Аннотация: Что называется: не успела на конкурс "Фаворит удачи"!
Геннадию Петровичу Булкину, умнице и скромнику, будто кто дорогу перешел: ни в школьные, ни в студенческие годы ему не удалось не то чтобы обзавестись семьей, но даже влюбить в себя какую-нибудь прыщавую очкастую Марусю. Став преподавателем любимого института и проделав путь от ассистента до доцента кафедры всеобщей истории, он так и остался холостяком, теша себя редкими встречами со случайными дамами. Его друг и коллега Бажицкий, преуспевший на ниве любви, неоднократно пытался помочь Геннадию. Он знакомил его с девицами модельной внешности, с дамами бальзаковского возраста, с интеллектуалками и ценительницами здорового образа жизни. Последняя такая, по имени Алла, "запала" на нашего героя.
- Гена, вы чем-то похожи на Геннадия Петровича Малахова, - одарила она его комплиментом в первый вечер знакомства, - у вас то же имя, и тот же высокий лоб (это так деликатно она отметила проплешину на голове доцента).
Памятуя, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, Алла зазвала его на обед. Геннадий пришел прямо с заседания кафедры, продолжавшегося 3 часа, был голоден и мечтал о миске борща и пяти котлетах. С милой улыбкой Алла поставила перед ним блюдо проращенных злаков. "Это уже кто-то ел", - мелькнуло у Геннадия. Видя его замешательство, женщина подала гостю овощной бульон.
- Можно соли? - попросил он.
Алла вытаращила глаза, дрыгнула ногой и воскликнула:
- Как можно? Белая смерть!
На десерт были галеты, подозрительно похожие на собачьи.
После обеда Геннадий выслушал лекцию о пользе голодания, сыроедения, уринотерапии и сексуального воздержания в полнолуние. Доцент стыдливо умолчал, что вообще-то он любитель покушать, особенно вечером, и особенно перед сном. Отчего-то он представил как они с Аллой укладываются в супружескую постель и она, предварительно омочив тело упаренной уриной и приняв ее же внутрь, тянет к супругу отнюдь не сахарные уста.
Его передернуло, и он поспешил откланяться, дав Алле страшную клятву: не есть отныне мясо ("эти расчлененные трупы несчастных животных") и ряд других вредных продуктов.
По дороге домой он завернул в зазывно мигавшую неоновым окорочком харчевню и преступно съел зажаренную на вертеле курицу и рыбный салат с - о, ужас! - майонезом. После этого вновь почувствовал себя мужчиной и возрадовался жизни.
Через несколько дней Бажицкий протянул другу бумажку с телефоном Светланы Николаевны - "умопомрачительной бабищи: глаза и филейная часть как у потаскухи, а мозги как у профессора". Бажицкий не сказал, что несколько месяцев сам предпринимал безуспешные попытки штурма этого неприступного форта, но дамочка оказалась с характером: ей нужен был свободный мужчина.
Словесный портрет заинтриговал Геннадия и он, позвонив, предложил даме осмотреть выставку современного искусства.
Она стояла у крайней колонны портика Художественного музея. Волосок к волоску, ноготок к ноготку, ни пятнышка, ни морщинки. "Вот это женщина!" - восхитился Геннадий и ладонью пригладил редкие волосы.
Выставка произвела на Светлану Николаевну гнетущее впечатление. Она поднимала тонкие брови при виде абстрактных полотен и скульптур из железных прутов и гнутых рельс. Посреди зала торчал золоченый указательный палец в человеческий рост. Светлана Николаевна обошла сей шедевр, и, поднеся холеные пальчики к вискам, попросилась на воздух.
- Геннадий, - сказала она, глотнув кислорода, - проводите меня домой. От этого современного "искусства" мне дурно. - И пошатнувшись, она упала ему на грудь.
Ну конечно, он же был джентльмен, а не какой-нибудь болван! Когда такая женщина просит, разве можно отказать?! К тому же Геннадий усмотрел в ее просьбе намек на более интимное знакомство. А так как женщина она была довольно аппетитная, в голове у доцента стоп-кадрами замелькали сцены из, стыдно признаться, просмотренного порнофильма. Его шальные мысли шагнули так далеко, что он представил себя и Светлану Николаевну...
- Что бы вы сейчас хотели, Светлана? - в свой вопрос он вложил всю нерастраченную сексуальную энергию.
