Аннотация: Все неприятности начались с того, что в квартире появился африканский тотемный идол - подарок дядюшки из Заира.
ЛАБИРИНТ номер 7
СИНОПСИС.
Все неприятности начались с того, что в квартире появился африканский тотемный идол - подарок дядюшки из Заира. Черное губастое изваяние сжимало в руках копье и тупо пялилось в пространство. Он поместился возле стеллажа с книгами и некоторое время разглядывал своими деревянными глазами интерьер комнаты. Отражался в зеркале с резной золоченой раме, доставшемся парню еще от деда. Потом переключился на главного ее обитателя.
Хозяин квартиры сначала долго хандрил, потом заболел без видимой причины и внятных симптомов. Таблетки и инъекции не помогали. Вылечила бабуся-соседка, которую притащила перепуганная супруга. Хворь отступила. Идола убрали в чулан, но было уже поздно.
Потом случилась она. Люди от этого не лечат. И поэтому эта часть истории уже начиналась со слова: 'Ушла'.
Финал выходил всеобъемлющим и никак не хотел кончаться. Прошло 5 лет с момента их знакомства и 3 месяца с начала расставания.
Он категорически опаздывал. Машина летела по набережной, он следил только за выбоинами на асфальте.
Она опять вторглась в его пространство и позвала в гости. Лопух - он снова спешил к ней на встречу. И, когда задребезжал телефон, автоматически брякнул:
- Дорогая, я уже почти...
- Это не дорогая, это я... - раздался в трубке голос супруги. - Загляни дома в почтовый ящик.
'Опять попал!' - тупо подумал он и отвлекся от дороги.
Снег никуда не торопился. Просто шел, превратив отдельные части трассы в ледяной каток. Машину понесло, ударило пару раз о поребрик и сквозь чугунное ограждение выбросило в реку.
'Ну и вот!'... - успел подумать водитель, прежде чем автомобиль, подмяв под себя тонкий лед, начал уходить под воду.
Он еще увидел, как из притормозившей на набережной желтой иномарки выскочила женщина, всплеснула в ужасе руками и поправила сбившуюся прическу. Потом жуткий озноб взобрался по телу и отключил сознание.
Когда он очнулся, на груди сидела лягушка со странными желтыми пятнами на голове, собранными в корону.
- Просыпайся уже, милый друг, давненько тебя дожидаю... - прошамкало земноводное.
- Этого не может быть! - запаниковал он и очнулся во второй раз.
Открыл глаза. Долго лежал и пялился в потолок. 'Чувствую, стало быть, существую, - двинулись губы. - Двигаюсь'. Чего-то не хватало. Прошлого, понял он наконец. Оставшееся напоминало сложный ребус, сложенный на незнакомом языке.
'Но должно же быть еще хоть что-нибудь, - думал он. - У меня ведь осталась способность думать. Мысли не могут быть без образов. А образы должны откуда-то являться. Хоть что-нибудь... Имя, - вдруг выплыло из пустоты. - Должно было быть Имя'. Он ухватился за эту мысль как за последний шанс. Напрягался до спазмов мышц. Губы зашевелились сами собой.
'Сергей', - угадал он беззвучное слово.
- Сергей! - заявил себя миру, как будто поставил штамп в паспорте. Можно было начинать жить.
Через несколько дней его выписали. Выдали справку и велели сразу отправиться в милицию.
Только выйдя на улицу, он понял, что не знает, куда идти. Память ушла, документы пропали. Родные и близкие - за этим словосочетанием следовало поставить большой вопросительный знак. Оставалась машина, но ее еще надо было найти.
Следуя за этими мыслями, он заглянул в метро. Присел. Огляделся.
Вот из вагона метро появилась элегантная дама, подмигнула ему и пошла дальше, и было понятно, как она отлично знает, что ее рассматривают со спины. В другом случае Сергей наверняка не заметил бы случившейся сценки, но в эту минуту он как губка впитывал подвернувшиеся обстоятельства. И когда из следующего поезда вышла таже самая дама, он скорее начал оценивать ситуацию, чем впадать от нее в удивление.
Глаза их встретились, и они некоторое время рассматривали друг друга. Женщина начала замедлять движение, но все-таки прошла мимо и двинулась дальше той же походкой - зная, что ее рассматривают со спины.
Поджидая следующий поезд, Сергей был уже уверен, кого он увидит за открывающимися дверьми. Электричка подъехала. Двери открылись. И если бы молодой человек не выискивал среди пассажиров уже знакомую даму, ни за что бы не догадался. Это была она и не она. Никакой фривольности, в глазах сплошные домашние заботы. Но это была определенно она. И не желая ломать голову над тем, что же это за знак такой подает ему судьба, Сергей просто встал и вошел во все еще открытые двери освободившегося вагона.
Он ничуть не удивился, что вагон оказался совершенно пуст, и электронный голос объявил: ' .. аспект Мира' - та же самая остановка.
Выходя на платформу, он уже ощущал свою фиксированность в предоставленном мире. У него был дом - он тут же припомнил (неправильное слово, но пусть) свой адрес, номер машины и место работы. И еще были друзья - незнакомые пока. Но Сергей не сомневался, что тут же опознает их - нужно только встретиться. Мир был притертый. Свой.
Ноги сами привели его к своей квартире.
Первым гостем оказался коренастый молодой человек, одетый дорого, но небрежно, с веселыми, белыми зубами. Сашка. Сели. Выпили. Как положено.
Поболтали. Скелет обстоятельств оброс подробностями. В его память вернулось почти вся местная жизнь. Почти...
Сергей так и не смог вспомнить, почему он один. И еще - образ подруги, которую здесь оставил.
Проводив гостя, хозяин обошел квартиру, обнаружил письмо от той самой женщины. Прочитал и понял, что не должен ее потерять.
- Если я попал в этот мир и почти избавился от амнезии, - пробормотал он, елозя затылком по шершавой поверхности рифленых обоев, - должно быть так, что стоит вернуться в исходную точку, и я что-нибудь вспомню и там. И тогда...
Неплохая идея
И он снова оказался в метро. Занял место на подходящей скамейке у путей, ведших в направлении, обратном тому, по которому он сюда приехал. Оставалось только выбрать правильную дверь.
- ... дующая станция: 'Сортировочная' - пропел артикулированный женский голос. Двери закрылись - поезд тронулся.
На следующей остановке ничего нового в голове не прибавилось. Сергей решил возвратиться, но не успел. На него налетел крупный мужчина, споткнулся и завалился на встречную пару немолодых женщин. Раздалось несколько возгласов, ахов и извинений. Самым странным было то, что Сергей оказался совершенно исключен из участия в этой сцене. Как и во всем прочем, что было вокруг.
Чтобы разобраться в случившемся, он посетил свою местную квартиру и обнаружил там новую хозяйку, которая, впрочем, не обратила на него ни малейшего внимания.
Для чистоты эксперимента Сергей решил устроить на прощанье показательную 'акцию вандализма'. Он влетел в ближайший ресторан и повалил несколько стульев. Поначалу никакого эффекта не последовало. Официанты кинулись возвращать на место опрокинутую мебель - только и всего. Но когда новоприбывший крушитель опрокинул за шиворот чопорному господину в белой рубашке графин с красным вином, публика зашевелилась. Посетители закрутили головами, метрдотель начал извиняться, сам не зная, за что...
На следующее утро выпуск местных новостей начался с истории о бесчинствах полтергейста в заведении общественного питания.
- Имя мне - барабашка! - пробормотал Сергей и понял, что надобно выметаться отсюда. - Выходит так, что абсолютная свобода - это когда ты никому не нужен. Абсолютно.
Очередной поход в метро протекал по почти накатанному сценарию.
- Осторожно, двери зарываются. Следующая станция Сортир... - остаток фразы утонул в гомоне проезжающей публики.
К тому, что его не замечают, пассажир уже успел привыкнуть. Но... Было что-то не то даже для этого способа его существования. В набитом вагоне вокруг Сергея сохранялось пустое пространство, куда никто так и не сподобился разместиться.
На следующей станции Сергей спустился с перрона и двинулся в сторону комплекса зданий, которые при ближайшем рассмотрении оказались чем-то средним между профилакторием и монастырем. Табличка при входе гласила: 'Дом отдыха - Пролетарий'.
Пройдя хозяйственные постройки, он оказался в бывшем соборе - теперь - складе хозяйственного инвентаря. Со стен из-под облупившейся краски проступали образы праведников со стертыми взглядами и блеклыми ореолами. За одним из сколов темнело нечто, имеющее форму прямоугольника. Приблизившись, Сергей разглядел металлическую дверцу, которая, судя по всему, была замурована в стену даже раньше изначальной отделки храма, и прямо по ней прописана фигура Богоматери.
