Август сторожко и трепетно достаивал в объемном, изнеженно и томно обволакивающем тепле. Воздушно - легкой сканью кружев хрупкая трепетно поблескивала по опушкам паутина. И робкий набрызг желтизны в лесах еще не перешел на пятна крапа. Еще вчера разгуливал вовсю под вечер мелкий дождь. А ночь почти прибрала все следы, безмерную накинув сырость. С востока нанесло под утро зарозовевшие над выглянувшим рано солнцем едва клубящиеся, перетекающие плавно друг за дружкой и сверкающие выстиранной чистотой, в растяг горизонтально правившие ситцевые облачка. Было свежо. Торжественно. Предельно звучно. И будто новой гулкой гранью благолепия взыграла позже жизнь, какой и дотянулась к вечеру. Подернула пепельно - сизой дымкой безмерный голубец, заливший до краев всю чашу неба... Могильщики под мерный, тихий говорок уже неспешно закруглялись. Оббивал о ствол березки густо налипшую неровным слоем и почти в палец толщиной крутую глинистую грязь с лопаты флегматичный, длинноватый Кулебякин с неким налетом чувственной блаженности, упрятанным под видом легкой поволоки в полуотсутствующем взгляде. Глуховатый бухающий отзвук, срывающийся с держака, подгоняло беспорядочно и звонко раздрожавшееся следом "Дзын - н - н - нь...", отдаваясь двухоктавным, с тоненьким надрывом зыблющимся гулом в по-лопушиному поставленных его ушах. С долгой обреченностью первый ложился где-то рядом. Второй же в шустрых дребезгах шугал разметом во все стороны, тонко дрожа в ушах надрывной, оголённо запульсировавшей тоном вниз волной. Самый молодой из всех троих с вывертами ног по зеленцу травы всякий раз пытается избавиться от ржаво - желтого, комьями налипшего на сапоги суглинка. Удается не совсем. Он по-молодому быстро распрямляется. Легко бросает голос за плечо с изящно - резким поворотом головы: - Так ить опять, Михалыч, быть дождю.- Довольно щурит левый глаз, косясь радостным, с твердой уверенностью, взглядом вверх. - А ты почем-то знаешь? - Еще б не знать. Пташки за весь день ведь так и не распелись...- С сожалением спадает низкой, стелющейся силой в гладкий атлас рассыпающийся бархатистый баритон. - Небось, надергал по кускам учености от бабок и щеголяешь тут, будто какой денщик старой лампасиной от генерала на вовсе порватых штанах.- Тускло усмехнулся, заметив слабую реакцию на подковырку. Подзляется.- Подоспел каков, глянь, грамотей! Аж без него прямо невмочь... Лучше поди лопаты в кучу собери. - Гляди-ка вон!- Густеет рядом басовитый голос Лехи - Пузыря.- Да не туда ты зыришь... Правь левей. Промеж во - о - н тех берез, что в кучке...- Правый указательный и чуть корявый палец протыкает остывающий, но еще заметно теплый воздух.- Секешь? - Ну и что, собственно: Сергеев из конторы прется. И, наверное, что к нам...- Как слизывает равнодушно с темы интерес, снивелировав его в пустую отговорку. - Оглоблина! Понимал бы ты поглубже что, Санек, цены как таковой тебе бы не было. - Эт точно!- Кулебякин покороче приправляет резюме. - Работу сверхурочную он нам в полной точности несет - вот что... - Э - э - х - х!- Намахивается скрученным потуже в пальцах, готовым резко вырваться, в пружину собранным щелчком.- Щас бы как треснуть тебя в лоб за непонятие!.. Видишь бумаженцию в его руках? - Угу... - Что "угу"? Это ж сам наряд, мудила. Значит, халтура в руки к нам идет!- Назидательность сквозит в повышенном, изрядно огрубевшем голосе.- Тут не угукать уже надо, а мозги шустрее к делу подключать... Не зря же у меня с самого утра под ложечкой сосало? - А нужен ли он нам Сергеев твой теперь, после тех принятых на грудь трех пузырей "Агдама"? - Лучше б она в морге заодно со жмуриком переночевала...