ТРОИЦИНЫ СТРАСТИ - 2 (Вариант для левых полушарий)
День отгорал. Стихал. Клонился в сутемь. И подпирал лучами уже запад. Жег холодом заметно пригасавшим сердолика - прологом к славной с новой заутрени погоде - темневшую кайму далекого леска. И разжигал под питие умы троих, уже сообразивших с выставой приличной поллитровок, соседствовавшей при обычной для России скудненькой закуске. И приставшими только по привычке к данности такой, хотя у всех достаток - мера зерна в любой из двух ладошек. Все было просто и так буднично - привычно, как если бы ...# (Дописывайте сами, что вы больше раза видели без удивления вокруг себя сегодня. Строчки пониже - именно для вас). .......................................................................................... А, может быть, еще ................................................ Да, да! Простите, вы чуть не забыли ....................................... ............................. И это? Но, позвольте! Я не соглашусь. Ведь это может быть в одном лишь Тикси и подошло к Коврову только с ледником. Тогда пишите уж ..................... Потом .................. ................ Ах, вы хотите это! Требовать вы, конечно, вправе. Только неужели ж было именно так? ........................................ ......................................... (Последнее вы лучше все ж оставьте при уме. Ибо выше 67 градуса северной долготы с сорокаградусной до третьего приема четверть народа вовсе не пьянеет и до этих грубых слов не допьяневшим он пока не доходил. И ничего такого за "потом" под дыбом вставшим от мороза волосом приключиться, кроме задумки, извините, в вашей голове, с ним в принципе не может. Ведь мы ж еще - прошу поискреннее вас - тс - с - с! Чтоб никому ж... - До третьего захода нашей общей писаниной как бы еще и не дошли)... Но сохранить свой вариант как авторство хотя бы под подушкой вам никто не запрещает, чтоб ночью тыкать пальцем в не совпадавшее с моими строчками и втихаря смеяться надо мной. А теперь, коли уж вам совсем будет угодно, можно прочесть после пролога даже и этот вариант. Если у вас либо прошел с утра хандроз м вы уже поевши, или еще давление не скачет, а то и как бы вы не в скорбных мыслях... #...Забулькал весело, полня нутро стаканов, первый разминочный разлив. Обштормился не обьемной, сантиметровой высоты, безвыхлюпною бурькой. Выпустил наверх не принявшие даже слабый градус пузырьки. Нестойко успокоился тремя почти прозрачными восьмиугольной формы зеркалами на поверхности стаканов. Застыл. Слабо блеснули было грани, перемигнувшись скупо мутью с устало заползавшим солнцем. По-другому, враз пристав к душевному веселью, отзывалось стуком сердце оформлявшего святую процедуру мужика, развернуто и просто называемого всеми Васькой. У него даже язык пролез довольненько наружу промеж вслед за сушняком потрескавшихся губ. Сам же сравнил невольно страсть и волнение с недавнею женитьбой сына, когда от радости щенячьей пооббивал ладошки о коленки, пускаясь постоянно даже в хороводах только в пляс. Тут же странно улыбнулся, щерясь давней дыркой в зубе. Ходил как-то давно на митинг против старой власти. И грыз себе простой грецкий орех. А на пути домой зуб откололся... И выходило так, что при ушедших коммунистах ему подсунули плохой орех. А демократы как подмогу на его ремонт и вовсе заработать не дают. И вроде б неприкаянной осталась после всех властных перемен эта щербинка. Ненужностью как-то уж напоминала сотрапезничать готового Андрюху, еще резавшего, но почему-то уже криво, к первому заходу полукопченую, как ему казалось, колбасу. От него ушла жена, взамен навешав алиментов за двоих детей. Словно охотнику набила в патронташ патронов. И хоть платить чаще всего лишь собирался, а иногда нет-нет да совесть жгла. Невидимо вставала рядом после пьяных возлияний. Давила находяще на слезу. Заставляя шмыгать носом, припирала видимостью сожалений разбитные подчистую, только не отеческие чувства. Обжигала мельком пристававшим покаянием и некой схожестью на стыд редко попадавшиеся под облысивавшимся темям праведные мысли. Словно бы правила в кручину, не выражаясь взглядом. И с ними же в обнимку уходила, продержавшись в голове до первого запоя показушным смехом пессимиста... Прибился было месяц как к другой. А той все чтоб за хахаля, мало имущего добра, совсем уж замуж не хотелось после удачных двух разводов. В одном оттяпала себе квартиру - маломерку. В другом - куском на треть, как аппетитом торт, свекровью обкорнала дачу. Тут же на отходный случай был не тот размах. Разживой вроде бы как и не пахло. Любовь в восьмидесяти двух кубах его жилья чаще всего казалась, чем была. (Так же, впрочем, каждый год бывало теплым, восприимчивым его душой одно лишь лето). В определении нейтральностью дальнейших уз своим присутствием означилась оттяга... Вот бедолажка и барахтался впустую между двух семейных ситуаций. Вытащил ноги из одной. И никак не мог ими вступить в другую. Хотя тоже не знал, зачем же и ему она была необходима. Но если бы существовал закон взаимопритяжений двух странных одиночеств - то это было бы как раз и то, что набежало смыслом. А так - всего два полюса у одного магнита). Твердил везде, что сам женат. Не холостяцкую-таки пожевывает кашу. Но с волчьим, бумажно не подогнанным под нашу странную семейственность, постоянно засыпал билетом. Куда словами признанной супруге так разохотилось проставить нужную печать. - Ну что, ударим дружно хрусталем по всему пьянству?- Шумнул меж трезвых мыслей повеселевший сразу, бархатом покрытый баритон. - А то...- Куцым огрызком, как послания от всех древлян, отозвалось чье-то нетерпение. - Ты, Андрюш, того... Пузырёчек-то на край... Не ставь, пожалуй. Вспомни-ка, как наш Коля Палыч прошлый раз из-за своих длиннющих крабов лишил нас всех последнего захода... Отлил, по правде говоря, от удовольствия обьемчик офигенный. Граммов на триста точно потянул. Мне кайфа до квартиры только и хватило. Вместо привычного мычания о переносе всех разборок на потом пришлось в тупых бабьих вопросах вязнуть. И без пальцев прямо с порога по всей теме досконально изьясняться. До сих пор чую тот взбуд по всей спине. Стоял как выголенный весь. В полной трясьбе. В одних мурашках... А оно, скажи, на фиг бы когда мне нужно было, чтоб в таком расшатанном прибытии в теплую кроватку сразу не упасть. Разве не правда?- Спадал с голоса сквозь кислолицый пустогляд средневозрастный Васек, нелепо скроенный и телом, и здоровьем под нашу трудовую жизнь. - Ну да - а - а... Скажи еще. На грамульку, пару косушек-то и оставалось.- Не соглашался тот, ложа себе на краешек газеты в три пальца высотой кусочек сала. Облизывал блаженно кончики кургузых, полноватых пальцев.- Ты лучше вспамятуй, как сам под тот четверг уговорил меня сделать за булочной "ерша" с паленкой и пивком. А я потом к полуночи дружил всей своей гнутой постанью с окрестными фонарными столбами, норовя почаще в самую персть пластаться по земле. Неким сусляем сволоком едва доплелся до какой-то лестничной площадки. И сразу же - в упад. Хоть на мерзавчик, но переборщил. Припоминаю даже: облегчался крепко так аж в непотребность... По масенькой нужде. А где - спроси меня - не знаю. Да два дня, прикинь себе, ни на шаг не отходил от бодуна. Правая часть башки совсем не знала, что творится в левой. Кулаком стучу в одну - болит совсем другая. Вопросы начал задавать - совсем к мозгам не пролезают. Фикус от фокуса уж не сподоблюсь отличить. На цифры перелез: та же мудистика. А в голове то ветер переметом зашумит, то чугуном набор из казанов прогромыхает. Или ломятся, двоясь, глумные мысли. Ощущение такое, будто под сабельный разлом попал... - Еще и обижается! Пиво ж без водки - деньги на ветер!- Хитро улыбнулся Васька.- Нашел еще бухалово... Сосал бы без меня плавник ты вобловый под "жигулевское" свое в тот день до самых первых петухов. Сдувал бы с горя пену по краям. А удовольства чтоб - ну ни в одном глазу б твоем даже огрызочком не завелось. Так себе... И вспомнить толком нечего. Один лишь выходил бы перевод рублевый. Что пустотня брехливая. Иль пузырьки с-под лимонадной газировки...- Решительно было махнул рукой, сгоняя неудачно примостившуюся на ничейный пока ломтик колбасы и безалаберную по отношению к компании навозную, с приятным лаковым налетом блеска в зеленоватой благородной раззолоте, приличного размера муху.