...Двое сидели в маленьком кафе в центре большого города, который никогда не спит. Если бы кто-то обратил на них внимание, то они оба сидя друг на против друга, не вызвали бы никаких эмоций. Но как-то странно, неуловимо, они были похожи друг на друга. Никто не знал, как их зовут, но все были уверены, что одного зовут Максимович или Максимыч, а другого Антонович или Антоныч. Максимыч был коротко стрижен, с мелкой проседью и легкой небритостью. Антоныч, такой же комплекцией, но с длинными ухоженными светло-русыми волосами или распущенными или схваченными сзади в пучок. С такой же проседью, но было видно, что он редко брился, то есть он вообще не брился. Но бородка жиденькая и редкая, какие бывают у двадцатилетних юнцов.
Они сидели за маленьким круглым столом, на котором стояли старые деревянные шахматы. Знаете, такие потёртые, что всегда носят с собой. Столешница была старой, советского производства. С потёртой эмблемой фабрики, то ли Красный Октябрь, то ли ещё какой, но с сохранившимся клеймом с указанием стоимости - 1 рубль 64 копейки. С фигурками вручную вырезанными из дерева. Со стороны казалось, что их вырезал ребёнок, но с любовью, талантом и небольшой долей сарказма. Казалось, что они все были вырезаны из одного куска дерева, но белые были отполированы до белизны грубой наждачной бумагой. Что, в принципе, было правдой, они и были вырезаны из одного куска морёного дуба и те, что белые были отшлифованы, только не наждачной бумагой, а пальцами игроков. Хотя, если по правде, не было понятно, где белые, а где чёрные.
Они оба приходили в это кафе каждый день. Садились за один и тот же столик. Все в округе знали, что они придут и будут играть до темноты, тихо переговариваясь между собой. Но никто не знал, почему они приходят сюда и как долго это всё длится. Если бы кто-нибудь обратил на них внимание, то у него появилось бы стойкое ощущение, что эти двое являются неотъемлемой частью данного куска мироздания, если хотите угла вселенной. Каждый раз к их приходу на столике стоял фарфоровый белый чайничек, совершенно не замысловатый, простой, но почему то, в этом чайнике никогда не заканчивался крутой кипяток, пока они сидели за столиком. Официант, специально обученный хозяином кафе всегда тихонько и незаметно подходил и менял чайник на новый, с крутым кипятком. Стояли чашечки с блюдцами тоже белые из фарфора. Чай был зелёный или чёрный или ещё какой, всегда по-разному. Но всегда заварной. Никогда не было чая новомодного, в пакетиках...
...В тот вечер они сидели за своим столиком, играли в шахматы. Вели неспешную беседу:
- Максимыч, ты уверен, что это необходимо?
- Ну сам подумай Антоныч, иначе мы опять скатимся к застою, а пендосы всё также будут наглеть...
- Ты к ним относишься предвзято и что это за прозвище - пендосы? Опять кого-то начитался? Максимыч, а как ты поймешь, что цепь повторений разорвана?
- Когда хоть что-то пойдёт не так как всегда, когда я всё таки умру, по настоящему...
Максимыч опять вспомнил очередной переход, но в этот раз всё пошло не так, всё, буквально всё и это его, одновременно, настораживало и наводила на мысль, что, на самом деле, всё идёт правильно.
...Через густой лес шла вереница людей, одетых по походному, знаете как туристы, которые любят путешествовать пешком по окрестностям города. Лес был старым, очень старым. Помните как в сказках, лес был древним страшным и сумрачным, а потом за лесом большой и правильной круглой формы луг. А на лугу стоял старый и раскидистый дуб. Но отряд не обращал внимание ни на дуб в стиле древней славянской прарелигии, ни на то, что они шли через лес очень спокойно и просто. Впереди шел мужчина на вид лет сорока, чуть выше среднего роста, в старом потертом "бундасе". У него крутилась одна мысль: Почему Род их пропустил спокойно, еще и указал дальнейший путь. Все шли молча, каждый нес большой и тяжелый рюкзак. Максимыча позвал один из участников похода, с ехидным выражением лица:
- Куда-ж, ты завёл нас Сусанин-герой?
- Не шути так, Сусанин был реальным героем. И мы ещё никуда не пришли - Максимыч продолжал идти дальше.
- Ага? Так ты у нас в "Моисеи" подался? Так здесь не пустыня и мы не евреи...
Короткий и резкий хлопок, как будто упал тяжёлый мешок с песком на асфальт. Максимыч обошел лежащее тело "выступавшего" и пошел прямо вперед ни на кого не обращая внимания. Шел и сдержанно потирал костяшки кулака. Не возможно было понять ничего, что он думает.
Тут запречетала какая-то дама в возрасте - Вы посмотрите на него, ударил человека по лицу и пошел, нет чтобы помочь человеку. Куда мир катится?
Он спокойно ей ответил, но так чтобы было слышно только ему:
- Он никуда не катится, он всегда там был...
Мужчина с ехидным выражением лица поднялся на ноги при помощи сердобольной женщины, отстранил её в сторону и направился было к Максимычу, со словами: - Ты это чё, за евреев? А не еврей ли ты часом?
- Слышь, знаток! А чем еврей от тебя отличается? У него что женилка на боку? Или он свою бабу лупит по голове, в качестве процесса размножения? Не знаешь, так вот и помолчи... Все мы произошли от одного рода. И это далеко не русские. - Максимыч искоса посмотрел на этого мужчину и молча продолжил свой путь.
- Максимыч, командир, да постой-же чертяка - мужчина лет пятидесяти, с пышными каштанового цвета усами, запыхаясь, бегом догнал его - всё-таки Максимыч, куда мы направляемся?
- Доктор, а мы уже пришли, - доставая старый потёртый портсигар ответил Максимыч.
