Deadly : другие произведения.

Нездешний

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "А я - не человек. Я нездешний." Рассказ с конкурса Коза-ностра 2005. Прошел во второй тур, но полностью провалился в финале. Бывает =)

  Озеро ужасало. Не таким я его запомнил.
  В моей памяти не было мусора, плавающего в протухшей воде, не было кроваво-красного солнца над холмом, не было смрада. Запах стоял едкий, удушающий: так мог вонять недельной давности труп, завёрнутый в саван водорослей и тины.
  Я поднял плоский камешек и попробовал пустить "лягушку". Не вышло - кругляш лишь раз чиркнул по поверхности, разбил в брызги отражение солнца и утонул. По воде метнулись волны, прибивая к берегу разбухшие ветки, тучи дохлых насекомых и сдутые в озеро листья.
  Мерзость...
  Здесь не может жить ностальгия. Моя малая родина насквозь протухла, а возможно была такой всегда.
  Впрочем - неважно. Я просто хочу посмотреть на вяз. "Дерево висельника". Ещё до моего рождения, на его ветвях вздёрнулся какой-то бродяга. Бедолага провисел там целых четыре дня - воронам на закуску.
  А вяз стал местом настоящего паломничества местной ребятни.
  И это несмотря на то, что безвестный бродяга был вовсе не последней жертвой этого дерева.
  Я нахлобучил куртку повыше на плечи, засунул руки в карманы. Воспоминания вернулись вместе с холодным осенним ветром...
  