- Я, вон бывает, вмажу так... Как шандарахну, по всему чтоб организьму! Потом почти до вечера стараюсь по кускам собрать хоть что из своей жизни. - Во! Гля!- Сунул удивленно, будто пику, палец к мухе.- Дрянь из себя вся мерзопакостная. А в какой нарядности глядится. Хоть бабам вместо брошек к груди вешай. Да засушенной в альбомы клей. И размалевана, иди-ко, прям под Хохлому. Ти - ф - ф - у!...- Попытался даже ее сдуть. - Перегоди. Сама слетит. А то еще сюда намерится порхнуть. Об мое сало грязь с лап вытрет.- Палыч восковою, высохшей рукой, будто особым способом воздушной обороны, посягал на ее мнимый перелет. Перекрывал, хоть в меру неумело, будущую траекторию полета. - И то правда.- Озабоченно сложились трубкой губы Васьки.- Санитарию всевозможно при себе нам надобно по форме всей соблюсть. Чтоб с животом не маяться потом. Один Андрюха вон разьел какой курдюк пятиведерный, что грех его до клизмы даже думать допускать. Или, того, кнутри пургена полной мерой всыпать... Черт его знает, где ее, гадость, до всего этого носило. Облазила, небось, все здешние помойки. Глаза б не видели, паскудницу...- Шесть глаз в три туповатых взгляда уставились в одночась на несчастном насекомом, боясь теперь его даже сгонять. Жертвоприношением в общем смирении определялся тот ничейный пока ломтик. - Ну, вздрогнули!- Двупало обхватил Васька стакан. Под дно подвел мизинец. Для страховки.- Андрю - у - ха! Пьем-то хоть за что? - За что, за что?- Повел тот головой налево и с подьемом. Будто галстук шею жал. Зажмурился на тонкий лучик солнца, сиротливо и несмело пробивавшийся сквозь листья.- Да просто так. Почаще чтоб вот так сиделось. Даже к нему хоть что-то елось. И к затем совсем приличненько пилось. - И чтоб на донышке хоть что под утро оставалось... - А ведь и точно! Как же я забыл, дурья моя натура... Да еще и с задубевшим в похмелюгу оголовком?- Аж крикнул Васька, будто что нашел.- Чтоб смагу разом... Одним махом с губ снимать...- Вожделенно облизнулся. - Здоровье б еще рядом чтобы ошивалось. Со счастьем и копейкой вкупе.- Обмечтался тут же Палыч, вперед вытягивая челюсть. - Не - е... Как-то не то! На "Титанике" все это было. При средствах вполне хрустящих даже. Да как-то разом все и проплыло мимо удачи... - Тогда и за нее тож не мешало бы.- Скребучим басом прилепил к теме кусочек философии Андрей. - Братва! Так не годится...- Палыч от обиды жирно выпятил губу.- Василий! Ты стакан и на пока на стол не ставь... - Точно. Не ставь. А то пройдем мимо удачи.- Вставил свое Андрей. - Ну вот... Сегодня Троица никак. Моя язва с ранья по всей квартире веток понавешала, нечто веников каких. По всем углам торчат вон. Я попервах прикинул сдуру, что уже наперед срока сам Купала заявился. Глаза разул спросонок. Сразу же - раз! - мордой в чисельник. Озырил весь его. А там июль - в одних пробелах. Июнь-то, недодумок старый, в ум свой даже не вставляю. Лежу себе. Пятки чешу. Мозгую тут же. И вот - прикинь - пристольный праздник впрямь не распознал. Не удосужился. Запамятовал даже! А там, в самом июле, гляди-ко же, совсем в купель да над кострами все сигают. Однако встал он сроком чуток позже. Вот...- Придавленно моргнул.- Ну, этоть. Когда веников, как к благу верная моя, вовсю нарежут...- Двигал взад - вперед ладонь под носом. Будто размазывал там мнимую соплю.- Моя матреха, может быть, и рановато нынче за их нарезку принялась. Зато теперь не пропадут. Париться до самого Покрова ими буду - это уж точно... - Может, зря так много наготовила? В магазине пузырей столько под эти твои веники не хватит. А?.. - Ловкий на слово и веселенькой вставляет раздосаду Васька.- Кто ж у нас, спроси-ка хоть кого, трезвым в баню ходит? - Навострю тогда свою еще заправить флягу бражкой. Варенье летошнее из клубники, что в чулане, давно уж забродило без внучков. А как праздники под дверь сойдутся - делать по трезвянке тогда что, окромя бани и того же выпивона? Как же тут для встряски хотя б паршивеньким мерзавчиком затравку не сподобить? Не фишки ж в нардах наобум переставлять. Или самому с собою на кроссвордах пробавляться.- Довольно сокрушался.- А тут вона да под лавкой - сущая выгода будет бродить в простое. Сколько вон раз за ханкой бегать не придется? К тому ж добро зазря не пропадет. Ноги, поди ты, от износа сберегу. Там и так по венам всем - одни лишь пробки... Закупорки то есть.- Черепахой выползла из полушарий мысль.- Да и заначка - всем моим не в передачу - под божницей целой будет. - Если еще бражку до выгона не употребишь...- Не утихомиривается тот же Васька. Ответ сначала виснет на губах. Без определенности перебирается по скулам вверх. Взбугряя переносицу промельком слабенькой мысли, потом теряется истомно, без возврата, в трех крупных бороздах на лбу. Следом в любом приемлемом масштабе застывает для осмотра на лице обьемным признаком полнейшее неверие в себя. - И надо было тебе ляпнуть! - А что такого я сказал...- Скользит совсем уж разобиженно и тихо в предельно плоском непонятии обида, что даже вопросительный из знаков стыдно будет за ней ставить. Так вуалью доплывает заследью туман, приотстав ненадолго за ветром. Плывет мимо тебя, а ты его совсем не ощущаещь. - Что - что?.. Думки уже вовсю под бражку повернулись. Роятся как. - Пробежись навкруг стола. Может, и вытрясешь... - Да будя вам! Наладились крестить дите у не брюхатой еще бабы... Смотрите лучше, как удачно на сегодня подгадали? И праздничек, гляди, пристал плотно к охоте.- К насущной радости душой припал Андрюха, как поп к церковным книгам.- А я ведь иногда и святки чту...- Озорно выпятил увлаженную жирную губу.- Вставил клином в речь недостающее по смыслу.- ...Когда под выпивон своим красным числом подходют. - Хватит тянуть кота за яйца... К делу припасть пора. Остаканиться. То есть и приложиться как. Чтоб ничего не выдыхалось.- Суховато выплел фразу Васька в исходном трезвом положении. Оживились. Быстренько так: ворона не успела б каркнуть - глыть! - и залпом все употребили. Вздрогнули. Скривились для приличия. Прикрякнули. Отхватом дружным донесли закусь до ртов. По разу - паре хрумкнули... И сразу все заулыбались. Иная подходила жизнь, туманящая первой блажью от хмелька. Показалось вдруг, что даже истина сейчас ко всем со снисхождением пристала, не строго и пока что не в святые риззя разодетой. И не явно. А как бы так. Куском парчовым. Из нового подрясника попа. Будто уже и не горчила своим праведным, особым смыслом и капала себе ненужно жизненной порадой, как оплыв свечной на ладанку или сочилась мирой по просто липовой, богомазами не писанной доске, на все три ввергавшиеся в грех чревоугодный головы. Без вечного набора уговоров и нотаций при себе. Сулила быть никак не облагословленной. (Ибо пристала без причастий. Без кагора. А если б с ним была, то мерилась бы выпитыми четвертями. Что как бы даже и не лучше). Стоя будто бы вприклад со всем святым. Но к святости немножко не готовой. Не сверля памороки зудью, что пить нехорошо. И лучше бы не пить. А если пить - то только совсем мало. И т.д. Была заметна тем, что настойчиво пыталась лечь заметно рядом с простоватой, по низам тональным оголошенных октавах, расстегнутой, всеми нервами прихваченной открытостью, на заплетавшиеся потихоньку языки: "Да захочу вот...", "Ты мне тут лазаря не пой...", "Видали мы таких...", "Так тебе враз и говорю...", " Нет, ты напрямую мне теперь скажи..." Мир на время в этом месте показался узеньким и сжатым. Никак не умещался в чувства. Сразу же каждому хотелось выложить врасклад на столик свою душу. Присобачить рядом плотно вымученным еще в трезвых головах особым мнением. Рвать на себе рубаху и определять размеры притязаний, неких утверждений, всех своих добрых дел и просто уважений. Прихорашивать себя под глянец общих принципов. Трогать тут же тоже почти каждому для убедительности вовсю обкуренным, противным от мизинца, пальцем любой верхнепередний зуб. И начищать словесным позументом так же любую чересчур уж убежденно на то время признанную правду. Которая под шмыганье несдержанных носов в минуты после определения, недолгих прений, обсуждений и терялась в вертевшейся между ушей и губ, не затихавшей долго баламутице речей. Васька затянул распевно. Вдохновенно. С легким диссонансом слов, припаздывающих к тактам: Денег нет - чаек хлебаешь. Как добыл - в продмаг бежишь. Вмазал - и с чужой гуляешь. Протрезвел - к своей бежишь. - А вот еще: Вопрос задам я некрасиво. Ты уж ответь, братуха, мне: Можем мы бросить пить в стране, Где молоко дороже пива? - Я вот бы что хотел порассказать...