Май потихоньку закруглялся. Уменьшался. Исходил. Однако же, погодой не удался. И если б не листва и вымахавшая в мокряди дождей крапива, его бы можно было смело спутывать разве что с мерно отстоявшимся апрелем. Черемуховые на второй декаде вклинивались в бедный месяц холода. Капризничал под цветом дуб. Но даже после этого погода теплой становиться не хотела. Сугрев пошел иным путем. В края другие. Дожди - то ситники, то ливни - навыпередки обливали день за днем. Хлебнувшая сполна сытую влагу земля изрыгивала мутные остатки, охотно разливала по низинам. Тянула шумно зажурчавшими разливами коричневато - жижистую хлынь до бархатистых и по-разному уклонистых яров, вытяжных впадин и откосов.
Сенькин слыл в отделе хоть начальником, но хитрым, мстительно - завистливым и почему-то слишком падким к женским юбкам. Совмещал, как бы сказали вы, несовместимое с реальным. Ходил под службой и над жизнью словно по лезвию ножа. Воззрения от этого так были неустойчивы, как пух от одуванчиков под слабеньким порывом ветра. Вот и ждал уже четыре года должности повыше, выказывая жуткую тоску из 38-летних глаз даже при беглом взгляде на уютный кабинет Теплова - замначальника отдела Первомайского отдела батюшки - Ростова.. Комбинации с уводом неугодных от кормушки на этом уровне уже не проходили: у того было крепче любых орехов протеже на управленческой дорожке и не дырявые, с плотным прикрытием, тылы.
Открывая среднюю в неделю нелюбимую оперативку, Сенькин ощутил в четвертый с утра раз трещавшую по всем черепным швам с сивухи голову, к которой они с Пашенькой - сексотом с "подшлифовкою" перед завязкой почти тепленьким пивком добрались сразу же после боя курантов. Пристрастившись, умыкнули незаметно у ослепшей ныне больше, чем на три четверти, ночи нелишних для себя под сонную сонату полтора часа. Хоть это было не впервой, хроником себя он не считал. Он еще весьма посожалел после приема у начальства областного, когда маленько перебрал спиртного за большим, ломящимся столом на день полиции, куда был приглашен за годовой итог по раскрываемости. Краем ушка услыхал от генерала, что все довольство с удовольствия было пригнано сюда внезапно по УДО разом с клеймом разбойным откинувшимся зэком крутой масти. С погонялом весьма грубым по кавказской линии. А так как по зтническим углам необъятнейшей России УБОПы уже вовсе не гонялись и налегли всем интересом к неисправимой и разгульной родной титульной нации, то все это болото такой там непролазной тиной заросло, что к нему никак со всех сторон и даже сверху ну никак нельзя теперь будет добраться. А то, что половину преступлений по стране творят ей принятые ею гости, заслуживает до сих пор разве что недоумения на лицах у высших государственных кругов...
Зашоренным, уставшим взглядом Сенькин первым делом поглядел на высившийся прямо над огромным личным креслом портрет сегодняшнего бодрого вождя с мыслью о том, что тому сейчас гораздо легче и он вовсе притесался к своей власти просто без контроля. Контроль воздействует из ничего под видом бунта разве что если вдруг он да отдаст вот тем, под нами хитро зарящимся, все Курилы, то его вместе с царским креслом выкинут вдогон туда же.
Мысли Сенькина решились вдруг на раздвоение: хлебнуть холодной минералки из неоформленного прошлым месяцем о конфискату палененьким, обменянном в ближайшем "Дикси" на поллитровый настоящий, из стекла, "боржоми" из стоящего всего в двух метрах холодильника или же сразу начинать оперативку. Здравый ум подсказывал: "Надо было пить перед всем этим". Его он и послушался. Козленком стать не захотел да и Сутугин сзади понимал, второй год маясь в старших из подручных. К его майорским аппетитам порядочная должностёнка все никак не подплывала.
- Итак, мои вы господа, рассядемся немножко поудобней.- Десятипало пригласил приданную к руководству третий год ту часть "конторы", которой надлежало стряпать разные дела по следственным раскладам. Голодные, готовые к "легавным", беспричинным иногда, бегам оперативники подгоняли каждый месяц к следствию разнообразную по действиям фактуру: хищения, разбои, грабежи и прочие плотно ложившиеся в рапорты, сводки и отчеты неприглядные отнюдь дела вверенного к проживанию на данной территории, явно не зная что могущего назавтра сотворить на примыкающей "гражданке" контингента. Палочки в отчетах нагоняли страсть на подчиненных, ибо в такой системе преступления вовсе не надо уменьшать, так как высокое начальство будет явно невольно этим фактом. Поэтому в каждой графе любого месяца необходимо было что-то выявлять, определять по подходящим или предлагаемым статьям УК и пресекать не меньше предыдущего. Чтобы была видна работа. Чтоб цифры всем понятно говорили: "Вон сколько мы раскрыли. Вы только поглядите. Весь отдел в лету на прытких ножках. Языки в рот некогда вобрать. Не сидим, дескать, на месте. Хлеб государственный не зря жуём..."