Сергей оторвал от ближайшего стеллажа кусок арматуры и занялся откупориванием тайника. После нескольких ударов дверца подалась, и за ней обнаружилась ниша с небольшим ларцом.
- Просто квэст какой-то, право слово, - проговорил новоявленный кладоискатель.
Ларец оказался настолько трухляв, что распался при первом же прикосновении. Из груды обломков и проржавевших скоб извлеклись массивное золотое кольцо с витиеватым вензелем и металлический амулет сложной формы - то ли секира, то ли крест.
- Тут полагается что-нибудь вспомнить, - подбодрил себя Сергей и попытался напрячь мозги. Не вышло ничего. Попыжившись так минут десять, он уложил находки в карман и направился к выходу.
Сергей вышел к перрону и не стал ждать совпадений. Просто сел и поехал.
'...респект Мира...' - пронеслось из динамика.
- Моя остановка, - подтвердил пассажир.
Добравшись до квартиры, Сергей сначала долго разглядывал рисунок кольца на пальце, потом поднялся взглянуть на вторую часть своих сокровищ. Выудив из кармана сверток, он извлек Амулет и принялся его рассматривать.
Основание предмета представляло собой стержень с нанесенными по всей длине трехмерными символами, выступающими друг над другом. Верхняя часть фигурки напоминала бы мальтийский крест, если б центральный его луч не походил по форме на наконечник копья, и вся поверхность его не была покрыта рунами, постепенно переходящими в арабскую вязь. Вещица выглядела золотой, очень старой и стоила наверняка кучу денег.
'Пусть пока так побудет', - решил хозяин и обернулся выбросить листок, в который была завернута находка. Взяв бумагу, он обнаружил, что это распечатка электронного письма, а начав читать, решил, что, может быть, как раз для этого и стоило найти кольцо с Амулетом.
Закончив чтение, он сидел некоторое время, откинувшись в кресле и пытаясь выстроить в голове линию своего существования с женщиной, от которой теперь у него остались только письма.
В этот момент в дверь позвонили.
- Не слишком ли много совпадений? - проворчал размышляющий и пошел открывать.
За дверью стояла миловидная стройная блондинка в джинсах и легком свитере.
- Я ваша соседка, - сказала девушка, предупредив вопрос Сергея, - что-то со светом случилось. Не поможете?
- Отчего же... - ответил тот и пошел разбираться в электричестве.- Меня Сергеем зовут, - сказал на всякий случай.
- Оля, - последовал ответ.
Оказалось проще простого - вылетел рубильник оттого, что одновременно работали стиральная машина и микроволновая печь. Когда вспыхнул свет, монтер обнаружил в гостиной накрытый стол.
- У меня будут гости по случаю переезда. Вот - только обустроилась. Сережа, приходите через часик, а? По-соседски.
Он согласился.
Придя в назначенный час, он обнаружил, что хозяйка уже занята. Зато в кухне сидела интересная блондинка в очках. Анна. Кузина Ольги. Познакомились. Разговорились. Стали вместе жить. Иногда.
'Она смотрит на меня, отражаясь в зеркале, - перебирал он свои мысли. - Я смотрю на отражение и думаю, что это она. Я уверен. И в этом и есть подлинный смысл - в том, что я понимаю отражение как реальность. Та реальность, которая на самом деле мне не доступна. Сущность обнажается, но так ли часто мы способны это увидеть? Она обнажается в темноте. Без отражений. И мое движение происходит в плоскостях, только лишь отражающих единую сущность, которая многолика и поэтому в принципе не может быть заключена в единую раму'.
Зеркало, перед которым стояла Анна, досталось Сергею от деда. А откуда получил его тот - Бог ведает. Это было не просто зеркало. Это был знак перехода. За его поверхностью иногда угадывались ступени лестницы вниз и дверь, приоткрытая в никуда. Странно, что это виделось только ему. Иногда.
Дни покатили своим чередом. Друзья. Работа. В косметической компании с мифологическим именем 'Леда' Сергея, безусловно, ценили. Он был неплохим профессионалом. Умел быстро принимать решения и добиваться их осуществления. Однако в фирме назревал скандал, причины которого оставались пока непонятны.
Отношения с Анной выходили ломаными. Ему не давали покоя письма. И все-таки через некоторое время Анна переехала к нему. Стали жить.
На Сергея все чаще стали наваливаться воспоминания из 'других жизней'. Дежа Вю. Шлейф памяти начал заполняться знанием, которого не могло быть в этом пространстве его существования. И, тем не менее, он знал.
Оказалось, что в параллельном сознании он занимался разработкой противораковых препаратов. Но получил совсем другие. Те, что соприкасаясь с человеком, вызывают эту болезнь. Неизбежно и неизлечимо. Сам он назвал вещество 'Белый Полянин' - по имени героя одной закарпатской сказки.
В один из вечеров он задержался на работе до ночи и провел синтез смертоносного препарата. Со всеми предосторожностями запаковал его в специальную склянку и спрятал в шкаф с ароматическими смесями. Средство имелось. Осталось выбрать цель.
Анна периодически исчезала на несколько дней. И снова появлялась. Как ни в чем не бывало. О причинах Сергей упорно не интересовался. В их отношения неожиданно вмешалась Ольга (кузина-соседка) и довела дело до разрыва.
На следующий день Сергея уволили.
- Не дай себе сделать что-нибудь назло! - проговорил он вслух, когда остался совсем один. - Тоже мне - 'Белый Полянин'. Да у тебя духу не хватит! - Он достал из ящика баночку с приготовленным раствором и сунул зелье в карман.
С этого времени его начала раздражать излишняя четкость воспоминаний, которые не могли сосуществовать друг с другом. И чем дольше он об этом думал, тем больше его одолевали сомнения - сколько в этой ясной и отчетливой картине правды, а насколько она - всего лишь воображение. Псевдореальность. Или в случае Сергея - Другой мир. И что этот Другой мир может дать ему, кроме безнаказанности?
'Сейчас я могу сотворить, что угодно, и исчезнуть в очередном вагоне метро, - подумал он. - Только, кто же здесь останется после меня? Впечатление такое, будто я в Лабиринте. Что же теперь со мной происходит?' И он не смог ответить на этот вопрос. Вышел на улицу и двинулся к ближайшей станции метро.
- Следующая станция: 'Сортировочная', - пропел поскрипывающий женский голос. - Осторожно, двери закрываются.
Движение продолжилось. Он вышел. Поднялся в город и пошел по сумеречным улицам, ежась от промозглой хмари, наполнявшей воздух. Он вернулся в изначальный мир таким же безродным, как и уходил оттуда.
В кармане задребезжал мобильник.
Это была та самая 'она', с которой они так мучительно расставались еще совсем недавно. Та самая, к которой он несся, когда машина провалилась под лед.
Он стремился сюда, чтобы ее увидеть. Но, когда явился, понял, что это могло бы и подождать.
И все-таки, когда они встретились, Сергей почувствовал, что прошлое не умерло. Оно уже готово очнуться и опять вцепиться ему в глотку.
- Как бы не так! - сказал он себе, когда она уходила. - Я больше не играю в многоразовые прощания! - проговорил и сделал вид, что этому поверил.
Побродив по квартире, он открыл шкаф и обнаружил там губастого идола.
'Отомсти! - сказал ему идол. - Жизнь - это месть'.
- Стоит попробовать! - отозвался Сергей и ощутил острую потребность побродить по городу. Зашел в кафе. Разговорился с Антикваром, которого сразу же заинтересовало кольцо. То самое - из тайника.
- Оказался у меня в руках холст, - заметил новый знакомый. - И довольно старый. По мнению экспертов никак не меньше трехсот лет. То есть у нас в России как раз конец смутных времен и создание Империи. Так вот. На нем вельможа в странном наряде. Нечто подобное я видел в каком-то из закарпатских замков. Но, убей Бог, не помню в котором. Ничего особенного в картине нет. Живописец так себе. Персона изображена не историческая. Интересно другое. В руках вельможа держит свиток с планом: рельеф, река, крепость, в отдалении постройка, похожая то ли на часовню, то ли на могилу. И все прорисовано необычайно тщательно, даже лучше, чем фигура на портрете. А в левом верхнем углу свитка знак - что-то среднее между печатью и розой ветров. Интересно? Так вот, что я Вам еще скажу. На мизинце у вельможи кольцо. То же самое, что и у Вас на пальце. Точь в точь... Продолжаю. На поясе у него связка ключей. Несколько обычных для тех времен образчиков - больших бронзовых со сложным рисунком бородок (все изображены отдельно и исключительно скрупулезно). Но и это не все. Между ними есть и еще одна штуковина - золотая, похожая на Зиккурат Модрука, но с парой лепестков, которые превращают ее в маленькую секиру или печать с розой ветров. Абсолютно нетипично для тех времен. Понимаете? И висит этот предмет поверх связки. Так, чтобы его можно было рассмотреть в первую очередь. Все еще не хотите взглянуть на холст?