- Хмурится рассудливо и хмуро Кулебякин, лениво выковыривая грубым пальцем кусочек непрожеванного мяса меж зубов. - А где Починкин ваш? Небось, опять где-то по вечной своей надобе застрял. - Сергеев без разбору выудил в себе причину что-либо сказать бригаде, с трудом облизывая следом в нитку вытянутые губы. - У него ребенок дома приболел. Потому пораньше отпустили. Чего зазря мурыжить мужика...- Шмыгает носом разогретый от ходьбы Леха.- Да и нам второй доряду день приходится толкаться от безделья. Если народ с такой натугой будет у нас и дальше помирать, то сядем, братцы, мы задом своим всего лишь на один голый оклад. Тебе случайно так не кажется, Коля Иваныч? - Да пусть живет себе толпа. Заради бога...- Ответил добродушно - весело, будто уговаривая их на данный вариант, Сергеев.- Там из Васюкина бригады Жихарев сидит в конторе. Вам его и подошлю сюда четвертым... - Тут кого сюда ни всунь - задача ясная, как день: лишь бы копал исправно...- Снова лениво тянет Леха, небрежно сплевывая в сторону обслюнявленную порцию лузги. - М - да - а...- С легким прискорбием отговорился Кулебякин, чуть задумавшись сначала.- Пускай все ж таки здравствует народ. Мы этого навроде тоже будто бы желаем... То я про живучесть просто так влепил. Обеспокаиваюсь, так сказать, обьемом производства. А он, видишь, перечит жизни. Гони сюда папирус свой, чего уж там! Буду визировать, пока руки не загрязли и еще тверды... - Тут как бы и по необязательности это. Понимаешь... Просто по-людски. Время неурочное уже, сам понимаешь.- Налаживал намеками подход под просьбу.- Вот попросили двое мужиков. Приезжие совсем... Да вот они сами идут. Бадягу по обмену, если что, перетирайте уже с ними сами. Они в конторе за ваше то дежурное шестнадцатое место на сто тридцать восьмом участке в кассу по полной отслюнявили. Все на вас застопорилось. Если на место новое в цене сойдетесь - предложите им семьдесят третье, но уже на восемьдесят первом. И до предания покойничка земле - чтобы ни-ни...- Хлестко щелкнул трезвого себя по горлу рядом с выступившим остро клином кадыка. - Договоримся, будь уверен. Мы еще в контору завтра пузырек вам подошлем. А насчет водяры: зря ты это! Обижаешь... - Да!- Вскинулся решительным и твердым голосом.- Куда жмурика направить на случай уговора собираетесь, запомнили? - Как куда?..- Кулебякин пялится глазами на Санька. Тот втягивает голову в себя, закатив под крупный лоб застывшие в невинности глаза. - На семьдесят какой-то будто... И на восемь - де - сят...- Морщится от напряжения нахлынувших эмоций охваченное негативной мимикой лицо, нечто соленый огурец в дубовой бочке. - Вы мне тут так, я вижу, нахороните, что потом со всеми силами небесными отходняков отыскивать придется. Еще, того... Не дай бог, вдруг кто эксгумацию затеет. А подхоронка если подоспеет? Перерыть же вас заставят весь тот свет, заодно туда и нас вогнав. Нет, так дело точно не пойдет, братва! Пишите на березке: семьдесят третье. На восемьдесят первом. Пиши, пиши, Корнеев. Не ленись... Санек сосредоточенно карябает на беленьком стволе стоящей в головах старой могилы березы в назидание опять указанные цифры. - Вот так. Теперь я удаляюсь...- Серьезный и сосредоточенный Сергеев медленно уходит, тыкая пришедшим на своих рабочих. Один из них, кивнув в ответ, идет к могильщикам. Другой машет в сторону стоящего неподалеку желтенького "РАФа". Тот с присущей случаю медлительностью трогается в сторону только что закопанной Лехиной бригадой могилы. Взяв для приличия лопаты, могильщики ведут клиентов и следующую по стопам машину на самый заболоченный из всех участков, чтоб показать свою дежурную могилу, от которой все четыре из полученных сегодня по наряду представителей процессий отказались наотрез. Ибо там вода всегда на