Совершенная кошка

Вся эта история началась, с попытки сфотографировать кошку, жившую у моих друзей. Это было милое создание: серое, грациозное. Кошка была взрослой, но казалась котенком - маленьким, игривым. Она не замирала ни на минуту: то каталась по ковру, то прыгала на холодильник, то терлась о мои джинсы.

Восхищенный грацией кошки, я решил заснять ее. Вспышка, и на мониторе цифрового фотоаппарата я вижу маленький образ будущей фотографии. Увы, даже на мониторе было видно, что вместо очаровательной кисули вышла какая-то серая тряпочка. Фотоаппарат у меня простенький, да и фотограф из меня не слишком хороший. Но даже если бы у меня была отличная оптика, и я смог бы уловить самую эффектную позу этой кошки, выстроить свет и тени, все равно не многие люди увидели бы эту обычную, в общем-то, серую кошку так, как вижу ее я. Для меня кошки столь же необычны и привлекательны, как и женщины. Мой взор отдыхает на них, душа радуется им, руки тянутся к мягкому меху, ожидая тепло и слабые разряды электричества, покалывающие пальцы - подобные ощущения я испытываю, когда запускаю руки в длинные, густые волосы моей девушки.

"Неужели ничего нельзя сделать, чтобы фотография этой кошки вышла удивительной"? - подумал я. Что еще, кроме цифрового изображения, требуется для этого? Мои эмоции? Знания о том, как эта кошка двигается, мурлычет, какая у нее мягкая шерстка?

Не все люди любят кошек, мне грустно с этим смириться, но это так. К сожалению Марта, так зовут мою девушку, тоже не любит кошек. Вот если я смог бы сделать фотографию, в которую вложил все мое понимание этого необычного зверька, и Марта смогла бы это понять, я был бы счастлив совершенно. Нет, мне не стоит жаловаться, Марта у меня удивительная и без любви к кошкам, но все же... Я хотел показать ей, что же такое Кошка - настоящая Кошка.

Задача была поставлена. Я - ученый, работающий в небольшой научной лаборатории. Мы исследуем природу волн, излучаемых мозгом, пытаемся их записать, а потом воспроизвести. Такие записи мы называем "мыслеграммами". В идеале, если такую мыслеграмму проиграть другому человеку, он почувствует и ощутит в точности то, что чувствовал и испытывал человек, с которого была снята эта мыслеграмма. Для чего это надо, спросите вы? Навязывая чужие эмоции и ощущения, мы не меняем личность человека. Человек продолжает думать о своем. Меняется лишь эмоциональный фон. Зачастую достаточно с улыбкой посмотреть на проблему, терзающую человека - и острота конфликта будет снята. И, кроме того, мы предполагали оказывать нашу помощь не всем, а только тем, кто не в состоянии сам изменять свое эмоциональное состояние.

Наша программа была рассчитана для помощи умственно неполноценным людям, людям с ущербной психикой, с различными нервными расстройствами и депрессивными состояниями. Ведь никто не протестует, когда неудавшихся самоубийц лечат в клиниках медикаментозно. А мы могли бы лечить с помощью мыслеэмоций, проигрывая им светлые, радостные ощущения и чувства гармоничных личностей и даже детей. И наше лечение было бы гораздо позитивнее и эффективнее, чем лекарства.

Для экспериментов нам обещали давать заключенных - правительство финансировало нашу программу изменения сознания для агрессивно неизлечимых преступников. Конечно, идея работать с заключенными нас не радовала, но использовать добровольцев было запрещено законом. Или мы, сотрудники лаборатории, могли на собственный страх и риск отрабатывать свои методики на себе.

Впрочем, пока все наши достижения сводились к тому, что если записать сильную эмоцию человека, например отчаянный плач, то такая мыслеграмма, переданная излучателем другому человеку, способна вызвать у него легкую печаль, да и то, если он находится в равновесном, спокойном и чутком состоянии. Записанная мыслеграмма смеха лишь иногда вызывала улыбку при прослушивании. То есть, в общем-то, достижения нашей лаборатории не отличались масштабностью.

Для решения своей задачи получить образ настоящей Кошки я попытался совместить изображение и мыслеграмму вместе.

Я использовал маленькое ноу-хау, которое позволило мне не сложить эти два процесса, изображения и эмоции, а умножить эффект их воздействия, добавив еще знания. Я создал аппарат, делающий "настоящие фотографии". Он фотографировал объект, записывал мое к нему эмоциональное отношение в виде мыслеграммы, а еще создавал небольшой видеоролик, снимающий объект со всех сторон и в движении с характерными позами и звукорядом (мурлыканье, мяуканье). Плюс он улавливал нечто эфемерное, делающее запись одухотворенной, живой.

Аппарат я назвал "комната эмоций" (Сокращенно "КОЭМ"), по аналогии с переводом слова "фотокамера" - "комната света".

КОЭМ представлял собой шлем, напичканный электроникой, совмещенный с самой дорогой видеокамерой и цифровым фотоаппаратом. В результате съемки объекта получался достаточно большой цифровой файл данных.

Далее я обрабатывал этот файл, улучшая его. Запись казалась четче и лучше оригинала.

