Аннотация: Наши взаимоотношения с людьми вокруг нас порой заставляют делать странные вещи.
Пари
Пан Казимир довольно замкнутый человек, но семья это, знаете ли, такая штука, которая порой, заставляет, скрипя зубами делать вовсе не то, что нам хочется или больше по душе. А уж если дело доходит до взаимоотношений с родственниками или даже просто со знакомыми... Нет, нет это я о себе говорю. Ах, так вот, мне однажды довелось оказаться в гостях у пана Казимира. Так как я уже сказал, что он нелюдим, то легко догадаться, в гостях я оказался не по его приглашению. Просто мою жену пригласила пани Ружена, жена пана Казимира, и пани Злата решила, что мне будет полезно "подышать свежим вечерним воздухом в компании хороших людей". Пани Ружена превосходная хозяйка и после того, как они с пани Златой обменялись дружескими объятиями и непременными, (видимо у женщин так принято?) через чур восторженными комплиментами, она представила меня пану Казимиру словами, - Это тот самый пан Отакар, о котором я тебе столько рассказывала, - и безо всяких дальнейших церемоний пригласила нас к столу. Я протянул руку, пан Казимир протянул свою, и мы обменялись рукопожатием. За столом женщины чинно подождали, когда лафитнички будут наполнены, а затем пани Ружена сделала едва заметный кивок, пан Казимир едва заметно усмехнулся и подняв лафитничек сказал, - любезные пани Злата и пан Отакар, стены этого дома видят не так много гостей, как хотелось бы пани Ружене, но тому виной мой угрюмый, как говорит пани Ружена, характер. Уверяю вас, дорогие пани Злата и пан Отакар, что те редкие люди, что бывают здесь, это не случайные посетители. Это наши друзья, и мы им рады! То, что вы почтили нас своим присутствием, отныне делает нас ещё богаче духовно...
- Казик! - перебивает пани Ружена, - говори проще!
Пан Казимир усмехается. - Друзья, - сменив чинный тон, весело говорит он, - после трудов праведных воздадим должное тому, что господь посылает нам в необозримой милости своей, аминь! - лихо опрокидывает лафитничек и тут же, сделав изумленные глаза, подцепляет из розеточки на вилку, что-то испускающее аппетитный пар. Пан Отакар согласно кивает головой и тоже опрокидывает лафитничек. Ему тут же начинает казаться, что он проглотил шаровую молнию. На глаза навертываются слёзы, он встает, разводит руки в стороны и открывает рот пытаясь вдохнуть. Пани Злата сидит зажмурившись, а пани Ружена прыснув, как ни в чем не бывало, подкладывает им на тарелки какие-то закуски.
Немного позже, когда женщины увлеклись обсуждением важных проблем цветоводства, пан Казимир жестом пригласил разрумянившегося пана Отакара выйти поразмяться. Они выходят на широкую верхнюю террасу и располагаются в старинных креслах. Пан Отакар незаметно распускает пояс, и поглядывая на пана Казимира устремившего задумчивый взгляд в вечернее небо, произносит,- Ну и настойка у вас, пан Казимир! Она, конечно, покрепче сливянки?
- Натурально, пан Отакар. Она шестидесятиградусная и настояна на тимьяне. Поэтому я ничуть не боялся, что у вас перехватит горло, и вы закашляетесь.
- Да, верно. Было ощущение жара в груди, но у неё прекрасный вкус и ничуть не першило, как бывает после иных наливок! Как же вам удалось сохранить букет при такой крепости?
- О-о-о, это было в самом деле непросто! К тому же пришлось подумать о некотором изменении технологии... Постойте, давайте я вам покажу!
Пану Отакару явно не хочется выбираться из уютного кресла, но уважая волю хозяина дома, он, внутренне вздохнув, поднимается и следует за паном Казимиром. Они минуют гостиную и оказываются в маленьком, очень уютном кабинете. Мебель здесь явно антикварная и тяжелое тёмное бюро и большой, занимающий треть кабинета стол, создают ощущение основательности, какой уже не найти в нынешних домашних интерьерах. В нише под столом неожиданно обнаруживается футуристический формы и вида агрегат, а хитро повернувшаяся часть крышки стола открывает очень современный монитор.
