Владимирович Вадим : другие произведения.

Гарнизон Часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Одному богу и мандатной комиссии областного военкомата было доподлинно известно почему именно его, злосчастного Колю Хохлова, а не кого-то другого более достойного призвали из запаса на действительную воинскую службу. По каким таким критериям отбора решили вырвать именно его, как рвут больной зуб стоматологи из спокойной мирной жизни? Необъяснимый парадокс бытия. Случайность? Которая ныне современной физикой Дэвида Бома позиционируется как скрытая закономерность.

  Роман
  Гарнизон
  
  
  1. Призыв
  
  Одному богу и мандатной комиссии областного военкомата было доподлинно известно почему именно его, злосчастного Колю Хохлова, а не кого-то другого более достойного призвали из запаса на действительную воинскую службу. По каким таким критериям отбора решили вырвать именно его, как рвут больной зуб стоматологи из спокойной мирной жизни? Необъяснимый парадокс бытия. Случайность? Которая ныне современной физикой Дэвида Бома позиционируется как скрытая закономерность.
  Всю свою последующую жизнь сам Николай Хохлов будет мучится в догадках как же так вышло, что на него указал кривой перст злодейки судьбы, и небеса все-таки, несмотря на его полную безнадежность, снисходительно решили сделать его хоть немного мужчиной. В понимании самого Коли, которое у него появилось после перенесенных им тягот и лишений, лишь тот, кто отслужил в армии может себя считать мужиком, а все прочие это так, балласт. Службу он понимал как акт инициации, ступень психологического созревания, пройдя которую ты приближал себе к тому, чем является человек. Конечно можно обойтись и без этого и стать полноценным человек и мужчиной без армии, но все же зачем искать обходные пути?
  Итак, мы остановились на том, что кто-то в жизни выигрывает лотерею, рождается под счастливой звездой, с золотой ложечкой во рту, кто-то удачно вступает в брак, а вот, Колю сразу после окончания политехнического института призвали в армии. А уж когда Николай получил зловещую черную метку военкомата - повестку, то о никаком трудоустройстве и речи идти не могло.
  С распадом Союза все кардинально изменилось, и весь мир вокруг буквально сошел с ума. Все, что было важным, ценным теперь безоглядно летело в мусорную корзину, вместе с вчерашними идеалами, все обесценивалось - святое и неприкосновенное, а на место бога и Ленина, теперь возносился золотой телец. Служить Мамоне было выгодно и практично. Российский обыватель был обнадежен, наконец пришло его время, стало ясно - прежним героям больше нет места в этой стране, они не нужны. Фанатичные пионеры - герои, одержимые комсомольцы добровольцы уступили свое место пройдохам и дельцам. Всерьез обсуждалось кто и за сколько может продать родину, мать или даже собственную слегка тронутую хроническим воспалением почку. И обывателю, казалось, что уж теперь-то держитесь - он реализует заложенный в нем гигантский природный потенциал, который так долго в нем душили проклятые коммунисты. Ему верилось вот-вот, и он вырвется из пут сытой совковой нищеты, серости и извечной уравниловки, которые буквально уже через несколько лет развитого капитализма покажутся ему утраченным раем.
  С экранов телевизоров, со страниц многочисленных газетных изданий в головы растерянных граждан хлынули зловонным потоком ушаты информационных помоев, из которых явственно следовал вывод о том, что гражданин как таковой своей родине не нужен, как, впрочем, и она ему, и поэтому никто никому ничего не должен. Моральный долг высмеивался, как и обещания. Гражданин и государство оформляли между собой развод, но это был не развод неуживчивых супругов, как думали многие. Это было расчленение единого тела на части, причем по живому. И тот, кто это делал, понимал, что без крови в этом процессе не обойдется.
   А у граждан Союза из-под носа воровали их страну, пилили ее на части как Паниковский чугунные гири у Ильфа и Петрова, и продавали эти лакомые куски огромной страны кому попало, лишь бы обогатиться самим. Выродившаяся партийная верхушка приватизировала собственность тяжко больного государства, совершив откровенное предательство своего народа и троцкисткий переворот. Умышленно умалчивалась та очевидная каждому советскому человеку роль, которую долгие годы играло государство в образовании, сохранении здоровья, воспитании и благосостоянии граждан. Теперь граждан Союза из людей превращали в рабов. Советское государство в новой реальности представлялось эдаким уродливым монстром, сгноившим сотни миллионов несчастных подданных в Колымских лагерях ради прихотей бесноватых коммунистических партгеноссе, которым везде и всюду мерещились предательство и измена. Теперь Советский Союз представлялся в новой ипостаси. Он изображался хищным и ненасытным упырем, нагло паразитирующим на простых людях, работягах, готовым высасывать из них все жизненные соки, обирать их до последней нитки. Обыватель он и есть обыватель, близорукий, подверженный страстям легковерный человек, которому не трудно задурить голову, падкий на все яркое, громкое и сенсационное. В той новой капиталистической реальности, пришедшей на смену эпохи застоя в героя превращался человек противопоставляющий себя собственному государству, такой вот справедливый и добрый вор, желательно в законе, а в лучшем случае что-то вроде посконного бородатого Солженицына, прошедшего горнило сталинских лагерей, а в худшем и наиболее продвинутом случае - нагло обманывающего и обворовывающего свою страну Остапа Бендера. Стало модно в дружеских компаниях средь застолья и возлияний говорить о том, что жить в убогой и голодной России совсем-таки невозможно, и что в этой безумной стране никогда не было и уже и не будет ничего хорошего, Эта богом проклятая страна обречена, а "нормальным", то есть умеющим работать и зарабатывать людям, прежде всего евреям, следует немедленно уезжать подальше отсюда куда-нибудь за границу. Только там все будет хорошо. Только там их ждут нормальные люди и сытая человеческая жизнь.
  А что мог понимать тогда Хохлов, ему было всего лишь двадцать пять лет. Впрочем, его родной дед по матери уже в двадцать лет мерз в разрушенном Сталинграде под немецкими обстрелами и чудом выжил в тяжелых уличных боях, но поколение Коли, выросшее без войны, было инфантильно и легковерно, так как развивалось тепличных условиях социализма.
  Но как не странно многие люди постарше и опытнее его, уже пожившие, познавшие жизнь, но одурманенные подлыми ветрами перемен, словно глупые мальчишки не понимали ничего в происходящем вокруг, и купились на колбасу, жвачку и сникерсы. А ведь еще совсем недавно на пионерских линейках и сам маленький Коля с замиранием сердца, слушал рассказы старших об угнетении чернокожего населения Америки и думал о том, как хорошо, что он родился не где-то там на берегах Миссисипи, а именно здесь, в благоустроенном Советском Союзе, самой хорошей и справедливой стране мира. А теперь на гребне перестроечной волны стало известно, что это совсем не так. И негров, как оказывается, вовсе и не угнетают, и вообще капитализм - это хорошо. И самые смелые подонки уже тогда в угаре лжи начали петь песню, а что бы было плохого, если бы во второй мировой победил бы Гитлер, ведь какая разница кто у власти Адольф или кровавый тиран Сталин? По крайней мере, - шипели с экранов телевизора вчерашние диссиденты, ставшие в одночасье властителями дум: ... Гитлер не азиат! И то верно.
  Служба в армии воспринималась Хохловым как абсолютно пустая трата времени. Потеря целых двух лет жизни. Поэтому служить он не хотел и не собирался. Два года жизни выкидывались в пустую, а у него были грандиозные планы на собственную жизнь и на самого себя, которые пришлось отложить.
  А как много бы он успел сделать нужного и важного за эти два долгих года. Два года - семьсот дней. Нормальный человек нового российского общества должен был служить только своему карману, своему желудку, своей семье, но не чему-то абстрактному и такому эфемерному как Родина. Родина - это что-то такое надуманное, идеологическое из дешевой совковой пропаганды для лохов, чтобы превращать их, когда надо кремлевской власти в пушечное мясо. Все правильно, точно так же считали многие его сверстники, так считает уехавший жить на ПМЖ в Америку одногруппник Миша Хенкин.
  Какая армия? Она для тех, кто верит в эти тупые сказки. Это занятие - военная служба, давно уже стало уделом идеалистов - дураков, или каких-нибудь откровенных идиотов, просто неспособных избежать ее. Хотя есть и те, кто бессовестно наживается, разворовывая армию. И (все говорили именно так) если придут немцы как в сорок первом, то этот самый, упомянутый выше нормальный человек, обыватель, не лох, и не дурак, с мягкого и скрипучего дивана клятвенно обещал защищать свою родину. Но сволочи немцы, почему-то больше в Россию с войной не приходили, и проверить оторвет ли обыватель свой толстый зад, прилипший к дивану или нет, увы, уже не представлялось возможным.
  
  От попыток уклонения от службы он отказался, судьба его знакомого Фили Хрузарова, который вот уже три года прятался на съёмных квартирах от призыва и перебивался случайными заработками, его не вдохновила, бежать в Казахстан или в Грузию он не решился, подумал: ну а что там в армии такого, от чего ему надо прятаться, в конце концов он же идет в армию, своей родной страны, причем не каким-то бесправным солдатом, а целым офицером.
  Коле предстояло отдать долг Родине, из-за чего у него возникало ощущение, что одалживали у своей страны абсолютно все, а отдавать приходится таким как он неудачникам, к которым мертвой хваткой прицепилось коллекторское агентство в виде районного военкомата.
   Тут надо кое-что прояснить: прошедшие военную кафедру студенты ВУЗов в те времена получали офицерское звание и таких призывали служить на два года офицерами, а не рядовыми. Таких офицеров в армии не считались полноценными военными, и соответственно людьми. Они в отличие от кадровых, которых готовили военные училища и институты, презрительно назывались "пиджаками".
  Как гласит армейское предание, которое хранили седые и древние прапора, обитающие возле курилок, на окружных военных складах, слово пиджак прилипло к подобным офицерам, что из-за того первые представители данной социальной группы так называли свои скромные армейские кители.
  
  В тот день по военкоматскому предписанию в отдел кадров округа прибыло для назначения в войска двенадцать призванных на военную службу, новоиспеченных бравых офицера. Эти были российские продукты весьма сомнительного качества, правильнее сказать брак, произведенный на свет умельцами военных кафедр местных Вузов. Военная кафедра политеха не сделала Колю офицером. Она дала ему туманные представления об армии и военной службе, способные вместо того, чтобы научить, еще больше запутать гражданского человека. Преподаватели военной кафедры, похожие друг на друга как близнецы, усатые майоры утверждали, что они не считают возможным сделать из студента военного. Они называли своих воспитанников не иначе как суррогаты и постоянно пугали их, мол не дай бог вам придется служить, служба в армии не для вас. Вместо учебы им прививались убеждения, что служить в армии могут лишь сверхлюди, которыми являются исключительно выпускники военных училищ. Военная кафедра любого ВУЗа еще с советских времен было отличным местом службы офицера, где процесс его морально- нравственного разложения достигал своего логического конца, хотя и надо сказать, хоть не редко, но бывали и исключения. Попавшие в тепличные условия гражданской жизни, но еще сохранив "погоны", многие из преподавателей относились к своим обязанностям формально, отчасти справедливо считая невозможным подготовить полноценного офицера из студента. В 90 годы, когда царил развал армии, формализм обучения превратился даже не в показуху и имитацию, а в показуху показухи и имитацию имитации.
  
  
  Прибывших офицеров разместили в тактическом классе отдела кадров округа, где они ждали своей судьбы, которая должна была их настигнуть в виде распределения на места предстоящей службы.
  В армию Колю привела цепь событий, которая началась с того, что несколько лет тому назад он сам не зная зачем, пошел на обучение на военную кафедру своего института и, как и все другие сокурсники, сделавшие этот не обдуманный шаг, сдав экзамен и пройдя военные сборы, Николай получил звание лейтенанта. Специальность Хохлова - командир мотострелкового взвода, но по результатам обучения, что такое мотострелковый взвод, что такое командир, наш герой так и не узнал. У него после обучения сложились очень своеобразные представления о военной службе, отдаленно напоминающие действительность. Армия представлялась кучей людей, выполняющих установленные обряды и носящих зеленую пятнистую одежду под названием форма. Он, как и миллионы россиян поверил, что войны никогда уже не будет и армия - это атавизм общества, как если бы у человека вдруг вырос самый настоящий хвост. Вся страна торговала и причем тут рынок и армия было не ясно.
  Распределение началось ровно в десять, первым вызвали конечно же Николая. Усатый седой кадровик в звании подполковника рассматривал Хохлова буквально каких-то двадцать секунд, так как будто бы Николай был какое-то редкое, но в тоже время, очень опасное, насекомое, которое преодолевая мучительную брезгливость, офицер обязательно хотел раздавить. За это короткое время подполковник словно просканировал молодого лейтенанта пронзительным взглядом своих холодных серых глаз, потом небрежно покрутил в руках его личное дело, как будто бы прикинул сколько оно весит в граммах. Личное дело было красным с военной эмблемой на обложке. Кадровик его перелистал, там было пара анкет, копия диплома, да еще какие-то записи. Больше ничего про Колю армия знать не хотела, ей было глубоко по фигу до всех прочих обстоятельств его жизни, его планов и целей. У армии на Колю были свои планы.
  Двенадцати секунд вполне хватило, кадровику, чтобы сделать глубокие личные выводы о весьма непростой с точки зрения формальной психологии личности и сразу предложить призывнику в качестве места будущей службы Горячинск, без дополнительных пояснений. Хохлов было замялся с ответом, собственно говоря, какая разница, где ему провести два года вынужденной ссылки или заключения. Он даже попытался на огромной карте России висевшей на стене позади подполковника найти этот самый Горячинск, но не смог, Россия все же занимает одну восьмую часть суши и Горячинск потерялся на бескрайних просторах любимой Родины.
  Кадровик будто бы прочитал его беспокойные мысли:
  - Горячинск в Сибири за Байкалом. - каким-то загробным голосом, лишенным всяких интонаций, произнес он. И посмотрел на Хохлова безразличным отрешенным взглядом, свойственным для российского чиновника, в котором читалась такая усталость от людей, постоянно отрывающих его от дел, что Коле стало не по себе. И он поддавшись этому порыву, легко и безропотно, как обреченный фаталист, согласился на Горячинск, и седой без каких-либо дальнейших разговоров и пояснений, вручил ему предписание, и направление в отдел военных сообщений для оформления документов на проезд к будущему месту службы.
   Коля вернулся в мобкласс, где первым его встретил один из призывников, хамоватый деловой толстяк, с ходу поинтересовавшийся у него результатом.
  - Ну что? Куда тебя? -спросил он.
  - Какой-то Горячинск, - безразлично так словно бы речь шла не о тысяче километров пути, а о походе в соседний дом за хлебом, ответил Хохлов.
  - А где это? - дружно спросили все его будущие собратья по оружию.
  Хохлов пожал плечами, показывая, что знать не знает. Сибирь - это плохо или хорошо? Что толку это обсуждать? Толстяк возмутился первым:
  -Ты что дурак? Слушай меня. Приедешь в этот твой Горячинск отказывайся от должности, говори меня климат не устраивает, мол морозы и влажность, еще что-нибудь придумай.
  - И что? - Коля реально ничего не понял. Чего он несет?
  - А то. Будут уговаривать - отказывайся от всего. Требуй назад отправить, говори - делайте, что хотите, здесь служить не буду. Если начнут пугать прокуратурой, не покупайся, ничего тебе сделать не могут - проверено, говори им - я сам на вас напишу. Они помурыжат, помурыжат и отправят сюда обратно. За новым назначением.
  - И что? - Коля правда ничего не понимал.
  - Да то, - толстяк засмеялся, - я год уже так езжу за счет армии, где уже только не был.
  Он начал загибать пальцы:
  - В Иркутске мне однозначно климат не подходит, в Уссурийске квартиру мне не дали, в Алейске должности по ВУС моему нет, в Тоцком - радиация, в Шиханах амброзии много, а у меня поллиноз. Не одно место мне не подошло. Два месяца дома просидел, вот сейчас вызвали, говорят нашли что-то, мол специально для меня. Вот год так уже и отслужил. Круто. Всего год остался. Так глядишь и дослужу.
  - А что так можно? - искренне удивился такой не дюжей изобретательности Коля.
  -Ну а что нельзя-то, - дружески хлопнул его рукой по плечу толстяк. Остальные в одобрительно засмеялись.
  - Вон Игорян, - собеседник указал на тощего парня в полосатой майке, - тоже так уж полтора года катается.
  Игорян горделиво улыбнулся, одобряюще кивнул и помахал Коле рукой, тем самым подтверждая, все сказанное про него - правда.
  - А это Павел, - толстяк указал рукой на парня спортивного вида, с головой погруженного в чтение книги, тот лишь на миг поднял глаза оторвавшись от чтения, - Павел куда не распределится ни где должность не принимает, требует, что бы все было все по закону. От А до Я. Павел - артиллерист. Должность у артиллеристов как правило, с техникой и имуществом, вот он все и считает до последнего болтика, требует, как положено и всегда при подсчете у него много чего не достаёт в принимаемом им имуществе. Павел, говорит: приму лишь по наличию, только то, что есть, недостачу не приму. И так уже девять мест службы поменял, нигде больше двух недель не пробыл. Командиры его назад в округ шлют с резолюцией, "нам он не подходит", а в результате года и трех месяцев службы уже нет.
  - А кто же Родину будет защищать? - сам того, не ожидая от себя, удивился Хохлов.
  - Тебе надо - ты и защищай, - огорошил Колю вдруг помрачневший толстяк, - чего тут защищать, да и кому мы нужны? А если уж и правда тут что-то и надо защищать, то пусть вон кадровые и служат, это они военными стать хотели.
  Вызывали всех, одного за другим, достаточно быстро и каждый новый офицер сообщал всем свое будущее место службы: Мулино, Наро-Фоминск, Екатеринбург, Самара, Тоцкое, Приозерск. Толстяк отсутствовал по времени больше всех и вернулся очень довольным, как не странно, ему не смогли найти должность и его оставили в распоряжении командующего округом.
  - Меня уже везде знают, - радостно, любуясь собой, рассказывал он окружающим, - никому я не нужен. Все обо мне, до самых дальних гарнизонов, слышали, не где брать не хотят. Сказали - будь дома, жди назначения, оклад по званию будут платить.
  И он гордый собою, никак не успокаивался и важно напутствовал молодёжи:
  - Парни. Не переживайте. Не хотите служить - не служите, главное раз в десять дней на службе появляться, желательно что бы вас кто-то из начальников видел и другие видели, что командир вас видел. А еще лучше в секретку зайдите какой-нибудь приказ возьмите и листке заменителе главное дату поставьте, если что - это важно. На вас дело уголовное не заведут если вы менее десяти дней на службе отсутствуйте. Так вы девять дней дома сидите, на десятый - на службу. На часик покажитесь, в секретку загляните и домой, отдыхать.
  - Это у нас поиграть в "десяточку" называется, старый проверенный метод, - поддержал товарища тощий Игорян.
  - Точно-точно, - улыбнулся толстяк.
  - А как же эти, - спросил кто-то из новоиспеченных лейтенантов явно шокированный тем, что он узнал от бывалых, - кадровые?
  - Кадровые? - рассмеялся толстяк, - да в армию идут в большинстве своем кто ничего не только не может, но и не хочет. В основной массе кадровый офицерский корпус российской армии - это сборище откровенных подлецов, ворюг, дегенератов и алкашей, которые органически презирают военную службу и саму свою профессию - военное дело. Но это еще не все, они мало того, что разворовывают армию, так еще всячески травят тех, кто относится к службе добросовестно. Это наши военные традиции.
  
  2. Отправка
  
  Коля принялся обзванивать институтских товарищей. Его мучал острый как бритва вопрос: неужели призвали его одного со всего курса? Как ни странно, все было именно так, как он думал. Он оказался единственным дураком со всего курса, который ехал служить пресловутой Родине. При тщательных расспросах все приятели Хохлова по институту, как один, признавались ему в том, что они предусмотрительно откупились от коварного военкомата. И ни в какой армии служить они однозначно не собирались. Им вообще казалось такое действие противоестественным занятием не свойственным для человека способного, пусть с помощью родных и близких, но все же, закончить высшее учебное заведение. Получение диплома о высшем образовании говорило о некоторых амбициозных претензиях данного гражданина российского общества, которые такой диплом и давал своим обладателям, а именно существовать на работе, практически не работая при этом получая хорошие деньги, в частности будучи неким начальником, потому что начальник практически всегда лицо с высшим образованием. С приходом капитализма мечты обывателей не выразились в одной только идее собственного бизнеса. Параллельно в обществе зародилась и витала идея "непыльной", но доходной работе, к которой должен стремится любой интеллигентный человек получивший высшее образование.
  Коле одному вручили билет на уплывающий пароход, который подобно "Титанику" отплывал в опасное путешествие длинной в два года. Он даже ощутил себя сакральной жертвой, которую принимает армия в его лице, агнцем, отданным на заклание кровожадному Марсу. От этого на душе скреблись кошки.
  Он представлял себе, как вернется весной, да еще обязательно весной, с первыми лучами майского теплого солнца, зальющего ярким, даже ослепительным светом зеленеющие улицы родного города, как Лузга из фильма "Холодное лето пятьдесят третьего", совсем другим новым человеком, узнавшим и пережившим что-то такое глубоко личное, кто может пережить и понять лишь тот, кто как он служил. И в этот будет скрыт его бонус, полученный им от военной службы. И он будет идти уверенной походкой демобилизованного офицера и люди чувствуя в нем что-то такое необычное будут смотреть ему в след.
   А Колины однокурсники, не стесняясь своей подлости, делали чудовищные признания в том, что они оказывается, служить вовсе и не собираются. Причем говорили об этом так просто и естественно, что Хохлову казалось - они искренне недоумевают от того, что он призвался, все как один спрашивая у него, одно и тоже: зачем тебе это надо? Вчерашние товарищи искали в его выборе какой-то подвох или скрытый умысел, а не волю злой судьбы в лице призывной комиссии. Легко как спички ломающей жизни.
  Кого Хохлов не спрашивал, все ему говорили, что вопрос с военкоматом ими давно и бесповоротно решен. Чаще всего дело обстояло так, заботливые родители новых офицеров запаса отдавали в военкомат приличную сумму денег, что бы про их сына забыли, так будто бы на учете такого человека никогда и не состояло. Дематериализация в постсоветском бардаке осуществлялась предельно просто. Без тела - нету дела, так говорят в полиции, а в военкомате, все обстояло иначе, без дела, в смысле личного, не было и офицера. Это самое личное дело выкупленного офицера задвигалось куда-то в дальний угол, пропадало, попросту терялось, даже сжигалось и на мандатную комиссию, отбиравшую офицеров на действительную военную службу из запаса, оно не попадало. Все кто надо были в доле. Это называлось - "отмазаться". Реже великовозрастный ребенок "косил". Новомодное слово "закосить" означало, что у потенциального призывника в ходе обследования медицинской комиссией обнаруживалась вдруг некая страшная болезнь, и что самое важное, она препятствовала призыву офицера из запаса, делая его к военной службе абсолютно не годным. В так называемом перечне заболеваний (утвержденным Постановлением Правительства РФ) в третьей графе (а именно по ней оценивалось здоровье офицера и прапорщика) соответствующей болезни статьи стояла буковка В. Это означало - ограниченно годен, то есть не годен в мирное время, правда, годен в военное. Это было и нужно косящему или косарю с ударением на первый слог. Время было как бы официально мирное, войны с проклятыми американцами не ожидалось, мы меняли уран на жвачку, а тлеющие у окраин обглоданной России конфликты, войнами никто и не считал. Ингушетия, Осетия, Молдавия, Карабах, Таджикистан. Цена услуги "закосить", как и "отмазаться" для Николая была абсолютно неподъемной, тем более что его несчастные родители работали на разорившемся оборонном заводе, который вот уже как год простаивал без заказов, а попытка конверсии производства на мирные рельсы с треском провалилась. Завод был огромный со своим аэродромом, внутренним транспортом, многочисленными цехами, чьи многоэтажные гигантские ангары-корпуса возвышались из-за окутанного колючей проволокой высоченного забора. Очередной директор этого завода, украв народные миллионы, увольнялся, уступая место у кормушки следующему еще более наглому и вороватому, нетерпеливо дышащему ему в затылок, в надежде побыстрее нагреться на бюджетной кормушке и разбогатеть. Дурацкие детские санки и одноразовые шприцы, которые завод стал выпускать вместо космических ракет, не пользовались спросом даже у неприхотливого к всякой отечественной гадости местного населения. Корявые шприцы из сероватой пластмассы то и дело заедали, ломались, иглы к ним были удивительно тупы, шприцы вместо того, чтобы протыкать кожу и мягкие ткани, они буквально таранили их, причиняя мучительные страдания, в отличие от замечательных игл импортных шприцов, входивших в трепещущую плоть как раскаленный нож в масло, почти без боли.
  Ситуация в армии была такова: военные комиссариаты подчинялись отделам кадров округов. Кадровые офицеры (те, кто заканчивал военные училища) из-за беспросветной нищеты и развала армии массово бежали на гражданку, и возникшие дыры в штатах войсковых частей министерство обороны затыкало офицерами по призыву. Такими вот как Коля, выпускниками гражданских ВУЗов, получившие видимость образования на военных кафедрах, а на деле вчерашними студентами ничего не представлявшими о реальной армии.
  Настоящая армия стала кораблем, получающим пробоины в неравном бою с новой капиталистической реальностью свалившийся как снег на голову нашей несчастной стране, в результате прогрессивных перемен инициированных правящей верхушкой. Сначала под лозунгами перестройки и ускорения, потом социализма с человеческим лицом, а после и полным отказом от социализма. Вчерашний студент становился офицером, но это не тоже самое, что куколка превращалась в бабочку. Биологический метаморфоз, это вам не социальный. Да слово "вчерашний" остро резало слух, вчерашний студент - офицер, вчерашний школьник - солдат. Вчера каждый человек был кем-то другим по сравнению с тем, кем он стал сегодня. Но разве просто получив погоны, кто-то может вдруг без серьезной подготовки стать полноценным офицером? Ладно, в мирное время, а если война? А кто тогда о войне думал?
  Какие из них выпускников военных кафедр будут офицеры, это никого не волновало, есть человек и ладно, не хочешь, - заставим, не можешь, - научим. Простая как мир истина, прижившаяся в армии. Самое главное заключалось в том, что кадры, таким образом, решали проблему комплектования вооруженных сил младшим офицерским составом. Местный политех штамповавший мотострелков и артиллеристов иные годы указывал что половина его выпускников надевала военную форму. А кадры округа пусть формально, пусть главным образом на бумаге, решали проблему комплектования вооружённых сил офицерами. В высоких кабинетах министерства обороны важны были лишь цифры и проценты, именно они отражали эфемерную боеспособность армии, а то, что за этими цифрами на бумаге стоит, ничего для генералов в штабах не значило. Главное, что бы деньги платили и ничего не делать, а штабы именно такое место, ведь перекладывание бумаг делом не назовёшь. Начальники пережидали, крепко держались за свои теплые места, уютные кабинеты, мягкие кресла, выстраданные генеральские погоны. Показуха и очковтирательство, с коими безуспешно боролись, во времена советской власти, при ельцинском капитализме достигли своего зловещего апогея.
  
