Июньские ночи - самые короткие, это все знают. Но разные ночи и в июне случаются. Та выдалась длинной...
Сергей сидел за складским сараем и курил, далеко отводя руку с папиросой, и поглядывая, как алеет в предутренней тьме яркая точка. Было в этой живой точке что-то живое, обнадеживающее. Утром сержанту Сергею Афанасьевичу Чмурнову предстояло ехать в пограничный отряд в Ломже. Катить с удобством на бричке, в сопровождении заботливого старшины и груза. Сергей кататься без ремня и под конвоем еще не пробовал, но наверняка знал, что не понравится. В городе знакомые встретятся, и хотя старшина печальные обстоятельства приезда раскрывать не станет, всё равно унылая поездка выходит. А уж дальше...
"Доставить старшего наряда и последствие" - было приказано по телефону из погранотряда. "Последствие" лежало за стеной дровянника - место там прохладное, но пока до больничного морга доедет, определенно начнет попахивать.
Мертвецов Сергей не боялся, на границе четвертый год. Всякое видел, особенно в первое время, когда на новую границу только вышли. Среди поляков разные люди попадались, оружия, гонора да обид у несознательного элемента хватало. Но всё же "свой" труп иное дело. Изумление в тех, еще живых, глазах Сергей помнил - до последнего немец не верил, что его кончить могут...
...Наряд обнаружил свежие следы нарушителей в сгущающихся сумерках. Видимо, на то и имелся вражеский расчет - проскочить, пока глаз к темноте привыкнет. Шли гости нагло, вдоль ручья, отпечатки каблуков на сырой траве зияли, словно специально оставляли. Сергей подумал на демонстрацию - не отвлекают ли от настоящего прорыва? Но в любом случае преследование нарушителя никто не отменял...
Наряды на охрану границы уже третью неделю заступали усиленные. Сержант знал, что на подмогу с заставы выдвинут лишь одну тревожную группу с собакой. В резерве у старшего лейтенанта останется пятеро - на случай того самого основного прорыва...
...Чуть слышно журчал ручей, вечерний ветерок стих, но комарье как всегда в этот час временно сгинуло. Сержант двигался по следу - маршрут вполне угадывался - нет, просто на редкость нагло перли, почти не скрываясь. Неопытные? Быстро идут...
Сергей на миг остановился в просвете береговых кустов, угадал замершего на другой стороне ручья Пашку и махнул рукой - ускоримся!
По ровному Сергей попросту бежал, у зарослей приходилось притормаживать, ветви цепляли за винтовку, норовили сбить фуражку. Сержант Чмурнов вырывался из зеленых лап, выдергивал из-за подсумков подранные листья лещины. Ночь пахла пораненной зеленью и чем-то чужим - похоже, нарушитель шел совсем случайный, неученый, что-то такое приторное за ним оставалось - одеколонился что-ли?..
...Сергей еще раз затянулся, надо бы заканчивать с баловством. Как бы там, в Ломже, дело не обернулось, нюх самому себе отбивать незачем. Может, еще и ничего - переведут в ЗПЗ (зону пограничного заграждения), там тоже служба нужная...
...Нарушители спешили, Чмурнов уже понимал, что их двое, что идут к Панскому Горбу. Далее или к дороге спустятся, или за болото свернут. Что им там понадобилось? Рассвет застанет, оттуда вообще не выскочишь - с большака заметят или с хутора.
Преследуемые бежали - Сергей иногда улавливал шорох, останавливался, сдерживая дыхание. Уходят, напрямую уходят... Русло ручья отвернуло в сторону, Было слышно, как хлюпал напарник, перебираясь на эту сторону - вот вроде опытный боец Пашка, а портачит...
...Прогалина, за ней пологий спуск к излучине, густо заросший ивняком, за ним уже и склон Панского Горба. Звезды над холмом скачут-мерцают, оттуда топографы тригонометрическое нивелирование производили - очень ответственное измерение...
То ли неоднозначные воспоминания, то ли наработанный опыт заставил сержанта Чмурнова запнуться на ровном месте. Вспышка выстрела подслепила, падая на колено, Сергей крикнул:
- Бросить оружие! Вы задержаны!
- Бах-бах-бах... - ответила темнота.
Во садит! Похоже, "наган". На бегу палит, вспышки смещаются. Вот же заяц... ядовитый. А где второй?
Заяц с наганом проскочит до ручья, а дальше... Или там засядет, что вряд ли, или на склон полезет... А там высветится, его же снизу как на клубной сцене будет видно... Глуповат гость...
Пашка бежал наперерез вниз по склону, тоже все понял...
Но где же второй гость? В сторону скакнул, затаился тушканом туркменским? Обмануть норовит, фашистский грызун...
На грызуна нарушитель не сильно-то походил. В нору забиться не пытался, стоял, прижавшись к стволу дерева, отчего не сильно толстый дубок окривел жирной некрасивой опухолью.
- Руки вверх! Вы задержаны погранвойсками Советского Союза. Поднимите руки или буду стрелять.
- Найн стрелять! Найн! Я есть заблудифшись, - запротестовал нарушитель, приваливаясь к дереву и преувеличенно загнанно дыша.
Так себе актер, хрипит как барбос, а ноги напряженные, к прыжку готовые. Спортсмен, наверное. Пробежались на славу, а он ничего.
- Найн так строгость, - ухмыльнулся гад. - Я есть заблудифшись.
Лицо нарушителя Сергей различал смутно, но в том, что тот улыбался, сомневаться не приходилось. Совсем, суки, обнаглели.
- Руки!
- Найн, камрад, не понимать коммунифисткий язык, - лыбился немец.
Внизу, под склоном, разом ударили два выстрела: сухенький треск нагана и тут же стук винтовочного выстрела. Вот черт, видимо, не взял Пашка зайца, теперь рапорт писать...
Огорчиться по поводу писанины Сергей не успел - немец резко отшатнулся от ствола, вскинул так заботившую сержанта правую руку. Пистолет...
...Значок "За отличную стрельбу" сержант Чмурнов не носил. Не принято это было на заставе, здесь все бойцы нормативы "на отлично" сдавали. Потому Сергей выстрелил не колеблясь, целясь в плечо задержанного - обездвижить...
Попал чуть ниже локтя, рука немца мгновенно обвисла, "парабеллум" сверкнул желтым, всадив пулю в землю.
