Ув Александерас : другие произведения.

Чрезвычайное и полномочное

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ.

  - Режим «Солнечные очки» - выкл, - сказал Барис Фарух, снял надетые незадолго до этого очки и откинулся на спинку пилотского кресла. От движения его массивного тела кресло ощутимо подалось назад.
  - Чек, - отозвался Габриэль, пытаясь сохранять серьезность. – Подтверждено.
  — Стояночный тормоз, - невозмутимо продолжил Барис Фарух.
  - Стояночный тормоз - чек, - сообщил первому пилоту Габриэль.
  Он со своего места восторженно следил, как на главной полосе готовится к взлету длинное серебристое тело стратосферника с красной эмблемой «Туркиш скай аэрлайн». Взлет их борта и задержали из-за него.
  Барис Фарух интереса к межконтинентальному лайнеру не выказывал. В отличии от Габриэля его мечтой оставался небольшой бизнес-джет, выполняющий хоть и частые, но нерегулярные рейсы. Ты не представляешь всей выгоды бизнес-джета, говорил Барис Габриэлю. Пару лет назад Барис летал на одном таком, арендованном иназумской компанией «Кавасаки-моторс». И это время Барис считал образцом идеальной работы, той, которая не приедается, дсставляет невероятное удовольствие – а ведь работа должна приносить удовольствие, не так ли? - и при этом остается еще и ощутимо прибыльна. Мы прилетали, рассказывал Барис, скажем, в Брюссель на пару дней. Но уже через день могли рвануть куда-нибудь в Гуайякиль, там задержаться на месяц, после чего начиналась гонка: Клермон — Салоники — Бангалор - Эдо. Затем перерыв, во время которого ты волен делать, что хочешь: оставаться на месте или махнуть домой в Стамбул. Пассажирами летали, как правило, несколько человек, спокойные обстоятельные люди, при этом дружелюбные и демократические. Барис Фарух особо поминал одного из них, с загадочной должностью «Директор-инспектор» и фамилией Шимода.
  Барис Фарух был словоохотлив и откровенен во время многочасовых монотонных перелетов. А Габриэль - Габриэль слушал с веселым любопытством.
  Борис источал жизнелюбие, опыт и самоуверенность. Она сопровождала его длинные монологи, ибо кому еще, как не ему, Барису Фаруху, образованному, опытному, умному учить уму-разуму молоденького второго пилота. Такого юного и чересчур восторженного. Да, подтрунивание тоже входит в программу. Потому что так принято.
  И потому Барис спрашивал беззлобно и добродушно: «Как, неужто Лиссабон меньше Стамбула? Неужели лиссабонские холмы выше стамбульских? Да не может такого быть, чтобы мост Васко да Гама длиннее Третьего Босфорского!»
  Единственно, в чем Барис признавал первенство Лиссабона — в двух вещах. Паштел де ната, кремовых пирожных, и пастейш де бакайяо - обжаренных в масле крокетов из картофеля и трески. Лицо Бариса при упоминании их расплывалось от удовольствия и становилось мягким и даже растроганным.
  И, конечно же, Барис не мог обойти внешность Габриэля: двадцать восемь? Вот ему? Этому мальчишке?? И потому к списку про Лиссабон, мосты Лиссабона и его узорные плитки на улицах добавлялось: «Ты точно раньше не был девушкой? Ты слишком нежно выглядишь. Признайся, и пол не менял?».
  
  Габриэль не удивлялся. И не смущался.
  Он всегда был таким: смазливый темноволосый мальчик с чертиками в глазах и смуглой бурлящей кровью, в которой смешались времена и континенты. Нежно белые, крупинка к крупинке, пляжи Рио, на которых можно все: любить, мечтать, завидовать, буйствовать, нарушать табу и законы. Обвораживающий сладко-ядовитый густой сумрак Амазонки. Буйные, неутомимые штормовые ветра Атлантики, бьющие о гордую грудь португальских берегов. И страстная загадочная португальская тоска саудаде, когда не знаешь, страдаешь ты от любви или оттого, что не любил. Страдаешь или наслаждаешься.
  Его всегда окружало внимание. Взрослых, знакомых и чужих, и конечно же, девчонок — соседских и из школы. А заодно и мальчиков. И те поцелуи, которые случались время от времени не с кем нибудь, а мальчишками, непонятные, дружеские, взрывные: вот что это такое сейчас было, а?! - поцелуи, от которых становилось стыдно и жарко, считались Габриэлем хоть и необъяснимым, но обязательным атрибутом его привлекательной внешности. Нечто вроде нелепого обязательства в довесок к богатому наследству: по отдельности никак, только вместе. Отоши - именно этот термин Габриэль услышал от Бариса, который нахватался всякого, летая в компании директоров «Кавасаки-Моторс».
  
  Узкое длинное тело стратосферного лайнера метрах в ста от них мигнуло огнями. Подготовительные операции завершились, сейчас начнется взлет.
  Габриэль привстал со своего кресла и заглянул на сторону первого пилота, чтобы оценить очередь за ними. Собралось уже не менее четырех бортов. Выстроившиеся в очередь аккуратные упитанные аэробусы разных расцветок, с задранными вверх винглетами и круглыми бочонками двигателей.
  Барис терпеливо ждал, вальяжно раскинувшись в кресле.
  
  Барис тоже был неравнодушен к Габриэлю, но его интерес основывался на расчете. Несмотря на видимое отсутствие того, что считается мужественностью, то есть, бицепсов, заменяющих ум, и демонстративной безэмоциональнсти, которая на самом деле служит только признаком душевной неразвитости, Барис явно включил Габриэля в свои далеко идущие планы по поводу старшей дочери. Ибо Мириам уже перевалила за роковой рубеж двадцати четырех лет и нуждалась в мудром руководстве мужчины, который придал бы, наконец, ее постели и девичьим местам полноту завершенности.
  Мне не нужен мужественный мужчина, говаривал Барис, мне нужен умный. Такой, как ты. Ведь ты сообразительнее меня, я знаю, и не спорь. Ты способен поступать разумно и расчетливо в трудные времена. А они уже начинаются.
  Габриэль веселился и улыбался на эту хитроумную восточную лесть первого пилота.
  Знаешь, как-то поведал Барис, ведь незадолго до того, как закончилась моя работа на «Кавасаки Моторс», директор Шимода обмолвился о совсем странном. Я хорошо помню тот разговор. Мы сидели в отельном баре, далеко за полночь: самое время для откровенности. Мы готовились менять мир, сказал господин Шимода, но мир начал перерождаться сам. Знай, Барис, что хотя все вокруг кажется привычным и прежним, это уже не тот мир, который тебе известен. Скоро начнутся видимые изменения, и важно, чтобы ты, и те, кого ты любишь, знали об этом. Какие изменения, спросил я. Климат, войны или даже инопланетяне на метеорите? Возможно, ответил тогда господин Шимода, все вместе. Или ничего из этого. Что еще чудовищнее.
  Этот разговор случился около двух лет назад. А пару месяцев назад я узнал, что у нас в Анатолии начали внезапно умирать старики от двенадцати до девяноста лет.
  Я ослышался, перебил Габриэль, старики от двенадцати лет? А ты думаешь, заметил Барис, в двенадцать лет нельзя быть стариком? Это вот ты юный. И в сто лет, похоже, останешься юным. А некоторые уже с детства — глубокие ворчливые старики, которые всем недовольны и которые не хотят меняться. И вот такие люди засыпают вечером, а утром уже не просыпаются. Без болезней, без видимых причин. Словно кто-то проводит чистку людей. Мне по секрету рассказал об этом друг детства, ныне не последний чиновник в департаменте здравоохранения. Правительство тщательно скрывает эти случаи, но судя, по всему, там все в панике.
  Габриэль тогда задумался. Посерьезнел. Нахмурил лоб. Нет, не чистка, возразил он. Ворчуны, если их так называть — один из элементов обратной связи внутри общества. Предохранители. Если такое случается повсюду, то это похоже, как если бы убирали предохранители. Этот, а возможно, и другие. Чтобы система пошла вразнос.
  Ну вот, согласился Барис, я же говорил, ты соображалистее меня.
  
  Витиеватая хитрость Бариса не оканчивалась словами. Пару раз Барис приглашал Габриэля на пикник, ну когда у тебя еще появится такая возможность — отдохнуть на природе, в изумительном тихом месте, в спокойной семейной обстановке, и поесть нормальной домашней еды. Ты ведь знаешь, что турецкая кухня входит в число лучших мировых?
  Еды каждый раз случалось чересчур много, ее готовила Мириам, не забывал многозначительно уточнить Барис. Мириам смущалась и отводила зачарованный взгляд от Габриэля. Точно так же она краснела, когда Барис замечал, что лучшие жены — турчанки.
  Жена Бариса, в прошлом вне всяких сомнений красавица, а сейчас – просто высокая женщина с тяжелым непривлекательным лицом, встречалась понимающими взглядами с Габриэлем. Ты ведь не принимаешь его слова всерьез, читалось в ее глазах, пусть даже они и правда.
  Габриэль радушно улыбался, не давая никаких обещаний. Ни словами, ни взглядами. Он только думал, что красота, достигнув своего пика, переходит в противоположность. Он рассеянно отмечал, что они с Мариам совершенно не совпадают. Уж скорее, с младшей, Дуйю, непоседливой, восторженной, тринадцатилетней, по-детски лишенной стеснительности — она могла дружески и обнять, и прижаться от удовольствия и восхищения.
  Дуйя временами напоминала ему Жаннет, отчего сердце Габриэля сжимала горькая колючая тоска.
  