Поясню на примере обычной фотографии. Я могу изрядно поработать над фотокоррекцией - повысить насыщенность цвета, увеличить яркость, контрастность, выделить чистые цвета, сделать изображение более резким. Откорректированная фотография горит на мониторе компьютера яркими перьями жар-птицы, глаз не оторвать, как на рекламных плакатах!

После съемки КОЭМом я усиливал все характеристики - и эмоциональные, и зрительные, обрабатывал звукоряд, убирая грубые шумы, добавлял чистого знания.

Полученный файл данных я закачивал в небольшой передатчик, который размещался на рамке фотографии. Человек, посмотревший на фотографию, включал определенным образом проигрывание этого цифрового файла, и вместе с фотоизображением объекта получал мои эмоции и видеоизображение со звуком - секундным импульсом. Способ включения передатчика в момент взгляда на "настоящую фотографию" - еще одно ноу-хау.

Зритель даже не подозревал, что в его мозг было закачано некоторое количество дополнительной информации. Ему казалось, что фотограф, сделавший этот кадр - гениальный художник. Снимок - уникален. И слышно мурлыканье неизвестной кошки, и чувствуется мягкость ее шерсти...

Микроэлектроника стоила дорого. Все мои сбережения я вложил в первую модель КОЭМа и передатчика. Это были деньги, которые я копил на свадьбу со своей подружкой Мартой. Когда я показал ей фотографию неизвестной кошки Мурки (а вы ведь помните, что она не любила кошек), Марта удивленно уставилась на снимок, будто впервые увидела этого зверька, а затем протянула:

- Какая потрясающая кошка. Неужели такие бывают на свете?

- Это обычная киска, моя дорогая, - ответил ей я, - просто ты видишь ее моими глазами. Я научился фотографировать свои эмоции.

- Потрясающе. Интересно, а какой ты видишь меня? Ты сможешь сделать мою фотографию?

В то время я был сильно увлечен этой девушкой. И испытывал к ней самые удивительные чувства: нежность, влечение, радость, восторг, отчаяние от ее выходок, раздражение от ее вечной игры. К тому же, она была недурна собой, и если ее личико не совсем соответствовало идеалам обложек модных глянцевых журналов, то тело было совершенным. Длинные светлые волосы вольно и свободно закручивались локонами.

- Конечно, - ответил я ей.

Я снимал ее целый день - и голой, и в одежде. Я заставил ее танцевать и петь, говорить приятную чепуху и даже спровоцировал на небольшую ссору, в которой она выглядела очаровательно - огонь негодования так и освещал ее. Целый день я не снимал шлема КОЭМа. После того, как она заснула у меня на руке, я ушел в свою комнату и провел за компьютером всю ночь, монтируя цифровой файл - "довесок" к фотографии Марты. Саму фотографию размером "А три" я вывел на принтере и поместил в раму. Передатчик у меня был всего один - я вытащил его из рамки фотографии кошки - и очаровательная кисуля снова превратилась в простую тряпочку.

Зато фотография Марты стала шедевром. Куда до нее Моне Лизе! На самой фотографии я снял Марту после того, как мы с ней в первый раз за день удовлетворили свою страсть. В цифровой файл я вложил один день из нашей жизни, увиденный моими глазами, одобренный и отмеченный любовью, страстью, дружеским удивлением и даже легким негодованием. Не ангел. Живой человек, любящий и любимый.

Утром, проснувшись, Марта спросила меня:

- Ну что, умник, готова моя "настоящая фотография"? Ну-ка покажи, какой ты видишь меня. - Она взглянула на свою фотографию.

- Ничего особенного. Просто хороший кадр, - сказала она, разглядывая свой портрет с высоких подушек постели.

К сожалению, радиус моего передатчика был совсем небольшим - не более метра. Чтобы разглядеть "кошачий эффект", надо было подойти к фотографии поближе. Нехотя, моя подружка надела шлепанцы и подошла к дальней стене, на которой висела фотография... И замерла там, удивленно и потрясенно.

- Ты так меня любишь, малыш? - только и смогла она произнести. Дело в том, что на словах я никогда не признавался ей в такой любви, которую вложил в мыслеграмму к портрету. Не забудьте, там также были видеозаписи всех самых красивых сценок с Мартой в главной роли. То, что не осознавалось наяву, тем не менее впечатывалось в мозг зрителя.

Я улыбнулся ей, не сказав ничего. Словами я никогда не мог выразить то, что было внутри меня.

- Я готова выйти за тебя замуж прямо сейчас, - сказала она мне, - несмотря на то, что ты еще не собрал всей суммы, которая нам требуется на свадьбу, покупку квартиры и первоначальные расходы.

Мы с Мартой изредка обсуждали вопрос с женитьбой. В принципе, она была согласна, но только когда у меня накопится определенная сумма. А пока нам и так было неплохо вместе.

Мне пришлось рассказать ей о том, что все уже накопленные деньги были мной истрачены на аппарат, создающий "настоящие фотографии". Ее реакция была почти ожидаема мною - вначале она заплакала, потом долго ругалась со мной, но незло. Наша совместная жизнь откладывалась уже целый год, потому что она жила с мамой, а я - в небольшой однокомнатной квартирке, выделенной мне научной лабораторией. Мы хотели купить свою квартиру, хотя бы в рассрочку, а затем начать вить семейное гнездышко. Я был не против появления пары птенцов в этом новом уголке. Теперь же с птенцами придется подождать.