Пан Отакар искренне удивляется, и показывая взглядом на странное устройство поднимает брови.
- Это компьютер, пан Отакар. Правда, специальной сборки, но всё-таки просто компьютер, а не машина времени. Пан Казимир потирает руки и прищурившись смотрит на гостя, - Кстати говоря, с этим компьютером связана прелюбопытная история. Присаживайтесь, пан Отакар. Хотите рюмочку ликера? Нет? А я, пожалуй, налью себе. Вам знакомы, пан Отакар люди, которые очень любят спорить, или, как они обычно говорят, "держать пари"? Я заметил, что они всегда предлагают спор только на своих условиях и при этом конечно совершенно уверены, что его выиграют, так как предмет спора обычно их конек. Но они делают вид, что "всё честно" и поэтому, в случае проигрыша, конечно согласны выполнить любое условие противной стороны. Среди моих неприятных знакомых, а жизнь, к сожалению, сводит нас не только с друзьями, пан Отакар, приходится иметь дело и с пренеприятными типами, так вот именно среди таких и находится некий пан Пузек, с которым я вынужден проводить время на службе. Это уже очень немолодой, отвратительный мне во всем человек, постоянно бубнящий об уважении к своей личности, совершенно при этом не уважающий никого. Он твердит о своих высоких принципах, которые обладают неимоверной гибкостью, когда это необходимо, а ведь принципы, пан Отакар, это вещь несгибаемая, ради которой честные люди готовы непощадить самой жизни! От пана Пузека вечно разит потом, а он, между тем, возмущается, когда от проходящей мимо дамы пахнет сигаретным дымом. Он презрительно ухмыляется и говорит, что для него поцеловать такую даму - всё равно, что полизать пепельницу. Одна из курящих дам как-то раз в ответ на это холодно заметила, что пан Пузек глубоко заблуждается, если думает, что любой, даже курящей даме доставит удовольствие не только целоваться, но даже находится на досягаемом расстоянии от старого, вонючего борова. Поэтому, некоторые дамы просто вынуждены курить, чтобы не чувствовать такой вони! Вы бы видели разом побагровевшую физиономию пана Пузека! Конечно, в присутствии этой дамы он больше ничего подобного не говорил, но такова уж его природа, без неё, он набрасывался на курящих дам с утроееной силой. Себя он считает борцом за справедливость и поэтому, как-то раз, запросто сожрал по очереди троих, в общем-то, безобидных людей... Вы наверняка знаете, как это происходит среди современных сослуживцев. Это конечно другая история. Вот этот самый пан Пузек в молодости, изволите видеть, занимался спортом. Теперь он всегда ставит себя в пример современным молодым людям, вынужденным проводить все время у экрана компьютера. Он кичится тем, что ходит на работу пешком. Он делает учет пройденного расстояния, количества сделанных им шагов и тех движений, которые совершает, и опять приводит себя в пример тем, кто пользуется авто для того чтобы добраться до работы. Это, кстати, послужило поводом, для моей едкой шутки по поводу учета количества того, сколько раз в прошлом году он чихнул, икнул, рыгнул и пукнул по сравнению с годом текущим и выполнил ли он намеченный план и взятые обязательства перед обществом. Что-то я увлекся ликером... Ровно год назад, в это же время, на работе произошел следующий случай. Пан Пузек с утра не смыкающий уст обзванивал коллег и в течение уже почти трёх часов возмущался невыносимым объемом работ, свалившимся на его плечи, нерадивостью и ленностью коллег, отсутствием должного уважения к его персоне ну и так далее, в обычном духе. В перерывах между звонками по телефону он издевался над молодыми сотрудниками и говорил, что даст сто очков каждому, если кто-то из них решиться пробежать с ним хотя бы километр. А если бы они начали подтягиваться на перекладине, то он готов держать пари на коробку хорошего коньяка, что сможет подтянуться на один раз больше чем любой из его юных сослуживцев. Я обычно молчу в таких случаях - мне неприятны эти разговоры, но тут уже не выдержал, так как появилась мысль проучить пана Пузека. Я с самым невинным видом поинтересовался, насколько ценен был бы выигрыш. Пан Пузек удивился (я с ним не разговариваю, так же как и он со мной, по идеологическим соображениям), но ответил, что бутылка стоящего, на его взгляд, коньяка стоит около 600 крон, стало быть, дюжина обошлась бы в 7200 крон, что совсем не малая сумма. И