Вайнштейн Стелла : другие произведения.

Поцелуй художника

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    цветочек ПриостановленноБал-маскарад, тысячи свечей, мишура и музыка. Энн, влюбленная по уши в молодого художника наконец набирается смелости признаться ему в своих чувствах, хотя знает, что он увлечен другой. Только, сегодня маскарадная ночь перетасует все карты и у поступков будут неожиданные последствия... Конец переписан. За обложку спасибо талантливой Дайнеко Юле!

  Художник и поцелуй.
  *********************************
  Вычурный особняк графа Лэнгдона, и так считавшийся архитектурной жемчужиной Лондона, в честь маскарада украсили гирляндами роз и звездочками гортензий. Хрустальные люстры искрились огненными бликами, яростно сверкала золотая лепнина на стенах, натертый до блеска мозаичный паркет так и манил потанцевать. Зал был наполнен взволнованным гулом разодетых в вычурные костюмы и маски гостей. Воздух пьянил тяжелым ароматом лилий, в притаившихся по углам тяжелых вазах на мраморных постаментах, и женских духов.
  Энн переживала, искала взглядом того единственного, который занимал ее мысли, но все время отвлекалась, чтобы рассмотреть еще одного гостя, еще один замечательный костюм с выдумкой. Да, она всегда любила детали.
  Вот старый мэр в залихватском костюме пирата, с широкими рукавами и роскошными перьями страуса за тульей шляпы. Под руку ведет жену, известную своей строгостью, в чопорном одеянии монашки, с увесистым серебряным крестом изящной чеканки, усыпанный россыпью сапфиров, на длинной цепи до середи живота. Пират и монашка, показная роскошь и скромное богатство, до чего занимательная пара!
  Сегодня будет незабываемая ночь - и приглушенный свет свечей, и громкая музыка, и шампанское рекой позволят чуть громче смеяться, отчаянней флиртовать и наконец признаться в давно скрываемом, самом сокровенном.
  Энн брала бокал за бокалом у щедрого официанта. Сначала она хотела смелости, затем глупости, а потом желала забыть обо всем и просто наслаждаться. Но ничего не получалось. Ее сердце ныло в поисках заветной фигуры, она вся измучилась ожиданием.
  А еще Энн отчаянно завидовала беззаботным лицам, надевшим маску сказочного персонажа на один день. Потому, что одного костюма русалки на ней, вовсе не достаточно, о нет, сегодня она все бы отдала, чтобы на час сменить личину и стать совсем другим человеком. Она была на грани отчаяния, и где то в глубине души понимала - ей уже не добиться ответного чувства. Орудия выстрелили со всей мощи, но попали мимо. Ни ее красота, ни остроумие, ни доброта не нужны любимому. Она исчерпала запасы надежды и подошла к опасному краю. А что за ним? Смириться со своей долей, тихо отсиживаться в сторонке, дожидаясь, чтобы любовь прошла сама собою?
  Энн была готова на самое большое унижение. Снизойди до нее сейчас добрая фея, Энн не побрезговала бы превратиться на час в ту, что она ненавидела больше всего - холодную красавицу Синтию.
  Синтия владела сердцем любимого. На Синтию были обращены его взоры, улыбки и нерастраченная страсть. И красавица умела хорошо помучить своих воздыхателей, что как ни странно притягивало их все больше.
  Но что бы Энн не думала о сопернице, та победила. А на ее долю выпали только полные сожаления взгляды родных жгучих глаз. Любовь Энн и ее несчастье, увы, легко читаются в каждом жесте.
  Вот она заметила его синий сюртук в толпе. Эдмунд! Окликнуть его, или воздержаться, не быть навязчивой? Энн отставила в сторону бокал шипучего шампанского, официант вежливо подал ей салфетку.
  Черт! Кажется, даже он жалеет ее. Нет, ей необходимо проветриться, убежать от этого наваждения. О Эдмунд! Как ей хотелось хоть на мгновение дотронуться до рукава его рубашки, почувствовать дыхание у щеки во время приветствия. В конце концов она может позволить себе такую малость:
  - Эдмунд!
  Он обернулся, скользнул черными глазами по кораллам в светлых волосах, причудливому вороту, украшенному настоящими морскими раковинами, русалочьему хвосту со сверкающими чешуйками блесток, которые она собственноручно пришивала долгими вечерами. В его взгляде проскользнуло одобрение художника и равнодушие мужчины. Эдмунд по джентельменски склонился перед ней:
  - Энн, рад тебя видеть.
  Но Энн ясно видела, что не очень он рад. Обида полоснула по сердцу: она уже корила себя, что поддалась порыву и навязалась ему.
  - Тебе нравится праздник?
  - Я совсем недавно пришел, - он пожал плечами. - Ты не видела Синтию?
  При упоминании заветного имени, его глаза загорелись.
  - Пока нет, - выдохнула она. - Прости, пора бежать.
  Она хотела сказать - 'мне нужно идти', но слова сами собою сорвались с губ, потому что ей хотелось убежать от него как можно дальше, закрыться за семью дверями и никогда не слышать его имя.
  - Постой, Энн. Не убегай от меня. Хочешь чего-нибудь выпить?
  Она не отказалась.
  - Ты так молчалива в последнее время. Расскажи, что у тебя нового?
  Энн устало опустила руки. Что ж, просто поговорить с ним тоже удовольствие.