Сергей молчал.
На следующий день он обнаружил, что в квартире его кто-то побывал. И понял, что медлить нельзя. Начал действовать. Обратился к друзьям по поводу сбора информации и снова нырнул в метро - припрятать артефакты.
На следующей остановке он вышел чиновной персоной. Почти что значимой. Правда, это 'почти что' его и сгубило. Убили Сергея просто и эффективно из-за бумаг, в сути которых он и разобраться-то не успел. Убили. Да не совсем.
'Выходит, в этих местах я бессмертен, - решил убиенный, стараясь не глядеть, как судмедэксперт копается в его утробе. - Просто меня иногда исключают из возможного варианта развития ситуации. И я плавно перетекаю в другой. Как во сне. Между мирами есть щель, а в ней сквозняк. Но где-то же должен быть и стержень существования, в котором меня нельзя стереть или если стереть, то уже навсегда. Моя 'земля обетованная', там, где любовь, - неожиданно резюмировал Сергей. - Может быть, это и есть критерий. И в этом путь?... Путь - это цель. - Отозвалось у него внутри. - И пока ты не достигнешь цели, ты не умрешь окончательно. Почему ты решил, что жизнь - это награда? Тебя обманули'.
Как он очутился в вестибюле метро, Сергей не помнил. Очутился и все.
Вместился в поезд поехал. Люди сразу восприняли его как живого. Косились. Пихали локтями. Почти что нежно.
'Забавно, они так различны - эти мои миры, - думал он по дороге домой. - А всюду таскается одна и та же электричка. Или только мое восприятие этой самой электрички? Или же восприятие этих миров? Или это поезд Эйнштейна и нет разницы, какая система координат будет выбрана. И тогда все опять сходится ко мне самому и личному выбору. То есть опять же ко мне самому. Получается, Беркли прав. Или - это Юм? Или они на пару? Выходит, я - центр перехода и сам тащу за собой свое мироощущение как шлейф у свадебного платья... Иначе, кто же там живет вместо меня в мирах, которые я оставил? Вопрос... А хочу ли я знать ответ на него? Это уже вопрос в квадрате!'
И он затаился в мире, где его уволили из косметической компании, и существовала Анна. Все свое время - а его теперь оказалось у него предостаточно - он проводил в библиотеке, пытаясь идентифицировать свои реликвии. С одной стороны Сергей понимал, что за ним наверняка наблюдают, но с другой... С другой было совершенно ясно, что, не поняв: 'откуда оно взялось', 'зачем', 'почему' - выпутаться из этой истории абсолютно невозможно.
Он перечел онтологию древних времен - от деяний Александра Великого до крестовых походов. И нигде - ни в одной хронике не говорилось о загадочном перстне или фигурке со странным орнаментом и лепестками стреловидной формы. Ни одна религия не имела такой символики.
Вспомнив свой разговор с Антикваром, Сергей перелистал хронологию буковины. Земля эта, которую издревле населяли гуцулы, потом долго переходила из рук в руки. Но удельными ее правителями были все же польские феодалы. И какой такой секрет мог хранить в своих анналах ясновельможный шляхтич?
- Эх, взглянуть бы на тот портрет хотя одним глазком!
Пытаясь отвлечься, он решил помириться с Анной. Не успел. Ее сбила машина. Она умерла. После похорон к нему зашла соседка. Ольга - сестра Анны. Сообщила, что Анна в момент гибели была беременна. И на приличном сроке. Сергей сорвался. Полез в шкафчик с лекарствами и уронил на пол флакончик со своим зельем. Несколько капель 'Белого Полянина' попало к Ольге на колготки, обрекая ее на верную смерть.
Противоядие было. Но оно оставалось в том - другом мире, откуда он так недавно спасался бегством. И времени в обрез. А дальше, как пишут в умных книгах: 'необратимые последствия'. Он торопливо оделся и направился к входу в метро.
Выход на нужную станцию оказался закрыт по техническим причинам. Он вышел на следующей остановке. В мире на поверхности он оказался женатым провидцем. По типу Кассандры. Семейный быт его не увлек. Собственная прозорливость - тем более. Пару раз, попытавшись спасти человечество, он получил нервный срыв. И сбежал, убеждая себя, что поиски противоядия для Ольги для него много важнее.
На этот раз нужная станция выпустила пассажира. Он добрался до своей бывшей лаборатории и выклянчил у приятелей-сотрудников спасительный эликсир. Зашел выпить по этому поводу. Заметил за одним из столиков Антиквара и вспомнил про портрет. Тот самый, на который ему так хотелось взглянуть.
На следующий день Сергей выждал, пока Антиквар уйдет из лавки, зашел в зал и заговорил продавщицу, сфотографировал портрет и ушел, разминувшись с Антикваром. Повезло.
Однако вернуться к Ольге сразу у него не получилось.
- Господа, пассажиры, - сказал вагон, - в связи с экстренным ремонтом скрытых коммуникаций, поезд переводится на резервную линию.
На выходе его забрали в милицию. Поспособствовал старикашка. Очень похожий на сумасшедшего.
Процесс идентификации личности в отделе милиции выявил наличие двойника, существующего с ним не только в одном городе, но и одновременно. Однако его отпустили, по причине других важных дел.
Вернуться назад Сергею не удалось. В метрополитене не обнаружилось ни одной знакомой станции.
Поразмышляв немного, он решил посетить свою местную квартиру. Встреча со своим вторым экземпляром не принесла ничего хорошего - его выкинуло из этого мира. Не в какое-то другое пространство. А просто перевела в раздел призраков. Кроме кошек Сергея больше никто не видел.
В этот раз он даже сделать ничего не мог. Предметы и люди проходили насквозь, как будто его и не было.
Проблему перехода решил сумасшедший старик, который не только смог разглядеть его в этой ипостаси, но окрестил его странником и вывел в нужное пространство. А на прощанье добавил:
- А чего тут еще объяснять? До последней пары тысяч лет двигаться по обе стороны времени и вероятности было обычным делом. Поэтому вы и в истории своей разобраться не можете. Потом, кто там больше начудил, я уж и не помню. Аристотель, скорей всего. Но только детерминация рассудка привела к атрофии осознания возможностей. Человечество не находит взаимосвязи, а выдумывает их. И единая математика описывает собственный единый мир, выщипывая его из настоящего. Каждый сам выткал себе кокон. А тебе не повезло. Терпи...
Сергей не слушал. Он возвращался. Встретил Ольгу и ввел ей антидот. Опасность миновала. Девушка решила, что он ее разыграл. Некоторое время они прожили вместе. Потом расстались, потому что Ольга слишком походила на свою мертвую сестру.
И он снова отправился на поиски женщины, писавшей письма. Получалось, что жизнь все это время оставалась существенной лишь оттого, что ему было к кому стремиться. Сергей развернулся и вошел в подошедшую электричку. Его настоящий мир ждал его. А там...
По дороге домой ему попалось несколько мистических миров-фантазий, из которых он ни за чтоб не выбрался, если бы не встретил говорящую собаку. Не удивительно, что, вырвавшись из этих пространств, он очутился в сумасшедшем доме. Впрочем, уход за Сергеем был на самом высоком уровне, потому что патронировал заведение его родной дядя - бывший уголовник, но в остальном - милейший человек.
От безделья Сергей вооружился бумагой, карандашами, взялся за роман и начал с первой страницы: 'Наши женщины любят нас от безысходности....'
К пациенту приставили лечащего врача и девушку-медработника. Медработница стала очень милой, а доктор - загадочным. Он существовал в двух телах и не знал, как от этого избавиться. Рассказал Сергею несколько историй о странниках и выписал из больницы.
Придя домой, Сергей организовал вечеринку. Пригласил друзей. Узнал, что один из них поцапался со старикашкой из соседнего дома. И тот написал на него заявление в органы. И теперь парню светит срок. В лучшем случае - штраф. Решили, что Сергей пойдет парламентером. Замять процесс. А уж если не выгорит - к адвокатам.