понимая это, он, пан Пузек, тем не менее, как честный человек, отдаст выигрыш каждому, кто сможет подтянуться на спортивной перекладине хотя бы на один раз больше его. Я, как вы наверняка заметили, пан Отакар, сейчас довольно грузный человек. Однако раньше продолжительное время занимался атлетической гимнастикой, уделяя особое внимание плечевому поясу и грудным мышцам. Тогда во мне пробудился бес, и я уже не мог остановиться. Я сказал, что в современном мире гораздо большую ценность имеют мозги и наши молодые сослуживцы это понимают, поэтому уделяют основное время в своей жизни. И хорошие мозги могут дать сто очков вперед любым мышцам. После этого мне пришлось выслушать получасовую отповедь об опустившейся молодежи и обрюзгших стариках, воображающих себя самыми умными - тут мне был подарен испепеляющий взгляд. Тут я сделал жест, показывающий, что мое терпенье лопнуло. Я вскочил, что, пожалуй выглядело несколько театрально, и заявил, что принимаю пари, а согласно благородному кодексу девятнадцатого века, чтобы пари было по партнерски равным, нужно чтобы и соперник, выполняя ваше условие, выставил свое, встречное. Так как раньше цена выигрыша для каждого была одна - жизнь, то и теперь цена должна быть равной, то есть 7200 крон. А для того, чтобы шансы выровнялись, и победил по-настоящему сильнейший не только физически, но и внутренней душевной организацией человек, положен некоторый срок для подготовки. Я нарочно упомянул кодекс чести девятнадцатого века, чтобы отрезать пану Пузеку путь к отступлению, ведь он, несомненно, считал себя самым справедливым и благородным из живущих ныне. Не чувствуя подвоха, он снисходительно пожал плечами и сказал, что безусловно это и имел ввиду, предлагая пари. Тогда я быстро, не давая ему опомниться, сообщил, что принимая его условие, в случае его победы, клянусь медальоном моей дорогой мамы, поставлю ему коробку самого дорогого коньяка, какой он сам выберет. Так как в связи со слабым здоровьем сам не смогу осилить дюжину коньяка, то предпочту, чтобы мой выигрыш был заменён чем-то другим, на аналогичную сумму. Так как пан Пузек считает главной мышечную, а я умственную силу, моё условие будет не в пример легче для выполнения. Я предлагаю ему изготовить электронную трехмерную модель того, в чем пан Пузек считается несомненным профессионалом - оконного шпингалета, на подготовку же к пари я предложил отпустить один месяц. При этом я вздохнув добавил, что мне нужно будет сбросить десяток фунтов, а подтягивался я последний раз ещё будучи скаутом, то есть почти полвека назад. На лице пана Пузека играла зловещая ухмылка. Я был в свободном свитере и выглядел даже более грузным. Набрать вес, как вы знаете можно легко и быстро, в то же время, чтобы сбросить даже четверть фунта нужно приложить очень много усилий и времени. Пан Пузек это конечно знал. Он сразу согласился и сослуживцы, с нескрываемым интересом наблюдавшие за нами, засвидетельствовали заключение пари.
Итак, победой в пари стало исполнение двойного условия: условия пана Пузека подтянуться на гимнастической перекладине хотя бы на один раз больше самого пана Пузека, и исполнение моего условия - изготовление электронной трехмерной модели того, в чем опять же пан Пузек был непревзойденным специалистом - оконного шпингалета. Я не сомневался, что несмотря на хвастовство и бахвальство пан Пузек мог подтянуться раза четыре. Он тяжел, пузат, и даже занимаясь в молодости спортом, а это был бокс, специализировался скорее на развитии мышечной выносливости, чем силовой динамики. Поэтому, я немного лукавил, сетуя на собственную физическую немощь. Сохраняющиеся на всю жизнь динамические стереотипы помогают довольно быстро приподнять планку тренированности, если вы раньше чем-то занимались, я же подтягивался по паре дюжин раз и у меня, как я надеялся, должна была сохраниться техника. Что касается трехмерного моделирования, то понятие пана Пузека о нем укладывалось в крепко сложившееся убеждение о любой компьютерной программе. Он полагал, что достаточно нажать на одну кнопку, и вы получите готовый результат. Правда, он тут же добавлял с чувством превосходства, что это будет очень плохой результат, не имеющий того творческого элемента, который несут работы выполненные им лично. Здесь, должен вам сообщить, у меня была очень солидная фора.