  
  
  
  
  
   Ракетное соединение стратегического значения номер 23234 затерялось где-то на необъятных просторах обновленной демократами России. Приход этих людей к власти ознаменовал новую общественную парадигму, выраженную в одном емком слове: рынок. Оно вмещало всю жизнь постсоветского человека, от самого рождения до смерти, и любые отношения теперь превращались в рыночные. Человек теперь мог существовать в двух ипостасях он либо продавал, либо покупал, все остальное было связано с этим. И на этом шумном рынке, на котором как-то одновременно бросив работать, торговала вся страна, и там вполне можно было купить и продать все от собственной матери до почки. Даже церковь превратилась в лавку, где на одном конце продавали свечи, на другом крестики, иконы и книги, а рядом попы торговали ритуалами и обрядами.
  
  Горячинское ракетное соединение, находилось в глубоком кадровом кризисе, классифицируемом на негласном жаргоне военных кадровиков как "полная задница". Окружные военные аналитики в кулуарах предрекали ему другую, более страшную категорию под названием "полный писец", который вот-вот и должен был накрыть всех своей мохнатой вонючей шкуркой. А этот злобный зверек, приходит обычно, когда его никто не ждет, обманываясь собственными иллюзиями. До половины должностей младшего офицерского звена были вакантами, укомплектованность подразделений в лучшем случае достигала 70%, а в худшем едва дотягивала 30%. В этом году значительная часть молодых выпускников военных отказались продолжать свою службу в рядах ВС РФ. Их ждали торговые ларьки, полукриминальные охранные предприятия, расплодившиеся как грибы после дождя коммерческие банки, собственный бизнес, да все что угодно только не промозглый полигон и проклятые мешающие офицеру нормально служить, солдаты. К совести молодых офицеров было взывать бесполезно. Она теперь измерялась величиной нищенского денежного довольствия. После того как все руководство страны, весь огромный институт государственной власти так легко и непринужденно отказался от своих прежних убеждений, отрекся от них, перекрасившись из коммунистов в либералов и демократов, то, как теперь кто-то мог после такого демарша подлости требовать от молодых людей чего-то иного. Старшее поколение само обесценило слова родина и присяга и теперь чего-то требовать от разуверившееся молодого поколения было бессмысленно.
  Части постоянной боевой готовности несущие настоящее боевое дежурство - это вам не унылая военная комендатура, не погрязший в нескончаемом потоке бумаг, армейский штаб в центре мегаполиса, не придворный сонный полк связи, с четким служебным регламентом от и до, в котором после службы офицер повесив опостылевшую форму на вешалку, вполне может заняться своими личными делами. Части БГ это пахнущая портянками и потом солдатская казарма, продуваемый ветрами полигон, отшлифованный каблуками солдатских сапог полковой плац, пропахшая порохом служба, без выходных и отгулов. А оно это надо, за те копейки, которые может наскрести на армию в своем разворованном бюджете когда-то могущественная страна? Нужно быть убежденным человеком, фанатом, чтобы такому сомнительному времяпрепровождению как военная служба, посвятить всю свою жизнь. А где найти такую жену, которая будет терпеть постоянное отсутствие мужа-офицера дома, и сможет жить на микроскопическое денежное довольствие завидуя своим преуспевающим сверстницам, спутники жизни которых неплохо пристроились на гражданке?
  А вообще, что значит, постоянная боевая готовность? Не один раз и не два, будет об этом думать словосочетании Хохлов, окончательно пока не привыкнет. Эта фраза "постоянная боевая готовность" ему напоминала пресловутую "осетрину второй свежести". Ему казалось, что боевая готовность подобна этой Булгаковской свежести, либо она есть, либо ее нет. Наличие частей постоянной боевой готовности подразумевало наличие в вооруженных силах каких-то особенных и неполноценных частей непостоянной боевой готовности, которые можно было именовать еще частями постоянной боевой неготовности. А применительно к армии, предназначение которой защищать от врага Родину, боевая готовность вещь абсолютно естественная, как усы и когти у кота, без которой название военная перед наименованием части можно было смело убирать, а саму воинскую часть распускать к чертовой матери. Подобные не боеготовые части представлялись Коле разношерстным сборищем народа, ряженного в камуфлированную форму, которые получают довольствие как военные, на деле не готовые к войне, то есть к выполнению собственного предназначения. Вот полк, не боеготов, так какой же тогда это к чертовой матери, полк? Какая тогда это воинская часть? Какая тогда это армия?
  Вся эта имитация создавалась и придумывалась от полнейшей безысходности, в которую попали разваливающиеся вооруженные силы, бывшие жалким остатком еще недавно лучшей армии мира. Кроме того, система мобилизации, унаследованная Ельцинской Россией от СССР, подразумевала наличие таких вот кадрированных частей, баз хранения с урезанным личным составом до небольшого количества в котором они могли обслуживать и поддерживать в готовности свою технику и вооружение, а в случае войны быть тем скелетом, на котором при массовом призыве из запаса нарастало мясо. И все эти многочисленные базы хранения, кадрированные полки, бригады и дивизии, разбросанные от Камчатки до западных границ, превращались в полнокровные воинские части и соединения, в кратчайшие сроки уже не на ровном месте. Именно желание сохранить армию в потенциале, пусть даже в таком усеченном виде, заставляло старых генералов и маршалов идти на всевозможные ухищрения, подобно как когда-то после поражения в первой Мировой немцы под руководством Ганса Секта сохранили свою армию в виде офицерского костяка надеясь, что она как птица Феникс воспрянет из пепла. Были бы кости, то есть кадровый офицерский корпус, было бы оружие и техника, были бы боеприпасы, а мясо, то есть все прочее - нарастет. Содержать в мирное время армию по военному штату было тяжко для Союза и тем более не подъёмно для обнищавшей России. По детально разработанным и подробным планам мобилизации (перевода страны с мирное на военное время) в считанные дни из вот таких вот кадрированных заготовок вырастала полнокровная армия.
  Хохлов не мог знать, что его судьба была решена еще месяц назад. Уже тогда было принято решение о его назначении в Горячинск. В распоряжении ГУКа лежавшем в виде нескольких скрепленных листов в столе у седого армейского кадровика, приводилась позорная статистика развала российской армии, где было написано, что в связи с тяжелой экономической ситуацией в стране, офицеры выпускники военных ВУЗов прибыв в войска после распределения, тут же увольняются из рядов Вооруженных сил. Особенно это касается отдаленных гарнизонов Забайкальского, Сибирского и Дальневосточного военных округов. И еще столько же молодых офицеров планируют оставить службу в ближайшее время.
  Возникающий дефицит в младшем офицерском звене предписывалось восполнять за счет офицеров, призываемых из запаса на два года, что хоть как-то могло исправить создавшуюся катастрофическую ситуацию.
  
   Круглосуточно доблестные ракетчики Горячинской дивизии, несли боевое дежурство, сдерживая международную ядерную угрозу. Что это была за такая угроза, и кто ее создавал, и вообще зачем все это нужно было сдерживать, в советские времена еще знали все, от мала до велика, и никому не чего объяснять было не надо. Люди шли на дежурство абсолютное уверенные, что они делают правильное и нужное дело, служат своей великой и могучей стране. И за их широкой спиной могут спокойно спать мирные города и села.
  После того как все руководство страны, весь огромный институт государственной власти так легко и непринужденно отказался от своих прежних убеждений, отрекся от них, перекрасившись из коммунистов в либералов и демократов, то, как теперь кто-то мог после такого демарша подлости требовать от молодых людей чего-то иного. Старшее поколение само обесценило слова родина и присяга и теперь чего-то требовать от разуверившееся молодого поколения было бессмысленно.
  
  Однако к девяностым годам двадцатого века большинство населения России уже и не помнило, а если помнило, то очень смутно, кто кому и чем в этом неспокойном мире угрожает. Есть заслуживающая внимания, версия профессора Шайтановского, что в жвачку россиян, американцы подсыпали отупляющий порошок, благодаря чему была и выиграна длившаяся почти полвека, холодная война.
   Но по-прежнему мощные ядерные ракеты как упитанные пупсы-младенцы, уютно укутанные проводами, дремали в своих подземных пусковых шахтах, весело подмигивая друг другу маленькими разноцветными огоньками, всегда готовые нести разрушение и погибель, всему живому на планете Земля!
  Девяностые прошли для гарнизона относительно благополучно, единственное, что случилось необычного в этом тихом богом и начальством забытом местечке, это было, то, что для выживания военного городка местные инженеры бережно извлекли из одной ракеты боевой заряд и сделали из него АЭС, благодаря которой начал отапливаться, оставленный без тепла в ту особенно холодную зиму, весь жилищный фонд военного гарнизона, включая детский садик, казармы, школу. Те инженеры, имена которых уже стёрлись в светлой памяти поколений, имели приличное, а на деле обычное советское образование, а поэтому могли сделать из чего угодно, все что угодно. К примеру, легко переделать холодильник в микроволновую печь, и наоборот микроволновку в холодильник, а телефон в портативную рацию. Они приспособили смертельную боеголовку для нужд хозяйства коммунально- эксплуатационной части, разместив наскоро собранный из военного мусора реактор в гарнизонной котельной. С обитателей гарнизона даже перестали брать плату за свет и отопление, так как энергии обогащенного ракетного урана из разобранной ракеты вполне хватало для работы на долго. Как известно своя рубашка всегда ближе к телу, чем пресловутая угроза из-за океана! А ядерных ракет в России и так было много и то, что вместо четырех сверхмощных стратегических боеголовок с ураном на вооружении ракетного соединения осталось всего лишь три, об этом предпочли стыдливо умалчивать. Правда, надо сказать то, что о данной воинской части периодически начисто забывали руководящие органы. А что вы хотите от постперестроечной неразберихи и устроенных по блату троечников?
  
  Союз распался на части, демонтировавшая страну чиновничья элита легализовалась в бизнесе, присваивая себе народную собственность через аферу приватизации. Но наиболее хитрые представители высшей советской бюрократии, с корнями вросшие в государственный аппарат, в виде конкурирующих семейных кланов, приватизировали власть и не упуская из своих рук вожжи управления страной, вели ее прямой дорогой к капитализму. Как и многие другие Хохлов ощутил, именно ощутил, даже раньше, чем понял, что страна, в которой он родился и которая принадлежала ему точно так же, как другим миллионам сограждан, уже больше не его. Ее украли, увели из-под носа, как автомобиль, стоявший у подъезда, а вызванный по факту преступления милиционер, делает вид и совсем не собирается никого искать, так как вор всем известен, и представитель власти врет в глаза и нагло улыбается, уверяя, что все будет хорошо.
  
  3. Прибытие.
  Скорый "Москва-Владивосток" прибывал в Горячинск глухой ночью, стоянка поезда была всего 2 минуты, но так как тот привычно опаздывал, то мчавшийся состав лишь лениво снизил скорость, проезжая мимо здания Горячинского вокзала и длинного пустынного перрона. Сонная, толстая, как борец сумо, проводница, молча открыла дверь тамбура наружу. Внутрь ворвался свежий морозный ветер, от которого у Коли закружилась голова. Хохлов ждал, что поезд остановится, но не тут-то было, заснеженный перрон, едва освещенный тусклыми фонарями, продолжал ехать мимо, никак не желая хоть на одно мгновенье, остановится.
  - Мы, что еще не приехали? - растерялся Хохлов, глядя в открытую дверь продолжающего ехать, вагона.
   - Прыгай, - неожиданно потребовала проводница, голосом, не терпящим пререканий, указывая Коле на дверной проем толстым как сарделька перстом, - а то так свою остановку проедешь.
  Тот застыл в недоумении. Это предложение выйти из поезда на ходу, напомнило Николаю десантирование парашютистов из старых военных фильмов, к такому повороту событий он был никак не готов.
  - Может быть я на следующей станции сойду? - жалобным голосом попросил он проводницу, и виновато улыбнувшись, сделал робкую попытку проскользнуть обратно из тамбура в теплый уютный вагон. Но мощная как скала, проводница преградила ему путь, уперев могучие ручищи в бока. Она снисходительно окинула Хохлова взглядом, и он понял собственную беспомощность перед ней, так чувствует себя загнанная в угол жертва перед лицом хищника.
  - Куда собрался? - ласково спросил дама Колю и резкими быстрыми отточенными до мелочей движениями, выдернула сначала чемодан, а потом сумку из его рук и выкинула их из вагона. Выброшенный багаж, промелькнув перед глазами Хохлова, по дуге стремительно покинул поезд.
  - Ну? - спросила проводница у остолбеневшего Николая, - сам будешь или тебе помочь?
  Коля отрицательно покачал головой, и не успел он даже моргнуть глазом, как уже летел с поезда вниз головой, прямо в снежный сугроб, расположившийся на нечищеном перроне. Поезд протяжно прогудел, проносясь мимо длинной змеей обледенелых пассажирских вагонов. Спустя несколько секунд рядом с ним весело плюхнулась на зад, какая-то толстая бабка в шубе из полинявшего чебурашки с узлом в руках, а в метрах пяти неловко приземлился рыжий парнишка лет пятнадцати.
  Пока Хохлов ставал сам, а потом помогал бабке вылезти из сугроба, железнодорожный состав уже миновал станцию и на черном фоне непроглядной ночи превратился в красные удаляющиеся в бескрайнюю даль, огоньки, а потом и совсем скрылся из виду, так как будто бы его никогда и не было, а существовала лишь одна вечная и непроглядная темнота, да морозный ветер, заунывно поющий свою долгую зимнюю песню.
  Николай, стоя на краю перрона еще несколько минут смотрел поезду вслед, а потом отряхнулся от налипших снежных крошек, дошел до своих сумки с чемоданом, торчавших из снега.
  Десантировавшиеся пассажиры мелкими группами через снежные завалы пробирались к ветхому зданию вокзала. Неосвещенное двухэтажное деревянное строение темным силуэтом возвышалось за путями. На нем висела табличка с названием населенного пункта, но его двери и окна были заколочены. Под табличкой висел плакат с гербом Горячинска, где на голубом щите был нарисован мухомор, это можно было понять по красной пятнистой шляпке ядовитого гриба. Под гербом была написана дата 1746 год. Можно было подумать, что-то тогда кто-то, объевшись грибов основал этот городишко. Пройдя по узкой тропинке, петляющей мимо вокзала, Коля вместе с другими, вышел на маленькую привокзальную площадь, где стоял припорошенный снегом памятник Ильичу, рукой указывающий куда-то вдаль, вслед исчезнувшему поезду, будто бы прося его не уезжать, от чего у Коли сразу защемило сердце.
  - Интересно, - подумал лейтенант, - а садятся тут на поезд так же, как сходят?
  Эта мысль его сильно позабавила. Фантазия нарисовала картинку людей, запрыгивающих в проезжающий поезд с заснеженного перрона и закидывающих в открытые двери вагонов, свои вещи.
  Рисуя в голове забавные картинки, Хохлов догнал людей в военной форме:
  - Здравствуйте? А вы с воинских частей? Я вот еду в военный городок служить, не подскажите как доехать или с собой меня не возьмете?
  Военные объяснили, что Горячинск, куда прибыл поезд это один город, а отдельно стоящий за забором, военный городок носит название Горячинск -2. И расположен он за рекой, огибающей сам город с севера и до него еще нужно будет как-то добраться.
  Там, где должен был быть Горячинск-2 виднелись далекие мерцающие огоньки, за ними возвышаясь над равниной, проступали силуэты невысоких гор, Амазарского хребта, над которыми висело странное зеленоватое свечение.
  - Что это? - спросил Коля у военных.
  - Аномалия какая-то, - пожал плечами худой майор, контрактник бурят возразил ему:
  - Это духи гор, мы им раньше молились.
  - Раньше? - удивился Коля, - а сейчас уже нет?
  - Есть те, кто и сейчас молятся, - отвечал бурят.
  Дальше разговор не продолжился, за военными из городка приехал рейсовый автобус.
  
   Ночь Хохлов провел в холодной гостинице. За окном выл ветер, ветки деревьев стучали по стеклу словно корявые руки чудовищ пытались достать Колю из теплой кровати.
  А утром в отделе кадров ракетного соединения бумаги Коли долго вертели, куда-то носили, что-то уточняли и сверяли, приходили какие-то военные с любопытством его разглядывавшие, как будто бы он был редкое диковинное животное, контрабандой завезенное в эти дикие места, заплутавшим бродячим цирком. Спустя пару часов Хохлов наконец-то получил назначение в мотострелковый полк охраны, входящий в состав Горячинской ракетной дивизии стратегического назначения.
  Прибыв в полк, испеченный лейтенант представился своему комбату и ротному, и те отправили его в штаб отнести документы, получить военную форму и комнату в офицерском общежитии.
   Вместо общежития лейтенанту с ходу предложили квартиру, причем любую на выбор, а когда он, не подозревая подвоха, согласился, то сразу дали заранее заготовленную бумагу, на которой уже были указаны номер дома и даже подъезд.
  - Квартиру выберешь сам, - объявила Хохлову усатая тетка из жилищной комиссии гарнизона, - в этом подъезде двое лейтенантов живут, а квартир двадцать, вот и селись в любую свободную.
  - А можно в трехкомнатную? - робко спросил Коля. Он никогда не жил в трешке, где-то на подкорке у него было записано, что трешка это круто. Тетка подозрительно посмотрела не него, хмыкнула и одобрительно кивнула: мол трехкомнатную, так трехкомнатную, для хорошего человека ничего не жалко.
  - А мебель там есть какая-нибудь? - запоздало спохватился лейтенант.
  - Не везде, - равнодушно пожала плечами женщина, дело было сделано и ее лицо больше не выражало благожелательной заинтересованности.
  - А интернет?
  - Мобильный, - сотрудница жилищной комиссии равнодушно отвернулась, всем своим видом показывая, что разговор закончен.
  Хохлов быстро нашел ДУ-3, где седой дед, техник дома, забрав у него выданную в полку бумагу, взамен молча протянул ему связку ключей с бирками номеров квартир.
  - Там одна занята, на третьем этаже лейтенанты, такие как ты живут, остальные свободны. Посмотришь сам, селись где хочешь, завтра остальные ключи вернешь, все понял? В квартире костры не жги, мусор не разбрасывай. Крупную живность не заводи. А то были случаи, то коров в квартире селят, то коз, то свиней. Был один лейтенант, так он анаконду к себе подселил, она в унитаз нырнула в трубе канализационной трубе и застряла.
  - И что дальше? - ахнул Николай, - достали?
  - Прям, - махнул рукой дед, - не смогли, так в канализации и сдохла. Тросом потом пробивал.
  
  
  В тот же день всех прибывших служить в Горячинск за последние недели офицеров - двадцать пять лейтенантов по призыву и еще восьмерых, сосланных сюда за какие-то грехи, кадровых, собрали в штабе дивизии. Их проверили по списку, раз пять пересчитали по головам и начальник отдела кадров соединения подполковник Шумилин, отвел их в тактический класс. Там с приветственной речью перед ними выступил начальник штаба ракетной дивизии. Это был высокий звероподобный косматый полковник, с взглядом полным ненависти ко всему существующему во вселенной, чем напомнил Хохлову бога Шиву - разрушителя Вселенной. Надо заметить, что говорил полковник мало, но, по существу, выплевывая увесистые слова, густо приправленные отборным армейским матом.
  - Я знаю точно, что многие из вас, - начал он, придавливая тяжелым взглядом как сапогом тараканов, одного за другим вновь прибывших офицеров, - здесь сопьются, опустятся, перестанут ходить на службу, начнут косить, и даже будут те, кто покончат собственную никчемную жизнь самоубийством, но я смею вас уверить в том...
  Дальше полковник перешел на крик:
  - Что несмотря на это, никто, вы слышите, никто, досрочно из рядов Вооруженных сил уволен не будет.
  И при этом ударил рукой по столу, так, что стоявшие на нем граненные стаканы и стеклянный графин дружно подпрыгнули, жалобно зазвенев. На этом его короткое выступление было закончено. Не прощаясь, он развернулся и вышел прочь, чеканя тяжелый шаг.
  Уже отпущенные командованием, вновь прибывшие лейтенанты еще минут десять не расходились, обмениваясь свежими впечатлениями друг с другом, у штаба дивизии.
  - Даже больше, чем общее радость, объединяет людей общая беда, - подумал Николай. Стоя среди них, таких одновременно разных и одинаково безутешно несчастных, Хохлов услышал истории о том, что уволится с Горячинска абсолютно невозможно, в том самом значении слова абсолют в котором его любят обычно употреблять закоренелые религиозные мистики.
  Ребята делились деталями быта и историями. Один лейтенант, уже отслуживший две недели рассказывал, что в его части есть капитан, который беспробудно пьет целых пять лет, эпизодически появляясь на службе. Другой поведал печальную историю старлея, пытавшегося добиться увольнения из Армии по несоблюдению условий контракта с его стороны. Но что бы старлей не делал командование на все реагировало философски, типа пьешь, пей, нас этим не удивить. Тогда старлей стал уезжать в Улан-Удэ, где располагался штаб округа и пил там, добиваясь того, что бы патруль задержал его пьяным и непременно в непотребном виде. Каждый раз его арестовывали, даже били, но об увольнении речи не шло. Этого провокатора просто отправляли назад в Горячинск, а после пятого или шестого раза вообще перестали задерживать, проходя мимо валяющегося в луже пьяного офицера, патрульные стыдливо отворачивались, делая вид, что ничего необычного не замечают. С горя старлей пить перестал, и принялся, усердно служить, но и это ему не помогало.
  