  
  Лайнер на соседней полосе плавно начал разбег, стремительно проскочил половину полосы и, задрав нос, уверенно устремился в небо.
  Ожили динамики наушников.
  - Ди Ка Эр Семь Эм Пи, - сообщил женский голос диспетчера вышки, - Ветер сто девяносто градусов, тринадцать ка тэ, РНАВ в ДЛРЭЙ, полоса двадцать пять эль, взлет разрешен.
  - Ди Ка Эр Семь Эм Пи... — Барис повторял сообщение, - Ветер сто девяносто градусов, тринадцать ка тэ, РНАВ в ДЛРЭЙ, полоса двадцать пять эль, взлет разрешен.
  Затем опустил солнечные очки на глаза и придвинулся к панели приборов.
  - Сигнал «Салон готов».
  Они снова проверяли, что пассажиры и стюарты готовы к взлету.
  - Сигнал «Салон готов» получен, - сообщил Габриэль.
  Стояночный тормоз, габаритные огни - Габриэль привычно щелкал тумблерами.
  Барис приглашающе кивнул Габриэлу: «Давайте, второй пилот, взлетайте».
  Габриэаль довольно вспыхнул, установил тягу и взялся за джойстик. Барис опустил правую руку на рычаги тяги, перехватывая управление - чтобы в случае чего прервать взлет.
  Лайнер начал разгоняться.
  Надвинулись и ушли под лайнер большие белые цифры «двадцать пять», вслед за ними побежали белые линии центра полосы, Габриэль подруливал педалями, чтобы нос оставался по центру.
  - Восемьдесят ка тэ.
  - Чек, - отозвался Барис. — Подтверждено.
  Белые черточки по центру полосы побежали быстрее.
  Барис положил левую руку на верх панели приборов.
  Лайнер разрывал связи с землей, входя в стихию чистого, без препятствий и земных ограничений, пространства воздуха. Самые счастливые секунды для пилота — когда скорость вжимает в кресло, а земля отпускает на волю.
  - Отрыв.
  - Отрыв.
  Послушный руке Габриэля, лайнер мягко приподнял нос. Полоса под ними отошла и стала уходить вниз.
  - Подъем.
  - Подъем. ЛНАВ.
  - Чек.
  Женский голос наземной службы управления снова возник в динамиках. Они вошли в зону ответственности низковысотного контроля. Барис отвечал, пока Габриэль плавно вводил самолет в вираж, следуя запланированному курсу.
  Земля незаметно отдалилась, превратившись в подобие карты, а небо приблизилось и приобрело глубокую ясную синь: еще чуть-чуть и в нем проступят звезды.
  Барис надавил кнопку сообщений на панели связи, сообщая персоналу, что они могут начать обслуживание пассажиров, а Габриэль после финальной проверки по чек-листу включил автопилот.
  Лайнер чуть довернул, начиная жить своей автоматической искусственной жизнью.
  - Да, - удовлетворенно заметил Барис, - научить взлетать можно даже капибару. Но самое сложное вовсе не посадки — они у тебя тоже безупречны. А особые случаи: ветер, ураган, нештатные ситуации. И вообще, мой друг, не пора ли думать о капитанстве? Не все же время летать правым.
  Габриэль весело покачал головой. Капитал воздушного судна, Женитьба. Красивый узор жизни, насыщенный и интересный. Окружающие будут оглядываться на его элегантную, строгую форму. Как он когда-то, приоткрыв от восхищения рот, неуверенный нескладный подросток, смотрел в зале прилетов Лиссабонского аэропорта на них, небожителей, идущих целеустремленно и уверенно через зал: пилотов с черными саквояжами и стюардесс с аккуратными маленькими чемоданчиками на колесиках. Они шли размеренно и быстро друг за другом, вызывая восхищение своей стильностью и принадлежностью к какому-то иному миру. А толпа расступалась перед ними.
  И в его неожиданном решении подать документы в авиационную школу сразу после окончания факультета естественных наук Лиссабонского университета, несомненно присутствовало и то яркое впечатление. Хотя настоящая причина находилась глубже, скрывалась за очевидностью, за деньгами, за красивым пилотским кителем. И уводила в не такое уж и далекое прошлое
  Ты ведь тоже веришь, что мир вовсе не таков, каким кажется, сладенький хорошенький мальчик, ворковала Жаннет. Мы на первом уровне, упоенно рассуждала она, уровне результатов, оберток и следствий. А настоящий мир, причин и условий находится глубже. Или рядом. Габриэль соглашался, не сводя с нее влюбленного взгляда, ну конечно же, она не имеет ввиду деньги, власть и уважение. Все это - карабканье по коробкам, которые сыпятся откуда-то сверху. Попытка угадать их ритм и содержание. Кому-то это даже удается.
  Если позволить дреме увести себя, умиротворить неугомонное сознание, войти в тишину, то может открыться дверь на Ту сторону. Тоненькая щелочка между явью и собственным подсознанием, ведущая в пространство, где все случайности и неожиданности обретают смысл, где мир расцветает истинной полнотой своего существования, объединяя прошлое и будущее в чужой незнакомый узор. Словно тебя присоединило к чему-то сложному и большому, намного сложнее, чем собственные мысли и намного причудливее привычных способов мышления, не говоря уже и визуальных образах.
  И да, это нужно делать ярким солнечным полднем, в полдень или чуть позже. Обед? Обед, да, приветствуется, но он не должен отвлекать. Ну и конечно же, это надо делать голыми, говорила Жаннета к радости Габриэля, который все же терялся в неуверенности, возбуждают ли они друг друга просто так или же в самом деле, из трепета горячих тел исходит сила, открывающий двери в Неведомое...
  
  
  В кабину попросилась войти старшая стюардесса.
  - Ланч? — удивился Барис. — Не рано ли?
  Система искусственного разума оценила обстановку возле Агнессы и сама открыла ей дверь к пилотам.
  Агнесса, целеустремленная и подтянутая, аккуратно закрыла за собой дверь.
  Габриэль не оглядывался, он возился с планшетом, оценивая погодные условия на маршруте. Он и так знал, что первым делом Агнесса посмотрит на него. И даже не потому, что его близость воспламеняла ее. Их всех влекло к нему. Возможно, задумывался иногда Габриэль, дело заключалось не во внешности, которая с возрастом приобретала обычность. А в том, что оставалось у него внутри. Свежесть и пылкость души. Те самые чертики в глазах. Отсутствие черствости, которую большинство принимают за мужественность. Деликатная утонченность, давным-давно ушедшая из мира вместе с аристократизмом и изысканностью Века наслаждений, после которого на смену мужчинам пришли мужланы и мерилом мужской красоты стала грубая сила.
  Наверняка, именно эти его качества привлекли Жаннет тогда - она прочувствовала в нем родственную душу. Озорную, непоседливую, не терпящую оковы. Жаннет была на три года старше, встречалась со зрелыми, видавшими в жизни все мужчинами двадцати лет, несомненно, спала с ними, курила и при этом оставалась недосягаемой и чистой девушкой.
  Они сошлись мгновенно. Это выглядело необыкновенно чудесно и неожиданно. Габриэль чувствовал себя так, словно они уже прожили с Жаннет десятки растянутых на годы совместных желаний. Истоптали не один узорный ряд булыжников в центре Лиссабона. Разделили пополам не одну сотню пастейш де бакайяо, простых и дешевых, как раз по их кошельку, но вкуснее которых нет ничего на свете. И вырастили не одного павлина - из тех, что расхаживают по черепичным крышам высоких задний и звонко кричат ясными лиссабонскими утрами.
  С ней было невообразимо свободно и обычно. Он не гадал, что сделать, чтобы понравиться, как выглядеть, нужно ли покупать цветы на свидание, и какие — ничего из этого не имело значения. Они купались в собственной достаточности. Быть собой, не стараясь казаться лучше — разве это не чудесно? Она была как друг. Давний надежный друг, который переодевается при тебе без всякого стеснения, с которым можно залезть под один душ, потому что нет времени, и в разговоре с которым не подбираешь слов. В кино? А может, перекусить? Или может, заняться...
  
  Агнесса встала между пилотскими креслами.
  - У нас проблема, - тихо, сдерживая тревогу, произнесла она.
  И Барис и Габриэль немедленно развернулись к ней.
  - В третьем туалете, - чужим голосом продолжила девушка, - не горит свет.
  Габриэль быстро перевел взгляд на экран системы контроля, но та об неисправности не сигнализировала.
  - Включить, выключить? — демонстративно спокойно спросил Барис.
  - Мы пробовали, - Агнесса пыталась удержать голос, чтобы он не срывался. — Закрыть, открыть двери, все согласно инструкции. Свет не горит.
  Барис с Габриэлем переглянулись. Барис точно так же, как Габриэль перед тем, посмотрел на информационный дисплей системы ЭКАМ, нижний, на которой должна появиться информация о неисправности.
  - Это за двадцать седьмым рядом, - сосредоточенно произнес Габриэль.
  - Да, - встрепенулся Барис. — Там кто-то сидит?
  - Пересел перед вздетом один пассажир, а так ряд весь пустой.
  - Попроси его вернуться на свое место, - сказал Барис.
  - И вот еще что, - напряженно проговорила Агнесса, - часть пассажиров словно без сознания. Весь бизнес-класс, их трое, и приблизительно треть в салоне. Они как будто спят, но это не сон, я точно знаю.
  Барис крякнул.
  - Чипы? — вопросительно сказал Габриэль.
  Он перевел взгляд на Агнессу, пытаясь ее успокоить — ту начала сотрясать мелкая частая дрожь.
  - Похоже, - озабоченно согласился Барис.
  Он потянулся рукой к панели приборов, но задержал ее на пол дороге.
  - Да, - сказал Габриэль, опережая его просьбу, — Я схожу, посмотрю, перед тем, как вызывать Землю.
  
  Прежде чем выйти из кабины, Габриэль взял Агнессу за руку. Та вздрогнула, остановилась и растерянным взволнованным взглядом посмотрела на второго пилота.
  Габриэль приподнял брови и выразительно качнул головой: «Мы волнуемся? Нет, конечно. Мы же профессионалы».
  Агнесса выдохнула, прикрыла глаза, справляясь с собой, а потом подалась к Габриэлю. Мягко и с готовностью, словно напоминала, что имеет на него права.
  
  В тамбуре настороженно ждали София и Йоган. Раздвинутая красная занавеска отгораживала тамбур от бизнес-класса. Стояла, забытая, металлическая тележка с напитками и перекусами.
  - Все такие серьезные, - заметил Габриэль, - словно что-то случилось. Я не запомнил по брифингу, кто из вас Три Эль?
  - Йоган, - сказала Агнесса. — За заднюю дверь отвечает он. Но лучше пойти нам вдвоем, чтобы не привлекать внимание пассажиров.
  Она аккуратно отодвинула занавеску, осмотрела бизнес-класс и кивнула.
  Из восьми больших уютных кожаных кресел только три были заняты: два в первом ряду, у окон и одно во втором, по левому борту. Все три пассажира: двое мужчин средних лет и дамочка выглядели спящими.
  - Вот смотри, - сказала Агнесса, прикладывая указательный и средний палец к шее первого мужчины, - у них нет рефлексивных движений, как у спящих. Это или очень глубокий сон, или...
  И Йоган и София вышли из тамбура и внимательно слушали ее.
  - Или отключение, - докончил Габриэль. — Интегрированный в мозг чип запускает программу безопасности, оберегая от стресса.
  - Вот именно, - согласилась Агнесса. — По протоколу конфиденциальности мы не получаем информацию, есть у пассажира чип или нет.
  - Мы знаем только, что чипов нет у стюардов и пилотов, - хмыкнув, сказал Габриэль.
  Агнесса улыбнулась и выпрямилась.
  - Я восхищена тобой, - мягко сказала она. — И твоим умением оставаться таким беззаботным. Ты не представляешь, насколько это поддерживает.
  Агнесса перевела благодарный взгляд с Габриэля на Софию и Йогана. Те улыбались, полностью соглашаясь со старшей стюардессой.
  