Дед оказался тем самым старым знакомым и сразу пустился в объяснения о роли странника в истории, силе Амулета и воле случая. Упомянул, между прочим, что девушка, которая писала письма, из этого прошлого уже давно переместилась в будущее. Будущее его настоящего мира. И ее оставалось только дойти. На том и расстались. А друга Сергея старик простил. Легко. За бутылку водки.
Сергей забрал амулет и покинул этот мир с легким сердцем. Навсегда.
Вернувшись, он узнал, что Сашка - его закадычный друг - после аварии теряет зрение. Нужна операция, а, значит, много денег. Решил найти Антиквара и продать ему перстень.
Встретились в лавке антиквара. Портрета там уже не было. Однако нужное изображение Сергей уже получил.
- А хотите про Амулет? - спросил Антиквар, завершив сделку. - Очертания его я все-таки нашел. В одном анонимном средневековом манускрипте описывается точно такая фигура. А название ей переводится как 'Ключ'.
- Ключ? Только и всего... - пожал плечами Сергей. - Остается только отыскать каморку папы Карло.
- Она есть! То есть не совсем. Речь идет о Полесском замке. Я постарался достать информацию...
И он поведал его историю.
- Замок Белого Полянина... - задумчиво проговорил слушавший.
- Что? - не понял Антиквар.
- Слышал я уже однажды похожую сказку... А Вы не боитесь, что это дверь в большую бессмыслицу?
- О чем это речь?
- Да так...
Дома Сергей нашел свой цифровой аппаратик, перевел фотографии на экран монитора и долго рассматривал изображения. Знатный вельможа с вислыми усами на отечном лице был нарисован весьма посредственно. Получалось, что художник не особенно заботился о передаче подспудной сущности своего героя, а сосредоточился на деталях. Пухлые руки с единственным перстнем - точь-в- точь как был у Сергея - держали грамоту с планом: сложный рельеф, река, замок, дальше - постройка в виде склепа с обелиском внутри, в верхнем правом углу - схема, похожая на розу ветров - все исполнено с необычайной точностью. На поясе у вельможи - связка ключей и амулет. Сергей извлек свою находку и поставил рядом с экраном - один в один - рисунок на его основании и 'роза ветров' повторяли друг друга. Было что-то еще, какая-то мелочь, которой он не придал значения, но она существовала и свербела в мозгах, не давая сосредоточиться.
Он скопировал план отдельным файлом и снова вынес изображение на экран. Замок был прорисован детально в мелких подробностях вплоть до герба над подъемным мостом.
Прапрадед, вспомнил Сергей, был сослан в Сибирь после подавления очередного польского восстания. Может быть, в этом ключ к разгадке. Он увеличил герб и решил порыться в геральдических таблицах. Потом. А пока - распечатал план и установил амулет так, чтобы линии на его основании совпадали с изображением 'розы ветров'. Оперение амулета превратилось в указатель пути. Он провел эту линию по рисунку. Потом сделал то же самое с обелиском, который находился в изображении склепа. Линии пересеклись у подножия правой башни замковой постройки. Оставалось найти замок. Но сначала - герб. Слишком просто, чтобы быть правдой...
В дверь позвонили. Хозяина квартиры пробил холодный пот. Он медленно обернулся к прихожей, но так и остался сидеть на стуле. Ребус почти разгадан. И теперь в его существовании необходимости больше нет.
Звонок тренькнул еще пару раз и затих. А Сергей еще долго сидел и пялился в коридор, сжимал и разжимал трясущиеся руки. Рассматривал рельеф на раме своего старинного зеркала. И тут он увидел то, что никак не мог разглядеть до этого. Понять, что уже знает.
- Антиквара здесь не было, - сказал вслух хозяин квартиры. - Тот бы заметил. Не повезло человеку!
Рисунок багета на портрете и зеркале совпадал. И ему не надо было больше искать других путей. Они начинались в его квартире. И теперь эта история уже не вписываласть в простой бумажный формат.
- Вот и еще один Лабиринт! - обрадовался странник. - Можно начинать все с начала...
Сергей подошел к зеркалу и некоторое время смотрел на свое отражение. Существо из зазеркалья глядело на него, слегка прищурившись. Потом оно повернулось и ушло за срез золоченой рамы. И стали видны ступеньки за тусклой плоскостью старинного стекла. Он улыбнулся. И, даже не поняв как следует - зачем, оттянул край рамы от стены и заглянул с изнанки. Там были только старые доски подрамника, пыль и листок бумаги, сложенный в самолетик. Он вытащил его, развернул и прочел еще одно письмо.
На этот раз писавшая оставила не только подпись.
ЭПИЛОГ
Мы встретились с Сергеем в том самом кафе 'Свежие Скалапентры', где автор тоже любит скоротать часок другой. Сначала у меня к его истории был чисто онтологический интерес. Потом я увлекся. Просто удивительно, сколько хлама было напихано в его башке. Он перебирал версии существования, как ребенок перекладывает игрушки в большой коробке.
Когда повествование подходило к концу, Сергей счел нужным подвести итог:
- В ткань каждой жизни вплетены нити необъяснимого. Не всякому дано заметить это. Проще быть слепым. Быть нормальным. Быть искусственно благополучным.
- А если заметить?
- Сходишь с ума.... Я стану занятным пациентом психушки, не правда ли? Когда существует раздвоение личности - это шизофрения. А если их, скажем, пять?.. Вы мне не верите? - насторожился он вдруг.
- Отчего же? - ответил я без особого энтузиазма.
- Смотрите! - Сергей извлек из кармана и поставил на стол потемневшую от времени фигурку, напоминавшую то ли древний обелиск, то ли стилизованный мальтийский крест - символ самого загадочного из императоров российских. - Это Вам!
- За что? - удивился я.
- Мне он больше не нужен. Тем более, что загадка так и осталась не разгаданной. Должен же попробовать кто-то еще.
- Хорошо, - согласился я, уже понимая, что ввязываюсь в очередную историю без начала и конца. - Ну и что? Жизнь продолжается - только и всего.
- Она говорила о том, что надо собираться и уходить от меня, очень долго - целую вечность, - сказал он на прощанье. - А потом собралась и ушла. Но это время - лучшее, что у меня было.
Он пожал мне руку, и мы расстались. Навсегда? Не люблю я этого слова...
РОМАН
"Между любыми тремя точками можно провести
прямую, если она будет иметь достаточную толщину"
лорд Бертран Рассел.
"Эй, ю, хочешь грибов?"
Надпись на заборе.
"Наши женщины любят нас от безысходности... Наши женщины любят нас?" - молодой человек с лицом интеллигентного неврастеника, растрепанными мыслями и сломанной расческой в кармане обтирал задницей одну из сырых скамеек осеннего ленинбургского садика. Утреннее томление скрадывалось яркостью отходящей листвы, моросью, праздными гуляками и тем, что люди напихивают в понятие смысла жизни.
Становилось душно. В городе бога Пта бухнуло что-то похожее на гром. Черный хромоногий пес вылез из-под крыши развалившейся помойки и, повизгивая, бросился в ближайшую подворотню. Дрожа всем телом, он несколько раз поскребся в двери дворницкой. Потявкал. Никто не открыл. И пес скорчился на пороге, пока ливень и ветер переламывали друг друга.
Ненастье завладело пространством улиц. Холодные капли влажными бандерильями впивались в тело. Мимо неслись жухлые листья, шебарша по тротуару. День начался. Мокрый как утренний памперс.
Сейчас, когда воздух густо перемешивался с дождем, все до какой-то степени имело значение и теряло его..
- Какая черная туча над городом... Привет! - крикнул ей парень, как старой знакомой. И подытожил, - Пусть будет Осень, бывают же осенние грозы. - Решил он, встал, завернулся в плащ и поплелся прочь - окунуться в иерархию урбанистических ценностей.
"Что же было вчера? Что же... Ах да!"
Долгое сидение в кафе. Малознакомая женщина. Разговоры о сексе и взаимонепонимании. Касание взглядов. Пара бокалов бурды непонятного содержания, сигаретный дым, вздохи, долгое блуждание в подворотнях проходных дворов, крысы, кошки, чужая квартира, новые разговоры, разговоры и разговоры, когда все уже и так ясно - русский эзотеризм за водочкой - реплики ни о чем и мысли, пораженные дистрофией, неумолимый патриотический долг....
