Усовский Александр Валерьевич : другие произведения.

Неоконченные хроники третьей мировой. Книги лжепророков.

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.87*4  Ваша оценка:

  Неоконченные хроники третьей мировой
  
  Часть вторая
  
  Книги лжепророков
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Моим друзьям и коллегам по работе
  в Польше и Венгрии в 1992-2001 гг.
  посвящается
  
  
  И восстанут лжехристы и лжепророки,
  и дадут великие знамения и чудеса, чтобы
  прельстить, если возможно, и избранных;
  и если скажут вам: "Вот, Он в пустыне" -
  не выходите; "Вот Он, в комнатах" -
  не верьте; Ибо, как молния исходит
  от востока и видна бывает даже на западе,
  так будет пришествие...
  Евангелие от Матфея, глава 24, ст. 24-26
  
   У нас нет места тем, кто привык проигрывать. Нам нужны крепкие
  ребята, которые идут, куда им ука-
  жут, и всегда побеждают.
  Адмирал Джон Ингрэм
  
   Bis vincit, qui se vincit in victoria!
  
  
  
  
  Пролог
  Вюнсдорф (Федеративная Германия, земля Бранденбург), 17 декабря 1992 года.
  Инженерный отдел штаба Западной Группы войск
  
   - Товарищ полковник, у нас проблемы. - Вошедший в кабинет заместителя начальника инженерных войск ЗГВ майор Звягинцев был непривычно бледен и нервно возбуждён - что было для него крайне нехарактерно. Обычно майор, несмотря на весь творящийся последние три года в бывшей Восточной Германии бедлам, сохранял бодрость духа и выдержку - чему немало способствовало радующее глаз изобилие спиртного в доселе бедненьких военторгах бывшей ГСВГ, а также заработная плата в инвалюте, серьезным довеском к которой для него (впрочем, как для почти всех, без исключения, должностных лиц новоявленной российской армии в Германии) служил несложный гешефт по распродаже имущества, накопленного несокрушимой и легендарной на немецкой земле за сорок лет её там пребывания.
   Полковник Антонович раздражённо махнул рукой.
   - Какие, на хрен, проблемы? Опять эти балбесы из девяносто четвертой КамАЗ угля или бульдозер с длительного хранения немцам продали? Я этого Козинца из сто седьмого батальона когда-нибудь лично расстреляю! Вообще, быстрей бы эту свору из Шверина вывели... И так не знаешь, как всё это барахло вывезти, а тут еще отличники боевой и политической, что ни день, новые сюрпризы преподносят... Ну? Или сто тридцать четвертый в Майсене опять устроил пьяный разгул и поножовщину? Я просто поражаюсь - какой дурак додумался накануне вывода присылать сюда новобранцев с Кавказа? Ты что молчишь?
   Майор Звягинцев покачал головой.
   - Всё намного хуже. Намного!
   Полковник сразу посерьезнел.
   - Ну? Не тяни кота за хвост! Генералу Цветкову нужно будет докладывать? Что-нибудь вроде ЧП в Альтенграббе? Опять бундесы пытались проникнуть на территорию ракетно-технической базы?
   Майор набрал воздуха, тяжело выдохнул и выдавил из себя:
   - Изделие номер одиннадцать не поддаётся извлечению.
   - То есть - как не поддаётся? У тебя что, крана под рукой не было? - Тут вдруг полковник мгновенно побледнел, и, почти шепотом, хрипло спросил: - Я правильно тебя понял?
   Майор молча кивнул головой.
   Полковник Антонович в сердцах грохнул кулаком по столу.
   - Блядь! Ну что за жизнь?! - затем, уже спокойнее, деловито спросил: - А в чём там дело? Как быстро можно исправить ситуацию?
   Майор Звягинцев покачал головой.
   - Боюсь, не очень быстро. Детонатор системы неизвлекаемости не реагирует на коды. Система продолжает функционировать в автономном режиме.
   В кабинете заместителя начальника инженерных войск повисла тяжелая тишина.
   Полковник Антонович закурил, молча продвинув пачку "Честерфилда" и зажигалку своему сотруднику. Майор, не спеша, достал сигарету, прикурил, выпустил облачко синеватого дыма, пахнущего благовониями - и проговорил:
   - Хрен его знает, что делать. Я лично коды - те, что в журнале в декабре прошлого года были зафиксированы - на детонаторе набирал, раз семь, наверное - ни черта не получается. Даёт сбой машинка, хоть ты плачь. Я и прошлогодние коды пытался ввести - бесполезно; "нет доступа" - и всё. А без отключения детонатора системы неизвлекаемости изделие из колодца вытащить - сами понимаете...
   Полковник выпустил струю дыма, кивнул согласно. Затем спросил:
   - Кто вводил коды? В прошлом году, помниться, ты отвечал за южные колодцы, в зоне ответственности восьмой армии?
  - Ну да. - Майор оживился: - Я ж эти изделия и ставил, хотя официально на должности еще не стоял - ну, вы помните, я тогда как раз в капитанах лишний год ходил. Меняли старые изделия, семьдесят девятого года закладки. Два сюрприза мы тогда заложили в операционном районе семьдесят девятой гвардейской танковой. Тогда наш восемьдесят восьмой батальон из Йены ставил их в горах, в районе Лойтенберга и Обервайсбаха. И два "подарка от Андропова", как их особист наш, Зуйко, называл - мы тогда поставили в полосе тридцать девятой гвардейской мотострелковой, у Броттероде и Райхенбаха. Двести семьдесят второй батальон из Готы ставил, с комбатом его мы тогда ещё изрядно выпили... хм... такой здоровый был мужик, фамилия еще такая смешная... Сейчас не вспомню. Я в прошлом году своими руками коды на них менял, и все четыре в августе-сентябре мы извлекли без проблем. Под видом инженерного имущества - как того требовал Бурлаков - вывезли в расположение триста пятнадцатого отдельного ремонтно-восстановительного батальона специальных машин шестнадцатой воздушной, в Фюрстенвальде, там же погрузили в эшелон и отправили на родину.... Под видом сбрасываемых авиационных баков их тогда отправляли, кажется... Никаких сбоев и проблем. А тут.... Разрешите доложить?
  Полковник кивнул.
  Майор открыл свою папку, вытащил листок с какими-то графиками, протянул своему собеседнику.
  - Одиннадцатый объект находится в зоне ответственности второй гвардейской танковой, в операционном районе двадцать первой мотострелковой дивизии; пас его триста сорок восьмой батальон из Людвигслюста. Расположен колодец с изделием в лесном массиве у станции Ясниц. Коды на нем в прошлом году менял майор Кведеравичус.... Который, как я понимаю, теперь неизвестно где. Не то в независимой Литве, не то в Латвии - я в них путаюсь, хрен этих прибалтов поймешь.
  Полковник тяжело вздохнул.
  - Мда-а-а, ситуёвина...
  Затем, встав и подойдя к окну, Антонович поглядел на лежащий перед окнами плац, забитый предназначенной к эвакуации инженерной техникой, находящейся в окружении деятельно копошащихся вокруг нее двух сотен солдат в бушлатах второго (если не третьего) срока носки (старшины всё, что имело хоть какую-то ценность, старались сберечь для продажи, одевая бойцов в сущее рванье; бороться с этим полковник бросил еще полгода назад - ввиду полной бесполезности). Бойцы спешно обшивали досками разное инженерное имущество, крепили по-походному стрелы, ковши, грунтоотвалы и ЗИПы на инженерных машинах; а, кроме того, как предполагал полковник, отвинчивали от техники те детали, которые, по солдатскому разумению, они могли бы продать хозяйственным немецким бюргерам. В первые месяцы вывода пойманных с поличным солдатиков карали за это нещадно, но когда полковник, будучи в командировке в Богучаре, увидел, что бережно упакованное в Германии имущество в родимом Отечестве гигантскими бесхозными терриконами складировалось на голой земле под открытым небом, проще говоря - сваливалось в бесполезные кучи никому не нужного железа - репрессии против солдат, продававших немцам всякие мелочи, тут же были прекращены. И ладно бы под откос любимая Родина сваливала только железо - где там! Целые дивизии живых людей новоявленное российское руководство бросало жить в поле...
  Еще раз тяжело вздохнув, полковник продолжил:
  - Это тебе, Звягинцев, неизвестно, где ноне обретается майор Кведервичус - который, к твоему сведению, литовец из Каунаса. А Зуйко мне докладывал недели две назад - видели нашего бывшего, так сказать, товарища по оружию, возле дома номер девятнадцать дробь двадцать один, который на тихой улочке Форенвег в берлинском районе Далем расположен. На камере наружного наблюдения, какую чекисты подле этого домишки оборудовали, друг наш литовский засветился. А въехали в этот дом полгода назад, чтоб ты знал, не совсем обычные жильцы. Работу которых контролирует лично герр Конрад Порцнер, шеф лавочки под названием Бундеснахрихтендинст, штаб-квартира коей находится в Пуллахе, пригороде Мюнхена. Слыхал о такой?
  Майор Звягинцев побледнел.
  - Это... БНД которая?
  Полковник кивнул.
  - Она. Наш ныне самостийный друг Кведеравичус решил, что вдувать доверчивым немцам ржавые понтоны и списанные резиновые лодки, как это делаешь ты - не его уровень. Сядь! - резко бросил он майору, попытавшемуся опровергнуть последние слова хозяина кабинета: - Тут не о твоих амбициях речь, тут дело настолько серьезное, что я даже думать о нём боюсь. Какие у нас есть варианты? Ты не мучайся, Звягинцев, не напрягай извилины. - Тут полковник едва заметно, кончиками губ, улыбнулся: - Вариантов у нас с тобой только два. Варианта по эвакуации у тебя же нет? Нет. Следовательно, либо мы ищем способы нейтрализации изделия номер одиннадцать, включая ликвидацию на месте - которая половину Бранденбурга снесет к едрене-фене - либо оставляем его победителям в холодной войне. Чем делаем серьезный подарок нашему литовскому другу и герру Фолькеру Ферчу, какой сейчас вдумчиво потрошит всех наших офицеров, к таковому потрошению склонных. Или ты всё же имеешь за пазухой варианты эвакуации? Тогда самое время доставать их оттеля...
  Майор Звягинцев почесал затылок.
  - Хрен его знает. Система неизвлекаемости установлена так, что без отключения детонаторов мы эту дуру с места сдвинуть не можем - взорвутся те четыре ФАБ-100, что вмонтированы в фундамент колодца. Последствия взрыва можете себе представить... Детонаторы мы отключить тоже не можем - нет кодов доступа. Узнать эти коды можно только у бывшего нашего коллеги - который, насколько я понимаю, не для того их самовольно изменил, чтобы нам при первой же просьбе доложить. Стало быть - тупик. Надо докладывать наверх, пусть они там сами решают.
  Полковник брезгливо поморщился.
  - Там, наверху, сейчас такая свистопляска - хоть святых выноси. Ты же знаешь, вчера было подписано соглашение, что вся недвижимость ЗГВ переходит в собственность Германии. Чернилевский и Искаков вешаются - Бурлаков приказал вывезти всё, до последнего патрона, морем - поляки что-то до хера требуют за транзит. И ты, и я - знаем, что всё вывезти мы никак не сможем - хоть морем, хоть сушей, хоть по воздуху. А телепортация всё еще остаётся славной выдумкой фантастов.... Так что, сам понимаешь, как минимум треть имущества придётся бросить - во всяком случае, нашего, инженерного: когда подписывали график вывода, с Цветковым никто ничего не согласовывал. А посему я тебе примерно отвечу, что о наших проблемах скажут сверху. А скажут нам, друг мой сердечный Микола Звягинцев, вот что: "вы там, блядь, вообще охренели? Простейший вопрос не можете решить? Изыскивайте возможности!". Вот и всё, что мы услышим от генералов Шуликова и Цветкова - это в самом лучшем случае.
  Майор почесал затылок.
  - Так ведь.... Это ж не десяток мостовых ферм бросить, или там, скажем, парочку отслуживших своё скреперов или задроченных бульдозеров, которые дешевле здесь на металлолом сдать, чем домой везти? Ежели мы ТАКОЕ здесь просто так оставим - если узнают в Москве, головы полетят! В том числе и наши...
  Полковник покачал головой.
  - А никто про "просто так оставить" и не говорит. Ты мне сейчас напишешь рапорт, что изделие номер одиннадцать благополучно извлечено и доставлено - ты куда доставил десятую и двенадцатую железяки?
  - В Штендаль, на склад триста тридцать восьмого батальона двести седьмой мотострелковой... - Майор непонимающе уставился на Антоновича.
  - Вот так и запишешь, что изделие доставлено вместе с остальными двумя, в целости и сохранности, на склад инженерного имущества второй гвардейской танковой армии. У тебя акт передачи, надеюсь, еще не завизирован командиром двести седьмой?
  - Пока нет... Машины мои у них просто в парке стоят, я, как только понял, что в Яснице засада - тут же на машину и в Людвигслюст, а потом сюда, через Потсдам; с машинами в Штендале я капитана Маркова оставил.
  Полковник подумал, повертел в руках ручку, затем решительно приказал:
  - Сейчас берешь дежурный "Урал", грузишь на него станцию обеззараживания воды - во-о-он бойцы её заканчивают досками обшивать, она по весу и размерам подходит под наше изделие, тоже килограмм четыреста весит - и вместе с ней едешь в Штендаль. Там сдаёшь её вместе с остальными изделиями на склад триста тридцать восьмого, визируешь это дело у завсклада и комбата, потом чешешь в штаб двести седьмой, подписываешь бумаги у зам по тылу и у комдива - и едешь ночевать в третью ударную, в сто двадцать первый батальон, что в Рослау. Ну, ты знаешь, мы у них там в прошлом году на Эльбе рыбачили.
  Майор кивнул.
  - Завтра утром возьмешь у майора Бельского два миксера с бетоном - они сейчас мост у Дессау восстанавливают после наших доблестных танкистов; я ему позвоню, договорюсь без лишних бумажек - и вместе с этими миксерами поедешь в Ясниц, к расположению колодца с нашим злополучным изделием.
  - Товарищ полковник, к колодцу машины могут не пройти - там же нормальной дороги нет; с шоссе Людвигслюст-Войценбург за деревней Куммер к лесу, правда, есть грунтовка, но такая.... После дождей есть шанс застрять.
  - Пусть Бельский подберет толковых шоферов. Обязаны доехать! В общем, зальёшь колодец вместе с изделием наглухо. Четырех кубов бетона на это дело хватит? Чего молчишь?
  Майор ошарашено глядел на своего начальника.
  - Так ведь.... Это... Подлог, товарищ полковник. Государственное преступление...
  Антонович злорадно ухмыльнулся.
  - А раз ты такой, твою мать, сознательный - пиши в рапорте всё, как есть. Дескать, товарищ генерал, мною, майором Звягинцевым, проявлена должностная халатность - в декабре одна тысяча девятьсот девяносто первого года я, майор Звягинцев, изрядно принял на грудь и не проконтролировал смену кодов доступа к взрывателям изделия номер одиннадцать, произведенную ныне беглым майором Кведеравичусом самостоятельно, из-за чего в данный момент я, майор Звягинцев, это изделие извлечь из колодца не в силах, ибо оный сукин сын литовец поставил не те коды, которые записаны в журнале, а свои, какие - хрен их знает; посему, что делать с изделием номер одиннадцать дальше - ума не приложу. Управление оным изделием из штаба Группы уже три месяца, как отключено, и ноне оно находится в автономном режиме - каковой режим предусматривает самоликвидацию изделия при любой попытке его извлечь из колодца без предварительного отключения системы неизвлекаемости. Систему же отключить невозможно. Прошу наказать меня за это так, чтобы другим инженерным майорам-пьяницам неповадно было, а изделие не эвакуировать, а взорвать на месте к едрене-фене. Ну и, как полагается, внизу - дата, подпись.... Напишешь ты такой рапорт генералу Цветкову?
  Майор виновато потупился.
  - То-то! Не хрен тут из себя целку строить!
  Звягинцев вскинул голову.
  - А ежели того... обнаружат?
  Полковник усмехнулся и покачал головой.
  - Кто? Триста тридцать восьмой передаст три ящика летунам, в шестнадцатую воздушную, в триста пятнадцатый батальон, что в Фюрстенвальде. Летуны погрузят эти ящики в эшелон со своим барахлом, под ответственность службы ВОСО - это у Бурлакова такая хитрая задумка, чтобы, значит, шпионов НАТО со следа сбить. Нам с тобой в данном случае эта его хитрость на руку. Поступит всё это железо на станцию, предположим, Москва-Товарная, а оттуда - уже по назначению, на какой-нибудь арсенал. И до самого арсенала никто содержанием трех этих контейнеров интересоваться не станет - ибо не положено. Продлиться вся эта морока недель семь-восемь, и будет в этой цепочке звена четыре-пять, не меньше. Если вдруг, паче чаяния, наш невинный подлог и обнаружат - никому сейчас проблемы не нужны, максимум - проведут служебное расследование, которое, как ты сам понимаешь, ни черта не даст. Концы в воду, одним словом. Тут сейчас и без нас скандалов - до хера и больше. Немцы, слышал? сейчас скупают наши тайны оптом и в розницу, бортовые компьютеры истребителей и ракет покупают по весу, давеча вон танк Т-80 прямо с платформы погрузочной приобрели незадорого.... Так что скандал с одиннадцатым изделием никому не нужен. Мы его под пятнадцатью тоннами бетона похороним, и пущай потом Кведеравичус со своими немецкими дружками ломами этот бетон с изделия скалывает!
  Майор едва заметно улыбнулся.
  - Это вряд ли. Вы же знаете, там датчики сейсмоактивности. Если по внешнему контуру хотя бы молотком ударить посильнее - они уже среагируют! Ежели мы изделие бетоном зальем - датчики никто и никогда не отключит, стало быть - и сдвинуть его с места без фатальных последствий будет невозможно.
  - Вот-вот. И я о том же! Так что садись, пиши рапорт, а потом делай, что я тебе сказал. Кстати, и с бетоном там поосторожней - не приведи Господь, какой-нибудь из сторожевых псов сработает...
  Майор Звягинцев достал из своей папки чистый лист, написал рапорт и, с лёгким сердцем, покинул кабинет заместителя начальника инженерной службы.
  Скорее всего, всё произошло бы именно так, как запланировал полковник Антонович - если бы не одно "но". Которое кардинально изменило (правда, в защиту майора надо сказать - далеко не сразу) первоначальные намерения Звягинцева - и заключалось это "но" в клочке грубой сероватой обёрточной бумаги. В которую, по советской привычке, голосистые и грудастые продавщицы военторгов продолжали заворачивать халву и пряники для солдат Западной группы войск, надменно игнорируя продовольственное изобилие и разнообразие упаковки, хлынувшее в Восточную Германию после её воссоединения со своими западными братьями. Клочок как клочок, размером в ладонь, абсолютно никчемный и никому не нужный - если бы не надпись, сделанная на нём рукою супруги майора Звягинцева, которую оный майор исхитрился, несмотря на педагогическое образование, пристроить товароведом в один из вюнсдорфских военторгов. И гласила эта надпись следующее:
  "Коля, звонил Альгис, просил тебе передать - Ясниц, сто тысяч бундесмарок".
  Заскочив домой перекусить (а заодно и проконтролировать слабоватую на передок, несмотря на трагическое приближение даты сорокового дня рождения - или благодаря ему? - супругу), майор Звягинцев был встречен умирающей от любопытства женой, вручившей ему вышеупомянутый листок серой упаковочной бумаги (супруга знала за собой грешок дырявой памяти и все важные телефонные звонки, равно и устные сообщения, всегда записывала) - и с этого момента перед майором разверзлись врата ада.
  Он не был предателем по натуре, майор Звягинцев; но впереди маячил вывод в голое поле, где-то в русской глубинке - без надежд на будущее, без самого этого будущего. Может быть, с боем будет вырвана худосочная двушка в панельном доме - где-нибудь в Вязьме или Богучаре; а может быть, не будет и её. А старший, заканчивающий университет в Ставрополе - в каждом письме умолял не дать умереть с голоду; а младшая, в этом году поступившая - не без изъятий из семейного бюджета, да еще каких изъятий! - в Щукинское - мягко намекала папе с мамой, что без минимально возможной ежемесячной поддержки в двести марок единственное, что сможет удержать ей от падения в бездну нищеты - это первая древнейшая; да и супруга, несмотря на все, что приносил в дом майор - оставалась при своём особом мнении, заключавшемся в том, что вернуться из Германии нищими - двенадцать тысяч марок, потом и кровью добытых Звягинцевым в нелегком ремесле продавца краденного, она деньгами отнюдь не считала - было бы верхом идиотизма.
  Майор Звягинцев не был предателем - предателем его сделала жизнь (как он потом оправдывался перед самим собой).
  Первую часть замысла полковника он воплотил в жизнь быстро и безупречно - вместе с двумя подлинными "изделиями" на склад триста тридцать восьмого инженерно-сапёрного батальона двести седьмой мотострелковой дивизии второй гвардейской танковой армии была доставлена, наглухо зашитая досками (но от этого вовсе не ставшая более воинственной) абсолютно безобидная станция обеззараживания воды. По бумагам став зловещим "изделием номер одиннадцать", она в компании со своими действительно смертельно опасными соседками двинулась по предначертанным ей высшим командованием пути на Восток, на один из расположенных в глубине России арсеналов, которые, хоть и нехотя, но готовились принять гигантскую волну никому уже не нужных боеприпасов бывшей ГСВГ.
  Вторую же часть хитроумного плана полковника Антоновича майор решил немного скорректировать - ибо цифра "сто тысяч" всю ночь жгла ему мозг, ослепляя и соблазняя немыслимым количеством нулей - и к утру он решительно и бесповоротно мысленно положил её в карман. Получив утром в Рослау под команду у жизнерадостного майора Бельского два КамАЗа с миксерами, до самого верха набитыми бетоном - Звягинцев погнал их не к укромному уголку в лесном массиве у станции Ясниц, а, вступив в сговор с добродушным крестьянином в деревне Людерец, километров десять не доезжая до Штендаля - велел шоферам вывалить бетон в основание строящегося этим крестьянином коровника. Водители, туповатые, но исполнительные чуваши из-под Ижевска, выполнили приказ майора беспрекословно и быстро и, получив на руки по пятьдесят марок - убыли в расположение своего батальона, донельзя довольные временным начальством.
  Колодец же в лесу у станции Ясниц, тщательно замаскированный трудолюбивыми сапёрами триста сорок восьмого инженерного батальона двадцать первой мотострелковой дивизии, хранящий в своей глубине "изделие номер одиннадцать" - остался в неприкосновенности, так и не познав ужаса насильственного погребения под толщей вульгарного бетона; в глубине его прохладного чрева продолжало чутко дремать таинственное "изделие", многочисленные датчики которого продолжали охранять его покой, а детонаторы системы неизвлекаемости - оберегать от бед и напастей. "Изделие" затаилось в своём колодце, чтобы в нужный момент коварный враг, посмевший напасть на его хозяев, сполна и с довеском получил по загривку - увы, смертоносное железо не знало, что в ту минуту, когда струи бетона, вместо того, чтобы погрести под собой колодец с "изделием номер одиннадцать", стали ложиться в основание будущего благополучия крестьянина Йорга Ханнинга из деревни Людерец - прежний мир рухнул. С этого момента власть над несущим смерть и разрушение "изделием" перешла в руки врагов его прежних хозяев - впрочем, это уже совсем другая история...
  Полковник Антонович до последнего дня руководил вывозом инженерного имущества ЗГВ - и в мае 1994 года слёг с инфарктом; последующая отставка, связанная с невозможностью продолжать службу, тяжело сказалась на его психике, и посему соседи по подъезду в старой владимирской "хрущёвке" обычно сторонились пожилого насупленного отставника, желчно и ядовито комментировавшего политические события в стране и в мире на лавочке во дворе - если, конечно, находился доброволец, склонный его послушать.
  Майор Звягинцев, уволившись из армии, купил шикарную трехкомнатную квартиру в Восточном Дегунино - новом районе Москвы; супруга обставила апартаменты привезенной с собой мебелью и разными предметами обихода - но жизнь четы отставников как-то не задалась. Бывший майор, обнаружив, что в родимом Отечестве ассортимент ликёро-водочных изделий похвально вырос во многие разы, по сравнению с его бедной юностью семидесятых, да и номенклатура импортных видов этого товара несказанно изумляла и радовала глаз знатока - решил лично обстоятельно продегустировать каждую новинку отечественного (впрочем, не брезгуя и зарубежным) крепкоалкогольного рынка, на чем очень быстро заработал цирроз печени; в ноябре девяносто шестого супруга схоронила его на Митинском кладбище.
  Альгирдас Кведеравичус в девяносто третьем женился на вице-мисс Литвы 1992 года и открыл фирму по торговле цветными металлами; дела его довольно быстро пошли в гору. К концу девяносто пятого года его компания входила в пятерку крупнейших налогоплательщиков Клайпеды. Увы, в январе следующего года на шоссе Каунас-Вильнюс "Мерседес" президента компании "Аушра экспорт-импорт" попал в автокатастрофу; многочисленные подушки безопасности спасли жизнь водителю и пассажиру, но после этой аварии уважаемый бизнесмен из-за травмы позвоночника вынужден был составить единое целое с креслом-каталкой. Молодая супруга, обнаружив недюжинные деловые качества, довольно неожиданные для блондинки, сумела переключить на себя управление непростым процессом торговли цветными металлами, а затем, не без помощи бывших коллег господина Кведеравичуса, перерегистрировала компанию на свою персону; пребывавшему до последнего дня в блаженном неведении инвалиду в одно далеко не прекрасное утро юрисконсульт его фирмы объявил, что с этого дня господин Альгирдас Кведеравичус и компания "Аушра экспорт-импорт" - два совершенно нетождественных понятия. К чести молодой супруги, правда, надо добавить, что просто выбрасывать на улицу калеку-мужа она не стала - в милой деревеньке Стялмуже, находящейся в чудесном тихом озёрном краю (мы не говорим - в захолустье!), у самого литовско-латышского рубежа, для бывшего президента компании "Аушра" был куплен уютный домик о двух комнатах, и нанята сиделка - с каковой господину Кведеравичусу отныне и до самой смерти позволялось сколь угодно долго рассуждать о людской неблагодарности и женском коварстве.
  
  
   Пропавшее "изделие номер одиннадцать" так никто никогда и не искал...
  
  
  
  Глава первая
  
  ***
  
   Девять шагов от двери до окна, забранного изящной фигурной решеткой (веселые ребята ремонтировали эту кичу, однако!), четыре шага от шконки до шконки; в углу - веселенький салатовый унитаз, и в тон ему - незатейливый, но без обычных для таких мест ржавых потеков, умывальник; в общем, на четверых - царские палаты. Если не бузить и вести себя тихо-мирно - пузатые ленивые охранники закрывают глаза на лишние пятнадцать - двадцать минут прогулки плюс к тому часу, что положен по закону. Книг целая полка, телевизор (правда, всего с тремя высочайше одобренными Министерством юстиции каналами) в наличии, по субботам - весьма спартанский, но всё же спортзал, каждый день - если есть желание - душ. Казенная пайка вполне съедобная, плюс - стараниями адвоката Лайоша Домбаи стол регулярно разнообразится всякими деликатесами; да и сокамерников (мадьяров; бедолаге-сербу за всё время их совместного сидения лишь однажды старенькая мама привезла каких-то домашних копченостей - посему серб всячески приветствовал и одобрял постоянные проявления славянской солидарности со стороны Одиссея) друзья и родственники частенько балуют ништяками с воли. Короче, сиди - не хочу.
   Вот только сидеть хотелось с каждым днем все меньше...
   Висящий в углу календарь с фотографией нежно любимой венгерской общественностью певицей Жужей (он как-то сдуру обмолвился в разговоре с охранником, что на его родине так называют собак - за что тут же поплатился лишением прогулки на три дня; лишь после этого ему стала понятна вся глубина народной любви к вышеозначенной певичке, и более смеяться над святым он не рисковал) мерзко царапает душу - твою мать, уже двенадцатое апреля две тысячи первого года! Один год, десять месяцев и десять дней он уже прожил по разным венгерским пенитенциарным богадельням - и где, скажите на милость, конец всей этой заварухе?
   Суд был скорый и, в целом, нельзя сказать, чтобы уж совсем неправедный - тут всё же надо согласиться с доводами рассудка; в родном Отечестве за такие выкрутасы тоже, небось, по головке бы не погладили. Ежели так каждый зачнет, не спросясь, пулять по аэропланам - аэропланов не напасёшься! Так что двенадцать лет, которые ему припаяли - вполне заслуженный срок; и то, спасибо американцам, из высших политических соображений не объявивших властям в Будапеште, что в результате его злодейства четверо военнослужащих североамериканской империи отправились в Страну Вечной Охоты; а в ином случае еще очень неизвестно, что с ним могло произойти!
   В целом в Москве, как по секрету поделился Лаци, им остались довольны; что ж, он старался. Только вот насчет долгожданного освобождения всё как-то туманно; поначалу адвокат Дюла Шимонфи всё пытался разыграть карту невменяемости осуждённого - но потом что-то сник; видно, не всё в его адвокатских силах, даже несмотря на, как он подозревал, неслабые вливания наличными в изрядно проржавевшую систему венгерского правосудия. Иногда и очень большие деньги не всемогущи...
   Правда, Лаци, то бишь, Лайош Домбаи, тоже адвокат, а ранее - офицер связи от Венгерской народной армии в главном штабе Объединенных вооруженных сил Варшавского договора (как он сам важно объявил при первой же встрече) - при каждом посещении надевает на лицо маску таинственной многозначительности и поддерживает в нем надежду глубокомысленными недомолвками - дескать, не боись, всё под контролем, вскорости вытащим тебя отсель - но конкретно пока ничего не обещает. Никакой тебе веревочной лестницы в пироге, напильника в буханке, хлороформа для охранников в тюбике от зубной пасты - ни боже мой! Адвокаты, по ходу пьесы, пытаются вытащить его хоть в минимальнейшей степени, но законными способами.... Ну-ну. Посмотрим.
   Хотя тюрьма, в общем, здесь знатная. И народ тут подобрался - впору о многих книги писать; через камеру сидит, например, один чудак, протестантский пастор Лорант Хегедюш - получил полтора года за призывы к сегрегации евреев. На голубом глазу перед своей паствой так и заявлял - дескать, изолируйте евреев, прежде чем они изолируют вас! Забавный чудак, идейный; тут, на киче, продолжал свои проповеди, даже кружок ревностных сторонников соорудил, вещает им о еврейском засилье и о грядущей гибели Венгрии.... Но вообще пастор - мужик что надо! Даром что бывший вице-президент какой-то здешней радикальной партии - "справедливости и жизни", кажись.
   В соседнем крыле вообще - мемориальная камера (то есть она при коммунистах была мемориальной, теперь - обычная общая, но табличку с двери вертухаи не сняли - или от лени, или думают, что большевики здешние могут вот-вот возвернуться к власти? Хрен их знает...) - в ней с 1934 по 1935 годы сидел будущий вождь "советской" Венгрии Янош Кадар. Тогда тюрьма эта была усиленного режима, и сюда его зашвырнули за организацию голодовки; тут он, кстати, пересекся со своим будущим врагом номер один - с евреем Матьяшем Ракоши, которого после войны Иосиф Виссарионыч поставил смотрящим над мадьярским королевством - надо полагать, от безысходности; венгерцы в ту войну с нами бились по-взрослому, и опереться дяде Джо в новоприобретенном (с легкой руки Рузвельта и Черчилля в Ялте и благодаря ярости войск чуть ли не трех Украинских фронтов) протекторате было не на кого - окромя как на марксистов известной национальности, прибывших на негостеприимную Родину в обозе очередных завоевателей. Что нам, кстати, потом круто аукнулось венгерским антикоммунистическим (хм, некоторые туземцы именуют его антиеврейским...) мятежом пятьдесят шестого года...
   После обеда в камеру заглядывает солнце - и жарит немилосердно, хотя еще только середина апреля; да, не зря Сегед называют "городом солнечного света" - тут больше двух тысяч часов в году светит солнце; если учесть, что в Москве солнечных часов в году где-то тыщу двести - то да, климат здесь зашибись. Вот только ему от этого - ни холодно, ни жарко... вернее, просто жарко. Сейчас бы на берег Тисы, на городском пляже поваляться, на девах венгерских поглазеть... И-эх!
   Кстати, о девахах. Друг сердечный Дюла Шимонфи предлагал пару раз Герде отписать - дескать, жив-здоров, сижу там-то - но он ему не велел девушку беспокоить. Сказано: жди к шести - вот и пущай ждет! Правда, однажды, когда тоска уже стала совсем горькой - попросил у Лайоша его сотовый, набрал Берлин - и шесть минут молча слушал её встревоженное "Алло! Алло! Саша, это ты? Почему ты молчишь? Ты меня слышишь? Ответь! Алло! Алло!". Но характер выдержал - хотя слёзы на последней минуте все ж предательски сыпанули... Бедная моя Герди...
   Впрочем, тут мы слезливые настроения немедля купируем - резко и безжалостно. Женщина моей жизни где-то там, далеко, в холодном и дождливом Берлине, ждёт меня у окна - а я пока ничего не сделал для того, чтобы явиться в назначенное время; посему - мучаться по этому вопросу контрпродуктивно, то бишь - бесполезно. Отдадимся на волю богини судьбы (чьими жрецами здесь выступают московское начальство и здешняя сладкая парочка адвокатов) - пусть она самостоятельно чертит грядущий мой путь в бескрайнем море жизни! Конечно, ежели бы удалось, скажем, попасть на какие-нибудь работы в город - то, может быть, и стоило бы попробовать переломить худую судьбу; но, увы, это из области фантастики. Будем брать пример с сокамерников - каковые ни о каком досрочном освобождении даже не помышляют, смирно клея пакеты.
  Вообще, сокамерники ему подобрались - еще те пассажиры! Мадьяры - Ласло Тайнафёи и Петер Ковач - оба "экономисты", сиречь - мошенники. Один вляпался с кредитами под бомжей, другой из закарпатских хохлов делал учредителей обществ с ограниченной ответственностью, по-венгерски сокращенно КФТ - неизвестно, правда, для каких целей. У обоих по три года, оба уже планируют, чем займутся на вольном воздухе - причем, что характерно, оба о занятиях каким-нибудь законным бизнесом даже и не помышляют. К чему? Ласло рассказывал, что десяток кредитов, взятых (под его чутким руководством) опрятно одетыми бродягами, общим брутто выходом в три-четыре миллиона форинтов, позволяют безбедно жить пару лет (а если удастся нахимичить с какими-нибудь документами на дом или квартиру, то и все десять) - на фоне таких заработков честные сто пятьдесят тысяч форинтов в месяц смотрятся, действительно, жалко.... А урам Ковач, известный в определенных кругах достаточно хорошо, за одну фирму, оформленную на гуцула, брал миллион форинтов - то бишь, без малого пять тысяч американских рублей. И таких фирм он регистрировал и продавал по две-три на месяц - пока венгерская Фемида не поставила точку в столь блистательной карьере.
  Четвертый их сожитель, вышеупомянутый серб из Субботицы, погорел на контрабанде - причем исключительно из-за своей жадности. Теперь-то он, конечно, горевал и каялся, и готов был тому таможеннику, с которым не поделил жалкую тысячу долларов - отдать пять - но время ушло. И ладно бы вёз какие-нибудь наркотики или там оружие - какое там! Двести ящиков сигарет "LM" и "HB" - всего-то! Албанцев с партиями героина в несколько килограммов мадьяры ловить стесняются - были случаи, когда семьи особо рьяных таможенников горячие южные деятели вырезали под корень, с детьми и собаками - а вот на таких бедолагах, желающих малость заработать на албанской экономической "чёрной дыре", образовавшейся после войны 99-го года, стараются отыграться. Получил парнишка, конечно, ерунду - полтора года - но самая трагедия не в тюремном сроке, как он поведал Одиссею как-то в припадке отчаянья. Самая проблема - в экспроприации венгерским государством грузовика "Мерседес", каковой и стал, собственно, орудием преступления - ибо за грузовик этот несчастный Славомир Войкович остался должен чёртову уйму (по сербским понятиям) денег, и как их выплатить после освобождения - даже не догадывался.
  Сейчас все трое усердно клеили конверты в тюремной мастерской (один форинт двадцать филлеров за штуку, за рабочий день можно было заработать долларов пять), Одиссей же - ввиду острого нежелания работать на мадьярскую корону и абсолютного финансового благополучия (Ласло Домбаи каждый месяц переводил на его счет по пятьдесят тысяч форинтов, сумма для тюремного сидельца более чем изрядная) - старательно штудировал, развалившись на шконке (сие было строжайше запрещено, но вы себе даже не представляете, какие чудеса может творить десятитысячная бумажка с портретом короля Иштвана Первого!), увлекательную шпионскую эпопею Андраша Беркеши - единственную книгу на русском языке (кроме покрытых пыльным мхом сборников "Советско-венгерские отношения" и эпохального (во времена оны, конечно; ныне же никому не интересного) трехтомника орденоносного бровеносца и пятижды Героя, невесть каким ветром занесенных в тюремную библиотеку), которая нашлась в запасниках дружелюбной Илонки Йожеф, местной книжной принцессы.
  Беркеши ноне в Мадьярском королевстве не в чести - дескать, "наймит Советов", "недоделанный Джон Ле Карре", "красный графоман", и всё такое - но Одиссею его литературная стряпня решительно нравилась. Всё по делу, наши - хорошие, ихние - исчадья ада, наше дело правое, враг будет разбит, и так далее. А главное - много текста; другой бы на его месте все события на десяти страницах расписал - а элвтарш Беркеши старательно на двести размазывает; самое то тюремное чтиво! Жаль, умер мужик, ему бы сейчас писать и писать - сколько всего изменилось!
  Завтра нужно с утра записаться в спортзал - на здешних харчах Одиссей набрал пяток лишних килограммов (насчет пяти - это он себе врал; лишних было уже как минимум десять!). Ещё бы не толстеть! Известно ведь, что Сегед славится своей "фирменной" колбасой - салями "Пик" (еженедельно в семи-восьми видах приносимой и Одиссею, и его сокамерникам) - и сегедской паприкой, сладкой или острой - на любителя. Оной паприкой обильно приправляют и тюремные блюда, а когда (по вторникам) на кухне готовят сегедскую уху, которой знаменит город - Одиссей просит Ласло ничего ему не приносить из еды. Уху делает повар из Кишкунфеледьхазы, севший за растление малолетних; неизвестно, как он там насчет кого-то растлить, а вот насчет ухи сбацать - он выдающийся мастер!
  В общем, если бы он решил остаток жизни провести в тюрьме - лучшей и желать бы не приходилось; одна беда, каждая клеточка его тела гневно протестовала против одной мысли - так бездарно потратить двенадцать лет жизни! Одиссей спинным мозгом чувствовал - близиться серьезные и важные события; телевизор бубнил разную ерунду об ущемлении свободы слова в России, плакался над судьбой опальных тележурналистов, перемежая эти горькие сетования репортажами с заседания Дунайской Комиссии (после распада Варшавского договора экстерриториальный статус Дуная, по ходу, западным странам стал на хрен не нужен, и они этот статус потихоньку старались задушить) - но Одиссей понимал, что под этой дымовой завесой идёт планомерная работа против его страны. Как дружно (а, главное, одновременно и в одной тональности!) взвыли доселе абсолютно равнодушные к кавказским делам венгерские газеты - стоило нам решительно взяться за чеченский гнойник! Аж оторопь берет - ну какое дело, кажется, добродушным мадьярам до наших внутренних разборок? Не говоря уж о регулярных перепечатках разных "Монд" и "Фигаро", ежечасно распинающих Россию за приведение в чувство деятелей с НТВ... Прям такое впечатление, что без "свободы слова" в России средний венгр уже и гуляш есть не в состоянии! Одно радует - подавляющее большинство сидельцев этой тюрьмы репрессии, обрушившиеся на НТВ, воспринимают исключительно с антисемитской (господствующей, надо сказать, в подобных местах мадьярского королевства - для Одиссея сегедское узилище было уже четвертым, и в каждом слова "еврей" и "враг венгерского народа" были для арестантов абсолютно естественными синонимами) точки зрения - и тихо радуются, что хотя бы одного еврея, но все же придушили. Хотя, по ходу, мнение своего народа венгерским верховодам до лампочки - у них другие ориентиры... И то, что весь мадьярский истеблишмент (уж какой он у них тут есть) с пеной у рта и яростным рвением включился в травлю его страны - порождало у Одиссея очень и очень нехорошие мысли. Ребятишек натравливают, целенаправленно и злонамеренно - это было очевидно. Зачем? Цель понятная - дабы создать в Восточной Европе мощное антирусское силовое поле; а уж куда потом направить эту скопившуюся негативную энергию - хозяева этих чудаков решат в час икс... Мда-а-а, сидеть в это время без дела - пусть даже отсиживая положенный срок - было выше его сил. Ему нужно было домой! Как можно быстрее!
  Вот только заехать по дороге в Берлин...
  
  
  ***
  
  - Знаешь, Левченко, ты меня иногда серьезно удивляешь. Неужели ты думаешь, что хотя бы кого-нибудь из этих глашатаев демократических свобод на самом деле беспокоит судьба разных второстепенных персонажей - типа журналистов? Которые, как ты тут заявил, имеют какой-то политический вес? Да насрать западным хозяевам на судьбу всех этих парфеновых и сорокиных с высокой колокольни! Дурак Кисель-старший пыжится, строит из себя политического деятеля, на переговоры с Гусём летает - и не понимает, клоун, что в этом деле он всего лишь статист, болван в польском преферансе. Что он там вещает? Не пойдёт на переговоры с Йорданом? Да и хрен на него положат! Его дело бучу месить, ил со дна подымать - а не политикой заниматься.... Остальные понимают, что от них требуется - и отрабатывают заказ, в меру своих способностей. Смотри, как вся эта шайка-лейка дружно всполошилась, когда лавочку Гуся поприжали - тут и маразматик Ковалёв что-то там о возвращении советской цензуры ляпнул, и Сагалаев отметился, и даже Береза из лондонского далека посоветовал президенту покаяться - улавливаешь ход событий? И в этой катавасии журналюшки - так, мелочь на размен, даже меньше, чем пешки; их никто всерьез не воспринимает, кроме них самих - и посему разные бредни о политическом значении той или иной говорящей головы забудь! Нет у них политического значения, не было и никогда не будет - ни у нас, ни у тех, кто играет за черных. Они всегда - инструмент; как хозяин решит его использовать - так он и будет работать. Сегодня у хозяина всех этих ковалевых-киселевых-юшенковых-шендеровичей задача простая, как грабли - не дать нам купировать на российском информационном поле - заметь, не ликвидировать вовсе, а всего лишь ввести в рамки! - заведомо прозападные инструменты влияния. По ходу пьесы, это у них не шибко получается - и посему советую я тебе, друг любезный Дмитрий Евгеньевич, подумать, что наши задушевные друзья с того берега зачнут делать завтра. Вот это и есть твоя задача - предугадать грядущие ходы тех, кто играет за чёрных. А про НТВ ты можешь забыть - его эти питерские ребятишки сжуют и не поморщатся.
  В кабинете генерала Калюжного в этот солнечный апрельский день было жарковато, несмотря на то, что одно из окон было приоткрыто, и как-то по-летнему светло. Подполковник Левченко, прослушав генеральский монолог, упрямо покачал головой.
  - Но ведь какие-то ресурсы тот же Киселев может привлечь? Здесь, на месте? А с деньгами и хотя бы минимальными медийными возможностями - он еще очень и очень может побороться...
  Генерал сердито нахмурил брови.
  - Не неси ахинеи. Понятно, что с деньгами и ты можешь в политики податься... до первых выборов. Не решают сегодня деньги, вот в чём гвоздь программы-то! У всей этой своры либерал-реформаторов нет сегодня идеи, за которой народ бы потянулся - не девяносто первый год, чай.... Хлебнули людишки гайдаровско-чубайсовского счастья, теперь их от голого либерализма воротит о-го-го как!
  Левченко встрепенулся.
  - Так ведь нынешние наши вожди... они ж тоже из той же шинели? У Собчака нелибералы и дня бы не проработали...
  Генерал махнул рукой.
  - Это понятно. Либералы они, конечно, либералы, я с тобой не спорю - но другие либералы. Если прежние были - всеразрушители - то эти пока что больше на строителей машут, в патриотов рядятся. Я, конечно, особых иллюзий относительно нынешних кремлевских квартирантов не строю, но всё ж мне лично намного больше по сердцу эти, питерские, чем Немцов с Гайдаром да Хакамадой... век бы их не видеть! Впрочем, это всё лирика. Наше с тобой дело какое?
  Левченко улыбнулся.
  - Супостата упреждать и ему противоборствовать.
  Генерал кивнул.
  - Вот-вот. Нам до внутренних разборок - поскольку-постольку есть дело; главная наша задача, которую еще незабвенной памяти Юрий Владимирович поставил - ограждать Отечество на дальних рубежах. Либеральное оно, коммунистическое, или там националистическое - да хоть фашистское! - дело десятое, нас с тобой вся эта политическая мешанина не должна с панталыку сбивать. Нам важно что? Территориальную целостность, независимость и суверенитет государства оберегать по мере наших сил, и теми способами, какие мы сочтём нужными - для чего нам соответствующие инструменты в руки и дадены. Кстати, что насчёт инструментов? Ты подготовил по Польше варианты работы?
  Левченко встал, чтобы доложить - но после жеста генерала снова сел и, открыв папку, мирно до того лежащую на столе, бегло начал докладывать, изредка заглядывая в листочки, хранящиеся в вышеуказанной папке:
  - Анджей сообщает - ему удалось близко пообщаться с четырьмя неформальными руководителями польского крестьянского союза "Самооборона", хорошо знающих Леппера. В среде восточнопольского крестьянства сейчас очень сильны анти-правительственные настроения - тут и разрешение ввоза в Польшу европейской дотационной свинины, и фактический запрет - посредством высоких пошлин - на экспорт яблок, лука, капусты и моркови на Восток. Сейчас Люблинское воеводство - пороховая бочка. Хлебовский запрашивает нашего согласия на небольшую революцию. Обещает, что беспорядки могут охватить до трети территории страны, а может быть - приведут к падению кабинета. Просит полтора миллиона. Может быть, стоит провести учебную тревогу?
  Генерал поморщился.
  - Не стоит. И не в полутора миллионах тут дело, полтора миллиона - деньги небольшие.... Рано нам пока Польшу тревожить! Они еще весь свой антирусский запал не изжили, еще не все обиды вспомнили. Надо подождать еще года два-три, пока их национализм дойдет до крайнего упора.
  - Маятник? - Левченко вопросительно посмотрел на шефа.
  - Он. Понимаешь, в чём тут весь фокус? Мы в своё время пружину сжали до самого не балуйся - и антирусские настроения в толще народа этим довели почти что до истерики. Если тебе миллион раз на дню будут говорить, что поляки - лучшие люди на земле - ты как на это, в конце концов, отреагируешь? Правильно, возненавидишь их со всем пылом души. Так и поляки - мы слишком долго тупо прессовали их своим догматизмом, своим дурацким социализмом-коммунизмом - в который, заметь, и сами-то не особо верили - слишком долго заставляли их считать себя пупом земли. В восемьдесят девятом ПОРП просрала выборы "Солидарности" в том числе и поэтому - поляки считали польских коммунистов за московских марионеток, начисто отказывая им в политической самостоятельности.
  А сейчас ситуация развивается с точностью до наоборот. Сейчас в Польше все политические силы, какую ни возьми - старательно разыгрывают антирусскую карту, в чём им изрядно помогают настоящие хозяева Польши, те, что дёргают за верёвочки из-за далёкого моря. Чем яростнее у той или иной партии ненависть к русским - тем больше у нее шансов провести своих людей в Сейм. Одна "Самооборона" Леппера вроде бы в эту игру не играет - что ж, возьмем это дело на заметку. Но в целом антирусские настроения в Польше сейчас сильны - хотя, как мне тут докладывал Загородний, уже совсем не в том градусе, что были, скажем, в восемьдесят девятом. Сейчас бы они памятник Коневу в Кракове не стали бы сносить.... Наши заклятые друзья с той стороны этой черты польского характера не понимают - и продолжают подзуживать всякого рода польских политиков на антирусские выпады. Думают, что таким образом создадут серьезный фундамент польско-русской вражды. А что будет в результате? Как ты думаешь?
  Левченко улыбнулся.
  - В результате наши танки в Варшаве и Торуни будут встречать цветами.
  Калюжный кивнул.
  - Так точно. Нам сейчас в этой стране важно искать людей - как можно больше. Революции нам там пока не нужны - в очень недалеком времени маятник дойдёт до крайней точки и сам отыграет назад; наше дело только этот момент не проворонить. Для чего пущай Хлебовский с Анджеем по максимуму увеличат свою активность, пусть ищут людей с головой. Мы почему в Привислянском крае имеем реальные преференции перед теми, кто играет за чёрных? Потому что они отбирают людей по комплексу отрицательных черт - как, кстати, и у нас, в нашем богоспасаемом Отечестве - а мы наоборот. А добро на земле, как ты знаешь, пока еще чуточку сильнее зла.... Так нашим польским ребяткам и сообщи. На отбор людей денег не жалеть! В день М у нас там каждый штык будет на счету... Ладно, с этим ясно. Что насчёт наших сидельцев?
  Левченко грустно вздохнул.
  - Пока - никак. Артаксеркс пока отлеживает бока в следственной; начудили они всё же тогда с грузом из Варны, оставили улик на три хороших уголовных дела. Светит десятка. Работаем, конечно, с адвокатами, но пока безрезультатно; десятку не десятку, но, скорее всего, свой пятерик он получит. Придётся его потом из тюрьмы уже доставать. Вервольф - который проходил по делу Райнера Руппа, помните, который сливал для Первого Главного Управления чуть ли не все секреты НАТО - тоже пока сидит, но тут у нас всё гораздо веселей. Суд Дюссельдорфа, какой его в девяносто четвертом осудил - принял решение о сокращении срока до семи лет, так что в августе Вервольф выйдет; это нам обошлось в сорок тысяч долларов. Ну и Одиссей...
  - А что Одиссей? - генерал внимательно посмотрел на своего заместителя.
  Левченко тяжело вздохнул и опустил глаза.
  - Глухо пока. Адвокаты - оба - стремаются нелегального выхода, всё пытаются найти варианты смягчения наказания в, так сказать, правовом поле. Но, видно, пока не проханже.
  - А ты лично что думаешь? Ты, как его командир, какой его на это дело послал?
  Левченко вскинул голову.
  - Лично я считаю - пора переходить к неконституционным формам деятельности. Я попросил Володю Терского ежемесячно информировать нашу Пенелопу о состоянии дел ейного террориста - и каждый раз кто-нибудь из его ребят еле-еле уговаривает её не ехать в Сегед. Да и парень наш, по докладам Ласло Домбаи, заскучал. Время его из заточения изымать, а то, глядишь, его ненаглядная Герда, наплевав на все наши уговоры, бросится лично любимого из застенков доставать.
  Генерал удовлетворенно кивнул.
  - Ей там сейчас делать нечего. Нет у неё легенды для такого посещения, а, стало быть - сгорит, как швед под Полтавой, и страннику своему ни на понюх табаку не поможет; а нашему мальцу она живая-здоровая и благополучная нужна, правильно? У ей какая легенда была в мае позапрошлого года, когда она с нашим фигурантом в больничке повидалась?
  Левченко улыбнулся.
  - А ей легенда и не нужна была. Та труба, на которой Одиссей соло исполнил - по бумагам в гэдээровских арсеналах должна была обретаться. И надо же тут такому случится - именно её, вместе с полусотней её подружек, немецкие любители балканских войн отправили ребятам Франьо Туджмана - аккурат в девяносто втором! Так что наша девочка тогда в Будапеште была исключительно по делу - искала возможности как-то обрезать немецкие уши, какие из этой истории вдруг, помимо нашей воли, стали торчать.
  - Ну и что ж, нашла? - Генерал улыбнулся.
  - А головорезы Туджмана от всего открестились. Не мы, дескать, ни о чём таком не знаем, и вообще - жили честно-благородно, ни о каких зенитных комплексах слыхом не слыхивали; видно, хорваты эту трубу на Ближний Восток вдули - или еще куда, где нужда в таких изделиях и посейчас велика есть. Так что у американцев по этому случаю появился ещё один зуб на БНД в частности и на руководство Дойчланда в целом.
  Калюжный похлопал подполковника по плечу.
  - Это хорошо. Это, я тебе скажу, вообще отлично! Ладно, что ты там говорил насчет антиконституционных форм работы? - При этих словах у Калюжного не по-генеральски молодо и задорно заблестели глаза.
  Левченко хитровато взглянул на шефа.
  - Есть одна задумка. У Кальмана Лошонци, кроме того психиатра, какой Одиссею бумагу о состоянии аффекта подписывал - еще один однокурсник-медик есть. Ну, то есть они учились на разных факультетах, но в одном университете - университете Этвёша, и в одно время, втроём и квартиру снимали все вместе, на паях. Зовут того медицинского спеца Балинт Баллаши. Кстати, полный однофамилец какого-то жутко знаменитого венгра. Так вот, оный Балинт нонче - ведущий специалист по болезням желудка, работает в Будапеште, и по сходной цене консультирует раз в месяц в тюремной больнице мадьярской столицы сложные случаи. Дюла, подлец, не хочет сам переступать границу закона, но нам в этом деле готов оказать содействие. Надо, чтобы Янош Фекете уговорил оного Балинта найти у нашего фигуранта какую-нибудь жуткую унутреннюю болезнь, с какой тот сможет недельку-другую в тюремной больничке прокантоваться, пока Янчи побег ему подготовит. Режим там не в пример мягче, и выходят окна гастроэнтеро... чёрт, не произнести! В общем, желудочного отделения аккурат на улицу Атиллы Йожефа. Находятся палаты желудочнобольных на третьем этаже, где решеток нет - муниципалитет велел снять, поскольку портят вид города.
  - И наши действия? - генерал нетерпеливо постукивал по столешнице зажигалкой.
  - Янош тёмной ночкой подгоняет под окна тюремной больницы грузовик с картонными коробками. Район тихий, ночью там никто особо не шляется. Наш смертельно больной террорист сигает с третьего этажа в кузов, а затем Янош его увозит в Словакию - ежели наш фигурант совершит свой прыжок сразу после полуночи, то к трем они уже будут на границе. Обход дежурным вертухаем палат с заключенными ночью происходит с периодичностью в четыре часа - в полночь и в четыре утра - таким образом, Янчи должен успеть до четырех перебросить нашего парня через словацкий рубеж. От Будапешта до КПП Парашшапушта где-то сто сорок километров, должны уложиться.
  - А на границе?
  Левченко пренебрежительно махнул рукой.
  - А, граница - это чистая формальность. Обмен между Венгрией и Словакией безвизовый, машины проверяют редко, частенько и паспорта не проверяют. Пограничных войск нет - посему наш парень за километра полтора до черты слезет, пройдется пешочком по горам, проволочный забор, что Венгрию от Словакии ограждает, перелезет - для чего Янош его соответствующим инструментом снабдит - и где-нибудь в заранее оговоренном пункте снова Яношу на борт заберется. То же самое - на словацко-польской границе.
  Калюжный задумался.
  - Хм, предположим... Ладно, до момента появления нашего мальчонки на польской территории у тебя всё вроде бы ладно. А дальше? Через Буг вплавь? И сдаться белорусским пограничникам? Чтобы они его потом выдали венгерским властям, как беглого преступника? Или примемся Одиссея из брестского изолятора доставать - и засветимся на всю ивановскую?
  Левченко улыбнулся.
  - Максим Владимирович, ну зачем же так грубо? Вы ж не забывайте, у нас тут есть туз в рукаве - Тетрис и его ребята.
  - А как они-то Одиссея перевезут через границу? Это ж живой человек, а не мешок яблок? Или чем они там промышляют?
  - А это они решат на месте. Но я в них уверен; еще не было случая, чтобы эти пацаны подводили...
  Генерал вздохнул с лёгким сомнением, а затем произнёс:
  - Лады. Стало быть, по Польше ты задачу понял, по Одиссею я переброску санкционирую. Действуй! Когда, по твоим прикидкам, он может быть здесь?
  Подполковник на минуту задумался, затем ответил решительно:
  - Я ему в ближайшие три дня сделаю паспорт - из тех, что есть в наличии, молдавский или украинский, придется ему после побега сменить фамилию и гражданство - и одновременно дам команду нашим мадьярским коллегам ввести в действие план Б; где-то неделя уйдёт на подготовку перемещения нашего парня в Будапешт, еще дня три - на подготовку его отхода. Затем сутки на поездку до Кракова, еще пару дней нужно будет Тетрису, чтобы как-то перебросить Одиссея в любезное Отечество. Итого - две недели.
  Генерал ворчливо произнес:
  - Экий ты скорый.... Две недели! Ладно, действуй. Где потом думаешь Одиссея использовать?
  Левченко покачал головой.
  - Не буду загадывать. Сначала нам его надо оттуда достать, а уж потом решим, как, где, и в каком виде он нам будет нужен. А что будет нужен - в этом я нисколько не сомневаюсь!
  