щиколотку с лишним постоянно выше дна. И если бы сегодня не было двух подхоронок, то еще как знать, чем бы в сумме выражалась к вечеру халтура кроме разложенных по их замызганным карманам роб трех сотен с лишним принятых рублей, доставшихся под принудительную благодарность. Придя к могиле, в пятый за день раз разыгрывается, и вполне удачно, скроенный еще давным - давно каким-то мозговитым малым лихой по замыслу сценарий. Леха подводит клиентуру до могилы. Те согласованно поглядывают вниз. Там им не нравится. Головы пришедших вертятся дружно в правильную для рабочих сторону, изображая категорический отказ туда похоронить. Они отходят. Медленно жестикулируют между собой. Стыкуются на время с Лехой, как со старшим. Он выступает им сейчас не потому, что таковым назначен. Просто из всех наличных мужиков он пока потверже укреплен на своих коротеньких, толстых ногах. Бьют согласно по рукам: договорились. Во всех глазах дружно встает удовлетворенность. Каждый из них по-своему доволен. Ибо здесь крепко сошлись уже две разных правды, не навредив одна другой. Шуршат тихо подошвы ног по сыроватому песку на развороте троих тел. Процессия идет обратно. - Мужики!- Солидный, пахнущий, видно, одеколоном "Саша", человек подходит медленно к уже поплевывающим на свои ладони работягам. - Что-то еще?- Равнодушный Леха косит на заказчика лицо с будто бы приклеенным к нему навек немного ироничным взглядом. - Мы понимаем: тут, так бы сказать, осталась только ваша процедура. - Вообще-то да... - А нам через два с лишним часа надо лететь домой, в Челябинск. Покойник был у нас детдомовским. Так что его уже никто не ждет. Жил в общаге вместе с нами. Башковитый слесарь был, поверьте, мужики. Затесался к нам как бы за компанию в командировку. Гык - г - г!..- Откашлялся в трубкой сложенную ладонь.- Один у нас и тот же профиль по работе оказался на заводе. Так к нам и попал. А тут такое дело приключилось в среду: приступ с ним случился. Мы-то и знать того не знали, что эпилепсия за ним с самого детства волочилась. Потом по всем милициям два дня подряд таскали. Допросы... Экспертиза... Причиндалы, чтоб похоронить... Командировка сразу вся - насмарку. В карманах пусто. И если б не обратные билеты про запас - то не знаем даже, чем бы кончилась вся эта мутотень. А у напарника еще жена беременна. Детишки. Всё одно уж к одному так нехорошо в вашей Москве сошлось, что нам бы теперь только б ноги вкинуть а самолет... - Так мы вас и не держим.- Кулебякин делает большие удивленные глаза, выглядывая из всегдашней поволоки. - И мы можем улетать?- Ищет подтверждения у работяг все тот же пахнущий одеколоном "Саша" мужичок. - Ну, собственно, да. Только гроб надо помочь поставить на носилки... - Леха под добродетель слов тихонько скрещивает руки на откормленной груди. - Не проблема... Тогда мы выставляем каждому по пузырю, и сразу же - по коням.- Напарник наодеколоненного лезет в целлофановый пакет. Противно там шуршит. Улыбаясь, представляет на дневной, чуть потускневший на погосте свет только что обещанную водку. Переходя холодновато из рук в руки, она почти не успевает заблестеть стеклом бутылок под широко раскинувшейся низом тенью от большого, я не помню уж какого, дерева. - Как хоть звали мужика-то? Мы завтра б то узнали. Только помянуть хотелось бы все же сегодня...- Кулебякин после двух принятых на грудь в обед приличных стопарей "Перцовки" удачно и под час гнет свой этический вопрос, словами расставляя при картавеньком немного "р", железным показавшийся ему простой логизм. - Да-да... Мы ж не сказали!- Спохватывается под одновременное качанье огорченной головой все тот же пахнущий.- Серегой его звали. Да, Сергеем Пастуховым. - Так мы пошли, ребята. Всем вам огромное спасибо...