- Отчего ты так со мной? - спрашивала женщина. Он отмалчивался, не зная, на какой вопрос теперь ответить: "Отчего так?" или "Отчего со мной?"
И тогда пришло уже отчетливое понимание, что истинной причиной нежелания дать правдивое объяснение происходящему было то, что он не доверял ей. И не только ей, а вообще всем - телесным и бестелесным. Миру - как он его понимал. Или - не понимал.
- Боюсь, что не смогу рассказать об этом подробнее, - выдавил он, наконец, ничего не значащую фразу. - Ты не владеешь необходимым словарем терминов, - и принялся за закуску.
Потом в комнате появился ребенок и сказал назидательным тоном:
- Пора спать!
Фокусировка внимания смещалась, стекала водосточными трубами в самые задворки сознания мешалась оборачиваласьстертымилицамиминиатюрнымина-тюрмортамикоторыесминалисьирушилисьнакладываясьодиннадругой,,,.Он начал понимать, что и его слова падали в эту оболочку, как в густую смолу, вязли и тонули. Тонули и вязли. Город опрокинулся на него и придавил, желая, может быть, только лишь приласкать. "Надо вернуться". Он двинулся к дому. Пришел.
"Что же дальше?..." Стояла такая тишь, что было слышно, как копошатся под раковиной вечнозеленые питерские тараканы. Промозглая ночь сочилась в окна. Заданный вопрос не получил ответа, упершись в новую формулировку: "Зачем я здесь, откуда, отчего?...."
Он сел за клавиатуру своего леп-топа и, пытаясь сосредоточиться, долго разглядывал пустой экран. Пальцы выстукивали по клавишам одну и ту же гамму: Лабиринт, Лабиринт ?2, Лабиринт ?3, Лабиринт ?4, Лабиринт ?5, Лабиринт ?6, Лабиринт... - клавиша "Shift" залипла, и вышло: ??
- Где я теперь? - произнес он, - Где? В каком из лабиринтов. ?7 или ?? или - семь вопросов? Чтобы найти выход, надо его искать. То же мне - Мыслитель! И все-таки - где? "Лабиринт ?7" мне как-то больше нравится. - Выбрал заголовок. - И это правильно, товарищи! - Процитировал последнего Генсека и принялся за повествование.
ПОВЕСТВОВАНИЕ
Все неприятности начались с того, что в квартире появился африканский тотемный идол - подарок дядюшки, приехавшего из Заира. Черное губастое изваяние сжимало в руках копье и тупо пялилось в пространство. Он поместился возле стеллажа с книгами и некоторое время разглядывал своими деревянными глазами интерьер комнаты. Потом переключился на главного ее обитателя.
Хозяин квартиры сначала долго хандрил, потом заболел без видимой причины и внятных симптомов. И провалялся в горячечном бреду почти три недели. Таблетки и инъекции не помогали. Вылечила бабуся-соседка, которую притащила перепуганная подруга. Еще месяц потом он ощущал во рту горький привкус народных снадобий, приправленных не то молитвой, не то ворожбой. Хворь отступила. Идола убрали в чулан, но было уже поздно.
Потом пришел сон. И в этом сне он увидел дорогу и идущих по ней людей. В том месте, откуда начиналось зрение, путь еще окружала тенистая аллея, постепенно переходящая в заросли роз, которые уже совсем скоро сменялись терновником, а потом - силуэтами саксаулов. Широкое плато быстро сужалось, переходя в ущелье. И там последние островки растительности перемежались гранитными глыбами, чтобы к горизонту стать сплошным месивом битого камня. Скалы по бокам дороги громоздились все выше, закрывая небо. Но рельеф обнадеживал - впереди еще брезжил свет.
Люди на дороге торопились миновать неуютную местность. Точно очумевшие леминги, они стремились вперед и вперед, не разбирая дороги. И только миновав расщелину, идущие понимали, что свет означает обрыв. И бросались обратно, но напиравшая сзади толпа уже не давала им этого сделать. Человеческая масса срывалась в пропасть, оглашая окрестности визгом водопада. И над этой мешаниной воплей и тел на последнем выступе скал плясал паяц, водя смычком по всхлипывающей скрипке. Кривляние фигурки притягивало взгляд, превращая зрителя в соучастника. И от соединения этих начал и причудливой игры светотени плясун на утесе превращался то в рогатого монстра, то в белый обелиск с крыльями за спиной. И закатное небо, безучастное как всегда, представало драпировками этого действа.
Утром он встал и, привычно подойдя к окну, увидел за стеклом ту же дорогу в нагромождении каменных глыб и мельтешении огней на фоне рассвета - где-то совсем далеко - на периферии сознания - там, где плясал и кривлялся паяц с заколдованной скрипкой.
Потом случилась Она. Люди от этого не лечат. И поэтому эта часть истории уже начиналась со слова: "Ушла".
"Ушла... Ушла, а почему бы не уйти.... Кажется, я это уже как-то слышал. Ну и что... Она ушла. Она еще не знает об этом. Но я уверен. Она уже ушла. И это навсегда. Окончательно. Гром среди ясного неба. Ясного? Выдумаешь тоже! Разве могут быть безоблачными отношения людей, которые любят друг друга время от времени. Которые любят друг друга и вынуждены быть порознь. Нет! А кто меня вынуждал? Вот в этом то и вопрос. И, значит, все к тому и шло. И я это видел. Ждал. И все равно оказался не готов. Жаль...".
Как всякий интеллектуал, он жить не мог без рефлексии и самоиронии, имеющей всю ту же причину - сосание под ложечкой. - Продолжить? - Трагический ужас гипертрофированного "Я" перед полным безразличием того сущего, что не укладывается ни в какие понятия и рамки. И как следствие - неврастения, которая оборачивается боязнью быта. И в конечном счете - боязнью бытия. И постоянными оправданиями, начинающимися с многозначительного: "Кто виноват?"
"Почему?" - он так и не мог ответить себе на этот вопрос. Почему, дожив до тридцати лет, не удосужился завести детей, хотя и пытался устроить свой быт в сожительстве с особой женского пола. Почему, по каким шаблонам выбрал себе подругу и сжился с ней, хоть и понимал, что начинает существовать уже другой - не своей собственной жизнью. И жизнь эта состоит из сплошных обязанностей "по отношению к ...".
Обязанности постепенно превращались в своего рода развлечение на грани мазохизма, а потом уже - и в часть его сущности, создавая иллюзию, что так было всегда, что именно так и должно быть.
"Но ежели я любви не имею, - повторял он время от времени слова проповедующего, - Любви не имею. И что?"
В конце концов, он и сам пришел к уверенности в этой необходимости, безысходной как жизнь со смертельно или душевно больным человеком, которого невозможно бросить или отпустить. А в итоге в роли больного оказываешься ты сам. "Любовь - обратная сторона рабства, - пускался он в утешительные рассуждения. - Даже мать и отца я люблю потому, что они мои. Рабство - самый удобный способ существования.... Врешь, братец. В патетику потянуло. "Душегубка домашнего рая" и пр... Сам этого хотел и добился. И подруга твоя милая, умная женщина. Почти совершенство. Почти".
Иногда ему казалось, что он знал ответ на этот вопрос. И если продолжать линию виртуально-кармических умозаключений, то причины всего происходящего сводились к другой, уже запредельной линии его жизни - огромного счастья и такого же огромного горя. Такого, что сосуществовать с ним оказывалось невозможно. И кто-то высший и милосердный стер это прошлое из его теперешней памяти. Отчеркнул на полях.
Иногда оно возвращалось изнанками снов и еще - ощущением, как тяжко бродить по закоулкам чужой души, даже если человек сам раскрывается перед тобой, решительно отворяя все тайники своих сокровенных чувств, страх и самые интимные воспоминания.
Но сны оставались снами - не более того - без образов и дат. Видимо, в этом и крылась причина всех последующих: "Почему?" и "Отчего?".
Было время, когда он странствовал по чужим судьбам, как по пустым домам, где по углам еще валяется хлам недавно покинувших их хозяев. Но никогда еще он не достигал такого, как теперь, слияния с кем бы то ни было. Так что уже давно перестал ощущать, он ли стал хозяином своего тела, или сам вышел вечным пленником порабощенной сущности. Пленником от рождения.
Иногда он думал, что знает это давно и даже заранее, не понимая лишь одного: "Откуда он знает это....".
В конечном счете, он неважно использовал свои возможности. Было время, было и прошло, исчезло без прошлого - сплошным пробелом. Осталось, может быть, только имя, но разве этого мало?