  
  ***
  В это время года в Измайловском парке еще было тихо и покойно - время летнего отдыха москвичей "на природе" (а некоторые уголки этого парка вполне можно было бы отнести к этому почетному наименованию) еще не наступило, многочисленные шашлычные и распивочные заведения еще не начали свою активную работу; по дорожкам и аллеям прогуливались лишь редкие влюбленные парочки, бродили собаководы со своими ручными живыми орудиями человекоубийства (самыми популярными породами Измайловского парка были стаффордширские терьеры и разных окрасов свиноподобные бультерьеры), да иногда пробегали трусцой любители здорового образа жизни - главным образом, поджарые старички в трусах, прельщая сидящих на лавочках редких старух клоками седых волос на костистой груди. Не видно было пока в Измайлово даже вездесущих московских бомжей - ибо ловить им тут пока было нечего, самая жатва для них начнется летом, когда многочисленные компании всерьез и надолго оккупируют все более-менее уютные уголки парка; пока же бродяги промышляют поближе к цивилизации, и своим антисоциальным обликом не уродуют зрелища просыпающейся природы.
  Парк еще не зажил полнокровной жизнью - но всё же парочка мужчин возрастом около сорока, мирно прогуливавшихся по аллеям вблизи одноименной станции метро, внимания редких еще посетителей не привлекала. Мало ли о чём нужно поговорить двум взрослым мужчинам вдали от городского шума?
  А разговор у мужчин (если бы кто-нибудь смог его подслушать) был и впрямь о делах серьезных и чужому уху малопонятных.
  Один из них, одетый скромно, неброско - но, при внимательном рассмотрении, весьма дорого - производил впечатление средней руки банковского клерка - но банка серьезного, солидного, не какой-нибудь дешевой конторы по обналу, а как минимум - филиала "Дрезднер-банка" или "Мерил Линч". Говорил он по-русски с той степенью старательности, которая немедля выдавала в нём англосакса, долго прожившего в России, досконально выучившего язык - но так и не избавившегося от извечной британской каши во рту.
  Второй гуляющий, наоборот, внешне был полной противоположностью своему собеседнику - одет броско, пожалуй, даже немного вызывающе, стильно до умопомрачения; но, вглядевшись попристальнее в его экипировку, можно было обнаружить, что его "Джованни Фаброни", "Прада" и "Артиоли" вряд ли понимают итальянскую речь; скорее уж, для них был значительно ближе и роднее кантонский диалект самого распространённого языка в мире.... Да и манера общения этого мужчины, в первые секунды вызывающая у любого случайного прохожего мгновенное подсознательное неприятие, через несколько минут рождала у этого же прохожего понимающую ухмылку - ибо безусловно относила этого денди в разряд лиц с нетрадиционной, как сейчас принято говорить, сексуальной ориентацией.
  Клерк говорил тихо, неторопливо - старательно взвешивая каждое слово; денди отвечал порывисто, эмоционально; стороннему наблюдателю, который бы взялся рассматривать эту парочку на протяжении всей из беседы, единственное, что пришло бы на ум - это вопрос: "Что может быть общего у таких внешне абсолютно несхожих людей?"
  Тем не менее - общий интерес у них был, и весьма серьезный - причём для обеих сторон.
   - Вот что, любезный Вениамин Аркадьевич, я вам хочу сказать. Я не намерен оплачивать ваши кутежи и оргии весьма... хм... - Клерк поморщился: - сомнительного свойства. Я готов выплатить вам авансом определенную сумму - но для этого вы должны проделать для меня определенную работу.
   Денди, названный клерком "Вениамином Аркадьевичем", немедля вспыхнул:
   - Кутежи?! Вы эти жалкие посиделки называете кутежами? Да видели ли вы вообще кутежи! Вот, помниться, когда я работал с Михалковым в Италии...
   Но насупившийся клерк перебил своего собеседника:
   - Вы прекрасно знаете, что я знаю, что ни в какой Италии вы ни с каким Михалковым не работали. Вы намерены выслушать мои предложения?
   Денди увял и даже как-то стал ниже ростом.
   - Да, извольте.... Впрочем, Спиро, я лично не вижу ничего плохого в блестящих экспромтах. В конце концов, я ведь мог работать у Михалкова? Впрочем, извините.... Так что у вас за дело?
   - Вы знаете что-нибудь о проблемах экосистемы Каспийского моря?
   Денди изумлённо воззрился на своего собеседника.
   - Спиро, дружище, вы о чём? Да я даже на карте это море не сразу найду!
   Клерк удовлетворенно кивнул.
   - Я так и думал. Но это не имеет значения. С двадцать четвертого по двадцать шестое апреля в Баку пройдет семинар, посвященный проблеме внедрения в Каспий гребневика - мнемиопсиса.
   - Кого? Гребневика? Вы шутите, милейший Спиро?
   - Именно гребневика. И я не шучу. Жаль, что вы не в курсе, но широкомасштабное развитие этого ужасного мнемиопсиса в Каспийском море может оказать катастрофическое воздействие на всю биосферу этого моря. В первую очередь, биологическая вспышка нового вселенца может решительно изменить видовой состав и биомассу мезопланктона. А затем может последовать катастрофическое уменьшение численности кильки, главного промыслового вида Каспия. Учтите, в Каспии - большой процент эндемиков, то есть видов, живущих там и нигде больше. Посему последствия вселения мнемиопсиса могут быть таковы, что биологическому разнообразию Каспия придётся столкнуться с серьезной опасностью.
   Денди покачал головой.
   - Спиро, к чему вы всё это мне говорите? Что за научный бред? Какое отношение моя газета может иметь к этим делам? Вы же знаете, наше дело - жизнь звезд, скандалы, разводы... Какое дело нашим читателям до какого-то гребня?
   - Гребневика. - Невозмутимо поправил своего собеседника клерк. - Ваше дело, уважаемый Вениамин Аркадьевич, сделать проблему гребневика на Каспии такой же злободневной, как и проблему пренебрежения нижним бельем ваших эстрадных звёзд. И в Баку я вам настоятельно рекомендую отправиться завтра же. Далее, - невозмутимо продолжил клерк, сделав вид, что не заметил, что его партнер готов вот-вот разразиться возмущенными тирадами. - Вы заинтересуете этой проблемой еще шесть-семь газет, создадите общественный интерес к проблемам экологии Каспия. Деньги на это я выдам, не тревожьтесь. Причём нам интересен район северного побережья Азербайджана, у посёлков Ялама и Хачмаз. Если вы не в курсе - это в четырех и десяти километрах от российской границы, рядом с переходом Тагиркент-Казмаляр - Ханоба.
   Денди в отчаянии стал заламывать руки.
   - Боже, Спиро, но зачем всё это? Азербайджанцы, море, переходы... Какие-то жуткие названия... Азиатчина! Вы же знаете, что я без московской атмосферы мгновенно зачахну!
   Клерк, казалось, не обращал никакого внимания на стенания своего собеседника.
   - Далее. Приблизительно к началу июля вы должны будете обеспечить появление в районе станции Ялама съемочной группы любого федерального телеканала - лучше, конечно, из числа более-менее уважаемых и смотрибельных. Деньги на это я тоже выделю, отдельно. И прекратите ваши идиотские стенания! Вы на меня работаете, и я плачу вам немаленькую зарплату, милейший Вениамин Аркадьевич! - И клерк с нешуточным раздражением взглянул на денди. Тот мгновенно изобразил на лице покаянное внимание.
   - Так-то лучше. - Проворчал клерк. А затем продолжил: - Так вот, нам надо, чтобы десятого - одиннадцатого июля в районе погранперехода Тагиркент-Казмаляр - Ханоба находилось как минимум трое, не считая вас, представителей периодической печати - разумеется, центральной - и хотя бы одна съемочная группа телевидения. А лучше две. Вам задача ясна?
   Денди кивнул головой, а затем, виновато улыбнувшись, спросил:
   - А сколько денег вы намерены вложить в этот проект?
   Клерк впервые за время беседы едва заметно улыбнулся.
   - Достаточно. За каждого корреспондента, в указанное время предоставленного вами в указанном месте - я заплачу лично вам десять тысяч долларов, плюс десять тысяч - этому корреспонденту. За съемочную группу телевидения я выдам вам пятьдесят тысяч - из которых не смейте брать более десяти! О готовности сообщите из Яламы или Дербента восьмого. И вот еще...
   Денди опять изобразил почтительное внимание.
   - У вас есть выход... посредством вашей сексуальной ... хм... странности - на некоторых влиятельных людей из "Лукойла". Так?
   Вениамин Аркадьевич надменно взглянул на своего собеседника.
   - Положим, это вас не касается!
   - Ещё как касается, милейший Вениамин Аркадьевич! Нам бы хотелось, чтобы ваш друг - один из руководителей известного вам телеканала, имеющего прямое отношение к медиа-империи уважаемого господина Алекперова - в это же время находился бы в Азербайджане, вместе с вами. Например, ему могли бы быть интересны планы азербайджанской государственной компании и компании АМОКО относительно использования месторождения "Шахдениз" - там в это время как раз будет решаться вопрос о транспортировке газа с этого месторождения в Турцию. Так вот, если известный вам деятель с известного вам канала вдруг в указанный срок тоже окажется вместе с вами на погранпереходе Ханоба - вы получите премию в размере двадцати тысяч долларов. Вам всё ясно?
   Денди склонил голову.
   Клерк похлопал его по плечу.
   - Любезнейший Вениамин Аркадьевич, вы даже не представляете, какую звезду медиа-рынка я из вас сделаю утром двенадцатого июля! Вы дадите такой репортаж, который вам никогда и не снился! Это будет такая информационная бомба, по сравнению с которой убийство Кеннеди - лишь жалкий спектакль школьников младших классов! Я вам по-хорошему завидую - ваше имя в этот день узнает весь мир, вы сообщите человечеству новость, которая изменит весь миропорядок на ближайшие двадцать лет - как минимум! Не надо, не благодарите меня - это всего лишь моя работа.... Пойдемте, я во-о-он на той лавочке выдам вам аванс...
  
  
  ***
   События последних двух суток изрядно озадачили Одиссея. Хотя бы кто-нибудь что-нибудь ему объяснил! Нет, как назло, адвокат строил из себя Джеймса Бонда - недомолвки, многозначительные умолчания... Блин, этого Лайоша Домбаи самого бы загнать за краты и посмотреть, что бы он стал делать в такой ситуации!
   Сначала этот бывший офицер связи, придя на внеплановое свидание (под предлогом подачи очередной аппеляции; вообще-то обычно Лаци просто передавал ему через канцелярию очередную передачку вкупе с разными полезными мелочами типа мыла или бритвенных лезвий - а тут такой коленкор!), незаметно сунул ему в руку какой-то пакетик, и, сделав страшно таинственное лицо, сказал:
   - Принимай эти капсулы каждые три часа. Перед выходом из адвокатской комнаты проглоти первую, и в течение получаса пожалуйся на острые боли в желудке. Ты сможешь сымитировать жуткую резь в животе, со слезами на глазах?
   Блин, Лаци его что, за Майкла Дугласа держит? Хотя...
   - Попробую.
   - Отлично. Я позвоню заместителю начальника тюрьмы, сообщу, что ты на свидании жаловался на проблемы с желудком - и спрошу, как твоё здоровье. Я адвокат - то бишь, ссориться со мной не в их интересах. Тебя отправят в санитарный блок, там на все вопросы врача - или фельдшера, кто там окажется - ты будешь отвечать, что у тебя бешеная боль в животе. Слёзы обязательны! Тебя отправят на обследование, которое покажет потемнение в области желудка; по внешним признакам оно будет сходно с прободной язвой. Тебя попросят поднатужиться и выдать для анализа немного того субстрата, что именуется калом. Постарайся выполнить эту просьбу, но в полученный анализ в туалете выдави пару капелек крови - для чего проколи палец. Сможешь?
   Одиссей молча кивнул согласно.
   Лайош удовлетворенно качнул головой:
   - Специального доктора здесь нет, вызовут из города. Это займет часа три-четыре. Изыщи за время ожидания момент, чтобы проглотить очередную капсулу! Городской врач определит примерно то же, что и местный - но, ввиду того, что пятно, скорее всего, сместиться - ведь шарик будет новым - они проведут консилиум и придут к выводу, что случай сложный и что тебя надо отправить в Будапешт. Скорее всего, завтра к вечеру ты окажешься в тюремной больнице на улице Йожеф Атилла.
   Одиссей опять кивнул. Хотя, что он в этой больнице не видел? Ладно, господину Домбаи виднее...
   Лайош продолжил:
   - Завтра же вечером или послезавтра утром тебя навестит Янош Фекете. Ты поступаешь под его руководство, и что делать дальше - он тебе расскажет. Ну, все, глотай капсулу.... Да не бойся, это просто желатин со специальным наполнителем! Абсолютно безопасен!
   Одиссей, достав из пакетика круглый шарик, не без труда (воды великий конспиратор и почётный Джеймс Бонд венгерского королевства, блин, не догадался принести с собой!) проглотил его.
   Лайош удовлетворенно кивнул, а затем, похлопав его по плечу, сказал со странным выражением лица:
   - Удачной охоты!
   Одиссей вопросительно глянул на своего адвоката. О чём это он? Или...
   - Я что ж, сюда уже больше не вернусь?
   Лайош таинственно улыбнулся, но ничего не ответил - лишь на прощание крепко пожал ему руку.
   В общем, дальше всё произошло почти так, как расписал бывший офицер связи - за исключением маленького нюанса: в Будапешт его было решено отправить в этот же день - гастроэнтеролог, вызванный из города, авторитетно заявил, что данная прободная язва - результат коварной венгерской острой пиши, и у арестанта есть шанс не выйти живым из-за решетки, если тюремное начальство будет медлить. Или он впрямь был такой немыслимый гуманист и мать Тереза в штанах, или тут сыграли роль пиастры Лайоша Домбаи - сие осталось для Одиссея покрытым мраком неизвестности.
   В Будапешт он был отправлен на тюремном микроавтобусе в компании двух добродушных охранников, не считая шофёра; надо сказать, сторожа ему попались заботливые. Ребята время от времени интересовались его самочувствием, на заправках покупали запотевшую, прямо из холодильника, минеральную воду без газа и старательно ею его поили - в общем, всячески демонстрировали заботу о тяжело больном преступнике. Правда, иногда Одиссей улавливал во взглядах, которыми между собой обменивались вертухаи, неявно выраженное сочувствие к человеку, очень скоро предстанущему перед апостолом Петром, и пару раз поймал явно соболезнующее выражение лица шофёра - но это говорило лишь о мастерстве тюремного врача в области рекламы.
   Когда охранники сдали его в Будапеште коллегам - в их прощальных взглядах Одиссей явно увидел неверие в то, что когда-нибудь они еще встретят его в мире живых. Ну что ж, как говорится, дай-то Бог!
   Корпус, куда поместили Одиссея, приготовил ему сюрприз - и ещё какой сюрприз! Окна третьего этажа, в каком располагалось желудочно-кишечное отделение, бесконечно радовали глаз отсутствием решеток. Вот в этот момент Одиссей задумался основательно. Хм.... А, пожалуй, похоже, эти ребятки что-то приготовили всерьез! Ладно, подождём Яноша - может, он все разложит по полочкам.
   Лайош не объяснил, как ему себя вести в столичном тюремном госпитале - посему Одиссей решил продолжать корчить из себя смертельно больного: стонал, хватался за живот, в общем - старательно демонстрировал полное отсутствие шансов на поправку.
   Впрочем, ни на кого из здешнего персонала он впечатления этими своими вздохами и ужимками не произвел - его разместили в угловой комнатушке на четыре персоны (заняты были только две кровати, причем их хозяев в обозримой перспективе не наблюдалось; скорее всего, болящие его сокамерники были на процедурах), вкололи успокаивающее - и оставили наедине со своими мыслями. Столичных медиков мудрено было удивить видом умирающего от язвы - тут, по ходу, и не такое видывали.
   Хм, однако... Решеток на окнах его палаты, опять-таки, не было, и за стеклом можно было совершенно беспрепятственно видеть тихую будапештскую улочку, засаженную столетними каштанами, которую от Одиссея ограждали лишь два стекла оконного переплёта. Хотя откуда столетними? Им тут от силы лет пятьдесят-шестьдесят, не больше; зимой сорок пятого здесь такие бои шли - о-го-го! Тогда ни русским, штурмующим Будапешт, ни немцам и мадьярам, его защищавшим - было не до сохранения экологии венгерской столицы; тем более не до сбереженья деревьев было миллионному мирному населению, попавшему под раздачу с обеих сторон, как кур в ощип, и три месяца не имевшему ни еды, ни топлива для обогрева своих жилищ. Так что вряд ли эти каштаны тут с довоенных времен. Что, впрочем, нисколько не умаляло тихой красоты этой улочки, - которая ему понравилась сразу и без остатка. Эх, погулять бы под этими каштанами с Герди!
   В этот момент Одиссей почувствовал тупую ноющую боль в груди; пожалуй, зря он так усердствовал со стонами и хрипами, забыл, что у него три хотя и заживших, но всё ж таки пулевых.... Пожалуй, стоит позвать медсестру.
   Но вместо медсестры на его хриплый зов явился охранник - который, скорее всего, тут, возле торцевого окошка коридора, и устроил себе временное место дислокации. Вступать с ним в медицинские разговоры Одиссей не стал, решив, что боль помалу и сама уляжется - и здорово ошибся; ночь ему пришлось проваляться без сна, слушая жизнерадостный храп вернувшихся с процедур сокамерников, и постоянно прислушиваясь к неприятным хрипам в лёгких. Вот чёрт! Говорила ж ему бабушка - не гневи Бога! Никогда не прикидывайся больным - потому как тогда боль, настоящая, подлинная - тебя сама найдёт. Жаль, что бабушка господина адвоката Домбаи такого ему в детстве не рассказывала...
   В общем, к утру, когда за ним прибыла парочка дюжих санитаров, чтобы вести на обследование - вид у него и впрямь был, как у умирающего; можно было специально и не стараться. Едва-едва успел он перед отправкой на свою персональную Голгофу проглотить магическую капсулу Лайоша Домбаи - как тут же его под руки поволокли в смотровую; причем здешние санитары того местечкового пиетета к безнадежно больному, стоящему на краю разверстой могилы, каковой продемонстрировали провинциальные сегедские полицаи - отнюдь не испытывали; Одиссей решил, что нравы и обычаи здесь, скорее, напоминали тюремную больницу Австро-Венгерской империи, в каковой бравого солдата Швейка излечивали от ревматизма - то бишь, каждый больной априори считался симулянтом, и дело чести врачей было - его в этом постыдном симулировании уличить.
   Последующие три часа запомнились Одиссею как непрерывная череда просвечиваний, прослушиваний, глубокомысленных замечаний по-латыни, по-венгерски и по-русски (когда больного спрашивали о симптоматике), выпиской целой груды каких-то бумажек - и, в заключение, разговором тет-а-тет с желудочным обер-профессором, который был тут за главного, и замечания которого все остальные люди в белых халатах (хотя вернее было бы сказать "в салатовых" - но из песни, как говорится, слова не выкинешь; раз положено в каноническом творении советских композиторов врачам быть в белом - стало быть, в белом) воспринимали примерно как первые христиане - откровения Иоанна Богослова.
   Обер-профессор был краток - или из-за нехватки времени, или из-за нежелания демонстрировать свою слабость в русском языке; но в целом Одиссей остался речью эскулапа доволен (хотя и несколько озадачен; это что ж, и здесь имеет место быть работа шелестящих бумажек - или герр Обер-профессор до такой степени слеп и бездарен? Дилемма, однако...). Ибо сказал тот дословно следующее:
   - У вас тяжелая и сложная форма прободной язвы; мы вас будет в течение ближайшие три недели лечить и вылечим. Может бить, сделаем операция; может бить, терапия будет достаточно. Это будет ясно завтра. Но вы обязан во всем следовать рекомендации лечащий врач. Никакого острого, никакого алкоголь, курить - нет. После обед вас навестит переводчик, вы ему сообщите сведения о своих прежние болезни. Так?
   Одиссей в ответ молча кивнул.
   - Jo! Mielobbi gyogyulast!1 - бросил желудочный Обер-профессор, пожал ему руку и быстро свинтил по коридору, сопровождаемый сворой здешних медиков. Ну что ж, будем надеяться, что выздоровление действительно наступит в ближайшее время.... Где ж Янош Фекете? Что он задумал?
  
  ***
  
   Трое туристов из-за Буга, остановившиеся накануне в мотеле "Классик", что расположен в городке-спутнике Кракова Величке - своим поведением несколько озадачили персонал. Вместо того, чтобы, как все нормальные постояльцы, с утра пораньше впрыгнуть в маршрутку и убыть на осмотр достопримечательностей славного города Кракова (или, на худой конец, полезть в нутро самой известной соляной пещеры Восточной Европы, дабы насладится видами средневековых солеварен) - трое пышущих здоровьем молодых мужчин бесцельно просидели весь день в ресторане при мотеле, читая газеты, время от времени заказывая пиво, кофе или минеральную воду. Правда, необычные постояльцы заодно позавтракали, пообедали и поужинали - чем, в общем-то, еще более изумили местных должностных лиц - рецепторшу, барменшу и официантку; обычно в их ресторане постояльцы не обедали, предпочитая столоваться либо в заведениях Кракова, либо в цукерне, расположенной выше по улице - там и цены были гораздо демократичнее, и выбор богаче, и порции побольше. Впрочем, персонал был обучен на странности своих гостей внимания не обращать; платят - значит, имеют полное право делать всё, что им заблагорассудиться...
   Туристы покинули ресторан лишь с закрытием, хозяйственно забрав с собой все три вдоль, поперёк и наперекрест уже прочитанные ими газеты - официантка, убиравшая их столик, лишь хмыкнула над таким удивительным жлобством небедных, судя по оставленным чаевым, русских туристов. Впрочем, наев и напив за день на триста злотых - туристы эти всё же могли рассчитывать на определенное уважение персонала. Посему официантка одному из них, обернувшемуся на её хмыканье - дружелюбно и в меру соблазнительно улыбнулась. Получив в ответ совершенно определенное подмигивание, Малгожата (как звали официантку) в очередной раз убедилась в своей женской неотразимости - и с чистой совестью продолжила уборку ресторана.
   - Стало быть, не приехал... Что будем делать завтра, Алекс? - один из туристов вопросительно взглянул на плотного парня лет тридцати, одетого, несмотря на довольно прохладное начало мая, в шорты цвета хаки.
   Тот пожал плечами.
   - Ждать. А хули ещё? Сказано - подойдёт сам, когда увидит три газеты на русском языке - значит, наше дело телячье, будем ждать, пока пассажир объявится. Мороз велел его по пустякам не беспокоить, а как можно быстрее доставить на ту сторону; наше дело не вопросы задавать, а ждать человека, который нуждается в нашей помощи.
   - А долго ждать-то? - его собеседник не унимался.
   - Блин, Лёша, а я откуда знаю? Сколько надо - столько и будем ждать. Командировочные у меня на пять дней на всех отпущены....
   Третий их спутник спросил вполголоса:
   - Алекс, а он, этот человек, что мы ждём - вообще кто?
   Старший группы пожал плечами.
   - Хрен его знает. Володя Мороз попросил ему помочь домой вернуться, у него проблемы с документами... да и вообще с правоохранителями. Сюда его довезут добрые люди, а отсюда он полностью на нашей совести. Вот и всё, чё мне Володя разъяснил. Так что, пацаны, будем его ждать до упора - пока не объявиться!
   У туриста, которого его товарищ назвал Лёшей, загорелись глаза.
   - Так может, мы ... того? Завтра по Кракову пробежимся? А ты будешь его здесь один сторожить?
   Алекс флегматично пожал плечами.
   - Пробежись. Но за свой счет - я тебя, ввиду отсутствия на рабочем месте, кормить не буду.
   Лёша сразу потух.
   - Ну ладно, чего уж, и спросить нельзя? - А затем, обернувшись и еще раз подмигнув официантке, спросил: - Алекс, а в твоей командировочной ведомости барышни предусмотрены?
   Тот понимающе улыбнулся, деловито осмотрел дружелюбную официантку - и, одобрительно хмыкнув в её сторону, обернулся к своему собеседнику и едва заметно кивнул:
  - Предусмотрены. Два раза за время командировки по сто злотых.
  Лёша тут же протянул руку.
  - Давай!
   Алекс, не торопясь, достал пухлый бумажник и, мгновение поколебавшись, выдал потенциальному Дон Жуану бумажку с изображением Владислава Ягайло, а затем, чуток подумав - еще и портрет Казимира Великого.
   - Возьми сто пятьдесят; стыдно будет, если у кавалера вдруг в самый нужный момент денег не окажется.
   - Замётано! Короче, пацаны, вы меня особо не ждите, на крайняк - я завтра к утру явлюсь. - У Лёши заблестели глаза, и, быстро пожав руки компаньонам, он решительно направился в сторону официантки.
   Уже выйдя из ресторана, Алекс обернулся ко второму своему товарищу и спросил:
   - Ну чё, Слава, может, прошвырнемся тут по злачным местам? Вон, Лёха решил всерьез заняться укреплением польско-белорусской дружбы... Чем мы хуже?
   Но товарищ его отрицательно помахал головой.
   - Не-а, чё то не тянет. Да и какие, блин, в этой Величке злачные места? Где местная гопота пиво жрёт? Так я таких забегаловок с такими пассажирами и в Бресте видывал достаточно. Не, я спать.
   Но Алекс, очевидно, всё же решил по-своему.
   - Как хочешь. А я всё же пройдусь чуток, воздухом подышу. Может быть, на какое-нибудь романтическое приключение нарвусь...
   - На свою задницу. Саня, нам завтра с десяти утра твоего клиента пасти. Ежели ты сейчас где-нибудь нарвёшься на приключения - то, очень может быть, проснешься в постерунке2. Оно тебе надо?
   Но Алекс только махнул рукой на предостережения своего товарища.
   - Да ладно, Слава, чё ты кипешишь? Тихий мирный городок, спокойный народ... Кто тут мне что сделает? Ладно, иди дрыхнуть, а я пробегусь по местным пияльням пива - в конце концов, я еще и половины польских сортов не перепробовал. Всё, адьёс!
   В результате некоторого расхождения интересов вышеописанной троицы, рассвет следующего дня они встретили там, где каждый из них его встретить (может быть, на подсознательном уровне) и планировал: Лёха - в объятьях дружелюбной Малгожаты (которая, к её чести, денег с кавалера не взяла - просто таскала его до трех утра по разным увеселительным заведениям, пока окончательно не обескровила его бюджет - и лишь затем великодушно предложила разделить с собой постель), Слава - в своей кровати в номере своего мотеля, Алекс же - как и предполагал склонный к осторожности его коллега - в полицейском участке, вместе с двумя поляками; вся трое преступников были задержаны в момент хулиганских действий - то бишь, в процессе снятия польского государственного стяга со здания местной власти. Причем, зачем эта троица пытались надругаться над святым для каждого трезвого поляка символом Речи Посполитой - ни один из арестованных внятно объяснить не сумел. Правда, Алекс в последнем прояснении сознания всё же пытался что-то промычать о бесчестном и подлом вступлении Польши в НАТО и предательстве властями Варшавы общеславянских интересов - но сей его пассаж услышан не был. Посему политическую подоплёку в хулиганстве гостя из-за Буга и двоих местных аборигенов, оным гостем напоенных до бесчувствия - решено было не искать. Впрочем, хулиганство это и так было оценено властью в лице полицейского хорунжего более чем внушительно - в сто восемьдесят злотых. После же уплаты вышеуказанного штрафа злодей и его подельники были великодушно выпущены на волю с отеческим внушением о вреде алкоголя вообще и настоятельным увещеванием больше "жытнюю"3 с "живцем"4 ни в коем случае не мешать - в частности.
   В десять утра все трое давешних туристов - правда, с разных направлений - вошли в ресторан.
   Слава критически оглядел своих изрядно помятых друзей - и, покачав головой, изрёк:
   - Всем сёстрам, блин, по серьгам. Кто что хотел - тот то и получил.
   Невыспавшийся, но довольно улыбающийся Лёха тут же ему ответил:
   - А зависть, Славун - очень плохое чувство!
   - Чему ж тут завидовать? Ну ладно, ты еще время с толком провёл. А Санёк, похоже, всё же в ментовку попал, судя по запаху от его фрака.... Попал, признайся?
   Алекс тяжело вздохнул и ответил хриплым, надорванным голосом:
   - Не важно. Зато вечер прошёл - зашибись! Песни советские хором орали.... Ещё бы немного - и я бы тут устроил свержение правящей камарильи... жаль, инсургенты хлипковатые попались, на третьей бутылке сломались...
   Они уселись за вчерашний столик, разложили газеты; тут же подлетевшей Малгожате Лёха, интимно улыбнувшись (и получив такую же улыбку в ответ) заказал завтрак - и, фамильярно хлопнув её по заднице, бросил товарищам:
   - Теперь, пацаны, не дрейфьте - нас в этой забегаловке кормить будут, как хозяев заведения! Можно ждать нашего таинственного пассажира хоть до второго пришествия!
   Слава скептически бросил:
   - Ну, тебе, может быть, порцию и увеличат... а нам-то за что?
   - А вам - за то, что вы мои друзья. - Тут Лёха, вдруг став серьезным и чуть понизив голос, добавил: - И кстати, вы тут поменьше по-русски трендите. Тут недалеко лагерь с чеченами беглыми расположен, они уже успели тут накуролесить, так что местные очень не любят, когда кто-то по-русски балаболит. И кстати, увидите хача, который будет по-нашему говорить - ни в коем случае с ним не заговаривайте; лучше уйдите в сторону. У нас тут сейчас другая задача, нам с заезжими чёрными резаться не резон. Вняли?
   Алекс заинтересованно спросил:
   - Откуда узнал?
   Лёха улыбнулся:
   - Малгоша доложила. Хозяйка мотеля типа хохлуха, но в Польше живёт уже давно; так заезжие джигиты попытались её на бабки развести, типа, крышу ей предложили. Та к мусорам, те, соответственно, в лагерь - в общем, тут полгода назад целая войнушка с чеченами произошла. Я думаю, не достать ли из сумок нам ножики? Так, на всякий случай?
   Алекс отрицательно покачал головой.
   - Не к чему. Мы здесь ненадолго. И беглые чехи здесь вряд ли особо буйные - им депортация в Россию на хрен не нужна. В крайнем случае, отмашемся вручную, здешние полицаи к холодному оружию у туристов крайне скверно относятся.
   Тут подошла Малгожата с их завтраком; Лёха не обманул, порции яичницы с беконом были заметно больше, чем вчера, кофе оказался не жиденькой коричневой жижкой, а напитком добротной, почти домашней, густоты, масло и сыр были свежими, со слезой. Компаньоны тут же принялись за еду, временно прекратив беседу.
   Минут двадцать спустя, когда троицей уже был выпит кофе и съедены все булочки с джемом - в дверь ресторана вошёл среднего роста широкоплечий молодой мужчина лет тридцати трех-тридцати пяти - и, остановившись у входа, стал внимательно рассматривать обеденный зал.
   Лёха, первым увидевший незнакомца в дверях - едва заметно толкнул под локоть Алекса. Тот чуть склонил голову, а затем, взяв в руки "Комсомолку" недельной давности - принялся тщательно изучать последнюю страницу с анекдотами и кроссвордом.
   Вошедший в ресторан мужчина, увидев в руках означенных посетителей газеты с кириллицей на первой странице - решительным шагом направился к столику трех компаньонов. Не спрашивая разрешения, он, отодвинув стул, по-хозяйски уселся напротив временно прекративших завтракать туристов и, улыбнувшись, бросил:
   - Ну, здорово, мужики!
   Алекс, чуть опустив газетный лист, исподлобья глянул на незваного гостя и ответил равнодушным тоном:
   - Здоровей видали.
   Вошедший чуть сконфузился, а затем, видимо, что-то вспомнив - ударил себя ладонью по лбу и весело добавил:
   - Вам привет от Володи Мороза!
   Тут же некоторая настороженность, висевшая над столом, мгновенно улетучилась. Алекс осклабился и, протянув через стол свою руку, произнёс:
   - Ну, с прибытием!
   Новоприбывший пожал руку старшего по команде, а затем проделал эту церемонию с остальными. И после этого сразу же заявил:
   - Пацаны, как тут пожрать заказать? Я, блин, со вчерашнего утра маковой росинки в рот не положил!
   Лёха ответил:
   - Щас всё будет, не боись. Правда, время завтрака типа кончилось, но мы сейчас что-нибудь придумаем - И, встав, тут же направился к немедленно двинувшейся ему навстречу Малгожате, что-то с ней деловито обсудил - после чего, вернувшись, похлопал пришельца по плечу:
   - Солдат не умрёт голодным! Сейчас на кухне подсуетятся...
   Алекс спросил у новоприбывшего:
   - Тебя здесь ничего не держит? Какие-то дела незаконченные, или поручения? Можем прямо сейчас ехать?
   Тот подумал пару минут - а затем решительно бросил:
   - Нет, ничего. Перекушу - и можем двигать; тем более, я гляжу - вы уже позавтракали.
   Алекс кивнул.
   - Гут. Тогда ты сейчас ешь, а мы пока в номер. Соберемся, рассчитаемся за проживание - и по машинам. Обедаем по дороге между Сандомерцем и Красником. Сбор во-о-он у того серебристого "Пассата" через сорок минут. Уложишься?
   Вновь прибывший широко улыбнулся.
   - В учебке укладывались в пятнадцать минут - обед с первым, вторым и третьим.
   - Тогда отлично. Ждём тебя в машине!
   Через сорок минут серебристый "Фольксваген" с белорусскими номерами, выдохнув перед дальней дорогой синеватым дизельным выхлопом, направился с мотельной стоянки на северо-восток, в сторону Сандомира. Стоявшая в это время у входа в ресторан официантка, помахав напоследок пассажирам платочком, этим же платочком утерла набежавшую в уголок глаза слезу... Странные постояльцы исчезли - так же внезапно, как и появились; и никто, кроме дружелюбной Малгожаты, на следующий день уже не вспоминал необычных туристов, так и не удосужившихся за двое суток проживания в мотеле осмотреть красоты Кракова или соляные копи Велички...
  
  
  
  
  ***
   Они въехали в Гарволин ближе к вечеру, когда весело светившее апрельское солнце уже закатывалось за синеющий горизонт. Городок так себе, ничего выдающегося; Рынок с окружающими его домами постройки начала двадцатого века, непременный костёл под готику, витрины магазинов.... Таких городков в Польше - многие сотни, похожих друг на друга, как горошинки из стручка.
   Серебристый "пассат" остановился на стоянке чуть ниже Рынка; его водитель тут же был вынужден заплатить пронырливому парковщику неизбежную пятерку; затем, не спеша, квартет пассажиров авто направился к кучке молодёжи, хаотично клубящейся у дверей пары заведений, без труда ими опознанных, как бары.
   Одиссей осторожно спросил у Алекса:
   - Слышь, Саша, а чё мы тут забыли? До границы еще километров сто пятьдесят где-то...
   Алекс покровительственно улыбнулся.
   - Нам пока граница без надобности. Нам надо легализовать тебя по полной программе. - А затем, хитро прищурившись, спросил: - Ты вообще как, боли не боишься?
   Одиссей почесал затылок.
   - Ну, не сказать, чтоб совсем не боюсь.... А что?
   - Да так, придется тебе сегодня, по всей видимости, малёхо пострадать для достоверности.
   Одиссей вопросительно уставился на старшего группы "туристов".
   Тот, оглядев тусующуюся молодёжь, едва заметно указал на группу коротко стриженых подростков:
   - Видишь вон тех, в бело-голубых шарфах?
   Одиссей вгляделся в толпу и молча кивнул.
   - Это - фанаты познаньского "Леха". Завтра в Люблине "Лех" играет в кубке Польши с люблинским "Заглембе", и эти ребятишки прибыли пофанатеть за свою команду. Они - идеальный инструмент для того, чтобы ты обрёл почву под ногами, то бишь - получил возможность легально пересечь границу. - И, видя, что Одиссей продолжает непонимающе смотреть на него, продолжил: - В общем, ты пока не грузись, сейчас зафиксируемся в гостинице и приступим к выполнению первой части плана.
   Миновав толпу галдящих подростков, они подошли к гостинице. Тут Алекс, оглядев своих янычаров, тяжело вздохнул и спросил:
   - Пацаны, кто готов поиметь геморрой на задницу?
   Лёха, сплюнув, сказал, ни на кого не глядя:
   - Ладно, сегодня моя очередь быть добровольцем. Я.
   Алекс кивнул.
   - Я так и думал. Давай свой паспорт. Саня, ты пока с Лёхой покочумай тут на входе, мы впишемся и минут через десять вернемся. Не скучайте! - С этими словами он вместе со Славой исчез за зеркальными дверями небольшого отельчика "Полония".
   Оставшись наедине с Лёхой, Одиссей спросил:
   - А в чём фишка-то?
   Лёха тяжело вздохнул и неторопливо объяснил своему визави:
   - Щас Саня снимет номер на три особы - скажет на рецепции, что я ставлю самоход на паркинг. То есть меня вживую тётки эти не увидят. Потом вы - уже без меня - пойдёте в бар, провернете там небольшую акцию - и ты станешь Алексеем Татариновым; я же малой скоростью в это время отправлюсь на юг, поближе к хохляцкой границе. Если вам удастся проскочить без палева - я попрусь через Гребенне или Дорохуск на ридну Украину. Если карта ляжет удачно - пройду рубеж без проблем, если нет, - Тут Лёха еще раз пренебрежительно сплюнул: - то меня закроют до выяснения. Месяца где-то на полтора. Да ты не менжуйся и сочувствовать мне особо не спеши - мы ведь знали, на что идём, когда взялись за это дело. Володя Мороз очень за тебя просил, а мы ему здорово обязаны...
   Одиссей молча кивнул. Володя Мороз - это Тетрис, его коллега; что ж, будем надеяться, что у пацанов всё получиться...
   Как бы в ответ на его молчаливые сомнения Лёха, махнув рукой, бросил:
   - Не ты первый - не ты последний; не мучайся сомнениями, Алекс тебя до Бреста, как младенца в люльке, доволокёт!
   Одиссей недоверчиво покачал головой.
   - А что ж тогда про побои спрашивал? И я что, по твоему паспорту через границу попрусь? Мы ж не похожи вообще?
   Лёха таинственно улыбнулся и ответил:
   - А не спеши поперёк батьки в пекло. Паспорт тебе мой без надобности, мне он нужнее. Тут вопрос во времени пересечения границы.... Да ладно, не напрягайся! Придёт время - всё сам и узнаешь.... О, вот и наши бойцы!
   Вчетвером они прошли к автобусному вокзалу, находящемуся здесь же, на площади - и Алекс, достав бумажник, обратился к Лёхе:
   - Короче, погужуйся в Перемышле и окрестностях дня четыре; там в Пшеворске и Ярославе, я слышал, есть замки - посети. Купи путеводители, рекламные буклеты, побольше всякой хрени. По легенде ты - студент из мажоров, путешествуешь в своё удовольствие, шаришься по замкам и крепостям южной Польши и Украины. В Медыке, ежели поляки станут пытать, почему здесь границу пересекаешь, а не в Бресте - скажешь, что едешь посмотреть на замки в Баре, Галиче, Золочеве, Скалате - запиши на всякий случай. Да, сюда же можешь до кучи и Хотин с Каменец-Подольским назвать, хуже не будет. В дьюти-фри купи три бутылки дорогого коньяка - "хеннеси" или "курвуазье"; "мартель" не покупай, сейчас у мажоров эта марка не в почёте. Три! К провозу разрешена одна, две ты, поломавшись, как целка - отдашь хохлам, они тебя за это будут в жопу целовать, и пропустят на ридну неньку Украину без напрягов. Вроде всё?
   Лёха молча кивнул, и, достав пошарпанный блокнотик, старательно записал названия указанных населенных пунктов
   Алекс протянул ему паспорт и кипу банкнот.
   - Здесь тысяча злотых и пятьсот бакинских. Доберешься до Хохляндии - брякни мне на домашний, у меня дома всегда кто-нибудь есть. Сообщишь о прибытии. Если не брякнешь - будем знать, что тебя приняли.... Потерпишь?
   Лёха улыбнулся.
   - А если я скажу, что мне эти полтора месяца будет невмоготу посидеть - ты сам в Перемышль поедешь? Перетерплю, чего уж там...
   - Ну, тогда всё. Твой автобус до Жешува через двадцать пять минут отправляется - мне в рецепции паненка доложила. Так что - счастливого пути! Ни пуха!
   - К чёрту! - отрубил Лёха и, пожав руки оставшимся у гостиницы товарищам, не спеша, направился к автовокзалу.
   Алекс обернулся к двоим оставшимся своим спутникам.
   - Теперь - пункт номер два. Саня, ты сейчас у нас - прима-балерина Большого театра. Задача у тебя простая, как три копейки: заходим в бар, и, если видим бело-голубых - ты подходишь к стойке и заказываешь выпивку. Кладёшь лопатник на стойку. Запомни этот момент - от него всё зависит. Как только положил лопатник - типа, приготовился рассчитываться - ближайшему фанату "Леха" говоришь какую-нибудь гадость. Но говоришь так, чтобы слышал только он и его коллеги. Он тебе тут же рихтует физиономию, мы подписываемся, и устраиваем небольшую битву под Матеёвицами5. Полиция примчится сразу - постерунек вон, напротив. То есть убить или всерьез покалечить мы кого-то вряд ли успеем, да и нас вряд ли крепко помнут - ежели планида окажется к нам спиной.
   Одиссей почесал затылок.
   - Алекс, мы ж тут типа чужие.... Как бы проблем не навалилось.
   Его собеседник покровительственно улыбнулся.
   - Познаньцы здесь еще чужее. Ты учти, когда мы говорим о поляках - говорим вообще-то о трех или четырех разных народностях. Здесь, где мы сейчас стоим - была Российская Империя, её Привислянский край. Со здешними аборигенами мы общаемся свободно, и они наш типа польский отлично понимают. Познань была Германией, и тамошний польский язык мне лично почти непонятен, да и русский там понимают с трудом. Так что здешние и познанцы - две очень отличных друг от друга нации, с очень разной ментальностью и исторической судьбой. Может быть, поэтому и посейчас у местных с великопольскими очень и очень большая недружба. Вражды, конечно, открытой нет - всё ж формально они единая нация - но в нашем случае менты будут за нас стопудово: какие-то, блин, познаньские отморозки напали на коммерсантов из Беларуси! Мы, чтоб ты знал, в этой местности частенько лук и яблоки закупаем, так что, сам понимаешь, малую толику в бюджет этого Гарволина потихоньку вкладываем. Район этот сплошь крестьянский, доход здешние селяне имеют только с земли, местные власти в экспорте своей продукции заинтересованы кровно. Поэтому в благожелательности местных ментов к нам можешь не сомневаться. Так вот, с того момента, как нас примут и поволокут в мусарню - ты Алексей Татаринов, у которого злые познаньские фанаты стырили паспорт. Лопатник в свалке наверняка кто-нибудь приберет, а нет - мы сами его на пол типа случайно сбросим.
   - И что, этого будет достаточно? - удивился Одиссей.
   Алекс терпеливо разъяснил:
   - Нет, этого будет мало. Но с бумагой из здешней мусарни мы тут же отправимся в наше консульство в Варшаве, где тебе, Алексею Татаринову - а мы со Славой на Библии поклянемся, что ты - это ты - так вот, там тебе выпишут разовый пропуск на проезд границы. Для консульских сидельцев это - обычное дело. Белорусов в Польше каждый год бывает по полтора миллиона, из них сто-сто пятьдесят раззяв и балбесов, которые теряют свой паспорт, всегда найдется. Так что это дело в консульстве поставлено на промышленную основу, и ксиву тебе выпишут за часа полтора - тем более, у них на руках будет бумага из гарволинской полиции, где подтверждается твоё имя и фамилия. Консульский сбор уплатим - и можем отправляться в любезное Отечество.
   - А Лёха? - Одиссея в этом раскладе пока всё устраивало, но не получится ли так, что за его успешное возвращение на Родину кто-нибудь сурово поплатиться?
   - А Лёха, как ты уже слышал, перейдёт границу с Украиной. Конечно, могут и его по компьютеру пробить, но для этого он должен вызвать подозрение у погранцов поляцких; а он всё сделает так, чтобы подозрений не вызвать. На крайняк - ежели его пробьют и с удивлением узнают, что границу оный гражданин уже пересёк - отсидит полтора месяца за нарушение правил пересечения рубежа, да поляки ему штамп запретительный на год впендюрят. Криминала ж нет никакого!
   - Тогда пошли? Где нам удобнее это сделать? - Одиссей вопросительно глянул на Алекса.
   Тот вздохнул, перекрестился и, оглядевшись, решительно кивнул на ближайшее заведение:
   - Туда!
   В гомонящем и галдящем баре обстановка была, как в любом подобном заведении в любом уголке Земли - сигаретный дым, пиво, бубнящий в углу телевизор; Одиссей, увидев у стойки троицу парней явно фанатского вида, украшенных бело-голубыми шарфами - решительно направился в их сторону.
   Как бы случайно толкнув самого рослого из фанатов "Леха" (и к тому же не извинившись), Одиссей, как и велел ему Алекс, выложил на стойку бумажник и, обратившись к бармену, произнес на польско-белорусской трасянке:
   - Прошам тшы куфли пива и тшы фрытки з паприкою.
   Бармен молча кивнул и, отойдя к крану, принялся наливать пиво. Одиссей, обернувшись к недружелюбно глядящему на него познаньцу - произнёс вполголоса, так, чтобы не слышал бармен:
   - Цо, курва, глёндашь? Ходжь до дупы, пся крев6!
   Познанец в первую секунду остолбенел от такой наглости - его глаза едва не вылезли из орбит - но, надо отдать ему должное, оторопь продолжалась у него крайне недолго. Тут же, не прибегая к ответным оскорблениям, познанец развернулся и с размаху врезал Одиссею кулаком в левую скулу.
   Ого! В глазах заплясали огоньки, потолок пошатнулся - но, устояв, Одиссей, не очень надеясь на своё боксёрское мастерство (вернее, зная, что его нет), ринулся в ближний бой, и, успев правой рукой крепко сжать шею познаньца до того, как тот повторил удар - левой дважды изо всей силы зарядил ему под дых. Внутри атакованного познаньца что-то явственно хрустнуло, и только что яростно сопротивлявшееся тело как-то враз обмякло; но, как через секунду понял Одиссей, это было только началом...
   Товарищи оскорблённого познаньского фаната слышали, что Одиссей сказал их земляку и единомышленнику, и, увидев, что между их товарищем и пришлым русским завязалась потасовка - ждать не стали, мгновенно вступив в драку; получив чувствительный удар по почкам, Одиссей на мгновение ослабил хватку - и тут же мир обрушился на него всем своим многосоттысячным весом - третий фанат "Леха" засадил ему с размаху в челюсть; вспышка, мгновенная оглушающая тишина - и стремительно удаляющийся потолок, ножки стульев у стойки, удар головой о пол - и вдруг наступившая блаженная тьма...
   Очнулся он уже в полицейском участке; о том, что это был именно участок - свидетельствовал сначала специфический запах, а затем, когда Одиссей открыл глаза - решетка, отделяющая место его "отдыха" от коридора, по которому время от времени шныряли люди в форме. Алекс со Славой, сидевшие на шконке напротив, увидев, что Одиссей подаёт признаки жизни - обрадовались, как дети.
   - О, живой! А ты говорил - в больницу! - Слава подошёл к Одиссею и, сочувственно покачав головой, добавил: - Ты б нам сказал, что навыков в рукопашке у тебя негусто, мы б чё другое придумали.... О как тебя разделали! - Чуть покровительственным тоном добавил он (хотя здоровенный, быстро наливающийся сине-зеленой темнотой, бланш под левым глазом Славы вовсе не говорил уж о каком-то его совсем немыслимом мастерстве в рукопашном бою).
   Одиссей попытался встать; голова бешено закружилась, но он, отстранив пытающегося ему помочь Алекса - всё же сел на шконку. Ого! Однако.... Во рту - мерзкая каша из сгустков крови и осколков зубов, левая скула пылает, как будто на неё компресс из уксусной эссенции наложили, почки болят так, как будто в них - камни величиной в кулак. Повесились, однако...
   Одиссей, не имея возможности говорить - рукой указал Славе на стоящую в углу урну, и, когда тот поднёс её поближе - старательно, в три приёма, повыплёвывал изо рта чёрные сгустки крови и костяное крошево, стараясь уберечь язык от торчащих во рту обломков бывших зубов. Алекс подал ему здоровую железную кружку с тепловатой и отдающей каким-то лекарством водой - и Одиссей прополоскал рот, выплёвывая розовую пенящуюся воду в ту же урну.
   Ну что ж, вроде полегчало, хотя рваные лохмотья ткани внутри ротовой полости продолжали сочиться кровью; Одиссей поставил урну у своих ног, чтобы иметь возможность эту кровь сплёвывать. Блин, хоть бы не все зубы вынес ему этот фанат "Леха"... А кстати, интересно, чем закончилась драка? Он осмотрел своих товарищей - кроме фингала у Славы, других видимых повреждений у них не наблюдалось. Интересно, а что с противоположной стороны?
   - А где наши... оппоненты? - спросил он у Алекса, едва ворочая языком в непривычной для того среде; пока рваные раны во рту заживут, да пока удастся как-то решить вопрос с протезированием - он знал, что ему еще придётся намучиться, сплёвывая кровь и раня язык об осколки зубов...
   Алекс улыбнулся.
   - А в больнице! Тебя тоже хотели туда свезти, но Слава запротестовал, объяснил тут капитану, что нам срочно домой надо, а в больничке вся песня может затянуться. Да и выбитые зубы дома у нас лечить не в пример дешевле... Тебе что-то вкололи, чтобы сердце не остановилось от шока - и сюда привезли. А наших гавриков - прямиком в травму; ты там одному ребро сломал, а у двоих - благодаря нам со Славой - проблемы с челюстью и перелом предплечья. Повреждения не шибко серьезные, но и не шутейные, так что ребятишки недельки три будут отдыхать у здешних травматологов.
   - А кто... виноват? С юридической... точки зрения?
   Алекс насмешливо оглядел Одиссея.
   - Ну, вот как ты думаешь, если двадцать свидетелей в один голос заявили, что первым тебе впаял познаньский фантик - кого здешние мусора объявят крайними? Меня капитан полчаса уламывал заяву не писать - дескать, у них из-за этих фанатов и так постоянные проблемы, зачем мы будем им статистику портить, всё равно мы ж тут правосудия дожидаться не станем.... В общем, разрешил я ему себя уговорить; к тебе сейчас доктор придёт, осмотрит, определит степень повреждений - и, ежели он признает тебя транспортабельным, то мы переночуем в гостинице и утром чухнем в Варшаву. Бумагу я уже выправил, там менты подтверждают своим честным словом, с подписями и печатями, что у тебя, Алексея Татаринова, во время драки был похищен паспорт. Данные которого они, блин, не поленились у рецепторши нашего отеля списать, службисты.... У тебя вообще как самочувствие?
   Хм, хороший вопрос...
   - Утром буду, как штык. А пока полежать бы часов десять... - Чёртовы обломки зубов ужасно мешали говорить, язык то и дело царапался о них; было не столько больно, сколько неприятно.
   Алекс кивнул.
   - Завтра утром и решим; может, сразу поедем, а может - ежели тебе будет не шибко комфортно - подождём денек, над нами не каплет. Гут?
   Одиссей кивнул, соглашаясь.
   В коридоре мелькнул белый халат - и в сопровождении сержанта в арестантскую вошёл пожилой коренастый врач с усами а ля Пилсудский, всем своим видом внушающий уважение к медицине вообще и к гарволинским эскулапам - в частности.
   Медицинский осмотр много времени не занял. Послушав Одиссея, внимательно исследовав его ротовую полость (а, заодно, заставив хорошенько прополоскать её раствором марганцовки и какой-то вонючей жёлтой жидкостью), задав дежурные вопросы о тошноте и головокружениях (понятно, эскулап подозревал сотрясение мозга), и, выписав пяток разных наружных и внутренних лекарств для заживления его ран - врач признал пострадавшего в драке ограниченно годным к транспортировке на близкие расстояния, то бишь - до Варшавы и Бреста. Затем они по несколько раз расписались в разных полицейских протоколах, подписали отказ в возбуждении дела по факту избиения, а напоследок (уже у крыльца полицейского участка, за кустом акации) Алекс еще и маханул с двумя сержантами и весьма довольным таким решением щепетильной проблемы капитаном по стакану коньяка в знак нерушимой белорусско-польской дружбы.
   Одиссей рассмотрел бумагу, выданную для него Алексу в гарволинской полиции. Теперь он Алексей Татаринов, житель города Бреста, коммерсант... Непрошенная горечь подобралась к горлу; неизвестно, кем он станет послезавтра, после пересечения границы - но Александром Леваневским ему уж точно в ближайшие годы не бывать! Он перестал им быть в ту секунду, когда, углядев в ночи возвышающиеся в кузове арендованного Яношем Фекете грузовичка картонные коробки - сиганул вниз с третьего этажа тюремной больницы, немало опасаясь промахнуться. С этого момента Александр Леваневский на долгие десять лет становился разыскиваемым венгерской юстицией (а, кстати, и Интерполом) беглым уголовным преступником, и уже никак и никогда, никаким образом не сможет, не рискуя оказаться вновь за решеткой, навестить родной дом и погреться у домашнего очага. Мама, знакомые, родственники, друзья.... Всё это еще только придётся забыть, а потом ещё нужно будет найти в себе силы решительно перечеркнуть тридцать три года прожитой жизни - и начать всё с чистого листа. Знать бы сейчас - сможет ли он сделать это?
   Он достал из внутреннего кармана фотографию с надписью на обратной стороне, сделанной почти два года назад карандашом для век. Вот так-то, милая Герди.... Твой Александр Леваневский, которого ты знала раньше - четыре дня назад превратился в бесправного беглеца, растворившегося на просторах Евразии, в неуловимый миф и бесплотный призрак когда-то существовавшего человека; и теперь в твою дверь постучит - если, конечно, ему еще удастся это сделать - совсем другой человек. Узнаешь ли ты его? Примешь ли? Да и захочешь ли принять?
  Я очень хочу верить, что произнесенное тобою два года назад в тюремной больнице Будапешта обещание всё еще в силе, что ты по-прежнему ждешь меня, каждый вечер в шесть часов вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Я верю в тебя - и только эта вера заставила меня перешагнуть через оконный пролёт и прыгнуть в казавшийся сверху таким маленьким кузов грузовичка; вера и надежда, порождённая ею. И ещё любовь - потому что нельзя человеку жить без любви; я знаю, что до сих пор жив лишь потому, что люблю тебя, Герди.
  Я свободен! Пусть пока наполовину, пусть для того, чтобы окончательно избавиться от угрозы ареста, мне еще предстоит двое суток жить под дамокловым мечом - но главное уже сделано. Я дышу воздухом свободы, одним воздухом с тобой, мой немецкий Рейнеке Лис со стальными глазами.... У нас с тобой есть сын, и поэтому у нас есть будущее - и неважно, под какой фамилией мы будем это будущее строить! Важно другое - я люблю тебя; эта любовь вырвала меня из-за тюремных стен, и я знаю, что она же приведет меня к тебе - рано или поздно. Я не могу пока постучать в твою дверь в доме номер девяносто два по Мартин-Лютер-штрассе, как обещал, в шесть часов - мне надо уладить кое-какие формальности - но я знаю, что очень скоро я сделаю это.... Обязательно сделаю!
  Одиссей аккуратно уложил фотографию обратно во внутренний карман куртки, сложил казенную бумагу, положил её в карман брюк - и, вздохнув, направился к гостинице, немного припадая на левую ногу; с этой минуты для него начиналась новая жизнь, и ответ на вопрос, какой она будет - оставался пока за наглухо задернутым пологом мрака неизвестности...
  
  
  ***
   Подполковник Левченко поднимался на второй этаж Управления, весьма довольный проведённой операцией. Правда, теперь на его голову сваливалась целая куча проблем по легитимизации новоявленного Бондаренко Александра Мирославовича, каковая легитимизация потребует целой тучи вспомогательных документов, начиная от военного билета и кончая справкой из ЗАГСа о расторжении брака - но главное было сделано. То, что у майора Ведрича по этому поводу будет пару недель болеть голова - так на то майор и занимает такую должность; пущай на двоих со своим капитаном выискивают расформированные воинские части, разорившиеся фирмы и канувшие в лето ЖЭКи, чтобы новоявленный гражданин вильной, самостийной та незалежной Украины мог стать добропорядочным членом общества, получив полные права этого самого гражданства, включая возможность избирать и быть избранным.... Если, конечно, таковые права нашему украинскому неофиту когда-нибудь понадобятся. На то майор и получает своё жалованье. А у самого подполковника теперь задача одна, приятная во всех отношениях - доложить Калюжному о блестящей проведённой переброске.
   - Разрешите, Максим Владимирович? - спросил Левченко, приоткрыв дверь генеральского кабинета.
   - Давай! - генерал махнул рукой, продолжая внимательно и, как показалось подполковнику, без особой радости на лице читать какую-то бумагу.
   Когда Левченко вошёл и прикрыл за собой дверь - генерал, отложив в сторону листок с короткой надписью от руки, глянул на подполковника и, потеплев глазами, спросил:
   - Удачно?
   - Так точно. Сегодня отзвонился на мой оперативный, где-то час назад. Уже три дня в Бресте, два часа назад от Тетриса получил на руки паспорт и деньги.
   Генерал кивнул:
   - Ну что ж, поздравляю. Куда думаешь его сейчас?
   Левченко подумал пару минут, а затем ответил:
   - Пусть пока в санаторий какой-нибудь съездит, в море поплавает, процедуры попринимает. У него, кстати, кроме трех пулевых позапрошлогодних - ушиб бедра от падения при побеге, сотрясение мозга и шесть выбитых зубов - от драки. Так что малость подлечиться ему будет в самый раз. Заодно мы пока его хорошенько обустроим на нашей Земле, а то у него сейчас, кроме паспорта, вообще никаких документов нет.
   - А зубы-то он в какой такой драке успел потерять? - не на шутку удивился генерал.
   Левченко развёл руками.
   - А это такой способ у ребят Тетриса; как говорится, метода, уже не раз ими отработанная. Тут уж я ничего поделать не мог - Володя уверял, что иначе было нельзя.
   Генерал удовлетворенно кивнул.
   - Ладно, зубы нонче - дело наживное. Вставит. Только вот с санаторием ему придётся чуток повременить.
   Левченко вопросительно взглянул на хозяина кабинета.
   Калюжный взял в руки только что прочитанную бумагу, кивнул на нее подполковнику.
   - Обрисовалась тут одна проблемка. Подполковнику Загороднему вчера его человек, позывной Сармат, что сейчас службу несет... или, вернее будет сказать - "нёс" - на польско-украинской границе, сообщил, что во время его дежурства произошло нечто чрезвычайное. Звонил со служебного телефона на погранпереходе Краковец на оперативный Загороднего в Киеве; сам понимаешь, в такой обстановке много не скажешь. Но Загородний уверяет, что человек его был весьма и весьма взволнован, чего за ним раньше никогда не наблюдалось. Что именно вызвало такое его волнение - Сармат Загороднему обещал уточнить сегодня утром. И пропал...
   Левченко удивлённо спросил:
   - Как пропал?
   Генерал задумчиво потёр рукой подбородок.
   - Я бы и сам хотел узнать, как... В общем, Загородний, не дождавшись звонка своего Сармата до полудня, позвонил сам. Подняла жена; она в панике - муж со службы вчера в половину девятого выехал, а до дому не доехал, хотя расстояние там - километров десять всего. Она уже и на работу ему звонила, и в милицию, и ещё куда-то - всё без толку. Канул человек, как в воду...
   Левченко хмыкнул.
   - А может, загулял мужик? С молодой таможенницей?
   Генерал отрицательно махнул головой.
   - Загородний уверяет - такого быть в принципе не может; и вовсе не из-за таких уж высоких моральных качеств его Сармата. Все мы люди, чего уж там... Просто его всего неделю, как перевели в этот Краковец из Добрянки, что на белорусско-украинской границе, между Гомелем и Черниговом. Сармат доложил об этом Загороднему и очень и очень этому переводу удивлялся; а ещё больше удивлялся тому, что в день его приезда на таможенном посту Краковец сменился весь, подчистую, личный состав - чего на его памяти вообще нигде и никогда не разу не было. Понимаешь?
   Левченко кивнул.
   - Таким образом, вырисовывается, подполковник, довольно скверная ситуация. Наш парень внезапно, без каких-либо согласований, с белорусского рубежа - где, заметь, система пропуска граждан и грузов серьезно отличается от того же польского направления - переводится на пункт пропуска на польско-украинской границе. Какой расположен на трассе Жешув-Львов, по которой идёт неслабое движение - и что он видит, прибыв на место? А видит он, что весь - подчёркиваю, весь! - прежний персонал таможенного поста сменён полностью, до последнего человека, а новый - набран с бору с сосёнки, так, что друг друга никто не знает и никто друг с другом близких и доверительных отношений пока не поддерживает - ввиду отсутствия общих интересов. Которые, как сам знаешь, за неделю появиться в принципе не могут. А через неделю этот же наш парень внезапно звонит своему командиру и докладывает, что в его смену произошло нечто чрезвычайное - что именно, он сообщит после сдачи дежурства - и немедля вслед за этим исчезает. Какие у тебя мысли возникают, подполковник?
   Левченко задумался. А затем, взглянув на шефа, произнёс:
   - По ходу пьесы, исчезновение это весьма скверно пахнет.
   Генерал кивнул.
   - Вот-вот. Я Загороднему не говорил, но думаю - исчез его парень не случайно, и вернуться ему в мир живых, как это ни прискорбно, вряд ли удастся. Исчез он навечно - потому что узнал нечто такое, за что его, не раздумывая, некие нехорошие люди в один момент к высшей мере приговорили, и приговор этот в исполнение тут же и привели.
   Левченко кивнул. Но затем, покачав головой, возразил:
   - А может, это и не по нашему ведомству? Может, тут банальная контрабанда? Стоит ли наших офицеров для расследования засылать? Да и как это будет выглядеть в свете договора девяносто второго года? Мы ж вроде подписывались деятельности друг против друга не вести...
   Генерал поморщился.
   - О договоре помолчим; мы против Украины никаких действий вести не собираемся, это ты себе заруби на носу. Но ведь пропал человек! Даже если проходит эта пропажа и не по нашему профилю - пропал-то НАШ человек! - Затем, немного подумав, генерал продолжил: - Но в целом ты, пожалуй, прав - пока ситуация маловразумительная и, как говорит наш друг Гончаров, мутная до посинения - мы туда лезть нашими штатными людьми не станем. Штатными! - И с этими словами Калюжный хитро взглянул на своего зама.
   - Одиссей? - только и спросил Левченко.
   - Он! Видишь, как удачно карта легла - он сейчас в Бресте, что до нашего места происшествия - двести с небольшим километров, да и паспорт у него украинский - легальный, надеюсь?
   - Обижаете, товарищ генерал! Американскую визу с этим паспортом можно идти получать!
   - Ну вот, тем более. У нас, можно сказать, прямо на месте имеется свой человек титульной национальности - вот ты ему и поручи осторожненько так провентилировать вопросик: куда и почему пропал старший инспектор таможенной службы Дроботей Александр Фёдорович, известный нам по служебному позывному Сармат. Глобальных задач перед ним не ставь - всё ж человек только что, можно сказать, с того света вернулся; но приказать докопаться до истины - ты ему прикажи. Он же у нас человек с высшим образованием?
   Левченко молча кивнул.
   - Ну вот, значит, алгоритм решения проблемы как-то найдёт. И, как только разберется, что к чему - пущай доложит и едет на море нежиться. Я не против.
   Подполковник чуть заметно усмехнулся.
   - Что, думаешь, не поедет?
   Левченко покачал головой.
   - Не думаю. Не такой он человек, чтобы на полпути дело бросить. Да и с точки зрения интересов службы - пусть попрактикуется.
   Генерал вздохнул.
   - Ну, это посмотрим. Пока для него задача простая - посмотреть, что в этом Краковце делается, и нам с тобою об этом доложить. Я думаю, местные внутренние органы к завтрему засуетятся, да и по городку слушки разные пойдут; так что информации у нашего парня будет - выше крыши. И его главная и единственная задача - разобраться на месте и сообщить нам, что с Сарматом. Но, ежели Одиссей там что-нибудь нароет по нашему профилю сверх поставленной задачи - мы ему в помощь отправим парочку оперативников прямо из Москвы. Как ты думаешь, справиться?
   Левченко улыбнулся и покачал головой.
   - Я не думаю. Я знаю.
  