  - Анжелика обручилась, - сказала она. - Ты наверное слышал.
  - Мои поздравления твоей сестре.
  - А ты закончил ту картину?
  Энн безумно любила в нем все, но ее падение в бездну началось именно с картин Эдмунда. Будь он давно умершим художником, она все равно бы безмерно восхищалась им и каждый день смотрела бы на драгоценный холст, ощущая будто сам Бог стоит за ее плечом и дышит в ухо. Но Эдмунд был молод и хорош собою. Он проникся особой симпатией к своей верной почитательнице, а она влюбилась в него и ничего не могла с собой поделать.
  Если бы одни картины, но он покорил ее всем - гибким умом, вежливой обходительностью и тем, как он гладил ее щенка Тома, и как тот млел под сильной мужской ладонью. О, как она завидовала щенку! Рядом с Эдмундом Энн терялась, ей казалось, что он и так все знает о ней. Стоит лишь взглянуть мельком на его работы - вот она вся как на ладони, ее мечты, тайные пожелания на всеобщем обозрении. Казалось бы - родные души, когда он увидит ее то обязательно ответит на чувства Энн, но случилось все наоборот.
  Эдмунд оставил Энн вовсе без внимания, и влюбился в ее подругу, Синтию. Энн сама привела Синтию, по досадной случайности. Та вовсе не была ей близкой, просто случайной знакомой, и взяла ее Энн к художнику, только потому, что не хотелось появляться у его дверей одинокой влюбленной дурочкой. А вышло, что именно дурочкой она и стала, своими руками растоптав возможное счастье. Хотя кто знает, может и без Синтии, Эдмунд на нее внимания никогда бы не обратил.
  - Какую картину?
  - Новую, мою любимую, - с чувством сказала Энн. - Сад в сумерках, одинокая собака и нищий. Помнишь, они еще так трогательно прижались друг другу...
  - О нет, Энни, ту я отложил. Я пишу сейчас портреты Синтии. Она хочет быть египетской принцессой или греческой нимфой...
  - Мне пора, Эдмунд, меня ждут. Ты не скучай, хорошо?
  Пусть пишет портреты, забывает свое призвание, ей нет до этого никакого дела. Эдмунд свободный человек, она ему не указ. Пусть зарывает свой талант в землю, раз ему так угодно, ей все равно!
  Только как пробежать через весь зал, и не показать слез? Ах, да, на ней маска, как удобно - пусть каждый день будет бал маскарад!
  С нее достаточно, Энн всегда была сильным человеком. Она считалась за старшую в доме, родители прислушивались к ее мнению. И только рядом с Эдмундом она превращалась в чувствительную размазню - самой противно. Как она может завоевать его любовь, если сама не уважает то, во что превратилась.
  -Энни!
  Она обернулась. Отец мелко ступая пытался подобраться к ней поближе. Ему мешала тесная основа костюма шахматного короля.
  - Папа, я тебя не заметила.
  - Что тебя взволновало, дочка? И глаза красные... Ты с Эдмундом разговаривала?
  - Да, - она поджала губы. Родители давно разгадали ее маленькую тайну. Временами ей казалось, что посвящены все вокруг, и все равно Энн не могла ничего с собой поделать.
  - Вот что Энни, забудь ты его. Найди себе жениха, я любого благословлю.
  - Спасибо папа. Мне нужно время. Не хочется выбирать кого попало, когда сердце к этому совсем не лежит.
  - Поверь моему слову, только с другим ты его забудешь. Хороший парень, но раз тебя не разглядел, то большой дурак.
  - Пап, ты потише разговаривай, пожалуйста, хорошо? - она опасливо посмотрела по сторонам. - Я и так всеобщее посмешище.
  - Не хочу, чтобы ты оставалась одна. Где Анжелика?
  - Наверное с женихом, я не хочу ей мешать.
  - Тогда побудь со мной. Развлеки старика, девочка. Или тебе уже скучно со мной?
  - А мама где?
  Отец махнул рукой:
  - Наверное, как всегда, со своим обществом сплетниц. Ищет тебе женишка.
  - Папа, отговори ее. Я не хочу никого...
  - Я с ней согласен. И ты слушайся маменьку. Мы тебе плохого не пожелаем.
  - Извините, - послышался голос сзади. Энн и отец удивленно обернулись. Им поклонился молодой белокурый арабский шейх. - Не сочтите за грубость, позвольте представиться. Мистер Торнтон, лейтенант флота ее величества.
  Небольшая грубость, подойти самому, не дожидаясь случая быть представленным общими знакомыми. Но сегодня бал-маскарад, подобные вольности прощаются, поэтому отец милостиво ответил:
  - Очень приятно, Брэтворт, эсквайр.
  - Позвольте украсть у вас прекрасную девушку на один танец?
  - Я не возражаю, - быстро сказал отец и протянул вперед руку Энн.
  Энн уже хотела запротестовать, но потом решила, что ничего плохого в одном танце нет. В нее даже вселилась безрассудность, которая заставила ее сказать мужчине шепотом:
  - Я должна предупредить, что несколько пьяна и могу отдавить ваши вышитые тапочки.
  Офицер рассмеялся приятным, негромким смехом:
  - Да хоть спляшите на них, я ничего не почувствую. Вы такая легкая.