- Итак, начнём сегодня с Лёлечки. Встань, моя родимушка. Оправься, если сильно хочешь... Толкни хоть что-то от себя повнятней и речисто. Особливо бы нажала на разбои, будь они числом хотя б не ниже марта.
- Сергей Петрович, извините...- Голубые глаза Лёлечки и без оправки стремились хоть немного заслезиться от стыда.- Пусто, как после налёта продотряда по сусекам.
- И как ты представляешь после всего этого визит мой к Толкушкину?- Неужели наш полковник сможет на чистом глазу поверить, что после марта у нас всё это, отре... Пардон, отродье отошло в глубокие тылы или перебралось в смежные районы?
- Ну где же мне теперь их отковыривать? Бегать с "пушкой" по засадам?
- Хоть со всех разом "малин" бандюг сюда живыми подавай! Кого просеем там, кого по прошлому пробьём. Одного, а всё ж прихватим под раскол. Не мне тебя учить работать...- Трескучий и противный монолог, до этого ползущий как по маслу, вдруг застопорился посреди простых житейских фраз. Он хотел воткнуть туда пословицу, от которой знал только конец. Выходило - не сросталось. Навернулась было поговорка на язык "С худой овцы хоть шерсти клок", но кого из них она касалась и её нынешнего смысла он совсем не понял. Продолжал совсем уж просто.- И учти, милейшая, что до конца квартала я буду называть тебя лишь по фамилии. Как ты себе это представляешь, Ольга Мандич, отныне не желаю даже знать. Так что закрывай в отчётах эту "галку" до конца мая. И по - доброму.
Густая краска существующего в ней стыда вдруг вылилась на миленькое личико. Сжалившись внезапно над несчастной, кивком постриженной "площадкой" головы он переадресовал её с вопросами заму Сергееву.
- Тот ободряюще кивнул майорской головой раза в четыре больше кулака. Положил уверенно сухую, тощую ручонку на блокнот с синей вязью вправо уложенного конспекта. Не муторно вошел в себя, непостижимо лёгенькой плавью фантазии питая заскорузлый в службе ум. Так растворяются бухгалтера в усиленно рябящих за день цифрах.
Оперативка в Лёлиных ушах тихонько перешла на шум, нечёткое гудение и кашель старого оперативника под левым ухом, которому уже четвёртый год не предлагали должность, занимаемую до сего Сергеевым. Виной всему был Толкушкин, которого никак не брали в областное управление и всё так же из-за связей не хотели гнать на пенсию.
Сергеев сдержал слово: оформил на дежурных сутках Лёли ей разбой. Слепили. Сляпали. Что высосали с пальца. Якобы у некого таксиста после угроз с ножом судимый раньше тип забрал всю выручку. Сумма - хилая. Зато статья - разбой. Попутно оказалось, парень нужен был быть в зоне. По звоночкам там уже отбыл. "Откинулся". Потом женился. За ворота ныне без закона не ходил. Дома - жена. Уют. Работа. Ещё - ребёночек грудной. Весь в плюсе. В положительных делах.
Начальник розыска - в ударе: вот подвалил уже его клиент. Глядишь, закрутится работка. И хвост за делом вьётся шкурный от знакомых. Квартира там в долях - пилой не распилить.
- С тебя, подруга, причитается.- Крутится шустренько ужом при наставлениях новоявленный куратор.
- Вы мне проблему создаёте. Материал совсем сырой. Без состыковок...- Та недоуменно хлопает большой длины ресницами.- Как я выкручиваться буду, вы хоть представляете?
- Так на то ты и следак, чтоб всё крутить себе на пользу! Материал впритирку подгонять. Толкушкин, вспомни, что в прошлый четверг на совещании нам говорил: "Главное: костюмчик чтоб сидел". Судимость прошлая - почти залог успеха для тебя. Надо хватать кадра за жабры и до "признанки" жёсткой ни на миг не отпускать. Ковать надо по грамму, но железом. Благочинность с расслабухой лучше дома оставляй.- Длинные пальчики Сергеева вдруг изогнулись, побелев, не по хватательной нужде, почти что в букву "с". И если б он не закрыл рот, то точно заскрипели б зубы.
- Но тут же точно зацепиться не за что? Воздух один. Накачка...
- Зря, что ли, разбудили среди ночи начальников полиции и следствия, вытянули из кровати самого зампрокурора города. Прикинь хотя б на миг: 162-ю возбудить - это тебе не ведро пива залпом выпить! Там ты с толчка полдня слазить не будешь или обмочишь все подряд углы и утром встанешь человеком. А здесь - песня другая. Операм не будем складно подпевать - повяжут их. Всплывут дела совсем другие касаемо того же зампрокурора.. Достанется и нашему начальнику, что здесь гнездо осиное прошляпил. А тормошить начнут - посыпятся на нижних ветках многие, включая и тебя...- Сергеев сделал паузу, осознавая слово "тамариск", услышанное этим утром от своей девятилетней приёмной дочки. Вывернув на эту букву треть подобных слов, не нашел ничего лучшего, чем продолжать досужий разговор.- Кто приволок, скажи, сюда на той неделе орхидеи?