- Духовитый твердо правит ноги к "РАФику". Напарник с остальными поспешают следом. Выносят сзади гроб, поставив у могилы на носилки. Гости идут к машине. Курят. Бросают почти сразу же под "шейком" растоптавшиеся ноги недокуренными крупные бычки. Садятся в "РАФик". Уезжают. - Немного этот "РАФ" еще наездит. Пальцы стучат прямо что зубы у замерзшего бича в какую холодрыгу .- С уверенностью ставит вдруг диагноз двигателю Кулебякин. - Только вот как правильно про жмурика сказать, Санек: "приставлен" или же "представлен"? - Ты никому по утверждениям не верь. Гляди сразу по факту... Он, ить, зараз к дереву приставлен?- Пузырь, щурясь, пристально глядит на гроб. - Тут как посмотреть. А может быть, он уже и боженьке представлен. - И такое смысл имеет...- Леха делает умнее вид при рассуждении. - Ты, Санек, поправь на днях все это дело. По словарям выбери нужный смысл. Голова твоя еще после наук пока не затупела. Не то обляпываться будем с клиентурой постоянно. - Да где мне взять этот словарь? Я уже шесть лет как мимо школы ошиваюсь. - Захочешь, так найдешь. Не то в следующий раз нацедим лишь пару десятков граммов. Нечто какому малолетке. А то еще заставим пить кефир. Так что давай, решай.- Лениво двигает ушами при улыбке Кулебякин. - Опять переться через город в ту библиотеку... - Ученость с ног еще не сшибла никого. К тому ж, коль сильно поумнеешь, еще медальки на подушках под кончину понесут. И тут уж мы стоим, готовые полным стаканом белой каждую из них отметить. Да еще уложим на песочек, нечто в пух гагачий. Вот так-то, салаженок.- Растягивает речь мехами от гармони Кулебякин. - Тьфу ты! Накаркаешь еще...- Санек, прибитый недовольством, вдруг резко отшатывается, будто от близкого огня.- Мне попервах еще жениться надо. - Да ты женись. Живи. Клепай детишек.- Добродушно улыбнулся Леха.- И радуйся вовсю, пока при нас толкёшься... - А не послать ли нам гонца...- Вкрадчивое сладко льется предложение от Кулебякина. - Санек! Хватай-ка вон из общака пару червонцев да сгоняй за закусью живей.- Леха с охотой чешет в это время свой вывалившийся через брючной ремень живот, предчувствуя приятный посыл мысли к новой пьянке. - А не много?- Мнется слегка Санек от озвученной суммы. - Ты там побольше набирай. Пьянка такая увлекательная гонка, где финишируют всегда попозже и супротив воли. - "Любительскую" колбасу - ты не забудь! - там не бери. Я думаю, вчера она меня и подкосила. Так прихватило, что аж понесло потом по уличному вечеру, как пулеметчика какого...- Кулебякин вкладывает в уши молодого пожелание со своим видом на покупку. - Тогда полукопченки набери. Селедки. Хлеба черного. Запить чего. Остальное все - на усмотрение твое. - А ты давай-ка за полотнами смотайся, пока там сторожа гадюшник не закрыли.- Настойчивым советом потчует тут же Леха Кулебякина. Тот сразу встает. Уходит. Оставшись в одиночку, Пузырь равнодушно оглядел издали покрытый красной тканью гроб. Не спеша перекурил изьятым из заушины и стрельнутым под вечер у Починкина "Дымком". Вскладку присел с позывом надходящей тупой радости под хмельное приступавшее веселье рядом с будущей могилой. Будто разживался вяло затекающим тихонько в тело, уже вовсю искрившимся и пухнущим азартом перед местечковым будущим погромом ... Вскоре явился Кулебякин, принесший кроме двух полотнищ и лопату про запас. Через полчаса с лишним подошел Санек. Проворно выставил закуску.