Даже без специального образования было понятно, что Андрей очень талантливый художник. Нелинейность пространства, составленная из простоты и безукоризненности цветных линий, равно как и выразительные карие глаза Андрея и его длинные пальцы, держащие угольный карандаш, вызывали в Маше еле уловимые и давно забытые чувства покоя и гармонии со всем миром сразу. Проект выставки лежал на рабочем столе, поверх эскизов на мелованной бумаге и старых набросков на картонках, которые, в свою очередь, почти закрывали выцветшие пятна, оставленные то ли олифой, то ли скипидаром.
- Мария, - говорил Андрей, стоя в дверном проёме и любуясь на проект, задумчиво скрестив руки на груди, - у Вас очень редкое сочетание понимания моего искусства и потрясающего лаконизма. Ничего лишнего, ничего ненужного.
Андрей был женат, но также было понятно, что его жена совсем ему не подходила. Он так и говорил, наклоняясь к Маше, словно что-то ища в ее глазах:
- Я, Мария, глубоко несчастен. Как можно любить человека, который ничего не понимает в моем искусстве?! Нет, как человек она совсем мне не подходит...
У жены Андрея был уставший взгляд, и когда несколькими месяцами позже Маша объявила ей, что Андрей от нее уходит и будет жить теперь с Машей, та лишь молча пожала плечами.
Выставка в городе, где жили наши герои, прошла на славу. Маша позаботилась, чтобы о выставке написали в газете и даже пригласила местных телевизионщиков. Правда, по уговору с режиссером ей пришлось оплатить работу осветителей. Маша, недавно получившая хорошие деньги за подготовку экологической конференции, отсчитала нужное количество купюр и протянула вальяжному режиссеру. Было много людей, и были даже попытки купить пару работ Андрея, которые были безжалостно пресечены самим Андреем.
- Вы и ваши деньги недостойны настоящего искусства, - отчитывал он несостоявшегося покупателю в бордовом пиджаке и c толстой шеей. - Идите покупайте Глазунова или Головань.
Маша стояла рядом и почувствовала, как счастье за успех Андрея имеет сладко-горький привкус. "Деньги были бы совсем не лишними. Но сейчас, конечно, не время об этом говорить", подумала Маша, грустно глядя на бордовый пиджак.
- Да что об этом говорить? - следующим утром сказал Андрей, лёжа на спине. - Неужели ты можешь измерять искусство деньгами?
Маше стало стыдно, но затаившаяся сo вчерашнего вечера грусть почему-то никуда не исчезла.
- Конечно нет, - без всякого энтузиазма ответила она. - Мы обязательно что-нибудь придумаем.
Андрей одарил ее горячим поцелуем:
- Ты у меня такая умница!
"Ну и что, что он не пока не хочет продавать свои картины, - подумала про себя Маша. - Они и в самом деле бесценны. Может в столице Андрею предложат то, чего они действительно стоят."
В обед того же дня Маша оформила заём в банке.
Следующая выставка Андрея была сделана Машей в известной столичной галерее. Несмотря на все опасения и бессонные ночи, эта выставка прошла с еще большим успехом. Маша чувствовала себя игроком, сорвавшим куш в невероятно рискованной партии. Если еще утром она под ногами ощущала неторопливое движение планеты, то теперь она практически летала от картины к картине, слушая восторженные вздохи посетителей и бросала обожающие взгляды на Андрея. Сам Андрей воспринимал успех более стоически. Он меланхолично стоял у стены и молча кивал в такт вопросам известной тележурналистки.
Объясняя очередному посетителю влияние матери-тирана на ранние работы Андрея, Маша услышала за спиной гневный возглас Андрея:
- Мне ваших грязных денег не надо, - говорил он, откинув голову и смотря сверху вниз на известного Маше столичного политика. - И даже если я буду умирать от голода, я скорее пойду на панель, чем продам вам мою картину!
Маша стояла рядом и кусала губы. Галерея стоила больших денег, а фуршет был оплачен только наполовину. Маша чувствовала, как жгучее чувство стыда вступило в схватку с разумом.
За следующие полгода в жизни Маши были еще несколько выставок, фуршетов и телевизионщиков. Все ее сбережения закончились, и Маша устроилась на вторую работу. Она продала машину, взяла еще один заем в банке и даже заложила квартиру.
Однако количество проданных Андреем картин никак не отличалось от нуля. В свою очередь, oн уличил Машу в меркантильности и приземлённости, и стал ночевать на узкой кушетке в своей мастерской.
Однажды Маша, принеся ему обед в мастерскую, услышала из прихожей, как Андрей грустно говорил кому-то:
- Я, Светлана Георгиевна, глубоко несчастен. Как можно с ней жить, когда она пытается мерить деньгами мое искусство?! Нет, как человек она мне решительно не подходит...
Стараясь не делать резких движений, Маша спешно вышла из мастерской. Закрыв за собой дверь, она прислонилась к ней спиной и еще долго стояла, закрыв глаза с торжествующей улыбкой на губах.