Уткин Михаил : другие произведения.

Через Десять Лет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мрачная повесть о борьбе с болезнью

   Василий придавил ладонью лист глянцевого журнала, чтоб не мешали отблески лампы, прищурился, всматриваясь в фотографию. Фотограф выбрал удачный ракурс, чтобы запечатлеть вихрастого паренька - немного снизу, на фоне неба. Тот широко улыбается, устремив взгляд ввысь. Перистые облака раскинулись за плечами, как крылья, кажется, ещё немного и парень прыгнет в небесный океан. В руках, поблёскивает суставчатыми шарнирами, длинная клешня манипулятора.
  Василий тяжело вздохнул. Помнится, массивный такой был агрегат, шероховатый. Не отполировал тогда стальную поверхность и боялся не пройти в финал. На фото правая ладонь, прикрывает длинную царапину от неудачного прохода фрезы. Но комиссия на отделку внимания не обратила -оценила функционал на отлично. Мастер как раз уловил момент победы, запечатлел взрыв мальчишеского счастья.
  Года не прошло, а кажется было в прошлой жизни. Тонкий палец провёл по надписи под фотографией:
   "Помогите, пожалуйста, наш сын умирает. На лечение нужно 358 000 рублей".
  Ноготь медленно подчеркнул цифру. Василь привычно коснулся головы - кожа прохладная, словно под черепом постоянно работает кондиционер. Поначалу испуганно отдёргивал ладонь, натыкаясь на безволосую поверхность, потом привык. Ко всему человек привыкает, и к последствиям химиотерапии тоже.
  На стене звонко тикают старинные часы - кошачья морда. Глаза туда-сюда, туда-сюда. Они всегда успокаивали его в детстве, казалось, что домовой присматривает, чтобы ничего не случилось. Но сейчас каждая секунда словно грохочет, откусывает жизнь кусок за куском.
  Тело тяжёлое, словно заполнено холодной водой, внутри что-то колышется, переливается, как в остывшей грелке. Василий повернулся к зеркалу. Под глазами круги, губы стали тонкими и бледными. Он осторожно, словно боялся прорвать истончившуюся кожу, потрогал впалые щёки. Потерял двадцать килограммов, а это в шестнадцать лет очень много.
  Врачи в больнице, много говорили, шутили, но под конец лечения, все отводили глаза. Да он и сам понял - химиотерапия шла неудачно.
  Что-то очень сильно разладилось в молодом, здоровом теле. Вообще, говорят, рак сильно помолодел, что значит гораздо чаще стал молодых сжирать. И причина неизвестна. Не понятна...
  Подволакивая ноги, он прошёлся по комнате. Сделал десяток приседаний. Дыхание участилось - вырывается из горла с каким-то странным сипением. Ни вдохнуть до конца ни выдохнуть. Кажется, лёгкие не могут толком расправиться, они словно сжатый в кулаке пакет. На лбу выступила испарина, бровей нет, и струйка пота полилась, сквозь куцые ресницы прямо в глаз. Василий вздрогнул, вытер рукавом, тут же закружилась голова. Он тяжело опустился на кровать, перевёл взгляд на ряд фарфоровых слоников. Семь белых, раскрашенных красками пастельных тонов. Их поставила туда бабушка, когда был ребёнком. И вот сегодня она приехала. Обнимала тёплыми морщинистыми руками, проливала слёзы и шептала на ухо, как маленькому: "Всё будет хорошо, всё образуется. Ты вылечишься и выздоровеешь. И снова будешь делать своих роботов ещё круче...".
  На губах появилась улыбка, Василий вытянулся на кровати. "Да, всё будет хорошо, не может быть плохо, это же не справедливо..."
  Веки потянуло вниз и сон придавил их тяжелым покрывалом.
  
  Василий вздрогнул, выдираясь из кошмара. Сновидение сразу забылось, но, словно недовольно урчащее животное, дремота вновь забралась на грудь, сдавила легкие, выжимая воздух.
  Ноги тяжело стукнулись в пол, в два тяжёлых шага донесли до окна. Он упёрся ладонями в подоконник, выглянул на улицу. За окном уже день, ветер яростно треплет деревья. Возле редких машин, стоящих во дворе, то и дело завиваются пыльные смерчи. Голуби топчутся вокруг пустого мусорного бака, что-то выклёвывают с асфальта.
  Форточка распахнулась неожиданно легко. В комнату ворвалось чириканье воробьёв, что орут и возятся вокруг половинки засохшего батона, словно болельщики пытаются опрокинуть автобус с приезжими фанатами.
  Ветер бросил в комнату горсть пыли и запах бензина. Глаза заслезились, Василий постарался вдохнуть полной грудью, но не получилось.
  За спиной скрипнула дверь - сквозняк. Надо закрыть, да лечь, чтобы мама с бабушкой не беспокоились. Василий на цыпочках подкрался, протянул руку к кругляшу рукоятки, но так и замер. Уловил рыдание и голос, доносящийся через длинный коридор с кухни. Узнал голос бабушки, тихий, но неожиданно жёсткий:
  - Ты о себе подумай. Уже не девка, тридцать пять вот-вот будет. С каким трудом наскребли деньги помнишь? Выпросили кое-как, помогли люди добрые, но что сейчас?
  - Но, мама... Нужно до конца пытаться спасти Васеньку. Прогнозы...
  - Прогнозы, сама знаешь, хуже не бывает. Выбросили две трети денег, так с чего ждать что остатки пойдут на пользу? Ну да, пойдём с протянутой рукой, вот только ещё раз не наскрести.
  Сдавленные рыдания и холодный, жёсткий голос матери матери, продолжал звучать, каждым словом, словно вбивая гвозди в крышку гроба:
  - Ты молодая ещё. Родишь ребёнка, сейчас материнский капитал дают. Вот тогда и пригодятся остатки от собранных на лечение. Помнишь, как всё смеялась, дескать, чего собираю старьё? Вот теперь попомнишь - всё от пелёночек, и погремушек, до последних ботинок и курток я в чулане храню. Может и на двух детей хватит. Да ты на меня глазами-то не сверкай. С ребёнком, да гонором твоим, тебя никто не брал, а одну, авось, присмотрит какой-нибудь мужик. За собой ты следить не забывала, видная ещё женщина...
  - Мама!
  - Я давно уже мама, слушай, что говорю. Липосакцию сделаешь, сиськи поправишь, пройдёшь курс гормонов и на год-полтора молодость вернёшь, а этого достаточно чтобы...
  Василь потянул ручку двери, замок тихо щёлкнул, отсекая злые слова. Щекам стало холодно, он резко прижал ладони к лицу, почувствовал, как струятся потоки слёз. В голове кружилась звонкая пустота. Он прислонился к настенному ковру и медленно сполз вдоль стены на корточки. Наверху лопнуло - старая верёвка не выдержала и коврик сложился, накрыв зелёным саваном.
  Сразу стало жарко и душно. Во рту пересохло, будто вся вода решила вылиться потоком слёз - с каждым всхлипом плескала по щекам.
  Домашний детский уют рушился, сгорало все, что даёт силы сопротивляться и действовать. Мысли в голове метались, как ошарашенные ударом тока рыбки.
  Не жилец... Меня просто списали. Решили уже мертвец... Да так и есть... Мама? Бабушка? Дом? Всё рассыпалось. Мир распадался. Ничего уже не будет хорошо. Он для всех уже труп, только доживает...
  Со слезами казалось, уходили последние силы. Снова потянуло в сон. Вот прямо сейчас, свернуться калачиком и умереть, пока не вернулась боль. Пока оглушённый химией рак только-только вновь начинает расправлять клешни.
  Василий с трудом двинул рукой, ковёр грузно отвалился в сторону, тяжёлый и жёсткий, прилёг рядом, поблёскивая решёткой нитей обратной стороны. На стене яркий квадрат обоев, что не выцвели под солнечными лучами.
  Он подошёл к окну, потянул шпингалеты фрамуги. С детства так часто выходил из дома напрямик, всего ведь первый этаж. Обычно забирают решётками, но решётки, как говаривала бабушка, денег стоят, а так у них и взять то нечего... Бабушка. У него нет больше бабушки. Расчетливая старуха, что прикинула его цену и безжалостно сбросила в ноль.
  Правый тапочек на подоконник... левый... и шаг навстречу улице. Ослабевшие мышцы не удержали на ногах, асфальт больно ударил колено, клацнули зубы. Порыв ветра пронёсся вдоль здания, сильно толкнул в бок, словно попытался забросить обратно. Деревья раздражённо зашелестели, перешептываясь, мол, чего этот дохляк выкопался из могилы.
  Маленькая девочка, на трёхколёсном велосипеде уставилась разинув рот. В её глазах отразилась его словно полированная лысина, две тонкие жилки натянутые к затылку, впавшие глазницы, на дне которых синие камушки глаз. Василий провёл ладонью по макушке.
  - Ну чего вылупилась? Езжай себе! - прикрикнул он.
  Та тут же сосредоточенно заработала педалями. Закричала:
  - Мама! Мама! Инопланетяне прилетели!
  Да уж, инопланетяне... скорее, прочь со двора.
  Машины еле передвигаются - ползут в тугой пробке. То одна, то другая, протискивается вперёд, едва не срывая соседям зеркала заднего вида. Нервные водители часто сигналят, открывают окна и орут друг на друга, брызгая слюной.
  По тротуару, сплошной массой идут люди. Василий вздрагивал, чувствуя их взгляды. Множество назойливых и вместе с тем равнодушных взглядов..., конечно равнодушных, ведь даже домашние его списали. Смотрят все как на пустое место, лишь бы не цепляться за болезного уродца, не пойми что делающего на улице...
  Чтобы как-то загородиться от мира, Василий достал телефон и на ходу начал говорить в трубку. Сразу давление взглядов ослабло.
  Человек, говорящий по телефону, уже не похож на труп. Труп и телефон в сознании не совмещаются. Даже если бы клочьями кожа висела, с телефоном респектабельнее, даже если это вот такая старинная раскладушка Soni...
  Рука скоро устала и от нее, словно слабость разлилась по всему телу. Василий свернул под ближайшую арку во двор и присел на скамейку. Откинулся на спинку.
  Чёрт, всё сиденье истоптали, не посмотрел. Но пофигу, когда-то и сам, сиживал с ребятами на таких спинках как на насестах. Сейчас, эти удобные опоры почти везде убрали, оставили лишь плоские деревянные поверхности.
  А двор-то знакомый... Едва успел подумать, как зажатый в ладони телефон разразился трясущейся трелью и выпал из пальцев... Он обошёл сиденье, поднял. Высветилось имя: Свесеткаса.
  - Вася, ну ты что внизу застрял? Пришёл в гости, так поднимайся. Расскажешь как дела.
  Вот куда значит, ноги вывели. Василий задрал голову, всмотрелся. В окне пятого этажа смутно видна девушка, машет обеими руками, привлекая внимание. Вот она поднесла ладонь к уху...
  - ...сейчас сама спущусь. Не убегай никуда!
  Надо же, а ведь давно не виделись. А сейчас самого сюда принесло. Как поссорились, так вроде и забылись - полтора года в шестнадцать лет, целая жизнь. Да, а его вообще заканчивается...
  Но чёрные мысли не успели снова опутать. Дверь подъезда распахнулась во всю ширь, отсоединённый рычаг свободно повис. На улицу выпорхнула Светка... Света.
  Курносый нос, длинные ресницы над синими глазами и так не подходящие к округлому личику высокие дуги бровей. Коротко обрезанные чёрные волосы при каждом шаге встряхиваются. Да, тогда она была с него ростом, а сейчас на голову ниже. Правда, грудь округлилась, впрочем наверное специальный бюстгальтер, помнится ржали как идиоты когда узнали что она подсовывает вкладыши, чтобы увеличить...
  - Пресевесет Васасисилёсёк!
  - Превевесет Свесеткаса.
  Губы невольно сложились в улыбку. Детский язык - после гласной повтор с буквой с, вспомнился мгновенно. Всем классом тогда щебетали на собственном наречии, потешаясь над ничего не понимающими взрослыми.
  - Как же я тебя рада видеть!
  Обняла, прижалась. Дыхание вылетело, кровь бросилась в лицо. А бюстгальтера то нет, проскользнула мысль. Он неловко отстранился:
  - Я тоже... Как то не заметил даже - вроде постоянно висишь на связи.
  - А ты помнишь, как меня обидел? Я всё время ждала, когда придёшь мириться, а ты так долго шёл! И даже полстрочки не написал!
  - Свет... Ты извини, конечно, но...
  - Ничего не желаю слушать! Это всё девчоночьи переживания, не обращай внимания! Ты что такой бритый то?
  Чёрт она, что ничего не знает...
  - Нет, это химия...
  - Химия? Что за химия?
  - Рак лечили...
  Ребёнок ворвался в стаю голубей, они шумно хлопая крыльями отлетели недалеко и вновь закружились заковыляли кругами... Старик сел на дальнюю лавочку, положил ладони на изогнутую ручку трости. Из-под арки пронзительно посигналило, во двор вполз старый мерседес со смятой фарой. Ветер протащил за ним как почётный эскорт конфетные бумажки. От дома пахнуло жареной картошкой. Грязный кот сосредоточенно закапывает в песочнице, морда злорадная, вот кому-то из детишек не повезёт...
  Всё это одним взглядом и вдруг с силой навалилась тоска, вышибла слезу. Чертовски не хочется умирать. Хочется жить и хотя бы смотреть вокруг и вот в такие испуганные глаза Свесетки, в которых застыл вопрос "и что?" Тяжело выдавил:
  - И ничего... Деньги только зря потратили.
  Вдруг захотелось выплеснуть, рассказать. Василь сначала медленно, потом всё быстрее заговорил. Глотая слова, запинаясь и частя, обида хлынула через край. Девушка ухватила его ладони и только вздрагивала впитывая этот поток.
  
  Старушка у окошка умильно улыбалась, смотря на парочку на скамейке. Вот в молодости также сидели... Страстно объяснялись. Судя по всему, сейчас пойдут гулять... Вот. Точно, встали одновременно. Держась за руки, пошли со двора. Мальчонку то лысого правда, что-то пошатывает. Принял, наверное, для храбрости... охо-хох, спивается Россия. Националист наверное, в наши времена такого не было...
  
  - Куда ты меня тащишь, вообще?
  В глазах всё плывёт, язык заплетается, хотя приятно прикосновение её узких ладошек. Вцепилась обеими руками, глаза бешеные, тараторит что-то. Глаза сияют... Ничего не пойму. Ноги подкашиваются, здания и небо качаются.
  Подмышку ткнулось плотное, захотелось опереться, облокотиться. Но тут же в спину ударило жёсткое, голова откинулась. Донёсся глухой стук, а потом по затылку разлилась боль, вынося из глаз туман. В уши ворвался испуганный голос:
  - Вася, очнись, Васенька. Только не падай! Я же тебя не удержу.
  За спиной прозрачная стена автобусной остановки. Высокая худощавая женщина с бейджиком воспитателя детсада, растопырила руки, словно тощая курица пыталась собрать под крылья десяток мелких детей, что крутятся и суется а трое замерли, разинув рот смотрят... Чего же такого занимательного? Ах да, наверное, шишка на затылке надувается им же видно через прозрачную стенку.
  - Куда мы вообще? - повторил Василий.
  - В дом престарелых, я же тебе сказала..., - сочувственно пробормотала девушка.
  - Престарелых? - переспросил парень, поперхнулся хохотом, пополам с рыданиями.
  Нотки истерики, и вместе с тем смешно адски показалось... Он выдавил, с трудом, сотрясаясь от непонятной эмоции:
  - Ты что-то спутала. Мне там остановка не светит, лучше сразу где-нибудь в крематории договориться, чтоб деньги не тратить...
  Говорил всхлипывая, проглатывая слова, не понятно смеётся или плачет.
  За спиной взревело, клуб вонючего чёрного дыма ворвался на остановку. Оттопырилась одна створка старинного автобуса - гармошки. Детвора рванулась мимо, Света втянула его следом. С места водителя ругань, Василь встал было в уголок, но Света тут же толкнула его на свободное сиденье, ухватилась за спинку кресла и нависла, зыркая по сторонам, мол только попробуйте, сгоните. Автобус дёрнулся, пол закачался, качнулась и грудь девушки под кофтой. Она наклонилась ниже и быстро, проглатывая слова, заговорила:
  - К деду моему двоюродному едем. Он в доме престарелых, но у него совсем не маразм, а это он из психушки потому что выписался!
  - Ничего не понял. Зачем мне к психованному маразматику? Даже если он твой дед...
  - Да он как раз и не маразматик! Пётр Иванович учёный, руководил огромным отделом эмбриональной медицины, знаменитого института. Говорили, что ещё год-два и будет прорыв, о раке можно будет забыть. Но исследования запретили каким-то там законом. Он рискнул продолжить исследования, но что-то пошло не так. Его чуть не посадили в тюрьму, пришлось сначала уйти в лечебницу психиатрическую, а оттуда уже в дом престарелых. Мы сами с родителями концы с концами еле сводим, поэтому он ушёл в дом престарелых. Не желает никого видеть, ни с кем не говорит.
  - Так с чего ты решила, что я ему буду интересен?
  - Ну... Попробовать то надо? - смущённо ответила девушка.
  Под ногами гудит двигатель, возле уха старое стекло колышется, в расхлябанной резине уплотнителя, из щели дует.
  В теле всепоглощающая усталость, какой не было до химии. И за усталостью, ощущаются шевеление восстающих метастаз. Страшно, ведь следом придёт боль. Да такая, что впору молиться будет на это время, когда лишь усталость и сонливость. Василь попробовал выпрямиться. Свесеткаса, тут же растопырила руки крылышками, как та воспитательница на остановке. У женщин рефлекс, что ли оберегать убогих? Зачем оно ей? Ребята вон поначалу приходили, но потом перестали. Да и кому хочется выносить такое жалкое зрелище. Только родные могли, но и они...
  Снова в горле начал разрастаться ком, но автобус подпрыгнул на кочке. Света ойкнула, влепилась грудью в ухо, отстранилась, щёки заалели. Тут же минорные мысли унесло, Василий кашлянул, преувеличено внимательно уставился в окно.
  Улица замедлила бег, словно давая, как следует, рассмотреть высокий кирпичный забор. Поверх, как замурованные копья торчат металлические острия. Вездесущие тополя нависают, опираются корявыми ветками, словно пытаются перелезть.
  Водитель что-то прохрипел по связи, зашипели двери. Василий почувствовал на ладони цепкие пальцы. Света дёрнула его, как репку из грядки, поволокла к выходу.
  