- Дресс - код пусть улучшают управлению.
- Еще чего? Вот если ты придешь в поджатом кверху топике и с юбочкой по самое что некуда, тогда и будет классный для всех наших мужчин дресс - код. У - ух, закачаешься при взгляде на тебя, Лёлёк! - Осоловело поглядел на её талию. Хотел даже хватнуть за бок, слегка облапать. Но чей-то скрип возле дверей его спугнул.
- А что мне мой тогда на это скажет? Нужны будут ему вместе со слухами эти дешевки - завлекалки? Фингал в момент под глаз приставит - как пить дать...
- Это я для антуражу так сказал, чтоб не носили орхидей.- С элегантностью ввернул спиралькой правую руку кверху.- Красивы они больно. От дела отвлекают нас. Всё ж устоялось, облеклось в достойный вид. А тут - и враз! - такая перемена. Гераньки были самое что то...
- Стало ж уютней по-домашнему. Тепло.
- Скажу тебе одной по правде: мне было уютно и при старых полах. А как их начали менять в прошлом июле, так вмиг едва не половина дел застопорилась. Потом я от греха подальше перебрался на этаж выше. Засел в старом кабинете. И всё опять пошло по сыру да по маслу.
- Может, вам отпуск лучше взять? Полтора года без замены...
- Ага! Дадут его, проклятого и на пенсию тут же спихнут. Бегаю, вот видишь, видимость работы создаю.
"Глумному волку и семь верст не крюк".- Подумала про себя Ольга, в душе сполна жалея за привычки приданного в помощь солдафона.
Знакомясь с делом, Лёля сразу поняла, что парню и вменить-то грешным делом нечего. Можно с трудом под непрерывностью моральной ломки переквалифицировать в грабёж. И то только чтобы с его согласия.
Дня не прошло - насело отовсюду руководство: принять дело. Нашёлся нож. Нашёлся и свидетель. Его, несчастного, три раза забирали, чтоб показал размер ножа. Парня обвиняемого налегке, чуть - чуть попрессовали - согласился на грабёж. Но ведь грабёж сейчас не нужен! Давай ты им разбой. И - все. Хоть вынь из-под земли.
Лёля до трёх ночи не спала. Потом до самого утра до нервного изнеможения скурила почти пачку сигарет. Выдула, чередуя в шахматном порядке с перекурами без сахара четыре чашки кофе. Утром едва разлепила глаза. Без макияжа понеслась быстрее на работу. Но под близкий колокольный звон у неё что-то надломилось по дороге. Она как будто шла к лобному месту по углям и ангелы с боков шептали непременно:
"Окстись, наша сестра". "Уйди, уйди от окаянных сил и не верши поганого"... "Возлюби ближнего". "Уверуй, что не так живешь". "Не туда отнюдь ты стопы свои правишь. Там - козни, зло и врата ада".
Лёля в тот день зашла в присутствие попозже. После скупого с непривычности причастия в ближайшей церкви и целования чьих-то почерневших с давнего времени мощей. Вся накипь четырёх прошедших в том управленческом и живом склепе лет сошла мгновенно после омовения святой водой и хрупким тисканьем древнего старца возле аналоя. Засели крепко в подуставшей от одиозных по вменяемости следственных "творений" голове слова старца на убаюкивающее - причащении: "Глаза у них исполнены любострастия и непрестанного греха; они прельщают неутвержденные души; сердце их приучено к любостяжанию; это силы проклятия..." "...То, конечно, знает Господь, как избавлять благочестивыхот искушения, а беззаконников соблюдать ко дню суда, для наказания..." И завершилась всё брезгливым выбросом оставшейся её зарплаты за апрель в ближайшие кусты, куда уже привадливо сначала поглядели с паперти несколько нищих, так и не ринувшихся через её застывшие в глазницах слезы к сомнительному и такому не богоугодному сегодня благоденствию.
Дней через четыре или пять Лёля приехала к бабушке в Шахты. Отвлечься, отойти от наслоённого под сердцем. Старушенция кляла однажды за обедом всеми неподобными словами какую-то живучую траву мокридку.
- И так, и эдак я её пакостницу, дергаю. А она - недели не пройдёт - опять упрямо прёт наверх. Оплела весь палисадник. Тонюсенькая, гадина, вот... с нитку. Однако ж, вредина такая, что не приведи Господь.- Вздохнула, как от острой боли, показывая внучке с неустанности умаявшиеся в от работы руки.- Я перекапывать было землю наладилась. На пятачке перелопатила вверх дном её. А ей, треклятой, вновь изводу нет. Прямо кругом хоть землю вытравляй!
Странным делом - с интереса - следующим утром Лёля захотела ей помочь бороться с этим сорняком. Зашла на-час в палисадник. Так до обеда там и осталась. Извазюкалась вся. Загрязнилась. Намучилась с этой травой. Узнала лишь одно: уничтожать её надо под корень, ибо он в любой земле живуч. До последней дольки. До остатнего кусочка. И это ей до боли так напомнило её прошлую работу, что нервами на миг перехватило дых и пальцы моментально сжались в связку....