Сеня Бриг лежал на влажной, покрытой утренниим инеем траве, ещё не успевшей пожелтеть к середине Октября. Левая линза его некогда стильных прямоугольных очков была треснута по диагонали, правая же и вовсе отсутствовала. Парадний костюм был похож на камуфляж морских котиков в районе боевих действий под Кандагаром. Вырванные с мясом пуговцы на залитой чилийским мерлотом рубахе оголяли впалую грудь. Левая рука неестественно заломилась под головой, правая распласталась вдоль тела, крепко зажав сигарный окурок.
Сене было хорошо.
Его не мигающие, остекленевшие глаза смотрели прямо в голубое небо, которое в этот ранный утренный час было прозрачно и чисто. Со стороны он был похож на Андрея Волконского, лежщего на поле боя под Аустелицом. “Какое глубокое, высокое синее небо”-процетировало русского классика угасайщее сознание Сени-Андрея . Небо и вправду было высоким. По нему проплывали редкие облака, до боли напоминавшие контуры бутылки “Абсолюта”.
Интересно, как долго я здесь лежу? Час, день, вечность? И почему именно здесь, на лужайке перед собственным домом, а не в теплой крoвате с пышной медсестрой из “Красного Креста?". Ответа не находилось. Память явно давала сбой. “Short term memory loss”, по-моему так называют этот диагноз врачи. А может просто банальный провал в памяти с глубокого похмеля? Да-да, просто с похмеля! И ни ничего больше.
Сеня закрыл глаза, попытлася сосредоточится. Вспомнив совет, прочитанный в одной китайской книжке досчитал до 100, глубоко вздохул и задержал дыхание. Постепенно сознание начало проясняться. Перед глазами промелькную несколько эпизодов вчерашнего вечера. “йо! Так ведь это я праздновал свой юбилей вчера!!!". Ошеломленный таким внезапным поворотом дела он попытался поднятся с земли. “Вотте раз”, как же я мог забыть, что мне сегодня уже 25. “Вотте два”, сказало земное притяжение и с силой повалило именнинника на траву. Ладно, полежу ещё немного, куда спешить, жизнь длинная... От удара память как не странно собралась в клубок, и покатилась по многочисленным серим извилинам, воспроизводя калейдоскоп вчрашнего вечeра.
А ведь как всё хорошо начиналось...
Меню было составленно заранее, обговорено, утверждено и разослано друзьям. Кто бы мог подумать, что старинный Чувашских рецепт оленины пригодится здесь в Америке. А ведь помню как ещё с дедом ходили по замержей Чувашской тайге на охоту. Да, харчей тогда не хватало, приходилось оленей гонят до посинения по тайге, свистя и улюлюкая, пока какой-нибудь рогатый не падал с копыт от бессилия. С патронами ведь тоже было туго. А как упадет сохатий, так сразу его перочинным ножиком в глаз, что бы шкурку не попортить. А потом тасчить 20 верст по снегу в юрту, где мамка уже растопила печку, в предчувствии удачной охоты. Правда вот в фольге мы оленину не запекали как здесь принято - она у нас, шувашей, не переваривается в желудке.
Кошерные огрурчики “а ля руссо” то же удались на славу. Даже таскал кострюлю с ними в ближайшую синагогу, Раббаю на проверку. Хорошее название придумал этому блюду. А что же, не писать же в меню “Орурцы моринованные, пупыристие”. Не солидно как-то. То ли “а-ля Руссо” - звучит! Эх, чего только не сделаешь для друзей-товарищей, Димка то вот вообще бы есть не стал коли не кошерние.
На алкоголь не скупился, знал ведь Миша приедет, а он мало не пьёт. А как недопой у него, так сразу буянить начинает, куражиться, за одеколон хаваться. Вот в прошлый раз даже лосён после брится и тот весь высадил... Пусть лучше останется. Хотя конечно с моими друзьями сколько не бери, все равно два раза бегать.