  Они вышли в общий салон вдвоем. Габриэль даже положил руку на талию Агнессы. Девушка была выше его, но это придавало пикантности: молодой второй пилот заигрывает со стройной красивой стюардессой. Потому что все спокойно, и чем еще заняться в обычном полете, в котором не происходит ничего из ряда вон выходящего.
  Краем глаза Габриэль словил несколько заинтересованных взглядов, обращенных на них. Особенно внимательно разглядывал их пассажир, сидящий в семнадцатом или восемнадцатом ряду справа. Он сидел один, по центру, место «Б». Обычный пассажир эконома, только с цепким, внимательным, все замечающим взглядом. Такие взгляды, мельком подумал Габриэль, бывают или у секретных агентов, или у профессоров университета, или у основателей больших корпораций. А пирсинг уха — два колечка, охватывающие завиток, ближе к мочке — не значит ничего.
  
  В двадцать седьмом ряду на местах справа, опустив все поручни для рук, дрых пассажир. Пока Агнесса будила его, Габриэль проверил туалет.
  Да, свет не включался ни при открывании дверей, ни при поднятии крышки. Но вода текла, когда он подвел руки под кран и системы очистки срабатывала, как ей положено.
  - Это тот самый случай, - прошептала Агнесса ему в волосы, - который упоминается на всех тренингах. Лампочка с туалете, которая не горит, так же опасна, как и пожар в двигателе.
  Габриэль развернулся к ней, но Агнесса не отступила, а осталась стоять, как стояла. Высокая, разгоряченная, заполучившая в объятия Габриэля.
  
  Она ведь охаживала его с первой их встречи. Со шведской искренней прямотой удивляясь, почему они еще не в одной постели, это ведь так просто, ну какие могут быть сложности, когда тебя хочет красивая девушка?
  В Амстердаме, в котором они оказались вместе на каком-то тренинге, она с обстоятельной хитрецой расспрашивала, бывал ли он в квартале Красных фонарей. Квартал переносили в другое место в третий раз, чтобы соблюсти, наконец-то, баланс между лицемерием и жадностью.
  В Эдо, в котором они снова неожиданно прилетели вместе, она проникновенно вещала про отели для любви, целый квартал небольших отелей с номерами на час-два в Икебукуро.
  Она не понимала его. Желание тайны, многозначности и неопределенности – когда не знаешь, что ждет тебя за следующим поворотом, казалось ей сумасбродством. Или отговоркой.
  Габриэль с сожалением думал, как отличаются их взгляды. И как по разному можно принимать мир: кто-то спешит на узкие улочки, залитые призывным неоновым светом, неважно, ради случайного удовольствия или постоянного счастья, а кого-то манит статуя совы. Та статуя в скверике, в двух шагах от метро. Невысокий каменный прямоугольный пьедестал и плотная упитанная сова, укутанная по случаю непогоды в вязаные одежки.
  Сова олицетворяла тайну. Или сама являлась тайной. Начиная от лаконичной надписи «Памятник Сове» и заканчивая загадочным описанием «Статуя Совы на Совиной дороге Номер Двадцать». Не просто «сова», не какое-нибудь «от жителей Икебукуро» или даже «На деньги спонсоров от усталых тружениц сферы услуг». Скромная, не оставляющее толкований надпись «Памятник сове», заставляла задуматься, кто нуждается в этом объяснении. Кто может счесть, что это вовсе не памятник? Ну и «Совиная дорога номер Двадцать» влекла своей загадочной недосказанностью.
  Габриэль стоял у совы не один десяток минут, завороженно размышляя над этими тонкостями. Агнесса теребила: «Ты уже? Ты все? Ну сколько можно стоять тут!» - но Габриэль стойко держался. Он чувствовал прикосновение Иного. И то, что к нему подошел иназумец, являлось часть осевшей вокруг памятника чужемирности, той самой, на которую так богат мир, и которой он не спешит делиться.
  «Второй раз вижу иностранца, - сказал аккуратный вежливый иназумец. Легкомысленная кепка и помятая сумка через плечо контрастировали с его строгими штанами и достаточно официальной рубашкой, - который стоит перед памятником совы так долго. И не просто разглядывает, а, похоже наслаждается. Тем, что скрыто».
  Габриэаль смутился и улыбнулся.
  «Слово «сова» по иназумски - фукуро, - продолжал иназумец, - почти совпадает с названием города, Ике-букуро».
  Габриэль знал это. Он спросил про совиную дорогу номер двадцать, но иназумец с сожалением развел руками.
  «Те двое тоже говорили про дорогу. И мне показалось, что они знали про нее много больше нас».
  «Те двое?»
  «Да, молодая женщина, рыжая, задорная, с веснушками. И скромный молодой человек. Влюбленная парочка, сразу заметно. Кажется, они искали эту самую дорогу Номер Двадцать и советовались, как лучше на нее попасть. Я точно запомнил слова про время и билеты. А кроме того...»
  Иназумец прищурился и с интересом посмотрел на Габриэля.
  «А кроме того, они упоминали много чего необычного. Двери, которые открываются только в определенное время. Тонкий слой между неисчислимым количеством миров, в который не всякому дано попасть. Конечно, я проявил невежливость, подслушивая. Но мне кажется, они говорили нарочито громко: так, чтобы я слышал.
  Девушку звали Марта, а молодого человека... — иназумец задумался, - кажется Мейер, но я не уверен. И девушка отчего-то смеялась, когда произносила это имя».
  Это то самое, потрясенно подумал Габриэль, о чем они столько раз толковали с Жаннет. Она верила, что наш мир вовсе не таков, каким кажется, и заразила этой верой и его. Огромный, скрытый мир-механизм, из которого мы видим только кусочек. Кожух, да и тот не весь, крутящиеся колесики, мигающие огоньки. Можно даже отыскать сложную последовательность и предсказать, что мигнет в следующий раз и на какой угол повернутся шестеренки. Но истинный смысл — уровень причин и правил, уровень истинного предназначения, вместе с панелью управления и результатом недоступен.
  И вдруг находятся какие-то люди, которые знают много больше! Ну почему все случается без него?
  В этом чувствовалась какая-то несправедливость судьбы, но Габриэль утешал себя: все имеет значение. Все незначительные мелочи и совпадения. Случайности и неожиданности. Особенно, если они сцепляются. Памятник сове, возле которого он задержался в одиночестве - Агнесса, не дождавшись, ушла бродить по площади. Иназумец, ненароком прогуливающийся рядом. Тот самый, который слышал, опять-таки невзначай, чужой странный разговор. Тонкая последовательность маленьких, кажущихся незначительными эпизодов жизни, спрятанная за обыденностью. И эта последовательность намного длиннее и прочнее, чем кажется, думал Габриэаль. Возможно, именно она побудила его когда-то учить иназумский язык. Спонтанное, легкое, ничем не обусловленное желание.
  Непонятное желание, уточняла Жанетта, ну вот зачем он тебе сдался, если ты не собираешься жить в Иназуме? Габриэль оправдывался: ему захотелось выучить иназумский для расширения способностей. Чтобы получить бОльшую порцию красоты. Обычное дело. Ничего выдающегося. Жаннет отрицательно качала головой: все имеет значение. Маленькая оброненная семечка, которую не видно, даст росток в будущее и принесет плоды. Пусть даже не в этой жизни.
  Она ведь именно тогда начала называть его Кисуро. Ничего выдающегося, смеялась Жаннет, обычное дело. Красивое имя. Правда, имя соседствовало со словом «кусури», так что Габриэль подозревал, что она просто-напросто переиначила слово. Кусури - порох, наркотик, глазурь.
  Жанетта веселилась: ну конечно, ты — все вместе, невообразимая влекущая комбинация, которую хочется пить, целовать, дышать ею до изнеможения.
  
  - О чем задумался? — с тревогой спросила Агнесса. — Все так серьезно?
  Габриэль в задумчивости приподнял голову, чтобы посмотреть Агнессе в глаза.
  - Как и всюду, там резервирование, - рассудительно проговорил он, — две независимые линии, два комплекта осветительных лент под одной панелью. То есть, вариант, что свет не горит из-за того, что вышла из строя осветительная лента — исключен. Затем, освещение обслуживается отдельными контроллерами, их тоже два, и они совсем простые. Если неисправность на этом уровне, то при очередном опросе возникнет сигнал отказа оборудования и он сразу попадет через общую шину данных к системе ситуационной осведомленности. Но если сама ССО не получает сигнал об отказе, то это означает достаточно неприятные вещи: произошло нечто, что вырубило всю ССО вместе с дублем или затронуло шину данных, или же повредило часть электрических цепей. То есть, мы можем потерять управление в любую минуту.
  Габриэль открыто и ясно посмотрел на стюардессу: в любом случае причин для паники именно в эту минуту нет.
  - Подожди, - прошептала Агнесса. Горячо, быстро и требовательно.
  Она почти обняла его.
  - Ты уйдешь в кабину и, если что, я тебя не увижу больше. Габи, милый, мне столько всего хочется тебе наговорить. Нашептать и нацеловать… Я мечтала, что мы будем вместе, да-да, несмотря на то, что мы такие несхожие. Купим домик где-нибудь под Мальмо. С видом на счастье, с большой дощатой террасой под навесом. И по утрам, сидя на плетеных креслах, будем пить твой любимый галао, кофе с молоком по-португальски. Или не обязательно под Мальмо - где захочешь. А если ты боишься моего возраста, что я стану бесформенной и отталкивающей, то ведь сейчас появились, ты ведь слышал, программы по омоложению... ты не увидишь меня старой, можно омолодиться хоть до четырнадцати лет… прости, у меня сумбур в голове, я думаю обо всем сразу. О настоящем, будущем. О том, что уже случилось. Тебе ведь тогда было хорошо со мной, ведь так?
  Габриэль смущенно улыбнулся и взял ее за руку.
  То, чего добивалась Агнесса, все же произошло. И, похоже, потрясло Агнессу и еще сильнее привязало ее к нему. Это невероятно, изумленно выговаривала она утром, не давая ему подняться с кровати, как ты это делаешь. И как мужчина, и как мальчишка, который c женщиной в первый раз и вот-вот взорвется от ощущений, прикосновений, мыслей, что это происходит с ним, наяву. А еще как… как… женщина, настолько ты нежный, чувствительный и знаешь, где приятнее всего. Ты точно не был раньше девушкой? Милой хорошенькой девушкой? Ты будто хочешь прочувствовать и за себя, и за меня. Не упустить ни единой капельки наслаждения. Кто тебя научил такому? У тебя, наверное, богатый опыт? И не только с женщинами, признайся, милый!
  Габриэль только смеялся, закрывая глаза.
  Ты невероятно сексуальный и нежный, не унималась Агнесса. Ты точно не менял пол? Может, собираешься? Не вздумай! Женщиной ты будешь одной из многих. А как мужчина ты уникальный.
  