  
  Глава вторая
  
  ***
   Первым делом - встать на колёса. Раз уж он украинец, то сделать это надо где-нибудь на той стороне, но не шибко далеко - например, в Ковеле. Без машины ему будет трудней оперировать, да и перекантоваться ночку - ежели с гостиницами будет трудно, или их не будет вообще - в машине гораздо удобнее, чем на вокзале. Да и ранения его - которые, блин, отцы-командиры как-то вдруг ни с того ни сего решили не замечать - требуют бережного отношения к собственному телу. Чай, уже не мальчик, пора бы и поберечься...
   Всё же Дмитрий Евгеньевич его немало сегодня изумил! Позавчера поздравлял с возвращением, сулил долгий заслуженный отдых и присылку шайки райских гурий в неглиже, деликатесы и озёра марочных вин - а сегодня утром, еще петухи не успели второй раз прокукарекать - вдруг "Вставай, подъём, труба зовёт!"; и никаких тебе больше приятных разговоров о санаториях и грязевых ваннах для лечения нервов. Эх, жизнь-жестянка.... Да и задача поставлена не совсем ясная; поезжай, дорогой друг, в Галицию, заедь в городок Краковец и узнай, что там произошло с агентом с позывным Сармат. Он что, следователь? Никакого опыта у него в подобных делах нет, и даже приблизительно неясно, какие шаги следует предпринимать; куча перечитанных детективов и нахождение под следствием по кредиту Микобанка - вот и весь его оперативно-розыскной опыт. Негусто, однако...
   Ну да, впрочем, нечего стонать. Задание получено, деньги переведены - пора собираться в путь. Благо, на этот раз - путь недалёкий, на известную своим пещерным национализмом Львовщину, в объятья безжалостных бандеровцев... Интересно, сами эти журналюги, что пугают московских обывателей смертельной опасностью разговора по-русски на улицах Львова - они сами в эту лабуду верят?
   Одиссей, не торопясь, собрался, тщательно упаковал свои немудрящие пожитки - а затем, по обычаю посидев перед дорогой на банкетке в прихожей, встал, и, вздохнув, покинул квартиру, всего три назад снятую для него Тетрисом в Бресте. А ведь думал, как минимум недельку поваляться у телевизора, книжечки почитать на родном языке, со старыми здешними знакомыми женского полу возобновить дружество. Уже одной, работавшей в фирме, занимающейся таможенным оформлением, успел позвонить, и вроде бы даже как бы договориться о встрече.... И тут вдруг все отменилось - сразу и бесповоротно. Да-а-а, краток оказался отдых у беглого каторжника Сэлдона.... Сиречь, у Бондаренко Александра Мирославовича, гражданина Украины, прописанного в городе Краматорск Донецкой области, проживающего в оном городе по улице Алексея Стаханова, дом шестнадцать, квартира семь, несудимого, разведенного, одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года рождения, приезжавшего в Брест по делам бизнеса и ныне покидающего гостеприимную белорусскую землю в изрядно помятом состоянии. Впрочем, бланши и выбитые зубы он, пожалуй, сможет использовать в порученном деле.... Как? Найдем!
   Одиссей вышел из подъезда, и, оглядев окружающий мир - решительно направился к остановке транспорта. Ехать решил на автовокзал - до Ковеля проще и быстрее было добраться на маршрутке или рейсовым автобусом, нежели почти четыре часа тащиться дизелем славной Украинской залызныци (или Белорусской чыгунки? Вот, блин, на пустяках ловишься, друг сердечный!).
   Автовокзал, расположенный недалеко от величественного, но, увы, находящегося в состоянии перманентного ремонта (или реставрации? Нет, похоже, всё же ремонта. Не такой он старый, чтобы реставрироваться - от роду этому собору от силы лет сто двадцать, не больше, славное наследие его превосходительства графа Муравьева) храма, порадовал широким ассортиментом средств транспорта, следующего в Ковель. Одиссей, походив по платформам, выбрал, наконец, маршрутку - шестнадцатиместный микроавтобус "Ивеко", довольно свежий, и, судя по сиденьям, еще не убитый - и, заплатив шофёру двадцать тысяч белорусских рублей, незамедлительно обосновался за спиной у водителя, выбрав это место, дабы дать ногам простор для манёвра.
   Надо отдать должное пилоту - в отличие от большинства водителей автобусов, считавших своим святым долгом опоздать с отправлением минут на десять, дабы затем на виду уже начинающих нервничать пассажиров важно войти в салон, молча пересчитать по головам наличность желающих отправиться в путь, что-то сверить со своими засаленными бумажками, неопределенно хмыкнуть, и лишь затем занять своё место у руля - этот тронул свой "Ивеко" сразу же, как только часы на приборной панели показали одиннадцать сорок, каковое время было обозначено на расписании, вывешенном в кассах. Чем, кстати, немало изумил толстую тётку с четырьмя или пятью сумками, которая, не спеша, шпацировала к автобусу, привыкнув уже к обычным опозданиям местных шоферов. Пришлось тормознуть и принять на борт яростно ругающуюся пассажирку - и, хотя всем было ясно, что виновата в этой ситуации именно она - никто из сидевших в салоне спорить с ней не стал: себе дороже.
   Кряхтя, тётка уселась возле Одиссея, и попыталась высказать ему своё недовольство происшедшим "безобразием" - на что он тут же бросил, зыркнув на неё исподлобья взглядом, не обещающим ничего хорошего:
   - Тётка, я только что освободился, сидел за убийство, и ты меня, пожалуйста, не нервируй - как бы не вышло рецидива...
   Проглотив так и не высказанные претензии, тётка, вблизи рассмотрев его изрядно изуродованную физиономию, тут же в ужасе умолкла - к вящему удовольствию Одиссея. Ему следовало серьезно подумать - благо, ехать предстояло часа три, времени хватало - и нытьё соседки ему было совсем некстати.
   А подумать было над чем. Ладно, отложим в сторону пока тот факт, что у него нет ни грана опыта в таких делах - пойдём от житейского опыта. В конце концов, и Пуаро, и мисс Марпл руководствовались в своих расследованиях, главным образом, здравым смыслом.
   Итак, что мы имеем?
  Некто Дроботей Александр Фёдорович, старший инспектор таможни, исчез по пути следования с места службы домой где-то шестьдесят четыре часа назад - поздним вечером двенадцатого мая, в пятницу, аккурат за сутки до начала большого православного праздника, Воскресения Господня. И получилось так, что оную Пасху супруга праздновала - если, конечно, здесь уместно слово "праздновала" - без него. Сегодня уже понедельник, пятнадцатое, и, стало быть, какие-то известия о временно (будем надеяться, что временно) канувшем в небытие таможеннике, по идее, уже должны бы и появится. Если же нет? Хм, если же нет.... То надо будет найти супругу пропавшего таможенника, Дроботей Марию Николаевну, и с ней как-то пообщаться. Как? Представиться знакомым её мужа. Логично. Каким знакомым? По службе - никак невозможно; его коллег по Добрянке она, безусловно, отлично знает, наверняка собирались вместе, выпивали-закусывали. Коллеги по этому новому пункту пропуска уже наверняка все отметились перед потенциальной вдовой - типа, посочувствовать, поддержать дух (высказываниями типа "да вернется, куда он денется!", произнесенными преувеличенно бодрым и оттого явственно фальшивым тоном), то да сё - и в лицо она их тоже всех знает; конечно, может такое случится, что какой-то из новых коллег вдруг сдуру вздумал высказать ей свои сочувствия и зародить искру надежды и сепаратно, но выглядит это ... хм... неестественно и посему доверия вызвать у истерзанной неизвестностью женщины не сможет.
  Наш старший инспектор, слава Богу, служил срочную службу в Рабоче-крестьянской Красной армии, годы службы - восемьдесят пять - восемьдесят семь, славный посёлок Ватутинки, учебный полк связи, сержант постоянного состава. То бишь - духов гонял до усрачки.... Уже теплее. Если господин Бондаренко Александр Мирославович также имел честь состоять в рядах непобедимой и легендарной - то как раз аккурат в те годы. ERGO? Он вполне мог служить в одном полку с пропавшим без вести паном Дроботеем! Так, с этим вопросов не будет. Армия везде одинаковая, каких-нибудь общих знакомых с характерными привычками нарисовать можно будет без проблем.
  Теперь - где и от кого он мог узнать о трагическом происшествии с любимым однополчанином? Ну, например - от коллег по работе. Предположим, господин Бондаренко служит в данный момент в милиции города Краматорска, а в львовском приграничье оказался... как он мог оказаться в тысяче километров от родного дома? А в отпуску! Решил полюбоваться красотами Яворовского национального парка, да и зашёл по привычке в местный райотдел. А там ему об этом прискорбном случае пропажи человека и сообщили... Логично. Для маленьких городков пропажа чина таможенной службы - ЧП далеко не районного масштаба, о таком жутком деле все здешние менты в курсе.
  Хм, план более-менее выработался. Неизвестно, правда, как он будет выполняться, но пока, по ходу, он ничего не пропустил. В милицию ему соваться, понятное дело, незачем - это к бабке не ходи; менты сейчас старательно (будем надеяться, что старательно) шукают пропавшего таможенника, и человек, задающий о нём вопросы (причём человек явно нездешний) вызовет у них здоровый охотничий инстинкт. Каковому потворствовать - не в его интересах, с его-то хлипкими документами. Идти на таможню - тоже, пожалуй, сразу не стоит; ежели там по-прежнему всякая сборная солянка служит - его интерес к личности исчезнувшего коллеги тут же станет известен за пределами этой конторы. А если это исчезновение не случайно - то те, кто его организовал, тотчас заинтересуются излишне любопытным пассажиром. Значит, информацию надо собрать так, чтобы сборщик оной по возможности не засветился.
  Одиссей облегченно вздохнул. Вроде картинка грядущих его действий на первом этапе более-менее вырисовывается.... А вот и граница!
  Зловредная тётка, первой выскочившая из автобуса на досмотровой площадке - тут же кинулась к пограничникам и с жаром начала что-то рассказывать старшему наряда, то и дело указывая на автобус. Одиссей уже пожалел, что шуганул старую сплетницу. Хотя паспорт его был самым что ни на есть подлинным - и прошёл бы любую проверку, Одиссей был в этом абсолютно уверен - но всё же некий червь сомнений начал грызть его душу. Вот холера старая!
  Засунувший голову в автобус украинский пограничный прапорщик, обнаружив Одиссея, изрёк:
  - Гражданин, трэба вам до капитана. Будь ласка, выходьтэ!
  Одиссей легко поднялся с кресла и, выйдя на свежий воздух, потянулся, стараясь размять мышцы, изрядно застывшие от длительного сидения в автобусе.
  Подошедший капитан, кинув руку к козырьку, спросил довольно вежливо:
  - Справка у вас е?
  - Какая справка? - не понял Одиссей.
  - Об освобождении. Гражданка заявила, шо вы беглый зэк. Надеюсь, документы у вас в порядке?
  Одиссей улыбнулся и, порывшись в кармане куртки, протянул капитану свой паспорт. Тот, даже не удосужившись его раскрыть, тут же обернулся к языкастой тётке - но та, одновременно с ним увидев синюю обложку украинского паспорта, мгновенно ретировалась в автобус.
  Капитан еще раз отдал Одиссею честь.
  - Йихайтэ соби. До дому? Що у вас с лицом?
  - Да так, оказался в ненужном месте в ненужное время. А еду домой, в Краматорск. Был в Белоруссии по делам. - Одиссей решил не изображать из себя щирого украинца; в конце концов, он из Донбасса, где никто и никогда по-украински (кроме как в школе, на уроках ридной мовы) не говорит - посему может себе позволить не знать дэржавной мовы.
  В Ковеле они оказались почти в два часа дня. Та-а-ак, теперь нам нужно приобрести скромную, недорогую, надёжную машинёшку. Но сначала - пообедать!
  Тут же, на привокзальной площади, Одиссей нашёл приличное кафе - и с удовольствием навернул изрядную порцию борща, парочку котлет и неслабую миску салата. Но больше всего в этом кафе ему понравилась официантка - уже выпив заключительную чашку кофе, он для себя так и не решил, что на ней надето - экстра-мини, но всё же юбка, или же просто широкий пояс?
  Кто может ему подсказать ответ на вопрос по машине? Правильно, таксисты. Вот их мы сейчас и допросим с пристрастием - благо, стайка таксомоторов кучковалась прямо у входа в кафе, рядом со своими важными пузатыми владельцами.
  Одиссей подошёл к таксистам и спросил:
  - Мужики, а у вас тут авторынок есть?
  Тут же шесть пар удивлённых глаз уставились на его побитую рожу лица.
  - А що тоби трэба? - спросил самый пузатый из таксистов, по ходу - самый уважаемый в их тусовке.
  Одиссей помялся, не зная, как сформулировать ответ - а затем брякнул, отбросив в сторону всякие условности:
  - Хочу машину купить. До штуки баксов. Чтобы ездила.
  Пузатый вождь таксистов почесал затылок, а затем, обратившись к одному из своих коллег - спросил:
  - Грыцько, твий швагро свою копийку ще нэ продав?
  Тот в ответ покачал головой.
  - Ни. Нихто нэ бэре - дуже старая.
  - Так вин же ж всю переварыв? - удивился старший таксёр.
  Его собеседник только махнул рукой.
  - Та що им казаты? Воны ж дывьяцца у докумэнты. А там сэмдэсьят пьяты рик...
  Главный таксист взял Одиссея под локоть и доверительно спросил:
  - Тоби ж трэба, щоб йиздыла? Так? Зарэ подьидэ копийка, уся пэрэробленая. Дивчат тоби на ей зниматы ныяк нэможлыво, а йихаты - вона ще лет пьять, а то може й шисть будэ бигаты, як нова. Пьятсот долларив.
  Одиссей немного подумал - а затем кивнул, соглашаясь.
  Тут же таксист, названный главным пузаном "Грицьком", впрыгнул в свой "Форд Скорпио" и, оставив за собой густой сизый клуб дизельного выхлопа - исчез с места стоянки.
  Последующие десять минут Одиссей вынужден был выслушать подробную историю жизни пузатого вождя таксистов (с экскурсами в историю Украины и в интимную жизнь действующего президента, густо сдобренные пикантными подробностями ночной жизни Ковеля) - к счастью, прерванную появлением вышеотрекламированной "копейки".
  Грыцько не брехал. Машинёшка, действительно, была в изрядных летах, но выглядела довольно бодро; мотор работал тихо, чисто, выхлоп был бесцветным, амортизаторы - в полном порядке. Ну, пятьсот не пятьсот, а долларов триста за неё можно было бы дать - что Одиссей и озвучил таксистам.
  После длинного и азартного торга цена "копейки" была окончательно определена в четыреста двадцать американских рублей - в каковую сумму вошло и оформление.
  - Ну що, давай паспорт та права - поидэмо оформлятысь! - бросил Одиссею хозяин автоантиквариата, поджарый мужчина лет тридцати пяти, судя по внешности - военный или пожарник.
  Одиссей почесал затылок.
  - Короче, есть небольшая проблема. Прав у меня нет.
  Владелец "копейки" укоризненно посмотрел на покупателя своего четырехколёсного сокровища.
  - А шо ж ты нам ныц не казав?
  Одиссей удивился.
  - Так что, без прав машину купить нельзя? - Он, зная обстановку на украинских дорогах, предполагал ездить вообще без прав, скупая при необходимости акции местного ГАИ, каковые ему будут предлагаться по сходной цене любым гаишником, уличившем его в отсутствии водительского удостоверения - вопрос же хозяина "копейки" поставил его в тупик. Засада? Одиссей вопросительно глядел на хозяина "копейки".
  Но тот помахал руками.
  - Та ни, можно! Тильки я можу тоби цэ пытанне решить. - И, хитро взглянув на Одиссея, он добавил: - За сто гривень.
  Одиссей кивнул.
  Они сели в "копейку" и через несколько минут были у дверей нотариуса - Одиссей по пути попросил хозяина выписать на него генеральную доверенность, чтобы не тащится на этой машине в Краматорск за новыми номерами; сия процедура возражений у хозяина не вызвала, и вдвоём они вошли в кабинет нотариуса.
  Каково же было удивление Одиссея, когда швагро Грицька для оформления доверенности достал удостоверение личности капитана милиции!
  Хозяин "копейки" краем глаза увидел недоумение покупателя - и посчитал нужным его тут же успокоить.
  - Та нэ боись, усэ зробым, як трэба!
  И точно, после оформления генеральной доверенности (и выплаты оговоренной суммы) капитан отвез его к зданию местного райотдела, и, получив на руки двадцать портретов Богдана Хмельницкого, отпечатанных Госбанком Украины, бодро отправился к месту своей службы - чтобы через двадцать минут появиться опять, неся в руке, как флаг, какую-то зеленую бумажку.
  - Ось! Цэ талончик, що мы у тоби изьялы права. Мисяц можно йиздыты, потим, як захочэшь, можно зробыты новы. За сто гривэнь.
  Одиссей в изумлении только покачал головой. Работают же люди! Все для человека, блин...
  Ну что ж, ещё один этап пройден. Теперь у него есть машина, да плюс к этому - неожиданный бонус в виде документа, заменяющего права; стало быть, вперед, навстречу ветру!
  
  ***
  
   Да, действительно, странно... Что-то не спрягается подлежащее со сказуемым. Ведь всем более-менее вменяемым фигурантам процесса кристально ясно, что в доселе существующем формате дальнейшее существование "независимой" (то бишь - ориентированной на Запад) прессы, тем более - телеканалов - более продолжаться не может. Хватит нам этих бабицких по горло! А с другой стороны - ребятишки из кожи вон лезут, лишь бы сохранилась у них хотя бы одна лазейка для влияния на общество, хоть один рупор пропаганды остался бы в их руках. Хм... Зачем им это надо? За права чеченского народа бороться? На хрен им этот народ не сдался. За демократию в России радеть? Опять же, видели они эту демократию в гробу и в белых тапках. Жалованье высокое всей этой шайке-лейке Гусь платил? Так сейчас они себе такой "волчий билет" заработают, что их и на задрищенский кабельный канал вряд ли возьмут. Зачем им эта борьба за инструменты влияния - при том, что сами по себе они всего лишь обслуга, холуи на побегушках? Всё это более чем странно...
  Левченко сидел в своём кабинете и, читая еженедельную сводку - время от времени отчёркивал тот или иной пункт, казавшийся ему важным. Вот, например - американский телемагнат покупает оптом три грузинские газеты. Зачем? Коммерчески этот проект безнадежно убыточен, даже если заставить всех грузин подписываться на эти газеты - дивиденды не оправдают вложенных средств и за двадцать лет; тем не менее, америкос лезет на хлипкий грузинский информационный рынок с похвальной настойчивостью. Значит, дело не в коммерческом интересе; тут надо искать другие причины, более важные!
  Или вот, например: продажа контрольного пакета акций ТВ "Полония" международному консорциуму - опять же, с американским преобладанием. На первый взгляд - ничего удивительного, международные корпорации через этот телеканал заставят благодушных поляков покупать продукты и товары этих самых корпораций... Но тут знающий человечек улыбнется понимающе - этот телеканал, мало того, что предназначен больше для польскоязычной аудитории вне Польши, так как раз таки в информационном поле Речи Посполитой известен именно тем, что рекламы на нём нет вовсе! Стало быть - американцы и здесь вкладывают деньги в заведомо убыточный проект. Зачем?
  В целом общее направление их деятельности более-менее ясно: в ближайшие три-четыре года они планируют захватить информационное поле Восточной Европы (а, по возможности, и нашего ближнего зарубежья). Дело понятное - спешат ребятишки воспользоваться плодами своей победы в Третьей мировой, торопятся окончательно разрушить Потсдамский мир. С точки зрения рационального подхода к событиям - разумно и весьма своевременно.
  Но ведь захват информационного поля - это ведь тоже всего лишь способ донести определенный месседж, как это сейчас принято говорить, до максимально широкого круга потребителей информации! Чтобы затем на максимально долгий срок вдолбить этот месседж в мозги окучиваемой аудитории. То есть приобретение средств массовой информации - всего-навсего способ ведения информационной войны. Когда-то давно эта война велась ими против нас с помощью "Голоса Америки" и "Свободы", сегодня она ведется телеканалом Гуся и разными "демократическими" изданиями уже внутри России - но и тогда, и сейчас эта борьба имела конечную цель. И целью этой борьбы было - разгром врага (каковым для Штатов выступала Красная Империя) в умах населения страны противника. Именно - в умах! На поле боя мы, может быть, и смогли бы как-то противоборствовать врагу, а вот здесь, где ведутся все главные войны современности - под черепной коробкой обычного гражданина - мы эту войну безнадежно проиграли.
  Теперь те, кто играют за чёрных, старательно создают полностью подконтрольное им информационное поле в Восточной Европе, в зоне нашего былого влияния; очень скоро эти ребятишки доберутся и до бывших республик Союза, вопрос лишь во времени. Зачем они это делают? Какова конечная цель этого проекта (а то, что это именно ПРОЕКТ - не подвергается никакому сомнению!)? Эх, знать бы прикуп...
  Дверь в кабинет подполковника отворилась, и на пороге показался генерал Калюжный.
  - Здорово, Дмитрий Евгеньевич! Чем ты тут промышляешь? - генерал зашёл, хозяйственно закрыл дверь и направился к столу Левченко.
  Подполковник встал, и, по привычке перевернув сводку и положив её на стол, ответил:
  - Здравия желаю, товарищ генерал! Пытаюсь размышлять тут над одним вопросом...
  Генерал иронично улыбнулся.
  - А ты не мучай себя. Ты доложись по команде, и пущай командиры твои за тебя думают. Али в армии не служил?
  Левченко улыбнулся в ответ.
  - Сейчас я это и намерен сделать. Начальник у меня один, сейчас ему доложу - и проблему с плеч долой!
  Генерал уселся поудобнее, и, взяв только что прочитанную подполковником сводку - внимательно стал её изучать. Через пять минут, отложив в сторону бумагу, он, посмотрев на хозяина кабинета, довольно хмыкнул. И, покачав головой, произнёс:
  - Молодец, заместитель! С ходу грызёшь! - Затем, достав пачку сигарет и зажигалку, огляделся в поисках пепельницы, нашел её на краю стола, подвинул к себе, неторопливо закурил, а затем продолжил: - Стало быть, тревожат тебя изменения собственников средств массовой информации в Восточной Европе... Меня, ты знаешь, они тревожат уже месяцев пять, с того момента, как началось дело НТВ. Какие у тебя по этому поводу соображения?
  Левченко задумался, затем сказал нерешительно:
  - А хрен его знает, товарищ генерал. Для чего-то эти ребятишки скупают газеты и телеканалы, вплоть до районок и местных кабельных сетей. Не верю я, чтоб целью такой кампании стали банальные коммерческие интересы - "кока-колу" и "сникерсы" наши бывшие восточноевропейские братья и так горазды покупать.
  Генерал кивнул удовлетворенно.
  - Эт точно! Я вот тебе задам одну загадку. Ты про чудовище Лох-Несское, конечно, в курсе?
  Левченко улыбнулся.
  - В общих чертах - да.
  - Отлично. Теперь предположим, что тебе надо на берегу этого озера Лох-Несс разместить, скажем, завод по переработке старых покрышек. Чьи сточные воды это озеро загубят с вероятностью в двести процентов. Что бы ты сделал для того, чтоб этот завод получил не только разрешение на существование от местных властей и прочей общественности, но и признан был бы жизненно необходимым для этой местности объектом?
  Левченко подумал несколько минут, затем решительно ответил:
  - Создал бы из чудовища образ врага. Совершил бы пару набегов на прибрежные деревни - с убийством женщин и детей, причём оставив следы, которые бы ни у кого не вызвали бы сомнений в авторстве этих убийств; начал бы выпускать ядовитые газы - объяснив их появление деятельностью чудовища. А потом с помощью десятка экспертов с университетскими бородками выяснил бы, что стоки этого завода - это единственное, что сможет положить конец бесчинствам чудовища.
  Генерал покачал головой.
  - Так точно. Но для того, чтобы из несуществующего Лох-Несского чудища создать образ реального и крайне опасного врага, тебе надо что? При условии, конечно, наличия денег, технических средств и десятка отмороженных на всю голову головорезов?
  Левченко почесал затылок - и ответил:
  - Полное и абсолютное влияние на средства массовой информации.
  - О! - И генерал поднял палец. - Именно!
   Затем Калюжный встал, прошёлся вокруг стола, выпуская колечки сизоватого дыма - и, снова присев за стол, но уже с другой стороны - продолжил:
  - Те, что играют за чёрных, торопятся. Они нас одолели на всех фронтах, но отнюдь не уверены, что победили окончательно. Кстати, правильно делают, что тревожатся - я бы на их месте тоже бы беспокоился. Так вот, для окончательной уверенности в полной и безоговорочной победе им мало того, что произошёл крах СССР и Восточного блока; я думаю, им даже мало того, что все, без исключения, наши бывшие европейские вассалы теперь обретаются в их передних, нося тапочки уже новым хозяевам. Этим ребятишкам надо получить окончательную победу, полную - которая, как ты сам знаешь, возможна лишь при исчезновении нашей страны с карты мира. Но для этого им надо мобилизовать все силы - и свои, и всех своих неофитов - на борьбу с нами. То бишь, как я уже говорил, создать из нас реального и крайне опасного врага. Или, на худой конец, страну-изгой, какую любому порядочному бюргеру захотелось бы засадить за решетку. Поэтому установление их полного влияния в восточноевропейских средствах промывки мозгов - лишь первый шаг на пути этого нового раунда войны против нас. Следующим должна стать какая-нибудь грандиозная провокация, такой, знаешь, поджог рейхстага двадцать первого века. Чтобы всем, без исключения, европейцам стало ясно - именно мы враги рода человеческого, ненавистники цивилизации и зловредные негодяи, коих, в их же интересах, надо решительно удавить. - Генерал затянулся, а затем, вздохнув, спросил своего собеседника: - Вот как ты думаешь, подполковник, для чего пишутся книги лжепророков? - и тут же сам себе ответил: - Чтобы оправдать пришествие лже-Христа!
  Левченко покачал головой.
  - Что-то я не вижу пока особых поводов к тому, чтоб сделать из нас монстров. Война в Чечне реально никого не колышет - да и, кроме того, тот случай с англичанами и новозеландцем совсем не прибавили авторитета бандюкам; ущемление свободы слова, каковое нонче происходит - опять же, по большому счету, никого в Европе удивить не может; они там давно привыкли, что никаких таких свобод у нас днём с огнём не сыскать, так что уж ждать от этих диких русских.... В общем, не наблюдается пока ничего такого, за что на нас может обрушится гнев всего прогрессивного человечества. Книг лжепророков, как вы говорите, действительно, вагон и маленькая тележка - а вот с лжеХристом я пока перспективы как-то особо не просматриваю...
  Генерал махнул рукой.
  - Это ты ПОКА не видишь. А те, что играют за чёрных - они ведь не дураки. И уверен я - у них в рукаве на этот случай уже парочка козырных тузов припасена, будь спокоен, и фальшивый пророк у них запасён наверняка не один. Не для того они такие траты несут, чтобы потом вхолостую зомбирующие машинки - сиречь, телевидение и прессу - гонять. Какую-то пакость они нам готовят, это к бабке не ходи! Знать, бы, какую.... Заметь, все эти холопы Гуся - боятся, а всё ж в драку с властью лезут; стало быть - что-то там у них на кону весьма серьезное намечается, что-то такое, ради чего можно дальнейшей карьерой смело манкировать. Им-то, конечно, никто ничего не рассказывает - но, я думаю, намекают весьма прозрачно; оттого и ярость такая небывалая для второй древнейшей у наших златоустов телевизионных вдруг прорисовалась. Чего-то эти ребятишки ждут, на чём им бы удалось своё имя - и кошельки, как же без этого - обессмертить... Ладно, вкратце я тебе ситуацию обрисовал. Теперь буду думать - да и ты, пожалуй, напряги мозговые извилины. Не в армии, чай...
  Генерал загасил бычок, встал, разогнал руками сигаретный дым - и, не торопясь, покинул кабинет Левченко, из дверей бросив ему на прощанье:
  - Думай, подполковник!
  Дверь за генералом закрылась. Левченко почесал затылок; да уж, верно генерал подметил - что-то больно густо стало нонче книг лжепророков. Тут уж, хочешь, не хочешь, а приходится ждать явления лжемессии; хорошо ещё, если он будет один...
  
  
  ***
  
   Одиссей решил ехать в Краковец не через Львов - движение даже по окружной там было сложноватым для неопытного водителя, каковым он являлся - а, не доезжая Жовквы, свернул направо, на Немиров, чтобы затем выскочить на шоссе Львов-Жешув уже в Яворове, с севера объезжая Яворовский национальный парк.
   Да уж, дороги в этой злосчастной Галиции за два года стали только хуже... Особенно жутким в плане ям и колдобин оказался перегон от Немирова до Яворова, где карта, обещавшая шоссе - врала самым непотребным образом, бездарно тщась выдать за оное обычную грунтовку, по которой, наверное, ещё на заре времён шлялись дружины волынского князя Романа Мстиславича или сына его, Даниила Галицкого - в поисках отрядов короля Мешко или Болеслава Храброго - или же, наоборот, скрываясь от этих отрядов. Одиссей раз двадцать проклял хитроумных украинских картографов - и, лишь к вечеру добравшись до Яворова, решил более судьбу не искушать, а заночевать в этом городке. Тем более - по разработанной им самим легенде он прибыл в эти края для ознакомления с Яворовским национальным парком, так что имело смысл осмотреться на местности, заодно почерпнув местного колорита.
   Колорита, как оказалось, было даже с избытком.
   Дружелюбная тётка, к которой он обратился на привокзальной площади с вопросом о ночлеге - тут же предложила арендовать у неё второй этаж, запросив за "королевские покои с евроремонтом" всего тридцать гривен, и невнятно намекнув на некие дополнительные бонусы от пребывания на её квартире - за "дужэ нэвэлыки гроши".
   Одиссей хмыкнул - но на предложение тётки согласился. "Королевские покои на втором этаже" оказались, как он и предполагал, надстроенной мансардой над обычной западноукраинской хаткой - правда, с некоей претензией на удобства; впрочем, новый польский диван и неизвестной модели телевизор с тремя десятками (!) каналов никак не компенсировали густой, кондовый запах навоза, идущий от хлева - который, по несчастному стечению обстоятельств, располагался аккурат под окнами "королевских покоев".
   Одиссей загнал верную "копейку" во двор, и, лишь обустроившись на новом месте - был тотчас приглашён "вечеряти". Последний раз он ел утром, выезжая из Ковеля - так что предложение пришлось весьма кстати.
   Оп-ля! За столом на кухне располагались, кроме хозяйки, еще три молодки лет тридцати, пышущие здоровьем и улыбающиеся Одиссею во все свои девяносто шесть зубов. Стоящая на столе трёхлитровая ёмкость с белесым мутноватым содержимым, щедро расставленные тарелки с маринованными огурчиками, фаршированными перцами, грибочками, тонко нарезанными лусточками сала и прочими деревенскими изысками не оставляли никаких сомнений в том, что намечается серьезная пьянка. Одиссей про себя лишь хмыкнул - умеют же люди отдыхать!
   Каково же было его изумление, когда выяснилось, что торжественное распитие трехлитровика самогона было посвящено его прибытию в славный городок Яворов! Правда, хозяйка между делом обозначила цену своему гостеприимству - сорок гривен - но Одиссей был настолько приятно изумлён, что тут же выдал волшебнице-тётке требуемую сумму. И, кстати, краем глаза уловил, как дружно вся троица молодок проводила глазами деньги, перекочевавшие из рук в руки - посему решил при первой же возможности портмоне заховать куда-нибудь подальше от этих излишне жадных глаз...
   Первую, как водится, накатили за знакомство. Самогонка была ядрёная, градусов в пятьдесят - Одиссея аж передёрнуло; но, глянув, как легко и непринужденно все четыре гурии опрокинули в себя по немалому стопарю чудесного напитка - он тотчас устыдился своего малодушия. Эх, где наша не пропадала!
   В завязавшемся разговоре ему, для начала, пришлось объяснить свой нетоварный вид (нападение бандитов в тёмной подворотне всех, в принципе, устроило), а затем услышать захватывающие и душещипательные истории всех четырех собутыльниц, чьи мужья, как оказалось, убыли в долгосрочные загранкомандировки, приводя в божеский вид улицы Лиссабона и Дублина, а также строя район Куркино бывшей общей столицы, города-героя Москвы. Дамы мучались от одиночества, и очень скоро Одиссей понял, что молодухи имеют на него серьезные виды в плане решения некоторых женских проблем - причём тот факт, что он один, а их четверо, нисколько дружелюбных галичанок не смущал. Одиссею оставалось лишь про себя изумится - и отдать себя на волю событий; в душе он всё же надеялся, что три литра термоядерного самогона как-то снивелируют и погасят сексуальные аппетиты присутствующих дам, и ему удастся как-то избежать участия в планируемой прелестницами оргии - увы, он жестоко ошибся...
   Дальнейшее происходящее Одиссей помнил довольно мутно. Нельзя сказать, чтобы ему не понравилось, но всё же четыре дамы на одного кавалера - это явный перебор. Тем более - четыре дамы с таким бешеным темпераментом! Часам к трём ночи все гурии, наконец, угомонились, и Одиссею удалось относительно спокойно проспать остаток ночи; относительно, ибо время от времени та или другая молодуха, пробудясь, настоятельно требовала к себе внимания, не останавливаясь перед самыми радикальными средствами - и Одиссею приходилось вновь и вновь демонстрировать свои мужские способности. Каковых, между нами говоря, к утру было на самом дне...
   Одиссей проснулся от нежного поглаживания плеча - и, обернувшись, увидел хозяйку, по случаю утреннего пробуждения уже задрапированную в домашний халат.
   - Вставай, Сашко! Пидэмо полэчымось! - Хозяйка улыбалась, в то же время продолжая настойчиво теребить его за плечо.
   Да-а-а, повеселились... Одиссей приподнялся на локте, оглядел место давешней оргии. Молодухи уже свинтили, оставив после себя густой запах вчерашних событий; его одежда аккуратно висела на стуле - хотя, помнится, он вчера был раздет весьма решительно, с разбрасыванием предметов гардероба по углам. Что ж, опохмелиться - не опохмелиться, а чего-нибудь горячего выпить не мешало бы - хотя он вчера и старался пить поменьше, но всё же некая неуверенность в движениях имела место быть.
   - Добре, сейчас встаю. - И глянул на хозяйку, в надежде, что та проявит деликатность и не станет лицезреть процесс его одевания.
   Галичанка, как оказалось, была начисто лишена дурацких комплексов - увидев, как Одиссей беспомощно глядит на стоящий в углу стул со своей одеждой, она лишь махнула рукой:
   - Та нэ журысь, одягайсь! Я тоби що, голого нэ бачила?
   Одиссей хмыкнул. Бачить она, конечно, бачила, но ведь это было вчера... Впрочем, действительно, не до светских условностей. Чего это он, в самом деле? Дурака, блин, валяет. Принц датский, понимаешь, нашёлся...
   Впрочем, как выяснилось буквально тут же, хозяйка не покинула его комнату из-за весьма практичных соображений - стоило ему откинуть одеяло и встать на ноги, как она, стремительно скинув с себя халат, прильнула к нему всеми своими немаленькими прелестями. Пришлось Одиссею из последних сил доказывать дружелюбной галичанке ту непреложную истину, что донецкие отлично понимают толк в обхождении с дамами...
  
  
  ***
   Покинуть гостеприимный яворовский кров ему удалось лишь часам к десяти - благо, до Краковца было ехать всего ничего, километров пятнадцать, и уже минут через сорок он остановился у небольшого базарчика, по укоренившемуся уже на Украине обычаю расположенного аккурат у шоссе на въезде в Краковец - аборигены таким несложным путем пытались поднять уровень продаж своего немудрящего товара, главным образом - в надежде на лоховатого транзитёра. Получалось это у них, судя по решительному преобладанию числа продавцов над скудной стайкой покупателей - не очень. Что ж, Одиссей решил слегка стимулировать местную коммерцию - а заодно и поговорить о том, о сём с местными жителями. В конце концов, кто, как не местные жители, в курсе происшествий, имеющих место быть в их родном доме? А уж пропажа таможенного чиновника в таком захолустье - наверняка новость номер один, и её добродушные туземцы непременно донесут до охочего до жареных фактов чужестранца (и последующие полчаса показали, что он в своих расчётах не ошибся)...
   Но кого назначить на должность языка? Горластых тёток, торгующих черешней, огурцами-помидорами да разными соленьями? Пожалуй, не стоит. Народ они, конечно, разговорчивый, да вот только на один достоверный факт вывалят на тебя полторы сотни его вариантов - и попробуй, разберись, где здесь правда. Хм, однако.... Тётки отпадают. Всякие сомнительные личности, торгующие разным хламом типа ржавых замков и "Огоньками" прошлого века - тоже самое; их забуревшие фиолетовые носы не оставляли сомнений в склонности их владельцев к дружбе с зеленым змием. А таковые в качестве источников информации бесполезны - сначала будут вымогать на "полечится", обещая сенсационные факты, а затем, залив за воротник - тут же перестанут вязать лыко. Дело известное.
  Стало быть, нужен человек, не утративший признаки интеллигентности и не замеченный в алкоголизме. Вот его мы и станем искать!
  Одиссей прошёлся по базарчику, рассматривая товар и его продавцов, и стараясь не поддаваться на проникновенные призывы купить то, без чего его дальнейшая жизнь будет безусловно сера, тускла и убога. Он про себя улыбнулся - умеют же люди играть на публику! Им бы в Большой театр...
  Недалеко от входа на базарчик разложил свой товар мужик лет пятидесяти - судя по внешнему виду, из бывших интеллигентов. Его прилавок представлял из себя поставленный на-попа деревянный ящик, на котором была укреплена столешница от почившего в бозе журнального столика - заваленная разными значками, медалями, монетами и прочей фалеристикой, бонистикой и нумизматикой местного и заграничного изготовления. Пожалуй, этот человек - именно то, что надо!
   Одиссей подошёл к продавцу - и, разглядывая наваленный грудой товар, вдруг среди разной ерунды типа значков "Победитель социалистического соревнования" и "Одесса - город-герой" - наткнулся глазом на парочку ременных пряжек явно германского происхождения - причём однозначно гитлеровской Германии. Ну-ну...
   - Шо это у вас тут? - спросил он, одновременно извлекая из кучи хлама пряжку гитлерюгенда (оцинкованная, литая, на сегодняшний момент - редчайшая вещь, плюс к тому - с великолепно сохранившимся рельефом).
   Продавец внимательно посмотрел на Одиссея - и, очевидно, почувствовав в нём потенциального покупателя, дружелюбно ответил:
   - Вид нимцэв зосталось. Будэтэ браты?
   - Скильки? - Одиссей помаленьку втягивался в шкуру украинца.
   Продавец малость помаялся сомнениями - а затем, набравшись мужества, решительно произнёс:
   - Як для вас - трыста гривэнь.
   - Ого! - присвистнул Одиссей; что, впрочем, далось ему с большим трудом, ибо названная цена в шестьдесят долларов была где-то втрое ниже цены этой пряжки на московском рынке.
   Продавец засуетился.
   - Та я вам за тые ж грошы ось цию бляшку виддам! - и, умоляюще глянув в глаза Одиссея, продавец протянул ему еще один, пропущенный с первого разу, раритет - пряжку СА с круглой свастикой, тоже - крайне редкий экземпляр, в Москве стоящий никак не меньше двухсот пятидесяти долларов.
   Хм, это я удачно зашёл - вспомнил Одиссей бессмертную фразу Леонида Куравлёва (он же, по сценарию - Жорж Милославский) из "Ивана Васильевича". Ну что ж, надо ковать, как говориться, железо, не отходя от кассы. Будем брать! Тем более - такая серьезная покупка, как ничто другое, способна посодействовать налаживанию близких отношений с типичным представителем местного населения - который, в предвкушении серьезного навара, аж колотился за своим "прилавком".
   Одиссей достал бумажник, не торопясь, отсчитал нужную сумму, выдал её продавцу - и, уложив приобретенные пряжки в нагрудный карман курки, предложил почтенному негоцианту:
   - Если у вас торговля не пострадает - то, може, выпьемо по чашке кофе?
   Продавец иронично улыбнулся и пожал плечами.
   - Та якый там гандэль? Бувае, цилы дэнь простоишь - тай йдэш соби дохаты, на хлиб не заробывшы... Пидэмо, тут у Мирона дужэ добрэ кофе! А вы, пробачьтэ, звидкиля будэтэ?
   - С Краматорска.
   Продавец покачал головой.
   - Ну, тоди и я з вами буду по-русски разговаривать.
   Одиссей одобрительно кивнул - и вдвоём они направились к находящемуся неподалёку от базарчика заведению с незатейливым названием "Ля шляха".
   Кофе, на удивление, действительно был хорош! Одиссей с удовольствием выпил чашку, заказал еще - и продолжил внимательно слушать Олега Потаповича Брыля, бывшего инженера Львовского автобусного завода, в смутные времена за ненадобностью вышвырнутого за проходную вместе с полутора тысячами коллег, ныне же промышлявшего - впрочем, без видимых успехов - продажей разных безделушек, частично из собственной коллекции, частично сданных "на комиссию" такими же, как он, безработными бедолагами.
   - Ось так и живём. Тут у нас, конечно, бедненько, зато тихо. Правда, в прошлую пятницу было ЧП... - И, наклонившись к уху Одиссея, Олег Потапович, понизив голос, произнёс: - Бандиты поймали таможенника и утопили его в озере! Говорят, не поделили что-то...
   Так-так-так! Оч-ч-чень интересно!
   Одиссей, не подавая виду, что сообщение это он ждал все последние сорок минут - спросил лениво:
   - Утопили? Это как?
   Бывший инженер закивал головой.
   - Утопили-утопили! Вместе с машиной! Сегодня утром спасатели достали его "мазду" - мальчишки вчера купались и случайно наткнулись на крышу утопленной машины, и вечером сообщили в милицию. Те вызвали спасателей, воны машину достали - а в салоне покойник!
   Одиссей пожал плечами.
   - А почему ж сразу - утопили? Может, пьяный ехал, сбился, упал в озеро... Дорога там от воды далеко?
   Олег Потапович опять негодующе закивал головой.
   - Так в том-то и дело! От дороги до озера - метров сорок, и проехать там невозможно - промоины, буераки... Машину тащили волоком, и не меньше трёх человек - чтобы, значит, следы замести! Вот только не учли злодеи того, что глубина в нашем озерке - всего три метра...
   Одиссей задумчиво покачал головой.
   - Да-а-а, дела... Я тут отдохнуть решил было, а у вас эвон что твориться! Людей прямо в собственных машинах топят!
   Олег Потапович улыбнулся снисходительно.
   - Та не бойтесь, это на моей памяти первый раз такое злодейство. - Затем инженер Брыль огляделся, и, чуть понизив голос, продолжил: - И то я вам скажу - странные дела перед этим ЧП у нас тут начали твориться. За неделю до убийства всех наших здешних таможенников - тут у нас полгородка с границы живёт, сами понимаете, все всех знают - так вот, за неделю всех наших таможенных услали в Закарпатье, в Чоп. А к нам прислали и из Черниговской, и из Сумской области людей, и с румынской границы.... А вчера, во вторник, всё опять вернулось на круги своя! У меня племянница тоже на границе работает, в пограничной страже, паспорта проверяет - так она сказала, что это типа учения такие были у таможенников. На десять дней поменяли всех местами - чтобы, значит, коррупции не было... - Тут бывший инженер иронично ухмыльнулся.
   Одиссей пожал плечами.
   - Я что-то про такое не слышал.
   - Вот-вот! Оксана - моя племяшка - тоже удивляется! На КПП говорят, что в Киеве уже совсем с ума посходили - творят чёрт знает что!
   Они поговорили еще немного, затем Одиссей, заказав у словоохотливого инженера немецкий железный крест с дубовыми листьями (каковой, по словам Олега Потаповича, имелся у некоего Шишки), распрощался с новым знакомым, сел в свою машину и направился к центру посёлка.
  Да-а-а, всё интереснее и интереснее.... Значит, Сармата убили. Версию о случайном самозатоплении, озвученную для инженера Брыля, Одиссей для себя отверг немедля и начисто. И теперь самый важный вопрос - за что? Убийство государственного служащего - дело нешутейное, это вам не бомжа где-нибудь в подворотне завалить. В этом случае правоохранители, по всем писаным и неписаным законам, должны землю носом рыть, чтобы, значит, злодеев изобличить и примерно наказать. А то в ином случае каждый обиженный таможней человек - а таких, из тех, что занимаются экспортом-импортом, каждый второй, если не каждый первый - решит, что наилучший инструмент решения проблем с неуступчивым таможенником - удавка или нож. Стало быть, те, кто лишил жизни Олександра Федоровича, должны были иметь Очень Серьезную Причину для этого убийства. Либо на кону были серьезные деньги, либо Сармат наткнулся на что-то такое, на что ему натыкаться нельзя было ни в коем случае... И, по ходу пьесы, случилось именно второе. В пятницу, среди рабочей смены, ныне покойный старший инспектор звонит в Киев - что само по себе крайне необычно - а затем вечером пропадает. Чтобы в среду найтись в виде трупа в салоне собственного авто! Что же нарыл неизвестный Одиссею его товарищ с оперативным позывным "Сармат"? За что неизвестные преступники решились на крайние меры? Вопрос, однако...
   И что дальше? Где искать вдову Олександра Фёдоровича Дроботея? Одиссей почесал затылок. Да-а-а, ситуация.... На таможню съездить? Там ему за такие вопросы ещё, пожалуй, и по шее накостыляют, а то, может, и милицию вызовут - и, кстати, правильно сделают. Зря у Брыля он этот тонкий вопрос не провентилировал - тот бы ему, глядишь, и дал наводку. Ну да, как говорится, все мы задним умом крепки.
   Ладно, надо пошукать тут где-нибудь приют - типа пансионата или какой общаги; вряд ли в этом задрипанном городке есть гостиница.
   Одиссей остановился у магазинчика с симпатичным названием "У Дмитра", вышел из машины, огляделся.
   Метрах в ста впереди обозначилась центральная площадь - ну, или то, что местным жителям её заменяло; народ там тусовался в избытке, можно было бы, не спеша, взять "языка" и с пристрастием его допросить. Да вот только светиться среди скопления автохтонов своим русским языком (выйдя из машины с волынскими номерами) ему что-то не хотелось. В конце концов, городок маленький - о местных "отелях" вполне может быть в курсе и продавщица вот этого милого магазинчика.
   Он зашёл в краму "У Дмитра". Продавщица в ней была всего одна - весьма миловидная девица лет двадцати пяти - и Одиссей решил, что на роль информатора она подходит идеально.
   - Девушка, дайте, пожалуйста, бутылочку "Немирова" с перцем. - Для того, чтобы завязать разговор, надо было что-то купить - причём совсем не коробку спичек.
   - Пожалуйста! - Девица достала из ящика бутылку, и протянула её Одиссею. - Двенадцать гривен.
   Сто форинтов против десяти филлеров - на русский она перешла исключительно ради покупателя. Что ж, похвальная толерантность...
   Одиссей рассчитался, а затем, покрутив в руках бутылку - чуть растерянно (но тут главное - не переиграть, женщины куда лучшие актрисы, чем мужчины, и любую фальшь чувствуют позвоночником) спросил у девицы:
   - Барышня, может, подскажете, где у вас тут гостиница?
   Девица улыбнулась.
   - Гостиниц у нас тут нет, но за площадью, если проехать прямо, на Ивана Франко, возле почты - есть общежитие. Там можете снять комнату.
   - Большое спасибо! - Что ж, это нам и нужно. Одиссей на прощание улыбнулся барышне и, покинув магазинчик, вернулся к своей машине. Ивана Франко так Ивана Франко, нам без разницы - лишь бы найти пристанище...
   Общежитие, к которому минут через десять подъехал Одиссей - было довольно обшарпанным трехэтажным зданием постройки годов семидесятых; но, если первый подъезд этого дома выглядел ни разу с момента постройки не отремонтированным - то второй сиял чистотой и свежей краской. Одиссей тут же было направился в сторону благоустроенного подъезда - но, увы, табличка с надписью "общежитие" висела именно у затрапезного входа. Мысленно выругавшись, Одиссей вошёл в крепко воняющий котами подъезд - и тут же наткнулся на забранную узорной решёткой будку вахты, посреди которой монументально возвышалась тётка пудов на десять весом.
   - Здравствуйте!
   Тётка внимательно осмотрела его с головы до ног - а затем бросила:
   - Здоровэньки булы. Шо трэба?
   - Комнату у вас можно снять?
   Тон тёткиного ответа стал чуть теплее.
   - Так. Двадцать гривэнь за сутки. С сусидом.
   - А без сусида? - Одиссею вовсе не улыбалась перспектива делить жилище с каким-то неизвестным персонажем.
   - Як що биз сусида - тридцать гривэнь.
   Хм, терпимо...
   - Душ у вас тут есть? Туалет?
   - Е, всэ на этажы.
   Интересно, а в том крыле, что более благоустроено - может, там есть комнаты поприличнее? Надо спросить у тётки.
   - Не подскажете, а в другом подъезде - ну, там где отремонтировано - есть комнаты с душем и туалетом?
   Тётка, это было видно по её лицу, слегка обиделась за такое небрежение вверенной ею жилплощадью. И ответила с некоторой долей яду в голосе:
   - Цэй подъизд нэ сдаецця! Там мытня своим сотрудныкам знымае. Будэтэ покой браты?
   Оп-па! Таможня снимает ту часть общежития для своих сотрудников? Вот это удача! Но тётку огорчать всё же не стоит - тем более, ещё совсем не факт, что вдова Дроботея живёт именно там. Одиссей кивнул:
   - Буду. Давайте одиночный номер! - И, заплатив тётке тридцать гривен, тут же направился к выходу, бросив ей: - Я через час где-то вселюсь - надо ещё кое-что сделать в городе.
   Что ж, это он удачно зашёл.... Теперь главное - выяснить, проживает ли в общежитии для персонала таможни вдова (увы, именно вдова) павшего на боевом посту старшего инспектора таможенной службы Дроботея Олександра Федоровича - чей труп, по словам пана Брыля, сегодня утром был обнаружен органами правопорядка.
  
