Аннотация: Комменты открыты выше. Сапоги, ботинки, тапки и прочая мудрая критика категорически приветствуются!
Глава 3
В большом кабинете директора, где строгого зеленого цвета стены украшали многочисленные живописные портреты выдающихся выпускников школы во главе с основателем, сьером Вольфманом, за столом, который являлся базисом буквы "Т", то есть не начальственным, восседали четверо серьезных мужчин; как равные. Директор, председатель попечительского совета, главный воспитатель и незнакомый Крису блондин, подозрительно похожий на пожилого Стива. Ученику сесть, разумеется, не предложили и оставили стоять чуть ли не в дверях. Впрочем, иного он не ожидал - не чествовать его собирались, не для вручения ордена пригласили, а наоборот: выговором бы отделаться, - и чувствовал странное безразличие, будто всё происходит во сне, не наяву, и как бы вовсе не с ним.
- Сьер Баркер, - главный воспитатель, сьер Кейсли, заговорил скрипуче, словно гвоздем по стеклу резал. - Где и когда вы получили увечья, так ярко цветущие на вашем лице?
- Вчера после школы. На улице. - Глухо ответил ученик. Он стоял, легонько пошатываясь, и смотрел в пол, на свои добротные черные ботинки, немного запыленные, и жутко дорогую ковровую дорожку ручной работы, замарать которую было бы кощунством. Преступлением большим, чем избиение любого местного школьника: хоть щенка, хоть волкодава.
- Кто вам их нанёс и по какому поводу? - проскрипел воспитатель.
- Не помню кто именно, помню, что их было несколько, - Крис ужасно не любил и не умел врать, поэтому постарался изъясниться как можно более обтекаемо. - Они мне не представились. Возник спор о... моих личностных качествах. Точнее не могу рассказать - сознание потерял.
- Драка произошла под стенами школьной конюшни, вас били ученики выпускного класса - воспитанники нашего интерната, четверо юношей. Причина - отказ заплатить десять полуфлоринов. - Холодно констатировал сьер Кейсли своим противным, режущим слух голосом. - Как видите, нам всё известно, сьер Баркер... ну, мы ждем подтверждения...
Крис промолчал. Разве только сильнее нахмурился и еще внимательнее всмотрелся себе под ноги.
- Заметьте, мы не спрашиваем имена, как они любят себя величать: "волкодавов", так что вы никого не предаёте, Кристофер, - продолжил скрежетать главный воспитатель, не меняя сухость тона. - Нам важно подтверждение: есть ли систематические поборы с вольных слушателей со стороны воспитанников интерната или нет. Нам, так же как и вам, важно прекратить это безобразие...
- В случае подтверждения поступившей нам информации, вы, как лицо потерпевшее, от всяческого наказания освобождаетесь, а иначе именно вы становитесь зачинщиком грязной драки. Со всеми вытекающими... - закончил директор многозначительно грозно.
Крис упрямо, с вызовом поднял голову:
- Мне нечего добавить, сьер директор. Встретил хулиганов, подрался и всё. Можно идти? - сказал, не задумавшись ни на мгновенье, и тон его был таким уверенным, что и последнему дебилу - тугодуму, которому приходится всё объяснять на пальцах, разжёвывать мысль до состояния кашицы, стало бы ясно - большего Крис не расскажет.
- А что я вам говорил? - проскрипел воспитатель, обращаясь к директору. - Он рос среди лимбургских низов. Удивляюсь только, как обошлось без приводов в полицию.
- Но еще вы говорили, что у Кристофера Баркера среди уличной шпаны было прозвище Праведник. За то, что он никогда не лжёт, - парировал директор.
- А он и не солгал! - нашёлся главный воспитатель.
Крис ошалело слушал перепалку двух солидных начальников, вершителей ученических судеб, вольфмановских небожителей; понимал, что спорят о его скромной персоне, в его присутствии, будто бы самого Криса не замечая, и чувствовал, что всё сильнее и глубже ощущает нереальность происходящего.
- Стивен Гринделл лично требовал с тебя деньги, Крис! - скрип вопроса прозвучал так неожиданно, резко и требовательно, что у отупевшего ученика невольно вырвалось:
- Нет... - услышав свой голос как бы со стороны, словно чужое эхо, обругал себя и опомнился. - Хулиганы мне не представились и вопрос денег в нашем споре прозвучал лишь мимоходом... я могу идти, сьер директор?
- Да, сьер Баркер, можете, - разрешил директор, довольно откидываясь на высокую спинку витого стула. - Но наказание последует, ожидайте. Никто не вправе затевать драки на территории школы: ни вольнослушатели, ни воспитанники интерната - запомните это. Тем более, что причина прискорбного случая, испортившего вашу физиономию, лежит, по вашим же словам, в неких неприязненных отношениях, а не в преступлении со стороны... волкодавов. - Произнося последнее слово, вспоминая собственную юность в стенах этого славного учебного заведения, суровый директор позволил голосу дрогнуть. - Ступайте, Кристофер.
Крис уже взялся за массивную ручку большой двустворчатой двери, как вдруг услышал:
- Вы откуда родом, сьер Баркер? - вопрос прозвучал глухо и в то же время властно. Чувствовалось, что человек его задавший привык к безусловному повиновению.
Ученик медленно повернул голову и наткнулся на острый взгляд бирюзовых глаз пожилого блондина; как на кинжалы наткнулся. И сразу понял, что главный здесь он, а вовсе не директор и не председатель попечительского совета. Пришлось Крису отпустить ручку двери, за которой, казалось, благоухал свежий ветер свободы, и вернуться в душную атмосферу директорского кабинета, превращенного в допросную комнату.
- Из Лимбурга... - осторожно ответил Крис.
- Судя по фамилии, ваш батюшка тиберец, из северных провинций, а матушка кто? Внешность у вас для севера несколько необычна...
- Она из колонии, из Филингрии. Но гражданкой республики была полноправной!
- Не горячитесь, молодой человек, - сказал блондин примирительно и улыбнулся. Отчего его гладко выбритое лицо покрылось дополнительными морщинами, что добавило человеку возраст, и так не маленький. Взгляд же не потеплел ни на йоту. - Охотно вам верю. За свою долгую жизнь я много где побывал, многое видел и многих выходцев из колоний - полноправных граждан в первом поколении, - встречал. Да, позвольте представиться: Стивен Гринделл... разумеется, старший, разумеется, дед того самого... хулигана, - вот сейчас пожилой человек немного потеплел. - И маркиз Гриндорский. Но это пустяки - титул в наше время обуза, а не привилегия. Приходится, знаете ли, иногда исполнять некоторые ритуалы, на пляски павлинов с перьями больше похожие, а не на нормальные приёмы, причем, тратя свои же деньги! Это нормально, как вы думаете?
- Э-э-э... никак не думаю, - ответил сбитый с толку Крис.
- И правильно делаете, - поддержал его Стив-старший, изображая на лице нечто напоминающее подмигивание. - Из какой провинции ваша матушка? Филингрия - огромное государство, совсем не дикарское. У неё есть свои обычаи и очень древняя культура, достойная всяческого уважения. И в каждой провинции или по-местному в бахрамах, цивилизации разнятся... так из какой она части?
- Я, право, не ведаю, - промямлил Крис. Посторонний человек знает о родине матери больше сына! Стыдоба. Отец почему-то не углублялся в эту тему и всячески уводил разговор в сторону, если подобные вопросы затрагивались.
- Они с отцом в Лимбурге познакомились... - будто оправдался он, отчего на душе стало еще горше.
- Ну так поинтересуйтесь, в чем проблема? Или вы своего происхождения стесняетесь? - подколол старик Криса. Совсем как ровесник подначил.
- Вот еще! Никогда не стеснялся! Да у нас в Лимбурге кого только не встретишь и все на равных! Подумаешь, смуглый! У нас и чёрные особняком не держатся! Нет, сьер, ни капли не стесняюсь, и в мыслях не было, чтобы стыдился! Просто... я же говорил, что была у меня матушка. Сейчас её нет. Умерла она.
Маркиз изобразил на лице искреннее сочувствие и даже прижал руки к сердцу:
- О! Простите старика, сьер Баркер, не обратил внимания на вашу оговорку. Примите мои соболезнования...
- Да ничего, это давно случилось. Шестнадцать лет уж, - вздохнул Крис, во властного старика почти что влюбляясь. - Утонула. Бежала по пирсу и сорвалась, а волнение пять баллов было... отец водолазов нанимал, полиция свидетелей опрашивала... тело не нашли. Башмачок и обрывки платья выловили... вот и всё. - О глупой ссоре между отцом и матерью, за которую Баркер-старший казнит себя до сих пор, и которую описывал сыну подробно, в деталях, конечно, не рассказал. Как бы ни был мил старик, а все равно - чужой.
Стивен Гринделл, несмотря на небольшое брюшко, поднялся по-молодому стремительно. Подойдя к Крису, ободряюще положил ему руку на плечо:
- Держитесь, молодой человек. Все дороги для вас открыты, дерзайте, - произнёс он торжественно, но без лишнего пафоса, а даже проникновенно. - Жаль вашу матушку, но жизнь есть жизнь... а куда это она торопилась, отец не рассказывал?
- Да там катер какой-то шальной стоял, от шторма прятался...
Пальцы маркиза нервно пробежали по плечу Криса, как бы удобнее укладываясь, словно собрались удержать подростка от неминуемого падения.
- Мама побежала к нему, - "после того, как отец, пытаясь её удержать, нагрубил ей. Она порывалась кого-то спасать, бормотала что-то невнятное. Нет, чтобы вместе в порт поехать! И опоздал...", - мысленно дополнил Крис. - И катер со швартовых сорвало, и её с пирса сбросило...