Портсигар был знатный, серебренный, на вид он был старинным. Так и было. Максимыч уже не помнил, когда он его сделал. Что сам сделал своими руками - он в этом не сомневался. Ведь только память остается навсегда. Сколько бы он отдал за то чтобы забыть хотя-бы половину из того что он помнил. Вот чего не хотел бы забыть, так это старый портсигар и шахматы. Портсигар достался ему, так сказать, по наследству, а шахматы сделал сам. Портсигар собрал для деда, но после его ухода портсигар вернулся к нему...
- Максимыч, мы, что уже пришли? - это его догнал доктор физико-математических наук, пятидесятилетний мужчина с пышными каштановыми усами.
- Мы давно уже здесь.
- Не понял!
- Кто из нас доктор математики? А, что я с тобой говорю?
Максимыч, махнул рукой. Открыл портсигар, достал самокрутку из коричневой папиросной бумаги. Прикурил. Выпустил носом две струйки дыма.
- Так, работаем строго по плану, мужчины готовят сигнальные костры, женщины разбирают скарб, готовимся к встрече первого корабля.
- А они разве увидят с орбиты костры?
- Доктор, если бы это спросил третьеклассник было бы понятно...
Максимыч достал из рюкзака пару радио маяков. Повключал тумблеры, проверил их работу, выключил. Сложил под ногами. Скомандовал:
- Отмеряем периметр и расставляем маяки!
Управившись с периметром и маяками они развели костёр. Недалеко женщины на другом костре стряпали несложную еду из припасов принесённых с собой.
Максимыч сидел и смотрел на огонь костра, фалангами большого и указательного пальцев держа самокрутку. Затянулся, выпустил дым уголками рта, выкинул окурок в костёр щелкнув его большим и средним пальцем. Краем глаза заметил одну из стряпавших женщин. И сразу вспомнил, как впервые увидел "её". Поезд шел быстро и ровно, мерно покачиваясь на стыках путей. Максимыч сидел во втором кресле и через соседку смотрел в окно. Соседка несла какую-то чушь про то, как она пятилетним ребёнком, почти ангелом, впервые прокатилась на Сапсане. Он смотрел в окно, не обращая внимание на постоянные причитания пожилой женщины. Да, он знал, что этот поезд старый Сапсан и это его последний рейс. Все об этом знают, об этом говорят во всех СМИ. Поезд шел по путям на высоте 10 этажа. Он уже второй час шел на скорости 250 км в час по городу.
Между домами мелькали пустые пространства, в которых проглядывала ночь подсвеченная огнями города, который никогда не спит. И в одном из таких, с позволения сказать, просветов он увидел "её". Она стояла на крыше старой девятиэтажки. Девушка была по летнему легко одета. Ветер слегка трепал её темные волосы. Она левой ногой опиралась на парапет. Он сначала почувствовал её, а потом увидел. Девушка смотрела в даль ни на чём не задерживая взгляд. И он понял, что время остановилось. Осязал всем телом, как останавливается время. Перестал слышать соседку, вещающую в стиле радио. Перестал ощущать мерное покачивание вагона, в такт движения поезда. Видел только её, её черты лица, её локоны, упругую шею, чётко очерченные скулы и серо-голубые большие глаза под длинными черными бровями. И вдруг он осознал, что больше её не увидит, не узнает, как её зовут, где живёт. Ему показалось, что прошел целый час, а она вдруг стала центром его мироздания. И в этот момент он ощутил её взгляд. Этого целого океана серо-голубых чистых глаз. Он понял, что она смотрит прямо ему в глаза. И ощутил дуновение ветра, как будто кто-то гладит по его слегка не бритой щеке. Он услышал, вернее понял, услышал в голове её голос. Да, это был её голос. Он понял одну только фразу: - Ещё рано!
В нем проснулась целая буря эмоций. От желания немедленно остановить поезд и прыгнуть к ней до мысли, что это какой-то бред. Но тут поезд резко въехал в расщелину, образованную двумя большими и длинными зданиями. Он потерял её из виду и ощутил странно знакомую боль в душе. А в голове всё еще звучал её голос: - Ещё рано!
...Но доктор математики всё не унимался: - И вода здесь такая как дома. Максимыч, всё таки, где мы находимся? - и это вернуло Максимыча из забытьи воспоминания. Он посмотрел на тупого доктора физико-математических наук. Он опять посмотрел на девушку лет двадцати пяти и понял, что явно ошибся. Встал и пошел в лес. Шел и ни о чем не думал. Шел минут сорок. Потом повернулся вокруг себя, внимательно всматриваясь в окружающий мир. Убедившись, что остался один он раскинул руки в стороны, сжал кулаки и закричал. Кричал во всё горло, что было мочи, как его учил старый друг. Кричал не долго. Потом успокоился, посмотрел вокруг себя также внимательно. И пошел обратно. Нет, он не боялся заблудиться, он точно знал, где люди. Он их чувствовал. Видел их силуэты среди деревьев, слышал голоса. Понимал, вернее слышал что они думают. Он давно уже научился отфильтровывать, отключать лишние сигналы, которые мешают.
- Максимыч, что это было? - в его пятьдесят лет и со званием доктора наук он еще сохранил трезвость ума и юношескую непосредственность, думал Максимыч.
- Доктор, вы спрашивали про то, где мы находимся? Так вот, самое интересное, что мы не далеко ушли от нашей Земли. Технически мы с неё и не уходили. Помните теорию полей, когда в одной точке могут сходится разные направления координат? Так вот мы просто свернули за угол. Угол маленький. Но из нашего 11-го слоя мы ушли в 29-й. Хотя, вся эта терминология чисто умозрительная. У Даниила Андреева, в Розе мира, хорошо написано. Там у него Земля представляет собой сферу, в которой заключены сто слоев. На самом деле всё гораздо сложнее, слоёв куда больше и каждый слой имеет своё конечное число измерений. И все эти слои текут, то есть природа нашей вселенной такова, что слои постоянно текут друг в друга, метафизические законы слоев постоянно смешиваются и расходятся. Самое интересное - доберутся ли наши на кораблях до нас.
- А разве корабли не прочные, ты сам ручался, - это доктор не унимался.
