Конкурс фэнтези. Попробуй поднимись выше

Попробуй поднимись выше

Журнал "Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]

Комментарии: 7, последний от 02/03/2006. © Copyright Конкурс фэнтези Обновлено: 17/02/2009. 33k. Статистика. Рассказ: Фэнтези Принятые работы		Ваша оценка:
Аннотация: Глядя на звездное небо, ищите Кассиопею. Она приносит удачу ;).

Попробуй поднимись выше

На вопрос "есть ли жизнь на Марсе"

существует только один резонный ответ:

"А разве она есть на Земле?!."

Изящно перебирая статными ножками, по тротуару вышагивала молодая и крайне привлекательная девушка.

Я ее знал, наверное, как себя самого. Потому что любил. Очень сильно, но, к сожалению, только платонически. Нет, общаться с людьми для меня не проблема, просто... воспитывался я в таком странном ключе, что лишь по достижению совершеннолетия обнаружил едкое желание целоваться. А так как в этом возрасте всякий нормальный человек предпочитает уже гораздо большее... ну, в общем, вы понимаете.

Хотя не суть. Кто бы что ни говорил, а я ее любил. Не обожал -- именно что любил. Даже готов был пересилить себя и сделать-таки этот чертов первый шаг, но... На улицы выпал первый снег, застрекотали в волосах струи морозного ветра, и все в спешном порядке принялись штурмовать магазины "с начесом".

Ей же это было ни к чему. Странным образом эта девушка умудрялась делать все во время -- поэтому, наверное, нисколько не торопилась забиться в свой теплый подъезд, когда возвращалась с работы.

А ведь стоило... хотя бы один раз в жизни да стоило.

Даже могу сказать точную дату когда: 17 февраля 2006 года. Ибо едва только моя Юлия пересекла подворотню, выйдя во двор своего дома, на авансцене появились новые актеры. Им-то, сто процентов, никакой холод не был страшен.

Толстомордые, шкафообразные, с улыбкой типичного алигофрена на устах, они подпирали своими задами хлипкие березки, не давая никому пройти мимо. Естественно, Юля не стала исключением.

-- Дарова, барыня. Как делишки? -- услышал я издалека сопливый рык одного из "бычков".

-- Не хочешь пивка на халяву попить?

Меня словно передернуло.

Бросив сумки с продуктами, я кинулся наперерез отморозкам.

Не знаю, что бы с ними сделал, не раздайся где-то над левым ухом невероятно громкий машинный гудок.

А потом (только не смейтесь) ни с того ни с сего вдруг выключили свет.

Чем закончилась дворовая эпопея я узнал уже много позже.

* * *

Пока лежал на операционном столе и из последних сил боролся за свою жизнь, в голове как-то сам по себе материализовался необычный стишок. Как сейчас помню: "Свет, белые стены, больничный покой -- я здесь уже был. И твой киногерой умрет за стеклом -- слеза по щеке. Жаль, что это не я, жаль, что не обо мне...".

Грустно ли было?

Конечно, грустно. Ведь, умирая, всегда вспоминаешь о делах, которые должен был сделать во что бы то ни стало, но, увы, не успел претворить в жизнь. У меня до самого последнего момента таких не наблюдалось вообще. Однако, стоило только посмотреть сквозь мутное окно операционной, я понял, что жестоко ошибаюсь.

Дело было: его везли на самодвижущейся кушетке в сторону второй операционной и тихо так, по-дружески приговаривали: "Юленька, девочка, держись... Все будет хорошо... Только держись..."

Сердце просто жаждало действия -- глаза же отказывались повиноваться. Тяни не тяни, создавалось такое впечатление, будто их попросту нет. Все равно что безрукому пытаться жонглировать грушами, прости меня Господи. Лишь через несколько часов, а то и дней, веки поползли вверх. Ощущение было такое, точно кто-то водил паяльником по надбровным дугам. Ей-богу, орать хотелось неимоверно, да вот незадача: не мог я. У самого-самого горла миролюбиво распивал чаи ядовитый ком кровавой желчи, так что одно неверное движение могло обернуться моментальной потерей голоса.