  На улице в уши врезался визг бензопил. Тупорылая машина, подняла над забором механическую руку с кабинкой. Мужик в оранжевой робе и белой каске, перевесился через край и азартно жмёт завывающей пилой толстый тополиный сук. Длинные струи белых опилок брызгают на землю. Деревья раскачивают ветвями, словно пытаются отмахнуться, но на лице мужика злое веселье, ловко уворачивается. Ветер подхватывает опилки и таскает, по дороге, играя в зимнюю позёмку. В нос шибает мощный запах сырой древесины.
  Морщинистые старики и старухи в линялых пижамах, вышли на улицу посмотреть. Они криво улыбаются провалами ртов, все болезные, вялые. Василь начал было замедлять шаг, наполняться тоской и мыслями о бренности. Почему-то захотелось встать рядом со стариками, послушать о чём шамкают. А то самому не долго уж осталось...
  
  Но Света тянула, как паровоз, волей неволей приходилось перебирать ногами.
  Где пучки травы вылезли из трещин, чёрно- серые куски асфальта приподняты, словно их вздыбили не живые ростки, а мощные подземные домкраты.
  Полная, медсестра в сероватом халате, толкает огромную тележку со стопками белья, привычно объезжает препятствия. Пахнуло хлоркой и нафталином, да так, что глаза заслезились.
  Корпуса дома престарелых, смотрятся так же... престарело - обшарпанно и побито. Штукатурка облупилась, оспинами и щербинами. Поверх стена стыдливо закрашена тёмно-синей краской, которая в свою очередь уже начала крошиться мелкими пятнами, обнажая серую цементную суть.
  Старички как заводные куколки, бродят по дорожке, шаркая подошвами. Движения неуверенные, руки и головы мелко трясутся. Смотрят поблёкшими пустыми глазами насквозь... некоторые улыбаются. И в каждой улыбке Василю чудится фраза "все мы там будем"
  - Эх, надо было пакет какой-нибудь взять, бананов там, апельсинов. Но ладно, и так должны пустить.
  Голос Свесетки выдернул в реальность. Тяжёлая входная дверь припёрта кирпичом, толстенная пружина изогнулась, блестящими кольцами. Убрать кирпич так вдарит, прихлопнет, словно капкан мышонка. В коридоре носится сквозняк, колышет причёску девушки у регистратуры. Тоненькая, халат зелёный, острый носик, бледная, как стебелёк лука выросший в темноте. Но голос ровный, вежливый:
  - Здравствуйте. Вы, по какому вопросу?
  - Мы к Петру Ивановичу Заславскому, - в тон ответила Света.
  У девушки сразу пропала грусть, она засмеялась, но в носу звонко хлюпнуло, она ойкнула, отвернулась, быстро утираясь платочком:
  - Даром не проходят сквозняки. Извините, за реакцию. Просто это один из самых чудных пациентов. До сих пор думает, что великий учёный. Держится, словно ему каждый вечер вручают очередную нобелевскую премию...
  Света поджала губы, бросила быстрый взгляд на Василя.
  - Он действительно великий учёный!
  - Да? Ну, сейчас он кормит, как говорит, "кожей черепа" комаров возле озера. Они, говорит, заставляют почёсывать голову, а это помогает мыслить. Она явно скучала и не прочь была посплетничать. Василий усмехнулся:
  - А что, вообще то логично...
  - И в шахматы сам с собой целыми днями играет. Только фигурами ходит, как попало...
  Света натянуто улыбнулась:
  - Мы поняли. Как туда пройти?
  Простуженная медсестра поскучнела, махнула в сторону боковой двери.
  
  Если дорожка от центрального входа словно перенесена из времён перестройки, то эта тропка, вела в кусочек настоящего леса, что рос задолго до постройки дома престарелых. Высоченные сосны, вознеслись над корявыми рябинами. Над тропой нависла яблоня, сплошь в гроздьях крошечных яблок, опавшие смачно хрустят под ногами. Василь почувствовал смутный голод, поднял, что покраснее, начал было вытирать о штаны. Но грустно улыбнулся - укусил. Терпкая сладковатая горечь свела челюсти, перекушенное вывалилось изо рта. Гадость какая... В мякоти коричневые ходы, маленький белый червячок крутит в панике головой, не понимая, что стало с его домом и столовой.
  Светка быстро поворачивается, высматривая куда идти. Короткие волосы от резких движений взлетают. Она похожа на бойкую воробьиху... или нет, скворчиху, такая же черноголовая.
  - Вон туда, вниз надо! Там озерцо блестит. Видишь?
  Василь послушно присмотрелся. И действительно, между островками ряски и кувшинок, кое-где видны проблески воды. От тропки отсоединилась, повела вниз песчаная едва видная стёжка. Поворот под выступающий берег и... они почти уткнулись в высокого старика.
  
  Равнодушный взгляд светло серых глаз мельком мазнул по детям. Тонкие губы собраны в жемок, тяжёлая челюсть серебрится щетиной, выступает вперёд как полуостров. Морщины рельефны, как вырезанные на африканской маске.
  - Здравствуйте, Пётр Иванович... Я Света, ваша внучка двоюродная... С мамой на прошлой неделе заходили...
  Уверенная и бойкая Света вдруг начала мямлить, как школьница перед строгим учителем. Но старик же уже не смотрел на них - вернул всё внимание столику. Толстая ножка из центра просвечивает сквозь широкие щели круглой крышки, покрашенной тёмно синей краской. На двух шахматных досках, вперемешку с фигурами стоят шашки и костяшки домино
  Старик со скрипом потёр щетину на подбородке и поставил на чёрное поле маленькую сухую шишку. Под ногами зачавкало, он перешёл на другую сторону стола, на подошвы налип толстый слой глины. Он задумчиво взял ладью... Поморщился и поставил на стол.
  Тонкий звон комаров наполняет тихий воздух - под берегом ни ветерка, хотя над головой колышутся деревья и по редким окошкам воды пробегает рябь. Комары же покрутились, словно выбирая, кого бы лучше выпить и расселись всей стаей на безволосой голове Василя. Хоботки деловито воткнулись и брюшки насекомых начали раздуваться.
  Света несколько раз открыла-закрыла рот, как рыбка выброшенная на берег. Её стало жалко. Василь шагнул ближе, сказал в затянутую старым пиджаком спину:
  - У меня рак. На химиотерапию еле набрали, но прошёл первый этап лечения и толка никакого, только хуже вышло.
  Света благодарно посмотрела, ахнула и звонко шлёпнула его по лысине. Василь глянул непонимающе, но тут же ощутил нарастающий зуд, провёл ладонью, посмотрел на кровь раздавленных. Но уже сотни комаров толпились и на одежде девушки роились вокруг, летели от воды ещё и ещё.
  Старик вновь перешёл, взялся за ферзя, теперь стоял в профиль - длинный нос навис над столиком, как абордажный крюк. Света нашла занятие, размахивала руками, разгоняя комарьё. Василь с досадой посмотрел на неё.
  Вновь навалилась безнадёга. Старику просто плевать, кто он ему собственно? Да и с чего такая фанатичная уверенность, что он вообще что-то может? Дунул - плюнул, взмахнул палочкой? Тогда что сидит тут в этой дыре?
  - Последний курс толка не принесёт, в него не верят ни врачи, ни я ни... мои домашние.
  Чёрный ферзь уверенно встал в центр шахматной доски, потеснив точно такого же чёрного ферзя. Василий развёл руками, серые облачка комаров заспешили ухватить ускользающие ладони. Вновь голова закружилась, он чуть качнулся и тут же Света, словно только этого ждала, ухватилась поддержать. Тут же посыпала словами, как из пулемёта:
  - От него все отказались! А он вот он, живой! Васька, с которым я с первого класса за одной партой сидела! Его бабка с матерью решили отказаться от последнего курса химии! Вычислили, что он и так не жилец! Решили потратить то что насобирали на... По другому потратить! А ты тут кожей комаров кормишь!
  Старик двинул толстым ногтем костяшку домино, губы слегка растянулись. Он хрипло каркнул:
  - Шах!
  Света поперхнулась и замолчала. Василь же отстранился, головокружение отступило, но теперь начала подниматься злость. Он, как сомнамбула шагнул вперёд и пнул по столику. Шахматные доски вспорхнули деревянными птицами , фигурки так и брызнули в разные стороны. Часть погрузилась в грязь, какие то плюхнулись в воду застряв в ряске. Старик медленно повернулся и первый раз посмотрел прямо. За спиной закашляла Света. Василь мельком удивился своей смелости. Но губы словно сами говорили за него:
  - Вы должны меня вылечить. Я хочу жить. Вы можете. Света сказала вы можете. У вас был институт и наработки, которые потом запретили...
  Старик тяжело опёрся на край стола. Доски скрипнули, чуть перекосились. Широкая ладонь, усыпанная пигментными пятнами, полезла в карман. Кадык вверх-вниз, словно пытаясь сглотнуть. Света в панике метнулась к нему:
  - Приступ? Достать таблетки?
  Но тот прищурился и поставил белый флакончик на стол:
  - Репеллент, глупая. Побрызгай на себя и на своего парня. Неужто и ты скушала тот бред для персонала про "кормление комаров?"
  - Он не..., - начала, было, Света, но покраснела и начала пшикать аэрозолем на Василя.
  А дед проскрипел:
  - Ключевое слово во всех ваших речах "был". А сейчас есть престарелый сумасшедший маразматик и только. Склероз, тремор и общая слабость, как минимум. Я сейчас дырявый призрак того Заславского, что курировал все технологии использования стволовых клеток в России.
  - Но можно было бы хотя бы попытаться, - промямлила Света.
  - Попытаться? Ключевое слово ваших речей "был", но для более точной характеристики ситуации не хватает ещё одного слова. Это слово - "нищета". Это твоя проблема, парень, иначе бы ты лечился до упора. И моя проблема, иначе бы я не торчал в этой богадельне, скрываясь от назойливых в туче комаров.
  Старик медленно наклонился, подобрал шахматную доску. Потёр ладонью, налипшая глина посыпалась катышками. Потом медленно, словно собирая грибы, пошёл подбирать рассыпанные фигурки.
  Василь смотрел, но мысли ворочались туго, даже не ворочались, а делали какие - то невнятные движения. Хотелось вновь погрузиться в горестные размышления.
  Вдруг на вдохе резко кольнуло, плеснул страх. Василь вдохнул сильнее раз, другой, третий и едва страх начал отходить, кольнуло ещё. Похоже, клешни рака ожили, начали пощипывать лёгкие. Захотелось присесть и тихо плакать...
  - Василь! Да очнись же ты, наконец! Не сдавайся! - Света дёргала и теребила, за руку, за воротник. Какая приставучая девчонка. Ведь ясно уже, что всё потеряно...
  - Свет... Ну что я могу то? Только умереть быстрее, вон и профессор то же самое говорит. Нищета всех заела, значит, ничего поделать нельзя...
  - Пойди и забери деньги, которые насобирали на твоё лечение!
  - Они не отдадут...
  - Так укради! Ты что, не понимаешь что-ли, что это единственный шанс! Пётр Иванович! Да скажи... скажите ему!
  Старик, набрал горсть фигурок, аккуратно положил на стол. Сомкнутые ладони мелко-мелко подрагивали. Тремор - старческое дрожание конечностей, неожиданно вспомнил Василий, мысль свернула на проторенную дорожку "Вот и у меня скоро... наверное. Но, скорее всего не грозит, интересно бывает предсмертный тремор? Надо бы посмотреть в инете..."
  Заславский тяжело вздохнул и поставил чёрного ферзя в центр. Поворошил кучку фигурок, не обнаружил второго, побрёл к воде, щурясь, всмотрелся в ряску, словно журавль высматривающий лягушек. Он проскрипел:
  - Примерно сто двадцать тысяч рублей надо, чтобы закупить нужные препараты. Наберётся столько?
  - Ну... я не знаю, - пробормотал Василий. Внутри снова начало колоть, словно тело пробовало передать морзянкой сигнал бедствия. Он испуганно прислушался к ощущениям.
  - Не знаю, но узнаю!
  
  Не был дома лишь несколько часов, а показалось что полжизни. Хорошо, что первый этаж, а то подъём и на десяток ступенек вызывает одышку. Привычная с детства дверь, обитая чёрным дерматином. Тусклые зеленоватые шляпки гвоздиков, прибитых, словно кривой Андреевский крест. В детстве придумывал, что это маленькие звёздочки зелёной вселенной. Дураком был, не знал, что это всего лишь окислившаяся медная зелень -символ нищеты. Дверной глазок расположен низко, в годы постройки здания средний рост был метр шестьдесят и глазок делали под таких...
  Захотелось пройти мимо, на второй или даже третий этаж, сесть там где-нибудь на подоконнике, но... Свесетка на улице, терпеливо ждёт, смотрит в окна. Может сказать ей что всё хорошо, прекрасно - никого нет дома, и нет никаких денег... Боже, как это гадко и отвратительно... Какая муть поднимается мерзкая, когда жизнь вот так вот...
  Рука с занесённым над звонком пальцем затекла и словно сама дотронулась до кнопки. Громко и противно зажужжало. Знакомый с детства звонок, прозвучал, словно навозная муха. Захотелось вытереть палец, захотелось повернуться и убежать. Но за дверью зашаркало, он узнал походку матери, она всё время шаркает, спадающими задниками шлёпанцев. Загремела цепочка:
  - Вася, ты как здесь? Ты когда же из комнаты то вышел? Тебе же нельзя!
  - Да вот, вышел.
  Говорит, а глаза прячет. Да и не хочется в глаза ей смотреть. Тоже мне... мать. В горле сдавило, первый раз он назвал маму матерью. Ноги сами внесли в комнату. Сорванный ковёр лежал там же, кровать смята. Часы тикают...
  Так, ну как же... Деньги наверняка в узорчатой старой шкатулке, в сейфе... Ну называют сейф, на самом деле просто запирающаяся на ключ полка. В детстве сюда прятали от него шоколадные конфеты - если начинал, то никак не мог остановиться, съедал килограммами, потом мучался от диатеза. Но тогда ещё, научился открывать проволокой. Замок простейший. Просто подойти и забрать?
  - Вася, внучек, иди кушать! - раздалось за дверью. Такой домашний и привычный зов... Настолько, что слёзы навернулись. Он со всхлипыванием вздохнул и ответил почти спокойно:
  - Не хочу пока!
  Дверь приоткрылась, мать одета, через плечо сумка.
  - Вась, я в магазин, тебе купить что-нибудь?
  - Не надо ничего...
  - Ну вкусненького чего-нибудь...? - голос из деловитого мгновенно стал жалким. Нижняя губа у неё задрожала.
  Кольнуло слева, около селезёнки, и начало словно вкручиваться, сжиматься. Боль не сильная, но муторно-тянущая, словно придала голосу твёрдость. Он холодно сказал:
  - Не надо ничего, я спать хочу.
  Дверь осторожно притворилась. Селезёнку ещё пару раз словно сжали пальцы физкультурника, как эспандер-колечко и отпустили, поколов на прощанье. Так, бабка сейчас на кухне ест, пройти мимо осторожно... Снова закружилась голова. С кухни тянет борщом, но запах пищи отвратителен. Осторожненько, на цыпочках. Хотя бабка всё равно глуховата... Ест всегда долго, беззубая совсем, три или четыре зуба всего осталось и не вставляет, дорого всё время говорит... может и правда дорого. Пока сам не столкнёшься с этой гадостью - денежными делами, всё вроде само собой происходит.
  Он проскользнул в большую комнату. Вновь кольнуло, на этот раз справа, посторонние мысли вылетели из черепа. Остался только страх. Вот сейчас помешают, ворвётся старуха, как разъярённая баба-яга, и не успею убежать. И слаб сейчас отбиться не смогу... он глянул за шифоньер, от души отлегло. Бейсбольная бита, в пыли и паутине, стоит на своём месте. Давным-давно подаренная на день рождения. Бесполезный, не нужный подарок...
  Мимоходом ужаснулся мыслям, но пальцы уже сгибали проволочку.
  - Вася, я налила уже, борщец наваристый...
  Слова раздались совсем близко. Осыпало морозом, потом прошибло в пот, выступил под носом и под глазами мгновенно. Шарк-шарк, тоже задники шлёпанцев по линолиуму, только тяжелее - бабка крупнее матери и массивнее. Скрипнула дверь, удивлённое оханье и почти сразу открылась в зал.
  Морщинистое, как печёное яблоко лицо, брови удивлённо подняты. Нос нависает над провалившимся ртом, губы судорожно двигаются словно жуёт что-то, а может и жуёт...
  Василий услышал спокойный, размеренный голос:
  - Я слышал, о чём вы утром говорили. Решили меня больше не лечить. Чтобы не тратиться.
  Слова звучат веско, обрекающее и не сразу понял, что это он сам и говорит. Бабка отшатнулась, прижалась к стене, ухватилась за грудь.
  - Я решил взять своё. Раз вы на мне крест поставили, я попробую сам из-под него выкопаться.
  Повернулся спиной, плечи напружинились, словно ожидая прыжка и вопля, но пальцы чётко повернули проволоку. Полка распахнулась, он отбросил стопку документов в сторону. Хмыкнул - пачка денег, перетянутая зелёной резинкой там, где ожидал. За спиной шорох - быстро обернулся. Старуха присела на край дивана, её лицо мелко тряслось, ручьи слёз сбегали по морщинам к подбородку. Она мелко крестилась, Василь едва разбирал бормотание:
  - Ну, спасибо тебе, господи, не дал взять грех на душу. Ступай, Васенька, бог с тобой...
  На миг её стало жалко, но пальцы сжали пачку денег. Он схватил куртку и выскочил на улицу.
  