- Палыч поверх очков уставился на Ваську, теребя грубой ладошкой трехдневный стригунок щетины цвета давнишней пакли с выступавшей неуклюже, но с казавшимся ему кокетством, темной кочкой родинки.- Что нынешнюю жизнь, убей меня хоть здесь сейчас, никак не понимаю. Будто свихнутая вся ... Такая еще башня есть у итальяшек. Вся до того ж кривая, как какая образина подле винного ларька. Откуда к ней не подойди... И на принюх ее, житуху этую, совсем не ощущаю. - А что ты все об ней мозгуешь?- Андрюха удивленно вскинул брови, доедая аппетитненько, со слабым сенным хрустом, в легко посеребренном, как туман, налете стрелку репчатого лука.- Ты уж точно ей без всякой надобы. Нечто какой треух индийцу. Так и на кой же хрен она тебе нужна? Живи себе на пенсию. Хлеб - сало жуй. Иногда вниз с балкона плюй. Идеечки кому застольями толкай. Да дым кольцом под потолок пускай... Давай большей в стакан - штрафную как - налью: быстрей всю эту ерундовину забудешь. - Я, этось... Не об себе пекусь. Внучку какой вон уж месяц игрушку справить не могу.- Пономарем бубнил свое, стуча в надгрудок. - Купи другое фто...- Совал попутно в рот кусок черного хлеба. - Уже хотел...- Скривился весь, как после сьеденного стручка красного перца.- Не получилось... Ну - у, эти... Джинсы ихние купить. На той неделе сын опередил - сразу две пары ему с рынка приволок. - Один с игрушкой со своей говенной маешься, а всех туда вовлек и черным все малюешь...- Васька стал разжевывать свое понятие.- Я ж может, тож хочу зимой в дубленку тепленькую влезть. Тачку с крутыми наворотами купить. В кабак рвануть. Или в театр какой от скуки затесаться. Но знаю точно, что не вышел рылом. Сижу. Лапки сложил. Телячьей долей одолим. Это когда они, обгадившись, стоят. Решают пусть другие. Что на верхах засели. А я буду курить всё ту же "Приму", любую неприятнось заливая самогонкой. Как и двадцать лет назад, буду травить все свое горе горькой. Парят же складки супротив вшей в рубахах. Да морят дустом тараканов. Может, что толкового и выйдет... - Твоего дуста след простыл. А тараканы-то... Пооставались. - И что это такая за игрушка, к которой подступиться прям невмочь?- Страдает Васька. Сохнет весь мыслями от нетерпения. - Кружок такой расчерченный цветной. Туда еще стрелу рукой метают...- Начал показывать игру на пальцах Палыч.- Дома себе я записал ее название в тетрадке... - Хочешь, к Степанову схожу. Он за стакан портвейну тебе тыщу таких за день всего лишь намалюет...- Выпятил грудь Андрюха.- Хоть и с каймою даже. Или там в розах, в рюшках всю... В том году моей вон мымре на картине груди под седьмой размер пририсовал. Пистолетами стояли. Да и сама, скажу тебе, вся - как живая! Разве что только не моргает... Еще такое намалюкал! Трех ангелов над головой наставил. Сбоку - озерцо. Камыши тамочки разные. И даже белых лебедей под ноги поместил. Жаль, по правде, что назавтра загудел. Потому как вместо туч сплошь одна мазюкалка осталась. Они такими сроду не бывают... - Это не то. Берем прихватом все, только касаемо меня. Когда в моем дворе мой же навоз и пахнет...- Палыч сощурился.- Я ж, понимаю так, работал как бы для того, сказать по правде, все сорок с лишним лет, чтоб прикупить мог кровному мальцу... Один раз в год...- Дрогнули заметно скулы. Заходили, вертикально выбиваясь под виски, хрящеватые длинноты желваков.- ...Всего одну игрушку. И твердо встал на это. Возжелал - и все! Таков вот я! - обресть именно тую хреновину... - Так сэкономь на чем.- Бросил совет все тот же Васька.- А то и скинемся. Нам будто и не западло. Дружбан никак... - Если на выпивке мне экономить, к которой я, ты знаешь, не совсем охоч... - Да упаси тебя господь! Впридачу со святыми сразу... Не смей об том и думать даже!- Замахал, будто отбиваясь от осы, руками.- Это ж трогать нельзя. Оно всегда в этой... определительной корзине ихней в самом верху нужной потребностью стоит. Рядом с портками, куревом и пивом. - Не - ет! Уж коли так... Дай доскажу...- Палыч жадно глотнул воздух. Как хотел куда нырнуть. Очки заметно опустились ниже. И будто даже родинка взгрустнула.- Я все уже прикинул... Почти полгода не придется баловать себя пивком... С "Примы" перейду на "Беломор". Не представляю даже, до каких обкашляюсь кишок... Ботинки на зиму теперь точно не справить... Ветровку же как бы еще занашивать придется. До совсем новых дыр... - Не обращай внимания на мелочню... Я тебе свою кожаную куртку притараню. Что у летунов. С подкладкой меховой. Ты ж видел. Еще та вещичка! - Подморгнул. Причмокнул.- Жизни не хватит, чтобы износить. - А у нас житуха вся и состоит из этой мелочни. И мы с тобой туда же входим.- Палыч повысил голос.- Только на выборы-то и нужны. Голоса чтобы под них подкинуть, нас же потом и жмущих. Это как бросишь без разбору в печь дровец сырых. Когда их посушей не отыскать по распогодью. Чтоб потом до слез последних дымом обдышаться... А как выборы минуют - так и нету их. Забились в щели. Будто дух святой понад землей до этого носился. Стоишь себе. И думаешь: а не приснилось ли тебе все это выбиранье? - Не в ту вы степь потопали, ребятки...- Андрюха сгреб с глухим обзвоном все стаканы в кучу, воткнув в каждый по пальцу. Встал на разлив.- С вами так и от ведра не окосеешь. Нашли об чем судить. И уговору не было житейскую вашу бадягу разводить... Вся истина - сказал! - вон там. На самом донце. Аки божий свет в оконце... "Аки божий свет в оконце"...- Закрыл глаза и улыбнулся Палыч про себя. Послал довольство в кончик языка. Облизал степенно и ублажливо им губы.- Сотворил же кто-то башковитый. А затесалось, и удачно, промеж нами... Да за такое - мокрыми плетками побей хотя б того Андрюху! - целую четверть не грех выпить. А психовать и вправду - толку что... Солнце лениво заползло за дом. Слегка от юга поветрело. Враз будто и охолодало. Повейно натекала ростепель. Ветреник стылым продыхом запарусил за спинами рубахи. Легчаво набивался в окороты рукавов. Кровавились обьемно зорники, паля оплывом жаркой киновари дальний, еще не отданный прохладе, горизонт. Белесые клубились досветки. Не выбивались ростом выше крон деревьев. День - долгун поводливо, поставно и совсем не торопко тянул через загущенную красками тугую росплывь завечерья глубокую унылостью мелодию простин... ...Молчаливо приложились по стаканчику второму. Короче - заложили еще раз за воротники. Шесть желваков в подскулинах дружно накинулись на легкий пережев. - Я вон газет и книжек последние четыре года даже в руки не беру.- Палыч невесело пинюгой, с прищуром, смотрел на Ваську. Тянул вспомощливо два пальца к коренным зубам. Силился вызволить щербу от застрявшего кусочка колбасы.- И в ящик мордой не влезаю. Окромя, конечно, всяких там фильмов старых. Ибо у них, властей-то наших, то прорывает что, то от пожаров никакого спасу нет, то вовсе падают дома да самолеты. Как с деревянных все сходило рук... Пока все осознаешь - от жизни самого снесут подальше. - Да и развлекалки с анекдотами оттудась как впривязку тоже ни к чему. - Андрюха повернул лицо.- Это как трепать народу байки про сытость на завалинке, когда у того пузо с голодухи пухнет... Подкинули б зарплату с пенсией поболе, чтоб лучшей чего толкового да поплотней в желудки набросать. Приелся уже что-то хлеб с картохой. - С устатку, это видно, все у вас.- Серьезно подытожил Васька. - Но не с моего... От нас всех, видно, вусмерть там поуставали. Не знают, деть куда... На нос похожи стали мы. Хоть и сопливый весь, а все ж приходится терпеть. Дышать ведь как-то надо... - Вот навезут сюда китайцев миллионы - тогда не ту ты песню запоешь...- Тыкнул пальцем Васька, метясь в подбородок Палыча. - У наших ума хватит... Если не спохватятся, когда оттяпают Сибирь. А на пока для них что не чужак - так милое дитя.- Ответствовал сурово Палыч. Андрюха начал пальцем выковыривать в куске селедки брюхо, нанизав на указательный свой палец все кишки. Стал разглядывать. Да с той серьезностью, с которой доктор лез бы пациенту без какого-либо инструмента в его собственный живот. Потом, отвлекшись, начал всех упорно наставлять, облизывая с пальцев грязновато плывший жир: - То-то ж. Забоялись...