Мороз, казалось, всё больше вдавливал в землю и так просевшие избы обезлюдевшей деревушки. Снега не было давно, и это придавало ей особенно жалкий вид. Редко над какими избами шевелился дымок прогорающих печей - деревня отходила ко сну рано, экономя электричество. Лишь у Андрея Петровича Зотова тускло мигало в темноте покосившееся окно. Зотов пользовался свечами, так как свет к его дому давно отрезали, ещё до его переселения сюда. Этот дом построили дед с бабкой, которых он почти не помнил, и достался ему по наследству от умерших родителей. Живя до недавней поры в городе, Зотов не продал его исключительно потому, что не нашлось желающих забираться в глухомань, где кроме электричества не было никаких других признаков цивилизации. Впрочем, как оказалось, в том, что дом не купили, Зотову повезло, иначе после развода деться ему было бы абсолютно некуда. А вот деревушка приютила.
Деньги от продажи старенького, но ходкого "Жигулёнка" закончились ещё в прошлом году, но земля на огороде была щедрой, и он не голодал, докупая в автолавке, которая приезжала два раза в месяц, лишь минимум продуктов. Особенно выручала недорогая сытная гречка. Её он варил и для своих крыс, обитавших в трёх клетках в одной с ним, да собственно, единственной, не считая кухоньки, комнате. И ему и крысам здесь было гораздо спокойнее, чем в городской квартире, где досаждала бывшая жена Зотова, постоянно кричавшая, что ей уже нечем дышать из-за этой мерзости - хотя крысы жили на балконе - и норовившая выбросить, приготовленный для "этой мерзости", корм. Она бы и самих крыс, не задумываясь, выбросила, если бы не брезговала. Ещё она кричала, что, чем крысами заниматься, лучше бы "муженёк" чаще дежурил, да больше зарабатывал. Теперь он с крысами не досаждал жене, она не досаждала им, и всем стало спокойнее.
Андрей Петрович, облокотившись, сидел у стола, уткнув подбородок в сцепленные ладони, и довольно смотрел на шмыгающую по клетке Нюшку, которую уже трижды травил крысиным ядом. Дозу каждый раз увеличивал и наконец подобрал такую, чтоб наверняка, но Нюшка, в который раз чуть не отправившаяся на тот (крысиный) свет, снова и снова возрождалась благодаря скормленным ей порошкам. Правда, это был не единственный удачный эксперимент, но выздоровлению этой крысы Зотов был рад особенно, так как получил её едва дышащей. Он улыбнулся, вспомнив мужичка, что принёс ему, тогда ещё безымянную, Нюшку. Тот робко мялся в дверях, держа что-то, завёрнутое в тряпку, шмыгал носом, и, наконец, произнёс: "Принёс вот. Кот не додавил. Может, сгодится?". Андрей Петрович сразу понял, что этот "подарок" долго не протянет, и лучше бы его кот съел, но, видя умоляющий взгляд мужичка, бодро сказал, что давно ждал именно такую, "не додавленную" крысу. Даритель быстро проглотил заработанные пятьдесят грамм спирта и довольный ушёл, пообещав и дальше следить за своим резвым котом.
- А что, Нюшка, может, всё-таки ты ещё и прославишься. Как на это смотришь?
Нюшка всё так же сновала по клетке, ничуть не помышляя о славе, а Андрей Петрович (в который уже раз) мысленно похвалил себя, что решился-таки оставить клинику и вплотную заняться новым лекарством. Жена (ещё до развода) всячески высмеивала его "заумь", сам он тоже не до конца верил в успех, но и продолжать дальше заниматься делом, которое больше не приносило удовлетворения, не хотел.
Было бы неверным сказать, что свою бывшую работу Зотов не любил. Но прошло время, когда он, искренне радуясь удачной реанимации, не думал о том, что будет со спасённым человеком дальше. Одно дело, "вытащить" пострадавшего от травмы, имея надежду, что тот в дальнейшем будет жить полноценной жизнью, и совсем другое, когда удаётся вернуть с того света (надолго ли?) больного, умиравшего от какого-то тяжёлого заболевания.
Впервые он задумался над этим, когда хорошая знакомая чуть в ногах не валялась, умоляя всех и вся спасти её Женечку, страдавшего сахарным диабетом и привезённого в больницу в состоянии глубокой комы. Спасли, конечно. Зотов первые сутки почти не отходил от его постели и вздохнул облегчённо, только когда больной открыл глаза и осмысленно посмотрел Андрею Петровичу в лицо. Дня через три-четыре его перевели в отделение эндокринологии, откуда затем и выписали домой. А потом, через разные промежутки времени, он поступал снова и снова, и так продолжалось три с половиной года, пока не отказали, совсем переставшие функционировать, почки. "А стоило ли его в тот раз спасать,- подумал тогда Зотов,- для чего? Что бы раз за разом продлевать мучения? Сколько после этого он ложился в хирургию - то гнойники вскрывали, то гангренозный палец на ноге ампутировали, а потом и саму ногу выше колена; и конца этому не было видно. И это - лечение? Да что мы вообще умеем? - Ну, это уж ты чересчур, - осаживал сам себя, - Как это, ничего не умеем? Микрохирургия на какой уровень вышла - ампутированные конечности уже приживляем. А пересадки органов? Раньше разве такое было возможно? - Ну да, ну да, - усмехался скептически в ответ - именно так; но в погоне за новыми технологиями мы совсем разучились лечить - чем больше появляется специализированных центров, тем больше становится для них работы. - А ты как хотел? - Я хотел бы, что бы таких операций и таких центров было как можно меньше. - Но ведь уже сейчас туда нескончаемые очереди. А сколько больных умирает, не дождавшись госпитализации. - Вот я и хочу, чтобы таких очередей не было вовсе. - Но тогда люди не должны болеть, а это - нонсенс. - Пока нонсенс".
Такие внутренние диалоги повторялись всё чаще, а Зотов никак не решался принять окончательное решение. До очередного случая.
Обезумевшая от горя женщина металась по их ординаторской и требовала, требовала ещё что-нибудь сделать для спасения единственной дочери. Но что они могли? Пересаженная, казалось так удачно, почка не прижилась, и шестнадцатилетняя девочка умирала. Она ещё надеялась на поступление нового донорского органа и старалась держаться, но уже с трудом переносила сеансы гемодиализа. Появление точечных кровоизлияний на бледной коже и результаты анализов говорили, что развязка приближается неумолимо. Врачи были бессильны, и это угнетало их ничуть не меньше, чем истерика матери. Когда же с трудом, пришедшую в себя, женщину удалось отправить домой, Зотов - после первой же рюмки коньяка - объявил коллегам о своём уходе.
- Шутишь,- вяло отреагировал Нарбеков - заведующий отделением, сразу разливая дрожащими от пережитого волнения руками, по второй,- кому-кому, а уж тебе давно пора к таким стрессам привыкнуть. Не первый год замужем.
- Неужели есть места, где больше платят?- заинтересовался Умрихин и вопросительно посмотрел на заведующего,- Я в этом что-то очень сомневаюсь. А как вы, Фаиль Юрьевич?