И все-таки этот вопрос: "Почему?" - больше не приходил ему в голову, пока не появилась она - другая. И время снова начало двигаться скачками и урывками. И разорвалось, выплеснувшись впечатлениями другой жизни.
БЫЛО
Прошлое. Другое прошлое - без пробелов. Лет пять назад.
Существование в виде высокой блондинки с огромными глазами на броском, скуластом лице обрушилась на его голову. Название этому - любовь с первого взгляда. С двух первых взглядов. На двоих. Большая редкость, знаете ли. Наваждение.
- Здравствуйте, - сказала она, - Я буду у Вас работать. С чего начнем? - улыбка тронула ее губы. Мягкая - наверно. Тогда она умела так улыбаться.
- Сотрудница. - Улыбнулся он в ответ. - Начнем, пожалуй....
Она пришла и стала его притяжением, его любовницей, его любовью. Стала половиной его жизни - яркой и глубокой как фейерверк в ночном небе. И из этой половины немедленно исчезли прошлые пристрастия, приятели, привычки. Личная жизнь раздвоилась и разломилась. Все, важное прежде, стало вторым планом. Отступило в тень, но не исчезло. Ведь тогда он еще контролировал ситуацию и сумел таки сохранить вторую свою половину, которая называется индивидуальный домашний очаг.
Зреющий мужчина, погрязший в собственных проблемах, и молодая красотка, скользящая по жизни, почти не касаясь ее изнанки. Что их объединяло? А очень просто - они сами. Он боролся с собой, принимал разумные решения и ничего не мог с этим поделать. А она? Она была рядом.
Напрочь лишенная тяги к материнству, она приняла постулат, что нельзя строить свое счастливое будущее на руинах чужой судьбы. Мужчина этого не стоит.
И реакция ее была всегда предсказуемой: изящный жест холеной ручки (Ах бросьте, сударь, не говорите глупостей! Какой ребенок? Я Вас люблю, как дай Вам Бог ... - элегантного, сильного с бесятами в глазах. Зачем семья? Какая скука!) яркий блеск белозубой улыбки. Она усаживалась рядом, распахивая колени. Как там говаривал Воланд? "И тут началась всякая чушь..".
А он? В конечном счете, и его грела эта мысль, что дама опять отвергла брачное предложение. Они просто любили тогда, и каждое их соприкосновение порождало страсть. Шли месяцы. Годы. Они жили, притираясь друг к другу плотнее, чем муж с женой. Да что там! - плотнее чем камни в пирамиде.
У них не было детей, но и не было зашоренности обоюдного быта. Он уже временами считал ее ипостасью своей собственной сути, когда этот их мир дал трещину, развалившую его всего за несколько месяцев.
Все началось с финансов. Правительство очередной раз сменило курс. Проекты не выгорали. Денег стало меньше. Их еще хватало. Ему. Только не ей. Она ушла. Внешне ничего не изменилось. Те же встречи, та же любовь, то же отсутствие просьб и упреков. Те же взаимопонимание и взаимопомощь. Те же разговоры по душам в дорожных пробках. Те же, да не те. В ней уже сквозила другая жизнь. И не было прежних долгих свиданий - частных квартир, где можно превратить мир в иллюзию совместного быта, каминов с пляшущими язычками пламени, когда за окном -30 по Цельсию и тишина такая, что слышно потрескивание веток на морозе. И только звездное небо за индевеющим окном и отблески пламени, отливающие перламутром на покрытых испариной телах.
Чувственность оставалась, только встречи становились все реже. Жизнь начала свой бракоразводный процесс (если верно, что браки совершаются на небесах). И он уже ощущал это. Почти неосознанно, но понимал, что придет день, а вместе с ним и человек, который выдернет его женщину из ее неустроенности. Человек, к которому она уйдет.
Житейское правило - хочешь обострить чувства - начни уходить. Ощути потерю. Потеряй и найдешь. Сделай шаг вперед (назад?), чтобы вернуться. Вернуться?
Он ждал и разумом уже желал этого - роман затянулся. Роман не может затянуться, если он еще живет в тебе. Не стоит загодя рыть ему могилу. Сам в нее и попадешь. И он ждал. Желал этого и боялся. И прятался в самодовольство возлюбленного мужчины. И произошло то, что должно было произойти...
Прошло уже ... Прошло всего лишь время. Или нет - не так: "Время пришло".
Еще десять дней назад все было совсем как всегда. Чистый шоколад. Она плавно выскользнула из его постели и направилась в ванну. Он нехотя расстался с одеялом. Двинулся к кухне. У приоткрытой двери остановился, прислонившись к дверному косяку.
Она обмывалась под душем, изгибаясь в струях воды. Присела и слегка раздвинула ноги. Кого стесняться?
- Ты уезжаешь прямо сейчас... - просто сказала, продолжая водить по себе губкой.
- Уезжаю... Дней на десять.
- Без звонков и зоны охвата...- это был не вопрос. Констатация факта.
- Видимо да, - подтвердил он. - Всего десять дней. - Целых десять дней, если подумать - пропасть.
- Приедешь, сразу звони. У меня хозяйка отбывает в отпуск. Повеселимся. Целыми днями можно жить в постели, - повернулась и уперла в него слегка прищуренные близорукие глаза.
Он почти почувствовал новый прилив нежности. Или вожделения. Отвернулся, пошел ставить кофе. Она одевалась, напевая. Легкая. Близкая. Его?
Десять дней прошло тупо и радостно. Псевдоотдых. Эрзац. Попытка поймать золотую рыбку романтики в болоте обывательского быта. Просто в болоте. Не те снасти выбрал - не получилось. И все-таки возвращался радостно. Ведь все шло своим чередом. Ни шатко, ни валко. Не богато, но как-то так - без проблем и неурядиц. И еще была она - томная и зовущая... Да... Солнце всходило и плавно катилось к закату. Настроение был совершенно шампанское.
"Каждый день ездить не смогу. Дел много... Привыкнешь еще! - облизнулся он сытым котярой (самому противно стало). - Привыкнешь, а там... А через денек - обязательно. Ведь я же так ее..." - такие вот были мысли.
Стал набирать номер далеко загодя - еще на трассе. Гудки. Гудки и больше ничего. Отбой.
Он перескочил на сотовый номер.
- Алло... - томный, сонный, неприветливый голос.
- Ты как?
Шуршали шины.
- Я перезвоню... - отбой.
Пауза - 10 - 15 - 20 минут.
Может быть заболела? Или мигрень. Полчаса он держал марку. Дальше не смог. Снова набрал ее номер.
- Дорогая...
- Не сейчас. - И снова гудки.
Ни ждать, ни звонить больше не стоило, и тем не менее он снова нажимал клавиши и ждал, пока она снимет трубку.
- Ты не хочешь меня видеть? - пауза.
- У меня появился другой человек, - большая пауза. - Я перезвоню.
- Рад за тебя. Надо было сразу сказать. Желаю счастья! - отчеканил фразу, как будто давно ее готовил....
И вот тут он сломался. Машина слетела на обочину и встала. Уткнулся в руль и замер. Сколько времени прошло - 5 минут - час? Все равно это была вечность. Провал между тем, что было, и тем, что есть.
Он посмотрел на дорогу и пожалел, что не умеет плакать. Шум летящих мимо авто постепенно въезжал в мозги. Сцепление. Скорость. Газ. Машина выкатилась на шоссе и начала набирать скорость - 120 - 140 - 160 - 180. Завизжали покрышки на вираже. Водитель почувствовал себя гонщиком-отморозком и сбросил газ. Не стоило умирать в эту минуту. Пусть будет, что будет. Пусть.
- Где это я остановился? - спросил сам себя и ответил. - На полпути к сумасшедшему дому.
"В прошлой жизни, милочка, ты была ведьмой, - тупо перебирал он гадкие мысли весь оставшийся путь. - А теперь станешь и в этой". - Он возжелал вызнать все наверняка и удивился, как это еще до сих пор не замечал рядов жутких совпадений, как шлейф следовавших за его бывшей подругой.
Вспомнил историю про мальчика, который, жутко влюбившись, сначала ударился в дзен - лишь бы уйти хоть куда-нибудь - а потом погиб в автокатастрофе. Если суждено кому-то голову потерять, так тому и быть. Даже если ее - эту голову потом целый день будут искать в овраге возле лежащей на крыше машины.
"Как она каялась тогда, письма матери его писала. Убивалась. Убивалась? Все ли буквы в этом слове должны быть написаны? И потом..." - подумал и прочувствовал в себе липкую подлость обиженного подростка. Слушать в себе этот вздор было жалко и стыдно.
