Усова Татьяна Васильевна : другие произведения.

Песок сквозь пальцы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Третья книга о приключениях Эрсирен

  Песок сквозь пальцы
  Роман Татьяны Усовой
  Часть первая. Прекрасная Эрджиат-Фарузель
  1.
  В путь меня провожали всем островом. Соседи не скупились на добрые пожелания. Кларм, державшийся рядом, все больше помалкивал, и лишь перед самыми сходнями пожал мне руку, скупо улыбнулся и обнадеживающе шепнул: "Все будет хорошо". Люди короля вовсю готовились к отплытию. Я стояла у борта и махала рукой островитянам, толпившимся на берегу. Тут Велья шумно ахнула, хлопнула себя по лбу и воскликнула:
  - Варенье! Совсем забыла! Я ведь горшок варенья приготовила тебе в дорогу!
  - Да ладно, - усмехнулась я, - ничего страшного.
  - Нет, нет. Сейчас сбегаю. - Она обратилась к мореходам. - Эй, парни, я еще успею?
  - Двадцать раз успеешь, - усмехнулся старший на корабле. - Не суетись.
  - Смотрите, не отплывайте пока, дождитесь, - на всякий случай предупредила Велья и скрылась. Несколько минут спустя она опять явилась и, улыбаясь, подняла в руках бурый глиняный горшок, завязанный сверху полотном. Я спустилась и приняла у нее варенье на середине сходен. После того, как горшок был размещен среди прочей клади, корабельщики возились еще не менее получаса, и я о чем только не переговорила с провожающими. О кариффийской красавице и ее загадках я старалась не думать.
  И вот мы тронулись в путь. Утро выдалось великолепное, но после полудня погода испортилась. Буря не поднялась, ни кораблю, ни нашим жизням ничто не грозило, но всю дорогу до Ларига нас мотало и болтало. Моей служанке довольно скоро стало нехорошо. Она украдкой приткнулась, где пришлось. Я нашла ее, всю позеленевшую, и уложила как следует. И до конца плавания не она мне прислуживала, а я ей. У мореходов это вызвало немало бойких шуточек; я шутила в ответ, и даже занемогшая служанка, прислушиваясь, печально улыбалась. Сама-то я любое плавание всегда переносила легко. А после того, как по воле короля Рибальда довелось поноситься по волнам морским в просмоленной бочке, раз и навсегда перестала бояться любых бедствий, какими грозит людям море. И все же я рада была, наконец, ступить на берег в Зимней Гавани Ларига. Летняя Гавань еще не принимала корабли: на реке еще даже не начал вскрываться лед. Домашнее варенье до Ларига не доехало; я угощала им на корабле всех желающих и еще в море вблизи берега чисто вымыла горшок водой из-за борта. И теперь, сходя на твердую землю, несла пустую посудину у груди, придерживая согнутой рукой. За спиной у меня висела моя раунгийская арфа: привычный и нетяжелый груз. Все остальные мои пожитки несли один из корабельщиков и служанка.
  Оживление на берегу было не таким, как поближе к лету, но много кто повернул шею, глядя, как я спускаюсь. А вскоре кое-кто шумно приветствовал меня, причем, двое или трое полюбопытствовали, что у меня в горшке. Я сняла полотно и показала, что горшок пустой. Зеваки разочарованно хмыкнули.
  - А что, - усмехнулся Линвид, торжественно подошедший к нам в сопровождении десятка воинов. - Раз горшок пуст, значит, его можно будет чем угодно наполнить. Нам дана полная свобода действий.
  - Верно, - улыбнулась я. - Привет тебе, Линвид, как там наш король?
  - Весь в нетерпении. Рвется в Кариффи. Только тебя ждет.
  - Да какая ему от меня польза в таком деле? - Спросила я.
  - Он считает, что немалая. Что же, если охота, попробуй с ним поспорить. - Линвид лукаво подмигнул мне. - Как прошло плавание?
  Я ответила ему гриулой:
  Колобродило море
  И кидало корабль
  Но, верно, недаром
  Славой равны
  Доброе старое
  Варенье из сливы
  И моряк-дарфилирец.
  Мощный раскатистый смех объединил встречающих и вновь прибывших. Горшок у меня по дороге к королевскому двору кто-то забрал, и, когда я входила к королю Орбальду, при мне была только арфа.
  Король был свеж, румян, и даже словно помолодел. Похоже, новая дерзкая затея прибавила ему мальчишества, казалось бы, безвозвратно утраченного после войны, потери отца, изгнания и гибели Вириайн. Он держался, как положено во время подобной встречи, а сам поглядывал на меня лукаво и одновременно с испугом: ждал, что вот-вот я начну его укорять, точно старая нянька. И вот, наконец, мы уселись, и Орбальд сказал:
  - Я уже слышал обо всем, что происходило на Островах зимой, и счастлив, что ты опять себя достойно проявила, моя приемная дочь. В скором времени тебе опять понадобятся весь твой ум и дарования. Мне тоже. Да и всем нам.
  - Боюсь, они окажутся бесполезными в Кариффи, - вздохнула я.
  - Не думаю, - заметил король.
  - Но ты хоть нашел кого-нибудь, кто изъясняется по-кариффийски? - спросила я.
  Присутствующие тут же стали переглядываться. Король воззрился на меня, немало ошеломленный, затем перевел взгляд на Линвида.
  - А ведь она права. - Задумчиво произнес тот.
  - В самом деле, - согласился король, вскочил с места и прошелся по залу, словно что-то ища, и на обратном пути остановился посреди зала ко мне лицом. - Признаться, мне как-то казалось, что если они там все такие умные, то должны знать любые языки, включая и наш.
  - А ну как не знают? - Лукаво вставил Сирнт Зеранец.
  - Если не знают, то опозорятся перед нами, - бодро заявил Линвид.
  - А что, - подхватил Орбальд. - Пусть поломают голову, что делать. - И звонко рассмеялся. - Ведь когда властелин Кариффи издавал свой указ, что любой, кто ни посватается к его дочери должен отгадать три ее загадки, а не отгадает - простится с жизнью, он как-то не подумал, что мир населен людьми, говорящими на самых разных языках. В законе не оговаривается, что соискатель обязан знать кариффийский или иметь при себе переводчика, верно?
  - Верно! - Хором отозвались присутствующие.
  - Вот только не знаю, какой в этом для нас прок, - вставила я.
  - Поживем увидим, - махнул рукой Линвид. - Пока ясно одно: своим переводчиком нам обзавестись нелишне, если удастся, но желательно скрывать там, в Кариффи, что он у нас есть. И тех, кто при кариффийском дворе случайно понимает по нашему мы быстро выявим и будем с ними поосторожней. Король Орбальд, - он повернулся в сторону короля и учтиво поклонился. - Еще недавно я не одобрял твой замысел. Но теперь, пусть я не знаю толком, что переменилось, но сватовство не кажется мне таким уж безнадежным.
  - А вам? - Спросил король остальных.
  Все вокруг невразумительно загалдели.
  - Как я понимаю, мне выражена поддержка, - усмехнулся Орбальд и опять занял свое королевское место. После чего по-королевски властно продолжил. - Мы отплываем через три дня рано утром. Повелеваю к тому времени выяснить, нет ли в наших краях кого-то, владеющего языком кариффийцев, и если отыщется, доставить ко мне. Если же не найдется, будем искать такого во всех портах. Готовьтесь в путь и отбросьте любые сомнения. Если мы даже и не перемудрим эту хваленую красавицу, то все же сумеем выйти из дела с честью.
  2.
  За три дня, что я провела в Лариге, человек, знающий по-кариффийски так и не отыскался. Ни среди живущих где-то в окрестностях, ни среди потянувшихся к нам на север по весне мореплавателей. Это никого не удивило и не обескуражило. Орбальд сказал:
  - Что же, если нужный человек попадется нам по дороге на юг, будем считать это предвестием удачи.
  И все с ним согласились.
  Мы отчалили точно в намеченный срок. За кораблем, на котором находился король Орбальд, следовало еще два судна: им предстояло проводить нас до Зерана. И на нашем корабле, и на тех двух люди вели себя так, словно то была самая обычная поездка, не грозящая никакими особыми опасностями: пересмеивались, перешучивались, болтали о любых пустяках. Свою служанку я оставила в Лариге, мне как-то показалось, что ни к чему ее брать. Сразу, как вышли в море, меня попросили спеть. Ближе к вечеру я спела еще раз. А весь остальной день в промежутках между разговорами и мелкой житейской возней я обдумывала песню в честь прекрасной Эрджиат-Фарузель. Хотя понимала, что у кариффийцев все настолько по-иному, чем у нас, что вряд ли они станут слушать меня с особой охотой. Ведь даже в Раунгаре наши песни люди слушают с немалым усилием и показной вежливостью, а Раунгар от нас куда ближе, чем жаркая страна Кариффи. Песня складывалась без особого труда, но была не из тех, от сочинения которой я получила самое большое удовольствие. Я исполнила ее Линвиду и Орбальду на другое утро, и оба коротко сказали: "Годится". На ночлег мы нигде не останавливались, хотя, вроде, никто не понял, к чему такая спешка.
  Как и положено, Линвид, стоявший на носу, окликал каждый корабль или лодку, какие ни повстречаются. Первые четыре больших корабля, которые мы встретили, были гуайхские, и никто на них не только не знал ни словечка по-кариффийски, но даже не бывал в Кариффи. Зато пятый корабль, замеченный нами уже неподалеку от Зерана, оказался кариффийским, и мы поняли это еще до того, как сблизились достаточно для разговора: по двум парусам-клиньям вместо нашего одного прямого и по срезанной корме, легко отличимой от носа, украшенного не изображением длинношеего зверя или птицы, а чем-то вроде цветка раструбом. На нем плыл со своим товаром некий явно преуспевающий кариффийский купец, за которого нам отвечал на вопросы худой и пообносившийся человек лет тридцати пяти. Его речь, когда он говорил по-нашему, выдавала в нем островитянина, и выглядел он, как гуайх, хотя дотемна загорел; по-кариффийски он изъяснялся бойко, играючи, и если даже кариффийцы с корабля чувствовали в его говоре иноземный призвук, то не такой, чтобы мешал пониманию. Исчерпав все свои вопросы купцу, Линвид спросил переводчика:
  - А сам ты кто такой?
  - Я тидисиец, - ответил он. - Дома меня называли Эрхарт сын Эрклесса. Семь лет назад я отплыл с Журавлиных островов, как не раз отплывал до того, но случилось так, что мне долго не было возврата домой, и немало довелось пережить. И вот, наконец, представился случай вернуться. Я намерен проводить этих купцов до Ларига и там помочь им в торговых переговорах, а оттуда при первой же возможности отправлюсь домой на Тидис.
  Поскольку Тидис - ближайший к нашему Кальму остров, я, конечно, более или менее знала на нем почти всех, хотя это самый крупный и населенный из Журавлиных островов. И я смутно помнила кое-кого из семьи Эрклесса и слышала, конечно, как пропал, скитаясь по морям, его старший сын, и жена все ждет своего Эрхарта, а родители уже не надеются увидеть. Линвид оглянулся на короля Орбальда, тот еле заметно кивнул. И тогда Линвид сказал:
  - Это хорошо, что ты так стремишься домой, Эрхарт сын Эрклесса. Но сперва тебе придется отправиться с нами. Мы плывем в Кариффи, и нам нужен толковый переводчик.
  - Но это невозможно, - воскликнул Эрхарт. - Я единственный на корабле, кто знает по-нашему. И купцы на меня очень рассчитывают.
  -Придется им как-нибудь обойтись, - усмехнулся Орбальд.
  Эрхарт, ошарашенный и сокрушенный что-то быстро и негромко произнес по-кариффийски. Купец всплеснул руками и негодующе залопотал в ответ. Эрхарт, покосившись на наше судно, что-то добавил. Теперь, едва залопотал купец, еще несколько кариффийцев загалдели наперебой, то поглядывая на нас, то оборачиваясь на хозяина судна и переводчика Эрхарта. Орбальду это надоело, и он оборвал их:
  - Довольно! Эрхарт Тидисиец, передай, что я велю им умолкнуть и не роптать. Затем простись с ними, собери свои пожитки и переходи на мой корабль.
  - Умоляю тебя, король Дарфилира, - воззвал к нему тидисиец, - дозволь мне плыть с ними дальше на север.
  - Нет. - Властно сказал король Орбальд.
  - Умоляю тебя, я столько лет не был дома. Родные уже, возможно, не верят, что я жив.
  - Значит, нет нужды торопиться, - усмехнулся Орбальд. - Иди ко мне добром, не то пожалеешь. И все они пожалеют. Передай им.
  Эрхарт перевел. Кариффийцы заохали и заахали. Купец начал громко возмущаться. Орбальд опять усмехнулся и указал на два других корабля. Подал им знак. Те двинулись вперед, чтобы охватить кариффийское судно с бортов.
  - Нас больше и мы сильнее, - сказал король Орбальд. - Но я не хочу кровопролития. И грабить никого не стану. Боя еще можно избежать, думаю, купец проявит благоразумие, если уступит. - И, едва Эрхарт перевел, добавил. - Да, кстати, Эрхарт, ты еще поди не слыхал, что Журавлиные острова теперь принадлежат Дарфилиру, а не Синкределю. И твои родные мои подданные. А стало быть и ты, раз уж решил возвращаться домой. Так что не исполнить мою волю было бы для тебя безрассудством.
  - Я и вправду не знал, что ты теперь мой король, Орбальд Дарфилирский, - сказал Эрхарт и вздохнул. - Что же, я повинуюсь. - Он что-то коротко сказал кариффийцам, и те умолкли. Затем кто-то мелкий и проворный, похожий на слугу, бросил тидисийцу небольшую дорожную суму. Тот подхватил ее, помахал рукой, произнося слова прощания и поспешил на нос. Затем корабли сблизились почти вплотную, и тидисиец перепрыгнул, не обратив внимания на протянутое весло. И ловко приземлился на нашей палубе.
  - Молодец! - Воскликнул Орбальд. - Сразу видно бывалого моряка. Располагайся. О нашем деле поговорим чуть позже. Эй, трогаемся! - крикнул он гребцам.
  Гребцы взялись за работу, сперва отводя наш корабль от кариффийского, затем обходя его слева, со стороны дальнего берега, и, наконец, что есть силы, направив вперед, на юг. Второй из наших кораблей еще ненадолго остался с нами, а третий, по приказу короля, остался, чтобы сопровождать кариффийцев в Лариг.
  Эрхарт очень быстро освоился среди людей короля и разобрал, что к чему, выслушав объяснения. Цель нашей поездки не пришлась ему по душе.
  - Многие побывали там до тебя, король Орбальд, - заметил он. - Кто только ни сватался к Прекрасной Кариффийке. Но никому еще не удалось разгадать ни одной загадки. И ни одного неудачника не помиловали, каждый поплатился головой.
  - И что же, головы их выставлены на кольях у городских ворот? - Спросил Виртинд.
  - Да, все, как говорит молва. Я сам видел.
  - Ты жил в Кариффи? - Спросил Риндмар.
  - Да. Полтора года. Служил у купца, который подобрал меня в море привязанного к доске. За это немало кораблей ушло на север из гавани Салфор-Андайда, но купец не отпускал меня, он считал, что я должен отслужить ему за спасение. И вот, наконец, объявил, что долг уплачен, и что он берет меня на север, и за помощь там заплатит дополнительно, чтобы я вернулся домой не с пустыми руками. Но мы встретились с вами... - Он вздохнул.
  - Значит, так было суждено. - Сказал Орбальд. - Но если тебе и впрямь суждено вернуться домой, ты вернешься. С нами или без нас. А мы со своей дороги свернуть не можем. Я дал слово. Скажи-ка, - он с доброй улыбкой поглядел на тидисийца, - а когда неудачливого жениха казнят, что происходит с его спутниками?
  - По-разному. - Отвечал тидисиец. - Если они способны за себя постоять, их не трогают. И тогда они либо возвращаются домой с горестной вестью, либо остаются в Кариффи и устраиваются, кто как может. Я встречал таких, когда служил у купца.
  - И как тебе у него служилось? - Спросил король.
  - Неплохо. Никто не притеснял меня. Только вот... я все равно помнил, что не дома. И ни за что не остался бы навсегда, что бы мне ни посулили. - Наш новый знакомый улыбнулся и поглядел в неведомую даль. -Нет, он совсем недурно со мной обошелся, ведь мог бы и в рабство продать. - Добавил он.
  - В рабство? - Воскликнул Сирнт. - Это спасенного-то на море? Или он не сам тебя вытащил?