Немец рычал, скрипел зубами и все поднимал, поднимал оружие, ствол пистолета курился дымком...
- Брось!
"Парабеллум" дергался, норовя взглянуть стволом в живот Сергею.
Да что ж ему и вторую руку простреливать?!
Целился сержант в ногу задержанному, но тут обоим не повезло: нырнул подраненный немец и винтовочная пуля ему выше попала...
Сергей сапогом отпихнул пистолет подальше. Немец лежал, смотрел, конвульсивно дергал одной ногой, словно мотоцикл вознамерился заводить. Лицо его было бледно и изумлено до крайней степени.
- Nein, Ach du Dummkopf[1]...
Замер немец, отраженье звезд в распахнутых глазах потускнело. Сергей присел, тронул на мертвеце ворот - под затасканным пиджаком оказалась солдатская куртка, бриджи и короткие сапоги, - те так и вообще форменные.
Подошел, не скрываясь, Пашка:
- Вот черт, и твой тоже? Мой сам того... В рот ствол сунул. Усатый такой, явно из панов...
- А ты-то чего стрелял? - машинально спросил сержант Чмурнов.
- Так я поверх башки пальнул, думаю, вдруг передумает...
Через несколько минут прибыла тревожная группа. Хильда возбужденно вертелась вокруг, поскуливала и тянула в темноту. Овчарка и отыскала рюкзак с радиопередатчиком. Судя по виду, штатная, армейская аппаратура.
Фыркали лошади, пятились от запаха крови. Тела погрузили, старшина сочувственно сказал Сергею:
- Бывает, разберутся. Но надо бы ловчее, ты ж с опытом...
...Опыт. Такой вот опыт: смотрит на тебя человек, свиньей обзывает, и не верит, что ты его убить способен. Вроде, фашист, мракобес, молиться должен или грозить, а он просто не верит, что умрет...
Мучился Сергей с рапортом часа два - имелись у товарища сержанта сложности по бюрократическому направлению. Закончил, с облегчением смял попорченные листы. Чему быть, того не миновать - должны разобраться. Чмурнов потушил настольную лампу, сидел в темноте комнатушки канцелярии - на заставе было тихо. Проинструктированные наряды заступили на охрану Государственной, сменившиеся бойцы попадали отдыхать. Усиленный режим порядком умучил - на заставе народ сознательный, но все же не железный...
За форточкой стояла полная тишь - птицы еще спят, только иногда слышно, как на конюшне переступают дремлющие кони. Вот так бывает - бежал, орал, стрелял, а сейчас такое беззвучие... хоть бы разговор услышать какой.
Сергей откинулся на спинку неудобного стула и принялся слушать тиканье часов в коридоре. Звучно идут, точно те куранты. Страна спит, Москва спит, пусто в воскресенье в секретных топографических отделах, оставили свои чертежи усталые специалисты-картографы, отдыхают. Лето, жарко, наверное, в городе. Куда они там купаться ездят? На Москву-реку, и еще Клязьма, кажется, есть. Пляжи, небось, с зонтиками и песком как на курорте...
Не то, чтобы сержанта Чмурнова так уж беспокоили проблемы отдыха специалистов картографическо-топографического дела, просто вспомнилось почему-то. Наверное, оттого, что что-нибудь веселое вспомнить захотелось. Хотя какая она веселая? Очень строгая, хотя и молодая, специалист.
...К топографам Сергея прикомандировали в мае. Десять дней водил сержант специалистов по участку заставы. Приезжал с ними капитан из Гродно, но тот мотался между отрядами, работы велись спешно, так что умаялись все. Ученый народ был настырен, но непривычен к условиям пограничной полосы. Сергей выводил их между болот, показывал высоты и прочие географические трудности. По-правде говоря, имеющаяся на заставе карта, скопированная с польской, чертилась еще при царском режиме, и не особо соответствовала текущему моменту. Нужное дело делали товарищи географы.
А ее звали Стефа, если полностью, так Стефания. Комсомолка, с оконченным высшим образованием. Очки и строгость по полновесному фунту с гаком на каждый из сорока шести кило живого веса. Ростом со свой теодолит. Можно подумать, их, студентов, в Москве недокармливают.
Нет, ничего такого романтического в тех маршрутах не случилось. Не до того было, да и в мыслях не имелось. Сергей вообще считал, что стрижеными должны быть красноармейцы и пионеры, а не девушки. Прошли времена Гражданской с коварным тифом и прочими санитарными пережитками. Девчатам вполне можно ходить красивыми, с косами. Хотя, конечно, Стефе с ее очками и неимоверной строгостью, стрижка даже как-то шла.
Образованная она была до жути. Сергею, к спорам не особо склонному, всё время хотелось возразить. Просто так, из принципа. Сдерживался и старался не позорить звание пограничника. Но уж тогда с книгами влетел, так влетел. Ну, кто мог знать, что писателей Толстых столько и все они разные? Могли бы псевдонимы брать. Графья, что б им... И откуда этот третий Алексей Константинович взялся?
Когда уж уезжали топографы, поймала сержанта за рукав товарищ Стефа, дернула за борт полуторки, сунула сложенный тетрадный листок и строгим шепотом сказала:
- Список вам. И не возражайте! Вы же советский человек и такие провалы в образовании! Я понимаю, служба и граница, но все же перечтите непременно. Пометки я сделала.
- Спасибо, - растерянно сказал Сергей. - Непременно, да.
Глупо получилось, хорошо, что бойцы и старший лейтенант сделали вид, что ничего не заметили.
Список сержант Чмурнов посмотрел лишь вечером и ужаснулся: с полсотни книжек, все пронумерованы и с краткими пояснениями. Изложено мелким четким почерком топографа, каждая буква на загляденье. Кошмарное дело - разве столько перечтешь?! Но старался же человек, от души выписывал - вон сколько восклицательных знаков, словно листок из пистолет-пулемета расстреливали...
В библиотеке на заставе только две книги из списка и имелись. Сергей рискнул и взял которую потолще. Нелегко было, но если вчитаться, одолеть можно. Название у книжки оказалось маскировочным - вовсе не о европейской религии там, а наоборот. Ну и об интернационализме в личных чувствах. Хорошая книга, хотя чересчур печальная.