Кто-то взял гитару и стал наигрывать, как по заказу:
"Ты помнишь, как всё начиналось,
Всё было впервые и вновь,
Как строились лодки и лодки звались,
Вера, Надежда, Любовь..."
Он уже не слушал дальше. Он вспомнил, как строили эти корабли, что сейчас продираются через несколько слоёв и измерений. В тот день он никуда не хотел идти. Быть рядом с ней, вот это счастье...
- Может, ты никуда сегодня не пойдёшь? Сделай себе отгул, сегодня, полежим... - и так многозначительно посмотрела на его отражение в зеркале стенного шкафа, она обняла его сзади, прижалась к спине пышной грудью и томно прошептала в ухо - кто там начальник? ты или тараканы?
Он с усилием, по отношению к себе, стряхнул со своих плеч её красивые стройные руки. Также с усилием встал с постели.
- Радость моя, у тебя назначена у супруга аудиенция. А мне еще флот строить.
- Ну, тебе не привыкать.
- К чему не привыкать? Строить флот космических кораблей, тяжелого класса? Или что моя женщина уходит к другому? После того как я десять лет был её тенью?
- Это ведь ты меня отпустил к нему! Если ты сейчас уйдешь, можешь больше не возвращаться!
Он молча открыл дверь и вышел вон, тихо прикрыв за собой дверь. Достал из кармана портсигар, достал самокрутку, закурил. Постоял какое-то время, успокаиваясь. И услышал за дверью резкий удар чего-то металлического об пол, потом ещё и ещё и ещё. Улыбнулся сам себе и двинулся на верфь.
В тот день был большой праздник. Запускали, официально, в строй крейсер дальней космической службы охраны территорий. Крейсер был красавец, большой, стройный, со множеством надстроек. Официально это был крейсер, неофициально это был транспорт для прохода в другие измерения вселенной. Технически он еще не был транспортом. Надо было построить еще 99 таких же судов. Какой-то умник из минобороны назвал его "Судьбой". Ирония заключалась в том, что судьба этого корабля была соединить вместе все 100 кораблей, в один большой сложный механизм, который в свою очередь должен вывести все население в другую вселенную и таким образом спасти судьбу всей человеческой расы от неминуемой гибели вселенной. Ещё на этапе проектирования у него закрались сомнения.
Обряд запуска прошел как всегда, по тем же традициям. Он повернулся, сошел с пирса и направился к другому доку, в котором стоял на стапелях такой же точно крейсер с именем "Вера". В следующем доке находился такой же по имени "Надежда". Еще дальше стоял третий с именем "Любовь". Он откуда-то знал, что сотый, последний, будет именоваться "Равнодушие". Но по замыслу, механизм транспортировщика будет полным и законченным, только когда все корабли выстроятся в единый строй и установят между собой устойчивую информационную среду...
- Дошли! Пока один - "Равнодушие". Странно. Он должен идти последним.
- Максимыч, мы конечно понимаем, ты у нас божественный и так далее, но ничего же не видно!
Он посмотрел на выступающего внимательно и с сожалением. - Не бог, не божественный, не ангел и не что-то ещё. Все мы есть, то о чём ты думаешь.
- То есть как. Я не понимаю.
- Вот именно. Не понимаешь - это ключевое слово - понимание. Мы рождены такими, просто наш генофонд размеренно и планомерно уничтожают. Нас не вырезали, не убивали. Нас просто ассимилировали с другими расами. Да по большому счету мы сами виноваты в этом. Наша гордыня, наше пьянство, скупердяйство и так далее по списку, ты сам знаешь не хуже меня, о чём идёт речь. Всё это и ещё кое-что другое засоряет наш геном. Ты уже не можешь видеть, что твориться за пределами атмосферы этой планеты. Они не умеют читать мысли и так далее. Мы становимся слабее и уязвимее. Скоро мы вообще перестанем существовать как раса, как вид. Мы построили механизм, который может переходить через грань вселенных. Ты думаешь это круто? Моя прабабка делала это по желанию. Её отец, мой прапрадед, создавал миры чихнув. Мой прадед, её муж, выращивал звёзды в пробирке в качестве школьного опыта. Ты и сотой доли не знаешь того на что ты способен. Потому что вас этому не учили и знаете вы об этом по наслышке, в сказках что-то говорят.
- Максимыч, а про какую информационную среду ты тогда говорил?
- Наша метавселенная есть сложный многомерный и тонко сбалансированный механизм, со своими метазаконами. Но что его сдерживает воедино и позволяет существовать наравне с другими метавселенными это, выражаясь простым языком, энерго-информационное поле. И информационная среда механизма, тонко настроенная на это поле нашей вселенной и позволяет нам переходить из слоя в слой, из измерения в измерение и так далее.
Тут прибежал смотрящий и запыхаясь выпалил:
- Там один корабль и судя по сигнальным огням это "Равнодушие".
Максимыч какое-то время всматривался в небо. Он увидел корпус корабля, подсвеченный ходовыми огнями. Носовая его часть была целой и четко различалась на фоне местной луны. А вот корма плавно распадалась, создавая длинный шлейф обломков корпуса и внутренностей корабля. Потом тяжело вздохнул и задумчиво произнёс: - Тут что-то не так, с самого начала не так...
...Голубь с противоположной стороны Садового кольца вернул его в кафе, в городе который никогда не спит. Максимыч задумчиво отхлебнул из своей чашки с душисто пахнущим красным чаем и оторвав взгляд от шахматной доски внимательно наблюдал как на противоположной стороне Садового кольца. Среди стаи голубей умостился один серый и взъерошенный, с поврежденными лапкой и хвостом. Рядом вдруг оказался большой и толстый и стал прогонять слабого монотонно клюя его в шею и голову. Максимыч задумчиво произнёс:
- Помнишь, у Суворова, тот что бывший спец - голуби как люди - сильные побивают слабых и так далее по тексту?