  Разбег, прыжок, хватание - и вот я уже болтаюсь на старой автомобильной покрышке, подвешенной над бездной. Через секунду пальцы разжимаются, и я падаю в воду. Брызги, пена и резкая боль в переносице, а потом и в горле. Давясь зелёной водой, всплываю на поверхность и прокашливаюсь.
   - Поберегись! - визжит Паша, и ещё одно мальчишечье тело срывается с "тарзанки" и расплескивает озеро. Мощные волны качают меня словно листок мяты в зелёном чае.
  Паша выныривает, отфыркивается как морж, и машет рукой брату, который стоит на круче.
  - Давай к нам, Егорка! - ору я.
  - Да он боится! - хохочет Пашка, и картинно подмигивает.
  Подколка срабатывает - парнишка скрывается, чтобы взять разбег. Паша кричит, что есть духу:
  - Прыгай, не бойся! Схватившись за покрышку - сразу бросай!
  В ответ ему звучит громкое "угу".
  Мы с Пашкой переглядываемся и бросаемся отплывать подальше.
  Малец взвивается над горкой, как кузнечик - слишком сильно оттолкнулся. На покрышку он приземляется ногами, и судорожно хватается за трос.
  - Черт! Бросай трос! Бросай!
  Он послушно бросает, но его правая нога никак не хочет расставаться с покрышкой - и вот паренек уже висит вверх ногами, в четырёх метрах над водой и с диким страхом в глазах. У меня всего мгновение, чтобы заглянуть в его глаза, но этого выражения мне уже не забыть.
  Кажется и он понимает, что должно произойти.
  - Егорка!!!
  В следующее мгновение покрышка уже несётся в сторону кручи. Мы наблюдаем всё словно в замедленной съемке. Беспомощный Егор бьётся о камни в районе плеча, и я слышу, как щёлкает плечевая кость, выходя из сустава. Парень вопит и вырывается изо всех сил.
  - Нет, Егор, нет!
  Его нога выворачивается, и парень летит головой, прямо на прибрежные камни. Раздается отвратительный хлюпающий хруст. Никогда не слышал более мерзких звуков - точно сырым яйцом жахнули о стену. Тело Егорки обмякает, сползает в воду, наполовину погрузившись в её холодные объятия..
  Пока я соображаю, что предпринять - Паша уже у берега. Подхватывает младшего братишку на руки и качает, словно младенца, шепча ему на ушко что-то нежное. Он выходит из воды и опускает тело на серый песок.
  Закрывает лицо руками и плачет.
  Потом, как безумный, принимается хлестать брата по щекам, вопя нечто неразборчивое. Мою руку, на своём плече он даже не замечает.
  - Пашка... Он... Он мёртв... Паша?
  От удара в лицо, я отлетаю на добрых два метра.
  - Заткнись, Марк! Заткнись, слышишь! Я...
  Он захлебывается словами, и снова закрывает лицо.
  Я же, с распухающим носом, сижу на песке, на мокрую грудь капает что-то тёплое и вязкое. Кровь? Слезы?
  Кровь.
  В голове жужжит невидимый моторчик, а перед глазами пляшут зелёные пятна.
  - Я за помощью, - слышу голос Пашки, - Сиди здесь, Марк. Ты... Ты пригляди за Егоркой. Хорошо, Марк?
  В его голосе прорезается отчаяние:
  - Пожалуйста.
  Киваю, а он тотчас срывается с места, вскарабкивается на кручу, и исчезает за её гребнем.
  Я остаюсь один на один с трупом. Сижу, стараясь удерживать скудный завтрак внутри. Пару раз мне это даже удается...
  Когда спазмы перестают терзать мой желудок, я слышу насмешливый голос у себя над головой:
  - Зря терзаетесь, молодой человек. Мёртвые не оценят.
  Поднимаю глаза кверху.
  На круче стоит человек! Прямо на том месте, откуда прыгал Егорка. Солнце висит точно над вязом, и слепит глаза, мешая разглядеть незнакомца. Я вижу только силуэт - чёрный, чернее сажи, он маячит на фоне вяза плоским зачернённым контуром.
  Не дождавшись моей реплики, человек решает спуститься. Он скользит вниз по косогору, и меня охватывают дурные предчувствия. Тело словно отнимается, а освобождённый разум витает над вязом. Свободный от мыслей и эмоций.
  Теперь я могу хорошенько рассмотреть незнакомца.
  Силуэтом он был - силуэтом и остался. Худой, высокий, неопределённого, но не юношеского, возраста, смуглый. Он одет в чёрные блестящие ботинки, чёрные брюки и водолазку, с высоким воротником.
  Сатанист на отдыхе, не иначе.
  Он смотрит на меня, и кривит лицо в безобразной усмешке. Потом подходит к трупу, и опускается перед ним на колени. Что-то шепча себе под нос, он просовывает руки под коченеющее тело и подимает его над землёй.
  А потом что-то меняется. Лёгкая вибрация воздуха, и над телом возникает дымка - как над раскалённым асфальтом в жаркий полдень. Я хочу открыть рот, но не могу пошевелить ни одним мускулом
   Я лишь наблюдатель.
  Взгляд мой невольно касается старого вяза - прожилки на его листьях краснеют, кора уже совсем чёрная. На стволе у самой земли проступают некие символы; они шевелятся и становятся объёмными, словно выдавленными. Ветки двигаются, как от сильного ветра.
  Неуверенные тени протягиваются по земле и накрывают тельце Егора. Тени скользят по мокрому трупу, точно пальцы. Они ощупывают, гладят и царапают, словно живые, словно заговорённые. Чёрный человек склоняет голову и опускает труп на песок.
  И в этот момент проснувшийся ветер доносит до меня его запах. Воняет пепелищем... Нет. Чем-то жжёным, конкретным, дурманящим.
  Палёными спичками?
  Я нахожу силы для крика. Ору так, что сам пугаюсь этого хриплого воя.
  В этот момент с косогора осыпаются камешки, и через секунду передо мной вырастает фигура Павла.
  - Марк, ты чего?!
  Чёрного человека уже нет. Нет и ужасных теней, колдующих над мертвецом. И лишь старый вяз шумит над нашими головами, словно неведомый жрец бормочет отходную молитву. И я вырубился.
  
  Да уж... Тот случай - английская булавка в моей памяти. Никак не могу забыть ни одной подробности. Всё так четко...
  Конечно, никакого чёрного человека там не было. По крайней мере, мне хочется так думать.
  Когда я очнулся, всё казалось таким глупым. А как на меня смотрели, когда я рассказывал о том, что видел? Лучше не вспоминать.
  