- Навостряйте шибче ноги на добыток, когда под волчий устав мордой суют. И не налаживайтесь на ковыряние пальцем в носу. - Жизнь и впрямь ноне хреновая.- Констатировал Васька, наисерьезнейше переместив брови на лоб. Будто подтверждал наличие одной Луны. - Наши когда придут - глядишь, и вилы полегчей всучат.- Смешливую надежду выразил Андрюха. - Ты прав, Васюня. Раньше вскладчину троим червонца за глаза хватало, чтоб не только вволю выжрать, но и прилично закусить. Сейчас, пойми, один лишь закусон карманы все наружу вывернет, как душу на причастии церковном.- Замусолил тему Палыч. Попутно вспомнил, что пошел шестой уж с гаком год, как он не маялся, подальше отводя шальные думки от третьего из всех смертных грехов, разворачивая постоянно либидо к жене. (Как звалось - отродясь и начисто не знал. Но постоянно отводил, начиная с слова "моя рыбка" обхват руками ее талии. Часто пытался тут же целоваться). - Кабы не рубашечный рукав в занюх, совсем уж худо было бы нам с принятием на грудь поныне...- Выдал к усвоению понятную всем мысль Андрюха. - Когда ж наладится наша бытуха... - Сокруха вязнет под вопросом. - По уркам как наладилась уже. Даже за границу они себя компактом стали паковать. А там как примут - так обплачутся. Повоют. Повздыхают. Да переправят дальше. Денег своих к тому ж понапихают. Чтобы обратно к ним не понеслись... - Тут вон от безделья полстраны из оглоедов пенсии у стариков лопатой огребают. Окучивают тех. Нечто морковь по грядкам. Отделяют от достатка. Что от сорняков. Чтоб головы у тех расходами не забивались. Вечерами потом ради хохмы стариковскую радость месячную на счетах в литры водки переводят. - А ты куда прикажешь им податься? Разве что устроишь ветер по деревне разгогнять. А за него "спасибочки" разложишь по тарелкам. - Сучкин в том году на заработки ездил. И что с того? Сначала денег не дождались. Потом - и самого. К старой грыже бабу новую из молодух прижил... - Богато вовсе не живали. Не надо бы и начинать... Ответно - плавные кивки. Угуканье. Серьезнось взглядов в мутной поволоке... - А все ж без власти даже шага не ступить.- Встрял в разговор Андрюха.- Ты, Палыч, вот прикинь себе... Ну кто тебе, к примеру, без собеса будет домой хотя бы ту же пенсию таскать? - Помолчал немного. - Вот то-то, брат! Собаке тоже хвост без надобы. Однако ж его носит. Крутит им вовсю по своим разным усмотрениям. И на него, как видишь, лаять не желает... - Потому, что горькую не употребляет.- Васька лицом ладони звучно щелкнул сам себя по кадыку. Невольно щегольнул щербинкой. - А по-моему, так у нас сам хвост ту же собаку везде водит...- Палыч никак не отставал.- Куда бы ни вильнул - так она туда же сдуру, без разбору что есть мочи и несется. Да стукается где...- Руслилась журчаво тихим баритоном речь.- А потом вдруг вспоминает о башке. Что ею думать надо было. Да все скулит позжей, зализывая раны... - Сказать по правде: так меня от слова "власть" всегда сразу изжога пробирает. И муторно, так муторно стает...- Близок кислым взором к полной уверенности Васька. Вырезы глаз боляво заострились в форме треугольников.- Вот те крест на пузо! - А я вот своего котяру Депутатом величаю. Заметил: всякий раз шугается, как по слогам потверже его имя называю. Потому что знает: при каждом случае с полного духу постараюсь утром в морду плюнуть. Да придать скорости пинком. Но он - хитер же, гад! - как раз тогда из-под стола и не вылазит.- Андрюха показушно злится. - Опять в политику суетесь.- Недовольничал Андрей, пуская по зубам селедочный, прилично жирноватый, однако же вчистую пересоленный верхний плавник. - Если сытней пожрать и в абы что не одеваться тут промеж нас политикой зовется... То...- Неудачно хмыкнул Палыч вместо созревшего иканья.- Я б ее голой... Розгами... Да каждый день... По всем, ити ее тудыть, углам... Уж так поотстегал...- Вскипал, одолеваемый булгой. - Ну, что? Еще по маленькой... Сухая ложка, ить, горло дерет... Брось ты, Андрюха, эту свою селедку!- Васька успел и здесь.- Что ты забыл там в ейных потрохах? Свою печенку обсивушенную рыбьей точно не подменишь... Выпили снова. Минуты две молчали. Смаковали тающий запас закуски. После четвертого захода все дружно не попали выпитому в счет. Достигли поневоле состояния "вполсвиста". Елозили ногами почему-то то и дело попадавшиеся три бутылки под столом. Забыли про четвертую, через себя заброшенную Васькой к ближнему кусту. Сытый домашним холостяцким ужином Андрей счету никак не верил: уже свел в кучу брови, осознавая перебор. Сокрушался от наваливавшейся липкой духоты, всерьез определяя состояние всего одним лишь словом: "Подразвозит". Плыли вправо мозги. Бурлило по кишкам. Живот и тот уж до того ворчал и пучил, переполняясь неприлично диссонансом. (Не дай Бог, еще волю ему дать!) Перед поволокой, одолевшей начисто глаза, странно клубясь, привстала пелена: не продерешь глазами. Силясь в любом прогляде, напрягал зрение. Что прорывался через матовый размыв стекла замыленным вчистую взглядом. Васька макал - довольно неудачно - в спичечный коробок с солью сложенный вдвое тоненький пучок петрушки, белой соляной дорожкой выдавая путь руки ко рту. Палыч уже поплыл. Блестел перед столом вспотевшим лысым темям. Словно искал что-то совсем ненужное внизу. Или готовился к отрыжке. Остатки от прически "полубокс" свалялись, высясь странненьким плюмажем. Будто ее полжизни меж ладошек мяли. Плечи изрядно пообвисли и напоминали формой переломанное по середке коромысло. Заправленная в быт и не отползавшая дальше проблем семейных странная "политика" давно слетела у него с не расплетавшегося языка, не стремясь пристать к другим устам. Тут же выпали из обихода речи гласные, застряв где-то во рту. Очки сползли на кончик носа. Казалось, они сами стали вприглядь над пучком редиски и молча предлагали ее сьесть... Час без малого как стали зажигать. Так уж вволю разошлись - весь двор предстал заметно неуютным... Пооттягивались всласть, буровя и галдя в своем мирке. Прокричались. Обгоготались. И даже под завязку разругались вдрызг. Наотчебучивали всякость. Забыли до того худую свою жизнь, что подняли на смех живой подошедшего цыганить на похмелье медяки прилично сморщенного мужичка - барыгу из четвертого подьезда. Как будто утром и не так, да и не той дорогой не призовутся так же побираться с неотступным после бестормозного "вмазыванья" бодуном. Ведомые проходом по всем ста тысячам привычных верст сосудов, вен и капилляров ко вступившей безысходно и этапно через перегар прелюдии восстановления в обычных человеческих приличиях себя... Тень от березы переползла тихо за стол. Легла плашмя на лавку рядом с Палычем. Переломившись на краю, темно - серым язычком шинельную накрыла пыль. Подбежавшая откуда-то рыжая дворняжка вильнула радостно хвостом перед Андреем. Села недвижно мордой к небу, как только что сошла из-под руки ваятеля какого. Не отрывала с него глаз, водя кирзовым, немножко влажным носом. Тот сгреб селедочный оглод вместе с промасленным обрывком от газеты. Бросил чуть ли не в саму собаку. Выпячивал надменно - важно масляно трясущуюся нижнюю губу, гордо приговаривая вслед: - Это, кутек, тебе от нашего стола. Не забывай, с чьей руки жратву ты ноне принимаешь. Я не в последних-то рядах раньше стоял. Бригадирничал никак. За восемь харь ответ держал. Пинжак, поди ж ты, в тонкую полосочку по городу носил...- Следом выдал недовольство, заметив как та отбегала.- Ишь, ты! Нажралась - и уж линяет! Ну-ка, говнючка! Гы - ы - к.- Сытно икнул.- Назад!.. Кому сказал? Ко мне! К ноге! На полусогнутых... Прямуй сюда, эдакая опаршивевшая гадость на не пойми каких лапчонках. Хоть раз-то гавкни в благадарность! Пес поднимал хвостом пыль за собой, то виновато, то просяще глядя в четверть оборота на Андрюху. Отхрустел обьедками. Смачно по всей морде облизался. Потом пошел в самый конец лавки. Повыше приподнял заднюю лапку... - Благодарность, глянь какая, из-под самого хвоста текет. Был бы покрупнее он, больше ее бы надудлил тебе под столбик...- С улыбкой сказал Палыч.