  
  ***
   Вход в свежеокрашенный подъезд общежития преграждал отставного вида замухрышистый дедок, от старости поросший мхом - который, однако, немедля проявил бдительность при появлении постороннего, то бишь Одиссея.
   - До кого? - и тотчас же турникет намертво заблокировался внушительного вида металлическим засовом, управляемым из дедовой будки.
   Одиссей про себя улыбнулся. Экие здесь строгости! Не иначе - тоже один из методов борьбы с коррупцией...
   - Здоровэньки був, диду! Я до Марии Дроботей. Сашки Дроботея однополчанин. Отчиняй! - Сейчас сразу станет ясно, живёт ли в этом приюте вдова Сармата. Если дед непонимающе уставится на него - значит, нечет. Если же....
   Дед отрицательно помотал головой.
   - Нэ можу. Вона ныкого нэ запысвала. Тай с чоловиком её... - Есть! Одиссей про себя удовлетворённо вздохнул - чёт! Попадание! Ладно, надо ковать железо, пока горячо.
   Он кивнул, нахмурившись.
   - Знаю уже. Я с Саней в восемьдесят пятом - восемьдесят седьмом году вместе в одном полку служил, в одной роте. Случайно узнал об этом горе. Да ты не дрейфь, я только с Машкой поговорю - и обратно, может, хоть поддержу её чем...
   Дед еще раз отрицательно покачал головой.
   - Нэ можу. Мэни вже з мылыцыи звонылы, турбовалы. Щоб никого до Марыи нэ допускав. Як хочь ее убачиты - то тильки з дозволу майора Шкурко.
   Хм, однако... Ладно, есть же один проверенный способ. Еще в древнем Риме известный, как Argumentum argentarium. Попробовать?
   - Диду, я тут биля входу нашёл сто гривень. То не твои? - и с этими словами Одиссей положил на край дедовой будки бумажку озвученного номинала.
   Дед при виде портрета Кобзаря, отпечатанного украинским Гознаком, аж подпрыгнул от неожиданности. Было видно, как мучительно боролись в нём - с одной стороны, алчность, а с другой - верность долгу. Надо сказать, что алчность победила довольно быстро - секунд двадцать поразмышляв, дед молча отодвинул засов, которым до этого лихо заблокировал турникет.
   Что ж, теперь - самое важное: поговорить с вдовой. Утешать её всё равно бесполезно - горечь утраты слишком свежа - но по горячим следам хоть какую-нибудь информацию, да, глядишь, и удастся получить. Лишь бы она не впала в истерику!
   Тут Одиссей вдруг в растерянности остановился. Вот балда! А где живёт вдова - он так и не узнал! В этом крыле на трёх его этажах как минимум тридцать комнат - что ж, в каждую ломиться? Чёрт его знает, что делать...
   Но стоять тоже нельзя. Дед, увидев, что настырный посетитель что-то вдруг затормозил - наверняка проявит подозрительность и, ещё чего доброго, отзовёт свой агреман7; надо двигаться на второй этаж! Там наверняка найдётся кто-нибудь, кто подскажет, где обитает Мария Николаевна Дроботей.
   Одиссей поднялся по лестнице - и тут же, на площадке между этажами, столкнулся с дамой в ярко-бирюзовом халате, небрежно завязанный пояс которого позволял сполна насладится лицезрением стройных ножек его обладательницы. К сожалению, Одиссею было не до дамских прелестей - и посему он, отведя глаза от соблазнительной картины, спросил:
   - Извините, не подскажете, где Дроботеи живут?
   Дама окинула Одиссея долгим взором - и, поджав губки, ответила:
   - В двести двенадцатой. Только вы же знаете, что произошло?
   Одиссей молча кивнул и, всё же не удержавшись от того, чтобы напоследок ещё разок взглянуть на прелестные ножки незнакомки - поднялся на второй этаж.
   Вот и двести двенадцатая комната - вернее, блок из двух комнат; видно, покойный пользовался некоторым влиянием в своей епархии, ежели ему для временного проживания выделили на двоих с супругой целый блок. Ну что ж, как говориться, с Богом...
   Одиссей постучал. Затем, не дождавшись ответа - постучал еще раз и несильно толкнул дверь. Она, к его удивлению, оказалась открытой. Хм, однако...
   Из малюсенького коридорчика-прихожей две двери вели в комнаты. Одна из них была заперта, вторая же - распахнута настежь. Одиссей заглянул в открытую комнату - и сокрушенно покачал головой.
   Посреди комнаты на табуретке сидела женщина в розовом халате, уставив безжизненные глаза в стену. Рядом с ней, на полу, стояла полупустая бутылка "мартеля", еще одна такая бутылка, уже вовсе пустая - лежала под табуреткой. С первого же взгляда Одиссей понял, что ни о каком продуктивном разговоре с безутешной вдовой не может идти и речи - оная вдова находилась в состоянии тяжелого алкогольного опьянения, стеклянный взгляд её глаз говорил об этом много лучше любых экспертиз. Да-а-а, вот тебе, бабушка, и Юрьев день...
   Что ж, упрекать вдову за запой было бы крайней степенью бесчеловечности - в пограничной ситуации каждый спасается от горя, как может, дело житейское. Мария свет Николаевна решила избавиться (пусть на короткое время, но всё же...) от тяжелого удара судьбы с помощью французского коньяка - не самый, надо сказать, поганый способ; но в данном случае - крайне неудачный. Попробовать её разговорить? Вряд ли что-нибудь получится, но вдруг...
   - Мария, здравствуйте!
   А в ответ - тишина, да безжизненный взгляд когда-то красивых, наверное, глаз.
   - Маша, меня зовут Александр Бондаренко, я с Шурой в одном полку служил... Он вам про меня не рассказывал? Бондарь меня в армии звали, или Толстый.... Не припоминаете? Маша, я вашего мужа однополчанин... Вы меня слышите?
   И тут - о чудо! - в глазах вдовы промелькнуло осмысленное выражение. Ковать железо!
   - Машенька, вы меня не знаете. Но вам про меня Шура должен был рассказывать. Мы с ним в одной роте два года прослужили! Меня тоже Сашей зовут, фамилия - Бондаренко. Вспоминаете?
   Конечно, хрен она что вспомнит, ей все эти мужнины армейские байки были - до одного места. Удивительно, как мужчины иногда бывают наивны! Раз двадцать в красках описав своим жёнам подробности своей военной службы - они остаются уверенным в том, что уж теперь-то супруга осознает и проникнется важностью тех задач, которые они выполняли, нося погоны - и никому из них не приходит в голову простая мысль, что для женщин все эти армейские россказни не более, чем пустое сотрясение воздуха. Женщины в армии не служат! И посему все попытки окунуть их в пучину трудностей и невзгод воинской службы (пусть даже и вербально) априори безнадежны.
   Вдова вдруг вздохнула, и, глянув на Одиссея - кивнула.
   - Да, что-то такое помню... Сашеньки больше нет! - и из глаз слёзы, каждая величиной чуть ли не с голубиное яйцо.
   Одиссей ненавидел себя в эту минуту - но сейчас все эмоции надо заткнуть подальше; эмоции будем проявлять позже, сейчас главное - получить информацию. А посему - будем бутафорить дальше! Как бы мерзко это ни выглядело со стороны, как бы гадко и пакостно не было на душе... Он должен знать, почему погиб Сармат! И тогда, может быть, мы сможем определить, кто ответит в ближайшем будущем за его смерть.
   - Маша, я работаю в уголовном розыске Краматорска, сейчас в отпуске, в санатории в Яворове. Случайно узнал, что Сашка здесь, приехал - а тут такое... Он что-нибудь говорил перед... перед тем, как уйти? О чём-нибудь странном? О чём-то непонятном? Машенька, вы должны мне верить - я с Саней два года на соседних койках спал. Ну, Толстый, я! Бондарь! Неужели он вам про меня не рассказывал? Он оставил вам что-нибудь?
   Вдова хлипнула и отрицательно покачала головой.
   Так, что ж у неё спросить? Вот чёрт, никудышный из него Эркюль Пуаро... Так, что обычно спрашивают менты в таких случаях? Вот чёрт, в голове - одни отрывки из сериала про ментов. Что они обычно ищут при убийстве? Разве какие документы?
   - А документы какие-нибудь вместе с ним нашли? Бумаги, блокноты?
   Опять отрицательное движение головы. И сдавленный, тихий до шепота ответ:
   - Нет. Всё милиция забрала. Приезжали.... Три часа назад где-то. Сказали ни с кем не разговаривать.... Забрали документы Сашкины, по работе. Отдали деньги, телефон и вот.... Сказали - при нём было...
   Разжала руку. Какой-то брелок странной формы... или это такие часы? Чёрный пластиковый параллелепипед с ЖК-экраном, несколько кнопочек, какие-то надписи не по-русски. Что за хрень?
   - Что это, Маша?
   Опять череда всхлипываний.
   - До... дозиметр. Саша на той... на белорусской границе... носил.
   Одиссей не без труда извлёк из потной ладошки вдовы приборчик, и внимательно его рассмотрел. Ага, а штучка вовсе и не игрушечная! Да и не дешёвая, судя по всему. Мейд ин Свисс, сиречь - швейцарского производства. Фирма "Ронда". А ну-ка, что там за цифирь на экране?
   ТВОЮ МАТЬ!!! Сорок четыре микрорентгена в час! Вчетверо выше естественного фона! Прямо здесь, в комнате? Не может быть! Надо отсюда бежать без оглядки, прихватив вдову! Она тут за истекшие три часа.... Стоп!
   Одиссей внимательно всмотрелся в приборчик. Ага, понятно! Цифры не моргали, а как бы застыли в неподвижности. И чуть заметный красный огонёк на панели. Плюс - кнопка "офф" утоплена в корпус, а "он" - наоборот. А машинка-то, по ходу, не работает!
   Не-е-ет, похоже, это не внутрикомнатные данные. Маленький рычажок в положении "фиксинг"... Где-то было зафиксировано, стало быть. Где и когда? Когда.... Как узнать? Может быть, переключить режим? Только бы не сбилось!
   Одиссей слегка вспотел от волнения, пытаясь разобраться с маленькой пластмассовой коробочкой. Где же тут что? Вот чёрт, надо было в школе английский учить... Так, "тайм" - это время; щёлкнуть? Блин, не запороть бы! Эх, была, не была!
   Одиссей перещёлкнул клавишу на панельке - и тут же на экране заплясали другие цифры: 14.54 - 05-12-01. Что за херня? Два часа пятьдесят четыре минуты - это ясно. А дальше? Пятый день двенадцатого месяца? Пятое декабря? До него еще полгода! Что ж это за дата? Бред какой-то.... А если цифры переставить? Чёрт, это же.... Это же... Твою мать, да ведь это же пятница, двенадцатое мая!!! День, когда исчез Сармат!
   Дьявол, аж вспотел весь.... Так, Маша. Что она там говорила про телефон?
   - Машенька, а где телефон Саши?
   Бесполезно. Опять стеклянный, мёртвый взгляд, упавшие руки... Ладно, здесь мы попробуем сами. Не может быть, чтоб в полупустой комнате он не нашёл бы сотовый телефон - тут их, чай, не склад. Неизвестно, что может дать телефон, но всё равно - надо его найти. В конце концов, последние звонки, записная книжка... Может быть, удастся что-нибудь обнаружить - вдобавок к крайне странным показаниям дозиметра. Менты, надо полагать, потыкали пальцами в безжизненный телефон, двое суток пробывший в воде, и решили, что машинка сдохла окончательно и бесповоротно - почему вдове его и вернули. Не знают хлопцы того простого факта, что обсохший телефон - ежели его прежде срока не терзать - очень даже в состоянии воскреснуть. В отличие от его хозяина...
   Одиссей бегло пробежался глазами по комнате. Так, стол. На столешнице - какие-то бумаги, по внешнему виду - выкройки или какая-то подобная ерунда. Для нашего дела - бесполезная. Ящики стола? Вряд ли. Хотя... Одиссей быстро подошёл к столу, выдвинул по очереди все три ящика - пусто. Какие-то календарики, журналы... Бигуди почему-то. Так, шкаф! Пусть телефон окажется за этой дверкой... Прокол! Ладно, у нас еще три попытки. Здесь? Хрен там, тут у покойника что-то вроде бара, несколько бутылок, фужеры, рюмки... ЕСТЬ! "Эриксон", из недорогих...
   Одиссей огляделся. Хозяйка комнаты по-прежнему безучастно смотрела в стену, не подавая вообще никаких признаков жизни. Скверно... Ладно, надо всё же для проформы уточнить принадлежность средства мобильной связи. А ну как "эриксон" её?
   Подошёл, присел перед ней на корточки. Господи, прости меня...
   - Машенька, это телефон Саши?
   Как горох о стену. Бедная Мария Николаевна.... Какой же он подонок! Как может он лезть с расспросами к женщине, всего несколько часов назад потерявшей любимого человека? А не лезть нельзя. Нельзя!
   - Маша, подыми глаза. Это я, Бондарь, Сашкин однополчанин. Это его телефон? Его?
   Слабый, едва различимый кивок. Хорошо! Оставим пока вдову в покое - займёмся телефоном. Что нам в нём важно? Правильно, записная книжка, последние звонки. Телефон побывал в воде - стало быть, шансов на его работу у нас крайне негусто, хоть и запакована была машинка в плотный чехол... Херово. Ладно, попытаемся.
   Одиссей осторожно, боясь лишний раз вздохнуть - нажал на одну из клавиш. Ого! Работает! Одно слово - скандинавское качество!
   Достав из кармана куртки записную книжку, Одиссей начал старательно переписывать все номера, забитые в памяти телефона, с краткими указаниями адресатов. Так, "нач.см" - понятно; "Маша" - ещё понятнее; "Валера", "Костя" - эти нас не интересуют; мы их, конечно, запишем, но вряд ли они помогут делу. "Деж.погр." - тоже более менее ясно.... Оп! А это что за херня? Какой-то странный номер, 7412 WRD... Буквы вместо цифр? И без указания адресата - вместо него лишь какое-то невнятное "гр". Гражданин и номер его телефона? Да нет, бред какой-то, не бывает телефонов с буквенным кодом.... Хм.... Где-то я подобный порядок знаков уже видел.... И не далее, как полчаса назад. Думай, солдат, думай! Четыре цифры, три латинские буквы.... Видел, без сомнения.... Вот только где? Причём недавно? Ну же, ну же... четыре цифры, три латинские буквы. На указателях? Хрен там. На придорожных заведениях? Опять мимо. На встречных машинах... Точно! На встречных машинах!
  Есть! Я видел их на трассе! Это же номер! Номер машины! Ну, Сармат! Ну, молодец!
   Теперь - линять. Ему лишние проблемы со здешней милицией не нужны - тем более, есть вероятность, что у ребятишек по этому убийству тоже рыльце в пуху. А что? Очень даже может такое быть.... Сейчас на Украине никому и ни в чём доверять нельзя - страна нараспашку, коррупция сожрала весь госаппарат сверху донизу. Любой более-менее серьезной стране вполне по карману прикупить пару-тройку райотделов - вопрос лишь в сумме прописью. Ладно, двигаем. Только пару слов на прощанье...
   Одиссей снова присел на корточки перед Марией Николаевной.
   - Машенька, я ухожу. Но я тебе обещаю - мы найдём тех, кто убил Сашку. Найдем, что бы нам это ни стоило! Я клянусь тебе в этом всем святым, что у меня есть! И мы не забудем тебя - поверь, мы никогда не оставляем своих. Никогда...
   Подняла глаза. Боже, какая в них боль!
   Открыла искусанные, обескровленные губы. Прошептала едва слышно:
   - Сашку убили.... Жизнь кончилась...
   Одиссей обнял её за плечи, приподнял - и прижал к своему плечу поникшую голову. Нет, Маша! Жизнь не кончилась! Сармата нам не вернуть - это верно. Он был солдат и погиб на своём посту - что ж, каждого из нас поджидает за углом такой финал. Мы все знаем об этом - и всё равно делаем своё дело; потому что, кроме нас, ивановых, петровых, дроботеев и леваневских, людей смертных - есть ещё Россия. А она - вечна!
   Всё, пора уходить. Главное я узнал; сейчас надо засесть где-нибудь в кофейне и, не торопясь, обмозговать полученную информацию.
   - Прощай, Мария! Скоро я вернусь!
   Поцеловал в лоб - и, быстро развернувшись, скорым шагом покинул обитель скорби. Бесчестно, конечно, бросать жену товарища в таком состоянии - но сейчас это единственное, что он может сделать. Сейчас он - не Леваневский Александр Владимирович, не Бондаренко Александр Мирославович - а всего лишь носитель информации; сберечь её, для того, чтобы передать наверх - сейчас его единственный долг.
   Одиссей прошмыгнул мимо давешнего деда (тот сделал вид, что его не заметил), быстро дошёл до верной "копейки", и, плюхнувшись в водительское сиденье, тут же стартанул от здания общежития на полном газу. Здесь ему более светиться было никак невозможно!
   Выехав на львовскую трассу, Одиссей притормозил и задумался. А всё ли он получил от погранперехода Краковец? Может ли он смело рулить во Львов, чтобы, оправив начальству рапорт, бодро отправится на отдых и забыть об этом убийстве, как о страшном сне?
  Пожалуй, нет. Вернее, однозначно - нет. Мало того, что это было бы непрофессионально - это было бы просто бесчестно. Погиб его товарищ; стало быть, его долг - приложить максимум усилий для того, чтобы это убийство, во-первых, не осталось бы неотомщенным, а, во-вторых - чтобы выяснить его причину.
  Что бы они там, в Москве, узнали бы из его рапорта - если бы он смалодушничал и бросил порученное дело на полпути? Во-первых, что Сармата убили - но это они уже, наверное, знают и без него - и что его дозиметр зафиксировал очень высокий уровень радиации у какого-то предмета. Номер автомобиля, записанный в телефонной книжке, позволяет предполагать, что радиация и номер 7412 WRD как-то между собой связаны. Вот, пожалуй, и всё, что он самостоятельно накопал в Краковце на сегодняшний момент. Всё? Нет, не всё.
  Если вдумчиво подойти к вопросу, то он еще сможет - правда, не без серьезных усилий - узнать таинственного обладателя номера 7412 WRD. Как?
   Одиссей почесал затылок. Хорошо, что у него за плечами был немаленький опыт экспортно-импортных операций, погрузок-разгрузок, грузоперевозок и работы с таможней! В такой ситуации он его может весьма неслабо выручить - главное, найти правильный алгоритм решения этой проблемы.
  Предположим, это номер грузового автомобиля - Сармат занимался оформлением грузовиков. Номера польские - значит, можем предположить, что груз шёл из-за границы; это, конечно, не факт - польская машина могла и с Украины возвращаться - но пусть она шла с той стороны. Предположим. Стало быть, на таможенном посту должна остаться копия сэмээрки - и не одна, их на таможне, где грузится товар, всегда заполняют в четырех экземплярах; или даже в пяти? Неважно. Важно, что один из них в любом случае имеется на краковецкой таможне. И из него вполне возможно будет узнать, что то был за самоход, откуда он ехал, куда, с каким товаром, и название фирмы, которой принадлежал. Хорошо, предположим. Кто ему предоставит эту служебную и закрытую, в общем-то, информацию? Самый дружелюбный таможенник. Как его найти? По глазам. Как убедить предоставить информацию? Придумав красивую легенду и подкрепив ей портретом Бенджамина Франклина. Или двумя, это уж как карта ляжет.
   Значит, что? Значит - на таможню! Последнее усилие - и полный комплект информации будет у него в кармане. А уж потом мы начнём делать выводы...
  
  
  ***
   Таможенный пункт встретил Одиссея рёвом грузовиков и густой вонью сгоревшей солярки. Десятка два машин стояли на площадке таможенного оформления, и еще по полусотне камьонов ждали своей очереди в колейке - как с той, так и с этой стороны. Да-а-а, работа кипит... Что ж, тем лучше. В таком чаду ему будет легче найти сговорчивого таможенника и убедить его помочь в благородном деле.... В каком? Хм...
   Поставив свою запылившуюся "копейку" на маленькую стоянку у кафе - Одиссей, не спеша, направился к тусовке фур. Зачем он ищет грузовик (да еще грузовик ли?) с номером 7412 WRD? По личным причинам. Например, у него случился конфликт с водилой оного камьона, и тот ему, предположим, навешал фонарей... Логично. Скажем, где-нибудь на въезде во Львов - отсюда дорога одна, на Яворов и дальше на Львов, и по-любому эта гипотетическая фура двинулась бы на столицу Галичины. Хм.... Предположим. Навешал, значит, ему поляк фонарей - и свинтил. И теперь Одиссей, пылая праведным гневом, жаждет отмщения - скажем, посредством суда Линча, или обычного, районного, не важно.... Подходит. Что ж, легенда нормальная - не хуже иных прочих; подкрепленная стодолларовой бумажкой, она и станет тем золотым ключиком, что отопрёт дверь за нарисованным очагом.... Лишь бы найти сговорчивого папу Карло!
   Первые трое таможенников, деловито сновавшие между грузовиками и вяло переругивающиеся с водителями и экспедиторами - внимания Одиссея не удостоились. Мелкие шишки, младшие инспектора. А вот эта дама лет сорока, с двумя просветами на погонах - пожалуй, самое то. Стоит, внимательно листает чью-то книжку МДП. Пожалуй, к ней и стоит подойти...
   - Здравствуйте, товарищ начальник! - Одиссей постарался придать своему голосу максимум уважительной почтительности; вся эта шатия подобное обращение любит, они ведь себя всерьез повелителями границы числят.... Пусть эта тётка думает, что в глазах Одиссея она - пуп Земли; для дела можно и согнуть шею, дело того стоит.
   Посмотрела важно, кивнула.
   - Здравствуйте. Що потрибно?
   - Нужна ваша помощь.
   Глянула подозрительно, что-то прикинула в уме. Тут надо чуток добавить убедительности.
   - Дело моё личное, но без вашей помощи мне его не сделать. Видите? - и тут Одиссей показал на внушительных размеров синяк на скуле, уже поплывший желтизной, и, мизинцем левой руки обнажив обе десны, зияющие лакунами - предъявил тётке катастрофический дефицит зубов.
   Тётка брезгливо поморщилась.
   - Ну. Бачу. И що?
   - В прошлую субботу, на паркинге возле Брюховичей, какой-то поляк вылазил из своей фуры - и дверцей вышиб мне шесть зубов и поставил этот бланш. Видел, сука, что я иду - и специально вымахнул двери, урод. Пока я в себя пришёл, пока ментов вызвал - он по газам и на пяту. Номер его фуры я запомнил, заяву в ментовку написал - но хочу его, подонка, самостоятельно где-нибудь поймать. Чтобы нормально, как мужчины, поговорить.... Сдаётся мне, что у него уже четыре дня десяток зубов - лишние.
   Тётка улыбнулась.
   - То добре. Шукайтэ вашого поляка, можэ, и найдэтэ. Тильки нэ бачу, шо я вам могу зробыты?
   - Ехал он явно через ваш переход. Копия его сэмээрки у вас наверняка есть. Вот я вас и прошу - подскажите мне, откуда эта фура, куда она шла, кто её хозяин? Если еще и копию сэмээрки мне продадите - вообще буду по гроб жизни благодарен. Ста долларов для такого дела не пожалею!
   Тётка глубоко задумалась. Минуты три что-то в уме прикидывала, подсчитывала - а затем неуверенно произнесла, в волнении перейдя на чистый русский язык:
   - Ну, даже и не знаю.... Вообще-то это закрытая информация.
   Одиссей решил ковать железо, пока горячо.
   - Если закрытая - то двести.
   Тётка покачала головой.
   - Умиетэ вы уговаривать... Добре, якый номер був у той фуры?
   - Семьдесят четыре - двенадцать, дубль вэ, эр, дэ. Вот, я тут на бумажке записал...
   Тётка забрала бумажку, хмыкнула что-то про себя - и, не торопясь, направилась к таможенному терминалу. Что ж, будем ждать...
   Ждать пришлось недолго - минут пять. Понятное дело, получить ни за что, вот так, с бухты-барахты, двести долларов - каждому охота. И тётка не стала изображать из себя Очень Важного Начальника, тянуть время - что на её месте сделал бы каждый здравомыслящий человек. Что ж, такая оперативность достойна вознаграждения, чего уж там...
   - Ось вам копия фрахтбрифа. - Тётка протянула ему бледненькую ксерокопию, второй рукой ловко ухватив две свёрнутые трубочкой купюры и мгновенно засунув их куда-то в складки своей одежды. Одиссею осталось лишь изумлённо покачать головой перед такой почти цирковой ловкостью. Сразу видно - опыт!
   - Спасибо большое! Сто лет вам жизни!
   Тётка ухмыльнулась.
   - И вам не хвораты. Тилько, як зустринэтэ цього поляка - битэ першым. Можэ, шо у вас и выйдэ...
   Одиссей кивнул на прощанье, засунул желанную бумагу в карман куртки - и быстрым шагом покинул зону таможенного контроля, на всякий случай, оглянувшись вокруг. Всё вроде прошло успешно, но последние минут пять на Одиссея вдруг нашло чувство какого-то дискомфорта. В чём дело?
   Он подошёл к своей машине, ещё раз огляделся. Вроде его никто не пас... или ему так только казалось? Неприятное ощущение не проходило. Нет, решительно что-то было не так! Знать бы - что именно...
   Одиссей завёл "копейку", не торопясь, выехал со стоянки. Ни одна из двух десятков легковых машин, там и сям припаркованных у терминала - не шелохнулась. Может, это у него уже паранойя начинается? Мания преследования?
   Ладно, больше ему делать в приграничье нечего. Надо быстро рвать когти куда-нибудь во Львов, там найти какое-нибудь Интернет-кафе - и немедля отправить всю полученную информацию руководству. Пусть они там её анализируют и раскладывают по полочкам - он своё дело, по ходу пьесы, сделал. Что там Дмитрий Евгеньевич говорил насчёт санатория?
   Трасса на Львов была полупустой, и "копейка" бодро подминала под себя километры, весело жужжа своим слабосильным, но тяговитым моторчиком. Часа полтора - и он сможет раствориться в толпе большого города, обрубить концы - которыми, как ему показалось, он за последние два часа как-то невзначай обзавёлся.
   Так, вот и первый продавец акций украинского ДАI.... Машет жезлом, жаждет с ним пообщаться. Ладно, друг сердечный, поддержим мы твоё домохозяйство, не боись. Гривень двадцать... или, может быть, достаточно будет десяти? Ладно, сейчас узнаем, какие нынче расценки... Странно, правда, что в стоящей возле даишника "шестерке" не видно его напарника - а эти ребята, по ходу, работают в паре. Видно, этот "страж порядка" решил малость подзаработать автономно, не деля скудную добычу с коллегой. Дело, в общем-то, обычное...
   Одиссей остановился, вышел из машины, потянулся за документами; в это время неспешно подходящий к нему милиционер вдруг остановился, как-то странно улыбнулся - и выхватил из кармана куртки пистолет.
   Одиссей даже не успел удивиться - прозвучал выстрел, и пуля, попавшая в грудь, свалила его на дорогу. Милиционер, немедленно спрятав пистолет, огляделся вокруг, подобрал гильзу - и, бегом добежав до своей машины, тут же рванул с места. На пустынной трассе осталась лишь сиротливо бубневшая на холостых "копейка" - и тело гражданина Украины Бондаренко Александра Мирославовича, лежащее у распахнутой водительской двери...
  
  
  
  Глава третья
  
  ***
   Какое же здесь, оказывается, огромное, ослепительно-голубое небо! С ума сойти можно! Что ж он раньше-то его не видел? Не туда смотрел, стало быть; а надо было бы почаще отрывать глаза от земли, дорогой товарищ.... Как там, в бессмертной "Иронии судьбы"? Мы перестали смотреть на звёзды... мы перестали лазить в окна к любимым женщинам! Огромное небо... Князь Андрей, кажись, у Толстого, вот так же рассматривал небо - на поле Аустерлица? А ведь Болконский, по ходу, тогда видел то же небо, что и он сейчас - Славков (сиречь, Аустерлиц) лежит примерно на той же широте, что и Львов... Забавное совпадение!
  А еще забавнее - что он до сих пор не умер. И, похоже, умирать вроде как и не собирается; странно это всё как-то, непонятно.... После пулевого ранения в грудь ему бы сейчас истекать кровью да о душе думать - а он в небеса всматривается. Нонсенс?
   Да-а-а, левая половина груди - как чужая, и при каждом вздохе становится так больно, что в ушах звенит; но крови, на удивление, на асфальте не видно ни капли. Хм... Странное ранение; да и боли, в общем-то, особой нет - если не дышать; просто такое ощущение, что кто-то от души ввалил ему обухом по грудной клетке, и теперь от этого удара паскудно ноет в районе нижних ребёр. Попробовать пошевелиться?
   Одиссей медленно, с трудом переводя дыхание - повернулся на левый бок, и более-менее исправно действующей правой рукой начал ощупывать место предполагаемого попадания пули, вокруг которого должно было бы быть мокрым-мокро от изливающееся в дырку крови. Хм, ни хрена не понятно... Сухая ткань! Что за дьявольщина.... Так, вот, похоже, входящее - аккурат посреди нагрудного кармана; нитки ещё тёплые! Что это?
  И тут Одиссея осенило. С трудом расстегнув клапан кармана, он извлёк на свет Божий давешние немецкие пряжки, купленные у бывшего инженера Олега Потаповича Брыля в крайне вредном для здоровья таможенных чиновников городке Краковце. Так вот почему он до сих пор жив! Чудо Господне! А дураки говорят, что Бога нет.... Посмотрели бы они на него сейчас!
  Пуля "макарова" насквозь пробила гитлерюгендовскую пряжку, застряв в пряжке СА; вот и не верь после этого в чудеса! Интересно, какая там, под местом попадания пули в немецкие раритеты, сейчас будет гематома? И не сломано ли у него ребро? Вроде ничего не хрустит.... Хотя хрен его знает, надо будет, как выдастся случай, пройти флюорографию; но когда он выдастся?
  Да-а-а, чудны дела твои, Господи.... Хотя, что здесь странного? У него на этом свете ещё незаконченных дел - вагон и маленькая тележка; вот Бог и отпустил ему ещё чуток времени пожить. Ибо, кроме него, в данный момент никто этих дел не сделает!
  Во-первых, расследование убийства Сармата; по ходу пьесы, дело гораздо серьезней, чем он до этого думал. Оказывается, за малейший интерес к этому вопросу тут стреляют на поражение без лишних разговоров! Хм, однако, и нравы здесь; практически - Дикий Запад середины позапрошлого века. Почему его хотели убить? Потому что узнали, что он как-то уж больно серьезно взялся за расспросы; общага, таможня.... Где он спалился? Скорее всего - в общаге. На организацию убийства надо время, вряд ли его противники успели бы выставить кордон на шоссе, если бы он засветился на таможне. Стало быть - однозначно общага. Дедок, надо думать, брякнул по заветному телефончику - может, в милицию, а может, ещё каким добрым людям. Машину одиссееву он видел, номера, скорее всего, записал. И тот, кто деда убедил посетителей вдовы Сармата отслеживать - сразу же после его появления в общаге знал, что некий сомнительный однополчанин погибшего таможенника направо и налево разбрасывает стогривенные бумажки - только для того, чтобы утешить вдову. Что однозначно маловероятно и посему - подозрительно...
  А во-вторых - у него есть одно очень важное дело в Берлине; пожалуй, самое важное дело его жизни. Он обещал Герди быть к шести - значит, надо быть к шести; негоже подводить любимую женщину! Тем более - сыну в декабре уже девять, а он родного отца до сих пор в глаза не видел! Пора бы папаше и появится на горизонте.... Это ничего, что теперь Герде придётся взять фамилию Бондаренко; в конце концов, это всё равно гораздо лучше, чем Шуман! Герди, маленькое моё солнышко...
  Рядом с Одиссеем раздался скрип тормозов, почти одновременно с ними хлопнули двери, послышались тревожные женские вскрики. Ага, вот и кавалерия из-за холмов... Спасатели, блин, Малибу! До них машин десять, наверное, мимо проехало - хоть бы одна падла остановилась! А тут, видать, сердобольная пассажирка заставила водилу тормознуть - ну, что ж, спасибо и на этом, как говориться...
  - Вы живы? - Приятный женский голос, ничего не скажешь!
  Одиссей оторвал голову от асфальта, огляделся. Прямо перед ним стояли две барышни лет двадцати, за которыми недовольно маячил крепкий парень в красной майке; ему, в отличие от пассажирок, это происшествие было безразлично, и он всем своим видом наглядно сей факт демонстрировал.
  Одиссей кивнул головой.
  - Жив. Что-то вот сердце прихватило... Ничего, мне уже лучше.
  - Сейчас мы вам поможем. Андрей, достань аптечку! - это уже в сторону широкоплечего амбала.
  - Да нет, спасибо, у меня всё есть.
  Старшая из пассажирок, крашеная блондинка (весьма, надо сказать, эффектной внешности) отрицательно кивнула головой.
  - Ну, уж нет! Пока мы не убедимся в том, что вы в порядке - мы никуда не уедем!
  Хм, однако... Ладно, не станем мешать людям творить добро. В конце концов, надо же сделать барышням приятное?
  Амбал приволок аптечку. Девица деловито перебрала кучу упаковок с лекарствами, извлекла четыре таблетки, и, достав из сумочки бутылочку с минералкой (Ого! "Перье"!) - протянула всё это Одиссею.
  - Вот, эти две - от сердца, это обезболивающее, а это для поддержания сил. Пейте!
  Одиссей послушно заглотнул все четыре таблетки, из деликатности лишь слегка отпив из изящной стеклянной бутылочки. Вот интересно, отчего за эту воду дерут такие несусветные гроши? На вкус - самая что ни на есть стандартная минералка...
  - Вам помочь встать? Андрей! Иди сюда!
  А похоже, амбал тут вроде как на посылках.... Послушно оттолкнулся задницей от белой иномарки, споро подхватил Одиссея за плечи, приподнял, умело усадил на водительское кресло. Видать, пареньку не в новинку обращаться с ранеными.... Да и наколка на левом плече, выглядывающая из-под короткого рукава, была явно армейской; Чечня? Похоже...
  - Ну, как вы? Через минут десять лекарство должно подействовать; вы сможете ехать? Или вам лучше с нами до Львова? Машину вашу, я думаю, не тронут? - Всё та же крашеная блонда продолжала изображать из себя обер-спасателя Памелу Андерсон. А похожа, кстати...
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  - Вы и так меня спасли, я перед вами в неоплатном долгу. Всё нормально, я посижу немного - и поеду сам. Вы во Львов?
  Блондинка молча кивнула.
  - Ну, вот и славно. Езжайте, может, в городе где-нибудь пересечемся. С меня шампанское...
  Давешний амбал снисходительно ухмыльнулся. Блондинка покачала головой.
  - Не думаю, что мы пересечемся. Но в любом случае - желаю вам удачи! Лена, Андрей - поехали!
  Троица "спасателей" погрузилась в свою машину; здоровенный белый лимузин (интересно, что это за модель? Ни разу таких не видел...) почти бесшумно тронулся с места и, обдав Одиссея бензиновым выхлопом, покатил в сторону Львова. Хм, московские номера.... И большое стилизованное латинское Б с крылышками на крышке багажника. Где-то он это летающее Б уже видел, в каком-то автокаталоге... "Бентли"? Не может быть! Ни хера ж себе! Да-а-а, неплохо живут "спасатели Малибу"... Воду, которой он запивал лекарства, барышни оставили, видно, из брезгливости - что ж, ему сейчас самое время освежится буржуйской минералочкой, он человек не гордый...
  Одиссей до дна выпил холодную, как лёд, "перье" (стало быть, девица достала французскую минералку из бортового холодильника. Однако!), положил пустую бутылку на пол салона своей "копейки". Вода бодряще пробежала по пищеводу - и Одиссей почувствовал, как к нему постепенно возвращается способность здраво рассуждать и анализировать ситуацию.
   Ну что ж, спасательный этап закончен. Ему, действительно, изрядно полегчало - хотя рёбра по-прежнему паскудно ныли, и дышать было невыносимо больно; ну, да это надолго, можно пока на эту ноющую боль внимания не обращать, да дышать неглубоко, но почаще. Ему удалось уцелеть под пулей убийцы - теперь же стоило понять, отчего на него объявили вдруг охоту; вроде ж не сезон? Посему мы сейчас отъедем чуток в сторону - и вдумчиво разберемся с нашими дальнейшими действиями. Ибо информации накопилось - вагон и маленькая тележка; вдобавок к этому, за информацию эту ему едва не пришлось только что заплатить собственной жизнью. Стало быть - эта информация того стоит? И вообще - что он в настоящий момент держит у себя в голове? За что пять дней назад был убит Сармат, а полчаса назад - едва не убит он сам?
   Что ж, загадок накопилось изрядно; пришло время искать отгадки!
  
  
  ***
   - Милейший Вениамин Аркадьевич, я вполне удовлетворён вашей работой. Пока...
   - Спиро, что значит - "пока"? Всё идёт так, как вы того хотели: в двенадцати - подчёркиваю, в двенадцати! газетах развёрнута бурная полемика относительно будущего Каспия. Народ копья ломает из-за вашего гребневика; разве этого мало?
   - Мало, любезнейший Вениамин Аркадьевич.... Каков общий тираж ваших двенадцати бульварных листков? Не знаете? Зато я знаю - менее ста тысяч экземпляров. Всех вместе! Ладно, надеюсь, вы расширите зону охвата - у вас есть еще целый месяц.
   - Месяц?! Вы говорите - месяц?? Кто, как не вы, обещал, что события произойдут не ранее десятого июля? Сейчас на календаре лишь семнадцатое мая! Я вам что, Стаханов?
   Парочка спорящих мужчин, с комфортом расположившаяся на открытой террасе кафе "Пловдив", что расположено недалеко от станции метро "Добрынинская" - практически ничем не выделялась среди изрядного количества посетителей этого недорого заведения. Посетители, разместившиеся за окружающими парочку столиками, не обращали на них никакого внимания, и лишь разговор на повышенных тонах привлёк к ним внимательный взор барышни, одиноко скучавшей за соседним столиком - впрочем, внимание на парочку спорщиков барышня обратила исключительно в силу своего охотничьего инстинкта. За несколько секунд оглядев чуть громче обычного разговаривающих мужчин, девица разочарованно опустила глаза: ловить было нечего. Плотный клерк, хоть и одетый в безупречный костюм от "Бриони", был, увы, безнадежно женат (о чём более чем красноречиво говорило кольцо на безымянном пальце правой руки) и, скорее всего, преданно каждый месяц нёс в дом всю зарплату, оставляя себе жалкие гроши на маленькие мужские удовольствия. К тому же его спутник... Собеседник клерка был для девушки не добычей, а, скорее, конкурентом, ибо опытный женский взгляд немедленно определил в существе, одетом в черкизовские "Прадо" и "Дольче и Габбано", особь среднего рода, каковых нынче что-то густо расплодилось в первопрестольной, и которые всё чаще и чаще отнимали у честных девушек их законные трофеи. Барышня напоследок облила презрением подлого гомика, из-под носа уведшего небедного толстячка - и продолжила свою охоту на других азимутах.
   - Так вот, драгоценнейший Вениамин Аркадьевич. Сроки нам пришлось немного скорректировать, и ожидаемая сенсация произойдёт где-то в середине июня. Увы, сроки определяю не я. Посему кампанию борьбы против зловредного гребенника вам с коллегами нужно довести до предельного градуса где-то к десятому июня. К пятнадцатому мы обеспечим заборы проб воды и планктона из Каспия в районе станции Ялама и посёлка Хачмаз. В это время вы вместе с вашими коллегами из газет и телевидения должны быть там, чтобы отразить для жаждущих истины читателей весь этот увлекательный процесс. Запомните - как только я вам позвоню и скажу кодовую фразу - "граница" - вы немедленно бросаете всё, сообщаете коллегам, что произошло нечто невероятное - и мчитесь к погранпереходу Тагиркент-Казмаляр - Ханоба. Вас попытаются как-то оттеснить из зоны таможенного контроля - найдите подполковника Тагиева Исмаила Мамед-оглы. Запишите, а лучше запомните - Та-ги-ев. Исмаил Мамедович, или Мамед-оглы. Он всю вашу шайку-лейку - обязательно со съемочной группой! - проведёт к грузовику, который на ваших глазах азербайджанские таможенники вскроют. Остальное - вопрос вашего профессионализма. Запомнили?
   - Запомнил, запомнил... Спиро, вы представляете, какие суммы я трачу на то, чтобы люди мотались в этот... Азербайджан? - И франт тут же состроил недовольную гримасу.
   Клерк покровительственно улыбнулся и похлопал его по плечу:
   - Прелестнейший Вениамин Аркадьевич, но ведь эти суммы выдаю вам я... Мне ли не знать? Не бойтесь, вы свои комиссионные всё равно получите - так что тратьте, не стесняйтесь. Проблема гребневика должна волновать каждого жителя России! Ну, или хотя бы каждого десятого... - И клерк иронично ухмыльнулся.
   - Хорошо, я постараюсь всё сделать так, как вы хотите.
   - Не постараюсь, дражайший Вениамин Аркадьевич, а сделаю! Только за этот глагол я готов платить деньги!
   Франт вздохнул и кивнул головой.
   - Ну вот, так-то лучше. Ладно, друг мой, сколько вам надо на те цели, которые я вам обозначил?
   Франт что-то посчитал в уме, почесал кончик носа - и сказал решительно:
   - Думаю, где-то тысяч сорок-сорок пять...
   Клерк кивнул одобрительно.
   - Вот таким вы мне нравитесь! Хорошо, встретимся завтра в кафе "Ёлки-палки" на Тверской, я там передам вам деньги. Не смею вас больше задерживать!
   Франт тут же встал, и, не прощаясь, скорым шагом покинул террасу. Клерк довольно откинулся на спинку стула, закурил коричневую сигариллу; тут его взгляд упал на давешнюю девицу, продолжающую сиротливо сидеть над скудным ужином из тарелочки салата и пачки сигарет. Клерк чуть заметно улыбнулся, жестом подозвал официанта - и, когда тот мгновенно приблизился, сказал вполголоса:
   - Вон той девице, в белой мини-юбке - доставьте от меня бокал мартини. И сообщите ей, что я буду рад видеть её за своим столиком.
   Дела Спиро Такмана шли недурно - и он не видел причин, чтобы отказаться от маленького приключения; в конце концов, все расходы по этой девице можно будет отнести на счёт операции "Gift Нorse"8 - которому, как известно, в зубы не заглядывают...
  
  
  ***
   Левая рука не действовала, и каждое движение руля доставляло адские боли - но ехать было надо, и Одиссей, сжав зубы, за два часа с грехом пополам доехал до Львова. Сначала он, правда, собирался свернуть куда-нибудь в лес и там чуток придти в себя, а заодно и проанализировать ситуацию - но затем, по зрелом размышлении, пришёл к выводу, что в большом городе ему будет чуток безопаснее; в конце концов, его недоброжелатели, скупив пару-тройку персонажей, связанных с краковецкой таможней и милицией, вряд ли распростёрли свои щупальца еще и на Львов. Дорого и неэффективно.
   В столицу Галичины Одиссей въехал, когда уже стемнело; на часах было половина десятого, когда колёса "копейки" коснулись львовской брусчатки. Поскольку он был наслышан о немалых трудностях, которые поджидают автомобилиста на улицах этого древнего города - то решил ехать прямо в центр и там остановится в первой попавшейся гостинице, невзирая на цену. Вряд ли те, кто убил Сармата и пытался убить его, станут искать подозрительного типа в машине с волынскими номерами в фешенебельных отелях галицийской столицы...
   Въехав в город по улице Шевченко, Одиссей решил ехать по ней до самого упора, пока местность вокруг не станет по максимуму пафосной - то бишь, до центра; правда, очень скоро он трижды проклял это своё решение: старинная брусчатка, коей были замощены улицы старого Львова, вышибала последние ресурсы из подвески многострадальной "копейки" и жуткими болями отдавалась в груди её водителя. Проклятые хохлы! И ладно бы они хоть ухаживали за этой брусчаткой! Так нет, дорожное полотно было в ужасном состоянии - как, кстати, и здания вдоль этого полотна. Первые этажи домов, сплошь занятые под разные магазинчики, бутики, кофейни и перукарни9, были старательно отремонтированы и ухожены - а выше взору любопытствующего открывались ветхие стены с трещинами, крыши с поблекшей и во многих местах потрескавшейся черепицей; столярка подслеповатых стареньких окон беззвучно вопила о жизненной необходимости замены, фасады уже лет двадцать, как никто не красил; в общем и целом, Одиссей сделал вывод, что украинцы весьма скверно отнеслись к городу, доставшемуся им в наследство от Австро-Венгрии и Польши...
   Наконец, жуткая брусчатка закончилась, и улица Городокская (с которой у какого-то кладбища слилась улица Шевченко) привела Одиссея прямо к зданию знаменитого львовского оперного театра - который, при внимательном рассмотрении, никакого отношения к Украине и украинцам, конечно, не имел. Обычное австро-венгерское общественное здание конца девятнадцатого века, чем-то схожее с будапештской Оперой и весьма напоминающее Оперы одесскую и венскую. Если в этом здании и было что-то украинское - то лишь скверно сделанные входные двери и три жовтно-блакитных полотнища, свисающих - ни к селу, ни к городу - между колоннами на втором этаже.
   Одиссей повернул налево, на проспект Свободы, и остановился у монументального здания в стиле позднего ампира - гостиницы "Гранд Отель". Хм, тут номер для одинокого путешественника будет стоить никак не меньше сотни баксов! Хотя.... Нет, гостиница Одиссею решительно понравилась, и он однозначно решил тут остановиться - несмотря на тринадцатый номер дома.
   С трудом запарковавшись, он, превозмогая жуткие боли, покинул "копейку" и, не спеша, подошёл к входным дверям в надменный и важный "Гранд Отель". Адмирал, стоящий у входа (то бишь, конечно, швейцар; но позументов и золотой канители на нём было не меньше, чем на каком-нибудь румынском или итальянском адмирале) распахнул перед ним дверь - и Одиссей вошёл внутрь гостиницы.
   Хм, а отельчик ничего себе... Картины на стенах, витражи, ковёр на полу. Неплохо. Ладно, с внешним декором у них всё в порядке - интересно, как с ценами.
   Цены были тоже - ничего себе. За одноместный "сингл" с него взяли четыреста пятьдесят гривен - правда, пообещав чудный вид из окна и шведский стол на завтрак. Поднявшись в свой номер, Одиссей с удовольствием обнаружил в своём номере телик, кондиционер, мини-бар, а в ванной - халат и тапочки. Приняв душ и заказав по телефону в номер чашку чая, он, усевшись в удобное мягкое кресло - наконец-то получил возможность, не спеша (и в подобающем комфорте) подумать о происшествиях последних пяти дней.
   Во-первых, что произошло в пятницу, двенадцатого мая, на таможенном пункте Краковец?
   Олександр Фёдорович Дроботей заступил на службу в девять утра - он в этот день был в дневную. Так. В кармане кителя у него болтался дозиметр - вещь, на белорусской границе более чем насущная, учитывая, что в двадцати километрах от места его прежней службы - граница чернобыльской зоны. С этим всё ясно; скорее всего, недешёвый дозиметр Сармат таскал с собой по привычке, боясь где-нибудь оставить на новом месте - и потерять. После обеда - а время на дозиметре об этом ясно говорило - наш покойный старший инспектор подошёл к фуре с номером 74-12 WRD; тут Одиссей достал из кармана брюк сложенный вчетверо листок, развернул его, вдумчиво прочитал. Ага, действительно, оный автомобиль - автопоезд "рено", следовавший с грузом из Польши на Украину. Хорошо. Водила подошёл к Сармату, предъявил все нужные документы - контракт, фактуру, документ о происхождении товара (в сэмээрке указанный как CIS), свидетельство фитосанитарного контроля, книжку МДП. Сиречь - все документы у поляка были в полном порядке. Да и отчего бы им и не быть в полном порядке - ежели везёт он примитивнейший арахис?
   Стоп. Арахис. Покупатель этого арахиса - фирма "Ланы Полтавщины", адрес - село Песчаное Кременчугского района Полтавской области, улица Жовтнёва, дом семь. Вот объясните мне, дураку - зачем в занюханном селе Полтавской губернии кому-то понадобилось двадцать тонн арахиса? Ладно, пропустим этот момент; примем пока предположение, что этот арахис предназначался для Кременчугской кондитерской фабрики. Продолжим наше следствие.
  Итак, рассматривает, значит, наш Олександр Фёдорович поляцкие бумаги - и вдруг слышит из кармана до боли знакомое жужжание - или как там дозиметр даёт о себе знать? В общем, понимает старший инспектор, что груз, упакованный в здоровенные биг-бэги - по тонне арахиса в каждом - отчего-то невыносимо фонит. Достаёт дозиметр и видит жуткие цифирки на экране - излучение от мирного арахиса вчетверо выше естественной нормы!
  Скорее всего, Сармат постарался не подать виду, что происходит нечто из рук вон выходящее - наверное, понимал, что вся эта катавасия с переводом одних таможенных туда, других - сюда - не просто так произошла. Но кто-то его всё-таки спалил - из тех, кого прикупили те, кто играет за чёрных. Или в момент срабатывания дозиметра, или, что вернее - в момент звонка на оперативный в Киев. А дальше - дело техники; на глухом повороте - кстати, там таких аж несколько штук - его машину подрезали, вышедшего поругаться Сармата убили - может быть, так же, как сегодня едва не убили Одиссея - а тело запихнули обратно в "мазду" и, волоком дотащив машину до озерца, попытались сбросить концы в воду. Всё, в общем-то, ясно. В какой-то момент до гибели (может быть, сразу же после оформления) Сармат записывает номер фуры на свой телефон - страхуется? Не важно; важно, что этот номер известен теперь тому, кому его знать и надлежит...
  А теперь второе. Что ему, агенту Одиссею, делать дальше? Ежели бы не было сегодняшнего происшествия (Одиссей про себя ухмыльнулся - ничего себе происшествие! Его чуть не убили!) - он бы сейчас спустился вниз, нашёл бы компьютер с доступом в мировую паутину, сбросил бы командованию информацию, продублировал бы её по телефону - и убыл бы на заслуженный отдых. Но сегодняшний выстрел круто меняет все расклады - теперь это дело становилось его ЛИЧНЫМ делом. Доложить, конечно, он доложит, тут двух мнений быть не может - но эту фуру, за которую его чуть было не отправили к Юрке Блажевичу10, ему надо найти самому. Кровь из носу! Кстати, неплохо было бы поквитаться и с этим ментом (если это, конечно, мент, что вряд ли), что поделился с ним свинцовыми вишнями из своего огорода.... Впрочем, месть - это потом. Сначала - село Песчаное Полтавской области! Где-то там, на улице Жовтнёвой, в домике номер семь, сидят некие субчики, с которыми Одиссею страх как хотелось бы пообщаться. И чем быстрее - тем лучше. Когда фура проследовала через границу? Днём в пятницу. Сегодня среда - или, что правильнее, почти четверг; стало быть, арахис, скорее всего, уже прибыл в Кременчугский район, так что завтра с рассветом и мы направим свои стопы на восток. Может быть, в пятницу утром ему и удастся узнать, отчего это примитивный арахис из Китая создавал такой немыслимый радиационный фон?
  Тут Одиссей вдруг почувствовал, что его гложет какая-то недодуманная до конца мысль. Момент! Арахис - китайский? Почему он считает, что арахис китайский? Одиссей снова взял в руки сэмээрку, внимательно её перечёл. Так, продавец - фирма "ASPROM", город Вроцлав, улица Юлиуша Словацкого, дом четырнадцать, покупатель - фирма "Ланы Полтавщины", дислоцирующаяся в вышеуказанном селе Полтавской области Украины. Ага, вот - пункт девять: происхождение товара; чётко и ясно написано - Китай. Гут, стало быть, товар не польский, поляки в этой сделке - посредники. Ага.... Сэмээрка оформлена во Вроцлаве, по месту регистрации фирмы. Место доставки товара - город Кременчуг, с этим понятно. А вот дальше.... А вот дальше что-то невыразимо странное; странное, если не сказать больше! Ибо в пункте "место и дата погрузки" - стоят: четвертое мая, город Гданьск.
  Стоп! Что?! ГДАНЬСК? Оба-на!
  Одиссей аж вспотел от волнения. Интересненько, очень интересненько! Зачем арахис грузить в Гданьске, а затем везти его через всю страну с северо-востока на юго-запад - чтобы затем проделать этот путь ещё раз, но уже с запада на восток? Чтобы оформить документы по месту регистрации фирмы? Бред. Одни транспортные расходы сожрут в десять раз больше, чем потребуется для откомандирования специалиста фирмы в Гданьск, чтобы на месте, в порту, оформить груз на Украину.... Получается нестыковка - и, при внимательном рассмотрении, очень даже большая нестыковка. Некая польская фирма "АСПРОМ" заключила контракт с "Ланами Полтавщины" на поставку арахиса - и, вместо того, чтобы прямо в Гданьском порту загрузить фуру двадцатью тоннами этого земляного ореха, оформить документы и гнать товар в Кременчугский район - мощные интеллектуалы из Вроцлава сначала доставляют этот арахис к себе, а затем, уже на месте оформив экспортные документы, везут его на Украину - сделав крюк всего в каких-то девятьсот вёрст. Деятели из фирмы "АСПРОМ" - законченные дебилы?
  Одиссей почесал затылок. А если дело в другом? Если этот арахис НЕОБХОДИМО было доставить сначала во Вроцлав? Для каких-то дополнительных действий? Но для каких?
  А для того, чтобы погрузить в фуру НЕЧТО, что и создавало тот фон, который обнаружил Сармат! Если груз пришёл морем из Китая - его поляки наверняка проверили на радиоактивность. И, оной не обнаружив - с чистой совестью выписали фитосанитарный сертификат. С которым фура убыла почему-то не село Песчаное, куда бы ей, по идее, и стоило бы (с финансовой точки зрения) рулить - а совсем в противоположную сторону, во Вроцлав. В коем городе арахис и обзавёлся вдруг жутковатым радиационным фоном. Именно так всё и было!
  Одиссей вдруг почувствовал немыслимую лёгкость на душе. Как будто тяжкий удушливый сумрак, окутывающий его последние сутки - опал, растворился, исчез - и вместо него вокруг поднялся свежий ветер, несущий арматы цветущего луга; запели птицы, засияло солнце, и мир снова стало многоцветным и прекрасным.
  Вот оно в чём дело! Сам по себе груз - это всего лишь ПРИКРЫТИЕ! Прикрытие чего-то такого, для сокрытия чего те, кто играют за чёрных - легко, походя, убивают людей! Значит, среди мешков с арахисом - а, скорее всего, в одном из них - лежит НЕЧТО, что и распространяет вокруг себя жуткий радиационный фон. Что это?
  А вот послезавтра утром и узнаем.
  Одиссей допил принесённый горничной чай, встал, зашёл в ванну, ещё разок старательно умылся, стараясь смыть двухдневную усталость. Затем подошёл к окну, вгляделся в сверкающий тысячами огней центр галицийской столицы. Это ничего, что за окном - полночь, народ по площади гуляет напропалую. Кстати, когда он ел в последний раз? Где-то в два часа дня; выпил две чашки кофе и съел парочку бутербродов с ветчиной - вместе с дражайшим Олегом Потаповичем Брылём; внезапно Одиссею жутко захотелось есть.
  К счастью, столица Галичины была в плане гастрономии вполне европейским городом - рядом со своим отелем Одиссей, выйдя на улицу, нашёл несколько допоздна работавших заведений, и, немного поколебавшись, выбрал для позднего ужина шикарный ресторан "Сплит" - главным образом, прельстившись прекрасным видом из его окон на площадь Мицкевича с монументом вышеуказанному поэту в центре.
  Всё же надо отдать должное львовской сфере услуг - сервис в ресторане был на высоте. Одиссей выбрал ужин в итальянском стиле - и не ошибся. Минестроне был почти настоящим, запечённое с овощами филе ягнёнка с травами - действительно напоминало Тоскану, а уж об оплетённой в камыш бутылке кьянти никак нельзя было сказать - "подделка". Одиссей плотно поужинал, и, щедро оставив чаевые - вышел на свежий воздух.
  И тут же, лицом к лицу, столкнулся с давешней спасительницей!
  - Здравствуйте, барышня! Ну вот, мы и пересеклись - а вы не верили!
  Спасительница чуть смутилась, но затем, гордо вскинув носиком - ответствовала:
  - Что ж, вам повезло. Вы что-то говорили о шампанском?
  Одиссей поклонился.
  - "Вдову Клико"? "Азюр"?
  Девица пренебрежительно хмыкнула.
  - Я не пью ординарных напитков для крестьян! Здесь подают "Луи Родерер Кристалл", урожая прошлого года. Если для вас это не слишком дорого... - По тону девицы было ясно, что ДЛЯ СЕБЯ она отнюдь не считала этот напиток дорогим.
  Одиссей про себя присвистнул. Триста пятьдесят бакинских! Впрочем, еще хорошо, что барышня не произнесла "Дом Периньон бокс" урожая девяносто шестого года - за такую бутылочку пришлось бы выложить баксов семьсот...
  - Буду счастлив разделить с вами удовольствие от этого Луи Родерера. Хотя, признаюсь, лично я, увы, жертва мещанских вкусов - мне больше по душе простенькое Асти Мондоро или отечественные игристые Абрау-Дюрсо.... - И Одиссей склонил голову в шуточном покаянном поклоне.
  Барышня что-то хмыкнула про себя - но всё же позволила Одиссею предложить ей руку; вдвоём они вошли в ресторан (Одиссей поймал на себе удивлённо-одобрительный взгляд своего официанта и незаметно ему подмигнул), заняли столик - и через минуту специально вызванный для такого случая сомелье раскупоривал для них завёрнутую в белоснежную салфетку бутылку шампанского.
  Одиссей отпил предложенный глоток, едва заметно кивнул - и, получив полный фужер игристого золотого вина, взглянул на свою спасительницу.
  - Кстати, меня зовут Александр Мирославович. Был бы счастлив узнать ваше имя!
  Барышня на секунду нерешительно поджала губы - но затем улыбнулась и ответила:
  - Наталья Генриховна. Можно Наташа. Кстати, как ваше сердце?
  Одиссей решил убить девушку - морально, конечно; неторопливо достав из портмоне давешнюю пряжку СА с застрявшей в ней пулей - он протянул этот кусочек металла своей собеседнице, небрежно бросив:
  - С сердцем у меня были проблемы вот из-за этого.
  Барышня взяла в руки пряжку, осмотрела её - и, вдруг поняв, что держит в руках - мгновенно уронила изувеченную пластину на стол.
  - В вас.... В вас стреляли?
  - И, заметьте, попали. - Одиссей наслаждался полученным эффектом. Мальчишество, конечно - но уж очень хотелось ему слегка осадить заносчивость этой мажорной девицы.
  Барышня с ужасом смотрела на него.
  - И вы... Вы мне так легко это говорите? А почему там не было милиции? - Затем какая-то новая мысль посетила голову блондинки - потому что выражение её лица мгновенно изменилось: - А вы вообще кто? И за что вас хотели убить?
  Одиссей широко улыбнулся.
  - Нет, я не бандит, и пуля эта - не результат криминальных разборок. В меня выстрелил какой-то человек - видно, принял за кого-то другого. Я из Краматорска, в этих краях отдыхал в санатории, собирался домой - и тут такая шняга... - Одиссей помнил, что барышня ехала в машине с московскими номерами, посему ловить его на некоторых несуразностях - например, почему житель Донецкой области ездит на машине с волынскими номерами - ловить его вряд ли будет.
  Девица, глядя на него с лёгким недоверием - спросила:
  - А вы.... А вы будете возбуждать дело? Ведь это была попытка убийства?
  Одиссей покачал головой.
  - Это вообще-то было убийство. Я не хочу разочаровывать моего неизвестного недоброжелателя - пусть думает, что он убил своего врага. Зачем лишать его приятных иллюзий?
  - Не понимаю. Впрочем.... Хотя всё это очень, очень странно. А вы, кстати, где остановились?
  Одиссей кивнул в сторону своей гостиницы.
  - В "Гранд Отеле".
  Глаза девицы округлились.
  - Но.... У вас машина.... И одеты вы...
  Одиссей ещё раз улыбнулся.
  - Вы хотите сказать, что у меня машина стоимостью в три дня жизни в этом отеле? И шмотки мои с обычного базара¸ без восхитительных надписей "Джан Франко Ферре", "Армани" или "Гуччи"? И поэтому я, как обычное быдло, должен ночевать где-нибудь в рабочем общежитии на окраине у чёрта на куличках за двадцать гривен?
  Барышня смутилась.
  - Ну, я не это хотела сказать... Просто я тоже остановилась в "Гранд Отеле", вместе со своей сестрой; наш шофёр вместе с машиной поехал ночевать куда-то, как вы говорите, на окраину... и именно за двадцать гривен.
  Одиссей кивнул.
  - Всё понятно. Но я, в отличие от вашего охранника, человек свободный, и сам выбираю, где мне жить. Милейший! - Крикнул он официанту: - Счёт, будьте любезны!
  Ему больше не доставляло удовольствия общение с этой напыщенной куклой. В душе появились какие-то вообще мизантропические нотки; эта дешёвка, вместе со своим папой вдруг, благодаря его изощрённому воровству, сиганувшая во времена оны из грязи в князи - мнит себя аристократкой, блин! Это было бы смешно - если бы не было так грустно...
  Он обернулся к своей собеседнице.
  - Прошу меня великодушно извинить, но мне завтра рано вставать. Был счастлив с вами познакомиться, Наталья Генриховна! Надеюсь, шампанское вам понравилось.
  Рассчитавшись с бесшумно появившимся официантом (блин, тысячу восемьсот гривен! Удавится можно!), Одиссей покинул ресторан и изумлённо глядящую ему в спину мажорную девицу. Хватит ему на сегодня приключений, не те уже его годы. Баюшки-баю! Завтра утром надо ехать в Кременчуг - а пока неплохо бы с гостиничного компьютера отправить донесение начальству; наверняка они его уже давно и с нетерпением ждут!
  
  
  ***
   - Вроцлав, говоришь? - Голос генерала был задумчив и как-то необычно тих.
   Левченко кивнул головой.
   - Он самый. Улица Словацкого, четырнадцать. Компания "Аспром". Директор - некто Ежи Шпилевский, пятьдесят три года. Я попросил Хлебовского пробить этого ёжика...
   Генерал Калюжный сел за свой стол, задумчиво поглядел в окно - а затем, обернувшись к своему собеседнику, спросил:
   - Дмитрий Евгеньевич, помнишь, что нам в ноябре прошлого года доложил Володя Терской?
   Левченко отрицательно покачал головой.
   - Нет, не помню. А что?
   Генерал снисходительно глянул на своего зама.
   - Вот я тебя старше на десять лет - а, заметь, с памятью у меня всё в порядке! Стареешь, подполковник... Ладно, не буду тебя интриговать. То, что Польша вступила в НАТО, ты, надеюсь, помнишь?
   - В общих чертах.
   - Ну вот; для того, чтобы соответствовать тамошним стандартам, уговорили американцы тогдашнее польское руководство сменить радиолокационные станции наведения самолётов - ну, знаешь, на каждом аэродроме есть такие локаторы? - с польских на американские. Чтобы, значит, рабочие частоты и системы опознавания "свой-чужой" у них были общими.
   Левченко молча кивнул.
   - Заметь, денег за это железо американцы с поляков не взяли. Так, попросили оплатить доставку - сущие гроши, в общем - и присовокупили сердечную просьбу к польским таможенникам не лезть в их железо. Которое, заметь, они согласились монтировать своими силами.
   Левченко вопросительно посмотрел на своего шефа.
   - Ну, положим.... А что здесь такого? Американцы накрепко привязывают пшеков к своей тусовке, дело, в общем-то, обычное... Я пока не улавливаю смысла.
   Генерал иронично улыбнулся.
   - Да-а-а, действительно, стареешь... Железяки американцы в Польшу доставляли в несколько этапов, в основном - со своих баз в Германии. Всего, как доложил Володя, шестьдесят восемь фур было для этого дела зафрахтовано. И ни одна из них - заметь, НИ ОДНА! - не проходила польский таможенный досмотр!
   Левченко почесал затылок, и спросил неуверенно:
   - И вы полагаете...
   - Что американцы приволокли на польскую территорию не только локаторы и системы управления ими! Заметь - переоснащение польских военных аэродромов они начали с Западной Польши, с Силезии и Померании. А самые первые радары установили в Легнице - это, как ты знаешь, наша бывшая военная база - и во Вроцлаве!
   Левченко подумал несколько секунд - а затем спросил:
   - То бишь, вы полагаете, что НЕЧТО, погруженное в мешок с арахисом во Вроцлаве неделю назад - за полгода до этого приехало из Рамштайна?
   Генерал улыбнулся и покачал головой.
   - Я не полагаю. Я в этом, дорогой Дмитрий Евгеньевич, на сто процентов уверен! Но насчёт Рамштайна - это вряд ли. Скорее уж - из Вюнсдорфа или Дрездена...
   Левченко изумлённо спросил:
   - Откуда?
   - Из Восточной Германии. Да ты не делай круглые глаза, я пока в этом не шибко уверен, но что-то мне подсказывает, что вся эта заваруха базируется на нашем разгильдяйстве - или на измене, это уж как посмотреть; и затеяна она с серьезными целями. Я бы даже сказал - с серьезнейшими! - Генерал достал сигарету, закурил, выпустил колечко дыма - а затем продолжил: - Да ты пока шибко-то не тревожься. Груз этот пока на Украине, и зачем его супостаты туда доставили - мне лично неясно. Но в любом случае - надо будет соседям осторожненько информацию слить - в части, их касающейся. С кем из контрразведки ФСБ у тебя хорошие отношения?
   Левченко подумал - и затем ответил уверенно:
   - Полковнику Егорьевскому я завтра намекну о том, что возможна доставка на территорию пограничных с Украиной областей радиоактивных материалов.
   Калюжный покачал головой.
   - Не спеши поперёк батьки в пекло! Твой Егорьевский - я его знаю - поднимет аврал и спугнёт этих ребятишек. Они затаятся на время - Украина большая! - а потом, когда шухер уляжется - рубеж и перескочат. То, что это НЕЧТО предназначено для нас - я нисколько не сомневаюсь. Я лишь пока не понимаю - для чего? И что это такое? Двести килограмм урана? Или... или что похуже? И пока мы на этот вопрос ответов не найдём - действовать надо архиосторожно! - Генерал докурил, загасил бычок - и спросил у своего зама: - Как ты думаешь, что НАМ в этой ситуации надо предпринять?
   Левченко подумал, почесал затылок.
   - Думаю, хорошо бы перехватить этот груз.
   Генерал одобрительно кивнул.
   - Молодца! И не просто перехватить, а постараться сделать это так, чтобы перевозчик этого не заметил! Чтобы, значит, отследить, кто за этим грузом в России явится, кто в нём заинтересован - и вот тогда всю шайку-лейку Егорьевскому и слить! Оптом, если получится. Вот у нас с тобой какая задача...
   Подполковник одобрительно кивнул и спросил:
   - Кого отправляем в Кременчуг?
   - Капитана Фёдорова, капитана Панфилова; думаю, они на пару справятся.
   - А Одиссей?
   Генерал улыбнулся.
   - А пущай едет, куда ты его в самом начале хотел отправить! В эту, как её... Евпаторию! На лечебные грязи...
   Левченко отрицательно покачал головой.
   - Не думаю; в него эти пассажиры стреляли - и теперь у него в этом деле есть личный интерес. Может быть, пусть вместе с нашими ребятами пошерудит?
   Калюжный покачал головой.
   - Ну, раз ему так неймётся самому супостата изловить - пущай ловит, я не против... Ладно, пусть наши ребята займутся этой фирмой - как ты, говоришь, она называется?
   - "Ланы Полтавщины". Поля, то бишь.
   - Ну вот, пусть Федоров с Панфиловым займутся этими полями, пущай этих, холера им в бок, хлеборобов с пристрастием расспросят, за каким хреном они с нашими недругами снюхались; надо будет - пусть пожёстче этих ребятишек возьмут в оборот, будет в том нужда - пусть доставят их сюда. Помнишь, как доставили тех французских пилотов, в девяносто шестом? Вот и этих ребят, которые решили поиграть во взрослые игры - надо будет либо на месте расколоть, либо - если к тому будут препятствия - вколоть азиспартам и, доставив в Москву, уже здесь их хорошенько порасспрашивать. В конце концов, мы обязаны обеспечить безопасность государства, а какими методами - это уж нам решать. На нас закон о федеральной службе безопасности не распространяется.... А Одиссею передай - пусть отследит, куда этот арахис денется, куда, стало быть, эти двадцать тонн разгрузят, кто получатель этого радиоизотопного ореха - потому как, насколько я понимаю, эти твои "поля" - подставная контора и не более того, груз они для кого-то другого получают. Сам такие штуки проделывал во времена оны.... Да, и свяжи их там как-то - пусть создадут... как это Гончаров называет?
   - Информационную сеть. - Подсказал Левченко.
   Генерал кивнул.
  - Вот-вот, пусть создадут между собой информационную сеть. Одиссей и два капитана... хм... Ладно, пущай каверинские герои роют с одной стороны, царь Итаки - с другой. Глядишь, вдвое быстрее раскопают.
  - А Егорьевский?
  Генерал подумал и, недовольно поморщившись, кивнул головой.
  - Ладно, поставь в известность. Но поговори с ним хорошенько! Нам авралы на границе не нужны - да и соседям, я думаю, тоже. То, что к нам прут что-то радиоактивное - это, конечно, уже ЧП, и федеральная служба должна быть об этом поставлена в известность. Не хватало нам еще одного Чернобыля на нашей территории.... Но и устраивать армейские операции с привлечением нескольких тысяч человек - дело гиблое; так ему и скажи. Пока мы ситуацию контролируем, и всю информацию будем ему сгружать - ежели он обязуется держаться в рамках договорённостей. В конце концов, если даже под этим арахисом и ядерный боеприпас схован - то вряд ли кто-нибудь хочет его где-нибудь в Белгороде взорвать; это бессмысленно, а посему - невозможно. Думаю, задумка у тех, что играют за чёрных, совсем другая. Совсем другая...
  