Вечером дня, когда было заключено пари я, вернувшись домой поужинал очень легко, и отдохнув пару часов включил музыку и подошел к перекладине, вон там на террасе. С большим трудом мне удалось подтянуться всего три раза. Концентрируясь на дыхании и вспоминая технику, я сделал небольшую, но интенсивную тренировку и принял прохладный душ. В течение того месяца я тренировался каждый вечер, тщательно контролируя давление, ведь я уже немолод. Мне удалось довести количество подтягиваний до дюжины, при том, что потерял я всего три фунта. На работу я ходил всё в том же свитере, и вел себя по-прежнему, а вот пан Пузек в захлеб рассказывал о том, сколько километров он намотал, героически путешествуя пешком на работу, при этом он победоносно поглядывал в мою сторону. Затем следовал ежедневный блок критики и поучительных и полезных нравоучений. Собственно говоря, я всю жизнь хожу на службу пешком и не считаю это подвигом. В голосе пана Казимира, пан Отакар уловил явную досаду.
- Месяц прошел незаметно. За делами и ежедневной текучкой сослуживцы не вспоминали о пари. Для меня этот месяц был настоящим испытанием. Я испытывал постоянный голод, так как ограничил себя в еде, а поесть я люблю. И ещё я испытывал сильнейшее искушение и желание расхохотаться в лицо пана Пузека, сказать какую-нибудь дерзость или даже откровенную грубость. К концу срока я чувствовал себя в великолепной физической форме, заметил изменение во внешнем виде. Кожа на лице подтянулась, стала гораздо здоровее, исчезли морщинки в углах глаз, пропала обрюзглость. Да и внутренне ощущалась этакая особая аллертность, уж простите меня за такую терминологию, но психо-соматическое состояние - это действительно показатель здоровья организма. Я считал часы до дня совершения пари и обдумывал, как буду себя вести. Уж очень мне хотелось не просто выиграть пари у этого мерзавца, мне хотелось его сокрушительного поражения. Наступило четвертое июля. Знаменательная дата, для американцев, верно? В тот день утром пан Пузек был особенно нервно суетлив. Его активность усилилась кратно. Всё утро он рассуждал о внешней политике, экономике, культуре и даже успел тонко и в высшей мере как ему казалось грамотно пройтись по искусству. Критике подверглись певцы и музыканты, композиторы, поэты, писатели и художники. Все они оказались в одном причудливом бурном словесном потоке изобилующем выражениями "финансовые возможности", "макаронные изделия", "депутаты государственной думы", "непонятный сюжет", "невразумительные решения", "продукты питания", "я не певец, но мне показалось, что она фальшивит", "колбасные изделия" и тому подобные канцелярские перлы. Поток усиливался и достиг апогея, когда дошло до распределения полученной нашей конторой прибыли. Все сидели, опустив головы, чувствуя себя бездельниками и иждивенцами на попечении пана Пузека, который благодаря исключительно своим талантам позволяет всей конторе не пропасть в пучинах финансового шторма. Краски сгущались и молодежь была подавлена сознанием собственной ничтожности, бесперспективности, пассивности и отсутствием энтузиазма в зарабатывании денег, кровью и потом достающихся пану Пузеку, мужественно развившего в себе в течении всей жизни гражданскую активность, классовое самосознание и чувство справедливости. Бедная пани Коданова (да, да, та самая пани Коданова, жена пана Кодана) потихоньку бормотала молитвы и вытирала блёклые старческие губы платочком - ей тоже изрядно досталось за упорное нежелание совершать в период положенного служебного отпуска познавательные поездки в Турцию. - Вы же в общем-то погрязви, в ваших, это самое, цветочках! Вы же ведёте, значит, образ жизни, нежевая повучать это самое, если можно так сказать новые впечатвения! - гремел пан Пузек, - это, в общем-то, пассивность и я, значит в общем-то, не уважаю людей, которые такие!