Жуть, одним словом.

Хотя бы ноги двигались -- и за это спасибо.

-- Через сутки-другие все как рукой снимет.

Я испуганно обернулся: голос доносился откуда-то спереди и справа одновременно. Как оказалось, его обладателем был длинный-предлинный худосочный мужчина с безукоризненной лысиной на месте волос. Естественно, одежду заменяла черная риза -- все как в фильмах.

-- Не суди да не судим будешь. Знание наших истинных аватар простым узникам ни к чему.

-- А вы, собственно, кто? И где я оказался?

-- Резонные вопросы. -- Мужчина одобрительно кивнул и уселся рядом со мной на кровати. -- Их задают все. Хотя, признаться, от тебя я ожидал большего.

-- Такая же серая непосредственность, как и все. Чего от меня ожидать?

-- Не суть важно, -- отмахнулся он. -- Мое имя Саргатанас...

-- Где-то я это уже слышал.

-- Не исключено. Здесь тоже знают, что такое качественный пиар... -- Сказано было так серьезно, что голова сама собою принялась удивляться услышанному. -- Никто не любит, когда его забывают. Тем паче, если у тебя нет даже малейшей возможности этому помешать. Мой дар -- стирать память, а не переписывать ее начисто...

И только тут до меня дошло. Резво соскочив с кровати, я птицей бросился к дверям, но те оказались наглухо зарешеченными. Пришлось искать другой выход. Но кроме жалкой прицепной кушетки, плесени и монолита в углу, обнаружить не удалось ровным счетом ничего.

-- К чему метаться? Это не принесет пользы, поверь.

Саргатанас сидел практически не двигаясь. Еще бы! Куда ему, вечному, было торопиться?! Впрочем, как и мне... я ведь тоже стал в какой-то степени вечным.

-- Дошло наконец, -- он криво улыбнулся.

-- Но почему в Ад? Я, вроде, грехами не баловался и...

-- Грехами -- нет! -- резко оборвал меня старец. -- Однако бездействие и безразличие есть тоже величайшие из проступков! Легко быть праведником, вообще не выходя из дома. Сложнее -- хотя бы чуточку шевелясь... -- он выдержал некоторую паузу. -- Поверь, Александр, в этих вопросах со мной лучше не спорить... Да и кстати: ты не в Аду, а всего лишь в крепости под названием Бельс. Это на самом-самом верху нашего царства. Так что еще повезло...

-- Да уж, -- квело буркнул я, вытянулся на кровати, после чего отвернулся к самому углу.

Дружеский хлопок по плечу -- и Саргатанаса уже нет в помещении. Мне же остается только думать. Место, которое стражник ласково окрестил крепостью, не просто угнетало -- оно бесило своим мертвенно-ледяным спокойствием. Единственной ценностью здесь было одиночество: его копили, каждый день пересчитывали, взвешивали на весах, а потом продавали.

И если бы не врожденная тяга к фантазии, я бы свихнулся на втором часу. Хотя кое-что все-таки вселяло определенный оптимизм: "Как же хреново тем, которые попали в самый-самый низ. Небось, вкалывают по-черному..." -- мелькало в голове, и я невольно улыбался.

Но опять же недолго.

Из памяти никак не выветривалась та злополучная кушетка, у изголовья которой в беспорядке вились упругие черные волосы.

"Юленька, девочка, держись... Все будет хорошо... Только держись...".

У меня сердце чуть ли не рыдало. И ведь никто во всем этом долбанном Датском королевстве не мог ничего подсказать.

Вот уж верно, могилу надо обустраивать еще не родившись...

* * *

Вкалывать в Бельсе пришлось много больше, чем я мог себе представить: с утра до вечера я пахал на адской стройке буквально не опуская рукавов.