Но заведующий вопрос Умрихина проигнорировал и молча смотрел на Зотова карими, маслянистыми, чуть навыкате глазами.
Зотов сидел на подоконнике и, глубоко затягиваясь, выпускал дым в открытую форточку, неудобно поворачивая голову. Наконец, сплющив фильтр догоревшей сигареты в пепельнице, ответил:
- Так, как мы работаем, работать нельзя.
- А мы-то здесь при чём?- искренне удивился Умрихин, и его остренькое личико ещё больше вытянулось по направлению к носу,- мы, что ли, почку подбирали, да пришивали? Пусть у хирургов душа болит. А мы сделали всё, что нужно.
- Так ты что, действительно из-за этого случая собрался уходить?- с недоумением спросил заведующий и подвинул в сторону Зотова наполненную рюмку.
Кто бы, что бы ни говорил, а небольшая доза алкоголя стресс снимает, и это может подтвердить вам каждый хирург, каждый анестезиолог-реаниматолог, которым переживать такое состояние приходится, хорошо, если не два-три раза за день. Представьте только - где-то в глубине операционной раны слетает с сосуда зажим, и кровь стремительно заполняет этот своеобразный колодец. Что может чувствовать хирург, понимающий, что ещё чуть-чуть и - конец? А она набегает так быстро, что отсос не справляется; ассистент, осушающий операционное поле салфетками и тампонами, не успевает убирать намокшие - кровь тут же быстро прячет пересечённый сосуд. И нужно в долю секунды исхитриться точным движением пережать его, уловив подходящий момент. Но и после этого ничего не заканчивается, ведь вся операция ещё впереди; и лишь выйдя из операционной можно немного вздохнуть свободнее.
А анестезиолог? Что он испытывает, видя, как бледнеет истекающий кровью больной, как, сначала постепенно, а потом всё быстрее падает давление, как начинают расширяться зрачки, говорящие, что уже не хватает мозгу кислорода. И не потому, что недостаточно его подаётся из наркозного аппарата, просто остаётся всё меньше эритроцитов, доставляющих его. А уж если страдает мозг, который вместе с сердцем забирает себе кислород в первую очередь, что можно говорить об остальных органах. Чуть неправильно или недостаточно быстро сработаешь, и откажут - самые чувствительные к кислородному голоданию - почки. Что делать? Правильно - нужно замещать кровь. А если переливать её приходится в большом количестве? Кровь-то от разных доноров, значит, разная, несмотря на то, что одной группы и одного резус-фактора. Чуть недоглядишь, наступит состояние, когда она перестаёт сворачиваться и тогда происходит самое страшное - кровоточат все ткани. И возможность такой ситуации нужно иметь в виду, развитие её своевременно уловить и тут же начинать исправлять, беря всю ответственность на себя, и стараясь в секунду сообразить, когда, где и какую ошибку ты совершил. А ведь описанное - лишь малая толика того, что мгновенно прокручивает в голове анестезиолог.
Главное здесь для обоих специалистов - не поддаться внутренней панике, помнить, что только им, самим, сообща можно избежать непоправимого.
И людей таких профессий вынуждают работать чуть ли не на две ставки - иначе семью не прокормить. Кто-то и не выдерживает нагрузок. Одни зарабатывают инфаркты и инсульты, другие, начиная снимать стресс алкоголем, привыкают использовать его и при бытовых неурядицах, что в конечном итоге делает их неспособными заниматься этой проклятой, но уже въевшейся в кровь работой. Так что, в общем, счастливы те из хирургов и реаниматологов, кто доживает до пенсии.
Умрихин живо поднялся с дивана за своей порцией и, вернувшись на место, благоговейно потянул носом запах армянского коньяка.
Зотов, наклонившись, взял рюмку и задумчиво крутил её в руке.
- Нет, не из-за этого,- наконец ответил он,- просто девочка - это последняя капля. Вам никогда не казалось, что почти всё, что мы делаем, бесполезно?- спросил после небольшой паузы.
- Подожди, подожди...- заведующий даже головой потряс,- что значит "бесполезно"? Такие вещи, как с этой девочкой, случаются не только у нас, но ещё никто не ставил под сомнение необходимость самой нашей работы. Мы же людей спасаем,- закончил он, выделив голосом "спасаем", и даже палец приподнял.
- Да не спасать нужно (хотя и это тоже), а не доводить дело до того, чтобы приходилось органы пересаживать. Почему несчастная девочка попала на операционный стол? А? С банального пиелонефрита началось. А чем закончилось?
- Так это претензии к нефрологам,- отозвался Умрихин,- лечили плохо.
- "Пришили плохо, лечили плохо" - тебе бы только другим претензии предъявлять,- рассердился Зотов,- а сам чем бы лечил? Теми же антибиотиками, благо, их теперь - на любой вкус. Вот только здоровья от этого не прибывает, скорее, наоборот.
- Ну, хорошо, уйдёшь в другую клинику, и что? Ведь и там ты будешь лечить тем же самым,- сказал заведующий.
- Я разве сказал, что в другую больницу ухожу? Я вообще лечебную работу оставлю.
- Ка-ак?- изумлённо протянул Умрихин,- А что ты кроме этого умеешь делать?
- Действительно,- поддержал заведующий,- чем же ты заниматься будешь?
- Пока не знаю. Видно будет,- чуть замявшись, ответил Зотов.
На самом деле он уже тогда знал, чем будет заниматься, так как свои опыты с крысами втайне ото всех проводил давно, правда, ещё слабо представляя, чем это всё закончится. Но, хотя он перетаскал горы шоколада лаборанткам и вконец измучил своего товарища с кафедры фармакологии, дело продвигалось медленно, так как основное время занимала, конечно же, работа.
Зотов зябко поёжился и вздохнул.
- Нет, Нюшка, до славы пока ещё далеко. Как бы вообще у нас с тобой всё не заглохло.
А такой исход дела был вполне возможным. Ответа из Минздрава всё не было и, как догадывался Зотов, теперь не будет вообще. Прошло уже полгода, как, дождавшись, наконец, назначенного ему дня приёма, вошёл он в уродливо-помпезное здание администрации. Вежливо и равнодушно слушали чиновники от медицины Андрея Петровича, увлечённо рассказывающего, как ему своими порошками удалось избавиться от гепатита-С, что заработал от какого-то больного уже года три назад. Он показывал свои записи, где отражались дозы лекарства, кратность приёма и самочувствие день за днём. Потом, многозначительно выдержав паузу, вынул из папки и торжественно положил на стол бланк результатов последних анализов, сделанных в инфекционной больнице, и заключение специалиста. И то и другое однозначно говорили, что Зотов Андрей Петрович абсолютно здоров. Напрасно он ждал аплодисментов - на лицах чиновников не отразилось никаких эмоций. А один из них изрёк, что такого просто не может быть - или гепатита никакого не было, или анализы неверные. Так что вы, мол, хотите от нас? Услышав, что для продолжения опытов, нужно какое-никакое финансирование, скучно пообещали подумать и заключили: "Ждите ответа". Зотов не стал бы с самого начала питать никаких иллюзий, если бы видел, как после его выхода из кабинета, один из оставшихся выразительно покрутил у виска пальцем, а другие согласно и как-то даже радостно закивали. Но теперь и без этой картины всё становилось на свои места.
