину
несла неслыханную весть,
неукротимый, незаконный,
нечеловеческий надрыв.
И шли штрафные батальоны
на смерть в отчаянный прорыв,
хрипел горящий истребитель:
Мир будет дому твоему!
И был я с ними, победитель,
душой причастный ко всему.
И вместе со стрелком опальным
портвейн лакали из бадьи,
и сердце ёкало в груди,
когда рвалось к вершинам скальным.
* * *
Орденоносцы той войны
еще не стали стариками...
И пыль нетронутой луны
примята, жалко, что не нами...
Всходила дерзкая звезда
лихой любимовской Таганки...
И горожан будили танки,
но это в Праге, ерунда...
1971-76
Над чёрной классною доской
висят знакомые портреты,
и с них маститые поэты
взирают строго, как рукой,
нетвёрдой, выпачканной мелом,
морфологический разбор
корявым почерком несмелым
пытаюсь выполнить.
В упор
мне свой классический упрёк
они внушают, укоряя:
Опять не выучил урок?
что ж ты за бестолочь такая!
Когда бы автор "Идиота"
до этих дней дожил, скорбя,
он написал бы про тебя.
Садись, ужасная работа!..
И хмурит брови Маяковский:
Пороть! Давно пороть пора!
И даже Пушкин и Жуковский,
все были против школяра.
Лишь Чехов щурится хитро,
певец родной земли печальный...
А vis-а-vis – Политбюро,
ареопаг наш коммунальный,
рядком от брежневской главы:
Машеров, Суслов, Кириленко,
Устинов, кто ещё?... Черненко,
а остальных забыл, увы...
1976-78
Мы все служили по два года
когда-нибудь и где-нибудь,
тогда от армии и флота
не норовили косануть.
В дерьмо афганской авантюры
еще не вляпалась страна.
Служить во взводе десантуры –
мечта любого пацана.
Куда пошлют – вблизи от дома,
иль в лешачиные места,
решает воля военкома,
хоть не везде и не всегда.
Вновь сформированная рота –
марш за ворота ГСП** –
и к месту службы из расчета
по два десятка на купе,
минимизируя расходы.
Сто тридцать два призывника
под вечер прибыли в Минводы
почти к подножью Машука.
В то время Северный Кавказ
являл картину пасторали.
И ваххабиты и спецназ
пока в солдатики играли.
Сержант-комод***, наш царь и бог,
из западенцев, строг к кацапам.
Кто в карантине не подох,
тот присягнул и стал солдатом.
Подъем – отбой – замри в постели –
упал – отжался – пропотел...
Я там за первых две недели
на три размера похудел.
1979-84
Мы выполняли директивы,
и старый ржавый паровоз
под надоевшие мотивы
катился плавно под откос.
Москве нужна Олимпиада, –
Решила "Совесть, Ум и Честь",
Мы отвечали дружно: Есть!
И понастроили, что надо.
Взлетели к небу стройки века –
стекло, металл, пенобетон.
Крутое сальто велотрека,
здоровый крытый стадион.
* * *
Мы были вечно недовольны,
и поддаваясь ловкачам,
я слушал "Голоса" и "Волны"
крутя "Спидолу" по ночам.
Крепило оборону НАТО,
о чем вибрировал эфир,
Втирали мне БиБиСенята,
что, дескать, вот они – за мир.
Что пропадёт Союз без сои,,
у ней де вкусная ботва.
А развернут в пространстве "СОИ"* –
тогда наступит всем лафа.
Вкушая крепкие напитки,
с "Маратом" спорил "Робеспьер".
Мы повторяли их агитки,
и уходил СССР...
* * *
Тогда мы, партией учимы,
катались в Ялту, что нам Кипр,
и ритуал бритья щетины
благоухал парфюмом Шипр.
Фанфурик едкого бальзама
стоял на полке санузла,
с утра, коль на́ сердце погано,
годился и для похмела.
Мы были все равны брат с братом
и на трибуне, и в пивной.
Однако пролетариатом
употреблялся и Тройной.
И тянет выругаться матом:
Где ты, Великая Страна,
что пахла Шипра ароматом?..
Эх, проебали, мать честна!