- Послушай, - вдруг сказала мне Марта. - А почему бы тебе не продать свое изобретение какой-нибудь крупной фирме? Эмоциональная реклама - звучит коряво. Но по сути - это золотая курочка, которая сможет снести нам золотые яички!

- Ты не понимаешь, дорогая! Я придумал этот аппарат, чтобы передать красоту мира, мое восторженное отношение к нему. И чтобы я фотографировал какие-то чизбургеры? Никогда! А потом, я просто не смогу смотреть на эти противные теплые булки с восхищением. Я ненавижу этот вид еды.

- Это самое простое, - отмахнулась от меня моя невеста. - Поголодаешь пару-тройку деньков, и ты не то что на чизбургер, на лист фанеры, помазанный майонезом, засмотришься, слюнки у тебя потекут, а твой фотоаппарат запишет все эмоции в лучшем виде. Рекламодатель просто умрет от восторга, когда поймет, какую потрясающе эффектную рекламу сможет выпускать.

- Зайчишка, пока мои передатчики слишком слабы, мыслеграммы делеко не передадут! Их радиус - не больше метра...

- Ерунда! Тебе дадут кучу денег на разработку более мощного передатчика, творческий коллектив и целый научный институт в придачу.

Слова Марты меня озадачили. Мне всегда казалось, что верхом моего карьерного роста было желание стать начальником лаборатории. Я никогда не задумывался над тем, что мое изобретение сможет продвинуть меня в директоры института, что оно позволит заработать денег на приличную жизнь. А впрочем, ее идея мне понравилась. Хотя первое, что я хотел от своего изобретения - это устроить собственную выставку "настоящих фотографий", я мечтал о славе уникального фотохудожника. На этой выставке я бы разместил фотографии кошек, моря, Марты, леса, птиц, грибов - всего того, что люблю. О том, что мое изобретение может принести мне коммерческий доход, я пока не думал.

2.

Чтобы вести дальнейшие разработки моей идеи, мне требовались серьезные деньги и спонсоры. И, упрятав подальше свою гордость художника, я взялся за ремесло.

По совету подруги я ничего не ел три дня, а также не смотрел телевизор, не читал книг и газет. Я заперся в темной спальне и ничего там не делал. Я создавал внутри себя вакуум и голод не только физический, но и духовный. Поэтому когда я надел на себя шлем КОЭМа и начал запись файла данных Чизбургера, то я не только хотел его съесть, но и просто внимательно рассматривал этот уникальный после трех дней бездействия объект. Корочка хлеба показалась мне похожей на босые пятки Марты - ее я тоже не видел три дня. Мягкая булка напоминала грудки Марты. Сыр казался спермой, истекающей из нежного женского лона.

В результате, когда я смонтировал эм-фотографию Чизбургера, она оказалась неприлично эротичной и вызывающей странные сексуальные ассоциации. Марта забраковала ее, посмеявшись моей фантазии.

- Использовать булки для удовлетворения своих сексуальных потребностей - это немного чересчур, - только и смогла она выговорить сквозь смех в моих объятиях.

После недели нормальной жизни, с завтраками, обедами, ужинами и Мартой, я повторил попытку трехдневного поста, только в этот раз Марта была рядом со мной в спальне, чтобы у меня не было сексуального голода. В этот раз фотография Чизбургера получилась, что надо. Ибо утомленное любовью, не подкрепляемое физически тело, среагировало на Чизбургер мощно и сильно, как рыба на приманку. В общем-то, рыба часто замечают поддельность приманки, но если та удивительно сделана, живо блестит под водой, играет - рыба не может противиться желанию съесть этот потенциально опасный корм, что бы ни было у него внутри.

Так и мне хотелось съесть эту булку, несмотря ни на что - ни на огромное количество калорий, ни на относительное низкое качество, ни на противный вкус. Когда эм-фотография была готова, излучатель смонтирован на рамке и включен, Марта взглянула на Чизбургер и удивленно произнесла:

- Я знаю, что сама попросила тебя сделать эту фотографию, однако я прошу тебя - давай сходим в Макдональдс и съедим там этот проклятый чизбургер! Пока я не сошла с ума от невыносимого желания.

И действительно, пока мы не сделали это, мы не смогли успокоиться.

Вряд ли фотографию булки с котлетой можно назвать "настоящей". Еда не может быть "истинным" объектом. Это была фальшивая фотография, не имеющая ничего общего с Прекрасным. Но помните, что я пошел на такое извращение своей идеи только с одной целью - добиться финансирования. Чтобы люди потом смогли почувствовать ветер, играющий волосами моей любимой. Чтобы они увидели танец рыбок и стрекоз на рассвете, когда все спят... Чтобы они полюбили кошек...