- А катер потом нашли? - уточнил Гринделл.
- Да-а, - досадно отмахнулся ученик. - Они - кто? Моряки. Знают, на что идут, когда выбирают профессию. Как в воду канул катер, хм. Наверное, буквально. Не нашли... да не мог он маму подобрать! Свидетели говорят, что его раньше сорвало...
Стив-старший совсем уж по-товарищески сжал плечо Криса:
- Ничего. Вырастишь - поймешь, что женщины существа непредсказуемые. Понесёт куда-нибудь - не удержишь... - И снова вернулся к доверительно-назидательному тону:
- Учитесь, Кристофер! И в драки более сломя голову не бросайтесь. Вы для моего внука лестницей стали, с которой он свалился, - на эти слова со стороны остальных взрослых людей раздались сдержанные смешки. - Да, он так описал получение фингала. Зато вы, судя по вашему виду, с аэроплана на склон горы свалились...
Криса, наконец, отпустили. На тиберскую словесность он опоздал, а на следующий урок, историю, явился, проведя время в пустом школьном парке, подальше от чужих глаз.
Неожиданное общение со Стивом-старшим, судя по всему очень влиятельным человеком, перед которым сам директор чуть ли не в струнку вытягивался, разбередило душу. К суждению блондинистого маркиза Крис раз за разом мысленно добавлял слова отца: "Доктор сказал, что у Джанки случился отложенный послеродовой психоз, дебют которого через год после родов явление редкое, но не уникальное. Тебе годик было, только-только грудь сосать бросил, это и спровоцировало...", - и чувствовал себя виноватым. Образ матери в их доме был свят, а по сути, сын о ней не знал ничего. Как впрочем и отец, несмотря на два года совместной жизни - это Крис давно понял. Единственное свидетельство того, что она существовала, а не была придумана воображением Рейнолда, больным любовью, стояло на полочке в спальне подростка - фотографическая карточка счастливых молодожёнов, лица и одежда которых по старой моде были тщательно ретушированы. Аналогичный снимок украшал комнату инженера. А в коробке под его кроватью хранился найденный в море ботинок и обрывок теплого суконного платья. Джанка погибла зимой.
На перемене между историей и физикой к Крису подсел рыжий Лаугард, как представитель всего класса.
- Чего это тебя так долго пытали? - живо поинтересовался он.
- Директора в основном поборы со щенков интересовали, а докопался Стив Гринделл, - не стал скрывать Крис, - старший.
- Ого! Неужели Сам прибыл?! - от удивления рыжий упустил сведение о "поборах" и забыл закрыть рот.
- А что? Нормальный старик... муху не проглоти, - посоветовал Крис, усмехаясь.
- Ну-у, Стив... - Лаугард шутку товарища не поддержал. - Вот же сволочь высокомерная! А строит из себя! Тьфу, под глаз зарядили, так сразу настучал... вот кто щенок, а не волкодав, правда, Крис?
- Не-е, он с лестницы упал. А дед... слушай, Лунди, а кто такой Стивен-старший, какое отношение он имеет к школе?
Рыжий посмотрел на одноклассника, как на идиота. Потом, вспомнив, хлопнул себя по лбу:
- Ах да, ты же совсем новенький. Объясняю: маркиз Гринвелл курирует нашу школу со стороны Корпорации. На нашем острове почти всё принадлежит ей, в том числе и Вольфмановское детище. Давно уже купили, но не афишируют почему-то. И в Корпорации старик Стивен какая-то шишка, какая точно - не знаю. Но могу расспросить, если тебе надо. Сделать, а?
- Не суетись, - остановил Крис товарища, готового сорваться с места. - Не важно это. А если не внучок пожаловался, то кто его мог в школу вызвать?
- М-м-м... - Лунди задумчиво почесал голову. - А хруст его Провальный знает! Наверное, главный воспитатель... а ему кто-то стуканул, как пить дать! О тряске щенков тоже напомнил... ой, Крис! Там такой клубок, оказывается, среди волкодавов! Змеи позавидуют! - жутко довольный щенок заколотил по парте и захихикал.
Крис с видом "угомонись, ребёнок!" поморщился; эту же мысль озвучил. Товарищ, кивая головой, повторяя глупый возглас "ага, ага", с трудом успокоился.
- Меня ждет наказание, Лунди, за драку. Волкодавов тоже, не сомневайся. Так что в ближайшее время все притихнут, уверен. А после... я драться больше не собираюсь, а вот вам... да не плач ты! - преувеличил Крис выражение недовольного рыжего лица: удивительно подвижного, скачущего от эмоции к эмоции. - Воспитателям смело жалуйтесь - это не позорно. Вы - слабые, любой из волкодавов - сильный и их просто-напросто больше. Всё честно. Администрации эти поборы - кость в горле. Страшное пятно на репутации, как я понял. Приструнят волкодавов. Стив-старший старикан решительный, я это на себе испытал... - последние слова снова всколыхнули неприятные воспоминания, и Крис впал в задумчивость.
Лунди поприставал еще немного. Посетовал, что десять полуфлоринов в неделю - огромная сумма, на целых три полноценных обеда хватает; поныл ещё о чем-то и, плюнув на угрюмо-молчаливого Криса, побежал к одноклассникам делиться важнейшей информацией. Правда, был остановлен звонком, возвестившим начало урока электродинамики, пожалуй, основному предмету школы Вольфмана.
В конце занятий Криса снова вызвали к директору. Точнее, в его приемную. В дверях он неожиданно столкнулся с кусающим губы Стивом-младшим, державшим в руке какой-то лист.
Оба замерли. Напряглись, нахмурились, насупились. Два барана на узкой дорожке. Фонарь под нервно подрагивающим глазом волкодава блестел луною в ясную полночь, фингалы щенка сияли как солнце в летний полдень. Стив не выдержал первым. Пошел на Криса, как бы его не замечая; словно лось ломанулся в чащу, презирая деревья и ветви. Вольнослушатель убрался с пути в самый последний момент, не забыв приложиться плечом в плечо. Оба что-то рыкнули и... разминулись.
Когда Крис прочитал выданный ему приказ директора (машинописный текст заверенный собственноручной начальственной подписью и печатью), то прикусил губу, и без того распухшую, точно так же, как до него это делал Стив. Нет, окончательно его из школы не изгоняли, однако переводили на положение практически тому соответствующее. Школу посещать не имеешь права, учебники обязан сдать, вольфмановской библиотекой пользоваться запрещалось, а на экзамены явиться изволь. Своеобразный получается экстернат, с ограничениями. А где, спрашивается, знания черпать? Богатое семейство Гринделл наверняка наймет репетиторов (на что, как заподозрил Крис, и рассчитывал дед, который несомненно и был автором идеи подобного оригинального распоряжения), а что делать ему?.. А что скажет отец, боже всевышний!
Отец не сказал ничего. Несколько раз прочитал приказ, будто не веря написанному, бросил бумагу на стол и рассеянной походкой удалился в свою спальню. Дверь прикрыл тихо-тихо. Лучше бы наорал! Крис с головой зарылся в подушку и всю ночь мечтал умереть. Задремал только под утро и видел кошмары.
- Эй! Соня, вставай! Солнышко уже высоко! Роса парит! - услышал Крис весёлый голос родного папы и забыл все кошмары на свете. Будущее мгновенно перестало казаться безысходно-мрачным.
- Давай, рассказывай, - обратился к нему как всегда подтянутый Рейнолд. Он усадил сына за стол в столовой и сам суетился с завтраком, почему-то решив поджарить яичницу. - Ты прости меня за вчерашнее, я сам себя всю ночь казнил. Надо было поддержать...
- Да брось ты, па! - перебил его сын. - Что я, не понимаю что ли? Вся моя учеба, все твои надежды как в Провал рухнули. Я собственноручно туда, в том числе и твой последний кредит спихнул...
- Да причём здесь деньги!..
- Не, па, и деньги причём. Слушай, с чего всё началось... - и Крис рассказал всё без утайки. Ну, кроме странного чувства наполнения силой, уже почти забытого.
- Так-так-так... - высказался инженер, третью минуту мешая чашку кофе с молоком. Тарелки с аппетитно выглядевшей и великолепно пахнущей глазуньей стояли нетронутыми. - Значит, сын, я на работу и там всё обдумаю... Корпорация школу купила, надо же! Гринделл... Гринделл... узнаю... всё, я побежал. До вечера! Будь, пожалуйста, дома. И не переживай, учебники я тебе достану.
Крис не спеша съел холодную яичницу, и за себя, и за убежавшего отца; подумав, пошёл мыть посуду и за этим занятием впервые за полмесяца проживания в этой квартире утром встретил Дорелию, которая громко шелестела двумя бумажными свёртками, прижимая их к груди.
- Ой! - ойкнула женщина, наткнувшись мужчину, одетого в мягкие сатиновые штаны, ночную майку и распахнутый домашний халат. И обут он был в обувь Криса - в кожаные тапочки без пяток, так называемые турельки. Незнакомец стоял к ней спиной и что-то делал в раковине. Из открытого крана шумела вода.
Мысли домработницы смешались и первое, что она сделала, не думая, - запустила в вора одним, а следом вторым пакетами. По кухне прокатился грохот. Разлетелись овощи и крупы, раскололись банки с соленьями и маринадами... а воздух наполнился воплем:
Слава богу, уже находясь в прихожей, она расслышала и осознала слова:
- Сьерра Дорелия, стойте! Это я, Крис! Просто я в школу не пошёл! - и голос младшего Баркера женщина тоже узнала.