  В первый день по назначению в батальон охраны ракетных шахт и пусковых установок, Николай стал участником необычного для гражданского человека мероприятия, которое в батальоне называлось охотой. В тот день произошел СОЧ, так кратко обозначается в армии самовольное оставление части, ситуация, когда солдат-срочник по тем или иным причинам бежит, домой не законно покинув часть. Учитывая сложное географическое расположение гарнизона выбраться из него зимой, можно было лишь по заснеженной безлюдной степи, проделав путь не менее пятидесяти километров до трассы на Могочи. Дорога из военного городка в город для беглецов была не вариант, срочника сразу бы выловили на железнодорожном вокзале или у автовокзала.
  В тот вечер появившийся в батальоне комбат Виталий Иванович Черноусов был как положено гусару, гладко выбрит и немного пьян, вместе с тем, сильно возбужден. Глаза его лихорадочно блестели, указывая на разгоревшийся в его душе маниакальный азарт, похожий на одержимость, что выдавало в нем потомственного сибирского охотника. Появившись перед лицом собравшихся в его кабинете офицеров, он объявил:
  - Охота господа! Сегодня нас всех ждет охота! Убежал солдатик со второй роты. Всех прошу немедленно получить оружие. Господа призываю вас, не жалеть патроны.
  После чего офицеры во главе с комбатом выпили не менее 5 литров водки, по пол-литра на каждого, ничем не закусывая. В это время шустрые техники батальона, заводили МТЛБ и выгоняли его с парка.
   - Охота! Охота! Господа, не жалеем патронов! - обменивались счастливыми возгласами офицеры, лихорадочно собираясь.
  - Лейтенант, - обратился комбат к Хохлову, - позвольте узнать, где ваша, простите, военная форма?
  - Еще не успел получить, - бодро отвечал Николай, вытянувшись как струна, - никак вещевой аттестат не могут завести, сказали: завтра приходить.
  - Вот тыловые крысы, вечно у них все завтра, да завтра, - выругался комбат, - что ж, придется по гражданке, но оружие все-таки получите, вам надо вживаться в службу как можно быстрее.
  И Черноусов тут же поднял тост за новую кровь, которая, по его мнению, вливалась в батальон в лице прибывшего к ним Хохлова. Он выразил надежду, что эта гемотрансфузия пойдет на пользу всему батальону.
  - Пьешь? - вдруг неожиданно спросил комбат у Николая, недобро щурясь, и вглядываясь в лейтенанта долгим пытливым взглядом, без отрыва, переводя взор с одного глаза Коли на другой, словно отыскивая что-то на их дне такое, что без слов могло быть ему ответ сразу на все вопросы.
  Хохлов неожиданно для себя, опрокинул очередной стакан водки, осушив его до дна, поморщился и отрицательно покачал головой:
  - Никак нет, товарищ подполковник, я водку не пью, я спортсмен.
  Все уважительно замолчали.
  - Молодец, - обрадовался Черноусов, было видно, что ответ ему понравился, и он, наливая новую порцию водки в стакан новичка, похвалил его, - такие нам в батальоне нужны, спортсмены, непьющие.
  - Я тоже ее не пью, - он кивнул лейтенанту на алкоголь, - я ее уничтожаю, чтобы ее было бы на земле как можно меньше, потому что все беды в России от нее.
  Опьяневшему Коле вручили снайперскую винтовку Драгунова и пару заряженных магазинов к ней.
  - Бронебойные, - доверительно шепнул на ухо зампотех, вручая патроны Хохлову.
  - Для чего? Зачем? Они, что планируют расстрелять этого несчастного срочника? - возникали в голове Коли вопросы, озвучить которые он так и не решился. Вооружившись, кто чем, среди оружия, взятого на охоту, был даже замечен ПЗРК "Игла", офицеры залезли на броню МЛТБ, не прекращая пить водку.
  - Поехали! - заорал механику комбат, и машина, ухнув, гончей борзой, лязгая гусеницами, рванула вперед. Там у дороги, они быстро отыскали место, где на краю заснеженного поля начинались следы беглеца. Они, петляя уходили куда-то вдаль к багровому горизонту, куда огненным колесом катилось по небу, усталое вечернее солнце. Уцепившись за броню, подпрыгивая на каждой кочке на утопающим в снегу МТЛБ, компания устремилась в погоню, твердо держа след беглеца. Солнце скрылось за горизонтом и наступила ночь, но все только начиналось.
  Колей быстро овладел тот первобытный охотничий азарт, то необыкновенное ощущение, когда ты летишь на броне боевой машины, по бескрайнему заснеженному полю и ветер дует тебе в лицо. И в нем проснулось такое удивительное спокойствие, какого он не переживал никогда прежде, его дополнило равнодушие не только к тому, что было или будет, а вообще ко всему, что только есть или даже можно было бы себе представить. Именно гремучее сочетание выпитой водки, зимнего воздуха, пейзажа и азарта приключения, смогло вызвать это до того неведомое им чувство.
  Николай впервые ощутил необыкновенный вкус другой, настоящей жизни, к которой он никогда не только не приближался раньше даже на пушечный выстрел, но и даже не подозревал о ее существовании. Он будто бы пробудился от долгого мучительного сна, в котором бесконечно бегал по какому-то запутанному лабиринту, не имеющему выхода, постоянно возвращаясь в одни и те же, уже приевшиеся ему до оскомины, места, не находя выхода и страдая от отчаяния. И все прежнее казалось ему теперь каким-то мелким и театральным, наигранным. Прежде и сейчас в сравнении казались как легкое неясное прикосновение и настоящая физическая боль.
   Коля особенно остро и ясно, понимал, что сейчас есть только он и мир вокруг, и ничего больше на самом деле не существует, так как неизвестно будет ли еще что-то вообще после того, как этот момент, как конкретный временной интервал закончится. Точно так же, как уже нет больше всего того, что было до настоящего.
  Весь мир вокруг него, во всем своем удивительном многообразии, умирал и рождался, просыпался и снова засыпал, лишь в проблеске его сознания и существование всей этой бесконечной вселенной, отражающей фундаментальность бытия, теперь выражалась в одной единственной фразе: я есть, я существую. В свете пробудившегося сознания возникла единица бытия - я, которая и создавала окружающий ее мир. Она исчерпывала все смыслы и значения, все, что есть вокруг до самого дна и позволяла Николаю отбросить в сторону все маски собственной личности и вернуться к самому себе, стать снова собой, тем кем, он был всегда на самом деле, всем и никем одновременно.
  Я есть - беззвучно летело над уснувшим заснеженным полем, отражалось в опрокинутой бездне небес, долетая до луны и звезд. Я есть - билось в его груди, глухо отзываясь сердечным ритмом.
   Он делал то, что ему безумно хотелось в этот момент, Коля с товарищами пил обжигающую водку прямо из бутылки и смеясь, палил из оружия в ночь, под крики: "стоять до последнего" и "пленных не брать". Коле дважды пришлось ходить в атаку. И это было здорово. Это ощущение, просветления разума, настигшее его внезапно, стало удивительным открытием. Он как Колумб, отправившись в путь, сегодня, наконец, открыл свою собственную Америку. И здесь в Горячинской глухомани, все это придавало его службе новый еще не до конца понятный смысл.
  Дальше Николай помнил плохо, фрагментами, его рвало, он потерял СВД, они нашли солдатика, но как не странно, не того, которого искали. Это был другой беглец с соседнего батальона, покинувший часть три дня назад. Потом они принялись искать потерянную СВД, петляя по своим же следам обратно, и обнаружили, что пропал зампотех и искали уже его.
  Зампотеха нашли ближе к утру, когда стало светать, красно-кровавый рассвет уже забрезжил над горизонтом. Несчастный майор упал с МТЛБ прямо в сугроб и тут же счастливо заснул, и, если бы его не нашли, то он бы несомненно околел от холода. Его голубые покрытые легкой ледяной коркой губы, застыли на бледном замороженном лице в улыбке счастливого человека и если бы не слабое едва слышное дыхание, то можно было подумать, что майор уже попал в Валгаллу. А когда они уже ехали назад, то к ним навстречу вышел тот, кого они искали первоначально, голодный и замёрзший солдат, сбившийся с пути домой и заплутавший в степи среди похожих друг на друга как близнецы, однообразных сопок. В ту ночь удача была с ними.
   Еще целый час в голом поле они дружно оттаскивали командира роты, от бойца которого тот хотел расстрелять и закопать прямо в там, посреди заснеженного поля, уверяя всех, что в этих местах кругом одни могилы пропавших без вести сочинцев. Это было частью ритуала охоты, к которому приобщался Николай.
  Черноусов оказался очень начитанным и образованным человеком. Хохлов это смог оценить уже в казарме, когда тот перед выстроенным в расположении батальоном прочел короткую, но очень интересную лекцию, в которой затронул вопросы прикладной нейрофизиологии. Виталий Иванович, рассказал личному составу о созревании мозга человека, в котором глубинные подкорковые структуры лимбической системы, доминирующие у ребенка, вначале в период полового созревания подчиняются мозговым центрам размножения формируя траекторию инстинктивно-полового поведения. Такое поведение комбат охарактеризовал как животное. В качестве примера он указал на Ельцина и его олигархов, способных лишь воровать, не зная меры, разваливая доставшуюся им даром огромную страну. Он сравнивал их с приматами, чье поведение обуславливают три инстинктивных побуждения секс, еда и стремление доминировать. Но так как сексом и едой они уже пресыщены до предела, то вся жизнь новой российской элиты заключается в том, что эти животные бесконечно, не уставая, выпендриваются друг перед другом. Находясь на вершине российского государства элиты, автоматически выстраивают иерархию общественных ценностей, в которой на первом месте находится личное доминирование, выражающееся в реализации чувства собственного превосходства над окружающими, демонстрация которого любым доступным способом, стала смыслом жизни для многих россиян. Комбат заявил, что одержимость этой идеей личного превосходства прослеживается в современной культуре и искусстве, она является смыслом и содержанием жизни человека постсоветского общества. Лишь созревание коры больших полушарий, подавляющей животные подкорковые структуры, могло сделать из человекообразных приматов, которыми, по мнению Черноусова является большинство солдат, людей. Подавление в себе животной вседозволенности, необузданных желаний, освобождение от власти подкорковых структур, таков был путь очеловечивания, который предлагал комбат человечеству. В тоже время пришедшая в Россию западная культура несла с собой идеалы освобождения человека от всего человеческого, отказ от осознанности, который выдавался за отказ от лицемерия и лживой изжившей себя морали. Виталий Иванович, призывал бойцов стать людьми, относится к друг другу по-человечески, ибо такова эволюция нашего рода людей и лишившись этого они как таковые просто перестанут быть людьми.
  - А если вы перестанете быть людьми, - заканчивал Черноусов свой пламенный спич, - то рано или поздно найдется тот, кто посадит вас в клетки. Это будут уютные теплые клетки, в которых вы будете вести сытую и спокойную жизнь, которая на самом деле будет лишь суррогатом настоящей жизни, ее имитацией. И вы еще в добавок сами и будете оплачивать эти клетки.
  
  4. Начало службы
  
  Страдая от похмелья после ночной охоты, Николай отправился получать жилье. Это была его первая в жизни квартира, пусть и служебная, пусть временная, но своя. Разыскивая нужный адрес, Хохлов открыл для себя, что военный городок разделялся на две части: первая до широкой улицы Гагарина, включавшая в себя старые пятиэтажки, была жилой. Из труб домов поднимался пар, в окнах виднелись занавески, а на подоконниках стояли горшки с цветами, дворы были чищены от снега, тут и там встречались припаркованные автомобили. И самое главное всюду ходили люди. С виду обычные нормальные люди, точно такие же как везде.
  Другая часть военного городка оказалась заброшенной, она представляла из себя длинный ряд белых облупленных панельных пятиэтажек, с пустыми, выбитыми, а кое-где заколоченными окнами, с неубранными разбитыми дворами, которые пересекала сеть узких извилистых тропинок. Дворы украшали разломанные детские площадки и кучи неубранного мусора, занесенные снегом. Что-то безжизненное постапокалиптическое было во всем этом. Так словно бы в этой части городка тяжелой поступью смерти, прошла чума, и все люди вымерли. Но заразные риккетсии по каким-то своим причинам, не смогли пересечь улицу Гагарина и распространится за нее. С удивлением Коля обнаружил, что его будущее место жительства находится именно в этом не жилом массиве.
  Белые панельные пятиэтажки не отапливались, но в них жили люди. Коля нашел свой дом в этой страшной зоне отчуждения. К подъезду, где ему с легкой руки жилищной комиссии предлагалась квартира, вела протоптанная дорожка между сугробов, перекошенная дверь подъезда открылась с трудом, издав пронзительный скрип, и лейтенант зашел внутрь. В подъезде было грязно и холодно, облезлые стены украшали однообразные похабные надписи и пошлые рисунки, сделанные без размаха и фантазии, похоже рисовавший, ваял их не из-за любви к искусству, а из принципа пометить территорию.
  Хохлов осмотрел несколько квартир на первых этажах, все они были пусты и не пригодны для жизни, в них отсутствовали окна и двери. Внутри пустых стен с выцветшими обоями, гулял ветер. Линолеум на бетонных полах начисто отсутствовал, вместо розеток и выключателей в стенах зияли неаккуратные дыры с небрежно торчащими оттуда проводами.
  Лейтенант поднялся на третий этаж, там оказалось чище. Николай как зверь, учуял запах дыма, осмотрелся, попытался найти ключ от тридцать восьмой квартиры, но его не было, и лейтенант решительно постучал в тяжелую металлическую дверь.
  Сначала его послали на три буквы и объявили, что если он посыльный, то его здесь могут закопать, а когда Коля представился кто он есть, то тон голоса изменился, защелкали замки и тяжелая как ворота древнего замка, дверь с металлическим скрежетом, открылась и его миролюбиво пригласили войти.
  В тридцать восьмой квартире жили два его товарища по несчастью, два офицера пиджака - Леонид Букаев и Дмитрий Судаков. Оба отслужили уже по полгода и смогли приспособится к весьма непросто ситуации. Из-за холода они жили в одной комнате трехкомнатной квартиры с не ветренной стороны. Для сохранения тепла окна комнаты закрыли матрасами, кроме того, спали в одежде на матрасах, накрываясь матрасами, закрывая щель сбоку двумя-тремя одеялами. Для обогрева помещения они раздобыли печку буржуйку, при этом что бы не угореть вывели дымоход из труб в щель между матрасом и стеной наружу. На этой же печки и готовили себе еду, грели воду. А комнату долгими зимним вечерами освещали изготовленными лучинами и свечами.
  - Селись к нам, третий будешь, - предложил Леня, - матрасы есть.
  -Третьим, но не лишним, - одобрительно добавил Судаков, - сейчас неделя - две и освоишься. Мыться будем по выходным в гарнизонной бане, там и стираемся.
  - Правда, если не захочешь квартиру снять, в той части городка, что топиться снятой с ракеты боеголовкой. Но сразу говорю - их мало и это очень дорого, а с нашим денежным довольствием, которого уже полгода нет, это невозможно, - подвел черту Букаев.
  И Коля узнал от ребят, что в финансовой службе вышестоящего военного округа, к которому относились части Горячинского гарнизона, бесследно пропадали деньги, которые могучая страна наскребывала по своим сусекам на содержание местных военных.
  - Не думай, что армия - это дешевое развлечение для обнищавшего российского государства! - заявил Леня, - наш гарнизон - это черная дыра бюджета, в которой исчезает огромная сумма средств, включающая все от денежного довольствия военнослужащим и заработных плат гражданским, до оплаты разнообразных нужд гарнизона: электричества, отопления, бензина, бумаги, воды, ремонта зданий и так далее. Перечень статей расходов - бесконечен. И представляешь какой-то мудак из финслужбы просто взял и на компьютере удалил графу с нашим гарнизоном. Были подозрения на проделки потенциального противника. Сначала было разгорелся не шуточный скандал. Особисты недоуменно жали плечами: " мля, наверное это не что иное как маскировка!" Конечно, а кто мог подумать о банальной нерадивости клерка в Министерстве обороны забывшего внести в финансовый реестр целое ракетное соединение и мотострелковую дивизию. Масштабы случившейся по ошибке экономии денежных средств поражали фантазию, неожиданно с баланса военного округа как-то сам по себе исчезли целая куча трат. Эта экономия означала не одну пару миллиардов рублей в год. А кого ждала премия за экономию денежных средств? Догадайся?
  Коля открыл рот от удивления, - какая же это экономия?
  - Да такая, вот не дадут тебе начфин, и командир полка тринадцатую в конце года и деньги останутся на балансе части. Кто виноват? - задал Дима Хохлову, извечно мучивший русскую интеллигенцию, ставший риторическим вопрос.
  - Они же и виноваты, - выдохнул тот.
  - Не хера, - покачал головой Леня, не соглашаясь с очевидным,
   отчего у Хохлова волосы встали дыбом, - они молодцы, деньги сэкономили и им премию дадут, за то, что они тебя обманули.
  - Как так? - Хохлов не мог поверить, - они, что на нас зарабатывают?
  - Конечно, на твоем и моем незнании приказов и законов, не знании того, что положено. Кадровые те, все знают, а мы пиджаки не в теме. Нас они и обманывают. Поэтому мы и должны держатся вместе.
  Когда получили экономию, то и министерство Обороны взвыло в неописуемом восторге! Пойми Коля, армия - черная дыра и без того дырявого государственного бюджета, сшитого гнилыми нитками рыночной экономики. Рынок - это то место, где перепродают ворованное. Бюджет - это ради чего на самом деле существует теперь наше государство, а не наоборот. Люди нужны для бюджета, а не бюджет для людей. Сам бюджет священная корова, кормящая собой целую ораву прожорливых чиновников, которые делят между собой на закрытых совещаниях ее лакомые куски. Армия, Коля, это не для защиты страны, как раньше, это теперь просто статья расходов, под которую можно списать с бюджета какую-то сумму денег и попилить между своих, точно так же как образование или здравоохранение. Которые на самом деле имитация здравоохранения и образования. Других реальных смыслов в этих вещах в рамках российской действительности не существует.
  Леонид, капнув до дна, махнул рукой, и не желая продолжать дальше, вернулся к основной теме беседы.
  - Когда стало ясно, что произошла ошибка, то знаете, что они заявили? Как круто этот замечательный округ смог так сократить свои расходы? Видимо там в Кремле разозлились, что слишком много бюджета тянут на себя, те чиновничьи кланы, кто пилит деньги на армию. А тут такое! И этот случай всем понравился, армия может затянуть пояс и сократить расходы на себя. История была даже поставлена другим военным округам в пример. Мол смотрите и учитесь. Целый гарнизон переведен в рыночных условиях на самоокупаемость. А новым эффективным менеджерам, как принято было тогда говорить, командующему округом, подмахнувшему не глядя бухгалтерские документы, и безразличной ко всему финслужбе, для которой и люди и ракеты лишь циферки в статье расходов, пришли огромные денежные премии к концу года, за полученную экономию, что немало порадовало напортачивших счетоводов.
  У Николая от услышанного рассказа возникло ощущение, что армия для бухгалтерии не только абстрактные статьи расходов в финансовых документах, но и какое-то вторичное приложение. Он и раньше в гражданской жизни замечал это, замечал ту власть, которую в новой капиталистической реальности получили бухгалтеры надо всем чем только можно и нельзя. И если раньше они финансисты, обслуживали производства, больницы или школы, то теперь все стало ровным счетом наоборот, все это стало лишь приложением к бухгалтерии. И вот теперь Хохов видел подтверждение этому даже в армии. Букаев не останавливался, продолжая рассказ:
  - И те мало того, что не собирались возвращать наш гарнизон на баланс округа, так они еще в серьез обдумывали вопрос, какие еще гарнизоны можно будет в следующем году так же благополучно позабыть? Министру данная история была преподнесена как удачная "маскировка" от всевидящего ока из-за океана.
  В такие вот сложные времена собирательство ягод, грибов, металлолома, охота и рыбалка спасали военных от голодной смерти. Прямо на территории части возле ангаров с техникой и пусковых шахт на лоне первозданной природы, паслись коровы и козы, отары овец лениво прогуливались по поросшему травами гарнизонному полигону. Расцвели как васильки после теплого летнего дождя, многочисленные приусадебные участки и даже сады.
  -А кто вам сказал, что будет легко - говорили ушлые окружные финансисты печальным военным, - вы обязаны стойко переносить тяготы и лишения воинской службы. И те переносили. Кто не переносил увольнялись и уезжали. А на вакантные места младшего офицерского состава слали двухгодичников.
  Справедливости ради надо заметить, что недобросовестные военнослужащие не жили на жалкое денежное довольствие, они много активно и успешно воровали. Воровали все, что попадало им под руку, все что можно было вынести, унести или вывезти с территории воинской части. Предпочтение, конечно отдавалось тому, что можно было продать на лево. Скажем, что толку от блока аварийного питания ракеты? Или системы наведения на цель? Разве что там есть какое-то золото или хотя бы серебро? Так со штаба части и казарм в считанные месяцы испарились все дверные ручки, сделанные из меди и латуни, со столовой пропали алюминиевые ложки и чашки.
   Ребята рассказали Хохлову, что кто-то одержимый жаждой быстрого обогащения, незаметно выкопал из земли, уложенный прямо под штабом ракетной дивизии, толстенный кабель, содержавший разнообразные драгоценные металлы. Этот суперкабель связывал ракетную дивизию напрямую с Москвой, с центром боевого управления ракетных войск. Это был так называемый кабель спец связи. Кто его выкопал и вынес, и как это было сделано посреди белого дня, оставалось до конца не ясно. Этот кабель был зарыт на глубину не менее десяти метров в плотный каменистый грунт. Но русский военный может почти все, не зря им восторгались и Суворов и даже Фридрих Великий. В армии всегда были и есть люди, которые могут абсолютно все, и эти люди зовутся прапорщики. Это закрытая каста военнослужащих по контракту, они не являются офицерами и не относятся к сержантскому составу. Встречаются они двух видов, просто прапорщик, каким он бывает обычно первые пятнадцать лет, пока не заматереет. И старший прапорщик, с одной стороны человек которого в большинстве случаев уже можно сажать в тюрьму только за то, что он существует. Члены этой касты считают, нет верят. что все, что в Армии попадает им в руки - можно унести, а все что зарыто в землю выкопать. Круглое можно катать, а прямоугольное тащить.
  Поиски укравших кабель граждан на местном уровне ничего не дали, в ходе следствия не было получено никаких обнадеживающих результатов. Приехавшая из Москвы по-поводу этого ЧП комиссия убедилась в том, что секретный суперкабель скрытно выкопать было никак нельзя, нужна инженерная спецтехника. В путанных материалах расследования, составивших девять толстенных томов, эта комиссия подробно изложила сам по себе напросившийся вывод - кабель исчез в результате геомагнитного смещения тектонических плит, при движении материков Европы и Азии друг относительно друга. Были приложены и подробные схемы и сложные математические расчеты, объяснявшие данную природную аномалию, разлом которой проходил со слов академика Шайтановского сразу под Горячинском. Спустя месяц прапорщик Архипов из третьего ракетного дивизиона по пьяни признался, что с указания майора Кукушкина он лично выкопал участок этого самого кабеля в километре от части с помощью саперной лопаты и гусеничного тягача, к которому прицепил конец кабеля. Таким образом он смог выдернуть из земли почти целый километр сверхценного материала. Распилив кабель на части, подельники его продали, реализовав, как лом из драгоценных металлов в модном ломбарде областного центра, выдав его за элемент сбитого в прошлом году НЛО. Из-за того, что такой кабель в России, да и ни где в мире, больше не выпускался, так как наш завод, его производивший ранее был переведен по конверсии на производство вибрирующих фаллоимитаторов, которыми кстати его работникам и платили зарплату, гарнизон прямой связи с Москвой не имел. И пуск ракет теперь осуществлялся по звонку из министерства, на городской телефон, командиру ракетной дивизии.
  У Хохлова нашлась запасенная еще дома бутылка водки, новые друзья выпить не отказались. Они сначала приняли по сто грамм за знакомство, по второй подняли за дружбу, третью, уже опрокинули, не чокаясь, по старой воинской традиции "за тех, кто не с нами". Коле был проведен краткий инструктаж по предстоявшей ему "государевой службе". Между военнослужащими новой Ельцинской армии, перенявшей худшие традиции армии советской, формировались непростые взаимоотношения, не описанные уставами.
  - Ты имеешь об армии представления из старого советского кино, где она является синонимом слов порядок и дисциплина. Это идеалистическое представление об армии, которое возможно имело место в Союзе, но сейчас это не точно не соответствует действительности, и как ты уже смог это понять, противоречит ей.
  Пьяный Леня был словоохотлив и весел.
  - Удивительным в армии является процесс коммуникации. Вот сегодня, представляешь, вызывает меня ротный и говорит: где конспект по общественно-государственной подготовке? Я говорю: не готов. А он мне: готовь вазелин, я тебя сейчас иметь буду, раздвигай булки. И такие диалоги начальников и подчиненных происходят в армии повсеместно, от кабинета министра обороны до последнего загаженного казарменного толчка, который драят зубными щетками зачморенные духи. Каждый маленький и большой командир, считает своим долгом утвердить власть над подчиненным, виртуально опуская его, ментально вступая с ним в противоестественную половую связь как альфа-самцы делают в стае у приматов, когда в промежутках между оплодотворением текущих самок, они насилуют путающихся под ногами однополых собратьев, что бы те не забывали свое место у параши. Этот половой акт не носит сексуального контекста, он провозглашает социальное превосходство, через принуждение подчиненного к роли, не соответствующей его полу. Выражения: готовь жопу, сейчас я тебя поимею, иди к командиру, сейчас он тебя трахнет, меня поимели так, что задница болит, порвали зад на британский флаг, насосался из-за вас дураков, я свою жопу подставлять не буду, и так далее, являются распространёнными в военной среде настолько, что даже не режут слух защитников Родины. Хотя, казалось бы, офицеры, носители такого понятия как честь после заявления командира: готовь жопу, должны стреляться на дуэли, но этого нет и в помине. Это стало нормой отношений, привычным фразеологическим оборотом, уже никого не оскорбляющими и даже не обижающим. Иносказательные выражения превращают все российскую армию в сборище пидорасов, которые трахают других пидорасов ментально и так до самого низа. Отсутствие, полное отсутствие реакции на оскорбления у тех, кто защищает Родину, ставит вопрос, какую Родину мы защищаем, если мы не может даже себя защитить от оскорблений начальника?
  Все эти обороты речи, весь этот паршивый военный сленг через который проходит красной нитью тема извращенных сексуальных отношений между мужчинами вызывает у меня отвращение. Сначала я вспомнил историю, фиванцев, у которых был священный отряд из ста пятидесяти пар гомосексуалистов гоплитов, но в нашей армии дальше слов дело не идет, это все какой-то латентный гомосексуализм Климова? Потом я понял, здесь все как на зоне, такие же отношения как у заключенных. Но ведь там нет женщин и это можно хоть как-то объяснить, а тут они есть. Сомнительно, что герои советского кино офицеры Иван Варавва и Алексей Трофимов, позволили бы своим командирам, так с собой обращаться. После слов начальников, что они их отимеют в зад, они в лучшем случае набили бы им морды, в худшем прострелили головы. Но в советской армии, военнослужащие защищали свою Родину, служили ей.
   - А сейчас? - Леня махнул рукой, показывая всю безнадежность рисуемой им картины, - сейчас армия, это тоже сборище заключенных. Мы пиджаки и срочники тут против своей воли, мы здесь, долг отдаем. Контрактники и офицеры, заключенные по контракту минимум на пять лет. Что мы защищаем? Украденную у нас страну. Которую проворовавшаяся партийная бюрократия, переродившаяся в финансовую олигархию и компрадорскую буржуазию, превратила в третьесортную колонию? Да срать на это все хотели. Армия - это видимость армии, мираж, иллюзия, а держат ее потому, что это атрибут якобы независимого государства. Ну положено на прием к приличным людям ходить в туфлях и пиджаке - dresscod, бизнесменам иметь джип Гранд Чероки и длинноногую молодую секретаршу-любовницу, так и тут вроде бы армия нужна, без которого никак в мире тебя за страну считать не будут. Нужна то нужна, но денег на содержание нет.
  - А какая у такой армии, случайных людей будет, идея? Демонстрировать, что она есть и не более того. - согласился Хохлов.
  - Не соглашусь про атрибут, - возразил Дима, - армия - это совковое наследство, как ВПУ, которое быстро не ликвидируешь. Союз наплодил воинских частей столько, что их за сто лет не сократишь.
  
