В типичной, как для частного врачебного кабинета, приемной неустановленного доктора сторонний наблюдатель мог бы увидеть удивительную аномалию: разложенные на столах журналы тут и там потоками воздуха поднимались над стеклянной поверхностью, зависали в воздухе, пока страницы сдувало в разные стороны другими потоками. Подобное наблюдатель еще стерпел бы, объяснив все сложной розой ветров из офисных сквозняков, но некоторе стулья шаркали передвигаясь по полу, а особо нахальные приподнимали передние ножки раскачиваясь на задних. Таким же непостижимым образом стакан пролетал по сложной траектории от кулера с водой до стола, где опустошался мерными и ритмичными переворачиваниями в никуда.
Инфракрасная съемка показала истинных субъектов этих передвижений. Это, кажется, какие-то сущности, невидимые человеческому глазу, и, вероятно, правильнее всего назвать их бестелесными призраками. Но представить себе их тела до зигзага смерти будет очень трудно: при взгляде на каждого из присутствующих по отдельности на ум приходят картины Пикассо: на них испанский мэтр расчленял и собирал заново (уже в другой конфигурации) части человеческих тел, скрещивая их с посторонними предметами. Даже долго и пристально разглядывая такие картины можно получать эстетическое удовольствие, однако разделить ингредиенты такого фарша без ключа сложно. Но подсказки повсюду. Например, табличка на двери в кабинет гласила:
"Доктор Лучасик и его Удивительный Световой Карандаш."
Под крупным шрифтом был мелкий:
"Вы задержались на вокзале смерти
и по фото в билете кондуктор не может вас узнать?
Вам поможет наш метод
световой пластической хирургии."
Теперь разгадать загадку посетителей становится проще. По всем признакам эти несчастные пережили смерть, которая исказила их внешний вид до неузнаваемости и перевозчик душ Харон отказывается принять на свой поезд безобразных мутантов по заказанным у мировых религий билетам.
Вот двое, словно залитые загустевшим медом мухи, - это геологи, застигнутые врасплох извержением проснувшегося вулкана. Строитель, расплющенный бетонной плитой из-за ошибки крановщика. Целая группка лаборантов, которые в поисках новых химических соединений стали жертвами взрыва. И другие люди, нашедшие свой конец при трагически-случайных обстоятельствах.
За матовым стеклом двери показался силуэт, стремительно разросся приближаясь, повернул ручку и вошел внутрь. Коренастый, широкоплечий доктор в помятом холщовом пальто осмотрел посетителей через свои очки с неестественно толстой роговой оправой - стекла очков были странно подсвечены малиновым светом, источник которого находился в оправе.
"Вот вы, - доктор обратился к вмятому в большой кусок бетона существу, чей черный пиджак с пингвиньим хвостом и длинные скомканные волосы выдавали в нем дирижера или, может, пианиста, - проходите за мной." И он двинулся к двери, на которой висела табличка с его именем, отпер и пропустил вперед неестественно шагающего пациента.
Это "внутри", как оказалось, - маленькая коморка, напоминающая темный чулан без освещения. Пациент оглядывался вокруг и доктор оглядывался тоже, желая показать, что они заодно в этом темном закутке. Особо ничего разглядеть было нельзя - единственным освещением служила подсветка очков доктора, однако ее свет плохо рассеивался и ничего толком разглядеть было нельзя. Какие-то старые газеты и выцветшие фотографии, наклеенные на стену вместо обоев, тумба, табурет и что-то было прибито к стене чуть повыше голов обоих.
"Скажите, как именно работает этот ваш метод?, - заговорил шипящим присвистом музыкант, - Это достижения новейшей физики? Что-то вроде суперструн...или квантовой запутанности..."