После, прибираясь на кухне, она кудахтала, как курица, оправдывая и коря себя одновременно, ругая Криса, за то, что он напугал её, "больную в руках женщину", "до сердечных колик, до печёночной язвы, до души, оттоптанной пятками". Богатая на эпитеты домработница оказалась, живая дама.
От нечего делать Крис принялся помогать Дорелии. Женщина, разглядев серьёзность намерений, нагрузила его по полной, решив навести лоск наперёд; мук совести не испытывая совершенно, а наоборот, как бы мстя за испуг. Ох, и вёдер же он с грязной водой повытаскивал, ох, и поползал с тряпкой! Не рад уже был, но упрямился, не бросал начатое. Между делом они беседовали. Точнее, говорила в основном Дорелия, которая оказалась ярой приверженцей единого Всевышнего и прекрасно знала историю родного острова.
- Язычники здесь жили лютые, истинное знание принимать ни за что не хотели. Каллы звались. Давно это было, три сотни лет уж минуло. Тиберцы когда сюда пришли, свет веры нести, сопротивлялись яро, как дикие звери... мало кто из них единого Бога принял, предпочли сгинуть в Провале. Тогда и раздался знаменитый хруст, будто там, в тьме бездонной, перекусил кто-то разом все их кости - волосы дыбом у людей встали, одеревенели от жути все, как один. Эхо, говорят, три дня по горам гуляло. Добрые тиберцы, что в охранении стояли, три ночи спать не могли и только лишь молитвами единому Всевышнему от ужаса спаслись; но поседели многие, и уверовали в единого ещё крепче. Да простит тех Каллов неразумных Всевышний!..
- Ка-а-к это оставили бы в покое?! О чём ты, Крис?! Да ты знаешь, чем эти поганцы до нас занимались? Провалу поклонялись, словно Богу кровожадному! Каждый месяц дев юных в него бросали, задабривали. Будто чудище там обитает на девиц падкое. Самых красивых выбирали и обязательно невинных. Куда это годится, Крис? Тебе бы понравилось, если бы невесту твою... ой, дай Всевышний ей найтись! Не оставь юного джентльмена без хорошей половины; красавицы, да разумницы, он заслуживает того, ты же видишь!..
- Не смейся, юный джентльмен! А то, не приведи Всевышний, возникнет какая-нибудь смазливая да хитрая вертихвостка, да ка-а-к скрутит тебя в бараний рог! Оседлает, да погонять будет, точно вола безмозглого. И ты поплетёшься, никуда не денешься, с радостью! Возраст-то у тебя самый нежный и лаской женской, прости за прямоту, ты обделённый. Барышни, поди, в непотребном виде по ночам снятся? Или дружишь уже с кем?.. И правильно, не торопись с этим делом. Всегда успеется...
- А ещё Каллы эти друг друга ели. Звери, а не люди! Воевали друг с другом почём зря и лучшего воина, пленного, съедали. Верили, что тогда сила и доблесть того воина победителю переходят. А сердце туда же, в Провал, бросали, Богу своему тёмному на лакомство... а зачем мне врать-то? Прочти, если не веришь "Историю Разлома от древних времён до наших дней" от сьера Люгера, нашего старого епископа. Там и о Провале много написано...
- В двух словах, говоришь... да не объяснишь так сразу... в общем, грехи там наши копятся, которые Всевышний позволяет нам увидеть и ужаснуться. Даёт шанс исправить, что можно, перед смертью. Сьер Люгер противник того, что Провал закрыли от посещения, с решением самого Собора не соглашается... Что я думаю, спрашиваешь?.. А я-то что? Я человек маленький, неразумный, в спорах иерархов ни хруста не понимаю. О чем мне думать? Искры, вот, ныне в Провале добывают, много от них пользы...
- Только, скажу я тебе, телу та польза, а не душе. Душе, пожалуй, один вред от них... да потому что соблазнов много стало! Жизнь бежит быстрее гоночного мобиля, о душе и вспомнить некогда! А журналов сколько срамных? А карточек фотографических бесстыдных? А нравы какие нынче? В мою молодость такого не было. Да я и помыслить о чём-либо подобном не смела! О жадности, которая всех обуяла, о жажде благ материальных, всех охватившую, вовсе молчу - против божьих законов это. Ох, забыли мы Всевышнего! Явит он нам свой гнев в наказание... Усмехайся, усмехайся! Ты - молодой, о смерти, конечно, не думаешь. А когда пред смертным одром встанешь, о ком вспомнишь? О Боге едином, уверяю тебя. Захочешь грешные дела свои исправить, да поздно будет, и жизнь вечную, блаженную, душе светлой положенную, не обретёшь ни за что. В аду сгинешь на муки безмерные. Ой! Глупая я баба! Не допусти Всевышний такого! Прости мой язык суесловный, многогрешный...
Крис оборонял пару фраз и слушал. Когда внимательно, когда вполуха. Болтовня религиозной и не очень образованной женщины его развлекала. Помогала забыться, не думать о неприятной и, как ему мнилось, суровой действительности - почти катастрофы. Ну и уборка шла веселее.
Обед выдался чудесным. Дорелия, освобождённая от хлопот по дому, полностью сконцентрировалась на кухне. Расстаралась на славу.
Время до ужина Крис провёл в своей спальне. Брал одну книжку, пролистывал, ставил на место; доставал другую, и её постигала та же участь. Не читалось. Даже последний номер журнала "Авиатор" открывать не хотелось. Неожиданно взгляд его наткнулся на давно примелькавшуюся фотографию отца с матерью. Взял в руки. Провёл пальцем по изображению мамы, образ которой в памяти совершенно не отложился, и будто бы вспомнил её. В груди так тепло стало, так хорошо, что... яма, бездонная, сосущая, уже будто забытая, ставшая вроде бы привычной, внезапно проявилась в своей полной красе и тут же заполнилась. И пропала окончательно. Заполнилась чем-то светлым и нежным.
Крис, улыбаясь, откинулся на кровать и так и уснул. Лицо выражало полное буквально младенческое умиротворение насосавшегося материнского молока ребёнка. Крис разве что не причмокивал.
Рейнолд вернулся домой возбуждённым. Хотел было сразу усадить сына в гостиной, намекая на долгий неприятный разговор, но был перехвачен непреклонной Дорелией, и семейство Баркеров вынужденно уселось ужинать.
Вымыв посуду и вывалив кучу ценных указаний на завтрашний выходной, домработница, наконец, ушла. Отец с сыном перебрались-таки в гостиную.
- Даже не знаю с чего начать, сын... - говорил Рейнолд, снимая оболочку с сигары. Курил он крайне редко и Крис насторожился. - Гринделл... - выдохнул вместе с дымом, после глубокой затяжки. Прикрыл веки и откинулся на спинку дивана, расслабленно развалившись. - Загадочный человек этот Стивен-старший, маркиз Гриндорский...
- Во-первых, он входит в совет директоров Корпорации, причём, какими вопросами там занимается - неизвестно. Кураторство школы Вольфмана это так, на общественных началах. По большей части из-за внука, в котором, по слухам, души не чает и видит в нём себе замену. Наследство, говорят, на него отписал, минуя сына.
- Во-вторых, характер у него очень жёсткий, даже жестокий, и злопамятный. Мне по секрету рассказывали, как один сотрудник случайно ему на ногу наступил. То ли просто неуклюжий, то ли спешил куда-то с бумагами, ну и на Гринделла в узком коридоре напоролся. Стивен, сама любезность, помог ему документы собрать и раскланялся даже. А потом... человека увольняют - раз, через некоторое время дом его сгорает - два, а ещё через неделю бывшего клерка находят повешенным - три. Расследование показало: удавился сам, от горя, от несчастной любви, оставив записку. Всё, нет человека. Цепочка случайностей, понимаешь. Поэтому очень меня беспокоит то, что он с тобой у директора любезничал...
- Да... - рассеянно отозвался Крис. - Он мне понравился. Понимающий старик... может, действительно "цепочка случайностей"?
- Будем надеяться, - вздохнул Рейнолд, затягиваясь. - Внука он очень любит, а тут его какой-то дикарь фонарём награждает. С одной стороны это вроде как для пользы дела, для воспитания полезно, а с другой? Тот несчастный клерк вспоминается...
- Да брось, па, не запугивай, - отмахнулся сын.
- Дай-то бог Крис, переживаю я за тебя... так, есть ещё и третье.
- В Тиберии, на материке, у маркизов Гриндорских, считай, только замок старинный остался. Основные земли в колониях и самое крупное владение в Филингрии. Понимаешь, о чём я?
- Ясно. Вот почему он моей внешностью заинтересовался. И знает много о родине мамы...
- А зачем он так подробно о Джанке расспрашивал? - резко выпалил Рейнолд, придвинувшись к сыну.
- Не знаю... - ответил Крис медленно, недоумённо.
- Вот и я предположить не могу - зачем? А ведь она не из Филингрии.
- Как?! - ахнул сын.
- А так. Не говорила она откуда в Лимбург прибыла. На все вопросы, откуда она родом - молчала. Один раз только плечом мотнула, когда я "Филингрия" произнёс... не умела она врать... не желала говорить правду - просто не отвечала, хоть клещами слова вытягивай... как я, дурак, бесился из-за этого!.. - и в сердцах стукнул кулаком по журнальному столику, раздавив между пальцами сигару. Пепел упал на полировку, рассыпавшись серым прахом. Следом вывалился алый уголёк и украсил композицию кровавым глазом.