  Эрхарт рассмеялся.
  - Им неведомы наши обычаи. Они не признают морского родства. И с тем, кого отняли у моря, могут сделать все, что угодно, - объяснил он. - Купец прикоснулся ко мне сам, когда меня поднимали на палубу, обнаженной рукой, не через перчатку и не через плащ, и не произнес при этом никаких слов, которые бы соответствовали нашим: "Это не я касаюсь тебя, это моя перчатка тебя касается" или "мой плащ"... Но они по-своему славные люди, хотя сперва их вид меня напугал, и я не ждал ничего хорошего. Что же, король Орбальд, раз уж так вышло, что мы встретились, я послужу тебе, чем и как могу.
  - А я щедро вознагражу тебя, и ты вернешься домой не оборванным бродягой, - Пообещал король Орбальд.
  В тот вечер мы впервые сошли на берег для ночлега и пополнения припасов. Довольно скоро запылали костры, и те, кого назначили, принялись впервые за несколько дней стряпать горячую похлебку. Еще несколько человек отправились к местным жителям покупать съестное и еще кое-что, нужное в дорогу. Все прочие, включая и короля, разбивали палатки и возились с тем да с этим. Наконец, ужин был готов, посланные вернулись с покупками, и все уселись у костров и разобрали миски. По просьбе короля, Эрхарт рассказывал о своих странствиях. Семь лет назад он собирался всего-навсего в Эрпиаду: по торговым делам, а заодно и посмотреть на тамошние красоты. Но сперва буря унесла его в земли южных дикарей. Затем у маленького островка подстерегли разбойники. Затем он угодил в самое пекло войны верантийцев с эрпиадийцами. Затем на верантурском берегу попал под суд по несправедливому обвинению. Он не раз и не два бежал, спасая жизнь, разорялся и вновь богател, соглашался на брак и отказывался, добывал новые корабль, набирал мореходов, видел самые разные земли и людей. И вот, возвращаясь на север с богатым грузом, стал жертвой сокрушительной бури и чудом уцелел один со всего корабля. Тогда-то его и подобрал кариффийский купец, знать не знающий наших обычаев, и обошедшийся с ним по-своему, по кариффийски. А затем он попал к нам.
  - Во всяком случае, - сказал Орбальд, когда Эрхарт кончил рассказывать, - мои люди с третьего корабля позаботятся о том, чтобы твои домашние на Тидисе услышали, что ты жив. Ведь для тебя даже лучше, чтобы они были готовы к встрече с тобой через какое-то время.
  - Это верно, - улыбнулся Эрхарт. И все разошлись спать.
  Перед тем, как уснуть, я долго думала о странствиях тидисийца, и у меня начала складываться новая песня, но я так и не закончила ее, когда меня разобрал сон. А утром нас покинули люди со второго корабля. Мы простились с ними и двинулись дальше на юг. Следующая наша стоянка в Зеране была в большой торговой гавани. Там нашего короля Орбальда встретил зеранский король Гриндвир. Обменявшись с Орбальдом приветствиями, он лукаво взглянул на меня и с улыбкой сказал:
  - Так вот кто посещал меня прошлой зимой? Прославленная гриулари короля Орбальда. И где же твой длинный спутник, мальчик Ноа?
  - У себя дома в Раунгаре, - ответила я, не смутившись. Возможно, король Гриндвир не сам узнал меня, кто угодно мог ему рассказать, что мальчик Ноа это я, за время, что мы не виделись, равно как и многое другое о моих делах. И, конечно, об Айлме мог знать что-нибудь, что еще не дошло до меня. Но я не стала задавать никаких вопросов, кроме одного:
  - Король Гриндвир, ты ничего не слышал о моей дочери?
  - О Марвирис Гриэн? - Оживился он. - Как же, с ней все благополучно. Она здорова, окружена заботой, уже научилась сидеть и узнает людей, правда еще не говорит, а только болбочет. О ней заботится родственница покойного короля Дау, Рэомаль. Король И часто навещает ее и дозволяет навещать Айлму. Но посторонних, тем более, чужеземцев к ней, конечно, не допускают.
  - А я смогу ее увидеть? - Стараясь держаться как можно спокойнее, спросила я.
  - Не знаю. Это уж ты сама смотри.
  - По-моему, Эррен даже не стоит пытаться сойти на берег в Лоэ, - решительно вмешался король Орбальд.
  - Наверное, так, - согласилась я.
  Затем король Гиндвир пригласил нас в дом, где обычно останавливался, когда посещал эти места. Дом этот располагался чуть вглубь суши от гавани, был крепок и просторен, и убранством лишь слегка уступал той королевской усадьбы, которую год с небольшим назад посетили мы с Айлмом.
  - Я понимаю, что ты спешишь, король Орбальд, - сказал король Гриндвир, когда все уселись, - и тем более рад, что ты согласился уделить мне время и погостить у меня сегодня.
  - Тебе трудно в чем-либо отказать, король Гриндвир, - отозвался тот. - Но завтра с утра мы отплываем.
  - Жаль, что мы встретились так ненадолго, - произнес Гриндвир. - Но, так или иначе, счастливого пути. Я не забуду проводить тебя. И, хотя сомневаюсь в благополучном исходе такого плавания, все же не буду от него отговаривать. Осмелюсь лишь дать несколько советов.
  Советы свои он давал Орбальду наедине. Они беседовали довольно долго, прогуливаясь вокруг усадьбы, пока мы занимались кто чем. Вернулись к ужину, оба довольные. Как только все немного насытились, хозяин обратился ко мне с просьбой о песне. Я уже знала, что буду петь. Ту песню я сочинила еще зимой, она назвалась "У доброго порога", и была отчасти навеяна тем памятным посещением:
  
  Ветер в ветвях
  Свистит и воет,
  Или жара
  Покроет ржавчиной
  Травы вокруг тропы.
  В любом краю
  Находит кров
  Путник, и пусть
  Просты порой
  Питье и пища
  Даже там, где беда
  Побывала недавно.
  Но остался очаг
  И стоят стены
  Обмену дарами рады
  И когда пора
  Покидать порог
  Сами найдутся
  Слова надежды
  И согреется сердце
  И помнятся утром
  Не одни утраты
  Ибо долго держится
  На добром пороге
  Плата теплом за тепло.
  - Спасибо тебе, гриулари, - сказал Гриндвир. - пусть у тебя все будет благополучно. Представь себе, я тогда не догадался, кто вы. Лишь потом узнал, уже ближе к лету. А теперь послушаем моих гриуларов.
  Их было трое. Один постоянно находился при короле, двое других гостили. Когда они кончили петь, я разговорилась с одним из них. Выяснилось, что он встречал в Бельте гриулара Дугдама, которого я победила зимой в состязаниях. Он отказался от старого имени и решил зваться Тиндмаром в честь покойного деда, которого любил. Он едва успел вернуться домой, и не очень охотно говорит с соседями, хотя с домашними беседует много и явно о важных делах. Он печален, но спокоен, и тех, кто называет его Битым Гриуларом, удостаивает лишь короткого мрачного взгляда, но таких немного. Все соседи друг друга останавливают, а один сказал, что если кого-то победила Эррен Кальминти, в этом нет позора. Я попросила гриулара, чтобы, когда вернется в те края, передал Тиндмару мой привет и пожелание обрести себя заново. Гриулар обещал, что не забудет.
  На ночь всех нас разместили в этом доме без труда, и я превосходно выспалась в настоящей постели, под крышей у теплой деревянной стены. И наутро с легким сердцем собралась в дорогу. Другие тоже были спокойны и веселы. Король Зерана со своими людьми стоял на пристани и глядел нам вслед, пока хоть что-то можно было различить.
  3.
  До Лоэ у нас выдалось еще несколько коротких стоянок. Плавание проходило без происшествий. Я понемногу доделала песню, вызванную рассказами Эрхарта о морских странствиях.
  
  Порою в просторе морском
  Затеряться так просто
  Волна унесет, и не властен
  Вернуться. И даже весть
  Не послать из плеска и сполохов.
  Ты узнал берега, где зной
  Изнуряет. И замер
  Воздух. А вскоре вторгся
  Во льды, что под звездами
  Синевой сияют
  Не больно-то благо сулит
  Этот бег над бездной
  Но строптивое сердце
  На простор стремится
  И надежда нужна ему.
  Дымом повеет, и долго
  О доме думает
  В сумраке мореход
  Слезинки смахивая
  В песок рассыпчатый.
  
  - И как это ты умудряешься без всяких подробностей сказать самое главное, - поразился Эрхарт, когда услышал новую песню. - Да так, как будто сама была со мной все эти годы.
  - Сама не знаю, - ответила я. - Так получается.
  - Так пожелал Гринд, - вмешался Виртинд. - Сам знаешь, если Первый Гриулар к кому прицепится, век не будет покоя. Как тебя кто-то погнал из дому, и с тех пор все не пускает обратно, так и ее гоняет туда и сюда человек, который давно умер.
  - Может, он и не человек, - с опаской заметил Сирнт. - Больно велика его власть над теми, кого выберет.
  - Перестань! - Одернула его я. - Всем известно, что Гринд был простым смертным, таким же, как мы. Просто при жизни он получил награду за справедливость и чистоту помыслов: умение сочинять песни. А за то, что использовал свое умение во благо и учил других, получил новую награду, когда умер: одарять живых, учить их и помогать им в своем ремесле до конца времен. Но он и теперь только человек. И гриулары должны почитать его, как достойного человека, но не более. Иначе он может скверно пошутить.
  - Но ведь он и без того скверно шутит со своими любимцами, - усмехнулся Сирнт.
  - Случается. - Ответила я. - Но тому есть причины, которые мы не всегда понимаем. И вообще лучше поменьше об этом болтать, понятно? - Я быстро оглядела их всех, и они умолкли. Ибо, хотя одни были слабы в стихосложении, а другие не сочиняли вовсе, но подозревали, что Гринд может подшутить над любым, чьи слова ему не понравятся. Ведь хотя избранных Гриндом видно сразу, не так-то легко определить, где кончаются просто слова и начинаются стихи, и кто на какой ступени, а стало быть, над кем какая угроза.
  Мы причалили в гавани Лоэ около полудня. День был теплый и солнечный, с берега веяло запахом нагретой земли, повсюду кудрявилась молодая трава, и даже деревья уже начинали зеленеть; не то что у нас, где еще снег лежал грязно-белыми островами, чередуясь с темными прогалинами. Люди, сновавшие по причалам, и раунги, и приезжие, были оживлены, и одежда у большинства из них под лучами теплого солнца казалась непривычно яркой. Что же, так и должно быть. А дальше к югу будет еще больше шума и красок. Когда я впервые посетила Раунгар, то, хоть и пересекла границу по суше, и то вздрогнула, чуть увидела раунгов.
  Король Орбальд напомнил мне, что я не должна сходить, а лучше и вовсе не попадаться на глаза никому из тех, что крутится на берегу.
  - Да, конечно, - подтвердила я. И на всякий случай пригнула голову, хотя знала, что меня и так не видно из-за клади, за которой я сидела, украдкой любуясь берегом. В дорогу я взяла с собой, как женскую одежду, так и мужскую, и уже несколько раз меняла одно на другое. Когда мы подходили к Лоэ, я была одета по-мужски; причем, в наряд, которого на мне никто в Раунгаре никогда не видел, и который позволял скрывать волосы, а если понадобится, то и большую часть лица под капюшоном с лопастью. Цвета были неприметные: серый, бурый, тускло-зеленый. Понять по этому наряду можно было только одно: его обладатель пришелец с севера. Орбальд оглядел меня и вдруг приветливо кивнул и с теплотой, напомнившей мне прежние времена, шепнул: "Не скучай" прежде, чем меня покинуть. На берег сошли почти все; кроме меня остались трое, включая и Эрхарта. Все трое тут же занялись проверкой корабельного снаряжения, а я сидела в своем укромной уголке с арфой в руках, но обе мы: и я, и она, были молчаливы и неподвижны. Я не сводила взгляда с берега, и чем дальше, тем больше меня одолевала тоска по Раунгару и страстное желание увидеть дочь. Я неплохо знала Рэомаль, которой отдали на воспитание мою малышку, и помнила, пусть нетвердо, дорогу к ее дому, находившемуся чуть к северо-востоку от Лоэ. Неизвестно, там ли они теперь, могли куда-то уехать или отправиться в город в Дом Ласточки. Но, вполне возможно, что там. Я без особого труда могла бы обойти город и, не попавшись кому не надо на глаза, никем не узнанная, пробраться в окрестности дома. Король не разгневается, он не может не понять, сам как жаждал увидеть сына от Вириайн и как радовался, когда мальчика наконец привезли.
  Я отставила в сторону арфу и с минуту обдумывала положение. Затем поняла, что желание взглянуть на девочку сильнее всего и тщательно убрала арфу в чехол. Поймала взгляд Эрхарта. Он тут же приблизился.
  - Ты что-то задумала? Хочешь тайно сойти на берег? - Догадался он.
  - Эрхарт, я мать. А моя дочка совсем рядом. Отвлеки их, а, - и я кивнула на двух других, вовсю занятых делом.
  - Их нет надобности отвлекать... Ну ладно, как хочешь. Смотри, арфу не бери, лучше возьми вот это. - И указал на мешок прошлогодних яблок, купленных в Бельте.
  - Верно, - рассмеялась я. Схватила мешок, закинула за плечо и, пригнувшись, бойко сбежала по сходням.
  Мне удалось без задержек и затруднений прошмыгнуть через толпу и выбраться на неприметную тропинку. Она вилась среди пригорков, поросших кустарником, и на ней не было не души. На всякий случай я время от времени останавливалась, как если бы требовалось переложить мешок или что-то поправить в одежде, а сама внимательно оглядывалась. Или внезапно бросалась в кусты и некоторое время выжидала, не покажется ли кто. Но нет, похоже, никто за мной не увязался. Уже неподалеку от цели я немного сбилась с пути, и сперва пыталась исправить оплошность сама, но, когда меня вынесло к небольшому огороду, где работали женщины, все же поняла, что придется спросить. И тихонько переговорила с одной из огородниц. Она немногословно и толково дала мне указания, ни о чем не спросив. Я подхватила мешок и побежала. И вскоре показались нужные ворота в известняковой ограде. У ворот стояли мастера: двое осматривали ограду и переговаривались, видимо о том, как ее чинить, третий возился с решетчатыми чугунными воротами и перебрасывался шуточками с привратником, находившимся по ту сторону. Я помедлила, наблюдая за ними. Затем, поудобнее подхватив мешок, пустилась в обход и приблизилась к ограде сзади, где имелась маленькая неприметная калиточка. Она была заперта. Но для меня не составило труда вскарабкаться по ней, а затем перелезть через верхний бугристый участок стены и, бесшумно спружинив, соскочить на ту сторону в мягкую вскопанную землю. Затем я подобралась к задней двери и осторожно потянула. Не заперто. Стараясь не скрипеть, я медленно отворила дверь и вошла. Хлопотавшие внутри служанки мгновение-другое не замечали меня. Но вот одна подняла голову и вскрикнула. Я поставила мешок на пол и сказала своим обычным голосом по-раунгийски:
  - Не бойтесь, это я. Вы все меня знаете. Я пришла проведать мою дочь. - И откинула капюшон. Они заулыбались. Двое постарше переглянулись, и самая старшая сказала:
  - Я передам госпоже.
  Но хозяйка уже спускалась по лесенке. Ей было около сорока. Но если среди ее волос имелось сколько-нибудь седых, они не были заметны, как это часто случается у самых светловолосых. У нее было приветливое открытое лицо. Судя по ее взгляду, она уже все поняла.
  - Ноарль? - Сказала она. - Так неожиданно. Здравствуй.
  - Здравствуй, - ответила я. - Я не хотела, чтобы меня видели. Никому не говори, что я здесь, пока наш корабль не отчалит.
  - Хорошо, - кивнула она, - ты хочешь видеть девочку? Она там. Идем.
  И мы вместе поднялись наверх.
  Спальня, где стояла колыбель, была устроена за легкой перегородкой, которую можно было, в случае чего, перенести, такое часто встречается в хороших раунгийских домах. Сейчас окошко было отворено, и колыбельку заливал веселый солнечный свет. Девочка не спала. Она лежала, щурясь на солнце и шевелила в воздухе ладошками, затеяв сама с собой какую-то игру. Увидев нас, она тут же села, взявшись за края колыбельки и улыбнулась во весь рот. Волосы ее, при рождении лишь слегка рыжеватые, теперь стали огненными, глаза были темно-синими, ясными и блестящими. Носик тонким и чуть вздернутым.
