Если вы мне где-то расскажете вполне серьезно, что мы все живем под всеобъятным и одним зонтом закона, то я прошу это пока не утверждать. Пусть оно окажется пока предположением. Ибо случилось так, что я попал в мир, совершенно чуждый, совершенно не зависимый от всех наших составленных прекраснейше законов. Где смысловой лоск в словах "...Именем Российской Федерации..." заставляет течь между лопаток холод пота и затмевает напрочь все попытки хоть на миг засомневаться в какой - либо несправедливости решений нашего суда. Но есть такая щель между прекрасно созданных неглупыми людьми законов, где лишь капельки воли, некого желания или ошибка стоящего над вами человека может навек сломать как и судьбу, так и поставит вне судебного решения окончательный по сути приговор. И он за это отвечать не будет. Это как приговоры военно - полевых судов, которые потом никем не обсуждались. Где не было ни апелляций, ни кассаций, ни рассмотрения Верховного Суда. Никого не буду дальше томить и мучить, конкретно указав, что это наши знаменитые психушки.
Июнь уже вставал на середину. После дождей попёрла в рост трава и было интересно наблюдать, как подрастают огурцы в теплице, как ранняя заря упорно отбирает на своем последнем временном подъеме последние минуты у ночей и как по стылому набрызгу рос влажнеет постепенно поутру ваша обувка. Соловьи уже определились в семьях и не поют в прекрасных песнях про свою не расплескавшуюся в перелетах радость от свидания с родной землёй...
Итак, было решение суда того же Раменского направить в Чеховский район меня на психолого - психиатрическую экспертизу по моей маленькой ошибке в правдолюбивой писанине, когда я до того устал от всех отписок и вранья всей этой предержащей под собой своды законов своры и позволил усомниться, что в России правды нет. Приписанное было мне года два назад уголовное дело с неким переквалифицированным на хулиганку под гнетом времени все больше рассыпалось и не грозило мне ничем, ибо закрывалось в этом же июне. И если после фальсификации статьи мне грозило поначалу три года тюрьмы, то после добытого мною с огромной помощью сына решения комиссионной экспертизы умышленно неправильное заключение эксперта с умыслом о заточении меня в тюрьму было успешно опровергнуто. Но для того, чтобы назначили комиссионную экспертизу, необходимо было все-таки сначала добиться правильной рецензии уполномоченных организаций на безобразия эксперта Скрицкого из города Жуковского, который и по сей день калечит и ломает судьбы многих из людей, что попадают под его жестокую, немилосердно - волевую и неисповедимую в буквах закона тяжелую "исследовательскую" руку. Да и рецензия, впрочем, наклАдное из дел. Она вместилась суммой ровно в пять моих пенсий. Но... Выбора нет. Поэтому и еду я под город Чехов. В Мещерское. Почти на месяц. И в психушку...
Встречали строго. Отбирали много. Все под опись. Почти все: планшет, электронную книжку, ремень, рюкзак, завязки и шнурки. Оставили мне по давнему тюремному примеру спортивный костюм, еду, носки, смену белья, не острый бритвенный прибор, мыло, мочалку да еще пару полотенец. Суровый вид некоторых зданий с решетками на окнах до взбухавших вен в висках серьезно озадачивал меня: а вдруг меня туда доставят. Но я попал к "судебникам", где в пазуховых закутках томились рядом "принудительные" и с решетками на окнах, а у "судебников" на общей левой стороне окна были простые. Первым знакомством был проход на регистрацию к приписанному мне на проживание отделению больницы. Мне при первой встрече было жаль этих немного обделенных сладостями разного возраста людей и по пути я захотел расстаться с приданным женой на воле шоколадным "чокопаем", что и успешно подарил первому же подошедшему ко мне парнишке с просьбой поделиться с коллективом. И тут же мысленно я стал для них своим. Потом еще было поднесено печенье с шоколадом, пока не кончились подарки с воли. Среди "принудительных" были в другом крыле и наркоманы, и садисты, и даже присмиревший здесь маньяк. По виду никогда ведь и не определишь, что он бывал на "ты" с кощунством и мог кого-либо убить и разделить на части. Все потому, что эту его тягу к расчленительству и прочим несмываемым грехам усиленно вытравливали из души интенсивным донельзя лечением амфетазином, когда любой шаг и движение создают телу невыносимую по силе боль и человек становится совсем никем, могущим только лишь глядеть, лежать, есть и дышать.