- Тьфу ты, хруст Провальный! - Ругнулся инженер и, ожигаясь, принялся скидывать пирамидку, напоминающую древнюю усыпальницу, в пепельницу. - Будем надеяться, что Гринделл не усомнился в том, что филингрийка.
- Да какая разница? - возмутился Крис. Больше тем возмутился, что сам узнал о родине матери, точнее, о том, что Филингрия её родиной не являлась только сейчас, а не раньше.
- Я чувствую, Крис. Не могу объяснить логично, но чувствую, что где-то есть связь...
- А я, отец, нихруста не чувствую! Есть связь, нет её - какая разница?! Я всю жизнь был убеждён, что мама филингрийка, а ты знал, что это не так и молчал! - выговорился сын, не скрывая обиды.
- Да что бы это изменило, сын?
- Всё!!! - выпалил Крис и... успокоился. Какая теперь разница? Не от недоверия отец скрывал, - ослу понятно, - а чтобы наоборот, внести ясность в представления мальчика о матери, которую тот совершенно не помнил.
- Ну, ладно тебе, Крис. Виноват, - развёл руки Рейнолд. - Теперь главное, чтобы Стивен об этом не узнал... и не могу понять, почему это важно! Беспокойство какое-то гложет, чтоб его в Провал окунуло! - инженер в очередной раз стукнул по многострадальной столешнице. - И вообще... не знаю, правильно ли говорить тебе об этом или нет, но мне до сих пор кажется, что Джанка жива. Такой вот я идиот...
- Па... - выдохнул Крис и шумно сглотнул. Сердце в надежде забилось энергичней.
- Только ты не сильно надейся, - охолодил его отец. - Я шестнадцать лет искал, не переставая... Все приятели убеждают меня, что я просто не могу смириться. И в чём-то они правы. Да, не хочу... Теперь о тебе. Завтра привезут учебники, я заказал, и старайся попусту из дома не выходить. Скорей всего я излишне тебя пугаю, но ты всё-таки пойми меня. Мало ли.
- Ага, - не думая согласился Крис. В голове его бил набат: "Воз-мож-но, воз-мож-но...".
- Учиться будешь дома, летом сдашь экзамены и в университет. Ты по-прежнему хочешь в Лимбургский?
- Ага...
- Ну, время есть, подумаешь. Я всё-таки советую в столицу ехать, в Кальван. Там твоих любимых аэродинамических специальностей хоть каблуком дави, а не одно отделение... есть из чего выбрать.
- Я подумаю, па...
- Подумай, - сказал родитель, тяжело поднимаясь с дивана.
Глава 4
Целую неделю Крис честно исполнял сгоряча данное отцу обещание. Обложился учебниками и справочниками, читал, выписывал, решал задачи. Заездил все пластинки фонографа с модными песенками и когда музыка, записанная на ненадёжном виниле начала заикаться, неимоверно обрадовался - есть причина выйти на улицу! Надо сходить в музыкальный салон и прикупить новых дисков; может, кстати, и что-нибудь супер модное появилось, у певицы Лолиты Джинс, например. Это же не пустое гуляние, вне всяких сомнений.
Воздух города, тяжёлый, насыщенный, пропитанный едким запахом горячего асфальта - дорожного покрытия, в связи с бурным ростом мобильного транспорта ставшего непременным атрибутом улицы, - резал в носу до слёз, щекотал до чиха. Всего неделю Крис не выходил из дома, а смотри-ка, отвык. Полдень. Солнце плавило текучее покрытие и чувствовалось - скоро лето и тогда станет совсем невмоготу; впору сиесту устраивать, которая в Торберге почему-то не прижилась. Видимо, пустое времяпрепровождение не в характере северян.
Соскучившись по прогулкам, четыре остановки Крис решил пройти пешком и шагал не спеша, пялясь в зеркальные витрины торговых центров. Байки, роллеры, красиво разодетые манекены - чего только там не было! Не говоря уже о заморских фруктах, выстроенных огромными пирамидами. Конечно, перед уличными стёклами выкладывали яркие муляжи, а не живые продукты, но глаз это радовало, пожалуй, только сильнее. Универсальные магазины, торговавшие всем на свете, давно вытеснили мелкие специализированные лавки на периферию города, заняв практически весь центр. Исключение составили несколько старинных жутко дорогих ателье, так сказать с именем, да музыкальный салон "Фонограф", куда Крис и направился.
Улыбчивая девушка насоветовала кучу новых дисков, но Крис выбрал старые, проверенные оркестровки и песенки, ну и "на пробу", две пластинки с новыми именами. Расплатился, задавив чувство жадности, и прижав к боку картонный пакет с логотипом "Фонографа", вышел на душную, почти летнюю улицу. Толкотни, какая встречалась в утренние и вечерние часы пик, да в выходной день, не было. Прохожих по тротуарам слонялось не очень много, но и не сказать, чтобы мало. Иногда Крису всё же приходилось лавировать, от людей уворачиваясь. Встречались юные барышни, пожилые дамы и джентльмены - домохозяйки, служанки и слуги, изредка попадались молодые люди с кожаными папками, напоминающие посыльных, либо спешащие по делам клерки с портфелями. Один из них как-то неловко споткнулся и с извинениями навалился на Криса, который вынужден был рефлекторно отгородиться от показавшегося ему неприятным человека пакетом с дисками, быстро и ловко переложив покупку с правого бока на левый. Боль он почувствовал только через несколько секунд, когда неловкий клерк уже скрылся из виду.
Остановился, сунул правую руку под пакет с пластинками и почувствовал тёплую влажность. Внутри, в районе солнечного сплетения что-то ёкнуло. Поднимая мокрую кисть к глазам, Крис уже понимал, что увидит, но это знание не помогло ему остаться бесстрастным: густая тёмно-рубиновая жидкость, измазавшая пальцы, потрясла. На левой стороне пиджака, с боку, на уровне сердца виднелся аккуратный разрез размером не больше ширины большого пальца, и точно такое же щелевидное отверстие пробивало картон с дисками. Любовь к музыке спасла молодого Баркера, сбив направление и ослабив удар стилета, нацеленного в сердце. Оружие упёрлось в ребро, а не пошло в межреберье. Искусство доказало свою волшебную силу. Или кто не согласен?
Мир вокруг Криса завертелся. Лица прохожих пугающим калейдоскопом закружились, окольцовывая голову школьника жуткими, меняющими друг друга рожами одна другой страшнее. И раненый подросток побежал. Бежал, шатаясь, стараясь во что бы то ни стало не потерять равновесие и не упасть. Пакет с пластинками из рук не выпустил. Наоборот, держал перед собой словно щит. Он казался ему надёжней танковой брони.
Ворвавшись домой, Крис, сразу влетел в свою спальню, моля всех богов, включая кровожадный языческий Провал, чтобы Дорелия не заметила его рану и не подняла шум до небес, не растревожила соседей и не послала бы кого-нибудь из них за доктором, что могла сделать запросто. Быстро сбросил с себя одежду, местами пропитанную кровью хоть отжимай, и внимательно осмотрел рану. В его короткой, но бурной жизни случалось разное, видел он в том числе и ножевые ранения - пару раз, у товарищей. Поэтому смело сорвал кровавую корку и в дырку, аккуратную, с ровными краями, заново наполнившуюся кровью, сунул мизинец. Все эти манипуляции проделывал, до хруста сжимая зубы, чтобы, не дай бог, не заорать.
- Это ты зашёл, Крис? - донёсся до него вопрос домработницы.
- Я, сьера Дорелия! - отозвался он весело. Чего только ему это стоило!
- А я думаю, что это дверь сама по себе хлопает? Уж не грабитель ли опять залез? - любила она подтрунивать над тем случаем. - Иди чай попей. Я булочек с джемом напекла - пальчики оближешь!
- Непременно! Только урок доучу. Не отвлекайте меня пока...
- Ох, Крис, не доведёт такая запойная учёба до добра, смотри, свихнёшься. Знавала я одного такого же как ты ярого школьника... - и далее полился поучительный рассказ, который Крис уже не слушал.
Палец упёрся чётко, плотно, во что-то твёрдое, скорей всего в ребро. Юноша облегчённо выдохнул. Жуть как не хотелось ему в больницу! Тихо пробрался в ванную, промыл ранку холодной водой, облил перекисью, которая вскипела, как вода на раскалённой сковородке, и воспользовался хранящейся в шкафчике умывальника аптечкой, плотно обмотав грудь бинтом. Умыл руки, лицо, от синяков почти что избавленное, и прокрался обратно в спальню. Сунул окровавленную одежду под кровать и переоделся в чистое. И только тогда почувствовал дикую, раскалывающую грудную клетку боль. Не выдержал, упал на застеленную постель, скрючился и застонал в подушку. Минут через пятнадцать боль утихла, левый бок онемел. На бинте проявилось маленькое красное пятнышко, которое, вроде бы, не росло.
"Только бы не воспалилось!", - мысленно взмолился он, опуская рубашку, и то ли уснул, то ли потерял сознание. Возможно, от кровопотери, но гораздо вероятнее от усталости: перегорел, полностью уверовав, что в данный момент не умрёт...
Вечером отец ходил по гостиной из угла в угол и рвал на себе волосы. Доктор, вызванный им, невзирая на протесты Криса (для этого пришлось сбегать в ближайший магазин, к общественному телефону), сказал, что юный джентльмен очень удачно упал на кухне, не повредив ничего важного; что ребро цело и порекомендовал аккуратней обращаться с ножами. О ножах говорил многозначительно, сурово и пристально глядя пострадавшему в глаза, который старательно отводил их в сторону и вообще, чувствовал себя как карась на сковородке - всё норовил выскочить и сбежать от повара, крутящего ручку конфорки.