А что самое интересное, время там распределяется совершенно по-особому: работа пролетает мгновенно, а вот enjoy'а как такового не получается -- словно вековая жвачка, тянутся все эти дни/часы/минуты/секунды, стоит только завалиться на койку. Вот уж мастера придумывали, Гитлер просто отдыхает.

Хотя это резко сказано. Уж кому-кому, а незабвенному фюреру скучать в Аду не приходится. Поговаривают, будто бы за ним каждое утро приезжает машина скорой помощи, увозит в неизвестном направлении и до самого заката ему колют разнообразные препараты. И так -- все время. Так что мне еще повезло. Поначалу, конечно, от нестерпимого сукровичного аромата рвало направо и налево, но постепенно привык. Глаза перестали бояться гигантских ядовитых пауков, сновавших взад-вперед по стройке; руки больше не дрожали, когда я заваливал на плечо пудовую кирку и точно такой же фонарь... даже ноги через месяц-другой спокойно вышагивали и по змеям, и по битому стеклу, и уж тем более по человеческому праху.

Правильно говорят, привыкнуть можно ко всему.

А еще спустя полгода меня назначили главным прорабом -- работы, соответственно, поприбавилось, чему я был несказанно счастлив.

Но Юлин образ все не выходил из головы.

В Бельсе было запрещено делиться своими историями с другими, а мне все же удалось. Душа требовала огласки больше чем свободы. И при этом казалось совершенно неважно, кто выступит в роли слушателя.

Им, кстати, оказался мой первый и единственный друг во всех огненных пределах -- старикан Пахомов. Как и я, он "сидел" фактически не за что: еще во времена Союзов выкрал в соседней деревни три курицы и сварил из них котел бульона, которым после отъедался весь разоренный хутор. Великое преступление против человечества? Или просто в бюро по трудоустройству катастрофически не хватает нормальных работников?

Как бы то ни было, Пахомыч был единственным, кто согласился помочь. Остальные, ясное дело, отказались.

-- А чё бояться-то? -- лукаво шепелявил дедушка. -- Мы с мужиками и не так вкалывали -- поболе ихнего камни дробили.

К чести, слушатель из него был великолепный. Быстро докончив остатки работы, мы укрылись на берегу бурлящего Стикса и уже там продолжили наш разговор. Старик не разу меня не перебил, не кивал тупо головой, равно как не хмыкал после каждого знакомого слово. Просто сидел, любовался мерцающими апельсиновыми кругами и время от времени раскуривал старинные самокрутки.

А как только мой сентиментальный фонтанчик заглох, он незамедлительно вынес вердикт. Типичный деревенский говорок словно сам по себе выветрился из его речи:

-- Уповай только на чудо. Здесь информация ценится дороже одиночества, да и поставлять ее, в принципе, некому. Саргатанас скорее удавится, чем лишнее скажет.

-- Я заметил.

-- Вот-вот... -- он задумчиво выгнул бровь дугой. -- Был тут раньше один парнишка, Флексом величали, так тот все обо всех знал заранее. Но в последнее время я его не видел. А больше и некому, наверное, подсобить.

-- Что, совсем? -- Ну, нравится мне задавать вопросы, заведомо зная на них ответ.

-- Эх, совсем... Если отбросить такую штуку, как удовлетворение по определению.

Меня аж перекоробило:

-- Это еще что за на фиг?

-- Это не на фиг, это местный жаргон... Видишь ли, приятель, на самом деле в пределах Бельса можно осуществить все что угодно.

-- Так почему...

-- Нужно просто правильно захотеть.

-- В смысле, правильно сформулировать?

-- А кто ж его знает: сформулировать или захотеть? Никому из нас пока еще не удавалось пожелать просто и правильно одновременно...

Слышится удрученный вздох, после чего кирка с прежним остервенением впивается в гранитные монолиты.

... Я еще долго сидел на берегу гротескно-непревзойденного Стикса. Смотрел на ладью легендарного Харона, махал рукой новоприбывшим душам и делал еще много всего такого, что по госту делать не разрешается. Но это был всего только Бельс -- не дантово Малебольдже и не убийственный Нессус, где покоя нет даже во сне.