Являются ли женские колготки вещами, с которых можно делать настоящие фотографии - я так и не решил. Обычно я не равнодушен к этой второй прозрачной коже. Я люблю шелковистую прохладу белых чулочков с кружевом и липкой полоской изнутри. Я люблю колготки с рисунком, блестками, всякими финтифлюшками, типа ластовиц и утяжек по фигуре. На каждый праздник кроме подарков я всегда дарил Марте колготки. И она их любила и создавала все условия, чтобы демонстрировать новый шедевр - надевала коротенькую юбочку или ничего. Кроме колготок, разумеется.

Поэтому не удивительно, что Марта предложила сфотографировать свои любимые колготки, чтобы сделать настоящую фотографию галантерейного чуда. Она отважно одела шлем КОЭМа и мы пошли в магазин женского белья, где я обещал ей купить три пары любых колготок, самых дорогущих. Любезный продавец разрешил нам не только рассмотреть и вынуть колготки из каждой пачки, но и заснять их на фоне своей витрины, потому что я пообещал сделать для него хорошие фотографии его товара. Разумеется, ему я собирался дать простые фотографии, без видеозаписи и эмоций.

Марта в течение часа запечатлевала свое трепетное видение колготок, потом надела выбранные, отдала мне шлем, и я снимал ее очаровательные шелковистые ножки, танцующие, порхающие, выписывающие невидимые узоры на темном бархатном покрытии витрины. Прохожие за стеклом любовались ножками-рыбками - глаза этих людей я тоже записал на КОЭМ. Даже продавец растрогался и подарил Марте четвертую пару колготок с серебряной нитью по бокам. Дома я заснял снимающую и надевающую колготки Марту во всех ракурсах, подсветив разноцветными фонарями. Для съемок мне пришлось оборудовать мою крохотную квартирку профессиональным светом, рампой, все стены я обил шелковой драпировкой. Из комнаты я вынес почти всю мебель на кухню, которая у меня была достаточно большой. Кровать пришлось перевезти к другу, она занимала слишком много места - вместо нее мы купили надувной матрас. Крайне неудобная вещь - и как только люди на таких спят?.

Я надеялся, что как только получу приличные деньги, то сразу смогу снять новую квартирку... Кабинет с компьютером, спальня, гостиная, комнатка для Марты, и просторная комната под студию - большего мне было не нужно. Но пока приходилось обходиться моей однокомнатной квартирой.

На монтирование файлов "настоящий Чизбургер" и "настоящие Колготки" ушло пару недель. Я мог бы, наверное, сделать настоящие фотографии машины или компьютера, но у меня не было под рукой подходящего объекта, а кроме того я не уверен, что смог бы испытать достойные для записи этих объектов эмоции. Со временем, подумал я, мое изобретение породит новые профессии: сценарист эмоций и эмоциональный актер.

Пока мое изобретение не проглотили корпорации и фирмы, следовало подумать о том, чтобы самому не стать жертвой рекламы. Я живо представил себе, как хожу по улицам родного города, уставившись в мостовую, потому что взглянуть на какой-нибудь рекламный щит означает тотчас воспылать к рекламируемой вещи непреодолимой страстью. Приборчик, который отсекал влияние мыслеграммы на человека, уже был разработан в нашей лаборатории. Мой шеф думал о безопасности в первую очередь. Дело в том, что мозг улавливает волны-мыслеграммы в очень узком диапазоне. И стоит создать небольшие помехи, как диапазон волн-мыслеграмм чуть-чуть смещается. Этого достаточно, чтобы передача мыслеграммы, посланная на определенной волне, прошла мимо сознания и подсознания. Результат такой ненастроенной передачи будет нулевым. Конструкция глушилки" была довольно громоздка - помещалась в корпусе от аудио-плеера. Мне хотелось бы уместить ее в перстне, серьге или булавке для галстука. Но денег на доработку у меня уже не было. А моя лаборатория не собиралась этим заниматься, потому что пока ей нечего было глушить.

Как заместитель своего шефа, я имел право пользоваться любым оборудованием лаборатории. Я взял себе плеер-глушилку и протестировал его на своих "настоящих" фотографиях. Как только я включал плеер, мои фотографии становились обычными. Я не чувствовал никаких эмоций, глядя на Чизбургер и на Колготки Марты. Итак, защита от моего же собственного изобретения у меня была, и преотличная.

Осталось выбрать компании, которым я предложу новый вид эмоциональной рекламы. Скажем, сеть ресторанов Макдональдс (в конце концов, я же фотографировал их продукт), фирму по продаже автомобилей или компьютеров. Продавцы недвижимости тоже, наверное, обрадуются возможности продавать "настоящие" дома.

3.

Не буду вас утомлять описанием, как я пробивался к первым лицам фирм. Поначалу я даже не мог добраться до секретарей-референтов руководителей - меня поднимали на смех, как только я начинал рассказывать суть изобретения. До демонстрации дело не доходило. И все-таки однажды мне повезло. Я смог рассказать о своем изобретении и даже показать свои эм-фотографии референту директора одного крупного автоконцерна, продающего иностранные автомобили во всех крупных городах нашей страны, а также владеющего сетью автозаправок и мастерских тех. обслуживания. Референт смог выделить мне место в расписании своего руководителя в течение всего одной недели.

Вот какой разговор состоялся у меня с генеральным директором этого концерна.