- После посещения этой мерзкой выставки я больше всего хочу залезть под одеяло и читать Данте Алигьери, - голосом Железного Дровосека отчеканила Светлана Николаевна.
И потащился наш герой в одиночестве на остановку общественного транспорта, и размышлял по дороге о трудностях, подстерегающих умного, но робкого мужчину на тернистом пути к женскому сердцу.
В троллейбусе толпа безжалостно прижала Геннадия к девушке в красном плаще. Ее черные длинные волосы, пахнущие магазином восточных сувениров, лезли ему в рот и ноздри, и он сказал:
- Девушка, если вы сейчас не повернетесь, я умру.
Она с любопытством посмотрела на него, очевидно поняв по-своему.
- Люблю роковых мужчин, - сказала она низким голосом и тут же потребовала у доцента телефон.
Всю неделю Геннадий только и думал, что о черноволосой чаровнице. И вот она позвонила и пригласила его в гости.
В своем лучшем костюме и нафабренных ботинках, с бутылкой "Кьянти" в портфеле, он отправился на свидание.
Услыхав в домофоне ее томный с придыханием голос: "Входите, дверь открыта", Геннадий заволновался, как студент перед зачетом, и пошел, дрожа коленками.
Она возлежала на брошенных на пол огромных синих шелковых подушках. Из-под коротенького черного халата торчали голые ноги с цепочками на щиколотках. Попивая чай, она брала с серебряного подноса кусочки какой-то липкой сладости. Рядом стоял мельхиоровый слоник, уныло опустив хобот.
Геннадий растерялся и застрял у стены как каменный атлант.
- Ну же, профессор, - подбодрила она его, одновременно повысив ему научную степень, - сольемся в экстазе?
Он мечтал об этой женщине долгую неделю, представлял, как будет очаровывать ее, носить на руках, а она так запросто превратила романтическую сказку в похабную быль.
Он молча развернулся и вышел, услышав брошенное в спину: "Вот придурок!"
Дома он откупорил "Кьянти", выпил рюмочку, посмотрел в окно на огромный рекламный щит женского белья, и задумался: а как поступил бы на его месте Бажицкий?
"Всё, хватит с меня городских", - решил он и в ближайшие выходные рванул на пригородной электричке в деревню Бабукино.
- Тетя Сима, - серьезно сказал Геннадий своей тетке, когда они сидели у самовара, - а что, холостые девки у вас тут есть?
Тетя Сима - ядреная баба с кулаками-кувалдами и мохеровой береткой на макушке - понимающе стиснула плечо племянника (при этом внутри племянника что-то хрустнуло) и уверенно сказала:
- Найдем тебе бабу. - И добавила: - Такую, что у-ух!
Времени не тратя даром, тетя и племянник отправились в деревенский клуб. В зале лузгали семечки человек десять. На стенах висели оставшиеся с новогодних праздников еловые лапы в мишуре (на дворе был май). На сцену вышел хор "Ивушка" в сарафанах и кокошниках, закачался и запел: "Приходите свататься. Я не стану прятаться..."
- Выбирай, - пихнула Геннадия в бок тетя Сима, - все - невесты!
Он присмотрелся. "Ивушкам" было от 35 до 65, в каждой не меньше центнера весу. Полногрудые, румяные, они весело помахивали платочками.
- Может, вон та, что с краю, - неуверенно сказал потенциальный жених и после концерта был представлен Валентине.
- А у меня дверца в гардеробе сломалась, - сразу сориентировалась та и пригласила Геннадия "на ремонт". С детства Валентина знала, что настоящий мужик проверяется молотком и лопатой.
Вечером он переступил порог ее дома. В сенях подозрительно пахло. Желудок мужчины тоскливо сжался. В кухне на замызганной плите стояло ведро с помоями.
- Это для поросей, - пояснила Валентина, сняла ведро с плиты и вставила его Геннадию в руки. - Я пока стол накрою, а вы вылейте это Борьке. Сарай в конце двора.
Геннадий вошел в слабо освещенный свинарник. Из глубины послышалось радостное хрюканье. Доцент выставил вперед руку и мужественно пошел вперед. Неожиданно он был атакован пятнистым кабанчиком - жирным, но резвым. Ударившись головой о нависающую балку и споткнувшись о что-то железное, Геннадий наугад выплеснул помои и побежал на лунный свет.
А Валентина уже ждала за столом. Соленые огурцы, сало, бутыль с самогоном и посередке - черная закаленная сковородка с жареной картошкой и двумя вилками на бортах.