...Все же образование - великая вещь. Семь классов родной калужской школы это хорошо, но, наверное, маловато. Вот хотя бы и с рапортами... Сергей с тоской глянул на документ, дожидающийся начальника заставы. Ведь по инструкции наряд действовал...
Поскрипывал под шагами дощатый пол коридора. Чмурнов вышел на крыльцо, здесь стоял дежурный по заставе, прислонившись к столбу, слушал ночь.
- Чего не спишь, Серега? Нервы? Плюнь. Обойдется с немцем. Всё равно, не сегодня, так завтра...
- Да понятно. Слушай, дай папироску, а?
Старшина проворчал про малодушие вредных привычек, но папиросу дал...
...Во рту горчило, что соответствовало настроению. На затяжку осталась. Сергей смотрел на алый огонек - аж слепит. Маленькая рубиновая точка, наверное, цветом на кремлевскую звездочку похоже. Не довелось повидать. Через Москву тогда проездом проскочили, только вокзал и видел...
Доски сарая повлажнели, небо начало светлеть. Утро идет. Сержант тщательно затушил окурок, сунул свидетельство малодушия в корни лопуха. На листе серебрились капли росы. Слезки книжной Эсмеральды, так ничего хорошего в средневековой жизни и не увидевшей...
...Дробь выстрелов - злая, частая, захлебывающаяся. Немецкий пулемет - голос у него узнаваемый. И еще очередь...
Осыпались с листа капли-слезы. Это верно - не время эсмеральд. Стрельба мгновенно разрослась, покатилась комом вдоль границы. Серьезное дело...
Сергей влетел в дверь заставы.
...- в ружье! - раскатисто командовал старшина. - Чмурнов, не стой столбом, боекомплект выдай. Откладывается твоя прогулка в Ломжу. Вот накаркал ты "не сегодня, так завтра"...
Вовсе не Сергей тогда каркал, да не в том дело. Началось. Все знали - слепые и глухие зеленых фуражек не носят. И все же сердце сжало холодом...
Звенел телефон в комнате дежурного, а почти и не было слышно. Стреляли неподалеку, командовал начальник заставы, немногочисленные бойцы выбегали во двор...
Неся в пулеметное гнездо коробки с лентами, Сергей осознал - нигде тишины не осталось. Беловский участок, Сорокинский, Малиновский - везде пальба...
Держалась застава - готовы были к бою, ячейки и траншеи отрыты, арсенал неплохой. Старший лейтенант хладнокровно работал из самозарядки - призы получал на окружных соревнованиях. Станковые пулеметы держали фланги, стрелки с винтовками и ручниками - фронт, и ППД старшины - подвижным резервом. Досаждали легкие немецкие минометы - мелкие мины часто хлопали во дворе, секли дымный воздух осколками. Пылала конюшня, но лошадей оттуда успели выпустить. Из нарядов к заставе пробился лишь один, но, судя по стрельбе, цеплялись бойцы за свои участки, не давали немцам свободно заставу обтечь. Серьезная сложилась ситуация, но патроны еще имелись...
Около шестнадцати часов проскочил посыльный из комендатуры - передал приказ отходить...
Вот странное дело: помнил сержант Чмурнов, как в пулеметном гнезде орудовал, как воду в кожух доливал, как испуганных лошадей из конюшни выгонял. Запах бинтов, что из перевязочного пакета выдирал. Как Хильду, издырявленную осколками, прикапывали. Даже как обрезал провод телефона и аппарат за дрова зашвыривал, и то помнилось. А вот дорога к комендатуре и дальше из памяти стерлась. Ошметки одни. Бомбежка первая помнилась, и как уже под Селяно, вроде в тылу, немецкие танкетки из села выскочили...
...Сержант Чмурнов был ранен первого июля. Ранение средней тяжести - два осколка, словно сговорившись, рванули левую ногу ниже колена, перебив голень и располосовав мускулы. Но крови потерял много, как везли, да каким чудом проскочили из смыкающихся "клещей", Сергей не особо осознал. В госпитале очухался.
Ногу, к счастью, не отрезали. И обработал рану тот незнакомый Чмурнову, но толковый санитар неплохо, и хирурги в госпитале оказались правильные. Повезло и с госпиталем. За окном покачивал ветвями старый ясень, листья неспешно желтели, городок был древний и тихий, с широкой рекой и маленьким театром, откуда приходили в госпиталь давать концерты голосистые тетеньки. Сергей глотал пилюли, выполнял предписания - пограничная дисциплина сказывалась, марку держал, небось, не какие-то стрелки-кавалеристы расхлябанные. Радио было лучше не слушать - сводки не радовали. Сергей просил книг - ходячие раненые таскали всякое разное, ерундовое, потом уж сам на костылях до библиотечки на втором этаже допрыгал. Список сгинул вместе с гимнастеркой и хорошей бритвой, но на память пограничник не жаловался. Строгая библиотекарша выслушала, прониклась, и в виде исключения, исходя из серьезности намерений и хромоногости ранбольного, выдала сразу две книженции...
Читал Сергей умные книжки, а когда свет в палате выключали, раздумывал над тем, до чего ж глубоко некоторые барышни в литературе разбираются. Вот разное намечено в списке, но непременно мысль дает. О людях, стойкости, о превозможении слабостей, о том, что победа будет за нами. Пусть и вовсе не советские граждане-писатели книжки сочиняли. А из Калуги письма приходили редко - почта работала так себе.
Срослось, затянулось, хоть и прихрамывал выздоравливающий сержант, но разлеживаться было некогда. Поговорил с комиссаром госпиталя об ускорении выписки. Имелся приказ пограничников направлять в Москву - враг лез к столице яростно, и остановить его никак не получалось...
Вышло, что служил сержант Чмурнов в Москве, но самой столицы и не видел. Участок для патрулирования был ответственный: сбегались здесь многочисленные железнодорожные ветки, выскакивали к вокзалам, сразу к двум. Иной раз доводилось бывать в штабе истребительного батальона и в отделении милиции, видел Сергей вход в метро станции "Комсомольская", на том все достопримечательности и закончились. Здания вокзалов, конечно, красивые, несмотря на затемнение и всякие маскировочные меры. Но на народ смотреть больно. Ленинград уже был отрезан, немцы подходили к столице, спешно грузились эвакуируемые заводы и учреждения, у касс творилось нечто несусветное, с воем, плачем и руганью... Сергей возвращался к себе: пути, склады, тупики и пакгаузы, всё с дырами в заборах и оборванной колючей проволокой. Ракетчики и диверсанты, ворье, паникеры и просто дурной "не-пойми-кто", ошалевший и без документов, пёрли косяком. Патрули ходили сквозь ледяную морось, людей не хватало, бойцы засыпали на ходу, а спать было никак нельзя: Москва, в панических слухах, завываниях сирен воздушной тревоги, неумолимо скатывалась в хаос ужаса и безнадежности.