Кто из "судебников" вел себя не очень хорошо, того переправляли за решетчатую дверь в "надзорку", где их брали в строгий пригляд уже медбратья на каждую минуту нахождения с сурово - ортодоксальными лицами. Ни телевизора, ни шахмат, нардов или домино им никак не полагалось. Одни лишь книги в утешение-то и давали. Маршрут: палата - туалет - мытье. Ели они прямо на кровати. Еле живого старичка почти носили в туалет и на мытье. И я совсем стал сомневаться, чтобы он перед походом к Богу мог что-либо плохое сотворить. По-моему, он и себя уже который год никем не ощущал. Просто числился до времени ухода в путь иной среди живых. Кто-то прибрал себе чужой чай в "пирожковой". Так ему добавили к прошедшим 18 годам еще приличный плюс под 9 лет. Другой участвовал в убийстве групповом. Шесть с половиной отсидел на усиленном строгаче в Сычевке под Смоленском. Потом его направили сюда опять на "строгача" за неусмиряемость и буйство. И только пять последних лет он просидел на "принудиловке". Звали его Андрюха Белоусов. Он стал богобоязненным и смирным. Вел теперь тихо замкнутую жизнь. Доглядывал за туалетом. И вот в июне его жизнь перевернула новую и светлую страницу. Его освободили. Как он устроится на воле? Что будет делать? Над чем думать? С кем дружить?.. Вопрос повис как паутина осенью в лесу. Другого мужика за съеденную в доме тещи тарелку супа приговорили к 4 годам такой же "принудиловки". Бывают кадры даже с тюрем. Их легко узнать по наколкам: там отражена зэковская каста, рядышком же отмечается статья и срок. Это некий суррогатный паспорт, который можно прочитать за один миг. Врать совершенно бесполезно: "почта" подгоняет в зону сведения даже раньше, чем бедолага доберется по этапу. Есть и другие не иллюзорные картинки, когда на вид приличный человек ни о чем уже не спрашивает и ничем не интересуется. Сколько в него было введено кубов психгадостей, одному Богу известно.
Моя первая побудка вмиг устремилась взглядом в прямоугольник высоченного окна, пронизанный неярким светом туманного все ж больше дня. Переплывали медленно на юг легкие перистые тучки, подернутые по краям неяркой серебристой дымкой. Вершилось празднично приподнятое над обыденностью действие природы. Раскатывалась где-то рядом благодетельная и не очень жизнь. А здесь - шлепанье с шести утра чьих-то тапочек туда - сюда по выложенной в коридоре плитке, переходящее часом на выносящую иногда мозг нудящую сознанье монотонность. Прогулки - по три раза в день в хорошую погоду. Зимой и в дождь прогулок нет. И за решетчатую дверь в помещение пока частенько забегает рыжий кот, балуемый всеми разными остатками от трапезы. Те из "принудиловки", которым дозволяется выход на территорию, едва позавтракав, идут на хозработы: ремонт, покраска и разгрузки. Там у них будет чай или же кофе с пирожками. Они рады тому, что могут запросто ходить по территории. Смотреть не через решетку на сияющее солнце, наслаждаться барашками плывущих волей туч и любоваться изумрудной травкой, приятным мягким ковриком постлавшейся под ноги. Начальству же подходит дешевая и грубая рабсила. Это особая здесь каста находящихся на излечении, учрежденная проворной на такое администрацией с некой добровольностью на принципиально - доверительной основе. "Принудиловцы" могут сажать на улице салаты с огурцами, укроп с редисочкой и прочее радующее глаз салатово - овощное разнообразие. Спальни у них - эдакие ниши на 5 человек, откуда они ходят есть и делают вылазки с желанием немного поиграть в шахматы, нарды или в домино. Могут читать книги и смотреть до отвала ужастики по многоканальному телевизору. У них есть пенсия, которую они расходуют в местном ларьке. У других принудительно больных спальни рассчитаны до 20 мест. И также на окнах обязательные решетки в ажурном виде. Кому-то колют циклодон от шизофрении, после которого вас будет постоянно тянуть в сон. Им часто слышатся другие