Одного жалко: ничего путного из тех посиделок выжать так и не удалось. Что имел в виду Пахомыч, говоря о правильных желаниях? А главное, почему он пропал на следующий же день?

Вновь вопросы без ответов.

А память тем временем начала мало-помалу стирать мою Юлю как ненужные сведения. В конечном счете остались одни только осколки. Причем самые мелкие и притупленные. Правильно наставлял нас киношный Мэрлин: "Запомните этот миг, друзья. Ибо проклятие человека в том, что он забывает".

Через год, обильно политый потом, кровью и безмозглыми думкам из серии "шляпа -- атрибут философа", я действительно оставил ее окончательно.

Чудовищный загробный мир поглотил меня с потрохами.

* * *

... Мы возвращались "домой" после трех с половиной месяцев работы на проклятых рудниках где-то на окраине Диса -- небольшой деревушки, в которой мотали срок всякие там возбудители народных масс.

Возвращались, откровенно радуясь этому. К местам, где тебя посекундно домогаются прокаженные женщины, а маленькие детишки с зачумленными глазами приглашают на прогулки, вряд ли вообще можно привыкнуть. От таких бегут при первой же возможности, что мы, собственно, и сделали.

Тем паче, по прибытию обратно Саргатанас обещал нам устроить какой-то "милый, ненавязчивый сюрпризик" -- всяко разнообразие.

-- Как думаешь, что он задумал? -- поинтересовался у меня, как старшего, один из пацанов.

Я лишь отрешенно наморщил лоб: ожидать можно было чего угодно.

-- А мне бы вот хотелось на родителей своих посмотреть еще раз, на сестренку...

-- Понимаю. А почему расстался с ними?

-- Все хотел быть самостоятельным, понимаешь?

Еще как! Кто из нас не кидался во всех подряд табакеркой и не грозился пойти работать, не имея при себе даже трудовой книжки.

-- Ну так вот. Отец у меня военный, так что приучил держать свое слово до конца. Раз заикнулся об уходе -- валяй. Ну я и вальнул, -- парнишка виновато потупил голову. -- Устроился в одну газету журналистом, ибо словом владел бесподобно. Учебу в универе, кстати, тоже не забросил... Да только, знаешь, пристрастились мы с друзьями к бильярду... и стали все ночи напролет в нем просиживать. Если не работа и не учеба, то непременно бильярд -- девчонки -- трава... А через год меня просто не стало. Сначала чисто как человека, а потом и в прямом смысле.

-- Что с родственниками?

-- С родственниками-то? Я их так больше и не видел, как мы разругались... Вот же ж придурок.

-- Ладно, не горюй, какие наши годы, -- я по-отечески обнял паренька и принялся рассказывать уже о своих юношеских неудачах -- всяко полегче засыпать будет.

А еще через пару часов мы наконец-то пересекли гигантское лавовое поле и вышли к окрестностям полустровка, на котором стояла практически родная крепость. Желание было одно: побыстрее завалиться в кровать.

За те три с лишним месяца, что руки мутузили по вековым камням Диса, никто так ни разу и глаз не сомкнул. Ад хоть и Ад, да только и здесь существуют свои правила. Хотя, кто знает, быть может все это придумал я сам? Быть может, каждый из людей, попадающих сюда, создает свою собственную реальность, свой мир пыток и каторги? А все мои знакомые: Саргатанас, Пахомыч, этот паренек-планокур -- всего лишь отзвуки сознания, при жизни просто-напросто отдыхавшие?

Ведь в раю все именно так: если ты мусульманин, то ожидай идеального цветника с гуриями и обилием песен; будь ты славянским язычником, впереди тебя непременно замаячит вирий... и так далее. Каждому -- свое. Может же хотя бы тут, в загробных мирах, существовать какая-то справедливость?!

-- Увы, не может.

-- Откуда вам знать, досточтимый? -- не оборачиваясь, буркнул я, и очередной камень с черствым свистом полетел в пасть Стикса.