Но не скатилась. Не дали. Всякое было: и струсившие партийцы, и иная двуличная номенклатура, кинувшаяся спасать собственные задницы. И мародеры были, и нестойкие духом горожане, рванувшие прочь из города по шоссе Энтузиастов в те безумные три дня. Но тот, кто остался на своем посту уже знал, что никуда не уйдет. Выкусит Гитлер.
...Стоял город, порядком опустевший, ощетинившийся противотанковыми ежами, рассеченный массивными баррикадами. Разгружались резервы, двигались от вокзалов свежие стрелки, спускалась с рамп артиллерия и танки. И Сергей гнал малодушную мысль - да куда же оно потом всё девается?
Ночами рвались ввысь столбы лучей прожекторов, вновь и вновь стучали зенитки. Лег снег, и сержант Чмурнов с вверенным ему отделением наконец-то вычислил гадов, наладивших "дыру" с продскладов. Что ж, и среди трудяг-железнодорожников тоже нечисть водилась, имелись такие поганые исключения среди советских людей. И вычищалась та подлость по законам военного времени...
Порядок в городе навели, хоть и немалого труда то дело стоило. В последние дни осени стал старший сержант Чмурнов замковзвода и от того карьерного роста почти совсем перестал хромать и стал иногда шутить. А в декабре ударили наши на фронте, немец откатывался, сводки грели душу: отбит Клин, Волоколамск...
Двадцать седьмое декабря Сергей хорошо запомнил, наши освободили Наро-Фоминск, а вечером старший сержант Чмурнов ни с того ни с сего угодил в госпиталь. Ладно бы на финку урки напоролся или под бомбу угодил, а то просто с лестницы брякнулся. Ловили гаденыша, попытавшегося из вагона коробки с медикаментами "на арапа" хапнуть, оказался ловким, как обезьяна. Дом стоял пустой, полусгоревший, бойцы снаружи сторожили, Сергей по полуразрушенной лестнице поднимался, слушая перепуганные вопли сверху "не подходи, кишки повыпущу!" То ли снегу намело многовато, то ли увлекся старший сержант, да только осознал, что летит. Внизу валялись обледенелые горелые доски и кирпич, вроде и с сугробом, но не особо то помогло. Руку сломал, карабином чуть зубы не выбил, ну и нога опять же...
Загрузили неуклюжего старшего сержанта в попутку, командир роты дал сопроводительные документы и попросил непременно в батальон возвращаться. И покатил товарищ Чмурнов, уложенный на плотные рулоны бязи, лечить свои попорченные конечности. Бязь была жестковата, Сергей кряхтел и постанывал, смотрел на задник тента - тот обледенело хрустел, неохотно хлопал, временами показывая серые дома и забитые щитами витрины магазинов. Не давала Москва себя рассмотреть, этак и рассказать после войны нечего будет. Сергей думал о маме и как там Калуга, должны же наши её отбить.. Ну и об умных картографах тоже думал. Где-то здесь Стефа жила и работала. Не то чтобы хвасталась своим соседством с центром столицы строгая девушка, просто привык пограничник из случайных обмолвок детали вычленять. Чисто машинально. Впрочем, наверняка эвакуировали их стратегический топографический отдел. Война в картах еще как нуждается...
Угол тента заломился, холод резал щеки, мелькали у машины черные массивные перила, за ними открылась ровная белизна скованной льдом реки. Ого, вот это мост! Сергей глянул дальше: за черными силуэтами деревьев высилась башня красного кирпича, тянулась стена... Кремль! Тут проклятый тент заскрипел и закрыл обзор, щедро натрусив на бязь ледышек. Ну что ты будешь делать?! Как назло...
Палата была небольшая, на шестерых - из кладовой переделали. Вообще больница оказалась древней и знаменитой, так и называлась - Первая городская. В коридоре своды как в крепостном каземате, до перевязочной прыгать употеешь. Выдали ранбольному Чмурнову привычные костыли, правда, на этот раз в количестве одной штуки. Врачи сказали, что с рукой ерунда - заживет как на собаке, с ногой сложнее. "Долечивать был обязан, а не в строй колченогим вставать", - ругался громогласный профессор, начальник отделения. - "Теперь вот комиссуем дурака"...
Тянулась размеренная госпитальная жизнь, жидкая кашка и хитрая гимнастика, что расписал на листочке матершинник-профессор. До библиотеки было далеко, по льду двора в халате не доскачешь. Но Сергей договорился - бегал за книжками доверенный пацан из "шефствующей пионерии", что регулярно навещала корпус.
- Вот ученые вы, товарищи пограничники, того не отнять, - разглагольствовал сосед по койке, измученный бездельем и фантомной болью в ампутированных ногах. - Другой бы покурить поковылял, да за сестричкой ухлестнуть, а ты хвать книжку, да глаза портить. Эх, если б я ходил...
- Отцепись, Федя, с твоим языком и ковылять не нужно. Болтовня прямо минометная - за любым углом достанет.
- А я чего? Я не жалуюсь. Не пропаду, хотя мослы жалко. Да ладно, лучше скажи, чего там насоченено?
Сергей читал вслух. Голос был, конечно, того, бубнящий, да и задержек в малознакомых словах хватало. Ну, так человек не пулемет. Больничный народ слушал, обсуждал в перерывах книжные события. Сходились на том, что такое количество дорогой мануфактуры на парусах - явная выдумка автора. Наверняка, капитан с девушкой и так друг друга поняли, - хоть и иностранцы, но не бестолковые же. А корабль тогда сигнальный алый флаг поднял, или по морскому, "вымпел". Остальное для красоты надумано, что и правильно - книжка ведь.