  А ведь весь его опыт — дни и редкие ночи ошалелого восторга с Жаннет. Когда они дурачились и веселились, пробуя и перебирая все оттенки доступности. Как дети на празднике, пьющие сладкую газированную воду: это не вино, это можно, пей, сколько и когда вздумается. От этого «сколько и когда вздумается», от близости друг друга, открытости им сносило крышу. И первая их интимность была такой же безумно-бесшабашной, не как у всех.
  Ее лоно, аккуратно лишённое всего вьющегося, заставило его смутиться от собственных волос Там. Жаннет, веселясь, взялась за безопасную бритву. Она наслаждалась его неловкостью, неуверенность и пунцовым лицом. Она орудовала быстро и бесстыдно. Шлепала, чтобы Габриэль не возбуждался, но, конечно же, он не смог удержаться. Горячий фонтанчик ударил ей в руки. Она смеялась, пачкала его и себя, а потом грязными развратными губами впилась в его губы. Он млел и захлебывался от желания, от ее вздернутых грудей, набухших сосков, от ее бедер с ложбинкой между ними, словно она уже рожала. От тела, полного сладкого нестерпимого влекущего жара.
  За белыми стенами маленькой комнаты буйствовало лето, смягченное густой плотной зеленью Синтры. Солнечный свет, так любимый нею, терял свою горячую силу на белых стенах маленькой комнатки. Играл с зеркалом и временем. Приоткрывал полог тайны — той самой, к которой так стремилась Жаннет, а вслед за ней и Габриэль.
  Только не вздумай считать это началом отношений, сказала тогда Жаннет, хорошенький мой. Это то, что мы должны попробовать в любом случае, последует за этим что-то или нет. Обязательная часть меню. Способ расшевелить мир, чтобы он приоткрыл нам свои тайны. А для отношений нужно сто или больше лет — неторопливости и погружения в мечты друг друга.
  
  - Ведь люди, пусть даже с такими непохожими взглядами и желаниями всегда могут найти что-то общее, - просительно прошептала Агнесса. — Поддержку. Сопричастность. Нужно только время. О чем ты думаешь?
  Габриэль ласково и грустно смотрел на Агнессу.
  - Нужно время, - тихо сказал он, соглашаясь с ней. – Для того, чтобы понять, чего именно мы хотим. Сто или больше лет неторопливости и погружения друг в друга.
  Агнесса вздохнула и сделала шаг назад. Ей хотелось говорить и говорить, но она сдержала себя.
  Она пошла первой, не оглядываясь. Габриэль шел за ней.
  Агнесса дошла до двенадцатого ряда, где располагались аварийные выходы. Возле них сидели пассажиры-мужчины. По правилам, их спрашивали перед взлетом, готовы ли они действовать в случае аварийной ситуации, то есть, открыть дверь после посадки и помогать остальным выбраться. Они подтвердили.
  Агнесса решила осторожно напомнить их обязанности.
  Пока она говорила, Габриэль оглянулся. Непроизвольно. Полуосознанно, откликаясь на неясное предупреждение внутри себя.
  На него смотрел пассажир из восемнадцатого ряда. С двумя блестящими колечками в правом ухе. Теперь он сидел рядом с проходом, чтобы лучше видеть. И взгляд его, насмешливый, оценивающий, беззаботно-безразличный, сверлил Габриэля.
  Именно на этот взгляд среагировал Габриэль. Уловил, нет, не спиной, а обостренным тонким восприятием, которое, как утверждают ученые, связано с невидимым призрачным полем, в котором оседают наши мысли, чувства и намерения.
  Габриэль вежливо отвел взгляд, не подавая вида, что в нем что-то включилось. Щелкнуло. Заставило внутренне вздрогнуть, потому что он почувствовал ее. Несоразмерность мира. Нестыковку. Щель между реальностью и тем, что прячется дальше. Ту, которую они требовательно искали вместе с Жаннет.
   Габриэль глубоко вздохнул, восстанавливая спокойствие. Сдвинулся к Агнессе, которая тут же вопросительно обернулась.
  «Мы еще поговорим, - тихо и ободряюще произнес он девушке и быстро зашагал в пилотскую кабину.
  
  Барис Фарух восседал в своем кресле и раздраженно водил указательным пальцем по планшету с инструкциями. Едва Габриэль вошел, Барис тыкнул пальцем в сторону информационной панели.
  - Земля попросила перевести систему в режиме удаленного контроля безопасности. Ты знаешь, что это?
  - Да, - кивнул Габриэль, садясь в свое кресло. – Когда возникает нестандартная ситуация, можно подключить наземное управление.
  - Это мне известно. А ты знаешь, что управление переходит в ограниченный режим?
  Барис недовольно качнул джойстик управления рядом с собой.
  - Видишь, что показывает?
  - Да, – Габриэль внимательно рассматривал картинку на небольшом черном экране.
  Все линии, соединяющие функциональные блоки, окрасились в красный цвет. Контуры подсистем двигателей и электричества светились желтым. Текст пунктов проверок стал предупреждающе оранжевым, Габриэль не стал пролистывать его вниз.
  - Я говорил с Землей, - сообщил Барис. – Они принимают решение. Посмотрел? Что скажешь?
  Габриаэль кивнул и прислушался к ровному монотонному звуку работающих двигателей.
  Барис одобрительно кивнул и пробарабанил пальцами по приборной панели.
  - Вот именно. Все выглядит так, словно никаких неисправностей, отказов, выхода из строя нет.
  - Но… - Габриэль кивнул на панель информации с ее тревожными сигналами.
  - В том-то и дело. Система почему-то сообщает об опасной ситуации.
  Барис развернулся в кресле к Габриэлю.
  - Ты обратил внимание на ситуационный прогноз? Я сколько ни летал, не помню, чтобы он отсутствовал вообще. Всегда есть пара слов: благоприятные условия или возможны несущественные проблемы, с оборудованием или пилотированием, система тоже уточняет. То есть, нас честно предупреждают о трудностях. Вспомни катастрофу Си девятьсот девятнадцать. Там ведь было четкое предупреждение о серьезной проблеме на эшелоне.
  Габриэаль кивнул.
  Как утверждали сами ученые, будущее по-прежнему оставалось неизвестным. Но вот то поле, которое они открыли, поле информационных комбинацией - эзотерики хором утверждали, что это именно тот самый давным-давно известный «астрал», - позволяло прогнозировать благоприятные или неблагоприятные исходы. Вероятности. Или, как щеголяли новым словечком окрыленные физики — мультивероятности.
  Прогноз диктовал условия: рейсы задерживались или отменялись. Ибо с наукой не поспоришь, тем более, ее выводы подтвердились парой катастроф.
  Странно, что прогноз на их рейс отсутствовал вовсе.
  - А сейчас — пустая графа, - закончил Барис.
  Пустая графа, задумался Габриэль. И это тоже. Ведь у них в этом рейсе явно меньше пассажиров, чем обычно.
  Габриэль потянулся к панели коммуникаторов.
  - Хочу спросить кое о чем Агнессу, - пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Бариса.
  
  Агнесса отозвалась почти без задержки. Да, согласилась она, загруженность ниже обычной. Насколько? Из ста сорока мест заполнено чуть больше ста.
  - А почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась она напоследок, но Габриэль не успел ответить — вышел на связь диспетчер зоны полета.
  - Центр контроля Афины, Ди Ка Эр Семь Эм Пи, подтвердите, что система в режиме удаленного контроля безопасности.
  - Ди Ка Эр Семь Эм Пи. Центр контроля Афины, подтверждаю.
  - Ди Ка Эр Семь Эм Пи, мы получаем данные с вашего борта. Рекомендации готовятся. Вы подключены к Евроконтролю.
  Тут же раздался голос нового диспетчера.
  - Евроконтроль Женева. Ди Ка Эр Семь Эм Пи, теперь вами будем заниматься непосредственно мы.
  - Ди Ка Эр Семь Эм Пи. Евроконтроль Женева, добрый день. Принято, - мрачно отозвался Барис. — Хочу напомнить, что у нас через двенадцать минут смена курса.
  - Мы знаем и пытаемся разобраться в ситуации. Подключены главные вычислительные мощности в Женеве, не все так просто.
  - Ди Ка Эр Семь Эм Пи, - назвался Габриэль. — Вам известно, что у нас меньшее число пассажиров, чем обычно?
  Диспетчер Евроконтроля задумался.
  - Это как-то влияет на то, что случилось? — осторожно поинтересовался он.
  - Думаю, да. Во всяком случае, передайте эту информацию тем, кто проводит анализ.
  Барис недоуменно поднял брови.
  - Хорошо, ждите, - отозвался диспетчер Евроконтроля и отключился.
  - Ди Ка Эр Семь Эм Пи, - вернулся старый голос, - Центр контроля Афины. Мы хотели предложить вам экстренную посадку в ближайшем аэропорту на выбор — Салоники или Миконос, но Евроконтроль запретил. Они проводят расчет вариантов на своем суперкомпьютере. Насколько я знаю, искусственный интеллект считает вашу ситуацию крайне опасной с негативным прогнозом по посадке.
  - У нас тут вся информационная панель в красном и оранжевом, - сообщил Барис. — Но визуально ничего не подтверждается.
  - Хорошо, - сказал диспетчер. — Ваш эшелон расчистили, впереди до самого Милана чисто. Буду по возможности держать вас в курсе, что там у них делается.
  Первый диспетчер отключился.
  
  Барис посмотрел на Габриэля.
  - Почему ты сказал ему о пассажирах? Это так важно?
  - Возможно. Я ведь в допилотской жизни инженер с дипломом. Информационные структуры сложных систем. И мне кажется, что если рассчитывается прогноз при помощи теории Мультивероятностей, то эти мелочи будут очень важны. Мы не видим всех взаимосвязей, которые соединяются там, в пространстве причин и условий. Где, возможно, и находится настоящий мир.
  