*****
Просыпаться не хотелось. Но горечь во рту и наждачной шершавости язык требовали соды и воды. Нужно было вставать. Но как же тяжело было это сделать после вчерашнего фуршета. Виктор Иванович Трутнев даже застонал, вспомнив во что в конце концов превратился этот самый, небольшой приём.
Начиналось всё вполне респектабельно. Партнёры по бизнесу держались вполне интеллигентно, угощались и угощали сопровождающих дам лёгкими коктейлями, стараясь не очень громко говорить на отвлечённые темы. В воздухе витало: "Потрясный сериал!", "Ах, Пугачёва! Несравненно!", "А как он с левой ноги долбанул!", и прочие, с претензией на светскость, благоглупости.
Но вскоре изображать из себя высший свет надоело, равно, как и переминаться с ноги на ногу возле стола и цедить кислятину в виде полусухих вин, которую, предварительно покрутив, нужно было сначала поднести, как положено, к носу в широком зауженном кверху фужере. А уж пить из такого, запрокидывая голову, как курица у лужи, было вообще неудобно. Это раздражало.
В общем, фуршет к общему удовольствию довольно быстро преобразовался в обычное застолье, где все почувствовали себя более уверенно и раскрепощённо. Трутнев, старавшийся поначалу воздерживаться от больших доз алкоголя, вовремя уловил подходящий момент, когда все стали испытывать необычайную приязнь друг к другу, и быстро договорился о поставке своих лекарств в аптеки гостей. Он знал, что наутро партнёры будут клясть и его и себя, так как такие же медикаменты можно было заказать по более выгодной цене из других регионов, но, на попятную идти будет уже поздно. Провернув удачные сделки, можно было и расслабиться.
Виктор Иванович снова застонал и прислушался. В квартире была тишина. Осторожно, боясь лишний раз колыхнуть голову, сел, привычно попав ногами в тапки. Открыл глаза и тут же поспешно зажмурился, останавливая поплывшие стены. Как же он сейчас себя ненавидел (ведь говорила врачиха, что нельзя ему пить, если не хочет умереть в течение полутора-двух лет), но ещё сильнее жалел - бизнес требовал жертв. Да, бизнес много чего требовал, так ведь не последнего здоровья, когда сорокадвухлетний мужчина начинает выглядеть на пятьдесят. Даже в зеркало Трутнев последнее время старался не смотреть - портилось настроение при виде мешков под глазами, редких тусклых волос, морщин на лице и шее. И всё же больше всего его донимала проклятая ежедневная изматывающая слабость, когда не просто двигаться, жить не хотелось. Виктору Ивановичу совсем худо стало, когда вспомнил, что как раз сегодня до обеда нужно быть в поликлинике. Он даже секретаршу предупредил, чтобы все запланированные встречи перенесла назавтра. Пересиливая себя, поднялся и поплёлся в кухню. Пора было возвращаться к жизни.
*****
Однажды Андрею Петровичу принесли сердобольные обитатели деревни собачонку, которую переехала телега. Когда её опустили на пол, собачка, тихонько поскуливая, поползла, работая лишь передними лапами - "повреждён позвоночник" - понял Зотов. Пожалел её Андрей Петрович, взял на руки, посмотрел в её печальные глаза и сказал: "Эх, жаль ты моя". Так и назвал - "Жалька". Крысы Жальке очень не понравились, и пришлось от них избавиться, только Нюшку оставил, как реликвию; правда, утеплив клетку, отселил её в сени, занося в хату только на ночь, греться. Так они стали жить втроём.
Как-то раз сидел Андрей Петрович за столом и пропускал насушенные с лета травы через кофемолку. Затем толок их дополнительно в ступке, и только потом, тщательно взвесив на аптечных весах, смешивал в известной лишь ему пропорции, и расфасовывал по пакетикам. Жалел, что без компрессора не может создать необходимого давления для насыщения будущего лекарства эфирными маслами. Приходилось лишь мечтать и о приборе, создающего магнитное поле. А от кустарного способа производства особого эффекта не ждал.
Жалька, видевшая процесс зарождения лекарства впервые, стала почему-то беспокоиться и теребить Зотова за штанину, тихонько при этом повизгивая. Тот аккуратно отодвинул собачонку ногой - нужно было быть очень внимательным - и снова принялся за дело. Жалька не отставала. Тогда Андрей Петрович даже замахнулся на неё, рассыпав при этом на пол готовый порошок. Какого же было его удивление, когда собака жадно слизала эту смесь с пола. Слизала и снова стала умоляюще смотреть в глаза хозяина. Андрей Петрович подумал, подумал и насыпал на пол порошок одной из трав. Его собака не тронула. Проигнорировала и остальные, которые Зотов разнёс по разным углам комнаты. Но лишь только он насыпал готовую смесь, та моментально исчезала под языком Жальки. И она снова теребила хозяина, снова получала просимое, и так продолжалось до тех пор, пока собака не успокоилась. Андрей Петрович аккуратно отметил количество порошков в свою, основательно разбухшую, тетрадь.
Трудно было поверить, но пришлось - через месяц собачонка прекрасно стала бегать на всех положенных ей от природы конечностях. Случайность? Нужно было проверить, но на ком? И имел ли он на это право? С другой стороны, такой эффект! А кто поверит? Ведь со свету сживут. Андрей Петрович хорошо знал, как открытия в стране пробивали себе дорогу. Слава богу, профессор Илизаров, несмотря на гонения московских коллег, сумел не только создать свой центр восстановительной травматологии, но и дожил-таки до семидесяти лет; Белоярцева же люди от науки довели до самоубийства, утверждая, что изобретённая им "голубая кровь" приносит только вред. А ведь это были профессора! Чего же следует ожидать ему, простому врачу, да ещё неработающему? И что прикажете ему делать в такой ситуации, когда открытие, с одной стороны, налицо, а с другой, как будто и нет его. В таких размышлениях, приготовлении порошков и хождении по больным не заметил сначала, что наступила весна.
Люди в деревне быстро привыкли к поселившемуся здесь доктору. Поговорили немного о том, что это его, ещё совсем не старого, принесло в их захолустье? Сначала судачили, мол, жена выгнала. Потом, видя, что тот непьющий - даже курит мало - и в огороде своём усердствует, перерешили такой вариант, и догадки свои оставили: живёт, ну, и пусть себе живёт. А уж то, что приезжий - врач, о чём быстренько прознали, однозначно говорило в его пользу, так как до него лечили сами себя и друг друга, чем бог пошлёт - считай, все таблетки выпили, что наскребли по сусекам. В город же редко кто выбирался, да и не на чем было, разве что с автолавкой удавалось кому. Тот тогда и привозил пакет всевозможных лекарств, что в аптеке взять насоветовали от того да от сего. Теперь же "правильные" таблетки принимать стали. Благодарили, конечно. Подумали, было, сначала денег предлагать, но Зотов сразу так по этому поводу высказался, что больше уже и не заикались, зато продукты приносили и настояли, чтобы брал и в дальнейшем не отказывался. А, главное, когда пасли свою немногочисленную живность, собирали для доктора траву, что он наказывал. Так и жили, довольные друг другом.