- Как я это не предусмотрел! - Рейнолд корил себя. - Не хотел верить в то, что шептали мне сослуживцы. Злопамятен Гринделл, ой какой злопамятный! Подумаешь, внучка чуть задели и что теперь - убивать?! А это он, несомненно, так же верно как солнце светит - он! Хруст Провальный! Отрыжка Провальная! Чтоб его туда, в бездну, до хруста в его поганых косточках! Что же делать...
Сын сидел на диване, насупившись. Чувствовал он себя отвратно. Боль в боку - ерунда по сравнению с полной растерянностью, сравнимой с ощущением ребёнка, внезапно обнаружившим, что лестница, по которой он любил бегать-прыгать каждый день, скакать по ней, радуясь жизни, совершенно не задумываясь о надёжности постройки, вдруг стала опасной. Гнилой может оказаться любая ступенька и куда теперь ступать, чтобы не упасть и не свернуть шею - неизвестно, что делать дальше - непонятно. Голова шла кругом. И очень не хотелось верить в реальность произошедшего...
- Успокоиться, отец, - успокаивал Крис, впрочем, больше себя, а не старшего Баркера. - Всё обошлось же. А может, меня с кем-нибудь перепутали? Может, грабитель? Или маньяк какой. Сколько о таких в газетах пишут! Читаешь, и тревожно становится. И читать противно, и остановиться не можешь.
- Какой грабитель?! - инженер взвился чуть ли не до потолка. - Какой маньяк?! Ты же не оболтус безмозглый, который ужастики газетные обожает, сказкам, дух захватывающим верить только рад - тем и живёт... не-е-т, сын, не пытайся меня успокоить...
- А ты всё-таки успокойся, па. Не маячь, пожалуйста, перед глазами. У меня, между прочим, рана, не у тебя.
- Да лучше бы меня резанули! Мне было бы гораздо легче... я дверь запер?
- Дважды проверял, закрыты мы как в крепости... ну глупость это, отец!
- Понимаю я, Крис, а что делать-то? - с этим вопросом, полным отчаяния, Баркер-старший, наконец, перестал метаться и сел.
- Дома посижу до экзаменов... - недовольно буркнул Крис. - Эх, были бы над островом разрешены полёты! Улетел бы я на материк! - Крис посещал Лимбургский лётный клуб и совершил несколько самостоятельных (под присмотром инструктора, разумеется) вылетов. - На экзамены бы вернулся... всё бы забылось...
- Бы, да бы, - проворчал Рейнолд. - Эх, хруст Провальный! Покусились бы на меня, мне бы гораздо легче соображалось... улетел бы он... а аэроплан у тебя есть? Молчи уж, авиатор...
- Да... - посетовал Крис. - Стоит он немерено. Дороже грузового мобиля. Но не смогу я в четырёх стенах усидеть! Не выдержу. Хотя бы за город уехать, что ли. Там и убийце подобраться сложнее, не как тому клерку. Словно растворился в толпе, сволочь!
- Стой! - выдохнул Рейнолд, подняв руку. Глаза его приняли форму блюдец, веки рассеяно хлопали. - Крис, я идиот. Я дурак последний! Надо же, будто кувалдой из памяти выбило! Есть, куда уехать! - Родитель вскочил и снова принялся мерить шагами размеры гостиной. - Ты, разумеется, не подозревал даже - моя вина, но здесь, на Разломе, у тебя имеется родня, причём не совсем дальняя. Твои двоюродные дед и бабушка, то есть моя родная тётка с мужем, с которой я поссорился вдрызг, когда женился на Джанке. Очень она была ярой противницей. Как и мои родители, впрочем. Не видели они моей женой девушку из колонии, тем более, как они считали, "дикарку из Филингрии", смуглую, как янтарь. Мама и она за дочерей своих подруг меня сватали, вот и разругались. И ты представь, у меня совсем из головы вылетело, что тётя Фрэнси с мужем лет пятнадцать назад перебрались на этот остров. Она написала мне, когда узнала, что Джанка... Тогда мне, сам понимаешь, совсем не до писем было, в после как-то из головы вылетело... Дядя Роберт, её муж, всю жизнь проработал в Корпорации, вот и дали добро... так что есть у них малюсенькое поместье, а примут или нет... родную кровь - должны. Тётя Фрэнси женщина, в целом, добрая, хоть и с характером...
- Подожди, па... - Крис словно от ступора очнулся. - А полиция? Полиция же есть! Кому, как не ей защитой добропорядочных граждан заниматься? Мы в свободной правовой стране живём, где перед законом равны все: от Президента до нищего оборванца. Помнишь, в Лимбурге богатейшего судовладельца посадили, за то, что он портового попрошайку до смерти забил? Ни деньги, ни влияние не помогли! А здесь, в Торберге? За два месяца до нашего приезда сына одного магната-торговца за наезд на гоночном мобиле на двух женщин - пешеходов, одна из которых скончалась, тоже за решётку упекли. Газеты до сих пор это смакуют...
- Вот именно, сын, газеты! Ты как маленький, ей богу... - но Крис продолжал смотреть на отца упрямо, в свою правоту веря. - Ну, смотри. - Рейнолд остановился, покачал головой и приготовился загибать пальцы. - Лимбург. Десятки свидетелей - раз; газетная шумиха их подкупить не дала - два; те же репортёры, из издания, кстати, принадлежащего давнему врагу судовладельца, распалили общественное негодование до небес, которое очень сильно надавило на судью, у которого на носу сидело избрание в верховный суд провинции - три. Ещё продолжить? Хорошо, раз ты такой наивный. Ни судовладелец, ни местный богатей-торговец никаким боком к Корпорации не относятся - четыре.
- Деятельность Корпорация, ввиду её огромного значения для всего человечества, не должна контролироваться ни одним государством мира, однако уголовные преступления, совершенные сотрудниками Корпорации, преследуются в общем порядке, наравне с остальными гражданами, к оной монополии отношения не имеющими. - Процитировал Крис учебник обществоведения.
Баркер-старший трижды хлопнул в ладоши. Иронично.
- Поздравляю, сьер Кристофер, урок выучен на отлично. А хоть один пример такого "преследования в общем порядке" назвать сможешь? Не обычного работяги, разумеется, не простого инженера, как я, а начиная хотя бы с начальника отдела?
Крис упрямо нахмурился. В голову лезла всевозможная уголовная хроника, но, как назло, ни одного упоминания о Корпорации, даже о последнем грузчике в ней работающего, не вспоминалось. Отец меж тем, в и так мутную воду подбросил ещё пригоршню ила.
- А вспомни своих лимбургских уличных приятелей? За воровство из магазина, куда они группой залезали, всех ли одинаково наказали? Квентин, сынок владельца мясной лавки, к которому супруга начальника нашей окружной полиции за свежайшей вырезкой захаживала, всего лишь отцовским ремнём отделался, а на бедняка Пайета всех собак свешали, самый большой штраф семье назначили. Остальные постольку-поскольку, разными суммами отделались. Это по справедливости? Зачинщиком-то как раз Квентин был.
Крис до боли прикусил губу и закрыл лицо руками. Любое упоминание о свершившемся преступлении, которое он честно пытался упредить, убеждая приятелей не лезть в тот злосчастный магазин, полный вина и сладостей, резало ему сердце; а последующее вслед за этим неправильное, как бы вывернутое наизнанку наказание, кромсало тот сочащийся кровью орган на мелкие дольки.
- Мир полон несправедливости, сын. - Рейнолд подсел к Крису и обнял его за плечи. - И не в наших силах его изменить, к сожаленью... так что, езжай-ка ты к тётушке. Точнее, к бабушке. Срываться нам обоим, бежать а острова, а значить перечёркивать твоё будущее образование - выпускные экзамены у тебя теперь с этим хрустовым приказом на руках, нигде, кроме как в вольфмановской школе не примут, - я думаю не стоит. Тем более, что я с работы уйти не могу - кредиты душат. И за меня не беспокойся. Главного старик Гринделл добился - напугал тебя до печёнок, так, что ты из города от страха сбежал - именно так он решит, - убеждал сына совсем не уверенный в своих суждениях отец.
Он в принципе не понимал мотив покушения на Криса! Никакому логичному объяснению оно не поддавалось. В абсолютную маниакальность одного из директоров Корпорации не очень-то верилось, несмотря на возбуждённое шушуканье сослуживцев, любивших, честно говоря, потрепать языками. И неизвестность травила душу сильнее, чем факт реального покушения на сына, сходу приписанного к проделкам злобного Гринделла, как к самому страшному. А соответствует ли предположение действительности - большой вопрос. Ну, останется один - попробует разобраться. Одному, оно как-то спокойнее... только бы тётя, сама детей не имевшая и когда-то любившая маленького Рейнолда почти как сына, приютила Криса!
Спустя три дня, когда рана начала подавать признаки заживления, Крис сел в единственный на Разломе поезд, ходивший по циркулярному маршруту вдоль побережья, окольцовывая весь остров. Кроме кружной железной дороги, была ещё ветка в центр, к Провалу, к главным цехам Корпорации, по которой движение от вулканов в порт Каллинбург и обратно не затихало ни на секунду: составы ходили длиннющие, сухогрузы приставали громадные - Искр миру требовалось всё больше и больше. В кармане лежало письмо и свадебная фотокарточка молодого Рейнолда с супругой, в чемодане большей частью учебная литература, на душе камень. Как примут, и примут ли вообще - неизвестно. На вокзал они с отцом добирались как шпионы из детективных романов: неоднократно проверяя, есть ли "хвост". Вроде, не заметили.