  Она действительно была легкая. Пузырьки шампанского вкупе с отчаяньем окончательно вымели благоразумие из ее, обычно прагматичной головки. Запах жасмина околдовал и ее - сегодня маскарад, можно забыть обо всем.
  Арабский шейх оказался замечательным танцором, раз за разом их руки встречались, он одаривал ее белозубой улыбкой, а Энн краснела опуская глаза долу. До чего же замечательно, быть предметом мужского восхищения, она уже так привыкла, что к ней безразличны.
  Взявшись за руки они шагали навстречу другой паре, Энн подняла беззаботно-довольный взгляд и встретилась со знакомыми черными глазами. Она с ужасом поняла, что весь танец рядом с ними стояла пара, которую она хотела избегать сегодня - Эдмунд и Синтия! Как она могла не заметить его, и почему он так хмурится смотря на нее?
  Энн повернулась к мистеру Торнтону, который сразу заметил перемену:
  - Что случилось? Расстроены, что не удалось меня покалечить?
  - Ах нет, мне душно, - сказала она. - И так хочется пить.
  Он взял ее под локоть заметив:
  - Как чудесно, наши желания совпадают.
  - Энни!
  Синтия тоже вышла из круга танцующих:
  - Энни, познакомь нас с твоим кавалером.
  Энн замялась. Меньше всего на свете ей хотелось знакомить Синтию с кем бы то ни было. Но промолчать было бы грубостью:
  - Лейтенант Торнтон, на службе флота ее величества.
  - Так приятно с вами познакомиться, - Синтия улыбнулась, кокетливо наклонив голову. - Меня зовут мисс Сноу.
  - И мне очень приятно. Простите, но долг джентльмена не позволяет заставлять прекрасную даму мучиться от жажды. Я скоро вернусь.
  - Не могу поверить, что ты скрывала его от меня! - в голосе Синтии слышалось возмущение. - Ты моя подруга и должна все доверять мне.
  - Поверь, я только познакомилась с ним.
  - Кажется, он очарован тобою, - сказал Эдмунд.
  Она не могла смотреть ему в глаза.
  - Пока рано судить.
  - А вот и бокал пунша для очаровательной русалки.
  Мистер Торнтон неодобрительно посмотрел на нового кавалера подле своей дамы, Эдмунда. Тот вернул ему хмурый взгляд.
  - Вы все еще желаете подышать свежим воздухом? - спросил мистер Торнтон.
  - Да, поскорее, - ответила Энн. - Говорят терраса чудо как хороша.
  - Я тоже хотела бы на нее посмотреть, - быстро сказала Синтия. - Вы не против? - обратилась она к Эдмунду.
  Шейх и русалка проследовали вперед, за ними шли Эдмунд и Синтия.
  - Вы не представили мне молодого человека в синем сюртуке, - мягко заметил мистер Торнтон.
  - Простите за нарушение приличий, я предупреждала, что шампанское ударило в голову. Это мистер Грант, художник, вы слышали о нем?
  - Увы, я не увлекаюсь изобразительным искусством.
  Они вышли на террасу, освещенную разноцветными фонариками. Еще несколько пар стояли у мраморных перилл или сидели на резных стульях у французских окон.
  Тут Синтии удалось наконец увести мистера Торнтона подальше от Энн. Та осталась подле Эдмунда бессильно сжимая кулаки. Определенно, Синтия ей не подруга и никогда ею не была!
  - Он мне не нравится, - сказал Эдмунд. - Он не должен был оставлять тебя и уходить с другой дамой.
  Эдмунд сердится, потому что Синтия опять бросила его одного при виде нового кавалера.
  - Ах так? - сказала Энн. - Почему ты строго судишь его, и легко себя?
  - Что ты имеешь ввиду?
  - То, что сказала.
  - Энни, послушай меня...
  - Нет подожди, дай же и мне высказаться...
  Она хотела сказать, что ей тоже Синтия не нравится, и наконец выговорить все, что Энн о ней думает, но гордость остановила ее. Она не будет чернить соперницу, не таким образом хотела Энн завоевать сердце Эдмунда.
  Мистер Торнтон и Синтия вернулись, не дав Энн окончить предложение.
  - Каковы ваши дни приема? - спросил ее арабский шейх. - Хотелось бы нанести вам визит на неделе.
  - Среда и четверг, - ответила Энн, зардевшись.
  - Тогда попрошу извинить меня, - мистер Торнтон поклонился троим. - Завтра я встаю раньше восхода солнца.
  Он зашагал к выходу с террасы.
  - Погодите! - Синтия поспешила за ним.
  Энн и Эдмунд снова остались наедине. Она напряженно вглядывалась во тьму за периллами, он постукивал пальцами по дереву.
  - Что ты хотела сказать, Энн?
  - Ничего, это уже не важно.
  Маскарадная ночь потеряла свое великолепие, ей хотелось как можно скорее покинуть праздник.
  - Скажи, почему ты так груба со мной в последнее время, я чем то обидел тебя?
  - Нет Эдмунд, ты не виноват. Это мне давно пора отбросить иллюзии. Пожалуй, не стоит нам больше водить столь тесное знакомство.
  Энн развернулась, чуть не оступившись о русалочий хвост, но вовремя обрела равновесие. Улыбнулась Эдмунду на прощание, жаль, получилось нечто вроде гримасы и заспешила к выходу.
  - Энни, постой! Ты даже не выслушала меня.