Процесс вдруг повернул в другую сторону, будто крючок в самом конце, и никак не становился в колею привычных рассудительных и трезвых продолжений. В сиротливой скуке вылеглись в траве лопаты, все еще не бравшиеся мужиками в изготовку. Компашка потихоньку загудела, обставляя всем необходимым ранние, допохоронные поминки. Заявился вскоре и сам худенький, невзрачный Жихарев, распечённый только что в конторе за списанную на него начальством пьянку, попавшую как раз на похороны тестя бывшего районного предисполкома. - Ну как, Толян, на подвиг нынешний сгодишься?- Взбодрил пришедшего Санек. - А то! Ты еще скажешь что...- Бодро вскинулся тот мягчавым ярославским говорком, разводимый потихоньку уже "раздавленной" дорогой четвертинкой "Старорусской".- Знай тяперь наших!- Победная реляция едва ли не быстрее мысли проворненько слетела с языка. - Так то же и узнаем, чтобы самим не ставить в яму домовину "на попа"...- Язвительную ввинчивает нотку Кулебякин.- Еще и своего подручного поуберечься от такой учебы надо б.- Стал нежно и заботливо гладить русую голову Санька с непокорно взвихренным коротеньким начесом. - Ты, Санек, в его науку больно не вдавайся, а то еще наставишь на смех божий всех усопших, нечто часовых. - Не слушал бы ты их, малец.- Щурил маленькое, в пару кулаков, неизвестно от чего багровое лицо Толян.- Я теперь из своего любого положения только лежмя мне выданных к покою опускаю. - Конечно... Если за ближний куст схватиться успеваешь. - И что тебя к нам привело в такую скучность от тех столовых твоих дел?- Из Лехи выходила добродушность в той же мере, что и упорядочился в теле вес. - Ясно что: деньга шальная.- Покалывал словами Кулебякин. - Распределял бы потихоньку с недовесом свою кашу по кастрюлям да сахаром компоты обделял. Вот деньжата бы и набегали потихоньку. Ни комаров тебе. Ни непогоды. Ни зимы. Лафа одна земная выходила б... - Какая уж она шальная, коли аж в Павловском Посаде приходится иной раз просыпаться. Другой раз даже и без бабок. - А ты пей без перебору. С мерным стаканчиком ходи...- Ершится снова вяло Кулебякин. - Да ну вас!- Еле отбился, заметно озлобляясь, Жихарев.- Разливай давай-ка, что ль. А то совсем водяра скоро закипит в руке...- Предложил бодро Саньку.- А чего это вы так копать собрались поздно? - Да чтоб разжиться на застолье лишний раз. Из морга неопознанного взяли, чтобы у Лехи завтра не болела голова. - А если чтоб по-честному? - Так ты к нему сходи. Узнай... За плечо только маленько потряси. Чтобы очунялся быстрей.- Все поклевывает тот же Кулебякин. - Тебе бы скалиться...- Раздраженно - резко выразил Жихарев недовольство. Разговор стал потихонечку спадать, переключив внимание на пьянку. Отученные чокаться, стали неспешно разбирать стаканы. Жихарев выпил последним, отругав себя в уме еще и за перед обедом литром выпитое пиво. Ругал не зря. Потому что сразу же почувствовал, что белая совсем не так пошла. И застряла плотно, как комком, уже под самим горлом. Не оставила совсем нисколько места для закуски. Минуты через три его стало подташнивать. Но не рвало. И потихоньку отшибало от компании. В голову уже влезал бодро галдящий где-то рядом шум и развеселым плавало сознание в заметно разбухавшей голове. - Санек! А ну-ка - в стойку... И к новому разливу изго - товсь! - Было бы сказано: за нами дело уж не встанет.- Сверкнул хитро в глазах дерзящий, вызывающий задор. И понеслось... Мужики же, как могли, будоражили разлившуюся плотно в затишке, никак не увядающую на погосте скуку, не совпадающую c разгулявшимся, не угасающим совсем поближе к ней весельем. И становилось дольше веселей. - Кого это от нас уже отбило?- Лёха удивленно смотрит на оставшийся пустым стакан. - Так это же... Толян как бы отпал. Это не дело!- Кулебякин возмущенно тряс слегка опущенными вниз щеками.- Паршивец! Ни на что не гож... - Расчухается пусть. Не трогай ты его. Пускай в себя приходит тихо в холодке. А то втроем подвозного придется опускать...