  Тогда, в Синтре, они на маленькое время почувствовали ее, иномирность. Мир причин и условий. Поздним-поздним вечером, в загадочном месте. То, что оно являлось одним из туристических аттракционов, их не смущало. Мир полон насмешек, поддразниваний и ухмылок. И бывшее место мистических ритуалов, Кинта де Регалейра, открытое ныне всем желающим — один из вызовов. А может, подсказок.
  Охранники смотрели телевизор в своем домике, когда Габриэаль и Жаннет перебирались через высокий забор, сложенный из больших гладких камней, а потом, пригибаясь к земле, перебегали ровные тропинки.
  Они легко перепрыгнули цепочку с висящей на ней запрещающей табличкой и вошли в него, погруженный в темноту Колодец Посвящений.
  Ну конечно, должно быть темно, шептала Жаннет, свет будет отвлекать. Напротив, возражал Габриэль, весь смысл в свете. Ты спускаешься в колодец, осиянный светом дня, а потом вступаешь в темный коридор, лишенный какого-либо света. Переход из света в ночь. А сейчас всюду темень и непонятно, откуда идешь и куда.
  Подсвечивая фонариком, они спустились по узкой каменной лестнице на дно колодца, к белой плитке с треугольниками сторон света и кругом в центре, а затем вошли в черный каменный зев.
  - Туристы, - Жаннет заговорила в полный голос,- проходят налево, к гроту и озерку.
  - В обычный мир, - дополнил Габриэль.
  В полутьме он нашел теплую тонкую руку Жаннет и взял в свою.
  - Этот путь самый очевидный, - ее голос дрогнул и она прижалась к его спине своим плечом, - Большинство видит развилку и сворачивают туда, где легче всего. Скажи, Габри… нет, Кисуро, ты тоже свернул, как остальные, когда был тут первый раз?
  Нет конечно, Габриэль видел, куда направляется большинство, и выбрал узкий темный, сжатый каменными стенами проход.
  Я в тебе не сомневалась, сказала Жаннет. Она тоже пошла в длинный неочевидный тоннель, когда попала сюда впервые.
  Они стояли в кромешной темноте, прислушиваясь к звукам вокруг и лихорадочному биению собственных сердец. Два сорвиголовы, пятнадцати и восемнадцати лет.
  Пришло ощущение, что все это глупо – поиски неизвестно чего, в пустом, холодном ночном подземелье. И нужно выбираться - по самому короткому к выходу пути. Жаннет сжала руку Габриэля, у нее от волнения, азарта, тревоги начались месячные. Габриэля тоже трясло мелкой нервной дрожью. Они не желали сдаваться. Два входа и три выхода, прошептала Жаннет. В грот с водопадом, в дальний, восточный грот и к колодцу Несовершенства. Причем, колодец Несовершенства — первый по пути, хоть и скрыт, так же прошептал Габриэль. Ты полагаешь, нужно начать с него, задумалась Жаннет.
  Они вернулись к неприметному лазу в колодец Несовершенства. Оценили суровую табличку «Вход запрещен» и, подсвечивая фонариком, влезли в проход. Им показалось, или в самом деле по причудливой каменной сети колодца струился тонкий зеленоватый свет? Возможно, фонарики давали отблеск.
  Они постояли с минуту и вернулись в тоннель. Уже спокойные и даже веселые. Да, следовало уходить, они потешили свое любопытство. Но у поворота к выходу что-то их задержало. Возможно, чересчур густая темнота узкого коридора, ведущего дальше. Раз уж мы тут, решили они, можно и пройтись, и осторожно, касаясь руками нарочито неровных стен, двинулись во мрак.
  Отблеск дальнего света не удивил их. Они верили и ждали его. И когда они достигли выхода, каменной узенькой лестницы наверх, они уже были готовы увидеть его. Близкий нежный серый рассвет иного мира. Деревья и тропинка искажались и смазывались большим пузырем, словно мыльным — они находились внутри его. Но через пузырь можно было увидеть рассвет. Ничем не отличающийся сад с тропинками и чужое неведомое утро...
  
  - О чем-то задумался? — спросил Барис.
  - Да, - ответил Габриэль, встряхиваясь. — Однажды в прошлом, настолько далеком, что оно, кажется, и не существовало, у меня был один случай, который дал определенный опыт. Я стал внимателен к мелочам. К собственным ощущениям - тогда нас ведь не просто так трясло. И то, что происходит сейчас, очень похоже. Конечно, я повзрослел, научился сдерживать себя, меня не охватывает дрожь и страх, но вот это чувство, что происходит что-то из ряда вон выходящее, такое же сильное, что и в ту ночь. И этот человек с кольцом в ухе, он ведь что-то знает!
  Барис слыхом не слыхивал ни про какого человека с кольцом. Но он не стал расспрашивать — дала знать о себе Земля.
  - Евроконтроль Женева. Ди Ка Эр Семь Эм Пи, подтверждаем смену курса.
  - Ди Ка Эр Семь Эм Пи. Евроконтроль Женева, автопилот работает в обычном режиме, - ответил Барис.
  - Второй пилот в кабине? — поинтересовался диспетчер. — Меня просили передать, что данные по пассажирам учтены. Они оказалось важными. Меньшее, чем обычно число является одним из значительных признаков нестандартной ситуации. В центре провели перерасчет, есть предварительные результаты. Прогноз по посадке — негативный. Но есть два варианта, в которых вероятность успешной посадки выше. Это участок скоростной железнодорожной линии Милан-Рим и зона паромных переправ перед Бари...
  - Как? — переспросил Барис. — Участок скоростной железнодорожной линии?
  - Так рассчитал суперкомпьютер, - оправдываясь, произнес диспетчер. — У нас нет оснований ему не доверять. Видимо, там какие-то благоприятные особенности. Суперкомпьютер рекомендует совершить посадку в этих местах. Причем, в автоматическом режиме, поскольку результат с участием пилота резко отрицательный. При автоматическом режиме немного выше.
  Барис вопросительно поднял брови, заерзал на кресле, но ничего не сказал.
  - С участием пилота? — спросил Габриэаль. — Первого?
  - Да, делался расчет по капитану воздушного судна. Но мы пока ждем окончательное заключение, возможно, рекомендации изменятся.
  Диспетчер отключился, но ему на смену тут же пришел новый голос.
  - Ди Ка Эр Семь Эм Пи. Центр контроля Милан, добрый день. Вы вошли в нашу зону ответственности.
  - Центр контроля Милан, Ди Ка Эр Семь Эм Пи. Добрый день.
  - Я могу добавить, - сказал диспетчер, - что первая зона посадки - это участок за Болоньей, недалеко от границы Тосканы. Дальше сплошные тоннели в горах. Рельеф более-менее ровный, хотя я тоже не понимаю, почему компьютер выбрал это место, а не полосу в Болонье.
  - А зона паромных переправ? — спросил Габриэль.
  - Большой залив с умеренным волнением.
  - В этом есть смысл, - заметил Барис. — Посадка на воду в режиме автопилота. Автопилот выдержит скорость и угол так, как надо. Тем более, что нами будет управлять большой наземный компьютер.
  - В Бари превосходная паста Орекьетте, «ушки», с анчоусами, - вставил диспетчер-итальянец.
  - Обязательно попробуем, - дружелюбно ответил Барис.
  
  Габриэль молчал. Он прислушивался к монотонному, обычному звуку работающих двигателей и раздумывал. А когда Барис вопросительно повернулся к нему, Габриэль приподнялся.
  - У нас не так много времени для принятия решения, - нахмурившись, пояснил он. — Я должен кое-то выяснить.
  Барис собирался что-то сказать, но вдруг замолчал. И посмотрел остро и требовательно.
  - Я все расскажу потом, - бросил Габриэль и торопливо выбрался в коридор к стюардам.
  
  Те успокаивали пассажиров, которые реагировали на замерших без сознания соседей. Агнесса, увидев Габриэля, поспешила к нему. Усталая и растерянная, но с радостной надеждой в глазах, что он поможет.
  Габриэль не дал ей ничего сказать.
  - Ты можешь показать мне свой планшет? С данными о пассажирах?
  Недоумевая, она принесла планшет, пролистнула к нужной закладке.
  - Вся разбивка по салону, - пояснила она. — Камеры работают, все как должно быть: сканируются лица, затем происходит сопоставление и мы видим, кто пересел и какие места заняты.
  - Данные пассажиров на борт не загружаются, - задумчиво проговорил Габриэль.
  - Какие данные? Фамилии и паспорта? Да, все в наземной базе данных. Разве что по отдельному запросу, но ты же знаешь, как это не просто. Нужно создавать требование, а главное, что коннект нужно утвердить в ...
  - А главное, - перебил ее Габриэль, - что мы сейчас в режиме удаленного управления. То есть, тот самый дата-линк с землей уже установлен.
  Он мягко высвободил информационный планшет старшого стюарда из рук Агнессы.
  - Мы попробуем получить данные всех пассажиров, - прокомментировал он движения своих пальцев по экрану.
  - Для чего? — спросила Агнесса, наклоняясь к нему. Ее грудь коснулась его плеча.
  - Я хочу узнать, насколько наша загрузка отличается от среднестатистической, - чистосердечно признался Габриэль. — И кто летит. Вдруг, наш рейс в чем-то уникальный? А еще я хочу узнать, кто тот человек с пирсингом в ухе.
  Агнесса утомленно вздохнула и недовольно покачала головой.
  - Я думала, что-то существенное.
  - Это очень существенное, - мягко произнес Габриэль. – Ты не представляешь, насколько. Как Сова на Совиной дороге номер Двадцать в Икебукуро.
  Меньше чем через минуту список пассажиров дополнился новыми столбцами. Фамилия, имя, данные паспорта. Фото.
  Габриэль начал с семнадцатого ряда. Места «А» и «С» пустовали, место «Б» занимал профессор из Франции Кирилл Ховерио.
  Еще оставались пустыми места в шестнадцатом и восемнадцатом ряду — как раз перед ним и за ним. Автоматическая система распределения мест почему-то не использовала их.
  - Такое редко, но случается, - заметила Агнесса, когда Габриэль показал ей схему занятых кресел. — Хотя, да, обычно места заполняются более-менее равномерно. Твоему профессору повезло, он летит с комфортом.
  Габриэль пролистал список пассажиров.
  - Ну, - сказала Агнесса, просмотрев список вслед за ним, - если так хочешь знать, есть ли странности, то могу сказать, что странности можно найти в любом полете. Скажем, полно орущих младенцев.
  - Сейчас — ни одного, - уточнил Габриэль.
  - Это не странность, а нормальность, - ответила Агнесса, смотря на список. — Мало турок, хотя рейс из Турции. Мало европейцев. Немец вообще один, какой-то Шварцкопф, хотя в это время их должно быть полно — возвращаться со своих резортов. Какие-то аргентинцы и перуанцы. Много из Азии. Эти двое вообще из Океании. Пожалуй, да, редкая смесь. И посмотри, чересчур много тинейджеров. Словно летит какая-нибудь команда. Ты это хотел узнать?
  - Да, - удовлетворенно ответил Габриэль.
  Агнесса одарила его ласковым взглядом.
  - А сейчас ты куда?
  - Хочу кое с кем поговорить.
  