Доктор поправил пальцем очки на носу и резонно заметил: "Не имею ни малейшего понятия о физической природе этого процесса. И никакой теоретик вам не поможет. Видите-ли, когда надо завязать узлом хобот слона, зовут не зоолога или микробиолога, а моряка или, на худой конец, скаута. Но, между прочим, мне доводилось слышать от одного специалиста подходящее сравнение, - продолжил Лучасик помолчав, - могу поделиться, если вам интересно."
Забетонированный музыкант согласно покачал головой, насколько мог. И доктор, посмотрев с минуту задумчиво чуть поверх своего пациента, начал рассказ.
- Удобнее всего будет объяснить весь процесс на примере полезных ископаемых. Углерод, как вы, возможно, знаете, - основа органической жизни и он же идеально объясняет цикл нашего существования. Некоторое время назад из недр утробы вашей матери извлекли груду древесного угля, которую назвали вашим именем. В насыщенной кислородом событий среде эта масса начала медленно окисляться; параллельно происходило два процесса: во-первых, за счет уменьшения плотности вы стали увеличиваться в объеме, как вынутый из маленького мешка туристический спальник, а во-вторых, начиная с какого-то момента внутри вас выкристаллизовывается графитовый стержень, который еще называют характером... И хотя особо дотошные из людей предпочитают называть его стержнем, большинство ведет разговор именно о характере, его изменении или неизменности, прочности или мягкости.
Предупреждая возможные вопросы доктор тут-же добавил: "Разумеется, все это не более чем метафора, которая, сравнивает человека с - он хихикнул, - химическим элементом, который так любит перетекать из одной формы в другую."
"А этот поезд, на который нас не пускают, - это тоже "перетекание"?" - спросил музыкант.
"Я не знаю. Я на нем не ездил, кажется. Во всяком случае, я об этом не помню. - ответил доктор и продолжил , - Что бы не думали другие об этом стержне, он, то есть личность, - это набор рефлексов, который можно было бы описать реальным грифелем на бумаге в виде блок-схемы. А вот что описанию поддается гораздо хуже - это алмаз, который получается из стержня под давлением всей совокупности жизненных обстоятельств. Ни алмаза, ни грифеля, конечно, грудам угля не дано увидеть, но алмаз, все-же, более невидим, потому, что он прозрачный, и все, что видит один человек, - это лишь свет жизни, преломленный через алмаз другого человека..."
- Это душа? Я и есть такой алмаз?
Доктор посмотрел на подопечного с какой-то снисходительной укоризной, с какой смотрит зубной врач на ребенка, только что с жаром доказывавшего, будто больной зуб больше не болит и вообще его сюда привели по ошибке.
- Не совсем. Это, скорее, мысль человека о душе, как о чем-то бесценном. Но мысль эта одного свойства со всем остальным материальным миром. А душа по определению не может быть похожей не на древесный уголь физического тела, ни на блок-схему внутреннего графитового стержня.
Доктор Лучасик расслабившись оперся спиной на стенку позади себя и массируя рукой заросшую щетиной челюсть посмотрел опять чуть выше музыканта. Из-за светящихся стекол именно направление взгляда красноречивее всего говорило о его внутреннем состоянии, - приближении к высшим материям, недоступным взору ни одного из присутствующих. Он как бы смирялся с тем фактом, что любые сказанные слова о душе будут подобны плевкам в лицо собеседнику с целью объяснить, что такое океан.
- Душой правильно было бы назвать огранку этого алмаза. А еще точнее, -неповторимый узор света, который получается от попадания на алмаз луча.
Помолчав долю секунды он заговорил невеселым голосом: "Весь описанный мной процесс - это такой аттракцион превращения биомассы в световую линзу разгоняемый временем, как карусель. А вы вылетели с этой карусели на ходу прямо на глазах у ошарашенных мамаш и их маленьких детей. Во всей этой картине завидовать некому. Вы - изувечены, а они напуганы."
На целую минуту тягостная чернота между собеседниками парализовала обоих. Она поглощала весь могущий появится оптимизм и оглушала безысходностью.