-- Досточтимый? Это ты явно погорячился. Меня никто никогда не чтил, разве что безголовые фанатики, с которыми даже я предпочитаю не общаться. -- Мужчина выждал некоторую паузу, а потом приземлился около меня.

Пару раз мне с ним уже довелось пересекаться. Обычно он просиживал дни напролет в библиотеке на первом этаже Бельса, иногда, подобно мне, приходил пообщаться с адской речкой... а больше... Больше его землистого лица и угрожающе-черных волос я не видел нигде.

Или не хотел видеть?!

-- Скорее, не мог.

-- Вы читаете мои мысли?

Мужчина совсем безобидно повел уголками губ:

-- Мне их не надо читать -- я их слышу.

-- Это как?

-- Да очень просто. Прожившие здесь больше самой вечности обладают целым ворохом самых разных способностей. Умение слышать мысли -- одна из самых банальных, -- он еще раз улыбнулся, а потом аккуратно вывел на песке слово "вечность".

Как два идиота, мы смотрели на него минуты две-три, после чего мой собеседник резко взметнул руку вверх, и идеальные готические буквы зашлись ровным-преровным синим пламенем.

В сочетании с желтизной песка это выглядело прямо-таки невероятно: голубые всполохи чередовались с золотистыми, а между ними изредка вставали багряно-алые... чудеса из чудес...

-- Не совсем. Чудо -- это то, что невозможно разрушить.

-- А разве вечность разрушима?

-- Не столько разрушима, сколько очень быстро проходит... Да ты не удивляйся, скоро в этом убедишься. -- Еще один коварный взгляд. -- Что же касается реальности -- о том лучше вообще не думать.

-- Опасно?

-- А то! Все равно что с динамитом в городки играть.

-- Ну-ну... -- Я медленно встал и побрел вдоль берега по направлению к городской черте. Странный гость последовал за мной.

-- Ты хороший человек, Александр, и, сказать по чести, не твое то дело штаны здесь протирать.

-- Саргатанас говорил по-другому.

-- Ты ему не верь, не то он животное. Сюда же, если быть честным до конца, ты попал по просьбе самого... -- палец мужчины проткнул разряженный воздух. -- Что поделаешь, он имеет на это право. По договоренности.

-- По договоренности с кем?

-- Да с тем самым, белобородым.

-- А зачем им это?

-- За тем же, зачем один убойный отдел перетягивает мента у другого.

Добавить было нечего. Кинув дежурное "ОК", я быстрым шагом засеменил по направлению к башне. Но едва только добрался до нее, перед глазами вновь вспыхнули черные лоснящиеся волосы и лицо, сплошь изъеденное теми самыми язвами вечности.

-- Забыл представиться, -- с небывалым официозом выкинул мужчина. -- Меня зовут Абигор. Здесь я числюсь главным судьей.

-- А мне то что с того?

-- Вторая моя обязанность -- осуществлять приговоры и дарить здешним то, что они заслужили.

-- Так вы от Саргатанаса?! По поводу сюрприза?

Мужчина деланно кивнул, а меня вдруг почему-то пробило на дикий хохот -- столь заразительный, что даже зануда Абигор соизволил улыбнуться.

Эх, первый смешок за два года сверхсерьезной жизни.

-- Ну ладно, давайте вашу ручку, носки, галстуки и я пойду мыться, а то уже за версту разит.

-- Еще успеете. Если вам нужно новое белье, обратитесь к смотрителю крепости -- мы, демоны, на такую мелочь не размениваемся.

-- Тогда что у вас?

Он на мгновение засомневался. Потом с торжествующим воплем произнес:

-- Звезды любишь?

Я согласно кивнул.

-- Тогда поступим так... -- Абигор вдруг закрутился вокруг своей оси, причем с каждым новым оборотом скорость все нарастала и нарастала. Через минуту я уже был не в состоянии отличить, где у него руки, а где -- голова. Когда же из вполне осязаемого существа он вдруг превратился в один сплошной поток ветра, мне показалось, что я больше не ощущаю земли под ногами. Мои глаза плясали вместе с демоном, и, самое интересное, я просто не мог оторваться!