  Габриэль неторопливо прошел по проходу, устремив взгляд вперед, но у семнадцатого ряда словно бы случайно остановился и развернулся к мужчине с пирсингом в ухе.
  - Я могу сесть? — осведомился Габриэль.
  Мужчина вздрогнул и очень внимательно посмотрел на второго пилота. Затем, приподнявшись, окинул взглядом салон и молча пересел на кресло у окна.
  Габриэль сел на соседнее с ним место.
  - Меня зовут Габриэль Роша, - сказал он. — Вас, я знаю, профессор Кирилл Ховерио.
  Кирилл Ховерио усмехнулся и закрыв глаза, откинул голову на спинку кресла.
  - Не так уж сложно найти имя при достаточном усердии, - произнес он.
  Он не удивляется, что я сел рядом, подумал Габриэль.
  - В моей жизни, - осторожно начал Габриэаль, - был случай, который если не перевернул представления о мире, то помог сформировать особое.
  Он старался говорить спокойно и уверенно, несмотря на то, что времени для спокойного неторопливого разговора не оставалось совсем.
  - Я видел, как соприкасаются миры. Наш и какой-то другой. И понял, что наш вовсе не уникальный, и что Вселенная подчиняется намного более сложным законам, чем представляем мы...
  - Если не секрет, где это случилось? — спросил Кирилл Ховерио, не открывая глаз и не меняя положение головы.
  Габриэль подумал, что не стоит скрывать подробности. Искренность предполагает ответное доверие.
  - В Кинте де Ригалйера. Возможно, вы знаете, где это место.
  Кирилл Ховерио оторвал голову от кресла и с интересом посмотрел в иллюминатор.
  - Вас было двое? — не смотря на Габриэля спросил он.
  - Да, - удивился Габриэль.
  Кирилл Ховерио удовлетворенно кивнул.
  - Инициатор и активатор, оба в сильной проекции. Да, такое случается. И что, вы прошли на Ту сторону?
  - Нет. Жаннет удержала. Мы как дети, сказала она. Не знаем чужих правил и своих возможностей. Туда нужно идти, когда мы будем готовы.
  Кирилл Ховерио понимающе качнул головой.
  - Тебе повезло с этой Жаннет, - сказал он. — А вообще, забавно, что ты меня вычислил. Ты ведь сел целенаправленно, чтобы спросить, что происходит? Потому что понял, что я как-то связан с происходящим?
  - Да, - согласился Габриэль. — В Кинте у меня было то же ощущение. Близкой границы мира. И вы среди всех — особенный, я это почувствовал.
  - Значит, активатор, - произнес Кирилл Ховерио.
  Непонятно, что он имел ввиду.
  - Впрочем, - он устало закрыл и энергично протер их пальцами, - ничего из этого уже не имеет смысла. В другом месте и другом времени я бы заинтересовался человеком, способном выйти на... на... меня. Но сейчас это уже в прошлом.
  Кирилл Ховерио развернулся к Габриэлю и с усмешкой сожаления посмотрел на него.
  - Этот мир на пороге уничтожения, мой дорогой и чересчур сообразительный Габриэль Роша.
   Габриэль приподнял брови.
  - А наш лайнер?
  - Одной катастрофой больше, одной меньше... Никто не будет интересоваться судьбой лайнера в стираемом мире.
  А ведь он тут не просто так, напряженно подумал Габриэль, разглядывая Кирилла Ховерио. У него вполне определенная, значимая цель, о которой я не имею ни малейшего понятия. И эта фраза - «никто не будет интересоваться» - выглядит так, словно он, прикрываясь большой катастрофой, тащит что-то важное. Пока все заняты другим и никто не обращает на него внимание. Или же это только моя фантазия и он имел ввиду иное?
  - Грабить во время пожара, - сказал Габриэль. — Понимаю.
  - Ух, - сказал Кирилл Ховерио. — Впечатлен твоей догадливостью. Ты исключительно точно описал ситуацию.
  Толку-то, подумал Габриэль, если я даже не представляю, что именно он задумал.
  - Спасти лайнер и пассажиров нет никакой возможности? — спросил Габриэль. = Хотя, да, какой в этом смысл, если мир на пороге уничтожения. Кстати, если я задам вопрос, можно ли этому как-то воспрепятствовать, он будет иметь смысл?
  - Определенно, - согласился Кирилл Ховерио.
  Он задумался, а потом очень серьезно произнес.
  - Да, такое возможно. Все зависит от...
  Кирилл Ховерио на мгновение прервался.
  - ...от разных обстоятельств. Чрезвычайных, скажем так. Хотя, вы здесь слишком близко подобрались к основам, чтобы вас оставили без внимания.
  - Значит, разных обстоятельств... — задумался Габриэль.
  - Очень полномочных обстоятельств, - веско уточнил Кирилл Ховерио. — Чрезвычайных и полномочных. Но учти, в мои планы они не входят.
  - И конечно же, вы не будете мне объяснять, что считается чрезвычайными и полномочными обстоятельствами.
  Профессор усмехнулся:
  - Конечно же.
  - Потому что я смогу что-то предпринять, - заключил Габриэль. — И помешать вам. Ведь так? Получается, от меня что-то зависит.
  - Пожалуй я поспешил, - с досадой и одновременно с уважением произнес Кирилл Ховерио. — Не тебе повезло с твоей девушкой, Жаннет, а ей повезло с тобой.
  - К сожалению, - печально ответил Габриэль, - ее уже нет. Автомобильная катастрофа на заснеженной дороге в Альпах. Тело не нашли, но разбитая машина на дне ущелья была вся в ее крови. Двадцать восемь лет, как мне сейчас. Все, как она хотела. Тридцать лет - крайний предел моего романа с этим миром, сколько раз она говорила мне это. Не хочу ждать сумрака и темноты, вечера и заката с дряблой кожей и потерянной в прошлых годах красотой. Хочу оставаться в ярком полдне, в середине времени и надежд. Она смеялась, говоря мне эти слова.
  Кажется, судьба влюблена в нас обоих. Мне тоже предстоит уйти в двадцать восемь.
  Габриэль усмехнулся.
  Кирилл Ховерио напряженно смотрел на него.
  - Этот ваш взгляд... — заметил Габриэль. — Или у меня, у нас всех есть шанс?
  Кирилл Ховерио скупо усмехнулся.
  - Хочешь попробовать? — сказал он и вдруг тихо и азартно рассмеялся. — А что, это даже забавно. Больше того, ты вызываешь во мне восхищение. И ты знаешь, я рекомендую тебе попытаться. Такая Игра стоит целого мира.
  Габриэль сосредоточенно кивнул.
  Затем поднялся и выбрался в проход.
  Да, он попытается. Ради тех, кто доверился ему, как пилоту, всех, сидящих в этом салоне.
  - Габриэль Роша, - позвал его профессор. — Я должен сообщить тебе свое настоящее имя. В знак почтения к сопернику. Меня зовут - Констан де Ховерио.
  Габриэль кивнул.
  - Тогда и я должен сказать свое. Меня зовут Кисуро. Пока без фамилии. Просто Кисуро.
  Он развернулся и быстрым шагом пошел в пилотскую кабину.
  
  
  Барис вел переговоры с землей, положив себе на колени планшет с руководством по эксплуатации лайнера.
  Габриэль сел в свое кресло, потянулся, чтобы отключить связь, и очень спокойно произнес удивленному первому пилоту.
  - Барис, скажите, вы доверяете мне? Не просто как пилоту, а как человеку, которого вы хорошо знаете, и у которого есть свои пунктики, которые вы считаете почему-то хваткой и сообразительностью.
  Барис, опытный, схватывающий на лету, с исключительным чутьем, понял его с полуслова.
  - Без лишних слов, - требовательно сказал капитан. — Насколько все серьезно и что ты предлагаешь?
  - Компьютер рассчитал верно, - хмуро произнес Габриэль. - С наибольшей вероятностью предстоит катастрофа. И все нерациональные и несообразные его рекомендации — это попытка найти вариант, который хоть на капельку для нас благоприятнее. То есть, у нас нет шансов. Если мы будем следовать правилам. Поэтому...
  - Я так и знал, - сказал первый пилот с застывшим, каменным лицом. — Что ты предложишь их нарушить.
  - А как поступили бы вы? — просяще спросил Габриэль.
  - Ты ждешь нейтрального отношения к своей затее или склоняешь к ней меня? – лицо Бариса смягчилось и на нем даже мелькнула улыбка. — Говори.
  Габриэль благодарно улыбнулся.
  - Я успел обдумать, пока шел по салону, - быстро начал он. — У нас веер вероятностей с негативным исходом и обратным отсчетом...
  - Габриэль, стоп, - сказал Барис. — Я не оканчивал Лиссабонский Университет. Поэтому, в двух словах и попроще.
  - Если в двух, то нам нужно сжать время, - пояснил Габриэль. — Попытаться сесть как можно скорее. — Уменьшение по временному интервалу приведет к накладыванию возможных событий и ломке прежнего прогноза. Это из Теории смешанных вероятностей. Во всяком случае, в мое время она называлась именно так.
  - В твое время? — усмехнулся Барис.
  - У нас сейчас по курсу три аэропорта: Бергамо, Милан и Мальпенса, - оживленно продолжал Габриэль. - И мы должны сесть как можно скорее. Даже без выработки топлива.
  - Бергамо - хорошее место, заход будет легким, - заметил Барис.
  - И еще, я считаю, что о нашем решении Земля должна узнать только, когда мы снизимся. Чтобы не менялось ничего из прежних планов и вероятности оставались такими, как были. Пусть все считают, что мы примеряемся к Болонье.
  Барис пожал плечами. Он сомневался. Он колебался. Все восставало в нем против скоропалительного, мальчичешского плана. И тем не менее, он не отвергал. ОН взвешивал и просчитывал.
  - Я знаю, - добавил Габриэль, - это против инструкций и правил. Чрезвычайное происшествие. И если мы сядем, компания со мной точно распрощается — я все возьму на себя. Но ничего из прошлого уже не важно, потому что сейчас, я знаю это абсолютно точно, начали действовать другие правила. И другие возможности. Единственный наш шанс — поступить не так, как ждут все. И как ждет Он.
  Барис внимательно смотрел на Габриэля.
  - Шимода был прав, - проговорил он, - Ой как прав. И запомни, ты все расскажешь мне потом. После посадки. Что делал в салоне и с кем говорил. А сейчас — действуй. Передаю тебе полномочия, для этого пришло время.
  Габриэль кивнул. Он отбросил те сомнения, которые оставались у него глубоко внутри, несмотря на то, что сам так энергично убеждал Бариса. Отгородился от путаного вихря мыслей, став сосредоточенным и внимательным.
  - Мы сядем в ручном режиме, - уверенно произнес Габриэль. - На стареньких «Нео Некст» эту функциональность пытались убрать, но на новых вернули. Мы отключим систему виртуального пилота – то есть, рассчитаем и введем сами контрольные точки, выставим данные барометра, даже дисплеи будем переводить в нужный режим кнопками. Так, как учат поначалу новичков.
  - Ты точно уверен в том, что сможешь это сделать? – Барис смотрел устало и мрачно.
  - Да, - решительно ответил Габиэль.
  Барис качнул головой.
  - В другое время я, конечно бы, был против. Единственно, что меня сдерживает - что в кресле второго пилота ни кто-нибудь, а именно ты, умный и расчетливый. Очень умный. Помни это.
  И Барис нажал кнопку, отправляя стюардам предупреждение о предстоящей посадке.
  