- А в частности? - успел громко спросить я, пока пан Пузек набирал воздуха для следующей тирады.
- Что? - ошалело спросил оратор.
- Ну, это было "в общем-то". А в частности что? - повторяет пан Казимир.
- А-а-а-а... - фанатичная остекленелость во взгляде пана Пузека сменилась неким осмысленным выражением. Он упирает руки в бока и тяжело глядит на пана Казимира. - А в частности, - наконец находится пан Пузек, - У нас сегодня пари! Пари! - и его лицо принимает зловещее выражение, а в выпученных водянистых голубеньких глазках мелькает угроза.
- Ах, да! - приятно улыбается пан Казимир. Пан Пузек снимает пиджак, и все видят темные разводы подмышками его франтоватой розовой рубахи. Короткие рукава открывают взорам сослуживцев толстые волосатые руки. На животе рубашка натянута так сильно, что одна пуговица неожиданно выстреливает и щелкает по крышке стола.
- Я первый! - заявляет он. Сосредоточенно сопя, он расстегивает портфельчик и достает листок бумаги. Он многозначительно помахивает им, потом поднимает над головой. - Условие пана Казимира выполнено! Победоносно провозглашает он. - Вот! Шпингалет! А теперь...
- Постойте, постойте, - слегка оторопело бормочет пан Казимир, - что это такое? Дайте-ка взглянуть - Он берет листок и не глядя на него, интересуется, - это, в вашем понимании, "электронная трехмерная модель"? Сотрудники откровенно хихикают.
- А в вашем понимании это не шпингалет? - заносчиво парирует пан Пузек.
- В понимании любого, даже только слегка грамотного человека, это бумага, на которой весьма посредственный, отсканированный карандашный рисунок.
- Тем не менее - это шпингалет. Не затвор и не крючок. С этим хе-хе не поспоришь - это готовый результат! - самодовольно, с выражением "здорово я его!" говорит пан Пузек, - Переходим ко второму условию. Он исподлобья оглядывает сослуживцев и направляется на улицу. Во дворе конторы есть садик с небольшой спортивной площадкой с гимнастической перекладиной. Так как она находится высоковато для приземистого пана Пузека он достает из-за скамейки предусмотрительно припрятаный пластиковый ящик. Забравшись на него он вытягивает вверх руки и крепко хватается за перекладину. По всему видно, что ему знакомо это упражнение, но возраст и вес дают себя знать. Скосив глаза на почтительно выстроившихся полукругом зрителей он резво дернув ногами подтягивается и касается задранным вверх подбородком перекладины.
- Раз, - шепотом произносит пан Табачковский.
Таким же образом пан Пузек подтягивается второй раз. При этом рубашка совершенно вылазит из штанов, на животе отрывается ещё одна пуговица, а лицо заметно краснеет.
- Два, - восторженно шепчет пан Табачковский.
Пани Кизелкова отходит в сторонку, закуривает сигарету и что-то бормочет.
Третий раз дается пану Пузеку с заметным трудом. Дрыгнув ногами, он лишь наполовину подтягивает тело и замирает в этом положении. Лицо его багровеет, он ощеривается и рыча медленно поднимает себя ещё немного стараясь дотянуться подбородном до спасительной перекладины. Когда ему это удается он мешком опускается вниз и замирает тяжело дыша, набираясь сил.
Бросив косой взгляд на пана Казимира, пан Пузек глубоко вздыхает и задержав дыхание стиснув зубы подтягивается четвертый раз. На него страшно смотреть - лицо цвета свеклы покрыто крупными каплями пота, он тяжело дышит и волосатый живот его при этом мелко дрожит.
- Вам бы не предстать перед богом раньше времени, - спокойно произносит пани Кизелкова, - Кто тогда будет ваш коньяк лопать?
- Замолчите! - возмущенно шипит пан Табачковский, и тут же ликующе добавляет - Четыре! Он смотрит на пана Казимира взглядом, в котором читается - Пан Пузек замечательный, куда вам до него!
Пан Пузек перебирает губами и, похоже, что-то говорит. Повисев пару секунд, он неожиданно резко дергает ногами, подбрасывая себя вверх, и подтягивается пятый раз.