  - А подобные отношения, как у приматов для обозначения иерархии имелись еще в древности, - продолжил Леня, - есть такая плита царя Хаммурапи, где царь изображен на вершине пирамиды, изображающей государство с членом больше, чем он сам. У его помощников члены поменьше, и стоят они ниже на ступень и так далее. У простых работяг внизу пирамиды членов нет совсем. Армия сегодня, это такое место для случайных безынициативных и не пассионарных людей, как какой-то спокойный склад, все вроде как бы все при деле и напрягаться особо не надо, плыви по течению, все идет своим чередом, как метро, по расписанию. Армия структура, где случайные люди, а я имею ввиду даже кадровых офицеров, объедены лишь фактом ограничения свободы, идея защиты Родины, деньги, социальная пакеты - фикция. Для того что бы эта структура не развалилась, и продолжала притворятся армией, надо заставить всю эту массу людей подчинятся друг другу для этого и нужен такой примитивный способ доминирования с сексуальным подтекстом. И я скажу тебе, этот контекст, как не странно, имеет магическую силу. Как я не ругал двух прапоров, все не как до них не доходило. Они несмотря на замечания, делали все одно и тоже, опаздывали на утреннее построение. Комбат мне сказал: знаешь, что, отымей их хорошенько, или я тебя раком в следующий раз у себя в кабинете поставлю. Ну я этим прапорюгам тут и выдал все, типа если меня комбат поставит раком из-за них, то я им очко наизнанку выверну. И самое главное я представил ясно, глядя на этих двоих, как я это буду делать. Во всех подробностях, деталях. Признаюсь, я даже испытал сексуальное возбуждение.
  
  - И что? - поинтересовался Коля.
  - А ничего, они как будто молния их ударила, минуты две в прострации стояли, молча все переваривали. Казалось, им перед глазами рукой проведешь, не отреагируют. Транс. Было даже видно, что зависли они как компьютер, когда перезагружается, такое колесико на экране монитора крутится и крутится. Так вот потом первый в себя пришел и говорит мне: Леонид Сергеевич, мы все поняли, больше так не будет, вы бы давно бы нам так все объяснили доходчиво, на русском языке. И уходят, повернулись ко мне спиной и так боязливо ладошками попу прикрывают и бочком. Бочком...
  
  
  5. Камуфляж.
  На вещевом складе Хохлову выдали целую кучу военной формы от носок до бушлата с голубой зимней шапкой, горсть звездочек и кокард, коричневую портупею. Ему подобрали огромные черные к шнурованные ботинки из кожи - берцы, напомнившие обувь космонавтов, и теперь все это хозяйство следовало привести в соответствие с нормативными требованиями. Коля потратил на это часа четыре, и к обеду явился в батальон уже приодетый по-военному.
  Черноусов молча разглядывал его несколько минут, раз пять, обойдя со всех сторон, так словно бы он был экспертом, изучающим подлинность произведения искусства.
  - Что это за херня? - спросил он, подведя черту экспертизе.
  - В смысле, - удивился Коля. Вроде бы все было как у всех, он даже звезды имплантировал в погоны бушлата используя линейку, а уши шапки завязал изнутри, чтобы вязки не торчали как антенны. Он сделал все как его проинструктировали, чтобы своим видом максимально походить на кадрового офицера, тот недосягаемый прообраз сверхчеловека к которому на своем коротком двухлетнем военном пути должен стремится каждый уважающий себя пиджак- двухгодичник. Где он прокололся? Что не так?
  - Понимаете Николай, - Черноусов был очень вежлив, - ваш камуфляж не соответствует высокому статусу лейтенанта славной российской армии, наследнице Советской армии - снимите бушлат, шапку. Подойдите к зеркалу. Ну?
  Коля снял шапку и бушлат и подошел к длинному зеркалу висевшему на стене кабинета комбата. Вроде все нормально, что хочет от него Черноусов?
  - В армии существует незримая иерархия, - комбат начал издалека, задумчиво оглядывая Хохлова, - в которой условные знаки играют огромную роль. Они указывают на то место, которое занимает человек в социуме. Знаешь пословицу, встречают по одежке, провожают по уму. Помимо знаков официальных, таких как звезды в погонах, указывающие на твое воинское звание, петлицы говорящие о роде войск, нашивке и шевроны на плече, где изображена эмблема военного округа, есть другие вещи о тебе непосредственно говорящие. А на деле говорящие за тебя. Слышал про наколки на зоне? За них даже могут убить. А вещи - не люди, они не могут молчать. В нашем обществе вещи помимо своей основной функции - они дают нам тепло, защищают нас, скрывают наготу, вещи несут существенную смысловую нагрузку.
  - Dresscod? - спросил догадливый Коля.
  Виталий Иванович замолчал, прошелся по кабинету вперед-назад, потом продолжил:
  - Понимаете Николай, уважающий себя офицер никогда не наденет такой камуфляж, который на вас. В Российской армии существуют три основных вида камуфляжа. Тот, что на вас называется "тряпка" или "псевдобутан". Этим дерьмом, вывезенным из Германии завалены все вещевые склады дивизии.
  Хохлов стал понимать, о чем идет речь, еще получая форму он обратил на темноватый словно выцветший цвет своего камуфляжа, на его грубую, напоминающую холщевую ткань. Комбат был одет в другой яркий зеленый камуфляж, с поперечными пятнами из плотной будто глянцевой ткани.
  - Запомните "тряпку" носят только лохи. То есть солдаты, да и то первого года службы. Солдат второго года никогда не оденет его. Выше тряпки ценится камуфляж с вертикальными пятнами, называемый "березкой". Он кредитует тебе как минимум стартовое уважение. Его можно носить, но человек претендующий на доминирование в армейском коллективе, обязан носить "стекло" или "флору".
  Черноусов похлопал себя по камуфляжу.
  - Свободен, лейтенант решайте вопрос формы.
  - Как? - спросил Хохлов.
  - Как угодно, - ответил комбат, - рожайте, меняйте, покупайте, но офицер моего батальона обязан носить нормальную военную форму в соответствии со своим статусом. И не подумайте обо мне как - то плохо. Вы должны понять, что с волками жить по волчьи выть. Не я устанавливаю законы. Есть армейская среда, которая и порождает их, а мы вынуждены следовать им.
  Разговор был закончен, и опечаленный Хохлов отправился на вещевой склад. Прапорщик Гичко, начальник вещевого склада к счастью, оказался на месте. Одев очки с толстыми стеклами, тот важно восседал за столом, покрытым серым сукном, аккуратно перенося данные с накладных в огромную амбарную книгу. Его лицо выражало блаженное наслаждение, когда он каллиграфическим подчерком что-то записывал в графы желтых разлинованных листов гроссбуха. Профессиональная деформация выражалась в нем в такой, достаточно необычной даже странной форме. Увидев посетителя, он сложил губы в трубочку и бережно подул на листы амбарной книги, как будто бы ускоряя высыхание чернил, которыми была сделана последняя запись и снял очки.
  На просьбу Хохлова поменять камуфляж прапор выпучил бесцветные рыбьи глаза:
  - Послушай лейтенант, я согласно накладной и твоего вещевого аттестата выдал тебе камуфляж?
  - Выдал, - согласился Николай.
  - Ну и чего еще надо? - Гичко притворился, что ничего не понимает.
  - Я хочу поменять его на другой, на "стекло".
  - А ты не охренел от наглости. Только служить начал и уже что-то хочешь.
  Хохлов принялся настаивать на своем, объясняя, очевидное, что он офицер и ходить как срочник первогодка не может.
  - Нет у меня никаких других камуфляжей есть только такие как на тебе. Другие раньше были, я все раздал. Это дефицит.
  Прапорщик выждал паузу, его глаза забегали туда-сюда, отражая мыслительную работу, выражение лица сменилось с неприязненного на благожелательно - заинтересованное:
  - Но, если хочешь, я могу достать, но надо заплатить всего лишь тысячу рублей. "Стекло" есть на дивизионном складе.
  - Деньги никому не платят, - возмутился Николай, - где я вам их возьму?
  - Ну раз нет денег, то и камуфляжа нет. Знаешь, как говорят в народе: вечером деньги, утром стулья. Ходи в своем. А что, хорошо сидит, - рассмеялся Гичко, и сразу потеряв к лейтенанту всякий интерес, он потянулся к очкам, собираясь возобновить прерванную работу. Коля понял, что попал в тупик:
  - Что же мне делать? - в отчаянии спросил он. Неужели единственное, что ему остается это родить?
  - А ты у каптеров спроси, у них чего только нет, - посоветовал начальник склада, приступая к работе.
  
  Те, кто не служил, не могут представить себе все нюансы организации такого сложного организма, как армейский социум. В этом скрепленном уставами и жесткой иерархией мире, отдельно от всего прочего имелся целый ряд привилегированных воинских должностей, позволявших лицам их занимающим, жить своей обособленной жизнью в армии, протекавшей в стороне от военной службы.
   Одна из самых "блатных" "внутриротных" должностей называлась каптерщик или проще каптер. Свое происхождение слово каптер, вело от названия места обитания этого человека в армии, каптерки. Каптера всегда можно было найти в казарме, при этом он существовал вне распорядка, которому подчинялись все остальные. Он как бы был таким исключением, которое лишь поддерживает правило. Каптер не был замкомвзводом или командиром отделения, но его воле подчинялись остальные военнослужащие-срочники. В его ведении находилось все: форма, сапоги, белье и всякая необходимая каждому солдату мелочь - гуталин, пуговицы, полотенца. У каптера, как у банкира, хранились дембельские "парадки", всевозможными значками и аксельбантами, и дембельские альбомы, продуктовые нычки, денежные запасы, контрабандная гражданка, позволявшая бегать в самоволку. От каптерщик зависело многое, к примеру, кому какую сменку дать перед походом в баню (может подсунуть и драные, без пуговиц, кальсоны).
  У него в ротной "святая святых" - в каптерке - собираются "деды" (да и сам каптер чаще всего старослужащий), чтобы выпить-покурить. Раз в неделю каптер носит белье в прачечную. Но сам не утруждается, берет дневальных, которые тянут громадные тюки, а капер важно шествует сзади, поигрывая связкой ключей.
  Главной отличительной особенностью каптеров Горячинской дивизии были резиновые зеленные тапочки, позволявшие любому от рядового до генерала понять с кем ты имеешь дело. Каптерка располагалась в казарме. Она представляла собой комнату возле сушилки, где по сути дела находился бытовой склад ротного хозяйства.
  В армии ходила поговорка о том, что это не солдат выбирает каптерку, а каптерка сама находит своего каптера.
  Николай отправился прямиком в каптерку первой роты своего батальона.
  Постучав в дверь, не дожидаясь ответа, Коля толкнул ее и прошел внутрь полутемной комнаты, вдоль стен которой возвышались огромные от пола до потолка деревянные стеллажи с вещами и бельем. В центре комнаты был стол за которым поедая армейский деликатес сгущенку с печеньями сидели солдаты.
  Один из них жилистый кавказец, голый по пояс, с верёвкой на шее, на которую был повешен ключ, привстал, в тоже время как другие, лениво как бы вскользь оглядев лейтенанта, даже не дернулись продолжая пир. Коля сразу догадался это были деды.
  - Вы что-то хотели? - доброжелательно спросил кавказец, - извините, у нас тут мероприятие.
  Он улыбнулся и указал на дедов. Открытой сгущенки было банок пять, печенья - три огромных пакета.
  - Да, - подтвердил кто-то из дедов, - закрытый корпоративный обед по случаю окончания военной службы. А судя по тому, что у вас товарищ лейтенант она только начинается, то ваше присутствие не желательно.
  Дагестанец кивнул головой соглашаясь, и смущенно как бы извиняясь улыбнулся, показывая всем видом, что не одобряет столь вызывающей наглости товарища.
  - Это каптерка? - без обиняков спросил Коля.
  - А что там снаружи написано, товарищ лейтенант? - ответил тот же голос, - у нас, что офицер пошел, теперь уже читать не умет?
  Деды дружно захихикали, безостановочно словно автоматы стачивая печенье со сгущенкой. Это было похоже на странный только им понятный ритуал с не вполне очевидным сакральным смыслом.
  - Если это каптерка, - по-простому продолжил Хохлов, - то мне буквально на пару минут нужен каптер, я его не задержку, а вы товарищи бойцы можете и дальше продолжать свой корпоратив.
  Дагестанец и Николай вышли из каптерки. Хохлов доходчиво объяснил каптерщик свою проблему.
   - Стекло достать вам, - почесал голову дагестанец, - без денег сложно. Склад контролирует прапорщик Муха.
  И спустя несколько мгновений добавил:
  - Есть один вариант, но нужно тогда обратится к главному каптеру.
  - Главному? - удивился Коля, - а это кто? Где его найти?
  - Вы что не слышали про главного каптерщика? Обычные каптеры рот ходят в зеленных тапках, и каждому из нас открыт доступ лишь в одну каптерку! - дагестанец показал ему длинный черный, местами покрытый пятнами ржавчины, зазубренный ключ, висящий у него на шее.
  - А у главного каптера... - упоминая главного каптера каждый раз парень буквально одухотворялся, - тапочки не зеленного, а белого цвета, понимаете!
  - Понимаю, - ничего не понял Коля.
  - А ключи у него от всех каптерок.
  - Помоги, - взмолился Хохлов, приказ Черноусова давил на него.
  - Подходите через час, - ответил дагестанец, - корпоратив с дедами завершим, мероприятие уже оплачено, до шести я свободен.
  
  
  Через час Коля опять вошел в ротную каптерку. Там было пусто, дагестанец уже ждал его.
  - Идемте, товарищ лейтенант, - позвал он и нырнул в стеллаж, где серой стеной висели солдатские шинели, за ними в стене обнаружилась дыра, в которую пролез сначала каптерщик, а потом и Николай. Из дыры они попали в длинный полутемный коридор, освещаемый тусклыми лампами мигающими. Коля и каптерщик еще долго шли по петляющему лабиринту ходов. Навстречу им попадались молчаливые солдатики, кто нагруженный ящиками с провиантом, кто с тюками белья, в конце концов они подошли к дверному проему в проходе, завещанному брезентом. Хохлов прислушался, ему показалось, что где-то рядом тихо звучала незнакомая ему музыка с явными восточными мотивами. Дагестанец попросил лейтенанта подождать и нырнул за брезент. Из-за брезента приятно пахнуло жженной травой с отчетливым сладковатым привкусом, очевидно, курили благовония.
  Дагестанец вернулся спустя пару минут:
  - Пошли, махнул он рукой, приглашая Колю следовать за собой. Они прошли через полутемную комнату, представлявшую собой склад, и оттуда проникли в другую небольшую комнату, сплошь устланную пестрыми восточными коврами, в центре которой по подушечках восседал, скрестив по-турецки ноги, высокий молодой смуглый человек, в белоснежной солдатской робе и кальсонах, лет тридцати, очевидно, как и ротный каптерщик, кавказских кровей. Перед ним на золоченном подносе стояла нежная фарфоровая чашечка с золотисто-коричневым чаем, а на отдельном блюдце тлела травяная сигара, которая и создавала в комнатах запах жженой травы с характерным сладковатым привкусом. На ногах у хозяина были действительно белые тапки, а рядом под правой рукой лежала огромная связка ключей с множеством бирок.
  - Ас-саляму алейкум, - приветствовал гостей хозяин. Помимо полумрака и запаха жженой травы комнату заполняли лившаяся из ниоткуда восточная мелодия, в которой причудливо переплетались нити незнакомых азиатских напевов, зовущих за собой в прекрасную неизвестность.
  - Чаю? - спросил он, в ответ на "здравствуйте" Хохлова, - или может косячку?
  - Нет, спасибо, - Николай покачал головой, - я не курю.
  - А понял, - рассмеялся хозяин, - среда - день РХБЗ. Тебе так привычнее.
  Коля от испуга кивнул. Глав каптёр громко похлопал в ладоши. Хохлов не успел опомниться как двое выросших из-под земли бойца уже бережно надевали на его голову противогаз, показывая всем видом, что так надо и Коля не сопротивлялся. Он лишь вздохнул подчиняясь, шланг воздуховода был открыт, и испуганный Хохлов сначала не догадывался зачем это с ним? Но когда один из солдатиков лихо прикрутил к противогазу металлическую коробку - патрон, из которого в дыхательные пути лейтенанта потек сладкий травяной дым, он сразу все понял и расслабился.
  - Ну как? - спросил довольный хозяин, - брат в Москве кальянную на Тверской открыл, там так за отдельную плату косяки курят. Я внедрил.
  Коля показал ему в ответ кулак с оттопыренным большим пальцем. У него закружилась голова, он обмяк и растекся, заподозрив неладное хозяин сам сдернул с его головы противогаз. Довольное лицо Хохлова раскраснелось.
  - Ты как? - спросил он размякшего гостя, расплывшегося в блаженной улыбке.
  Колю уносили на своих легких крыльях чарующие восточные мелодии, и он лишь промычал что-то нечленораздельное в ответ.
  - Все нормально? - переспросил хозяин. Хохлов пытался что-то сказать, но не мог соединить звуки в слова, а слова в фразы, он лишь кивнул.
  Услужливый солдатик поднес чашку янтарного чая Коле.
  - С чем пожаловал? - главный коптер приступил к сути дела.
  - Камуфляж ему нужен, стекло, - за него ответил дагестанец.
  - Камуфляж? А зачем он тебе? - глав коптера словно не интересовало почему сам Николай не говорит.
  - Комбат задачу поставил.
  Хохлов, прихлебывая чай лишь кивал.
  -Черноусов? - удивился каптерщик, - для себя?
  - Нет для него.
  - Так купи на складе.
  - Денег нет.
  - Совсем? - расстроился хозяин.
  - Ага, - Коля начал отходить от дурмана, чарующая восточная музыка, еще недавно катавшая его на американских горках, начала его отпускать, он смог расслабиться. Ага первое слово которое у него получилось, во рту сушило.
  - Мне сказали, - Хохлов, принялся ворочать, для него ставшим чужим, онемевшим языком, удивляясь как он, все-таки ни на что несмотря, может не только издавать сколько-нибудь членораздельные звуки, но и складывать эти звуки во вполне понятные на слух, слова, - что у вас есть возможность раздобыть камуфляж "стекло". Я буду вам должен.
  - Мне 35 лет, я уже 8 лет как демобилизовался, но остался на службе по контракту. Я хозяин всех каптерок казарм этого гарнизона, но впервые слышу от офицера такую просьбу, - удивился хозяин.
  Через два часа Хохлов шел, домой неся под мышкой совсем новый подогнанный по размеру камуфляж.
  Вечером Коля и его новые соседи сели вместе ужинать под звуки завывающего ветра при свечах, их огоньки дрожащего пламени отбрасывали на покрытые щербинками холодные бетонные стены, причудливые тени. Трещали в печи дрова, бурлил на огне, закипая, закопченный чайник. Лейтенант был расстроен, сегодня он узнал, что и правда денежное довольствие не давали уже полгода никому.
  - На что же жить? - риторически спросил он у новых друзей, разводя руками.
  Ему объяснили, что продукты надо брать на окружных продовольственных складах.
  - Скоро уже одиннадцать, сегодня там наши в наряде, сходишь с нами, все сам увидишь.
  Коле рассказали, что еще в тридцатые годы зеками из лагеря политзаключённых в скале, буквально рядом с Горячинском, был вырублен проход в огромную пещеру и уложена узколейка. Там под многометровым слоем скального грунта разместили окружные продовольственные склады, благо стабильный летом и зимой, температурный режим пещеры, никогда не поднимавшейся выше нуля, и не опускавшейся ниже минус пяти, благоприятствовал хранению пищевых продуктов. Здесь следует упомянуть, что для местных жителей эта скала и пещера были священным местом, где по древним преданиям обитали суровые духи, которым они когда-то приносили кровавые жертвы, а старожилы этих мест, говорили даже человеческие. Рассказывали, что где-то в глубине скалы имеется вход в царство мертвых. Но все это ярыми материалистами, коими были отчаянные последователи учения Маркса и Энгельса, было отброшено как суеверие и мракобесие. Люди захватили пещеру, выставив духов вон. Местные считали, что все сделанное большевиками, является осквернением священной пещеры, чем-то вроде изнасилования древних духов белокожими пришельцами с запада. Существовало древнее пророчество, что рано или поздно духи все равно вернут себе свое исконное место обитания.
   При выводе войск из Европы, продовольствие со складов Германии, Венгрии и Чехословакии, где стояла доблестная советская армия, решили перевозить эшелонами именно в Горячинские пещеры, так назывался на военном сленге тогда уже центральный продовольственный склад министерства обороны или в/ч 27345, размещенный в глубине той самой скалы. Гигантские площади позволяли разместить все вывозимое продовольствие. Объёмы продуктов склада в случае войны могли спокойно в течении нескольких лет обеспечить продуктами питания все население Советского Союза.
  Но уже тогда при выводе войск, несколько продовольственных эшелонов до Горячинска так и не доехали, они бесследно потерялись где-то на бескрайних просторах России. Что любопытно, примерно тогда же на опустевших прилавках магазинов и торговых точек, кое-где, люди увидели военную тушенку и сгущенку, а рынках - сухой паек в картонных коробках с надписью "Советская Армия". Сопроводительных бумаг, учитывающих перевезенные из Европы в Россию запасы, найти не удалось. Они пропали вместе с СССР, таинственным образом и все причастные к этому люди лишь разводили руками, кивая друг на друга. Неоднократные запросы командира в/ч 27345 в Москву о количестве провианта, перевозимого в Горячинск, остались без ответа, сколько не тревожил склад управление тыла телеграммами и запросами, все было напрасно. Это была запретная тема, на которую московские тыловики разговаривать наотрез отказывались, всем своим видом показывая, что они ни чего слышать не хотят по данному вопросу, так как подобные беседы являются верхом неприличия и провинциальной бестактности.
   Уже тогда некоторые местные шаманы заговорили о вмешательстве духов пещеры в ход вещей, а кое-кто даже утверждал о их не последней роли в распаде Союза. Тогда все привезенное продовольствие приняли по факту наличия и благополучно разместили на складе, а акты о полученном имуществе егерской почтой отправили прямиком в Москву, где они так же бесследно испарились, как будто канули в Лету.
  Тысячи тон продовольствия буквально зависли в воздухе, без каких-либо бумаг, став ничейными. А спустя несколько месяцев пришла бумага о сокращение в/ч 27345. В неразберихе начала девяностых годов это было нормально.
   Продольственные склады были опечатаны и для их охраны регулярно выделялся небольшой наряд. Как не пытали Горячинские начальники и округ, и Москву так и ничего не узнали, что делать со всем этим складским продовольствием. Получалась необычная картина, имущество было в наличии, но фактически и документально его не существовало. Для армии, где все привыкли к обратному ходу вещей, по которому на бумаге все всегда есть, а в наличии нет ничего, ситуация стала не типична и вводила в недоумение даже бывалых людей.
  Постепенно все привыкли к сложившейся ситуации, а в условиях безденежья, склады стали потихоньку разворовываться. Через несколько месяцев после расформирования склада, небольшая группа мародеров, отправившаяся в экспедицию за продуктами, бесследно пропала среди бесконечно длинных стеллажей, заставленных ящиками с продуктами и сухим пайком. Поиски пропавших, успехами не увенчались, но на одной из каменных стен склада нашли надпись, сделанную детским корявым подчерком "это все мой". Ее тут же приписали малограмотным духам горы, не освоившим за последние столетия, письменного русского языка.
  Не думайте, что тот, кто уничтожил акты в Москве забыл о складах, нет. Москвичами была предпринята попытка вывезти весь неучтенный провиант, но приехавшие дельцы из столицы, так же пропали, рассказывают, что они рано утром отправились на склады и их завалило в туннеле. После этого склады и вход в пещеру объявили аварийными, вход в скалу закрыли.
  Тогда же местные шаманы пришли к военным и объявили им, что духи вернули себе пещеру и теперь все продовольствие принадлежит инфернальному мира, как компенсацию за долгие годы Советской власти, изгнавшей их из древнего священного места. Теперь, когда духи наконец-то вернулись домой, то не собираются больше уступать людям ни пяди своей земли и никого больше не пустят к себе в пещеру без разрешения. Ясное дело, что духам гор ни тушенка, ни сгущенка нужны не были, к провианту они никого не пускали из вредности, характерной черты, отличавшей местных представителей потустороннего мира. Что бы духи без проса шляющихся на склады мародёров к себе навсегда не забирали, то вход в пещеру заколотили, и поставили охрану. Но когда еще одна группа охотников за дармовым провиантом, бесследно исчезла, в духов уже поверили абсолютно все, даже махровые материалисты.
  Тогда же к начальнику гарнизона пришел старый и по слухам, очень сильный местный шаман Едингеев, он за небольшую плату пообещал договорится с духами о способах коммуникации и обещание свое конечно же, сдержал. После многочасового камлания с бубном и грандиозной пьянки с местными проститутками, духи и шаман, пришли к консенсусу, основу которого составило взаимно выгодное сотрудничество. Договор скрепили кровью убитого сайгака. Духам было важно, чтобы от них что-то хотели и их боялись, провиант складов позволял добиться реализации обеих этих не простых задач. Теперь все нуждающиеся военнослужащие собирались в установленном месте около двенадцати часов ночи, время указали все те же потусторонние сущности, после чего их в особом порядке, запускали на склад, где они отоваривались - тушенкой, сух пайками, сахаром, чаем и сгущенным молоком. Еще брали мороженное мясо, на котором стояли клейма с указанием года забоя скота от 1950 до 1980 годов. Изредка попадались банки с соком и даже сухари, упакованные в вакуумные пакеты.
  - Бред какой-то, - рассмеялся Хохлов. - духи продсклада, кому не расскажи не поверят. Есть домовые, а это кладовые. Соседи по квартире испуганно зашипели на Колю дико озираясь.
  - А ты материалист, - Леня произнес эти слова даже с какой-то завистью в голосе.
  - А ведь многие ученые верили в духов, - продолжил он, - к примеру, известные физики, муж и жена Кюри. Получившие Нобелевскую премию супруги, регулярно посещали сеансы у популярных медиумов. Кюри даже думали о том, что энергия, испускаемая радиоактивными элементами, может иметь спиритический источник. Томас Эдиссон и Попов работали над устройством для общения с духами, которое в случае Попова и стало тем, что мы называем радио. А уж про всяких поэтов вообще молчу, чего стоит наш Серебряный век - сплошной спиритизм и мракобесие. А сильные мира сего? В наше время у каждого правителя есть целый штат разного рода боевых ведьм, астрологов и экстрасенсов.
  - Что и у Бориса Николаевича? - спросил Коля про Ельцина.
  - Этот вообще во всякую хрень верит. Говорят, у него взвод ведьм, рота колдунов и гадалок, все они поставлены на денежное довольствие, он их с собой везде возит. Эти люди его лечат, заряжают энергией и даже охраняют, оберегают от порчи и сглаза, от дурных мыслей и лютого врага. Такое же и на цивилизованном Западе, к примеру у каждого главы корпорации есть свой набор подобных людей, нынче спрос на услуги инфернального мира велик и весьма недешев, да и духи нынче вкалывают в три смены для своих высокопоставленных хозяев.
  - Так что, отвергая мир инфернальный, ты брат игнорируешь, огромную часть жизни, делаешь вид, что как бы ее нет, - рассмеялся Дима, - пора тебя познакомить с местным колоритом.
  