- Здравствуйте, господин Веденеев.

- Здравствуйте, Александр Михайлович! Спасибо за то, что приняли меня. И зовите меня просто Сергеем!

- Уважаемый Сергей. Мой референт настойчиво рекомендовал мне лично посмотреть на ваши фотографии. Он серьезный человек, но, право, мне не верится в его рассказы. Захотеть съесть чизбургер, только посмотрев на фотографию? Мне это кажется нелепицей.

- Можно я покажу вам эти фотографии?

Получив разрешение, я повесил на стену Чизбургер, включил передатчик в ждущий режим и попросил его подойти поближе. Когда они встретились глазами, Человек и Чизбургер, произошло короткое замыкание... Александр Михайлович потряс головой, пытаясь стряхнуть полученный секундный импульс, "добавку" к фотографии. А затем включил интерком и неуверенным голосом попросил секретаршу принести ему в кабинет пару чизбургеров. Срочно!!! Вышколенная секретарша смогла быстро организовать закупку бутербродов. Отворачиваясь от меня, стряхивая крошки с безупречно отглаженного пиджака, глава компании сожрал ненавистный продукт. После этого повернулся ко мне.

- Говорят, у вас есть еще одна фотография? Женских колготок, кажется. Надеюсь, мне не захочется тотчас покупать и надевать их? А то, знаете, как-то неудобно будет.

Я уверил его, что реклама колготок рассчитана в основном на женщин. Возможно, он запомнит фирму-производителя, чтобы подарить такие же колготочки жене. Но на женщин моя реклама действует гораздо сильнее.

Передатчик мыслеграмм у меня был всего один, я переставил его на фотографию Колготок. Улыбка сытого кота осветило лицо Александра Михайловича, когда он взглядом активизировал передатчик и получил мыслеграмму с описанием продукции. А еще увидел ножки моей Марты.

- Неплохая вещь! - веско и неопределенно сказал он, имея в виду то ли колготки, то ли ножки, то ли мое изобретение.

После этого он заставил меня вкратце описать основные принципы моего изобретения. Узнав, что реклама непосредственно воздействует на мозг, он погрустнел:

- Значит, ваши фотографии это нечто вроде 25-го кадра. Но такая реклама запрещена законом... Потребитель не захочет... Зомбирование...

Тогда я показал ему настоящую фотографию Кошки и настоящую фотографию Марты.

- Разрешите мне открыть музей, где я выставлю свои фотографии-мыслеграммы. Мы ничего не будем скрывать, опишем принцип воздействия "настоящих" фотографий на человека, на его мозг. В нашем мире так мало настоящих и удивительных переживаний! Так мало истинных эмоций. Поверьте, общественное мнение быстро оценит это изобретение. А там можно будет объявить новый вид рекламы "окном в новый мир настоящих вещей", "рекламой будущего".

- Почему вы, Сергей, не сделали фотографии автомашины? - спросил Александр Михайлович. - Возможно, мне было бы проще принимать решение, глядя на такую фотографию.

- Я не слишком хорошо разбираюсь в современных машинах. Моя отечественная лошадка доставляет мне слишком много хлопот, я вкладываю в нее массу денег при сомнительном результате - то и дело застреваю в пробках, вечно опаздываю, чудом избегаю столкновений с "чайниками" на дорогах. Я не умею восхищаться машинами. Для съемки автомашин нужен оператор, влюбленный в них.

Александр Михайлович думал долго. И, наконец, спросил:

- А есть ли метод защиты от новой рекламы, какой-нибудь компактный прибор? Вот если бы мы могли обеспечивать всех недовольных влиянием этой новой рекламы бесплатными брелками с вмонтированными в них приборами защиты, работающих от обычных батареек-таблеток...

Мне пришлось признаться, что я сам использую такой прибор, и показал ему плеер-глушилку. Я объяснил, что возможно сделать его меньше. (В этом мире возможно почти все. Главное - придумать идею)

В конце концов, Александр Михайлович согласился финансировать разработки нашей лаборатории, преобразовав ее в институт и сделав меня директором. Вначале он хотел заключить со мной монопольный договор, по которому суть изобретения оставалась бы тайной, а он один был бы хозяином уникальной технологии. Но ему не хотелось в случае неудачи расплачиваться своей головой, положением и деньгами. И он решил взвалить весь груз ответственности на меня - я становился основным разработчиком, брал патент на свое открытие (с этим он мог мне помочь). Александр Михайлович обещал открыть фотогалереи Настоящих Вещей в нескольких крупных городах, развернуть рекламную компанию в газетах... Его интересом была прибыль.

Через месяц мы подписали договор, по которому он вкладывал деньги в мой проект и получал 95% процентов возможной прибыли и 100% возможных убытков. Когда он назвал мне сумму моих пяти процентов, которую я получу за год, я только глупо улыбнулся. Мне хватит и на квартирку для нас с Мартой, и на домик, и на дворец, и на... тут моя фантазия стала иссякать. Потому что сумма была огромной. А кроме того, я получал институт с неограниченной сметой расходов. Моим заместителем Александр Михайлович сделал своего племянника, талантливого инженера, способного разбираться и в науке и в администрировании - однако именно он окончательно утверждал сметы и направление разработок. Что ж, с этим мне пришлось смириться.