И всё было спокойно, пока Зотов впервые не выпустил Жальку во двор. Кто-то заметил собачонку, которую давно про себя все похоронили, и вот уже немногочисленное население в полном составе собралось у невысокого забора, дивясь на чудо. Появившись на крыльце, Зотов, удивлённый таким визитом, сначала не мог понять, что от него хотят, поскольку из-за изгороди заговорили все разом. А поняв, медленно подошёл к забору, и, чуть помявшись, сказал, что собака поправилась сама - инстинкт у неё на какие-то травки. В глазах односельчан явно читалось сомнение - и мялся-то доктор, и "инстинкт" какой-то придумал - вон, сколько надысь живности передохло, и никакой инстинкт не помог. На неслыханный ранее птичий грипп всё тогда свалил присланный из города ветеринар. А тут - инстинкт, видите ли. Так и стояли по обе стороны забора народ и доктор, и смотрели молча друг на друга.
Делать нечего - пришлось Зотову немного удовлетворить любопытство собравшихся. Старики со старухами расположились на завалинке, остальные, кто к забору прислонился, кто просто стоял, скрестив руки на груди, либо за спиной. А Андрей Петрович, покачиваясь с носков на пятки, рассказывал им, что есть такие травы, которые могут животным помогать. Среди слушателей прошелестел ропот - об этом каждый ребёнок знает; и не только животина всякая, а и люди травками лечатся. Жаль вот, Авдотья в позапрошлом году преставилась - понимающая была. Так что, доктор, ты не темни. Что травы нам заказываешь - понимаем, что не вечеряешь ими. Но чтобы собаку на ноги (тьфу ты, на лапы) поставить, извини. Недоверие сельчан начало рассеиваться понемногу лишь после того, как Зотов всё-таки признался, что давно испытывает разные травы, и вот кое-что стало получаться. Удовлетворённый народ задвигался, собираясь расходиться. Но тут один из дедов, что на завалинке, казалось, дремал, поднял трясущуюся голову и прошамкал:
- Погодь, расходиться, - и даже клюкой пристукнул,- эт, чё же, собаку лечит травами, а нас - химией, будь она неладна.
Народ стал переглядываться, переговариваться - одобрительно загудел народ, и снова на Андрея Петровича воззрился. Тут Зотов даже руками замахал - да разве можно..., да меня за это..., ну и другие всякие доводы стал приводить. Даже соврал немного, мол, кроме крыс ни на ком своё лекарство не испытывал. Разве что на Жальке. Так что извините, люди добрые. И руками разочарованно развёл.
- А вот я читала когда-то,- вступила в разговор одна из старушек,- что за границей и на людях, кто согласен, всё испытывают. Я вот, может, тоже согласная,- закончила с вызовом.
- У меня разрешения на это нет,- упорствовал Зотов. Потом, подумав чуть, чем можно людей образумить, торжествующе добавил,- и денег у меня таких нет. Там ведь большие деньги добровольцам платят.
- Я те сама заплачу,- не сдавалась старушка,- тока излечи мне спину проклятую - скоро ведь совсем буду по земле носом елозить.
- Спина подождёт,- снова подал голос дед,- ползаешь пока - и ладно,- Поёрзал на завалинке для удобства, опёрся подбородком на клюку, чтобы голова меньше тряслась, и, приподняв нависающие на глаза брови, от чего морщины на лбу превратились в складки, внимательно посмотрел на Зотова:
- Ты, Петрович, мне вот что скажи, не жаль тебе нашу Степаниду? Ведь который год уже не встаёт.
- Так она после инсульта...
- Погодь. Знаем мы, после чего она. А Нюрку, внучку её, не жаль? Ей ведь здесь пропадать - ни одного жениха за тыщу вёрст. Погоди, погоди,- заметив, что Зотов что-то намеревается ответить, остановил его,- Всё собачек, да крыс лечишь. Жалеешь их, стало быть. А людей?
- Никифор Фомич,- взмолился Андрей Петрович - даже ладони перед грудью сложил,- ей же и больница помочь не смогла.
- А твоей Жальке больница помогла бы?- спросил и распустил складки на лбу дед, спрятав глаза за бровями.
Молчали все. Зотов чувствовал правоту деда, но и свою осознавал не меньше - ну не имел он права экспериментировать на людях (опыт над собой не в счёт). И дело даже не в ответственности, просто, если что не так пойдёт, самого совесть до конца жизни будет мучить.
При всеобщем молчании, кряхтя и чертыхаясь, поднялся дед Никифор с завалинки и пошлёпал, оскальзываясь по грязи, прочь, наваливаясь на клюшку. За ним молча, не прощаясь с Зотовым, потянулись и остальные. Долго им вслед растерянно смотрел Андрей Петрович, пока Жалька не стала тыкаться носом ему в ногу, напоминая, что пора принять лекарство - привыкла.
Не работалось. Темнело ещё быстро, но даже свечку Зотов не зажёг, лежал на продавленном диванчике, уставившись в потолок, и так тошно на душе было, что хотелось заплакать.
И тут в окно застучали, да так тревожно, что Андрей Петрович даже подскочил. Через стекло никого не разглядел, нашарил на столе спички, и с зажжённой свечой пошёл открывать дверь. "Никак случилось что-то". На крыльце стояла Аня, внучка Степаниды Петровны, и, дрожа губами, молча, в упор смотрела на Зотова.
- С бабушкой плохо?- спросил обеспокоенно.
Девушка молча помотала головой.
- Ну, заходи, рассказывай. Да не снимай ты сапоги, грязные полы... сегодня.
- Так что случилось?- спросил, когда Аня села на пододвинутый к столу Зотовым стул,- Может, куртку снимешь, чаю попьём?
Девушка снова молча помотала головой, потом, справившись с волнением, посмотрела распахнутыми глазищами, в которых отразилось пламя свечи, на Андрея Петровича и срывающимся голосом попросила:
- Помогите нам...
- О чём ты?- спросил Зотов, хотя уже понял, что услышит в ответ.
- Мне люди рассказали...- из немигающих глаз покатились слезинки,- Вы же можете.... Пойдёмте к нам - бабушка зовёт.
Зотов сидел у постели больной, опустив глаза в пол, и слушал.
- Ты не бойся,- продолжала говорить та, положив успокаивающе правую руку (левые нога и рука не двигались совсем) на колено Андрею Петровичу,- хуже мне всё равно уже не будет. А жить вот так - разве это жизнь. Да и годков мне далеко за семьдесят. Ты уж не откажи, сынок.
- Шестьдесят девять вам,- улыбнулся Зотов,- я помню.