"А исправить это можно, если вы будете в точности выполнять мои инструкции" - прервал доктор молчание.
Став ровно он крепко взял пациента за плечи и продолжил более мягким, гипнотическим голосом: "Закройте глаза и перестаньте видеть что-то даже мысленным взором. Сделайте это. Я подожду. - и через 5 секунд он продолжил, - Вспомните ощущения, которое вы испытывали в далеком детстве, когда просыпались летним утром и у вас не было планов. Вы не помнили дня недели или даты, ни даже кто вы есть такой; вы смаковали эти необъятные возможности. Можно было заняться чем угодно: покататься на качелях, побегать у речки и залезть на плодовое дерево или сосну.... в лесу можно найти деревянную палку, насобирать полные карманы яблок или груш и пойти очень далеко, ведь впереди весь день - он бесконечен в это мгновение, никто не будет звать домой или искать вас."
Выждав еще немного доктор продолжил: "А теперь вы едете в пионерский лагерь: поезд тронулся и перрон с родителями остался позади, а вы смотрите в окно и мимо пролетают поля с коровами и деревьями. Где-то, на другом конце этой дороги, железнодорожники продолжают укладывать полотно и завтра утром вы продолжите ехать по свежему участку, а за новый день уложат еще один и так - до бесконечности."
И опять доктор помолчал, но во время этого молчания, судя по звукам, он взял что-то со стоящей рядом тумбы. И его тихий, вязкий голос продолжал: "Вы на берегу с удочкой, завороженно смотрите, как восход солнца отражается в мириадах впадин на водной глади, мыслей нет никаких, просто вакуум в голове..."
Послышался скребущий звук закрывающейся металлической защелки. И вместе с этим звуком пропало чувство теплоты на лице, которое до того незаметно появилось вместе с воспоминаниями. Музыкант открыл глаза.
Доктор стоял перед ним с каким-то цилиндрическим предметом, похожим шестигранный детский калейдоскоп, один конец которого был заострен на манер заточенного карандаша. Заостренная часть была крышкой на петле с защелкой, как у армейского котелка, а на самом остром кончике был надет пластиковый колпачок, от которого свисал шнурок, как на рукояти детского велосипеда. По виду предмет должен был быть капсулой для хранения чего-то редкого и важного.
"Что это было за тепло на моем лице? - спросил музыкант, - Вы ведь именно это закрыли в своем термосе?"
"Это - световой луч, который появился над тобой, когда ты вспоминал то состояние беспричинной радости, которое у всех нас иногда бывает. И да, я закрыл его в оптическом резонаторе Удивительного Светового Карандаша. - доктор пальцами отметил симметричный кусок шестигранника до заострения, - отражаясь от зеркал которые установлены внутри, на торцах цилиндра, он находится в стабильном состоянии."
- Что это за свет и почему...почему он появляется, когда я в таком состоянии?
- Этот свет из глубокой древности. Он попал в Ничто вместе с Большим Взрывом и теперь его отголоски люди называют реликтовым излучением. Так мне объясняли.
Призрак выглядел озадаченным и не мог сформулировать вопрос, а доктор, который был подготовлен к своей роли лучше, чем опытный десантник - к прыжку, продолжил без запинки: "Знать больше не рекомендуется по двум причинам. Во-первых, это не столько знание, сколько интуитивное понимание, которое можно только опробовать на деле, а во-вторых - и это гораздо важнее - догадываясь о природе вещей вам будет гораздо сложнее закончить процедуру. Так уж все устроено."
Музыкант понимающе кивнул и доктор взялся за последние приготовления: сперва он снял с крючка на стене незамеченный ранее мешковатый комок, который свисал с потолка на веревках, как рюкзак на стропах парашюта. Затем он размотал его и положил в получившийся тканевый гамак Лучевой Карандаш, направил его острие на противоположную от входной двери стенку и протянул шнурок от колпачка на острие до прибитой гвоздями к стенке щеколды.