  Скоро покажется вяз.
  Стоит ли он ещё? Не срублен? Я знаю - попытки были.
  Там ещё один несчастный случай приключился - у парнишки Стрельцовых от прыжка в холодную воду остановилось сердце. Откачать не сумели.
  После этого отец Пашки совсем обезумел. Как-то утром схватил топор и ушёл в лес.
  Нашли его вечером.
  После пары ударов он видимо поскользнулся, и ржавое топорище вонзилось ему в голень. Идти он уже не мог - только ползти. Как представлю, так вздрогну - взрослый мужчина, изнемогая от боли и шока, ползёт вдоль озера, оставляя за собой красную полосу.
  Позже он умер от заражения крови.
  А ещё было...
  
  Дойдя до развилки я, наконец, увидел Пашку. Вот он стоит рядом с вязом и странно улыбается - одними губами. Едва успеваю заметить его, как он хватает канистру и плещет из неё на дерево. Ветерок доносит пьянящий запах бензина.
  - Пашка! Ты чего?!
  Я несусь к нему и сбиваю его с ног. Канистра опрокидывается, и бензин хлещет из неё вонючей струей, попадая мне на кроссовки.
  - Отвали, Марк! - орет Паша, и вскакивает на ноги, - Это проклятое дерево убило моего отца и брата!
  - Глупости! Несчастный случ...
  - Прекрати! Не смей талдычить о несчастных случаях! Что-то странное здесь! Чёрный человек - помнишь?! Ты же сам говорил!
  - Я ошибся... - это глупо.
  - Нет не глупо! Не глупо! - визжит Павел, выхватывая из кармана зажигалку, - Я спалю его! Уйди с дороги!
  Я понимаю, что он на грани истерики. Но всё же встаю у него на пути:
  - Я не позволю тебе этого сделать, Паш.
  - Ах не позволишь... Не позволишь?! - он бросается на меня.
  Деремся мы по настоящему. Не ослабляем удары. Не брезгуем подлыми приёмами.
  Паша входит в настоящий раж - он лупит как проклятый,и я практически чувствую, как под его напором сотрясаются кости и деформируются мышцы. Долго мне не выстоять. Да что это с ним?!
  Отступая, я спотыкаюсь о канистру и растягиваюсь на земле. Паша уже заносит ногу, чтобы добить меня, но я исхитряюсь и пинаю его в пах. Результат потрясающий - он шатается, перегибается пополам и зажимает промежность руками. Изо рта у него вырывается сдавленный стон. Я подсекаю его, и парень падает рядом, прямо в лужу растекшегося бензина.
  Пока он стонет, я подползаю к нему и заношу кулак:
  - Я победил, Паша. Очнись, наконец! Дерево не виновато в их смертях! Не виновато! Спалив его ты ничего не выиграешь... - я запинаюсь, поскольку замечаю слёзы в его глазах.
  - Паш, извини. Я...
  - Ты ублюдок, - рычит он, - Отвали от меня!
  Я встаю на ноги и, тяжело дыша, опираюсь на дерево. Болят руки и ноги, болят рёбра и печень. И уже начинала прорезаться устойчивая мигрень от паров бензина.
  - Паша, не...
  В этот момент бензин под ним вспыхивает.
  Мгновение - и мой друг превратился в факел. В визжащий, мечущийся факел.
  Вдруг он как рванет к воде! Спотыкается о камень и падает в озеро, всего лишь на пару сантиметров разминувшись с камнем, о который убился Егорка.
  Визг стихает. На зелёной воде остаются плавать лишь ленты горящего бензина да куча опаленных тряпок с безжизненным телом внутри...
  
  Он выжил. Лишился одного глаза и большей части лица. Говорить он тоже больше не мог, а пищу получал через длинную гибкую трубку, которая запускалась прямо в пищевод. Но выжил.
  После того случая моя жизнь изменилась. Нет - меня не обвинили в преступлении. Просто изменилось отношение односельчан. Ну... вы понимаете о чём я.
  Взгляды, которые иногда перехватываешь. Не самые приятные надписи на дверях и окнах. Да и пожар в нашей летней кухне, сдаётся мне, тоже был не случайным.
  Отец и мать были в отчаянии. Они прожили здесь всю жизнь - а теперь их буквально затравливали.
  Из-за меня.
  И тогда я решил сделать всем подарок...
  ...и уехал в город. На эти чертовы десять лет.
  