- Ну, извини, попутала я немножко - всё паралич этот...,- усмехнулась старушка,- так что скажешь? Про Анютку-то мою подумай - каково ей?
- Ты, бабуля, за меня не переживай.
- А я не за тебя, я за себя переживаю,- непонятно для внучки ответила та.
Но Зотов прекрасно понял её мысли. И, вздохнув, внезапно даже для себя согласился:
- Ладно,- произнёс решительно,- давайте попробуем. Скажу по секрету - принимал я своё снадобье, на себе испытывал.
- Что, тоже паралич был?- испуганно спросила Аня.
Зотов засмеялся:
- Нет, не паралич. Другое. Тут главное, что живым и даже здоровым остался. Всё. Завтра с утра зайду.
- Спокойной тебе ночи, Андрей Петрович. Хороший ты человек. Анюта, проводи.
Зотов от провожания отказался и, попрощавшись, ушёл.
Спал он сегодня, действительно, спокойно, хотя прекрасно понимал, что шила в мешке не утаишь, и весть о его травяных порошках теперь быстро разнесётся по округе. Что-то будет.
Своим чередом пришло лето. Погода в этом году не подвела: и дожди и вёдро наступали вовремя. Всё зеленело, цвело, наливалось соком. Вслух, боясь сглазить, никто ничего не говорил, но все уже стали рассчитывать на будущий хороший урожай. А значит, бог даст, и следующую зиму удастся пережить. В общем, удачно жизнь складывалась.
Даже автолавка ни разу ещё не задержалась. Экспедитор, что продукты привозила, удивлялась - что с людьми поделалось? То, было, ждёшь-пождёшь, когда последняя старушенция приковыляет. А нынче, как молодки - прибегут, купят, что надо, и дальше побежали - дела, мол. Да довольные все такие. Чудны дела твои, Господи. С водителем перемолвилась:
- Ты что-нибудь понимаешь? Даже не поругалась ни с кем нынче. А так хотелось.
- Может, газ подвести обещались.
- Ага, щас. Прямо из центра,- помолчала немного, - и за лекарством никто ехать не напросился.
Уехали хмурыми - так ведь кому сегодня в радость, когда другому хорошо.
А сельчане, действительно, излучали довольство. Издали кланялись Зотову женщины, мужики картузы приподнимали - всем доктор со здоровьем помог, никому не отказал. А уж когда Степаниду Петровну увидели на улице - как боярыня, выплыла из хаты - и вовсе в изумление пришли, и о чудесах стали поговаривать. Впрочем, и Зотов происходящее расценивал так же. А разве не чудо - изобретал своё лекарство исключительно от гепатита, а тут вон что получилось - и от других недугов как будто помогает. Эх, проверить бы его по-настоящему. Увы, до сих пор никто не заинтересовался его сообщениями, хотя медицинскую общественность он письмами давно уже забрасывал. Наверное, все, как в республиканском министерстве тогда, крутили у виска пальцами - мало ли развелось целителей, всем отвечать? Очень Андрей Петрович расстраиваться стал по этому поводу, а потом и вовсе заскучал, даже в огород свой наведываться забывал. А как не заскучаешь, когда никому не нужным становишься - дело, вроде бы закончено, но остаётся невостребованным. Вот и сельчане теперь к нему почти не обращаются. А зачем приходить, зря беспокоить? Здоровьем хвастаться? Даже Жалька порошков больше не требовала. "В город нужно ехать,- подумал Зотов,- вот урожай сниму и поеду, может, там что придумаю".
Только народ с огородами управился, задождило. Осень. Андрей Петрович коротал дни, занимаясь травами, что ему за лето люди наносили; сортировал, отбирал ненужные, да записи в порядок приводил. Долго за полночь теперь ярко светились окна его хаты (благодарные мужики расстарались и наладили электричество). Когда всё закончил, стал ожидать приезда автолавки - с ней и решил отправиться. Не сложилось.
То и дело слышишь: "Судьба так распорядилась". Но разве не сам Андрей Петрович определил свою судьбу, когда решил уйти из клиники и заняться новым лекарством? Или всё же она его выбрала? А может, вовсе не в судьбе тогда дело было, и лишь теперь она к нему собралась в автомобиле прикатить? Кто знает...
*****
Трутнев Виктор Иванович, лёжа на диване, с тоской смотрел на плачущее дождём окно. Тошно. Слабость дополнялась ощущением булыжника в печени, от которого не удавалось избавиться, на какой бок ни ложись, какие таблетки ни пей. Остывшую грелку хотелось в злости зашвырнуть куда подальше, но лишь спихнул на пол - на большее не хватило сил. Заслышав звук отпираемой ключом двери, повернулся лицом к спинке дивана и закрыл глаза - говорить с женой не хотелось. Да и что толку переливать из пустого в порожнее - ну нет такого лекарства от его болезни, нет, и в скором времени не предвидится. В больницу больше не поедет, и так за лето дважды там лежал, всё без толку. Насмешка судьбы - обладатель целого завода, что для всех лекарства производит, не может ничего сделать для себя.
Жену обмануть трудно.
- Слушай, что я узнала,- с места в карьер начала она, войдя в комнату, едва скинув плащ,- Да не притворяйся, вижу, что не спишь.
Виктор Иванович, вздохнув, осторожно перевалился на спину и, повернув голову, посмотрел на жену, выглядевшую для его самочувствия слишком оживлённо. "Опять очередное светило от медицины раскопала",- подумал раздражённо, что, конечно же, отразилось на лице. Но Марина Захаровна к такому настроению мужа давно привыкла, поэтому продолжила на той же мажорной ноте:
- Совершенно случайно узнала сегодня, что совсем недалеко от города - километрах в девяноста пяти - доктор в селе живёт. Правда, он уже не доктор, то есть, доктор, конечно, но медициной больше не занимается....
- Слушай, хватит тарахтеть - доктор, не доктор.... Мне эти доктора уже хуже горькой редьки, а ты опять со своими побасенками,- выпалил и снова собрался вернуться в прежнее положение.
- Дослушай сначала, потом хоть под диван прячься от меня,- пресекла намерение Марина Викторовна и продолжила,- так вот, этот врач лечит всё! Понимаешь?!
- Вот чего-чего, но такой наивности я от тебя не ожидал. Врач, который уже не врач, лечит "всё".
- Не язви. Точно, говорю тебе. Он даже парализованную бабку на ноги поставил!
- Ладно, когда меня парализует...
- Да хватит, в конце концов, ёрничать,- рассердилась всё-таки Марина Захаровна,- Неужели не надоело помирать потихоньку? В зеркало посмотри на себя - скоро на люди стыдно выходить будет. Я стараюсь, хлопочу, узнаю, а он ещё выкобенивается,- помолчала чуть и решительно закончила,- значитца так, или мы к нему поедем, или...
- Ну что "или"? Что ты мне ещё хуже можешь сделать, чем есть? "Или...".