- Протянул просяще Леха налицо бесспорный аргумент, озвучивая свой резон тревожной, глухо задрожавшей грустью. Толян уже поник. Раскис. Как-то притих. В странном неудобстве искажением привальным как полулежал, отяжелело и натужно отдуваясь... В резвую решили было снова приложиться. Но остаток водки ростом на два пальца с приличием разлитым быть не мог. - Что-то стало холодать...- Кулебякин взял эффектно пальцами бутылку. Сожалеющее поморшил лоб, приподняв немного лопушки ушей. - Только не это... Иг - г -ы - ык!- Отрыгнулось что-то у младшего из всех.- Чтоб сгонять... - Уж не выйдет нам поддать...- Леха покачливо, под угасающее - веселым взглядом показал на соловевшего уже Санька, хотевшего разлапистой ладошкой подпереть чуть побледневшее лицо. - Не дело это, корешок. Вон уже второго в ноги подшибает. А поначалу как порядочные были...- Обида выперла слюнявую губу у Кулебякина. - Серьезного чего с такими делать - что хвост собачий на руку крутить...- Выбивавшийся из нетерпения не договаривал Леха. - Пойду... Перестою чуток за кустиком... - И я... Маленько отойду... Прости ты меня, господи... Только всего меня пузырь с мочой всего уже аж просто распирает... Солнце, насытясь цветом, густо кровавилось за вставшим между ним и кладбищем высоким сосняком. Слегка похолодало. И тени наползли на землю еще гуще и длинней. Конечно, если бы не затухавший вечер и глухое место, то можно было что-то и поправить в этом не туда текущем деле. А так... Последних двух подламливало, но еще легонько, в обременительно - глухую беспробудность. Когда и пушки не поднимут... За два часа еще сильней обтишилось... Под черным небом остыл воздух. Суглинок прибирался через темень в черноту. Устрашливо и жутко нависали переплетенные под сумрачностью тени, схоронив к утру в сонном присесте примостившуюся на кленовой толстой ветке, не выдававшую себя ничем ворону. Первым во втором часу ночи проснулся Кулебякин. Низом дул легчайший ветерок и густыми кружевами шевелились тени по земле. Метрах в десяти от остальных трёх выложившихся тел слабо блестел от мрамора высокого надгробья изголуба - молочной мутностью отсвет Луны. - Ох, они, эти почки. Доконали точно уж меня...- Валковато, неуверенно привстал, отряхивая грязь с серой выцветшей рубашки. С навернувшимся от боли, исказившим все лицо оскалом приложил левую руку к боку. С интересом огляделся. Стал тяжело припоминать себя. Оставшихся троих. Работу. Место. Ночь... С холодом страха, жгучим поеживанием от мурашек переползшего по всей спине, увидал перед собой незахороненную домовину. Углядел разбросанные кучей пять лопат. За этим всем - пустой остаток пьянки. Мозг вскоре все восстановил. Сложил. Поставил на свои места. И Кулебякин ужаснулся. - Дак это ж!.. И что мы тут так вот, едреную уж мать твою!.. О...ли как совсем!.. Вот-те и братцы - алконавты! Не к часу точно упились! Его же, жмурика, теперь девать куда? Надо б быстрей... Позорище какое... Бегом понесся к Лехе. - Леха! Пузырь! Вставай... Давай же...- За последними словами резко влез сзади тому в подмышки. - Гм - м - м! У - у - у...- Голова того лежала на груди, совсем не сладившись с рассудком. - Ну, Вставай же... Леха... Надо...- Уговор не перебивал разбитый водкой сон. - Да пошел ты!.. Хрен моржовый... Ну,поотстань... - Караул, кому сказал! Пожар!..- Завопил впервые в жизни Кулебякин. - Где - е... Где? Что? Чего?- Вскинулась торчком нетвердым голова. Атакой мозговой открылись веки.- Ну и... - Расчухивайся поскорей! - Во! Где мы, Петя? Это...- В сухих глотках несмазанно ходили кадыки.