- К чему это ты? Просто сбежать из мира, где родился, ты считаешь, что поступаешь в качестве сильного побивающего слабого? Ну хорошо, я помню твою философию, которой ты каждый раз оправдываешь наш уход. Мол, там будет лучше. Я еще могу понять, когда ты проводишь многоходовые аферы с валютой и золотом. Я также могу понять зачем тебе понадобилось в двенадцатом веке писать оправдательные книжки для того алчного алкоголика, папы римского. Только вслушайся ПАПА РИМСКИЙ. Бред сивой кобылы. Куда мир катится?
- А он всегда там был! Забыл уже? Цугцванг
- А это к чему? А ну да, ты прав. Ты как всегда прав.
Они молча сложили фигурки, расплатились за чай и вышли на улицу. В ветреный осенний вечер, с жутким промозглым ветром и бешено несущимися машинами по Садовому.
- Максимыч, ты хоть знаешь, куда надо двигаться? Последний раз, когда наши это делали целый град пропал в неизвестном направлении - спросил Антоныч надвигая старую потёртую кепку на глаза и поднимая воротник дорогой, теплой американской куртки.
- Ты всё носишь эту старую кепку? ... Я всё рассчитал, несколько раз сам сходил туда, кое-кого уже отвел...
- Вот только не говори, что и физику мироздания там ты сделал такую же как здесь?
- Весь парадокс заключается в том, что там ничего не надо делать и специально готовить людей тоже не надо, всё на генетическом уровне. Сам знаешь, как это бывает. Ещё один парадокс у нас есть выбор и он осознан. Выбор у тех, кто остается и у тех, кто уходит. Остаться или уйти. Но если в прошлом мы говорили, что "там, после перехода" будет лучше и все мы как скот шли на поводу у призрачной идеи, то сейчас уже понятно, что сам переход, то есть процесс подготовки и осуществления перехода есть мотиватор духовного развития расы.
- Максимыч, не хочешь ли ты сказать, что мы должны развивать в себе трусость и убегать при каждом появлении нового врага?
- Нет никакого врага, мы должны воспитать в себе новое качество - не реагировать на провокации...
- Ага, это как у графа Толстого? "Непротивление злу силой"?
- Хороший пример, но не точный. Сам посуди за последние сколько-то тысяч лет не было придумано ничего нового. Крайнее изобретение это колесо. Все что мы знаем в мире - всё, буквально всё повторяется с ужасающим постоянством. То же относится и к экономике и политике и философии. То есть, выражаясь экономическим языком, происходит стагнация человеческой расы, мы вырождаемся. Всё отличие от других у русских на уровне генов заложена способность развития всего человечества. Если хочешь, назови эту способность "эффектом Гипербореев". По правде говоря, всё это заложено на уровне генов у всей человеческой расы. А с другой стороны, останься мы тогда в той распадающейся вселенной, может и не было бы всего этого? Антоныч, представь себе, как будут себя вести американцы, когда узнают, что из мира ушла целая нация численностью в сто миллионов человек? Что они будут делать, когда узнают, что у них отобрали возможность конкурировать? Когда не будет противовеса уравновешивающего баланс этого мира? И что оставшийся мир будет делать дальше? Но есть один большой отрицательный момент, который может "обламать" все усилия за многие миллиарды лет...
Они смотрели друг на друга в упор и капли мелко моросящего дождя даже долетев до них отскакивали обратно, как будто не было силы притяжения и создавали лёгкую ауру из капель дождя вокруг друзей.
- Максимыч, ты жестокий! Дьявол против тебя разбушевавшийся третьеклассник на перемене. Мир распадется и опять будет хаос! А что было в прошлый раз, когда ушли все? Ты прав у них был выбор - выбор остаться.
- Да, остались 2000 человек. И мы с тобой в том числе. Ещё один парадокс нас осталось только двое, ты понимаешь - ДВОЕ? Я устал от одиночества, от своей так называемой уникальности. К тому же дьявол это должность, а не имя, - Максимыч задумался глядя в пустоту, будто вспоминая что-то только ему известное и также задумчиво произнес - Хаос это математическая модель вариативности энтропии n-мерного пространства, а разрушение или, как ты имеешь ввиду "распад мира" всего на всего естественный ход жизни любой системы, будь то живая, биологическая или не живая, социальная...Выбор есть всегда... И остающимся надо будет его сделать, если этого не случится, если не примут эту "данность", то мы потеряем, что с таким трудом строили и создавали...
По застывшему взгляду, смотрящему как-будто в себя, и спокойному голосу Антонычу показалось, что Максимыч не просто излагает правила из учебника, а еще раз что-то переживает...
- Ага, как в Советском Союзе? Все должны быть равны?
- А что хорошая идея! Разве у нас было не так? Правда засрали её... как и всё остальное...
- Как ты не понимаешь?
- Да знаю, знаю. Всё вернётся на круги своя.
- Опять кичишься своими мудрыми высказываниями?
- Это вообще-то бабка говорила.
- А ты записал, в библии, под чужим именем! Вот о чём я говорю, надо порвать этот порочный круг.
- Это который? Будешь устраивать очередной Большой взрыв в этой вселенной для создания новой? Ты еще не заметил? Это и есть порочный круг. Сколько раз мы это уже делали? Пять? Шесть?
- Этот Десятый.
На лице Антоныча был немой вопрос. Антоныч всегда, сколько себя помнил, никак не мог понять, почему Максимыч иногда выражает зубодробительную философию, а иногда живет как простой человек. На самом деле Максимыч - это не его имя, просто кто-то так его назвал, а он не возражал, только скептически пожал плечами и произнес тихо: - Как угодно...