Я опущу технические подробности доработки КОЭМа. Этот год остался в моей памяти, как самый счастливый год жизни. Я колесил по миру с Мартой и делал съемку КОЭМом. Шторм на море - на моих губах соленые брызги, смешанные с немного горькими поцелуями Марты, потому что ее губы тоже забрызгало бушующее море. Зритель видит это моими глазами... Это мой шторм и мое море. Шум тысячи набегающих и рассыпающихся волн спрессованы в один небольшой цифровой файл, включающий в себя многочисленные элементали знаний о море в целом.

Пустыня, штиль. Песок, оказывается, не мертвый - вот с бархана осыпалась кромка, вот пробежал геккон, охотящийся на муху, ястреб высматривает добычу из поднебесья, а я рою яму в поисках водицы. Потому что я нашел растение, которое растет только на подводном ручейке. Откопанная водица мутна, но вкусна. Мыслеграмма сможет передать песчинки, набившиеся в рот, жару, нежно сжавшую своими меховыми жаркими лапками грудь и горло... А гигабайты информации расскажут о жизни в пустыне...

Результатом этих съемок стали фотогалереи настоящих вещей и событий. Поначалу в них выстраивались очереди. Всем хотелось увидеть чудо.

Первые рекламные щиты создавал не я, а специалисты, знающие свой предмет, дизайнеры, промоушены, ученые - умеющие подробно рассказать о предмете рекламы, очаровать покупателя, заинтриговать... На эм-щиты поначалу ходили смотреть, как на телесериалы. Новая технология настолько захватила умы людей, что почти никто не пользовался "глушилками"-брелками. Мода на эм-рекламу смела все опасения скептиков - оказывается, в умелых руках, при помощи новой технологии, каждая вещь может стать чудом! Знания даются даром! Не надо обладать фантазией, чтобы увидеть прекрасное - эмоция вкладывается в душу, не надо быть образованным - цифровой сгусток легко запоминается умом. Кстати, именно благодаря эмоциональности, данные об объекте так хорошо усваивались мозгом. Известно, что человек легко забывает ненужную ему информацию. Но оказывается, если информация окрашена эмоционально, ее невозможно забыть.

4.

Вскоре эм-реклама вытеснила обычную повсюду... Эм-реклама нравилась всем! Кроме меня. Меня мучило ощущение, что я что-то упустил, проглядел. Казалось, все идет прекрасно: галереи "настоящих фотографий" были организованы по всей стране, каждый мог прикоснуться к красоте, увидеть наш мир глазами художника, поэта и ученого одновременно. Эм-реклама учила людей. Взглянув на эм-щит c автомобилем марки М, человек восторгался скоростью железного зверя, мягкими линиями корпуса, подобными женским формам, узнавал все параметры автомобиля, его ходовые качества, а заодно и принцип работы двигателя и еще много полезной информации.

Ограничение на количество сюжетов все же существовало - не более 8 в одном щите. Для автомобиля это: технические параметры, правила эксплуатации, общая схема автомобиля, правила мелкого ремонта, физический принцип работы двигателя внутреннего сгорания, адреса станций техобслуживания данной марки, выставки-продажи, гонки. Почему 8? Это максимальное число тем, которое способен запомнить мозг человека без перегрузки.

Реклама отображала мир вещей, эм-галереи - мир природы, живой мир, события.

Тысячи, сотни тысяч, а может и миллион объектов были запечатлены КОЭМом. Каждая фотография была поэтической копией мира, и вместе с тем - сгустком знаний. Миллионы остановленных мгновений совершенно и искусно поймали мир вокруг нас. Что было неправильным, невозможным.

Давным-давно, когда я только начал увлекаться обыкновенной фотосъемкой, я очень удивлялся тому, насколько сильно отличается только что сделанная цифровая фотография и оригинал. Марта, улыбающаяся мне с цифрового дисплея, уже по-другому стоит передо мной наяву - смотрит в другую сторону. Фотографии всего 10 секунд, а улыбка моей девушки - уже другая, а еще она успела за это время расстегнуть пуговичку на груди. Хотя я строго просил ее сидеть и не шевелиться. Ну ладно, допустим, живой человек не может застыть надолго.

Но когда я фотографирую пейзаж - все то же! Почему все вокруг меняется так быстро? На дисплее запечатлен миг - солнечные блики играют в пятнашки листвой кустарника на переднем плане, дальний луг освещен косыми солнечными лучами, а лес справа почти черен из-за тени, отбрасываемой тучкой-бегемотом. Я вглядываюсь в это остановленное мгновение, а затем отвожу взор от дисплея - оригинал существенно изменился. Ветер смял солнечную сетку, дальний луг выцвел и посерел, а облачко подросло до дракона... Хотя всего двадцать секунд разделяют два мгновения, остановленное и настоящее.

У меня была своя теория, объясняющая это явление: если остановить мир фотографией насильственно, под прицелом объектива, то он очень быстро и резко изменится. Потому что мир существует во времени, а время не терпит остановок. И когда я сравниваю фотографию с оригиналом, конечное и бесконечное - мироздание возмущается. Оно не может позволить себе быть неизменным, ибо в движении - его жизнь и смысл. И чтобы доказать субъекту, человеку, свою изменчивость, все вокруг приходит в интенсивное движение, происходит резкое изменение живого и неживого.