  - Ой, как выросла! - вырвалось у меня.
  - А как же, - усмехнулась Рэомаль. - Чем меньше дитя, тем быстрее растет.
  Я подошла и прикоснулась к девочке. Она ничем не выказала недовольства, и я взяла ее на руки.
  - Ты, наверное, не узнаешь меня, Гриэн. - Сказала я по-раунгийски. - А ведь я твоя мама. Запомни меня получше, чтобы узнать в следующий раз.
  Она улыбнулась и, схватив завязки моего капюшона, принялась их теребить, пытаясь развязать. Хозяйка села в уголке и принялась за шитье. Снизу долетал гомон служанок, и обычные для дома, где много дел по хозяйству, шуршанье, скрип и постукиванье. Я возилась с малышкой, не забывая прислушиваться. И вдруг снаружи донеслись посторонние звуки. Мерно забряцал металл, властный голос что-то сказал привратнику и распахнулись ворота. Хозяйка тут же вскинула голову и нахмурилась. Шаги, твердые и уверенные, сопровождаемые позваниваньем, раздались в саду. Судя по звуку, явилось трое, один явно главный и двое сопровождающих.
  - Оставайся здесь, - велела мне Рэомаль и поспешила вниз. Она встретилась с явившимися у входных дверей. Они обменялись приветствиями, затем еще о чем-то коротко переговорили. Я положила девочку обратно в колыбель. Девочка надула губки. Я шепнула: "Не огорчайся, мы еще увидимся". Шаги Рэомали уже стучали по лестнице.
  - Тебе придется к ним выйти, - бесстрастно сказала она после того, как поднялась и прошла за перегородку. Я послушно спустилась.
  Их действительно оказалось трое: два вооруженных воина, которых я припоминала, и неплохо знакомый мне рослый пожилой человек, суровый и прямой, с жезлом королевского вестника в поднятой правой руке. Значит, все-таки кто-то меня заметил. И не в доме, отсюда никто не уходил: вот они, все служанки, на месте. Вестник произнес:
  - Приветствую тебя, Ноарль Островитянка. Понимаю, что потревожил тебя невовремя, но король И повелел, чтобы ты немедленно явилась к нему.
  - Повинуюсь королевской воле, - ответила я и простилась сперва со служанками, а затем с Рэомалью, которая спустилась с девочкой на руках и, конечно с дочерью. И добавила:
  - А яблоки пусть останутся вам.
  - Пригодятся, - согласилась Рэомаль. - Счастливо тебе.
  И я уныло поплелась за вестником, сопровождаемая стражей. Всю дорогу до Лоэ никто из троих не проронил не слова, да и я ничего не спрашивала, а собиралась с духом, готовясь дать объяснения королю.
  Еще на подходе к городским воротам нам стали попадаться люди, и почти все глядели на нас: кто украдкой, а кто и в открытую. Кое-кто, узнав меня, здоровался, я не всех их помнила, но, стараясь, чтобы голос звучал ровно, отвечала на каждое приветствие. Мы, не задерживаясь, прошли в ворота, зашагали по знакомой главной улице и вот вступили во двор Дома Ласточки.
  Король И сидел во дворе среди молодой зелени в окружении приближенных. Он о чем-то беседовал со своей королевой, той самой единственной женой, к которой был так исступленно привязан, что это еще задолго до того, как И получил корону, стало поводом для насмешек. Насмешки задевали его, но И старался этого не показывать. Ему не хотелось уронить себя по сравнению с мудрым и великодушным Дау, его покойным дедом и моим первым мужчиной. Заметила я среди сидевших во дворе и престарелую королеву Глеирль, суровую и прямую, поглощенную мыслями о своем. Едва мы показались, беседа оборвалась и все оборотились в нашу сторону. Тяжелое молчание нависло над двором. Вестник спокойно и торжественно приближался к королю, я старалась попадать ему в шаг. Стража остановилась, за три шага до места, где король знаком велел остановиться вестнику и мне.
  С минуту король глядел на меня тяжелым взглядом. Затем произнес:
  - Ноарль Островитянка, мне доложили, что ты без моего ведома ступила на этот берег и, стараясь оставаться незамеченной, направилась к дому Рэомали.
  - Это так. - Подтвердила я.
  - Если я правильно понял, - продолжал И, - ты узнала, где воспитывается твоя дочь и пожелала взглянуть на нее. Такое желание законно. Но почему надо было пробираться к ней тайно?
  - Я думала, ты гневаешься на меня, - призналась я.
  Тут он неожиданно улыбнулся и совсем другим голосом проговорил:
  - Если и гневался, мой гнев давно остыл. Задолго до рождения Гриэн. Айлм должен был тебе об этом рассказывать.
  - Да, но он не передал мне твоего прощения, - уточнила я.
  - Ах, вот оно что, - король густо рассмеялся, совсем иначе, чем покойный Дау, у того смех был звонкий, точно у мальчишки, но какое-то сходство все же чувствовалось. - Тогда я здесь и сейчас дарую тебе прощение. Все слышали? - Он огляделся. "Все"- ответили присутствующие нестройным хором. - Как видишь, - король опять глядел на меня, но теперь уже приветливо и покровительственно, - Не имело смысла пускаться на хитрости. Проще было бы сразу прийти сюда, ко мне, и объясниться.
  - Меня так легко оказалось выследить? - Поразилась я.
  - Не очень легко, - признался король. - Кое-чему ты все-таки выучилась у Айлма. Кстати, он в столице и, быть может, чуть позже вы увидитесь. Ваш корабль отходит еще не сегодня, как я надеюсь.
  - Завтра, - ответила я. - Но больше задерживаться мы не станем. И покидать короля Орбальда я сейчас не могу...
  - Да, я уже слышал о его деле, - усмехнулся король И. - И трудно не пожелать успеха такому упрямцу. Похоже, скоро я сам выскажу ему свои пожелания. А пока... - Он в изумлении окинул меня взглядом. - Погоди, а где твоя арфа?
  - Я оставила ее на корабле, - осталась я.
  - Непростительно! - Заявил король. - Хотя, понимаю, почему ты так поступила. Думала нас провести. Напрасно. Что же, арфу мы сейчас подберем. - Он подал знак слуге, и тот кинулся исполнять приказ. Вскоре в руках у меня очутилась арфа, настрой которой вполне подошел для меня. Хотя она, конечно, уступала моей. Пока я пела, явилась Рэомаль с Гриэн, сопровождаемая служанкой, и присоединилась к слушателям. Затем пели по кругу несколько раунгийских оутэ. Король тоже спел, правда, чужую песню, свои он считал весьма нескладными и петь, как правило, не решался. Что же, и своему деду, и своим придворным сочинителям он, скорее всего, уступал, и, наверное, это было правильно. Не знаю, никогда никаких его песен не слышала. Затем сама собой завязалась беседа. Я сидела подле Рэомали и держала на коленях Гриэн. И тут стража доложила о короле Орбальде. Король И ответил:
  - Я буду рад его видеть.
  В тот же миг явился, почти вбежав, король Дарфилира в сопровождении Линвида, Сирнта, Риндмара и Эрхарта. И еще кого-то, мне незнакомого, из себя такого, что не поймешь, раунг он или гуайх, но одетого по-раунгийски, бесштанного. Встретившись со мной взглядом, Орбальд смутился и несколько замедлил шаг. Его поклон и приветствие были, пожалуй, излишне тщательными. Незнакомец перевел приветствие. Если он и не был раунгом по рождению, то, несомненно, долго жил в Раунгаре.
  - Ты явился как нельзя более кстати, король Орбальд. Хотя, как я вижу ни один из посланных мной тебя еще не нашел?
  - Пока нет. Но кое-кто передал мне, что ты меня ждешь. И что здесь моя приемная дочь. - Он оглянулся на меня.
  Король И пригласил короля Орбальда сесть. Предложил ему вина. Вино было раунгийское: виноград вызревает в южной трети страны, и вино из него получается совсем недурное, что, впрочем, не мешает раунгам раскупать винные грузы из Эрпиады и Кариффи. Среди здешней знати есть и такие, кто пьет только привозное вино, а местное ни во что не ставит. Но в Доме Ласточки к этому принято относиться иначе, здесь чередуют заморские напитки со своими. Так что прием, оказанный Орбальду, я бы не назвала неучтивым. Орбальд тоже, он явно успокоился, хотя и отказался пить, отставив кубок и поблагодарив.
  - Сперва мне хотелось бы выяснить, как здесь оказалась Эррен дочь Тинда, - сухо произнес он.
  - Я думаю, это нетрудно понять, - ответил король И. - Ведь тебе известно, в каких она отношениях с нашим домом.
  - Это произошло без моего ведома и согласия. - Не без досады заметил помрачневший Орбальд. - Она тогда бежала из страны и поступала так, как если бы оставила и родных, и своего короля безвозвратно. Но потом она вернулась и добилась прощения. Здесь следует напомнить, что она не только моя гриулари, но и моя приемная дочь. Мы породнились через спасение на море, что, по нашим обычаям, очень многое значит. И, когда наши добрые отношения восстановились, я полагал, что все, что приключилось с ней во время бегства в Раунгар, навеки в прошлом.
  - Прошлое не может миновать безвозвратно, - спокойно заметил И. - Оно всегда находит продолжение в будущем.
  Король Орбальд вздрогнул. Затем беспокойно и хмуро оглядел присутствующих, что-то обдумывая.
  - Возможно. Но она, как бы хорошо она ни знала ваш язык и вашу страну, и сколько бы друзей ни завела среди вашего народа, все же принадлежит к Пяти Королевствам, к землям гуайхов, как это у вас называют.
  - Она родилась и выросла среди гуайхов. Но ничто не случайно. И появившаяся у нее однажды тяга к нашей стране тоже имеет свои тайные, но существенные причины. Возможно, некий забытый предок. Возможно, воля судьбы. Возможно, несравненная мудрость моего деда, которая всегда защищала Раунгар лучше любого оружия и открывалась каждому, будь то свой или чужеземец, кто только пожелает ее постичь. Она у тебя на службе, это так. Она тебе обязана, это так. Но есть кое-что сверх этого, что не может быть забыто и погребено. Вот, смотри, - он указал на ребенка, которого я, едва пришел Орбальд, вновь передала Рэомали.
  - Да. - Жестко сказал Орбальд и едва не вскочил. - Вы очень ловко воспользовались вашим Законом о Детях. И теперь она будет разрываться между домом и краями, где растят ее дочь!
  - Но мы не могли изменить наш закон. И почему разрываться? У многих славных матерей дети воспитываются на стороне, в этом нет ничего дурного. А здесь речь о дочери короля раунгов, которой будет лучше всего у родных ее покойного отца. И матери не возбраняется навещать дочь. И не думаю, что это скажется на том, как мать Гриэн служит своему повелителю, королю Дарфилира. - И величаво улыбнулся, явно пытаясь подражать деду.
  Орбальд вновь немного остыл. Он взял кубок и отпил вина. Затем поглядел на мою девочку и наконец улыбнулся, отвечая на ее неотразимую улыбку.
  - Стало быть, я вправе надеяться, что Дети Ласточки ни хитростью, ни колдовством не попытаются сманить с моей службы Эррен дочь Тинда, и она не променяет свою страну на Раунгар, какие бы блага ей здесь не сулили?
  - Да, ты вправе на это надеяться. Раунгар стал ее вторым домом, но первый остается первым. И я желаю, чтобы твоя оуталь всегда была верна тебе, и чтобы не попала больше в затруднительное положение, как тогда, во время распри на островах.
  - Но что же, - Орбальд вздохнул. - Тогда я готов подтвердить, что между нами по-прежнему мир.
  - Мир и согласие, - откликнулся король И. И они вместе выпили. А затем разговор у них зашел о поездке короля Орбальда. И теперь уже переводила я, а прежний переводчик, обраунгившийся гуайх, чей-то давний вольноотпущенник, найденный Орбальдом на пристани, отошел в сторону. Король И не пытался отговаривать Орбальда от сватовства и сообщил ему все, что мог ценного о дальнейшей дороге на юг и знойной стране Кариффи. Орбальд жадно впитывал каждое слово. Беседа продолжалась до вечера. Когда короли уже прощались, явился один из наших людей и сообщил, что двое с корабля съели что-то не то на пристани, и у них схватило живот. Лекаря удалось найти быстро, но он сказал, что оба должны лежать несколько дней.
  - То есть, придется оставить их здесь и взять двух новых гребцов, - нахмурившись произнес Орбальд.
  - Да, мой король.- Отвечал вестник. - Если ты приказываешь, мы немедленно начнем поиски.
  - Приказываю. - Провозгласил Орбальд. И дал вестнику знак удалиться. Затем, глядя ему вслед, добавил. - Где бы разместить тех двоих...
  - В этом я могу посодействовать, - любезно предложил король раунгов. - О них будут усердно заботиться, а, как только выздоровеют, отправят домой... Или ты предпочел бы, чтобы они тебя догнали?
  - Пусть лучше едут домой. - Решил Орбальд. - И я бы хотел, чтобы при них находился хоть кто-то, кто говорит по-нашему. Скажем, этот, - он указал на своего переводчика. Король И кивнул. Затем оба сделали тому знак приблизиться. Тот выслушал, и на двух языках пообещал оправдать доверие.
  - Если все будет благополучно, я тебя вознагражу, - Сказал ему Орбальд. И добавил. - Ты точно не хочешь вернуться домой?
  Переводчик пожал плечами и ответил:
  - Так много лет прошло. Дома никого не осталось. А здесь я привык... Нет. Вернуться домой - только бередить старые раны. Благодарю за великодушие, король Орбальд. - И печально улыбнулся. Короли отпустили его, и он ушел. Затем они окончательно раскланялись, а я в последний раз обняла свою дочь. Рэомаль пообещала завтра утром принести ее на пристань, чтобы проводить наш корабль. Я слышала, как Орбальд полушутя предостерегает:
  - Только не подсылай нам под видом гребцов своих людей.
  - У меня нет такого намерения, - рассмеялся И. - Но если кому-то из моих людей случайно покажется уместным наняться для такого плавания, почему бы и нет? Ведь это всяко лучше, чем брать неизвестно кого? Не сомневайся, они будут верны тебе постольку, поскольку это не противоречит их долгу передо мной.
  Орбальд тоже рассмеялся, и они обменялись последним рукопожатием.
  4.
  Ночевали мы у себя на корабле. Новых гребцов до ночи найти не удалось. Зато утром они отыскались почти сразу. Их привел Сирнт, и один из них, высокий и худой, показался мне знакомым. Судя по всему, Орбальду тоже. Делая этим двоим знак приблизиться, он коротко усмехнулся и лукаво поглядел на меня. Затем стал расспрашивать. Оба отвечали коротко и толково.
  - Что же, пожалуй, вы оба подходите, - сказал Орбальд. И вдруг искоса поглядел на длинного. - А ну-ка скажи, ты, случайно, не Айлм Всепроникающий, оутэ Дома Ласточки?
  - Случайно это я. - Ответил высокий гребец со знакомой улыбкой своим настоящим голосом.
  - Думал меня перехитрить? - Взгляд Орбальда стал суровым и немигающим. Айлм выдержал его.
  - Да разве тебя перехитришь, король Дарфилира? - Рассмеялся Айлм.
  - Почему ты мне не открылся? - Спросил Орбальд между тем, как Айлм снял большую темную шляпу и расправил длинные и прямые светлые волосы, упавшие из-под нее на плечи.
  - Не успел, - с простодушием, которое вполне могло быть искренним ответил Айлм.
  - Да, в самом деле, мы только-только встретились. - Пробормотал Орбальд. - А притворяться всю дорогу до Кариффи ты не смог бы. Но что мешало тебе явиться ко мне в открытую?
  - Самые разные причины, - широко улыбнулся Айлм. Тут же огляделся и опять надел шляпу, убрав под нее волосы и пригнул голову. - Дозволь мне сесть.
  - Дозволяю. - Ответил король, и Айлм непринужденно плюхнулся на ближайшую скамью. Уселся и второй наемный гребец, тоже раунг. - Разные причины, - усмехнулся король. - И одна из них в том, что я мог тебе отказать, усомнившись в твоих намерениях. А как вышли бы в море, мне бы пришлось смириться, что ты на борту, особенно, видя, как ты ловок с веслом. Так?
  - Я ловок не только с веслом, - ушел от прямого ответа Айлм.
  - Вот именно. И я не хотел бы, чтобы твоя ловкость обернулась против меня.