  Адреналина едва хватило на квартал, ноги начали подволакиваться, сердце колотилось сильно, но как-то неуверенно, словно забыло, куда проталкивать кровь.
  Метастазы очень быстро обрастают кровеносной системой и растут как на дрожжах. У него не специализированная форма рака, когда раковые клетки мимикрируют под настоящие, перерождаются а потом вдруг одним махом отказывают. Не столь коварный - опухоли чётко видимые, но невероятно живучие. Их пробовали вырезать и травить химией, но клетки расползаются по всему телу, прорастают где угодно. Где-то быстрее, где-то медленнее. Лечение конечно на них подействовало, но не уничтожило.
  Радость решённой задачи быстро испарялась. Ну и что теперь дальше делать? Пачка денег едва влезла во внутренний карман тоненькой ветровки. Василий глянул, его словно снегом осыпало - на груди топорщится характерный прямоугольник.
  Он сунул руки в карманы, оттопырил... Но всё равно при каждом шаге отпечатывалось. С опаской осмотрелся, и похолодел. За ним топают три здоровенных парня... Бритоголовые. Черепа бугрятся словно каждый вечер разбивают штабеля кирпичей. Мышцы распирают чёрные футболки. Челюсти тяжёлые и наглые, как у экскаваторов.
  Ноги задрожали. С такими бесполезно разговаривать, а если увидят деньги, пиши пропало. А деньги это последняя надежда на жизнь. Вот сейчас тяжёлая рука опустится на плечо. Ветер дунул в спину, пахнуло тяжёлым потом. Похоже идут с тренировки, эти звери собираются в подвалах, день-деньской таскают тяжеленные железяки...
  Слева повеяло жаром, как из печки. Нужно смотреть прямо, они, как гориллы, не выносят взглядов. Теперь и справа заходит... Точно, берут в вилку! Сейчас схватят под руки, внесут во двор и... Два плечистых тела обогнали - топают впереди. На затылках бугрятся складки, каждый шаг натягивает валы мышц, выползающие буграми от плеч и спины к шее. Какие громады. Ноги подгибаются... Вот сейчас они разом выставят локти и с шагом ударят, а тот сзади...
  - Ну ты чо, ощипанный, растопырился тут посреди улицы! - бухнул за спиной недовольный голос. - Танцуешь тут, как пьяный велосипед!
  Те, что ушли вперёд заржали грохочуще, утробно. От этого хохота всё внутри задрожало как овечий хвост, сдавило внизу живота:
  - Я не... не...
  Но объяснения и оправдания уже блеялись в спину третьего, что широкими шагами настигал товарищей. Похоже, про него уже забыли. Скорее свернуть в скверик, не забывать оттопырить куртку, а то ещё...
  Струйка пота, скользнула за шиворот. Василий перевёл дыхание. Уф, пронесло. В куртке вообще-то жарко, а расстегнуть страшно. Нужно спрятать деньги, где-нибудь. Так трястись невозможно. И пересчитать, пачка то вроде толстая, но...
  Давит мочевой пузырь, ох черт, где бы отлить ещё, вот незадача... Скверик только показался сквериком - торчат только три куцых рябины. Аккуратные ряды гаражей вросли в асфальт, сверху смотрят тысячи окон. Двор сплошь заставлен разноцветными машинами. Чёрт, нет мочи терпеть уже, мочевой пузырь начало колоть... а вдруг его проела метастаза и сейчас прорвётся. Василь быстро расстегнул ширинку. Струя хлынула на колесо какого-то высокого лендровера.
  Зазвонил телефон, громко и требовательно, словно сигналил, смотрите, все сюда... Струя дёрнулась, прервалась... Чёрт, да что это такое! Совсем по запарке про Свету забыл. Она же во дворе ждёт! Ладно, до конца надо отлить... Не могут уж писсуар во дворе поставить.
  Василь поднатужился и вновь восстановил водяную связь с колесом. В резь в животе ослабла. Вдруг "Лендровер" качнулся. Внутри кто-то недовольно взревел. Василь шарахнулся прочь, дверь распахнулась едва, не зашибив и узкий стильный ботинок вступил, как раз в натекшую лужу.
  - Ты чо, в натуре, бля сосунок, охренел что ли?
  Пахнуло перегаром. Высокий автомобилист выпрямился и смотрел под ноги. Его рябое лицо пошло пятнами, как у хамелеона. Из расстёгнутого ворота высунулись синие купола татуировки. Сейчас возьмёт за грудки и сразу нащупает пачку денег...
  - Да пошёл ты! Мудак! - крикнул Василь шагнул вперёд и, что было сил врезал шофёру носком по голени. Тот взвыл, опрокинулся в салон. Рука с силой дёрнула дверь - край врезал по торчащему колену. Взвыло сильнее, ноги мигом втянулись. Второй рывок смачно чавкнул - захлопнул дверь.
  Голова закружилась. Повело в сторону, но вместо того чтобы опереться, Василий грохнул кулаком по зеркалу заднего вида, заорав:
  - И сиди там, сука!
  Зеркало хрустнуло - вывернулось. Вопль смахнул головокружение, и он пошёл прочь, сведя лопатки.
  Жуть, неужели это он всё это сказал? Так и казалось, что сейчас оскорблённый зек выскочит и начнёт стрелять... Но за спиной молчание.
  Впереди чахлые рябины. Ветки согнулись под оравой грачей, они оживлённо каркают, словно обсуждают происшествие. Ещё несколько шагов и вся стая унеслась прочь, словно спешили настучать в полицию.
  
  Василий вывернул на улицу, пошёл по узкому тротуару старой улицы. Машины, равнодушно проезжавшие мимо, обдавали выхлопом и клубами пыли. Старые дома смотрели зарешеченными окнами - пыльными бельмами. Прохожих нет, по этой дороге не любят ходить пешеходы. Но по ней ближе всего до Светы... Всё таки, к ней. Набрал номер, ещё не закончился первый гудок, как в ухе раздалось возмущённое:
  - Ну ты что так долго! Я извелась вся! Тут у вас скамейки какие то все грязные и жёсткие. Собак выгуливают во-от с такими зубами! Ты когда выйдешь?
  - Я, типа вышел уже. Деньги прятал, но домой мне уже хода нет.
  - А-а, э-э...
  - К твоему дому иду. Не выгонишь?
  - Не выгоню, подходи, конечно...
  Ну вот и порядок. Поговорили, коротко и ясно.
  Мимо ползёт фура, то чуть отстаёт, то нагоняет и словно специально газует чёрным выхлопом.
  Першит в горле. Ветер, что носился сегодня весь день по улицам, к вечеру то ли устал, то ли совсем умер, и у подножия домов теперь ворочается пыльно-дымовой смог. Штиль, наполнен сигналами машин. Темнеет. Фары освещают улицу понизу мрачно, чем дальше, тем в ущелье улицы темнее.
  Голова не кружится, зато болезненно дёргается желудок, отвращение к выхлопу вероятно. Вдруг, словно хлестнули изнутри крапивой, возник зуд болезненный зуд в лёгких. Василь испуганно замер, прижался к стене, прислушался к ощущениям. Это ещё не настоящие боли, но уже что-то совсем близко. Страшно.
  Но вот поворот к Светиному дому и словно в другой мир перешёл. Здесь даже помойка пахнет лучше, чем тысячи машин спрессованных кишкой улицы. Тёплые окна манят светом... Света...
  Пальцы сквозь ткань кармана пощупали пачку. Краешки бумажек упруго шелестят, успокаивают. Это шанс на жизнь... Конечно призрачный шанс, если честно... Кому ты врёшь? Цепляешься за паршивую надежду - какой то спятивший старик в доме престарелых играет шишками и домино в шахматы. Девчонка в него верит, но что она понимает вообще? Целая больница квалифицированных врачей не разобралась, а здесь...
  Настроение быстро поползло вниз. Рот наполнился настолько горькой слюной, что казалось ядом отвращения к своей наивности. Тоже мне... Крез с пачкой денег. А может лучше пойти да попробовать сыграть в каком-нибудь казино? Новичкам говорят, везёт! Время как раз подходящее, вроде открыты уже. Как Достоевский бы...
  - Вася, ты тут?
  - Свесеткаса...
  - Привет. А я на автобусе. Как ты дошёл то сюда? Днём тебя то, как качало...
  - А меня и качало...
  Тонкие, но цепкие и надёжные руки поддерживали. Голосок девушки журчал успокаивающе. На лестничной клетке темнота, ступеньки, здесь непривычные, с наклоном внутрь. На втором этаже, пришла одышка. У тела словно кончилось топливо - вспомнило, что весь день таскается по городу. Захотелось обмякнуть и повиснуть мокрой тряпкой на периллах.
  - Пойдём, Вась, вот сюда...
  Щёлкнул ключ. В темноте она видит что ли? В узкой прихожей, возле двери, загорелся светильник в форме свечек - подсветил снизу чудовищные лосиные рога, раскинувшиеся под потолком. Рядок стоптанных тапочек и туфель, строго носками к двери, словно соблюдаются японские традиции. Перед дверью клетчатый линолеум вытерт до белизны. Старый, это сколько поколений людей ногами шаркали, чтоб так вытереть?
  Шевельнулась мысль, о Светиных родителях, но усталость давила на веки, словно тяжёлые морщинистые пальцы. Захотелось прямо в коридоре растянуться перед дверью и заснуть.
  Василь сбросил ботинки и вдруг, под горлом, словно шило вонзилось. Он зашипел, схватился ладонями и с ужасом прислушался к дёргающимся ощущениям. Словно, рывок за рывком, неведомая отвёртка вкручивает длинный шуруп всё глубже и глубже, сокрушая плоть, к сердцу. Шатнулся назад, за спиной хрустнуло, погас светильник и тут же вновь треск, его выгнуло дугой и швырнуло на пол. Удара Василь не слышал, сознание вылетело, как пробка из шампанского.
  
  Под спиной удивительная мягкость, словно на облаке лебяжьего пуха. Ощущение удивительное, не понятно то ли продолжается сон, то ли что... Улыбка выползла было на лицо и... тут же заболел нос. Приходя в себя, ухватился за лицо, под ладонью обожгло. Глаза распахнулись и тут же закрылись - яркий свет Солнца в окно, ослепил.
  Что за... Он приподнялся на локте, высокая кровать голубое толстенное одеяло, огромные розовые подушки с зайчиками... Что вчера было? Внутри вдруг толкнулся страх, рука цапнула было за пачку денег, сберегаемую на груди, но раздался звонкий шлепок. Не то что пачки - самой ветровки то не было, а также рубашки, майки...
  Нет денег! Последняя надежда на жизнь! Он хрипло зарычал, выскочил в коридор. Планировка старых квартир стандартна - рванулся по коридору и едва не снёс девушку, шагнувшую с кухни. Гнев ударил в голову, он схватил её за хрупкие плечи и резко прижал к стене. Света испуганно пискнула, выгнулась. Василь свирепо прошипел:
  - Где деньги?
  Её вытаращенные голубые глаза совсем рядом... Он закрыл правый глаз, так лучше видно... Губы вздрагивают, дыхание лёгкое пахнет клубникой и молоком...
  - Там деньги!
  Она взглядом показала в сторону кухни. Тут он ощутил, что две ладошки легли ему на грудь. Остренькие локотки упёрлись в живот. Не отталкивают, просто... Мурашки побежали по спине. А Света почти шёпотом добавила:
  - А, одежда, там...
  Со спины удивительно прохладно, по голой спине сквознячок, а вот к ногам прижимается махровое, упругое, мягкое. Краска бросилась в лицо, наверное, разлилась широко, по шее, плечам, да... Он отпрянул, пробормотал что-то невразумительное и метнулся в сторону комнаты, хлопнул дверью.
  Вот она, на стуле одежда. Он тут же выхватил из аккуратной стопочки трусы, тяжело запрыгал на одной ноге, чуть не рухнул. Шипя, натянул одежду.
  В комнате гораздо жарче, чем в коридоре. Ещё бы, жалюзи зачем-то сняты, словно в окне телезвезды, ожидающей папарацци. Хотя, окна выходят на парк, пруд... Ближайшие дома едва видны, внизу под горкой. Просто любит солнце. Какая у неё грудь... Ладно, надо идти, хватит краску сгонять. И вообще, сейчас с перепуга схватит пачку денег и убежит на улицу, ищи свищи её...
  Василь зацепил ветровку за вешалку, забросил через плечо. Как ни в чём не бывало, пошёл на кухню. В коридоре узкая и низкая тумбочка. Так вот почему Света так выгнулась, он её почти усадил, значит одна нога здесь, другая там... Вновь кровь начала приливать, да не только ко щекам.
  - Васасисилёсёк! - позвала с кухни. Детское обращение, выдуло из головы посторонние мысли. Он решительно потопал дальше.
  Старинная вытяжка конусом в потолок, лопочет в глубине вентилятором. На плите громоздится огромная джезва. Света старательно всматривается внутрь, словно оттуда вот-вот должен выскочить тарантул.
  На кухне мощный аромат яичницы и лука, а вот собственно и источник - огромная сковорода, на краю стола. Вилка и ложка, хлеб... Но взгляд прикипел к купюрам, аккуратно разложенным по номиналам. Пятисотки, тысячи, пятитысячные...
  - Извини, жуть как деньги люблю пересчитывать, - смущённо сказала Света. - Сто тридцать одна тысяча, вон и резинка рядом.
  Василь зашелестел бумажками, складывая одну к одной. Света смотрела просяще.
  - Ну, не обижайся! Я вчера только вошла в комнату, как ты светильник свернул. И тебя током так ударило, что показалось умер. Упал, нос разбил. Искусственное дыхание пришлось делать...
  - Какое искусственное? - буркнул Василь
  - Рот в рот! А то показалось, что сердце встало... Да ты кушай!
  Вилка черпнула кусок парящей яичницы и отправила в рот. Лучше уж молчать и умно пережёвывать. Вот это облажался вчера. Надо же... Светильник сломал, да и вообще где-то слышал, что человек может обгадиться от удара током. Может он тоже... того? Иначе зачем его было совсем раздевать... Обмывать? Нет, спрашивать не стоит, лучше не знать. Вилка заработала быстрее.
  А Света, словно радуясь, что не кричат и не ругаются, повеселела. Осторожненько полила кофе в чашку. Крепкий запах зернового ударил в нос. Он вытянул шею, увидел, как под струйкой расплывается сахар.
  - Я позвонила профессору, он сказал, чтобы подходили.
  В печень вдруг словно кольнуло шильцем. Василь охнул, вилка с куском яичницы осталась в сковородке. Метастазы похоже и в печени же прорастают, а он яйца ест, а они вроде вредны если печень болит. Ладони похолодели:
  - Свет, у меня глаза не жёлтые?
  - Да нет, а что? - девушка заботливо взяла его за руку.
  - Ничего... А, он не может сам приехать? Ну, куда-нибудь поближе? Или его не выпускают из дома престарелых?
  - Выпускают, конечно. Там свободное посещение вообще-то. Так он и сказал "подходите", предложил в парке встретиться. Старик мало спит, скорее всего уже приехал. Ты может, видел, за окном старый парк и озеро...
  - И комары, которых кожей черепа кормить...
  Василь почувствовал, что улыбается. Криво, но искренне.
  