- Или я с тобой больше даже разговаривать не буду. Помирай молча. А уж о том, чтобы с твоими бумагами на завод бегать, да по твоим партнёрам-алкашам, как челнок сновать, и речи не заводи - сам управляйся, как хочешь. Или заместителей своих бестолковых посылай.
- Ладно, ладно,- забеспокоился Виктор Иванович, видя, что жена всерьёз рассердилась,- погорячился я, плохо мне, учитывать же нужно, - закончил плачущим голосом.
- Вижу, что плохо. Так потому и хочу всё до последнего шанса использовать. А то ведь и мне, каково будет, если...,- всхлипнула,- мы же одно целое с тобой.
У Виктора Ивановича тоже в глазах защипало,- Прости, Мариночка, конечно, нужно съездить, я понимаю. Просто сил никаких нет у меня.
*****
Зотов периодически выглядывал в окно в ожидании автолавки - на улицу выходить не хотелось под морось - когда увидел нечто чужеродное в их деревне - по улице, подминая под колёса грязь, медленно, словно нащупывая дорогу, двигался чёрный внедорожник. Андрей Петрович наблюдал безучастно, но что-то нехорошее в груди шевельнулось,- "Не по мою ли душу?". Автомобиль остановился напротив его дома, со стороны водителя дверца приоткрылась, женский сапожок, раздумывая, завис над грязью и снова скрылся в салоне. Последовал небольшой манёвр и колёса заехали на траву перед изгородью. Из машины вышла средних лет женщина, внимательно посмотрела на дом, затем, чуть наклонясь к салону, что-то сказала сидящему внутри, и вот уже она и сопровождавший её мужчина вошли в калитку. Зотов встретил их на крыльце.
- Вы кого-то ищете?
- Пожалуй, вас, - улыбнувшись, ответила женщина.
Спутник её молчал и хмуро смотрел куда-то в сторону.
- Вы ведь Зотов Андрей Петрович, врач,- полуутвердительно заключила она,- во всяком случае, нам указали на этот дом.
Зотов кивком головы подтвердил, что посетители не ошиблись.
- Тогда разрешите нам войти, думаю, лучше поговорить в доме.
Андрей Петрович посторонился, пропуская гостей, помог женщине снять дождевик и предложил сесть. Марина Захаровна села напротив него к столу, а Трутнев, не снимая куртки, предпочёл расположиться на диване, оставаясь от переговорщиков чуть в стороне. Кепку, правда, снял, отодвинул ногой подбежавшую собачонку и с облегчением откинулся на спинку.
- Слушаю вас,- вступил Зотов.
- Андрей Петрович,- проникновенно сказала посетительница,- нам нужна ваша помощь. Впрочем, простите, я не представилась - Трутнева Марина Захаровна. А это мой муж, Виктор Иванович.
- Очень приятно, но я не понимаю, о какой помощи вы говорите.
Марина Захаровна чуть удивлённо приподняла брови:
- Ну как же, какую ещё помощь может оказать врач, как не врачебную.
- Я не знаю, кто и что поведал вам обо мне, но он не мог не сказать, что я не практикую.
- Официально,- чуть улыбнувшись, уточнила собеседница.
- Простите,- хмуро сказал Зотов и сделал движение, намереваясь встать,- но мне больше добавить к сказанному нечего.
- Ещё минутку, пожалуйста,- придержала его за руку Марина Захаровна,- поверьте, кроме вас нам уже никто не поможет. Вы посмотрите только на него,- повела она глазами в сторону уныло сидящего мужа,- где и кто только его ни лечил.... Поверьте, вы - последняя наша надежда. Последняя,- помолчала, глядя умоляюще на Зотова,- И, конечно же, я вам обещаю, нет, я клянусь, что о происходящем здесь никто никогда не узнает. Вам абсолютно не о чем беспокоиться.
Андрей Петрович растерянно молчал. Эти умоляющие глаза, эта "последняя надежда", что так много он видел и слышал на протяжении своей работы в больнице, не могли не поколебать его. И, тем не менее, он не спешил соглашаться - что-то удерживало от последнего. Видя замешательство, Трутнева выдала свой последний козырь:
- К тому же вы с моим мужем почти коллеги, - улыбнулась,- мне кажется, это обстоятельство должно решить вопрос?
- "Почти" - это как?
- Виктор Иванович - фармацевт.
Трутнев при этих словах удивлённо посмотрел на жену. Та взглядом приказала: "Молчи!" и ожидающе смотрела на Зотова.
И Зотов решился:
- Что у Вашего мужа?
Марина Захаровна чуть слышно облегчённо выдохнула и обратилась к мужу:
- Виктор, думаю, ты лучше меня сможешь всё рассказать Андрею Петровичу.
Трутнев, отлипнув от спинки дивана, с ядовитой улыбкой, ёрнически, изобразил лёгкий полупоклон и соизволил ответить:
- Страдающий гепатитом-С к вашим услугам. Что, действительно способны помочь?- спросил ехидно и снова расслабленно отвалился, даже глаза прикрыл.
- Простите, но с таким настроением, зачем вы приехали ко мне?
- Виктор, ты совсем разума лишился?! Простите его, дурака, доктор,- снова обратилась Марина Захаровна к Зотову,- но он уже ничему и никому не верит - еле-еле его к вам вытащила.
- Ну, понять не трудно.... Только вот не я к нему всё-таки приехал навязываться, а он ко мне, не правда ли? Поэтому, или ваш муж хотя бы на время постарается вести себя в рамках приличий, или - прощайте.
Трутнева такой взгляд метнула на Виктора Ивановича, что тот поспешно пробубнил:
- Прошу простить....
- Хорошо,- принял извинения Зотов, подошёл к шкафу, вынул чистую простыню, и, подав её Трутневу, сказал,- разденьтесь до пояса и прилягте на диван - я вас осмотрю.
Пока Андрей Петрович гремел на кухне умывальником, моя руки, Марина Захаровна, помогая мужу устроиться, зло прошептала,- Только попробуй, зараза, ещё чего-нибудь выкинуть, устрою я тебе....
Осмотр длился не долго, и по виду Зотова можно было сказать, что он его удовлетворил. Снова помыв руки, спросил, не привезли ли, случайно, данные анализов. Оказалось, да, захватили. Марина Захаровна достала их из сумочки.
- Ну что ж,- просмотрев их, сказал Андрей Петрович,- явных признаков цирроза пока я не вижу. Попробуем полечиться. Только должен вас предупредить, разрешения на применение моего лекарства нет, гарантий за результат дать я не могу, так что решайте. Впрочем,- подумав, добавил он,- лично я от этой болячки избавился, так что, на себе препарат испробован.
- И думать нечего - мы согласны. Другого выхода всё равно нет,- просветлев лицом от последних слов доктора, сказала Трутнева.
- И последнее.... У меня лекарства осталось дней на десять, так что придётся вам приехать ещё раз.
- Какие проблемы, разумеется, приедем,- поспешно уверила Марина Захаровна и, вытащив из сумочки, положила на стол конверт,- Спасибо вам.
- Этого не нужно. Заберите.