...Как-то раз, после одного из переходов, когда все отдыхали, а они, Антоныч и Максимыч, вдвоём сидели у костра и ни о чем не говорили. Максимыч сосредоточено смотрел на горящий костер и по лицу было видно, что у него внутри происходит борьба. Как будто он решается что-то сделать или сказать, но не как не может решиться на определенное действие, но это действие должно быть фундаментальным, жизнеутверждающим. А он, Максимыч, просто вспоминал то время, когда он еще был ребенком. Знаете, когда тебя еще не интересует судьба человечества, но уже есть потребность что-то делать своими руками и удивляться полученному результату своего труда. Они с братом сидели на старом пирсе с новыми, криво приколоченными досками и делали вид, что ловят рыбу. Сзади тихо подошел дед, незаметно наблюдая за ним. Сам он сидел на краю пирса, свесив ноги в реку, подпирая ногой самодельную удочку, от усердия не замечая все вокруг, вырезал что-то ножом, который стащил у матери с кухни. - Ты что там вырезаешь ножом с кухни?
От испуга он выронил поделку в реку, а нож остался в руке.
- Ну...?!
Тут брат резким движением спрыгнул в воду. Благо, что было не глубоко. Долго шарил руками по дну и достал оттуда поделку. Это была странного вида маленькая башенка. С квадратными зубчиками сверху. Подошел дед. Взял в руки башенку и задумчиво произнёс: Морёный дуб - и молча протянул её внуку. Направился к себе. А мать, забрав нож, пошла на кухню.
Вечером, поужинав за большим семейным столом, когда все разбрелись по делам старший внук подошел к деду и сказал.
- Деда, а давай еще раз в шахматы срубимся, а?
- Ты же опять проиграешь?
- Нет, в этот раз я выиграю!
- Тогда неси то, что уже нарезал.
- Она же одна!
- А ты неси!
Дед достал шахматы, высыпал на стол. Внук принёс ладью, что так усиленно вырезал накануне и поставил в углу поля.
- Не отлынивай, расставляй!
Внук с усердием принялся расставлять фигуры на поле.
И они сыграли. Играли не долго. И, внук выиграл. Дед смотрел на него с легкой улыбкой, в глазах был блеск.
- Деда, ты поддался!
- Нет.
- Нет, ты поддался!
- Нет, это твоя ладья тебе помогла!
Он до сих пор не понимает, как у деда хватало терпения возиться с ним малолетним...
- А ты сделай ещё фигурку, глядишь, и ещё раз выиграешь.
- Они сложные - мальчик взял коня и с удивлением заметил, как реалистично вырезана голова лошади.
- Без труда не вытянешь и рыбу из пруда!
Он до сих пор помнит взгляд деда, чуть лукавый, но добрый и всё понимающий...
...Вдруг, Максимыч, глядя на костер произнес задумчиво: - Антоныч, веришь, у меня ведь другое имя. Если честно, я уже, потихоньку, его забываю. Мы столько раз переходили и каждый раз, в новой вселенной, какой-то умник считает своим правом дать мне новое имя. А я тебе скажу так, это пытка, это наказание.
Антоныч резкими движениями пытался что-то отогнать от себя и резко разводил руками, что-то говоря про себя. Антоныч отмахнулся от назойливых мух и обратил внимание на Максимыча.
- Максимыч, а как всё таки тебя зовут, на самом де...?
Максимыч сидел на земле поджав под себя ноги, скрестил руки на животе, опустив подбородок на грудь и выражение лица одухотворенно спокойное. Антоныч осторожно встал и тихонечко подойдя к Максимычу положил два пальца, указательный и средний, к артерии на шее и ничего не почувствовал. Антоныч тихо сел рядом и ощутил в душе чудовищную пустоту.
- Ну как же так, а?
...Все они уходили - умирали каждый раз точно после перехода и каждый раз рождались точно перед новым переходом. И Максимыч всякий раз был рядом с ними... Провожал в последний путь, каждого. Принимал роды (читай выращивал новых клонов) и воспитывал каждого. Каждого из Ста спящих. А сейчас он был мертв. Антоныч сидел рядом с телом старого друга, учителя и воспитателя, почти отца, сидящего в позе медитирующего и не мог ничего понять. Не мог понять, что происходит, что делать.
Так сидя перед костром и нечего не замечая вокруг Антоныч просидел какое-то время. Он не видел как с противоположной стороны из воздуха вышла женщина, с младенцем на руках. Она постояв на той стороне, тихо подошла к Антонычу и положив ему на плечо руку тепло и печально посмотрела в глаза. Антоныч увидев женщину тихо спросил: - Что же с нами будет?
Женщина ему ответила: - Не печалься, клон!
- Все таки, а как его звали по настоящему?
Она слегка смутилась и укоризненно посмотрела куда-то в сторону...
Тут голос Максимыча радостно и удивленно произнес: - Да ладно, у клона прорезалось чувство сострадания, это интересно...
Антоныч резко повернулся всем туловищем в сторону голоса и в последний момент успел увидеть, как Максимыч вышел из воздуха.
Женщина сказала звонким и в тоже время спокойным голосом: - Ты хорошо поработал, хорошо их воспитал... Возвращайся, малыши будут рады тебе...
- Ты знаешь, а я нашел её. Мне еще надо много сделать, знаю где искать еще пятерых спящих. Чувствую, ОН начинает просыпаться. ЕМУ не понадобится наша помощь, когда ОН окончательно проснется, но мы должны приготовится...
- Хорошо, но поторопись, мы не можем долго сдерживать ЭТО...
- Скажи, а почему не могут вам помочь остальные, хоть кто-нибудь? Сколько их там?
- Что-то около гугла разных рас.
- Тем более...
- Не все так просто, мой друг, Вам не просто так выделили этот уголок вселенной. Да, вы находитесь четко по середине самой массовой магистрали во всей квазивселенной, но ведь Вас же никто и не ищет здесь. Сам знаешь, что мы не можем противостоять возвращению старого зла. Поторопись и начинай уже своих клонов готовить к самостоятельным переходам...
Женщина заботливо укутала младенца и взяв его удобнее обеими руками повернулась и молча растворилась в воздухе.
- Наверное я должен кое-что объяснить, Антоныч, понимаешь, я не бессмертный, я такой же смертный как и все. Просто моя жизнь подчиняется другим законам, у меня другая судьба. К тому же ты не должен был видеть этого, всякий раз мой уход и возвращение проходили вдали от вас. К тому же, если я уйду и уже без возврата это будет означать, что ОН окончательно проснулся.