  Едва завернули за дом, открылась асфальтовая дорожка, под уклон. Каждые десяток-два метров две-три ступеньки. Дальше пошла круче - собиралась гармошками ступенек чаще. Слева откос, рыжая глина с неопрятно торчащими валунами, справа территории для отдыха, высокая, местами вытоптанная трава. В ней запутались полиэтиленовые пакеты, бумажки. Отдыхающих нет, ещё не вечер, но вокруг бродит десятка два людей в оранжевых робах с большими мусорными мешками. Один угрюмо посмотрел на спускающуюся пару поднял острую лыжную палку и резко ткнул под ноги, там жалобно хрустнуло. На кончике повисла пластиковая бутылка кока-колы и, как загарпуненная рыба, отправилась в мешок.
  Света перепрыгнула через бордюр. Мимо потянулись заполненные размокшим углём кострища. То здесь, то там деревянные грибки, покрашенными под коричневые мухоморы. Белые пятна смотрятся странно и нелепо, похоже, краску покупал какой-то уж совсем своеобразный дальтоник.
  Внизу покачиваются корявые деревья - ветви опустили в воду. Где-то по верхам носится ветер, донося до земли лишь шелест. Ветви елозят в ряске, моют как рука руку, но всё не решаться достать и стряхнуть зелень. Мощно воняет гниющими водорослями. Похоже, совсем скоро озеро станет болотом.
  По берегу вышагивают огромные гуси, неторопливо гогочут обсуждая гусиные проблемы. Хотят, но не решаются ступить в ряску, что упругим валиком приподнялась над берегом. Когда подошли ближе, Василь удивлённо увидел, что огромные гогочущие птицы разом ему поклонились, так и остались склонёнными, лишь чуть покачивали головами. Насквозь городской житель он удивлённо спросил:
  - Свет, чего это они дрессированные что ли? Вроде попугаев?
  Тут сразу три "поклонившихся" гусака зашипели по-змеиному и страшно покачиваясь, побежали в атаку. Василь ахнул, под ложечкой кольнуло, напоминание о болезни, но во все лопатки помчался от этих чудовищ. Вихрем промчался мимо девушки, её звонкий смех заставил обернуться. А страшные птицы уже выпрямились, гордо хлопали крыльями, звонко га-гакали и дёргали куцыми хвостами. Были бы как у павлинов, точно бы распустили. Захотелось взять палку и... ну ладно.
  - Да, правда вроде попугаев. Попугали так реально.
  Едва договорил, как кольнуло снова. Резко и требовательно. Видно в лице изменился - Свесетка, тут же бросилась к нему.
  - Пойдём Васенька, тут уже совсем близко.
  Столько тепла и участия в голосе, что захотелось её обнять, уткнуться в волосы, благодарно поцеловать... да, благодарно. Но он выпрямился:
  - Веди. Чего на каждый укол дёргаться. Это цветочки пока. Дальше реально хуже будет.
  Света послушно пошла вперёд, прикладывая ладошку к глазам. Самому то от этих слов стало не по себе. Чёрная тоска приблизилась на вытянутую руку, забила ком в горло, приготовилась выпить кровь...
  Заславский, в том же старом пиджаке, стоял спиной. Василий испытал де-жа-вю. И тут стоит на фоне заросшего ряской озера. Так же уныло ссутулил некогда широкие плечи... Словно водяной вылез погрустить о судьбе чахнущего пруда, что вот-вот придётся уступить упырям. На берегу спортивная сумка и... две шахматные доски.
  Да что он их таскает с собой, совсем спятил? Видимо вопрос отразился на лице. Пётр Иванович обернулся, короткая усмешка проскользнула, как тонкобрюхая стрекоза - мгновенная, еле уловимая.
  - Это не шахматные доски, это двойная спираль ДНК. И я не загоняю короля в угол, а составляю разные комбинации генов, рассчитывая их действия. Потом записываю.
  Он встряхнул толстой тетрадью, что похоже побывала не под одним дождём - листки покоробились, красная обложка пошла волнами. Старик присел на постеленную газету, скрестил ноги.
  - Здравствуйте. Я достал деньги, - буркнул Василь. Опустился рядом. Отставной академик по-прежнему доверия не вызывал.
  - Деньги это хорошо. Но для начала, я хочу кое-что рассказать. Чтобы было ясно. Видишь вот это заросшее озеро? Оно всего пару десятков лет назад радовало множество отдыхающих свежестью и чистотой. За ним ухаживали, постоянно чистили и следили не равнодушные люди. Потом, как ты уже понял, пришли люди равнодушные, которые не связывали с нашим городом никаких планов. То же самое произошло и с биоклеточными технологиями. Какими-то хитрыми путями, пользуясь всеобщим равнодушием, протащили тезисы в закон о запрете использования плюрипотентных стволовых клеток...
  - Каких клеток? - Василь почувствовал, как захотелось зевнуть. Зачем он это всё ему говорит? Набивает цену, что мол запретили, значит дороже будет, а то и вовсе не возможно...
  - Стволовых. Причём в России запретили, тогда, когда во всём мире разрешили. Понимаешь?
  - Да, вроде понимаю. Нужно купить заграничных клеток и тогда...
  Заславский прервал жестом.
  - Нет, всё проще. Заграничные исследователи, так ничего прорывного и не создали. Используют старые наработки создания внутренних органов, на основе наших методик, и только. Там сама система ограничений всевозможных не позволяет это сделать. Наш же институт создал всю теоретическую базу нового направления ещё десять лет назад, оставалось сделать крошечный последний шажок - эксперимент...
  - То есть, предлагаете стать мне экспериментальной крыской. Профессор, к чему предисловия? Я всё понимаю. От меня врачи отказались и то, что вы предлагаете, похоже мой единственный шанс. Конечно, я согласен.
  Старик пожевал губами, посмотрел на Свету. Она просияла, словно молча воскликнула: "вот, я же говорила!" Профессор подёргал косматую бровь, хмыкнул:
  - Ну, в таком случае, молодой человек, вот список препаратов, которых вам необходимо закупить. Извольте прогуляться. А я здесь подожду. И да, неплохо бы добыть историю болезни. Да, девица-красавица, для тебя тоже дело есть...
  Он пошарил в сумке, на свет появилась пачка конвертов, исписанных мелким, дрожащим почерком.
  - Адреса тут написаны, рука дрожит, но адреса старался написать разборчиво. Отнесёшь лично. Так надо.
  - А вы Васю не осмотрите? Ну... Чтобы диагноз подтвердить?
  Света прикусила язык, от пачки писем напряглись бицепсы. Когда только старик успел написать...
  - Диагноз карцинома, подробности мне пока не нужны... Потом полистаю историю болезни. Посмотрю заключения и прогнозы, но это не очень важно.
  Голос старика звучал уже нетерпеливо, рука потянулась к расставленным на шахматной доске фигуркам.
  - Вперёд, ребятишечки. Раньше начнём, быстрее излечим!
  Он взял толстую зелёную пуговицу с четырьмя дырками, и словно ставя точку, поставил на угол доски.
  
  Света просматривала конверты на ходу и смешно морщила нос.
  - Да, задал задачку... Вась, ты как себя чувствуешь?
  - Лучше всех, - буркнул парень. И вдруг понял, что чувствует себя очень даже неплохо. Старик дал задание и явно дело пошло. Шестерёнки закрутились, явно подключает старые связи. Рак тоже словно испугался бурной деятельности, примолк, не щиплет, не колет... тьфу-тьфу.
  - Тут, Петрович написал адреса аптек и всё такое, а если там не будет нужного?
  - Ну, значит, в других надо будет найти, - ответила Света, пожав плечами. - Страхуется от фальшивок, видимо. Правда, сейчас вроде с этим строго, по крайней мере, в центральных. Ладно, поехала по адресам.
  Она звонко чмокнула его в щёку и побежала вверх. Так, нужно побыстрее превратить пачку денег в нужные препараты. А то вон тот мусорщик, как-то подозрительно взял свою острую палку... как копьё. Вот сейчас, как метнёт! Василь ускорил шаг.
  
  Аптека "Арбогаст" номер одиннадцать встретила ровной площадкой, выложенной синим кафелем. Прямоугольные клумбы топорщатся цветами, высаженных красивыми узорами, стильные голубые ёлочки в белых каменных кадках и кругом неизменные камеры наблюдения, хищные, обтекаемые - бдят за собственностью. Это не какие-то тёмные переулки - обычные места преступлений. Здесь делаются деньги, поэтому круглосуточно бдит охрана.
  Едва подошёл, двери приветливо распахнулись. Василь прошёл мимо зеркальной стены, технологически затуманенная, она скрадывает отражение так, что посетитель видит себя без болезненных подробностей, словно само посещение аптеки приносит здоровье. Психологические штучки работают безотказно.
  Едва раскрылись внутренние двери, навстречу бросился менеджер по лекарствам. Он сочувственно улыбается, всячески демонстрирует готовность взять под белы руки, поддерживать и подпирать больного всё время пока он не выскребет карманы до копеечки.
  - Здравствуйте! Чем можем помочь?
  Чёрт, вот этот белозубый никчёма, называется сервис. Антураж так сказать. И теперь из за этого придётся переплачивать... Пошёл бы он нахрен.
  - Отвали, пудель! - ляпнул Василь, сжимая пачку денег, она словно придала силы сказать такое. Медицина платная вот пусть и катится...
  Логики в его мыслях нет, зато, как приятно посмотреть, как этот... менеджер по лекарствам, быстро утекает на своё место возле входа. Василь улыбнулся, достал внушительный лист списка...
  И вдруг ему словно ледышку за шиворот положили. Ведь противораковые препараты, без рецепта не дадут, вещь то наверняка очень серьёзная. Он шагнул к широкому окошку витрины уставленной коробочками и пакетиками. В прозрачной нише сидит пышная продавщица - фармацевт. Халат, пухлые щёчки, завивка и здоровый цвет лица. Хоть сейчас на рекламу "наши витамины самые витаминистые витамины в мире". Прозрачный пластик позволяет видеть её целиком, вплоть до круглых коленей из-под форменной одежды. Продавец должен быть перед покупателем весь как на ладони.
  - Мне нужны вот эти препараты, - выдавил Василий, сунув в окошечко список. Приятные, как свежевыпеченные булочки щёчки старшей продавщицы шевельнулись в улыбке. Глаза мигом отсканировали длинный список.
  - Сейчас сделаем, уважаемый, - пропела она. Клавиатура застрекотала под пальцами. В шкафчиках, за её спиной, словно клапаны церковного органа, начали одна за другой выдвигаться полочки.
  Тоненькая и лёгкая, как нимфа, девушка-помощница, запорхала между полок. Огромный бант, завязанный позади халата, покачивался словно крылышки. Тонкие пальчики выхватывали и укладывали разноцветные пачки в сеточку. Старшая одобрительно посматривает, не подгоняет. Минута и сеточка, битком набитая разноцветными коробочками, баночками, пакетиками поставлена в нишу.
  - Как будете рассчитываться? Кредиткой или...
  - Наличными, - ответил Василь.
  Плоская коробочка камеры под потолком, уставилась бдительно. Красная лампочка подмигивает, словно пускает невидимые лазерные лучи. Подумаешь. Ладонь нырнула за пазуху, на свет появилась внушительная пачка денег, перетянутая резинкой. Девушка-нимфа, с любопытством вытянула шею. Вряд ли во времена кредиток, она хоть раз видела столько наличных.
  Касса вздохнула и выдала гирлянду чеков. Каждому препарату отдельный чек. А Василию выполз ещё и чек общей суммы. Нормальная такая цифра, даже осталось ещё немного.
  Глаза следят за пухлыми руками с блестящей кожей. Чек за чеком прилепляется к препаратам, а юная красавица просовывает их в маленькое окошечко. Один за другим и с каждый словно вливает в жилы порцию крови, заставляет расправиться плечи. Чувство победы распирает грудь, словно воздушный шар, заполняемый горячим воздухом. Каждый пакетик, каждый свёрток, топорщащийся чеком, видится составной эликсира жизни.
  В животе завозилась боль, но душа пела победно. Препараты победят. Всё получится и это всего лишь страх клешнястого выглянувшего через глаза.
  Пакет с фирменной надписью "Аптеки Арбогаст", внушительно оттянул руку. Глазок камеры уже не казался инфракрасным прицелом, горел добро и весело, мол, дерзай парень, у тебя получится.
  Василь сунул свёрнутый список лекарств в карман. Менеджер на выходе вытянулся, бросил руку под козырёк. Зубы белоснежные, неприятно поблёскивают ну да ничего, такая уж у него работа - поблёскивать тут. Василий снисходительно кивнул и к месту встречи направился чуть ли не вприпрыжку.
  Повезло, даже не пришлось ездить по другим аптекам. Всё в одном месте. Вот что значит платная медицина - плати и бери супермощные лекарства, никто и не спросит... А бабушка критиковала ещё платную медицину... Бабушка... Глупая старуха! Настроение чуть ухудшилось, но всё равно осталось приподнятым - в кармане грелась сдача, на душе праздник.
  Пакет с жизнью приятно увесистый. Дел то на час всего оказалось. Не понятно даже, зачем дед перестраховался - записал несколько адресов. Ну да ладно... Могут же быть у старого человека причуды.
  
  Сзади Заславский стариком не выглядит. Стоит прямо, ладони сплёл за спиной. Сутулость выдаёт только вытянутая вперёд шея. Торчит из воротника, притягивает взгляд, как неуместный предмет. Тщательно побритая, морщинистая.
  Складки на шее шевельнулись - собрались в гармошку, старик повернул голову. Сверху сверкнула молния серого взгляда. Нос крючком, хищный... Память услужливо подсказала "орёл-могильщик", аж передёрнулся от ассоциации. Но мгновение и он отвернулся, снова смотрит на озеро.
  Шагах в двадцати от берега, в ряске ворочается гусь. Одна лапа вытянута в сторону, едва чернеет над толстым слоем зелени. Голова почти лежит на водорослях, бока тяжело раздуваются, в широко открытом клюве трепещет жёсткий язык. Заскрипел голос, недовольный, низкий:
  - Вон, посмотри. Старый пруд, что превращается в болото и старый гусь в нём, который помнит его чистым, прозрачным. Он свободно рассекал грудью воду, вдосталь нырял. И теперь пробует по старой памяти плыть. Но это бесполезно, ведь плыть уже не по чему. Он может и понял, что зря влез, но выбраться уже не может. Лапы заплели водоросли, сил нет. От голода не погибнет - ряска съедобна, вокруг бегают водяные жучки. Так что лежать и гадить под себя он может очень долго...
  Старик осторожно присел, придерживая поясницу. В коленях захрустело - выпрямился, сжимая камень. Широко замахнулся, Василий дернулся, было остановить, но камень описал дугу - ударил гуся в бок. Тот пронзительно вскрикнул, забил крыльями. Беспомощно увязшие лапы заработали, как вентиляторы и гусь побежал по ряске, разбрасывая перья. Несколько секунд и перепончатые лапы уже оставляют на жидкой глине берега треугольные следы. Гусь гордо выпрямился, звонко гагакнул. Короткий хвост подёргался, стряхивая ряску. Круглый оранжевый глаз злобно сверкал то на людей, то на озеро, словно прикидывая не загнать ли этих существо в трясину. Но решил не уделять внимания, надменно задрал клюв, направился прочь.
  Заславский хмыкнул, протянул руку к пакету:
  - Всё купил?
  - Да, в одной аптеке всё продавалось.
  - Ну да, препараты не экзотические. Главное сочетание, - сказал старик.
  Ладонь нырнула в пакет, выбрав наугад несколько разноцветных коробочек. Тремор - руки дрожат, словно от жадности. Он дальнозорко отодвигает подальше, всматриваясь в цифры и буквы. Тонкие губы подрагивают, похоже из передних зубов уцелели только клыки, в уголке рта поблёскивает слюна. Василий отвернулся, старость выглядит неприятно. Спросил:
  - А зачем тогда столько адресов разных аптек?
  - Разве не сказал? Ох, склероз прогрессирует. Это на случай, если дешевле захочешь найти какой-нибудь препарат. Чтобы остаток побольше был. Захочешь же, наверняка, в ресторан девушку сводить, купить дорогую проститутку, или в казино сходить в надежде выиграть... Обычное дело, очевидный ход мыслей...
  Василий покраснел. Неприятно быть, как на ладони. А старик продолжает, как ни в чём не бывало:
  - Света долго ещё будет бегать по адресам. Там несколько писем нужно отвезти за город. Она ключ от квартиры оставила, на случай если ты захочешь отдохнуть. А я, с твоего позволения, займусь делом.
  Маленький ключик перекочевал в ладонь Василию. И через пять минут, Заславский зашагал прочь, небрежно помахивая сумкой в длинной костистой руке. Да, явно знает, что делает.
  Василий поднял гусиное перо, задумчиво провёл по щеке. Холодная влага заставила встряхнуться - отшвырнул, мало ли какие микробы у птицы бывают. Порыв ветра подхватил перо и оно, как маленький пропеллер понеслось прочь. Деревья радостно зашумели, обсуждая полёт.
  А вообще, старик прав. Нужно подкрепиться. Настроение приподнятое, радостное. То, что внутри слегка покалывает, побаливает и свербит, пофигу. Рак не успеет теперь ничего сделать. Победа близка, профессор дело знает.
  
  Вогнутые ступеньки лестницы, удобно принимали ботинки. От старости они такие или раньше специально внутрь наклоняли, чтоб не соскользнула подошва, не понятно, но наступать приятно. Пахнет пылью и какой-то едва уловимой химией. Днём здесь довольно светло, стены выкрашены свежей зелёной краской. Такая же дешёвая - муниципальная, как в доме престарелых. И также как и там, красили кое-как, на старые слои, поэтому она уже начала облупляться пятнами. Стены чистые, только кое-где царапины, явно случайные - вытаскивали мебель. Сначала люди радовались, когда перестали появляться грязные ругательства, нелепые послания и корявые рисунки, но социологи сказали, что ничего хорошего - детей стало очень мало, вот и выражать протесты Кольки и Машке, не кому. Памперсы чисты, но хорошего в этом мало.
  Ключ скрежетнул в замке. Повреждённый светильник висит мрачно, как сломанный хвост. Наружу торчат провода, не удивительно, что так вчера долбануло - старая изоляция осыпалась кусками, удивительно как не замкнуло раньше.
  Сковородка с едва початой яичницей на столе. На краю сидит муха, старательно трёт лапки, голову. Снова и снова.
  Джезва чистая, сахарница и мешочек молотого кофе. Впрочем, пить не хочется.
  Холодильник чавкнул дверцей, удивил теплом и пустотой. Надо же... дома этот ящик всегда был готов выручить. Едва возникнет желание перекусить, масло, сыр, колбаса - сразу можно сотворить бутерброд. Василь покосился на яичницу - муха, тщательно протерев ладоши, спрыгнула на желток и теперь тыкала хоботком, топчась волосатыми лапками.
  Тьфу ты. Василь скривился, цапнул телефон. Где же Светка продукты держит, с соседкой что ли договаривается - экономит электричество драгоценное?
  На полке раздалось едва слышное зудение, потом запиликала популярная мелодия... Телефон дома забыла! Пипец какой-то.
  На вызове значится "Вас" Надо же, имя даже целиком не набрала. А казалось, что нравлюсь ей хоть чуть-чуть!
  Пальцы потрогали упругий рулончик денег. Ладно, хватит уж придумывать всякое. Схожу в ресторан, как раз возле аптеки видел. Хотя день сейчас. Интересно, работают днём рестораны? Не был ни разу, там вроде нужно заказывать столик? Ну вот и узнаю заодно.
  Пирующая муха, влезла всеми лапами в яичное месиво, брела по колено, через всю сковороду, сердито жужжа. Наверное думает, на той стороне вкуснее.
  Дверь хлопнула, и внутри, словно в ответ кто-то ударил кулаком потдых. Заныло ребро, в глазах потемнело, он оперся ладонью о дверь. Шершавая обивка, прожимается под пальцами.
  Соседняя дверь скрипнула, оттуда спиной выдвинулась старуха в длинном чёрном пальто. Седые волосы скручены в жидкий клубок, в руках два огромных пакета мусора. Похоже, долго копила, чтоб совершить подвиг выноса.
  Карие глаза, сверкнули неодобрительно, но тут же задёрнулись занавеской равнодушия. Старуха молча побрела прочь, пакеты шуршали и погромыхивали.
  Какая-то хладнокровная старуха очень. Тут новое лицо и не полюбопытствовала, не спросила. Может грабитель? Может надо чего? Или... настолько привыкла к новым лицам у этой двери?
  Жизнь снова начала подёргиваться пеленой, настроение поползло в минус. Неприятные едва оформленные мысли поползли в сознание, как грязная пена.
  