  И вот я пришел.
  Вяз стоял именно таким, каким я его помнил - огромным и мрачным. Чёрный профиль чётко выделялся на фоне неба, и великолепно соседствовал с тёмными провалами наступающих туч. Здесь даже птицы не пели.
  Но я отбросил гнетущее предчувствие и стал взбираться на кручу по узкой глиняной тропке.
  Лишь, когда достиг самой вершины, заметил человека.
  Тот стоял, прислонившись спиной к стволу вяза, и смотрел на озеро. Меня пробила дрожь - "он???"
  Видимо услышав мои шаги, "он" обернулся:
  - Здравствуй, Марк.
  Выглядел он точно как тогда... Не постарел ни на год. К одежде добавился длинный плащ, всё того же цвета, оттенка закипающей смолы. Коротко подстриженные волосы, смуглая кожа и солнцезащитные очки на орлиной переносице.
  Я задержал взгляд на очках. В выпуклых "капельках" отражалось оранжевое небо, и поэтому они казались какими-то контрастирующими, что ли? Они напоминали пустые глазницы хэллоуинской лампы, из перезрелой тыквы. Словно в голове этого человека горел огонь. Не было в моей жизни большей жути, чем зрелище этих зеркальных очков, на фоне смуглой кожи.
  Налетевший ветер растрепал полы плаща незнакомца и принёс запах горелых спичек.
  - Рассматривать других - неприлично, Марк.
  - Мы знакомы?
  Я в трансе. Неведомые силы вновь завладели моей речью, движениями, мыслями.
  - О да, - он улыбнулся, - Мы встречались. Уже забыл? Мёртвый мальчик, резиновое колесо на тросу?
  - Кто вы? - прохрипел я.
  - Гм? Я... Чёрт, как это трудно: подобрать нужное слово на неродном языке! А кто - ты? Можешь ответить?
  - Я человек.
  Он опять усмехнулся:
  - Ну а я - не человек. Такой ответ тебя устраивает? Нет? Н-да, плоховато получается. Я нездешний. Тот, кто в дереве. Так понятнее?
  Странно, но мне совсем не страшно. Словно та сила, что клубится вокруг, подавила мои чувства. Но язык всё-таки пересох, я едва не давился собственными словами:
  - Вы дух дерева?
  Он скривился, словно я сказал что-то похабное:
  - Ну какой я тебе дух? Разве духи могут вот так?
  Он поднял с земли увесистый булыжник и с грацией олимпийца метнул его в воздух. Через пару секунд по центру озера раздался всплеск, и побежали волны.
  Я решил хоть как-то перехватить инициативу:
  - Вы убили Егорку.
  Он расхохотался, но совсем невесело - могильным холодом веяло от его смеха. И запах горелых спичек усилился.
  - Это не смешно.
  - Нет, это смешно. Это нелепо. Разве мальчик не ударился головой о камень? Вини камень, а не меня. Вини хоть самого себя - ведь это ты крикнул "давай к нам, Егорка". Скажу тебе по секрету - малец вовсе не хотел прыгать.
  Сейчас совсем не время для совести. Но её тоже нет. Словно кто-то выжал её из меня:
  - А отец Егора?
  Он нахмурился - сетка морщин расчертила его лоб крупной рыболовецкой сетью:
  - Как это вы, люди, говорите? Необходимая оборона? Он рубил меня, я защитился.
  - Это... Это маразм, - прорвало меня, - Извращенная логика. Вы не человек! Вы чёртово дерево!
  - Верно, я не человек. Но и не дерево. Я тот, кто в дереве.
  На стеклышках его очков уже отразился край набухающих туч. Это придало его лицу оттенок жестокости.
  - Что вы делали с Егором?
  - Пил его силу. Ему она больше не понадобилась бы. Н-да.
  - А... бензин? Бензин тоже вы подожгли!
  Он едва заметно кивнул головой:
  - Я. Я ведь помог тебе. Помог выиграть, победить!
  - Вы искалечили Павла! Вы причинили столько горя моей семье! Я был вынужден уехать. Бежал как чертова крыса, с тонущего корабля!
  - Я помог тебе выжить, Марк. Ты же не знаешь, что было на уме у твоего друга. А я знаю. Мои... э корни могут проникать в вас, читать вас, влиять на вас. Он хотел убить тебя. Убить и сжечь вместе с вязом.
  Я не верил ему ни единой секунды. К чему он клонит? Чего хочет?
  - Врёте.
  - Ты уверен?
  Я молчал.
  - Тебе не поймать меня на лжи. А я на самом деле видел душу твоего друга. Он бы всё равно покончил бы с собой. Он чокнулся. А моё крошечное вмешательство с бензином предотвратило убийство. Твоё убийство, Марк!
  - Я...
  - А кроме того - я заглянул и в твои мысли тоже. Ты ведь мечтал уехать отсюда. Мечтал перебраться в город. Мечтал никогда в жизни не прикасаться к земле, мечтал не слышать как ревут в свинарнике забиваемые свиньи. Мечтал... И я подарил тебе всё это. Дал тебе повод бросить всё и уехать.
  - Но это как-то... неправильно. Вы всё решили за меня.
  - А что было бы правильным? Позволить твоему ополоумевшему другу убить тебя?
  Он подошёл ко мне вплотную и положил руки мне на плечи. Запах спичек теперь почти опьянял.
  - Я ждал тебя. Ты единственный из своего вида, кто стал симпатичен мне. Не знаю, что двигало тобой, когда ты преградил дорогу тому убийце с зажигалкой, но я тебе признателен. Твоя победа над ним спасла не только меня, но и тебя. Помни это.
  Пошёл дождь. Сначала первые робкие капли, потом всё более и более смелые струи. Я стоял, промокший и запутавшийся, а наверху шелестел старый вяз.
  Небо угасло, и теперь в очках "того, кто в дереве" отражалось лишь моё одурманенное лицо да струи ливня.
  - И что теперь?
  - Ты уйдёшь. Уедешь в свой город и забудешь обо всём.
  - Не выйдет.
  - Ха! Я читаю в твоей душе, будто ты считаешь меня злым. Это не так. Я такой же, как вы, люди, убиваю, чтобы жить самому, ненавижу своих врагов и люблю своих друзей. И никогда не забываю тех, кому задолжал - как тебе, Марк.
  Теперь иди.
  