- Пять!! - восхищенно выдыхает пан Табачковский.
На рубашке пана Пузека тем временем уже появились и расплываются два новых темных пятна - одно на груди, второе на спине. Лицо, сжатое поднятыми вверх руками напоминает смятый кусок теста, но бурый цвет залежалого мяса вызывает тревожные ассоциации. Висящий на перекладине он напоминает толстую личинку майского жука, а когда суча ногами начинает подтягиваться в шестой раз это впечатление ещё больше усиливается. Пани Кизелкова нервно закуривает следующую сигарету, и с ненавистью и отвращением глядя на извивающееся тело глубоко затягивается. Уже пятый раз был для пана Пузека пределом его нынешних возможностей, но видно, что он решил всё положить на алтарь победы. То, что он сейчас совершает - это подвиг его несгибаемой воли над предательски одряхлевшим телом. Сослуживцы слышат страшный звук - это скрип зубов, стиснутых бульдожьими челюстями пана Пузека. Щеки его мелко трясутся, глаза закатываются под лоб и страшный оскал и выбежавшая из угла рта полоска слюны показывают, что это величайшее напряжение какое он когда-либо испытывал. Едва подбородок касается перекладины, как руки разжимаются и пан Пузек мешком сваливается с перекладины.
Раздаются аплодисменты. Это пан Табачковский. Он бросается к пану Пузеку, и почтительно подставив собственное плечо собирается вести победителя к скамейке, но пан Пузек величественно отстраняет дружески протянутую руку помощи.
- Ваш ход, сдавленным голосом сипит он пану Казимиру, но взгляд его ясно говорит "вот ты и попался!"
Пан Казимир выглядит немного смущенным и обескураженным. Он нервно топчется, испуганно поглядывая на перекладину. Пани Кизелкова досадливо поморщившись, вздыхает и раздавливает третью недокуренную сигарету носком туфельки. Сослуживцы сочувственно поглядывают на пана Казимира, а уже немного отдышавшийся пан Пузек как бы между прочим говорит,- Курвуазье, пан Казимир. Пожалуй, я хочу, чтобы именно эта марка коньяка стала для меня выигрышной.
На пана Казимира больно смотреть. Он выглядит словно пораженный громом. - Но ведь бутылка Курвуазье стоит около семисот долларов? - с ужасом спрашивает он.
Пан Казимир обреченно кивает головой и встречается взглядом с пани Кизелковой. Та кусает губы и гневно топает по песчаной дорожке садика. Пан Казимир вздыхает, и приняв какое-то решение, пожимает плечами. Он передает пани Кизелковой плоский кейс планшетным компьютером и опустив плечи подходит к перекладине. Неловко подпрыгнув, повисает на перекладине, а потом вдруг спрыгивает и повторяя интонации пана Пузека говорит, - Условие пана Пузека выполнено! - Вот! Десять! А теперь...
- Постойте, постойте, - ошалело бормочет пан Пузек, - что это за спектакль?? Это что, - "десять" ?! В вашем понимании "десять" это результат ?? Сотрудники откровенно хихикают.
- Это не пять и не шесть. Это десять и с этим, хе-хе, не поспоришь - это готовый результат! - абсолютно копируя выражение пана Пузека говорит пан Казимир. А теперь, я перехожу ко второму условию...
Пани Кизелкова фыркает и начинает тихо смеяться.
- Постойте! - возмущенно восклицает пан Пузек, он понимает, что всё пошло не так должно. - Я согласен, что ваше условие я выполнил не совсем точно... Поэтому я предлагаю компромисс...
- Никаких компромиссов, пан Пузек. Пари заключено при свидетелях, они все здесь, а я ещё и не приступал к выполнению его условий. Вы начали с трехмерной модели, и я начну с этого же. Для начала, зарубите себе на носу, что, плоский рисунок на бумаге по определению не может являться трехмерной моделью, чтобы вы не нарисовали. Трехмерная модель - это изображение, которое можно увидеть со всех сторон, например вот такое. Пан Казимир берет у пани Кизелковой свой планшетный компьютер и показывает великолепную трехмерную модель обычного оконного шпингалета. Он поворачивает модель со всех сторон и увеличивает изображение так, что хорошо видны мелкие детали. Пан Пузек, сумрачно поглядывая на экран, начинает что-то подозревать. Он поднимает руку и говорит, - Коллеги, внимание! Справедливость требует, чтобы я признал, и будучи честным человеком, я признаю, что первое условие мною не выполнено. Будет правильно и честно, не подвергать пана Казимира унизительному для него второму испытанию, хотя он и позволил себе такую шутку со мной, что недостойно благородного человека, и я таких людей не ува... То есть я хочу сказать, что предлагаю справедливую ничью!