  В руках Габриэля началась мелкая предательская дрожь, когда он потянулся к панели приборов, но через десяток секунд она ушла — подготовительная посадочная рутина, обычные действия, к которым привык, изгнали ее. И когда Габриэль начал вводить данные для расчета контрольных точек - чтобы подойти к аэропорту Бергамо под правильным углом, с нужной высотой и скоростью, - он был спокоен. Почти спокоен.
  
  Они снизились до десяти тысяч футов и в салоне уже зажглось «Пристегнуть ремни», когда включился Евроконтроль.
  Барис подтвердил снижение, а на вопрос, почему, поспешил ответить Габриэль.
  - У нас чрезвычайная ситуация, - сообщил он, отключая систему удаленной безопасности. Широкополосную линию данных, через которую наземные службы могли управлять лайнером. — Мы потеряли линк с Землей. И главное, что у нас половина пассажиров без сознания. Мы не можем определить - это работают имплантанты или что-то другое.
  Евроконтроль отреагировал с задержкой.
  - Принято. Нам нужно время для перерасчета вариантов и подготовки рекомендаций.
  - У нас по курсу три аэропорта, - сказал Габриэль. — Мы хотели бы, чтобы расчет был по всем трем.
  Барис покачал головой и усмехнулся. Он догадался, что Габриэль просто затягивает время, не давая Евроконтролю выработать быстрое решение. И когда Евроконтроль отключился, Барис заметил:
  - Почему-то я не удивлен.
  
  Габриэль все же сомневался. И все время, оставшееся до связи с диспетчером захода аэропорта Бергамо, он нетерпеливо и беспокойно ерзал на кресле.
  Еще он думал о словах Констана де Ховерио. И мучительно гадал, что может произойти, и как он может этому воспрепятствовать. Все, что он знал, что катастрофа случится при посадке. Возможно, на подходе. Независимо от того, кто управляет лайнером. Следовательно, пока что они могут доверять автоматике.
  А потом?
  - Бон помериджо, - раздался голос диспетчера. – Добрый день. Мы вас видим. Вы решили садиться у нас? Перфекто.
  Он говорил быстро и увлеченно, как ресторатор, восхищенный выбором клиента. Неважно, что обычная паста Карбонара, все равно это великолепно. Местное красное вино к ней? Чудесно!
  На пару он секунд отключился, видимо разговаривая с кем-то еще.
  - У нас все рейсы задержаны, перед вами все чисто. Вы будете вырабатывать топливо перед посадкой?
  - Мы приняли решения садиться с топливом, - сообщил Барис. – Чтобы приземлиться как можно быстрее, пока лайнер управляем.
  - Понял вас, - сказал диспетчер. — Снижайтесь до трех тысяч футов. Заход по ИЛС, полоса Десять.
  - Он волнуется, - заметил Барис, когда диспетчер отключился. – Уловил интонации в его голосе? Не знаю никого, кто садился бы с негативным прогнозом посадки. Я даже сдерживаю себя, чтобы не взять управление и оставить этот чертов автоматический режим.
  - Расчет проводился для двух вариантов, - напомнил Габриэль. – Управляет автопилот и управляет капитан воздушного судна. И я этому расчету доверяю. Сейчас самое главное, чтобы о том, что сажаю лайнер я, не знал никто. Иначе вероятности изменятся.
  А ведь я сам не верю в это, подумал Габриэль.
  Его ладони покрылись потом и он энергично потер их одну об другую.
  - Уменьшите скорость до ста восьмидесяти, - включился диспетчер.
  Барис потянулся к панели, чтобы выставить регулятор скорости автопилота.
  - Скорость сто восемьдесят.
  - Чек.
  Диспетчер аккуратно, вручную, поскольку канал связи с их бортом отключился, подводил их к полосе, задавая направление и скорость.
  Евроконтроль молчал. Разумеется, они знали, что лайнер пытается сесть. Возможно, они отменят посадку уже перед самой полосой. А сейчас просто не хотят мешать и выжидают.
  С ними вышла на связь вышка аэропорта, пункт управления посадкой.
  - Ди Ка Эр Семь Эм Пи. Вышка Бергамо. Бон помериджо.
  - Добрый день, вышла Бергамо, - ответил Габриаэль. - Выравнивание выполнено.
  - Ди Ка Эр Семь Эм Пи, - сказал диспетчер невыразительным скучным голосом. - - Ветер двести пятьдесят градусов, двадцать пять узлов. Полоса Десять, посадка разрешена.
  - Ветер двести пятьдесят градусов, двадцать пять узлов, полоса Десять, посадка разрешена, - быстро повторил вслед за ним Габриэль.
  - Полоса сухая, - добавил диспетчер. — Удачи вам.
  - На глиссаде, - Габриэль непроизвольно напрягся, произнося эти слова.
  - Чек. - И Барис, бросив на Габриэля выразительный взгляд, отключил автопилот.
  В отличии от Габриэля, первый пилот выглядел спокойным и уверенным.
  Он неторопливо потянулся к регулятору барометра, чтобы задать нужные параметры давления для правильного определения высоты - им все приходилось делать вручную.
  - Кью Эн Аш установлен.
  - Чек, - отозвался Габриэль, - Подтверждено.
  - Идем ниже глиссады, - заметил Барис, смотря на свой дисплей. — Прибавь.
  - Я вижу, - напряженно ответил Габриэль.
  Конечно, он не мог сравниться с автопилотом, способным парировать малейшие отклонения, и допускал ошибки.
  Рука его почти вклеилась в джойстик управления, пытаясь принудить огромный тяжелый сложный механизм действовать так, как нужно ему.
  - Две тысячи пятьсот футов, - сказал Барис. — Большая вертикальная.
  Габриэль сглотнул слюну.
  - Закрылки — один.
  Барис потянулся к нему, чтобы передвинуть ручка закрылок, находящийся со стороны второго пилота, в нужное положение.
  Левая рука Габриэля лежала на рычагах управления двигателями, перемещая их по чуть-чуть вперед-назад, а правой он впился в джойстик. Взгляд перебегал с дисплея перед ним на пеструю землю с темной полоской гор, приближающуюся неторопливо, но неуклонно.
  Напряжение – тягостное, безрадостное, с холодным режущим лезвием неизбежности, - свело, закрутило мышцы, вдруг стало трудно дышать. И по спине, Габриэль почувствовал это, побежали крупные, не его, капли пота. Он попытался глубоко вздохнуть, но не смог, дыхание рвалось, а сжатые, затвердевшие, как и все тело, легкие, не пускали воздух.
  Я не сдамся, настойчиво твердил Габриэль, повторял еще и еще, сжимая побелевшими руками штурвал. Потому что смог тогда, в Кинте. И потом, когда ему сообщили о найденном в ущелье автомобиле. И снова, раз за разом, отталкивая коробки-несчастья, падающие Оттуда.
  Потому что нельзя по другому.
  Напряжение достигло предела и он вдруг почувствовал, что словно бы стоит в ночном пустом коридоре. Как они стояли тогда, прислушивались к звукам струящейся неподалеку воды и биению своих сердец.
  Почему они вернулись к Колодцу Несовершенства, ломаному, угловатому, с ромбами-окнами? Ведь не случайно, а потому что откликнулись на тонкую, еле уловимую ниточку ощущения мира. Его истинного узора. Почти неосознанно, пылко, страстно и с готовностью идти до конца.
  Габриэль глубоко вздохнул. Ведь сейчас происходило почти то же. Только нить - сияющее странное ощущение понимания, - стала намного явственнее и заметнее. Габриэль на мгновение закрыл глаза, разрешая этому невидимому сиянию увлечь себя. И вслед за тем отошли и стали неважными бесконечное количество вещей. Он почувствовал иной, сложный ритм, тот самый, неподдающийся словам механизм, управляющий всем. Неотвратимый и неостановимый.
  Он не спасет мир, понял Габриэль, маленькая песчинка на бесконечной белоснежной линии берега, омываемого теплыми тихими волнами. Но он может спасти себя. И тех, кто рядом с ним. Небольшую горсточку, но разве этого мало?
  И самое ценное и главное, что уловил Габриэль — это возможно не из-за каких-то его заслуг, прав, достоинств, а из-за совершенно безумной, не укладывающейся ни в какую человеческую логику незначительной черточки-особенности. Ибо настоящая реальность в своей глубинной сути оказалась наполненной веселой, несерьезной, безудержной любовью-беззаботностью. Нежной и страстной.
  Смесью пороха, наркотика и глазури...
  Руки потрясенного Габриэля обрели твердость и покой. Он даже не понял, как это сделал - подтянул лайнер обратно на глиссаду, выровняв и снизив скорость. Это случилось само собою, играючи. Без усилий, словно он всю жизнь только и занимался подобным.
  - Выпуск шасси, - совсем спокойно произнес Габриэль.
  Сейчас, подумал он, в салоне слышен тяжелый гул приводных механизмов. От него вздрагивают особенно беспокойные пассажиры. Но мы этот гул не слышим, мы контролируем только по сигналу на панели.
  - Шасси выпущены, - сообщил Барис. - Горит зеленый.
  - Вышка Бергамо, - сказал Габриэаль. - Ди Ка Эр Семь Эм Пи. Подтвердите визуально выход шасси.
  - У вас не показывает выход? – встревоженно спросил диспетчер. – Сейчас, минутку… выход подтверждаем.
  - Ты не доверяешь информации, которая на экранах? – нарочито спокойно спросил Барис. – Понимаю. Правильное решение.
  - Закрылки - три, - продолжил Габриэль. — Скорость сто семьдесят узлов. Закрылки — полные.
  - Чек.
  - Мы не видим коррекции, - обеспокоенно произнес диспетчер. – Вы не получаете наших данных?
  - Мы садимся в ручном режиме, - ответил Барис. – Автоматическая корректировка отключена.
  Диспетчер замолк.
  - Я его чувствую, - сказал Габриэль. — Мы идем, как надо. Тут левый боковой и у нас снос, у земли он пропадет и мы выровняемся, как надо. Посадочный чек-лист.
  На пестром пейзаже внизу, среди зеленых, серых полей, темных пятен лесов и россыпей домиков-кубиков уже различались две узкие светлые ленточки полосы Десять-Двадцать восемь, вытянутые в их сторону.
  - Салон — готов, - в неторопливом голосе Бариса чувствовался опыт не одной сотни посадок. — Высота ухода на второй круг – установлена. Сообщения ЭКАМ…
  Барис запнулся. Информационные панели системы ЭКАМ пестрели предупреждающими оранжевыми и красными строчками. Согласно инструкциям, посадка в этом случае не предусмотрена.
  - Сообщения ЭКАМ, - вставил Габриэль, мельком глянув на панель, - учтены.
  Барис кивнул головой, одобрительно посмотрел на Габриэля и продолжил:
  - Спойлеры – АРМ. Посадочный чеклист завершен.
  - Тысяча, - предупредил женский голос системы контроля.
  Габриэль подумал, что интонации искусственного голоса выдержаны, как надо: чуток беспокойства, нотка тревоги и капелька уверенности, что пилоты знают, что делают.
  - Чек.
  - Чек, - повторил Барис.
  - Ветер двести пятьдесят градусов,- включился диспетчер.- Двадцать шесть узлов, полоса Десять, посадка разрешена
  - Ок, - бросил Габриэль.
  - Пятьсот, — сообщил голос системы контроля.
  Барис нетерпеливо пробарабанил пальцами по верху панели приборов. На его лице читалось желание самому взяться за джойстик управления, а правую руку положить на рычаги тяги.
  - Пятьсот футов, выравниваю, - сказал Габриэль.
  Его переполняло ощущение прикосновения. Сопричастности. Обоюдности. С тем, что лежит в основе Вселенной. Словно он и Вселенная поняли друг друга с полуслова: свое родство, свою похожесть, свое веселое непоседливое озорство. Совсем, как они с Жаннет тогда.
  И в калейдоскопе сведений, который захлестнул его изнутри – о прошлом, будущем, о бесчисленных вариантах прошлого и будущего, он уловил, осознал, выудил настоящее, то, что происходит. И что случится вот-вот. Небольшой случайный сбой компьютерной системы, цепей обратных связей, начавшийся после взлета повлек и повлечет еще неправильные выводы, и как следствие — неправильные решения. Расчет наземного компьютера оказался безупречен и точен — их будущее перекрывала катастрофа, неважно, управляй самолетом первый пилот или искусственный интеллект.
  Вот только сейчас вел лайнер Габриэль. Второй пилот, который по определению не имеет нужного опыта.
  - Чек.
  Тоненькая ленточка посадочной полосы впереди и внизу раздвинулась в ширину, приобрела детали.
  - Коррекция скорости,- проговорил Барис.
  - Чек.
  - Достигнут минимум, - сообщил искусственный женский голос. - Достигнут минимум.
  - Продолжаем снижение, - отозвался Габриэль.
  - Чек.
  Экраны мигнули, а потом потухли — все разом и панели вокруг них превратились в набор неживых серых регуляторов, кнопок и черных тусклых индикаторов.
  Барис вздрогнул и поднял руку к потолку кабины. Он успел откинуть красный предохранительный колпачок кнопки аварийного электропитания, прежде чем Габриэль задержал его, потянув руку вниз.
  - Нет, - требовательно и даже жестко проговорил он.
  А потом, смущаясь своей резкости, мягко добавил. — Скорости для раскрутки турбины недостаточно. А после принудительного включения аварийного источника, отключится основное. В этом все дело. Если бы нами управлял автопилот, он сделал бы точно так же. Но электропитание на борту не пропало, обесточены только наши панели приборов.
  - Сто, - предупредил автоматический женский голос работающей автоматики.
  Барис побледнел.
  Лайнер покачивало вправо и влево — но Габриэль движениями джойстика парировал качения, выравнивая самолет. Черные пустые экраны дисплеев не показывали ничего. Скорость, высота, ветер, та линия, называемой глиссадой, которая мягко приводила их к полосе – все осталось вне кабины, в импульсах тока, бегущего по проводам. Но Габриэль уже не нуждался в них. Он видел полосу, то место, над которым он выровняется, и плавно, бережно, аккуратно, даже с наслаждением, направлял к ней мощный тяжелый лайнер.
  Ставшая совсем широкой бетонная серая полоса с цифрами один и ноль приблизилась и убежала под самолет.
  - Пятьдесят... сорок... — продолжала автоматика.
  Бетонка придвинулась к лайнеру вплотную.
  - Десять... ретард, ретард — уменьшить скорость… пять... ноль...
  Самолет тряхнуло — шасси коснулись земли.
  - Спойлеры, - скомандовал Габриэль. - Реверс. Торможение.
  - Торможение, - срывающимся голосом повторил Барис.
  Но он вернул себе обычный непринужденный уверенный вид, когда они погасили скорость, и Габриэль бессильно откинулся на спинку кресла, передавая управление первому пилоту.
  