- А как же дверца? - напомнил Геннадий.
- А, шут с ней, давайте выпьем за знакомство! - воскликнула певунья и махнула пол-стакана самогонки.
Геннадий из вежливости пригубил и внимательно посмотрел на женщину. "Лет тридцать пять, - решил он. - Жизнь ее помяла, но выглядит еще вполне аппетитно". А Валентина, точно прочитав его мысли, нагнулась за огурцом. В низком вырезе трикотажной кофточки колыхалась, словно студень, грудь.
- Эх, Гена, хорошо с вами! - воскликнула женщина, хрустнула огурцом и обожгла доцента жадным взглядом. - А хотите, я вам спою?
И она заголосила: "Миленькай ты мой, возьми меня с собой!.."
"Это намек", - понял Геннадий и оглянулся на дверь.
- "...Там в краю далеком, буду тябе жаной!" - дохнула Валентина ему в лицо запахом самогона пополам с рассолом. И оторопевший мужчина ощутил на своем теле ее сильные, цепкие, алчущие руки, и подумал, что теперь ему уже не уйти...
- Ну, что, как невеста? - спросила тетя Сима, когда Геннадий с несчастным видом явился домой.
- Да ну их всех к лешему! - не выдержал племянник и пошел спать на сеновал. Там, вдыхая аромат прошлогодней соломы, он дал обет безбрачия, после чего уснул почти счастливый.
Когда в конце июля институтский профком распределял среди сотрудников льготные путевки в санаторий "Кипарис", Бажицкий громче всех кричал, что отправить к морю следует Булкина, ибо он мужчина необласканный женским вниманием и где, как не на морском берегу ему еще встретить свою "половинку". Профком решил дать доценту шанс.
И вот душный плацкарт, опасное ралли на маршрутке по горной дороге и Геннадий уже распаковывает чемодан в казенном номере "Кипариса". Пляж, куда он спускается в веселеньких желтеньких плавках (стыдливо прикрываясь полотенцем), полон женских тел и даже телесов. Обилие наготы слепит скромному доценту глаза, он ложится на полотенце и прикрывает глаза черновиком своей диссертации. Его не трогают зазывные вопли торговцев горячей кукурузой и креветками. Он наполняет легкие целебным морским воздухом и, разомлев, грезит о златокудрой Сирене с высшим образованием. Морской владыка Посейдон проникается чувствами одинокого доцента и посылает тому почти морскую деву.
"Спасите, тону!" - слышит Геннадий истошный вопль и как человек порядочный не раздумывая бросается в воду. В пяти метрах от берега он спасает барахтающуюся мадам и выносит ее на песок.
- Я так вам благодарна, - говорит, отплевываясь, несчастная, - вы настоящий мужчина!
Геннадий польщен, смущен и готов к новым подвигам. Он предлагает проводить женщину и по дороге узнает, что ее зовут Ангелина, и она по профессии археолог.
О, она тоже историк! И Геннадий смотрит на нее с уважением. У спасенной породистое лицо лошади и почти стройная фигура. Он очарован и спешит заручиться ее согласием на свидание.
- Ах, свидание! - вспыхивает она, - как давно я была на свидании...
И вот они уже сидят за столиком открытого кафе и, ковыряя вилками нечто под названием "Мечта боцмана", горячо обсуждают ареал расселения западных славян.
- Решительно не соглашусь с вашими доводами, - кипятится Ангелина и чертит пальцем на скатерти воображаемую карту.
- Но позвольте! - возвышает голос Геннадий и даже привстает на стуле. - А как же быть с выводами джонсоновской экспедиции, исследовавшей погребения на правом берегу Одера?..
- Надеюсь, - говорит в это время один официант другому, кивая на разгоряченных научных сотрудников, - эти двое не начнут пырять друг друга вилками?
Поздно вечером Геннадий, возбужденный и раскрасневшийся, врывается в свой номер. Он взбешен наглой самоуверенностью этой женщины, ссылающейся на несостоятельные выводы археолога Кукина.
"А я-то, дурак, чуть в нее не влюбился!" - ругает себя Геннадий.
Раздевшись до трусов, он водружает на нос очки, берет потрепанный экземпляр своей диссертации и что-то пишет, пишет между строк.
Устав, он смотрит через открытое окно на черную поверхность волнующегося моря.
"А зачем мне жена? - удивленно спрашивает он себя. - Вернусь домой, заведу себе кота. С ним у меня больше шансов на взаимопонимание".