  - Мне это никчему, - заявил Айлм. - Что бы ты обо мне ни думал и чего бы ни опасался, а я желаю тебе помочь, чтобы ты вернулся из Кариффи живым.
  - И с невестой, - уточнил Орбальд.
  - И с невестой, - кивнул Айлм. - Без меня тебе придется куда тяжелее. Берешь меня?
  Орбальд тяжело вздохнул.
  - А что мне остается? Постараюсь тебе поверить. Как я понял, ты желаешь находиться при мне после того, как мы ступим на кариффийский берег?
  - Да. И не открывай никому, кто я. Зови меня, скажем, Уартом.
  Король кивнул. Его примеру последовала я, а также Сирнт и Линвид, слушавшие беседу. Король указал новым гребцам их места, и они, скинув на палубу свои пожитки, тут же уселись, чтобы осмотреть весла и примериться.
  Когда все было готово к отплытию, на причал явился король И с большой свитой. Он простился и пожелал королю Орбальду счастливого плавания, никак не обнаружив, знает ли, что у нас на борту его оутэ. Затем толпа раздалась, пропустив Рэомаль с моей дочерью на руках И обе они без всяких слов улыбнулись и помахали мне. И король Орбальд подал знак к отплытию.
  Корабль резво летел по волнам. Я старалась глядеть на море или на берег, но время от времени не удерживалась от взгляда в сторону Айлма. А он словно не замечал меня. Чтобы отвлечься, я попыталась заняться сочинением песни, но дело не шло. Поздно вечером, когда на весла села первая ночная смена, а все остальные принялись укладываться спать, я услышала рядом шепот:
  - Ну, здравствуй, Эррен. Я рад, что мы снова встретились.
  - Я тоже, - прошептала я в ответ. - Как у тебя дела.
  - Не так уж и плохо, - ответил Айлм. - Все это время с середины зимы я был в Раунгаре, ходил кое-куда по королевским делам, и как-то умудрился не разу не попасть в беду. Не так давно несколько дней гостил у родных. - Голос его зазвучал мягко и тепло. - Ну а ты-то как?
  - Да, вроде бы, жаловаться не на что. - Призналась я. - У меня лишь две печали: разлука с дочерью и королевское сватовство.
  - Что же, это не самые большие печали, и тебе по силам их превозмочь, - отозвался мой друг. - А жизни без печалей не бывает.
  - Особенно у стихотворцев, - нехотя согласилась я. - Так ты и впрямь можешь помочь королю?
  - Могу. Особенно, если и ты постараешься.
  - Я-то что сделаю?
  - Там видно будет. Больше других можем сделать мы трое: я, ты и этот морской бродяга, Эрхарт, кажется. - Айлм рассмеялся. - Он Эрхарт, а ты мальчик Эртинд. Надо же, сколько у вас, гуайхов всяких похожих имен. Позови его, а?
  Я без труда разыскала Эрхарта. Он страшно хотел спать, но я убедила его, что разговор срочный. И мы втроем еще некоторое время пошептались перед тем, как уснуть. А с утра, как проснулись, старались не терять друг друга из виду.
  Лишь изредка причаливая для краткого ночлега, мы миновали Раунгар и страну Гурв. Дальше пошли земли Верантура, и берег заметно повернул к востоку. После мыса Тугон суша отодвинулась на северо-восток и на несколько часов пропала из виду, наш кормчий считал, что не стоит в этом месте следовать берегу и попусту терять время. Затем берег показался вновь, едва различимый вдали, на севере. И теперь мы почти все время шли твердо на восток.
  Дабы скоротать время в пути, пела не только я, но и другие. Не говоря уже о нескончаемых и нехитрых песнях гребцов. Айлм-Уарт тоже без стеснения брался за арфу и заводил свои песни, и, хотя никто, кроме меня по-раунгийски не понимал, его слушали без скуки и досады. Но время от времени просили спеть что-нибудь по-нашему, по-гуайхски. И дружелюбно посмеивались, когда он уступал просьбам. Нет, он не перевирал северных песен, но они выходили у него как-то чуточку по-другому, и я ловила себя на том, что Айлм открывает мне давно привычное по-новому. Как тогда, во время наших странствий вдвоем. Это побудило мня сочинить новую песню в раунгийском духе:
  Деревья стылые в слезах, а дни все убывают,
  Ветра ночные серебро на травах забывают.
  И, сколько лет ни проживи, хвалясь добром иль силой,
  Мир кладбищем угрюмым стал, а каждый дом могилой.
  Но чуть несмело постучит весна в твои ворота
  Ты вздрагиваешь, оробев, захваченный сналету;
  Она тревожит и манит, тяжелый сон рассеяв,
  Задаст невиданных хлопот и одарит весельем.
  За полосою полоса, останешься ли дома
  Иль за моря отправишься, иной судьбой влекомый.
  Жизнь не вечна, но даст сполна и горя и удачи;
  А что-то скроет от тебя, слепой ты или зрячий.
  Любой слыхал не раз, не два, как сетуют скитальцы:
  "Что ни добыли, утекло; точь-в-точь, песок сквозь пальцы".
  Песок и есть, о чем жалеть? Но отойдет усталость,
  И в изумлении поймешь: хоть что-то да осталось.
  Его руке не удержать и не увидеть глазу
  Но если уж оно с тобой, не подведет ни разу,
  Любимы или брошены, хранимы иль гонимы,
  Но до конца, чтоб победить, свой путь должны пройти мы
  Айлм, выслушав меня, заметил:
  - Это перекликается со стихами Старого Дау, которые заканчиваются строчками:
  Увидишь сам, когда пройдет час беспросветно-черный:
  Нетерпеливый проиграл, а выиграл упорный.
  - Я не помню этих стихов, - удивилась я.
  - Вполне возможно. - Согласился Айлм. - Но если ты их забыла, они могли невольно подтолкнуть тебя сейчас. А если и вовсе не была с ними знакома, это означает, что вы с Дау и впрямь достигли поразительного воспоминания. И не одна твоя дочь свидетельство той недолгой любви.
  Я испытала смятение, и сперва сама не поняла, что тому причиной. Тем более, что на нас со всех сторон глядели другие слушатели. Все они знали, что я порой сочиняю в раунгийском духе и раунгийскими размерами, но не представляли себе, как к этому должно относиться. Моя песня застигла их не менее внезапно, чем меня слова Айлма. Айлм улыбнулся и сказал им:
  - Не думаю, что вам принесет ущерб песня на вашем языке, сочиненная по нашим правилам. А вот понять, на что похоже наше словесное искусство, поможет. Понимать же других всегда лишь себе на благо. Это делает людей сильнее.
  Кое-кто недоверчиво пожал плечами, но голос Айлма звучал твердо и убедительно. И если не все признали его правоту, то, во всяком случае, успокоились и отвлеклись мало-помалу на другие, более привычные песни, а также на разговоры и шуточки. Вскоре я уединилась на корме среди клади и где-то час спустя поняла что к чему. Дождавшись, когда Айлм передаст весло Сирнту и устроится близ меня отдыхать, я поглядела ему в глаза и, одолев накативший вдруг испуг, произнесла по-раунгийски:
  - Мне казалось, что у тебя вызвала досаду та странная любовь.
  Он не шевельнулся и не моргнул.
  - Если и вызвала, то я избавился от досады куда раньше, чем смерть разлучила тебя с возлюбленным. Не будем ворошить прошлое. - Ответил он. Я знала, что больше он ничего об этом не скажет, как ни выспрашивай. Но мне этого было вполне достаточно. И я завела речь о другом.
  Столица Верантура тоже называлась Верантур. Она располагалась далеко от моря, туда потребовалось бы подняться по реке. И поэтому, хотя все мы были отнюдь не прочь увидеть столь прославленный город, мы туда не пошли. Может, на обратном пути, если он нам предстоит. А пока что бросили якорь в гавани знаменитого верантийского города Дарата. Пришли мы туда на ночь глядя, и не увидели ничего, кроме множества огней. Несмотря на поздний час, торговля в гавани еще не прекратилась. Но и покупки могли подождать до утра. А пока что мы поставили наш корабль поудобнее, выставили часовых и погрузились в сон.
  5.
  Наутро город предстал нам во всей красе. Ближайшие к гавани улицы шли по ровному месту, но дальше они поднимались в гору. Причем, гора была только одна, точнехонько к северу от гавани. И вся покрыта домами, белыми и каменными, отличавшимися от скал или ласточкиных гнезд лишь тем, что очертания их были слишком прямые, и каждый увенчивала яркая крыша. Наше прибытие не привлекло особого внимания. Несколько удивившись, я сказала об этом Айлму. Он добродушно ухмыльнулся и ответил:
  - Здесь бывает столько мореходов со всего света, что король Орбальд, каким бы славным властителем он ни был, для них просто еще один пришелец с севера. И только... Да. Ноарль, если мы пойдем прогуляться, и здешний народ покажется тебе надменным, не бери в голову, и главное, не заводись. На самом-то деле они куда лучше, чем на первый взгляд. Просто отсюда все видится совсем иначе.
  - Да, наверное, - вздохнула я. И пообещала. - Постараюсь привыкнуть.
  В самом деле, если сейчас не начать привыкать, как мы справимся в Кариффи? И я еще больше пожелала прогулки, чем прежде.
  К моей радости, Орбальд отпустил на берег меня с Айлмом и Эрхартом почти сразу и надолго, до самой темноты. Ведь покупками, погрузкой и расспросами через здешних знающих языки завсегдатаев должны были заниматься другие. Мы простились и двинулись куда глаза глядят.
  Люди здесь носились без оглядки, и нам с трудом удавалось избегать столкновений. Несколько раз Айлм отдергивал меня в сторону за миг до того, как в меня готов был врезаться какой-нибудь ошалелый лысый толстяк в холщовом переднике, что-то кому-то вопящий на бегу. Мне довелось посетить немало гаваней в наших краях, но нигде еще я не встречала такой неразберихи и шума. Спеша расстаться с самой толчеей, мы свернули в какой-то закоулок. Под крышей висело медное изображение кувшина и виноградной грозди, а на земле близ двери валялся и храпел какой-то детина, одетый как моряк и основательно пьяный. На миг дверь распахнулась. Изнутри пахнуло кислятиной и раздался неимоверный гвалт. Вышли двое, покосились на пьяного и заспешили прочь.
  - Почему они его не уберут? - Поразилась я.
  - А кому какое дело, - ответил Айлм.
  - Как это? - Не поняла я. У нас людям тоже случалось напиваться до безобразия и валиться где попало, но всегда но всегда находилось, кому унести пьянчугу, чтобы тот отоспался в доме или в сарае, случись то в отдаленной усадьбе или шумной гавани. И еще они, южане, считают нас дикарями, как мы сурсилипов. Мы прошли было вперед, но тут Айлм с Эрхартом переглянулись, встали, затем возвратились к пьяному, подняли его и понесли через какую-то калитку на задний двор. Там стояла большая повозка, запряженная парой гнедых. Усатый курчавый мужчина в высоких сапогах, явно возница, помогал двоим мелким и вертким, похоже, здешним слугам, разгружать бочонки. Все трое покосились на нас, но ничего не спросили. Эрхарт что-то коротко и сбивчиво сказал, не знаю уж, на каком языке. Они кивнули, и мои друзья прошли в уголок к навесу и устроили пьяного на сене. После чего мы поспешили покинуть двор.
  Чуть дальше калитки, что за питейным заведением, закоулок делал крутой поворот. А за ним посреди дороги приплясывала молодая женщина, пестро одетая, босая и с ярким тряпичным цветком в волосах. Она тоже была малость навеселе. Увидев нас она оскалила зубы в хищной улыбке и что-то невнятно залепетала. Затем двинулась ко мне, протягивая руки. Айлм с Эрхартом твердо шагнули вперед. Женщина сверкнула глазами и что-то процедила сквозь зубы, затем обратилась к Айлму, приторно и заискивающе. Айлм мягко усмехнулся и, взяв ее за плечи, слегка отодвинул и поглядел ей в лицо. Она что-то промямлила, с изумлением, но, по-прежнему заискивая. Он решительно толкнул ее к стене, прислонил и резко отвернулся. Она выразила досаду, но не стала двигаться с места в то время как мы трое, не оглядываясь, поспешили прочь. Едва мы отошли, мои спутники во весь голос рассмеялись.
  - Ну, Ноарль, ну, зверушка! - Весело заметил Айлм. - Не впустую я тебя учил! Ты стала так ловко прикидываться парнем, что ввела в заблуждение опытную верантийскую шлюху!
  - Кого-кого? - Переспросила я.
  - Верантийскую, шлюху - повторил Эрхарт. И добавил. - Гулящую девку.
  - Так это была гулящая девка? - Поразилась я. - И она решила, что я с ней пойду?
  - Ну да, - ответил Айлм, - ну да. - И оба непринужденно прыснули. Я пожала плечами и почесала за ухом.
  - Но если она распутница, -продолжала я, - почему она идет в гавань и вяжется к прохожим, а не довольствуется теми, кто живет и гостит у них в околотке?
  Оба мужчины опять дружно рассмеялись.
  - А потому что это не Пять Королевств, Кальмийская гриулари. - Сказал Эрхарт. - Здешние распутницы не просто уступают мужчинам при случае за подарки или серебро, а каждый день выходят на промысел. Куда-нибудь, где больше чужих. И лучше всего для них гавань, вроде этой.
  - Ну и ну, - я вздохнула и огляделась. Мы шли по улочке, где не было такой безумной толкотни, но там и сям сновали бойкие прохожие. И мне показалось, что в одной кучке народу впереди мелькнула еще одна женщина, вроде той, первой. - Но ведь там, где больше чужих, небезопасно. Даже распутнице. И обойтись могут дурно, и увезти, и не заплатить, а еще и обобрать.
  - С ними это бывает, - ухмыльнулся Эрхарт. - Но они все же отваживаются выходить на заработки. Отчасти от крайней нужды, но больше... Ну, как бы это сказать. Судьба такая. Есть милосердные люди и в Эрпиаде и в Верантуре, который подбирают пропащих женщин, дают им приют и работу, пытаются учить уму-разуму. Но большинство их однажды уходит и возвращается к прежнему ремеслу. И, конечно, мало кто из них доживает до старости... Но здесь, на юге, бывают и другие распутницы. Их обучают разным искусствам, лелеют и холят и держат в красивых домах. И мужчинам такие обходятся порой недешево. Из-за них кипят страсти, им посвящают стихи, самых утонченных из них приглашают в хорошее общество. Некоторые из них становятся постоянными подругами больших людей, а то и выходят за них замуж... Но удача здесь настолько неверна, что любая мать стремится избавить свою дочь от такой судьбы, загодя подыскивает ей жениха где-нибудь по соседству и до самой свадьбы бережет дочку от мужчин, своих или чужих.
  - И это удается? - Спросила я.
  - Не всегда, - признался Эрхарт. - Молодых девушек устеречь трудно, Неизвестное манит их не меньше, чем бродягу-морехода. Только для большинства из них это другое неизвестное. - Он усмехнулся. - Мы-то у себя дома к незамужним дочерям снисходительны, следим только, чтобы никто не увез и не обидел. Или вот у них, - он кивнул на Айлма, - сложные игры по древним обрядам, и любая девушка, которая до брака не следует влечениям сердца, вызывает изумление родных и соседей. А здесь, представь себе, - опять смешок, - принято, чтобы невеста до брака оставалась нетронутой. А если обнаружится, что жених у нее не первый, отошлют домой, и другой не посватается.
  Я с удивлением поглядела на Эрхарта, затем на Айлма. Айлм кивнул.
  - Но то же глупо, - заметила я.
  - Конечно, глупо. - Согласился Айлм. По таким правилам невозможно жить, и поэтому люди их все время нарушают. Получается какая-то двойная игра. Если, скажем, у невесты хорошее приданое, а жених не из богачей или чем-то обязан семье невесты, то он кое на что закроет глаза и прикинется, будто все в порядке. А если в новой семье нелады, любому мужу ничего не стоит прогнать жену и оговорить ее. Или девушку из мести до свадьбы оговаривают, и потом никто не берет ее. И тогда она либо живет в бедности тяжелым трудом, либо становится потаскухой.
  - Но ведь это ей ничего не принесет, - сказала я.