  Свирепое солнце рушит на землю столько солнечных лучей, что под их весом плавится асфальт. Можно наступить, и останется след, как на свежем. Василий неодобрительно посмотрел на небо, перешёл под деревья. Говорят, от ультрафиолета рак тоже бывает. Кто знает, может, усугубит. Обрезанные, похожие на толстые веники тополя, почти не дают тени, рубашка сразу прилипла к спине. Василий потрогал деньги, шуршащие бумажки придают если не сил, то уж точно уверенности.
  Впереди раздался смутный шелест, словно приближалось разливающееся море. Огромная толпа, людей, с номерами на разноцветных футболках, тяжело вывалилась из-за поворота.
  Тяжёлое с хрипами дыхание, гораздо громче шуршания кроссовок. По морщинистым, измождённым лицам - струи пота. То один, то другой, достаёт из-за пояса бутылочку - льёт в широко открытый рот воду. Шумно сплёвывает. Василь посторонился. Марафонцы - снесут и не заметят. Последнее веяние, везде трубят, что марафон самый лучший вид спорта, вот и забегали, кто во что горазд.
  Ресторанчик встретил прохладой кондиционеров. Зеленоватые шторы задёрнуты, царит приятный полумрак. Стена поблёскивает латунными квадратиками и квадратными маленькими зеркалами. Огромный аквариум, встроен в колонну, делит зал пополам. На другой стороне сквозь неторопливый танец разноцветных рыб смутно видны редкие посетители второй части зала.
  Официантка с бейджиком "Анджелика" на форменной тельняшке, подала меню. Дежурно повела рукой в сторону столов и, покачивая бёдрами, удалилась.
  Тяжёлая папка раскрылась на картинках блюд с хитрыми названиями и ценами... Закажу понятное, и алкогольное, а то так и не попробовал в свои шестнадцать. Так, глядишь и умру ни разу не напившись...
  Тихая музыка льётся по залу. В углу под потолком огромный телевизор с отключенным звуком. На экране мелькают яркие картинки пляжей, пальм, белозубых серфингистов. Красавицы в бикини бегут, разбрызгивая воду.
  Через строго отмеренное время, официантка появилась вновь.
  - Пиво "Чёрный принц" светлое. Кальмары в кляре и солянку.
  Официантка дежурно улыбнулась, через пару минут принесла высокий бокал с аккуратной пенистой шапочкой. Василь тут же отхлебнул пару глотков. Приятный, чуть солоноватый напиток. Надо же, название звучит, как негр-блондин. Василий хмыкнул, отпил ещё. Рыбы в аквариуме широко разевают рты, словно тоже что-то пьют. А они и пьют - воду, дышат так вообще то странно, хе-хе, жабрами.
  - Посмотрите, девушки! А вот наш сегодняшний крупный клиент! - раздался за спиной радостный возглас.
  Он повернулся. Перед ним выпрямился тот самый белозубый менеджер из аптеки. Век бы его не видать. Василий кивнул, выдавил кривую улыбку. Подошли аптекарши, смотрят с любопытством. Чёрт, где - то слышал, что в ресторан ходят не есть, а отдыхать. Это значит сидеть, слушать музыку, смотреть в телевизор и пялиться на искры алмазов дам в вечерних туалетах... это платьях такие значит, вроде бы... А, ладно, пауза затянулась:
  - Здравствуйте ещё раз, - ответил он. - Если есть желание, могу подарить вам список препаратов. Повесите на видное место, с подписью, может быть, продажи возрастут.
  Аптекари вежливо засмеялись. Василь приглашающее махнул рукой, мол, присаживайтесь. Похоже, этого и ждали. Быстро расселись. Василь небрежно бросил бумажку со списком на стол, кивнул менеджеру. Тот преувеличенно благодарственно её взял, обеими руками развернул. На лице искреннее восхищение.
  - Простите меня, пожалуйста. Поначалу вы показались мне, несколько самоуверенным, но видя великолепный подбор препаратов, я понял насколько вы лучше меня разбираетесь в этом деле. Вот, девушки не дадут соврать, я прямо был потрясён!
  Белые зубы сверкают, старшая улыбается добро, словно снимаясь на рекламный ролик. А молодая кивает каждой фразе, прямо сияет, словно наследство получила... Приятно, когда хвалят. Василь отхлебнул ещё пива, значительно наклонил голову. Старшая аптекарша, с нотками ностальгии проворковала:
  - Да, счастливы родители, у которых есть такой сын.
  Официантка, покачивает бёдрами, несёт поднос, идёт ровно, как плывёт в своей форменной тельняшечке. Парят тарелки и ещё один бокал пива... разве два заказывал?
  - И бабушки с дедушками у которых есть такой внук, - поддакнула молоденькая.
  Поднос встал на столик, изящные пальчики официантки переставили тарелку на стол. Глаза потянулись к вырезу, ловя покажутся соски или нет. Почувствовал, как на лицо выползает дурацкая улыбка. Спросил:
  - И почему же, они так должны быть счастливы?
  Аптекари переглянулись и залились радостным смехом, словно он только что отмочил потрясающую шутку. А менеджер в восторге даже пару раз шлёпнул по краю стола, воскликнул:
  - Он ещё спрашивает! Да это самый сбалансированный список препаратов против старения на свете! Я тут же позвонил нашим специалистам и они разом окрестили его "Большой откат" Эта подборка позволяет в короткий срок устойчиво сбросить лет двадцать от возраста, кому "за шестьдесят"! Такого подарка нам давно не делали. Да что давно! Вообще никогда! Это вдвое больше чем самые лучшие системы!
  Василь почувствовал, как улыбка застыла, в животе похолодело, словно проглотил кусок льда. Руки и ноги стали ватными, перед внутренним взором встал Заславский, небрежно помахивающий сумкой, уходя прочь. Горло сдавила невидимая рука. Ничего себе поворот... Вот это да... Вот это кинул так кинул старик. Как щенка. Одним щелчком перебросил костяшку, обнулил молодую жизнь. Что же делать? Аптекари же ничего не замечают - щебечут, кивают. Нет, менеджер спрашивает:
  - С вами всё в порядке?
  - У меня рак. Один... частный врач - старик, сказал, что берётся меня лечить и дал список этих препаратов. Теперь он их забрал, а я... теперь умру.
  Лица у всех вытянулись. У молодой задрожали губы, глаза наполнились слезами. У менеджера проглянуло хищное, расчетливое выражение. Только у взрослой лицо не изменилось... похоже оно вообще не меняется - результат дешёвой пластики, ухудшение мимики. Менеджер сказал:
  - Да... ты влип тогда, парень. Камеры засняли, что ты лично покупал всё. Никто не заставлял. Всё сам.
  - А... Может быть за список полагается какая-нибудь премия?
  Лица аптекарей из сочувствующих, стали отсутствующими. Старшая развела руками:
  - Ну, мальчик... Ты же понимаешь, что мы отправили этот подаренный список под своими именами. Мол, ночей не спали всё составляли... Немного опасались, но ты нас успокоил - твой знакомый вряд ли подаст в суд, чтобы взять все бонусы. Кстати, мы и сами ещё толком не знаем, в чём они выразятся, в должностях, путёвках, приглашениях в высший свет...
  Из ресторана Василь выполз еле живой. Внутри сдерживался, но у выхода прорвалось, ручьями потекли слёзы, он всхлипывая размазывал по щекам, побрёл куда глаза глядят. Ледяная глыба разрослась, а из вен, казалось, вытекла вся кровь. В голове стучалась лишь одна мысль: "Как? Как он мог пойти на такое?" Да, это тот гусь, что свой шанс использовал мигом. Нет не гусь, а паук, дождавшийся мухи. Один рывок, укус и дело сделано. Но я то... Я то, ведь жить хочу! Мне только шестнадцать. Всего шестнадцать! Учиться в школе нужно, целоваться с девчонками, а не выпадать шестёркой в жёстком раскладе.
  По улице разносились фанфары победной мелодии. Открытая студийная машина -платформа катилась по асфальту. В сплетениях камер и микрофонов сидит несколько операторов, а посреди улицы бежит один из давешних марафонцев. Единственный победитель. Лицо сияет, молодой, сильный. В длинных руках победно поднятых к небу трепещет красная финишная ленточка. Василь проводил его взглядом. Прикусил губу.
  На самом деле ещё не всё потеряно. Откуда старику знать, что он так быстро узнает про обман? Он наверняка поехал в свой дом престарелых, забрать вещи, может быть, захотел похлебать супчику. Да и в сущности, может и вовсе там останется, что мальчишка то может против него предпринять? Но посмотрим ещё кто кого!
  Он резко вытер слёзы, стиснул зубы. В лёгких закололо, остро и часто, но он только зашипел сквозь зубы - побежал к остановке. Закружилась голова, но не обратил внимания, только наддал. Головокружение озадаченно прекратилось.
  
  Битком набитый автобус лязгнул дверями. Толпа поднатужилась, вышвырнула Василя из жарких недр. Пот градом по бледному лицу, сзади на спине мокрый треугольник, спереди под шеей такой же. На трясущихся ногах он устремился к забору, но не дотерпел, судорожно согнулся. Хлынула рвота - жёлтая гадость едким потоком захлестнула в нос, обожгла. Он припал на колено, ладонь шлёпнула в потеки.
  Рослый мужчина перешёл на другую сторону тротуара, на запястье сверкнул портативный компьютер роллекс. Он брезгливо скривился, поправил узкие очки дополненной реальности, явно меняя настройки:
  - Пойдём, милая, не обращай внимания. Как видишь, некоторые животные внешне похожи на людей. Лучше надень очки, программа превратит его в правильный предмет.
  Девочка удивлённо округлила ротик, глазищи распахнулись на пол лица. Бантик, золотые локоны, стильный комбинезончик...
  Стыд разлился по щекам красными пятнами, злость на несправедливость и тут же, в печень, потревоженную судорожными спазмами, словно вонзились клыки, покусывают, как резвящийся щенок бульдога, не понимающий мощи своих челюстей. Василь прижал руки к животу, будто пытаясь задавить глупого зверя.
  Только утробный стон вылетел изо рта, почувствовал, как по челюсти побежала слюна, но это ничто по сравнению... Девочка быстро надела очки, побежала за отцом, посматривая через плечо.
  Да, это был первый серьёзный приступ. Василь присел на корточки у стены, разогнуться невозможно, нужно переждать. Цепочка рыжих муравьёв бежит через асфальт, победно вскинув вытянутые жёлтые коконы. Втекают в трещину на стене. Муравьи-амазонки, где то там их муравейник, вернулись из набега с добычей. Новая партия рабов...
  Потихоньку внутренности угомонились. Страшно пошевелиться, вдруг это снова начнётся? Надо идти, ловить того старого мерзавца.
  Ноги потихоньку разогнулись и понесли к воротам. Старые тополя спилили, теперь вдоль забора-стены громоздятся обрезки толстых брёвен, с чёрными сердцевинами. Странно большой в городе кусок неба, смотрится гротескно, как челюсть без половины зубов. В горле горечь в носу жжёт, но болезнь притихла, словно откусила кусок и потихоньку пережёвывает.
  Дверь корпуса открыта точно так же, как и вчера. Припёрта тем же куском кирпича. Правда ветер дует сегодня с другой стороны - сквозняка нет, но дежурная... та самая девушка, трёт красный нос, то и дело шмыгает - эхо звонко разносится по длинному коридору. Она лениво листает синий буклет, на столике регистратуры лежит ещё целая пачка таких же. Подняла глаза и просияла, словно встретила старого знакомого. Едва прошёл половину коридора, как она закричала скороговоркой:
  - Ты к комариному царю?
  Василь сделал ещё несколько шагов, пытаясь понять, что она выпалила за "Тыкко мариномуцарю" Тяжело опёрся о стену плечом, прислонился затылком к холодной краске. Девушка привстала, нетерпеливо барабаня пальцами. Василь буркнул:
  - Да. К профессору.
  - Так он недавно собрался и ушёл. Заявил, что можно занимать комнату, она ему больше не понадобится. Такой загадочный, то ли пошёл на эвтаназию, то ли на органы...
  Если бы не стена, Василь бы рухнул. Нахлынуло какое-то облегчение, но следом пришла злость.
  - Вот так значит, собрался и ушёл? И ничего не передавал?
  - Нет вообще то.
  Регистраторша смотрит искоса, ожидающе улыбается, стреляет глазками. Но парень смотрел мимо, тогда она поправила, грудь под халатом приподнялась. Изнутри отпечатались соски, явно халат на голое тело, но, стреляли они уже в спину уходящего Василя. Он брёл тяжело, подволакивая ноги, и не видел, как девушка резко опустила руки, а волосы эффектно рассыпались по плечам.
  Дом престарелых со вчерашнего дня не изменился - изменилось отношение. Дедушки-одуванчики и бабушки-шлёпанцы уже вовсе не казались безвредными существами. Напротив, они представлялись хищными, хотя и беззубыми шакалами. Седыми воронами, что хоть и не могут уже летать, но мертвечину клюют с удовольствием. Нет в них благодушия обязательной смерти, как было раньше. Все хотят жить, быть и находиться. Только не у всех получается. Хотя, признаться, маскируются хорошо. Василь посторонился от седой пары, шаркающей прочь. Сцепились рука об руку, тёмные, узловатые, покачиваются... Глаза прозрачно-бессмысленные, как у зомби. На морщинистых губах странные потусторонние улыбки. Жуть какая.
  Возле выхода микроавтобус с тонированными стёклами. Змея, обвивающая чашу на дверях. Широкоплечий громила, подпирает кабину так, что вся машина перекосилась набок. Рукава халата засучены, густая шерсть медной проволокой торчит из загорелой кожи. Взгляд прицельный, точный. Разделал, оценил и решил, что щуплый подросток не стоит внимания. Шумный с взрёвыванием зевок в сторону, сотряс его могучее тело и толстые пальцы звонко поскребли грудь. Из кармана торчит свёрнутый синий буклет, похожий на тот, что видел в руках у регистраторши.
  Здоровяк поймал его взгляд, широко ухмыльнулся:
  - Чо? Интересуешься?
  - Ага, - ответил Василь монотонно. Ничем он не интересовался, ничего уже не нужно было, но сказать то что-то надо. А здоровяк явно скучал, охотно заговорил:
  - Ну, к старикам приехал, да. Они хоть и старые, но у некоторых ещё органы вполне на уровне. Делов то, тупо пересадить от одного к другому, дать ещё протянуть на пяток лет дольше. Не особо выгодно, но дело идёт.
  - Да? - вежливо переспросил Василь. Да плевать вообще то, но пусть говорит что-нибудь. А то так и хочется сорваться в тоску... А громила похоже только и ждал малейшего одобрения:
  - Нормальный бизнес. Хотя и глупый, хе-хе. Ну да моё дело отвезти-привезти. Но как у нас запретили эмбриональные стволовые клетки использовать, так и всё. Оказалась медицина в жопе, ха-ха-ха. Впрочем, как и вся страна. Прикинь, пацан, тогда приняли закон запрещающий использовать стволовые клетки из всяких жертв аборта. В смысле, что от абортов оставалось - фетальные клетки. Говорят лучше выбросить, чем использовать. А они там как раз самое то, чтоб органы выращивать, и это во всех странах подтвердили. Везде теперь выращивают, поэтому, у кого бабки есть, за границей качественные ставят. Ну, а мы перебиваемся, чем есть, не гнушаемся вот и у маразматиков брать, кому жить надоело...
  Василь смотрел на этого громилу и не видел. Какое ему дело до тех давно минувших дней? Лучше бы рак научились нормально лечить. Хотя, может и умеют, да только не знаю кто, не знаю где, и не знаю как...
  По городу брёл, едва волоча ноги. Чуть ускоряешь шаг, как сразу изнутри подступает, животный ужас, воспоминание, как скрутило на выходе из автобуса. Этот страх заставлял при малейшей одышке останавливаться, слушать ощущения. И Василь был ему даже благодарен. Это отвлекало от последних событий, давало забыться.
  Вечерело. Но вот он дворик, где его заметила Свесеткаса. Он поднял глаза к окнам. Да... вон там. Ворохнулось опасение - ключ ему дал старик, нет ли какой ловушки? Но безнадёжно махнул рукой. Да плевать, хуже, чем есть быть уже не может...
  Скрежетнул замок, тёмная квартира впустила в недра. Похоже, Света тут одна живёт, родители где-то в другом месте... Опасливо сторонясь выдранного светильника, прошёл в комнату, щёлкнул включателем, вздрогнул, вспыхнула лампочка, тусклая, на сорок ватт, единственная живая в шестирожковом абажуре.
  Застеленная постель властно поманила усталое тело. Василь не стал бороться, сбросил ботинки и заснул раньше, чем голова коснулась подушки.
  