- Отвел бы ты хоть радость эту да чтоб подальше от греха. А то я, чтоб отвадить ее вместе с кабыздохом, уже и хворостину приглядел... - Не злись. Это он место по-собачьи метит от других. Чтобы с ними жрачкой не делиться. Так по понятиям все принято у них... - Да разве это псина! Понятий об уважениях нет никаких. Где жрет, там же и... Порядочное обчество, никак, пред ней. А она! Взгляни. Плюгавина одна... Иль что прыщ в подмышках... Вон у Коляна с первого подьезда был Барбос - обхохочешься до недержания мочи. Страсть прямо божия - ну хоть ты в гроб ложись!- Стал медленно облизывать обсушенные, с позавчерашнего еще подпития треснувшие губы.- Ел все подряд, что к пасти подлетало. Огурцы, капусту, яблоки, картоху - все подчистую подметал. Семечки - и те щелкал. Ей богу!..- Отвадил строгим взглядом от мнимого неверия зевавшего чуть в сторону Андрюху.- Как-то при мне на спор большой лимон сожрал. Пришлось, хоть и без охоты, смотаться в гастроном за пузырем Коляну... Бражку, не поверишь, еще как уплетывал. Опорожнял заходов в пять литровую кастрюльку на балконе. Колян туда, правда, навар с борща сливал. Вываливал потом язык на пол и полный день брехал на тени. Но не кидался на людей, скажу я вам по правде... А как под песни подвывал, особенно под "Мурку"?.. Одного, признаюсь, так я и не понял: ни в какую колбасу вареную к себе в потребу не определял. - Я намеренно бывший вопрос до тебя, Палыч, разверну... Вот ты себе совсем не представляешь, что будет, ежли все чиновники возьмут - вот так! - да и не выйдут на работу? - Стал стращать серьезно Васька Колю Палыча. - А мне по барабану... - Даже не задумался, правильно ли он ответил. - В жилконтору за жилье тогда платить не буду. Наличным чем за всю творимую работу себе стану брать. - Хватит вам там препираться. Водку не с кем пить...- Урезонивал Андрюха, метясь горлышком бутылки в зев недопитого стакана Палыча. ...- Но! Без учетчиков и выдавальщиков больше нам с тобой добра достанется. Вот так-то, брат...- Не успокаивался старый.- Только на все обменное расценки надо будет знать. Чтоб шкурный интерес не вышибло в каком прогаде... - А ты его попробуй, прибери к себе без драчки хоть крупинку. Да чтобы на обмене в норму влезть. Не проторговаться как бы. Этого...- Васька толкал твердо свое с уверенностью той, будто нельзя кому из мужиков да искупаться в чайном блюдце.- А и урвешь хоть...- От смеха еще больше разблестелись глазки и выплыл без того веселый взгляд. - ...Будешь в местах базарных полотенца на муку менять. Потом муку - на что другое... То ж на то, глядишь, и выйдет. Только зряшный часу перевод... - Шило на мыло менять - только время терять.- Удачненько вставил Андрей. - ...Это если еще бабьи тряпки часом сдуру не прихватишь к торгу сам с коммерцией такой. Вот возьмешь десятый, скажем, номер лифчика. А его, пойми ты, и в наличестве-то ихнем сроду не бывает. Не дорастают груди до него. Вот и придется бабкам на два чепчика делить. Если еще кому впотьмах удастся впарить... Старому уже было не до этого. Поплыл в потоке кайфа. Жизнь перед ним вставала позою в приятность. Устаивалась духом бодрость. Тут же сглаживались острые углы многих проблем. Захотелось, кстати, даже враз простить задиру - свояка, приложившегося сдуру ему в челюсть на недавнем дне рождения жены. Следом выпал чувством мимо ощущения себя. Отделился думками от тела... - Палыч! А Палыч? Хватит кемарить, слышь!.. Растолкай его, Андрюха. - Васька важно и серьезно тянул все распорядительство над трапезой к себе. - Менжуется вот тут почти что без порядочности всякой промеж тутошних берез. Напустил - поглянь вон - пузо на штаны. Весь процесс собой позорит. Перед народом даже стыдоба берет. Ходют вона все кругом. На всю житуху наперед смеются. Тыкают точно пальцем в нас за то, что всего три пузыря толком не можем одолеть. Только зряшно место занимаем. На людей нормальных стали не похожи. Представляешь, что об нас завтра будут судачить? Обложат всей белибердой с многоэтажной матерщиной пополам. И Надька пустит в магазин лишь только для того, чтобы долги содрать.- С минуту смотрит Палычу немым укором в почти прикрытые глаза.- Соображаю про себя - стоило ли с ним таким вообще впрягаться нынче в это дело... - Палыч! Хватит сопеть!.. Не озон, поди, с прошлых дождей глотаешь. Мы тут, припомни, чем собрались заниматься? Не веночки ж плесть. Или ромашки девкам рвать.- Заметно построжал и сам Андрюха.- Спать дома будешь. И то только тогда, когда на отходную все раздавим. Не можешь пить - не мучай... Ее самую. Шел бы тогда потягивать себе в кустах кефир сквозь соску. А то губки бантом сложил - кисейной девкой после семи абортов вырядиться рад... Моя воля такова... Коль пошла такая пьянка - режь последний огурец! - Маясь пустословием, завернутым в напраслину, все наставлял, заглядывая в полусонные глаза поставленного на пересуды, как на мельничные жернова, грузно выпадавшего в употребительный осадок мужика. - Да я... Прости... Вот черт... Прикорнул нечто. И, видишь, обстыдился аж...- Оправдывался из наклона Палыч, правя теперь осоловелые глаза едва выше закуски. Недоуменно лупал карими глазами по пространству лишь на пядь дальше носа. Попутно оставлял вытяжной рыбацкой леской - трехмиллиметровкой липкую слюну на рукаве. Видел туманно сквозь невольно набежавшие на глаза слезы мутным пятном серую небритую стерню щеки Андрюхи, никак не закреплявшуюся взглядом. Даже очки с плюсом на шесть ему уже никак не помогали. - Я на прошлой, дык, неделе проспорил старому Чубарику аж цельную литровку первака... Ты вот теперь скажи мне - а могут ли пингвины прыгать? И на сколько...- В сожалении поплыл повыше голосом Андрюха. - А как же!. Сверху вниз - пока не разобьются. Но только если не на гузно упадут... Но наверх - метра в самый раз на полтора. А за те два по дуринке отданных поллитра ты - вдвое дурак.- Обчесался в сожалении всей пятерней поближе к кадыку.- Я-то перед ним всего чекушкой откупился... Ты что, не видел, что маленький его стервёнок, язва б кишки его совместно с заворотом побрала, в библиотеке днями пропадает? Мышонком шебуршит по всем подряд книженциям научным. Страницы все вчистую напереворачивал под пальцем. В книгарню тоже шастает, как раньше ты по девкам шлялся. Да по учениям подряд так шпарит, как не знамо кто. Пацанёнку моему надысь чего-то тоже из учебы натолкал. Мозги напудрил. Так втемяшил, что тот за восемь лет учебы первый раз, помимо физкультуры, домой четверку приволок.- Одним словом - Галилео... Мать бы его... Тут же рядом надо ставить с ихним Галилеем...- Под тенью восхищения враздробь, тонально густо перебралась через стол речь.- А ты, мудила!.. Просечь не мог, что тебя начисто, под додика какого, на выпивку халявную разводят. Вот и влип по самые, прости, по яйца. Как где не надо - так уж бываешь донельзя выпытчив. Интересом шибко проявляем... - Кабы ж знал... - На прыжки лягушек вы там хоть не спорили случайно?- Задевает, как рыбу крючком, новым выпытом опирающийся крепко на упрямство Васька. - Он - хотел... Но я сказал, что водки выгнаной более нет. А за бражку мне моя оторва сделала б - ты представляешь - полную "секир башку".- Оголошенно кромсал кусок голимой правды. - Так знай теперь, что и они летают. Почти на десять метров. Но не спутай - только лишь в длину... А книжки - видишь - иногда-таки нужны. Не только чтоб ради набитой к перекуру самокрутки. - Да - а - а.- Андрюха округлился ртом, удивляясь на пока одним лягушкам.- Вот бы взять - и приучить гонять это отродье заместо нас за пузырями. Особливо после полной несподобы... - В Кумарино один чувак этой весной проспорил тещин самогонный аппарат. Не поверил, что "Жигуль" можно поставить на граненые стаканы. Видно, забыл, что наш мужик за стакан беленькой сам встанет головой на этот же стакан...- Вросхмель балдея, твердую поставил точку Васька. Перед этим, возле последней запятой, озорно и хитро на секунду улыбнулся. - Пустые емкости не оставляем на столе. - Продублировал вслух и серьезно тот же Васька отваженную от компании пустой еще одну бутылку, выбросив ее с глухим, нечаянным дозвоном до стакана к неокученной, валяющейся батарее под столом. - Э - э - х, братва!.. - У Палыча набок из рта густая тоном вывалилась жалость, будто за пропитую получку.