Стол накрыл заранее, на 20 персон. Впрочем глупо некоторых моих друзей- алкоголиков персонами называть. Лучеше так - на 10 персон и 10 рож. Тарелочки одноразовие не простие купил, нарядные, праздник все же. И стаканов пластиков побольше, на все случае жизни. Маленькие для водки, средние для вина, водку запивать, ну большие-эти уже для пива, если вино после водки колом в горле встанет. Вообщем подготовился на совесть.
К шести стали прибывать долгожданные гости. Первым как обычно приехал Миша. Это он только так говорит, что не любит опаздывать, на самом же деле боится, что без него водку пить начнут. Потом Марк в шелковой крсаной рубахе с петухами, ну как ни есть, жених да и только. На лице отпечаток Американского Уголовного Кодекса, опять наверное в библиотеке уснул, студент. Димка с набриолиненой бородой и со связкой Тульских пряников на шее. Знает, черт, как другу угодить. Ну вообщем много народа собралось. Вот только не помню, куда же они подарки-то складывали. Ладно, протрезвею найду. А были ли они, подарки?...
А дальше, что дальше было-то? Ну выпили по первой за именнинника. За меня то есть. Это помню. Потом по второй - и это не збыл. Поели огурчиков с олениной. А потом... Вдруг легкая волна ужаса прокатилась по всему телу снизу вверх, точнее сказать с запада на восток. Волосы встали дыбом, и не только на голове. Сеня вдруг отчётливо вспомнил, как в разгар праздника, забравшись на табуретку с силой швырнул пустую бутылку в окно. “Ох, девки, жарко мне, жарко”, заголосил именниник и подхватив под руку чью-то подружку бросился в пляс. Народ с недоумением переглянулся но поддрежал, подумав, что это запланированная часть праздника. Все 20 человек пустились впляс, громя и круша все, что попадалось под ноги. И под руки. Среди этой чехорды носился Дима с двумя бутылками водки, подливая всем, кто ещё мог пить. Тем кто уже не мог он вливал насильно, используя заранее приопасенную клизму. Народ стонал но не сопротивляся.
Праздник шёл своим чередом, пока со двора не донеслась пьяная песня, по количеству децибеллов перекривающая взлатающий “Боинг” : “Гори гори ясно, что бы не погасло”! Слова показались Сене до боли знакомыми. Вспомнился пионерский “Артек” из детства и семи метровой костер. Легкий запах дыма, сочившийся сквозь разбитое окно заставил его подползти к подоконнику. Внизу, прямо перед домом горело что-то большое и яркое. Несколько гостей с криками прыгали через костер. Присмотревшись повнимательней, Сеня узнал в этом “что-то” свой холстяцкий диван, верой и правдой служивший ему полседние пару лет. И когда только успели его во двор вытасчить, ума не приложу. Нет, а все же таллантливые у меня друзья!
Тем не менее на сердце заскребли кошки. Не то что бы диван было жалко (он был старый, и не раз впивался своими пружинами в тело хозяина во время оргий). Нет. Жалко было не диван. Просто было обиндо за четыре стула, стол, и несколько покрышек, снятих по определению с его машины, и так нежно, по хозяйски уложными в костер. “А, ладно, однин раз живем”, подумал Сеня и пополз к выходу. Надо хоть погрется пока не потухло. Зажимая стакан с алкоголем в руке и сигарету во рту он пополз на улицу. Было тяжело, но мысль об Алексее Мересьеве, почти также выползающего из врежеского окружения, придало сил. Добравшись до центра веселья Сеня попробовал встать на ноги. Не получилась. Природа-мать крепко удерживала своего сына в горозонтальном положении. “Ну и ладно, мне и здесь хорошо, с друзьями..." Друзья тем временем продолжали прыгать через костер, немного опаление, дымящиеся, но довольные.
Постепенно Сененo сознание начало гаснуть, все тело налилось приятной тяжестю. “Эх, все же как хорошо быть именниником”, подумал Сеня и устало закрыл глаза. Последнее, что он слышал был грохот взрывающегося шифера, сорванного с соседской крыши и так умело, с умом брошенного в костер...