Колёса ритмично стучали на стыках рельс, вызывая подспудное желание считать и сбиваться; чем Крис, сам того не замечая, и занимался, глядя в окно купе. Ни о чём важном не думалось и с соседом, сердитым господином средних лет, сидевшим напротив, говорить желания не имелось, как, видимо, и у него, уткнувшегося в толстую газету "Факты Разлома" - еженедельное издание развлекательного толка с обилием бесплатных объявлений и рекламы.
Джентльмена раздражало то, что Крис, по его мнению, непозволительно часто хлопал дверью купе, зачем-то выходя в коридор и через несколько минут возвращаясь обратно. Откуда ему было знать, что юноша лишь недавно прибыл на остров и не успел привыкнуть к контрастам тянущегося за окнами пейзажа. Из купе открывался вид на безумно красивое бирюзово-лазоревое море, нарисованное далеко внизу, под высоким обрывистым берегом, по верху которого виляла лента железной дороги, то приближаясь, то удаляясь от водной глади; а из коридора высматривались только вулканы, шесть неподвижных белоснежных равновеликих, точно соски коровьего вымени, геометрически правильных конусов. Они казались рядом, достаточно руку протянуть и коснёшься, а попробуешь - придётся шагать неделю. А горы всё так же будут "рукой подать", но не приближаться, пока, наконец, не упрёшься в подножие.
Интересный, новый для Криса эффект, о котором он когда-то читал, но не представлял, что это будет так чудесно и что из поезда горы будут восприниматься не как из города, а совсем по-другому: близко и в то же время далеко, судя по неподвижности, не реагирующей на стремительный бег вагона. Тянули его вулканы, звали к себе... точнее, Провал манил, расположенный как раз между двумя грядами по три горы в каждой... загадочная неизвестность. По смутным ощущениям, в которых Крис не готов был и самому себе признаться, там обитало нечто живое и... родное.
Устраиваясь на ночлег, Крис привычно подумал, что на аэроплане он давно уже был бы на месте, спрямив дугу длиной пятьсот километров, а рано утром, ещё затемно, был разбужен кондуктором в строгой чёрной железнодорожной форме:
- Скоро ваша станция, сьер. Поезд приближается к платформе Лобастьер, поторопитесь, пожалуйста, до остановки полчаса.
Со стороны локомотива, разрывая предутреннюю тишь, трижды ударил колокол и вагоны, клацая сцепками, тронулись и пошли, плавно набирая скорость. На платформе, освещённой слабыми редкими фонарями, осталось трое. Громкая трещотка цикад, включившаяся после отбытия поезда будто бы по команде невидимого дирижёра, лишь подчёркивала одинокость троицы: женщина и мужчина в плащах, юноша в суконном пиджаке, от наступающей сырости не спасающим. Молодой джентльмен дрожал. То ли от озноба, то ли от волнения.
- Ладно, - молвила наконец женщина, поджимая губы, - поехали домой, там разберёмся. Ох, Рейнолд, узнаю твои проделки... - проворчала под конец.
- Не заводись, Фрэнс, - дружелюбно высказался мужчина. - Он же понятия не имел во сколько этот хрустовый двадцать пятый прибывает...
- Вот именно! - наставительно подчеркнула женщина. - А мог бы расписание на вокзале посмотреть! Через пять часов из Торберга второй циркулярный экспресс здесь проезжает, по требованию останавливается. Мог бы не поднимать нас, стариков, едва не за полночь... молнию прислал! О сыне побеспокоился, а о нас с тобой, Роб, можно, значит, ноги вытирать?
Мужчина шагнул к юноше и дружелюбно протянул руку:
- Роберт Любек, твой, как я понимаю, двоюродный дед.
- Кристофер Баркер, - неуверенно ответил Крис, пожимая крепкую жилистую руку, и боязливо косясь на бабушку.
- А на эту ворчунью, Кристофер, можешь не обращать внимания. - Продолжил говорить мужчина. - В душе она добрая...
- Где-то глубоко-глубоко, - фыркнула Фрэнси и, лихо развернувшись, отчего тяжёлый прорезиненный плащ на секунду превратился в колокол, распорядилась. - Вон отсюда, джентльмены. Мальчик совсем замёрзнет. Роб, помоги ему с багажом... за мной! - Скомандовала и зашагала, направляясь к широкой бетонной лестнице, ступени которые, казалось, спускались в никуда, во тьму...
Внутри старенького легкового шестиместного мобиля, по виду напоминающего угловатую карету без оглоблей с наружным рундуком для багажа, было тепло: натужно гудя, работал тепловентилятор. Фары высвечивали полузаброшенную грунтовую дорогу. Как ни старался Роберт вести мобиль аккуратно, ухабы ловились с завидным постоянством. Жалобно скрипели рессоры, пассажиров бросало из стороны в сторону, Фрэнси ругалась. Обстановка к разговорам не располагала.
- Дай-ка я тебя внимательно рассмотрю, - заявила бабушка, бесцеремонно хватая Криса за челюсть. Повертела его голову в стороны, покачала вверх-вниз и зачем-то заглянула в уши. Заключила:
- Похож. Уши нашей с Терезой породы, Ходжесов. Низ лица - вылитый Рейнолд Баркер. Остальное, увы, от неё... Но ты не расстраивайся, Крис, - успокоила совершенно не расстроенного, а обиженного на "увы" внучатого племянника. - Ты всё равно довольно симпатичен. А для мужчины так и вовсе красив. И загар тебе идёт, и глаза, и ресницы. Ах, какие глазищи! Утонуть в них хочется и не выплыть... ты согласен, Роб?
- Отстань от мальчика, - устало отмахнулся расслабившийся в мягком уютном кресле хозяин усадьбы. В одной руке он держал кружку с глинтвейном, в другой сигару, дым от которой тянуло в настоящий, затопленный углём камин. По гостиной растекалось приятное домашнее ароматное тепло; напротив багрового зева, с танцующими внутри его язычками ленивого пламени, превращавшееся в жар. - Отправь его, наконец, спать. С вечера ему постель приготовила...
Накануне, когда почтальон принёс телеграмму-молнию, в которой говорилось, что в двадцать пятом поезде к ним едет сын племянника Рейнолда, Фрэнси была взбешена:
- Вот ещё! Тысячу лет не объявлялся племянничек и вдруг на-тебе, встречайте сыночка! От той, от дикарки! Не вздумай ехать на платформу, Роберт! Пусть проваливает куда подальше, хоть в сам Провал!
Однако вечером женщина прибралась в пустующей комнате на втором этаже небольшого старинного двухэтажного дома, в котором даже камин сохранился в первозданном виде, не переделанный под электро-калорифер с отражателем, и, заставив мужа выбить из матраса многолетнюю пыль, застелила кровать новым, недавно купленным бельём. Сама поставила будильник и ночью подняла Роберта словами:
- И волки его съедят, - пошутил Роберт, зевая. И заработал подзатыльник.
Крис, в поезде так и толком и не уснувший, вырубился, едва только голова коснулась непривычно мягкой пуховой подушки. И буквально сразу, как ему показалось, был разбужен бесцеремонным стуком в незапертую дверь. Сквозь плотно зашторенное окно в комнату бил яркий солнечный свет, на тканевую преграду плевавший с превеликим презрением.
- Крис!!! Крис!!! - кричала бабушка, не переставая колотить в дверь неизвестно чем. Юноша подумал, что молотом.
- Открыто, сьерра Фрэнси! - отозвался он, садясь на койку. Прикрыл голые ноги одеялом и поправил на себе подаренную утром шёлковую ночную рубашку. Когда надевал её, иронизировал мысленно: "Вот и стал я дедушкой. Ночного колпака только не хватает...". Но спать в ней было на удивление приятно. А может, это от усталости и нервов. Ощутил тёплый приём и расслабился.
- Во-первых, внук, - грозно заявила бабушка, стремительно влетая в комнату, и этой порывистостью в очередной раз напомнила Крису отца. - О сьерре забудь. Выкинь это слово из головы. Я - просто Фрэнси. Повтори.
- Ф-фрэнси... - растерялся непривыкший к такому напору Крис. - Бабушка...
- И без бабушек! - резко поправила его отцовская тётушка. - Я же сказала - просто Фрэнси. Ну, надеюсь, запомнил... экий ты застенчивый... не в нас, не в Ходжесов...
- Так, Крис, теперь, во-вторых... - и вдруг нахмурилась, будто что-то забыла. - Ах, да! И без дедушек и сьеров: Роберт - и всё. Ему так очень нравится, считает, что его это молодит. Я а так думаю, что... м-да. А вот теперь точно слушай, во-вторых: спускайся на кухню, пообедаем... - с этими словами собиралась было выскочить, как вдруг хлопнула себя по лбу:
- Держи свою карточку, - сказала и вытащила из кармана передника фотографию Рейнолда и Джанки. - На стол, вон в тот угол поставь, хорошо смотреться будет, красиво. И стекло бликовать от солнца не будет, и не выгорит. Сторона у тебя южная. Шторы перед уходом не забудь распахнуть и окно открой - свежий воздух полезен. - Развернулась и теперь уже из комнаты точно выскочила.
- Хм, - улыбнулся Крис, разглядывая черно-белое фото. - Какая живая у меня бабушка! Резвая... а ей лет шестьдесят уже, поди... - ему, семнадцатилетнему, этот возраст казался глубокой старостью. Рана на груди, кстати, почти не чувствовалась.