  - А люди редко далеко заглядывают, сама знаешь, - заметил Айлм. И оба моих спутника невесело рассмеялись. Немного погодя, Эрхарт добавил, что в этих краях даже у самых знатных принято брать только одну жену, а второй раз может жениться только вдовец. Развод возможен, но очень труден, и у мужчины больше прав на развод, чем у женщины. Мужчины часто заводят любовниц, причем, почти всегда тайно. И если такая связь открывается, то она оборачивается большим позором для женщины, чем для мужчины, хотя и мужчина, может, допустим, потерять хорошую должность... Ну это, смотря, с кем связался, и что об этом подумает его покровитель. Короче, полный произвол. А все потому, что верантийцам и эрпиадийкцам захотелось однажды строгого порядка в их сердечных и брачных делах. Вот и вышло, что часть женщин здесь предназначена только для мужских утех, а другие только для чинной семейной жизни. Но вторых зачастую ставят куда ниже, чем первых.
  У меня голова пошла кругом ото всех этих объяснений. Нет, не хотела бы я здесь жить.
  - А в Кариффи тоже так? - Спросила я.
  - В Кариффи малость иначе, но не так, как у нас. - Ответил Эрхарт. - Подожди, сама увидишь. А сейчас выкинь это из головы и любуйся городом. Ну?
  Город стоил, чтобы им любоваться. Когда мы удалились от гавани, кругом потянулись нарядные дома и сады. То и дело навстречу попадались носильщики, и носилки у них на плечах были в виде палатки, из-за полога которой раздавалось женское щебетание и смех. Проезжал богато одетый конный, но чаще даже важные мужчины ходили пешими, хотя, в сопровождении слуг и телохранителей. Некоторые из встречных бросали на нас короткие надменные взгляды, обжигающие, точно крапива, но никто не окликал ни враждебно, ни участливо. Изредка здесь встречались и лавки, и торговали в них больше всякими роскошествами. Съестное или что-то полезное здешние обитатели покупали в других уголках города. Наконец мы вышли на площадь, продолговатую и суживающуюся в дальнем конце.
  - Вот смотри, - сказал мне Айлм. - Это здешний главный общественный сад, такие в Верантуре называются Гатиариями. Это дом городского головы. Вон там, напротив, заседает их городской совет. А вон там, - он указал в дальний конец площади, - музей. Это такой старый дворец, где раньше жил один важный человек, друг тогдашнего короля Верантура, а теперь выставляют всякие диковины, чтобы любопытные заходили и смотрели.
  - И мы сейчас пойдем туда? - Спросила я.
  - Ну конечно, - бодро сказал Айлм и посмотрел на Эрхарта. Тот радостно кивнул.
  Люди на площади веди себя чинно, не в пример толпе в гавани. И галдели куда меньше. Мы без труда шли серединой площади. На ней почти не велось торговли, лишь кое-где стояли прилавочки с навесами. На них виднелись украшения тонкой работы и нарядные ларчики, многие из которых оказались при близком рассмотрении великолепно переплетенными книгами с хитрыми застежками: чтобы не посмел читать тот, кому не надо. К продавцам книг много кто с охотой подходил, но все больше побеседовать и прицениться, чем купить. Среди любопытствующих насчет книг я выделила высокого и прямого старика с волнистыми седыми волосами до плеч, тщательно подровненными и расчесанными, и такой же бородой по грудь. На старике был темносиний добротный плащ, а под плащом более тонкое долгополое одеяние огненного цвета. С пояса свешивалась коробочка для письменных принадлежностей, я уже видела такие в Раунгаре у тамошних мудрецов. Кошелек этот человек держал не у пояса, а за пазухой, я увидела, как он вынул оттуда кожаный мешочек, встряхнул и заглянул, подсчитывая. Ножа при старике не оказалось. Здесь вообще многие ходили без ножей. Или тоже где-нибудь прятали. Отойдя от прилавка, старик поглядел в нашу сторону и, чуть на глаза ему попался Айлм, взгляд слегка изменился. Старик кивнул и произнес два-три словца, явно не по-верантурски. Айлм ответил, тоже коротко. Затем что-то добавил, указав на нас, а потом на музей. Оба обменялись кивками, и мы трое пошли дальше.
  За вход в музей брали плату, но небольшую. Айлм сказал, что с самых бедных посетителей платы не берут, но любой, кто уважает себя, стремится показать, что он не беден. Музей состоял из роскошных залов, переходивших один в другой. Стены были каменные, отполированные, почти в каждом зале хотя бы одну стену украшала картина, поразительно яркая и живая. Приглядевшись, я обнаружила, что эти картины не написаны краской, а выложены из маленьких блестящих камушков, подобранных по цвету. Айлм объяснил, что это называется мозаикой. Мозаика украшала полы. Хотя кое-где они были просто вымощены плитами с чередованием темных и светлых. Свет падал из окошечек под самой крышей, причем, окошечки были устроены так, чтобы освещение лучше позволяло рассмотреть выставленные диковины. В первом зале были выставлены каменные истуканы. Одни простые и грубые, вроде наших деревянных, а другие такой хитрой работы, что трудно было не принять их за живых людей, которых кто-то заколдовал. Во втором зале можно было полюбоваться украшениями, чеканкой, светильниками узорными железными колесницами и еще не поймешь чем. Одни вещи принадлежали некогда знатным верантурца, другие привезли из чужих краев, третьи выкопали из земли. Третий зал был посвящен оружию. Оно было из самых разных стран, и среди всего, что там висело, я быстро узнала наше, гуайхское, а затем и раунгийское. Затем мы попали в маленькие зальчики, где стояли чучела всяких уродов, и оттуда мне захотелось поскорее уйти. А потом мы попали в зал, где стояли и висели картины. Чтобы их можно было выставить побольше, здесь были устроены тонкие перегородки, и посетители петляли меж ними туда и сюда. Я даже побоялась заблудиться, но не подала виду.
  И вот мы подошли к большой картине, что висела а дальней стене. Она была выбита резцом на каменной плите. На ней был изображен всадник в роскошной одежде и с венцом на голове. У всадника был горделивый недобрый взгляд и орлиный нос. Волосы коротко острижены, подбородок гладко выбрит, в правой руке великолепно отделанное копье. Его стройный конь с, тщательно расчесанной гривой, крутой шеей и длинными тонкими ногами, порывался встать на дыбы, но всадник его удерживал.
  - Нравится? - Спросил меня Айлм, когда мы остановились перед картиной.
  - Картина да. А человек на ней - нет. - Решительно ответила я. Мои спутники рассмеялись. Затем Айлм проговорил:
  - Разумный ответ. Знаешь, кто это? Древний властитель, объединивший Верантур, Кармиерн Беспощадный.
  - Беспощадный? - Переспросила я. - Очень похоже. Не хотела бы я с ним встретиться.
  - И никто не хотел бы. - Отозвался Айлм. - Образ, как считается, верен, и работа хороша. Но примечательнее всего предание, как эта картина появилась. Послушай. - Он перешел на раунгийский, поскольку Эрхарт, не понимавший языка раунгов, это предание уже знал. - В ходе многолетних войн за объединение страны Великий Кармиерн лишился одной ноги, одной руки и одного глаза. И вот в свой через настало время вновь отстраивать город Верантур и всячески украшать его. Властитель пожелал, чтобы была выбита в камне картина, которая увековечила бы его для потомков. И призвал к себе одного из лучших мастеров. Тот опасался, что властитель разгневается, если изобразить его таким, каков есть. И представил властителя на каменной плите двуногим, двуруким и двуглазым. Но властителя разгневало отступление от правды, и он приказал казнить мастера, а работу его уничтожить. Вскоре ко двору призвали нового мастера. Тот, помня, что случилось с его предшественником, изобразил властителя таким, каким увидал в жизни. Властитель разгневался, и второй мастер тоже получил смертный приговор, а плиту с его произведением разбили. Третий мастер, призванный ко двору, был в полном замешательстве, и подумывал, не отказаться ли сразу от исполнения работы, хотя и это было небезопасно. И вдруг в голову ему пришла одна мысль. Он успокоился и принялся за дело. И когда настал срок явить работу заказчику и зрителям, обнаружилось, что он изобразил грозного властителя с одного боку на коне. - Айлм с задорной улыбкой указал на картину. - Мастер умудрился не отступить от правды, но и не поведать ее всю. Увидев, как искусник выпутался, властелин рассмеялся, быть может, впервые в жизни, и велел щедро наградить его. Вскоре Кармиерн умер, и многие в его стране вздохнули свободно. Хитроумный мастер жил долго и благополучно. От него осталось кое-что еще, помимо этой работы, но именно эту лучше всего помнят в Верантуре. Имени его не сохранилось. Но он научил всех последующих умельцев такому нелегкому делу, как обращение с властителями.
  - Не позавидуешь здешним камнерезам, - вздохнула я.
  - А в гуайхских краях с властителями легче? - Лукаво подмигнул мне Айлм.
  - Ты о короле Рибальде? Ну, порой ничуть не легче, что правда то правда. - Призналась я. - Когда гриулары славят королей... погоди, ведь те правила воспевания государей, которым обучил меня отец, здорово напоминают такую вот картину: с одного боку на коне. Говори обо всем, что достойно внимания, молчи о неподобающем. И будь правдив. - Я разразилась смехом. Его подхватили оба: сперва Айлм, затем Эрхарт, догадавшийся, о чем речь.
  - Да, в каких только опасных потемках не вынуждают людей блуждать произвол и тщеславие. - Послышалось вдруг у нас за спиной. Эти слова произнес по-раунгийски какой-то весьма старательный и терпеливый чужеземец. Обернувшись, я увидела того самого старика, который смотрел книги на площади.
  - Почтенный Гервирон, я рад, что у тебя нашлось для нас время, - учтиво сказал Айлм и добавил. - Эти двое мои друзья. Они гуайхи. Вот этот, самый младший, женщина, которую я называю по-нашему Маленькой Медведицей. Она большая оуталь в своих краях и служит королю Дарфилира Орбальду. А этот мореход и скиталец, немало повидавший, король взял его с собой в плавание, ибо ему нужен человек, знающий язык и обычаи кариффийцев.
  - Так король Дарфилира, что в землях гуайхов, плывет в Кариффи? - Усмехнулся Гервирон. - Уж не свататься ли к премудрой королевской дочери?
  - Ты угадал, - с легким поклоном ответил Айлм. - И. поскольку настроен он весьма решительно, ничего не остается, кроме как ему помогать.
  - Что же, тогда приложите все силы, - старик сдержанно, но доброжелательно улыбнулся. - Хотелось бы, чтобы нашлась, наконец, управа на эту гордячку, и перестали лететь головы.
  - Ты думаешь, Орбальду удастся сватовство? - Спросил Айлм.
  - Кто знает, быть может то, чего не добились искушенные хитрецы юга, уступит напору простака с севера, - вздохнул старик. - Давать уроки всесильным и заносчивым можно по-разному. И далеко не всегда их одолевают на поле боя мечом и копьем. К тому же, война за справедливость легко перерастает в слепой и неукротимый разгул темных страстей. Пусть гуайх попробует. А в случае чего, постарайтесь защитить его и увести, не отдавая его голову кровожадной красотке.
  - Постараемся. - Ответили мы хором. И, еще раз окинув взглядом плиту со всадником, медленно пошли прочь вместе со стариком.
  - Гервирон родом из Эрпиады, - объяснил нам Айлм по-гуайхски, чтобы понял и Эрхарт. - Он большой ученый. Я встретился с им однажды в своих странствиях у него дома. Он знает несколько языков. - И вдруг рассмеялся. - Представьте себе, друзья, он все их учил по книгам.
  - А такое возможно? - Поразилась я.
  - Как выяснилось возможно. Но тут свои трудности. Когда я познакомился с Гервироном, он сразу же попытался заговорить со мной по-нашему, и я ничего не мог понять. Он знал много слов и умел их сочетать, но понятия не имел, как они правильно произносятся. - Айлм рассмеялся еще звонче. - Пришлось мне ему помочь. Надо признаться, он быстро наверстал упущенное. - И Айлм, в открытую веселясь, перевел свои слова на раунгийский для Гервирона. Тот тоже развеселился и сказал:
  - Да, такое случается с учеными людьми. Но истинный мудрец никогда не постыдится признать ошибки и при первой же возможности их исправляет. Так вы двое гуайхи? Я немало слышал о гуайхах, а встречать до сих пор не приходилось. Вы первые. До языка вашего еще не добрался, и не уверен, представится ли случай им заняться, но всякое возможно, если еще немного проживу. - И попросил. - Расскажи мне о твоем короле, оуталь.
  Мы покинули музей и долго ходили вместе по улицам. Я рассказывала об Орбальде, Дарфилире и Журавлиных островах. Как-то легко и между делом объяснила наши правила сложения песен. А старый мудрец обращал наше внимание на все достопримечательности, которые попадались на глаза и сообщал о них самое главное. Беседа велась, в основном, по-раунгийски, а Эрхарту переводили то Айлм, то я, и он не чувствовал себя ущемленным. Уже хорошо заполдень мы зашли перекусить в небольшую харчевню, и только тут я заметила, что проголодалась. А потом опять бродили по городу, не чувствуя усталости, и в сумерках вернулись в гавань. Старик проводил нас до самых сходен. Там он хотел было проститься, но вдруг передумал и спросил Айлма, нельзя ли ему поговорить с нашим королем. В этот самый миг король Орбальд заметил нас и окликнул меня:
  - Эррен, наконец-то! - Я обернулась и он подал мне знак. Я взбежала к нему на палубу.
  - Я вижу, ты получила удовольствие, - заметил он. Я кивнула, и он спросил. - А что это за старик?
  - Это один мудрец из Эрпиады. - Ответила я. - Он очень любознателен и не прочь с тобой побеседовать.
  - Я тоже не прочь, - сказал Обральд, всматриваясь в освещенного чьим-то фонарем величавого эрпиадийца. - Пусть поднимется.
  Несколько мгновений спустя, старый Гервирон уже стоял на палубе против Орбальда. Объяснялись они через Айлма, я просто слушала. Гервирон был учтив, но держался с королем, как с равным. И они явно нравились друг другу все больше и больше. Гервирон уточнял у Орбальда различные сведения о Пяти Королевствах и дарфилирском правящем роде, поразительно умело выбирая вопросы. О себе Гервирон говорил мало, но выяснилось, что он уже сделал свои дела в Верантуре и собирается завтра с утра искать корабль, чтобы плыть домой в Эрпиаду.
  - А мой корабль тебе не подойдет? - Вдруг спросил его Орбальд.
  Старик огляделся.
  - Подойдет, если не шутка. И что ты с меня потребуешь взамен?
  - Чтобы рассказал, что можно, о своей стране, - не колеблясь, ответил Орбальд.
  - Тогда по рукам, - улыбнулся старик.
  6.
  С утра небо хмурилось, а ветер был переменчивый. Но опытные люди и в гавани, и у нас на борту сказали, что не обязательно предстоит буря. И мы отплыли без задержек, решив, что если с погодой все же слишком уж не повезет, берег недалеко, и близ него немало укромных бухточек. Большую часть дня ветер и море дурили, но так и не обрушились на нас сполна, а там начался крепкий и устойчивый попутный ветер, правда, чтобы сполна его использовать, пришлось расстаться с береговой чертой, но наш кормчий решил, что стоит на такое отважиться. За три дня и три ночи кратчайшим путем и с наибольшей скоростью мы достигли эрпиадийской гавани Антрома. Оживление здесь было чуть меньшее, чем в Дарате, но явно большее, чем у нас на севере. Приход дарфилирского королевского корабля и здесь не казался событием. Но на пристани отыскалось все же четверо или пятеро, которые с изумлением вытаращлись на сходни, едва на них ступил старый Гервирон, заботливо поддерживаемй Айлмом. Как выяснилось, то были знакомые Гервирона. Старик слыл среди них изрядным чудаком, но то, что он вздумал путешествовать на судне гуайхского вождя, даже для Гервирона было, по их мнению, уже слишком. Это чуть позже объяснил мне Айлм. Слишком уж привыкли эрпиадийцы видеть в нас беспощадных и свирепых разбойников, куда больше, чем раунги, давшие нам само имя "гуайхи". Конечно, здесь, в Эрпиаде нашему брату случается и бывать по торговым делам, и служить, но отношение к самому-разсамому мирному гуайху здесь всегда настороженное. В Верантуре, собственно, тоже, но верантурцы прикидываются, будто не замечают тех, кого опасаются, а в Эрпиаде люди ведут себя куда проще. И, гуляя на здешнем берегу, мы часто ловили на себе любопытные взгляды. Правда, если я или Эрхарт оборачивались, зеваки отводили глаза в сторону, и никто не пробовал нас задирать. Что же, спасибо и на этом. К Айлму они тоже проявляли любопытство, но более спокойное, чем к нам двоим. А поговорить ни с кем не удалось, если не считать Палменара, племянника и ученика Гервирона, которого тот попросил быть нашим проводником. Палменар объяснялся по-раунгийски хуже дяди, но все же довольно сносно. И весьма охотно показывал нам город.