  Трель телефонного звонка ударила по ушам, вырвала из благодатной темноты,. Противный звук (сам же специально поставил) ржавым штопором ввернулся в сознание. Василь рассеяно лапнул подушку, руки провалились в непривычно мягкий матрас. Глаза едва разлепились, почувствовал, как тянутся веки, тут же потёр пальцами помогая раскрыться. За окном только розоватая полоска занимающейся зари, часа четыре утра...
  Телефонный карман ветровки брошенной на стул трясётся. Она качается, сползает на край, словно раненный боец из последних сил пытался донести важную весть до штаба. В теле свинцовая тяжесть, ноги гудят, но мерзкий звонок требует, чтоб выключили, заставляет...
  - Алло...
  - Василий? Это Пётр Иванович. Надеюсь, ты будешь рад, поэтому поспешил сразу сказать. Я уже сделал необходимые приготовления. Не забывай, дело на которое я решился серьёзное, поэтому держи язык за зубами. Что поделать, сейчас предпочитают законно уморить человека, только бы не попробовать новой методики... В общем приезжай на девяносто девятый километр Энского шоссе. Буду ждать в два часа дня. Понял?
  - Д-да. Девяносто девятый километр.
  - Хорошо, до встречи.
  Скрипучий, но бодрый голос замолчал. Василий положил мобильный. осторожно, словно боялся что взорвётся, как вот-вот взорвётся от вскипевших мыслей мозг. Он выхватил из кармана синюю брошюрку, которую машинально взял в доме престарелых. Взгляд быстро пробежал по строчкам, схватывая услуги, параметры контроля, необходимые подписи, сроки изъятия органов...
  Что нужно этому ушлому старцу совершенно ясно. Первая часть его плана прошла блестяще, а теперь решил ещё заработать на смертельно больном лохе. Всё равно его даже родственники списали, так что теперь можно потихоньку на органы порезать, и продать хоть за какие-то деньги. Не все же они там раком повреждены. Выжать досуха.
  Чёртов старик, похоже, начал уже использовать препараты - взбодрился. Наверняка у него старые связи остались криминальные. Ведь он занимался какими то незаконными экспериментами. Медик в законе! Вот только не знает, что у лоха ещё работают мозги! Бедную Свету он отправил восстанавливать связи, она то думает, что помогает вылечиться, а на самом деле...
  Он скрипнул зубами, ударил подушку кулаком, потом ещё и ещё. Показалось мало - спрыгнул с кровати и пнул стул. По голени хлестнула боль. Стул ударился о потолок - изогнутая спинка отлетела, крутясь на линолеуме, словно сброшенная щелчком монетка.
  Василий зашипел, прихрамывая пошёл на кухню. Где тут включатель не понятно, но света достаточно - предрассветный сумрак просочился и сюда.
  Вот как. На запчасти значит. Ну, ничего... На этот раз кидалово не получится.
  Загрохотали ящики буфета. Ложки, вилки... Ладонь нащупала тёплую деревянную рукоятку. Серая сталь сверкнула в полутьме. От кухонного ножа словно распространилось спокойствие. Оружие... Он теперь не одинокий полумёртвый мальчишка.
  Желудок судорожно дёрнулся, заныл, словно его, как мячик пнул футболист. Василий охнул, ладони сжали живот, пытаясь помешать, прекратить. А футболист чуть помедлил и начал подбрасывать на ноге, удар за ударом, считая, сколько получается удержать. Раз, два, три, четыре - каждый удар отражается тупой болью. Захотелось ткнуть этот мячик острым кончиком, да нажать посильнее... Окончить мучения. Но нет уж, это слишком просто! Сначала нужно поквитаться с обманщиком.
  Его, живого человека вот так цинично списали, то и не нужно держаться за старые понятия. Я сам по себе - волк одиночка, подстреленный, но ещё могу огрызаться.
  Мысль возникла и накрыла плотным серым покрывалом. Принесла успокоение. Через полминуты и внутренний футболист, потерял мяч - боль прекратилась.
  
  Девяносто девать - цифры чётко прорисованные белым по синему фону квадратика километрового столба. Отсюда, из кустов бузины на противоположной стороне дороги, даже слышно, как железка чуть поскрипывает на ветру. Очень удобный для засады бугор, плотно зарос травой, а поверх раскинулись плакучие берёзы, опустившие ветки до земли.
  Да, старичок, один раз я прокололся, но теперь прокол ждёт тебя. Василь усмехнулся, крепко сжал рукоятку ножа. Почувствовал, как хищно приподнялась верхняя губа. Под животом лежит масса мягких листьев, пахнет прелью, грибами и смолой.
  На этом километре Энского шоссе, лес и торфяные участки, разрезанные осушительными канавами с чёрной водой. На этих дешёвых клочках, отбитых у болот, стоят лишь отдельные дачи. Тёмные дела как раз в таких безлюдных местах и делаются.
  Где-то здесь среди укрывшихся в зарослях кривой ивы и ольхи дачами, логово этих медиков-живодёров. В память навязчиво стучались воспоминания, что слышал. В тайных катакомбах расчленяют людей для подпольного рынка органов, какие то тёмные потрошители... Мерзавцы. Хотя есть нормальная государственная программа забора органов, согласно закону, одобренному Минздравом, платят налоги, проверяют качество. Вчера вон видел дружелюбного медика, что официально приехал подвезти стариков изъявивших законное желание... Хотя он же сказал, что в других странах вообще этого не надо - прекрасно и так научились из каких то эмбриональных стволовых клеток органы выращивать.
  Засада в посадке у дороги казалась идеальной. Василий сначала обложился, мхом, но стало ужасно жарко. Тогда он просто вымазал голову полосами грязи, как коммандос и натыкал вокруг веток. До назначенного времени ещё несколько часов. Срок солидный, можно разработать подробный план мести:
  
  Вот этот гад выходит к столбу, оглядывается, смотрит на время, я выскакиваю и вонзаю нож ему в живот... Нет, нужно, чтобы не увидел.
  Дожидаюсь, когда повернётся спиной, разбегаюсь и бью в спину. Главное, чтобы нож хотя бы раз воткнулся. Потом можно будет уже не бояться, бить и бить, пока он не умрёт! Тогда даже если обернется, то не успеет ничего сделать. Нужно брать неожиданностью.
  А если будет не один - с напарником? Тогда план не пойдёт... Нужно будет тогда подождать. Вот он ждёт, ждет, когда жертва придёт, но достаёт телефон, звонит и... Предательский звонок выдаёт где он лежит! Они выходят, злобно похохатывая, и утаскивают в своё логово!
  Срочно отключить телефон. Уф, молодец, предусмотрел, думаем дальше.
  Да, вот он позвонит, сигнал пойдёт, но нет связи. Подождёт ещё, а потом пойдёт к себе принимать омолаживающие таблетки и колоть уколы. Вряд ли он их с собой возьмёт, а там одна из главных составляющих - приём вовремя. Вроде бы...
  Тогда нужно будет идти за ним. Потихоньку, от дерева к дереву, как в стрелялках полигонных. Проследить до дома или бункера... что там у них. И потом выслеживать. Когда выйдет, быстро броситься из-за угла и воткнуть несколько раз нож.
  Или нет, там могут быть собаки, камеры... Нужно дождаться, когда напарник у него уедет, а потом сказать по телефону, что проспал, ну или плохо было.
  Когда придёт, потихоньку спрятать нож, улыбаясь подойти и резко так р-раз в живот! Гаду такому, решил пожить за чужой счёт! Да, так можно вообще то ещё лучше сделать, с самого начала, без всяких разбегов. Подойти потихоньку, как будто ничего не понимаешь и р-раз!
  Или нет. Ещё лучше можно сделать. Ножом пригрозить и пойти за ним, потом отобрать таблетки и продать их обратно в ту аптеку. Ну, за полцены возьмут, там для родственников своих, к тому же. Тем более, тут такая система супер мегакрутая омоложения...
  А старика привязать к батарее и позвонить потрошителям, сказать, что он согласен продать органы. А перед их приездом воткнуть в него нож, чтоб и вопросов не возникло! Сказать, что он старый самурай и всё сам...
  Потом из бункера можно продать кресла...
  Диван... автомат и ящик гаванских сигар...
  
  Часть 2
  
  - Вставай. По-одъём!
  Скрипучий и требовательный голос пробрался в сознание. Василий проснулся, быстро протёр глаза. Взгляд упёрся в две штанины отглаженных брюк. Кулаки сжались, однако ножа не было. Сверху проскрипело:
  - Ходить можешь ещё, или уже нужно тащить? Тебя и не нашли бы в траве, если бы не храпел, как богатырь с перепоя.
  Вот сволочь... Василь присел, посмотрел вверх. Похоже, задремал и скатился из засады к обочине. Нужно сделать быстрый рывок наверх, схватить нож...
  Он дёрнулся и застонал - внутри, словно кот царапнул печень.
  - Васалёсёк, поднимайся и потихоньку пойдём. Я поддержу.
  "Нет, этого просто не может быть! Рядом с гнусно усмехающимся стариком стоит... Света".
  Василий шарахнулся, судорожно суча пятками, вытянул руку, словно пытался закрыться ладонью от вселенской несправедливости. Мир не просто рухнул, он рассыпался в клочья, и его всосала трясина мрака.
  - Обопрись!? Да ты с ним заодно! А тебе верил! - закричал он. - Твари... Какие твари.
  Из тела словно вытащили все кости, оно обмякло, налилось тяжестью, смертной тоской. По щекам побежали слёзы.
  - О чём речь, милейший? - недоумённо проскрипел старик.
  Это мерзкое деланное недоумение, вдохнуло надежду - может Света действительно не знает? Поможет?
  Он встал, с трудом разогнулся.
  - А то, что ты потратил мои деньги на себя! Сказал, что на лекарства, а сам...
  - Потратил на шлюх и цыганский ансамбль? - перебил старик.
  - На собственное омоложение! Вот на что!
  На морщинистых губах появилась улыбка:
  - Вот в чём дело. Ну да, конечно это так. Не пойму, почему ты решил, что препараты для тебя? Они, разумеется, необходимы мне. Иначе, как делать тонкие операции? Это не возможно когда руки трясутся, тонус отвратительный, бодрость на нуле, интеллект снижен. Теория хоть ясна и отточена, однако, чтобы выполнить практическую часть, я пока ещё развалина.
  - Но, а как лечить, если...
  - Пойдём, Василий. Узнаешь.
  - Значит, всё-таки на органы...
  Старик нахмурился, взгляд стал острым, по скулам метнулись желваки.
  - Послушай, у меня нет возможности стоять тут и уговаривать. В лаборатории идут тонкие процессы, прерывать которые не стоит. Давай я уйду, а Света продолжит. В любом случае буду ждать, хотя я по-любому в выигрыше. Хочется правильно закончить начатое, и мне не интересно слушать домыслы, почерпнутые из мультиков и комиксов. Если уж ты отрицаешь элементарную порядочность старого учёного, то прими за основу утверждение, что ему необходима вот такая подопытная крыса, как ты. Поставь, согласно своему соплячьему менталитету, галочку мотивации, что академик собирается путём твоего излечения завершить прерванную много лет назад работу. Чтобы, разумеется, ворваться на белом коне, при успехе, обратно на Олимп. Да и конечно сбросить в тартар тех, кто его оттуда сдвинул. Ещё загрести миллиард денег и поиметь всех баб в мире... Ах, да, извини, ты ещё пока до этого ряда не дорос.
  
  Василь красный, как рак, смотрел на удаляющийся пиджак старика. Света взяла его за руку, он дернулся, было вырвать, но только скрипнул зубами. Чувствовал себя глупо, но вместе с тем стало легче. Чёрное битумное болото в душе, вдруг внезапно оказалось обычной травянистой равниной. Но недоверие всё-таки продолжало ворочаться:
  - Почему я должен вам верить?!
  - Нипочему, - сказала Света и отпустила руку. - Ты что, дурак? Пойдём!
  Она повернулась, и направилась за стариком. Короткие чёрные волосы при каждом шаге непокорно подскакивают. Простое зелёное платье обтягивает гибкую спину.
  К забору из красного кирпича пришли уже рука об руку. Ворота, тихо пожужжав, приглашающее поднялись. Дорожка выложена брусчаткой, каждый камушек изогнут волной, и кажется, каменный ручеёк несёт гостей в дом. Кусты живой изгороди пострижены, белеют свежими срезами. Повсюду охапки сучьев, с едва завядшими листками.
  - Ничего себе, нищета.
  - Это я тут начала красоту наводить, - сказала Света. - Внутри, правда, ничего интересного, только всякие лабораторные штуки.
  Василь постарался задавить подозрительность, но всё-таки пожалел, что не вернулся за ножом. Хотя, у стены лопаты, ещё какие-то внушительные трезубцы и причудливые инструменты, похожие на большие расчёски. Они выглядят опасно, как скрюченные острые пальцы.
  Двери приглашающее распахнуты, изнутри тянет нежилым и холодным.
  - Осторожно, на второй этаж забираться не рекомендую, - раздался знакомый голос. Из комнаты на мгновение выглянул академик. Под ногами зашелестела коричневая ковровая дорожка. Василь медленно вошёл, спросил:
  - Я не рвусь тут всё облазить... Почему нельзя на второй?
  - Коттедж долго на консервации стоял. Не отапливался много лет. На втором этаже доски подгнили. Хорошо, что хоть стены крашеные - обои бы сползли в первый же год.
  Старик подвинул ему куб-кресло, хлопнул по сиденью. Василь забрался с ногами. Кресло сухое, но почему-то пахнет сырыми тряпками.
  На прозрачном кофейном столике кофеварка. Заславский нажал кнопку - парящая чёрная струйка быстро наполнила маленькую чашечку.
  Василь отпил, поморщился. Ухватил коробочку сахарозаменителя - несколько раз крепко нажал - сладкие таблетки зашипели, поднимая пену, словно кофе на минуту превратилось в пиво.
  Старик присел на круглую табуретку, положил ногу на ногу. Василь шумно отхлебнул горячий напиток, сказал:
  - Может, всё-таки расскажете начистоту? Конечно, и соврать не сложно, но...
  - Я всё понял, Василий. Недооценил твою недоверчивость и чуть не попал впросак. Судя по резким заявлениям, ты видимо заготовил какой-нибудь сюрприз, вроде газового баллончика или электрошокера? Да не красней, это конечно не совсем нормально для подростка, но, в общем, предсказуемо. Тебе нужны подробности? Тогда напрягись, придётся послушать лекцию.
  
  В конце двадцатого века, после долгих исследований медицинского феномена называемого "рак", учёные пришли к выводу, что это, в сущности, совершенно разные заболевания, объединённые, однако, одним синдромом. Этот синдром можно определить как "синдром не заживающей язвы". Поясню.
  В организме существует два вида гибели клеток. Первый - апоптоз, в результате которого организм ежедневно заменяет тысячи износившихся клеток, новыми. И второй - некроз, когда клетки погибают не запланировано. Наступил на гвоздь или порезался и тут же организм из-за появления умерших-некротических клеток, начинает реагировать. Погибая, некротические клетки сигналят о неожиданной смерти и организм включает сложный процесс заживления. Сворачивается кровь, слипаются тромбоциты, гранулоциты, активируются макрофаги. Заживляющий комплекс содержит различные сигнальные молекулы - цитокины, в том числе и факторы роста. Так вот эти факторы роста, заставляют размножаться клетки, что заполняют рану и образуют рубец, после чего сигнал на заживление прекращается.
  - А при чём тут рак? - пробормотал Василий.
  - При том, что все злокачественные опухоли, обладают повышенной хрупкостью хромосом. При каждом делении, от пяти до пятнадцати процентов раковых клеток погибают - некротизируются из-за разломов. А организму кажется, что это рана и её нужно заживить, бросается лечить и снова стимулирует опухоль к делению. Кроме того она прорастает новыми и новыми кровеносными сосудами, несёт массу кислорода и питательных веществ и... стимулирует новые деления, в которых эти проценты снова некротизируются.
  - То есть, выходит эдакий постоянно нарастающий шрам да? Словно на месте отрубленной головы змея вырастали две? И до каких пор это происходит?
  - Ты знаешь ответ. До тех пор, пока организм может справляться.
  - И почему эти хромосомы ломаются в опухоли и не ломаются в обычных клетках?
  - Хороший вопрос! - воскликнул старик, потёр рука об руку. Потом одним чётким движением донёс чашечку до рта, проглотил остывший кофе, как стопку водки.
  "Действительно, ни малейшего сочувствия у гада", - подумал Василий. - Я для него любопытный образец и только. А рука то у него уже вроде и не трясётся? И вообще тряслась ли? Может специально... Ладно, к чёрту."
  Профессор снова, словно встал за кафедру:
  - Каждая хромосома клетки любого существа содержит не одну двойную спираль ДНК, а две, совершенно одинаковых. Поэтому если где рвётся, то вторая спираль тут же восстанавливает целостность и хромосома при делении не ломается. Такие разрывы происходят постоянно и повсеместно, однако всегда регенерирует, потому что вероятность разрыва обеих пар спиралей в одном месте почти невероятна.
  Ну, а злокачественные клетки, бракованные - у них участки ДНК без копии дело обычное. Чем больше поломок, тем активнее опухоль растёт.
  - Но, тогда я не понимаю... Химиотерапия же убивает опухоль и ведь часто излечиваются, а по вашим раскладам выходит, что должна лишь стимулировать?
  Василь спросил напористо, хотелось поймать на противоречии, загнать в угол. Он поставил ноги на пол и наклонился вперёд, словно готовясь к прыжку.
  - Хороший вопрос... Света, а ты что у двери притаилась? Иди сюда!
  - Нет, вы уж договаривайте... Я эти страсти не хочу слушать. Просто яичницу пожарила, с колбасой и сыром. Зелёным луком посыпать?
  Василь скрипнул зубами, сбиваясь с мысли. Свете похоже тоже не легко... Почему то. Пытается за привычное хвататься, отвлечь.
  - Хорошо, Светик, посыпь лучком. Прямо при одной мысли слюнки течь начинают, - сказал Василь, улыбаясь. И девушка тоже заулыбалась, убежала на кухню. Заславский с интересом посмотрел на мальчика, хмыкнул, но не обидно, а одобрительно. Повторил:
  - Да, вопрос хороший. Дело в том, что если в опухоли погибает в очередном поколении больше половины хромосом, такая опухоль отмирает. Но и если слишком мало разломов, опухоль тоже не увеличивается, поскольку мало сигналов, для того чтобы запустить механизм заживления раны.
  - Значит, чтобы победить рак, нужно либо резко увеличить число поломанных клеток, либо уменьшить, - сказал Василий.
  Мысли в присутствии профессора стали чёткими. Он словно распространял ауру академичности, внутри которой нет места эмоциям. Василий впился взглядом в собеседника.
  - Да, это так, но я разработал третий путь. Вот как раз в твоём случае он и может помочь. С введением контрастного вещества, думаю ты знаком не понаслышке, - сказал Пётр Иванович, поднимаясь. Короткая лестница привела в цокольный этаж. Василий разинул рот. Всё пространство полуподвала разгорожено на секции и полно медицинской аппаратурой.
  