- Я ж слесарь пятого, ты уясни, разряда... - Ну и что? Мы ж у тебя его не забираем. На здоровьице себе носи. В карман положь подалее. Да радуйся вприкус на все тридцать два зуба. - Боисся - спрячь за печкой. - Не услышал - так соврал удачно Васька совсем уж увлеченно, не отводя взгляд от половинки помидора и не решаясь тут же ее принять в качестве закуски. Оставляет всю затею на "потом".- Я завсегда так вытворяю, когда в сумленьи весь. - Чего ты!.. Спрятать-то чего?.. - Спрашивал впротяжь Палыч, левой рукой промахиваясь третий раз без видимой причины мимо залосненного кармана брюк. - Именно то, что и хотел. - Да все... Что могут отобрать... - Умнеющим лицом Андрюха еле влез Палычу в сильней мутневший фокус. Повис над ним недвижно облаченным в баритон советом вместе с нечаянной соплей. - А - а - а... Ну если так... - Отблагодарствовал тот снизу из-под приличной, наползшей и дышавшей плотно табачищем тени. Не уяснил уже, за что. Погрудно распластал по-рачьи самого себя и руки по столу. - Это что за безобразие такое? Если картоху есть не хочешь, то на нее, черт чемурыжный, свои грабли тоже не ложи...- Призывал скорей себя Андрей к порядку, обмякшую снимая руку Палыча с тарелки. - От - дай, сказал! Не жмотничай. На пользованье пусть другим идет.- Вытягивал попутно из ладошки у того неразмундиренным попавший после приуроченного ко столу отвара большой клубень картохи. - Оно... Конечно... Ходит пусть.- Добродушно выдавал свое согласие на все вопросы Палыч. Совал в отбор покорно вместе с картофелем и свою руку. Нелепый сон уже вползал сквозь странный лепет в его полузакрытые глаза. Тут же неустойчиво и тупо, покинутые взглядом, катились в мутной поволоке невиди зрачки под лоб. -...Ишь ты, расселась алкашня! Заявились: дескать, нате. Только один, поглянь, из нашего двоа. Попропивали напрочь совесть... Что лыбишься, как сатана, своими в глум залитыми глазьями?.. И как же вам не сты - ы - дно? Такие в ночь и на дорогу выйдут. Любому голову свернут. Оно и есть: оторвы сущие...- Образумливать взялась было в разнос альтовый одна из проходивших женщин.- Еще и хмылятся. Детям какой пример дают? - Катись, катись. Мы тебя не трогаем. Свое пока что пьем...- Первым ввязывается Васька. - Шла б ты себе, тетка. И не просто шла...- Довольно процедил Андрюха воздух меж зубов, раздумав обложить покрепче матом.- Мызгает, видишь ли, тут вшивота округой. Давай, проваливай.- Сплюнул врозбрызг зло под Палычевы ноги. - К - кыш - ш!- Окриком, будто на шкодящих гусей, добавил Палыч в никуда.- Р - развякались... Кто там... К братве... Будто моей стает... - Вот и скажи им, шибздикам своим, чтоб с нас таких пример не брали.- Поддакивал от скуки Васька.- Во вред даже и не лезли. Мать бы их туда же.... - Где была совесть, там уже выросло давно другое...- Ввязался снова Палыч, бодряще выходя из полусна.- Так вот... - Надо милицию позвать. Пущай она их разом всех прищучит. И штрафонет тут же заодно.- Озвученно плыла моральная подмога от выгуливавшей рядом пса старушки. - Обойдутся... Они, у кого денег нет, тех в каталажку не таскают. Харчей казенных чтобы им зазря не прожирать.- Заумничал Андрюха, оглядывая ненароком свои в субботу недоглаженные брюки. - Ох, и остры на слово.- Старая в нить сжимала губы.- Нечего сказать. - Найдут. Найду - ут на вас управу. Помянешь мое слово...- Увязывала оговор другая, протыкая пальцем воздух над собой. - И на дорогу выйдем. Каждый с ножичком своим. Дай только вечеру к заре пристать. Там быстро согласуем ваше со своим...- Твердил грубость сильно осмелевший Васька сквозь обьявившиеся белые заеды, забившиеся в углы рта. - Да не мешало бы еще для храбрости маленько поднабраться. Размокнуть как бы, этоть. Упроститься. Поближе к жизни с тесаками притереться. В кровушку руки окунуть. Обвыкнуть чтоб...- Чесал уверенно Андрей за ухом.- Процесс бойчей по отрезаниям пойдет. И никто мимо чтобы... Никаким прошмыгом... - А у меня, чтоб черепа обваривать, и чан приличный припасен... - Фу! Черти окаянные! До каких додумались страстей!.. Тольки лиходумствовать да колобродничать и могут.- Пялилась первая презренным взглядом в медленном отводе головы.- Изгинули б... Чистая пакость! Нечто ироды какие - уже не знают, что и деют. Сказано ж в писании: "...Ибо творят, того не ведая. Что разума отняши..." Воистину все так и есть.- Кинулась молиться в сторону пятизтажки.- Да простит меня Господь и вспоможет пресвятой Никола Чудотворец...- Неходкие на отступ навостряла ноги. - Пошепелявь еще бабуля. Может, поможет уговорным чем, чтоб среди ночи не кричать ему в каких припадках благим матом...- Васька развесело тыкал пальцем в Палыча.- А то прямуй сюда. Ведуньей силой охмури, чтобы кореш где ни попадя без спросу не блевался... - Ты че, рехнулся?.. Сам зазываешь - сам и будешь с ней якшаться.- Восстал Андрюха.- И вилку побыстрее с края убери. А то - не приведи - и упадет прибор. Тогда точно причешет. - Да клал я на нее. И все... Полным прибором... - Свят, свят, свят... Да чтоб я - к вам?.. Скорее мир перевернется.- Ополоумев, старая выпялилась серыми глазами из приличного далека.- Побери тебя холера. Приглашатель хренов. И закуси язык поганый свой, эдакий ты богохульник. А в наказание на губы ветер пусть поболее насадит лишаев. - От тебя одной их больше, нежель блох с твоей собаки, наберешься... Спрямливая путь отхода, старушка стала валковато удаляться, в бормотливость ахинейный заворачивая говор. - Во! Мусорок плетется...- Радость у всех, точно от сполохов на солнце.- Так - так... Куда ж это его несет... Не к нам ли... Оп - па - а! Свернул. Сюда наладил ноги...- Расшептался с придыхом Андрюха.- На подкате уж... Сидим все смирно... Якобы в думках все... Сомлевши... От Палыча... От Палыча отсядь! Да замастырь бухалово куда.- Втолковывал со злобой Ваське без поворота головы. Тот поусердствовал, толкнув в плечо соседа. Руки последнего смели перед собой, будто ковшом, на землю зелень, пустой стакан и добрую треть оставшейся закуски. Только застряла справа в локтевом изгибе голова селедки, кусочек помидора и огрызок яблока. Им теперь было все равно, где находиться. Как и владельцу той руки. Будто оковами увязливо свело двоих, оставшихся с соображением, в сутугость. Вспухало напряжение. В секунды наросло присутствие чужого... Все ближе подступало ровное гупанье отточенных в строю шагов. Наплыл шумок легчавый плотно втиснутого в форму тела. Подползал шероховатый плащевой шорох от продавленного под толстыми подошвами песка. Следом приблизился - в накат - отяжелевший от ходьбы неровный продых. - Расслабляемся тут, значит.- Тень от головы пришедшего невесомо прилегла Палычу на исхудалый клин спины. - Как бы и так. Пристали к отдыху. Разом с культурною программой... В полном развороте. Вот только - только домино домой главный забойщик оттащил. - Присаживайся рядом. У нас тут места - как два раза до Камчатки... - Гость - не кость. В окно не бросишь.- Вставил ни к чему пословицу Андрюха. Довольно оглянулся. - Обложка у программки не ахти какая...- Служивый с равнодушием кивает на бутылки под ногами. - На какую заработали.- Лениво отвечает Васька с неглубоким ковырянием в носу. - А этот вот. Совсем недвига. Спячий... Отдуплился, значит. - Не - е. Сущий недолад с ним. Навпечатлялся поверх меры. После двух "рыб" подряд никак не может отойти. - Он-то хоть свой? Не припоили ли чужого на дурняк?- Глянул на Андрюху. - А как же?- Поднялось вместе с плечами возмущение.- В доску свой. - В жирный наклад будет поить чужих со скуды.- Обиделся Васька всерьез.- Я даже свояка приваживать без складчины к такому делу никогда не расположен. Кому он надобен - дурак в притруску? - Понятненько... И кто ж это такой гульбарий развернул? - Он... Сам...- Кивнул Андрей на Палыча.- Евонный юбилей. - Заметно. Еще как...- Достиг того проглядом. - Да ну - у? - Сколький раз за всю остатнюю неделю буровит. Тягучий праздник выдался нынче у него. Резиновый как бы совсем... Да отмечает он вовсе без просыху, видать. Наверно, подурней деньжата завелись. Разве не так, а?.. Прихватив на помощь паузу, компания немного стушевалась. В минутный интервал не выдала ответ. Как проглотили языки. Глядели удивленно друг на друга. Разлогом чутко пообвисла настороженная беззвучь. Гнетущее росло обьемом неудобство. - Ну, и...- Заглублял допрос.- Дальше-то что предполагаем? - На отходняк по сущей капелюшечке накатываем и разбегаемся по хатам. Р - раз! И будто не было тут нас. Одна нога вот тут. Другая - тама...