  В здешней гавани тоже водились горькие пьянчуги, гулящие девки и сомнительные заведения, питейные и иные, но мы быстрее и вернее миновали ее и попали в более достойные места. Эрпиада многим напоминала Верантур, но это лишь на первый взгляд. Тот, кто никогда не видел яблок и груш скажет при первом знакомстве с ними, что между этими двумя плодами мало разницы. Но тот, кто их выращивает, решительно объявит, что даже на двух соседних деревьях яблоки зреют совершенно различные, и ничего не стоит угадать по вкусу и запаху, какое откуда. Те красивые дома, которые мы увидели в Антроме, уступали в роскоши даратским, а уж верантурским-то, наверное, и подавно. Но они были овеяны какой-то доброй печалью, которую переняли у давно ушедших строителей, и понравились мне куда больше, хотя, в самых старых из здешних построек заметней сказывалось запустение. Здесь не было музея, зато мы посетили заброшенный храм. Истуканы, наподобие тех, из музея в Дарате, здесь встречались в небольших садиках, ухоженных или заброшенных, и прямо на улице.Деревья кругом уже вовсю зеленели, и всюду: в садиках, на балконах и в ящиках у окон, цвели самые разные цветы. Местность шла волнами: то вверх, то под уклон, и улицы с белыми домами срослись с ней, таких улиц не могло быть нигде в другом месте. По улицам бегало множество ребятишек, босых и чумазых, с большими яркими глазами. Чистые дети показывались куда реже и только в сопровождении взрослых. Обедать мы ходили к пожилой женщине, родственнице Палменара, которая жила в маленьком домике с мужем и молоденькой служанкой, а в пристройке поселила двух юношей, которые приехали в Антрому учиться и хорошо знали Гервирона. Постояльцы были нужны хозяевам не только потому, что платили, но и потому, что облегчали пожилым супругам тоску по сыновьям, которые выросли и покинули их. За Антромой находилась небольшая кудрявая роща, а посреди ее глубокий круглый водоем. Здесь было принято глядеть в воду, загадывая желание. И считалось, что вода открывает, хотя не всякому, сбудется желание или нет. Я пожелала, конечно, чтобы все мы благополучно вернулись домой. Сперва я ничего не видела в воде, кроме верхушек деревьев и своего лица. Но вот вода задрожала, и на миг мелькнуло что-то вроде ослепительной метели, сквозь которую пробивалось что-то темное и быстроногое, похожее на вырвавшегося у хозяина коня. И тут же все стало прежним. Что же, если не померещилось, это означает, что я точно увижу дома новую зиму. Едва я отвернулась от воды и встретилась взглядом с Айлмом, он предупредил:
  - Говорить о том, что здесь увидишь, не полагается. И даже, было ли хоть что-то. - И хитро улыбнулся. Я заподозрила, что он-то уж точно что-то увидел, и что-то, неплохо поддающееся истолкованию. А взгляд Эрхарта был совершенно отсутствующим. Палменар же был очень доволен. То ли тем, что увидел, то ли просто тем, что показал нам такое славное место.
  Нам пришлось задержаться в Антроме из-за погоды, и мы отчалили лишь на четвертый день. В этот последний переход кораблем правил Эрхарт Скиталец; королевский кормчий лишь изредка подменял его и в точности следовал его указаниям. Мы оторвались от суши и пошли на юг. Порой в море показывалсь острова, на которых жили люди, но они быстро исчезали, и опять какое-то время не было видно ничего, кроме пенящихся волн. Но вот, наконец, впереди показалась тонкая синяя черта. Первым ее увидел Сирнт с верхушки мачты, второй я, стоявшая на носу рядом с Линвидом, и лишь третьим Линвид. А там и остальные. Гребцы с новой силой налегли на весла. Парус мы убрали, поскольку ветер опять задурил. Показались встречные корабли. Первые два были торговые: верантийский и гурвианский. Но затем к нам подошли три корабля с воинами на борту. Все воины были смуглыми и черноусыми в начищенной до блеска броне. Носы кораблей увенчивали резные трубовидные цветки. Кормы была срезанными. Паруса корабельщики оставили. Их было по два на каждом судне, и они представляли собой большие клинья. Словом, сразу видно кариффийцев. Они охотно поверили в наши мирные намерения и дали знак, что готовы говорить. И, когда мы достаточно сблизились, их приветствовал Эрхарт. Но не по-кариффийски. Для этого он воспользовался особым языком, на котором худо-бедно понимают друг друга все моряки. Они откликнулись на приветствие и что-то спросили. Эрхарт ответил, объясняя, кто мы и зачем идем в их страну. Они задали новый вопрос. Эрхарт указал на Орбальда. Они спросили еще о чем-то. Тогда Эрхарт негромко сказал по-нашему:
  - Они спрашивают, знаешь ли ты, какое испытание тебя ждет, и чем может кончиться в случае неудачи.
  Орбальд горделиво усмехнулся.
  - Передай им, что если Эрджиат-Фарузель хотя бы вполовину так хороша, как о не говорят, не страшно умереть после того, как взглянешь на нее. Да и не принято у нас на севере страшиться того, что еще не наступило, а принято не упускать повода испытать удачу.
  Судя по щедрому густому смеху, ответ кариффийцам понравился. Затем они велели нам следовать за ними. Эрхарт перевел их последние слова и ушел с носа. Король Орбальд подал знак, и наш корабль с прежним королевским кормчим у руля направился за кариффийцами в гавань Салфор-Андайда.
  Гавань эту, как рассказал Эрхарт в свое время расширили и углубили. Странно было видеть безупречно-прямые берега справа, слева и впереди, точно наш корабль вошел в огромное корыто. Семь искусственных насыпей с причалами на них тянулись от суши вглубь этого корыта под прямым углом к берегу. Нашему кораблю отвели почетное место у средней насыпи. Старший на трех кариффийских судах, глава Морской Стражи Кариффи, Мафрат, как он назвался, покинул свой корабль в сопровождении двух стражей и, подойдя к нашему, сам принял у дарфилирцев нижний конец сходен, дабы отличить нас как почетных гостей. По здешнему обычаю, прежде чем дозволить нам сойти с корабля, он осмотрел корабль и все, что на нем, затем сообщил:
  - Вестник к государю уже послан. Мы можем выйти в путь без задержек. Король Орбальд вправе взять с собой всех, кого сочтет нужным, а кого пожелает, оставить.
  Этот вопрос был дано уже решен, и Орбальд только дал знак, чтобы сопровождающие взяли свои пожитки и присоединились к нему.
  Солнце палило нещадно, и Мафрат посоветовал нам покрыть головы кто чем может. У него самого из-под шлема спускалось что-то вроде белого платка, державшегося, когда он снимал шлем, с помощью тонкой темной ленты. Такие же покрывала, мало чем отличные от женских, носили многие мужчины в Кариффи. А другие заматывали платки вокруг головы, точно женщины после бани. Мужчин было много больше, чем женщин в толпе на берегу. Среди женщин, которых я увидела, преобладали служанки и представительницы простонародья; знатные женщины скрывались за пологами носилок или внутри повозок. Одевались здесь все больше в светлые ткани, лучше защищающие от солнца; и у мужчин, и у женщин одежда была длинная, но по-разному подпоясанная и с разными рукавами: женские рукава отличались шириной и пышностью. Кроме того, на женщинах висело множество драгоценностей, и даже если они были спрятаны под верхней накидкой, их присутствие выдавал томный и влекущий звон. А платок женщины повязывали так, что он закрывал нижнюю часть лица до самого носа, сверху же его сколько можно надвигали на лоб. Как и во всех гаванях, здесь велась большая торговля, но почти все торговцы располагались со своим товаром в тени длинных навесов, и вдоль прилавков под навесами еще оставалось место для прохода покупателей. Однако, весь народ в тени не помещался, многим приходилось передвигаться под солнцем, и они носились туда-сюда с крайней суетливостью, в то время, как ходившие в тени передвигались торжественно и неспешно. Встречались здесь люди, державшие в руке что-то вроде большой полотняной шляпы на длинной палке, бросавшей спасительную тень на голову и плечи. Над головами кариффийцев поважнее такие приспособления держали слуги. В гавани продавалось множество неизвестных у нас в Дарфилире плодов, и, когда мы шли мимо прилавков, Эрхарт с улыбкой и нараспев произносил их загадочные названия и сообщал, какие чем хороши. А вот ткани, которыми здесь торговали, я узнала почти все. Ну и, конечно, было много чего еще: и рыба, и мука, и животные. И в отдалении по сторонам виднелись лавки-домики с занавешенными входами. Откуда-то доносилась тягучая, словно мед, музыка. Музыкант был молод и большеглаз, он наигрывал на длинной узорчатой дудке с расширенным концом, и под эту дудку на потертом коврике плавными и мелкими шажками передвигалась танцующая девушка, на руках и ногах у которой были браслеты с колокольчиками, звеневшие в лад музыке.
  Перед нами толпа поспешно, но проворно расступалась. Многие глядели во все глаза. Кое-где перешептывались. Женщины норовили встретиться взглядом с Орбальдом и тут же в смущении отворачивались, приникали друг к дружке и что-то лепетали сквозь смех. Мафрат невозмутимо шагал впереди, не обращая внимания ни на что и ни на кого вокруг. За гаванью мы увидели только глухие белые глиняные ограды и утоптанные дороги между ними. Мафрат пошел по той, что вела прямо на юг, но остановился у первых же ворот и что-то сказал бойкому стражу. Тот отступил, и Мафрат, сделав нам знак следовать за ним, толкнул ворота. Во дворе размещались конюшни. Мафрат и те из его людей, которых он взял с собой, помогли нам подобрать и оседлать коней. Все мы забрались в седло и в том же порядке: Мафрат и двое стражей впереди, четверо и четверо по бокам от нас и трое сзади, поскакали вперед.
  Мы скакали довольно долго, и ничто вокруг не менялось: те же белые ограды, та же пыль, то же злое и жгучее солнце. Наконец впереди показалась стена, вдвое выше прочих. В стене были широкие резные ворота, у ворот стража, а над стеной на кольях красовались в обилии мертвые головы, и такие же головы увенчивали шесты, расставленные вдоль стены снизу. Орбальд оглядел их и коротко усмехнулся. Мафрат перехватил его взгляд и медленно с доброжелательным спокойствием наклонил голову. Стража поклонилась и открыла ворота. Мы въехали в Тану-Салфор, дом государей Кариффи. Сразу же за воротами слуги приняли у нас коней. Мы зашагали за Мафратом через двор к новым воротам, поменьше, но таким же нарядным. И попали в чудесный сад, с зеленью, цветами и водоемом, над которым взметывалась вверх сверкающая на солнце струя воды. В саду трудились садовники, каждый, увидев нас, оторвался от дела, чтобы почтительно поклониться. В стенах, окружавших сад, было больше резных узорчатых переплетов, чем, собственно, белой стены, и трудно было отличить, какие переплеты служат окнами, а какие дверьми. Дорожки, проложенные вдоль стен, оказались затененны, как и в гавани, только навесы здесь были тонкими и нарядными, крытыми таким же резным деревом, золотистым и благоухающим. Темные проходы, подпертые тонкиими колонками, вели в другие дворы. Мафрат указал на здание впереди нас, выделявшееся среди прочих искусностью отделки и сообщил через Эрхарта:
  - Здесь находится большой королевский зал, где ждет гостей Всевластный Навригум-Омтолт Кариффийский, отец несравненной Эрджиат-Фарузель.
  Поравнявшись с дверями, Орбальд весь подобрался и, словно в холодную воду, нырнул в проем меж приоткрытых створок следом за Мафратом.
  7.
  Великий кариффийский государь, к моему изумлению, оказался рыжим. Его густая и длинная борода, спускавшаяся на грудь, отливала медью. Одежда его роскошью не уступала женской. Замысловатое сооружение на голове напоминало те причудливые местные пироги, которые я уже видела в торговых рядах, предназначенные больше для любования чем для насыщения.
  Мы все остановились посреди зала, Орбальд с Мафратом вышли вперед и приблизились к престолу, на котором государь сидел, поджав переплетенные ноги в широких, с обилием складок, штанах.
  Орбальд приветствовал Навригума Кариффийского так же, как обычно приветствовал любого из гуайхских собратьев-королей. Мафрат оглянулся на Эрхарта. Тот перевел приветствие на моряцкое наречие, после чего Мафрат перевел с него на кариффийский. Велкикий государь не удержался от улыбки, но тут же снова принял непроницаемый вид.
  - Нам никогда прежде не случалось принимать у себя гостей с такого далекого севера, - сказал он. - Не держи обиды на то, что мы оказались не готовы, благородный путник. Мы разыщем человека, который сможет переводить напрямую. И окажем вам гостеприимство, не хуже того, которое здесь встречали другие. Что привело тебя сюда, король Дарфилира?
  - Слава, которая идет о красот и разуме твоей дочери Эрджиат-Фарузель, - ответил Орбальд.
  - Ты решил, что можешь попытаться разгадать ее загадки, благородный юноша?
  - Да, великий государь.
  - Ты видел головы, выставленные на стене и под ней?
  - Видел, властелин Кариффи. И они не остановили меня. Можешь считать меня безумцем, если тебе угодно.
  - Скажи, странник, в случае твоей неудачи, никто не станет грозить мне возмездием за твою гибель?
  - Никто. Ведь я повелеваю у себя в стране. И мой родич, который остался блюсти престол, получил приказ, которого не ослушается.
  - Будем надеятся, что он отанется верен приказу. Впрочем, если и нет, не так-то просто ему будет добраться сюда с настоящим войском и причинить нам заметный ущерб. И знай:если не справишься, платишь головой только ты, остальные беспрепятственно покинут мою страну или поселятся в ней, если пожелают.
  Орбальд кивнул.
  - Еще одно затруднение, - заметил государь Навригум. - Если даже переводчик будет хорош, не утратят ли чего-нибудь загадки при переводе? И легко ли будет судить, верен ли ответ... Семь лет, как я, уступив просьбам моей дочери, объявил свою волю, и впервые мы сталкиваемся с чем-то подобным.
  - Да, но ты не оговаривал, из каких стран могут прибывать женихи, а из каких нет, - напомнил Орбальд.
  - Безусловно. И я не считаю, что соискателем не вправе стать гуайх, - властитель благосклонно кивнул. - Ведь если гуайх, а не кто-то другой получит мою дочь, значит, так суждено. А будет ли она счастлива в замужестве, зависит отчасти и от нее.- Государь улыбнулся и отдал приказ. Слуги криком принялись передавать его по дворцу. Между тем властитель спросил Орбальда. - Так как же быть с переводами загадок и разгадок, мой славный гость?
  - Ты только что дал мне понять, что полагаешься на судьбу. - Не задумываясь, ответил Орбальд. - Будем рассчитывать, что судьба и здесь все решит.
  Государь рассмеялся и выразил согласие. Тут в зал вступили три молодых женщины: знатная госпожа и две служанки. Госпожу окутывало белое полупрозрачное покрывало, сквозь которое неплохо угадывалось ее благородное нежное лицо с правильными дугами бровей, тонким прямым носом и огромными, обжигающе-знойными, черными глазами. Наряд красавицы состоял из некольких платьев разного покроя, тоже тонких и полупрозрачных, но цветных, и штанов, вроде здешних мужских, но не таких широких. Драгоценности ее отличались обилием и великолепием. Поверх покрывала блестел тонкий золотой обруч с подвесками, украшенными благородными камнями. Красавица приблизилась к престолу, поклонилась и что-то произнесла. глубоким и певучим голосом. Властитель ответил ей, указывая на Орбальда. Она повернулась, пристально взглянула на Орбальда, и лишь минуту спустя поклонилась и приветствовала его.
  - Я рада видеть тебя, благородный юноша, надеюсь, ты приложишь все силы к тому, чтобы пройти испытание. - Перевели ее слова Мафрат и Эрхарт.
  Орбальд ответил:
  - Я готов к любым испытаниям ради тебя. Но нельзя ли взглянуть на тебя как следует?