  - Списанное, вовсе не означает, что не функциональное. Финансирования нашего института были регулярными, постоянно что-то меняли на лучшее или просто новейшее. Ну, а списанное у меня была возможность определять, да... Если честно, просто рука не поднималась отправлять в утиль рабочие агрегаты.
  Василь, как завороженный, шёл под арками, узнавая некоторые устройства, всё таки изрядно полежал в больнице. Узкий коридор привёл к внушительному саркофагу МРТ. На мониторах энергосберегающие заставки - медленно вращающиеся нити ДНК.
  Заславский посмотрел на ложе, нахмурился. Быстро достал кусок марли, протёр, отбросил посеревшую от пыли тряпицу. Нажал на клавишу, заставка слетела, камера показала ложе в аппарате.
  Василь, знакомый с процедурой, молча сбросил обувь и лёг на кушетку.
  - Тут конечно не до переодевания в больничные одежды, но лучше убери ремешок, - сказал профессор. - А то всё засветится.
  Василь покраснел и быстро свернул ремень, рядом положил мобильник и рулончик денег, прихваченный резинкой. С вызовом сказал:
  - Да, мне делали. Аллергий нет, клаустрофобии тоже, имплантов, скобок и железок тоже нет.
  - Ну, молодец, уел старика. Конечно, я должен был это спросить, - сказал Заславский и
  мягко толкнул ложе, помогая аппаратуре втянуть Василия в маленькую камеру. Громкий, противный стук возвестил, что агрегат включился. Раздалось повелительное:
  - Не шевелись.
  Ложе жёсткое, в камере мелькают яркие огоньки, заставляют прикрыть глаза. Пахнет спиртом и пылью. Внизу что-то поскрипывает и возле ноги сочится то ли влага, то ли смазка, пропитавшая поверхность.
  - Не шевелись, совсем немного осталось, - прозвучал голос по связи. Хоть искажённый, но угадывается сочувствие. В общем то сочувствие холодного экспериментатора наводит на мысли... На плохие мысли.
  Выдвинулся из саркофага МРТ, увидел морщинистое лицо, косматые брови сдвинуты. Лампы на потолке просвечивают оттопыренные уши профессора. Из каждого торчит пучок густой шерсти.
  - Ты можешь, конечно, и здесь лежать, но лучше перейти на кушетку, - сказал профессор.
  Василь спохватился, приподнялся, внутри коротко и остро резануло, словно одним махом бритвы перехватило брюшной пресс. Он едва успел выставить руку, повернулся.
  - Ох, чёрт...
  Света беспомощно посмотрела на профессора, тот потрогал больному лоб, Василь зло и беспомощно сверкнул глазами, боясь пошевелиться. Старик буркнул:
  - Давай, потихонечку, опирайся на помощницу. Надо идти, парень. Чем быстрее сделаем биопсию, тем быстрее начнём процедуры. Ты полон этих опухолей, как весенняя рыба икрой...
  - Тогда всё бесполезно? - спросил Василь, слова превратились в сипение.
  - Ну это я образно. Конечно, всё не так плохо, - ответил Заславский, - смущённо улыбнулся. - У меня склеротические бляшки рассасываются в мозгу, образное мышление иной раз проявляется излишне ярко. Не всегда как должно формулирую, да...
  Соседняя секция, выглядит как настоящая лаборатория. Вдоль стен разные агрегаты, столы - середина свободна. Медицинская кушетка рядом с широким экраном.
  Старик пощёлкал тумблерами пульта, потом поднял больному рубашку, повелительно кивнул Светлане. Та тут же помазала Василию живот каким-то лекарством. Сладковато-кислый запах разлился вокруг. Старик приложил к животу конструкцию похожую, на наконечник душа с ручкой. Поводил холодным, на экране засветились линии и складки.
  - Держи так, Света. А ты держи рубашку. УЗИ хоть и старое, но поможет прицелится точнее.
  В руке Заславского появилась длинная тонкая трубка. Он нажал кнопку, острый кончик на мгновение раскрылся и цапнул воздух лепестками зубчиков. Василь увидел, как кончик трясётся, описывает восьмёрки, дуги, возле самого живота, готовясь вонзиться, но отодвинулась.
  Старик глубоко вдохнул, затаил дыхание, потянулся снова. Но трубка виляла ещё сильнее. На скулах доктора вздулись желваки, Василий услышал скрип зубов и бормотание:
  - Так. Похоже я пока ещё не в кондиции. Света, биопсию сделаешь ты.
  Девушка отшатнулась, прижала руки к груди. А Заславский продолжал:
  - Ты видишь, руки дрожат. Тремор не позволяет взять пробу. Выхода нет, без этого кусочка опухоли дальнейшие шаги не возможны.
  - Я не...
  - Не бойся, я подскажу. Если ждать, когда перестану трястись, можно не успеть.
  Василь увидел, как Света решительно вцепилась в рукоятку, из которого торчит длинная спица с наконечником. Заславский забубнил инструкцию.
  Василий закрыл глаза и стиснул зубы. Вскоре ощутил, как предмет проткнул кожу и вполз в живот, раздвигая ткани. Внутри больно ущипнуло и сразу железка выскользнула.
  Василий прижал ватку к ранке, запахло спиртом.
  Внутри противно дёргалось, похоже, опухоли очень не понравилось, что от неё отщипнули кусочек. А Заславский уже ловко совал пинцет в подрагивающие пробирки.
  Боль растеклась по животу, подрагивала и вибрировала уже во всём теле, словно все опухоли вдруг забились в нервном тике. Он прислушался к ощущениям и прижал насадку УЗИ к животу. Экран показал какие-то белёсые пятна, переплетённые серыми изгибами. Картинка чёрно-белая и совершенно не понятная, провёл ещё и ещё. Поглаживания железяки как-то успокаивали, отвлекали от боли. И вдруг на экране ярко и чётко вылез тугой бугорок на упругих нитях. Рука замерла и он внимательно всмотрелся в это светлое нечто, похожее на распятого осьминога.
  Заславский же, метался по комнате. То что-то выкладывает на ряд предметных стёкол, суёт то одно, то другое в микроскоп, то щёлкает регуляторами калорифера. Огромный шкаф в углу колышется, там булькает похоже - перемешиваются какие-то жидкости.
  Тёплая ладошка легла ему на плечо. Василий вздрогнул, изображение смазалось:
  - Эта штука только кажется большой. Она на самом деле, пока всего сантиметра два со всеми щупальцами. Дед сказал, что на экране увеличение. Так что не бойся... очень уж.
  Мимо прогрохотали колёсики, это Заславский промчался спиной вперёд на стуле, мощно оттолкнувшись от стола с микроскопом. Лихо развернулся ухватился за массивный пульт. Мельком глянул на экран и рявкнул:
  - А лучше бойся! Таких ерундовин не одна и даже не десяток у тебя, а по всему телу! Света, подними ветряк на пару метров, напряжения не хватает!
  Девушка ахнула, застучала каблучками по лестнице, а Заславский начал щёлкать тумблерами квадратного пульта. Нарочито грубый и угловатый, он выглядел сваренным из танковой брони. Профессор посмотрел на дёргающиеся стрелки, нахмурился и с усилием вдавил несколько кнопок. Раздражённо рявкнул, поймав взгляд пациента:
  - Да, да и такой хлам использую. Нет аналогов потому что. А если и есть, то нас снабжать перестали ещё в старые годы.
  - Да я вовсе не в этом смысле..., - пробормотал Василий. Но тот его уже не слушал, продолжал щёлкать тумблерами и крутить толстый красный регулятор, что щёлкал от поворотов, как замок сейфа.
  - Я пока поместил образцы рака в универсальную питательную среду, но нужно успеть подобрать наилучшую, которая способствует максимальному росту...
  Ящик загудел, жёлтые и красные лампочки сменились зелёными, а стрелки замерли ровно, лишь чуть подрагивали кончики.
  Заславский радостно оскалился, нижний клык закусил губу. Он толкнулся ногами, и стул понесся, громыхая колёсиками, к трясущемуся шкафу, там как раз к бульканью, примешался какой-то звон.
  Последние слова, явно сказанные нечаянно, заставили задуматься, прикусить язык. Чёрт, этот дед очень похож, в самом деле, на сумасшедшего учёного. Для роста рака среду подбирает. Зачем для роста то? Он же должен найти способ его уничтожить. Кажется, случайно обмолвился о истинных мотивах. Похоже, он решил создать универсальную дрянь, чтобы сделать этот ужасный рак заразным. И потом продать каким-то делягам, с которыми и связался через Свету. Она то ничего не знает и не понимает, он её обманывает. Ох, что же делать...
  Василь почувствовал смертный холод. Значит, он нужен, как источник особо опасных опухолей, из которых этот сумасшедший гений решил сварить адское варево, которое может уничтожить множество людей. В это до судорог не хотелось верить, но логика вонзала жёсткие иглы реальности. В ушах загудело понимание, что на этот раз понял всё абсолютно верно. Срослись все концы и завязались все хвосты. Ох, боже мой... Нужно отдать последний долг человечеству... Нужно сказать Свете, раскрыть глаза.
  Он повернулся и осторожно спустил ноги на пол, придерживая бок, а Заславский, носился по комнате, радостно бормоча и уже не обращая внимания на Василия. Он горько улыбнулся, всё ясно чего обращать - дело сделано. Он нужен лишь как страховочный источник материала.
  По лестнице простучали каблучки. Света деловито встряхивает волосами. Глаза сверкают радостью выполненного задания:
  - Профессор! Я покрутила там ручку большую, которая почти, как штурвал и ветряк поднялся выше. Вращается теперь быстрее.
  - Молодец, детка, поняла что делать, - сказал Заславский. - А я отрегулировал микроклимат и теперь эта клеточная культура будет расти, как на дрожжах!
  Василий замер. Какая наглость. Неужели он настолько быстро его списал вовсе? Злость толкнула в голову и он процедил:
  - А я, между прочим, всё слышу. Рано ты меня списываешь, старик!
  Света открыла рот и шагнула назад. Брови академика столкнулись, лоб пересекли глубокие морщины:
  - Ну, чего ты там ещё надумал?
  В боку у Василия кольнуло, он охнул, выпрямился, но тут, словно кто-то вонзил в позвоночник гвоздь и тремя могучими ударами, вогнал по шляпку. Захлестнула боль, комната накренилась, пол рванулся навстречу и с размаху ударил в щёку, что то хрустнуло, но падения не ощутил - изнутри ударила настоящая боль, словно огненная река прорвала дамбу и ударила по сознанию. Нахлынула чёрная, как головёшка тьма.
  
  По руке разлилось блаженное тепло, серебристая волна прокатилась по телу. Василь приоткрыл глаза и тут же снова прищурился. Сердце подпрыгнуло, дыхание участилось - над ним стоял профессор с опасно занесённым шприцом.
  - А скоро он очнётся? - раздался голос Светы. И незамедлительный скрипучий ответ:
  - Да он уже очнулся. Половина кубика будят гарантированно.
  Притворяться было бессмысленно. Он сел, отодвинулся к стене. Мельком огляделся - другая секция. Здесь только камеры, экран монитора и кушетка с откидным столиком. Пустая капельница в углу, вентилятор. Прозрачная пластиковая дверь, возле неё рядок шлёпанцев. Снова голос профессора. Едва сдерживаемое раздражение, сквозило в каждом слове:
  - Слушай, малыш, сделай мне одно одолжение. Прими, хотя бы на время своего лечения один факт. Я тот человек, который тебя лечит. И постарается вылечить. Понял? Меня не интересуют комбинации того бреда, что пропечатался у тебя в мозгах за шестнадцать лет жизни. Ты жрал, как телевизионная свинья, нефильтрованную информацию и теперь из этого дерьма лепишь свои детские куличики. Они мне, чёрт бы тебя побрал, не интересны! И не хлюпай носом тут... Ты не виноват, просто ел всякую информационную дрянь. Выброси из головы идиотские мультики и комиксы про монстров-учёных, сумасшедших изобретателях и убийцах-врачах. Вот так выброси!
  Заславский рванул воротник халата, тот затрещал и повис в кулаке, словно белый флажок. Он встряхнул тряпку перед носом Василия и швырнул на пол.
  - Сделай так же!
  Василь нащупал воротник рубашки, потянул, как завороженный. Тот не подавался тонким ослабевшим пальцам. Но тут парень тоже озлился и дёрнул что было сил. Отшвырнул клок рубашки. Крикнул с вызовом:
  - Ну вот! Сделал. И что?
  Заславский присел на кушетку:
  - То, что ты не будешь больше фантазировать. Если появятся вопросы - спрашивай. Не играй в телепата, пытаясь додумать то, чего не понимаешь.
  
  *****
  
  На улице ночь, но глаза привыкли к темноте палаты и угадывают серые контуры мебели. В углах потолка красные глазки камеры и датчика объёма. В приоткрытую форточку вливается ночная свежесть. Словно морской прибой, прохладный воздух раз за разом переливается через подоконник - на кушетку выплёскиваются ароматы мокрой травы. Василий ёжился, но одеяло, сложенное в ногах, не трогал - едва волна отступала, как сразу наваливалась тяжёлая духота, царившая в лаборатории. С улицы доносится стрекот кузнечиков, вдалеке сонно гавкают собаки. В дальнем углу угадывается движение, это бесшумно крутит головой бесполезный вентилятор. Не спится, но не от контрастного воздушного душа - в ушах ещё звучат жёсткие ответы Петра Ивановича, на его сбивчивые обвинения. Эти... детские куличики.
  Суть метода в том, чтобы из клеток рака Василия, вырастить новый вид карциномы. Путём нескольких непростых генетических манипуляций, Заславский взялся создать специфическую форму, которая может питаться лишь опухолью. Питаться, пожирая клетки "незаживающих ран", что тянут на себя все ресурсы организма. Академик попытался объяснить, как они найдут их по онкомаркерам, но вскоре махнул рукой. Сказал, что для начала Василию достаточно знать, что хорошие найдут и съедят плохих. Но мучительно не нравились слова профессора "это наиболее вероятное развитие событий" Что-то в них было загадочное и неприятное, а это казалось хуже имеющегося заболевания. Василь стискивал зубы и старательно вспоминал, как оторвал воротник. Ведь действительно, все эти гнетущие ощущения и страхи, поднимаются из подсознания, как медленные медузы полные электричества. Всплывает такая, вроде едва светится, а потом, как шарахнет током так и мечешься, как идиот, засады устраиваешь. Василь с трудом перевёл дыхание. Не надо поддаваться...
  - Васалёсёк..., - от входа раздался тихий голос Светы. Чего она... подкралась? Василь испуганно замер и промолчал. А она постояла немного в темноте и на цыпочках ушла. Если прислушиваться, то слышно как шелестят тапочки. Василь натянул всё-таки одеяло и провалился в сон.
  
  Потянулись дни, наполненные суетой. В сущности, то же самое что и в больнице. Руки у профессора дрожать перестали, морщины начали разглаживаться, а спина выпрямилась. Уже через пару дней он смог сделать болезненную вытяжку материала костного мозга. Заславский заявил, что выделит из них мезенхимальные стволовые клетки, необходимые для комбинирования генов.
  Всё шло по плану, даже ухудшение состояния Василия. Это не радовало, но, как говорил Заславский, что тут можно только вести наблюдение. Света копалась в огородике и подавала всякие зелёные блюда. Сначала Василь думал, что это спецдиета, потом понял и отдал Заславскому остатки денег. Тот немного покряхтел, но принял.
  Наконец пришёл день, точнее утро, когда академик вошёл в палату. Но не справиться, как уже привык Василий, о самочувствии, а замер в дверях. Василь машинально закрыл старый ноут. Внутри ёкнуло, сердце заколотилось сильнее.
  
  - Опухоли выделяют специфическую молекулу - маяк, которая даёт сигнал твоим стволовым клеткам приходить и встраиваться в её структуру. То есть опухоль, изображает из себя повреждённый внутренний орган. Толка в этом практически нет - стволовых в костном мозге не настолько много, чтобы существенно влиять на её рост - растёт она, как я и говорил раньше, за счёт постоянного заживления. Однако жадность опухоли можно использовать против неё. Я создал из твоих мезенхимальных стволовых клеточную культуру, клетки которой, придут на зов маяка и встроются, как обычные. Но я запрограммировал их развитие на превращение в клетки киллеркарценомы, что и уничтожат твои опухоли.
  Василий судорожно вздохнул. Стало жутко, не тело, а какая-то арена для бьющихся чудовищ. Слабым голосом пробормотал:
  - Пётр Иванович, а этот киллер раковый потом всё остальное у меня там не пожрёт, когда еда кончится?
  Заславский широко улыбнулся, но тут же прикрыл рот ладонью. Нижние клыки закусывают верхнюю губу и выглядели, при отсутствии остальных зубов жутко.
  - Нет, парень, по меньшей мере invitro... то есть вне тела, они прекрасно срабатывают. Конечно, я провёл уже тесты и они с аппетитом пожирают твой рак, а образцы из кожи, мышц и печени не трогают.
  - А если другие, э-э образцы тронут? - пробормотал Василий. Но уже шагал следом в лабораторию.
  - Некогда проверять, - ответил Заславский.
  В лаборатории Света закатала Василю рукав и затянула жгут. На тощей руке вздулись вены. Заславский брызнул вверх из огромного шприца, заполненного мутно-белой жидкостью. Тонкая длинная игла вонзилась в набухшую вену, и поршень плавно утонул, выдавив жидкость.
  - И что теперь? - спросил Василий.
  - Теперь только ждать.
  Света присела возле кушетки, жадно всмотрелась, словно ждала, что от волшебного снадобья сразу исчезнет бледность, полезут волосы, он соскочит с кушетки и закружит её в вальсе. Василь смущённо усмехнулся. А девушка взяла его за руку, погладила узкой ладошкой:
  - Ты обязательно выздоровеешь. Дедушка хотел сначала встроить в клетки ещё какой то цветовой шлейф, чтобы можно было проверить куда они попадут. Но решил не рисковать, да и времени это потребовало бы больше. Но он всё-таки что-то там ещё мудрит. Образцов много.
  За окном назойливо запела какая-то птаха: тень-тень-чиви-чиви-тень. И словно отзываясь на эти напевы, внутри начало что-то происходить. Словно отблески приближающейся грозы, словно далёкая канонада. Словно та самая тень-тень нависла изнутри. Света сжала руку, побледнела:
  - Василь, всё хорошо? Болит?
  - Да, как-то не по себе. Нет, не болит пока ничего, но что-то страшно стало.
  - Представляю. Ещё бы не страшно... Приляг лучше.
  Василь послушно вытянулся, прислушиваясь к ощущениям. Вот сейчас где-то внутри, спасительные клетки находят опухоли, по кровеносным сосудам просачиваются во вражеский лагерь. Цепляются и начинают уничтожать разросшиеся гирлянды клеток-убийц. Когда уничтожат половину, те уже не смогут разрастаться и быстро сойдут на нет. Всё должно быть хорошо, всё хорошо...
  Василий незаметно соскользнул в сон.
  