- Святой Вацлав! - восклицает пан Казимир, - да у вас столько благородства, что его нужно грузить в вагоны и отправлять в слаборазвитые страны в качестве гуманитарной помощи!
Пани Кизелкова хохочет. Она уже достала новую сигарету, но случайно сломала её.
- Раз мы уже познакомились моделями трехмерного пространства, перейдем ко второму, вашему пан Пузек, условию и бонусу, который вас ожидает. Опасаясь за ваше здоровье я всё-таки уточню, что вы решили выпить дюжину "Курвуазье" стоимостью восемьсот восемьдесят долларов штука, то есть сумма выигрыша составляет...
- Десять тысяч пятьсот шестьдесят долларов! - радостно кричит пан Табачковский, но умолкает под ледяным взглядом пана Пузека.
Он походит к перекладине, подпрыгивает и повисает на турнике. Сослуживцы замирают. Проходит четыре томительные секунды. Нахмуренные брови пана Пузека начинают разглаживаются и губы начинают растягиваться в улыбке. В это время, пан Казимир как бы припоминая спокойно говорит, - Как это вы там делали? И дрыгает ногами. Сослуживцы смеются. - Нет, так у меня не получится. А может так? И он изгибается всем телом. - Нет, и так не получается! - с досадой говорит пан Казимир. Он придает телу ровное положение и спокойно подтягивается сразу четыре раза. - Чтобы было ясно, что спортивные пари не заключают на коньяк я сделаю так, чтобы вы его не получили, - и подтягивается ещё четыре раза. - А чтобы вы не трепали языком попусту, я рекомендую вам думать, - Казимир переводит дух и с усилием заканчивает фразу, - Хотя сомневаюсь, что у вас есть чем! Он медленно подтягивается ещё четыре раза и спрыгивает на землю.
Пани Кизелкова хохочет, хлопает в ладоши и размахивает руками. Изо рта и даже из ноздрей у нее идет дым. Пан Казимир замечает в каждой руке по сигарете. Сослуживцы с нескрываемым уважением пожимают ему руки. Через пару минут садик пустеет, только у скамейки стоит пан Пузек. У него в руке листок бумаги, который он автоматически принял от пана Казимира, после своего сокрушительно поражения. Он поднимает листок к глазам и видит, что это заказ на изготовление компьютера, где внизу под жирной чертой стоит цена - двести двадцать четыре тысячи пятьсот крон.
- Вы знаете, пан Отакар, я ведь тогда не ушел со всеми. Я стоял за стеклянной дверью в маленьком вестибюле, выходящем в садик на заднем дворе, и наблюдал за паном Пузеком. Может быть, вам это покажется непорядочным, но мне доставило истинное наслаждение наблюдать за сменой выражений его физиономии. Сначала она отражала искреннее и глубокое недоумение. Он, проиграв пари, ещё не осознавал, что для него это значит. Сунутый ему листок бумаги, был непонятен. Потом, ему, видимо, пришла какая-то настолько невероятная мысль, что он недоверчиво оттопырил нижнюю губу и покачал головой. Так как мысль, не давала ему покоя, он сел на скамейку, достал клочок бумаги, автоматический карандаш и принялся что-то считать. Когда же до него наконец дошло, что это результат нашего пари, лицо побагровело и приняло гневное выражение. Но когда его взгляд, брошенный на собственный обрывок бумаги с только что сделанными карандашными расчетами, перешёл на заранее отпечатанный листок заказа, рот его изумленно открывается и глаза вылазят из орбит. Он понял, что результат пари был заранее предрешен. И главное, предрешен не им! Такое выражение бывает у боксера получившего неожиданный нокаут. Это, право же, стоило видеть, пан Отакар! Так у меня появился этот компьютер.