"Все это нас не касается, пока не касается лично нас..." - подвел он черту собственной злости и закрыл эту тему.
Что-то было еще, но он погнал от себя эти мысли...
А потом была ночь, и был день. И снова ночь, и ускользающая бессонница. И уютная подруга. Никакой дури и безысходности. "Не дождетесь! Выход всегда есть, - сказал он сам себе, - И вход, межу прочим, тоже!". Он сам придумывал новые проблемы. И постарался укутаться в них как в старое бабушкино одеяло. Почти получилось. Если бы не этот звонок.
- Это я!
- Догадался...
- Приезжай, пожалуйста. Нам надо поговорить.
- Сейчас я занят. - Наверное, это была ошибка. Наверно, надо было нестись, лететь, спасать свою любовь. Он встал в позу. Превратился в памятник "Лаокоон и его сыновья". Столб из соли. - Давай встретимся часа через три. Где-нибудь в кафе. Идет? Перезвоню и подъеду, куда скажешь.
- Я жду... - и слезы почти полились в трубку.
Что он мог сказать ей тогда: "Не уходи - я умру без тебя, - он еще не знал об этом. - Брошу все. Возвращайся. И будем вместе - только ты и я". Так не бывает. Есть еще близкие люди, родители, собаки, машины, дачи, круг общения, годы жизни - они имели право перевесить. Наверно, имели. Или нет? Сейчас уже не разобрать. Вернулась бы она тогда? Судя по сцене, которая разыгралась потом -пожалуй. Особенно, если бы встретились они в их старой комнате, и была постель. Но он не знал еще, что так хочет этого. Думал пройдет, как простуда - жарко и быстро. Пусть даже - как та болезнь, что прилепил к нему идол-африканец. Вылечился же.
Кто-то мудрый сказал: "Каждую следующую женщину года через три ты превратишь в предыдущую, потому что сам все равно остаешься неизменен.".. Жизнь - это привычка? Может быть и нет...
Он выждал положенный срок. Привел себя в порядок и нацепил темные очки. Позвонил, определил место. Сел в машину и поехал. Включил радио:
"Я снова слушаю дождь,
Я вижу эти глаза,
Я знаю, что ты уйдешь,
И, может быть, навсегда", - пел Агутин.
"Соответствую", - подумал он и вспомнил, как уже год (во спасение привычного быта) рассуждал про себя о том, что неплохо бы ей найти нового любовника - иначе им не расстаться. Он почти перестал говорить ей нежные слова и приносить цветы. Он хотел, чтобы она ушла. Думал, что хочет. Он не знал, как это тяжело - оторвать ее от себя - только с кожей и кровью.
Видимо, любовь - это столкновение на уровне биополей, сцепление энергетических потоков. Эмоциональное замыкание. Иначе как объяснить, что обычный, в общем-то, человек со всеми изъянами и недостатками, запахами и хворями, который говорит и двигается ничуть не лучше остальных, оставляет в тебе такую фатальную колею. Свет в глазах, тембр голоса, ритм оргазмических судорог - этого недостаточно. Должно быть что-то еще. И оно было. Только он пока не знал этого. Не замечал как окутывающий его воздух.
Он ехал, не спеша, и опоздал минут на десять. Сделал все, чтобы вытащить эту мизансцену на себя. И все провалилось. Все. Как только он увидел ее глаза. И слезы - крупные капли катились к подбородку. И она стряхивала их, размазывая косметику, и не замечала этого.
Несколько минут они ехали молча, пока он не притормозил у входа в знакомое заведение.
- Отчего плачешь ты? - спросил. - Ведь это ты от меня уходишь... - Он не договорил. Она снова разрыдалась.
- Я не могу отказаться. Он - обеспеченный человек. И мне тоже надо с кем-то жить... Он так меня любит. - Она была совершенно, убийственно права.
И значит, время уже упущено. Или почти. Хотя, какая разница. Если бы не прошедшие дни, не мысли о том, с кем она сейчас и как ... И что собирается делать.
И что же делать ему. Остаться друзьями?... Почему бы и нет? Я до сих пор не пойму, могут ли мужчина и женщина, которые любят... любили друг друга (пусть даже и нет) остаться друзьями. Скорей всего ответ отрицательный. Но ведь бывают же и исключения! Или нет?
Диалог продолжался.
- Кто он? Не говори - я знаю - твой хозяин, - (Хозяин - верное слово). Он вспомнил все истории об этом человеке, которые она рассказывала в последнее время. Об их каждодневных обедах в ресторанах - "скучно ведь одному". О совместных вояжах по стране. Истории рассказывались с нарастающим энтузиазмом. А как же иначе - выстилалась новая мозаика человеческих отношений. Без него. Только, к чему было обращать на это внимание. Она и прежде путалась с другими помаленьку. Он ведь сам этого хотел. И она все равно любила только его. А он? Он тоже.
Даже когда заводил интрижки с другими женщинами и думал, что вот - чтобы завести себе новую любовницу, надо бы избавиться от старой. И доигрался до того, что почти завел роман с ее подругой. Совсем уже собрался уложить ее в постель, но в последний момент отступил. Почему? Необъяснимо... Еще как объяснимо - он любил другую женщину, которая сейчас выходила из его машины.
- Ему всего 45. Просто сначала Афганистан. А теперь он бородку носит.
- А...
- Милый, я ведь тебя люблю. Ну почему ты так все запутал, - они уже пили кофе с чем-то еще, и она ломала, вытаскивая из пачки, сигареты. А он зачем-то вспомнил о другой женщине...
- Я тоже... Все правильно. Не можешь же ты при мне быть наложницей до пенсии. Все правильно... Но как-то грустно.
Он сделал паузу. Она молчала, уперевшись в него глазами. Она все еще ждала чего-то.
- И как? - снова начал он, - ты выходишь замуж. Или... У него, помнится, ребенок. Жена там.
- Это только у тебя никого нет. И никогда не будет... Я перееду к нему через неделю. Уже сняли квартиру. Евроремонт и прочее. Он развелся ради... - она осеклась.
- Понятненько. Сделал то, чего не сделал я - молодец. Меня-то вообще ничего не держало! Стратег... - теперь уже замолчал он.
- Он тебе понравился, правда? - спросила словно молила ответить ей "да", и это растрогало его. И он проговорил то, что она хотела услышать
"Я хочу быть с тобой!" - говорили ее глаза.
- Я хочу быть с тобой... - повторили губы.
Он поднялся. Подумал: "А я тактик. - И еще. - Хорошо быть женщиной - порыдала и все прошло...". Сказал:
- Пойдем. Мне нужно на воздух. - Растянул фразу. - Поедем куда-нибудь....
- Поедем... - она поднялась и покорно двинулась следом. Как будто две недели назад.
Если бы не было того вчера. Вечера и ночи. Если бы она сказала чуточку раньше. Загодя. Так как-нибудь: "Дорогой, ко мне обратился господин N с предложением о сожительстве с серьезными намерениями. Как ты на это смотришь?" Были же и раньше эти сожительства, хоть и без серьезных намерений. Были. Ну и что?
Вопрос ставился именно так - если бы у него был еще один день на осознание, изменило бы это что-нибудь? Или нет? Бросить все, лишь бы остаться вместе - заманчивое предложение, если забыть о всяких посторонних "НО". "Как бы не сделал - все равно пожалеешь", - слишком избитая фраза, чтобы стать лозунгом момента.
А она? Она должно быть лучше его чувствовала грань между: "да" и "нет". И боялась снова сделать шаг, который не даст им остаться за этой гранью. Так он думал. И вряд ли ошибался.
Когда люди впитывают друг друга на протяжении нескольких лет, мысли и ощущения становятся общими, как вода в сообщающихся сосудах. Он знал. Он ведал, что возможно все. И ничего не будет.
Сели в машину. Поехали. Оба понимали куда. И оттого долго молчали.
- Я так боялась этого разговора с тобой. Так боялась!
- Отчего? Разве я мог что-нибудь для тебя не сделать.
- Ты мог бы сделать... Раньше.
- Да, - протянул он и снова замолчал. - Мне будет тебя очень не хватать, - выдавил патетически.
Он еще не знал тогда - насколько.
- Мне тоже... - она пропустила издевку. - Мы останемся вместе?
- Странный вопрос. Насколько это возможно.
- Да?
- В данной ситуации меня интересуешь только ты (Истинная правда! И как всякая правда - она многогранна). И если ты будешь...