Трутнева хотела протестовать, но увидев непреклонность в глазах Зотова, подчинилась.
- Итак, жду вас через десять дней.
В машине Виктор Иванович пробубнил довольно:
- Порядочный что ли попался нам, или глупый? Надо же. Другие никогда от денег не отказывались. Только не верю я в эти порошочки, что он нам собрал. А, ладно, если и отравлюсь, так даже лучше, чем так жить.
- Заткнись,- незатейливо ответила жена.
А Андрей Петрович, немного ещё посомневавшись, правильно ли поступил, печалился лишь о том, что не только в город не уехал, даже хлеба купить не успел - автолавки и след простыл.
Ровно через десять дней Трутнев прикатил, на этот раз один. Нетерпеливо стучал в дверь, пока Зотов её не открыл, и чуть не столкнув хозяина, влетел в избу. Узнать его было трудно: и куда подевалась ещё недавняя полуразвалина? По комнате резво из конца в конец вышагивал человек, в котором не было даже намёка на болезнь. Зотов с довольной улыбкой смотрел на Виктора Ивановича. А тот чуть руки к небу не воздевал:
- Чудеса, просто чудеса,- выплёскивал он эмоции,- кто бы мог подумать, что за десять дней.... Какое там "десять", я уже через неделю здоров был. Вы даже не представляете, как я вам благодарен. А может, это и не гепатит был вовсе? Впрочем, какая разница теперь, раз я здоров.
- Погодите радоваться,- охладил его пыл Зотов,- ещё десять дней попьёте лекарство - я приготовил - сдадите анализы, там и посмотрим, здоровы, или ещё полечиться нужно.
- Здоров я, здоров,- даже руками замахал Трутнев,- даже не сомневайтесь в этом. А лекарство я попью, обязательно, и анализы сдам. Но я уже сейчас чувствую, в каком долгу перед вами. И простите меня, Христа ради, за прошлое моё дурное поведение, честное слово, простите. Жена меня все эти дни пилила, пилила, а сама чуть не плачет от радости - ведь я совсем, было, помирать собрался.
Ещё минут десять побегал посетитель по комнате, получил порошки, незаметно положил конверт с деньгами на диван и, попрощавшись, укатил - дел накопилось, пока чах.
В следующий раз Трутнев явился уже без признаков эйфории. Напротив, был спокоен и даже деловит. Показав Зотову свои последние анализы, сказал, что врачи были поражены - на их памяти это второй случай выздоровления. Поинтересовались, у кого лечился и как. И удовлетворились тем, что лечился он по их рекомендациям.
- Я ведь помню, что жена обещала помалкивать,- потом хитро посмотрел на Андрея Петровича,- Первый случай - это ведь вы? Да?- Зотов кивнул,- Ну конечно. А ведь я вам тогда не поверил. Ладно. Перейдём к делу.
- К делу?- удивился Андрей Петрович.
- Именно. Знаете, в тот раз жена не совсем верно назвала меня вашим коллегой, хотя к фармацевтике я и имею некоторое отношение - у меня свой завод медпрепаратов. Да, да, не удивляйтесь. И вот я подумал, а почему бы нам вместе не организовать выпуск этого лекарства.
- Вы серьёзно?
- Более чем. Или собираетесь так же, подпольно, продолжать лечить народ?
- Дело не в том, что я хочу лечить подпольно, как вы выразились,- грустно поведал Зотов,- но, я уже говорил,- препарат не прошёл проверку, не утверждён, а значит, и не имеет право быть использованным.
- А почему вы не обратились в Минздрав?
- Я и сам обращался, и писем бессчётное количество отправил - не удосужились даже ответить.
- Ничего удивительного по нынешним временам - это же нужно деньги вкладывать, мозгами шевелить,- в унисон мыслям Зотова размышлял Трутнев,- но это всё вопросы решаемые, и решу их я сам. Мне сейчас важно знать, согласитесь вы на моё предложение, или нет.
- Так ведь и вам придётся деньги вкладывать - не кустарно же, как здесь, мне порошки готовить,- Андрей Петрович обвёл рукой пространство,- да и объём не тот должен быть.
- Считаете, что я этого не понимаю?- засмеялся Трутнев,- всё я понимаю, и всё, что скажете, купим. Ну как, по рукам?
И Андрей Петрович, ещё до конца не осознав такой удачи, руку протянул.
Жизнь завертелась. Трутнев своё обещание выполнил на удивление быстро, и вот уже к февралю не только все документы были готовы, но и заработала линия по выпуску нового лекарства. Назвали его "Гепар +", так как просто "Гепар" уже существовал. А Андрей Петрович к тому же про себя решил, что "плюс" будет намекать на то, что препарат поможет не только печени, но об этом "не только" решил пока не распространяться - мало ли что.
Зотов окончательно перебрался в город, где предприятие сняло для него двухкомнатную квартиру. "На новую сам заработаешь",- многообещающе заверил Трутнев. Платил он хорошо. Но Андрей Петрович пока решительно даже не думал, на что ему тратить деньги - с утра до глубокого вечера пропадал на производстве. Вот уже и первая партия лекарства появилась в аптеках. Зотов никак не мог удержаться, заходил по пути с работы в каждую и, делая вид, что рассматривает что-то на витринах, прислушивался, не приобретает ли кто его "Гепар". Однако люди почему-то на него внимания не обращали. Так и подмывало подойти к каждому и рассказать, что за чудо это новое лекарство. Еле сдерживался. Он конечно видел и понимал, что "чудо" его стоит слишком дорого, но, как заверил его Трутнев, это пока, чтобы окупить затраты на закупку нового оборудования, потом цену снизим. И действительно, к весне лекарство несколько подешевело. Тут же вырос спрос. И вот уже возникла потребность объём продукции удвоить. Народ на предприятии нарадоваться не мог - заметно увеличились зарплаты. А уж как радовался Трутнев: "Погоди, Андрей Петрович,- уверенно прогнозировал он,- то ли ещё будет".
Когда напряжение на работе немного спало, Зотов решил навестить своё бывшее отделение. Ему искренне обрадовались. Вопросы сыпались один за другим, главными же были: "Чем занимаешься, и где устроился". Нарбеков даже опешил, когда узнал, что Андрей Петрович работает на заводе медпрепаратов.
- Это как тебя угораздило туда попасть?- спросил, блестя маслянистыми глазами.
Вот тут пришлось впервые объяснить, почему и как он оказался на заводе.
- Неужели этот "Гепар +" ты придумал?- чуть ли не возмущённо поинтересовался Умрихин,- вот так взял и придумал?
- Ну, не "вот так"- засмеялся Зотов,- но "придумал", действительно, я.
- И что, помогает?- недоверчиво блестел очками Умрихин.
- Попробуете на больных, увидите.
- Это пусть гастроэнтерологи пробуют, мы уж как-нибудь проверенными методами своих клиентов будем вытаскивать.