- Рука в отводе тычется пальцами в ближний чердак. - Если кому-то не придется по-пластунски добираться. А то еще и помощь для доставки привлекать...- С ленцой кивнул на Палыча. - По этому из способов тому ни в жизнь нельзя. Из десантуры он. Там по-другому ходят. Уж коли не расчухается, будем готовить к переносу. Нечто Суворова сквозь Альпы. - Он не несудержный хотя б? - Да что ты! Весь рахманный. В стлань. Вон ту муху, что сидит на сале, и то толком не смог обидеть. - Так уж не смог?.. - Ага... Хотел. И видел. Но... Не одолел. - Понятненько...- Забилось слово в скуке.- Короче, так, десант... Пьянка-то - пьянкой. Но протокол бы не мешало нам сварганить. Распитие в общественных местах. Нарушение покоя окруженных граждан. Обплев. Разброс посуды. Непотребности какие в виде мата на уме...- Стал неуверенно обстукивать носком ботинка оскуднелый зеленец травы. Следом подытоживал провину загибами на пухлых пальцах. - В прошлый же раз за стольник все решилось!- Просящим вышло утверждение.- И пузырей самих было штук шесть. А сейчас имеем что?.. Прихваты трезвого ума. Неразбалдевшуюся внешность. Поглянь вон!.. Самую малость приняли на грудь: без кувалды с ног не шибанет никак. Заждались уж. В осадок-то и перепало всем по стопарю... Не мерой даже. А обмерком. Осталось испитком молочным на губах у грудника... Смеяться тошно! - Я вон даже имя тещи не забыл...- Обиженно выпячивал нижнюю губу Андрюха. - Назавтра подойду с той же отмазкой.- Васька придвинулся на край скамьи. Поглубже заглянул в чужие, без притока чувств, глаза. Выжидательно остановил взгляд...- Если расценка с мая не сменилась. - И кто ить это... Засеняет... Замстит тута...- Качнул сбоку, едва продрав глаза, Палыч закомевшей головой.- Изги... Андрюха грубо приложенной огромной пятерней сгреб Палычу в бесформенную кучу нос с губами. - Это ни зги как будто он не видит. В полнейших забудках. Или очки не те напялил. Не то смурное снится что... - Как соберетесь уходить - просчитайте поперед до трех себя... - А как же, как же, командир! Пересчитаемся. Святое дело! - До скольких скажешь - до стольких всех и перечтем... - Ну - ну... Посмотрим...- Веселенькой сошла из-под щетки рыжих усов скупая толерантность, подстегнутая шкурным интересом. Забудоражила волнующе по телу перемещающейся грыжей. Теребя приятные из чувств, заныла щекотливо под сердечком. Служивый даже перестал хоть как-то чувствовать на голове фуражку. Ленивый поворот с уже отставшим интересом приемлемо одобрил в давно прижившемся формате привычную систему отношений... - Как же его зовут? В параллельном классе ведь учился...- Щурил усиленно глаза Андрюха.- Что-то слаб я стал на упомин. - На кой ляд он тебе сдался? Уложился суммой в дань - и пускай дует. Как говорится: "Умерла - так умерла". Ты что - сам Македонский, по имени чтоб помнить каждого из всех своих вояк? "Рупь за сто, что от Чубарика явилась эта заумь Васькина. С чего бы после подряд двух запредельных перепоев Македонским козырял... Сколько ж он ему тогда еще проспорил?"- Удивлялся про себя Андрюха. Водил глаза по кругу, едва не открыв рот. - Слинял. Отмазались...- Вздохнул легчаво Васька. - Ага. Прикупом завтрашним. И беспохмельным четвергом. - Ох, и стромкий же в нахрапе! Еле спровадили.- Все испускал на выдох воздух. Правил удивленные глаза на выгляд. - Что тут поделаешь? Такое время. Даже покой сегодня стоит. - Я уяснил уже. Особливо, когда стоит нетвердо на ногах... - Дайте-ка, что ли, закурить.- Продравший глаза Палыч пытался стрельнуть курево у собутыльников с тем безразличием, как не отказался бы и от махорки сеногнойной, и от самокрутки с падальных листов. Удивленно ощущал сандалией намуленную от сиденья за столом свою правую ногу. Глядел крайней мерой отчужденно на вымазанные чем-то рыбьим и раздавленно - томатным локоть и подручье... За уходившим солнцем вслед безмерной выметной расслабой облегла двор вмиг освежеванная умолчь. Наливались синью небеса. Окружь медленно вживалась в кажущуюся затесненность. Густела низом теневая оттушевка. Все сильней обкрадывала вечер. Зажил нестойко ветер. Расшелестелся по верхам. Отяжелело высилась кудлатой яшменно - нефритовой нависью из притиши прорвавшаяся в скромном оголоске шепотливая листва. Изваянно - тончайше застывала временами под безветрием. В вечере рисунка темно - синего крыла с отливом скрасились уныло в темное однообразие отзвучавшие за день цвета. Плескались в странной мимикрии, перекатываясь густо по оттенкам - синим, черным, серым. Голоса стали звончей и четче. Будто плескались в немоте. Прорезались гулко и раздельно дальние шумы, не слышимые в толкотне прибравшегося дня. Благоговейным изумлением овеивало облегченное, тончайше тронутое негой, в истоме почивающее завечерье. Хотелось шепотом проговорить во тьму чужое: "Вечер томный вниз спустился. Почивал на холодке"... Компанию настолько развезло, что все ее движения теперь будто замедленно фиксировались, умещаясь в пару - тройку кадров за секунду. Сомлевшие тела упрямо обвязала недвижь. Только тянулась полосатым надвигом рубашки по столу рука кого-то из двоих, определить по принадлежности какую Палыч был уже совсем не силах. Удивленно проводил ее обратно взглядом с прихваченной где-то двупало у его локтей капустой, щедро макнувшую свой острый, худоватый локоть в банку с маслом, оставшимся от шпрот. - И зачем меня тогда - ги - и - ик! - столь на слесаря учили...- Зрачки у Палыча отметились под самым что ни на есть подбровьем.- ...Не мерить же чтоб яркость неба в солнечные дни... - А чтоб знали - не хухры - мухры тут всё у нас... И мы обученные всяко. С ученостью все ж носимся в прихват. Тут не у Пронькиных никак... И на утренней росе гадать не надо. - Васька погрубей закрыл вопрос. - Да еще чтоб Родина цвела. И пахла. Пусть иногда хоть. Как на исходе мая у тех же Зюзькиных махровая сирень...- Заблагодушничал Андрюха, беспричинно нюхая увядшую петрушку. - И инструменту ж дали тож... Зачем?- Уже губы, и весьма обиженно, выползли у Палыча наружу.- К месту, поправильней меня пойми, как бы приставили... К самой работе...- Снова тяготился нудным роем мыслей, нечто комарами в теплом июньском завечерье. - Это чтоб ты вовсе не скучал. Арихметикой порой резвился, как хозяйский кот с клубком... Остаток чтоб в посуде правильно в долях определял, когда поставим на разливе. Стаканы ж, знаешь, мерные в придаток магазины сроду не дают. Не мне за всех отныне каженный раз на глаз все время разливать. За всякий из обмерков отдуваться... Да мало что сгодится посреди всегдашней надобности нашей. А ты у нас весь грамотой напичкан. Нашпигован, как та тыква семенами. Или снаряд шрапнелью. Почти под самую завязку. Не голова - а Дом Советов. И тут же рядом крутишься всегда. Совсем под боком. Удобный прям невмоготу. Равно как штопор был когда-то на подхвате под трехсемерочный портвейн... - Ну если так... - Взбодрился Палыч. - Чугунной тяжести мотнул башкой, провожая тупо развилявшийся ближе к краю стола жирный заследок, проползший странным образом под поставленной Васькой тарелкой черт знает куда.- А вот с пенсией моей... Поди, перемудрили...- Кисло выпятил нижнюю губу. - Боюсь, того... Недодают... - Все-то ты знаешь... А вдруг они да думают, что в самый раз тебе ее и положили. Али сверх всякой на то меры...- Заулыбался робко Васька.- Ты-то по чему определял? Иржавым метром, небось, мерил... - Когда бы в самый дали, водяра бы такой дешевой не была.- Вытянул из себя задумчиво Андрюха. - Мы и впрямь не так богаты, если всегдашне - всяко хлещем дребедень... - Ты, небось, хочешь одной рукой чтоб враз двух баб облапать... Хитер бобер. Скажи спасибо, что вообще еще дают. - Да, да. - Зачем-то согласился Палыч. - А то еще, не приведи... Того... Отымут... Или обкорнают...- Попытался закосить куда-то боязливо взглядом. Вжался в щупленькие плечи головой. Поплыл. И тут же сник, увидев надвигающийся стол. Еле-еле отшатнулся. Тупо прочувствовал затылком, что не совсем да и не всем успел удачно изловчиться. - Давай, вставай. Орлом держись...- Приободрил Палыча Васька, отряхивая запылившийся затылок. - О птичках больше чтоб - ни слова.- Скомандовал Андрюха, приложив поперек губ ошафраневший с обкура палец. Тяжко вздохнул перед осознанным благим решением.- К приборам шустро - прило...