Чего скрывать, книжки спасали. Списываться в инвалидность старшему сержанту очень не хотелось, из Калуги писем так и не было. А тут слушаешь, как народ обсуждает стратегический план отхода свободного племени могикан в вольную Сибирь через Чукотку, массируешь ногу, - идет жизнь.
...За окном кабинета сверкали сосульки, спешили по утоптанному снегу санитарки с пустыми носилками.
- Ну, так как, Чмурнов? Нужное дело, а ногу в училище долечишь, - надавливал посетитель, коренастый капитан с саперными знаками различия на шинели. - От физподготовки на первое время тебя освободят.
- Если нужно, готов, - сказал Сергей. - Только я, товарищ капитан, пограничник. Мне бы на фронт, в разведку или еще как. А у вас такой уклон хитроумный...
- Нужно, товарищ старший сержант. Чтобы на границу выйти, нам еще крепко поработать нужно. И без уклона, а строго по нарастающей. И препятствия в этом направлении будут и внутренние. Документы подготовят, командировочное предписание я оставлю. Человек ты проверенный, ответственный, знаний и учебы не шарахаешься. Контрразведке такие кадры нужны. А фронт он от тебя никуда не денется, для него и готовим.
Вот так оно и повернулось. Зеленой фуражки у тов. Чмурнова уже не имелось, да и не по сезону. Нога зажила, поганый костыль уже исключительно для проформы поддерживал.
- Вот, етить, что значит сознательность в лечебном процессе! - одобрял профессор. - Молодцом, сержант, так тебя через эдак. Трость из личных запасов выделю, дашь форсу, чтоб его...
Трость доктор действительно подарил: с следами от мелких собачьих зубов, чуть коротковатую, но крепкую. Вот и шагал почти выздоровевший старший сержант по горбатому тротуару в сторону вокзала. Осторожно шагал: было скользко и нога побаливала. А еще сомнения терзали: имелся у Сергея сомнительный план, отчего-то порядком окрепший и ставший нужным за время госпитального безделья. Собственно, ничего такого сомнительного в том плане не имелось: взять адрес, да написать большое человеческое спасибо за книжный список. Ну и если повезет, узнать как жизнь картографическая. Нормальный поступок. Товарищеский и без намеков. Работает товарищ Стефа сейчас где-нибудь в Ташкенте или Куйбышеве, наверняка загружена делом по уши, но на письмецо вполне может и ответить.
Оставались сомнения, чего скрывать. Почти год прошел, война, да и отыскать знакомую почти невозможно. Адрес, очень смешной - улица Большая Полянка, ну назовут же так - попался почти случайно. Серьезная там сидела организация, с военным уклоном и картографическим производством. Но знают ли там отдельно взятого молодого топографа, да и раздают ли адреса сотрудников первым встречным - то крайне сомнительно. Сергей знал, что вид у него, как говорят в книгах "непрезентабельный": что шинель, что валенки. Добавить трость профессорскую и "сидор" с масленым пятном - смех один.
Тянулась довольно длинная улица Якиманка, чередовались дома: одни городские, солидно многоэтажные, другие вовсе старенькие, с мезонинчиками, заборчиками и кустами, засыпанными снегом. Торчали колокольни с крестами и без, справа тянулся диковинный дом-усадьба, словно для сказочного спектакля выстроенный. Маршрут Сергей выспросил, можно было на автобус сесть, но хотелось хоть чуть-чуть глянуть на город.
По нужному адресу стояло безмолвное многооконное здание, со странноватым длинным балконом наверху. У ворот лежал нетронутый сугроб, на входной двери желтели клочки старых, еще осенних объявлений. Зря плелся, эвакуировано все. Сергей вздохнул и осторожно постучал в дверь рукоятью трости. Дверь неожиданно мгновенно распахнулась, выглянула тетка в форменной мятой фуражке и с самокруткой в зубах:
- Ежели милицию ищешь, так отделение дальше. В подворотню свернешь, увидишь...
- Виноват, мне отделение не нужно. Я человека ищу, - объяснил Сергей. - Вдруг знаете.
- О, как! - форменная тетка, зубами ловко переместила окурок в другой угол рта. - А я, сержант, по-твоему, заместо справочного бюро? У нас тут знаешь, что?
- Режимный объект, где на посту курить разрешается? - предположил Сергей.
Окурок мигом исчез из зубов и цербер-баба предупредила:
- Не наглей. А то не погляжу что из госпиталя. Кто нужен?
Сергей объяснил. Тетка задумчиво поправила фуражку, прищурилась:
- А ты кто такой, чтоб её здесь спрашивать, а? У нас здесь строго...
- Да я уж понял, - Сергей упер рукоять трости в живот собеседницы, надавил. - Позволь-ка, а то сквозняк устроили...
- Куда прешь?! - возмутилась охранница, нагло оттертая от входа. - Вот сейчас я тебя, - тетка ухватилась за кобуру нагана - желтую, с огромным старорежимным клапаном.
- Вы бы петлю разработали, уж очень тугая, - посоветовал Сергей, озираясь и наблюдая за мучениями охранницы.
- Какую со склада выдали, - пропыхтела защитница вестибюля. - Ну-ка, вышел отсюда!
- Сейчас выйду, - заверил Сергей. - Мне бы адрес Стефы. Я так понял, что вы ее знаете. Проездом я в Москве, завернул по дороге. Стефания как-то у нас в части была. По службе.
- "В части", говоришь? - тетка оставила в покое упрямую кобуру. - Это на границе, что ль? А чего сразу не сказал? Стой здесь. Не, сядь - вон табуретку, видишь? Щас я уточню и решу...
Сергей опустился на шаткий предмет мебели. Вестибюль был длинен и темен, угадывалось закрытое окошко бюро пропусков, металлические шкафы, сгрудившись вспугнутым стадом, замерли, заслонив большую часть коридора. В углу громоздились здоровенные рулоны бумаги. Суровая часовая, прикрывая телефонную трубку рукой, что-то бубнила, не спуская с посетителя зоркого взгляда. Вот как вызовет сейчас патруль...
Шаги Сергей расслышал в последний момент - обутая в валенки тень невесомо скатилась по лестнице.
- Вот, - не очень умно сказал Сергей, - оказия случилась, дай, думаю, наугад загляну.
Тьфу, встать с табурета удалось не сразу, да еще и ехидная профессорская палка чуть из руки не вывернулась.