Недоверие читалось и в глазах заведующего. Зотов, конечно, специалистом был хорошим, даже очень хорошим, но для изобретения нового, да ещё эффективного, средства достаточно ли быть просто "хорошим специалистом", да ещё в другой профессии? К тому же, что-то уж очень быстро обернулся. Липой попахивает. Правда, не замечалось такого за ним раньше, чтобы лапшу на уши вешать, но кто знает - люди всё-таки со временем меняются.
Когда Нарбеков и Зотов остались одни, Андрей Петрович твёрдо посмотрел в глаза заведующего и сказал:
- Послушай, Фаиль, что скажу тебе, только пока по секрету. Я это лекарство изобретал от гепатита - помнишь ведь, что у меня он был? Так вот, заметил я потом, что помогает оно и при другой патологии. Сначала глазам не поверил, но со временем убедился, да, помогает. Не могу пока точно сказать, в каких случаях эффект достигается напрямую, а в каких опосредованно. А может, оно вообще через перестройку иммунитета действует. Только факт остаётся фактом. Ты попробуй - у меня в селе одна парализованная бабулька на ноги встала. Честное слово.
- Ну, прямо волшебный какой-то препарат твой,- с сомнением в голосе отозвался заведующий. Сам ведь не раз говорил, что не может быть лекарства от всех болезней.
На это Зотов лишь руками недоумевающе развёл, мол, сам не понимаю, что откуда взялось.
*****
Семён Семёнович Берёзов, хозяин приватизированной им инфекционной больницы, просматривал документы. Прибыль чуть меньше, чем в прошлом месяце, но общей картины не портила - всё же не зря он рискнул обосноваться в этой нише, хоть жена и не верила в затею с медициной. "Болеет, болеет народ",- подумал толи с удовольствием, толи просто констатируя положение вещей.
Так или иначе, поделился дома с женой решением отдохнуть этим летом на каких-нибудь Канарах.
- Думаю, в этот раз вдвоём поедем. А потом,- размечтался Семён Семёнович,- дай срок, расширюсь, увеличу количество коек, вообще вылезать не будем с курортов.
"Курортник",- иронично усмехнулась про себя Раиса Максимовна. И впрямь, в свои сорок восемь муж выглядел под пятьдесят пять, не меньше - круглая голова почти без волос, одышка постоянно мучит; а как без неё, когда так в телесах раздался, что живот на ремень нависает. Срамотища, перед знакомыми стыдно. Давление опять же. "Хоть бы спортом каким занялся, что ли. В общем, лучше бы без него поехать".
Так размышляла Раиса Максимовна, выглядевшая рядом с мужем, как девушка на фоне пожилой матроны.
Как загадывала, так и случилось пару месяцев спустя - на Канары снова съездила одна - у мужа, вдруг, начались неурядицы, и он посчитал благоразумным в лишние траты не входить. Ни с того ни с сего стало сокращаться количество больных. "Вымирает, что ли население?",- размышлял Семён Семёнович,- "Или пищевики стали качественную продукцию поставлять? То, что ни день - отравления, иной раз целыми группами привозят, а тут даже хроники перестают надоедать своими просьбами положить подлечиться". В общем, не до курортов пока.
Постепенно и хозяева аптек стали замечать кое-какие изменения на своём рынке - некоторые лекарства, которые раньше раскупались "на ура", всё меньше стали пользоваться спросом, даже пришлось приостанавливать закупки, что приводило в раздражение поставщиков. Но это пусть их и волнует, поскольку аптечный бизнес только наращивал прибыль, поэтому предприниматели в суть проблемы не вникали. Да для них её попросту не существовало.
Трутнев ликовал - запросы на новый препарат так выросли, что следовало открывать вторую линию по его производству. На доходах, которые постоянно росли, никак не отражались даже увеличивающиеся залежи неликвида других лекарств. С ростом популярности "Гепар +" росла популярность и самого Виктора Ивановича, который стал вхож в высшие круги республиканской элиты - наверху были очень довольны выросшими поступлениями в казну, да и в собственные карманы. И это так же сказывалось самым благоприятным образом на бизнесе. Мало, как и "аптекари", обращал внимания Трутнев на раздражённые упрёки поставщиков сырья из различных регионов, на предостережения в возможности разрыва соглашений. А чего беспокоиться, когда для нового лекарства сырья было - хоть косой коси. Бизнес процветал.
*****
Но, как известно, если где-то прибыло, значит, убыло в другом месте. И таким местом всё нагляднее выступала больница Берёзова. Весь последующий год, хоть и медленно, но неуклонно, сокращалось количество больных. Дело, казавшееся вечным и верным, стало приносить убытки. Стараясь предотвратить падение, Семён Семёнович со своими советниками пустились на всяческие ухищрения - уволили треть технического персонала (содержим, понимаете ли, чуть не корпус инженерный; бухгалтеров и всяких экономистов уже больше, чем медицинской администрации), избавились от "переизбытка" уборщиц, проредили количество медицинских сестёр - облегчение наступало лишь временное. Перестали оплачивать переработки, гася недовольство персонала угрозой увольнений, о премиях вообще посоветовали "на время" забыть - снова ожидаемого эффекта не последовало. Уже стали задумываться о сокращении врачей. Но здесь стоило ещё подумать, поскольку профессионалов было в штате не так уж и много, большинство же составляли дети влиятельных лиц и друзей. Кого увольнять? И так не хорошо, и эдак плохо.
Зотова, естественно, такого рода проблемы не касались. Он видел, что его лекарство работает. Причём, судя по наблюдениям в "своей" больнице, работает гораздо эффективнее, чем прошлые "кустарные" порошки. Какая-то необъяснимая тревога, если и появлялась, быстро пряталась за массой положительных эмоций. А радоваться было чему. Заработки позволили взять в банке кредит и обзавестись не только квартирой, но и машиной, на которой он даже съездил навестить свою Жальку, оставленную на попечение Степаниды Петровны. Обратил внимание, что в селе прибавилось молодёжи, разъехавшейся до того в поисках лучшей доли - привлекли заработки на заготовлении трав, чем занималось теперь всё село, заключив договор с заводом Андрея Петровича, который и посодействовал в этом. Видел, что сельчане были довольны своей нынешней судьбой. И это не могло не добавлять положительных эмоций. В общем, фортуна повернулась к Зотову лицом. Во всяком случае, так считал он.
Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Рано или поздно.
Прошёл ещё год, и стали проявляться - пока ещё мало ощутимые - сбои в работе фарминдустрии. Эта отлаженная машина доходов начинала потихоньку скрипеть. Правда, её рулевые, как и ничем не примечательный для них Берёзов Семён Семёнович, пока не могли сказать, чем этот скрип обусловлен и насколько опасен. Однако анализировать начали.
Но первым натолкнулся на разгадку своих неурядиц всё-таки Берёзов. Причём, натолкнулся совершенно случайно. Как-то вечером, корпя дома над бумагами, что в последнее время стало правилом, он почувствовал такое сердцебиение, что со стоном грудью навалился на стол. Приступ был недолгим, но успел встревожить Раису Максимовну. И если раньше она лишь презрительно морщилась, глядя на потение и одышливость мужа, тут забеспокоилась.