  Энн замерла на месте, его голос все еще имел над ней власть.
  - Не уходи. Пожалуйста, не уходи - я не смогу писать картины без тебя, более того, мне кажется, что не смогу жить без тебя.
  Энн пошатнулась и облокотилась на стену, от внезапно нахлынувшей слабости. Что он говорит?
  - Почему? - спросила она его. - Почему сейчас?
  - Потому, что завтра было бы слишком поздно.
  Она грустно улыбнулась:
  - Нужно было сказать мне это вчера.
  - Нет, я должен был сказать тебе это в первый же день нашего знакомства. Энн, позволь мне тоже навестить тебя на этой неделе.
  - По какому поводу? - спросила она, нарушая правила этикета.
  - Я буду просить у мистера Сильвера твоей руки. Скажи, ты согласна?
  Она ошарашенно повернулась к нему:
  - Это очень неожиданно.
  - Это согласие или отказ? - Эдмунд закусил губу, взял ее холодную ладошку в свою большую руку с тонкими пальцами художника. - Энн, я совершил ошибку, сможешь ли ты простить меня?
  - Не могу поверить, еще вчера ты не смотрел в мою сторону.
  - Энн, малютка Энн, я люблю тебя, ты разве не видишь? Увидев с другим, я понял, что не могу потерять тебя, не могу позволить кому то другому получать твои нежные улыбки - они должны доставаться только мне!
  Энн поджала губы.
  - Я не хочу разочароваться, будет слишком больно.
  - Я полюбил тебя с первой же минуты.
  - Но Синтия... Не понимаю.
  - Я боялся, Энни, я не святой и не гений. Такой же как все. Иногда тяжело заглянуть в себя. Дай мне поговорить с твоим отцом.
  Она затаила дыхание, пытаясь обрести опору. Видит Бог, она любила его слишком сильно, чтобы долго сопротивляться. Она готова была стать Синтией ради одного его поцелуя, а сейчас он признается в любви ей, Энн, и никому другому. Но почему, хочется поскорее скрыться от жгучих черных глаз? Не потому ли это, что они столько раз бездумно причиняли ей боль, что побег вошел в привычку?
  - Я не могу, - наконец вымолвила она. - Прости меня.
  И, прометя по полу широким хвостом, сделанным из шелковых лоскутов всех морских оттенков, Энн поспешила к выходу, мысленно коря себя за отказ.
  'Была бы я счастлива с ним? Может на миг, а потом сомнения и обиды затопили бы другие чувства. Я была для него пустым местом и не смогу простить этого'.
  Дома, когда сонная горничная распутывала колтуны в длинных белокурых прядях, Энн безразлично смотрела на свое отражение в зеркале и вспоминала последний разговор на маскараде.
  Почему она не счастлива до небес, услышав заветные слова из уст художника, а несчастна до глубины души?
  Завязав ленточки на вороте кремовой ночной рубашки и отпустив горничную, Энн встала на колени и оперлась локтями на край кровати. В вечерней молитве она просила покоя для своей полной смятения души.
  Можно ли верить его признанию? Эдмунд сказал, что полюбил ее с первого взгляда. Энн помнила их первую встречу. Отец тогда повел всю семью на Академическую выставку. Александра и матушка весело щебетали: меньше внимания уделяли картинам, а больше знакомым. Энн прогуливалась под руку с ними, но вдруг застыла подле полотна молодого художника, будто ступни опутали оковы, а на уши одели ватные беруши, наглухо отрезавших суетных посетителей, гул голосов и окрики родных. На картине, не оделяемой особым вниманием патронов, на песчаном береге моря в солнечный полдень возлежал царственный морской змей. Чешуя влажно блестела, хвост прятался в камышах, а голова повернута к Энн, будто он только что заметил ее и готов одним усилием мощного тела кануть в волны.
  Она не ведала, что на картине видели другие, только с того момента по ее жилам бежал жидкий огонь, а щеки горели алым. Энн, бывало, снились красочные сны, и она была готова поклясться, что в одном из них к ней приходил именно этот морской владыка.
  Энн повернулась к сестре, и растеряно спросила, чей кисти полотно. Анжелика плохо разбиралась в живописи, но хорошо знала у кого спросить. Через несколько минут Энн пристально рассматривала, спрятавшись за плечом матери, стройного джентльмена, с копной иссиня-черных волос, небрежно собранных в хвост черной ленточкой, мистера Эдмунда Гранта.
  Энн долго искала предлог встретиться с ним, и, наконец, однажды появилась у порога его городского дома, под руку с дальней знакомой, Синтией и старой компаньонкой подруги, слишком много позволявшей своей подопечной.
  Эдмунд открыл дверь, рассеянно оттирая масляные пятна с пальцев грубым полотном. Его взгляд скользнул по тонкой фигурке Энн и надолго задержался на статной Синтии. В тот день они заказали небольшой деревенский пейзаж, вот все, на что хватило карманных денег Энн.
  В дальнейшем она не раз заходила в компании подруг или родственниц, якобы проверить работу над заказом, а на самом деле, чтобы поговорить с Эдмундом. Ах если бы разговоры задули пламень, горевший в сердце Энн! Его картины баламутили душу, словно весла юркой долбленки стылую реку, поднимая со дна ил, топя в водоворотах прошлогоднюю листву. Его слова выдавали родственную душу, созерцательную, склонную к грезам, только Эдмунд обладал дерзостью, которой Энн всегда не хватало.