  
  ***
   Эх, до чего ж хорошо в мае на Украине! Одиссей выбрал дорогу через Тернополь, Хмельницкий, Староконстантинов - чтобы затем, повернув на Любар, от него прямиком рвануть на Белую Церковь, по дороге минуя Казатин и Сквиру. Вот она, самая, что ни на есть, коренная Украина! Садочки, ставочки, белые хатки... Красотища! Дороги, правда, не шибко роскошные - ну да ему на "копейке" автобаны и ни к чему; самая "жигулёвская" дорога!
   Одиссей покинул Львов на рассвете, плотно позавтракав на дорожку за шикарным шведским столом своего отеля (благо, с самого утра посетителей было мало, всего пару человек; видно, здешние постояльцы привыкли подолгу нежиться в своих постелях), и к обеду был уже в Любаре; правда, ожидаемых еврейских древностей (которые он, вопреки здравому смыслу - ведь через эти места в своё время дважды прошли немецкие армии, относившиеся к евреям крайне недружелюбно, плюс почти три года оккупации - всё же ожидал увидеть от столицы украинского еврейства) ему увидеть не довелось; впрочем, и без хасидов с пейсами впечатлений от дороги у него было - через край.
   Обедать он решил в Казатине; выбранное им навскидку придорожное кафе приятно удивило ценами (за полноценный обед - всего двадцать гривен) и немало порадовало дружелюбием обслуживающего персонала. Видно было, что Западную Украину он уже покинул - говор здешних жителей был много мягче галицийской полупольской мовы; да, похоже, Галиция - всё же совсем не Украина, а галичане - не украинцы, и украинцами им не стать - хоть шляйся они по все дни напролёт по улицам Львова с жовто-блакитными прапорами. Вот Казатин - это Украина!
  Что характерно - во Львове продавщицы и прочий обслуживающий персонал, обычно говорящий на своём диалекте, при обращении к ним по-русски тут же переходили на великий и могучий, наглядно демонстрируя Одиссею, что в их понимании русский язык и галицийский жаргон - ДВА РАЗНЫХ ЯЗЫКА. Здесь же, на Подолии, никто и не думал при разговорах с Одиссеем переходить со своей мовы на русский язык - ибо каждый его собеседник (на подсознательном, наверное, уровне) твердо знал, что разговаривают они на одном языке, пусть и на разных его диалектах, и нет никакой нужды в переходе с одного диалекта на другой - язык-то один и тот же!
   Дальнейшая дорога довела его - через Белую Церковь, Узин и Кагарлык - до городка Канева, печально известного трагическим воздушным десантом в ноябре сорок третьего; тогда, помнится, наши неопытные в этом деле транспортники выбросили геройских, но, увы, слабо обученных десантников - тысяч пять, кажись? - прямо на позиции немецкой зенитной артиллерии, которая их и перебила прямо в воздухе; а те, кто выжил среди адского огня с берега - захлебнулись в днепровских водах или попали в плен. Впрочем, и у наших союзников десанты с воздуха бывали провальными - достаточно вспомнить монтгомериевский "Маркет Гарден", в котором полегло большинство десантников польской бригады, да и канадцам досталось на орехи.... Только одним немцам за всю вторую мировую войну удался оперативный десант - всемирно известная Критская операция; да и то, по уровню потерь Крит мало чем отличался от Канева, во время своей операции немцы, помнится, тоже потеряли треть транспортных самолётов и чуть не половину десантников убитыми и ранеными.
   От Канева дорога повернула на юго-восток; чуть-чуть не доехав до Черкасс, Одиссей увидел по левую руку огромный разлив Днепра - это начиналось Кременчугское водохранилище. Более двух часов затем он ехал вдоль берега этого рукотворного моря, восхищаясь изумительными видами - пока едва не врезался в задницу какому-то зазевавшемуся крестьянину на "москвиче". Успев затормозить буквально на последней секунде - дальнейший путь Одиссей проделал, уже не отвлекаясь на море слева. Справа остался исторический Чигирин, навечно связанный с историей восстания Богдана Хмельницкого - и, наконец, уже на закате, по длиннющему, как кишка, мосту, Одиссей въехал в Кременчуг.
  Мост этот, кстати, его немало поразил; он был двухэтажный, по его первому уровню была проложена железная дорога, а уже над ней - автотрасса. Правда, когда колёса его "жигулички" коснулись этого шедевра советского мостостроения, Одиссей убедился, что состояние дорожного полотна было, увы, аховым - мост, по ходу пьесы, не ремонтировался со времен строительства. К тому же автомобильная трасса была узкой до неприличия - две машины еле-еле расходились; плюс к этому, перед идущей впереди Одиссея пожилой "маздой" крутили педали двое велосипедистов с огромными рюкзаками - по всем признакам, велотуристы - которые изрядно задерживали движение. Понятно, проехать им по пешеходной полосе на великах с их багажом было бы крайне проблематично - посему они ехали по автомобильному пути, тормозя понемногу все идущие за ними автомобили. Ладно, туризм - дело полезное и нужное; посему ругаться и негодовать по поводу задержки движения мы не будем - во всяком случае, вслух.
  На середине моста Одиссей огляделся по сторонам. Да-а-а, Днепр, конечно могучая река, от берега до берега в этом месте было никак не меньше километра; силища! И тут вдруг мост под его машиной начал мелко дрожать, словно больной лихорадкой - это этажом ниже проследовал грузовой поезд. Ни фига себе здесь резонанс! - подумал Одиссей и мысленно перекрестился; быстрей бы оказаться на той стороне, от греха подальше...
  Первый же остановленный им "язык" охотно сообщил, что лучшая гостиница этой родины большегрузных самосвалов - "Кремень", расположенный в самом центре города; что ж, "Кремень" так "Кремень"! Одиссей довольно легко добрался до центральной площади и, оформившись в рецепции этого отеля (который, надо сказать, изрядно уступал львовскому "Гранд Отелю" по уровню комфорта, зато сто очков вперед давал тому по стоимости проживания), задал вопрос портье насчёт позднего ужина.
   Барышня, сидящая на рецепции, только пожала плечами.
   - Хиба ж я видаю? Ходьтэ до казино, можэ, там що й е поисты?
   - В казино? - Удивился Одиссей.
   - Так! Там и ресторан, и бар...
   Ну что ж, казино так казино. Одиссей обошёл гостинцу вокруг (как ему посоветовал швейцар на входе) - и, действительно, обнаружил под горящей надписью "азино" (буква К, увы, отсутствовала в принципе - очевидно, кому-то она понадобилась в хозяйственных целях) входную дверь, ведущую, по-видимому, в обещанную барышней на рецепции смесь игрового заведения, бара и ресторана.
   Действительно, казино. Только уж что-то слишком провинциальное - хотя, надо отметить, не без некоторого шика и пафоса. Крупье - в красных жилетках и бабочках, два столика для рулетки, пару - для "Блэк Джека", десяток автоматов у стены.... Такое, в общем, супер-мини Монте-Карло.
   К Одиссею неторопливо подошёл мужчина в тёмном костюме.
   - Будэтэ граты?
   Одиссей отрицательно помахал головой.
   - Девушка на рецепции сказала, что здесь можно поесть... Можно?
   Мужчина дружелюбно кивнул.
   - Направо - там ресторан. Тилько ...
   - Что, может не быть еды?
   Секьюрити - а это был, безусловно, охранник, на лице у него застыло столь характерное для этой профессии выражение - кивнул.
   - Можэ й нэ буты. Хиба шо зробьять на кухни?
   Одиссей махнул рукой.
   - Какую-нибудь ветчину нарежут?
   Охранник молча кивнул.
   - Ну вот и славно. Мне этого хватит.
   Войдя в ресторанный зал, Одиссей, ожидая увидеть пустые столики, был немало изумлён его многолюдством - но, всмотревшись в зал, обреченно вздохнул. Еды на столах практически не было - что, впрочем, компенсировалось изрядным количеством алкоголя; на каждом столике стояло минимум три, а максимум - штук десять бутылок с содержимым разной степени крепости, от пива до львовского шестидесятиградусного "первача".
   К стоящему в растерянности у входа в ресторанный зал Одиссею подошла потёртая жизнью дама лет сорока.
   - Шо будэтэ заказваты?
   Одиссей почесал затылок.
   - А поужинать у вас можно? В смысле - не выпить, а просто поесть?
   Ответ посетителя явно загнал даму в мыслительный ступор. Минуты три она что-то соображала - а затем неуверенно ответила:
   - Хиба пельменей зробыты?
   Одиссей облегченно вздохнул.
   - Отлично! Пельменей, какого-нибудь салата, мясной нарезки, и пива. "Оболонь" у вас есть?
   - Е. Проходьте ось за тий столик, зарэ всэ зробымо.
   Подошедшая через несколько минут официантка спросила у обстоятельно усевшегося за указанным столиком Одиссея:
   - Вам пельмени якые?
   - А якие е?
   - З курячьим мьясом мы сами робымо - воны дорожшы, двонадцать грывэнь; е заморожены, фабрычны - по дэвьять.
   - А якие кращи?
   Девица улыбнулась.
   - Кращи наши. Мы их и сами емо!
   - Тогда - две порции ваших, саморобленных. Салатики какие-нибудь у вас есть?
   - Можэмо наризаты капусты з гуркамы.
   - Добре. И какой-нибудь ветчины с колбасой - нарежете? И пива - две бутылочки "Оболони", только, если можно, очччень холодного?
   Девица всё записала, молча кивнула - и растворилась в ресторанном мраке. Хм, странные у них тут, однако, традиции гостеприимства...
   Тут разговор, ведущийся за соседним столиком, вдруг очень и очень заинтересовал Одиссея. Да так, что он как-то неожиданно перестал думать о еде, а весь обратился в слух. И, пока на кухне обстоятельно варили для него пельмени, резали салат и ветчину - он успел понять, что парочка, сидящая по правую руку в шаге от него - работники кременчугской кондитерской фабрики. Мужчина, по ходу разговора, был технологом или кем-то вроде этого, дама же трудилась на ниве сбыта произведенной подчинёнными её визави карамели. Разговор шёл о каких-то сугубо местечковых интригах и проблемах (которые, надо сказать, были Одиссею глубоко до фонаря), и время от времени прерывался жизнерадостным "Ну що, выпьемо?"
   Вы-то мне, голубчики, как раз таки и нужны, вот именно с вами мне и хотелось бы пообщаться! Но как умудриться задать несколько вопросов парочке, которая со всей очевидностью жаждет дойти до необходимой кондиции в области алкогольного опьянения (дабы затем, насколько понимал в этом деле Одиссей, предаться разнузданному сексу), и вряд ли будет рада постороннему вмешательству в свои интимные разговоры? Продемонстрировав своё безусловное уважение. Как оное демонстрируется на просторах некогда нерушимого Союза? Проставлением выпивки!
   Одиссей поймал чуть не за фалду пробегавшего официанта, поманил его пальцем - и спросил почти интимно:
   - Какой у вас есть хороший коньяк? До двухсот гривен?
   Халдей подумал секунду, затем уверенно ответил:
   - "Борисфен". Сто восемьдесят восемь гривен за бутылку ноль семь.
   Одиссей кивнул.
   - Вот её и подай во-о-он той парочке. Скажешь - от меня! - И Одиссей протянул официанту два портрета Тараса Шевченко: - Сдачи не надо!
   Демонстрация Одиссеем невиданной щедрости немедля дала свой результат - через официанта парочка передала ему приглашение погостить за их столиком, подкреплённое, к тому же, активными жестами со стороны уже изрядно выпившего технолога. Одиссей решил себя долго не уговаривать - тут не до церемоний! Надо успеть по максимуму выпотрошить эту парочку - до того, как они перестанут начисто вязать лыко под воздействием дармового коньяка. Выпотрошить, разумеется, информационно - ибо не было сейчас на земле для Одиссея информации желаннее, чем повесть о грузе в двадцать тонн арахиса, который, по всем раскладам, уже давно должен был прибыть на гостеприимную кременчугскую землю и осесть (предположительно) на складе Кременчугской кондитерской фабрики.
   После обязательных к выполнению условностей и формальных расспросов - "кто, куда, откуда и зачем" - Одиссей решил брать быка за рога.
   - Послушай, Петро! - после неизбежного брудершафта с обоими работниками кондитерки они были на "ты", и Одиссей старательно придерживался этого modus vivendi. - Послушай, а могу я у вас на фабрике прикупить арахиса? Тонны с три?
   Посмотрел на сладкую парочку - и наткнулся на две пары непонимающих глаз. Однако!
   Технолог покачал головой.
   - Ты бачишь, Мирославович, мы ж арахис не вживаемо. Мы ж карамель робымо! Ось поставилы нову линию, для "Малибу" и "Капри", а вона, холера, и посейчас нэ робыть. У Алевтины, - и технолог кивнул на находящуюся уже изрядно под шофе свою визави, - У Алевтины вже заказчыки телефон оборвалы. А отгрузок нэма! Бо линия ныяк не выйдэ на проектну мощность!
   ТАК, СТОП! Как это арахис "нэ вживаемо"? Что за бред?
   Одиссей покачал пальцем перед глазами нового знакомца.
   - Як так не вживаете, як я точно знаю, что тут одна фирма, "Ланы Полтавщины", для вас в Польше купила двадцать тонн арахиса!
   Но Петро Миколаевич стоял на своём непоколебимо.
   - Я ж технолог! И я тоби кажу - мы арахис тилько для шоколадной цукерни, и тилько перед новым риком вживаемо! Тай того арахису... Може, тонны три, може, четыре... А зарэ мы тилько карамель гонымо! Так що ты у нас арахиса нэ купишь, звиняй...
   - А може у вас какие другие фабрики этот арахис используют?
   Петро Миколаевич задумался, перебрал в уме, наверное, все знакомые предприятия - и отрицательно покачал головой.
   - Ни, нэмае. Може хто солёные оришки робыть, пид пиво, дэсь у соби у сарае.... То двадцать тонн нэ купыть. Можэ, яких килограмм сто, чи двести.... Ни, нэмае у нас того, кому арахис потрибны! Давай ще по коньяку!
   Одиссей с расстройства маханул рюмашку коньяка (кстати, не врал официант - действительно неплохого) - и, несолоно хлебавши, отправился за свой столик, где его уже поджидал ужин. Пельмени, как и обещала официантка, были весьма и весьма неплохи, пиво холодное, аж зубы ломило, салат был вполне съедобным - но еда не радовала, и Одиссею пришлось заставить себя доесть все принесенные блюда. Мысли о проклятом арахисе отравляли ему удовольствие от еды и лишали аппетита.
  Проклятье! Ну, куда, куда ж можно было деть в этом городке, более известном тяжёлым машиностроением, нежели пищепромом - двадцать тонн китайского "ореха"? Вывезти на базар? Сколько можно продать на базаре - ну, тонну за месяц, ну, полторы; "Ланы Полтавщины" явно же не рассчитывали на такой безнадежно долгий путь реализации? А тогда куда? Кто мог бы купить двадцать тонн арахиса - производители закусок к пиву? Здесь их нет; в Полтаве есть фирма "Полтавпиво", входящая в компанию "Сармат", в Ахтырке - пивзавод концерна "Оболонь". Может, у них есть какие дочерние фирмочки, фасующие солёные орешки? Где искать этот чёртов арахис?
   И тут вдруг Одиссея осенила необычная мысль. СТОП! А почему он решил, что этот арахис непременно должен был физически прибыть в Кременчуг? В конце концов, псевдоорехи эти - лишь прикрытие; дирижёры всего этого процесса совсем не заинтересованы в коммерческом успехе сделки между "АСПРОМ" и "Ланами Полтавщины". ERGO? Этот арахис МОГ И НЕ ДОЕХАТЬ до Кременчуга! Конечно, если фура исчезнет на просторах Украины - у фирмы "Ланы Полтавщины" будут серьезные проблемы; но кто сказал, что кураторам этой сделки интересна дальнейшая судьба подставной конторы? Не будем ломать голову над поисками этих двадцати тонн арахиса здесь, в Кременчуге - для начала хорошо бы выяснить, а дошла ли вообще фура с этими дарами китайского сельского хозяйства до кременчугской таможни, где ей следовало бы (по всем правилам международных грузоперевозок) пройти таможенное оформление?
   Одиссей допил пиво, подозвал официантку, рассчитался, не преминув сделать комплимент пельменям, внешности официантки и в целом городу Кременчугу - причём умудрился упаковать это в одну фразу - и, успокоившийся, направился к себе в гостиницу. В конце концов, утро вечера мудренее! К счастью, завтра пятница, рабочий день - ну да ничего страшного, если бы была и суббота; пункты таможенного оформления работают без выходных; и вот там-то мы и узнаем всю правду...
  
  
  ***
   - Как не значится?
   - А ось так! Нэма ниякого "рено" з указанным вами номером. Так шо пробачьтэ, пан Бондаренко, помогчы вам ничым нэ можу... - И хитроватый таможенник с бегающими глазками развёл руками. Дескать, извини, дорогой товарищ, всё, что могли - мы сделали, но фуры твоей не нашли; тем не менее, о судьбе своих ста долларов можешь особо не беспокоиться - они не пропадут, мы им найдём достойное применение.
   Это был третий (и последний) пункт таможенного оформления, который Одиссей проехал за сегодняшний день, и на обоих предыдущих он слышал примерно такие же слова. Фура "рено" с двадцатью тоннами арахиса как сквозь землю провалилась! День, как оказалось, был потрачен зря. Мда-а-а, а ведь начиналось всё совсем не так безнадежно...
   С утра он направил свои стопы (вернее, колёса верной "жигулички") в исполком (или как там сейчас называется местная власть?), чтобы убедится в реальности существования фирмы "Ланы Полтавщины" и узнать, где оная фирма призвана осуществлять таможенное оформление полученных в свой адрес грузов. Один портрет Бенджамина Франклина - и вся необходимая информация была Одиссею предоставлена, более того, он удостоился чести полистать большой гроссбух, в котором комиссия исполкома регистрировала все вновь созданные фирмы и фирмочки, а также ставила на заметку разных смелых граждан, изъявивших желание стать индивидуальными предпринимателями. Что ж, общество с ограниченной ответственностью "Ланы Полтавщины" действительно существовало, и было зарегистрировано еще в апреле месяце; директором этой почтенной торговой компании значился некто Федорук Олег Николаевич, проживающий, кстати, по месту регистрации фирмы - то бишь, в селе Песчаном Кременчугского района. Оформлять пришедшие из-за границы грузы фирма могла на любом из трех пунктов таможенного оформления города Кременчуга - чьи адреса всего за коробку конфет были сообщены Одиссею тут же, в приёмной, милой девушкой, бездельничающей за компьютером (то есть какие-то функции, безусловно, девушка должна была бы выполнять - но за весь час, что Одиссей провёл в этой приёмной, она не сделала ровным счётом ничего - если не считать, конечно, до блеска отполированных за это время ногтей).
   Итак, что мы имеем? Из пункта А (то бишь - с таможенного терминала Краковец) автопоезд "рено" с номерными знаками 74-12 WRD, арендованный фирмой "ASPROM" для перевозки законтрактованного кременчугской компанией "Ланы Полтавщины" китайского арахиса, вышел - но в пункт Б (на любой из трех таможенных терминалов Кременчуга) не прибыл. То есть растворился где-то на бескрайних просторах Украины. Но такого не может быть - по определению; чай, не девятнадцатый год, и банды Батьки Ангела и Нестора Махно уже в далёком прошлом. Стало быть, если фура не дошла до места назначения, то для того, чтобы у автоперевозчика не возникло серьезнейших проблем (залоговая цена за книжку МДП - не то шестьдесят, не то семьдесят тысяч долларов!), которые он, вне всяких сомнений, тут же озвучит во всех средствах массовой информации (а шум кукловодам, которые замыслили всю эту переброску, не нужен ни в коем случае) - она должна обязательно найтись, пусть и лежащей где-нибудь в канаве. Иными словами - скорее всего, фура эта где-то потерпела аварию, причём - с частичной утратой груза (а как иначе объяснить полупустой биг-бэг?); поскольку сейчас все автоперевозки страхуются - то Одиссею следует отправиться в Киев и, пробежавшись по десятку местных страховых компаний, занимающихся именно этим видом страхования - найти сведения о пропавшем автопоезде. А уж там думать, как действовать дальше.
   Но ехать в Киев сегодня бесполезно - пятница, вечер. Завтра вряд ли кто-нибудь расскажет ему о трагической судьбе польского "рено" (суббота, выходной!). Значит, завтра у него будет время, чтобы полюбоваться на образцы украинской сельской архитектуры - и, в частности, его сейчас неимоверно интересуют особенности постройки дома номер семь по Жовтнёвой улице села Песчаного.... Это ничего, что там сейчас должны орудовать молодцы из его конторы; две головы хорошо, а на троих всегда можно сообразить! Съездим-ка мы завтра с утра в село Песчаное! Может, там какие-то концы доблестные орлы подполковника Левченко и обнаружили?
  
  
  ***
   Ехать далеко не пришлось - вернее, вообще не пришлось выезжать из Кременчуга, ибо село Песчаное, как оказалось, начиналось почти сразу же за последними пятиэтажками заводской окраины города автомобилестроителей (и, как выяснилось, кондитеров), если ехать по шоссе на Градижск.
   Одиссей проехал село (весьма, надо сказать, немаленькое), и (правда, не без труда) с помощью аборигенов нашёл улицу Жовтнёвую, почему-то упорно называемую автохтонами "Козлами".
   Улочка далеко не центральная; глинистая дорога без покрытия, изрытая коровьими копытами и "украшенная" продуктами коровьей же жизнедеятельности, покосившиеся штакетники, неказистые хатки под выцветшим шифером или вообще под ржавою "бляхой" - всё указывало на то, что здесь живут явные аутсайдеры жизненной гонки, на что, впрочем, указывало и местное название этой улицы.
   Одиссей запарковал свою "копейку" на пятачке у здешнего магазина (чей ассортимент, как он успел увидеть одним глазом, ограничивался широким выбором "хороших и дешёвых" вин), рядом с покрытой толстым слоем пыли "волгой" с сумскими номерами.
   Оп-ля! А что здесь делает эта машина, интересно? Одиссей про себя улыбнулся. Конспираторы, блин! Он, конечно, тоже хорош - с его-то волынскими номерами - но, по сравнению с коллегами, всё же его "жигуличка" не так бросается в глаза местным жителям, как прожорливая тридцать первая "волга", которую ни один здравомыслящий селянин ни за что не купит - да что там не купит, и даром не возьмёт! Ладно, надо поговорить с коллегами - может, они уже чего и нарыли?
   Одиссей постучал в окно водительской двери.
   - Хлопци, видчиняйтэ! Е разговор!
   Окно опустилось - и на Одиссея уставились две пары настороженных глаз.
   - Что надо? - голос водителя отнюдь не был дружелюбным.
   Одиссей про себя улыбнулся; ну кто ж в чужой местности так отвечает незнакомцам? Так и на неприятности можно нарваться...
   - Дмитрий Евгеньевич вам велел кланяться. Чего смурные такие?
   Тут же обе двери отворились, и на свет Божий показались двое молодых мужчин спортивной внешности, одетых крайне незамысловато - потёртые джинсы, блеклые футболки неопределенного цвета; вот только цепкие взгляды настороженных глаз и некие неопределенные выпуклости на поясах позволяли предположить опытному взгляду в этой парочке специалистов весьма специфического профиля.
   - Здорово, бродяга! - водитель радостно протянул Одиссею руку. - А мы тут сидим, думу горькую думаем. Может, ты чё подскажешь?
   Второй молча кивнул головой, соглашаясь со своим коллегой.
   - А что случилось? - Одиссей даже немного растерялся.
   Водитель кивнул в сторону того конца улицы, где, судя по номерам домов, должен был находиться вожделенный дом номер семь.
   - Пошли, пройдёмся. Тут недалеко.
   Идти, действительно, было недалеко - дом номер семь, судя по номерам, должен был быть через два дома от магазина. "Должен был быть" - но не был... Одиссей растерянно смотрел на то, что еще недавно было домом - обгорелые брёвна, куски шифера, обломки домашней утвари... Запах гари, густо стоящий на пепелище, не позволял сомневаться в том, что пожар произошёл недавно - может быть, сутки назад, может быть, даже меньше.
   Молча они стояли у сгоревшего дома; Одиссей ошеломлённо глядел на то, что осталось от юридического адреса фирмы "Ланы Полтавщины". Да-а-а. дела...
   Он же первым и прервал скорбное молчание.
   - Что-нибудь уже выяснили?
   Водитель кивнул головой.
   - Да. Тут народ, в общем, разговорчивый, никого даже особо просить не надо было. Жил в этом доме некто Олег Федорук, сорока шести лет от роду, разведённый, крепко пьющий. Соседи говорят - вообще не просыхал, дом запустил, огород забросил. - Слова водителя подтверждал участок у сгоревшего дома, густо заросший бурьяном, из которого сиротливо торчали несколько вишен и яблонь, едва видимых среди диких зарослей сорняков.
   - Ну? - Одиссей осмотрел домохозяйство директора "Ланов Полтавщины" и только укоризненно покачал головой. - Что дальше?
   - В апреле месяце этот Федорук вдруг разбогател. Ну, то есть разбогател в понимании здешних туземцев - ведь тут и двадцать гривен серьезные деньги. Так вот, стал наш Олег Николаевич хвастать соседям, что теперь он - директор фирмы, и будет получать зарплату в пятьсот гривен. Все соседи, кстати, этот факт в один голос подтверждают; тут средние зарплаты гривен сто - это если есть работа, а ее в основном нет - и о таких суммах никто и слыхом не слыхивал.
   Одиссей кивнул. Всё пока было логично. Подставная фирма, подставной директор, контракт на товар, который никто и не думал получать.... Всё сходится. Он обернулся к своим собеседникам и спросил:
   - И вчера наш директор ложится спать пьяным и сжигает и себя, и свой дом?
   Водитель молча кивнул головой. Его напарник добавил:
   - Врач, что приехал на скорой - выписал свидетельство о смерти, где причиной указано - отравление продуктами горения. Труп почти не обгорел, но был без признаков насильственной смерти - мы тут с ментом местным погутарили душевно, он нам за столом всё и рассказал. Думаю - придушили подушкой или ввели в вену десяток кубиков воздуха. Вчера поздно вечером здесь крутилась иномарка - здешние не знают, что за модель - и уехала аккурат за час до пожара. Думаю, Федорука убили, чтобы через него на настоящих хозяев нельзя было выйти.
   Одиссей спросил полуутвердительно:
   - Я так понимаю, следствия не будет?
   Водитель кивнул.
   - Правильно понимаешь. Кому нужен криминал? Написали - "несчастный случай", труп уже увезли для кремации. Концы, как говорится, в воду - вернее, в нашем случае в огонь. Тупик...
   Да, тупик. Твою мать, как те их переиграли! Как детей малых! Одиссей в ярости сжал кулаки. Ну, суки! Поймать бы хотя б кого-нибудь из тех, кто задумал это подлое дело! Отомстить за Сармата, за этого, пусть и никчемного, но своего Федорука!
   Водитель "волги" дёрнул его за рукав.
   - А? Что? - Одиссей вдруг понял, что его о чём-то спрашивают, но о чём - он не расслышал.
   - Я говорю - что дальше делать будем? Дмитрий Евгеньевич сказал, что ты на месте определишься.
   Хрен его знает, что делать. Эти ребятишки, что играют за чёрных, предусмотрели, кажись, все наши шаги.... Даже если мы найдём "рено" - это ничего не будет означать; скорей всего, машина попала в аварию, водитель ничего не знает, арахис лежит кучей у борта, и что на самом деле вез этот автопоезд - не узнает уже никто и никогда. Впрочем, этого бравым капитанам мы говорить не будем...
   - Сегодня вам хорошо бы выехать в Киев, чтобы там завтра в страховых компаниях - из тех, конечно, которые работают, бо завтра воскресенье - найти сведения о машине, которая везла арахис этому Федоруку.... Везла, да не довезла. Когда найдёте фирму, которая несет финансовую ответственность за этот страховой случай - а, скорее всего, там какие-то дежурные есть, если она страхует автотранспорт - то узнайте, где произошло ДТП, метнитесь к месту аварии, расспросите свидетелей - если, конечно, их найдёте. Нам надо выяснить, кто работал у попавшего в аварию "рено" до прибытия милиции, страховщиков и эвакуаторов. Это - наш единственный шанс!
   Водитель кивнул. Его напарник спросил:
   - Водилу, если фуру найдём, как? С собой?
   Одиссей задумался, а затем ответил:
   - Я думаю, вряд ли нам удастся с ним поговорить. Скорее всего, в лучшем случае он сейчас в какой-нибудь больничке от травм отходит, в худшем же - уже в сырой земле. Те, что играют против нас - рубят концы наглушняк. Если водила хоть каким-то боком был в курсе - он покойник. Если же он жив, но покалечен - то нам ничего не скажет, и не потому, что, блин, такой Марат Казей, а потому что не знает ни хера. Вот такие вот дела, хлопцы...
   Оба специалиста из Москвы только молча кивнули; дела были, действительно - хуже некуда. Но, по крайней мере, у них впереди была определенная задача - которую они и собирались выполнить. А куда ехать Одиссею? Что ему теперь делать?
   Перед ним был тупик; никого из тех, кто мог бы прояснить ситуацию, не было в живых: Сармат был убит в точке А, на погранпереходе Краковец, несчастный глупый пьяница, погнавшийся за большими деньгами, Олег Николаевич Федорук - в точке Б, в своём доме в селе Песчаном, каковой служил одновременно и юридическим адресом фирме-получателю товара. С точки зрения обеспечения безопасности операции - идеальный выход; как говаривал князь Роман Галицкий (или его сынок Даниил? Уже и не помню...) - "мёртвы бджолы нэ гудуць". Те, что играют за чёрных, сделали всё, чтобы обрубить концы, чтобы загнать его в тупик. И никакого выхода из этого тупика он пока не просматривал...
  
  
  
  
  
  Глава четвертая
  
  ***
   Хлопцы уехали. Что ж, может быть, послезавтра к обеду они что-нибудь и нароют... что, впрочем, скорее всего, вряд ли даст что-нибудь существенное для расследования. Скорее всего, злосчастная исчезнувшая фура, не доезжая Кременчуга, попала в аварию и опрокинулась, тент, естественно, оборвался, и перевозимый груз в изрядном количестве усеял обочины на месте автокатастрофы. Что принесло местным ребятишкам немалую радость.... Причём, скорее всего, авария произошла в безлюдном месте, подальше от населенных пунктов, там, где те, кому это было положено по сценарию - смогли беспрепятственно извлечь из биг-бэга то самое неизвестное НЕЧТО (ради которого фура проделала сначала неслабый путь из Гданьска во Вроцлав, а затем - не меньший путь от Вроцлава до места катастрофы), и с ним раствориться на бескрайних просторах Украины. Водила - это к бабке не ходи! - о запланированности аварии знал, но ему, скорее всего, озвучили какую-нибудь левую причину; например, рассказали захватывающую байку о завышенной страховке груза. Скорее всего, он жив, ну, может быть, слегка покалечен - для достоверности; те, что играют за чёрных, скорее всего, предпочли купить его молчание. Что для них какие-то пять-шесть тысяч долларов? Может быть, остался бы жив и Олег Николаевич Федорук - если бы Сармат не проявил излишнее рвение на своём рабочем месте, тем более - не предпринял бы некоторые шаги по доведению результатов этого рвения до неких сторонних структур; после его звонка в Киев наши оппоненты решили наглухо рубить все концы - ибо возникла опасность засветки операции. Вряд ли они расшифровали Сармата; но смертный приговор был ему подписан сразу же, как только он, после оформления фуры с номером 74-12 WRD, вдруг засуетился и стал куда-то звонить. Его убили совсем не потому, что он был агентом Управления Н - его убили из-за подозрения, что он мог бы быть чьим либо агентом! Чтобы больше никому и ничего не рассказал; и если бы не случайная находка его машины купающимися мальчишками, и не несколько его личных вещей, переданных вдове - то, скорее всего, это убийство отличным образом достигло бы своей цели.
  Что же это, чёрт возьми, за операция? Зачем ради обеспечения её безопасности потребовалось убивать двух человек, гробить фуру, подкупать не меньше десятка должностных лиц в таможне и милиции - а может быть, и еще кое-где? Задействовать свою агентуру на очень высоких этажах украинского государственного аппарата - ведь приказ о переброске таможенных чиновников туда-сюда не Вася Пупкин из канцелярии Департамента таможенного контроля написал, для собственного удовольствия? Тут рука как минимум заместителя начальника всей украинской таможни.... И всё это ради того, чтобы доставить в окрестности провинциального Кременчуга НЕЧТО, излучающее повышенный радиационный фон? Чтобы слегка облучить местное население, поднять уровень онкологических заболеваний по району на полтора-два процента? Или ещё для каких-нибудь экзотических целей?
   Нет. Однозначно нет! Тут игра серьезней, и ставки - неизмеримо выше; это трижды клятое НЕЧТО приехало сюда вовсе не затем, чтобы бросить якорь в уютном Приднепровье - на сто процентов можно быть уверенным в том, что путь этого радиоактивного груза лежит в Россию. В конце концов, те, что играют за чёрных - не воюют против Украины; эта вильна, самостийна та незалэжна лавочка скоро сама развалится, и никакого ни военного, ни политического значения в современном мире она не имеет. Украина - всего лишь объект мировой политики, а с объектами серьезные люди во взрослые игры не играют; тут схема действий совсем иная, и алгоритм решения проблем всё больше через суммы прописью кристаллизуется. Купить (или, если есть время - создать) тех или иных нужных политиков, зарегистрировать и снабдить идеологией и финансами те или иные нужные партии, вдумчиво поработать со средствами массовой информации - и можно лепить политическую линию данного государства так, как считаешь нужным в свете той или иной внешнеполитической ситуации. Дело житейское! И посему Украину в качестве цели той операции, жертвами которой стали Сармат и Федорук, можно смело исключить - С ЛАКЕЯМИ НЕ ВОЮЮТ! Лакеев нанимают или гонят взашей, в зависимости от ситуации - но никак не замышляют против них интриг или военных действий. Воюют с врагом - которым для тех, кто играет за чёрных, была, есть и будет Россия.
   Следовательно - груз, исчезнувший из автопоезда "рено", ОБЯЗАТЕЛЬНО должен быть отправлен в Россию!
  
  
  
  ***
   Одиссей вернулся в гостиницу ближе к вечеру; завтра - воскресенье, нормальные люди отдыхают. Не отдохнуть ли и ему? Чёрт его знает, что делать дальше - а посему хорошо бы отрешится от проблем поиска зловещего НЕЧТО, хотя бы на сутки. К тому же - под боком шикарное водохранилище, поспела черешня...
  Решено! Завтра личный состав агентурной группы имеет время на отдых и развлечения - в виде небольшого пикника на природе, желательно - поближе к пляжу с местными красотками в бикини.
   Одиссею стало чуть легче на душе. В конце концов, надо же ему немного и отдохнуть? Если треклятый загадочный груз уже направился в сторону российской границы - то его командиры должны будут предпринять какие-то действия. Тем более - он сейчас всё подробно доложит вышестоящему начальству, обеспечит его материалом для анализа ситуации; в конце концов, не его вина, что их противник оказался намного более решителен и беспощаден, чем они допускали; вообще, и убийство Сармата, и гибель в пламени пожара гражданина Федорука поднимают уровень расследования куда выше его возможностей - даже и в сотрудничестве с парой решительных и ретивых капитанов. Так что пусть начальство в Москве решает, какие дополнительные силы для дальнейшей работы по операции "Нечто" использовать - помимо одного-единственного агента и парочки ражих оперативников. А что силы надо привлекать - для него уже стало аксиомой.
   Чёрт, как всё серьезно.... А если в этом биг-бэге была бомба? Килотонн на двадцать? А что? Вполне возможная вещь! И вдруг она растворилась в небытие; да-а-а, дела.... Ладно, надо срочно докладывать командованию, а там будем думать, что делать дальше.
  А, кстати, где в его гостинице компьютер с доступом в Интернет?
  Он спустился в рецепцию. Компьютер был, и не один, и с доступом в Интернет у них всё было в порядке - и лишь небольшой нюанс не позволил Одиссею отправить сообщение: девушка, заведующая ключами от компьютерной комнаты, убыла на свадьбу подруги и унесла ключи с собой. Подивившись такой патриархальности нравов, Одиссей спросил у рецепторши адреса каких-нибудь интернет-клубов - которые, после появления на стойке рецепции небольшой коробочки конфет, тут же были ему выданы.
  Последующие три часа Одиссей потратил на поиски по указанным адресам - и лишь поздно вечером, часов в одиннадцать, на жутковатой полузаброшенной заводской окраине ему удалось найти в подвале "хрущовки" работающее заведение этого типа, битком набитое суровыми подростками крайне криминального вида, по сети играющими в разные леденящие кровь стрелялки. Заведение носила громкое название "Шангри Ла" и украшено было жутко аляповатой вывеской с танками, самолётами и авианосцами вперемешку с неодетыми девицами и ниньдзями, метающими сюрикены. Ну что ж, "Шангри Ла" так "Шангри Ла".
  Однако, и обстановочка здесь... Одиссей подошёл к патлатому существу неопределенного возраста и половой принадлежности, сидящему за единственным столом, на котором не было компьютера, и которому подростки время от времени совали комки мятых купюр и звенящую мелочь.
  - Ты здесь будешь администратор?
  Существо, отхлебнув пива, подняло голову и посмотрело на Одиссея. Трёхдневная небритость указывала на то, что существо принадлежало к мужскому роду - что, впрочем, как-то не вязалось с грязно-розовой майкой с надписью "Fuck my", выполненной почему-то старославянской вязью.
  - Я. Шо трэба?
  - Интернет у тебя здесь есть?
  - Е. Сим грывэнь за годыну.
  Одиссей покачал головой.
  - Мне минут двадцать всего нужно будет.
  Тут же существо мужского рода проявило коммерческий талант.
  - А мэни без разныци. Сим грывэнь - и ось тоби компьютер!
  Одиссей не стал спорить, выплатил администратору требуемую сумму и, сев за столик, довольно долго подключался к мировой паутине. Однако и скорости здесь! Сомнительный админ, пожалуй, прав - за двадцать минут тут хрен уложишься...
  Пока грузилась операционная программа, а затем долго и нудно машина подключалась к Интернету - Одиссей, по возможности незаметно, оглядел зал. Увиденное ему решительно не понравилось - главным образом, он остался крайне недоволен теми взглядами, что исподлобья бросали на него сидящие вокруг подростки. Взгляды у них были скверные - из-под полуопущенных век на него глядело несколько голодных волчат, похоже, увидевших в нём возможную жертву. Ну-ну.... Давненько ему не приходилось участвовать в охоте в качестве жертвы волчьей - или, пожалуй, шакальей - стаи! Ладно, сначала сделаем дело; в конце концов, с шакалами ему уже приходилось встречаться в этой жизни...
  "Письмо отправлено". Что ж, одну проблему решили - но получили вторую, которую, по ходу пьесы, сейчас придётся решать. Интересно, кто из этих шакалят потянется вслед за ним? И кто даст им на это команду?
  Одиссей, не торопясь, вышел из душного подвала - и тут же быстро метнулся за угол дома; едва он успел схорониться - как из тёмного провала входа в "интернет-клуб" показалось четверо его недавних соседей по компьютерным столикам. Один держал в руках увесистую бейсбольную биту (Одиссей про себя улыбнулся: в бейсбол в бывшем СССР никто как-то особо не играет, а вот биты отчего-то крайне популярны!), двое - велосипедные цепи. Четвертый что-то придерживал в кармане - скорее всего, ножик с лезвием сантиметров в двадцать, чтобы им уж окончательно запугать залётного лоха. Ну-ну...
  Одиссей вышел из укрытия, и, неслышно подойдя сзади к отважной четверке, вознамерившейся, как стало ясно из их экипировки, слегка подправить своё материальное положение за счёт случайного посетителя клуба "Шангри-Ла" - спросил негромко:
  - Кого-то ищете, ребята?
  Все четверо дёрнулись, как от разряда электрического тока - и, обернувшись к нему, растерянно воззрились на отчего-то совсем не боящегося их залётного фраера.
  - Спрашиваю - ищете кого? Ну, ты, с битой! Отвечай!
  Битоносец спасовал и как-то незаметно сник; зато его товарищ, помахивающий велосипедной цепью в левой руке - браво вышел вперед и с заметной наглецой ответил:
  - А ось тоби и шукаемо. Лавэ у тоби, як мы тут подывылыся, е лишне; трэба делытыся!
  Отлично, самый агрессивный вычленен; он же, по ходу пьесы, тут и мозговой центр, и организатор. Что ж, наглость иногда имеет смысл лечить физическим воздействием!
  Одиссей, больше не говоря не слова, бросился к наглому подростку с цепью - и, с размаху засадив ему кулаком левой руки в грудь, правой рукой перехватил цепь, вырвал её из рук падающего бойца - левой же тут же успел отразить неуверенный удар битой. Ах ты, засранец! Взмах цепи, резкий удар - и битоносец, скуля, роняет биту, скрючивается, прижимая руки к животу, и начинает уползать в темноту. Минус два...
  Мальчонка с руками в карманах достал из широких штанин... увы, не паспорт; как и ожидал Одиссей - нечто вроде армейского штык-ножа с жутковатым лезвием с разными насечками и кровостоками; наверняка - изделие здешней колонии (если, конечно, оное пенитенциарное учреждение в этом городе присутствует), формата "Сдохни, Рембо, от зависти!". Глупый мальчик, ему никто никогда не объяснял, что в драке для ножа куда важнее - удобство рукоятки, а хорошо заточенное лезвие сантиметров шести длинной куда предпочтительнее сего свинореза. Резкий, с оттяжкой, удар цепью по руке - и тесак улетает в одну сторону, а мальчонка, только что им размахивающий - с жутким визгом в другую.
  Четвертый боец решил не испытывать судьбу, а сдаться на милость победителя - бросив под ноги Одиссею цепь, он упал на колени и завыл; Одиссей едва разобрал его нечленораздельную речь.
  - Дяденька, нэ битэ! Я бильш нэ буду!
  Это хорошо. Бить, конечно, не стоит, а вот вдумчиво поспрошать...
  - Кто вас послал? Админ?
  Молчаливый согласный кивок. Что ж, примерно этого он и ждал. Ладно, надо сходить пообщаться с этим, блин, пионервожатым; заодно, кстати, и скорую не мешало бы вызвать - по ходу, парочка неудавшихся робингудов получила изрядные телесные повреждения. Взгляд его привлекла сиротливо лежащая на земле бейсбольная бита; это был, пожалуй, именно тот аргумент, который ему весьма пригодится в разговоре по душам с админом в идиотской розовой майке.
  Одиссей снова спустился в клуб "Шангри Ла" - и почти нос к носу столкнулся с давешним администратором. Тот изумлённо воззрился на Одиссея - впрочем, его изумление не было долгим; мощный удар битой в солнечное сплетение - и кашляющий и задыхающийся администратор клуба упал в проём двери.
  Одиссей зашёл за ним, рывком поднял на ноги - и спросил, по возможности спокойно:
  - Ты послал мальчишек?
  Админ начал отрицательно махать головой, продолжая кашлять - и тут же получил еще один удар, на этот раз по колену.
  - Ещё раз спрашиваю - ты?
  Третий удар наносить не пришлось - администратор мелко-мелко закивал утвердительно.
  - С тебя - тысячу гривен. И вызови "скорую" мальчишкам. Живо!
  Одиссею не нужна была тысяча гривен - но наказать урода в розовой майке было нужно. Просто избить - этого было мало; ударить нужно было по самому больному, а самым больным у подобных подонков было одно место - кошелёк. Вот в эту сторону и надо направлять удар!
  Трясущимися пальцами администратор набрал 03, и, всё ещё продолжая кашлять - продиктовал адрес. Затем произнёс: "Драка, мальчишки подрались, рваные раны" - и, положив трубку, испуганно посмотрел на налётчика, который полчаса назад предстал здесь же залётным фраером.
  - Бабки. - Голос Одиссея был холодно сдержан.
  Админ испуганно, через силу, улыбнулся.
  - Нэма.... Не наторговал.... Вот триста сорок пять гривен в кассе, и мелочь...
  Одиссей кивнул.
  - Давай! Мелочь оставь себе.... Остальное заберу завтра в восемь вечера. Что б был на месте!
  Забрав деньги, он вышел наверх; всё же душновато в этой "Шангри Ла", да и запах от побитого админа... хм... как бы это помягче выразится? Не кошерный!
  Давешние разбойники сгрудились у козырька подвального окна; один - очевидно, самый наглый - вяло стонал, битоносец покачивал руку, давешний "мастер клинка" безуспешно пытался остановить кровь; четвертый, не пострадавший в драке, молча сопереживал своим избитым товарищам. Одиссей подошёл к недавним противникам.
  - Что, болит? - обратился он к битоносцу.
  Тот исподлобья глянул на Одиссея.
  - А як ты думаешь? Цепаком мало шо руку не пэрэрубыв! Кровь йдэ...
  - Ладно, не плачь. Сейчас "скорая" подъедет, починит вас. Ты как? - повернулся он к самому нахальному.
  - Як, як... Дыхать нэ можу, як... Вин ще пытае!
  - Терпи. Сейчас тебе помогут. А ты, с ножом который? Пикадор?
  Хлопцы чуть заметно улыбнулись - даже "не могущий дышать" нахалёнок.
  Названный "пикадором" подросток не обиделся, только задумчиво почесал затылок.
  - Погано. На руцы рвана рана, кровь йдэ. Та й дэсь ножа сгубыв. Валера будэ ругатыся...
  Одиссей улыбнулся про себя. Админ, оказывается, не только организатор нападения, но еще и оружейный парк этих малолетних преступников.... Ну-ну! Кстати, надо объяснить мальцу его ошибку; в конце концов, живёт в таком районе, где драка - дело самое что ни на есть житейское.
  - Если уж хочешь применить в драке нож - то не бери такие тесаки, как тот, что я у тебя выбил; они только мешают. Нож должен быть по руке - самое главное, с удобной рукояткой. А длина клинка не имеет ровным счётом никакого значения, и даже наоборот - чем короче лезвие, тем удобнее тебе им оперировать. Да и срок, случись что, будет меньше - если твой нож не будет признан в суде холодным оружием. Короткий нож, кстати, и выбить из рук труднее!
  Четверо недавних налётчиков смотрели на него, раскрыв от удивления рты. И было от чего! Человек, которого они буквально только что хотели ограбить, а в случае сопротивления избить - дружески разговаривал с ними, и в голосе у него не было никакой злобы. Нонсенс!
  Ага, вот и "скорая"! Одиссей прервал лекцию, и, помахав рукой водителю - дождался, пока из двери покажется врач.
  - Здравствуйте!
  Врач устало кивнул, и, посмотрев на Одиссея - негромко спросил:
  - Вызов был на подростковую драку; вы кто?
  - Посетитель клуба; на моих глазах всё и произошло.
  Врач снова кивнул и сказал:
  - Ну, давайте ваших гладиаторов. Кто первый?
  Первым подошёл недавний битоносец. Врач, задрав рваный рукав курки - недовольно покачал головой.
  - Надо шить. Сейчас вколю обезболивающее и антишок, и поедешь с нами. Кто еще?
  К врачу подошёл пацан, названный Одиссеем "пикадором". Без приказа доктора он заголил руку, предъявив тому схожую рваную рану на запястье. Врач покачал головой.
  - Цепями?
  "Пикадор" молча кивнул.
  - То же самое. Рана глубокая, надо шить. Деньги у вас есть?
  Одиссей взял врача за рукав.
  - А зачем деньги?
  Врач снисходительно улыбнулся.
  - А затем, чтобы наркоз сделать качественный. Если денег нет - а в этом районе денег нет ни у кого - придётся шить под новокаином, местно, и не факт, что будет не больно. А не шить нельзя - слишком глубокая рана.
  Одиссей достал трофейную кучу банкнот, сунул их врачу.
  - Здесь триста сорок пять гривен. Хватит?
  Врач кивнул.
  - Хватит. Ещё и останется. - И. обернувшись к остальным, спросил: - Ещё раненые есть?
  Нахалёнок несмело подошёл, и, искоса глядя на Одиссея, доложил врачу:
  - Ось, мэни у груды вдарылы. Нэ можу дыхаты...
  Доктор, вздохнув, взял в руки стетоскоп, жестом велел подростку задрать толстовку - и, недолго послушав его хрипы, так же молча приказал одеться.
  - В машину! Как бы не было перелома ребра.... Надо сделать флюорографию. Все?
  Одиссей кивнул.
  - Вроде больше нет.
  Врач вздохнул, и, споро вскрыв упаковку одноразового шприца, а затем, обломив головку у небольшой ампулы - набрал в шприц прозрачную жидкость и бросил в салон своей "скорой":
  - Эй, бойцы! Кто там ближе всех, с ранами? Давайте руку!
  Довольно быстро завершив процедуру уколов (каждому из налётчиков с рваными ранами досталось по два, а с подозрением на перелом ребра - один) и наскоро перевязав покалеченные руки, врач, повернувшись к Одиссею, спросил:
  - А вы точно случайный прохожий? Не родственник?
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  Доктор, не спеша, присел на подножку изрядно поездившей "газели", достал пачку сигарет, неторопливо прикурил, с удовольствием втянул в себя первую затяжку.
  - Шестой вызов сегодня. И еще до утра будет штук семь, не меньше. Суббота.... Покурить - и то, бывает, времени нет. Вы-то сами не курите?
  Одиссей опять молча отрицательно покачал головой.
  Врач, подняв голову и осмотрев звёздное небо - ещё раз глянул на Одиссея и добавил:
  - Тут, бывает, и родственники за копейку удушатся, а вы, эвон, триста сорок гривен отвалили.... Для многих здешних - это почти двухмесячная зарплата.
  Одиссей скупо улыбнулся.
  - Это не совсем мои деньги. Так что ущерба я не понёс. Вы уж там за ребятами присмотрите, чтоб их там где-нибудь в закутке не оставили.
  Врач покачал головой.
  - Не оставят. Нормальный наркоз потянет на две сотни, остальные я, с вашего позволения, между коллегами разделю. Вашим ребятишкам только лучше будет, присмотр я обеспечу. Завтрак, опять же, попить ночью, если кому захочется. Вы думаете, санитарки святым духом питаются? У них зарплата - сто двадцать гривен, то бишь - двадцать четыре доллара. Шибко не нашикуешь.... Так что за ваши деньги я постараюсь обеспечить максимально возможный комфорт вашим ребятам.
  - Это не мои. Говорю ж - случайный прохожий.
  Врач задумчиво протянул:
  - Да-а-а, дела.... Бывает, и есть родственники - всё равно чёрта лысого от них помощи дождёшься. По мне, так лучше уж помирать в одиночестве, по крайней мере, за государственный счёт похоронят.... Вот вчера были на вызове, в Песчаном. Мужик задохся, курил в постели пьяный. Нестарый ещё... Никаких родственников, никаких эмоций. Кремировали - и вся недолга; так и исчез директор фирмы "Кременчуг-автозапчасть", как будто и не было.... И плакать по нему некому!
  Одиссей внезапно насторожился; таких совпадений не бывает!
  - Доктор, а как его звали? Знал я в Песчаном одно человека, жил на Жовтнёвой.... Работали вместе на автозаводе.
  Доктор покачал головой.
  - С этим - вряд ли. Соседи говорят - запойный пьяница. Жил с матерью, как мать умерла - вошёл в ступор. Не знаю, кто его директором назначил, и что он там надиректорствовал... Федорук его фамилия; не ваш товарищ?
  Одиссей из всех сил постарался сдержать свои эмоции.
  - Нет, не мой. А который Федорук, не с седьмого дома?
  Врач согласно кивнул.
  - С седьмого. Огород в полной заднице, бурьян бунует. Сам пан директор - в каком-то тряпье; а между тем под телевизором - тысяча гривен в целлофановом пакетике! Он бы на эту тысячу мог и одеться поприличней, и людей нанять, чтобы огород вспахали.... А теперь ему уже ничего не нужно. Отпился...
  - Та я знаю Федорука! Только он, вроде, в другой фирме работал ... - Одиссей постарался придать своему голосу максимум безразличия.
  - Да нет, точно - в "Кременчуг-автозапчасть". Я сам в этом же пакете, где были деньги, бумагу из налоговой читал; всё честь по чести, приглашали директора именно этой фирмы пана Федорука на какой-то семинар по налогам.
  Одиссей пожал плечами.
  - Може, это я что-то перепутал... ладно, пойду я. Уже первый час, жинка заждалась! Бувайтэ здоровы!
  Они пожали друг другу руки, и "скорая", довольно ловко развернувшись, покинула место недавнего сражения.
  Так-так-так! Интересненько, очень интересненько! Наш покойный Федорук был, оказывается, директором еще одной конторы! А таких совпадений не бывает!
  Ладно, утро вечера мудреней. Завтра всё равно воскресенье, присутственные места не работают, и внести ясность в слова доктора будет некому. Посему - команда имеет время петь и веселиться! А уж в понедельник с утра мы начнём выяснять, каким боком фирма "Кременчуг-автозапчасть" лежит к операции "Нечто"...
  
  
  ***
  
   - Ну что? Выяснили?
   - Так точно, Максим Владимирович. Проблема, по большому счёту, яйца выеденного не стоит, мелочёвка. Может быть, когда-нибудь в предполагаемом будущем этот гребневик повлияет на планктон, которым кормится килька... Хрень какая-то!
   Генерал Калюжный довольно улыбнулся, и, обернувшись к своему заму, бросил:
   - Видишь, Левченко? Я ж тебе говорил, что надо правильно ставить задачи! Что я вам тогда сказал? Не может быть, чтобы из-за такой ерунды поднялась такая волна общественного интереса; не может, и всё! Если бы дело касалось, скажем, осетровых - тут я ещё понимаю; тут интересы дагестанских и калмыцких браконьеров, тех, кто их крышует, пограничников, ихтиологов, много ещё разных контор, для которых каспийский осетр - смысл жизни.... А здесь? Херня какая-то, какой-то гребневик, который, к тому же, активен лишь в южной части моря, и на реальный промысел чего-то полезного пока не влияет. Понятно, что разным специалистам по морской фауне и флоре этот гребневик - нож острый, но что-то мне подсказывает, что не по карману разным ихтиологам размещать заказные статьи в десятке изданий, я уж не говорю о телевидении. Тут у наших лжепророков другой интерес! Пока мы, правда, не выяснили, какой, но это дело техники. В целом могу сказать одно - молодцом, Загородний!
   Подполковник Загородний встал и произнёс:
   - Служу России!
   Генерал кивнул.
   - Садись! Кто, говоришь, бучу эту затеял?
   Загородний открыл папку, достал листик - и, посматривая на него, сообщил:
   - Обозреватель газеты "Стар-шоу" некто Нудельман Вениамин Аркадьевич. Гомосексуалист, постоянный посетитель клуба "Клон". Живёт широко, недавно купил новенький "гелендваген" ... - Тут Загородний смущённо улыбнулся: - Розового цвета.
   Генерал закурил, и, обведя глазами своих офицеров, заметил:
   - Стало быть, живёт широко... Газетка ему гонораров таких не платит?
   Загородний кивнул.
   - Газета - это так, хобби. Получает он в кассе этой "Стар-шоу" где-то тысяч шесть рублей, это ему - при его тратах - на два дня максимум. Была информация, что он живёт на содержании некоего Рафика Агапетова, одного из телевизионных боссов, из этих, новых; но потом выяснилось, что этот Рафик - жуткий жлоб, за копейку удавится. Выделяет нашему щелкопёру тысячу долларов в месяц, и ни центом больше. Между тем известно, что своим коллегам по цеху за циклы статей о проблемах Каспия этот Нудельман платит щедро, а тем, кто ездил с ним в Баку - заплатил просто царские командировочные, где-то по двести пятьдесят долларов за сутки, притом, что в Азербайджане и сто долларов - немаленькие деньги. В общем, парень явно - чья-то кукла. Тот, кто ему платит - кровно заинтересован в том, чтобы с четырнадцатого по шестнадцатое июня на российско-азербайджанской границе было максимум репортёров. Более того - проблемой этого дурацкого гребневика Нудельману удалось заинтересовать - разумеется, финансово - ещё и съёмочную группу Рент-ТВ! Это не считая телевизионщиков с канала господина Агапетова.
   Калюжный удовлетворённо кивнул.
   - Всё верно. Известный Дмитрию Евгеньевичу генерал-лейтенант Третьяков звонил мне сегодня; его ребята по своим каналам проверили, откуда у этой шумихи ноги растут, и тоже в прострации. Нет того, кому бы эта буза была нужна! В принципе отсутствует заказчик! Из чего я делаю вывод - вся эта музыка затеяна неспроста, и цель у неё, хотя для нас пока и неясная - но явно антироссийская. Это к бабке не ходи! В общем, Загородний, копай дальше, составь список всех щелкопёров, которые в этом деле замазались, не исключая и телевизионных правдорубов. Всех возьми на карандаш! А насчёт этого Нудельмана - по нему проработать отдельный план действий. Раз он чья-то кукла - стало быть, наше дело - найти кукловода. Он есть, в этом прошу товарищей офицеров не сомневаться. И задача у тебя, Загородний, и у твоего отдела - простая, как грабли: оного кукловода найти! Всё, действуй. Кстати, и всем товарищам офицерам предлагаю считать себя свободными. Работайте! Левченко, ты останься...
   После того, как Гончаров, Румянцев и Загородний покинули кабинет генерала - Калюжный весь как-то сразу сник. Тяжело вздохнув, он потушил едва тлеющий окурок и спросил у своего зама:
   - Значит, упустили?
   Левченко пожал плечами.
   - Никаких концов; такое впечатление, что они вообще ни с чем не считаются!
   Генерал покачал головой.
   - Упустили. Теперь эта хрень где-то на подходе к российской границе - если вообще её уже не пересекла. Что там докладывает Панфилов из Киева?
   - Грузовая автомашина "рено" с номерными знаками 74-12 WRD потерпела аварию поздним вечером в четверг, восемнадцатого мая, на шестом километре трассы Александрия-Кременчуг. Местность там пустынная - что вообще-то для Украины не свойственно - и аварию обнаружил, причём уже в пятницу, около одиннадцати утра, некто Миколай Тютюнник. То бишь, произошло это ровно трое суток назад. Груз был разбросан на площади более двухсот квадратных метров, водитель с повреждениями средней тяжести оным Тютюнником был доставлен в районную больницу города Александрия. Панфилов узнал всё это вчера в страховой компании "Алмаз-иншуранс", застраховавшей фуру и груз - хотя, заметьте, был выходной! Думаю, его за оперативность надо будет поощрить.
   Генерал нетерпеливо кивнул.
   - Поощрим, поощрим. Давай дальше!
   - Дальше - хуже. Сегодня рано утром наши ребята уже были в Александрии, но водителя в больнице не обнаружили. Выяснилось, что его вечером в воскресенье забрал некий поляк, предъявивший документ сотрудника польского консульства, под предлогом доставки пострадавшего в Киев, в более благоустроенную больницу. Врачи не возражали - в этой Александрии, как доложил Панфилов, иногда даже аспирина нет. Будем его искать дальше?
   Генерал махнул рукой.
   - Бесполезно. В этом я с твоим Одиссеем солидарен - если водила жив, то, стало быть, ни хрена о настоящем грузе не знает. Если бы знал - оказался бы в компании Сармата и этого, как его, пьяницы кременчугского... Федорука. Одиссей, кстати, сегодня еще не звонил?
   Левченко отрицательно покачал головой.
   - Нет, пока не звонил. Да в его рапорте, по-моему, всё подробно сказано...
   Генерал резко оборвал своего заместителя.
   - Он там, на месте! Значит, держит руку на пульсе! Информация может появиться в любую секунду - новая информация! Ты ему как-то можешь позвонить? - сбавив тон, спросил генерал.
   - Нет, он не сообщил свой номер. По-моему, он ещё даже мобильным местным не обзавёлся...
   Генерал недовольно нахмурил брови.
   - Ну что это за детский сад? В шпионов мы, что ли, играем? Ладно, если наша агентура за кордоном пользуется разными хитрыми штуками-дрюками для того, чтобы их не обнаружили - это мне понятно. Но дома-то, зачем в джеймс бондов-то играть?
   Левченко покачал головой.
   - Украина, Максим Владимирович, уже не наш дом - или, скажем подипломатичней, пока не наш. И те, что играют за чёрных, там сейчас действуют очень даже вольготно! Не так, конечно, как, скажем, в Венгрии или Польше, но вполне свободно. В отличие от нас...
   Генерал молча кивнул. Затем, закурив очередную сигарету - спросил вполголоса:
   - Ну и что мы будем делать дальше?
   - Я сообщу Егорьевскому, что в ближайшие дни возможна доставка на территорию России радиоактивного груза - пусть подготовит своих ребят. Это пока всё.
   Генерал посмотрел на своего зама - и чуть заметно улыбнулся.
   - А по глазам вижу - не всё. На странника своего всё же надеешься?
   Левченко кивнул.
   - Надеюсь. Что-то мне подсказывает, что сейчас он за какой-то хвостик этот глубок загадок уже начал разматывать!
   Калюжный, выпустив фигурное колечко дыма - произнёс задумчиво:
   - Ну-ну. Знаешь, я тоже на твоего Одиссея сейчас надеюсь.... Потому что больше надеяться не на кого. Может, он и сотворит чудо - в конце концов, не зря ж мы его из венгерских застенков вызволили? Теперь пришла его очередь нам помочь...
  