голоса, видятся слайды и они чего-то иногда, но беспричинно все ж боятся. Других обкалывают безжалостно сковывающим мышцы аминазином. Узнал я: в нем начинка - тормозящие движения химические вещества. Соматики утром дружно идут за препаратами с таблетками. Врачей проходят очень много: неврологов, психиатров, психологов, окулистов, терапевтов, делаю флюорографию и сдают мазки. Давление можете мерять даже каждый день, как и температуру. Но ее - ввиду карантина - меряют в обязательном порядке. После обеда наступает время посещения так называемой "пирожковой", где лежат привезенные или же высланные бедолагам их родными лакомства. Еще летом часто на улице больные сушат все свои матрасы. Кровати в помещении иногда стоят на расстоянии между ними сантиметров в двадцать. Сушилка есть и в помещении. Она для полотенец, нижнего белья и сланцев. Там же - шкаф для одежды. На столе и окне стоят пакеты с туалетными принадлежностями. Ложки дают по счету. Вилок и ножей в помине нет. Тарелки и кружки - алюминиевые, что тихо всем напоминает зону. Если что-то в смене медсестер пошло не так или что из контролируемого вдруг пропало - делается полный шмон. Заставляют убирать все лишнее, лежащее на окнах, под подушками и на полу. Особое внимание - на зажигалки с ручками. Зажигалки могут быть в руках только при прикуривании, ручки - только в дневное время. Еще бумагу пописАть дают. Особо следят за темами всех ваших телефонных разговоров. Звонок - один за неделю и лишь на 5 минут. Дезинфекция - строже закона. Пациенты дотошно убирают пол после каждого приема пищи. Иногда протирают даже стулья. Утром главврач делает обязательный обход, спрашивая о проблемах. Особое внимание сестрички обращают на выдачу сигарет. Они их выносят с подписанными пачках фамилиями и по очереди выдают курящим. У кого сигарет нет, те "стреляют" у докуривающих "бычки". Многие убирают помещения за чай в пакетах и за те же сигареты. Мыться можно каждый день вечером. Бриться - только безопасной бритвой и не каждый день. За всем следят медсестры, так как зеркала можно разбить и что-то с собой порезанное сделать. Контакты с персоналом неофициально, но запрещены, кроме необходимых в повседневной жизни. Особый ужас с непременностью наводят каждой ночью храпуны. От них никуда не деться, как от туберкулеза, вырывающегося с жутким кашлем из соседа, и приходится другим, на это реагирующим больно уж остро, гораздо позже засыпать. Контингент в основном - из Московской области. Много говорят, кто как сюда попал: кто после дозы, кто с закладки, кто просто из-за хулиганки, когда следователям выгодно приостанавливать на лишний месяц дело. И в разговорах произносятся слова, непонятные для посторонних: "закумарил", "схватил за ноздри", "выморозил кайф", "принял крокодила", "отработали телефон", "погремуха", "без твоего ума сыграем", "отскакивает от зубов", "воткнуть баян" (когда вгоняют шприц с наркотиками в шею), "запломбировать телефон" и т. д. Оцениваю это положение в психушке просто симптомом вялотекущей жизни. С 14 до 16 часов - тихий час. Но предписание не точно исполняется, хотя все начисто уложены в постели. То и дело густой шепот или едкое хихиканье из всех углов явно мешает кому-то из желающих хоть как-нибудь уснуть. В это время особенно резвятся залетевшие из воли мухи, не осознающие никак признак такого угнетения. Иногда слышится своеобразное, приподнято - жаргонное для таких мест:
- Задаешь вопросов больше прокурора...
- Привел за ноздрю...
- Моего брата как товарищ...
- Подвсплыл...
- Я уже бегу. Волосы назад.
- Утром головы на стол... ( Вероятно, что для наказания).
- Валютные ботинки...
- Трясешь, как волка тряпичного...
- Полгода высыпался, полгода рассыпался...
- Сейчас напьюсь и снова перестану...
- Встал. Готовлюсь раскумарить...
- Присыпал память нафталином...
- И я в себя - "винта" полкуба...
- Произвели событие. Нашли "колеса"...
- Поднять лавэ...
