Тихо постанывал ноябрь, ночами напуская щедро холод в тьму заметно подстывавших вечеров. Перегнивали в серую труху нападавшие листья на земле, пожухлые и скрученные кое-как еще в сухую пору октября. Деревья и кусты в печальной обреченности готовились к зиме. И лишь упрямый клен у ближней остановки хоть как-то силился скромненько шикать навесью сережек на набегавший отовсюду ветерок... За сто шестнадцать лет разросся этот город. Из всех трех фабрик, коими он славился довеку, осталось лишь веретено в его гербе, навыки хоть что-то ткать и невыразимое желание у многих присовокупить к навыкам работу. Из многих перебравшихся в другие города семей одна попала неким случаем в Москву. Четвертый год жила в столице, чувствуя... Каждым своим членом тонко ощущая приваженным к чужой тарелке, начиная даже с говорка. - Мамусь! Натуль! Идите, гляньте: Босик одной лапкой дернул. Только вы из лифта вышли, так сразу и зашевелил...- Девчушка лет восьми кричит в прихожую, где над пакетами кряхтит от разувания пришедшая из магазинного хождения неполная до полдесятого семья. Тогда придет глава семьи, ворочающий где-то в Лианозово базарными делами. Коротко и тихо справится у всех про ихнее здоровье. Что-то расскажет с неохотой про работу. Сытно наестся на ночь жирным от сваренной в нем курицы свекольником. И точно не откажется от чашки кофе с молоком. Потом начнет читать какую-то газету. И тут же, за столом, начнет прихрапывать, сомкнув отяжелело веки... Ну, а пока его тут нет. Нет жесткого стука каблуков. Нет низкого мужского голоса. А значит - мнения. Решают все другие. И не так, как он. Совсем уже не так. Первым признаком его отсутствия является разбросанная обувь у галошницы и адидасовская шапочка на пуфе. - Отойди-ка от него. Не мельтеши. Пусть мальчик воздухом подышит...- Вместе с противным шелестом от целлофановых пакетов грубеет от тревожных чувств голос мамаши, телом изношенной проблемами в насущной жизни больше, чем на треть. Болячки подтверждаются коричневым подглазьем и земляным цветом отекающего по утрам лица. И даже родинка на нем от этого, казалось, красивой неуместно примостилась. Старшая - Наталья - переходит с выбросом левой ноги через поставленную впопыхах на пол дамскую сумочку. - Куда несешься поперед всех? Нет, чтоб помочь что матери из сумок разобрать...- Догоняет ее сзади тот же, только заметно огрубевший, голос. - Мам! Там же Бося. Я ему воду поменяю. Капельницу посмотрю... - Тебя там только не хватало... Ну-ка, быстро: в полный разворот - и марш на кухню! Будешь готовить винегрет с салатом. Свеклу первой поставь отваривать. Но только в маленькой кастрюльке. И убери за младшей торт со стола! - Пусть сама и убирает... - Значит так: на свой тусняк сегодня точно не пойдешь. И видак поставь в комнату нашу. - Ага... Прям разбежалась. - Поговори мне там! - Ну почему? - А потому, что Настя никогда не огрызается, когда ты за собой ей грудой всю посуду оставляешь. - У нас с ней как у моряков: последний все и убирает. - Вот когда будешь матросом, делай как кум свой ум под темям ложит. А пока я как сказала, так и будет... - Даже нельзя порассуждать. - Рассуждать будешь на толчке с газетой. И то, если удачно угнездишься. - И на Босика нельзя взглянуть... - Сначала ставь свеклу на огонь. Поглянь вон: до отцового прихода только час остался. - Ладно...- Резиной неохотно потянулось заключительное резюме под оболочкой недовольства. Босик - семилетний белый пудель, аристократом проживающий в семье. Как любимцем покупали, так и остался им до этих дней. Бегал живой иконой. Загляденьем на пушистых лапках. Жаль, что-то захромало с нынешнего октября его здоровье. Может, что схватил не то на улице. Рассказать-то ведь не может. Весь скрутился в знак вопроса и в глазах стоит такая жаль, что за ответ про все его болячки в семье бы многое отдали. Хотя не меньше отдают: уход врача с его доставкой, микстуры, капельницы, промывание желудка. Тут уже семья немного отстранила диабет у младшей, покупку куртки старшей дочери и оставила в покое приглядевшиеся было самому отцу к зиме ботинки ... - Что ж ты, Бося, так нас подвел? Как гляну на тебя, так даже на работу не хочу идти. Хоть ложись в сам раз рядом с тобой...- Скрещивает руки на коленях.- Насть, врач-то что сказал? - Велел смотреть за капельницей и подстилочку, когда намочит, сразу поменять. После обеда завтра позвонить про состояние просил. Да, еще оставил ампулы с глюкозой. Утром обе наказал вколоть... Минут пять по комнате какой-то нездоровой и тревожной настойчиво блуждает тишина. Глухая до того, что слышатся слышатся со стороны улицы до их восьмого этажа ребячьи голоса и тиканье часов, висящих над диваном в глубине. - Что там сегодня в программе?..- Мать косится на телевизор, ради проформы спрашивая младшую. - Белиберда одна, если не считать концерт Нетребко. - Во сколько будет он? - В одиннадцать... Показной, не нужный интерес в миг иссякает после взляда матери на пса. - Подушечку под головой поправь. И свет над ним маленько пригаси... А воду когда пил? - Ой, мам, я и не помню...- Настя вспоминает вскользь принесенную за две последние недели третью тройку. Боится настоять на подготовке к завтрашнему дню школьных заданий. Мать, доканывая раньше даже за четверки, и не спрашивает ныне за учебу. Но гладить форму Настя все ж решается идти. - Да-да, погладь... Сходи.- Мать с отрешением советует, ловя себя на мысли, что сама после последней стирки не погладила семейству ничего. Выбитая напрочь из житейской колеи, равнодушно поглядела следом на не сменяемое с воскресенья свое платье, на не обработанные почти месяц ногти. Быстро нашла ножницы и просто-напросто обрезала их тут же над развернутой газетой. - Мам, я за сегодняшний приезд доктору почти две тысячи дала. На завтра капельницу надо будет оплатить: полторы тыщи с чем-то... - Конечно же...- Мать лезет в кошелек, еще не понимая, что четыре сотни с мелочью, что там лежат, ничем не изменяют ситуацию. - Лучше я возьму у папы.- Настя отдает деньги назад. - Мы ж у него и так семь тысяч уже взяли...- Мать с расстройства поднимает смоль бровей.- Ну-ка, давай сюда Натаху. Младшая уходит. Из кухни слышен говор. Шорохи. И тихие, чуть нарастающие с временем, шаги... - Я как раз авансом разжилась.- Наталья, придя с кухни, с радостью дает одной купюрой новые пять тысяч. - А у самой...- Не договаривает тихо мать, боясь повысить голос для вопроса. Долго глядит в глаза Наталье, радуясь поступку. - До получки пока хватит... - Если что, то подзаймём у тети Ани.- Только и может выразить успокоение мамаша, сутью душевных отношений низводя всю ценность денег в ни во что. В простые фантики. В одну бумагу...