  
  
  ***
   Да, воскресенье прошло замечательно! Кременчугское водохранилище - оно ведь широченное, противоположного берега не видно, а по водной глади неспешно шествуют караваны барж с буксирами, летают "кометы" - в общем, при определённой доле фантазии можно представить себя на море. А черешня! Такой огромной, сочной, бордово-чёрной черешни он вообще ни разу в жизни не ел! На что венгерская, которую ему приносил адвокат Шимонфи в пору его лечения в тюремной больнице, была хороша - и то ей далеко до кременчугской...
   Одиссей осторожно повернулся и оглядел барышню, мирно посапывающую рядом. Да, выходной удался на славу.... Как её зовут? Наташа... или Таня? Вот, чёрт, не вспомнить... Ладно, обращение "милая" достаточно интимно и дружелюбно, а в нашем случае - ещё и безлично, что, безусловно, в подобной ситуации крайне упрощает дело.
   - Милая, солнышко! Вставай! Уже почти восемь утра!
   Девица с трудом разлепила веки, грациозно потянулась, своими движениями напомнив кого-то из семейства кошачьих - а затем, протерев глаза, улыбнулась Одиссею.
   - Добре утро, Сашко! Як у тоби голова?
   Хм... Хороший вопрос! Вроде ничего.... Кстати, помнит ли барышня, где они выпивали в последний раз?
   - Послушай, зайчонок, ты не подскажешь, в каком заведении мы были?
   Девица фыркнула.
   - О, дывысь! С пляжу мы пойшлы до кафе "Днипро". Потим - до ресторану "Бахчисарай". И вже на пры конци - у бар "Роксолана". Там ты ще з якымсь мытныким шось шептавсь.
   Оп-па! Точно! Одиссей, перегнувшись через девицу, поднял с пола брюки, и, пошарив по карманам, нашёл визитку. Так и есть - "Нечипоренко Алексей Григорьевич, инспектор таможенной службы". И телефон. Так-так-так! О чём же я с ним вчера разговаривал? Точно - о фирме покойного Федорука! И о чём-то еще, крайне важном... Чёрт, не вспомнить. Ладно, надо оперативно отправить барышню на родину и браться за дела. Выходные, как это ни печально, закончились.... Да и какие, в конце концов, у него могут быть выходные? НЕЧТО растворилось в пространстве; не важно, что не по его вине - он должен сделать всё, что возможно, для его розыска. Если же не получится - то сделать невозможное; в конце концов, его в его действиях никто пока не ограничивал...
   - Малыш, мне надо по делам. Давай оперативненько в душ, одевайся, и пойдем, позавтракаем. Потом я тебя отправлю домой - тут же такси поймать не проблема? - а вечером позвоню. Гут?
   Девица согласно кивнула, грациозно поднялась с постели (вот это фигура! Да, выходные однозначно прошли крайне удачно!) и, не отягощая себя лишней одеждой, направилась в душ.
   Одиссей подошёл к стоящему в прихожей телефону, и, всматриваясь в визитку, набрал номер.
   - Слухаю! - раздался с той стороны подчёркнуто "служебный" голос.
   - Алексей Григорьевич?
   - Вин самый. С ким маю честь?
   - Вчера в баре "Роксолана" вы мне дали свою визитку. Моя фамилия Бондаренко, я...
   - Помню. Фирма "Кременчуг-автозапчасть". Сейчас подыму документы, позвони мне через полчаса, если такая фирма зафиксирована - я тебе сообщу.
   Одиссей положил трубку, немало подивившись подобной оперативности, с которой он доселе на Украине не сталкивался. Однако! И отчего-то на "ты"... Или они в этом баре пили на брудершафт? Надо спросить у этой, как её... у Наташи. Или у Татьяны? Вот чёрт, надо было хоть имя записать...
   Тут из душа появилась вышеупомянутая девица - и тут же Одиссей услышал упрёк:
   - О, дывысь! Я вже одилась - а вин ще голы! Чи мы нэ йдэмо исты? Чи шо?
   - Идём. Я мигом! Ты пока можешь накраситься, а я сполоснусь и быстро оденусь. Стрижена девка косы не успеет заплести!
   Принимая душ и приводя себя в Божеский вид, Одиссей напряженно вспоминал вчерашний вечер. Зря он всё же мешал крымское шампанское с коньяком! Почему этот Нечипоренко так рьяно бросился выполнять его просьбу? Таможенники - люди не бедные, за сто долларов рваться из сил, изо всех сухожилий, как пел Высоцкий, не станут... Стоп! Нечипоренко! Лёха Нечипоренко! Твою мать!
   Одиссей почувствовал, как по спине поползли мурашки. Они же служили в одном батальоне! Правда, этот Нечипоренко был из первой роты и на полгода старше призывом - но пересекались они не однажды, и что-что, а фамилию-то Одиссея он должен помнить отлично! Вот чёрт, как не вовремя он запалился...
   Одевшись и подойдя к зеркалу, он немного успокоился. А почему, собственно, запалился? Назвал другую фамилию? Так он мог взять фамилию жены, дело житейское. Может, у него проблемы были? Ну, например, поляки поставили в его паспорт гнусный штемпель "въезд в страну запрещён"? И поэтому он оперативно сменил фамилию?
   Ладно, сейчас подъеду на таможню и всё выясню.
   Он второй раз набрал номер таможенного инспектора Нечипоренко.
   - Лёха, это я, Саня. Что-нибудь узнал?
   - Да. Дуй сюда, ко мне. Адрес знаешь?
   - Не-а.
   - Шевченко, восемнадцать. Кабинет сто семнадцатый.
   - Гут, буду через двадцать минут!
   Тут его грудь обняли девичьи руки. Ага, Татьяна! Или Наташа?
   - Ну що, мы йдэмо?
   Милая, сейчас не до интимных завтраков. Надо ей это как-то поделикатнее объяснить. Но как? Ладно, попробуем.
   - Зайчонок, мне срочно надо ехать на Шевченко, на таможню. Или ты поедешь со мной, подождёшь там в машине, а потом мы всё-таки позавтракаем вместе - или я провожу тебя в ресторан, дам денег, и ты поешь сама? Выбирай, солнышко!
   Татьяна (или Наталья?) минуту подумала, а затем, улыбнувшись, ответила:
   - Ты ж там нэ дуже богато часу будэш?
   - Ну, где-то полчаса.
   - Тоди поиду с тобой. Мы ж ще нэ булы у "Разлоге"!
   - Что ещё за "Разлог"?
   - "Разлога". Рэсторан биля моста. Там дуже шикарно!
   - Гут. "Разлога" так "Разлога". Но сначала - таможня. Ты готова?
   - А як же ж? Пивгодыны вже чекаю!
   На всякий случай взяв с собой сумку со всеми своими вещами (чем чёрт не шутит, вдруг надо будет куда-нибудь срочно ехать? Слава Богу, за отель заплачено...), Одиссей, взяв под руку свою спутницу, вышел из номера и направился на выход.
   На Шевченко, у дома восемнадцать они были уже через десять минут - здание таможни находилось, как оказалось, почти рядом с гостиницей.
   Одиссей вошёл в вестибюль довольно мрачного строения (тюрьма здесь была раньше, что ли?), и спросил у дежурного (хм, а они здесь при оружии! Однако...):
   - Мне в сто семнадцатую. Можно?
   Дежурный молча кивнул и нажал на кнопку блокиратора турникета, пропуская посетителя.
   Вот и сто семнадцатый кабинет. Одиссей постучал, и, услышав короткое "входи!" - открыл дверь и вошёл.
   Точно, Лёха Нечипоренко! Только толстый и в усах. А так - почти не изменился!
   - Ну, ещё раз здорово! Ты извини, что утром на "вы"...
   Таможенник махнул рукой.
   - Я тебе скажу, я тоже утром еле язык ворочал. Но встал, отжался, принял холодный душ - и, как видишь, бодр, как огурчик. Ну ладно, рассказывай, какой зуб у тебя на эту фирму, "Кременчуг-автозапчасть"?
   Одиссей почесал затылок.
   - Да ты знаешь, особого зуба и нет. Но очень надо знать, вывозила ли она что-либо последние три дня в Россию?
   Нечипоренко кивнул.
   - Вывозила. Аккурат в пятницу загрузилась фура от неё. Восемьдесят шесть мест груза, оборудование для производства обуви. Пункт назначения - город Ковров, Владимирской области. Там турки какую-то обувную фабрику построили, новые станки им ввозить - жаба душит, вот они разный хлам и скупают. На, держи копию накладной.
   Что ж, отлично! Так, количество ящиков указано, а вот насчёт размеров - лакуна. Хм...
   - А размеры этих ящиков?
   - Ну, в документах этого, как видишь, нет, но я расспросил Мирона Кононенко - он их оформлял; так вот, ящики были самые разные, в том числе двенадцать штук под фрезерные станки, габаритами сто восемьдесят на сто на сто.
   - Ящики, конечно, не вскрывали?
   - Зачем? - пожал плечами Нечипоренко. - Документы в полном порядке, контракт на закупку оборудования - в наличии, где станки куплены - указано; в общем, абсолютно легальный груз. Плюс - был сопровождающий, так что оформили всю музыку за полчаса.
   Оп-па! Сопровождающий! Интересненько, очень интересненько...
   - Лёха, а что за сопровождающий?
   - Заместитель директора этой фирмы. Правда, фамилии его я не помню.
   - Ну, спасибо, Леха. Выручил! Ты, кстати, на мою фамилию не удивляйся. Я...
   Тут таможенник улыбнулся и, положив руку на плечо Одиссею, сказал:
   - Саня, я в курсе. Я был в прошлом году у Саганыча в гостях, в Мозыре, он мне всё про твою беду рассказал.
   Небо раскололось и обрушилось на землю - подминая под себя Одиссея. Вот это номер! А говорят, на Земле живёт пять миллиардов человек... Байки! Их от силы тысяч двадцать - и все друг друга знают, как облупленных.
   - А откуда.... Откуда он знает?
   - Он был у твоей матери, когда у тебя в Будапеште был суд.
   Ну, мама! Почему, хотя бы иносказательно, не написала ему об этом в Сегед? Теперь половина бывшего Советского Союза в курсе, что с ним произошло! Хорошо еще, в прессе не опубликовала, с приложением фотографий. Вот он, дескать, мой сын, герой борьбы с американским империализмом! Фотография фас, фотография профиль; заодно уж - и отпечатки пальцев, чего уж там!
   Таможенник тем временем достал из сейфа бутылочку коньяка и два крошечных стаканчика.
   - Ну, давай! За твоё счастливое избавление! Бежал? Или по амнистии?
   Одиссей почувствовал, что врать теперь - последнее дело. Хрен с ним, будь что будет!
   - Бежал. Три недели назад.
   Нечипоренко покачал головой.
   - Ну, ты и даёшь! Ладно, это не моё дело. Бежал - значит, правильно сделал. И еще вот что... - Тут Алексей, помолчав, добавил: - Если у тебя будут какие проблемы - ну, там с документами, с проживанием, или с деньгами - приезжай. В Полтаве живёт сержант из второго взвода вашей роты - Олег Побегайло, работает в милиции. Ты ж его помнишь?
   Одиссей кивнул.
   - Ну вот. Если что - он тебе поможет с бумагами. Если жить негде - у меня тут недалеко, в селе Великие Крынки, жынкина хата пустая стоит. Если что - можешь там жить столько, сколько душе угодно. Ключи могу дать прямо сейчас.
   Одиссей сжал губы, но всё равно - на глазах навернулись незваные слёзы. Эх, ребята...
   - Спасибо, Лёша. Пока не надо, но если что - обращусь.
   Таможенник кивнул.
   - Здесь ты - дома. И этого, пожалуйста, не забывай. Нас не было рядом с тобой там - но, по крайней мере, мы рядом с тобой здесь. - А затем, немного помолчав, продолжил: - Я ещё что-нибудь могу для тебя сделать?
   Одиссей кивнул.
   - Можешь. Через какой пункт пропуска эта фура пошла?
   - На Казачью Лопань. Это трасса Полтава - Харьков - Белгород - Воронеж.
   - Ты можешь узнать, прошла она таможню?
   Нечипоренко молча кивнул.
   - Как быстро?
   - Да прямо сейчас. Позвоню по внутренней, узнаю. Посиди пока вон на диванчике, попей водички. После вчерашнего ох как не помешает!
   - Да нет, я выйду на улочку. Там у меня в машине барышня дожидается.
   Нечипоренко улыбнулся.
   - Вчерашняя?
   - Ну. Кстати, ты не помнишь, как её зовут?
   Инспектор почесал затылок.
   - Кажись, Галя? Чи Таня?
   Одиссей махнул рукой.
   - Ладно, не важно. Ты пока звони, я схожу её успокою.
   - Погодь. А если ещё не прошла? Ну, фура - таможню?
   - Ты можешь попросить её задержать?
   - Могу. Машина не по ТИРу идёт, задержать мы её вполне вправе.
   - Так вот, если она границу ещё не пересекла - попроси своих коллег её задержать где-то на сутки. Сможешь?
   Инспектор покачал головой.
   - Трудненько будет.... Но сделаю!
   - Тогда считай - я твой должник навеки. Ладно, пойду к ребенку, буду ждать тебя возле красных "жигулей". Тут у вас милиция не шибко суровая? - И Одиссей кивнул на опорожнённые рюмки с коньяком.
   Инспектор махнул рукой.
   - Не бери в голову. Ладно, давай, чеши. Я постараюсь где-то минут за двадцать управиться.
   Одиссей не успел рассказать девице и двух анекдотов - как из дверей таможни показался Алексей Нечипоренко.
   - Прошла. Сегодня ночью. Если ты рванёшь прямо сейчас - то, скорее всего, догонишь её где-то между Белгородом и Воронежем. Если он, конечно, от Белгорода не повернул на Курск - что вряд ли, учитывая место его разгрузки. От Корочи до Старого Оскола ему вообще сворачивать некуда. А вот уже от Воронежа он может ломануться или на Елец - и дальше на Москву, по федеральной трассе "Дон" - или на Тамбов и дальше на Муром и Ковров. Я бы лично на Тамбов пошёл; дорога качеством похуже, зато гораздо меньше загружена, и гаишников негусто. Но до Воронежа у этой фуры дорога одна!
   Одиссей кивнул. Затем качнул головой в сторону - отойдём, мол. Алексей всё понял и вместе с собеседником отошёл от "жигулей".
   - Слушай, Лёха, я этой девушке обещал сходить с ней в ресторан. По ходу пьесы, у меня на это нет времени. Где у вас тут ближайший ювелирный?
   Инспектор понимающе кивнул.
   - Ясно. Ты и в армии был галантерейным кавалером. Как ту тётку звали, с какой у тебя роман был? Молчу, молчу... Короче, проедешь прямо, метров шестьсот - и справа будет "Лазурит". Там цены нормальные и выбор вполне приличный.
   - Спасибо, Лёха. Ну, бывай!
   - И ты будь здоров. Не забудь, что я тебе сказал!
   Они пожали друг другу руки - и через несколько секунд красная "жигуличка" рванула с площадки у таможни.
   Подъехав к "Лазуриту" (внешне - очень приличный магазинчик, ничего такого не скажешь), Одиссей обернулся к своей спутнице и, сделав виноватое лицо, произнёс:
   - Зайчонок, мне надо срочно ехать. Каждая минута на счету. Поэтому в ресторан мы с тобой не пойдём, но зато зайдём вот в этот магазин. Ты там себе выберешь какую-нибудь цацку, а я тебе её подарю. Согласна?
   По глазам девицы было ясно, что она мучительно борется между двумя вариантами поведения - устроить Одиссею скандал или согласится на ювелирку. Впрочем, разум довольно быстро восторжествовал - и барышня благовоспитанно кивнула:
   - Добре. Дило е дило, ныц нэ зробышь. Пидэмо до магазына, бизнесмен... - Последнее слово она произнесла подчёркнуто по-русски.
   Они зашли в "Лазурит", и девушка тут же направилась к прилавку, у которого, чувствовалось по всему, была далеко не впервые.
   - Ось цэй гарнитур. Як у тоби хопить грошей...
   Одиссей глянул на разложенный на витрине товар, покачал головой. Ничего, симпатичный гарнитурчик... Колье, браслет, серьги и колечко; всё с сапфирами, очень изящно, благородно. Он кивнул продавщице:
   - Заверните! - И. обернувшись к своей спутнице, спросил: - Мерить не будешь?
   Девица, не в силах произнести ни слова, только отрицательно качнула головой. Ну да, её реакция понятна - гарнитурчик-то тянул на три тысячи гривен! Без малого - шестьсот долларов. Вряд ли ей в жизни делали такие подарки...
   Продавщица неуверенно застыла с коробочкой в руках. А, понятно! Затрапезный вид Одиссея никак не соответствовал стоимости покупки... Ясно. Персонал магазина сомневается в его платежеспособности. Напрасно!
   Одиссей достал пачку двухсотгривенных банкнот и демонстративно подержал её перед глазами застывших в священном ужасе продавщицы и своей спутницы.
   - Девушка, упакуйте, пожалуйста, этот гарнитур. Мы его покупаем. Ведь покупаем, солнышко? - обратился он к своей барышне.
   - По... Покупаемо... - На девицу напал ступор; что ж, бывает. Одиссей кивнул продавщице:
   - Девушка, у меня очень мало времени. Получите деньги и упакуйте товар. И, пожалуйста, без торможения.
   Когда они вышли из магазина - барышня Одиссея всё ещё продолжала находиться в оцепенении.
   - Милая, тебя куда довезти? - Одиссей решил быть галантным до конца. Больше получаса это не займёт, а бродить с такой покупкой по улицам одиноким девушкам не рекомендуется - даже днём. Чревато...
   - На... на Гоголя. Сашко, ты шо, купыв о цэй гарнитур? - по ходу, она всё не верила в своё счастье.
   - Нет, украл. На твоих же глазах рассчитался! Ладно, поехали - где эта твоя Гоголя?
   Девица плюхнулась в машину, и, прижав к груди футляр с гарнитуром - бросила:
   - Тэраз до плошчи, а потим будэ Гоголя - колы звэрнуты направо.
   Одиссей тронул "жигули" и, ведомый своим, потихоньку выходящим из ступора, чичероне - достиг желанной улицы Гоголя. Всё же неплохой город Кременчуг - всё рядом!
   - Ну, всё, милая. Я поехал. Спасибо тебе за компанию, был счастлив с тобой познакомиться. Всё, целуй меня на прощанье, и будем расставаться. Расставанья маленькая смерть... - Почему-то вспомнил он старую песню; кажется, на сонет Шекспира?
   - А ты... а ты бильш не прыидэшь? - девица явно собиралась заплакать и вообще - устроить душераздирающее прощание. В другое время Одиссей с удовольствием поддержал бы это начинание, но сейчас совершенно не было времени на эмоции. Посему он потуги своей барышни разрыдаться у него на плече пресек на корню:
   - Так, зайчонок. Плакать мы не будем - не покойник, чай. Увидимся! И очень скоро. Держи хвост пистолетом!
   Барышня, хлюпая носом, расцеловала его в обе щеки и, чуть шатаясь, вылезла из машины. Ну что ж, прощай, Татьяна! Или всё-таки Наталья? А может, прав Нечипоренко, и она - Галя? Ладно, не будем заморачиваться - есть дела поважнее.
   Он рванул с места и погнал машину прямо по улице Гоголя, руководствуясь дорожным указателем со стрелкой, направленной прямо в небо: "Полтава - 140 км". Что ж, недалеко; через два часа, уже в Полтаве, он найдет почту и сообщит о полученных сведениях. А пока - только вперёд! Нам надо догнать автопоезд "МАЗ" с грузом станков для обувной фабрики в каком-то Коврове, среди которых затаилось зловещее НЕЧТО - и поэтому оставим за бортом все сомнения и эмоции, сожмём волю в кулак и отбросим в сторону грусть и печаль. И пусть ничего не помешает нам исполнить свой долг!
  Прощай, милая девушка из Кременчуга! Жаль, так и не удалось выяснить, как тебя зовут...
  
  
  ***
  
   - Но почему Ковров?
   Генерал не ответил, погружённый в свои мысли. Затем вдруг поднял голову и спросил:
   - Что? Ты сейчас что-то спрашивал?
   Левченко повторил:
   - Я спросил - почему пунктом доставки выбран Ковров?
   Генерал посмотрел в окно - и ответил:
   - Пока не знаю; но некоторые мысли по этому поводу есть. Ладно, это потом. - Генерал махнул рукой, а затем, немного подумав, спросил у Левченко: - Ты вот мне скажи, ежели, скажем, нас - Россию в смысле - где-нибудь поймают на тайной продаже ядерных боеприпасов - какой это вызовет резонанс?
   - Даже страшно и подумать.
   - Мне тоже. Ежели нас где-нибудь поймают на этом деле за руку, с освещением этого момента по всем телеканалам, с безупречной фактической базой - нам хана. Еле-еле начинаем из той ямы, куда нас вся эта свора реформаторов загнала, выползать - и тут такой провал! Возможно всё, вплоть до военной оккупации... я уж не говорю о том, что в этом случае те, что играют за чёрных, получают карт-бланш на любые действия против России. Любые! И эти действия будут оправданны и в глазах западной общественности вполне адекватны. Так, подполковник?
   Левченко кивнул.
   - В этом случае мы - мировой злодей. На борьбу с которым Штаты смогут поднять не только своих вассалов, но и всех, прежде нейтральных, субъектов. Священная война против распространения ядерной угрозы - это реально.
   Генерал прошёлся по кабинету, закурил, и, открыв окно - выпустил на улицу облачко сизоватого табачного дыма.
   - А ведь для этого много не нужно. А, подполковник? Вот что бы ты сделал для того, чтобы поймать, предположим, Англию на продаже ядерного оружия - ну, скажем, Ливии?
   Левченко задумался. Но потом, покачав головой, ответил:
   - Невозможно. Надо иметь настоящий, подлинный английский ядерный боеприпас. А это никак не получится.
   - Правильно. А если предположить такую дикую вещь, что такой боеприпас есть? Выкраден, скажем, ирландскими террористами из английского арсенала, и тебе за миллион фунтов стерлингов продан?
   Левченко улыбнулся.
   - Но ведь это же невозможно!
   Генерал, тем не менее, продолжал гнуть свою линию:
   - Я ж тебе сказал - боеприпас у тебя есть. Твои действия?
   - Хм... Морем не повезу. Даже если мой груз поймают на борту ливийского корабля - доказать что-то будет трудно. Повезу сушей - через Египет. Египтяне - народ дружелюбный, более чем склонный к коррупции - что нам в данной ситуации более чем на руку. Договариваюсь на каком-нибудь пункте пропуска, что в определенный день и час через него будет идти транспорт с боеприпасом - и этот транспорт должностные лица должны будут остановить и проверить. Чтобы не было потом кривотолков - надо обеспечить этот арест соответствующим освещением в прессе. С показом самого боеприпаса, документов на его перевозку, фуры, водителя - в общем, сделать всё, чтобы у самого тупого обывателя в самом глухом углу Земли не возникало подозрений в том, что этот арест - подстава. И дело в шляпе! Британия в полной жопе! Если эта поставка осуществлялась британским правительством - они клятвопреступники и предатели, им место на скамье обвиняемых международного трибунала. Хочь в Гааге, хочь где. Если же поставка шла частным образом - тоже вилы. Раз англичане не могут контролировать своё ядерное оружие, стало быть, британские арсеналы - это проходной двор, и для их надёжной защиты надо срочно вводить международный контроль. Да много еще чего можно будет сделать! Правительство рухнет - это первое; обрушится британский фунт - это второе; сразу же заболят все болячки, что англичане временно глушат по всему миру - от Фолклендов, которые тут же станут Мальдивами, до Ольстера, который немедля будет присоединён к Ирландии. Я, откровенно говоря, в этом случае вообще весьма сомневаюсь в дальнейшем существовании Великобритании как суверенного государства...
   - Правильно. За такие вещи бьют по-взрослому, и плакать не дают.
   Затем генерал уселся у окна, докурил сигарету, и, погасив бычок - вздохнул.
   - А ведь нельзя мне курить... Ленка ругается, тёща ядом исходит. Если малыш покашливает - тут же меня всей бабской шайкой-лейкой обвиняют, что обкурил ребенка. А как с такой работой не курить? Ладно, Левченко, ты пока отслеживай прохождение этого МАЗа с той бякой, что он везёт - а я тут съезжу в один городок по горьковскому шоссе.... Кстати, Одиссей где?
   - Выехал из Полтавы на Воронеж. Обещал, что, как только окажется на российской территории - купит телефон и сразу же отзвонится. Пока не отзвонился.... А куда вы поедете, если не секрет?
   - Много будешь знать - скоро состаришься.... Шучу! Во Владимир хочу сгонять, найти там одного человека. Гложет, ты понимаешь, меня одна мыслишка - вот и хочу её проверить. Генерала Зуйко помнишь? Который до своей отставки в МЧС чем-то там по нашему профилю заправлял? - Одиссей кивнул. - Так вот, как-то, лет пять назад, кажись, рассказывал он мне одну любопытную историю - но я тогда, по глупости, её мимо ушей пропустил. А теперь каюсь; Зуйко, как ты, наверное, знаешь, преставился где-то в феврале - не то рак, не то ещё какая пакость - и вдумчиво расспросить его уже не получится. Остался, правда, ещё один человечек, о котором он вскользь упомянул - но этого человечка ещё надо, во-первых, найти, а, во-вторых - разговорить. Орлы Загороднего его адрес, по какому он прописан, вчера вечером добыли - так что, ежели он по нему действительно проживает, хочу я с ним встретиться и с глазу на глаз душевно пообщаться, по-нашему, по-стариковски. Может, что и выспрошу.... Ладно, когда Одиссей позвонит - скажи ему, что в Коврове мы группу для встречи дорогих гостей уже подготовили, пусть особо там пупок не рвёт. Пусть ведёт аккуратно эту машинку, но шибко не светится - нам их сейчас спугнуть ох как не резон! Ладно, будь здоров, подполковник! Поеду я. Сегодня побудешь за старшего.
   Генерал встал, закрыл окно, и, попрощавшись с заместителем - вышел.
   Левченко задумался. Куда это Старика понесло вдруг ни с того ни с сего? Темнит генерал... Ладно, ему видней. А нам пока надо готовится к прибытию в Ковров непонятного радиоактивного груза - который, слава Богу, неожиданно нашёлся в самый, казалось, гиблый момент. Всё же хорошо иметь однополчанина на таможне!
  
  
  ***
   Так, документ у него на право управления автомобилем - довольно сомнительный; на Украине он ещё так-сяк, а в России придётся каждый раз к нему сто рублей прикладывать - иначе будет недействительным. Доверенность - генеральная, с правом выезда за границу; это ещё куда ни шло. Ладно, документы - это не самое страшное. Машинка что-то в последнее время стала покашливать и подёргиваться - причём как-то нехорошо; как бы не сдохла в самый ответственный момент... Ладно, будем надеяться, что выдюжит.
   Всё же тот сукин сын, что работает со стороны противника по этому проекту здесь, на Украине - или парочка сукиных сынов? - в Кременчуге изрядно лажанулся. Хотя, в общем-то, Одиссей его (или их) понимал. Есть алкаш, владелец юридического адреса, готовый стать основателем подставной фирмы - причём за очень небольшие деньги; зачем же тратиться ещё на одного? Гораздо проще обе нужные фирмы на одного человека и зарегистрировать! Авось пронесёт.... Тем более - концы в Краковце обрублены; ещё разок рубануть в Кременчуге - и ищи ветра в поле! Логично.
   Ну, положим, машинку, что везла это НЕЧТО через Краковец, мы бы нашли. В конце концов, можно было бы купить руководство таможенного пункта, сесть за документы, оформленные в тот трагический день Сарматом, сличить их со временем звонка в Киев, и, путём логического отбора, назначить на должность подозреваемых две-три машины. Затем, узнав, что одна из подозреваемых фур опрокинулась в безлюдном месте - безошибочно указать на неё, как на основного обвиняемого в контрабанде. Логично. А дальше? Хм.... Вот то-то и оно.... Впрочем, и здесь выход можно было бы найти; можно было бы прошерстить все близлежащие города - а именно, тамошние пункты таможенного оформления - и найти двадцать-двадцать пять грузовиков, которые именно в эти дни были затаможены на Россию. Из этих двадцати пяти машин вычленить десяток тех, чей груз вполне мог бы служить прикрытием этого НЕЧТО - и отследить путь этих автопоездов ровненько до места их назначения.
   В общем, ничего экстраординарного он не сделал и никаких сверхъестественных оперативно-розыскных способностей не проявил, тут особо нос задирать нечего. Единственное, за что его следовало бы похвалить - это за экономию времени и средств. Сколько людей нужно было бы для всей этой музыки, которую надо было бы провернуть - если бы не его розыскной гений? Человек четырнадцать-пятнадцать, пять оперативных групп, никак не меньше. А сколько времени? Дней десять - двенадцать, а если принять во внимание объём работ - то и все две недели. О деньгах вообще говорить страшно; он один уже потратил примерно пять тысяч долларов (тут Одиссей про себя улыбнулся; примерно полторы тысячи из них было израсходовано на дам, но этот интимный факт он начальству докладывать не станет), сколько же пришлось бы ухайдакать всей этой орде следаков, которые, понятное дело, действовали бы на Украине исключительно приватно и посему за любую информацию вынуждены были бы платить? Тысяч сто в североамериканских денежных знаках - это по самому минимуму! Не считая того прискорбного факта, что к тому времени, когда подозреваемая машина была бы найдена - а она однозначно была бы найдена! - след страшного груза из его кузова давно бы уже простыл. То есть можно было бы, конечно, взять в оборот водилу, потом выкрутить руки кладовщикам и грузчикам того склада, где он разгружался, потом допросить с пристрастием менеджеров той фирмы, что получала груз - и добиться правды; но время было бы безнадежно упущено.
   Всё же те, что играют за чёрных - что-то под конец своей операции расслабились; или это на них успех перехода границы так подействовал? Конечно, и на Украине, и в России всё продаётся и покупается, и коррупция такая, что аж пыль столбом. Но импортные господа отчего-то не учитывают тот простой факт, что коррупция - это вообще-то оружие обоюдоострое. И при помощи тех же самых серо-зеленых бумажек мы легко и непринуждённо сможем найти то, что они при их помощи так старательно прячут - весь вопрос лишь в сумме прописью; стало быть, на месте тех, что играют за чёрных, он бы так нахально себя бы не вёл, и уж во всяком случае - ни за что бы не расслаблялся. Потому что опасность быть разоблачёнными отнюдь не исчезла в пламени, охватившем дом номер семь по Жовтнёвой улице села Песчаное! И его противникам сейчас стоило бы крепко подумать над тем, что предпринять дальше - а не катить беззаботно прямо в руки оперативников Управления Н.
  Вот что бы он делал сейчас на их месте?
   НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ЕХАЛ БЫ В КОВРОВ!
  МАЗ с грузом станков (среди которых - и это жутковатое и непонятное НЕЧТО) будет там не раньше, чем в среду - всё-таки проехать надо почти тысячу километров, либо по сверхнагруженной федеральной трассе, либо по убитой дороге Тамбов-Владимир, через Шацк, Сасово и Муром. Сегодня понедельник. Стало быть, для мероприятий по розыску у нас есть как минимум сутки. Эти ребята в курсе, что их груз зазвенел на границе; стало быть, они должны допускать, что мы этот груз ищем. Кто "мы"? Неважно. Военная контрразведка, например.... Не имеет значения. Имеет значение лишь тот факт, что Сармат, пусть и ценой своей гибели, но предупредил нас о факте этой жутковатой контрабанды. А эти клоуны беззаботно гонят свою машину и в окошко поплёвывают.... Ну-ну.
  Всё же что эти ребятишки так рьяно волокут на российскую территорию? А главное - зачем? Ставки в этом деле растут в геометрической прогрессии; интересно, что в прикупе? Два унылых вольта с убогой трефовой девяткой? Или червонный туз с дамой и королём?
  Ладно, завтра утром мы это узнаем - если, конечно, ему удастся настичь чёртов МАЗ с дьявольской начинкой; хоть бы на границе его шибко не мытарили...
  
  
  
  ***
   Российско-украинскую границу он пересёк уже ближе к ночи, немало подивившись нравам и обычаям, что царили на погранпереходе. Вот интересно, это везде так, на всём протяжении границы, или это просто ему так не повезло? Наглые пузатые таможенники, ленивые пограничники, ещё какие-то дядьки в непонятно форме с непонятно какими функциями - все дружно старались извлечь из пересекающих рубеж машин максимально возможную прибыль, как будто состязаясь друг с другом, кто кого переплюнет в мастерстве вымогательства взяток. О вульгарном техосмотре там, или, например, о каких-то нормах груза на одно лицо речи просто не шло; ребята считали нужным снимать деньги за сам факт проезда!
   Сначала к его машине - ещё метров за пятьсот до украинского шлагбаума - бросилось несколько человек, размахивающих разными бумагами. Подбежавший к нему первым молодой мужчина с испитым лицом тут же предложил купить у него страховку на машину (всего за шестьдесят гривен!), а, дабы как-то стимулировать Одиссея, решил его напугать - хотя, надо сказать, несколько косноязычно:
   - Як нэ возмэшь страховку - то штраф на границе будэ сто гривэнь! На украинской! А на российской - ще сто! - Очевидно, в его понимании сумма в двести гривен представляла из себя абсолютно космическую величину.
   Одиссей вздохнул. Ну почему, почему все эти приграничные прихлебатели считают своих сограждан полными и окончательными лохами? Просто обидно! Вон, возле будки "Украинской почтово-страховой компании", прямо под фонарём, висит табличка - в которой чёрным по белому, большими, в ладонь размером, буквами, сказано, что стоимость страховки на легковые автомобили (причём указано, что страховка сугубо добровольная) составляет тридцать три гривны; то бишь, деятель со следами бурной алкоголической юности пытался, во-первых, нагреть его на двадцать семь гривен, а, во-вторых, внушить ему идею о том, что страховка обязательна - хотя таковой она вовсе не являлась. Ну-ну...
   Одиссей ничего не сказал продавцу страховок - просто молча отвернулся и дал газу; через три минуты он уже подъехал к въезду на таможенную территорию украинской "митныцы". Вышедший из будки погранец просто спросил, есть ли у него паспорт, и поднял шлагбаум. И вот тут-то и началось главное представление!
   Показался конец очереди. Неторопливо подошедший к его машине таможенник снисходительно оглядел его "жигуличку" - и бросил лениво:
   - Не знаю, чи можно вам выезжать с Украины...
   Одиссей про себя ругнулся; начинается, блин!
   - А шо так?
   - Да машина у вас дуже стара. Може, таких и нельзя вывозиты? Як антиквариат? З якого вона рику?
   - С семьдесят пятого.
   - О! - И таможник поднял палец: - Двадцать шесть вже! А нельзя вывозиты машины, старейшие за двадцать пьять! Загоняй ось на ту стоянку, завтра поидэшь у Харькив, возьмешь посвидчэнне.
   - Какое свидетельство?
   - Шо можешь выезжаты з Украины ось на цэй машине.
   Одиссей про себя вскипел, но решил свои чувства попридержать при себе. И довольно вежливо спросил у таможенника:
   - А как ваша фамилия и должность? Вы мне официально отказываете в пересечении границы? Тогда, будьте добры, выдайте мне письменный документ.
   Понятно, что этому клоуну до боли зубовной охота выдернуть у него гривен десять, а если повезёт - то и двадцать. Но никакого желания платить за такой дешёвый развод у Одиссея не было - и он решил пойти на принцип.
   Таможенник поджал губы.
   - Ладно, видчиняй багажник. Е шо до вывозу?
   Одиссей открыл багажник - тот сиял девственной пустотой; кроме запаски, свечного ключа и набора инструментов, там ничего не было; даже сумка с его личными вещами стояла в салоне.
   Таможенник покрутил головой и протянул важно:
   - Шось странно... Пуста машина, ниякых сумок нэмае... Трэба розбираты! Може, наркотики в двирах?
   Одиссей, едва сдерживаясь, сквозь зубы протянул:
   - Я сейчас позвоню в Кременчуг, Алексею Нечипоренко - он заместитель начальника кременчугской таможни - и попрошу его поговорить с вашим начальством в Харькове. Душевно так поговорить, обстоятельно. О том, как поставлена служба на этом терминале...
  Таможенник слегка скис. По-видимому, только что озвученная им блестящая идея разобрать "жигули" в поисках наркотиков вдруг почему-то перестала ему нравиться.
  - Добре, идитэ до пограничника. - И, демонстративно отвернувшись, он дал понять Одиссею, что разговор с ним закончен.
  Пограничник, надо отметить, ограничился проверкой паспорта - и вскоре Одиссей оказался на российской стороне погранперехода. Тут народ работал ещё неторопливее - уже перед шлагбаумом въезда на территорию машины стояли в три ряда, хотя шлагбаум, что характерно, был один. Вот интересно, зачем было строить терминал с тремя полосами движения к зоне досмотра - если проход к ней всего один?
   Через два часа мучительного движения черепашьими темпами Одиссей получил ответ на этот вопрос.
   Проверяло паспорта трое пограничников - причём делали они это крайне неторопливо. Граждане, чьи паспорта крутили в руках стражи рубежа - нервничали, беспокоились - что, в свою очередь, давало граничарам повод к разного рода удивительным вопросам, например: "А ребенок ваш? Странно, что-то непохож на свою фотографию.... Сколько, вы говорите, ему лет?", или "Миграционную карточку заполнили? А почему подпись не сходится с подписью на паспорте?" - в общем, взвинчивали градус напряжения изо всех сил. Это им, надо сказать, удавалось с блеском - водители, в чьих машинах перевозился, к примеру, незадекларированный алкоголь, или количество сумок в багажнике и салоне казалось им самим (в свете таких строгостей) излишним - незаметно вкладывали в паспорта разного достоинства купюры, и уже с такими "вкладышами" совали их пограничникам. Если предъявленные "вкладыши" последних устраивали - машина проходила в зону таможенного контроля; если же номинал "вкладыша" казался пограничникам унизительно низким, податель сего тут же подвергался тщательному досмотру.
   Одиссей, прождав в очереди более двух часов, наконец, был удостоен чести протянуть свой паспорт российскому стражу границ.
   - Бондаренко, значит?
   Одиссей кивнул, подтверждая, что именно так оно и есть.
   - Хм.... Что-то паспорт у вас странный; сам потёртый, ношенный - а фотография как новенькая? - И пограничник выжидательно посмотрел на Одиссея.
   Если бы Одиссей не был свидетелем уже десятка таких сцен - то, пожалуй, всерьез бы начал опасаться; ведь он же знал, что паспорт, несмотря на внешнюю абсолютную идентичность, всё же был фальшивым. Но нечто подобное этот же пограничник говорил не далее, как десять минут назад - владельцу "ниссана террано", и посему Одиссей лишь улыбнулся про себя.
   - А хрен её знает, чё она такая новая! Хочешь - проверяй паспорт, я подожду! - благодушно бросил пограничнику Одиссей. Разумеется, в планы стража рубежей вовсе не входило заниматься тягомотной проверкой - ему нужны были наличные деньги. Видя, что клиент и не думает открывать бумажник - пограничник с тяжёлым вздохом вернул ему паспорт.
   - Заполняйте миграционную карточку! Во-о-он в той будке оформление временного ввоза, и страховку не забудьте купить. - И пограничник, отвернувшись от Одиссея, дал ему понять, что аудиенция закончена.
   Одиссей решил шибко не дразнить гусей, но и сразу и безоговорочно платить столько, сколько запросят деятели в разного рода будках - не стал. В конце концов, есть же у него и самоуважение! За полчаса, потратив на всё про всё 250 гривен (включая непонятный "местный экологический сбор", который взимался почему-то в лавке под вывеской "фитосанитарный карантин"), Одиссей покончил с вымогателями, решившими кормится с границы, и подошёл к таможеннику.
  Таможенник, глянув на номера, первым делом спросил:
  - Алкоголь везёте? Свыше разрешенной нормы?
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  - Я и норму не везу.
  Мытник тут же насторожился.
  - А что так? Горилка на Украине подешевле ж? Или шо другое везёте?
  - Ничего не везу. Еду по делам.
  - По делам? На такой машине? Вы, я вижу, меня за хлопчика держите. Это ж явно - БМК!
  - Не понял. Что такое БМК?
  Таможенник покровительственно улыбнулся.
  - А то ты не знаешь! Боевая машина контрабандиста! Покупают ушлые ребятки, вроде тебя, такие вот калечи за копейки, набивают их наркотой - и гонят в Россию.... Ну что, будем разбирать машину? Мы ж все ваши нычки наизусть тут уже знаем!
  Одиссей лишь укоризненно посмотрел на таможенника.
  - Если вам охота - разбирайте. Я никуда особо не спешу. Жалобы на работу вашего поста куда можно писать?
  В общем, потратив на прохождение границы драгоценные четыре часа, к часу ночи он оказался в России. Конечно, если бы он выдал деятелям узаконенного пограничного разбоя гривен триста, досмотр его скромной "копейки" прошёл бы на полчаса быстрее; но здесь уже коса нашла на камень. Одиссей только головой качал; вот интересно, как набирают персонал для работы на таможне? По принципу наибольшей подлости? Но как они эту подлость определяют? Может, есть какие-то специальные методики, или ещё какие-то способы? Ведь ни одного порядочного лица, как ни старайся, в этой шайке граничаров (причём не имело значения, в какую форму они одеты, российскую или украинскую - создавалось впечатление, что вышли они все из одного учебного заведения) Одиссей так и не разглядел.
   Ладно, когда закипает вода в котле - на поверхность поднимается всякий мусор; будем считать, что все эти прикордонные деятели - просто отходы двух народов, чьим-то тщанием отобранные по принципу наибольшего личного бесчестья. Плюнем и забудем - есть дела поважнее!
   Дорога от Октябрьского до Белгорода оказалась разбитой насмерть - и Одиссей, раз за разом виляя во избежание попадания в очередную яму, про себя тихо ужасался тому, какая дорога ждёт его за Белгородом. Там, где главное шоссе уходило на север, на Обоянь и Курск, а его ждала дорога "местного значения" на восток, на Старый Оскол. А ведь он пока ехал по бывшей дороге "общесоюзного значения"... У Одиссея вообще создалось такое впечатление, что с лета сорок третьего года здесь никто дорожным ремонтом как-то особо не занимался. Вот как измочалили эти пути-дороги танковые корпуса Манштейна, группировавшиеся как раз в этих местах накануне Курской битвы - так всё и осталось в том же состоянии. Манштейну, понятное дело, было проще - у него были танки, его танкистам на ямы на дорожном полотне было наплевать с высокой башни.... А ему на скромной "жигуличке" приходилось внимательно всматриваться в лежащую перед ним тьму, едва освещаемую слабыми лампами чуда отечественного автопрома середины прошлого века - и далеко не всегда ему удавалось избежать жуткого "грррах!" на очередной выбоине.
   Белгород он проехал уже глубокой ночью, около двух часов - что удивительно, почти не запутавшись; и, выехав по указателю на дорогу на Старый Оскол, мимо колокола, установленного на клумбе - вздохнул с облегчением. Шоссе оказалось вполне приличным, жутких ям почти не было - так, мелкие выбоины. Хорошо, что Манштейн в сорок третьем двинул танковые дивизии СС, все эти "викинги", "райхи" да "мёртвые головы", из Белгорода на север, на Обоянь и Курск! По крайней мере, дорога на Старый Оскол осталась цела. Правда, её чуток покалечили уже советские грузовики, но всё ж не до смерти. Ехать можно!
   Почти до самой Корочи дорога была практически пуста - редкие легковые и микроавтобусы, идущие с ним в одном направлении, Одиссея не интересовали. Хм, а тут, похоже, фуры по ночам не ходят... Херово. Ладно, ежели к утру он доедет до Воронежа без поклёвки - можно будет стать на какой-нибудь удобной позиции и отслеживать номера проезжающих МАЗов. Это, понятно, нужно будет сделать только в том случае, если на всем протяжении дороги ему искомый автопоезд не встретиться.
   Жутко хотелось спать. Сначала Одиссей пел - перебрав по памяти практически весь известный ему репертуар строевых и военных песен; к сожалению, репертуар был скуден, а по второму разу петь одно и то же как-то не хотелось. Если бы подобрать где-нибудь попутчика! С ним можно было бы обсудить мировые новости, женские хитрости и злодеяния, вспомнить, как славно жилось в СССР - в общем, до самого Воронежа тем для разговоров бы хватило. Увы, ночью народ почему-то не голосовал, и попутчика взять не получилось. Если бы с ним была Герди! Господи, вот бы уже наговорились! Хотя, впрочем, нет. С Герди бы они вряд ли долго разговаривали - скорее всего, загнали бы машину в ближайший лесок и занялись бы действительно полезным и нужным делом! У него аж закружилась голова от этой мысли. Господи, быстрей бы оказаться на Мартин-Лютер-штрассе! И постучать в дверь, за которой его ждёт любимая женщина и его сын, которого он знает лишь по фотографии четырехлетней давности...
  Вот и город Губкин... Одиссей подивился: на въезде в город, вдоль трассы, через каждые пятьдесят метров стояло штук двадцать освещённых снизу громадных плакатов, на которых подробно описывалась история этого города - благо, существовал он недолго, с 1939 года. Всё ясно - "дитя" сталинской индустриализации; Курская магнитная аномалия, залежи железной руды...
  На самом въезде в город, окружённая скоплением фонарей, была разбита огромная клумба, на которой цветами было написано "Губкин 1939". На душе у Одиссея от такой красоты стало приятно, и пограничные гнусности как-то отошли на второй план.
   Старый Оскол он проехал в четвертом часу - когда далеко на востоке небо уже начало сереть. Самого города он, правда, не увидел - город остался справа - но зато в придорожном кафе в Каплино ему удалось прикупить шесть банок энергетического напитка; с ним бороться со сном стало неизмеримо легче, и Одиссей, выдув три баночки, с новыми силами рванул на восток.
   А вот и граница Курской области.... И тут же по днищу его "копейки" забарабанили камни - дорога ремонтировалась, причём, по советским обычаям, гравий должны были утаптывать сами проезжающие машины. Впрочем, вскоре выехав на свежеотремонтированное шоссе, он уже пожалел, что так быстро кончилась гравийка - новенький асфальт жутко прилипал к колёсам, и скорость его машины мгновенно упала; чтобы держать нормальные сто десять, двигателю "жигулички" приходилось переходить чуть ли не на форсаж.
   В начале пятого он перекусил в кафе в селе Горшечном, в километре от пересечения его дороги с шоссе Курск-Воронеж. Заспанный мужик навалил ему полную миску котлет, выдал две почти полные банки с кетчупом и майонезом, и, недовольно поморщившись, но, всё же приняв тридцать гривен в уплату - опять повалился спать на топчанчик, установленный прямо за прилавком. Немало подивившись такому доверию, Одиссей добросовестно съел всё, что было в тарелке - и, едва переставляя ноги от навалившегося чувства сытости, подошёл к холодильному шкафу и, подёргав дверцу, удивился ещё раз - никто и не думал как-то её закрыть в обереженье воровства. Подходи и бери, что хочешь! Приятная патриархальность нравов, ничего не скажешь...
   Взяв две бутылки холодного чая, Одиссей положил в коробочку из-под "орбита", служившую уже спящему мужику кассой, мятый полтинник - украинские гривны тут, как он уже успел убедиться, считаются вполне полноценной валютой - и тут услышал за спиной до боли знакомый шум мазовского мотора. Оп-па! Оглянувшись, он увидел хвост автопоезда; на задних дверях полуприцепа сияли старательно отмытые номера (что требовали таможенники на погранпереходе, в ином случае снимая двадцать гривен или сто рублей с нерадивого водителя). Одиссей разочарованно вздохнул - фура была не та, хотя номера весьма похожи. Ладно, будем надеяться на лучшее - раз грузовики тут ездят по ночам, вполне возможно, что он встретит "свою" фуру на подъезде к Воронежу. Надо только поддать газу!
   Шоссе Курск-Воронеж, на которое он выехал сразу же после экстра-раннего завтрака (или это был сверх-поздний ужин?) в это раннее время было отнюдь не пустынно; туда-сюда проносились машины, работали придорожные кафе и заправки, и уже в Вязноватовке, отъехав от перекрестка всего километров двадцать, он был схвачен за превышение скорости невесть откуда здесь взявшимся пикетом ГИБДД. Немудрено, что он превысил максимально разрешенную каким-то знаком, спрятанным в кустах, скорость в сорок километров в час - дорога шла по холмам, вверх-вниз, и искушение поддать газку было слишком велико. Отделавшись от гаишников, угрожавших ему всяческими карами, двумястами гривнами, Одиссей продолжал держать сто десять, несмотря на знаки - ему нужен был "МАЗ" с полтавскими номерами! Правда, моторчик его "жигулей" покашливал всё активнее, иногда давая сбои - но пока тянул. Хотя бы он дотянул его до Владимирской области!
  Рельеф местности (по идее, долженствовавшей быть, согласно карте, ровной степью) оказался на редкость не равнинным, плюс к тому ветер дул ему прямо в лоб - посему Одиссею приходилось выжимать из изрядно уставшей машинки все соки. Дорога, увы, оказалась пересечена здоровенными оврагами с уклонами градусов в тридцать, шириной в полкилометра каждый и глубиной ну никак не меньше метров пятидесяти - и нырять в эти ущелья (и тем более - выбираться из них) его "жигулям" становилось всё труднее и труднее...
   Проехав Стрелицу, он на перекрестке повернул налево - до Воронежа осталось всего-ничего; и вдруг на обочине шоссе, почти у самого моста через Дон - он увидел сиротливо стоящий МАЗ. Номера на задней двери полуприцепа безумно радовали глаз - 17 093-06 СК, те же, что были указаны в товарно-транспортной накладной.
   Стоп, ребята-демократы! А вот теперь поедем медленно, аккурат так, как предписывает стоящий перед мостом знак "40". Вот ты, голубчик! Попался! Теперь мы тебя эскортируем дружно и весело до самого Коврова!
   Одиссей проехал мимо стоящей машины, бросил на неё взгляд в зеркало заднего вида - и, весело насвистывая, въехал на мост; теперь где-нибудь тормознуться, сесть в засаду - и ждать, когда друг сердечный на этом МАЗе двинется в путь. Паршиво ехать в одиночку за рулём легковой машины - но за рулём грузовика одному ещё паршивей!
   Тут Одиссея вдруг как молнией ударило. Водитель в кабине ОДИН! А Лёха Нечипоренко однозначно говорил, что фура из Кременчуга вышла с сопровождающим! Твою мать!
   Одиссей быстро развернулся, не глядя на двойную белую полосу - и на полной скорости помчался назад. Водитель один! Чёрт возьми! Неужто те, что играют за чёрных - прорубили фишку?!
   Припарковав свои "жигули" аккурат за фурой - Одиссей вышел на шоссе и, не спеша, подошёл к кабине МАЗа. Для начала хорошо бы вежливо постучать - а уж там посмотрим...
   - Эй, друг, ты не с пятого автопарка?
   Водитель опустил стекло на своей двери и, оценивающе глянув на Одиссея, покачал головой.
   - Ни. Я с Кременчуга.
   - Подкалымить хочешь?
   - Ни. Я ж с грузом.
   Одиссей оглядел пустынное в эту минуту шоссе - и махнул рукой водителю.
   - Слазь! Есть деловой разговор на триста гривен!
   Шофер, не спеша, открыл дверь, ещё раз осмотрел Одиссея - и осторожно спустился вниз, сжимая (на всякий случай) в правой руке монтировку. Одиссей про себя улыбнулся - осторожный, хохол!
   - Ну, шо трэба?
   - Браток, ты грузился в пятницу в Кременчуге на Ковров? Станками для фирмы "Омико-обувь"?
   - А тоби шо?
   - Для начала не мне, а тебе. - И с этими словами Одиссей протянул водителю бумажку в сто гривен.
   Тот её осторожно взял, старательно рассмотрел, а затем, засунув деньги в карман - спросил уже чуть более дружелюбно:
   - Ну, грузыв. Докумэнты у порядку, груз - на мисти. Тилько...
   - Что "только"? - и Одиссей протянул собеседнику ещё одну бумажку с портретом Кобзаря.
   - Ноччу, дэсь биля трох, подьихалы хлопци - на "газэли". З ими був кран. Знялы два станка - и поихалы. Той, шо зо мною йихав - сив до их у машыну и тэж подавсь. Сказали, шо цэи станки трэба дуже швыдко - бо там тые, шо е, зломалыся, и линия стоит.
   - Номер "газели" запомнил? - И Одиссей приготовил третью бумажку.
   Но водила отрицательно покачал головой.
   - Ни. Била кабина, сыни тэнт. Його знималы, колы грузылы станки. Собака няки там намалеваны був. Чи лиса... Якэсь рыжэ.
   - Во сколько это было?
   Водила пожал плечами.
   - Дэсь биля чотырох...
   - Станки, что с твоей машины сняли - были самые большие? Выше человеческого роста?
   Водила молча кивнул головой.
   Вот этого он и боялся!
   Одиссей молча кивнул водителю МАЗа и медленно, чуть пошатываясь, направился к своей верной "копейке".
   Всё же они его обыграли!
   Он сел в водительское кресло; вдруг на него разом навалилась усталость - сказалось накопленное напряжение последних суток. Резало в глазах, першило в горле, невыносимо болела спина; сейчас бы плюнуть на всё, пойти во-о-он на тот пляжик на берегу Дона - и, расстелив чехлы с заднего сиденья, лечь спать. И спать часов десять!
   Только этих десяти часов у него нет.
   "Газель" - не МАЗ. И по скорости хода вполне сопоставима с его "копейкой". Если МАЗ ползёт со своим грузом по этим разбитым дорогам со средней скоростью километров пятьдесят в час - то "газель" может бежать семьдесят (а если её не жалеть - а у его противников абсолютно нет причин её жалеть - то и все восемьдесят). Следовательно - у неё уже есть фора километров в двести. А самое главное - неизвестно, куда она направляется!
   Одиссей уже решил было впасть в отчаянье - но, при зрелом размышлении, решил этого пока не делать. Перегрузка на "газель" двух ящиков, в одном из которых однозначно находится НЕЧТО - это импровизация. Сто процентов, что этот шаг изначально задуман не был; следовательно, груз этот, пусть и перегруженный из МАЗа в "газель", всё равно надлежит доставить куда-то примерно в район Коврова. Конечно, его противники не клинические идиоты, и везти это НЕЧТО именно туда, куда указано в путевых документах, они не станут - но, раз изначально груз планировался доставкой в город Ковров, значит, его всё равно доставят куда-нибудь рядом. Следовательно - пока он знает, КУДА направляются его противники.
   Но вот ПО КАКОЙ ДОРОГЕ - ему надо решить самому.
   Федеральная трасса? Дорога неплохая, хотя, правда, изрядно забита автотранспортом. Пикеты ГИБДД, досмотр груза, проверки документов.... Хм. Геморрой! Да ещё у какого-нибудь шибко рьяного инспектора в кармане вполне может оказаться дозиметр. Кавказ, лежащий за спиной - как известно, террористическое гнездо, кроме того, тут рядышком - Воронежская АЭС... А с тем грузом, который находится в "газели", вряд ли стоит крутится поблизости от дозиметра. Потом с этим грузом надо будет ехать через Рязань - что, опять же, излишний риск. Значит, федеральная трасса "Дон" - всё же резервный вариант.
   А вот дорога на Тамбов - куда как перспективнее! Менты там голодные; сто рублей - и никаких вопросов задавать тебе никто не станет. По километражу - примерно столько же, сколько и по федералке; качество покрытия, конечно, хреновенькое, но всё равно - это ж не просёлок. И, если бы этот груз вёз он - то однозначно выбрал бы тамбовский вариант. А ведь его противник - не дурак... Что это значит?
   Это значит - дорога на Тамбов есть основной вариант перемещения двух станков, вместо одного из которых в центр России едет радиоактивное НЕЧТО. Стало быть, по коням!
   И тут его ждал удар с той стороны, с которой он никак не ожидал его получить.
   Одиссей вставил ключ в замок зажигания и, повернув его, попытался завести двигатель. Стартер добросовестно десяток раз прокрутил коленвал - но мотор молчал, как партизан на допросе. Что за чёрт! Раз за разом Одиссей пытался его завести - и каждый раз, жужжа всё слабее и слабее и окончательно просаживая батарею, стартер натыкался на молчаливую забастовку движка. Наконец, вжикнув последний раз, стартер сдох - и вот теперь Одиссей понял, что время впадать в отчаянье как раз наступило.
   Он вышел из умерших "жигулей". Мимо него пролетали легковушки с беззаботными пассажирами, маршрутки со спешащими на работу жителями окраин, фургоны с товаром для открывающихся через полчаса-час магазинов. Эти люди жили совсем в другом мире - чудесном мире работающих моторов, в мире, где не надо мчатся за постепенно превращающейся в мираж "газелью", в мире, где все играют за белых...
   Одиссей в бессильной ярости прокусил нижнюю губу - и кровь тонкой струйкой потекла по подбородку, капая на асфальт. Будь проклята его хромая судьба!
  Те, что играют за чёрных - всё же переиграли его. И теперь, уходя всё дальше на северо-северо-восток - они всё дальше и дальше уходили от возможности провала. Что ж, они могут радоваться - сегодня их день.
  Он сел на порог своей машины, бессильно опустив руки. Сармат.... А ведь он сейчас предаёт своего павшего товарища! Ценой своей жизни Саня Дроботей вручил им эту информацию - и вот теперь он видит, как с каждой минутой эта информация теряет свою ценность. Потому что то, что обнаружил Сармат в позапрошлую пятницу на польско-украинской границе - преодолев все кордоны, беспрепятственно движется туда, куда и было задумано теми, кто играет за чёрных. И он, Одиссей, не смог это предотвратить! С девками развлекался... Миллиардерское шампанское пил.... На пляже загорал.... Пижон! Бездарь! Ничтожество! Провалить такое простое дело!
  Тут мимо него, важно урча неслабым мотором, прошествовал армейский "Урал"; с заднего борта, беззаботно свесив ноги, на него посмотрел, широко улыбнувшись, молоденький солдатик - и Одиссею вдруг стало стыдно за самого себя, недавнего.
  Ладно, хватит заниматься самоедством. Надо быстренько найти почту и известить начальство о провале его миссии, а заодно и купить телефон; он уже дома, здесь его переговоры со штаб-квартирой вряд ли кто-то сможет перехватить, тем более, что звонить он будет всё равно на оперативный. Ладно, надо что-то делать. В конце концов, то, что он бездарность и лопух - ещё не означает, что облажалась вся контора; может быть, Дмитрий Евгеньевич или генерал найдут пути выхода из этого попандоса. К тому же, как выучил он на первом курсе - человеку свойственно ошибаться, хуманум эрраре эст, кажется.... Хотя в его положении уместнее другая фраза: Caesarem decet stantem mori, которая обозначает примерно то же, что и клич Долорес Ибаррури - "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях".
  Да-а-а, увидела бы его сейчас Герди... разнюнился, расплакался. Ай-я-яй, пожалейте меня, убогого! У меня машинка сломалась, и вообще я весь из себя бедный и несчастный....
  А ну, вставай! У тебя нет права на чью-то жалость - ты солдат! Право на жалость будет только у твоего врага - и только тогда, когда он окажется на краю своей развёрстой могилы. Что ты сделал для того, чтобы загнать его туда? Много чего? Стало быть, недостаточно много, раз твой враг, задумавший какую-то грандиозную подлость для твоего народа и твоей страны, жив, здоров и невредим. Ты должен встать - и продолжать делать порученное тебе дело. Потому что никто его не сделает, кроме тебя...
  Ладно, как там было у Фадеева? В "Разгроме"? "Надо было жить и исполнять свои обязанности..." - как-то так. Вот и ему - надо в темпе вальса мчаться докладывать о случившейся катастрофе, засунув как можно глубже всякие эмоции и слёзы. Не институтка, чай! Надо жить. И надо продолжать делать своё дело...
  Он встал, отряхнул пыль с брюк, огляделся. Так, остановка транспорта - метрах в двухстах позади; ждать маршрутку или ловить бомбилу? Денег российских у него нет - но, скорее всего, у него возьмут и гривны, и доллары, правда, по грабительскому курсу... ну да какая сейчас разница? В настоящий момент это никакого значения не имеет!
  Одиссей отошёл от своей умершей машины, и, вглядываясь вдаль, стал ждать подходящую легковушку. Какого-нибудь "жигулёнка" с одиноким водителем, который не сочтёт за труд подбросить его к воронежскому почтамту за божеское вознаграждение.
  Ага, вот что-то белое на горизонте.... Да нет, похоже, не "жигули" - скорее, какая-то иномарка. Далековато, пусть подъедет поближе; в конце концов, кто сказал, что водителям иномарок не нужны деньги? Они всем нужны!
  Да не, чё-то здоровая сильно.... Такая вряд ли остановится! На такой разные бандиты общероссийского разлива рассекают, крупные нефтяные магнаты или директора преуспевающих риэлтерских фирм. Как сверкает на солнце! Её что, на каждой заправке моют? Учитывая, в каком состоянии достигла Воронежа его "жигуличка", сияющая в Кременчуге чистотой - вполне возможно, что так оно и есть... Батюшки-светы! Да это же....
  Шикарный лимузин, тяжело присев, остановился возле Одиссея. С приятным жужжанием поползло вниз стекло передней пассажирской двери - и потрясённому Одиссею явилось улыбающееся лицо Натальи Генриховны, барышни, которую он впервые увидел на шоссе Яворов-Львов, через двадцать минут после своего убийства.
  - Ну, здравствуйте, Александр Мирославович! Давненько не виделись! - Но тут, внимательно рассмотрев Одиссея, девица вдруг перестала ёрничать и спросила серьезно, прямо взглянув ему в глаза: - Что-то случилось? Мы можем вам помочь?
  Одиссей достал из кармана замусоленный носовой платок, вытер кровь с подбородка, и, кивнув, ответил:
  - Можете. Если, конечно, захотите.
  Передняя пассажирская дверь открылась, и Наталья Генриховна выпорхнула на обочину шоссе. Достав из сумочки белоснежный платок, она, не смотря на возражения Одиссея, старательно вытерла его лицо - а затем, чуть иронично улыбнувшись, ответила:
  - Знаете, молодой человек, я готова выполнить любое ваше желание. - И, внезапно став серьезной, добавила: - Любое...
  