Стефу узнать было нетрудно: все такая же маленькая, даже в армейской телогрейке с деловито подкатанными рукавами и огромных, криво подшитых валенках. Казалось, сквозняком её сдуть может.
- Это хорошо, что оказия, - отчего-то сипло сказала товарищ картограф, спешно пытаясь раскатать рукава - получилось не очень, один отвис как у Петрушки, второй откатываться вообще не желал. - Вы, Сергей, проходите, чаю выпьем... - Стефа сердито поджала губы и поправилась. - Вот еще, на церемонии потянуло. Проходи, да рассказывай. Клавдия Ниловна, что там у нас с чайником?
Чайник был огромным, батальонного калибра. Имелось яблочное повидло и сухари. Сергей старался не обжигаться и не хлюпать - дали стакан в подстаканнике, прибор не очень-то привычный. Рассказывал. Оказалось, Стефа многих на заставе помнила. У людей с образованием память тренированная. Особо радостного порассказать было сложно, но что врасплох заставу не застали, Сергей заверил.
- Это ж какая сила на нас наперла, - вздыхала Ниловна. - Мой-то средний под Белостоком служил. Может, в партизанах...
- Много наших за линией фронта осталось, - соглашался Сергей. - Ничего, сейчас поменьше немцы улыбаются. Пообморозились, да и зубов нехватка...
Стефа вышла провожать. По Полянке двигалась колонна грузовиков, ветер срывал снежную пыль, кидал на редких прохожих. Товарищ картограф пальцем протерла очечки.
- Новые? Раньше вроде другие были, - рискнул спросить Сергей.
- Несу регулярные потери в оптике, - улыбнулась девушка. - То заденут чем очки, то они сами на столе раздавятся. Сережа, ты глупости не болтай. Вот адрес и пиши, пожалуйста. Я страшно жалела, что тогда адрес не оставила. Как война началась, мы все вас вспоминали. Писать-то уже было бессмысленно, но надеялись. Сейчас всё так спуталось. Производство эвакуировалось, нас двоих дежурными в старом архиве оставили. Отдел за нас так переживал, а получилось, что сами под бомбежку попали, а мы тут нормально. На Серафимовича, правда, батарею сильно разбомбило...
- Что ж ваше начальство так? - сдержанно спросил Сергей. - Ты, конечно, цепкая, только не дело под бомбами в архиве рыться. Вот придавит тебя вместе с очками каким-нибудь вековым кондуитом.
- Еще чего! У нас запросы на архивные дела десятками в день идут. Очень ответственное дело. Вот, на казарменном положении сидим. А оставить меня в Москве я сама очень просила. У меня мама болеет. Куда ей было по эшелонам мучиться...
- Ты сама-то не застудись. Вон, с голосом не очень.
- Это я с аварийной бригадой ругалась, чтоб трубы у нас перепроверили, - Стефа неожиданно хихикнула. - Оказывается, я некнижные слова очень громко вопить умею...
Шагал Сергей увереннее, и ноги с тростью сдружились, и вообще... Удачлив сержант, тут уж скрывать нечего: вон как складно все получилось. Адрес, написанный точным почерком картографа, лежал в кармане рядом с документами. Теперь выйти на Садовое, и к вокзалу...
Везло товарищу Чмурнову. И курсы преодолел в числе лучших - заимел кубарь на петлицах, пусть и одинокий, но командирский. И письмо из Калуги, долго плутавшее, дошло до адресата - вернулась мама с Олькой из эвакуационных странствий, Ну и треугольники, подписанные изумительным научным почерком, регулярно приходили.
И дальше везло младшему лейтенанту Чмурнову - когда взяли по чистому наитию в Ручейках связного немецкой разведгруппы. Отныне считался товарищ Чмурнов артиллеристом, к бойцам и командирам относился с уважением, лишними подозрениями не изводил, может оттого и особых происшествий в формирующемся истребительно-противотанковом полку не имелось. Народ, конечно, разный, иной раз и несознательность проявят. Но в штрафную роту артиллеристы уходили редко. Везло с этим...
...Прорыв немцев был внезапен - эсэсовские дивизии обошли город, ворвались с севера.
Затыкать дыру было нечем, успели перебросить два истребительно-противотанковых полка, огромный город проглотил и наши резервы, и поредевшие немецкие штурмовые колонны. Сражение рассыпалось на отдельные очаги: бились за отдельные улицы и огромную центральную площадь. Сергей метался с двумя орудиями, оставшимися от второй батареи. Глухо звенели копыта упряжек по разбитой мостовой, летели мутные брызги из огромных мартовских луж...
- Навались! - выкатывалось орудие на прямую наводку, торопливо громыхали дивизионные трехдюймовки. Два-четыре выстрела, на передки и деру. За спиной перекресток накрывали немецкие минометы, визжали осколки, ржали, уносясь прочь, ошалевшие кони. Лейтенант Чмурнов толком и не командовал - расчеты сработались, наводчики, даже молодой Самойленко, оказавшийся в первый раз в бою, работали за совесть. Оставалось прикрывать их из автомата, стрелков имелось мало, штабная батарея и вообще полк непонятно где. Сергей строчил по показывающимся немцам, единственный "ручник" артиллеристов вставлял экономную убедительную строку - эсэсовцы в грязно-белых и камуфляжных куртках исчезали...
...У разбитой машины столкнулись с десятком бойцов гарнизонной бригады НКВД - те спешно набирали патроны из вскрытых цинков. Пихая пачки в карманы полушубка, Сергей спросил:
- Что с ситуацией, славяне? Связь есть?
- От батальона отрезаны, товарищ лейтенант, - пояснил старшина с раскорябаным, черным от запекшейся крови, подбородком. - Вроде бы, приказано из города на северо-восток выходить. Но у нас подтверждения приказа нет.
- Собирай наших в округе, пробиваться будем...
Вышли. Без единого снаряда, с неисправным орудием, но вышли. У переправы через Северский Донец накрыло бомбежкой. Раненые почти все погибли - прямо у упряжки рвануло. Эх, Самойленко, такой уникальный наводчик бы вырос...
Самого Сергея чиркнуло по спине, длинно, но неглубоко, видимо, полушубок спас. Свои артиллеристы проводили до санбата, пришлось ждать - раненых из пробивающихся из окружения было море...