  Услышав перевод ответа, красавица смущенно рассмеялась, но тут же решительно откинула с лица покрывало. Ничего нового оно не открыло. Но Орбальд широко улыбнулся, глядя девушке в лицо, и дал понять, что счастлив. Тут заговорил государь:
  - Я бы назначил испытание на завтра, но, поскольку нам придется искать толкового переводчика, его придется отложить. И не могу точно сказать, на сколько дней. Мы постараемся, чтобы вы пока не скучали. А теперь вам следует помыться и отдохнуть с дороги. Сейчас вас проводят в баню.
  Нас провожали туда служанки: одна сухопарая и пожилая и несколько шустреньких помоложе. Лица у всех служанок были полностью открыты, одежда скромна, но не поношена. И у всех из-под платьев торчали штаны до щиколоток. Полутемными переходами они вывели нас на залитый солнцем двор. Там стояла стена в человеческий рост. Мы прошли в ворота и попали на узкую дорожку, окруженную оградами пониже. Из-за этих оградок в небо поднимался пар. Слышался плеск воды. Пахло благовониями. Через каждые несколько шагов попадались калиточки. Высокий слуга вышел нам навстречу и указал Орбальду на одну из калиточек. Тот прошел, и вот уже его голова и плечи поплыли над оградкой. Судя по звуку, он подошел к скамейке, что стояла внутри, и принялся раздеваться. Затем слуга стал запускать в новые калиточки людей короля по три или по четыре. И всем отворял калиточки справа от дорожки. Последними остались Айлм, Эрхарт и я. Я спросила Эрхарта:
  - Я правильно поняла: справа купальни для мужчин, а слева для женщин?
  - Молодчина, - кивнул он. Айлм тут же добавил:
  - Придется немедленно решить, признаться тебе в том, что ты женщина, или претерпеть неудобства, как тогда в Зеране. Правда, меч у нас теперь есть.
  Я разразилась смехом, вспомнив ту баню и тут же, осмелев, на глазах у изумленного банного слуги повернула налево и скрылась за первой попавшейся калиточкой. Эрхарт с Айлмом сквозь смех принялись втолковывать слуге, что к чему, для пущей внятности делая обильные знки руками. Тут одна из служаночек, уловившая суть, коротко и бойко поведала слуге свою догадку и, дождавшись его кивка, побежала к моей калиточке. Я уже раздевалась у каменной скамейки. Она вошла, затворив за собой калиточку и, поравнявшись со скамейкой, сказала по-раунгийски:
  - Я помогу.
  Я еще не приступила к мытью, когда через оградку стали заглядывать другие служанки. Затем, когда я окатилась теплой водой, и служанка принялась растирать меня благоуханными смесями, появились новые женские головы, которых прежде здесь не было. Все женщины жадно смотрели на меня в упор, затем поворачивались друг к другу и что-то говорили с изумлением или с торжеством. И почти никто не спешил уйти.
  - Не обижайся, - сказала мне девушка, -они просто хотят посмотреть, точно ли ты женщина. Они никогда не видели женщин-гуайхов. Но мужчина сюда не заглянет.
  Она не только свободно владела раунгийским, но и внешне походила на раунгов. Я спросила:
  - Ты из Раунгара?
  - Не совсем. - Ответила она. - Мать из Раунгара. Отец здешний рыбак. Дела шли плохо, мы обеднели, и меня отдали в услужение. Но я не рабыня. И еще смогу накопить приданое и выйти замуж.
  - А в Раунгар не тянет? - Спросила я.
  - Любопытно бы посмотреть. Мать столько рассказывала. Но не знаю, получится ли. А жить я все-таки хотела бы здесь, здесь я дома.
  Я объяснила ей, что такое раунгийский Закон о Детях. Она поразилась. Она никогда ничего такого от матери не слышала. Выяснилось, что ее мать спаслась с корабля, потерпевшего крушение. Она бежала с любимым в чужие края, но им не повезло. Все погибли, кроме нее. Кариффийские рыбаки, которые ее подобрали, отвезли ее к себе и заботились о ней. И, когда горе унялось, она вышла замуж за одного из этих рыбаков.
  - Наверное, никто в Раунгаре просто не знает, что она уцелела, - предположила я. - Иначе бы кто-нибудь ее разыскал. И за тобой бы явились.
  - Да, наверное. - Вздохнула она.
  - Думаю, ты бы лучше все-таки назвала себя и мать. Я бы рассказала о тебе в Раунгаре, и, возможно, отыскались бы твои родные. Чем плохо, если они возьмут тебя к себе? А вдруг они богаче твоего отца?
  - Не знаю. - Ответила она. - Скажи, а раунги точно не страшные?
  - Ничуть.
  - И в их стране можно быть счастливым?
  - Кому как. Думаю, вполне можно.
  - Тогда я подумаю, - пообещала она.
  После мытья мы оделись во все чистое, и одежда была такая, какую обычно носят в Кариффи. Для меня ее принесла старшая служанка. Сперва, держа свертки в руках, она о чем-то переговаривалась с раунгийкой через ограду. Затем раунгийка сказала:
  - Ваш Эрхарт объяснил Муфрату, что ты прославленный стихотворец, и что твой дар побуждает тебя порой отступать от общепринятого. Так например, он требует, чтобы ты ходила то в мужской одежде, то в женской. Но у нас и мужская, и женская одежда другая. Тебе предлагается на выбор и то, и то. - Она указала на свертки. - Но мы просим тебя, если можно, склониться в пользу женского платья, которое прислала тебе сама Эрджиат-Фарузель. Она будет этому рада.
  - Так рада, что загадает королю Орбальду самые простые загадки? - Пошутила я.
  Девушка остолбенела.
  - Что ты? Причем тут загадки? Речь о тебе, а не о короле... - Покраснела и опустила глаза. -О загадках пока забудь. Совсем забудь, ладно?
  Я подала плечами и выбрала женскую одежду. Только из украшений оставила лишь самую малость. Те, что скрепляли да удерживали, а не просто болтались. В чем в чем, а в этом я не изменилась. Побрякушки мне мешали по-прежнему. Нашу старую одежду: и ту, в которой мы прибыли, и запасную, служанки взяли постирать. Нас же самих проводили в небольшой тенистый дворик, тоже с водоемом, но поменьше и показали нам спальни для гостей. Все они выходили во двор; одни помещались внизу, другие над ними на галерее с наружной лесенкой. Каждую отвели для нескольких человек. Мне и Орбальду предложили по отдельной: одну нижнюю и одну верхнюю. Орбальд выбрал нижнюю, и я, довольная, вскарабкалась наверх. Я довольно быстро устроилась и вновь вышла на галерею. Рядом тут же оказались Эрхарт и Айлм. Я рассказала им про служанку.
  - Раунгийка по матери? - Переспросил Айлм. - Узнать, откуда она родом, будет нетрудно. Ты оказала еще одну услугу нашему народу, Ноарль. Король тебя вознаградит.
  - По-моему, девушка не вполне мне поверила, - сказала я, имея в виду как сам Закон о Детях, так и возможность осуществить его в отношении девушки.
  - Знчит, со временем получит доказательства, - усмехнулся мой друг. - Это хорошо, что она свободная, не понадобится тратиться на выкуп. А пока... О, мне бы надо с ней покороче познакомиться.... Да, Эрхарт, ты умеешь притворяться женщиной?
  - С чего это ты вздумал спрашивать? - Пожал плечами Эрхарт.
  - А с того, что ты силен в кариффийском. А красотка, небось, готовит загадки заранее. И с кем-нибудь их обсуждает.
  - А если она приготовит одни, а потом задаст другие? - Не удержалась я.
  - А тогда придется что-то выдумывать на ходу. - Не растерявшись, ответил оутэ Дома Ласточки. -Справимся. А шероховатости объясним неточностью перевода. - И ухмыльнулся.
  Тут внизу появился старший слуга с жезлом в одной руке и длнногорлым крутобоким кувшином в другой. За ним слуги и служанки несли подносы, от которых замечательно пахло самой разной едой. Подносы расставили прямо во дворе по широкому краю водоема, и впрямь похожему на кольцеобразный стол. И придвинули низенькие скамеечки с подушками. Старший ударил жезлом оземь, затем постучал другим его концом о кувшин и что-то весело крикнул. Мы поспешили к столу.
  Ближе к вечеру я сидела на галерее с арфой и тихонько пела. Остальные занимались кто чем. Король Орбальд поднялся ко мне и стал слушать, задумчивый и отрешенный. Хотя не прозвучало ни одной песни, которой он еще не знал бы: не сочинилось пока. Тут издали послышались звонкие голоса: Айлма и бойкой служаночки. Они шли вдвоем неторопясь и болтали по-раунгийски о пустяках. Наконец, почти поравнявшись с нами, Айлм поднял голову и, указывая на меня, произнес: "А вот и она". Они простились, и служаночка, подобрав подол, побежала на галерею. Я замолчала. Служаночка остановилась перед нами, поклонилась королю и поглядела с немым вопросом. Я покосилась на Орбальда. Он кивнул. Тогда я спросила:
  - Тебя с чем-ниубдь прислали ко мне?
  - Меня прислали за тобой. - Ответила она. - Моя госпожа Эрджиат-Фарузель приглашает тебя в свои покои.
  Орбальд тут же отпустил меня, и я последовала за раунгийкой, которую звали Лиоль.
  В покое, в который меня провели, пол был застлан мягким ковром, и там да сям на нем валялись подушки. Вещицы, обычные в жилище молодых девушек, стояли прямо на полу или на полках на стене против окон. Ни столов ни скамеек, не говоря уже о креслах, я нигде не увидела. Все, кто был при госпоже, прямо так на подушках и сидели. Одна из девушек играла на каком-то мудреном многострунном инструменте. Остальные не очень-то слушали. Дальнюю треть покоя занимало возвышение, тоже покрытое ковром, как выяснилось чуть позже, досчатый помост. Посреди него на большой нарядной подушке сидела Эрджиат-Фарузель. Рядом с ней я увидела пожилую просто одетую женщину с огромной книгой в руках. Женщина неторопливо читала. А прославленная красавица думала о чем-то своем. Но вот мы приблизились, и она поглядела на нас, сделав знак женщине закрыть книгу. Прекрасная Кариффийка была одета совсем легко: в короткую рубашечку из золотистого шелка, заканчивающуюся чуть ниже грудей, и такие же штаны; но голова ее была убрана так же, и украшений понавешано не меньше. Она с ровной бесстрастной улыбкой предложила мне сесть подле нее. Я вступила на возвышение и опустилась на подушечку, которую пододвинула пожилая женщина с книгой. Рядом, прямо на ковре, расположилась Лиоль. И стала переводить.
  - Мне сказали, что тебя зовут Эррен дочь Тинда и ты слагаешь стихи, что ты выросла на маленьком острове, состоишь на службе у короля Дарфилира Орбальда и приходишься ему приемной дочерью.
  - Это так, госпожа.
  - И намного старше тебя твой приемный отец?
  - На два года. Но для родства через море годы не имеют значения. Так повелось: кто спас, отец или мать, а спасенный сын или дочь. И это навсегда.
  - И он не мог бы не только жениться на тебе, но и просто взять в постель? - Голос красавицы звучал все так же ровно.
  - Конечно, нет. Да и зачем ему? Он женщинами не обделен.
  - Неужели бежит за каждой встречной? - Ее улыбка походила на хищный оскал.
  - Они сами за ним повсюду бегут. А он-то выбирает. И могу сказать, если для тебя это важно, кого попало не выберет даже если эта рабыня, которая понадобится ему один раз.
  - Но не отказывает себе при случае?
  - Как и все знатные мужчины. Только он неизменно ласков со своими женщинами, сколь угодно ничтожными. И ни одну не забывает. Ни одна потом не жалела, что встретила его.
  - Он уже вступал в брак?
  - Да. Три с половиной года назад. Но вскоре потерял жену. Остался сын. Он очень любил ее. Я тоже. Об этом долго рассказывать.
  - А сейчас никаких других жен у него нет? Он вдовец?
  - Да. Вдовец. Его люди стали убеждать его, что надо жениться снова, он уступил, но решил, что новое сватовство должно быть не менее славным и к не менее славной красавице. И поэтому согласился поставить под удар свою жизнь и выслушать твои три загадки.
  - Значит, молва обо мне дошла даже до ваших Пяти Королевств... Он красив. И надеюсь, что ум его не уступает красоте. Жаль будет, если он положит голову на плаху.
  - Конечно, жаль... Я хочу верить, что он справится.
  - А если не справится? Что ты станешь делать?
  - Я слышала, что нам дозволят свободно выбирать. Я бы вернулась домой.
  - Да, конечно, если ты слагаешь стихи на своем языке... Но я бы не прочь оставить тебя при себе. При мне еще не было гуайхских женщин. Подумай.
  - Конечно, подумаю. И благодарю тебя, госпожа. Но должна предупредить, что у меня есть дочь в Раунгаре. От покойного короля раунгов Дау. И я не хотела бы расстаться с ней навсегда. Да и раунги огорчились бы.
  Красавица сдержанно покачала головой и принялась поигрывать веером, который тут же как бы сам собой очутился в ее левой руке. Ее правая кисть небрежно лежала на согнутом колене.
  - Да, жизнь у тебя не из простых. Когда-то в детстве я мечтала о приключениях вроде тех, которые выпадают на долю героев поэм и сказок. Но потом поняла: мне потому нравится об этом читать и слушать, что сама я подобного не пережила. А если бы пережила, не обрадовалась бы... Я хочу, чтобы ты заходила ко мне, пока вы здесь. Тебя в любое время пропустят. А Лиоль хорошо переводит. Думаю, ты мне много о чем расскажешь. А сейчас я хотела бы послушать, как звучат ваши песни или стихи. Да, если во рту пересохло, вот питье: разбавленный водой сок лимона. И вот печенье.
  Я не отказалась от угощения. И оно мне понравилось. Особенно прохладный кислый напиток. Арфы я не взяла, а посылать за ней не хотелось. И я задала напев здешней музыкантше, и она подобрала его на своем многострунном кимтале. Эрджиат-Фарузель слушала мои песни старательно, но без особого увлечения. Зато кимталини и Лиоль впитывали каждый звук, точно увядшие растения свежую воду. А ведь ни одна из них не знала гуайхского. И я пела для них, а их госпожа, кажется, не заметила. Затем красавица отпустила меня, поблагодарив, и велела Лиоли проводить. По дороге я заметила:
  - Ты, кажется, успела подружиться с земляком твоей матери.
  - Да, еще бы, - н стала скрывать она. - Айлм такой славный.
  - Славный. - Согласилась я. - Но тебе, кажется, не очень по нраву Закон о Детях. Так вот, Айлм один из самых ревностных его блюстителей.
  - Правда?
  - Чистая правда. Я могу свидетельствовать.
  - Ну что же, посмотрим. - Она как будто в чем-то сомневалась. Но, устраиваясь на ночь, я слышала, как Лиоль внизу во дворе так же непринужденно болтает с Айлмом.
  8.
  За несколько дней, в течение которых государь Навригум искал толкового переводчика, мы с Айлмом, конечно, подхватили кое-какие кариффийские словечки, но понимать стали лишь немногое, а объяснялись и того хуже. Как и в наших краях, здесь были в почете песни и стихи. Мы не упускали возможности их послушать, не в пример прочим спутникам короля, у которых быстро иссякало терпение. Сперва произведения здешних сочинителей и впрямь могли показаться заунывнми и однообразными, но, вслушавшиь, мы с Айлмом начали улавливать какое-то внутреннее движение в этих длинных вереницах строк. Как если бы поверхность равнинной бельтианской реки, неизменно-серебристая, вдруг пропустила взгляд и позволила увидеть глубины и отмели, водоросли и камни, подводные коряги, раковины и шустрые стайки мальков. Кариффийцы через Лиоль коротко пересказывали содержание стихов, а затем мы, слушая, пытались представить себе, как и где о чем говорится. Здешние сочинители всегда использовали дальфи. И называли их то сенрамами по-кариффийски, то по-эрпиадийски рифмами. У большинства размеров несколько строк оканчивались на одну рифму, чаще всего четыре, составляющие законченную ану (по-эрпиадийски, строфу). За рифмой на конце строки могли стоять еще какие-то слова, повторяющиеся в других рифмующихся с ней строках. Это называлось сенрам-дадир. Пожалуй, это все-таки было излишеством. Вообще кариффийцы слишком стремились украсить стихи. А что до содержания, что здесь были явно не в меру любимы поучения и описания любовных страданий. Счастливая же любовь подносилась через чересчур подробное описание телесных услад, где в нагромождении мелочей могло ускользнуть главное. Но в здешних стихах, безусловно, было немало хорошего. Придворных стихотворцев в Тану-Салфоре было трое: молодой, средних лет и пожилой, и меж собой они неплохо ладили. И, конечно же, двор непрерывно посещали другие их собратья по ремеслу, как признанные, так и мало пока известные, но надеющиеся, что покровительство государя им в этом поможет. Поскольку кариффийцы издавна записывали стихи, сохранилось немало созданного в древности, и при дворе можно было услышать сочинения лучших стихотворцев минувших лет. Среди них было пятеро особо почитаемых. И среди этих пятерых Королей Поэтов, несомненно, выделялся сочинитель по имени Ангрол из Телма. О любви он говорил искренне и сдержанно; что до мудрости, то чужих суждений он не повторял, а его собственные озадачивали и не сразу укладывались в голове, потом, если уж примешь их, наталкивали на что-то иное, совершенно новое. Ибо он не столько стремился учить других, сколько жаждал познания. Он настолько занимал мои мысли, что я посвятила ему гриулу:
  Ангрол из Телма
  Ты к нам из тьмы
  Воззал. И вязью
  Заветных слов
  Соединил,
  Сам не ведая
  Сердца и страны
  Один поэт, гостивший при дворе пожелал записать эту гриулу и попросил меня произнести ее медленно и четко по слогам. Я сказала:
  - Если хочешь, я сама могу ее записать.