  
  
  Глава пятая
  
  ***
  Такого чудовищного провала они не терпели ещё никогда...
   Левченко, положив трубку, откинулся на спинку стула и несколько минут просто молча сидел, уставившись в противоположную стену кабинета. Мучительное осознание собственного бессилия, охватившее его разум, дополнилось острой болью, внезапно пронзившей его тело - в грудь вдруг закололо сотнями морозных иголок, внутрь пробрался предательский холод, мёрзлыми пальцами сдавивший сердце, и каждый небольшой вздох давался ему с немыслимым трудом; и лишь в мозгу живой билась одна-единственная мысль - от которой у него лишь бессильно опускались руки, и безысходное отчаянье сдавливало голову невыносимо тяжелым обручем, сжимавшимся с каждой секундой.
   Назвать случившееся катастрофой - было ничтожно мало. То, о чём только что сообщил Одиссей - было крушением всего, крушением самого принципа существования их организации. Управление Н, созданное для того, чтобы оберегать страну на дальних рубежах, в европейском предполье, в предмостных укреплениях, созданных в бывших странах Варшавского договора - только что бездарно пропустило врага в самое сердце своего собственного государства, ничем не помешав ему на его пути; и винить в этом, кроме себя, им было некого!
  Излучающее мощный радиоактивный фон НЕЧТО (ядерный боеприпас? полтонны обогащённого урана, служащего начинкой для "грязной" бомбы?), вырвавшись из-под надзора их людей, стремительно двигалось вглубь России - с никому не понятными целями и никому не известными задачами. Угроза второго Чернобыля в самом сердце русской земли становилась, таким образом, как никогда, реальной - и ни он, подполковник Левченко, ни Управление Н, в котором он работал (да что там Управление! Сейчас - вообще никакие специальные службы страны!) - не могли с этим ничего поделать. С момента исчезновения радиоактивного груза (тут он взглянул на часы, мерно отсчитывающее время на боковой стене его кабинета) прошло уже более восьми часов. Восемь часов! За это время юркая "газель", принявшая возле Воронежа в своё нутро неизвестную жутковатую начинку, растворилась на российских просторах окончательно и бесповоротно - чтобы (тьфу-тьфу, не дай Бог!) вынырнуть уже в виде облака ядерного взрыва где-нибудь в Нижнем или Ярославле (а то и в Капотне!). А может быть, объявиться в качестве последнего довода каких-нибудь террористов, засевших на Остоженке и требующих чего угодно, в случае неисполнения своих требований угрожающих устроить десяток Хиросим в двух троллейбусных остановках от Кремля. Вариантов - сотни! И ни один не давал повода для оптимизма.... Опасность, ещё вчера бывшая совершенно гипотетической - после звонка Одиссея, сообщившего о неожиданном ходе тех, что играют за чёрных, вдруг стала более чем насущной; хуже того - она с каждой минутой превращалась в неизбежную катастрофу. И ничем, ничем нельзя было это остановить!
   Он не стал несколько минут назад по телефону ругать Одиссея, когда тот, сбиваясь от волнения, сообщил о происшедшем - в конце концов, в случившемся не было вины агента; нечто подобное они должны были предусмотреть здесь, в Москве. Они должны были, помимо предупреждения "соседей", выслать две-три группы своих оперативных сотрудников на перехват груза; должны были - но не сделали! И теперь глупо в случившемся винить Одиссея - да и, откровенно говоря, не за что. Парень один-одинёшенек провернул дело, которым, при здравом размышлении, должны были заниматься как минимум три оперативные группы - и в том, что в самый нужный момент его подвела техника, его вины нет. Вина за этот катастрофический провал лежит на них - на руководстве Управления, располагавших информацией об этом грузе и преступно халатно отнесшихся к этой потенциальной угрозе для страны. Если кого-то и судить за этот провал - то исключительно Левченко и Калюжного; заслужили, конспираторы...
   Ладно, вроде чуток отпустило. Что ж, как бы то ни было - информация получена, и надо незамедлительно довести её до командования. Хотя, по ходу дела, всё это - уже слишком поздно. Те, что играют за чёрных - переиграли их окончательно и бесповоротно, это приходится признать, хотя и с горестным сокрушением сердца. Переиграли!
   Левченко осторожно, не торопясь, поднялся со своего кресла (морозные иголочки опять кольнули его сердце, но уже не так яростно, как три минуты назад - двигаться было можно), и, сделав к двери два шага - внезапно был этой дверью едва не сбит с ног. Ибо распахнувший её генерал Калюжный менее всего в данный момент (судя по лицу) беспокоился о сохранности физиономии своего заместителя.
   Первая его фраза по своей громкости легко могла бы перекрыть рёв реактивного лайнера.
   - Сидишь?! Отдыхаешь? - Генерал, ворвавшись в его кабинет, быстро захлопнул дверь и, бросив взгляд на своего заместителя, добавил - правда, уже чуть тише: - Почему не докладываешь?
   Левченко потёр лоб, и, смахнув с лица холодные капельки пота - тихо ответил:
   - Вот как раз шёл доложить. Четыре минуты назад отзвонился и доложил Одиссей. Скверные новости...
   - Ну? - Генерал в нетерпении потёр руки.
   - Ночью, около трёх часов, из МАЗа наш груз был перегружен в "газель" - белая кабина, синий тент, на нём нарисовано какое-то животное, лиса или собака, с преобладанием рыжего колера - и убыл в неизвестном направлении.
   - В неизвестном, говоришь? Так-так! А наш парень?
   - У него вышла из строя машина; правда, он не совсем внятно сообщил, что нашёл вариант по поиску пропавшей "газели" - но, думаю, теперь на него надежды особой нет. Надо немедленно подымать в ружьё все силы в Воронежской, Тамбовской, Липецкой, Рязанской, Тульской и Владимирской областях, может быть, и в Московской. Я думаю, надо сейчас же сообщить в МВД - с генералом Лиховцевым у Румянцева хорошие отношения - и, кроме того, предупредить Егорьевского о том, что вглубь России движется крайне опасный груз, о котором мы его упреждали. Пусть вводят все свои оперативные планы на подобный случай. Время не ждёт.
   Генерал помолчал, потёр подбородок - а затем, взглянув на Левченко с неуловимой хитринкой в глазах, спросил:
   - Стало быть, нам с тобой и всей нашей конторе ты предлагаешь умыть руки? Типа, не справились, завалили дело - и теперь спасайте ситуацию вы, дорогие товарищи, официально для сего предназначенные? Не рано ли капитулируешь, Левченко?
   Подполковник отрицательно помахал головой.
   - Боюсь, что уже поздно. За восемь часов эта машина могла из Воронежа добежать уже до Рязани, если не до Московской области. Тут уж не до чести мундира - в опасности все центральные области России.
   Генерал помолчал, а затем, достав пачку сигарет и чиркнув зажигалкой - закурил, оглядев кабинет Левченко в поисках пепельницы.
   Подполковник вернулся к своему столу и, достав из верхнего ящика искомую вещицу (отлитую из бронзы морскую раковину) - поставил перед Калюжным.
   Генерал скупо улыбнулся.
   - Завёл, стало быть.... Наконец-то!
   Левченко покачал головой.
   - Максим Владимирович, промедление...
   - Смерти подобно! - Продолжил за него генерал. А затем, с удовольствием затянувшись - добавил: - А ты не торопись в покойники, дружище! Спешка - она, когда нужна? При ловле блох, главным образом. А наш случай, что б ты знал - вовсе спешки и не требует.... Удивлён? Вижу, что удивлён. А ты не удивляйся! У тебя сколько людей в Коврове пасут эту фирму, как её?
   - "Омико-обувь". - Левченко перестал что-либо понимать. НЕ НАДО СПЕШИТЬ? Генерал в своём уме?
   Калюжный похлопал заместителя по плечу.
   - Ты не пугайся, Дмитрий Евгеньевич, я пока что с ума не сошёл, и тебе моё кресло по этому случаю занимать ещё рановато. Так сколько у тебя экипажей в этом Коврове?
   - Четыре.
   - Дозиметрами все снабжены?
   - Все.
   - Вот и славно. У тебя связь со всеми, я так понимаю, есть? В том числе и со странником нашим?
   - Со всеми. Одиссей в Воронеже купил телефон и подключился - правда, сейчас он вне зоны доступа.
   - А звонил он тебе, стало быть, или из Воронежа, или из Тамбова.... Так? - И генерал, хитро прищурясь, посмотрел на Левченко.
   - Из Тамбова. Откуда вы знаете?
   - Я не знаю, я предполагаю. Понимаешь, друг мой ситный Дмитрий Евгеньевич, те ребятишки, что ночью некую жуть в свою машину погрузили и от Одиссея оторвались - совсем не такую свободу рук имеют, какую ты им, по доброте душевной, нарезал. И от Воронежа эта "газелька", по моему разумению, может пойти всего по двум дорогам - или на Елец и Москву, или на Тамбов и Муром. Наш паренёк решил, что те, что играют за чёрных - умные; между прочим, очень правильно решил! А раз умные - то пойдут не по федеральной трассе, где у нас супротив них все, как сейчас модно говорить, преференции - а двинутся по трассе глухоманистой, по какой и посейчас лучше конвоями ходить, хотя антоновский мятеж уж восемьдесят лет, как закончился. На Моршанск, на Алгасово, а там и Рязанская область - городок Шацк.
   Левченко почесал затылок.
   - Ну, предположим. Хотя лично бы я, если бы шёл на Ковров...
   Тут генерал перебил своего заместителя.
   - А кто тебе сказал, дорогой мой подполковник, что наши любезные вражины на этой "газели" чешут на Ковров?
   - А.... А куда?
   Генерал улыбнулся.
   - А туда, куда Макар телят не гонял! Я, помнится, тебя спросил про наших ребятишек, что в Коврове сторожевую службу несут. Помнишь, аль запамятовал?
   Левченко молча кивнул.
   - Так вот, отзвонись-ка им быстренько, и вели срочно менять место дислокации.
   - А куда им ехать?
   Генерал загасил наполовину выкуренную сигарету, грустно оглядел останки - и, вздохнув, произнёс:
   - Вишь, бросаю. Ленка печень выела, требует постепенно понизить норму - ежели я не могу вот так, враз, бросить. Как Марк Твен, помнишь?
   Левченко улыбнулся.
   - Ничего нет проще, чем бросить курить. Я сам это делал многократно. - А затем, согнав улыбку, спросил серьезно: - Так куда им ехать?
   - В Гороховец.
   - Ку-у-да? Где это?
   -Там же, во Владимирской области, километрах в шестидесяти на восток от Коврова, по той же горьковской трассе. В городок ведут четыре дороги - по эту сторону Клязьмы; две - это въезд и выезд в город вышеуказанного шоссе, ещё одна дорога - от железнодорожной станции Гороховец, и одна - от деревеньки Куприяново. Есть ещё одна дорога - через мост на левый берег Клязьмы - но там нашим гренадёрам ловить некого. Звони!
   Левченко, выслушав генерала, тотчас же начал набирать номер на телефоне.
   Калюжный тем временем обошёл стол своего заместителя, уселся в его кресло - и внимательно выслушал приказы, которые тот отдавал своим сотрудникам.
   Закончив с телефонными переговорами, Левченко, уставившись на генерала, покачал головой.
   - Всё равно я ничего не понимаю.... Ну ладно, ребята где-то через час займут все выезды из этого Гороховца, приметы "газели" я им сообщил. Ещё бы номер! Ну да ладно, на крайняк сгодится и то, что у этой машины белая кабина и синий тент с рыжей собакой. Не в этом дело. Но почему Гороховец?
   Генерал улыбнулся.
   - По кочану. Знаешь, что находится в окрестностях этого городка?
   Левченко задумался - и через минуту, пожав плечами, ответил:
   - Гороховецкие лагеря. Ну и что?
   Калюжный вздохнул.
   - Лагеря - это понятно. Кстати, место историческое - там польскую дивизию имени Косцюшко формировали в сорок втором, и из пленных румын дивизию имени Тудора Владимиреску сколачивали. Но дело не в поляках да румынах, и даже не в том, что на тамошних полигонах весь Московский военный округ может учения проводить с боевой стрельбой, и место ещё и для Приволжского останется.
   - А в чём? - Левченко нетерпеливо постукивал по столу так и не убранной пепельницей.
   - Ты про такой договор об ограничении обычных вооруженных сил и вооружений в Европе, конечно, слыхал?
   - Ещё бы!
   - Отлично. - Генерал удовлетворённо кивнул. - Стало быть, про то, что стороны допускают инспекции на свои военные объекты, конечно, в курсе?
   - В курсе.
   - Гут. В Гороховце - не в самом, конечно, городке, а вёрст за двадцать от него, в лесах - находится Гороховецкий арсенал, в каком хранится, в том числе, и тактическое ядерное оружие.
   - Хранится. Ну и что?
   - А то, друг мой ситный Дмитрий Евгеньевич, что об этом факте наши недруги - причём, заметь, вполне официально - оповещены. Там, - и генерал неопределенно махнул рукой в сторону окна: - За бугром, все, кому надо, в курсе, что в оном арсенале находится полторы тысячи единиц тактического ядерного оружия - снаряды и боеголовки для ракет.
   - И поэтому в этот Гороховец должна прибыть наша "газель"? Ничего не понимаю! Почему?
   Генерал вздохнул - на этот раз с ноткой снисходительности.
   - А потому, что этот груз, какой она привезёт - должен будет именно из этого Гороховца и убыть! По документам, понятное дело.
   - Убыть? Как это - убыть? Куда?
   - На кудыкину гору. Ладно, я тебе пока всё, что можно, рассказал. Где сейчас Румянцев?
   - Вчера приехал из Тулы, сейчас должен быть у себя.
   - Кликни его к себе, мне на второй этаж подыматься что-то неохота. Поручение у меня к нему есть срочное.
   Левченко тут же поднял трубку внутреннего телефона, и, набрав три цифры - бросил:
   - Дмитрий Германович, подойди ко мне. Генерал видеть желают.
   Через две минуты дверь кабинета подполковника Левченко отворилась - и на пороге появился подполковник Румянцев.
   - Товарищ генерал-лейтенант, подполковник Румянцев по вашему....
   - Ладно, давай без формальностей. - Оборвал его Калюжный. А затем, махнув рукой, добавил: - Заходи, не студи хату.
   Румянцев вошёл. Генерал, указав ему на свободный стул, предложил:
   - Садись, в ногах правды нет. Дмитрий Евгеньевич говорил, ты вчерась в Туле был?
   - Так точно. Возил для исследования установку пассивной радиолокации, что нам в Линце удалось прикупить.
   - Ну и как? Силён супостат? Как машинка?
   Румянцев поморщился.
   - На четверочку. И то, ещё очень надо подумать.... Пока - слабо. Даёт обнаружение максимум в шестьдесят километров и по высотности выше сорок-пятьдесят.
   - То есть пока практического значения не имеет?
   - Ну, как сказать? Украинские "кольчуги" дают где-то двести километров - но там всё же импульс есть. Эту, австрийскую, обнаружить никак невозможно - но с дальностью пока не очень. Мужики, правда, что её смотрели - говорят, что, ежели те мастера, что её создали, напрягутся - то машинка сможет дать дальность обнаружения в сто сорок - сто пятьдесят километров, и высотность - около тридцати. Тогда можно будет её уже всерьез опасаться...
   - Значит, не зря мы сто пятьдесят тысяч евро выплатили за эту железяку?
   - Не зря.
   Генерал вздохнул.
   - Ну, тогда хорошо. У меня к тебе есть одна просьба, зело срочная. У тебя тут, под рукой, какой заводишко есть механический?
   - Есть. В Долгопрудном.
   - Надо мне сделать тут одну штуку железную, пустотелую - я вот тебе её сейчас нарисую - и залить её свинцом. Плюс понасобачить на неё всяких датчиков, чтобы выглядела загадочно и жутковато. Смогут они её сделать?
   - Думаю, да. Когда нужна эта железяка?
   - Да нужна она была уже вчера, но завтра к утру будет ещё не шибко поздно.
   Румянцев кивнул.
   - Сделают. Набросайте мне её вид.
   Генерал обернулся к хозяину кабинета
   - Левченко, дай-ка мне листик бумаги.
   На тут же возникшем листе генерал, немного подумав, набросал эскиз некоего предмета, имеющего форму параллелепипеда.
   - Вот такой гробик - сто сорок на шестьдесят на шестьдесят - пущай твои умельцы соорудят. Датчиков разных шесть штук пусть присобачат на верхней панели - я тут нарисовал, где именно, рукоятки для переноски; и весить эта хрень пусть будет четыреста десять - четыреста двадцать килограмм.
   Румянцев кивнул.
   - Ясно. Сейчас выезжаю, к утру будет готова. Куда отправить?
   Генерал глянул на Левченко, и, улыбнувшись, ответил:
   - В городок Гороховец, Владимирской губернии. Пусть там где-нибудь на стоянке твой человек вместе с машиной и этой железякой поселится; к полудню завтрашнего дня груз должен быть на месте, ждать дальнейших приказаний. Справишься?
   - Справлюсь. Разрешите идти?
   - Давай. Тысяч двести тебе на это дело хватит?
   - За глаза. На свинец, главным образом.
   - Гут. Получи у Маслова деньги - и гони, не теряй времени. Кто повезёт? Дорога неблизкая, и разные ненужные расспросы о грузе со стороны всяких гаишников мне, учти, не нужны.
   - Капитан Кулешов. Тот, что участвовал в операции "Обилич", вместе с покойным Максимом Полежаевым11.
   - Хорошо. Этот справится. Ладно, давай, чеши, времени у тебя в обрез.
   - Есть!
   Когда Румянцев вышел - генерал, вздохнув, посмотрел на Левченко и покачал головой.
   - Ладно, подполковник, выходи из ступора. Ты мне нужен с ясной головой - а ты, похоже, всё ещё продолжаешь терзаться сомнениями. Терзаешься?
   Левченко кивнул.
   - Терзаюсь. Вообще, откровенно говоря, не совсем понимаю, что происходит.
   Генерал помолчал, а затем достал пачку сигарет, покрутил её в руках - и с тяжёлым вздохом положил свой "Честерфилд" обратно.
   - Ладно, пока воздержусь. Говоришь, не понимаешь, что происходит?
   - Не понимаю.
   - А ты с другой стороны посмотреть на проблему не пробовал? Пока у тебя такой, как я понимаю, алгоритм сложился - некие злодеи ввезли на нашу территорию какую-то жутко радиоактивную бяку, чтобы её здесь, у нас, может быть, где-нибудь под боком у Государственной Думы, на каком-нибудь Кривоколенном - и использовать. Так?
   - Так точно.
   - Даже "так точно"! Ну-ну.... А попробуй-ка посмотреть с другого боку - может, всё это вовсе и не так?
   - То есть... то есть как не так?
   Генерал вздохнул.
   - Всё же ты стареешь, Левченко. Не быть тебе генералом, попомни мои слова. - Затем Калюжный, улыбнувшись, продолжил: - А попробуй предположить, что эту страшную хрень везут сюда тайно совсем не для того, чтобы схоронить, или, того хуже, взорвать - а, наоборот, чтобы в целости и сохранности продемонстрировать городу и миру, урби эт орби - так, кажется, по-латыни?
   Левченко кивнул.
   - Ну вот. И продемонстрировать её при стечении почтеннейшей публики с блокнотами, фотоаппаратами и кинокамерами, чтобы эта демонстрация вмиг по Си-Эн-Эн и прочим телеканалам новостью номер один промчалась. Помнишь, я как-то тебе ставил задачу - при помощи ядерного боеприпаса посадить аглицкую королеву в лужу?
   - Помню.
   - Ну вот. Предположим, что некто хочет посадить в лужу уже нас - не нашу лавку, конечно, а страну, Россию - но таким же способом.
   Левченко встрепенулся.
   - Но для этого надо иметь наш же боеприпас?
   И тут генерал, посмотрев в окно - серьезно произнёс:
   - А они его ИМЕЮТ.
   В кабинете повисла напряжённая тишина. Затем Левченко, нахмурив брови, спросил осторожно:
   - То есть то, что едет сейчас в "газели"...
   Калюжный кивнул.
   - Он самый. Самый что ни на есть наш, родной. Со всеми необходимыми надписями и прочими безусловными признаками - по каким любой специалист его в лёгкую опознает.
   Левченко задумался - а затем, посмотрев на генерала, сказал:
   - И везут его вовсе не для того, чтобы сохранить в секрете, а, наоборот, чтобы где-то на какой-то границе продемонстрировать - дескать, вот они, злодеи, ату их! Так?
   Генерал кивнул.
  - Именно так. А теперь подумай, на какой границе это должно будет произойти? А?
   Левченко развёл руками. Но генерал отрицательно покачал головой.
   - А ты не торопись сдаваться. Ты подумай, подумай. Голова - она ведь не только для фуражки...
   - Ну, разве что если методом исключения. Китайская - не годится; у Китая этих боеприпасов своих до хрена и больше, наши туда везти смысла абсолютно нет; да и ловить их там некому. Казахская? А дальше куда? Не к талибам же в Афганистан.... Если бы в Кабуле ещё наш поднадзорный режим был бы - куда бы ни шло, а так.... Никто не поверит, даже если этот груз и будет пойман. Азербайджан? Хм.... Азербайджан. От Дербента до Астары всего километров триста пятьдесят где-то.... Иран? - И тут глаза у Левченко неожиданно заблестели: - Значит, эта буча насчёт гребенника была спланирована той стороной именно в предвидении появления этой хрени на азербайджанской границе!? Так?
   Генерал скупо улыбнулся.
   - Наконец-то. Я уж думал, ты ещё часа два будешь гадать на кофейной гуще. И не гребенника, а гребневика. Ихтиолог из тебя.... В общем, что-то долго ты соображал, я уж было вообще решил надежду утратить.
   Левченко кивнул.
   - Сам удивляюсь; на меня сам факт такой наглой доставки радиоактивного вещества прямо к нашему порогу что-то уж больно крепко подействовал.
   Генерал кивнул и едва заметно улыбнулся.
   - Я тебе больше скажу - когда Одиссей в первый раз нам донесение по этому грузу отправил - считай, неделю назад, из Львова - я поначалу тоже слегка охренел, и даже, скажу тебе честно, малость подрастерялся. Всё никак не мог понять, зачем они эту беду сюда, в центральную Россию, так настойчиво волокут. Даже, грешным делом, подумал, как и ты - что хотят в Москву эту бомбу притащить да и рвануть, чтобы в пределах МКАДа ничего живого не осталось. Знаешь, что меня от этих мыслей отрезвило?
   - Что?
   - Очевидная бессмысленность этой затеи. Ну, взорвут они эту бомбу у стен Кремля. Ну, погибнет тысяч двести, может, триста... а смысл? Для чего? Нет видимой цели для такой пакости.
   - А шантаж?
   - Тоже думал. Не вытанцовывается шантаж, видишь, какая петрушка. Для действенного шантажа надо этим ребятишкам, которые этой хренью нас вдруг задумали бы пугать, прямо на ней сидеть - в ином случае мы бы, рано или поздно, но механизм контроля им бы поломали. А сидеть на ядерной бомбе - невелико удовольствие. И уйти, ты понимаешь, после такого шантажа очень трудно! Если вообще возможно.
   - Максим Владимирович, когда вы узнали, что этот груз - наш ядерный боеприпас?
   Генерал едва заметно, одними глазами, улыбнулся.
   - Вчера.
   - Во Владимире?
   Калюжный кивнул.
   - В нём. Но об этом я тебе чуть позже расскажу. Пока нам не до беллетристики. Отряди-ка ты прямо сейчас в этот Гороховец своего Ведрича - пущай он там завтра утром, как откроются конторы, пошукает в местном исполкоме, в отделе, какой предприятия регистрирует, фирму, что была зарегистрирована в марте-апреле, и которая оформила контракт на поставку в Иран какого-нибудь товара. Контракт этот в таможне должен быть оформлен - для возврата НДС; и, ежели майор такую фирму и такой контракт в исполкоме и на таможне обнаружит - стало быть, именно эта фирма и есть наш главный объект поиска, и мы всё о ней - включая, с кем спит директор и длину ног секретарши - должны знать самое позднее к завтрашнему вечеру. Фирм, конечно, за эти два месяца могло быть зарегистрировано и несколько, но вот внешнеторговые контракты с Ираном вряд ли они в массовом порядке подписывали. Такой контракт должен быть один! На поставку не важно чего, не имеет значения; имеет значение лишь факт наличия самого контракта. - Генерал решительно достал из кармана пачку сигарет, закурил - и, выпустив первый клубок дыма, добавил: - Завтра у нас в этом Гороховце будет решающий бой. Решающий, подполковник! И вступить мы в него должны во всеоружии. А какое главное оружие современной войны, знаешь?
  Левченко кивнул.
  - Информация.
  - Так точно. И, ежели мы завтра будем обладать достаточной информацией - победа будет за нами! Жаль, конечно, что Одиссей нам номера этой "газели" не смог сообщить - но, думаю, эта нехватка не фатальная. Хотя, конечно, они бы нам очень и очень не помешали...
  
  
  ***
   - Саша, а зачем вам эта машина? - голос Натальи Генриховны доносился до Одиссея, как сквозь подушку. Чёрт, как же тяжело, катастрофически невыспавшись, ехать по пустынной трассе, идущей среди однообразных унылых хвойных лесов - пусть даже пассажиром! Но спать нельзя; недавно проехали Алгасово, похоже, уже въехали в Рязанскую область; шанс догнать неуловимую "газель" рос с каждым километром. Если бы ещё не дурацкие вопросы хозяйки могучего "бентли"...
   Хотя - почему дурацкие? Девушка проявила немыслимое великодушие, позволила ему воспользоваться своей машиной для какой-то не совсем ей понятной погони за некоей мифической "газелью" - стало быть, имеет полное право поинтересоваться и целью данной погони. В конце концов, это её (вернее, её папы, как стало ясно из разговора Натальи свет Генриховны с водителем Андреем) автомобиль! И девушка согласилась предоставить этот безумно дорогой лимузин в полное распоряжение Одиссея - лишь только тот её об этом попросил! Самаритянка из Ветхого Завета - и та бы прослезилась перед таким бескорыстием, не говоря уж о том, что в наши времена рассказ о подобных подвигах достоин был бы быть выбит золотыми буквами на мраморных досках! Впрочем, Одиссей спинным мозгом чувствовал, что истинная подоплёка подобного альтруизма мажористой девицы лежит втуне, и ему ещё доведётся узнать, отчего это девушка вдруг решила ему помочь. Ибо взгляды у барышни, время от времени отпускаемые с заднего сиденья в его сторону, были какие-то уж больно... как бы это правильнее выразится? пожалуй, заинтересованные.
   Что ж ей ответить? Поменьше туману, это однозначно - даже в таком нежном возрасте прекрасная половина человечества отлично разбирается в любой фальши, её на мякине не проведёшь. Что ж, попробуем отвечать уклончиво - может, и получиться?
   - Наташа, я не хочу вам врать и придумывать какую-то фальшивую причину - всё равно у меня сейчас ничего правдоподобного не получится, башка абсолютно не варит. А правду вам сказать я не могу - во-первых, не имею права, а во-вторых - вы мне всё равно не поверите. Давайте просто будем считать, что от обнаружения этой "газели" зависит моя жизнь или смерть; вам этого достаточно?
   Но хозяйка роскошного лимузина не унималась.
   - Это они в вас стреляли? Там, возле Яворова?
   Одиссей тяжело вздохнул. Гиблое дело - спорить с женщиной...
   - Практически да. Ну, может быть, их друзья. А, кстати, - обернулся он к Наталье. - А вы-то что там делали? И куда дели прелестную сестрёнку?
   Лёгкая тень пробежала по великолепно ухоженному личику - пожалуй, зря это он, про сестру. Как бы не обиделась?
   - А вам что, моя сестра приглянулась? - И в голосе - нотки раздражения. Чёрт, так и есть. Надо спасать положение!
   - Откровенно говоря, я её лица вообще не помню. Помню, что были вы вдвоём, плюс Андрей; а теперь на одного члена экипажа стало меньше. Вы уж простите меня, ежели мои вопросы вам покажутся обидными - я ночь не спал, устал, как собака, и мне сейчас надо непрерывно разговаривать - не важно, о чём; главное - не уснуть.
   Вздохнула облегчённо. Слава Богу!
   - Мы вообще-то у бабушки были, в Самборе, наш папа из тех краёв. Между прочим, из Самбора начался поход на Москву Лжедмитрия! Его жена Марина была дочкой местного старосты Мнишка. Это мне папа ещё в детстве рассказывал, когда мы туда в первый раз ездили, в первом классе, кажется. Вот, а бабушка, перед самым нашим отъездом, закомандовала съездить в Краковец, захотела показать нас родне - там у нас какие-то троюродные братья и сёстры живут, хохлы жуткие. Она прям жаждала продемонстрировать им папину машину - я подозреваю, что он специально Андрея с "бентли" в наше распоряжение отрядил, чтобы там фурор произвести.
   - Произвели? - Одиссей чуть заметно улыбнулся.
   Барышня вздохнула.
   - Да что-то не особо. Там и не знает никто, что такое "бентли". Всё спрашивали, почему не "мерседес"... - В последних словах Натальи Генриховны послышалось плохо скрываемое разочарование.
   - А сестру где потеряли?
   - Она в Киеве, у нашей тётки остановилась - захотела там пожить недельку.
   - А вы?
   - А что - я? Я не люблю Киев.
   - Хм.... А что в Воронеже забыли? От Киева ж прямая трасса на Москву?
   - Я решила заодно к маминым родственникам заехать, в Полтаву. Ну, не в саму Полтаву, а там недалеко от Диканьки есть село Михайловка. Вы, может быть, что-нибудь слышали о Диканьке?
   Одиссей чуть не поперхнулся от неожиданности. Однако вопросики у этой девицы.... Она что, смеётся над ним? Или просто сейчас Гоголя в средней школе уже не проходят?
   - Ну, можно сказать, кое-что слышал. Вернее, читал.
   - Вот, заехали туда, в эту Диканьку, Андрей заправил машину - а там бензин фальшивый, еле выехали, мотор всё время глох.
   Хм, интересно, а какой у этого лимузина расход топлива? Такая поездка, пожалуй, влетит в копеечку.... Будем надеяться, подвеска "бентли" выдержит бесконечные ямки и выбоины, что преследуют их от Моршанска, и, скорее всего, Шацком не закончатся; но Андрей молодец! Как приказала ему Наталья держать скорость не меньше сотни - так и идёт от самого Талицкого Чамлыка, ни разу не сбросив газ, даже на жутковатом, как после бомбёжки, участке от Крюково до Моршанска. Гнали так, что Одиссею едва-едва удалось воспользоваться новоприобретенным мобильным телефоном! Только он успел отзвонится в виду Тамбова на оперативный телефон подполковника Левченко и вкратце доложить о событиях ночи и утра - как тут же полосочки, означающие степень доступности связи, начали с экрана телефона исчезать. Одиссей даже не успел объяснить, почему звонит из Тамбова (в Воронеже, где был куплен телефон, не было времени ждать, пока деньги лягут на счёт - дорога была каждая минута) - как связь исчезла, как будто её и не было. Гонка была та ещё!
   - Саша, вы меня слышите? - Голос Натальи вдруг оборвал его мысли. Чёрт, заснул! На секунду, не больше - но отключился наглухо. Да, херовые дела...
   - Да, Наташа, извините, заснул на мгновение. Вы что-то спрашивали?
   - Андрей спрашивает - куда дальше? Шацк проехали! Впереди - развилка; нам прямо? Или налево?
   - Прямо, по указателям на Сасово или Касимов. Налево, на Рязань - ни в коем случае не сворачивайте!
   Андрей молча кивнул и прибавил ходу. Всё же подвеска у этого родного братца "роллс-ройса" - будь здоров! Одиссей даже вздрогнул, подумав, что бы на этих ухабах осталось от его "жигулей". Да-а-а, вовремя погибла его машинка.... Жаль, но ничего не сделаешь; всё, что могла - она совершила, прошла всю Украину насквозь, и уже на родной земле умерла от перегрузки. Так в старые времена гонцы насмерть загоняли своих коней, в стремлении быстрее доставить важное донесение. Времена изменились, а люди и их нравы и обычаи - что-то не шибко...
   Встречных было негусто, попутных - и того меньше; "газели" иногда встречались, но нужной - грузовичка с белой кабиной и синим тентом - пока не попадалось. Андрей обгонял попутных лихо, почти без пристрелки - ещё бы, на такой-то скорости! Водители обойдённых машин, скорее всего, увидев слева мелькнувшую тень - только крутили пальцем у виска. Так гнать! Тут средняя скорость была - километров шестьдесят, не больше; быстрее ехать - угробить подвеску враз. Что ж, будем надеяться, что подвеска несчастного "бентли", загнанного в эту тмутаракань волею его владелицы, всё же выдержит подобную бешеную скачку.
  - Саша, а вы... вы женаты?
  Одиссей опешил. Хотя, впрочем, чего он удивляется? Девушка согласилась помочь ему в его деле вовсе не из-за врождённого благородства - ибо, как известно, бескорыстие столь же характерно для женщин, как правдивость и умение хранить чужие тайны - а совсем по другим причинам. Однако.... Теперь, по крайней мере, становится кристально ясно, какие причины подвинули девицу на такую авантюру. Стало быть, у барышни проснулся охотничий инстинкт - и его жертвой был избран Одиссей. Хм... Приятно, конечно - но и только; а вот как теперь ответить на этот её простой вопрос? Главное, заданный крайне своевременно.... Как на него ответить - чтобы, не обидев девушку, всё же дать ей понять, что начинать древнюю Великую Игру с ней он ни в коем случае не собирается? Ведь обидится, взбрыкнёт - и ещё сгоряча и от обиды оставит его на обочине этого страховидного шоссе, прорубленного в самой глуши тамбовских (или уже рязанских? Впрочем, значения это не имеет) лесов...
  Впрочем, и врать не стоит. Будь что будет!
  - Наташа, я не знаю, что вам сказать. Формально я не женат - но на свете есть женщина, которая меня ждёт из этой поездки, и вместе с ней меня ждёт мой сын. Ему скоро девять лет, а он ещё ни разу меня не видел.
  - А она.... А они далеко?
  - Далеко. Но это не имеет значения. Они всегда - в моём сердце. - Излишне, пожалуй, напыщенно и патетично, как в дамских романах - ну, уж как сказал, так сказал, сказанного не воротишь.
  Посмотрел в зеркало заднего вида. Губки поджала, смотрит в окошко.... Обиделась. Ясно. Хотя какие планы она могла строить на него - уму недостижимо; нищий оборванец, бродяга без роду, без племени - кто он для неё? Впрочем.... Иногда этих барышень двадцати лет от роду понять бывает мудрено.
  - Наташа, вы потрясающе красивая девушка, и я чертовски благодарен судьбе, что мне выпало счастье встретить на своём пути вас. И то, что вы мне помогли - это просто чудо какое-то, честное слово! Я вам за это по гроб жизни буду благодарен! - Вроде подействовало; смотрит вперед, чуть заметно улыбнулась... что ж, в таком стиле и будем продолжать. Лесть - оружие, проверенное тысячелетиями!
  Вдруг на своем локте он почувствовал руку Андрея.
  - Что случилось?
  Тот молча кивнул вперёд. Одиссей вгляделся в бегущее перед несокрушимым "бентли" шоссе - и с первого разу ничего не увидел. Парочка встречных, КамАЗ, пылящий в полукилометре от них в попутном направлении.... Что там впереди увидел водитель?
  - Андрей, что там?
  - Твоя "газель". Белая кабина, синий тент. Идёт где-то шестьдесят.
  Одиссей ещё раз, на этот раз чуть согнувшись в сторону водителя, осмотрел дорогу. Оп-па! Есть! Где-то километрах в трёх впереди, то ныряя в ложбины, то показываясь на вершинах холмов - бежала "газель", по приметам схожая с искомой машиной. Что ж, надо поднажать!
  - Андрей, можешь чуток побыстрее?
  Водитель молча кивнул - и могучий "бентли" без видимых (вернее, слышимых) усилий ощутимо прибавил скорость. Теперь на спидометре стрелка задрожала возле отметки в сто миль (правда, каких - британских или американских - Одиссей не представлял) в час - а внутри шикарного лимузина так ничего и не шелохнулось. Однако умеют английцы делать машины...
  Через три минуты "бентли" пролетел мимо, казалось, стоящей на месте "газели" - и Одиссей успел увидеть на борту рисунок: стилизованная фигура собаки (внешне - гончей или афганской борзой), выкрашенная в красный цвет, и надпись - "Экспресс-доставка", с цепочкой нескольких телефонных номеров внизу.
  Рыжая собака! Белая кабина! Синий тент! ЕСТЬ!
  Одиссей обернулся и, боясь сбиться, быстро набрал на телефоне номерной знак "газели".
  - Саша, это ваши недруги? - Наталья Генриховна, наконец, соизволила увидеть их суету на передних сиденьях и обратить на него своё высочайшее внимание.
  - Да, похоже, что они. - Будем надеяться, что так оно и есть.
  - А что вы будете дальше делать?
  Тут Одиссей слегка отрезвел. А действительно, что? В кабине "газели" - трое амбалов. Скорее всего, не с пустыми руками. Останавливать их своими силами и предпринимать какие-то силовые действия - в подобной глухомани - значит, тупо нарываться на рукопашный бой с сомнительными результатами. Позвонить бы Дмитрию Евгеньевичу! Увы, телефон уныло мигал одной-единственной строчкой - "нет сигнала".
  Что делать? Эти ребята видели "бентли" - и наверняка хорошо его запомнили; ещё бы, такую машину - да не запомнить! Стало быть, вести их, как он собирался делать это на своей, почившей в бозе, "жигуличке" - было невозможно. Одно радовало - до самого Касимова вряд ли они куда-нибудь свернут; это значит - в ближайшем населенном пункте, где есть антенны мобильной связи, можно будет получить указания командования.
  - Наталья Генриховна, гляньте, пожалуйста, по карте, какой тут населенный пункт, посерьезней, будет впереди?
  Хозяйка шикарного лимузина открыла карту, добросовестно прошуршала страницами - и ответила:
  - Какое-то Пителино. Та жуткая дыра, что только что проехали - была Сасово. А вы что, хотите в милицию обратиться? Так лучше это на трассе сделать - и выйдет дешевле...
  Одиссей на мгновение застыл - а потом едва не закричал от радости. Милиция! Твою мать! Так ведь это решает все проблемы! Ну, Наталья Генриховна, ну, молодца!
  - Наташа, вы гений! - Эх, расцеловать бы её за эту идею! Да вот только неправильно поймёт...
  Важно так кивнула в зеркало заднего вида.
  - Это мне многие говорили.
   Да, скромность - не ваш, мадемуазель, конёк; хотя в данном конкретном случае, пожалуй, не будем вас ни в чём упрекать. Будем воплощать в жизнь вашу идею!
  Минут через десять - Боже, как долго тянулись эти минуты! - показался мобильный пикет ДПС, вышедший на большую дорогу в поисках несложного приработка.
  - Андрей, тормозни возле этих ребят. - Попросил Одиссей.
  Милиционеры, только что державшие военный совет на тему: останавливать или нет невиданный в этих краях лимузин - были ошеломлены тем, что шикарная иномарка плавно, почти как крейсер, сама ошвартовалась у их "шестерки".
  Одиссей вышел из машины, сделал несколько движений, чтобы размять чуток подуставшие ноги - одновременно внимательно оглядев патрульных.
  Что ж, ребята вроде ничего; старшему, капитану, лет сорок, нос характерного цвета с фиолетовыми прожилками, ношеные сапоги - в общем, наш человек. Его напарник, молоденький сержантик, видать, только что из армии - весь новенький, сияющий, как начищенный пятак. Отлично! Эти нам и нужны...
  - Мужики, есть дело на тысячу.
  Лица милиционеров сразу стали чрезвычайно серьезными. Капитан, прокашлявшись, бросил важно:
  - Ну? Что за дело?
  - Минут через десять здесь будет идти "газель", белая кабина, синий тент, на тенте рисунок с красной собакой. Мне нужно знать, что за люди в кабине, кому принадлежит машина и груз, и куда они следуют.
  Сержант начал было:
  - Мы не имеем права проверять документы у пас...
  Но тут же был перебит капитаном.
  - Узнаем. А что они натворили?
  Одиссей улыбнулся.
  - На мосту нам дорогу не уступили. Хочу их найти и наказать примерно.
  Капитан кивнул.
  - Сделаем. Три тысячи.
  Одиссей про себя улыбнулся. А капитан-то - молоток! Сразу рубит фишку!
  - Торговаться не буду. Три - значит, три. Но полную информацию!
  Капитан опять кивнул.
  - Замётано. Вы отгоните ваш... вашу иномарку во-о-он за тот домик, мы их выпотрошим, всё запишем - и можете подъезжать.
  - Хорошо, договорились.
  "Бентли" был незамедлительно отогнан за ветхий полуразрушенный сарай, служащий складом дорожным рабочим (хотя, судя по состоянию трассы, эти рабочие ушли из этих мест вместе с монголо-татарским игом) и поставлен так, чтобы его не было видно с шоссе.
  - Саша, а что, сейчас милиция будет их вязать? - Наталья Генриховна с горящими от любопытства глазами смотрела на него в зеркале заднего вида.
  - Да нет, просто перепишут их фамилии и прочие данные.
  Огонь любопытства слегка померк.
  - А-а-а... - Протянула она разочарованно: - А я уж думала, что сейчас будет захват, как в кино.... Стрелять будут.... А они просто их перепишут. Фи!
  Одиссей явственно почувствовал, как быстро он лишается романтического ореола в глазах хозяйки "бентли". Что ж, тем лучше!
  Хреново, что из лимузина ни черта не видно. Одиссей осторожно открыл дверь, вышел наружу и, затаившись за углом сарая - принялся наблюдать за дорогой.
  Долго ждать не пришлось; буквально минут через пять белая грузовая "газель", которую они обогнали минут двадцать назад, была решительным взмахом капитанова жезла остановлена, и сержант тут же, предъявив наиубедительнейший аргумент в виде АКСУ-74, изъял из кабины водителя и обоих пассажиров - весьма, судя по доносящейся до Одиссея перепалке, недовольных таким самоуправством. Крики: "мы будем жаловаться!", "беззаконие, мы этого вам так не оставим!" и даже угрозы: "вам это будет стоить погон!" раздавались довольно долго. Впрочем, на милиционеров они что-то никакого воздействия не возымели - те деловито возились с бумагами, предъявленными (а что делать?) к досмотру склочной троицей, что-то между собой обсуждая.
  Досмотр длился недолго, минут семь, и, наконец, злосчастная "газель" была отпущена на все четыре стороны. И, лишь она удалилась за поворотом - Одиссей бросился к милиционерам.
  - Ну? Записали?
  Капитан самодовольно ухмыльнулся.
  - А ты как думал? Видали мы таких, блин, увольняльщиков! Из органов они меня уволят! Ага, два раза! Хрена в задницу! - Тут он посерьезнел и бросил Одиссею: - Давай лавандос, мы тут для тебя всё записали, включая размер сапог. - И улыбнулся, давая понять, что последнее - шутка.
  Одиссей достал шесть бумажек по пятьсот рублей (слава Богу, в Воронеже, когда покупал телефон, успел поменять валюту) и протянул капитану.
  - Держите. Давайте вашу бумажку!
  Капитан сунул ему лист со своими каракулями, подержал в руках деньги - и, хитро прищурившись, произнёс:
  - А ведь нет тут мостов по трассе, от Моршанска до Касимова дорога по лесам-то идёт. Не могли, стало быть, они тебя на мостике-то поприжать, не могли...
  Одиссей кивнул.
  - Не могли. Они мне по другому делу надобны были, врать тебе не буду. По важному делу, капитан! И поверь мне на слово - ты только что сделал очень нужное, можно сказать, государственное дело. Очень нужное!
  Старый служака важно кивнул.
  - Я так и думал. Ладно, тогда счастливого пути. Езжайте с Богом!
  "Бентли" тяжело покачиваясь на кочках и рытвинах, медленно и осторожно вырулил на шоссе - и затем, быстро набирая скорость, помчался на север.
  Одиссей, откинувшись на спинку своего сиденья, внимательно прочитал записи старого капитана. Что ж, информации, причём весьма подробной, теперь у него было в избытке; осталось лишь достичь зоны доступа сотовой связи...
  