По счастью, вскоре он прекратил, сказав:

-- Ну вот и все, в твоем распоряжении -- два дня, -- после чего шагнул в прореху позади себя и растворился.

Я же остался один на один с собой.

А вокруг тем временем разворачивалась сама Вселенная! Абигор не просто дал мне шанс полюбоваться на звезды -- он столкнул меня с ними лицом к лицу! Дымясь и истошно повизгивая, они двигались вокруг меня, ретиво танцевали друг с другом, иные даже пытались схлестнуться в поцелуе. Яркость была такая, что жителям злополучной Хиросимы и не снилось: все вокруг буквально блестело, мерцало, искрилось, иные тела бликовали миллионами цветов одновременно, создавая шлейфы в десятки раз красивее радужных.

И все это -- на бесподобном черном флере, по которому я шагал, не проваливаясь, и до которого касался своими собственными руками.

Было безумно интересно -- я ж в детстве три года посвятил изучению астрономии. А теперь вот мог подтвердить горячие юношеские теории на практике.

И кто бы мог подумать, что все это... все эти чудеса случатся со мной уже тогда, когда, по сути, никому ничего не нужно. Что я познаю жизнь только после стопроцентной смерти.

Вот уж правда, насколько парадоксально наше существование.

Живешь и питаешь себя постоянными иллюзиями, которые, по закону наркотика, только притупляют боль, но ни в коем случае ее не заглушают. А стоит только умереть, как все тотчас встает на своим места.

Вот почему я вместо того, чтобы упиваться могучей космической жизнью, предавался мизерной философии бытия?

Наверное, прав был кто-то из древних, говоря о том, что человека губит лужа -- не океан...

Униженный и оскорбленный, я сел напротив одного из самых крупных созвездий и закурил. До сих пор удивляюсь, почему выбор пал именно на нее, Кассиопею. Вроде бы, ничем особым это скопление не отличалось, в природе есть гораздо более яркие и сногсшибательные. Ан нет, типа, не по твоему то рангу.

Что ж, раз так... Я принялся вспоминать о нем все, что только помнил. Но, к великому моему стыду, на сей предмет голова оказалась еще пустее, чем препарированный впопыхах череп. Хотя один эпизод все-таки вертелся в памяти. Детали, видимо, стерлись уже давно, но суть -- она была мне так дорога, что прошла со мною даже сквозь смерть и огонь адских концлагерей.

Да, точно.

Тогда на улице шел проливной дождь, а на ногах были дырявые штиблеты...

* * *

Такси, как назло, не останавливались, маршруток тоже не наблюдалось, так что до дому пришлось добираться пешком. Все бы ничего, если бы только на улице не шел проливной дождь, а на ногах не было дырявых штиблет. Я далеко не трус и терпеть неудобства умею получше всякого киллера, но, когда твои ноги по колено в воде и ты только-только выписался с больничного, рисковать особо не хочется. Поэтому, пробежав где-то половину дороги, остальную я отложил на потом. В качестве замены выбрал небольшую, но крайне доброжелательную кофейню за углом -- единственную, кстати, во всем городе, где подавали мой любимый "кофе по-венски".

В такой не то что дождь -- третью мировую переждать запросто можно.

Одно было плохо: мест свободных попросту не оказалось. Не я один оказался таким догадливым малым.

С минуту постояв у порога и окончательно осознав, что я -- законченный неудачник, принялся собираться... как вдруг словно из ниоткуда возникла она, живое воплощение моих юношеских мечт: красота напополам с естественностью и изюминкой в виде изящности.

Не говоря ни слова, она взяла меня за руку и усадила за свой столик, на котором премило соседствовала еще не начатая кружечка двойного эспрессо и русско-итальянский разговорник.