  И он выбрал Синтию, открыто, со всем пылом отдал свои симпатии другой.
  Что же изменилось?
  
  Следующее утро встретила Энн душистым букетом лилий, с посланием от мистера Торнтона. Он очарован ею, и считает мгновения до следующей встречи.
  Энн не спеша одела голубое платье для прогулок, с синей ленточкой под грудью, и кружевом на рукавах. Анжелика уже спустилась вниз и завтракала тостом с клубничным джемом, вся светящаяся от счастья.
  Сестре не терпелось знать все детали прошлого вечера, а Энн хотелось поделиться с кем-то, кто мог помочь навести порядок в мыслях.
  - Не стоит принимать поспешные решения, - наконец сказала сестра. - Я не смогу простить пренебрежения Эдмунда. Твоя любовь светилась почище золотой гинеи, оброненной на проезжей дороге. Пусть я заинтригована мистером Торнтоном, но право, сейчас не время принимать его ухаживания когда твое сердечко только принялось заживать от любви.
   Энн согласно кивнула, но за завтраком так и не смогла съесть ни крохи, только выпила немного сладкого чая с молоком из любимой чашечки, разрисованной цветущей вишней
  Художник пришел точно к приемному часу, понурый, осунувшийся но с упрямством на лице. Его взгляд был полон любви, и тоски, и тайной обреченности, но словам было суждено остаться непроизнесенными, ведь оказаться наедине с Энн не было никакого шанса. Возможность объясниться осталась во вчера, в разноцветной вседозволенности карнавала, а сегодня матушка и Анжелика строго блюли условности.
  К десяти часам, чеканной походкой военного, зашел белокурый мистер Торнтон, который если и был удивлен присутствием соперника, то вида не подал.
  Мистер Торнтон развлекал дам рассказами о чудесных жарких странах, особых лепешках Марокко, которые пекут налепливая на стены раскаленной печи и едят с пылу с жару, намазывая козьим сыром с пряными травами.
  Энн потихоньку таяла от дивных историй, от горячих взглядов мистера Торнтона и молчаливого художника, вытесненного на тахту под окном в дальнем углу комнаты.
  
  Эдмунд все мрачнел, не участвуя в общем разговоре. Он избегал встречаться взглядом с Энн, и вместе с тем не мог отвести от нее глаз. Художник не выдержал и часа созерцания розовеющих щечек Энн и восхищенного взора, обращенного на другого. Он выскочил, буркнув неуклюжее прощание, подавляя волну сожаления и разочарования. Он вдруг испугался, что возможно потерял нечто бесконечно дорогое, греющее как майское солнышко - полудетское восхищение Энн.
  Синтия поманила за собой чувственной тайной, дымкой обещания, а давшись в руки, обернулась пустышкой. Между тем, серая мышка Энн подарила крылья за спину, и в ключевой момент испарилась в неведомые дали.
  Художник, призванный замечать малейшие детали, оказался позорно слеп к собственной судьбе, и по всему видимо, ему придется заплатить немалую цену за страсть к азартной охоте на роковых женщин.
  Торнтон, шельмец, живо вычислил среди сотни прелестниц ту, которая будет стоять плечо к плечу, не сгибаться под ударами судьбы, подталкивать вперед в пору невзгод, и утешать в сезон потерь. Но, черт возьми, за одну лишь прозорливость тот Энн не получит!
  
  Между тем, дни шли неспешной чередой. Энн научилась ждать визитов мистера Торнтона - тот был постоянен и пунктуален, как и подобает военному. Между ними была разница в девять лет... и целую жизнь. Мистер Торнтон побывал в самых дальних колониях ее Величества, пережил голод и плен, бои и цингу. Он многое повидал, и теперь искал тихую гавань, маячок, ждущий его из дальних плаваний. Мистер Торнтон преуменьшил свои достижения, оказавшись в фаворе адмирала Веста и, что не маловажно для матушки - старшим сыном барона Стоунбридж!
  Ему необычайно шел темно-синий китель с затейливыми пуговицами и треуголка с позолоченным кантом. Мистер Торнтон неукоснительно придерживался приличий, изредка приглашая ее на прогулки в обществе матушки, или в театр на пару с пожилой тетей. В отличии от общества Эдмунда, кровь Энн ни разу не закипела от присутствия молодого офицера, но сейчас она искала стабильности и предсказуемости.
  В угаре любви она не заметила как растеряла уверенность в своих чарах над мужчинами. Пренебрежение Эдмунда растрясло копилку, в которую годами складывались золотые монетки собственной значимости. Теперь Энн была убеждена, что раз художник предпочел другую, то и моряк вскоре разочаруется.
  Только мистер Торнтон с точностью Швейцарских часов появлялся в голубой гостиной ровно в одиннадцать утра по средам. По свету прошелся слух о возможной будущей помолвке, и, как всегда в таких случаях, статус Энн немало повысился, ее танцевальная карточка заполнялась за считанные секунды. Свободные холостяки спешили проверить своими глазами, что же такого увидел Сэмьюэл Торнтон в мисс Сильвер, и как же они раньше проглядели.