  Страшное, костистое лицо инквизитора, склонилось над ним. Капюшон скрывает глаза, взгляд притягивает шрам, он идёт наискосок, приподнимая губу... нет, это не шрам а ряд сросшихся бородавок. Они шевелятся, из них растут пучки белых жёстких волос, которые тоже шевелятся, как мелкие червячки, буравящие плоть.
  Толстые синие губы в прожилках раздвинулись, обнажая угловатые акульи зубы и тут же грубые пальцы схватили за шиворот. Одним рывком в рот, скрежеща по зубам, влез носик ржавого чайника. В рот хлынуло расплавленное олово. Коренные зубы сухо щёлкнули, трескаясь от жара. Язык мгновенно сварился, нёбо полыхнуло огнём. По пищеводу навстречу олову рванулся желудочный сок, зашипел испаряясь, в напрасной попытке вытолкнуть расплавленный металл. Но он уже кривым слитком рухнул в желудок, продавил тяжестью...
  Василь проснулся от своего сдавленного крика. Повернулся на бок, желудок сжимался в сухих спазмах, словно тот слиток олова был не во сне, словно действительно лежал, тяжёлый и раскалённый, жаря изнутри. Слюны не было, голова тоже казалась раскаленным слитком. Он застонал, почувствовав, что снова срывается в забытье. С губ сорвался животный стон:
  - Пи-и-ить!
  В лаборатории что-то громко упало, покатилось. По коридорам рассыпался дробный перестук знакомых каблучков, через несколько секунд, ворвалась девушка. В палате вспыхнул свет.
  - Пи-и-ить, - прохрипел ещё раз Василий и отключился.
  Он не пришёл в сознание и когда Заславский поставил капельницу, и когда закрепил катетер. Напротив, так метался и стонал в бреду, что пришлось поставить удерживающий крепёж. Света долго сдерживалась, помогала брать Заславскому новые и новые пробы. Однако, наконец, не выдержала и расплакалась.
  - Что с ним! Ответь!
  По щекам бежали слёзы, однако взгляд был угрожающий. Дед потёр лоб и ответил:
  - Я расскажу. Но сначала нужно кое-что уточнить.
  Тут Василий высвободил руку из-под резины и начал скрести ногтями живот, вздулись царапины, пошла кровь. Света метнулась поправить, едва заново закрепила дёргающуюся руку больного. По лысой голове прыгали блики, из-под закрытых век сочилось.
  Она макнула свёрнутую марлю в воду, провела ему по голове и шее, ощущая жар даже сквозь несколько слоёв.
  Заславский появился в дверях спустя несколько часов. Мешки под глазами, что начали было расправляться от оздоровительных процедур, повисли складками, как опущенные портьеры. Он положил квадратик предметного стекла на полку, хрустнул пальцами. Света жалко улыбнулась:
  - Ну что там? Где слова: у меня есть две новости - хорошая и очень хорошая?
  Старик усмехнулся, но горькие складки опустили уголки губ.
  - Я надеялся на лучшее, но, в общем... и этот вариант просчитал. Киллер-карцинома добралась до опухолей, успешно пожирает, однако каждый последующий слой лишается питания, а изолированные очень быстро погибают, ведь ничего другого они не едят. Гниют. Таким образом, наблюдаем страшный токсикоз. Решение есть, на время пока не окончится разрушение, нужно постоянное переливание крови.
  - Я дам крови сколько нужно!
  - Не подходит. Ни твоя, не моя, к сожалению. А покупать-продавать кровь в России запрещено, так что тоже никак. Но, есть решение. Оно мне не нравиться, но ничего не поделать. Если ты поможешь, то сможем, да...
  
  Под ногами поскрипывали плитки дороги, трава из щелей не росла, явно уложили недавно. Фонари с улицы просвечивают сквозь редкие ветки деревьев и витые прутья металлического забора.
  Профессор, как завзятый вор крался впереди, через плечо огромная чёрная сумка. Белки глаз страшно поблёскивают в темноте, клыки закусили верхнюю губу и смотрелись жутко, добрейший дед словно превратился в порожденье ночи.
  Страшновато, но Свету поддерживает мысль, что это всё-таки своё порождение ночи. Да и она тоже не бабочка. Увлёкшись мыслями, она едва не уткнулась в широкую спину вдруг замершего профессора. Он поднял руку и прошептал:
  - Детка, действуем согласно плану.
  Она торопливо кивнула и побежала к низкой подсобке. Осторожно глянула в окно - занавесок здесь нет, но тьма, хоть глаз выколи. Из открытой фрамуги тянет вонью грязных тряпок и лекарств. Здесь нет охранных устройство, кому нужно, грязное бельё? Света закусила губу, схватилась за подоконник, поскребла ногами по стене и перевалилась в комнату. Девушка включила фонарик, синее пятно осветило огромные корзины с бельём. Она быстро ухватила форменную одежду, но тут же отбросила, брезгливо вытерев ладони. Несколько минут рылась в тряпках, пока не нашла более-менее чистый медицинский халат. Морщась, натянула поверх джинсового костюма.
  Возле выхода на стене большой плакат - план эвакуации, разрисованный стрелками, нужная комната оказалась обведённой красными штрихами.
  Света взяла зажигалку и подожгла рукав одной из пижам. Ткань занималась с трудом, но всё же загорелась, начала капать, плавиться. Она бросила горящую тряпку в корзину с бельём и пнула её к бетонной стене, подальше. Дальше с открытым лицом идти опасно, она натянула ватно-марлевую повязку.
  Халат длинноват и волочится по кафелю, пустую бельевую корзинку приходится прижимать, чтоб не хлопала ручками.
  Света осторожно выглянула за поворот. На широком вахтенным столе, перегораживающем путь, горит настольная лампа. Сонная медсестра подпёрла булочку щеки ладонью и мерно посапывает. Щека, в такт дыханию сползает по ладони, кожа у глаза собирается складками. Едва соскользнула, дежурная сонно моргнула и переставила ладонь удобнее.
  Наконец вдалеке, словно далёкий школьный звонок прозвенела сигнализация. Медсестра встрепенулась и озабоченно всмотрелась в темноту. Затем она медленно, словно утёс, поднятый из-под воды вулканом, выпрямилась над крышкой стола. И, вдруг наклонившись, быстро побежала по коридору. Света шмыгнула в полутьму прижалась спиной к стене и медсестра пронеслась мимо с грохотом, взлетающего бомбардировщика. Света метнулась к столу, открыла шкафчик с ключами. В глаза сразу бросилась красная цифра восемь. Девушка схватила внушительный латунный ключ и помчалась по коридору.
  Нужная дверь бесшумно отворилась, навстречу пахнуло холодом. В свете тусклой лампы дежурного освещения несколько металлических шкафов. Слева, судя по маркировке с плазмой... Света вытащила бумажку с записями, присмотрелась и решительно двинулась к нужному.
  Дверь отодвинулась, в шкафу зашелестело. Похоже доноры третьей положительной, одни из самых добросовестных - шкаф сплошь увешан прохладными пакетами. В глубине вращающиеся основы, от которых тянутся специальные держатели, на которых висят пакеты притянутые по две - три штуки.
  Света быстро сняла несколько пакетов, аккуратно уложила в корзину для белья. Подоконник на лестничной клетке обшарпанный, потрескавшийся, угрожающе шевелится под коленом. Окно легко открылось и Света выпрыгнула на козырёк запасного выхода. Он оброс мхом, который поблёскивал, словно иней. Внизу появилась серая тень, девушка вздрогнула. На миг ей показалось, что это охранник, который сейчас засвистит и заголосит. Но снизу раздался торопливый шёпот:
  - Скорее детка, давай.
  И тут же рядом шлёпнулся моток верёвки. Заславский быстро переложил кровь в свою жёсткую сумку-термос. А Света побежала за следующей партией.
  В секторе напротив зажигались дневные лампы. К складу медикаментов подъехала машина охраны. Вдалеке переругивались люди, шарили фонариками. Завыла пожарная сирена. Света уже успела четырежды сбегать, не забывая придерживать марлевую повязку у рта.
  - Хватит крови. Уходить будем через морг, - прошипел Заславский и вытянул вверх длинные костистые руки. Света едва не поддалась порыву, спрыгнуть в надёжные ладони. Но ещё не хватало, чтобы сейчас у старика в поясницу вступило. Она повисла на краю и спрыгнула.
  Из узкого коридора морга пахнуло формалином, диверсанты быстро пробежали насквозь и вышли на улицу. Заславский, поддёрнул ремень сумки с кровью и уверенно зашагал прочь. За поворотом остановился, перевёл дух.
  - Ну вот, ещё этап позади.
  Света насторожилась
  - Этап? А, что ещё будут?
  - Будут ещё, будут...
  Скоро подъехало. Таксист покосился на странную парочку, но промолчал. На лице застыло выражение: "Лучше ни о чём не спрашивать, а то ещё ответят..."
  
  В салоне погашен свет, но встречные машины то и дело освещают фарами, проносятся с коротким рёвом. Мотор работает тихо, даже слышен свист встречного ветра. Старик сидит слева, тоже на заднем сиденье, прямой, словно палку проглотил. Тяжеленную сумку поставил рядом, как барьер.
  Из головы Светы не шли его последние слова. Как-то он особенно глазом сверкнул и в голосе было что-то... Страшноватое. Даже страшно. Что потребуется сделать для следующих этапов? Может быть, дать костный мозг? Почку? Кусок лёгкого? Или всё сразу? По-очереди, этап за этапом?
  Вспомнился Василий, год назад, такой умный, гордый... Так и хотелось его тогда стукнуть, чтобы хоть посмотрел. Света вздохнула.
  Дед смотрит прямо, губы поджал, горькие складки на щеках, но похоже, даже не замечает, что нижний клык снова закусил губу. Ну пусть обдумывает, как это лучше сказать. Света отвернулась к окну, улыбнулась. Мужчины такие странные бывают. Что тут думать? Если можно спасти, конечно, спасать нужно.
  
  Василь опутанный трубками, дышит тяжело с хрипами, потрескавшиеся губы кривятся в немом крике. Он без сознания, но даже так ему больно - из закрытых глаз текут слёзы. Света осторожно погладила по плечу. Свежая кровь разбавила ядовитую, но в сознание он не пришёл.
  Едва приехали сразу забегали. Пришлось раскладывать пакеты и таскать аппаратуру. Заславский инструктировал, как ставить капельницы, как держать температуру. Но Свете всё казалось, что дед оттягивает момент объяснения. Вот и сейчас ушёл в лабораторию. Наконец она решилась спросить сама.
  Старик сидел спиной ко входу, как раз потянулся и зевнул. Цапнул со стола блестящую упаковку таблеток, выдрал одну и закинул в рот, резко запрокинул голову. Заметил девушку, сказал, словно оправдываясь:
  - Модафинил. Одна таблетка и минут через двадцать, сна ни в одном глазу.
  Света тоже зевнула, протянула руку к пачке, но старик быстро сунул в карман.
  - Нет, тебе нельзя. Э-э, в смысле если согласишься на процедуру, то нельзя.
  - Я согласна. Надеюсь, ты мне оставишь достаточно органов для жизни?
  Старик всплеснул руками:
  - Да, что вы все помешались, что ли на этих органах! Что Васька, что ты! Проблема совсем в другом - мезенхимальные стволовые клетки, которые я взял из его костного мозга, сработали, но по худшему варианту. Да изначально, не лучший это, к сожалению, материал был. Очень желательны плюрипотентные - универсальные стволовые для завершения процесса.
  - А зачем тогда худшие брали?
  - Ну... плюрипотентных во взрослом организме нет. Для их создания мне нужно взять у тебя только несколько яйцеклеток. Для этого нужна биопсия яичников. Короткая безопасная процедура, даже препаратной стимуляции не требуется.
  Света развела руками:
  - Так в чём проблема, если безопасная?
  - Этическая, в общем, проблема. Вообще-то в России несколькими пунктами закона "О биомедицинских клеточных технологиях" запрещено. Не знаю, чему вас в школе сейчас учат, но в прошлом веке у нас была вовсе не заштатная отсталая страна, в которой уже лет пятнадцать ничего не меняется в лучшую сторону. Ну да ближе к теме - в те времена, которые исследователи уже назвали "времена странных законов", под видом упорядочивания использования стволовых клеток, провели полный запрет на использование самой перспективной их разновидности - плюрипотентных, которые получают из недельного зародыша - бластоцисты.
  - То есть, для их получения нужно делать аборт на недельном сроке?
  - Нет, ты что! Клетки сливаются invitro, что значит "в стекле", вне тела, в пробирке. Так же как для процедуры ЭКО. Ну, знаешь, для взрослых женщин, что обычными путями уже зачать не могут, но могут выложить за процедуру полмиллиона рублей. Для них в пробирках сливают несколько бластоцист, выбирают лучшую и внедряют для зачатия.
  - А оставшиеся?
  - Оставшиеся уничтожают. Утилизируют - для этого даже целая статья закона выделена.
  - И... Что лучше утилизировать, чем использовать?
  - Ну, этот закон говорит, что да.
  Выражение удивления и растерянности, сошла с лица девушки. Брови столкнулись на переносице:
  - Я не знаю, что это за закон такой. Знаю только, что нам с младших классов школы твердят, что женщина имеет право распоряжаться своим телом, поэтому до двенадцати недель может делать даже настоящие аборты, просто по желанию. А тут неделя, да ещё ничего не выскребают не вырезают... Какая этика? Что за бред? Вася умирает! Не использовать то что может спасти не этично. Бери, клетки какие там нужно и приделывай куда надо!
  
  Сквозь тьму беспамятства пробилось недоумение - сердце стучит в груди гулко и сильно, но вместе с тем, кажется, что оно бьётся ещё и где-то вдалеке. От этого ощущения хочется отмахнуться, но не получалось. Мысль о неправильности двойного сердца настойчиво возвращается вновь и вновь. Вместе с мыслями вернулась и боль. В висках, в спине, в желудке. Но не та страшная, режущая от болезни, а иная. Тяжёлая, и какая-то... живая.
  Василь приоткрыл глаза, шевельнулся, и открыл глаза уже с удивлением. Руки притянуты к подлокотникам широкими резинами на липучках. Из вен торчат прилепленные пластырем иглы и по длинным тёмным трубкам, в такт пульсу проталкиваются порции крови.
  Вот, оказывается что значит этот странный двойной стук - толчки крови отдаются через трубки в пакете подвешенном к капельнице. От понимания стало легче и боль ослабла.
  В палате темно, но дверь открыта и лучи лампы из коридора освещают Свету. Она с ногами забралась на кресло и дремлет, скрестив руки на груди. Тихо посапывает, на длинных ресницах вспыхивают искорки. Лицо усталое, уголки губ опущены.
  "Какая - то она печальная, с чего бы это? Эксперимент плохо идёт?"
  Василий почувствовал, как улыбка неудержимо потянула уголки губ, приятнее думать, что это она о нём печалится. Кольнула совесть, надо бы сказать, чтоб не беспокоилась. Или пусть спит?
  Но организм решил за него. В животе вдруг громко заурчало. Света встрепенулась и лицо вспыхнуло такой радостью, что палата озарилась.
  Василю краска бросилась в лицо, на миг захотелось провалиться сквозь землю. Как он мог хоть на миг о ней плохо подумать?
  - Василёк! Всё получилось! Ты очнулся!
  Она бросилась к нему, обняла. Василь высвободил руку, неловко погладил её по волосам. Только и смог выдавить:
  - Ага. Гм, ага...
  Его выручил Заславский, шагнувший в палату:
  - Ну-с, как мы себя чувствуем?
  - Будто по всему телу зубы повыдирали, а наркоз почти закончился, - сказал Василий. Но его ответ ничуть не обескуражил академика:
  - Это хорошо. Опухоли не вырезали, но они практически нейтрализованы. Да, наблюдаются некоторые весьма интересные эффекты... Но, об этом позже. Главное, скоро боли пройдут. Благодари Свету, это она вытащила тебя с того света.
  В животе снова требовательно заурчало. Профессор захохотал:
  - Вон, желудок уже начал петь благодарности. Глядишь, скоро начнёт благодарить и...
  - Он проголодался, - перебила Света, укоризненно посмотрев на развеселившегося старика.
  Василь вдруг понял, что она права. Впервые за долгое время он ощутил реальный голод.
  - Да, я бы сейчас гуся бы съел. И потом ещё одного. Жаренного.
  - Значит, первого можно не жарить, - понимающе сказала девушка.
  Палата наполнилась хохотом. Заславский позже, вывел в своей тетрадке: "Первый этап прошёл успешно".
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"