Я любил задавать сложные задачки окружающему меня пространству. Например, я фотографировал лес ясным, безоблачным, безветренным днем. Когда силы стихии не могли резко изменить мир. Все равно, что-то происходило: однажды из лесу вышел красавец-олень, в другой раз - девушка. Это была Марта - она ходила в лес за грибами. Так мы и познакомились. Я был очарован ею. И хотя некоторое время я еще продолжал игры с изменением окружающего, однако центр моего мира постепенно смещался в сторону Марты. А играть в изменения Марты мне казалось опасным. Поэтому вскоре я перестал пристально всматриваться в дисплей, сравнивая и поощряя изменения. Я стал искать не сравнения, а одобрения - я показывал Марте удачные фотографии, заглядывая в глаза женщины, а не фотоаппарата. В конце концов, я забыл о своей теории.

Вспомнил о ней я значительно позже. Даже не тогда, когда вначале в нашем городе, а затем и по всей стране начали происходить странные вещи... Эмоциональные, запоминающиеся, совершенные образы глубоко вросли в память человека, который всего лишь на мгновение мазнул взглядом по эм-фотографии. Этот образ-знание жил внутри него. Затем, увидев запечатленный объект наяву, человек сравнивал запомненный образ с реальным, совершенное с живым. Между прочим, живое даже казалось чуточку серым и бессодержательным, по сравнению с шедеврами, сотворенными талантливыми производителями рекламы. И что хуже всего - образ был стойким.

Если я в конце концов отрывал взгляд от дисплея фотоаппарата, когда играл с изменчивостью мира, то с появлением эм-фотографии было невозможно избавиться от укоренившихся в памяти образов.

И чтобы отличаться от них, мир начал меняться... Изменялись цвета, формы, масштабы объектов (живых и неживых). Поведение животных стало непредсказуемым, страшным, пугающим. Живое трансформировалось в неживое, в гибриды... Почему-то мир менялся в худшую сторону. Вероятно, слишком много прекрасного мы пытались забить в наши головы эм-фотографиями.

5.

Все началось с кошек - первого объекта моей эм-съемки. Благодаря эм-фотографиям множество людей узнали сущность кошек, я подарил им мое восхищение этими зверьками. Люди стали любить их - культ кошек приобрел древнеегипетский размах. Многие ходили с пакетиками кошачьего корма в кармане. Всего за год популяция кошек выросла в десятки, а может быть и сотни раз. Ночные кошачьи концерты стали чем-то вроде поскрипывания сверчка в деревенском доме - привычным и уютным.

Однако со временем эти звуки перестали радовать слух. Моя Марта всегда говорила, что ненавидит их ор, даже после того, как увидела фотографию настоящей Кошки. "Кошка - милое создание", - соглашалась она, - "но орет отвратительно". Так вот, со временем кошачьи концерты превратились в вой, стоны и стенания. Казалось, то ли волки завывали на луну, то ли шаманы скликали своих божков на обрядовые танцы. Кошки подросли... Они стали ростом с крупную овчарку. У них выросли зубы - их оскал стал похож на "улыбку" вымерших саблезубых тигров. Эти изменения начались ровно через год после первой эм-съемки, и всего за 2 недели кошки превратились в кошкмарных монстров. Независимая студия сняла на эм-щит эту новую породу кошек. Результат оказался убийственным. Не представляю, кто и зачем развесил эти страшенные плакаты на улицах города, где они смогли украсть КОЭМ для съемки, где смонтировали ролик... Оператор, снявший этих монстров, испытывал ужас. Как мне потом объясняли - это был эксперимент военных. Они заметили корреляцию между идеальным, светлым, приятным образом и реальным кошмарным изменением кошек. И сочли, что, выделив эмоции страха и ужаса, в ответ снова получат милых и ласковых домашних любимцев. В ответ на повторное запечатление, живая кошка превратилась в мутанта, кибернезированную машину с живым мозгом: металлическая броня и шерсть, алмазные зубы и когти и хитрая расчетливость. Кроме того, кошки стали выделять странный туман, еле видимую субстанцию изо рта. Когда почти незаметное облачко, вырывающееся из пасти твари, соприкасалось с неживым, последнее изменяло цвет, структуру, форму. Десяток кошек подышали на здание - и оно расплылось уродливым пузырем над мостовой, превратившись из пятиэтажного в одноэтажную уродину из гнилого дерева. Стальной кот чихнул на автомобиль - и тот превратился в груду ржавого железа... Даже еда трансформировалась - она вспухала оргиями ядовитых цветов. Кот дохнул внутри магазина - и зелено-фиолетовая колбаса вздрагивала розовой кожей, нежно обнимая лимоно-желтый хлеб.

Ядовитому дыханию кошек было подвластно все, когда-либо попадавшее на эм-щиты, кроме людей. Ну и люди не смогли стерпеть такого произвола - на кошкмарных монстров пошли войной. Увы, они оказались неуязвимыми! Пули отскакивали от их брони, более крупные снаряды превращались в труху. Потому что одному концерну пришла в голову идиотская мысль создать эм-рекламу оружия - "для наших темнокожих братьев". Все оружие оказалось подвластным кошкам.