Лежал ранбольной Чмурнов на пузе, скрипел сеткой койки, писал письма и разговоры с товарищами по палате разговаривал. Кормили и лечили сносно, но госпиталь был так себе - в библиотеке полторы книжки. Об этом откровенном недостатке Сергей имел доверительную беседу с начальником госпиталя. Дня через три привезли школьную библиотечку, дополненную всяким случайным, в основном сельскохозяйственными брошюрками. Ну, тоже хлеб, лучше, чем бездельем маяться...
Орден лейтенант Чмурнов получил, уже вернувшись в полк. Переформировывались, работы с новым составом прибавилось. Разные люди, как в жизни и заведено. Красные "корочки" СМЕРШа обязывали лейтенанта Чмурнова границу между преступлением и глуповатым человеческим легкомыслием четко различать. Сергей старался справляться, хотя сложно было. Все ж госграница со своими четкими правилами и маркировкой столбами куда понятнее.
Письма из Калуги и Москвы приходили аккуратно. Стефа длинно писать не любила, и так работа бумажная, сдержано излагала, но... Хорошие письма были.
В июле на Дуге родной ИПТАП стоял в резерве. Приказ выдвинуться и остановить танки противника противотанкисты выполнили вовремя. Вклиниться немцам удалось, но потом панцеры встали и горели. Сергей с комендантским взводом оборонял КП, досталось штабу крепко, но лично товарищ Чмурнов отделался неприлично подбитым глазом - не осколком, а комком земли врезало. Везло.
Пополнились, получили новую матчасть. Фронт катился вперед, а Чмурнов, оперуполномоченный ОКР, занимался рутиной - пополнение пришло пестрое, частью из-под оккупации...
Приказ на переброску пришел внезапно. Противотанкисты грузились в эшелоны, стоял обычный беспорядок с беготней, который в опытных частях на самом деле является порядком. После совещания Сергей подошел к непосредственному начальнику.
- Вот пользуешься ты, Чмурнов, своей осведомленностью и служебным положением, - насупился капитан. - Ладно, следуешь с первым эшелоном. На столицу даю сутки. Догоняешь свой полк любым способом, хоть на ковре-самолете.
- Есть на ковре-самолете...
К Москве подошли ночью, но простояли где-то на подходе, и двинулись дальше лишь на рассвете. Сергей спрыгнул на ходу у смутно знакомого переезда, вслед из теплушки скинули плотно набитый "сидор" и прокричали всякие не очень полезные советы.
Москва была все та же: чуть менее снежная, чуть более многолюдная, но очень даже узнаваемая. Сергей добрался до Полянки, дошел до памятного учреждения. Здесь изменений было больше: входили и выходили люди, подъехала машина, высадила подполковника в роскошной новой шинели и сияющих погонах. Вернулись эвакуированные картографы-топографы, намекала на такие обстоятельства Стефа.
С пропускным режимом тоже имелись изменения. Сергей показал бдительному лейтенанту удостоверение, объяснил, что проездом и срочно. Отнеслись с пониманием...
Стефа вылетела через минуту. Все в той же телогрейке, с платком на плечах, но без валенок. Простучали по ступенькам туфли, кратенькая, чуть заметная заминка, а потом товарищ топограф поднялась на цыпочки и обняла Сергея.
- Понятно, - Стефа не спешила отпускать, но все же отпустила, окинула придирчивым взглядом: - Значит, без палки?
- Я бы написал. Жив-здоров. А ты? - Сергей глупо глянул на голову подруги.
- Не нравится? - Стефа провела ладошкой по стриженой мальчишеской голове. - Я имущество на вокзалах принимала, а там столько всего разного понавезли. Я насекомых больше, чем гигиенической мужиковатости боюсь.
- Ну и правильно, - Сергей улыбнулся. - Я тебя подожду после службы. Чаю где-нибудь попьем?
- Естественно! - товарищ топограф улыбалась вовсе по-девчоночьи. - Я пораньше отпрошусь. Погуляй пока, через час приходи.
Сергей прогулялся через небольшой мост, вышел к большому и знакомому. Пробивался по нестойкому льду какой-то упорный буксир, волок баржу. А за рекой, вдоль набережной, высились строгие темно-красные стены. Башни, подернутые белым снежным покрывалом, на шпилях звезды в защитных чехлах. Скрыты рубиновые звезды. Да, сколько красоты война попортила. Лейтенант Чмурнов глянул на часы и пошел назад.
Стефа была точна, как и положено топографу - выскочила из двери ровно через час, на ходу запахивая гражданское пальтишко и сообщила:
- Так, лейтенант Чмурнов, значит, времени у нас в обрез. Сейчас покажу где живу - тебе нужно знать, - потом к подруге зайдем на минутку.
- Нужно, значит, нужно, - согласился Сергей.
Жила Стефа в переулке с чудным названием Бабьегородский. Угловой солидный дом, на первом этаже булочная и заколоченное заведение с вывеской полузабытого довоенного смысла - "Пивная".
- Вон окно, комната небольшая, но умещаемся. Мама, тетка, брат двоюродный. Просто ужас, а не брат, по математике сплошные "неуды", я объясняю, что это основная военная наука, да как горохом об стену... - Стефа улыбнулась. - Я вас потом познакомлю, без спешки. Когда вернешься. Ты ведь вернешься?
- Если не передумаешь, - пробормотал Сергей.
- А еще товарищ офицер! К черту неуверенность! Пошли...
С реки дул ветер, Стефа забежала в двухэтажный, совершенно нестоличный, с бревенчатым вторым этажом, дом, далее прошли набережной. Ветер сбивал слова, но особо и слушать не нужно было. Сергей держал девушку под руку, и это было так странно. Напрасно она пальтишко надела, в телогрейке теплей...
- Ой, у меня щека замерзла! - сказала Стефа. - Сворачиваем, здесь дворами можно.
- Слушай, а куда мы вообще идем?
- В Большой театр. Шутка. Глупая. В библиотеку. Там тепло, а ключ я у Маруси взяла.
В библиотеке и правда было тепло. Собственно, в зале не очень согреешься, а в заваленном растрепанными книгами, формулярами и прочей премудростью закутке, так даже жарко. Дом был старый, вросший в землю, за маленьким, густо затянутым изморозью окном уже темнело, проплывали смутные тени грузовиков и автобусов.