* * *
В те дни, прошедшие давно,
я с виду был вполне нормальный,
но первый опыт сексуальный
упрятан памяти на дно.
И до сих пор стремглав краснею:
Вот неуклюже, как медведь,
уединившись вместе с нею,
её попробовал раздеть.
Бурлить вскипающим либидо –
то участь каждого юнца.
Тогда я кончить мог от вида
в кино девичьего сосца.
Она мне честно помогала,
член направляя в закуток,
а я сдержать себя не смог
и брызнул в складки одеяла.
* * *
Во мне вдруг зазвучало слово,
почти неслышное ещё,
то было так щемяще ново,
так необычно, так свежо.
И начал я марать бумагу
и прятать в ящике стола.
Мою бы наглую отвагу –
да на конкретные дела.
Учёбу бросив в институте,
кропал нелепые стишки,
смесь эйфории и тоски –
ядро моей духовной сути.
В меня поверил мой учитель,
а я не смог уйти в полёт.
Теперь я старый виршеплёт,
несостоявшийся виршитель.
1985-91
Живя с аванса до зарплаты,
не нажил каменных палат,
на вид простой и грубоватый...
...Лет двадцать пять тому назад,
чеша всклокоченное темя,
примяв продавленный диван,
наткнулся взглядом на экран,
где началась программа "Время".
Кириллов скорбно и привычно
тогда поведал лаконично,
что, мол, очередной генсек
вдруг ласты склеил, имярек.
И вот, как черт из табакерки,
к трибуне прыгнул молодой.
Он, приоткрывши в гласность дверки,
увлек и нас белибердой.
Горбатый нАчал перестройку
сперва, едрить-переедрить,
хотел свернуть в стране попойку.
Врешь! Пили – пьем – и будем пить!!!
Пиzдоголова и кондова
была евонная башка.
Он порубил лозу Молдовы
и тем лишил нас портвешка.
Как штурмовали мы прилавки,
душой похмельною горя,
чтоб получить два пузыря.
Но что нам два? Лишь для затравки.
Эх, времена генсека Мишки!
Он, сука, меченая bлядь,
Нас подъеbнул : Читайте книжки.
Тогда мы начали читать.
Сначала мы прочли Баркова
без многоточий и лакун.
Иван Семёныч, потаскун
умел, где надо, вставить слово.
И что за слово, мужики!
Его мы радостно глаголем.
Недаром имечко Луки
для нас является паролем.
И где мне быть ни доведётся,
вдруг заблужусь без языка,
Произнесу в толпе: Лука!
И десять русских обернётся.
Потом пошли читать запоем,
раз сняли с чтения запрет,
казалось, золото мы моем
в завалах книжек и газет.
Умы дурманила свобода,
тогда о ней мечтали все.
И не прошло четыре года,
она пришла во всей красе.
Мы торопили перемены.
Извольте: с приступа в карьер
свободно вверх рванулись цены,
и каждый стал миллионер.
* * *
1991-99
Принес домой кулёк с дочуркой
я в середине октября.
Страна же, мягко говоря,
одной большою стала дуркой.
Просрали путч ГэКаЧэПисты,
нам Ельцин дал трехцветный стяг,
а реформаторы речисты
льют на народ потоки врак.
И мы хлебали эти враки.
Нам преподнёс данайский дар
внучок чекиста и писаки,
всем приснопамятный Гайдар.
Он родом из номенклатуры,
сей толстощекий ренегат,
поганый выкормыш цензуры,
из дерьмократов демократ.
Они вдвоём на пару с рыжим
народ на бабки развели,
зато набили кошели
своим приятелям бесстыжим.
Мы выживали в одиночку,
стянув на пузе кушачок.
Но всё же выпестовал дочку,
Валюш, я сделал всё, что мог.
* * *
* Ежели кто запамятовал: ПС КП СССР – Первый Секретарь Коммунистической Партии Союза Советских Социалистических Республик
вернуться к тексту
** ГСП – Городской Сборный Пункт
вернуться к тексту
*** Комод – Командир Отделения
вернуться к тексту
**** СОИ – Стратегическая Оборонная Инициатива
вернуться к тексту
|