- Я буду...
- Что-то я не чувствую, что мне повезло, - проворчал он и прибавил скорость.
Она рассмеялась, но в ее смехе различались истерические нотки.
Они приехали. Вошли. Стремительно избавились от одежды и начали привычную процедуру насыщения друг другом. Нет не обычную. В этот раз энергетика разрыва удвоила, если не удесятерила силу их чувственности.
Она впивалась в него, наполняясь вожделением. Он смотрел на ее запрокинутое, почти перевернутое лицо и думал, как ужасны перевернутые лица - слишком много отверстий, слишком рельефно. Даже обнажившиеся зубы выставляют все свои щербинки и неровности. Изнанка человеческой плоти, обращенной в пространство. Он смотрел снизу вверх и тонул в прелести слепившейся с ним женщины.
Он увидел, как судорога пробежала по ее животу. Она застонала: "Господи, как мне хорошо..". Открыла огромные, слегка косящие глаза и привалилась к нему, прижимаясь всем телом, прошептала:
- Я умру на тебе...
"И я умру... без тебя", - наконец он начал осознавать происходящее. И поэтому двинулся к ней самозабвенно, почти со злобой. И захлебнулся собственным стоном. Приоткрыл веки и снова увидел ее - его женщину. Теперь уже не на долго.
- Я люблю тебя, - шептали ее губы.
"Я люблю тебя..." - повторял он про себя . Она угадала.
- Почему ты раньше так мало говорил мне об этом? - Она приподнялась на локте и откинула волосы со лба. - Почему?
- Слова - это знаки. Знаки и больше ничего! - начал говорить он и понял, какая это чушь. - Я боялся утонуть в тебе.
- А сейчас?
- Сейчас ты уходишь...
- Я могу вернуться.
- Как?
- Просто развернуться и уйти. - У него еще был выбор. Он промолчал. Они еще были вместе. Потом одевались. Сидели рядом, пропитанные нежностью.
- Он знает про меня ... - он выплыл из задумчивости.
- Знает, конечно...
- И что?
- Как видишь. Мне удается выторговать себе свободу. Пока.
- Пока... Стратег...- повторил он. - Если он тебя любит. А он тебя любит - теперь это ясно. Он сделает все, чтобы стереть меня из твоей жизни.
- А как бы сделал ты? Ему же тоже обидно. - Он начал злиться. Вдруг зацепился взглядом за простыни со следами недельных упражнений сексом и отчетливо выговорил про себя: "Вернуть ее еще возможно, но зачем?"
Она подошла и обвила его руку:
- Все жду оргазма. Но его так и нет. Наверно, я все же очень расстроена из-за тебя
- Тебе все время приходят в голову какие-то нелепые мысли.
- Я тоже так думаю.
1816 год. Наполеон покидает остров Эльба и движется к Парижу. "Чудовище вырвалось на свободу!" - орут газеты - "Оборотень в Каннах!", "Тиран - в Лионе!", "Узурпатор в 60 милях от столицы.", "Бонапарт приближается форсированным маршем.", "Наполеон завтра будет у наших стен.", "Его величество в Фонтенбло!".
"Зачем я это вспомнил? Ах да!" - подумал он.
Равновесие, замешанное на их обоюдном прошлом, начало уходить у него из-под ног.
- Если бы ты только знал, как ужасно быть одной, - сказала она так, как будто его и не было рядом. - Особенно в праздники. Особенно в Новый год. Пустая ночь с электрическим ящиком. Женщина не должна быть одна. Не должна! Ты этого понять не можешь...
Он внимательно смотрел на нее, старая различить знакомые оттенки прошлой чувственности. Но нет. Она просто приняла наилучшее решение. Самое рациональное в сложившихся обстоятельствах. Только и всего.
Они возвращались. Он вел машину, стискивая зубы от ощущения собственной вины, глупости и беспомощности. Он терял ее. Еще не сейчас. Но навсегда. И так выходило, что сам этого и хотел... Мы думаем, что проблемы вовне, а все они - внутри нас.
Поезд ушел, господа присяжные заседатели. Последняя подножка выскользнула из-под ног.
- У нас с тобой все будто в кино. Типичный бразильский сериал, - выговорила она после долгого молчания.
- Не особенно. Скорее "Зимняя вишня". Да и тут с моралью выходит неувязка.
- Что может быть моральнее, чем любовь? - она была по-своему права.
- Читал давно уже какую-то восточную поэму. Не помню названия. Там про отношения жены падишаха и его любимого младшего брата. Они впали в любовь. И чтобы с ними потом не делали - они все равно оказывались вместе.
- У нас уже было на это время...
- Да... Ты выйдешь за него замуж? - спросил и понял, как он предсказуем.
- Зачем?
- Иметь детей от любимой женщины - большая радость.
- По тебе я этого не заметила. Прости. Ну не привили мне материнских инстинктов. Ну что тут сделаешь...
"Были бы дети - не было б проблем. Как и выбора. Или был? Были бы дети, и тебя бы не было... Или наоборот... А еще - это могли бы быть твои дети", - мысли путались.
- Не переживай! - выговорила она, задумчиво. - Я с ним обо всем договорилась. Он обещал тебя не трогать.
- Ты это о чем?
- Да так...
Они доехали до офиса ее новой фирмы. Пора было выходить. Она потянулась к нему и чмокнула в губы.
- Я люблю тебя, - привычно выдохнула женщина.
- И я тебя тоже, - непривычно откликнулся он. - Ты моя радость...
- Ты моя смерть, - прозвучало в ответ.
Первый акт действия завершился.
- Прощай! - выдавил он.
- Увидимся, - улыбнулась женщина. - Надо завтра не забыть сделать маникюр.
- Я люблю тебя! - произнес он и подумал, что надо расстаться. И чем скорее, тем лучше.
Вернувшись домой, он сразу лег спать, предварительно приняв изрядную дозу снотворного. И в следующий день ничего не делал, только слонялся по комнатам, открывал и снова закрывал окна и двери. Конечно, он был свободным не менее, чем всегда, но в данном случае это ничего не меняло.
Они встретились снова уже через два дня. Встретились в ее старой квартире.
- Ну где же ты! - сказала женщина тоном вконец заждавшегося ребенка, - мой уехал на стрелку - машину разбили. Давай скорей.
И все было почти как всегда. Но с новым изводящим ощущением последнего раза. С жуткой чувственностью и нежностью поцелуев. Он уже почти поверил в то, что все будет почти как прежде, но настал следующий день.
Утренний звонок был ни к чему не обязывающим, он просто хотел отдать кое-что из ее вещей.
- Приезжай, - сказала она, - его нет дома. Мое Чудовище уже при делах. Но трахаться не будем. Я спешу.
Дело было не в 15 минутах, за которые они успевали случиться в разных экстремальных ситуациях. Дело было в принципе. Сергей еще надеялся, что память тела еще может вернуть нечто в их близость. Не получилось. Он перестал контролировать процесс. Перестал... Психанул, но поехал. Потом довез ее до работы. Ехал и рассказывал ей о разных пустяках, соскальзывая на чувства. Наговорил больше, чем за все года их предыдущих отношений.
Она слушала удивленно. Только и всего.
- Почему ты не говорил этого раньше? - повторила уже в который раз. - Ах да - боялся утонуть. А я? - потом вышла из машины и исчезла в людском потоке, так не разу и не оглянувшись. Она двигалась с грацией победительницы, впрочем - как и всегда.
- Отчего так? - проговорил он. - Отчего мне всегда было проще сказать "Нет", даже если очень хотелось произнести "Да"?
Уже через пару дней она пришла снова. На этот раз к нему в офис. Такой прощальный круиз по местам боевой славы. Обещала еще с утра. Но появилась почти вечером. Он целый день только и делал, что ждал. Как никогда раньше. Совсем извелся. Видимо, опять на что-то надеялся.
Наступили сумерки. Он не выдержал и принялся звонить старому другу. Просто, чтобы отвлечься. И появилась она. Медленно вошла, заперла дверь и села к нему на колени.
- Я хочу быть с тобой, - беззвучно изогнулись ее губы.
- И я... - отбросил он трубку.
Через некоторое время она приподнялась над ним и, почти не мигая, высматривала что-то на его лице, как будто хотела унести его с собой. И он задохнулся от блаженно ускользающего ощущения близости. И был счастлив, как последний идиот. Завершающее слово в этой фразе особенно справедливо.
Потом она снова обещала прийти с утра. И пришла через день, когда он уже устал изводиться.