Стефа опустила штору затемнения, желтый свет настольной лампы кидал замысловатые тени на книги и стеллажи.
- Чайник я поставила, сейчас поужинаем. Ты поскучай тут минутку, я сейчас...
Сергей развязал вещмешок: банки "второго фронта", кулек с сахаром, и чай - хороший, добытый по случаю, топографы такой оценить должны.
Из-за шкафа, забитого подшивками газет, выглянула Стефа:
- Сережа, а ты очень кушать хочешь?
В голосе товарища топографа промелькнула жалобная нотка, отчего Сергей, привыкший выделять самые разные оттенки в человеческой речи, испугался.
- С голоду не умираю. А что случилось?
- Пока ничего, - пробормотала Стефа, и, зажмурившись, добавила: - Я постелила. И жутко волнуюсь. Я не очень умею и...
Сергей прижал ее к себе, стараясь не поцарапать наградами, коснулся носом ёжика волос и прошептал:
- Я тебя не обижу. И спешить не нужно. Вот кончится война...
- Еще чего! Глупо ждать. Непонятно когда она кончится. И вообще... Фу, какая я бесстыжая.
Стефа была не бесстыжей. Она была отчаянной. И честной. Во всем честной...
Потом они лежали под шинелью, сквозь стеллажи и тысячи томов на полках пробивался свет лампы, а откуда-то из угла зверски дуло. Сергей осторожно погладил пальцем девичью переносицу - на ней еще не разгладился след от очков.
- Ужасная я? И распущенная? - спросила Стефа, не открывая глаз.
- Еще бы. Я еще там, на заставе, догадался.
- Ты, Чмурнов, жутко скрытный. Взял бы, да намекнул.
Они шептались и целовались, и несчетные книги библиотеки "имени ссыльного поэта, переводчика и критика Алексея Плещеева" отвернулись, оглохли и ослепли на ту ночь. Живому счастью любая книжная мудрость позавидует.
Астрономия и иные науки утверждают, что самые короткие ночи в июне. Врет наука. Иногда и в феврале ужасно короткие ночи...
Сергей поспешно умывался, Стефа подала полотенце.
- Сними очки, - попросил лейтенант.
- Не нравится моя оптика, - вздохнула девушка.
- Нет, просто я тебя без очков единственный раз видел...
Они вместе смотрели в мутное с треснувшим углом зеркало.
- Мне бы гимнастерку, я бы тоже лейтенантом могла быть, - близоруко щурясь, заявила Стефа. - Мелким таким лейтенантом. Топографических войск. У нас, между прочим, многие со званием.
Она едва доставала до плеча Сергея, но была такая же как он круглоголовая, со слегка оттопыренными ушами. Красивая. Тогдашней военной красотой.
- Нет, не надо тебе лейтенантом, - Сергей накинул гимнастерку. - Мы там сами управимся, а вы, главное, правильные карты рисуйте. Вот жаль, мы с тобой фото сделать не успели. В следующий раз, непременно. Я везучий, командировка случится или проездом заскочу. Ты меня не провожай, ладно? И жди...
Он выскочил на набережную, ветер ночью стих, неспешно светлело небо, серый лед канала украшали вороньи следы. Шедший по гранитному парапету тощий кот неодобрительно покосился на спешащего военного. Холодная Якиманка только просыпалась, хотелось вернуться в тепло, обнять любимую девушку и глянуть на полки - сколько же нечитанного осталось, там ни в один список не вместится. Но лейтенант, чуть прихрамывая, рысил по Большой Полянке...
Сергей сюда не вернулся. Он действительно был везучим: еще год в действующей, легкое ранение под Золочевом, даже полк не покидал. Наградили еще одним орденом, письма получал регулярно, пусть и с паузами, неизбежными когда часть перебрасывают, ну и в декабре отчего-то почта ненадолго забастовала. Стефа очень ругалась, что аттестат в Москву переслал, а не маме. Так, а что маме - там живы-здоровы, работают, а Стефе больную маму и борца с математикой кормить. Хорошо еще, что тетка мобилизовала свое гимназическое образование и на почте устроилась. Стефа, конечно, упорствовала в возражениях, списалась с мамой, по намекам что-то они там друг другу пересылали и вообще отношения налаживали. Что, конечно, правильно.
Пропал без вести старший лейтенант Чмурнов в конце апреля 45-го. До конца войны оставалось ровно десять дней, а противотанкисты попали под удар группировки немцев, прорывавшихся у городка Хальбе. Шли ли фрицы на выручку окруженному Берлину, пытались ли прорваться на запад и сдаться союзникам, тогда вряд ли и сами фашисты понимали. Кончались их дни, и стоял на их пути истребительно-противотанковый полк...
... немцы перли из лесочка толпами, почти без прикрытия техники и артиллерии. Оказавшиеся посреди поля стомиллиметровые БС-3 наших батарей били прямой наводкой, но немцев было до хренищи, а разворотливости тяжелых орудий не хватало. Сергей с остатками штаба держал фланг, два трофейных МГ резали немцев десятками, но те были уже вокруг и все бежали и бежали. Старший лейтенант Чмурнов успел выпустить четыре фаустпатрона, тем же ударили в ответ... В неглубокую ячейку пулеметчиков попало сразу два фауста. Убило сразу - до конца везло. Потом по тому месту прополз немецкий тягач с прицепом, а позже - "тридцатьчетверки" подоспевшей на выручку бригады, что загнала уцелевших немцев обратно в лес...
Судьба есть неразумная и непостижимая предопределенность событий и поступков. В последние секунды своей жизни Сергей ни о чем не жалел - враг был рядом, его требовалось остановить и заставить не улыбаться. Плакали и жалели о не вернувшемся парне в Калуге и на Якиманке. Да и сейчас жалеют и вспоминают. Когда-то имелась надежда что "без вести" это еще не похоронка, но давно уж прошли те времена. Уж нет дома с пивной на Бабьегородском, и никто не закричит в окно: "Сережа! Домой, немедленно!" и не взлетит по лестнице на третий этаж стриженый и ушастый Сергей Сергеевич. У него у самого уже внуки. Но помнят в разных городах пограничника. Фото из Калуги еще в 46-м привезли, а уж какой портрет бывший двоечник-математик нарисовал по той старой фотографии - совсем отдельная история.