- Да кто-же ОН?
- За столько лет и переходов ты так и не понял? ...
...Они смотрели друг на друга в упор, вспоминая как они оба в прошлый переход, уже на этой Землей, пережили смерть Максимыча, и капли мелко моросящего дождя даже долетев до них отскакивали обратно, как будто не было силы притяжения и создавали лёгкую ауру из капель дождя вокруг друзей.
- В этот раз всё по другому - мы не будем делать ничего похожего?
- Сколько раз ты это говорил?
- Теперь выбор есть у остающихся...Человечество должно понять свое предназначение, понять истину, которая толкает все остальные расы на наше уничтожение. Каждый из нас это должен сделать самостоятельно, но все вместе, все человечество должно это осознать. Каждый из нас по отдельности, со всеми нашими умениями, характерами и так далее по списку, ничего не представляет, но все человечество это угроза для всех известных нам вселенных. И если оставшиеся осознают хотя бы сотую часть "этого" мы будем спасены.
- Это как со "Стоиком"? Ты ушел, а все остальные остались...
Ответа не было, Максимыч повернулся и пошел вдоль Садового кольца, по своему обыкновению не обращая внимания на помехи в виде встречного дождя и ветра. А Антоныч ещё какое-то время стоял на месте и смотрел вслед за уходящим другом с лёгким сомнением во взгляде. Потом поднял руку, поймал машину - старую битую семёрку за рулём которой сидел рослый кавказец. Сел в машину и укатил.
...Максимыч шел по тротуару и в красках вспоминал "Стоик" и все, что с ним тогда происходило. На геостационарной орбите была построена большая верфь. В один прекрасный момент, лет через пятьдесят, после запуска МКС , команда умников из большого университета решила построить флот из больших кораблей для охраны солнечной системы. На месте старой МКС и на основе технологий и знаний полученных при работе МКС, были спроектированы малые, средние и большие космические корабли, челноки, станции и так далее. Малые корабли и челноки возможно было строить на земле, а вот со средними и большими судами дело обстояло хуже. Тогда и было решено сконструировать и построить большую верфь на геостационарной орбите. Верфь построили большой, можно сказать огромной. Верфь представляла из себя круглую платформу с жилыми отсеками в центре, по контуру располагалось несколько закрытых и открытых доков. В одном из открытых доков стоял на стапелях большой и красивый корабль. На одной из платформ этого дока стоял мужчина: - Вот она, я бы поимел эту пышную гондолку! - он с восхищением смотрел на тяжелый крейсер космических войск. Если бы кто-нибудь обратил внимание на его взгляд, лицо, то подумал бы про него - мальчишка. Знаете все могут вспомнить того соседского паренька, что с восторгом во взгляде смотрел на вашу машину. А потом, уговорив всех дворовых детей всей гурьбой вел в порт, чтобы посмотреть красивый старый парусник, весь белый и стройный в своей изысканности. Вы, конечно, злились, что он повел ваших детей, дочь, сына через весь город в порт. Но в глубине души вы осознавали, что он все делает правильно. И радовались, когда ваши дети с восторгом и радостью вспоминали этот поход.
Крейсер был новый, вернее выглядел как новый. Корпус был покрашен свежей краской, она ещё пахла. Его внимательный взгляд скользнул вдоль корпуса и увидел тщательно замазанное слово на кириллице "Стоик".
- Вахтенный, разрешите подняться на борт!
Он взбежал по трапу. Как мальчишка. Этот мужчина лет сорока на вид, с чуть седыми волосами и недельной не бритостью. Подошел к вахтенному и протянул назначение. Вахтенный вызвал по внутренней связи дежурного офицера. Дежурный офицер подошел через минуту, грузный, высокий мужчина с горбинкой на носу и пышной не уставной бородой я-ля "морской волк", в уставной робе и с мрачным взглядом. Взял в руки серый плотный кусок картона. Внимательно прочитал его, мрачно посмотрел на мужчину.
- Ветеран? Ты такой же ветеран, как я балерина!
Еще раз посмотрел на картон. Внимательно посмотрел на печать.
- Или меня зовут не Александр Сергеевич или это не липа! Ну пойдём, ветеран! Тебя как зовут?
- Рядовой!
- Ясно, не говори. После первого выхода на задание, если конечно останешься в живых, сам придумаешь.
Дежурный Александр Сергеевич шел по коридору и привычно сворачивал на поворотах. Так они шли долго, всё время спускаясь ниже. Наконец они пришли к переборке, на которой было написано алой краской "00". Дежурный с усилием повернул колесо, открыл переборку и вошел внутрь.
- Добро пожаловать домой, рядовой! - он протянул назначение подошедшему молодцу с реденьким пушком вместо усов и повязкой дневального. - Доложи капитан-лейтенанту и проводи рядового к его нарам.
- Увидимся на построении, рядовой!
Стоик улыбнулся в ответ. Дневальный, парнишка лет 20-ти, понимающе окинул его фигуру и приглашающе кивнув сам пошел между рядов нар. Нары были пустыми, без ничего, одно железо. Они подошли к четвертому ряду. Дневальный указал на нары в низу.
- Это ваш дом. Роба и форма у кастелянши на 3-ей палубе.
Стоик с явным облегчением улегся на указанные нары и с кряхтением в качестве проявления удовольствия принялся умащиваться на спине. Дневальный с удивлением посмотрел на него и пожав плечами пошел прочь.
Стоик лежал и думал: "Стоик, он же семьдесят седьмой, уже хоть что-то".
Стоик потихоньку начал проваливаться в сон, когда в кубрик прямо-таки влетел дежурный офицер и рявкнул:
- Дневальный! Где рядовой, что я привёл.
Они вдвоём бегом нашли спящего рядового. Дежурный обливаясь потом и белея с каждой минутой ещё больше, стал тихонько покашливать в кулак. Стоик открыл глаза и не понимающе уставился на эту странную парочку.