  Тепло одевшись и заперев металлическую дверь квартиры, троица в пешем порядке пересекла городок и углубилась, следуя по широкой тропинке, именованной Дорогой Жизни, в еловый лес, росший сразу за окраиной. За редким лесом Хохлову открылось заснеженные поле, едва освященное тусклым светом лиловой луны, сплошь уставленное самими настоящими танками. Грозные боевые машины, когда-то мучительная головная боль Северо- Атлантического Альянса, занесенные снегами, превратились в мертвый груз металлолома. Эта фантастическая картина метафорически отображала былую мощь непобедимой Красной Армии, за ненадобностью брошенную на свалку истории, новой Ельцинской Россией, как бросает подросший ребенок надоевшие ему и уже ненужные игрушки. Нелепо задранные вверх дула уснувших гигантов целили куда-то в небо, так как будто бы грозили ему карой за свою преждевременную нелепую смерть.
  - Сколько же их? - удивился Хохлов, у него перехватило дыхание от восторга, который вызвал в нем этот волшебный зимний пейзаж, по его мнению, достойный кисти лучших мастеров мира.
  - Их тьма, - понимающе улыбнулся Леня, - меня первый раз тоже торкнуло, каждый раз, когда вижу это, сердце замирает, какой-то сюрреализм в стиле милитари, танковое кладбище со стальными надгробиями. Памятник советскому танкостроению. Здесь нашли свой покой эти славные боевые машины.
  - Тоже из Германии приперли, - пояснил Дмитрий, - наши говорят: целая танковая армия, когда-то нацеленная на ФРГ и Францию. Надо тут повесить баннер: русская судьба - они мечтали намочить свои гусеницы в Атлантическом океане, а традиционно угодили в Сибирь.
  - Да, - улыбнулся Леня, - это место Прохоровкой называют, здесь мировой капитал победил в танковой битве Советы. Что-то вроде Луцк-Ровно-Дубны или как-то так. Крупнейшая танковая битва Второй Мировой.
  - Одно, но, - заметил Дмитрий, - немец тогда под Прохоровкой так или иначе, проиграл в чистую, а здесь без единого выстрела нас победили как котят. Идеологически. Торжество идеального над материальным. Дух в конечном итоге крепче любой брони.
  - Мы сами себя победили. - нахмурился Леонид. На ночное небо выползли черные тучи, закрыв собой луну. Тусклый холодный свет едва пробивался сквозь них, отчего картина танкового кладбища стала еще более не реальной, возникшие тени искажали силуэты танков, придавая им причудливые пугающие формы.
  
  Из глубины застывших танковых колон, на фоне черного неба возник едва различимый силуэт человека, который двигался в их сторону. И вскоре, когда он уже приблизился, стало видно, что незнакомец носит потертый промасленный комбинезон, берцы, а его голову венчает характерный шлем, который обычно носят танкисты.
  - Кто это? - тихо спросил Хохлов, - тоже какой-то местный призрак? Дух?
  - Нет, это майор, - ответил Леня. Тот, кого назвали майором уже стоял перед троицей, ловко спрыгнув с обледеневшей брони на землю.
  - Привет майор, - хором поздоровались лейтенанты.
  - Здравия желаю, - приложив к голове руку в воинском приветствии, ответил таинственный танкист. Они каждый пожали ему руку. Рукопожатие у незнакомца было крепкое как у живого человека, никакого не духа. Танкист в представлении Хохлова на духа теперь не тянул, те в его понимании были абсолютно бесплотными, что их выгодно отличало от некоторых других вполне себе осязаемых на расстоянии сущностей.
  - Как дела, товарищ майор? - спросил Леня.
  - Нормально, вот Гудериана закончил читать "Танки в грязи", - майор протянул им томик, обернутый в белую бумагу, демонстрируя бумажную монографию.
  - Фуллера собираюсь начать "Операции механизированных сил". Очень любопытно, этот чопорный англосакс первым на практике осуществил танковый прорыв. Заказал себе его труды "On Future Warfare", "The Reformation of War", "War and Western Civilization", "The Dragon"s Teeth" на английском, первоисточник важно изучать на родном языке.
  - Почему именно Фуллер? Пишут, что он был свихнувшийся на духах сатанист.
  Улыбка едва тронула бледные без единой кровиночки губы майора:
  - Тут можно поспорить. Вы к горе идете?
  - Да, - согласился Леня, - за едой. Хочешь не хочешь, а жрать надо.
  - Ну вот и на вас можно навесить ярлык свихнувшихся на духах, раз туда ходите. А относительно Фуллера, мне кажется, это духи на нем свихнулись. А не он на них, как это сейчас принято утверждать. Но не это главное. Вы слышали про концепцию нового облика - маленькая высотехничная и супероснащённая армия, это ведь тоже выдумка Фуллера, которую наши военные теоретики пытаются реализовать для обоснования сокращения, чрезмерно раздутой Российской армии. Вон при штурме Грозного несколько лет назад из почти полуторамиллионной армады, смогли наскрести не более ста тысяч.
  - Как ваши танки тут поживают? - поинтересовался Дима.
  - Как как? Ничего, поддерживаю их, помогаю. Вчера вот 124 и 39 заводил, работают малыши, как швейцарские часы, - вздохнул майор, и продолжил с необыкновенно теплой интонацией в голосе, так словно его спросили о любимых детях, - посмотрите на них. Разве они не прекрасны? С точки зрения эстетики господь Бог в лице Т-72 создал самую прекрасную, самую совершенную машину. Поглядите на ее формы, пропорции, изящество линий, изгиб корпуса, размах дула - они великолепны. Эти танки напоминают мне выбросившихся на берег моря китов, которые прилегли отдохнуть перед смертью и просят совсем немного, человеческой помощи и участия. Все эти разрекламированные Абрамсы, Меркавы и Леопарды, всего лишь подделки того грандиозного замысла, который реализован в этих советских машинах, ведущих свой род от знаменитой тридцать четверки. Они воплощение боевой мощи и гения в металле.
  Он смаковал каждое сказанное слово, от чего в душе Коли зажегся слабенький огонек любви человека к танку.
  Когда лейтенанты уходили, майор еще долго смотрел им вслед, а потом скрылся среди своих бронированных питомцев, так же бесшумно как появился несколько минут назад.
  - Кто это? - шепотом спросил Хохлов.
  - Майор, Тимоня, - пояснил одни из ребят, - он с танковой армией вывелся семь лет назад из Германии, вроде как был зампотех танкового полка. Когда армию расформировали, здесь с своими любимыми машинами и остался. Сначала сторожить, а потом и жить. Говорят, семья была, жена, дети, но уж больно майор танки любил, знал все при них как свои пять пальцев, жить не мог без них. Рассказывают, жена лет пять назад приезжала, плакала, просила с ней домой поехать, а он не в какую, мол на кого я свои танки брошу? Их все предали, еще и я предам. Так и остался. А два года назад в Чечню съездил с пятью танками, они все пять там и сгорели, он после Хасавьюрта сразу сюда вернулся, ему вообще крышу сорвало, тут так и живет один в командирском танке.
  
  
  
  
  Тропинка, петляя между стальных гигантов, взобравшись на пригорок, к высокому бетонному забору, опутанному колючей проволокой. За забором возвышалась черная гора, над которой висело как туман непонятное зеленное свечение. Там, где колея утоптанного снега уперлась в забор, путники увидели в нем дыру, прикрытую облезлым фанерным щитом. Над дырой чернела надпись: "всяк входящий оставь снаружи дурные помыслы и зависть" и странный знак, похожий на иероглиф. Неожиданно Дмитрий перекрестился.
  - Это обязательно? - удивленно спросил Хохлов, - я не очень верую.
  - Ну жизнь это поправит, - Дима вытащил из-под одежды нательный крест и поцеловал его.
  Леня отрицательно покачал головой, - думаю духам по херу.
  
  Отодвинув фанерный щит, молодые люди один за другим, по очереди протиснулись в дыру, причем Дима залезавший последним, бережно вернул фанерный щит на место.
  За забором открывалась большая черная гора. Перед ними в ста метрах был вход в пещеру, в виде длинного тоннеля в скале, по которому вглубь шли рельсы ржавой узколейки.
  - Вот они продовольственные склады, - торжественно объявил Дима.
  - А где духи? - спросил Коля.
  - Там в скале, - Леня указал на вход, чем-то напомнивший Хохлову широко открытый рот, тем более что сама скала с этого ракурса напоминала лежащую на земле голову гиганта.
  Кто-то из темноты у входа в пещеру махал им фонариком.
  - Это нам, пошли, - обрадовались ребята. На очищенной от снега площадке перед туннелем их ждали такие же, как и они, военные с сумками и вещмешками. Пришедшие за продуктами.
  
  
  - Что теперь все в сборе? - обратился к собравшимся усатый старший прапорщик, назвавшийся, не затейливой рыбьей фамилией Щука. Он, не углубляясь в метафизику, провел краткий инструктаж, после чего всех пришедших запустили внутрь, в проход, уходящего в глубь скалы мрачного туннеля. По этому тоннелю освещая себе дорогу эклектическими фонариками, охотники за продовольствием прошли примерно около километра, строго держась узколейки, обозначавшей главный ход. На боковые туннели никто не отвлекался. Они вышли к месту, где тоннель расширялся. На рельсах там стояла одинокая пустая вагонетка. За площадкой виднелись двери, на которых еще сохранились остатки краски и плакат "не заходи, убьет". Рельсы ныряли прямо под них. Компания подошла к дверям, прапорщик Щука подал знак рукой, и все послушно остановились.
  - Надо выбрать сталкера, - объявил Щука. Он достал лист бумаги, разорвал его на клочья, пометив один из листочков крестиком. Прапорщик снял шапку и побросал туда бумажки и протянул охотникам. Все один за другим стали вытягивать бумажки из шапки. Леня подтолкнул Николая: - бери.
  Усатый Щука с усмешкой посмотрел на Хохлова:
  -Первоход?
  Леня кивнул.
  - Ну ничего, духи любят первоходов, - прапорщик протянул Хохлову шапку и тот молча взял из нее листочек.
  - Покажи, - потребовал Щука. Коля показал ему клочок, все вздохнули, на бумажке был нарисован корявый крест.
  "Прапорщик улыбнулся", -я же говорил, духи новичков любят.
  И похлопал лейтенанта по плечу.
  Теперь Щука и Леня начали объяснять Хохлову выпавшую на его долю роль. Несколько лет назад очень сильный шаман Едингеев смог договорится с духами о том, что они будут запускать в хранилище лишь одного человека из пришедших, и то того, на кого укажут сами. Второе условие Колю несколько рассмешило, он и первое то, считал бредом, предполагая, что людей в Горячинске охватила эпидемия массового психоза, вызванная изолированностью гарнизона, трудными условиями жизни и радиацией. Что-то подобное было в Припяти под Чернобылем, где так же стояли военные, когда громыхнул реактор АЭС. Рассказывали, что люди там сходили с ума. Вторым условием было то, что духи требовали от людей накладные.
  Переживания прежнего командования склада, принявшего продовольствие из Европы без сопроводительных документов, очевидно оставило в ментальном поле духов сакральный след, подобный глубокой царапине, которую ржавый гвоздь оставляет на лакокрасочном покрытии недавно купленной иномарки. Из чего эти сущности, сделали вывод о магической силе накладных. Именно это непонятное для духов, странное слово "накладные", сопровождавшееся мощным энергетическим зарядом, так часто произносили про себя те люди, которые тогда владели отнятой у них пещерой. Духи часто слышали его, следя за их странными мыслями. Но в силу необразованности они, принимали за накладные любые представляемые людьми бумаги. Духи верили, что раз люди придают этим вещам, такое важное значение, то так оно и есть, и по-другому быть не может. Знаки на бумаге, делали людей сильными. Они были важней вещей и идей, знаки подчиняли себе вещи и несли идеи. Так как читать духи горы не умели, главное для них было, то, что на бумаге должны были быть человеческие знаки, понятные лишь людям и их богам. Человечество стало жить в мире знаков, и даже в самых страшных своих пророчествах о конце света, люди упоминали о звере, которого они узнают по их определенному набору, на его шкуре.
  Хохлову предстояло в одиночку проникнуть внутрь склада, собрав по переданным ему спискам, нужные продукты, взамен которых требовалось оставить духам на складе исписанные листы бумаги, имитировавшие накладные.
  - У этих духов, как и людей, - пояснил Леня, - те же заблуждения. Им передалось слепое поклонение перед печатным словом. Люди верят написанному. В армии это доведено до абсурда, все вокруг требуют письменный приказ, в силу лжи и обмана, устной речи никто уже не верит. Без бумажки ты никто, куда не пришел, неси выписку из приказа. А для бухгалтерии каждый военнослужащий это совокупность ведомостей, аттестатов и накладных, которые дополняют друг друга, формируя его образ. Для кадров - ты личное дело, послужной список. Я вспоминаю Платона с его знаменитым диалогом "Федр".
  - И что там такого интересного? - поинтересовался Коля.
  - А то, что знание - это обоснованное мнение. Оно формируется у человека на пути к истине. А истина недостижима. Это знание мы выражаем словами, так или иначе. Прямо или косвенно, в виде метафор и примеров. Когда знающий передает свои знания другому, учитель - ученику, то в беседе, уточняя и поправляя друг друга, они вместе добиваются за счет обратной связи точной передачи информации. Речь в той части диалога идет о письменной речи, как о некой лжи, которая для каждого выражает лишь, то, что он сможет, сумеет или захочет понять. Потому, что письменная речь застывшая форма, она - мертва. Она не ответит на интерпретацию, того, что вы в ней прочтете. Она лишена того, что является главным в постижении знаний, того, что позволяет их точно передать. Мы живем в бумажном написанном мире, где за печатным словом всюду кроется обман. Не зря же говорят, что дьявол спрятан то ли в печатной краске, то ли в печатной машинке.
  - А я сразу вспомнил Булгакова, - рассмеялся Дима, - в "Мастере и Маргарите" Иешуа жалуется на, то, что евангелисты понаписали в своих книгах то, что он не говорил. Они вложили в его уста свои слова и идеи, приписывая своему герою. Но может они просто так поняли своего учителя?
  Хохлов же подумал о тех забавных надписях - наколках, которые стали так популярны в гламурной среде. Артисты, модели и прочие знаменитости украшали свои тела надписями на английском и арабских языках, и это считалось модным и красивым. Они размещали эти изящные каллиграфические татуировки из коротких фраз, как правило, на шее, предплечьях, запястьях, голенях, над грудью или животе. Это как-то причудливо перекликалось с городским граффити, отдаленно одновременно напоминало советские лозунги ушедшей эпохи и первобытную наскальную живопись, одновременно. В цивилизации знаков, в которой все стало с ног на голову и уже не деньги как знаки, служили товарообороту, а наоборот товарооборот прислуживал знакам, надписи приобретали магическое сакральное значение, властвовали, царили, в конечном итоге сводя человека к набору букв, цифр, и символов, формировавших его индивидуальный код, воплощенный в штрих-коде или голограмме. А может быть эти гламурные наколки есть продолжение тех страшных номерков, которые делались заключенным фашистских концлагерей, только теперь люди их желают иметь сами? И что тогда? Этот новый волшебный мир посткапитализма, в который вслед за западом открыла дверь Россия - это тоже своего рода концлагерь, в который человек не только идет добровольно, но и сам будет выбивать себе же за собственные деньги знаки и цифры на коже.
  Охотники теперь пошли уходящему в бок от тоннеля ходу, потом долго поднимались по звонко гремящий под подошвами ботинок металлической лестнице вверх, и опять перешли в узкий тоннель, который заканчивался тупиком в виде небольшой глухой комнаты, в полу которой имелось круглое отверстие - люк вентиляционной шахты. Там Колю обвязали веревкой, снарядили, и вручили рацию с торчавшей из нее короткой и толстой антенной, через которую он должен был держать связь с оставшимися снаружи, и самое главное сообщать, когда поднимать вещмешки с провиантом и страховать его возвращение. Собранные продукты он должен был погрузить в вещмешки, которые оставшиеся снаружи через люк должны были тянуть с склада.
  Таков был договор с духами, его от имени духов подписал на старой оленей кожи шаман Едингеев, от имени военных - комдив Аверин, которому надо было как -то решить вопрос обеспечения офицеров и контрактников гарнизона. Взамен этого Аверин, признавал скалу аварийной, пещеру опасной для каких-либо работ, тем самым отдавая ее навечно представителям инфернального мира. Духи вынуждены были считаться с материалистами, в лице военных и наоборот. Против прочих людей, как выразился Аверин, шпаков, которым тоже не давало покоя богатство пропавших складов военные и духи заключили договор, что будут помогать друг другу.
  