Как только была выявлена связь эм-рекламы и мутировавшего мира, все эм-щиты были разрушены, эм-галереи - сожжены. Однако образы-знания тысячами пиявками сидели в нас, заставляя сравнивать, восхищаться, удивляться. Мы продолжали насиловать мир памятью о нем, точной, многогранной и эмоциональной.

Люди жгли "неправильную" еду, "взбесившиеся" автомобили, "дебильные" дома. Вся наша страна катилась в тартарары, готовя себе огромный очистительный костер.

Я не видел всего этого безумия. Только начало, когда кошки изменились во второй раз. Потому что меня принудительно включили в секретный проект военных "Спасение".

Я жил на сверхсекретной базе, глубоко под землей. Подземный город почти совсем не освещался. Все жители ходили в оптике ночного видения - чтобы исключить сравнения образов-вирусов, плотно оккупирующих наш мозг, с действительностью. Меня, как основного разработчика новой технологии, держали в комнате-камере и вовсе без света и очков. Правда, Марта согласилась составить мне компанию. Мне читали ежедневные сводки очередного безумия с поверхности. А я должен был выдавать идеи, как покончить с массовым безумием. Именно так рассматривали ситуацию военные. Они не допускали мысли о том, что изменялся мир, что это мы, люди, заставляли его изменяться. А не кошки.

К концу первой недели пребывания во мраке вместе с Мартой, вполне комфортного, по сравнению с ужасами на поверхности, я вспомнил свою теорию о том, что мир не желает остановок в виде обычных фотографий - что уж говорить о совершенных, наполненных знаниями и эмоциями эм-образов.

Я изложил военным свои соображения. Поначалу от идеи отмахнулись. Невозможно было представить внешнее изменение мира. Гораздо проще принять теорию глобального помешательства людей из-за массового применения эм-рекламы, поместить проблему внутри человека, а не снаружи.

Но военные любят играть идеями, как солдатиками. В их руках любое открытие может обернуться смертельной фатальностью. В данном случае это оказало обществу неоценимую услугу. Потому что, приняв за основу игру под названием "Мир сошел с ума", они выработали тактику и стратегию ведения этой игры. В дни кризиса населению приказали сидеть дома и смотреть "специальное" телевидение, час за часом, день за днем. За короткий срок было создано множество программ, которые показывали дикие, нелепые, невозможные вещи. В ход пошли чудовища из бестиариев, несуществующие расы из сказок и фэнтези-романов, по всем каналам показывали бесконечные фантастические сериалы и триллеры. Обыденность, привычность выдавливались из зрителей по капле. Те, кто отказывался смотреть телевидение, сошли с ума. Остальным помогала армия. Солдаты ходили по домам и разносили пищевые концентраты в виде серого порошка - этот вид пищи не ассоциировался с едой, рекламируемой на эм-щитах, и, значит, не мог трансмутировать. Солдаты ходили в очках-экранах, на которые транслировались те же передачи, которые смотрели жители города.

Выдуманный мир был гораздо ярче взбесившейся реальности, ее люди стали видеть лишь слабыми тенями. Однако даже эти тени смущали сознание. Поэтому в пищевой концентрат стали добавлять легкие наркотики, тормозящие рассудок, погружающие в гипнотический транс, вызывающие видения.

По сути, вся наша нация стала сумасшедшей, чтобы вылечить окружающий мир.

И потихоньку мир стал "приходить в себя". Те здания, которые не сожгли и не порушили, вновь приобрели нормальные размеры и текстуру, машины и механизмы стали возвращаться к своему прежнему виду, кошки уменьшались не по дням, а по часам. Все-таки мир помнил себя - он помнил свои изначальные образы и законы. Изменившись под насилием образов-знаний о нем, он вновь погружался в состояние покоя.

Буквально пары недель хватило на то, чтобы утихомирить взбесившееся мироздание. Разведчики, выходившие в мир, докладывали о прежнем порядке. За исключением физического разгрома, причиненного людьми миру. Последнее было поправимо! Хоть по ущербу и сравнимо с небольшой войной. И на этой войне было много погибших и сошедших с ума.

Я знаю, мир и люди залечат раны - уже второй день телевидение показывает спокойные передачи. Правда, никакой рекламы. Никаких новостей. Никаких кошек!!!

Я неплохо живу под землей - мне вернули свет и установили компьютер в комнате. Всего у меня пять комнат, две ванные, два туалета. Я могу работать и писать. Для начала мне поручили составить краткий отчет об этой трагедии. Отчету присвоили самый высший уровень секретности, как и мне, впрочем... Я отлично понимаю, что у меня нет никаких шансов вернуться на поверхность к миру, который я свел с ума. Пока мне и здесь неплохо. Мне выдают все требуемые материалы и книги, программы и разработки, оборудование. Я смогу проводить различные исследования. Марта ожидает первенца. А я ожидаю, что мой новый проект под названием "мыслепредставление" сумеет вернуть любовь людей к кошкам.