- Наши все... Повырубались как... - Зажмура вон... - ... Ага! Что-то уже припоминаю... Следующим еле-еле отходили ото сна Санька. Жихарев же - и ни сидя, и ни лежа ни за что в подьемную не закреплялся в позу. И если б кинули в могилу - ни за что не встал бы даже там. А хоронить-то надо: стало рассветать. Завившийся легкий туманец будто держал гроб на себе. От такого вида на Санька нагнало жуткий, мертвящий душу холод и он легонечко перекрестился, по-своему творя себе молитву: "Боженька ты ж мой! Прости ты своей милостью меня... Хоть как-то причасти... Я ж неосознанно все это..." - Хватит под присмерть причитать... Хватай быстрей лопату!.. Нет, лучше грабарку. Будешь за Петькой подгребать.- Лехина строгость вывела из ступора.- Пойдем определять размер приямка... Ты-то хоть способен? - Я-то... Ага... На все... На все теперь способен.- Залопотал предельно тихо и бессвязно, перепуганный всерьез забравшимся в нутро безмерным страхом. Кулебякин же тяжеловато и натужно, с озернившимся потом на лбу, наворачивал на всю лопату крутой, поблескивающий жирно вывалом, суглинок. Минут за пять уже копал с приступка высотой с колено. - Тащи воды!- Крикнул, распаренный, Саньку. - Тут вот... Маленько есть....- Подал остаток в поллитровке. Кулебякин жадно, с тонкой цевкой пролива, выпил ее махом. Опять согнул в толстый прогиб крутую спину... Санек за ним почти не успевал. Напеременку суетился с Лехой. Минут в пятнадцать приготовили могилу. Кулебякин попросил у Лехи сигаретку. Закурил. - В первый раз хороним по утрянке.- Выдыхал обьемно широчайшей грудью сигаретный дым.- Тут как бы даже прелесть поособей. Хоть зарю трезвым увидел...- Хорохорился в полном устатке Кулебякин, поглядывая на встававшее доранье. Едва дымилась пропотевшая на нем рубашка: саму уже хоть выжимай. - Хорошо, что не видал никто. А то б такого еще дали.- Боязко оглядывался Леха.- Не дай Бог!.. - А Жихарь, глянь, будто коньки отбросил... - Может, разбудить?..- Спросил несмело Леха. - Не трогай ты его. А то еще тащить придется из могилы. Еще и зашибется где... Пусть почивает. Так спокойней...- Вяло добродушничал огромный Кулебякин. - А как же это... Опускать... Чтобы троим...- Санек бессильно выпустил из себя заметно перезревшее волнение. - Вы в головах на пару встанете. А я буду один в ногах... - Ну что, рванули за жмурком!- Воспылал нетерпеливо самый молодой. - Пошли...- Безысходность выразилась Лехой. Похоронили отошедшего не в этот мир не то чтоб сносно, а вполне прилично. Прикрыли, как могли, вчерашние свои грехи. И даже крест решили за свой счет поставить. А вот с Жихаревым повозиться все ж пришлось изрядно. Ни просыпаться, ни вставать тем более ему было совсем невмочь. Санек сходил к сторожке за тележкой. И лишь таким макаром был ими доставлен на отлёжку в нагрузку приданный помощник. Перекантовали молча, как какой товар, на старенький топчан в сторожке. Накрыли пёстрым, в себя усердно пыль вокруг собравшим, одеялом. - Нам было б без тебя совсем невмоготу. Выручалочка ты наш...- Благодарил Санек уже расширенной кладбищенской тропинкой Кулебякина, заглядываясь сзади на бугрившийся изгиб налитой мышцами спины, на ужимавшийся под поясницу клин сильного торса. - Превратился, Петя, ты на кладбище в такси.- Нахваливал заслуженно того и Леха, похлопывая сзади в левую лопатку. - И не таких, бывало хоронили...- Улыбаясь, добродушно отвечал с тонкой ухмылкой тот, степенно отдуваясь под грузом поклажи, покачивая временами головой. А на тележке безобразно плюхалось и незаметно расплывалось животом на каждой кочке худое тело Жихарева. По сторонам покачивалась мелкая головка. Будто отрицала неосознанно все не ощущаемое им насущное: и забранное с легкостью свежайшей, чистенькой лазурью небо, и окружавший тихую дорожку редкий лесок безмолвного погоста, и непонятный эскорт из коллег наперевес с обычным погребальным инструментом.