За обедом, а ели прямо на кухне за большим столом, Крис ещё раз пересказал их с отцом жизнь; как появились на Разломе и почему Рейнолд решил отправить Криса к ним:
- Подрался я в школе, перевели в экстернат, а в городе учиться практически невозможно - в квартире не усидишь, в библиотеке скучно, на улице негде, - папа вспомнил о вас и отправил меня сюда, за город, - практически не соврал Крис. - Заодно и вас проведать. А через два месяца, когда подойдёт пора экзаменов, сам за мной приедет, если я ему телеграфирую. - Теперь сказал чистую правду.
- Конечно, телеграфируешь! - чуть ли не обиделся Роберт. - Я его в последний раз видел, когда он твоего возраста был...
- Никаких "конечно"! - стукнула по столу Фрэнси. - Мы ещё посмотрим на твоё поведение, Крис!
Роберт на этот выпад не обратил ни малейшего внимания, а вот Крис невольно поёрзал задом по стулу, выискивая более надёжную точку опоры, боясь, что вдруг свалится, осрамится. Ощутил некое дежавю - будто вновь превратился в маленького, непослушного, непоседливого мальчишку, сидящего перед строгой воспитательницей, нанятой отцом для изучения "хороших манер".
Глава 5
Поместье, - если так можно назвать участок земли неправильно-прямоугольной формы площадью полтора акра (примерно три четверти гектара) огороженный низким, чуть выше колена заборчиком из камня с острой железной арматурой поверх оного, перевитой с претензией на изящество, - вбирала в себя три больших строения: кирпичный дом и деревянные овчарня с курятником вместе, да сарай непонятного назначения. Бабушка Фрэнси разбила несколько грядок с редиской, укропом, луком, петрушкой и прочей приправой; участок перед домом засадила цветами, завела несколько рядов неприхотливой малины и всё - дикую траву стригли овцы, не покушаясь на культурные растения благодаря острым внутренним заборчикам из той же арматуры. Да две добродушные старые овчарки, изредка открывая вечно сонные глаза, за ними приглядывали. А вообще-то, каждое утро скотину выгоняли пастись на луга, под присмотр общинного пастуха: в округе Лобастьер насчитывалось с десяток подобных "поместий", в основном побогаче усадьбы Любек. Разбросаны они были вне пределов прямой видимости, скрытые друг от друга холмами да перелесками, которые ближе к востоку, в направлении вулканов, переходили в настоящий густой лес. В нём преобладали лиственные породы: дубы, вязы и всякие берёзы с осинами.
Речка Лобаска, довольно полноводная, извилистая, чистая и всегда холодная, начиналась где-то в горах. Спокойно пересекала леса, расслабленно разливалась в логах между холмами, в устье напряжённо собиралась, сжималась между скалами и показывала, наконец, своевольный характер, падая в море красивым шумным водопадом, будто дико вопящим об обретённой свободе. Лёгкий гул, похожий на далёкий бой барабанов, можно было уловить в любой точке округа Лобастьер. Если, конечно, внимательно прислушаться.
- Тут, Крис, у нас овчарня. Заходи смелее, - после обеда Роберт решил показать внучатому племяннику своё хозяйство. В этот раз в его руке дымилась трубка, вдыхаемая, впрочем, редко - лишь бы не гасла. - Сейчас овцы на пастбище, вечером пригонят. Ха, Крис! Я до сих пор никак в толк не возьму, как это Эдди, пастуху окружному, удаётся общую отару по хозяйствам делить! Ведь ни разу, шельмец, не ошибся!
- Так, овчарки ваши с ним... они, поди... - неуверенно высказался Крис.
- Да толку от них! Сучки они старые, им лишь бы поспать... ладно, идём дальше. Пусть эта загадка так и останется тайной, - произнёс заговорщицким шёпотом и хохотнул. - А там, за загородкой, слышишь, куры. Мы рассвет в дороге пропустили, а то бы оценил, как наш петух, Ричард Третий, заливается... сказка! Послушаешь ещё, - с этими словами пошёл прочь из остро пахнущей овчарни и рукой с зажатой в ней трубкой позвал Криса за собой.
- А зачем вам овцы? - спросил Крис, семеня рядом с медленно вышагивающим Робертом. - Курицы - понимаю, яйца, курятина...
- А овцы - молоко, сыр, шерсть, кожа и мясо. Я их, кстати, стричь люблю. Машинка у меня есть электрическая. Ведёшь ей и будто волны морские или облака руку обволакивают и медленно сползают, щекочут. Тёплые, пушистые. Красота!.. - и внезапно разразился кашлем.
- К-хм, к-хм, хруст Провальный! Не обращай внимания, это не заразно - производственное. - Откашлявшись, овцевод продолжил уже серьёзно, без нежности в голосе. - Доят овец Эдди или его сын Гарвард, часть молока и сыра отдают, остальное к оплате их трудов отходит; скупщик дважды в год приезжает, кое-какие флорины отваливает. На жизнь нам с Фрэнси хватает. А ещё счёт в банке лежит, проценты капают, пенсия... А если серьёзно, Крис, то овцы та ещё головная боль с чирьем на заднице и поносом в придачу! Надоели они до колик в кишках. Знаешь, сколько хлопот доставляют? И не знай! - отмахнулся от недоумённого взгляда внучатого племянника. - Но иначе нельзя, увы. Не по своей воле мы их держим...
- Когда сто лет назад произошла революция, местный лорд Лобсток договорился с народной властью: он передаёт все свои земли обществу полюбовно, без сопротивления... а повоевать он мог, Крис! Сильным землевладельцем был, суконную мануфактуру держал и людей преданных имел, и оружие. А республиканские силы тогда слабы были... Так вот, значит, отдаёт добровольно, но с условием: каждое подворье обязано держать отару минимум в двадцать голов и выпасать овец скопом на участке возле его имения. Его собственное стадо по лугам ходило, где трава сочнее - шерсть для мануфактуры нагуливало, а ему очень, видишь ли, стриженные холмики вокруг поместья нравились. Игру он любил странную, гольф называется. В чем суть - не ведаю, но поле обширное с травой короткой нужно, чтобы шарик какой-то не терялся. В общем, век прошёл, а договор по-прежнему действует...
- А суконная фабрика давно закрылась и семейство Лобстоков захирело. Там их поместье, - сказал, бросив руку в сторону вулканов. - За рекой, километра два от нас. Сейчас там старушка одна живёт, с прислугой дни коротает. Редко её внуки-правнуки наведывают, разъехались все по миру... стой!
Дед с внуком как раз подошли к большому сараю из потемневших от времени досок и наверняка с прохудившейся крышей, крытой старым шифером, а не новой красно-коричневой черепицей, как дом и сложенная из бруса овчарня.
- Проникнись торжеством момента, Крис! Здесь находится моё главное сокровище. Ты - мужчина, ты - поймёшь. Не то, что старая брюзжащая ведьма, по недоразумению называющаяся женой... там моя страсть, моя любовь, моя молодость... - Роберт хитро держал интригу, делая вид, что не замечает растущий интерес Криса. - Такую красотку ты больше не встретишь нигде - это эксклюзив... готов? - Крис закивал головой, как заправская лошадь. - Внимание! Знакомься, моя Принцесса! - с последним словом Роберт распахнул дощатую дверь, петли которой, как ни странно, не скрипнули.
С яркой улицы в полутьме глухого сарая без окон с вполне плотной крышей, что удивительно - если оценивать внешнее состояние кровли, было трудно что-либо разобрать, поэтому Крис усиленно напряг зрение. Но Роберт больше не испытывал терпение внучатого племянника: протянул внутрь сарая руку и включил свет. В центре помещения лежало нечто, крытое брезентом. Размерами непонятная конструкция была метров девяти в длину, трёх в ширину и двух в высоту, кроме концов, выступающих выше.
Спереди и сзади Крису угадывались весьма знакомые возвышения. В его горле от волнения внезапно пересохло, от сладкого предчувствия узнавания ноги стали ватными, такими, что он не мог заставить себя переступить порог, не желая обмануться...
Роберт сорвал брезент смело, за один проход, стягивая как чулок с ноги, выворачивая ткань.
- Принцесса, - вымолвил любовно, запанибратски припечатывая раму фюзеляжа аэроплана ладонью. - Моя Принцесса. Что скажешь, Крис? Да заходи смелее, не укусит! Она у меня смирная... на привязи, к сожаленью.
Аэроплан стоял бескрылым. Дюралевые трубки фюзеляжа, скреплённые в сужающуюся к хвосту ферму с внутренними расчалками, в целом, для усиления прочности, дополнительной обшивки не требовали, но создавалось впечатление, что Принцесса голая, как бы требующая наряда. Хвостовое оперение - туфельки, развёрнутые пятками друг к другу, а между каблучками зажат обрывок старого длиннополого платья - киль, который почему-то застыл. Девушка лежит на спине с оторванными руками - крыльями, на голове - моторе вместо пышных волос сохранилась одна лишь заколка - двулопастной винт. Только грудь красавицы - сиденье пилота, а за ним пассажира, защищённые ветровыми стёклами в рамах, была обмотана лёгкой лакированной фанерой, выкрашена в небесно-голубой цвет и подписана чем-то ярко-белым "Принцесса"; чтобы ни у кого не оставалось сомнений. Геометрически правильные буквы с чёткими углами наносились через плакатный трафарет. Высокородная калека отдыхает не абы на чём, а на подставке из двух передних шасси, для большей устойчивости разнесённых на три метра, и на небольшом заднем, воткнутом куда-то в район лодыжек. Безжалостно отрезанные руки нашлись у длинной стены сарая. Выкорчёвывались они, судя по всему, вместе с куском спины, поэтому превратились в единую несущую плоскость сильно вытянутой ромбовидной формы с лёгким сужением к концам.