  Мистер Грант тоже наведывался в часы приема, только по четвергам, избегая соперника. После маскарада их общение потеряло живость, будто Энн и Эдмунда разделила невидимая преграда. Раньше, его высказывание попадали прямиком в под ребра, заставляя сердце часто биться, а руки дрожать. Теперь, разговоры ограничивались общими сентенциями о погоде, веяниях моды и светских раутах. Между ними осталось много недоговоренного, чего нельзя обсудить при посторонних и невозможно передать жаркими взглядами, которыми Эдмунд одаривал собеседницу.
  
  До Энн дошел слух, что Синтия скоропалительно вышла замуж за известного денди. Свадьба прошла в деревне вдали от Лондона, из общих знакомых на ней присутствовала лишь старая компаньонка Синтии, которая после свадьбы лишилась места, и отзывалась о своей бывшей подопечной не очень лестно. Энн повстречала Синтию на одной из прогулок с мистером Торнтоном, та выглядела одутловато и странно взбудоражено.
  Мельком поздоровавшись с Энн она обрушилась со всем пылом на Анжелику, расписывая свадебное платье, церемонию в церкви и званный ужин. Мистер Торнтон с честью выдержал женский щебет, все так же деликатно поддерживая Энн под локоть, только уголки его губ едва заметно подрагивали.
  Синтия крутила в руках кружевной зонтик, поправляла выбившийся локон из под шляпки и, наконец, прямо посмотрев на офицера, заявила:
  - А вы уже наслышаны о любви дорогой Энн к изобразительному искусству?
  Энн чуть не задохнулась от возмущения, но мистер Торнтон лишь чуть крепче сжал ее локоток, поддерживая своей силой.
  - Мне нравятся все увлечения мисс Сильвер, - коротко ответил он.
  Синтия сразу сдулась, ее лицо еще больше покраснело. Анжелика воспользовалась паузой, чтобы распрощаться с новобрачной.
  По дороге назад Анжелика чуть отстала, переброситься парой слов с общими знакомыми. Мистер Торнтон взял руку Энн в свою и тихо произнес:
  - Я собираюсь попросить в следующую среду оставить нас наедине. Вы позволите мне, мисс Сильвер?
  В это мгновение Энн вдруг проснулась как от долгого сна. Она поняла, что вся ее жизнь изменится в зависимости от ее ответа. Она в отчаянье пыталась найти подсказку в обветренных суровых чертах лица мистера Торнтона. Светло голубые, льдистые глаза смотрели на нее серьезно и испытующе, она понимала, что не может тянуть молчание.
  - Почему я?
  В этих двух словах вылилась вся неуверенность в себе, накопленная за предыдущие недели. Она обязана знать причину, по которой самый желанный холостяк выбрал именно ее...
  Сэмьюэл Торнтон улыбнулся ей чуть грустной улыбкой, он медлил с ответом, стараясь из сотни возможных вычленить единственно правдивый.
  - Потому, что вы добрая, мисс Сильвер.
  Энн с удивлением встрепенулась, она совсем не ожидала от немногословного военного по-детскому простого ответа, и в то же время почуяла, что для него много значит простая человеческая доброта. Энн обнаружила, что всем телом развернулась к этому человеку. Ах если бы он дал ей больше времени, ах если бы погодил с судьбоносным разговором несколько месяцев, дал ей прийти в себя и исцелиться!
  Она кивнула и его глаза зажглись искрометным восторгом, так, что ей тоже на мгновение полегчало.
  
  Помолвка сестры состоялась с месяц назад. Сильверы готовились в к предстоящей свадьбе. Разрешение было официально получено, дом осаждала армия модисток, шляпниц, цветочниц, приходящей прислуги. В бальной зале поставили стол на пятьдесят персон. Анжелика рыдала весь вечер, так и не сумев сократить список приглашенных со ста пятидесяти.
  Со всех концов Англии приходили подарки к помолвке и свадьбе. Самые приметные выставлялись на рассмотрение в голубой гостиной, на специально установленных полках и тяжелом дубовом столе. Искрились радугой хрустальные подсвечники, изящные фарфоровые пастушки опирались на посох, а чашечки из тончайшего фарфора с позолоченными краями возвышались над стопками кружевных десертных тарелочек.
  
  Пришел подарок и от молодого художника, уже обретшего определенную известность в светских кругах. Он прислал пейзаж английского сада с живописными руинами, по последнему писку моды.
  Энн долго стояла перед картиной, впитывая зелень листвы, и светло розовую линию заката, и потемневший мрамор колонн. Она заметила навостренные заячьи уши, выглядывающие из кустов в нижнем углу и мерцание родника под сенью деревьев. Ей захотелось присесть на витую скамью подле цветущего куста роз. Она легко коснулась подушечкой пальца выпуклого мазка внизу картины. О, как она скучала по художнику!
  Незаметно, сзади подошла Анжелика и отец с матушкой. Сестра одобрительно отозвалась о размерах картине и цветовой гамме:
  - Она отлично подойдет в салатовую гостиную на втором этаж, не правда ли? Но право, не кажется ли вам дурным тоном прислать полотно без подходящей рамки? Кому как не художнику решать подойдет ли тяжелая деревянная или что-то поизящнее, как ты думаешь, матушка?
  Анжелика взяла картину в руки и тут из-за мольберта выпал еще один холст поменьше, который был спрятан за пейзажем как шкатулка в шкатулке.
  Энн с изумлением вгляделась в собственный портрет, написанный рукой Эдмунда.
