В десять с четвертью карета с Людовиком XVI Капетом, его духовником и двумя жандармами прибыла на площадь Революции, где должна была совершиться казнь. Эшафот возле пьедестала, на котором некогда возвышалась статуя Людовика XV, кольцом окружали войска. За ними колыхалась толпа. Она ждала.
Все мужество приговоренного уходило на то, чтобы хранить величие. Ему удавалось. Он не спеша взошел по лестнице, снял воротник и сюртук. Хладнокровие изменило ему лишь в ту минуту, когда палач взялся остригать длинные пряди волос и вязать руки.
- Я не позволю этого! - король покраснел от гнева.
- Держитесь, государь. - прошептал подоспевший Эджерворт. - Осталось немного. Это не больно.
- Откуда Вы знаете? - удивился Капет и неожиданно успокоился. Подойдя затем к краю эшафота он прокричал в толпу, - Я прощаю своим врагам! - На большее сил не хватило.
Его уложили на длинную доску, доходящую до ключиц. Король смог рассмотреть лишь стертые волокна деревянного ложа гильотины, за которыми виднелась корзина. Ее тростник отливал золотистой желтизной.
Десять часов двадцать минут.
Духовник ошибся.
Боль впилась в него остротой бесконечности. А затем он начал падать. Лицом вперед. Тростник, ринувшись навстречу, стукнул по носу. И стало темно от залившей глаза крови.
"Смерти нет! - была последняя мысль. - И бессмертия тоже".
- Да здравствует нация! - заорала толпа, увидев мертвую голову в поднятой руке палача.