- Нарубить бабок (или капусты, зелени)...
- С "пятнашки" откосил...
И даже криминальное немного: "На перо насадил..."
Рассказывают иногда и анекдоты облегчающего типа: " Один там пациент, значит, орет: я требую к себе прокурора! Его спрашивают: "А в какой он палате лежит"? Другие весело со стороны с хохмой подсказывают: "Да в той же, что и Наполеон". При выписке у всех становятся чуть просветленней лица. И даже то, что все мы никогда уже не встретимся друг с другом, не лишает нас удовольствия обмениваться телефонами и пожелать, чтобы все обошлось как можно лучшим образом с каждым из нас.
Некоторые иногда "хомячат" - оставляют под подушкой на ночь хлеб, которого к утру не остается. За это сестры хоть поругивают, но только если видят крошки или просто хамство в потреблении. Кормят прилично. Бывает, дают яйца, запеканку и печенье. Комиссию назначают раз в полгода. Если не прошел - то жди еще такой же срок. Всего здесь восемь корпусов и 28 отделений на более чем для 2 тысяч с возможностью доставленных сюда. Три отделения - строгого режима с освидетельствованием только через три года. Обслуги и врачей - человек 500. Дорогое удовольствие для государства. Здесь ничего не дышит ни поэзией, ни сказкой. Все тот же одинаковый пейзаж за окнами: конский щавель, тысячелистник, сныть, клевер и цикорий, размещенные природой на переднем плане. Чуть дальше - липы, клены, ясени и сосны. Все это наглухо омрачено угрюмым постоянством. В их густоте застыла настороженная тишина. И лишь погода с тучами имеют статус перемен. За каждым отделением - забор из металлического профиля. Иногда - с колючками.
Но лучше все ж туда не попадать. И если вы приехали с особой меткой в документах, от некого присущего диагноза уж вам не отвертеться. В моем деле недоставало многих документов в мою пользу. К тому же все литературные дела сочли в психушке как какой-то бред без всяких доказательств. Попробуйте не забывать: карательную нашу психиатрию отменили лишь де-юре. Де-факто же она живет и процветает. И это всячески устраивает и врачей, и следователей, и суды, и прокуроров. А что народ от этого страдает, так на то ж он и народ. Это как радиосвязь в подлодке с миром. Ушла субмарина на глубину больше 20 метров - и ее уже не услыхать. Она плывет, живет и существует. Только без звука. Нас тоже в этом смысле власть слышать не то, чтобы не может. Она слышать не хочет, отдав все свои прерогативы в нижние свои слои. А те распоряжаются не так, как надо, а как и когда лишь выгодно самим.
Но выгода бывает только с нарушением всех прав, постановлений и законов. При правильной работе можно только зарплату получать. А при неправильной - возможны варианты. Кому-то не понравится закон. Ему надо помочь. Кому-то - документы в деле. Кто-то и вовсе надоест своей любовью к правде, как это было у меня. Рассуждения у них просты. Ну, посидит какой-то тип какой десяток лишних лет в психушке. Так не в тюрьме же. Вот только суть в другом. В тюрьме ты срок свой отсидел - и дуй на волю. Здесь же могут просто превратить вас в овощей. Ведь срок воистину резиновый. И он зависит только от врача. Даже не правильно что сделает - ему же не отплюнется. Один решает всё. И никому он неподсуден. И бесконтролен. А вы, глядишь, даже сказать просто одно "спасибо" за все это не удосужитесь потом произнести. Вы ж не работаете вовсе, а Отчизна кормит. ( Не лучше было бы наоборот). Им, направившим вас сюда, приятно. Даже хорошо. Власть вожделенно же они до распоследней капли ощутили. Решили все, как захотели. Они привыкли безрассудно вырывать людей из жизни, по-живому резать судьбы и кромсать семьи на куски. А вот воздалось бы всем им за эти неприглядные дела - и делать этого б не стали. Несчастный президент устал грести в галере, по своей воле прям привязанный навек к веслу. И Боженька - какая жаль! - до разума такой паствы пока не дотянулся и в чувственных ушах своих наших стенаний, слез и мольб пока что не услышал. И что с того, что мы в России каждые три дня возводим храм. Это именно тот пример, когда количество не переходит в качество...