-- Располагайтесь. А то куда ж вы по такой погоде. Пять минут до болезни... -- ее чуть хрипловатый меццо-сопрано стал последним гвоздем, вбитым в мое сердце. У меня просто не было слов. И нечего меня корить в любви к банальщине!..

-- Заказывать что-нибудь будете?

-- "По-венски" и мороженное "Камелия", -- автоматом выпалил я, не отрываясь глаз от девушки.

Она все что-то читала, повторяла, пересказывала, пару раз даже интересовалась у меня по поводу своего произношения, а потом... когда дождь закончился... мило попрощалась и ушла.

А у меня все не выходила из головы фотография ее левой руки, на которой самым причудливым образом располагались семь еле заметных родинок... располагались, в точности копируя бледно-золотистые звезды Кассиопеи...

* * *

-- Александр, твое время вышло, уж прости...

На этот раз Абигор действительно сочувствовал мне. Возможно, все демоны -- потенциальные сволочи, но то что в каждом из них есть место добру, ручаюсь.

Хотя мне то до этого какое дело?

При всем своем могуществе ни один из них не мог реально помочь. Вновь волной разрушения и смерти на меня нахлынули эти чертовы воспоминания и вновь я начал ломать себя лишь ради того, чтобы придумать выход.

А толку-то?

Пахомыч был абсолютно прав: еще никому не удавалось, и вряд ли кому-нибудь вообще удастся.

Потому что не из всех правил существуют исключения. Правило о правилах без исключений тоже имеет свои оговорки, хотя...

-- Эй, Саргатанас, Абигор, призываю! Явитесь! Свистать всех наверх! Полундра!!!

-- Ты чего разорался?!

-- Саргатанас, ты?

-- Ну я.

-- Вот скажи мне, сколько в Аду кругов?

-- Тебе зачем?

-- Мне это очень надо. -- И я не лгал, иначе мой бессмертный друг тут же послал бы меня по всем известным направлениям.

-- Всего в Аду девять кругов, об этом даже Данте писал, -- начал он рассудительно, постепенно увлекая меня вглубь Бельса. -- Мы сейчас находимся на первом из них, на втором ты тоже побывал. Соответственно, есть еще семь тебе пока не известных.

-- А они как-нибудь соединяются друг с другом?

-- Странный вопрос. Мне не нравится.

-- И все-таки?

Мой спутник на мгновение остановился и отпустил в мою сторону такой взгляд, что впору было тушить одежду. Конечно, этот старый демон понимал: неспроста я интересуюсь такими, мягко говоря, нетипичными вещами. Но, вопреки тому, докопаться до сути было даже не в его силах -- думать я вообще не думал, а смотреть сквозь душу вряд ли удосужится и сам Люцифер.

-- Так что скажешь?

-- Есть ли какая-то образующая ось?

-- Именно.

-- Ну... тут не все так просто, -- он явно не хотел говорить лишнего, поэтому тщательнейшим образом выбирал каждое слово. -- Как таковой оси нет -- есть лишь бездна... та самая... сквозь которую можно увидеть любой из кругов Ада. Вернее, это даже не бездна, а... скорее... море, только с бесцветной водой... и настолько чистое, что сквозь него видны самые незначительные детали.

-- Исчерпывающе. А ты можешь провести меня туда?

-- Только не сейчас -- как-нибудь потом.

-- Заметано! -- возбужденно выкрикнул я и помчался вверх по бесконечным башенным ступеням.

-- Я тебе сообщу... -- кинул мне вдогонку Саргатанас, вслед за чем принялся делать тоже самое, только в обратном направлении.

* * *

-- Эй, Александр, куда почапал?..

Я поспешил остановиться. В двух шагах от меня зияла пасть гигантского обрыва. Еще одно движение -- и моя истерзанная тушка валялась бы где-то посреди камней. Хотя, какие ж здесь камни?

Внизу, в сотнях километров от нас, разверзлось гигантское бледно-голубое полотно. Оно трепыхалось, извивалось изо всех сил. Настоящие рокоты прогуливались по его поверхности, создавая иллюзию океана.