- Рядовой, просыпайся! - чеканным голосом пробасил дежурный Александр - Тебя командир вызывает, немедленно.
Стоик нехотя сел на койке и с сомнением посматривая на вытянувшихся по стойке смирно двух мужчин мрачно произнёс: - ну вот, как всегда, только ляжешь отдыхать сразу ссучат ножками и кричат благим матом. Душ есть?
- Не велено в душ, велено чтобы ты немедленно доложился по форме о прибытии. - Дежурный Александр Сергеевич явно получил хорошую взбучку и явно нервничал.
Стоик и дежурный опять шли по коридору. Подошли к лифту. Зашли в лифт. Поднялись на командирскую палубу. Они подошли к командирской каюте. Дежурный посмотрел на постового, тот кивнул постучал в дверь, открыл дверь пропуская прибывших. Дежурный и рядовой замерли на пороге. Дверь за ними закрылась. В каюте было светло и чисто, чувствовалась женская рука хозяйки помещения. За большим офисным столом сидела женщина на вид лет тридцати семи. С коротко стриженными каштановыми волосами, серо-голубыми большими глазами под длинными черными бровями. В военно-морской форме с пагонами контр-адмирала. Она что-то писала, потом посмотрела на вошедших.
- Рядовой Стоик прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы!
Стоик чеканным шагом подошел к столу и протянул серый плотный картон назначения. А в голове крутилась одна фраза "Зараза, ты зачем закрасила имя?". Стоик отдал назначение и стал ждать, она внимательно его прочитала, потом ещё раз.
- Как это всё понимать? В назначении написано, что Вы, рядовой и направляетесь к нам для прохождения службы в качестве рабочего службы обеспечения полетов. - Она встала и подошла к несгораемому шкафу, повернула торчащий ключ, открыла дверцу, вынула оттуда папку и бросила её на стол. - А здесь указанно...
Тут что-то громыхнуло и крейсер задрожал всем корпусом.
- Александр Сергеевич, сходите посмотрите что там происходит, всё таки это Ваша вахта.
Дежурный офицер вышел из каюты закрыв за собой дверь. Она отвернулась к большому иллюминатору в форме окна и приказным тоном произнесла: - потрудитесь объясниться!
Он тихо подошел сзади и остановился, смотря прямо на ее локоны. В районе сердца как-то странно защемило. Она резко развернулась и глазами упёрлась в его взгляд. "Всё таки она ниже меня" - ему так показалось. Женщина плавно подняла руки, положила ему на грудь, слегка прижимаясь к нему. Он, для сохранения равновесия и кое-чего еще, обнял её за плечи. Они так стояли с минуту, смотря друг другу в глаза. Потом она уперлась лбом в его щеку и замерла, боясь спугнуть мечту. Удерживая ее таким образом, смотря через стекло иллюминатора вдаль, с сарказмом спросил: - Ты зачем закрасила имя?
- Ты забыл добавить "Зараза"! - она с восхищением и не прикрытой любовью смотрела в его глаза цвета морской волны и шепотом произнесла, как бы на выдохе - Пожалуйста, скажи "не спеши" - и закусив нижнюю губу умоляюще смотрела в его глаза.
Улыбнулся - "Не спеши", она с восторгом прижалась лбом к его правой щеке. Потом резко потянулась лицом вперед и вверх и прикоснулась губами к его губам.
Потом явно с усилием оторвалась и также смотря ему прямо в глаза тихо прошептала: "Ты это хорошо придумал с шухером на нижней палубе. Шумни ещё как-нибудь, так что-бы нас не трогали еще час"
- Не получится, кто из нас командир? Щас они к тебе прибегут, типа "мамка помоги".
Она резко отстранилась и громко произнесла:
- Да что Вы себе позволяете?
Одновременно с этими словами в дверь постучали и вошел, прямо таки влетел, дежурный офицер и запыхаясь выпалил:
- Командир, мы оторвались от швартовых и нас сносит в открытый космос.
- Как сносит? Мы же в закрытом доке? Вы что, Александр Сергеевич, обкурились и еще водкой отполировали?
- Никак нет, командир! Прошло всего полторы минуты.
- А Вы что ухмыляетесь, рядовой Стоик, оба по местам - нажав на кнопку внутренней связи произнесла - мостик!
- Мостик, вахтенный рядовой Иванов, слушаю.
- Вахтенный, доложите обстановку.
- Командир, нас сносит в открытый космос.
...Опять построение, четвёртое за последние восемь часов. Они наверное шутят. Какая прелесть, собрать весь личный состав корабля в одном ангаре. Тут же шлюзы с двух сторон. И четырнадцати тысяч человек как не бывало.
- Стоик, ты ходил на камбуз?
- Тс-с, ходил. Старшина, заткнись, щас ещё один наряд схлопочем. Наша опять не обращает внимания на боцмана, видишь какой он злой, аж посинел.
- Не, опять недоперепил!
- Р-разговорчики в строю, рядовой Стоик, опять захотел наряд вне очереди на заправке дежурной смены?
- Никак нет, "ваше скородие"!
- Равняйсь, Смирно!
Ага, вот она красивая, зараза. В ангар вошли трое и сними командир корабля. Ох, зазноба.
- Стоик, ты алкоголя взял?
- Старшина сдурел?
- Господа, я вас собрала здесь в четвертый раз не просто так, все знают какие у нас проблемы...
Ты ещё не видела проблем... Все вдруг притихли, она внимательно посмотрела на него.
- Старшина, я что, это вслух сказал?
- Стоик, ну ты смелый...
Боцман гаркнул:
- Рядовой Стоик, выйти из строя!
- Обломись!
- Р-рядовой!
- Всем разойтись, рядовой Стоик, главный старшина Кутузов, капитан-лейтинант Вдовин ко мне в рубку. Остальным разойтись по местам согласно штатному расписанию.