- жись! По-разному, но выпили. Палыча тут же почти что безвозвратно отволокло подальше от сознания. И выбросило в невидь. Выходило: он прошел еще один этап. Будто бы протягом. Мимо воли. Затерялся состоянием, полнейшей неспособностью осилить поросячий визг. Слегка похрюкивал. Совсем не сильно. Но и мертвецки пьяным на пока не стал, обретаясь не обгаженным ничем ни рвотным от себя, ни замусоленным чем от стола. Был прямо рядышком со свинством. (Голова одной уже упавшей вниз селедки обпанировалась густо пылью). Показалось даже, будто после каждого приема крепость выпитого им постоянно шла на понижение. Потом чуток ожил. Зашевелился. Сновал будто надломанным самым из худших геморроем, с подхватом ревматизма, телом по заметно сузившейся до неусидчивости ширине скамьи. Разве что кости не скрипели. Никак не попадал рукой в тарелку с салом. Потом волоком пришлось тащить ее к себе через весь стол. По лицу уже пополз заметный отчужденно - глуповатый дауновский взгляд с перекошенным, направленным младенчеству в размер умом. Неосознанно тянул остаток мысли то ли опять к компании. То ли вставал подальше от нее. Но где-то рядышком со лбом он уже точно затерялся. Мужик даже не знал, сколько слюнявил от бессилья подбородок. Не мог также прикинуть, сколько давил безвольною щекой к столу попавшийся некстати под нее пучок редиски. Как снова отдалился, выплывая из-под рук, дощатый стол. Через барьерчик вывалились ноги. Колено страным образом первей его уткнулось в пыль. И как мягкие обхваты и подпорки в спину, неудобно вывернув бесчувственное тело, приблизили раскачанно к нему размером выросший подьезд и сами так же мягко рядом и по низу поплюхались к ступенькам. О чем-то смачно вытянули в затьмы набитый чувствами речитатив, под который Палыч еще пару раз притерся неудачно к холодноватой по-приятному кирпичной стенке и где-то в темноте впервые тупо ощутил, как ноет копчик. Еще не помнил он, как безобразно плыл куда-то вверх в одних носках. А туфли почему-то очутились враз демонстративно, с выпендрежем, впереди него. И твердо шли вразброд. Совсем уж без его шагов. Как бы назло. В насмешку. Отражали мутным блеском снизу лампочный свет площадок, которые как кто переставлял по потолку ему за спину. Потом обувка вдруг отдельно от него плавно поплыла низом по квартире. Тут же что-то суетное шумно, с передернутою мордой, покочевряжилось чертовским образом перед самым его носом, пытаясь следом прихватить за зад. Провернули как-то мимо черторогого в волосьях. Следом другое да в высоком тоне оббубнелось со спины, вовсю общекотав еще в подмышках. К тому ж плеснуло от дверей в лицо дробливым пучковато - ярким светом. Как по некой плохо понимаемой орбите, похожей больше чем-то на восьмерку, вокруг глаз проплыл плафон из туалета. Закачалась следом люстра, будто прожектором слепя зрачки. (Кое-как успел предупредить молча себя, никуда чтоб только не упала). Еще вдвоем сама с собой пришла с кухни жена. Со странно округленным ртом. Теперь его уже поволокли стоймя. Приставили. Забрали руки. Что-то немного пожурчало остужающе, к тому ж так усыпляюще и мягко - будто бы речью - посылом страшным вовлекая в нечто совсем необьяснимо - легкое, что не было совсем никаких сил, чтоб даже хоть на миг подумать, как ему выбраться оттуда. Будто бы этого покоя он полжизни ждал. Равно как векам, словно после промазки суперклеем не удалось отлипнуть друг от дружки. Не осознал он даже, стоило ли ему делать еще одну попытку. Придавили тут же поволоку будто навек увязших в хмелю глаз свинцом налитые ресницы. Но помнил - на бровях точно не полз. Их просто верхом вместе с телом пронесли. Мимо теплых тоном розово - охристых стен, не совсем ровно и отвесно всеми плоскостями плывших на него. Нагло менявшими свое местоположение в пространстве. Ему также было ни к чему, что за окном искристым выметом в разбросе необьятном сквозь затемь вызорилось небо. Внизу истомой тронутая обнизь мертвяще - сине и безмерно обжигалась издали холодным пламенем Луны. И как до первых выплесков зарниц куда-то делись его сила вместе с волей, под которые пришлось успешно загасить тлевший в сосудах неугомонный и обьемный сплошь горячечный огонь литровой банкой магазинного рассола. Стоявшего зачем-то рядом с мусорным ведром. Да под противно - настоятельный отплев укропных стебельков. И кощунственным вдруг показалось то, если бы там той банки в это время да не оказалось... В стельку пьяные никогда не видят снов. И стонут ночью не от осознания вины. Просто душа спешит к похмелью. А тело с думками еще не разобралось. Пока себя успеют ощутить - глядишь, заря уже на людях показалась. Роса изрядно высохла в самых глухих местах. Хорошо, если еще солнце не успело выбраться в зенит... Утром раздружился напрочь с головой. Будто ее с побитого подручным всем по темечку бомжа вместо своей утерянной в нагрузку, как сельповский, не берущийся никем еще при давно скинутой власти, "Завтрак туриста", дали. Или вволю потаскав по каменным дорогам ада, прожарили потом на противнях посреди некой пресподней. Показал следом свой характер на носках, упрямо не желавших налезать из-под корявых рук на уже под хруст суставный твердеющие понемногу ноги. Тут же боялся - пальцы на руках куда-то напрочь убегут. Удержу в мышцах как бы и не находилось. Дышал так редко. И неровно. (Не из-за любви). А копчик весь не то надломанным, не то неладным оказался... (Лучше б он где его вчера оставил!) Даже рвота на улицу просилась. Но не сильно. На треть обычного... Помнил Андрея. Рядом с кем-то. И самого себя. Как будто бы при них. Сидевши. Набрызг звезд на сереньких погонах. Ниже - собачку с лапками. И чьи-то ветки от березы, свежо представшими - к чему б? - с забившейся сплошь мусором в башке бадяжиной доплывших из вчера обрывков разговорных. Второй уж день висевшая прямо над ним листва как бы назло будто еще и шевельнулась. Сместилась по углу квартиры. Заботливо при нем сейчас то ли поправленная взглядом, не то и вправду успокоенная странно попавшей из ниоткуда, что скорей всего было за стенкой, в фокус тещей. Укусил себя за палец. Заболело. Знать, не показалось. Хорошо еще - креститься лежа не пришлось... К обеду что-то рассосалось в напичканном вчера всяким жующимся совместно с пойлом пищевым дерьмом, не принимающем пока еду желудке. Заплыл синюшно с припечаткой из фингала часто дергавшийся левый глаз. Всё остальное показалось в целости. На всех своих местах. И только в голове не прояснялось. Сивушной мутью там всё так перекрутило, что еще никак не сподвигало ум хоть на какую-то работу, кроме держания трясущейся рукой прихваченной на столике журнальном какой-то старой газетенки. Сам как бы каялся в несмертном, но грешке... Вскоре уже втихую маялся бездельем, перечитав в напяленных очках все жирно лезшие в глаза и схваченные томным взглядом заголовки. А чтобы вовсе не скучать, почти десять минут подряд прилично ревновал совсем уж без причин свою жену к пропойце Филимонову из 18-й квартиры. Все силился пойти проветриться, чтоб к трезвой побыстрей прибиться жизни. Мечтал о кубике из льда, приложенном в тряпчонке к застучавшим молотком вискам. Страдая неизбывно навещенным бодуном, чесал для облегчения всей пятерней затылок. И потакал на время разрезвившемуся внуку все его шалости, не выходившие пока из смежной комнатушки - распашонки. Хоть от его истошных криков уже на множество частей стеклянная теперь кололась голова и жестяным сорвавшимся листом то дребезжало, то звенело по всем подряд ушным мембранам. Скопившимся для жизни, будто назло, для этого в больной башке. Впротяжь скребло и жутко лязгало в ушах. И бухало, как в башне танка в самый разгар пришедшего из фронтовых полей в его квартиру и шмалявшего, пулявшего без всякого разбора артиллерийско - танкового боя. Совсем уж деревянной оказалась прилетевшая от внука следышком граната, с умиротворенностью припавшая к груди. Через минуту бой пошел на передышку, застигнутый нечаянно вкатившимися с коридора ходунками с дымящейся на них тарелкой манной каши, дышавшей пузырьками минералкой под щупленьким, рукой водящим, управляющим началом тещеньки родной. А на руке подмогою прохладной висело мокрым полотенце. И шустренькие, меленькие глазки, приближаясь, так ласково глядели в снова ставшими славянскими глаза зятька...