Перепроверив всю конструкцию, он спустился и отодвинув табуретку вновь заговорил:
- Сейчас я выйду за дверь и вы продолжите сами: станете лицом к стене так, чтобы острие Карандаша было у вас за спиной, и подумаете о месте, в котором хотели оказаться сильнее всего, когда были живы. Не важно реально ли это место, кем-то выдумано или просто приснилось вам однажды. Это может быть даже адрес с пачки печенья, подробности сами дополнят друг-друга. Вы понимаете?
Призрак снова кивнул.
Доктор продолжил: "В острие Удивительного Карандаша установлена собирающая линза, а в промежуточном зеркале есть маленькое отверстие, которое луч до поры игнорирует, чтобы не попасть в глухую черноту и не исчезнуть. Когда вы хорошенько представите себе свое место, дернете этот шнурок вниз и луч пройдет через вас, что должно вернет вам вашу оригинальную огранку и избавит от примесей."
Пристально поглядев в глаза музыканту доктор ободряюще похлопал его по спине и вышел в приемную закрыв за собой дверь...
Франц опомнился лежа на деревянном крыльце трактира. С усилием привстав он поморгал глазами и попробовал рукой шишку на лбу: после того как город погрузился в предвечерние сумерки он не сумел разобрать высокий порог на входе и, споткнувшись, окунулся в пьяный обморок от удара головой. Какое-то время он силился вспомнить, что такое странное ему снилось. Ничего толком не вспомнив он отряхнулся как следует от опилок и пыли, взял свой футляр со скрипкой и спустился на площадь подивившись только, как красиво окрашенное сквозь тучи солнце залило мощенную площадь багровой краской. Тем же, видимо, восторгался и толстый бюргер, стоявший чуть поодаль с деревянной кружкой: господин этот, стоя спиной к Францу, смотрел на единственный маленький просвет в темной ноябрьской массе туч, в ожидании, когда солнце появится там.
Утомленный однако выездным концертом и двумя бокалами светлого он глянул на часы и пошел в сторону арки - вокзал был за углом, в конце проспекта. Вприпрыжку он добежал до перрона и найдя, положив футляр на вокзальную лавочку, он нащупал в одном из карманов и достал билет. Кусок бумаги был втрое больше обычного билета и содержание его мало напоминало билет на пассажирский поезд: вначале действительно были обозначены компания-владелец железной дороги и компания-перевозчик, но дальнейшее скорее напоминало транспортную накладную. Тут были написаны фракция, марка и общий вес, а затем теплота сгорания и содержание химических элементов в небольшой прямоугольной табличке. Смешно было, что в углу было его фото, причем не для официального документа, а с концерта, там где он счастливый стоит на сцене со скрипкой.
Было что-то еще, но чтение прервал протяжный гудок локомотива, раздавшийся в двух шагах. Франц подняв глаза увидел тормозящий состав из локомотива и странного вида вагонов без дверей или окон, по виду напоминавших грузовые. Он наморщил лоб и дождавшись полной остановки направился к машинисту.
"Извините, но ведь это билет на ваш поезд" - спросил он подойдя к машинисту.
Машинист был одет очень необычно: в ослепительно белом халате, какой-то шапочке без козырька, закрывавшей весь лоб, и зеленой маске, закрывавшей весь низ лица. Он взял бумажки и принялся внимательно ее читать.
"Вы Франц?" - спросил он перекрикивая шумную машину.
"Да, я" - отвечал Франц.
"Ну тогда, я вас поздравляю." - тут машинист совершенно неожиданно шлепнул Франца по ягодице и тот еще более неожиданно закричал пронзительным детским криком....
"У вас замечательный мальчик. А как бойко кричит. - пошутил Акушер поправив марлевую маску, - сестра, запишите рост, вес и время рождения."