Опять ее каюта. Господи, её запах, нет это просто ад, стоять рядом с ней, слышать ее запах и даже не иметь возможности прикоснуться к ней. В каюте семеро - командир, боцман, старшина, Стоик и эти трое. Странные они. Да что там странного. Спецура, из главка. Боцман, старшина и Стоик стоят "на вытяжку", по стойке смирно. Эти трое сразу уселись. Командир зашла в каюту впереди Стоика. Все внимательно наблюдают друг за другом.
- Ты же знаещь, как меня бесит твоё молчание...
Все разом посмотрели на Стоика, а он в упор смотрел на неё. Женщина стояла спиной к нему.
- Ну дай мне оплеуху, устрой мне истерику. Господи, я уже забыл почему я от тебя ушел.
Она резко развернулась и уставилась в его взгляд своими немигающими глазами: - Мне нужно чтобы корабль выполнял задачи, экипаж подчинялся, а ты был там же где и был последние пятнадцать лет, в той дыре на Земле-39.
Все кроме Стоика напряглись.
- Интересно, а откуда ты знаешь, что я был именно там. Об этом знали всего лишь трое во всех девяти вселенных.
Ее ответом был взгляд и взгляд был красноречивее любого из развернутых отчетов любого из аналитиков контрразведки.
И тут они заметили немую сцену вокруг, в духе гоголевского Ревизора.
- Господа, простите за эту семейную сцену. Но у меня не было другой возможности заставить его действовать.
- Госпожа контр-адмирал, мне, начальнику всей Земной контрразведки, ничего не было известно о Вашем замужестве. И что такое Земля-39? Что такое девять вселенных? И что это все значит про экипаж и корабль?
- Технически мы не супруги, по крайней мере, в этой вселенной. Корабль построил он, экипаж набрал тоже он, про все остальное он сам расскажет, если захочет.
Стоик подошел к ней, прижал свою ладонь правой руки ей к щеке и так посмотрел ей в глаза, что у нее потекли слезы. - Ты права, хорошая...
Стоик повернулся на месте и пошел прочь из каюты. Все, кто был в каюте разом побежали за ним, роняя предметы, стоявшие на пути.
- Ты куда собрался?
- Надо позвонить!
Он шел быстро и уверенно, как будто знал куда идёт. Подойдя к стене, отделявшей коридор от мостика, куда-то посмотрел, на что-то нажал и вся стена растворилась в воздухе. Подошел к левой стене что-то нажал и посреди мостика возникло кресло. Он сел в кресло и весь мостик наполнился голограммой окружающего пространства. Стоик что-то быстро набирал на маленькой клавиатуре на подлокотнике кресла. И голограмма, немного исказившись, отобразила мужчину лет сорока. Мужчина стоял в поле, на ветру, смотрел куда-то в даль. Потом перевел взгляд на Стоика.
- Максимыч, ты? Я ничего не понимаю.
- Доктор, вы как всегда в своем репертуаре!
Тут в кадр вошел второй Стоик.
- Максимыч, я уже осмотрел "Равнодушного". Пациент скорее жив, чем мертв. Восстановить можно, но надо время. Я только что с "Надежды". Что у тебя?
- Антоныч, ты как всегда на высоте, хотя и клон.
- Максимыч, не начинай с начала, клон ты, мы уже с этим определились.
- Ладно, ладно, не шуми. Я нашел "Стоика". Экипаж цел и в здравии. Кстати, нашел пятерых из спящих. Они будут со мной. Всё отбой связи.
Стоик - Максимыч задумчиво произнес: - А может он прав и я клон? Чёрт, всё это скверно.
Стоик - Максимыч нажал кнопку внутренней связи: Внимание всему экипажу, мы опять в сборе и готовы идти на ту сторону. На той стороне нас ждёт "Равнодушный", но по пути нам надо встретить "Надежду". - гул одобрения был ему ответом, потом добавил - Машина, грей главный двигатель, Старпом, по готовности начинайте движение. Конец связи.
Стоик - Максимыч отключил всё, что было включено и встал с кресла.
- Господа, отправляйтесь по местам, нам предстоит трудный переход.
Максимыч обнял женщину за плечи и повел её в свою каюту. Придя в каюту, он закрыл дверь и повернулся к ней, чтобы обнять. Но она опередила его и обвив руками его шею зашептала на ухо что-то тихо, закрыв глаза и прижавшись всем телом.
- Скажи, что разве Земель тридцать девять?
- На самом деле их сто. Согласно одной из теорий о множественности вариативности вселенных. В каждой точке пространства рождается новый веер или ветвь вселенных, каждая из которых обладает своим набором метафизических констант, но они практически похожи друг на друга. И так далее усложняя энтропию. На самом деле теорий много. Эта самая удобоваримая. Но всегда и везде был взят за основу тот постулат, что вселенные, мультивселенные, метавселенные, хронодендроны и так далее рождаются сами по себе, согласно своим внутренним метазаконам. На эту тему хорошо и много писал Василий Головачев. Но за миллиарды лет существования нашей расы нами были обнаружены сто разных планет в разных углах общей квазивселенной. Идентичные нашей родной планете Земля. Миллиарды лет назад мы построили механизм, способный перейти из одного слоя этой квазивселенной в другой. Но уже после первого смещение мы поняли, мы никуда не перемещались, в нашем понимании этого процесса. На самом деле работоспособность этого механизма, его функциональная особенность, его настройки всё приводило к тому, что мы продуцировали Большой Взрыв порождая новую метавселенную, в которую мы и уходили. Мы породили парадокс, когда внутри общей квазивселенной рождается новая мультивселенная, с новой планетой Земля. Но, эта мультивселенная есть клон нашей родной. И значит она ущербна по отношению к общей квазивселенной. И значит, со временем она распадется, погибнет. Да, мы обнаружили эти сто планет по имени Земля и они не такие как та Земля, которая есть клон. В один из переходов мы обнаружили аномалию, которая в итоге нас вывела к первой естественной Земле и так далее и тому подобное. Последнее время я прихожу к мысли, что мы зациклены в череде переходов и повторяемости событий в качестве наказания. Но Бог открывая пути-аномалии к естественным Землям дает нам возможность исправить свои ошибки.