  ***
  
   - Значит, водитель, экспедитор и заместитель директора фирмы. Так? - Генерал, сидя за своим столом, с наслаждением курил, выпуская фигурные облачка дыма - как он объяснил эту свою вольность подполковнику, "жена с тёщей и малышом уехали в санаторий, и теперь курение на двенадцать суток вычеркнуто из списка государственных преступлений".
   Левченко кивнул.
   - Скорее всего, водитель - Туманов Олег Владимирович - ни при чём. Прописан в Воронеже, был нанят для перевозки поздним вечером понедельника, двадцать второго мая, по объявлению. Лицензия и документы на машину в полном порядке - во всяком случае, у привлечённых к этому делу Одиссеем милиционеров вопросов к ним не возникло. Кстати, и при остановке водитель равнодушно выполнил требования пикета - надо, значит надо. В отличие от сопровождавших, которые устроили чуть ли не митинг протеста.
   - А эти двое... их ты куда относишь?
   Взгляд подполковника стал колючим.
   - Наши. Фигуранты. Заместитель покойного Федорука, некто Ефремов Олег Аркадьевич, и экспедитор фирмы "Омико-обувь" Попугин Алексей Петрович. Сто процентов даю - оба в теме. Краем, конечно - но, что везёт их "газель" нечто незаконное, безусловно, в курсе.
   - Почему так думаешь?
   - Сегодня утром капитан Кузьмич был в этом Коврове, на фабрике. Так вот, никакие фрезерные станки там ни вчера, ни позавчера, ни на прошлой неделе не ломались.
   - Как узнал? - Удивлённо спросил генерал.
   Левченко улыбнулся.
   - А проще простого - зашёл в отдел главного механика и предложил купить у него задёшево бэушный станок, мотивируя это тем, что, мол, у вас же поломался.
   - И?
   - Выпил с главным механиком коньячку, поговорил за жизнь; у того сын тоже, как и капитан, воевал в первую чеченскую, служил в воздушно-десантных.... Был ранен под Шатоем; Кузьмич, вы же знаете, тоже в тех местах получил своё, вот на этом деле и сошлись. Так вот, фрезерные станки нужны фабрике для новой линии, которая в строй войдёт только в сентябре, так что гнать с бешеной скоростью их никакой нужды нет. Из чего делаю вывод - у экспедитора этой "Омики" однозначно рыло в пушку. Уж не говорю про пана Ефремова, который занимался оформлением груза в Кременчуге.
   Генерал кивнул.
   - Логично. Ладно, где твой странник?
   Подполковник вздохнул.
   - Спит.
   - Не понял. Как спит?
   Левченко развел руками.
   - Просто. Доехали они с прелестной хозяйкой "бентли" - Кобылятко Натальей Генриховной, восемьдесят первого года рождения, студенткой Сорбонны, дочерью небезызвестного Генриха Кобылятко - к вечеру вчерашнего дня до Касимова, там Одиссей отзвонился, доложил все подробности - и попросил сутки на отдых. Он же с рассвета понедельника на колёсах, а, когда он позвонил - была уже глухая ночь со вторника на среду. Я ему разрешил три дня отдыхать.
   Генерал кивнул.
   - Ну, пусть спит. Как проснётся, отдышится, погуляет там, на достопримечательности налюбуется - вели ему в Москву ехать, он свою миссию на этом выполнил. В отличие от нас, грешных. Что Ведрич?
   - Пока молчит. Роет. Я ему велел Загороднему звонить, как только что-нибудь дельное узнает.
   - Ладно, этот нароет, я не сомневаюсь. У Загороднего, как я понимаю, пока - глухо?
   Левченко тяжело вздохнул.
   - Пока - да. Полноценную слежку за этим пидо... за этим лицом с нетрадиционной ориентацией организовали - без толку. За все пять дней, что его пасём - ничего существенного. По телефону - всякий трёп ни о чём, встречи - опять же, весьма специфического свойства.... Кукловода пока не обнаружили.
   Калюжный кивнул.
   - И не обнаружите. Пока он сам не обнаружится!
   Подполковник удивлённо посмотрел на шефа.
   - То есть, как - "сам обнаружится"?
   - А вот так. Система связи у них своя, нам её искать - зазря на жалованье тратиться для специалистов. Это вон ФСБ развлекается - так на то на Лубянке и сидит, почитай, две тыщи человек. Ты ж не рыбак, Левченко?
   - Нет.... А при чём здесь рыбалка?
   Генерал, хитро прищурившись, посмотрел на подполковника.
   - Очень даже при чём, дружище Дмитрий Евгеньевич! На живца - знаешь такую методу ловли?
   Подполковник кивнул.
   - Слышал.
   - А раз слышал - должон, стало быть, уловить смысл того, что я тебе сейчас расскажу. Груз, как я понимаю, вот-вот в Гороховец этот прибудет?
   Левченко посмотрел на часы.
   - Сейчас одиннадцать двадцать. Думаю, если они ночевали где-нибудь, не доезжая Мурома - а ночевать им надо по-любому, шофёр на такой дороге выматывается вусмерть - то сейчас они где-то километрах в шестидесяти - восьмидесяти от Гороховца. Через час - полтора будут на месте.
   Генерал удовлетворённо кивнул.
   - Хорошо. Твои ребятишки их уже никак не пропустят - раз известна дорога, номера, внешний вид и состав экипажа этой "газели". Так?
   Левченко молча кивнул.
   - И к вечеру мы будем знать, во-первых, где эта ерундовина будет складирована, и, во-вторых, какая из новооткрытых гороховецких фирм недавно заключила контракт с субъектом хозяйствования из Исламской республики Иран на поставку ему чего-то крупногабаритного. Так?
   Подполковник опять молча кивнул.
   - И теперь - самое главное. Нужно будет, чтобы твой Ведрич там, на месте, опираясь на наш оперсостав и закупая оптом и в розницу местных должностных лиц, в ближайшие после прибытия груза часы организовал похищение привезённого боеприпаса с заменой его на ту железяку, какую капитан Кулешов сегодня в этот Гороховец доставит. Теперь мысль ловишь?
   Левченко подумал несколько минут - а затем, улыбнувшись, ответил:
   - Когда на границе орда корреспондентов, которую купил этот пидо... ну, вы знаете, кого я имею в виду - обнаружит в торжественно-показательно вскрытом ящике какую-то дурацкую железяку, вместо обещанной всем мировой сенсации - то этот Нудельман тотчас же начнёт в панике звонить своему кукловоду. Так?
   Калюжный кивнул.
   - Совершенно верно. И тогда мы чётко будем знать, кто реально запланировал эту бяку, кто у нас здесь решил поиграть в шпионские игры. И тогда, - Голос генерала стал глуше и тяжелее: - Тогда мы рассчитаемся по всем нашим векселям. За Сармата, за попытку убийства Одиссея, за того же Федорука. Очень щедро рассчитаемся!
   Генерал отвернулся, поглядел в окно, вздохнул - и продолжил:
   - Как ты теперь видишь всю эту музыку? Начиная от Вроцлава?
   Левченко почесал затылок, хмыкнул - и, взяв в руки карандаш, начал говорить, одновременно что-то рисуя на чистом листе бумаги:
   - Во-первых, фирма "Аспром". Этот Ежи Шпилевский, как доложил Анджей, ещё тот гусь. В девяносто втором - третьем годах его фирма имела неслабый оборот, торговала всем, что ни попадётся. В девяносто шестом разорилась, да так, что фамилию пана Шпилевского местный ЖЭК - или как там он у них называется - вывешивал на подъезде в списке злостных неплательщиков коммунальных платежей. А в прошлом году дела пана Ежи вдруг пошли в гору - реанимировал фирму, начал торговлишку с Украиной. Откуда взял деньги - никто не знает. По ходу, те, что играют за чёрных, прикупили его фирмочку и его самого - очевидно, загодя планируя нынешнюю заваруху.
   Генерал одобрительно кивнул.
   - Так, хорошо. Дальше?
   - Дальше - Украина. Кто-то из верхних деятелей тамошней таможенной службы, которого также прикупили те, что играют за чёрных, выполнил небольшую просьбу хозяев - сменил личный состав таможенного поста Краковец, чтобы внести сумятицу и путаницу в момент прохождения через него важного груза. Кроме этого человека, выполнявшего обеспечивающую роль, на территории страны действовало как минимум трое агентов-оперативников; не исключаю, что один из них точно знал, что находится в машине. Вернее даже, уверен, что знал. Двое других были на подхвате, выполняя разные сомнительные поручения - в том числе, убийство Сармата. Один из них позже стрелял в Одиссея.
   - Не считаешь, что некто Ефремов и этот твой агент - одно и то же лицо?
   - Не исключаю этот вариант - хотя не думаю. Не станет такой человек светиться; думаю всё же, что Ефремов - один из двух низовых агентов. Может быть, это он завершил жизненный путь бедолаги Федорука; а что? Очень даже запросто! Раз он числился его заместителем - стало быть, наверняка знал лично; в пятницу оформил груз, выправил в дорогу машину - а сам по пути заскочил в Песчаное и путем организации несчастного случая обрубил - как он думал - все концы. Да, ещё один человек у них, сто процентов, был на таможне в Краковце - кто-то же должен был сообщить одному из агентов, что Сармат вдруг начал кому-то звонить после осмотра некоей фуры?
   Генерал вздохнул.
   - Дай Бог, чтобы такой был один...
   Левченко продолжил:
   - И, наконец, Москва. Здесь у нас сходятся все ниточки. Здесь оперативный центр этого проекта. Здесь кукловод, который ведёт всю эту херню. Которого мы пока, увы, не можем вычислить...
   - Вычислим. Сегодня двадцать четвертое. Где-то недельку им надо на подготовку отправки, ещё пару дней - туда-сюда, на разные вдруг возникающие мелочи. Стало быть, где-то второго - третьего июня они стартуют. Где-то пятого - шестого окажутся вблизи азербайджанской границы, на подготовку перехода - чтобы, значит, корреспонденты подтянулись, телевидение, разные там щелкопёры - двое суток. Значит, начиная с восьмого июня, нужно ждать взрыва информационной бомбы. Ежели Ведрич в Гороховце всё сделает, как мы задумали - а он сделает, не тот это человек, чтобы схалтурить - то взрыва не произойдёт - вместо него произойдет грандиозный пшик. И тогда этот Нудельман тотчас же начнёт звонить своему шефу! И вот здесь мы и определим, кто этот кукловод, кому мы обязаны лишним седым волосам в наших шевелюрах.
   Подполковник в сомнении покачал головой.
   - А почему вы решили, что непременно станет звонить? Их систему связи мы пока не отследили...
   Калюжный улыбнулся.
   - Этот твой Нудельман - голубой; так я понимаю?
   Левченко кивнул.
   - Стало быть, психика у него, хочешь - не хочешь, устроена всё же больше по женскому типу. Как женщина обычно реагирует на опасность, внезапно возникшую перед капотом её автомобиля - ежели она за рулём?
   - В девяти случаях из десяти - закрывает глаза, бросает руль и визжит.
   - Правильно. Что предпримет этот Нудельман, когда вдруг увидит, что вместо обещанной вселенской сенсации пред его очи предстала обычная железяка? Завизжит - то бишь, начнёт в истерике наяривать своему шефу, презрев все и всяческие доводы конспирации. Чтобы снять с себя обвинения в провале, чтобы просто выплеснуть на того волну негативной энергии, дабы ни в коем случае в себе её не держать - ведь это очень по-женски, ты не находишь?
   Подполковник улыбнулся и согласно кивнул.
   Калюжный продолжил:
   - Румянцев как, сможет отследить звонок?
   - Обижаете, Максим Владимирович! И номер, на какой он позвонит, и его абонента точное местонахождение, и идентификационную карту голоса этого кукловода - ежели, конечно, он станет ему звонить - люди Дмитрия Германовича всё сделают. Мы ж сейчас об этом Нудельмане знаем больше, чем он сам о себе - четыре экипажа его пасут день и ночь!
   - И правильно делают. Он сейчас, по ходу, главная фигура. Да, Ефремова этого, после того, как он груз сбагрит - отследите, и, ежели он на родину засобирается - не дайте ему удрать. Он мне здесь нужен. Пущай ребята Ведрича его к нам в Дмитров, на базу, привезут. Там мы его хорошенько расспросим, вдумчиво поковыряемся в его душонке - чтобы он нам всё, до последней ниточки, сдал, в первую очередь - кто с ним вместе на Украине работал; врага надо знать в лицо! Кстати, и экспедитора этого, как его... Попугаева?
   - Попугина.
   - Вот, и его тоже. Как только груз отправится в поход на юг - его тотчас же под белые ручки и в соседнюю камеру с Ефремовым. Пусть расскажет, кто его завербовал, от кого он получал задания - в общем, всё, как на духу.
   Лицо Левченко сделалось непроницаемо холодным.
   - А потом? Будем решать?
   Генерал достал новую сигарету, закурил, вздохнул - и ответил:
   - Пожалуй, нет. Перевербуем, и оставим жить. Не имеем мы права, ни Божьего, ни человечьего, этих людей жизни лишать. Ежели, конечно, этот Ефремов сознается в убийстве Федорука - что, я думаю, вряд ли - то тогда стоит, пожалуй, его кременчугской милиции, вместе с его собственноручным признанием, передать. Но чует моё сердце - он в этом деле ни за что не признается. Что во времена оны проявил малодушие и стал супостату служить - пожалуй, сознается; тем более - у нас на руках неопровержимые улики сего предательства имеются. За что мы его маленько и погладим против шерстки. А убийство... от убийства Федорука он будет до последнего отмазываться!
   - Тогда что ж.... Тогда, получается, мы за Сармата не отомстим?
   Генерал гневно вскинул голову.
   - Кто тебе это сказал?
   Подполковник смутился и неуверенно ответил:
   - Так ведь.... Вы ж сами сказали, что Ефремова и Попугина мы оставляем по эту сторону?
   Калюжный покачал головой.
   - Их - да. Потому что, ежели всех, кто в этой пакости замазался, валить наглухо - мы пол-Украины трупами завалим, не считая тех, кто в Польше и здесь, в России, врагу содействовал, и кого, стало быть, надо тоже карать - до кучи. Вон, капитан Панфилов докладывает - нашёл он вчера вечером пятерых мужиков из деревни Приютовка, что под Александрией; помогали ночью с четверга на пятницу перегружать металлический ящик с польской фуры, завалившейся в кювет, в грузовой УАЗик, управлял которым, по всем приметам, наш пан Ефремов. Их ты что, тоже предлагаешь решать? Они ведь тоже супостату помогали? Щупальца отсекать - дело гиблое, Дмитрий Евгеньевич; у спрута они всё равно отрастут. Надо бить спрута в сердце! Или, по крайней мере, в мозг - ежели, в соответствии с известными стихами, сердца у спрута вовсе и нету. В мозг!
   - Стало быть - кукловода? - полуутвердительно спросил Левченко.
   - Его! - Жестко отрубил генерал. А затем, выпустив колечко дыма - продолжил: - Никаких несчастных случаев. Никаких сердечных приступов. Вообще ничего, что могло бы позволить хотя бы кому-нибудь подумать, что он погиб случайно. Нет и ещё раз нет! Когда операция наша закончится, пусть Ведрич сделает это громко, и сделает так, чтобы любой человек, в любой точке мира, понял, что гибель означенного персонажа - есть КАЗНЬ. Именно казнь - и пусть это хорошенько зарубят себя на носу те, что играют за чёрных. Здесь им не третий мир! Здесь мы за такие штуки, что они решили с нами пошутить, караем без жалости - и это, заметь, Дмитрий Евгеньевич, вовсе не из мой личной кровожадности. Это насущная необходимость! Ребятишки сейчас лихорадочно ищут врага, на какого они бы смогли мобилизовать весь цивилизованный мир. Потому как американская экономика этого требует с пеной у рта! Без врага, без войны, без всё новых и новых вооружений - они рискуют остановиться. А остановка для Штатов сегодня - это крах. Про их внешние долги ты, конечно, в курсе?
   Левченко кивнул.
   - Как и про внутренние.
   - Стало быть, понимаешь, что только наличие общего врага заставит ту же Европу всерьез воспринимать штатовские фантики. Понятно, что и других рычагов влияния у них пока изрядно - тот же золотой запас Федеративной республики хранится за океаном - но всё же без внешнего врага в стане наших геополитических противников очень даже может начаться разброд и шатание. Каковые - чем чёрт не шутит? - вполне могут перерасти в серьезные изменения глобальных денежных потоков, в смену резервных валют. Сам знаешь, что это будет значить для Штатов...
   Подполковник покачал головой.
   - И не для них одних...
   - Так точно. Мы им малину чуток подпортим - хотя они об этом пока не знают - но, чует моё сердце, вариант с разоблачением поставок ядерного оружия Россией Ирану - далеко не последний козырный туз в их колоде. Не те это ребята, чтобы работать без страховки.... Ежели мы им масть перебьём - а мы её перебьём, в этом я не сомневаюсь - то у них наготове наверняка есть ещё один вариант назначения глобального врага всего цивилизованного мира. И после того, как мы кукловода здешнего образцово-показательно казним - они трижды подумают, прежде чем опять нас под монастырь попытаться подвести. И, скорее всего, поищут врагов попроще. Хотел бы я, кстати, знать, кого они на эту должность назначат...
   Тут Левченко спросил осторожно:
   - А объект.... Ну, который мы сегодня ночью изымем.... Куда его? К нам, в Подольск?
   Генерал по-мальчишески широко улыбнулся.
   - Да, было бы не плохо, иметь собственный незарегистрированный ядерный боеприпас! - Затем, посерьезнев, продолжил: - Нет, мы его сдадим честь по чести на тот арсенал - под Саратовом - где он по документам и находится. А ту станцию обеззараживания воды, какая все эти годы фугас изображала - себе заберём. Это и будет наш приз в этой операции. Потому как ведь должны же мы что-то за наши деньги, на поиск этого фугаса потраченные, получить? Будем воду обеззараживать - только я не совсем понимаю, где и как... - После этих слов Калюжный опять весело улыбнулся.
   - Максим Владимирович, вы давеча обещали рассказать, как это наш боеприпас оказался в руках у тех, что играют за чёрных?
   Генерал удивлённо глянул на своего заместителя:
   - Я? Обещал? Что-то не припомню.... Хотя ладно, расскажу.
   Калюжный устроился в своём кресле поудобнее, докурил - и, чуть улыбнувшись, начал:
   - Начало этой истории лежит во временах сугубо легендарных, о которых даже я, реликт холодной войны, уже начинаю подзабывать. Удумали наши верховоды в одна тысяча девятьсот семьдесят седьмом году заложить в недалёком расстоянии от гэдээровско-фээргэшной границы ядерные фугасы малой мощности. Килотонн по десять. Чтобы, значит, ежели удумает супостат повторить двадцать второе июня сорок первого года - то чтоб над его танковыми колоннами, лишь они пересекут рубеж обороны социалистического лагеря, немедля раскрылись бы зонтики зловещего вида. Задумано - сделано; в те времена, если ты помнишь, решение Политбюро было сродни воле Господа Бога - или, может быть, даже ещё и поглавней. Раз кремлевские старцы решили такую штуку врагу подложить - соответствующие НИИ тотчас эти фугасы разработали, и через два года двадцать один боеприпас мощностью по двадцать килотонн каждый был военному руководству страны явлен. Хорошо. В оперативных районах развёртывания наших войск в Восточной Германии, куда местным немцам вход был ограничен, были вырыты специальные десятиметровые колодцы, в фундамент которых были заложены обычные бомбы, на них установлены означенные фугасы, и в конце семьдесят девятого года поставлены были все эти ядерные ужасы на боевое дежурство.
   А в восемьдесят пятом, как ты знаешь, произошли в нашей стране роковые события. Мы вдруг стали дико стыдиться своего прошлого, с чего-то решили быть демократами и общечеловеками - и для начала решили нашу непобедимую и легендарную вывести из Германии в пожарном порядке. Как войска выводились - не мне тебе рассказывать. За тогдашние дела народу бы стоило расстрелять - тыщ десять, никак не меньше. Но это так, между прочим. Слухай дальше.
  Как-то, уже после всего этого бардака, судьба свела меня с генералом Зуйко, какой в начале девяностых, будучи полковником, командовал особым отделом инженерных войск Западной группы войск. И рассказал он мне тогда - а дело было в сауне, выпивали мы, помнится, закусывали, вели неспешные беседы - так вот, рассказал он мне тогда, под армянский коньячок, замечательную историю.
  В числе прочего ядерного оружия - какого, сам понимаешь, в арсеналах Западной группы было немало - надо было эвакуировать и вышеозначенные фугасы. Инженерные войска их чин чинарём сняли, упаковали, и на железнодорожную станцию Фюрстенвальде доставили - с неё тогда шла эвакуация. А поляки, что б ты знал, поставили на той стороне Одера дозиметры стационарные - и следили, суки, чтобы в эшелонах не было превышения радиоактивного фона. За экологию свою якобы боролись - хотя ежу понятно, что американский заказ выполняли. Посему все ядерные боеприпасы упаковывались в специальные свинцовые коконы, чтобы, значит, не светиться перед бывшими братьями по оружию, в одночасье вдруг ставшими врагами.
  Вот, а перед упаковкой обязанностью Зуйко было каждую такую хреновину обследовать на предмет её радиоактивности, и в паспорт фактическое гамма-излучение занести - чтобы, значит, знать, какую толщину стенок кокона предохранительного делать. Ну, и в числе прочих, предстояло ему проверить двадцать один фугас, о которых ранее шла речь. Проверяет он, стало быть, эти ящики - сам понимаешь, сторожко, ему ж ещё хотелось пожить нормальной жизнью, жена, опять же - и вдруг видит он чудо Господне. Двадцать фугасов, как им и положено, излучают что-то там - раза в три выше обычного фона - а один какую-то мелочь даёт на экране дозиметра! Не то девять, не то десять микрорентген в час, то бишь - естественный фон. Изумился этому факту Зуйко, но виду не подал. Или подумал, что тут не без вмешательства горних сил, или решил, что тут какие-то игры высшего командования - но отправил он всю эту партию единым махом, заверив своей подписью, что все фугасы в наличии и все, как один, дружно излучают - для чего их надо покрыть соответствующим свинцовым панцирем. Фугасы уехали, а Зуйко наш тотчас же к одному из старших офицеров штаба инженерных войск, какой их на станцию Фюрстенвальде отправлял, и подкатился. Дескать, дорогой товарищ полковник, объясни ты мне, Христа ради, один немыслимый физический феномен - двадцать ящиков с фугасами фонят, как сволочи, а один - как невеста на выданье, весь невинный и в белом. Причём, заметь, он сделать уже ничего не мог, а интересовался так, для общего развития.
  А полковник этот инженерный пошёл в глухой отказ. Ничего, дескать, не знаю, ни о чём не ведаю, да и вообще - а не пошли бы вы, товарищ чекистская морда, отсюдова вон. Короче, не узнал ничего Зуйко, но в памяти у него это отложилось очень хорошо.
  Вот, рассказал он мне эту историю - так, в порядке дружеского общения - и я о ней на пять лет забыл. А вспомнил аккурат неделю назад, когда Одиссей с украинско-польской границы прислал нам не совсем внятную депешу, про какие-то диковинные дела с радиоактивным арахисом. Сел я, крепко подумал, чаю черней чёрного выпил стаканов десять - и начала у меня одна интереснейшая схема вырисовываться. Но схема схемой - а всё равно нескольких звеньев не хватало. И тут вспомнил я рассказ Зуйко, и велел ребятам подполковника Загороднего найти одного отставника, какого он упоминал - ежели, конечно, тот был ещё по эту сторону. Нашли. Жив. Во славном городе во Владимире обретается. И, как ты помнишь, навострил я давеча туда лыжи.
  Сначала разговор у нас с полковником Антоновичем не заладился. Не хочет, ты понимаешь, идти навстречу, хоть ты кол ему на голове теши. Не знаю, говорит, о чём вы тут мне гутарите, да и вся недолга. В общем, не получается разговора.
  Тогда решил я тогда к нему с другого бока подкатиться. И честно, как на духу, весь расклад, какой к этому времени уже образовался - ему и выложил. Дескать, ни в чём вас, товарищ полковник, обвинять не хочу, но помочь вы Отечеству в данный момент обязаны; ибо, хочь и в отставке, а присяга - она завсегда присягой остаётся. И обязаны вы думки мои относительно некоего груза либо подтвердить, либо опровергнуть - потому как слишком сурьезные дела могут в ближайшее время произойти, тут уж об соре из избы и речи быть не может.
  Рассказал он мне всё. Про своего офицера непутёвого, какой сначала халатность допустил, а потом к прямой измене скатился. Про другого своего офицера, который решил быстренько конвертировать имущество бывшей Родины в свой собственный рай на земле. Много чего интересного я в тот вечер услышал...
  В общем, подтвердились мои предположения, что тот груз, что в позапрошлую пятницу пересёк польско-украинскую границу, и который стоил нашему товарищу Александру Дроботею жизни - на девяносто девять процентов был тот самый двадцать первый фугас, в девяносто втором году врагом предательски похищенный. Посему, дорогой мой товарищ Дмитрий Евгеньевич...
  Тут в дверь кабинета генерала Калюжного постучали. Прерванный на середине фразы, генерал недовольно бросил:
  - Входите, кого там ещё чёрт принёс!
  Дверь открылась, и в кабинет скорым шагом вошёл подполковник Загородний.
  - Товарищ генерал, только что звонил майор Ведрич.
  - Ну? Не тяни кота за хвост!
  - Первое. Бортовая "газель" с искомыми номерами только что была зафиксирована на въезде в Гороховец со стороны деревни Куприяново. На расстоянии в семь-восемь метров от её борта обнаружено было серьезное превышение радиоактивного фона - порядка тридцати микрорентген в час. Капитан Сердюк ведёт сейчас её по городку, машина направляется на северо-западную окраину, к мосту через реку Клязьма. Капитан Сердюк и его напарник уверены, что транспорт следует на стоянку, находящуюся на противоположном берегу реки - там у них нечто вроде промышленной зоны, уж какая она у них там есть: склады, производственные помещения.
  Второе. Майор Ведрич докладывает: им обнаружена фирма "Ориентал экспорт-импорт", зарегистрированная десятого апреля этого года; фирма эта заключила контракт на поставку в Иран, в адрес компании "Гёрган индастриал групп", линии по переработке овощей и фруктов. Всего контракт на полторы сотни единиц груза, общая стоимость - шестьдесят семь тысяч евро. Начало отгрузки - после получения первого платежа. Вчера этот платёж поступил.
  Генерал встал. Лицо его было торжественно-серьезным.
  - Всё, товарищи офицеры. Сражение началось! Левченко, остальные твои оперативники все на месте?
  - Так точно!
  - Свяжись со всеми, сообщи, что противник обнаружен и идентифицирован. Связь у Ведрича с ними есть?
  - А как же!
  - Как только "газель" с нашим грузом окажется на стоянке - пусть немедленно начинает активные действия. Сегодня же ночью - сегодня же! - груз должен оказаться в наших руках. Но что б ни одна живая душа! Сохранение режима секретности - абсолютное. Если водитель машины будет мешать - разрешаю Ведричу использование специальных средств; пусть его отключат часов на пять. Все телефоны этих ориенталистов взять под немедленный контроль! Завтра утром в этой "газели" - или, если они успеют её разгрузить, то на том складе, где будет происходить разгрузка - должна находиться та железяка, которую привёз капитан Кулешов. Он, кстати, на связи с Ведричем? - Левченко кивнул. - Хорошо. Пусть майор докладывает каждые полчаса. Передай ему - я на него надеюсь.
   Затем, присев на своё кресло, генерал перекрестился и, вздохнув, сказал Левченко вполголоса:
   - И пожелай ребятам удачной охоты...
  
  
  ***
  Не спалось. Чёрт знает, что такое! Поздней ночью, когда устраивался в этой гостинице, казалось - проспит сутки. А прошло всего шесть часов - и сна ни в одном глазу. Вот тебе и выспался...
  Одиссей встал, прошёлся босиком по холодному полу номера (обставленного, надо сказать, исключительно по-спартански - скрипучая деревянная кровать с тощеньким матрасиком и ветхим бельишком, шкаф типа "Гей, славяне!" выпуска одна тысяча девятьсот пятьдесят какого-то года, фанерная тумбочка; интерьер номера завершала настольная лампа "времён очаковских и покоренья Крыма". Очевидно, администрация гостинцы, расположенной на четвертом этаже административного здания с пугающе-огромной вывеской "Казино" на входе, явно не горела желаньем видеть своих редких постояльцев по второму разу), выглянул в окошко.
  Городок проснулся. На Татарской несуетливые дворники заканчивали утреннюю уборку, по Ленина то и дело проносились (впрочем, "проносились" - это громко; скорее, внушительно шествовали) разные авто служебного назначения, типа хлебных фургонов или микроавтобусов с товарами местных рыночных деятелей. Что ж, провинция просыпается рано - это нормально; вечерами здесь никаких особых изысков в плане отдыха наверняка нет, посему народ ложиться спать часов в десять, максимум.
  Одиссей вздохнул. Это было его первое утро за последние десять дней, когда ему особо некуда было спешить - казалось, ему бы радоваться да веселиться! Дома, свободен, обласкан командованием, горд осознанием выполненной миссии - кажись, причин для бодрого и оптимистического состояния духа - с избытком; гуляй, солдат! Да, всё было бы в полном ажуре - если бы не вчерашний разговор с Натальей свет Генриховной...
  Какой-то мерзкий металлический привкус на зубах - и тяжёлая горечь в глубине души; а ведь, если подходить с точки зрения формальной логики - он ведь ни в чём перед девушкой не виноват! Ничего не обещал, ни в чём не обнадёживал.... Даже не целовались ни разу! Что ж так паскудно на душе-то, а?
  Шикарный "бентли", поплутав по касимовским улицам, остановился у входа в казино уже за полночь; Наташа, махнув шофёру, чтобы оставался на месте - выпорхнула с заднего сиденья и, дождавшись, пока Одиссей хлопнет своей дверцей - взяла его за руку. Он взглянул на неё - владелица роскошного лимузина в этот момент показалась ему пугливой школьницей с соседнего двора. И тут же спинным мозгом он почувствовал высокий, звенящий накал паузы, что повисла меж ними...
  - Ну, вот я и на месте! - Попытался Одиссей уклониться от предстоящего объяснения - но фальшиво-бодрый его тон не смог обмануть даже его самого; Наташа же, подняв глаза, отрицательно покачала головой.
  - Ты не то говоришь.
  Одиссей вздохнул.
  - Наташа, ни к чему всё это. Ты ещё очень молода, я старше тебя на четырнадцать лет. Ты богатая наследница, а я нищий босяк, без флага и родины. Ты...
  Взгляд - как блеснувший в ночи клинок! И слова - слова, слушать которые было невмоготу, от которых становилось холодно в груди и больно в висках...
  - Саша, я люблю тебя. Люблю с той самой первой минуты, когда увидела на шоссе возле Яворова. Люблю больше жизни! Я не хочу никуда уезжать; давай я останусь с тобой? Я никуда не хочу уезжать без тебя!
  Боже, ну почему это происходит с ним?
  - Наташенька, сегодня я уже говорил тебе - и повторю ещё раз. У меня есть женщина, которую я люблю, и у нас растёт сын. Бесчестно и подло было бы лгать тебе, что-то обещать.... Я не могу дать тебе того, что тебе нужно. Не могу!
  Слеза сбежала по матовой коже щеки... Он почувствовал себя последним негодяем - но, качнув головой, сказал, чувствуя, как каждое его слово превращается в свинцовое ядро:
  - Наташа, я не достоин твоих чувств. И не могу ответить тебе тем же. Прости, если сможешь.
  Опять - слёзы, тихое поскуливание, всхлипывания - каждое из которых рвало его сердце.
  Подняла глаза. И - с блеском надежды:
  - А если эта женщина тебя не дождалась? Если у неё уже другой?
  Вздохнул. Ну, как, как ей объяснить?
  - Она ждала меня девять лет. Она каждый день думала обо мне - и я чувствовал это. Она писала мне письма, которые я храню у сердца и сейчас, а когда я был тяжело ранен и лежал в тюремной больнице, она, наплевав на все преграды, перечеркнув все риски - пришла ко мне, чтобы побыть со мною всего лишь десять минут. Она - моя Неле, а я - её Тиль Уленшпигель. И у нас есть сын - которому она каждый день все эти годы рассказывала на ночь сказку о том, как однажды его отец вернется из дальних стран, чтобы никогда уже больше не разлучаться. Я думал о ней всегда - и думаю сейчас. Прости меня, Наташа...
  Тяжёлый вздох - и в потухших глазах лишь горечь разбитых надежд.
  - А как.... А как её зовут?
  - Герда.
  - Она.... Она немка?
  - Да. Из Восточной Германии. Мы учились в одном университете.
  И опять - тяжёлая, рвущая сердце пауза...
  Наконец, рука, сжимающая его запястье - ослабла, а затем - разжалась и безжизненно упала.
  - Наташа, я буду благодарен тебе всегда. Ты сделала для меня больше, чем кто-либо ещё, ты явилась мне, как ангел-хранитель, в час, когда холодное отчаянье овладело моим сердцем. Ты даже не представляешь, что ты сделала для меня!
  Подняла глаза. Смахнула слезинку - и, едва слышным голосом:
  - Я бы умерла за тебя...
  Господи, ну как слушать такое? Нет сил человеческих!
  - Не надо умирать. У тебя впереди - целая жизнь!
  Качнула головой.
  - У меня нет ничего.... Без тебя. Ни-че-го.... И уже не будет никогда.
  Одиссей грустно улыбнулся.
  - Будет, будет.... Всё ещё у тебя впереди! Боже, тебе всего двадцать лет!
  Промолчала в ответ. Затем, последний раз всхлипнув - вскинула гордо голову.
  - Ну что ж, прощайте, Александр Мирославович.
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  - Мы ещё встретимся с тобой; жизнь длинная! Горечь развеется ветром времён, и очень скоро ты забудешь этот вечер. У тебя всё будет хорошо - я верю в это; и, когда в следующий раз мы встретимся - ты, может быть, даже не узнаешь меня. До свидания - и пусть это наше следующее свидание произойдёт в тот день, когда ты будешь счастлива!
  Не ответила. Молча развернулась, и, не оборачиваясь, села в машину. Тут же могучий "бентли", утробно рыкнув, плавно набрал ход - и, быстро набирая скорость, через несколько секунд исчез в сгустившейся тьме. Осталась тёплая безлюдная ночь - и тяжёлая горечь в душе, как будто умер кто-то близкий. Так же примерно он чувствовал себя, когда на дежурстве прочёл письмо Андрюхи Михальченко о гибели Игоря Лапуки - ушедшего в армию на полгода раньше их всех и погибшего в октябре восемьдесят шестого, где-то в Закавказье. Такое же чувство опустошённости и утраты чего-то такого, чего уже не будет никогда. Эх, Наталья Генриховна...
  Потом - гостиница, лёгкое непонимание со стороны пожилой девушки на рецепции (чего он, собственно хочет?). Оплата "люкса" (оказавшегося примитивнейшей общагой - но зато на одного), тяжёлое забытьё без снов - и, извольте, ранний подъём едва ли не на рассвете. Да-а-а, вот тебе и беззаботный трёхдневный отдых, разрешённый подполковником Левченко...
  Ладно, если уже поспать не получается - надо хоть побродить по этому Касимову; когда ещё доведётся побывать в этом местечке?
  Принял душ (горячей, понятное дело, не было, зато холодной - изо всех отверстий!), выбрился до синевы (глядя на себя в зеркало, понял, отчего это у администраторши внизу вечером было такое выражение лица - из зеркала на него смотрела форменная бандитская рожа, небритая и грязная; вот интересно, что ж Наталья Генриховна в нём-то нашла?). И, одевшись и приведя себя в должный вид - вдруг почувствовал, что смертельно голоден. Когда ел последний раз? Сутки назад, на границе Белгородской и Курской областей; правда, съел он тогда едва не полтора десятка котлет, но ведь это было так давно...
  В общем, сначала - плотный завтрак, затем - осмотр достопримечательностей.
  На площади, куда выходили двери гостиницы - мест общественного питания не было в принципе. Районная власть с полинявшим триколором и почта-телеграф. Ладно, допросим языка!
  Мимо на велосипеде проезжал подросток. Взятый в плен и допрошенный с пристрастием (десять рублей бумажкой и столько же мелочью), юный абориген выдал все военные тайны вверенного городка. Лучшее кафе - на Советской, в паре кварталов от центральной площади. Хорошо и недорого кормят, наливают "Русское светлое" нефильтрованное по тринадцать рублей за кружку. Чуть дальше, для любителей экзотики - кафе с татарской кухней "Рахат", тоже, по словам говорливого "военнопленного", весьма приличное по части поесть-попить. Одна заминка - сейчас всего половина девятого утра, а работают оба заведения с двенадцати. Что ж, попробуем как-то склонить дружелюбных деятелей поварёшки к небольшому изменению режима работы...
  Кафе-бар на Советской признаков жизни не подавал - очевидно, там всё начиналось гораздо позже девяти утра; что ж, не беда - пойдём попытаем счастья в татарском заведении. Тем более - Касимов довольно долго был столицей вассального Москве татарского ханства, и Симеон Бекбулатович, потешный "царь", назначенный Иваном Грозным на время своего отсутствия местоблюстителем престола - тоже, вроде бы, был из этих мест. В общем - общая дирекция на кафе "Рахат"!
  Когда Одиссей подошёл к вышеуказанному заведению - у его дверей как раз стоял грузовой "бычок", из которого парочка крепких молодых людей без устали таскала внутрь заведения ящики, коробки и пакеты. Сурового вида мужчина с изрядным животом, судя по всему, был хозяином или директором заведения - и к нему Одиссей и направил свои стопы.
  - Здравствуйте, уважаемый!
  Пузатый шеф настороженно глянул на Одиссея - и, очевидно не обнаружив в его лице опасности для своего заведения - важно кивнул.
  - Здравствуйте. Чего хотели?
  - Как бы это чего-нибудь поесть в вашем заведении? - Одиссей произнёс это без особой надежды, уже потихоньку смиряясь с мыслью, что завтракать придётся колбасой и кефиром из ближайшего магазина.
  К его удивлению, важный дядька расплылся в улыбке.
  - Конечно, дорогой! Вчера был юбилей у районного прокурора, еды осталось - море! Конечно, покормим! Заходи!
  Одиссей поколебался несколько секунд - насторожили слова "еды осталось" (это что, типа, объедки?) - но затем голод одержал верх над подозрительностью, и он вошёл в кафе.
  Тут же к нему подбежала девушка, на вид - лет восемнадцати, и, улыбнувшись, спросила:
  - Равиль Александрович сказал, что вы хотели бы позавтракать. Что вам предложить?
  Хм.... Если бы ещё он знал, что здесь подают!
  - На ваше усмотрение, барышня. Я сутки не ел, сейчас бы барана целиком бы сожрал. Но.... Как бы это помягче.... Этот, на входе, Равиль, сказал, что у вас тут объедки со вчерашнего. Так вот - их, пожалуйста, не надо.
  Девушка улыбнулась.
  - Вчера был юбилей у прокурора. Заказали на сорок человек закуски, горячее, десерт - а почти никто не ел. Мы даже отбивные не жарили - сейчас стоят в холодильнике. Равиль Александрович велел вам их по полцены предложить. Зажарить их - десять минут. Нести?
  - Ну, если это не вчерашнее...
  - Нет-нет! Мы и салаты вчера многие не смешивали и тем более не заправляли, и торты простояли в холодильнике.
  - Тогда - пару салатиков, три отбивные, пиво, кофе и кусок торта. Сможете?
  Девушка молча кивнула, сосредоточенно всё записала в свой блокнотик - и улетела.
  Завтрак был царский. Да что там! Завтрак был императорский! Одиссей уже давненько так не ел - пожалуй, со времён тюремной больницы, в мае девяносто девятого. И за всё про всё с него спросили сто двадцать рублей! Он подумал, что, пожалуй, ежели тут так хорошо и дёшево кормят - есть смысл пожить тут денька три.
  - Девушка, а какие тут у вас достопримечательности есть?
  Официантка нахмурила лобик.
  - Эта.... Усыпальница ханов касимовских. Ещё городище.... А вы пройдитесь по городу, он маленький, всё и увидите. А вы проездом у нас?
  Одиссей кивнул.
  Девица улыбнулась.
  - Я так и подумала. Наши местные никто с утра не ходит в кафе - дома кушают. Да и вечером больше пиво и водку - а закусывают слабо. Дома - оно ведь вкуснее, хотя у нас тут повар очень хороший, а всё равно - домашняя кухня это домашняя кухня. А где ваш дом?
  Одиссей открыл рот, чтобы ответить - и вдруг понял, что отвечать ему, по сути, нечего. Нет у него дома - но как сказать об этом этой славной девчушке, любопытной, как чуть подросший щенок, сейчас доверчиво глядящей на него? А главное - что ответить на этот вопрос СЕБЕ? Одиссей вздохнул.
  - Нет у меня сейчас дома. Старую квартиру продал, новую ещё не купил. Вот решаю, где обосноваться.
  - А жена ваша? Вы что ж, с ней не советуетесь?
  Одиссей грустно улыбнулся.
  - Нет у меня жены.
  Официантка всплеснула руками.
  - Как же ж так? Такой видный мужчина - и один? Нельзя мужчине быть одному, нехорошо! - Тут в её глазах блеснула озорная искорка: - А вы оставайтесь у нас, здесь, в Касимове! Мы вас на татарочке женим - у нас тут такие хорошенькие есть, просто прелесть! - А затем, чуть подумав, добавила: - Да и у меня сестра младшая не замужем...
  Одиссей улыбнулся.
  - А сколько ж вашей сестре?
  Официантка серьезно так вздохнула - и ответила:
  - Много уже. Двадцать один.
  - Нет, молодая для меня. Да и.... Соврал я, есть у меня жена. Только очень далеко отсюда...
  Официантка погрозила ему пальчиком.
  - Вот! Все мужчины одинаковы! Как только из дому - так сразу и неженат! Куда это годится? - А затем, увидев, что завтрак Одиссеем уничтожен подчистую - добавила: - Может, вам что-нибудь ещё принести? Рыбу наш повар может поджарить, судака. Свежий, вчера в Оке поймали!
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  - Рыба - это уже перебор. Вы мне ещё чашечку кофе сделайте, пожалуйста - и тогда я по-настоящему буду счастлив!
  Официантка упорхнула.
  Одиссей остался один - наедине со своими мыслями.
  Да-а-а, что-то он подзадержался в кавалерах.... Нет, пожалуй, по местным достопримечательностям он не ходок. Надо собирать манатки - и чесать в Москву. В конце концов, обещал же Дмитрий Евгеньевич выполнить любое его (в пределах разумного, конечно) желание? Было дело, не далее, как вчера в полночь. А какое у него сейчас главное и единственное желание? Увидеть свет любимых глаз, вдохнуть запах любимых волос, почувствовать на своём плече голову единственной женщины на земле - в конце концов, что сказала эта девушка? Не может мужчина быть один, неправильно это, нехорошо!
  Мужчина должен быть рядом со своей женщиной...
  Значит, решено. Сегодня же - в Москву, там завершить все процедуры, связанные с его новой ипостасью, и - сдать документы для получения германской визы. Можно, конечно, и без этой ерунды, на пересылке в Гёдёллё он встречал человека, трижды без всяких виз переходившего польско-германскую границу в глухом заповедном углу, в польском аппендиксе у Градека-над-Нисой (и севшего, кстати, совсем не за это) - но рисковать мы не станем. Его женщина ждёт его у окна вовсе не для того, чтобы встретить его воровски, тайно, ночью. Нет! Он приедет к ней на закате дня, когда на часах будет шесть - приедет, чтобы забрать домой, забрать вместе с сыном, забрать - НАВСЕГДА.
  Потому что не может и не должен мужчина быть один - когда где-то в дальней стороне ждёт его у окна любимая женщина...
  
  
  ***
  
  - Вениамин Аркадьевич? - К выходящему из "Перекрестка" на Пролетарской элегантному мужчине лет сорока, демонстративно, но и не без некоторого изящества, выключившего сигнализацию розового "гелендвагена", запаркованного рядом с входом в супермаркет - подошли трое неброско одетых, хмурых мужчин, один из которых незаметно, но крепко взял его за локоть.
  - Я. В чём дело, господа? Чем обязан? - голос изящного денди дрогнул, и вместо внушительного баритона окружившие его хмурые мужчины услышали фальшивящий визгливый дискант.
  - Ваша машинка? - Не обращая внимания на его вопрос, спросил один из хмурых, кивнув на розовый джип.
  - Моя. А в чём, собственно дело? Я что, правила нарушил?
  - Садись. Поговорим внутри.
  Элегантного денди почти силой впихнули на заднее сиденье "гелендвагена"; один из хмурых сел за руль, второй - на пассажирское сиденье справа от водителя, третий сел сзади, крепко зажав своей клешней локоть элегантного господина.
  - Господа, это произвол? Что вы себе позволяете! Вы знаете, кто я? У вас будут серьезнейшие неприятности! - изящный хозяин авто попытался взять инициативу в свои руки - что ему не удалось. Сидящий на водительском кресле мужчина бросил:
  - Заткнись. Неприятности - у тебя. И не будут, а уже есть. Читал? - И с этими словами он бросил на заднее сиденье измятый номер "Gazeta Wyborcza". - Вторая страница, внизу.
  Элегантный господин взял газету - по его глазам было ясно, что он ничегошеньки в этой ситуации не мог понять - и, оглядев окружившие его каменные лица, вздохнув, развернул предложенную прессу.
  - А где именно?
  - Раздел "выпадки"12. - Голос сидящего на водительском месте мужчины был глухо-раздражённым.
  Владелец "гелендвагена" не стал больше спорить - а, хмуря брови и шевеля губами, начал читать предложенную статью. Видно было, что польский текст даётся ему с немалым трудом.
  Вдруг изящный денди побледнел и опустил газету. Сидящий на переднем пассажирском кресле хмурый удовлетворённо кивнул.
  - Значит, прочитал. И я тебя даже спрашивать не буду, был ли ты знаком с убиенным таким жестоким образом уважаемым господином Спиро Такманом. Вижу, что был.
  Хозяин "гелендвагена", сделав несколько судорожных движений губами, всё же смог произнести:
  - Но.... Как же так? Ведь господин Такман.... Он же член совета директоров.... Уважаемый бизнесмен.... Как же? Топором? На глазах пассажиров? Но ведь... ведь это невозможно?
  Хмурый, сидящий за рулём, кивнул.
  - Невозможно. Но произошло. Завтра будет в наших газетах. Важный бизнесмен, член совета директоров, член наблюдательного совета, и прочая, и прочая, а на самом деле - резидент иностранной разведки - на глазах пассажиров автобуса Люблин - Краков вытащен тремя неизвестными в масках из собственного "мерседеса", жестоко избит, а затем демонстративно лишён головы. Жуткое это убийство произошло вне зоны доступа мобильной связи, так что полиция об этом кошмаре узнала лишь через полчаса, когда кровь вашего убиенного хозяина уже успела остыть. И заметьте, Вениамин Аркадьевич - газета не пишет, что преступники пойманы. Знаете, почему? Потому что они уже дома...
  Элегантный господин достал из нагрудного кармана шёлковый платок, вытер появившуюся на лбу испарину.
  - А я? Вы.... Кто вы?
  - Не имеет значения. Имеет значение лишь одно - мы в состоянии сделать то же самое со всеми, кого считаем заслуживающими подобного. Три дня назад, десятого июня, вы были на погранпереходе Ханоба?
  - Да... нет... - Хозяин "гелендвагена" вдруг начал обильно потеть, и его изящный шёлковый платок, которым он лихорадочно начал вытирать лоб, мгновенно превратился в мокрую тряпку. Сидящий на водительском месте хмурый, брезгливо поморщившись, протянул ему кусок фланели, торчащий из бокового кармана дверцы джипа, и в обычной жизни служивший, очевидно, для протирания стекла. Но элегантному господину было уже, очевидно, не до гигиены - схватив грязноватую тряпку, он торопливо начал вытирать лицо, всё покрытое крупными каплями пота.
  - Ещё раз спрашиваю - был с азербайджанской стороны перехода Ханоба десятого июня, в два часа дня? Я ведь тебя не затем спрашиваю, чтобы ты мне правду сказал - я её и так знаю. Я тебя затем спрашиваю, чтобы решить, что с тобой дальше-то делать...
  Изящный денди (стремительно, правда, перестающий быть таковым) часто закивал головой.
  - Был, был. Но я был там не один! Там ещё съёмочные группы двух телеканалов были, и ещё журналисты...
  Но хмурый с водительского сиденья его прервал.
  - Мы знаем. Тагиева знаешь? Подполковника Тагиева?
  - Да, знаю.
  - Хорошо. В три часа, когда ваша затея кончилась пшиком - ты звонил Такману на его служебный телефон. Так?
  Хозяин "гелендвагена" опять мелко закивал.
  - Хорошо. Ты знал, что должно было быть в фуре, перевозящей комплект оборудования для производства соков? Тебе Тагиев об этом говорил?
  - Нет! Богом клянусь, нет! Спиро сказал... Спиро обещал, что будет мировая сенсация. А там оказалась... оказалась какая-то дурацкая железяка! Тагиев сначала что-то начал говорить о чудовищной контрабанде - но потом.... Там какой-то офицер принёс какой-то прибор... я не знаю, что они там мерили - но потом Тагиев сказал, что... что все свободны.
  - И ты позвонил Такману?
  - Да, я же должен был выяснить, что за идиотский розыгрыш он мне устроил... на свои же деньги?
  - Значицца, так, Вениамин Аркадьевич. Вы, как я понимаю, компанию покойному Такману составить никак не желаете?
  Денди стремительно побледнел.
  - Н-н-н-ет....
  - Отлично. Вы ведь по политическим убеждениям - либерал, насколько я понимаю?
  Элегантный господин криво улыбнулся.
  - Да я ... я как-то далёк от всего этого....
  - Значит, либерал. И вам, как либералу, дорога свобода прессы? И в целом свобода слова, митингов, собраний? Права человека, наконец?
  Хозяин "гелендвагена" растерянно пожал плечами и промолчал.
  - Значит, дороги. И завтра вы публично, на глазах коллег, при телекамерах - порвёте свой российский паспорт и заявите, что ни одной секунды больше не можете быть гражданином страны, столь беззастенчиво попирающей основополагающие демократические свободы и права. Израильский паспорт у вас же имеется?
  Изящный господин молча кивнул.
  - Вот и славно. И вы, как гражданин Израиля, до полудня послезавтрашнего дня навсегда покинете проклятую страну, душащую свободу слова. Ведь покинете, не так ли?
  Денди растерянно оглядел хмурых мужчин.
  - А... а зачем?
  - А затем, Вениамин Аркадьевич, что, если вы этого решительного гражданского поступка завтра в десять утра, на пресс-конференции в Интерфаксе, не сделаете - то к закату господин Спиро Такман будет наслаждаться вашим обществом. Учти, Нудельман - мы не милиция, не ФСБ, не прочие официальные органы. Нам для того, чтобы отрубить человеку голову, никакие санкции никаких прокуратур не требуются. Мы сами решаем, у кого есть право на жизнь - а у кого эта лицензия уже закончилась. Твой дружок и хозяин Спиро Такман решил, что может вытворять на нашей земле всякие кунштюки - и ему за это ничего не будет; мы его убедили в обратном. Очень хорошо убедили! Поэтому, хочешь жить - завтра в десять утра ты перед телекамерами рвёшь свой российский паспорт и послезавтра убываешь Эль-Алем в аэропорт Бен-Гуриона. Не хочешь - можешь и не рвать, мы поймём и уважим твой выбор.
  - Нет! Нет! Конечно, порву! Да меня давно уже зовут в Израиль... Господь с вами, конечно порву! - Тут хозяин "гелендвагена" вымученно улыбнулся. - Только вот с имуществом как быть? У меня здесь квартира, машина...
  Сидящий на водительском сиденье хмурый развёл руками.
  - Ну, раз тебе имущество так дорого - оставайся. Я понимаю, прикипел душой к барахлишку-то, приобвыкся.... Неволить не можем. Выбор у тебя есть - твоё дело его сделать. Стало быть, остаёшься? - и хищно улыбнулся.
  Элегантный господин опять побледнел.
  - Да нет, нет, вы меня неправильно поняли... Бог с ним, с барахлом, я сегодня ещё успею сделать доверенность на Борю Хайфмана. Нет, я уезжаю - решено!
  - Ну что ж, тогда - счастливого пути. Поздравляю - вы сделали отличный выбор! Не каждый день человек вот так, запросто, получает жизнь в подарок.... Да, кстати, ещё об одном пустячке я вас попрошу: не забывайте о нас, Нудельман. Никогда не забывайте!
  
  
  
  ***
  
  Ну, вот и лавка.... Давненько он здесь не был! В последний раз - в мае девяносто пятого, когда привёз "премиксы", ввезённые из Польши;13 тогда он, помнится, получил чуть не тысячу долларов премии - эх, знать бы ещё, что он тогда реально через границу перебрасывал...
  - Давай, не стой на входе. Генерал велел быть к часу - а у нас, как ты знаешь, не принято задерживаться, и уж тем более - опаздывать. - Свою тираду подполковник Левченко усилил лёгким толчком портфеля по филейным частям своего агента - и, получив дополнительное ускорение, Одиссей бодрым стрелковым шагом вошёл в здание "Спецметаллснабэкспорта".
  - Куда сейчас, Дмитрий Евгеньевич? - в растерянности остановился он перед лестницей и уходящим направо и налево коридором.
  - Давай на второй этаж; у нас, как в любой солидной торговой конторе, начальство пребывает в бельэтаже.
  Они поднялись по старательно отполированной лестнице - и оказались перед массивными дубовыми дверями, на которых - на единственных из всех окружающих! - не было номера.
  - Ну, вот мы и на месте. Стучи!
  Одиссей несмело постучал.
  Подполковник улыбнулся.
  - Ты что, не видишь, что дверь из массива дуба? Ну-ка повтори, да смелее!
  Но повторять не пришлось. Дверь отворилась - и на пороге предстал генерал-лейтенант Калюжный, хозяин кабинета, собственной персоной.
  - Давай, заходите оба. Завели, понимаешь, привычку стучать - можно подумать, я тут с секретаршей уединяюсь... - Шутливо пробурчал генерал.
  Они вошли. Калюжный жестом предложил подполковнику и Одиссею садится - и, улыбнувшись, сказал:
  - Ну, вот мы с тобой и познакомились, Одиссей. Как там ваша Итака? Успел хоть воздухом родным надышаться? Вишь, как у нас - с корабля, да и на бал, даже отдохнуть тебе не дали. Мой грех, сознаюсь. Ну, да, думаю, ты шибко-то на меня не злишься?
  Одиссей улыбнулся.
  - Никак нет, товарищ генерал.
  Калюжный махнул рукой.
  - Ты эту субординацию оставь, не в армии. Зовут меня, как ты знаешь, Максим Владимирович - так и обращайся. Левченко, как там наш щелкопёр? Убыл на историческую?
  Левченко кивнул.
  - Ещё и с каким скандалом! Парнишка резвый до неприличия оказался, я даже начал было всерьез опасаться насчёт того, что зря мы его, может быть, так легко отпустили?
  Генерал отрицательно покачал головой.
  - Не боись. С ним подполковник Загородний со своими ребятишками хорошую воспитательную работу провёл. Тем более - о жуткой участи господина известного коммерсанта Такмана все телеканалы с утра наперерыв вещают, голову его отрубленную показывают.... Господь с ним, убогим. Мы тут для другого собрались. Санёк, - Обратился генерал к Одиссею, - Ты что себе в награду за операцию "Дареный конь" хотел бы получить? Об орденах не заикайся, а всё остальное - в пределах разумного - проси.
  Одиссей почесал затылок. А затем, подняв глаза к потолку, произнёс вполголоса:
  - Немецкую визу, Максим Владимирович. Работу. Жильё. Да, машинку мою, что в Воронеже осталась - забрать. Пожалуй, всё.
  Генерал кивнул.
  - Жить будешь в Солнечногорске, мы там тебе квартиру двухкомнатную купили. Работать в Москве - есть тут парочка газет, которые будут принимать твои статьи. Насчёт германской визы - сделаем, может быть, не так быстро, как хотелось бы - но к первым числам сентября я тебе её обещаю. Сам понимаешь, мы тебя должны ещё хорошенько на этой земле обустроить - у каждого нормального человека после тридцати трёх лет жизни неслабый шлейф всяких документов тянется, вот мы их тебе пока и будем делать. - Тут генерал едва заметно улыбнулся и спросил: - Герду свою хочешь увозом увезти?
  Одиссей кивнул.
  - Её. Я ей вчера позвонил, сообщил, что жив-здоров; звонил с оперативного, так что у неё звонок был как из Афин.
  - Ждёт?
  - Ждёт, Максим Владимирович.
  Калюжный глубоко вздохнул.
  - Ну, раз ждёт - езжай, забирай. Она сейчас в разводе, ты в курсе?
  Одиссей кивнул.
  - Да, Дмитрий Евгеньевич уже посвятил. Переехала на старую квартиру, на Мартин Лютер-штрассе.
  - Ну, вот. Стало быть - барышня свободна. Не знаю, правда, что там у неё с работой - но, думаю, ежели собралась она в наши палестины навсегда, то со своей службой что-то придумает. Ей мы тоже работу подыщем; кстати, уж не взыщи - получать она будет поболе тебя, поскольку - знание трёх языков. Твои-то познания нам тоже известны, да вот только учил ты всё больше не те языки, что надо. Английского, как я понимаю, до сих пор сторожишься?
  - Сторожусь.
  - Ну, тебе видней. Ладно, сегодня вон подполковник отвезёт тебя в твою квартиру, а с завтрашнего дня получай в распоряжение капитана Гонта с машиной - и начинай обустраиваться. Жену-то, чай, в голые стены не приведёшь?
  Одиссей улыбнулся.
  - Да не хотелось бы...
  - Ну, вот и давай, действуй. Денег там тебе, сколько нужно, Дмитрий Евгеньевич выдаст, до первого июля - то бишь, почитай, шестнадцать дён - ты свободен. С первого начинается твоя трудовая биография - под новым именем и фамилией. - Тут генерал, спохватившись, спросил: - Кстати, может, тебе Бондаренкой уже и не стоило бы быть? Дмитрий Евгеньевич докладывал, что ты там, в Кременчуге, однополчанина встретил, какой про твоё злодейство в Венгрии14 в курсе, и о том, что срок тебе добрые венгры недетский намеряли - тоже.
  Одиссей отрицательно покачал головой.
  - Нет. Буду Бондаренко. Я с Лёхой в одном батальоне полтора года прослужил - кому ж верить, если не товарищам по оружию?
  Генерал пожал плечами.
  - Как знаешь. Неволить не стану - тем более, с завтрашнего дня ты у нас становишься гражданином Российской Федерации; решили мы с Ведричем твою краматорскую прописку аннулировать, вишь, какое дело. Ну да, я так понимаю, тебе всё равно?
  Одиссей кивнул.
  - Ну, вот и славно. Всё, можешь считать себя свободным.
  Одиссей встал и, пожав руку генералу, направился к дверям. И, уже взявшись за ручку - услышал:
  - Не спеши, погодь чуток! Забыл, ты видишь, какое дело....
  Одиссей обернулся.
  Подошедший к нему генерал обнял его, и троекратно, как на Пасху, расцеловал. А затем, держа за плечи, тепло улыбнулся.
  - Спасибо тебе, сынок! Орден бы тебе Боевого Красного Знамени - да уж нет таких.... А новыми награждать - мне не положено, поскольку - пенсионер. Хотя... - Тут генерал задумался, а затем, просветлев лицом, скорым шагом направился к своему столу, покопался в его ящиках - и, достав какую-то коробку, вернулся вместе с ней к Одиссею.
  - Орден дать тебе не могу. Зато могу наградить тебя, можно сказать, именными часами. Держи!
  Одиссей взял из рук генерала продолговатую коробочку, обитую красным бархатом, и, не удержавшись, открыл её.
  Часы "Восток" в золотом корпусе, с немного потускневшим лакированным кожаным ремешком. Одиссей повернул их - и на обратной стороне корпуса прочёл краткую надпись, выгравированную белым металлом - "Моему боевому товарищу" - и немного недоуменно поднял на генерала глаза. Тот кивнул.
  - Да, сынок. Часы эти старые, и должны были быть вручены одному человеку ещё в одна тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, за бои при Квито-Кванавале. Их тогдашнее ангольское правительство заказало заводу ровно двадцать штук, из золота девятьсот девяносто девятой пробы. Девятнадцать от имени тамошнего министра обороны были вручены особо отличившимся нашим военным советникам. А двадцатые.... А двадцатые должен был получить подполковник Шатунов Игорь Владимирович, мой друг и товарищ.
  - А что... а что с ним случилось?
  Генерал промолчал. Затем, достав из кармана пачку сигарет, закурил, и, выпустив облачко дыма - ответил:
  - Погиб. Уже в самом конце боёв, когда кубинцы отбросили буров за реку. Прямое попадание в бээрдэмку, на какой он ехал.... Собрали каску останков - а в гроб для весу насыпали белого ангольского песка. Так его здесь, на родине, под Калугой, и похоронили.
  Одиссей смущённо спросил:
  - Так может.... Может, не надо? Может, лучше семье передать?
  Генерал тяжело вздохнул.
  - Не было у него семьи. Детдомовский, жениться не успел, всё войны да командировки.... Армия была его семьёй. Я его хоронил, военком тамошний - да взвод солдатиков из местного гарнизона. Вот и все его родственники...
  Одиссей аккуратно достал часы, бережно застегнул на запястье. Генерал кивнул.
  - Носи, сынок. Ты сделал за эти две недели не меньше, чем друг мой Игорёк, на той забытой Богом войне. Носи! Заслужил.... А теперь ступай, мы тут с твоим командиром минут десять пошепчемся. Ты пока внизу, у Валеры, чайку выпей. Хорошо?
  Одиссей кивнул и, щёлкнув каблуками, развернулся и вышел из кабинета. Как только дверь за ним затворилась - генерал одобрительно кивнул и улыбнулся.
  - Молодца! - И. обернувшись к Левченко, спросил: - Ну что, отвёз Гончаров наш трофей в Саратов?
  - Отвёз. Правда, пришлось очень долго объяснять тамошнему начальнику, что мы от него хотим - но, в конце концов, удалось тихо подменить ящики. Теперь мы - владельцы станции обеззараживания воды, а арсенал - недостающего фугаса. Всем сёстрам по серьгам...
  Калюжный кивнул.
  - Хорошо. Будем считать, первый натиск супостата мы отбили, с сурьёзными для него потерями. Вдову Сармата устроили?
  - Так точно. Перевезли вместе с дочкой к матери в Нежин, купили квартиру, устроили на работу. Ей Ведрич предлагал в Москву - не захотела; сказала, что хочет быть ближе к могилке мужа. Сашу Дроботея украинская таможня похоронила на родине, в селе Задворяны, что под Прилуками - от Нежина сорок километров.
  - С деньгами у неё как? Пособие выплатили?
  - Так точно, пятьдесят тысяч положили на её счет. Кстати, еле уговорили! Таможня ж ей полторы тысячи гривен по утрате кормильца всего выдала, так Мария никак не могла понять, отчего это русская фирма ей вдруг полста тысяч долларов выплачивает - что-то там Ведрич ей наплел, поверила...
  Генерал устало вздохнул.
  - Десятый. Десятый уже у нас павший - и ни об одном из них Родина не знает, не ведает, что жизнь за неё ребята положили. И когда мы данные о наших погибших героях сможем рассекретить - даже предполагать не берусь. Вон, даже жене - и то не можем правду сказать, вот какая петрушка.... Сердце болит у меня, Левченко, когда я о наших убитых товарищах думаю. И все они, как живые, перед глазами стоят...
  Генерал помолчал, а затем, взглянув в окно - бросил своему заму уже деловито:
  - Нашли, кто там, в верхушке украинской таможни, на врага работает?
  - Нашли красавца. Взяли на карандаш. В ближайшее время убедительно попросим начать оказывать содействие нашей лавочке. Ребята Ведрича для таких случаев казнь Такмана на видео сняли. Со всеми подробностями...
  - У этих.... У Ефремова и Попугаева душонки выскоблили?
  - У Попугина. До дна. Знаем, кто и где их вербовал, за что ребята трудились. Взяли подписку на нас работать. В общем, почистили немного авгиевы конюшни.
  Генерал вздохнул.
  - Тут, ежели всурьёз чистить - то лет на десять хорошей работы. Ладно, отбрили пока супостата - и то ладно. Теперича он в других местах начёт врага искать, других на эту синекуру подыскивать. Мы тут ему зубы-то повыламывали - думаю, что надолго - а вот другие варианты уже не в нашей компетенции. А что врага эти, что играют за чёрных, будут искать - ты, надеюсь, в этом не сомневаешься?
  - Абсолютно. Думаю, они одновременно с "Дареным конём" ещё парочку вариантов разрабатывали - и теперь, когда им здесь не выгорело, они их в темпе вальса начнут в действие вводить.
  - Ну что ж, посмотрим. Но расслабляться - знаю вас, бездельников! - даже и не думайте. Мы свою страду ещё далеко не закончили! Работы у нас впереди ещё без меры, и без меры крови, пота и слёз. Первый тайм мы отыграли, как в той песне поётся, и по очкам победа досталась вроде как бы нам - но по очкам, Дмитрий Евгеньевич, войны не выигрываются. Они ведутся, как ты в академии учил, до полной и окончательной победы. Так вот, нашей победы в ближайшем будущем я пока не вижу - а посему бдительности терять нам никак нельзя. Война у нас впереди ещё очень серьезная, и за кем будет в ней последнее слово - не знает ещё никто...
  
   Эпилог
  
  Чудны дела твои, Господи...
  Одиссей, покачав головой, вышел со стоянки, что рядом с тоннелем под Инсбрукер-плац, и неторопливым шагом направился к станции метро. Сдурели они тут все, что ли? Парковщик, вместо того, чтобы, как добропорядочный немец, взять у него деньги за паркинг и выдать квиток - быстрым рывком поднял шлагбаум, впустил машину Одиссея на полупустую площадку, и тут же умчался в свою будку. Ни денег, ни квитанции.... Вообще, в Германии ли он?
  Сегодня утром переезжал границу - и ничего подобного не было в зародыше. Немцы дотошно проверили ближний и дальний, ручник, наличие аптечки - но в свой Фатерланд его древнюю "копейку" всё же пропустили, про себя, наверное, поражаясь любви русских к своим антикварным автомобилям. Все процессы на границе - таможенный досмотр, пограничный, полицейский - прошли добротно, неспешно, фундаментально; в общем, по-немецки. А стоило ему въехать в Берлин - мир рухнул. Лишь только он успел проехать под железнодорожным мостом, нависающим над Саксендамм, по которой он, не спеша, катил в центр города - как справа, с Науманн-штрассе, ему наперерез, прямо на красный свет светофора, вылетел какой-то шальной "опель" - и помчался из города; Одиссей лишь в последнюю секунду успел уклониться от удара. Ни хрена ж себе День усекновения главы Иоанна Предтечи! Тут, с такими шумахерами, как бы свою голову не потерять...
  Мелькнувший слева, почти невидимый за двумя капитальными мостами, вокзал Шёнеберг, тем не менее, успешно выполнил роль ориентира - и сразу же за ним Одиссей на светофоре свернул влево, на Эберс-штрассе, в конце которой и нашёл уютную стоянку для своей "жигулички", с диковатым парковщиком, демонстративно манкирующим своими служебными обязанностями. Ладно, дальше - пешком; тем более - идти тут буквально пару сотен шагов: нырнуть в подземный переход, пройти сто метров по гулким бетонным тоннелям - и выбраться, наконец, на Мартин-Лютер-штрассе. К которой он шёл все последние девять лет...
  Так, вот эта улица, вот этот дом.... Улица - в наличии. Где у нас дом номер девяносто два? Судя по номерам на ближайших к нему, типично буржуазных домах, явно постройки конца позапрошлого века - где-то метрах в семистах впереди. Что ж, пройдёмся, время у нас есть...
  Что-то не нравятся ему лица встречных прохожих! Определённо не нравятся.... Какие-то взбалмошные, растерянные, пуганные; такое чувство, что за Одером опять - густые скопища русских танков, своими соляровыми выхлопами затеняющие солнце, что там, перед своим решающим прыжком на Берлин, вновь затаились войска Первого Белорусского фронта, чтобы, внезапно ударив, за двенадцать дней ожесточённых боёв в очередной раз взять столицу рейха. Ей Богу! Видок у здешних аборигенов именно такой, будто ждут они с минуты на минуту конца света. Что-то не то твориться с берлинцами - и особенно с берлинками...
  Ладно, зайдём-ка мы в бар, выпьем чего-нибудь бодрящего. Пива - нихт, ибо негоже, чтобы свет моей жизни, алмаз моей души - да вдруг учуял бы от него неприятный выхлоп. Сие никак невозможно! А вот кофе - в самый раз. Интересно, так ли хорош здесь кофе, как в Будапеште?
  Одиссей вошёл в уютный полумрак ближайшего бара - и, взглянув на экран телевизора, мерцающий в углу, замер, поражённый.
  На экране творился ад. Немец-комментатор, захлёбываясь от священного ужаса, что-то торопливо, сбиваясь и глотая окончания, вещал в прямом эфире; его репортаж время от времени прерывался документальными кадрами, которые, положа руку на сердце, больше напоминали сцену из голливудского блокбастера.
  Вот оно что! Вот почему парковщик в спешке не взял с него денег, вот почему все встречные немцы изумляли его своим поведением. Америку бомбят! Только вот пока не совсем понятно, кто...
  Весь бар, замерев, следил за событиями на экране телевизора. Никто не разговаривал, не заказывал пива, не прихлёбывал кофе; даже, похоже, не дышал. На глазах изумлённой публики рушился мир! Причём происходило это в прямом эфире, и гигантские облака дыма и пыли от рушащихся башен-близнецов Всемирного торгового центра, казалось, докатывались и до Мартин-Лютер-штрассе. Во всяком случае, у Одиссея всерьез запершило в горле.
  Жаль, он не понимал по-немецки! Впрочем, даже и без знания языка всё было предельно понятно. Вот кадры северной горящей башни - в неё уже врезался первый самолёт. Вот во вторую, южную, врезается ещё один гражданский борт, по ходу - двухмоторный Боинг - и огненный вал от взорвавшегося внутри здания самолёта вырывается наружу. Катастрофа.... Но как поставлено! Какой там Голливуд! Жалкие ремесленники.... Тот, кто поставил ЭТОТ спектакль - был, вне сомнения, выдающимся мастером своего дела. Выдающимся!
  Да-а-а, тут, пожалуй, не до кофе.... Такое твориться! С ума сойти.... Сегодня явно мир перестал быть прежним; случившееся - это вроде поджога рейхстага.... Да ну, какой там рейхстаг! Бери круче! Кольцо Всевластья сгинуло в кипящих лавой расселинах Ородруина, Роковой горы - и прежний мир рухнул, разваливаясь на клочки.... Это, пожалуй, больше подходит. Но всё же - как поставлено! Ведь сейчас весь мир - ну, во всяком случае, та его часть, которая снабжена телевизорами - затаив дыхание, взирает на величайший террористический акт в истории человечества. Катастрофа, возведённая в квадрат! Если не в куб...
  Ладно, поужасаться можно и по дороге - до часа икс осталось двадцать минут, а заставлять себя ждать негоже; обещал к шести? Будь любезен! Хотя, правда, день, месяц и год он как-то упустил.... Ну что ж, это не главное; главное - что до заветной двери осталось сто метров по прямой!
  Он шёл по Мартин-Лютер-штрассе - и с каждым шагом дорога становилась всё трудней, будто шёл он не по уютному берлинскому тротуару, с утра умытому и надраенному, а по горной тропе румынских контрабандистов, забирающей всё выше, к укутанному седыми облаками карпатскому перевалу. Сейчас он увидит Герди.... Сейчас он встретит своего сына.... Сейчас он сможет, наконец, исправить свою ошибку девятилетней давности!
  А Америка.... Что ж, они получили, наконец, своего долгожданного врага; или создали его сами? Что-то там Дмитрий Евгеньевич рассказывал об американском следе в рождении и мужании этой самой пресловутой Аль-Каиды; впрочем, Господь с ними, и с Америкой, вскормившей и взлелеявшей своего врага, и с этой Аль-Каидой, которая вроде как бы заняла место патентованного врага мировой цивилизации вообще и Жоры Буша-младшего в частности.... Пусть себе играются! У него сегодня дело куда как более важное - сегодня он впервые увидит своего сына...
  Он подошёл к дому номер девяносто два, когда на его часах было без пяти минут шесть. Та-а-ак, на каком этаже квартира нумер двенадцать? На четвертом. Гут. Хорошо, что нет кодового замка на двери - не потребуется стоять с безразличным видом в ожидании попутчика с ключами.
  Чистенькая, уютная лестница, цветы в ярких горшках на подоконниках; что ж, молодцы, ничего не скажешь, любят свой дом. Этому, пожалуй, никому не вредно бы было поучиться...
  Вот и четвертый этаж. Квартира номер двенадцать. Господи, благослови!
  Одиссей посмотрел на свои часы - было без десяти секунд шесть - и, вздохнув, нажал на кнопку звонка. В глубине квартиры раздался едва слышный звон курантов - и в прихожей за дверью послышались лёгкие шаги.
  Ну, вот и всё. Он вернулся...
  
  Продолжение следует
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 7.87*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"