  Щука еще раз все тщательно проверил, потом нажал кнопку на пульте и с явным усилием, дернул длинный рычаг рубильника. Что-то сначала протяжно завыло, громко застучало, загудело, зашумели вращаясь вентиляторы, в туннеле, то и дело мигая, загорелся тусклый аварийный свет. Коля, прицепив конец верёвки карабином к поясу по ржавым лестницы вделанным глубоко в стену, стал спускаться вниз. Через пару метров он оказался под потолком огромной, едва освещенной пещеры, с серыми неровными стенами, которую заполняли большие многоэтажные стеллажи, уставленные до самого потолка коробками, стоящими идеально ровными рядами. Эти стеллажи тянулись вглубь пещеры, так далеко, что даже из-под потолка, не было видно им конца.
  -Мне все это кажется или я сплю? - вслух спросил лейтенант, обращаясь сам к себе, на что тут же ему ответил по рации голос Леонида:
  - Ничего это пройдет, привыкнешь, а через полгода начнешь думать, как же я жил раньше без всего этого. Поверь мне.
  - Верю, - согласился Коля, сосредоточенно переставляя ноги и руки с одной скобы на другую, тем самым спускаясь вниз.
  - Будешь слышать голоса, не реагируй, все ясно?
  - Какие голоса? - удивился Хохлов. Он вспомнил про сирен и Одиссея. Мифы оживали в его голове.
  - Такие, любые. Женские, мужские, детские. Бывает женщина зовет, иногда ребенок плачет. Ты не отвлекайся, понял? Грузи вещмешки и точка.
  - А почему вы мне сразу этого не сказали, - поник Николай, ему захотелось вернутся наверх к людям.
  - Так идти же все равно надо, не хотели тебя, нервировать зря, - рассмеялся в рацию Щука.
  - Есть версия, адекватной вентиляции на складах нет, а по разломам в пещеру метан проникает или какие-то другие испарения, кто-то утверждает, что это просто гипоксия. Если плохо будет знак нам подай, мы тебя сразу поднимем.
  - Какой знак?
  - Да в рацию просто скажи, что тебе пора и все.
  Коля перелез на верхнюю полку стеллажа, ближайшую к стене, она было шириной до четырёх метров.
  - Встал, - сообщил Хохлов по рации, ощутив под ногами твердый дощатый пол, эта полка была уже на треть опустошена, две другие трети были заставлены коробками с провиантом.
  - Рад за тебя, - в ответ пошутил Щука, - а как обстановка?
  - Я на стеллаже.
  - Ну давай осмотрись. Там на этой полке еще должны быть коробки открытые, из них набирай. Духи беспорядка не любят. Не зли их понапрасну.
   Коля отсоединил от себя веревку, отстегнув карабин, она осталась длинной лианой раскачиваясь, свисать из люка, и подошел к месту, о котором его предупреждали, там стояли уже открытые картонные коробки. В них блестели серым металлом консервные банки с наклейками еще старого советского образца. Он взял одну из них в руки. Аварийного освещения едва хватало для того, чтобы Коля смог различить рогатую морду коровы с надписью тушенная говядина. Ниже был указан сорт и вес. Со стеллажа по вертикальной стойке вниз, пересекающей еще по меньшей мере четыре полки, шла лестница до самого пола. Такие же лестницы были и на других стеллажах. Кроме того, виднелись таблички с номерами частей, для которых по всей видимости запасы когда-то и предназначались.
  Хохлов принялся быстро по спискам упаковывать в вещмешки и сумки, впихивать в них продовольствие из ящиков - тушенку, сгущёнку, каши, а потом перетаскивать все это к люку. Он привязывал мешки к верёвке, сообщая в рацию, что пора поднимать очередной груз вверх.
  Неожиданно один из набитых провиантом вещмешков сорвался, узел на веревке оказался недостаточно крепок, и груз гулко с высоты стеллажа, упал на пол склада, банки разлетелись в разные стороны.
  Коля грязно выругался, это вырвалось из него непроизвольно.
  - Что там у тебя? - тут же спросил Щука.
  Хохлов пояснил, что случилась маленькая катастрофа.
  - Надо собрать, - сказал прапорщик. Коля неспеша слез по лестнице вниз. Собрал разбросанные по полу банки. Огляделся. Снизу пещера выглядела иначе, она напоминала Коле фантастический город, в полумраке, стеллажи казались домами без света. А пространство между ними прямыми и длинными улицами. Хохлов подумал, что, наверное, Волков, написавший "Семь подземных королей" когда-то сам бывал на таком же точно военном складе, спрятанном под землей. И именно эта увиденная им картина трансформировалась позже в идею сказки про семь подземных королевств.
  Николай обратил внимание на висевший неподалеку на стене большой нарисованный плакат, завернутый в толстый, уже пожелтевший от времени, но еще прозрачный целлофан, на котором была нарисована план-схема склада. Вчитываясь в названия и номера, уже местами выцветшие от времени, Коля понял, что в пещере когда-то имелся свой автопарк, а узколейка служила способом доставки на склад наряда из военных, которые и его обслуживание. Он обнаружил, здесь имелась и железная дорога со своей разгрузочно-погрузочной станцией, гигантские холодильники, в виде вырубленных в скальной породе, комнат.
  Станция, согласно, схеме была не так далеко и любопытство овладело Хохловым. Пересилив свой страх перед духами, ориентируясь по номерам стеллажей Николай, через пять минут пути, оказался у широкого высотой примерно в пять метров, тоннеля, открывавшегося в пещеру, по дну которого в четыре ряда шли железнодорожные рельсы. Пути были свободны. Тоннель уходил вглубь скалы. Там, где рельсы проходили через пещеру, с одной стороны была стена, а с другой имелась ровная бетонированная площадка и обрамлявший ее широкий перрон, где в беспорядке стояли брошенные погрузчики и небольшие подъемные краны, импортного производства. Рельсы, образуя пути, минуя станцию уходили в тоннель на противоположном конце пещеры. Хохлов прошелся по станции и спустился с перрона на рельсы. К его удивлению, перроны были ярко освещены. На идеально ровной, вертикальной поверхности стены за железнодорожными путями, Коля смог разглядеть огромную карту Союза, на который были нанесены города. Их названия, написанные золоченными буквами, без труда читались даже издали. Сами населенные пункты изображались в виде красных звездочек, связанных между собой черно-белой линией, такой на топографических картах обычно обозначают железную дорогу. Она шла ровной нитью по территории СССР начинаясь от Бреста, проходя через Минск, Москву, Самару, Уфу, Челябинск, дальше через Екатеринбург, Томск. Потом за Байкалом дорога пересекала Горячинск, уходя дальше к Иркутску, Комсомольску-на- Амуре и заканчивалась в Владивостоке. Надпись над этой картой, сделанная более крупными черными буквами, характерными для советского монументализма, гласила "Первая всесоюзная подземная военная железная дорога им. Микояна", рядом с которой висели цифры: 1937 - 1972 годы, которые очевидно указывали на период строительства этого чуда.
  Открытие поразило Колю.
  -БАМ, - думал он, - БАМ и тот закончили строить уже в восьмидесятые. БАМ вызвал напряжение всей страны, а эту дорогу, чье строительство в тысячи раз сложнее, построили тихо, незаметно, так что смогли даже ее засекретить...
  Вдруг Хохлов услышал какой-то странный нарастающий шум, он ощутил, как упругая волна теплого ветра ударила ему в лицо из тоннеля слева. Ему показалось, что он слышит гул приближающегося поезда.
  -Такого быть не может, - едва успел подумать он, но шум нарастал и в глубине тоннеля вдруг вспыхнул и погас, а потом отчетливо загорелся свет, ослепив его. Коля почувствовал, как рельсы под его ногами задрожали, он услышал знакомый гудок прибывающего состава. Хохлов быстро вскочил на перрон, боясь угодить под поезд. И буквально спустя пару минут не останавливаясь, на полном ходу, бешено стуча колесами о рельсы, мимо него, промчался самый настоящий железнодорожный состав. Он состоял из десятка пассажирских вагонов, в окнах которых горел свет, и ещё нескольких грузовых прямоугольной формы, окрашенных в синий цвет. Коля мог поклясться, как видел в окне одного из вагонов пассажира. Лицо этого человека он не смог разглядеть, но то, что тот его тоже видел, не вызывало сомнений. Железнодорожный состав, пролетев как ветер мимо, исчез, точно так же, как и появился, скрывшись в противоположном тоннеле. Провожая поезд взглядом, лейтенант увидел, как вылетают из-под колес, и тут же гаснут, исчезая во мраке, яркие желтые искры.
  - Что это? - крикнул он, не веря своим глазам, - что это было?
  Пещера в ответ многозначительно промолчала, не удостоив его даже эхом. Он больно ущипнул себя, но не проснулся.
  - Метан? Ядовитые испарения? Магия духов? - все перемешалось у него в голове. И лишь громкий голос Щуки в рации вырвал его из раздумий:
  - Ты где? Куда пропал?
  - Я тут, - прохрипел в рацию Коля.
  
  -
  
  Когда Хохлов уже заканчивал то неожиданно для самого себя, он услышал музыку. Это была легкая воздушная мелодия, долетавшая до него издалека, из мрака глубины склада, и Коля ощутил ужас, охвативший его. По его телу побежали мурашки, страх подступил к горлу, мешая дышать, музыка вокруг стала звучать все сильней и сильней.
   - Вы что-нибудь слышите? - испуганно спросил он в рацию.
  - Нет, - ответил оттуда удивленный голос Щуки, - а что?
  - Да тут музыка, тут кто-то есть.
  - Тебе много осталось? - напряженно спросил прапорщик.
  - Я все, просто музыка очень красивая.
  - Началось. А ну живо веревку привязывай к ремню, - заорал Щука, - бегом.
   Преодолевая охватившую его слабость Коля, нехотя подчинился и кое-как на ватных ногах волоча последний набитый продуктами вещмешок добрел до люка
  - Я на месте, - едва шевеля губами, произнес Хохлов в рацию, когда непослушными пальцами пристегнул карабин веревки к ремню. Незримая сила оторвала его ноги от полки стеллажа и потянула его наверх к люку. Коля начал терять сознание, последнее что он видел, оглянувшись назад, это было то, что зал склада изменился. В нем уже не было стеллажей и коробок, это был залитый светом зал сказочного сверкающего дворца, с белоснежными стенами, украшенными лепниной, позолотой и цветными рисунками. А в зале танцевали незнакомые странные люди, женщины в красивых платьях, мужчины во фраках.
  Щука внимательно осмотрел Хохлова проверил у него пульс. Тот был бледен как мел. На его лице выступили капли холодного пота.
  
  - Жить будет, - констатировал он, и по-отчески похлопал Колю по щеке, - давайте его в медроту, там сегодня Орлов дежурит. Что прям как в пещере Махпелла? Только там в Хевроне, Адам и Ева вместе с Авраамом и Сарой похоронены, а здесь тушенка и сгущенка - мощь советского государства.
  - Слова мощь, от мощи, - выдавил из себя Хохлов, ему было дурно, - а мощи у нас на Красной площади в мавзолее лежат. И мощь была такая, что никому не по зубам.
  
  Колю сильно тошнило, болела голова и он совсем не помнил, как его доставили в отдельную медицинскую роту ракетной дивизии. В ракетной дивизии, как во всех соединениях РВСН по штату полагался госпиталь. Но в Горячинске имелся свой большой гарнизонный госпиталь, поэтому еще в 80 годах дивизионный госпиталь РВСН за ненадобностью, сократили.
  В приемной медроты несмотря на ночь, ярко горел свет, Леня и Дима довели Колю до кушетки оббитой белой клеенкой. В приемном отделении вообще все было белое - стены и полы, выложенные плиткой, потолок, мебель, стол и стулья. Прямо напротив кушетки, Хохлов увидел приоткрытую дверь, на которой красовалась табличка с надписью "перевязочная". Через широкую щель дверного проема проема было хорошо видно молоденького худого солдатика, который стоял лицом к двери у стола со спущенными штанами, нагнувшись так, что его поза представляла собой букву Г, а руки упирались в спинку стула, глаза были блаженно закрыты, и он с некоторой периодичностью на несколько мгновений хмурился, потом что-то шуршало и негромко звенело, и незнакомый голос бормотал:
  -Так прапорщик Анциферова, - и все повторялось снова и снова, но уже звучали новые звания и новые фамилии неизвестных людей.
  Леня и Дима испуганно переглянулись, теряясь в догадках о сути происходящего, но к двери подходить не стали, держась от нее на приличном расстоянии так как медицина в армии дело темное и опасное, соваться себе дороже выйдет. Голос из-за двери спросил:
  - Кто там?
   При этом солдатик даже не дернулся, он как дрессированный сторожевой пес продолжал стоять в той же позе, с закрытыми глазами, оттопырив свой тощий зад. Появление кого-то, его абсолютно не волновало, несмотря на всю пикантность его положения.
  - Может быть это какая-нибудь клизма? Или колоноскопия? - терялся в догадках Коля.
  - Это мы от Щуки, - обозначился Леня.
  - Сейчас, - отозвался голос, - мы тут с Равилем заканчиваем. Сеемся блин. Достала эта Поролонова...
  - Кто такая Поролонова? - испуганно переспросил Хохлов. Смутные подозрения одолевали его, эта фамилия несла физическую угрозу всему живому.
  Дима рассмеялся:
  - Начальник местного военного центра Санэпиднадзора, не коронованная королева гавна и пара, гроза полковых столовых и солдатских бань. При ее появлении платяные вши умирают от разрыва сердца, дождем осыпаясь с солдатского белья к ее ногам, а клопы, собираясь в стаи, бегут в соседние подразделения, оставляя обжитые казарменные матрасы. Матери и жены замученных тыловиков проклинают ее имя, рассказывая детям на ночь ужасы про снятие ею проб пищи в полковых столовых. Имеет прозвище за свой неукротимый характер, Шаровая молния.
  - Так достала проверками и рапортами командование, что, начальник Горячинского гарнизона упал в ноги начмеду округа, с просьбой убрать ее, куда по дальше, - подтвердил Леня.
  - Да тыловики всем кагалом на подарок скидывались, - подтвердил Дима.
  - А в нашем округе и так дальше Горячинска не куда, - поддержал их голос, и тут же добавил, - потерпи Равиль еще немного.
  Солдатик со спущенными штанами, по-прежнему не открывая глаз и сохраняя позу, тут же бодро ответил, - ничего товарищ капитан, продолжайте. Я же все понимаю.
  - Молодец Равиль, сколько хороших людей ты сегодня спасешь, - морально поддержал его голос.
  - А сколько их я за этот год спас, - жалобно протянул Равиль.
  - Ну ни чего, потерпи, сейчас я уже кончу!
  - Кончайте товарищ капитан поскорее, не могу. Стоять устал раком, все уже там от вас болит!
  - Все Равиль кончаем! Потерпи еще чуть-чуть.
  Хохлов испуганно посмотрел на товарищей, в ответ ему, Леня примирительно развел руки в стороны, показывая: "забей" и как змея, зашептал:
  - Это их личное дело, если им это нравится, то пусть кончают, ну не мешать же людям.
  - Вот мужики, - теперь капитан, переключился на гостей, при этом по-прежнему продолжая делать свое дело. А Хохлов заметил, как тощее тело бойца время от времени напрягается, немного подается назад, при этом чуть по кошачьи прогибается его спина и пальцы рук до белизны впиваются в спинку стула.
  Капитан счел нужным прояснить скользкую ситуацию:
  - Эта тварь Поролонова заставляет всех работников продслужбы регулярно сеять. Ну представьте себе, что будет, если я, всех этих поварих и поваров, маслорезов и мясорубов, пекарей, на самом деле возьму и посею? Откуда я знаю, что там у них, простите в жопе живет. Кто там у них прописан? Об этом можно лишь только догадываться. Мир полон волшебных чудес. Сталкиваясь с выписками, полученных прямиком из кожно-венерологического отделения госпиталя, я не устаю удивляться колоритному многообразию пейзажа урогенитальной флоры вооруженных сил. Представляю, что будет, когда Поролонова увидит бактериальный пейзаж толстых кишечников наших тыловиков, бурно разросшийся на агаре в чашечках Петри. И смею вас уверить этот пейзаж будет никакой не Ван-Гог и не Дали, а если даже Петров, то никакой не Водкин. Такого джентельменского набора даже в НИИ боевых патогенных бактерий отродясь не видели. Какая там кишечная палочка? Ею даже и не пахнет. Я боюсь, что не только столовую закроют. Над гарнизоном черные шары повесят и карантин объявят, а потом нас сверху еще вдобавок и полутораметровым слоем напалма зальют.
  -Напалм запрещен, - робко возразил Леня.
  - Тогда лизолом.
  - Ну это лучше.
  - Лучше? Чем? А ты лизол видел? Нет?
  - Нет.
  - Это гадость хуже напалма, если его разлить, то тут тысячу лет ничего расти не будет.
  Капитан прервался, солдатик нахмурился, что-то звякнуло и зашуршало, и он продолжил:
  - Вот Равилька бедняга, за всех и отдувается. Подвиг воинский, ратный, так сказать, совершает. Да кто-то грудью на дот, а кто-то простите, задницей на проволочную петлю. У Равиля дупло девственное, нежное, жизнью не вальцованное, как у поварих, вот я его за всех и сею. А с этой Поролоновой иначе никак. Вот и все - я теперь кончил.
  - Поздравляем, - ехидно пошутил Дима, - а Равиль тоже кончил?
  - Не ты Равиля мне не трогай, парень за всех один отдувается, - сурово возразил голос врача. - работа, скажу тебе не из приятных в зад петлю из проволоки совать и на агар сеять. Может сам хочешь попробовать?
  Солдатик открыл глаза и надел штаны. В его взгляде чувствовалось облегчение отпускника, который наконец-то досидел последние часы до конца рабочего дня в ненавистном офисе, на нелюбимой работе. И в тоже время чувствовался огонек гордости страдальца, принявшего на себя грехи заблудшего человечества. Орлов умел мотивировать. В нем жил талант бакинского пропагандиста.
  - Посиди, - по-доброму, даже по-отечески предложил парню офицер, - утомился, наверное.
  - Нет спасибо, - мрачно пошёл в отказ тощий Равиль. - я пойду покурю, мне успокоится надо. Что-то сердце ноет.
  Гости оглядели солдата с ног до головы.
  - Ты береги себя. Завтра отсыпайся никуда тебя с медпункта не отпущу. Выспись.
  - А покурить?
  - Покури, покури, - согласился человек за дверью. И через несколько мгновений к гостям вышел высокий худощавый капитан в пятнистой полевке, под которую была одета черная майка с Микки Маусом. Следом за ним вышел многострадальный Равиль, и шмыгая носом, мгновенно растворился как мираж, бесследно растаяв в коридоре приемного отделения.
   - Вот Поролонова и гадина. Она вообще на бактериях помешена, считает, что мы все, что-то вроде своеобразных растений, живущих в цветочном горшке. А горшок этот - наша с вами толстая кишка, а дерьмо, которое образуют бактерии это для нас почва. Она везде трындит, что количество клеток бактерий в кишечнике, гораздо больше, чем клеток в нашем организме. И на самом деле не мы, а бактерии главные, именно они управляют каждым из нас сидя внутри.
  - Прям какой-то мистический говноцентризм, - искренне поразился Леня.
  - Да достаточно радикально, - согласился Дима, и тут же начал развивать мысль, - вот так сначала мы в бога верить перестали, а теперь посмотрите, жопа - центр мироздания. Недавно обсуждали общество потребления, теперь, мы видим проблему с другого конца, с заднего.
  - С черного хода. - мрачно пошутил Орлов, - у меня тут солдатик был один, комиссовали недавно, всего неделю назад, через психушку. Так он глазик от куклы в жопу себе засунул и ко мне на прием пришел, сказал типа, геморрой. Я когда это увидел, чуть не обделался, реально. Раздвигаешь ягодицы, а оттуда из нежной розовой ямочки смотрит кто-то на тебя и молчит. Я у этого извращуги спрашиваю: это давно с тобой так, с рождения?
  -У глазика спрашиваешь? - изумился Леня.
  - У какого глазика? - сразу не понял сбитый с мысли, Орлов.
  - У того, из жопы.
  - Нет, не у глазика, а у солдата. Я что, по-вашему, идиот с каким-то там глазиком из задницы разговаривать? - возмутился врач, так, что ни у кого не оставалась сомнений о полном психическом здоровье капитана.
  - Что он тебе сказал? - поинтересовался Дмитрий.
  - А солдат мне про свой глазик в заднице и говорит, нет в армии выросло. Представляете каков?
  - Если, честно то нет, не представляем, - за всех ответил Леня и улыбнулся.
  Орлов отодвинул ящик письменного стола, и гости с изумлением наблюдали как из его глубины на свет выкатился круглый пластиковый глаз куклы. Его радужка была нежно голубого цвета, с черным круглым зрачком. Орган зрения смотрелся очень натурально. Капитан вынул глаз из ящика:
  - Вот полюбуйтесь. Хотите посмотреть ближе?
  Он протянул его гостям, те отшатнулись в сторону
  - Нет спасибо, - вежливо отказались Леня и Дима.
  - Он чистый, - оправдался врач, - я его мыл. Но гости все равно отказались.
  Орлов поднес глазик поближе к своему лицу пытаясь его рассмотреть получше:
  - Мне понятно, как он смог засунуть его туда? Но вот как удерживать так долго и в правильном положении?
  Тему глазика надо было сворачивать.
  - Надо понимать, по версии Паралоновой, - начал снова Леня, - все произошло из гавна и гавном в конечном итоге станет. Гавнянная теория происхождение жизни. Или так: бог слепил человека из сочного куска густого как глина, дерьма и вдохнул него душу. Такой вот шумерский Гильгамеш, вернее Говномеш.
  - А откуда взялось первичное гавно? -тут же поддержал его Дима.
  - Из первичной жопы, которая всегда существовала во времени и пространстве.
  - Может у нее травма какая детская была? - пожал плечами Хохлов.
  - У кого у первичной жопы? - удивился Орлов, бережно убирая глазик обратно в стол, - ты, что это где-то вычитал?
  - Нет у Поролоновой. Надо же такое придумать.
  - Ну да. Говна случайно объелась, - со смехом поддержал его шутку капитан.
  - Ну а что, человека вполне можно рассматривать в самом крайнем варианте как биологическую машину по производству дерьма. Может это вообще наше главное предназначение на планете Земля. А мы все ищем зачем нас создал бог? А нас создали кишечные бактерии, истинные хозяева планеты Земля. А мы, что-то там себе выдумываем. А тут все по факту, - задумчиво произнес Леня.
  - Да еще скажи, что не дом построить, не дерево посадить, не сына вырастить, а тонну фекалий в год, произвести, - возмутился Дима.
  Пора было заканчивать.
  - Что водки перебрал? - спросил капитан медицинской службы у Хохлова, переводя тему, и теперь Коля ясно смог рассмотреть вблизи его рябое скуластое лицо с большими серыми глазами. Змеи на петлицах капитана, вдетые в лацканы полевого кителя, глядели в разные стороны.
  - Нет я со склада, - ответил Леня, - сознание там потерял.
  - Что так смотришь? -Орлов снова обратился к Коле, поняв все по-своему, он кивнул на петлицы, - знаю змеи как у ветеринара. Но это мой протест против недальновидности и близорукости современной медицины, зашедшей в экзистенциальный тупик.
  Капитан обжог Колю свежим перегаром, перемешанным с запахом полыни и чабреца.
  - Так, - произнес врач, он открыл шкаф и достал оттуда круглый стеклянный аквариум, на треть наполненный разноцветными таблетками, драже и капсулами, разной формы и величины, они, словно шарики в барабане, на розыгрыше лотереи, перемещались друг относительно друга, придавая содержимой массе причудливые текучие формы и цвета.
  - На, - протянул Орлов аквариум лейтенанту, - бери. Запусти руку и возьми это.
  Капитан потряс содержимое аквариума. Хохлов послушно запустил в него растопыренную пятерню, потом сжав пальцы захватил сколько мог разноцветных пилюл и извлек их наружу. А капитан, поставив аквариум на стол достал из шкафа коробки с лекарствами принялся опорожнять таблеточные облатки, пузырьки с капсулами и драже в аквариум.
  - Что мне с этим делать? - спросил Коля показывая врачу кулак с зажатыми в нем лекарствами.
  - Что? Что? Пей их, - ответил Орлов, - по одной три раза в день. Свободны.
  Он тихо спросил у Лени, стараясь, что бы Коля не слышал. Но тот все различил каждое его слово:
  - Может это про него духи Едингееву пророчество передали? Что придет белый человек с запада зимой и духи отдадут ему сокровища пещеры?
  - Не похоже, - так же тихо ответил Леня.
  Орлов указал гостям на дверь, - вопрос закрыт.
  - Что это было? - спросил Хохлов у друзей уже на улице.
  - Это Орлов, - вздохнул Леня, - к нему даже с Москвы лечится приезжают. Он, конечно, алкаш, но у него есть своя теория, свой пусть и нестандартный метод, но неплохие результаты. А в медицине как ты понимаешь, особенно актуальна фраза Сталина: без теории нам смерть.
  - И что выздоравливают? - спросил Коля рассматривая капсулы и таблетки в своей ладони. Леня ушел звонить Щуке.
  - Все, - подтвердил Дима, - так или иначе все. Однажды я выпивал с Орловым и у него на все есть свои аргументы.
  - Ну что это за аргументы?
  - Ты слышал про осознанную и неосознанную компетентность и некомпетентность?
  - Нет.
  - Осознанная компетентность это когда знаешь и умеешь, осознанная некомпетентность это знаешь, что не умеешь, неосознанная некомпетентность - это то, что ты не знаешь, чего не умеешь. А вот в случае Орлова, то, что он делает это неосознанная компетентность, то есть он сам не знает, что такое делает, но в его случае это навык. В конце концов главное это помогает людям. Есть веское предположение, что рука больного сама бессознательно формирует нужный ей пул препаратов из всего предложенного. Правда, повторить этого не удается, пока, не кому. Приезжал тут с Новосибирска аспирант нейрофизиолог какой-то говорил, учится хочу, на кушетке три месяца у Орлова жил. Его метод все изучал.
  - И что?
  - Спился. Нашему Орлову-то все не почем, а этого назад увезли в Новосибирск. Не выдержал. Водку пить больше не мог.
  - Интересно, - сказал Коля и проглотил приглянувшуюся ему в горсти прочих лекарств, красную таблетку и тут же пожалел, что не выбрал синюю.
  