- Вот это уродина! - вырвалось у Криса восторженно.
Роберт оценил:
- А то! Красавица! Сам собирал, из дюраля... правда, плоскости на заказ делали. Слишком там ферма сложная и обшивка нужна нежная и стык-в-стык. Не для моего инструментария ответственность, - посетовал он, кивая в дальнюю, узкую часть сарая, где находились верстак, универсальный токарно-фрезерный и сверлильный станки. Ручные дрели и другие крайне важные слесарные инструменты и заготовки деталей лежали на многочисленных полках. В ящиках и вёдрах валялись разные полезные мелочи. - Зато тяги, управление - всё самолично, вот этими руками.
- М-да, Роберт... - заговорил Крис, подойдя, осматривая и ощупывая. - Старовата конструкция... система Армана, по-моему.
- Я начинал её двенадцать лет назад, когда это самой передовой системой считалось. Моноплан! Тогда ещё полёты над островом разрешены были... э-э-х! Вздумалось же какому-то идиоту меж Близнецами прокрасться и над Провалом пролететь! Корпорация сразу подсуетилась, чтоб её в Провал. А до этого - свобода! Хорошо хоть сам полетать успел, Принцессу обкатать... чтобы разобрать потом... - голос Роберта окрасился непередаваемой грустью.
- Разнос между стабилизатором и крылом длинноват, - прокомментировал Крис, слушая Роберта вполуха. Весь мир сузился для него до размеров давней страсти, до аэроплана. Настоящего, способного хоть сейчас взмыть в воздух - это он чувствовал всеми фибрами души.
- Для старого движка, всего сотня лошадок, самое то. А мотор надёжный, "Клименс - 100" материковой работы, Борельской. - Воспрянул духом бывший техник цеха перезарядки Искр. - Да, манёвренность снижается; на фюзеляж нагрузка усиливается; но устойчивость в прямом полёте растёт - тангаж стабилен, в пике внезапно не свалишься.
- Но и высший пилотаж не исполнишь...
- С чего это ты взял? - обиделся дед. - Я и бочки крутил, и мёртвую петлю! Книжек начитался, сынок?
- Два полёта имею! - гордо заявил Крис. - Один на биплане, второй на моноплане.
- Ознакомительные что ли, для зевак богатеньких?
- Нет, Роберт, я в клуб ходил, занимался. Полёты самостоятельные, с инструктором... а потом на остров... - и столько было горечи в его словах, что дед проникся:
- Не переживай племяш... тьфу, внучок... или как там... Да какие твои годы, Крис! Будет у тебя снова клуб, будут полёты, будут победы! Ты верь мне, Роберт Любек зря не скажет... - и вдруг снова раскашлялся.
В этот раз приступ тянулся дольше первого. Кашель был сухой, натужный, ничего не отхаркивалось. Словно взрослый человек умудрился подхватить коклюш.
- К-хм, всё. - Ответил Роберт, тяжело и шумно дыша. Багровость с лица спадала, дыхание успокаивалось. - Только Фрэнси ни слова, ясно? - предупредил он строго.
- А разве она не знает?
- А как не знать? Знает, конечно, но... ну её. Ноги парить заставит, травами начнёт поить. Неделю, считай, ни разу не кашлянул... а не дай бог на тебя подумает? Мол, ты чем-то повлиял? С неё станется. А ещё хуже, если сюда запретит ходить. Пыль она того, провоцирует... а табак наоборот помогает. Вроде как... - К кулаку, крепко сжатому, погасшая трубка будто бы приросла. Мундштук пробивался между пальцами, как сучок сквозь складки старой коры.
- А-а-а что это вообще...
- Это, Крис, последствия двадцати лет работы. А ведь меня предупреждали! Нет, не уходил, на деньги зарился. Платили там отменно. В цеху перезарядки Искр я работал, техником. Не смотри на меня так лупоглазо и челюсть подбери - тайны я тебе не открою... потому как сам не ведаю. - Роберт неожиданно подмигнул и лукаво улыбнулся. - Пойдём-ка всё же на свежий воздух. Дверь в сарай прикрой.
- Мы сюда, на природу, только из-за моей болезни выбрались. Думаешь, Фрэнси грядки - цветочки нравятся? Как бы не так! До мозга костей она городская, первые пару лет на зелень вокруг глядеть не могла - слёзы лила, что водопад Лобастый, ноги застудить можно. Потом смирилась. Она добрая баба, ты её не бойся... - откровенничал владелец поместья, пока они с Крисом подходили к шикарной деревянной лавочке с гнутой спинкой, спрятанной в тени каких-то кустов.
- Да я, собственно, и не боюсь... уважаю.
- Вот уважаешь - правильно, ей это нравится. Любит воспитывать. Меня - бесполезно, так на тебе отыграется. Своих детей нам Бог единый, Всевышний, не предоставил... ну, довольно плакаться. Так какую тайну наисекретнейшую тебе открыть, а?
Крис, сидевший рядом с дедом, всем телом молча повернулся к нему, расположившись на скамье боком.
- Ты наверняка пустые Искры сдавал, чтобы скидку на полную получить, так ведь? - вопрос был риторическим, ответа не требующим. Так поступала любая семья. Принимали использованные Искры во всех магазинах, имеющих лицензию на торговлю ими. - А бывало, что разбивал Искру?
- И разлетается на мелкие кусочки, собрать и склеить невозможно, - дополнил Роберт. Крис согласно кивнул.
- Я работал техником, - бывший сотрудник загадочной и всесильной Корпорации приступил, наконец, к главному. - Моя задача была следить за рабочими, чтобы они аккуратно загружали пустые Искры в специальные контейнеры. А так же вести учёт, писать журнал и другую бюрократию заполнять. Но в основном, все-таки, сохранность Искр на мне лежала. Перезарядка Корпорации гораздо дешевле обходится, чем создание новой. Почему, хоть пытай, не ведаю. Хм, а служба безопасности провокации устраивала, - при этих словах его рот растянулся в довольной победной улыбке. - Ну, ладно, к болезни подхожу.
- Есть три вида контейнеров: для кулачков (малая Искра), бочонков (средняя) и дубин (большая). Их так не только люди, но и официально в Корпорации именуют. Кулачков больше всего привозят, но, как это тебе ни покажется нелогичным, проблем от них меньше, чем от остальных. Дело в том, что они лёгкие, а главное маленькие. Один человек может свободно взять его одной рукой и аккуратненько поместить в мягкую, обложенную сырой резиной ячейку контейнера, как яйцо в гнездо картонной упаковки, до половины. Потом, когда контейнер заполняется, он закрывается крышкой, в которой точно такие же углубления, один-в-один. Всё, готово, Искры сидят плотно и нежно, точно те же яйца в упаковках для перевозки. Ящик кладётся в вагонетку. Рядом второй, потом третий и так далее, пока вагонетка не заполнится доверху. А пустых вагонеток за смену через цех прогоняют до тысячи штук, разнокалиберных, как ты догадываешься, трёх видов. Ввозят в одни ворота, вывозят в противоположные. Куда - неизвестно, но все уверены, что в сам Провал опускают. Цех от него далеко расположен, километрах в пятидесяти, поэтому Хруст, если он из глубины и доносится, до наших ушей не долетает. Вагонетки-то, забыл сразу пояснить, на длиннющих тросах висят, словно гроздья на виноградной лозе, а трос барабанный механизм тянет. Так что может и вправду опускают. Тросы стальные, прочные, толстые. Толще моей руки будут, - свои слова подтвердил воочию, охватывая крепкое плечо с развитым бицепсом. Пальцы не сходились. Оставался промежуток сантиметров в пять-шесть. - Такая верёвка духа Провального выдержит, не то что какие-то лёгкие корзиночки с Искрами. Полста километров протянуть вполне себе возможно: опоры для подвески канатов с барабанами для тяги целую дорогу составляют и ведёт она в сторону Провала... обратно, с полными Искрами, видимо, с той стороны выходят. Здесь я - пас. А сплетни озвучивать не хочу... интересно?
- Ещё бы! - с придыханием отозвался Крис. - А...
- Не торопись, не гони старика, в горле уже пересохло, - довольно промурлыкал Роберт. - Сходи лучше пива мне принеси, холодненького. Фрэнси вчера, по-моему, свежесваренное в холодильник заложила. Молодец она у меня, весь сельский быт освоила; а пиво в первую очередь научилась варить. И кисет с табачком захвати ещё.
Крис обернулся меньше, чем за пять минут. Роберт его похвалил, закурил трубку и продолжил просвещение, потягивая из стеклянной кружки пенный напиток.
- Вагонетки идут не быстро, но и на месте не висят ни секунды; надо работать со сноровкой, но и торопиться не следует. Для работы используются специальные перчатки, прихватки называются. Пальцы удлинены наподобие когтей хищных, цепких, обшиты шершавой резиной. Наденешь и рука будто сама хватает, захочешь - не вырвешь. Для хрупких Искр надёжная штука. Дубина, если ты видел её, то должен размер представлять...
- Три фута в длину, полфута в толщину, - чётко, как на экзамене ответил Крис. - Бочонок - фут на полфута, кулачок - полфута на четверть. Если всё перевести в международную систему, то...
- Стой, Крис! Не тараторь. А ты из зубрил, оказывается... как только в драку умудрился ввязаться, в стенах школы?