  Он не приукрасил ее: не выпрямил чуть курносый нос, не затемнил светлые брови. Энн смотрела с холста живая и естественная, только в глазах читалась оленья застенчивость перед миром и детская надежда на чудо. Он сумел заглянуть ее сердце, и запечатлеть волшебными мазками.
  Портрет дышал любовью, она поняла это с первого же мгновения. Будто сам Эдмунд смущенный и волнующийся, сдернул льняную ткань. Мать ахнула, всплеснув руками, а отец долго стоял перед портретом, потирая подбородок. Даже Анжелика смутилась и только бесхитростно обняла сестру сзади.
  
  Среда наступает раньше четверга, это всем известно. В среду мистер Торнтон попросит ее руки, а в четверг придет Эдмунд услышать ответ на свое признание, но будет слишком поздно.
  Энн металась в четырех стенах, принимала решения, чтобы тут же перетасовать карты и передумать. Она тосковала по жгучим черным глазам, но жаждала спокойствия льдисто-голубых. Стремилась в объятья Эдмунда, но тут же яро ненавидела за причиненную обиду.
  Среда придет раньше четверга, это она знала определенно.
  
  Эдмунд появился в понедельник. Она встретила его на музыкальном вечере, который посетила с Анжеликой и ее женихом. Эдмунд был одет в синий сюртук с черным вышитым жилетом и белоснежную рубашку с причудливым воротником. Он поцеловал ее руку в приветствии, и выпрямился, задержав ее ладонь в своей чуть дольше принятого.
  Энн затаила дыхание, сердце ухнуло в бездну, как всегда при виде художника. Он очень мило ухаживал за ней весь вечер, правда соревнуясь с мистерами Квинси и Лафборо за честь принести мисс Сильвер стаканчик пунша.
  Устав от тонкого голоска новой дебютантки, Энн зашла в библиотеку передохнуть. Эдмунд тенью скользнул за нею и прикрыл тяжелые двери.
  - Энни, милая, позволь поговорить с тобой несколько минут.
  - Нас могут застать наедине!
  - Пусть застают, я буду очень рад тут же предложить тебе сделать меня счастливейшим человеком на земле.
  - Погубив мою репутацию? Надеюсь, это шутка.
  - Неужели ты совсем забыла меня, Энни? Не проходит и часа, чтобы я не вспоминал о тебе. У меня в мастерской ты найдешь десяток собственных портретов.
  - Куда ты дел предыдущие? Синтии, и тех, что были до нее.
  - Ты жестока Энни, теперь ты одна в моем сердце.
  Энн подошла к двери, положив руку в перчатке на латунную голову льва.
  - Надолго ли там я одна, Эдмунд? Как я могу доверять тебе?
  Художник стоял подле стеллажа с тяжелыми фолиантами, добела сжав руки в кулаки.
  - В этом вся ты, Энни. Ты не умеешь довольствоваться малым. Если ненавидеть - до крови, любить - до гроба, не правда ли?
  Она чуть заметно кивнула.
  - Я до смерти боялся не соответствовать твоим ожиданиям. Все ожидал, что ты обнаружишь во мне фатальный недостаток и отторгнешь со всей присущей тебе окончательностью и жестокостью.
  Энн вздрогнула, как от удара и поднесла руку ко рту.
  - Я с первого же момента понял, что в дверь стучится моя погибель. Видит Бог, я пытался сбежать от тебя. Все втуне, я пропал и теперь уже случилось то, что было суждено с самого начала. Знай только, Энн, что я тебя никогда не забуду.
  Она нерешительно шагнула к нему, а потом отступила спиной к тяжелой резной двери в библиотеку.
  - Прости меня, Эдмунд, я всегда буду помнить тебя и немного сожалеть об этом моменте. Прошлое невозможно перечеркнуть. Увы, я не столь великодушна, чтобы простить твое пренебрежение. Постой! - Энн жестко остановила ответные жаркие уверения художника. - Во мне говорит не уязвленная гордость, я могу понять временное ослепление красотой. Совсем иная причина стала непреодолимой преградой между нами.
  - И что же это?
  - Это то, как ты вел себя, когда мои чувства значили для тебя меньше опавшей листвы. Все было на виду. Ты не сделал и малейшего усилия оградить от боли и унижений. Благородный джентельмен оставил бы меня в покое, дал бы время перегореть безответной любви. Ты же желал моего общества и восхищения, грелся в лучах щенячьего обожания, не желая ведать какова цена, которую мне приходиться платить. И этого я не смогу простить никогда.
  
  Лейтенант Торнтон явился в среду в парадной форме, неся скромный букет полевых цветов собственноручно собранных. Он спокойно и уверено попросил разрешения у миссис Брэтворт оставить младшую мисс Брэтворт и его наедине, но его уверенность слетела как шелуха, когда срывающимся от волнения голосом Сэмьюэл попросил у Энн сделать его счастливейшим человеком на земле.
  Энн покраснела, и закусив губу сказала 'да'.
  Он взял ее за маленькую ладошку в белой перчатке и подвел к вышитому диванчику подле фортепиано.
  - О милая, Энн! Скажите, я могу называть вас так? Я вижу, что мое предложение не вовремя, вы дрожите как осиновый лист, но, увы, срочное поручение ее величества заставляет меня покинуть вас и отправиться в долгосрочное плавание.
  Не дав им закончить, почтительно выждав целых пять минут под дверью, в комнату с нетерпением ворвалась матушка и Анжелика, на лицах которых была искренняя радость за Энн.