  
  Батальон.
  Командир полка куда угодил Коля носил фамилию Драч, полковник Драч. Он был редкостный любитель выпить алкоголя и демонстрировать в пьяном порыве, рубец от сделанной ему еще во младенчестве "БЦЖ" на левом плече, выдавая его за след пулевого ранения. Наивность этой лжи полковника не смущала, как все давно и плотно пьющие он вместе с совестью начисто утратил критику собственных слов и поступков.
   Это подтверждалось и тем, что командир полка нередко путался в собственных показаниях, то его ранил в Афгане пакистанский снайпер ядовитой пулей, то разъяренные солнцевские бандиты зацепили на криминальной разборке. А иногда в его рассказах причудливо переплетались и те и другие, соединяясь в единую ткань повествования, близкого к не научной фантастике. Типа: "приезжаем на разборку с солнцевскими в Барвиху, а там выходят два моджахеда с пулеметом Максим и давай косить...".
  Кроме того, Драч любил привлекать к себе внимание окружающих диким продолжительным кашлем, от которого даже видавшим виды людям, становилось не по себе. Так жутко и надсадно старался кашлять Драч. Конечно, для такой имитации кашля, как это делал изощренный командир части, нужна была длительная тренировка, сродни тренировкам индийских йогов, потому что гипоксические паузы длились до трех минут. Изначально жуткий лающий кашель нередко собирал полковнику, как талантливому актеру приличную аудиторию, на глазах которой он выдавал такие переливы, что ему могли позавидовать даже оперные певцы с мировым именем. Так как он разыгрывал приступ кашля, не умел никто. И пораженные зрелищем люди выражали ему не сколько сочувствие, сколько восторг. А завершал акт, он обязательным сплевыванием на пол длинной тягучей зеленной сопли, после чего картинно кланялся и смущенно объяснял, что у него в груди тронулся осколок, полученный им еще в Афгане, в неравном бою с американцами. От лечения он всегда отказывался односложно: " спишут!".
  Все годы своего правления полком Драч жил в офицерской бане при части, ходу службы не мешал, правда, сам по себе иногда куда-то теряясь, так что его искали все вплоть до комдива. Все бы ни чего, но пульт пуска ракет, вмонтированный в небольшой железный чемоданчик, был у него, согласно, боевого распорядка части. А в случае начала ядерной войны, именно никто иной, а он лично, полковник Драч по команде из дивизии должен был нажать красную кнопку с надписью "Пуск". Молодец начальник штаба в первую же пьянку, он заблокировал кнопку жевательной резинкой "Орбит", тем самым спас мир от начала третьей мировой войны. Но Драч пил алкоголь ведрами и не, то что бы терял чемоданчик, хотя такое тоже бывало, но в минуты пика своих разнузданных банных оргий, он любил вытащить кейс с пультом запуска ракет и под восхищенные оханья гостей, (представлявшей из себя его собутыльников - местных шишек и проституток) вдавить кнопку "пуска" до "пола" истошно вопя: "Все звиздец! Не уя нету больше Америки!" и громок истерично хохотать катаясь по полу
   Полковые инженеры в тайне от Драча чемоданчик от пусковой системы ракет отключили, жвачка слишком была ненадежна, поэтому его пьяные выходки даже когда она под воздействием горячего влажного воздуха в парной совсем отвалилась, проходили для мира спокойно. Когда гвардии полковника Драча перевели наконец в штаб округа в ракетно-артиллерийское управление с повышением, то он, кстати, случайно, так и увез с собой этот служебный, ставший для него родным, чемодан с красной кнопкой "Пуск". Все в дивизии радовались, что Драч наконец-то уехал так сильно, что и его чемоданчик вместе со всем что тот спер, списали связисты. Говорят Драч во время очередного многодневного запоя скончался прямо на совещании у командующего округом, где крики его коллег-сослуживцев: 'Драчу плохо!', были восприняты на смех, и он принял мученическую смерть от инфаркта под аллегорию генерала: 'драчите лучше!'
  
  Представляться командиру полка Колю отправили прямо в баню, пристроенную к полковому клубу. Именно там в предбаннике, а не в штабе полка, обитал Драч. Эту баню когда-то своими руками соорудили офицеры полка, для своих гигиенических нужд и поправки здоровья, а пришедший на должность командира части, Драч ее оккупировал, сделав своей штаб-квартирой.
  Хохлов робко прошел внутрь бани, внутри нее, в комнате с накрытым столом, где работал телевизор, полковника не было. Он не нашел его ни в душе, не в парной, командира не было даже в отделанного белым кафелем туалете. Красного как рака распаренного Драча, Коля застал на краю наполненого небольшого бассейна. Абсолютно голый полковник с пристегнутым к запястью чемоданчиком готовился к прыжку в ледяную воду.
  - Лейтенант Хохлов представляюсь для прохождения дальнейшей службы! - четко отрапортовал Коля заученную накануне фразу воинского ритуала. Драч оглядел новоиспеченного лейтенанта, потом без слов, подпрыгнул и сделав сальто через голову плюхнулся в воду, подняв фонтан брызг и волны.
  - Можешь так? - спросила голова полковника вместе с чемоданчиком, появившаяся над поверхностью воды, - первое упражнение морских котиков.
  Так Драч обозначил совершенное им сальто.
  - Могу, - без всякой паузы на обдумывание, ответил Коля.
  - Ну что тогда стоишь, раздевайся, - лихо скомандовал Драч.
  Коля мигом разделся, взобрался на край бассейна и повторил незамысловатый прыжок командира.
  - Вот теперь считай представился, - похвалил его полковник.
  - Смотри, что у меня есть, - Драч показал Коле черный чемоданчик, он бережно положил его на бортик бассейна и открыл кодовые замки. Они приятно лязгнули крепкими механизмами. Внутри кейса было что-то похожее на ноутбук, под монитором на которой были выведены оба земных полушария, а в однообразном ряду черных кнопок, пульсируя мигала красная.
  - Хочешь нажать? - с любопытством спросил Колю командир. Глаза его возбужденно блестели, он заметил легкий тремор рук Драча.
  - Нет, - ответил Хохлов, в ледяной воде бассейна ему было очень холодно.
  - Нет? - удивился Драч, и тут же сменил тон на категорически-приказной, - жми!
  Хохлов зажмурился и подчинился, вдавив вглубь панели пульсирующую красную кнопку. Экран замигал, а полковник сразу обмяк, сделался по-отчески добрым и приветливым.
  - Все звиздец, - объявил он, - все война началась. Ракеты пошли... Ладно давай выпьем.
  И они из бассейна укутавшись в белоснежные хрустящие крахмалом простыни переместились в зал, где уже был накрыт стол и работал телевизор. Драч принялся с помощью пульта нетерпеливо листать телеканалы.
  - Не где нет объявления о пуске! - досадовал полковник.
  - А у нас подлетное время до США пять минут, нет ничего, - он потряс чемоданчиком, - неужели суки так мне пуск и не починили! Опять все испортили.
  Хохлову стало искренне жалко этого небольшого и доброго толстого человека, который хотел запустить ракеты, тем самым трогательно старался развлечь гостя и так искренне расстраивающегося, что у него ничего не вышло.
  - Может в следующий раз, попробуем, - начал успокаивать командира, пьянеющий Коля.
  Драч обрадовано посмотрел на него,
  - Ты что тоже в историю попасть хочешь? - спросил заговорщически полковник и подмигнул Коле.
  Тот отрицательно помотал головой, - да какая тут история после ядерной войны, если на земле никто не останется в живых?
  - Ну это еще бабушка на двое сказала, - не согласился командир, разливая водку по рюмкам.
  
  Новые друзья соседи Коли оказались неординарными и очень интересными людьми. Леонид, к примеру был изгнанный из аспирантуры выпускник философского факультета МГУ, который не смог за три года написать диссертацию по постмодерну. Его отправил в армию разочарованный научный руководитель, со словами, что именно там в тот поймет, что такое постмодерн. Леня признался, что именно это пророчество и произошло с ним. Так словно бы он пережил какую-то инициацию духа или созревание, которые позволили ему выйти на новый, до селя не достижимый уровень философского дискурса. Бодрийяр непонятный прежде, открылся ему во всей своей глубине мысли. долгими зимними вечерами при мерцающем пламени свечей. Он с удовольствием поглощал его "Симулякры и симуляцию", на первой странице которого Хохлов прочел эпиграф: Симулякр - это вовсе не то, что скрывает собой истину, - это истина, скрывающая, что ее нет. Симулякр есть истина.
  - Понимаешь, - объяснял ему вчерашний философ, а теперь замполит ракетной батареи, - мы после распада Союза стали сваливаться в какой-то новый непонятный нам мир, в котором все прежнее, за что мы цепляемся как за основы, на самом деле утрачивает свой смысл и перестает быть тем, чем оно раньше было. Вот смотри армия, мы видим, как она с начала девяностых превращается лишь в имитацию армии, а следом утрачивает, то, что характеризовало ее как армию в прежнем классическом понимании, превращаясь во что-то другое новое. И знаешь, при этом скоро изменится и сам смысл слова армия. И когда он окончательно будет утрачен или извращен до неузнаваемости, то армия станет симулякром. И так произойдет со всем, что нас окружает, что мы видим и слышим и даже с нами.
  - Как так? - удивился Коля.
  - Человека бог создал по своему образу и подобию, так? - начал Леня.
  - Так, - ухватил нить его рассуждений Коля.
  - А потом люди стали считать, что бога нет, так?
  - Так.
  - А потом возник дискурс, что такое есть человек. Раньше было ясно, это симуляция бога. Его частица. Его воплощение. Его творение если хотите, его раб и сын. Потом, когда люди свергли бога с небесного трона, то есть окончательно освободились от него, как от пережитка своего темного прошлого, на место бога взошел сам человек. Это провозгласил еще Ницше: бог - умер, до здравствует человек. А сейчас западная цивилизация освобождает человека от всего, ранее ему присущего, человеческого, преодолевая его. Человек перестает существовать как идея. Гуманизм сменяется трансгуманизмом. Трансформируется само целостное понятие человека как такового, и мы вами лишь свидетели и участники этого страшного процесса. Современный Фауст, то есть человек нашего времени, покупает у дьявола всемогущество потребителя, меняет его на собственную душу, не понимая, что, отдав ее, он окончательно и бесповоротно перестает быть человеком. Так как в нем стираются те отличия между человеком и животным, так эта сделка лишает нас, всего присущего людям, оставляя лишь форму, оболочку без сути. Если суть человека была в освобождении себя от животного, дьявольского, переход от импульсивных побуждений к разумной осознанности, то сегодня жизнь человека состоит в беспрерывном потреблении, которым управляют транснациональные корпорации. Лишь осознанность, а не потребление позволяют человека проявить себя человеком. Когда-то мы назвали вполне конкретные вещи определенными словами, а теперь каждый раз обнаруживаем, что под этими названиями в нашем обществе открывается что-то иное, новое. Например чиновник - человек, который занимает административную должность в государственном аппарате, чья деятельность направлена на службу людям и государству. А в наше время чиновник, это тот, кто пилит бюджет, разворовывает государственные деньги и это не самое страшное.
  - А что самое страшное?
  - А то, что все про это воровство знают, от низа до верху и ничего не делают при этом. Это все как данность, хотя еще недавно за это чиновников ставили к стенке. Страшно, что люди стали считать это как бы плохо, но в тоже время и нормально, мол такова природа человека и что с этим поделать?
  Леонид зашептал, как будто бы в пустой комнате безлюдного дома их кто-то мог услышать, - Запад предложил становому хребту советского государства, чиновничьему аппарату сделку. Она проста, весь этот аппарат становится в одночасье колониальной администрацией, главная задача которой регулярно перечислять за океан строго установленный объём ресурсов. Запад гарантировал чиновникам технологическую поддержку, обеспечивающую подчинение масс и отдал на откуп все, что остается в стране после него. Эта сделка века, разрушившая Союз.
  
  Командир батальона охраны ракетных шахт, где служил Николай Черноусов, был подозрительно похож внешне на легендарного Чапая советского черно-белого кино. Те же усы, тот же нос, тоже скуластое суровое лицо с живыми карими глазами, но своя, не меньшая чем у знаменитого комдива, харизма. Утром на развод из всех офицеров батальона Хохлов пришел один.
  - Ребята, - возмущался перед строем солдат, комбат, - кто опять не донес до туалета и совершил бомбометание в люк шахты номер три. Технари жалуются, что вы опять обгадили ядерную боеголовку. Я понимаю ваше желание передать свой личный увесистый привет пиндосам, но все-таки это боевая ядерная ракета, а пусковая шахта не мусоропровод и не канализация. И поверьте мне, ваше засохшее дерьмо угодив на обшивке баллистической ракеты в верхние слои атмосферы, просто испарится. Но та жуткая вонь, которую оно создает в шахте повиснув на корпусе боеголовки создает невероятные сложности профилактических работ. Поэтому первая рота сегодня займется под контролем технарей чисткой шахт, для чего получите ОЗК и противогазы, а также щетки, ведра и ветошь.
   - Вы, - обратился он к Хохлову, - лейтенант, возглавите команду по чистке ракетных шахт, будете старшим.
  Чистка ракетных шахт завершилась для Коли полным фиаско, бойцы его просто на просто послали, отказавшись выполнять приказ.
  - Сам туда и лезь, ты такой же как мы, только с погонами, ты не кадровый и починяться тебе не будем, - дружно заявила первая рота.
  Прибывший к вечеру комбат был разочарован Колей, бойцы с торжеством победителей смотрели на лейтенанта. Хохлов признался честно во всем Черноусову.
  - Пошли, - вздохнул тот, - и они прошли с Колей в кабинет комбата, располагавшейся на втором этаже казармы.
  - Понимаешь Коля, - сказал, затягиваясь и выпуская ароматные клубы голубого сигаретного дыма, комбат, - командир обязан добиваться выполнения приказа любыми средствами, это его обязанность.
  - Понимаю, Виталий Иванович, - согласился лейтенант, - но я третий день в армии и у меня никаких средства нет. Я один, а их тридцать человек. Что я мог сделать?
  - И я тебя понимаю, - выпустил клубы синего папиросного дыма комбат, - но у тебя есть я.
  Он открыл ящик стола, там лежала бутылка пузатая похожая на бочонок трехлитровая бутылка водки с стеклянной ручкой и граненные стаканы.
  - То, что мы сделаем сейчас требует тщательно изменённого состояния сознания, - объясняя Коле способ, которым он собирался заставить очистить ракетную шахту, Черноусов, открыл бутылку и разлил водку по стеклянным стаканам.
  - Ты слышал, что берсерки ели мухоморы перед боем и становились не уязвимы для врага, а немцы во вторую мировую жрали тоннами психостимулятор первитин. Какой-то честный немецкий историк описал вермахт как безумную армию наркоманов-амфетаминщиков, мчавшуюся на танках с выпученными глазами через Арденны. Если бы французы были бы более расторопны, то они разбомбили бы всю эту орду, зажатую на тесных дорогах и горных перевалах. Но увы, история не имеет сослагательного наклонения.
  Комбат рассказал про американскую армию, где новобранцев первые полгода пичкают антидепрессантами, якобы для адаптации к военной службе. Их активно приучат к психотропным препаратам, создавая зависимости, расшатывая им и без того слабую нервную систему. Даже по официальным данным уровень суицидов в армии США неприлично высокий. А во время боевых действий американских солдат кормят психостимуляторами, причем в больших разрушительных дозах, подавляющих страх. Тем самым превращая американского солдата в неизлечимого психа, который после увольнения представляет если не угрозу, то существенную проблему для общества.
  - Но этот не наш путь, - заключил Черноусов, наливая себе и Коли водки, - мы пойдем старыми русскими тропами, пропахшими лебедой и полынью, пойдем туда не знаю куда и возьмем, то не знаю что.
   Они выпили по первой, как водится, не закусывая. Коля подумал, что он, наверное, рискует в армии спится и попросил свою печень потерпеть, еще хотя бы какое-то время:
  - Прости милая, прости старушка, пойми, так надо, - прошептал он, нежно гладя себя рукой, там, где, по его мнению, у него самого располагался этот жизненоважные орган, вынужденный страдать от его регулярных возлияний. Ему вспомнилась популярная песня известного нидерландского дуэта братьев Роба и Ферди Болландов "In the Army Now". В пьянеющем мозге сами по себе всплыли слова какого-то куплета, звучащие по-русски недвусмысленно : "наступает ночь, и ты просто не можешь понять, иллюзия это или реальность? Ты теперь в армии".
  - Теперь я в армии, - счастливый от этой фразы, отражающей его новое бытие, Хохлов мысленно согласился сам с собой и братьями Боладами. Простые незамысловатые слова их песни, удивительно хорошо дополняли его вчерашнее я есть. Кроме чистого бытия, теперь появлялось новое, вполне себе, иное бытие Николая, отражавшее суровую правду его жизни. Оно было в стиле милитари. И вообще такую песню мог написать лишь тот, кто служил. Особенно его впечатлило место из песни, так тонко уловившее психологическую атмосферу военкомата: "так вспомни, что поведал военком, "Баклуши бьёшь и ловишь кайф притом".
  Черноусов, не теряя времени уже разлил по второй, коротко прервавшись на присказку: "между первый и второй промежуток небольшой", и продолжил:
  - Все же мы азиаты, скифы, может быть даже скифы-пахари, арии от слова орать. Мы стремимся к другому. Ажитация, возбуждение, это не наш путь, мы должны достигнуть состоянию пустоты. Мы должны стать незамутненной водной гладью, в которой отражается небо и дрожит луна. Об этом писал великий Мусаси Миямото, также известный как Бэнносукэ Миямото. Слышал о таком?
  - Нет, - ответил Коля. Он слышал лишь про какого-то Харуки Муроками и то не помнил в связи с чем. Возможно, это был какой-то детский писатель.
  - Ах молодёжь, - разочарованно произнес Виталий Иванович. И налил себе еще водки, и тут же без паузы, жадно проглотил за один раз все налитое. Комбат "видимо решил пришпорить коня", Коля не стал мчатся ему в вдогонку.
  - Что ты чувствуешь теперь? - спросил Черноусов у Хохлова.
  - Нормально все, - насторожился тот, пытаясь понять, что с ним опять не так.
  - Тепло чувствуешь?
  Коля зажмурился:
   - Да.
  Он ощущал тепло в теле и легкость в голове.
  - А мысли в голове. Как? - не отставал Черноусов.
  - Да вроде есть, но я их как-то плохо улавливаю, они все время убегают от меня в сторону. Поймать их трудновато. Как будто бабочек сачком ловлю, как в детстве, на лугу у реки.
  - Запомни, это состояние. Это называется Мусин. Трактуется как отсутствие "словесных цепочек" в мыслях, "незамутненность сознания", "отрешенность" в философии Дзэн.
  Виталий Иванович разлил остатки водки и убрал пустую бутылку под стол:
  -Вздрогнем, - скомандовал он. И не морщась, в один глоток осушил свой стакан.
  - Как сейчас? - поинтересовался Черноусов
  - Никак, - равнодушно ответил Хохлов.
  - Как никак?
  - Да никак и все. Просто никак.
  - А что внутри?
  Коля заглянул внутрь себя. Там было пусто и тихо. Если сначала у него было впечатление, что него внутри включили яркий свет, рассеявший полумрак, в котором прятались мысли и желания. То теперь все сильно изменилось. Внутри было пусто, как в зимнем засыпанном снегом городском парке вечером.
  - Ничего.
  - Совсем ничего?
  - Совсем.
  - А ты сам есть?
  Хохлов задумался, вопрос был очень серьезный. Есть ли он сам, существует ли он? Еще час назад он бы твердо ответил на этот вопрос: конечно есть. Но пустота внутри ставила все окружающее, да и самого Колю под серьезное сомнение.
  - Это неоднозначно, - ответил Хохлов, - нельзя ничего определенного сказать, например того, что я есть или меня нет. На самом деле, меня нет, а есть только одна всеобьемлющая пустота, но когда я смотрю на нее, то понимаю, что я есть. И я возникаю как я в тот самый момент, когда вижу эту пустоту.
  - Пойми, - приобнял его Черноусов, - ты возникаешь в тот момент, не когда ты смотришь на пустоту, нет. Наоборот, когда эта пустота смотрит на тебя, понимаешь?
  - Водка кончилась, - с сожалением произнес Хохлов.
  - Ничего, - улыбнулся Черноусов, - мы уже пьяные, а теперь можем и покурить.
  Они затянулись. Голубоватый дым сигарет повис в кабинете комбата.
  - Психология американского и европейского солдата такова, что у него нет ни одной серьёзной причины или идеи, объясняющей ему почему он должен умереть за свою Родину. Когда умирает кто-то другой за Родину, а он остается жить, это придает ему внутреннее ощущение личного превосходства, над погибшими. Европеец ясно понимает тот факт, что оказался умнее погибших, а значит лучше их, так как он смог их обмануть, в связи с этим погибнуть служа, это значит для него проиграть в конкурентной борьбе. Попасть в число случайных потерь - жертв авто- и авиакатастроф, землетрясений, наводнений, несчастных случаев, поражение. Играет роль и отказ от того, что мы называем верой. Американец или европеец не верит в ад, рай или в бога, даже если он числится верующим или ходит в церковь, он любит вещи, а не идеи, он оголтелый материалист. И не важно бытие определяет сознание или наоборот, он материалист, у него нет того, что примиряет верующего, например исламского террориста со смертью. После смерти традиционно у американского солдата нет будущего, и он не в силах этого принять, так как он теряет то единственное, что имеет безраздельно - самого себя. А без самого себя ему насрать на Родину, семью и весь мир. Поэтому ему очень нужны психотропные препараты.
  
  - Мы же с тобой Николас, - комбат воткнул тлеющий окурок в пепельницу, где он остался лежать маленьким скрюченным обгорелым трупиком, среди десятка таких же как он, смятых скрученных уткнувшихся в гору пепла окурков - прибегли к старому способу достижения измененного состояния сознания. Он несколько ущербен, так как для достижения состояния глубочайшего похеризма применяется такой токсичный и что более печально, дорогостоящий продукт, как алкоголь. Но при этом имеется важный плюс, алкоголь в отличие от клея входит в нашу структуру нашего генетического кода.
  - Знаете, почему русский народ начал пить? - продолжил экзаменовать Колю, Виталий Иванович. Хохлов вместо ответа, допил остатки водки из своего стакана.
  - Нет, - отрицательно покачал головой Коля, огненный комок обжигая глотку, спустился в низ в область желудка, вызывая легкую тошноту.
  - Так вот, к началу двадцатого века Россия пришла в виде архаической аграрной страны, вся философия народа которой была построена на вере в бога. Эта вера стирала все противоречие, которое могло только быть в обществе, примиряла бедных и богатых, высшие и низшие классы. Но когда остро встал вопрос выживания этой отсталой аграрной империи перед лицом хищного Западного капитала, то к власти в России через революции пришли большевики. Они были единственной силой, которая могла провести индустриализацию.
  - А причем тут водка? - спросил Хохлов отмечая, что сегодняшняя порция алкоголя, лучше и с меньшими побочными эффектами легла на вчерашнюю, и Николай ощутил приятное чувство освобождения от самого себя. Перед его опьяненным сознанием открывалась свобода.
  - Индустриализация - это лишь внешняя сторона процесса. Так сказать, техническая сторона тех изменений, которые произошли в нашей стране, а главные перемены произошли в головах людей. Это основное, что случилось на бескрайних русских просторах. Люди с приходом к власти Ленина, поменяли свое архаическое мышление, на тот рациональный способ восприятия мира, начало которому положили Джордано Бруно и Декарт. Это то, что называется сознанием модерна, жители СССР отказались от бога, отодвинули его на самую периферию мира, свели его роль к ничтожной или даже убили его, приняв логику материального причинного-следственного устройства бытия. Они стали руководствоваться концепцией Френсиса Бэкона о том, что природа это, то, что надо подчинить, следствием чего явились все эти ГЭС, каналы, космос, поворот северных рек на юг и так далее. Помните песню: "...человек проходит как хозяин, необъятной Родины своей...". Эта та самая идея. Но с уходом бога из мироустройства, человек оказался совсем один перед непостижимой бездной бездушного материального мира, одинокой точкой разума в бесконечной вселенной. Все это созрело в советском народе примерно к 60-70 годам...
  Комбат прищурился, - ...когда оптимизм по-поводу всемогущества человека, его абсолютной власти над природой прошел, то он сменился разочарованием и депрессией. Человек понял, что он не занял желаемого места бога, того на которое сам себя уготовил, несмотря на весь этот его научно- технический прогресс. Он вдруг осознал, что находится в том мире, в котором он всего лишь случайность, реализованная вероятность в череде бесконечного числа альтернатив и его роль, на фоне природы, не может претендовать даже на ничтожность, так как близка к абсолютному нулю. И алкоголь стал способом достижения измененного состояния сознания, которое позволяло советскому гражданину, выйти за пределы того рационального обусловленного мира, который он построил внутри себя и заглянуть в эту самую бездну, чтобы узнать есть ли там бог на самом деле или все-таки его нет.
  - Странно, - ответил Хохлов, - что-то вроде этого мне говорил отец, когда по пятницам они выпивали на работе. Мать ругалась, а я почему-то думал, что это для него очень важно. А что обязательно пить, чтобы узнать если на самом деле бог или нет?
  Черноусов рассмеялся:
  - Это - ловушка сознания. Человеческий мозг так устроен, что восприятие органов чувств и интерпретирующий его в рамках собственной веры и убеждений разум, формирует ту реальность, в которой человек живет. Эту постоянную не прекращающуюся работу по созданию непротиворечивой картины реальности делает наше сознание. Все, что противоречит, не укладывается в эту картину, то игнорируется, искажается или интерпретируется таким образом, чтобы соответствовать этой реальности, так как иначе быть не может. Таким образом...
  Комбат отчертил концом палки в воздухе круг, - за границы реальности человека не пускает его же сознание, его вера, что может быть, а чего не может быть никак. Способ мышления, то есть сознание, создает ту реальность, в которой мы живем. А раз в этом рациональной реальности нет места богу, то он за ее пределами...
  Конец палки указал куда-то в сторону от круга, - ...выйти куда мы сможем лишь изменив собственное сознание, к примеру с помощью алкоголя.
  - А мы, что сейчас будем искать бога? - удивился Коля.
  - Ну это как-нибудь потом, а сейчас наша задача немного попроще, мы не можем в этой данности, решить остро назревший в батальоне вопрос выполнения приказа, поэтому будем искать решения этой проблемы вне рамок нашего обыденного сознания...
  