  Они остановились в конце полосы, предоставив стюардам распахнуть все двери, включая аварийные, и задействовать надувные трапы. И пока пассажиры неуклюже и торопливо выбирались, они сидели в креслах, наслаждаясь легкостью после свалившихся с плеч тревоги и напряжения.
  Радио работало и оттуда сбивчиво и радостно поздравляли первого пилота с успешной посадкой и спасенными пассажирами, сообщали об экстренных службах, которые вот-вот подъедут, пытались спросить и сказать еще что-то, но ни Барис, ни Габриэль их уже не слушали.
  - Я знаю, Агнесса тебя называет Габи, - сказал Барис, благодарно смотря на Габриэля. — К сожалению, как мужчина, не могу назвать тебя так же, как бы мне этого не хотелось. Боюсь, что это последний раз, когда мы летали вместе — тебя точно повысят и ты будешь летать на левом кресле, а справа будет сидеть какой-нибудь неопытный второй пилот... чему ты улыбаешься, разве не так?
  - Не знаю, - широко и мечтательно улыбнулся Габриэль. — Теперь мне кажется, что есть множество других, более интересных вариантов. Ваш Шимода, например... мне очень хочется увидеть и поговорить. Если не с ним, то с тем человеком, кому, как вы сказали, он собирался передать свою фамилию. Невероятно тянет взглянуть на него. Или на нее.
  - Шимода? — переспросил Барис. Он нахмурился, пытаясь разворошить свою память. — Очень, очень знакомое имя. Крутится рядом, но никак не могу вспомнить, кто это.
  - Директор-инспектор Шимода. Обаятельнейшая и умнейшая личность, - насторожился Габриэль. — «Кавасаки-моторс». Вы летали с ними.
  - Летал, - согласился Барис. — Но я прекрасно помню, что никакого Шимода среди них не было. Пяток фамилий, я бы не пропустил.
  Генрих встревоженно посмотрел на Бариса, но тот оставался безмятежным и невозмутимым.
  - И вот еще что, - спохватился Барис. — Не помню, кажется ты не видел моих. Так вот я приглашаю тебя к себе в гости. Познакомлю с женой и двумя дочерьми, Мириам и Дуйю. Мириам обручена, а Дуйю тринадцать. Посидим в изумительном тихом месте, в спокойной семейной обстановке — когда еще тебе представится такая возможность. Поешь нормальной домашней еды. Ты ведь знаешь, что турецкая кухня входит в число лучших мировых? И приезжай со своей девушкой.
  Девушкой, изумился Габриэль. Он внимательно посмотрел на Бариса, а рванул со своего места под дружелюбный смешок первого пилота.
  
  Пассажиры, рассыпавшись, стояли неподалеку лайнера, их уже опекали спасатели в ярких неоновых жилетах.
  Габриэаль не нашел среди них Констана де Ховерио, как ни пытался. Зато отыскал Агнессу.
  Да, - с готовностью отозвалась она, - Кирилл Ховерио? С пирсингом в ухе? В семнадцатом ряду, левые кресла? Нет, эти кресла все время оставались пустыми.
  Она увидела сомнение и озабоченность во взгляде Габриэля и добавила:
  - Если хочешь, я посмотрю в планшете разбивку пассажиров по креслам, но уверяю, эти места были пустыми... И вот еще что. Габриэль, помнишь вот тот наш разговор?
  Агнесса смотрела виновато и чуть строго. А главное, она держала дистанцию, не пытаясь коснуться его.
  - Я должна извиниться. На меня накатило и я сама не знаю, что тебе наговорила. Это была минутная слабость, ты же понимаешь. Тем более, что я обручена...
  Габриэль только сейчас увидел кольцо на ее пальце.
  - … и не смотри на меня так.
  Она сбилась и глянула на Габриэля широко раскрытыми глазами.
  - Габриэль, милый, у нас все равно ничего бы не вышло, - шепнула она. — И я не хочу ждать сто лет, как ты со своей девушкой.
  Она ободряюще улыбнулась ему и отошла.
  
  Габриэаль еще раз окинул взглядом пассажиров. Констан де Ховерио... Если попробовать искать его в мировой сети, даст ли это что-нибудь? Сомневаясь, Габриэль достал смартфон и ввел имя в строку поиска. К его удивлению, появилось с десяток страниц, но он не успел просмотреть их — раздался сигнал вызова. Звонил незнакомый, вместо имени у которого был набор значков: три поцелуя подряд, веселая рожица и две ладошки.
  Ладошка должна была быть одна и означать легкий шлепок, но картинки с одной ладошкой они так и не нашли и Жаннет поставила хлопающие ладошки. Ты и так поймешь, сказала она ему, веселясь.
  Габриэль принял вызов. Но пересохшее враз горло не дало ему ничего сказать.
  - Кисуро, мой ненаглядный, - это ты? — нетерпеливо проговорила Жаннет. — Ты же знаешь женское сердце. Я почувствовала, что с тобой что-то неладное. Дозвонилась до компании, но они долго ничего не говорили. А потом сообщили, что с вами все в порядке и вы экстренно сели в Бергамо.
  Габриэль рефлекторно сглотнул слюну.
  - Если собираешься сказать, что это глупо — лететь к тебе сейчас, то учти, что весь мир состоит из глупостей. И кому как не нам перебирать и сортировать их, чтобы отыскать стоящие.
  Габриэля заливал тихий сладкий восторг.
  - Жаннет, - прошептал он, - любимая и все понимающая. Как же я хочу тебя видеть!
  - Вот как у тебя так получается?! - отозвалась Жаннет. — Сказать так, словно не видел меня много-много дет! Вложить в интонацию столько чувств, что мне прямо сейчас хочется завалиться с тобой в постель.
  Габриэль засмеялся.
  - Тебе полагается отдых, - сказала Жаннет. — Думаю, у нас будет пару дней. Которые мы проведем, не выходя из номера отеля. А потом...
  - А потом, - перебил ее Габриэль. — Помнишь то место, в Кинте? И ту ночь? Так вот, пришло время снова туда вернуться...
  
   2024
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"