Холст занимал все пространство внизу, так что нельзя было отметить, где у него начало, а где конец. И есть ли они вообще.

Саргатанас явно погорячился, окрестив "это" морем. Зато в одном он меня действительно не обманул: сквозь глянцевые воды псевдо-бездны просматривались абсолютно все миры Ада со всеми их прибамбасами и новоротами, включая огненные реки, озера, островерхие шпили демонических дворцов и точно такие же остроги, где ежесекундно проливалась чья-то невинная кровь.

Даже Стикс -- и тот оставил свой след внутри этой авангардной картинки.

-- Эх, красота...

-- Еще бы! Правда, Люцифер планирует убрать это все к чертовой бабушке и построить здесь что-то вроде гетто отверженных.

-- На фиг?

Саргатанас неуверенно пожал плечами, потом поманил меня обратно, в сторону шахт с рудниками.

Но я не двигался.

Вместо этого вспоминал слова одной старой-престарой рекламы тренажеров. Долго тогда удивлялся, причем здесь эти пудовые качалки... но слова были действительно потрясающими: "У вас есть мечта? Не просто мысли о том, чего хотелось бы или хочется... а настоящая, всепоглощающая мечта, которая опаляет сердце неистовым пламенем и скрадывает мускулы ледяными цепями? Которая сотрясает тело и заставляет ум мелко подрагивать. Та, ради которой вы готовы бросится с разверстого обрыва прямо в чернеющую бездну или встать у гребня волны и, широко расставив руки в стороны, прокричать: "Я добьюсь своего!!!"

Можете ли вы, сидя за партой или в пыльном офисе, стоя у лотка с овощами или мчась по шоссе на встречу, плюнуть на все, развернуться и сделать новый шаг в сторону мечты.

Способно ли ваше сердце искривить пространство, остановить время, повернуть вспять историю во имя исполнения той единственной... А как насчет того, чтобы подписать договор с Астаротом, лишь бы только приблизиться к желаемому на миллиметр... "

-- Способно...

-- Что?

-- Способно!..

-- Не понял...

-- СПОСОБНО!!!

И я сделал шаг вперед.

Демон пытался помешать, но опоздал.

Нельзя остановить того, кто сам не хочет останавливаться.

Нельзя получать, ничего не отдавая взамен.

Вот оно -- то самое, единственно правильное желание.

* * *

Изящно перебирая статными ножками, по тротуару вышагивала молодая и крайне привлекательная девушка.

И хотя на улице стоял невыносимый мороз, все кутались в свои жалкие курточки-поддергайки, она чувствовала себя более чем комфортно. Как говорится, шла, никуда не торопясь. Просто наслаждалась этой чудной предзимней порой, когда воздух все еще остается чистым, а улицы ухоженными.

Она любила порядок, во всем и всегда. А больше всего ненавидела хамов -- не боялась, именно что ненавидела. Поэтому не остановилась даже тогда, когда перед ней словно из-под земли возникли три здоровенных бугая в банальных кожанках.

-- Дарова, барыня. Как делишки? -- сопливо прорычал один из них.

-- Спасибо, нормально, -- парировала леди и зашагала дальше.

Детина попытался преградить ей дорогу, но запнулся о какую-то корягу, пребольно шмякнувшись при этом о землю.

-- У, стерва! -- зло прошипел другой.

-- Скажи спасибо своему ангелу-хранителю! -- выплюнул третий вместе с каменной жвачкой.

* * *

-- Александр!

-- А?!

-- Кончай в небо пялиться, работать пора! Скоро инспекция придет!

-- Да иду я, иду...

-- В конце-то концов, это не Бельс, здесь особо не погуляешь.

-- Зато природа неплохая, -- улыбнулся я и сиганул в Стикс.

По правде сказать, собирать камни со дна огненной реки мне нравилось много больше, чем их долбить. И чего только Пахомыч разворчался?..

17 -- 19 february, 2006