  Я медленно, точно во сне, спустился с холма и побрёл по тропе. Не удержался и обернулся - "тот, кто в дереве" стоял на круче раскинув руки и подставив лицо под удары дождя. Его очки блестели или даже светились призрачным, лунно-серебристым светом.
  Он радовался дождю, как... дерево.
  Невероятное существо. И это я дал ему дорогу в жизнь. Лишь одна строчка из его речи крутилась у меня перед мысленным взором: "Я такой же, как вы... убиваю, чтобы жить самому..." Вспомнилось и ещё кое-что:
   "Пил его силу"
  Интересно, сколько ему нужно этой силы? А ведь она не всегда бывает дармовая.
  "...убиваю, чтобы жить самому..."
  Гиблое место. Только сейчас я понял, почему на старый вяз не садятся птицы. Почему в озере не квакают лягушки. Я ещё удивлялся, как вышло так, что у здорового и сильного парнишки - сына Стрельцовых - остановилось сердце. Ведь не от холодной воды, в самом-то деле...
  "пил его силу"
  Что же делать?
  "Я вижу в твоей душе, что ты считаешь меня злым. Это не так"
  
  Марк вернулся домой поздней ночью. Уставшая мать поднялась с кровати и поразилась тому, как выглядит её сын. Мокрый, растерянный. Он напомнил ей котёнка, которого топили в ведре.
  Только недобрая фанатичность во взгляде...
  - Мам, ложись спать, - глаза его блуждают, словно ищут нечто.
  - А ты?
  - Я позже. Дров наколоть надо.
  Мать с сомнением поглядела на сына, а потом в окно, за которым хлестал злой осенний ливень.
  Но Марк ничего не ответил, а лишь схватил грубый топор и ушёл в ночь.
  
  "И никогда не забываю тех, кому задолжал"
  - Я тоже не забываю, - сказал самому себе Марк и тут же добавил, - Я всё-таки сильно задолжал перед тобой, Паша. Марк перебросил топор с одной руки в другую и, что-то напевая себе под нос, скрылся в лесу.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"