  Черноусов был уже изрядно пьян, он извлек откуда-то длинную палку с ручкой, конец которой был с любовью, в мельчайших деталях, выточен под головку полового члена.
  - Дневальный! - голодным ночным волком взвыл комбат, - первая рота строится!
  - Так быстро грузите это в КАМАЗ, едем на объект! - Черноусов извлек из шкафа кучу оружия - пулемет, две мухи, три РПГ, гору взрывпакетов и свето-шумовых гранат.
  Наряд быстро перетаскал все это в кузов, стоявшего около казармы автомобиля.
  Первая рота стояла на выдраенной до блеска нарядом, взлетке, вытянувшись по струнке и почти не дыша, поедая в лучших армейских традициях, комбата глазами.
  - Товарищи бойцы, - объявил им комбат, - сегодня случилось то, что в моем батальоне не случалось уже три года. Не был выполнен мой приказ. Хуже этого лишь нарушение присяги.
  Последние произнесенные слова, казалось, были не сколько слышны, хотя прозвучали вполне отчетливо, сколько ощущались всеми присутствующими физически. Воцарилась тишина, стало слышно, как вкапает вода из кранов в казарменном умывальнике.
  - Мы в армию шли не шахты от гавна чистить, - робко выкрикнул кто-то из строя. Черноусов замер и улыбнулся, широкой недоброй улыбкой, как улыбается охотник, когда жертва идет в силки.
  - Вот! - выкрикнул громко он, - вот! И я так считаю. Что вы не дерьмо убирать сюда пришли, вы хотите учится воевать. Так?
  - Так точно товарищ полковник, - обрадовано откликнулись несколько бодрых голосов.
  - Тогда сейчас и поедем, будем учится воевать, всем одеться, через пять минут вся рота в машине, дежурный по роте проконтролировать погрузку!
  - Есть, - звонко ответил дежурный по роте.
  Сумерки уже опустились на землю. Небо заволокло черными облаками. Пусковая площадка едва освящалась светом тусклых фонарей. По приказу комбата оружие перенесли на холм за шахтами, а роту построили перед ними в углублении напротив подножия холма. От холма до бойцов было каких-то триста метров, на это пространство приходились два люка пусковых шахт, уходивших глубоко под землю.
  - Итак вы все хотите быть воинами. Так? Так. Но вы знаете, что такое быть воином. Быть воином это значит быть героем. А кто такой герой? Герой - это человек, который кладет свою жизнь на алтарь общественного коллективного, жертвует ей своей Родине. Герой выражает свою индивидуальность в подвиге ради коллектива. Герой ставит общественный, государственный интерес превыше личного и готов жертвовать собой ради общественного блага.
  Рота молчала. Черноусов продолжал, расхаживая перед строем туда и обратно, вертя палкой, таким образом, что выточенная головка деревянного члена на конце палки, мелькала перед бледными лицами терявшихся в догадках бойцов.
  - Противоположностью героя является обыватель, личность, зацикленная на самом себе, которому плевать на всех, его личное превалирует над интересами общества или государства. Он ставит это личное превыше всего. Я понимаю, вы думаете, что зачем этот старый дурак все это говорит, объясню. Проблема в том, что на войне, скажем в атаке обыватель ставит перед собой цель спастись, выжить и ему плевать до победы или поражения, поэтому он не станет выполнять боевую задачу и тем самым ослабит подразделение. Каждый обыватель в бою - это сразу же минус один, а так как трусость заразна, это даже минус два или три. Традиционное общество в том числе советское было направлено на выращивание героев, сегодня мир поменялся и вся наша культура, и образование направлена на создание самого худшего варианта обывателя, которым является потребитель. Потребителя можно представить в виде такой вот трубы, в которую все заходит, а через другой конец выходит дерьмо. Появление потребителя является важнейшей характеристикой конца света, так как в конечном итоге потребитель все что есть, все что окружает превратит в дерьмо.
  - Если герой - это человек созданный по образу и подобию бога, а обыватель - это человек сам возомнивший себя богом, то потребитель, тот кто считает акт потребления главной функцией существования человека. В погоне за потреблением такой человек готов ради новых вещей продать даже душу дьяволу, что он и делает, поэтому потреблядство, по сути, это сатанизм в чистом виде.
  Виталий Иванович остановился, понимая, что его понесло куда-то никуда, и он сказал, что-то трудно перевариваемое для восемнадцатилетних мозгов, к тому же не отягощенных интеллектом.
  - Но мы сегодня дадим бой потреблядству, этому извечному сатанизму.
  
  Комбат взмахнул деревянным членом как казацкой саблей, со свистом рассекая морозный воздух, как бы отделяя все сказанное ранее от настоящего и переходя от слов к делу, - ваша задача добежать до вон того холма и тогда вы выиграли. Пойдете в атаку, когда увидите зеленную ракету. Все ясно...
   Нестройный хор голосов подтвердил: так точно.
  Далее Черноусов объявил команду вольно, развернулся, неспеша пересек площадку по неглубокому снегу, и взобрался на холм к Хохлову, там зарядил пулемет лентой с трассёрами и приготовил прочее оружие. А затем выкурив сигарету, неспеша выпустил зеленную ракету в черное небо. Она взлетела и зажглась в зените осветив все вокруг и еще несколько секунд повисев в высоте, потухла.
  - А теперь, - заорал комбат Коле, - пали из пулемета по тому холму поверх голов, а сам стрельнув куда-то из гранатомёта с воплями: все, конец вам подонки, начал кидать вниз свето-шумовые гранаты и взрывпакеты. Вылетавшие из дула пулемета трассёры, маленькими разноцветными красными и зеленными огоньками улетали вдаль в заснеженное спящее поле, где пули подпрыгивали отраженные от земли, уносились все дальше и дальше и гасли. В низине под холмом, у ракетных шахт стоял жуткий грохот, все заволокло едким вонючим дымом. Раскаленный пулемет замолчал, пережевав ленту, и Черноусов поменял Коле ее на новую, после чего тот продолжил увлеченно палить поверх низины.
  - Все хорош, - объявил спустя пару минут, комбат, они подождали еще несколько минут и когда облако дыма в низине рассеялось, то с удивлением Коля не обнаружил там не одного человека, лишь серо-желтый утоптанный снег. Они не спеша спустились к шахтам, из приоткрытого люка шахты номер три испуганно выглядывала голова в солдатской шапке.
  - А ну вылазь, - прикрикнул комбат и Хохлов с удивлением обнаружил, что вся рота смогла уместится в пусковой шахте, набившись туда как кильки в консервную банку.
  - Зато шахта чистая теперь, - улыбнулся комбат и весело подмигнул Николаю.
  
  
  Спустя неделю произошло второе, выходящее за рамки разумного событие, стало известно, что бывший начальник гарнизона генерал Хакинаки - редкостный прохиндей, умудрился через округ списать еще одну боеголовку. Причем он исхитрился провести ее то ли по вещевой, то ли по продовольственной службе и оформить по инспекторскому свидетельству, а потом продать ее целиком куда-то на ближний Восток. Тут нагрелись все, в том числе и кое-кто в Москве, а Хакинаки уволился и уехал жить в США, периодически блистая на страницах журнала "Форбс" в качестве успешного Российского бизнесмена с привычным для подобных людей темным прошлым. В опубликованной в этом же журнале на английском языке автобиографии этого прохиндея как не странно не где не упоминалось о его тридцатилетней образцовой службе в армии. По данным журнала в те славные годы, которые приходились на военную службу герой числился крупным российским бизнесменом. История Хакинаки, которого вчера еще видели гуляющим по городку с маленькой собакой одетого в потертый бушлат с синей военной шапкой и кокардой во лбу, а сегодня уже пьющего дорогущие коктейли в Майами вместе с самим Бредом Питом, будоражила умы.
   Сослуживцы Хохлова по батальону прапорщики Перебейнос и Клячко чуть не сдали на металлолом в пункт приема еще одну ядерную ракету, предварительно продав на ближней к городку федеральной трассе слитое с нее секретное ракетное топливо, под видом обычной солярки, в результате чего, груженая под завязку унитазами, многотонная фура после первого же выжимания водителем педали газа, ревя как бизон в сезон спаривания и изрыгая из газовой трубы многометровый факел яркого пламени, пролетела как ракета по воздуху с полкилометра, и упав в районе деревни Косулино, стала причиной для многочисленных статей и телепередач про широкого известную теперь, Косулинскую аномалию.
  - Дибилы, - кричал на них Драч, - где мне прикажите теперь раздобыть топливо?
  Вместо ракетного топлива в баки ракеты залили 98 бензин, с кучей присадок перемешав его с медицинским спиртом один к двум.
  - А она полетит? - спросил у начальника ГСМ полка взволнованный командир.
  - Ну да Америки точно долетит, - почесал голову майор Мурашка.
  
  
  
   При Косулинскую аномалию было тут же снято два документальных и один художественный фильм. Двух деятелей с большой дороги, отловило ФСБ и суд им дал неприличные сроки, повесив на них еще списанную Хакинаки боеголовку, правда, определили им всего то по два года условно. С ними вместе судили начфина дивизии укравшего 197 миллионов рублей кем-то выделенных в гарнизон на строительство, которое было абсолютно неясно зачем нужно и которого никто не ожидал и даже не просил. Эти деньги упали каким-то странным образом на банковские счета гвардейского соединения и вильнув хвостом как мавританская лодка исчезли в офшорах. Все это как утверждали знающие люди случилось нарочно, именно для того, чтобы эти деньги украли. и правда этот самый начфин - вор отделался всего-то лишь штрафом в 3 тысячи рублей и недержанием мочи, потому что был немного трусоват и очень боялся тюрьмы. Оскорбленный тем что за какие-то жалкие 197 миллионов, существенная часть из которых ушла в лапы его начальству организовавшему эту аферу, стали причиной уголовного преследования этого уважаемого человека, он так обиделся, что даже от злости уволился, через некоторое время так же попав на страницы журнала "Форбс, как крупный удачливый Российский бизнесмен с привычно темным прошлым.
  Некоторые предприимчивые и отчаявшиеся от тотального безденежья и беспросветной горячинской тоски офицеры, шли на нестандартные шаги по решению назревших перед ними проблем. Они пытались осуществить продажу государственных тайн, для чего старались всеми силами сбыть попавшие им в руки документы с грифом ДСП, а так как форма их допуска была третьей и реальных тайн не содержала, то помимо денег они могли просто быть уволены со службы, о чем и мечтали. Но серые потрепанные бумажные методички советских приказов с грифом ДСП интересовали лишь коллекционеров, не в шутку, увлеченных советской армией. Когда Николай впервые пришел в полковую секретку то был неприветливо встречен Ниной Егоровной, проходившей в миру в качестве бабы Нины. Та объявила Хохлову сразу, что никаких документов кроме как в ее присутствии он не увидит, так как она в силу опыта и возраста может определить на его лице печать умственной отсталости.
  Тогда же после семнадцатой попытки проникнуть в Американское посольство, был задержан начальник секретной части ракетной дивизии, прапорщик Ломинадзе. После удачной аферы Хакинаки, тот перестал есть и спать, от терзавшей его лютой зависти. Ломинадзе похудел и осунулся, зараженный ядовитой бациллой капитализма он пошел на беспрецедентные шаги на пути к богатству и славе. Бедный Ломинадзе сто двадцать пять раз пытался завербоваться в ЦРУ, предлагая за недорого, передать самые секретные секреты американцам. Но улыбчивые и доброжелательные янки ему почему-то упорно отказывали. Секретные секреты были им то ли не нужны, то ли давно уже проданы им кому-то другим, более проворным и изобретательным. А может быть америкосы считали его предложение провокацией российских спецслужб. Купить секреты Горячинской дивизии за пять тысяч рублей согласились лишь чернокожие и белозубые представители посольства Зимбабве, которых прапорюга случайно повстречал в холодной тошниловке на Арбате. Именно туда пьяные африканцы объявились с экскурсией. Африканские дипломаты традиционно когда-то учились в московском институте Дружбы Народов, и тогда научились глушить ставшую им ментально близкой русскую водку простите за каламбур, по-черному. Это чему ни учат даже на закрытых спецкурсах для иностранных студентов. Но это один из ключевых факторов, сблизивших Россию и Африканский континент.
   В далеком счастливом советском студенчестве будущие африканские Талейраны, часто посещали тошниловку в тот роковой день, приютившую незадачливого предателя. Это злачное место ими посещалось тогда и сейчас с целью покупки дешевых и весьма по их меркам питательных пирожков с капустой, которые они запивали пивом, которое они в свою очередь естественно запивали водкой. Негры как-то слишком просто купили секретные бумаги у не в меру, навязчивого прапора, и как после они утверждали, из жалости к обезумевшему от отчаяния Ламинадзе, молившему купить у него хоть что-то из страшных тайн российского милитаризма. После покупки секретов дипломаты завернули в купленные по дешевке бумаги (графики перевода части на полную боевую готовность) в так полюбившиеся ими пирожки с капустой и исчезли на белоснежном лимузине в неизвестном направлении. Говорят, ФСО потом обнаружило помятые и промасленные бумаги с важной государственной тайной в мусорной урне возле дальней богом забытой станции московского метро. В этой же грязной урне скомканные бумаги валялись рядом с небрежно брошенной туда же секретной картой Северной Америки, где красными кружочками были отмечены места наведения ядерных ракет горячинской дивизии. Все это секретик проделал под страшным давлением своей стервы - жены, которая путалась с молодым соседом, долговязым лейтенантом Сосискиным и буквально толкала прапорщика на преступление против взрастившей его Родины. Она хотела денег и любви. Только после поступившей в ФСБ жалобы на Ломинадзе от уставших американцев, безумный секретчик был наконец-то арестован. Увольнять, однако его не стали, 'мол гад, хочет легко отделаться' и его перевели служить на Новую Землю, куда он отправился без жены... Она, хлопнув дверью благоустроенной служебной квартиры, ушла жить к Сосискину.
  
  Вечером тринадцатого февраля Леня и Дима были особенно грустными и не разговорчивыми. Выпить никто не желал, разговаривать тоже. Горячинский климат портил характер людей. Леня увлеченно запоем, читал Канта, Дима водил пальцем по строкам Евангелия, что-то бубня себе под нос. Хохлов решил к ним не приставать и подбросив дров в печку - буржуйку, прилег. В дверь постучали, на вопрос: кто там, голос из-за двери ответил: Тайсон.
  Тайсон был лидер местной преступной группировки "боксерчики", со сложной судьбой неординарного российского гопника. Воровской сходкой Забайкальского края ему был дан на кормление военный городок, где он, как овец, стриг контрактников и пиджаков, под предлогом сбора им же придуманного "земельного налога в общак". Именно тринадцатого числа ежемесячно Тайсон и его быдловатые сподручные, обходили свои владения, собирая дань с подшефных хозяйств, это напоминало средневековое полюдье. Дань с хаты, учитывая финансовый кризис постигший Горячинск, была одна банка тушенки. Полученный провиант мафиози реализовывал через рынок.
  Тайсон был известен тем, что умел выстраивать правильный диалог в ходе разного рода бандитских разборок и стрел, мог приводить весомые доводы, обосновывать, строить длинные логические цепи и сложные умозаключения, чем ставил в тупик видавших виды кидал, специалистов по разводу населения на деньги и бывалых воров в законе. Такое мастерство в ходе тёрок, он приобрел, специально изучая не только классическую логику, но и диалектику Гегеля. Знание "Науки логики" позволяло Тайсону успешно разводить людей по понятиям. Он легко и непринуждённо, порой даже с легкой иронией собственного интеллектуального превосходства, отвечал на такой сложный вопрос: "кто ты есть такой", так как за ним стояла вся многовековая философская традиция, изложенная простым народным языком. Легко оперируя категориями бытия и сущности, формы и явления, количества и качества, он разруливал сложные и запутанные ситуации бандитского мира, вставляя в собственную речь лишь для идентификации "свой-чужой" матерные ругательства. А после того, как он на стрелке, без единого выстрела смог отжать у кавказцев пару крутых московских ресторанов, и гламурное кафе на Арбате, вместе с куском Черкизона, ему пришлось скрываться в Горячинске, от мести пришедших в себя головорезов. Те по слухам из столицы, его заказали, наняв на всякий случай глухонемого киллера.
  Особенно Тайсон любил Гегелевское учение о сущности и при случае вставлял его куски в свои рабочие диалоги.
  Когда Тайсон говорил, кому-то, что тот слишком много возникает, то сразу уточнял, что именно переход из ничто в бытие и называется возникновением. При этом пояснял: новое бытие и есть сущее. Это вызывалл у неподготовленного оппонента как правило ступор. Когнитивный диссонанс случался из-за того, что бандита называли сущим, и это как бы и не оскорбление по всем понятиям, а в тоже время оставалось не ясно, что значит это слово, напоминающее другое слово: сучий, а потрох или сын, надо было додумывать самому.
  Особенно Тайсон любил упоминать меру. Он так и говорил:
  - По мере изменения количественных показателей наступает момент, когда происходит изменение меры, это приводит к коренной трансформации человеческой сущности и человек неумолимо превращается из правильного пацана в барыгу.
  
  В тот вечер Тайсон пришел один, сквозь целлофан желтого пакета проглядывали, по-видимому, ранее отжатые им с других квартир, банки тушенки.
  - Не ждали? - вошел он внутрь и увидев Колю, обрадовался: - новые лица в наших землях? Давно?
  - Почти неделя.
  - За что тебя?
  - Призвали.
  - Наши правила знаешь? - Тайсон шаркая ногами без приглашения прошел в комнату и нагло сел на табурет, по - хозяйски развалившись.
  - Нет, - удивился Коля.
  - За прописку с тебя банка тушенки дополнительно.
  - Нет у меня, - пожал плечами лейтенант, - где я вам возьму?
  - Рожай, мама тебя родила, и ты рожай.
  Возникла пауза и Тайсон продолжил разговор, плавно переходя с прямого вымогательства на философские вопросы, при этом используя элементы сократического диалога:
  - Вот ты скажешь мне, обоснуй, почему я должен тебе дать банку тушенки. Так?
  Хохлов кивнул, и вымогатель широко улыбнулся, приветствуя то, что лейтенант пошел в расставленную ловушку.
  - И что ты думаешь я буду впаривать тебе, что мол это моя земля и за проживание на ней ты должен платить мне и все такое, бла-бла? А ты в ответ мне, скажешь, что служишь Родине и здесь не по своей воле. Исполняешь долг и все такое? Так?
  - Так, - удивился Хохлов. Он и правда собирался так отвечать гостю.
  - Или даже скажешь, что земля эта не моя. Я обижусь и накину тебе еще банку за подобное оскорбление. Но все это, в сущности, не имеет никакого значения, потому что всю это хрень я нести тебе не буду. Потому, что все что я скажу тебе в этом направлении это будет ложь, а все, что скажешь мне ты в свое оправдание - куча жалкого дерьма. Ясно. А куча дерьма это все будет потому, что ты вообще не должен мне ничего отвечать, если ты себя уважаешь, тебе надо было просто, сразу послать меня на хер. А так как ты этого не сделал, а принялся по-дурацки оправдываться, блея мне очевидные для всех вещи, то уже принял все, что я сказал, и согласился с ролью терпилы. С ролью овцы, которую стригут. Если вы всю жизнь стоите раком не обижайтесь, что вас будут иметь.
  Тайсон продолжил:
  - На самом деле все проще и я не буду играть с вами в игры. Все обоснование будет гораздо проще. Вы понимаете, что вся история человечества - это история того, как одни отбирают продукт труда у других. Одни вкалывают, потеют, рвут жилы, а приходят другие и раз, и все. Пришли отняли. И повод один - сила. Но простой отъём он слишком социально не приемлем для людей. Он вызывает в тружениках возмущение, неприятие и протест, возмущаются даже те, кто были бы готовы от греха подальше отдать часть своего труда, лишь бы от них наконец-то отстали. Конечно первое правило отъёма - нельзя брать все, брать все это ставить человека к стенке, брать все это, как убивать своего кормильца, вместо того, что бы заботится о нем. А вот если бы такой отъём стал частью каких-то правил устанавливающих порядок отношений между людьми, обозначенных иначе и узаконивающих его, переводящих причину отъёма из области силы, в поле иных смыслов, то тогда бы отъём продуктов труда у одних другими приобрел вполне приемлемое качество. Он был стал абсолютно нормален социально и не вызывал протеста. Смотрите кого кормит простой труженик? Церковь берет за то, что принимает на себя посредничество в связи с богом, государство защищает человека и так далее. Вся история человечества с глубокой древности до наших дней - это история того, как совершенствуется как модифицируется этот отъём, какие непрямые хитрые формы он принимает, какая ложь его обосновывает. Как конкурируют между собой, перераспределяя доли того, что отбирается у трудяги производителя, капитал, власть, церковь, банки в процессе истории человечества. Как тем, кто вчера еще отбирал силой, сегодня отдают сами. Как весь этот обман навязывается народу разделившими мир между собой паразитирующими на них элитами, которые состоя уже тысячи лет в глобальном заговоре, ломают комедию войн и конфликтов перед человечеством.
  Тайсон без проса закурил. Облако ароматного дыма повисло в комнате.
  - Ну смотрите, - Коля попытался возразить, - в древности была рабство, а сейчас наемный труд.
  - И что, - рассмеялся Тайсон, - наемные работники те же рабы, только в еще более худшем положении. О рабах обязан заботится хозяин, а наемный работник тот же раб только без хозяина. Вся социология проистекает из противоречий в отношениях людей между собой. Гоббс в "Левиафане" представляет государство как скопление человеческих атомов - эгоистичных индивидуумов с противоречивыми интересами, которые между собой примеряет государство путем заключенного социального договора. Но весь секрет в том, что этот договор всегда пишется и переписывается в интересах определенной группы людей - бенефециаров, которые имеют с этого договора. Парадигма, когда один трудится, а второй приходит и забирает у него часть труда просто так, как я у вас, не годится в рамках государства. Сегодня это не приемлемая история. Повторюсь государство так устроено, что вы все отдадите сами, по закону. Вы военные - дармоеды в большинстве своем, бездельники и тунеядцы, худшая часть этой системы. Мы, я говорю от имени воровского сообщества мы не такие, мы вне ее, и, если хотите мы современные Робин Гуды, мы экспроприируем экспроприированное.
  Леня разозлился и принялся, подражая Тайсону
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"