  - Я счастлива, - с нажимом сказала миссис Брэтворд. - Вручить вам в руки судьбу моей дочери. Берегите ее.
  - Ее счастье дороже моего собственного.
  - Когда же помолвка? - встряла Анжелика со свойственным ей нетерпением. - Следует отпраздновать до нашей свадьбы поскольку после праздника мы уезжаем в свадебное путешествие по Европе. Сначала Франция, естественно, затем Италия...
  - Боюсь празднование помолвки придется отложить до моего возращения. Увы, долг службы зовет меня.
  
  Позже, когда мать и сестра углубились в разговори между собой Энн тихо спросила Сэмьюэла:
  - Почему вы решили отложить объявление о помолвке?
  - Милая Энн, - сказал он. - За время отъезда может случиться многое. Моя служба не лишена опасностей. Я не желаю сковывать вас обязательствами в случае если обстоятельства помешают моему возвращению или... Ваше сердце передумает. Только все таки тешу себя надеждой, что вы дождетесь меня.
  - Я обещаю, - тихо сказала Энн, чуть свободней дыша от облегчения.
  
  Бывает, что любовь ледяной лавиной сбивает с ног, сжигает жилы огненной тоской, а бывает, что она опутывает паутинкой исподтишка, как вступительные такты оперного концерта, грея в холодный вечер и наполняя сердце живой водой.
  Энн откликнулась на доброту мистера Торнтона как козленок на блеянье матери. Если в начале она сомневалась в верности своего поспешного выбора, то его обходительность и терпеливость пролились на ее раненное сердце пьянящим бальзамом. Более образованный и опытный, он всегда с вниманием относился к ее мыслям, ни разу не утверждая своего превосходства.
   Перед отъездом мистер Торнтон представил ее своим родителям и им пришлась по сердцу застенчивая скромная Энн.
  Дни пролетели незаметно и когда Энн попрощалась с Сэмьюэлом, стоя на пристани и махая отходящему кораблю белым платочком, она вдруг почувствовала себя ужасающе, бесповоротно одинокой.
  Светские джентльмены, с иголочки одетые и с жаром обсуждающие скачки, казались ей по сравнению с серьезным лейтенантом не наигравшимися детьми. Светские рауты, и раньше не особо бередящие душу, теперь оказались пусты и скучны.
  Когда Сэмьюэл Торнтон возвратился после четырехмесячного отсутствия, Энн встретила его с горящими щеками. Он изменился - голубые глаза ярче сияли на посмуглевшем лице, скулы заострились и движения стали плавней. Он заверил ее в своей неугасающей привязанности, а Энн показалось, что все время его отсутствия это она плавала посреди бушующего океана и теперь, наконец, вернулась домой.
  Свадьбу сыграли поспешно, дабы успеть перед следующим назначением лейтенанта. В Индию Энн и Сэмьюэл отплыли молодоженами. Теперь ее родители и сестра остались на перроне, а она махала им белым платком со слезами на глазах, мучимая тоской по родным и стыдом, что сердце горит в предвкушении новых приключений.
  Индия встретила Энн ароматом неведанных специей, красочным буйством экзотических цветов и не менее удивительные одеяния местных красавиц, закутанных в яркие ткани и увешанных золотом. Энн встретили как диковинную райскую птицу: детишки на улицах подбегали потрогать ее за край белого муслинового платья в цветочек или получше рассмотреть светлые кудри заморской миссис саиб.
  Тут в Индии они оказались сказочно богаты. Энн жила в двухэтажном дворце, населенном полчищем любопытных услужливых слуг. В любое время дня и ночи за ней ходили двое мальчиков с опахалами из широких пальмовых листьев - по другому пережить жару и назойливых насекомых оказалось невозможным. Ее расчесывали, купали, одевали десятки горничных ужасно довольных найденной работой и от этого старающихся предугадать малейшее ее желание. Какая жалость, что тогда в первые месяцы Энн мало интересовала окружающие чудеса. Энн нещадно страдала от тропической лихорадки. Она осунулась и исхудала, увидев состояние жены лейтенант Торнтон взял отпуск и не отходил от жены пока той не вернулся вновь здоровый цвет лица.
  Встав на ноги, Энн принялась обследовать жемчужину Британской короны. Она выходила на улицы пешком, пусть домашние не раз настаивали на более подобающем паланкине. Остановились на промежуточном варианте, когда Энн хотелось прогуляться - поджарый слуга в белоснежном тюрбане держал над ней кружевной зонтик, две горничные семенили сзади в малиновых сари, держа в руках все, что может понадобиться госпоже и четыре охранника сопровождали отряд. Вышитые туфельки из ткани пришлось заменить на сандалии на высокой подошве - состояние улиц оставляло желать лучшего.
  С помпой и почетом путешествовала Энн по улицам Бомбея, поражаясь невероятной роскоши резиденций вельмож, и ужасающей, невероятной бедности представителей низших каст, соседствующих рядом в полной индифферентности к состоянию друг друга. Конечно, она знала о положении бедных и в старой доброй Англии, и даже жертвовала деньги на булавки на благотворительных балах, но сирые и убогие существовали в своей, отдельной реальности не оскверняя глаз, не то, что тут в Бомбее, когда она каждый раз вся сжималась внутри при виде иссохших беззубых стариков.
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"