  Он был приятно удивлен, ибо слышал, что гуайхи неграмотны.
  - Меня научили писать в Раунгаре, - объяснила я.
  - Да. - Подтвердил Айлм. - Она любознательна и неплохо усвоила письмена, которые в ходу в моей стране. Они пришли к нам из Эрпиады.
  - А, вот оно что. - Поэт кивнул. - У нас приняты свои письмена, но я знаком с эрпиадскими. - И с улыбкой предложил. - Запишем двояко.
  И сперва я говорила ему, а он прислушивался и записывал здешними значками, похожими на местную резьбу по дереву, а затем я чуть ниже записала сама уже привычным мне способом. Поэт поблагодарил меня, убрал свиток, на который, как я выяснила, он заносил все, что считал достойным внимания, и спрятал на груди. Беседа велась в укромном саду позади покоев Эрджиат-Фарузель. Здесь гордая красавица и ее женщины часто принимали гостей, в том числе и мужчин. Но вообще мужчины с женщинами в этой стране встречались мало и по каким-то сложным правилам. Боюсь, даже если бы я здесь долго жила, я бы так и не усвоила, что можно, а что нельзя. Как и в Верантуре или Эрпиаде, невесте здесь полагалось быть нетронутой, и были девушки, предназначенные для связей с мужчинами и не имеющими большой надежды на брак. И точно также девушки эти делились на уличных, дешевых, и дорогих, холеных, обученных самым разным искусствам. Последние в Кариффи назывались варвэани. К моему безмерному изумлению, главная наставница Прекрасной Кариффийки оказалась бывшей варвэани, которая оставила прежнее ремесло, став непригодной к нему по возрасту. Здесь это было не просто в порядке вещей, но даже считалось, что именно из таких женщин выходят лучшие наставницы для девушек из важных семейств. Во-первых, по причине отменного образования. А во-вторых, нетронутость невесты не предполагает полную невинность ума. Да, конечно, в любом краю свои обычаи, но по-моему, лучше уж как у нас.
  Суровая наставница с бурным прошлым слушала нашу беседу с поэтом, как мне показалось, внимательней своей подопечной. И при этом явно вспоминала что-то, навевающее грусть. Уж не было ли среди ее любовников большого поэта? Эрджиат между тем играла веером, косясь на свою наставницу, пока разговор сам собой не привел к недолгому молчанию. Тут премудрая невеста оживилась и заговорила. Ей пришли на ум кое-какие рассказы о стихотворцах былых дней, частью правдивые, частью не без вымысла, и она принялась излагать их, то и дело оглялываясь на бывшую варвэани: так ли, мол говорю, так ли положено в этом месте откинуть голову, а в том шевельнуть пальцами вытянутой вперед руки или сложить ладони? Наставница время от времени опускала веки. Голос Эрджиат-Фарузель звучал мерно и плавно и, вслушиваясь, я порой забывала следить за переводом. Позднее Айлм, по мой просьбе, пересказал мне все заново. У него это вышло короче, проще и как-то добрее.
  Орбальд и его люди отнюдь не скучали. При кариффийском дворе не меньше, чем на севере, любили охоту и состязания. А страсть к подобным занятиям быстро помогла превозмочь слабость перед жарой. Тем более, что настоящая летняя жара здесь еще и не начиналась, мы прибыли сюда в самый разгар весны, и солнце лишь с непривычки ударило нам в голову. По ночам же и вовсе делалось холодно, особенно под утро. А утром долго держалась приятная свежая прохлада. Поэтому наши гуайхи предпочитали выезжать на охоту с утра, а там, распалясь, готовы были вынести какой угодно солнцепек и возвращались веселые и потные. То же касалось игр и состязаний, причем, некоторые из них проходили под большим навесом из мешковины. Очень быстро почти у каждого из гуайхов появилась хорошенькая подружка, и теперь далеко не все ночевали в своих спальнях, а, идя куда-нибудь совсем поздно или чуть свет, можно было натолкнуться на слившуюся в объятиях парочку. Днем же девушки делали вид, будто незнакомы со своими избранниками, а те задирали их при случае, пытаясь смутить. Только Лиоль не скрывала, что ей по душе Айлм. Но Айлм не спешил утолить ее жажду, а, возможно, и вовсе не собирался. И отнюдь не пытался завлечь, а лишь был мягок и участлив. "И вечно они мудрят, эти раунги", - пробурчал как-то Сирнт, глядя на них с галереи. Что до меня, то со мной здесь пыталось заигрывать не менее половины мужчин при дворе, много больше, чем за всю мою прежнюю жизнь. Моя гриуларская неприкосновенность здесь в счет не шла, как выяснилось, в Кариффи ни о чем таком вообще никто не слышал. Однако, здешние удальцы не на шутку боялись Орбальда и его гуайхов. И позволяли себе не больше, чем строить глазки, точно оберегаемые ими лукавые красавицы. Как-то, когда я шла полутемным переходом, а за мной следовала Лиоль, один из сыновей государя с глупой ухмылкой возник впереди и явно не спешил уступить дорогу. Я взяла его за плечи и стала отодвигать влево. Лицо его стало растерянным, и он что-то удивленно пробормотал. Но уперся. Тогда я ударила его под ложечку, приставила к стене, вконец опешившего и беспомощного, и зашагала дальше, не оглядываясь. Лиоль нагнала меня во дворике, вцепилась в руку и с восхищением заглянула в лицо.
  - Ой, как ты его... И так быстро. Я понять ничего не успела. Гуайхские женщины всегда так?
  - Не всегда. - Коротко ответила я. С тех пор сын государя, заметив меня где-нибудь на людях, вздрагивал и принимался глядеть в сторону. Прочие тоже присмирели.
  Пиры здесь проходили без женщин, ибо принято было, чтобы мужчины и женщины ели отдельно. Правда, кругом сновали служанки, разносившие блюда, и часто призывались плясуньи музыкантши или певицы. Но даже они не подсаживались за стол, хотя мужчины порой звали их в шутку или пытались тащить за руку. Они уклонялись или отбивались со смехом и возвращались на положенные им места. Если же кто-то из пирующих предлагал им угощение, они брали с поклоном, усаживались поодаль на ковер и съедали добычу проворными мелкими глоточками. Но я сидела за столом с мужчинами, как дома. Собствено, это был не стол, а либо множество низких столиков, расставляемых по кругу, либо скатерть, расстилаемая прямо на ковре. Сперва меня просто никто не предупредил о здешнем обычае. Затем, догадавшись о нем сама, я поколебалась, и решила, что раз уж так вышло, и никто не гонит, впредь стоит так и поступать. Но являться на пиры только в мужском платье. Придворные приняли это, как должно. А государь даже не скрывал удовольствия.
  Как-то вечером нас позвали к нему. Близ его сиденья стоял рослый худой человек, одетый по-здешнему, но похожий, скорее, на верантийца. Мы сразу догадались, что это найденный наконец переводчик. Государь торжественно оглядел нас и подал ему знак. Человек заговорил по-гуайхски. Он произносил слова, скорее, как синкределец, но не совсем так. Понимать его было легко, и говорил он свободно.
  - Привет тебе, король Орбальд. Я родом из Верантура, но много странствовал и знаю несколько языков. В этой земле меня называют Диким Гусем. Думаю, вам такое прозвище подойдет. Я смогу справиться с переводом загадок. Люди государя привезли меня сюда час назад. И, поскольку я здесь, государь просит передать вам, что испытание состоится завтра в полдень. А сейчас славный властелин Кариффи предлагает вам попировать от души, как и прежде.
  Дикий Гусь поклонился государю. Тот хлопнул в ладоши. И в зал стали вносить кушанья. Я, как обычно, сидела между Орбальдом и Айлмом, по левую руку от Орбальда. По правую руку от него сидел Линвид, далее Виртинд, Сирнт и прочие, кроме Эрринда, сидевшего левее Айлма. Кариффийцы располагались напротив, сам государь - против Орбальда. Пир проходил оживленнее прежних, ибо Дикий Гусь неустанно являл свое мастерство переводчика, поспевая за всеми прямо-таки играючи. В очередной раз поднимая кубок, Навригум Кариффийский объявил:
  - А сейчас я пью за твою приемную дочь, король Дарфилира. Хвала ее находчивости, благодаря которой она может без смущения сидеть среди нас.
  Все разразились бурными возгласами. Орбальд рассмеялся и сжал мне руку, весело глядя в глаза. Айлм когла я посмотрела на него, чуть заметно кивнул: молодец, Медвежонок. Веселье грозило затянуться, и, не дожидаясь его конца, мы с Айлмом и Эрхартом выскользнули из-за стола и поспешили удалиться в сад.
  - Итак, завтра. - Многозначительно произнес Айлм.
  - Ты узнал что-нибудь важное? - Спросила я.
  - Не особенно. Лиоль говорит, что ее госпожа имеет обыкновение выбирать загадки, трижды раскрывая большую книгу наугад и касаясь страницы пальцем. Причем, проделывает она это в полном одиночестве, удалив даже наставницу.
  - М-да, - покачал головой Эрхарт. Айлм ни с того ни с сего спросил:
  - Скажи, Эрхарт, ты читать умеешь?
  Мореход решительно покачал головой.
  - Чего нет, того нет. Уж я бы не стал скрывать.
  - Мы двое читаем, но не знаем кариффийского. Что до их хитрых значков, - он сунул руку за пазуху, достал светлый моточек и развернул. - Вот.
  То был небольшой листок арибиса, и на нем темнели тщательно выведенные знаки кариффийского письма, а рядом соответствующие эрпиадийские знаки, если они были, а там, где не было, сочетания, поясняющее, как читать знак.
  - Это я получил от Лиоли, - пояснил Айлм. - Теперь мы с Эррен сможем разобрать знаки, а ты перевести для нас слова. Подсмотреть и точно запомнить, куда попал палец красавицы, смогу только я. И я же унесу книгу. Как стемнеет, ждите меня в спальне Эррен. - Айлм повернулся и двинулся прочь. Мы с Эрхартом смотрели ему вслед.
  - Как ты думаешь, у него получится? - Спросил Эрхарт.
  - Конечно. - уверила его я.
  Солнце уже садилось. Мы вернулись во двор для гостей и уселись в моей спальне, оставив распахнутой дверь на галерею. Разговаривали мы мало и о чем-то случайном, и не испытывали ни малейшего желания зажечь свет. Вернулись с пира наши спутники и наполнили двор шумными возгласами. Затем кое-кто ушел в спальни, а кое-кто так и остался во дворе, правда, теперь уже они галдели потише. Меня начала одолевать дремота. И тут Эрхарт толкнул меня в бок. И я увидела в дверном проеме какую-то высокую женщину в темном покрывале. Женщина прошептала голосом Айлма: "Это я. Закройте дверь и зажгите светильник".
  Когда мы выполнили обе его просьбы, Айлм скинул покрывало и сел. На нем была теперь только нижняя рубашка, поношенная и застиранная, с раунгийским шитьем. И к груди он прижимал одной рукой знакомую толстую книгу.
  - Удалось. - Сказал он, положив книгу себе на колени и переместившись поближе к свету. - Я был снаружи, на стене. Никто меня не видел. А я прекрасно видел все, что происходило в ее покое. Она удалила всех, взяла книгу и подошла с ней к окну. В случае чего, я бы влез: окно было открыто. Подошел бы к ней бесшумно и глядел через плечо. Но не понадобилось. Все светильники были убраны, кроме одного, свет которого падал на страницы. Поглядите, как крупно и четко эти страницы помечены сверху. - Айлм раскрыл книгу. Наверху страницы стоял крупный значок, указывающий ее порядок. По нашему арибису с подсказкой, получалась девяносто восьмая. Айлм указал третью загадку сверху. - Вот здесь.
  Сверяясь с подсказкой, мы принялись разбирать нужные строчки. В каждое слово, которое один из нас поочередно произносил, Эрхарт вслушивался несколько раз, и лишь затем называл его по-гуайхски. Когда заканчивалось предложение или даже его часть, мореход немного переделывал то, что уже сказал. И вот первая загадка и разгадка к ней прочитаны.
  - Пошли дальше. - Радостно сказал Айлм. И снова раскрыл книгу. Теперь почти посередине. Седьмая загадка на странице. Находить их было легко, потому что каждая новая загадка выделялась отступом, большой нарядной буквой в начале и маленьким особым значком в конце. Разгадка шла отдельной строчкой, с отступом поменьше, а в конце помещался чуть другой значок. С этой загадкой мы справились чуточку быстрее. А затем одолели и последнюю, расположенную за несколько страниц до конца книги.
  - Вот и хорошо, - сказал Айлм, поднявшись и набрасывая на плечи покрывало. - Я пошел вернуть книгу. А ты, Ноарль, сходи к Орбальду, посмотри, не спит ли он. Если не спит, скажешь ему отгадки прямо сейчас. Если да, отложим до утра. - Как следует завернулся в покрывало, под которым бесследно исчезла большая книга, вышел и растаял в ночи.
  Я поспешила спуститься во двор. Дверь Орбальда была приоткрыта. Он о чем-то тихо беседовал с Линвидом. Я произнесла:
  - Король Орбальд, мне есть что тебе сказать.
  - Входи, Эррен. - Обрадовался он. Я вошла. Они с Линвидом сидели в темноте друг против дружки. Я подсела к королю и зашептала ему на ухо. Линвид глядел в пол, ничем не выказывая любопытства.
  Орбальд почти не удивился, когда меня выслушал. Он неплохо представлял себе возможности Айлма. Подробностей того, как мы добыли разгадки, я рассказывать не стала, как-нибудь потом. Король обрадованно сказал:
  - Я вижу, вы трое потрудились на славу. И я этого не забуду. Только завтра на испытании не теряйтесь, и уж всяко ничего не показывайте, если она вдруг переменит загадки. Вывернемся.
  - Вывернемся. - Ответила я. Простилась и поспешила к себе.
  9.
  С утра все было спокойно. Лиоль несколько раз прибегала к Айлму и передавала ему, что делает ее госпожа. Эрджиат-Фарузель, главным образом, перебирала наряды и требовала от служанок то одного, то другого. Того, что книгу забирали, а потом положили на место, похоже, никто не заметил. Государь Навригум, бодрый и бесстрастный, разбирал дела. Весь двор занимался кому чем положено, но все от старшего советника до младшего поваренка чуть что многозначительно переглядывались. Только палач, развалившийся на краю помоста близ плахи, глядел в небо, делая вид, будто все происходящее его не касается.
  И вот старший слуга с жезлом явился в наш двор и объявил, что великий государь Навригум и его прекрасная дочь Эрджиат-Фарузель ждут короля Орбальда в Большом Зале. Орбальд без промедления последовал за старшим слугой. За ним в строгом порядке двинулись остальные. Мы с Айлмом и Эрхартом, как всегда, держались втроем.
  Большой Зал был отменно убран. Близ престола государя, левее, чуть ниже и малость впереди, лежала на деревянной подставке расшитая подушка для Прекрасной Кариффийки. Сама она сидела, склонив голову набок и подперев щеку рукой, во всм обилии приличествующих случаю тонких платьев и украшений, с лицом, закрытым покрывалом справа, но открытым слева. Подле нее стоял переводчик Дикий Гусь.
  Властители обменялись приветствиями. Навригум спросил Орбальда, здоров ли тот и готов ли разгадывать загадки. Ордальд поблагодарил и сказал, что с радостью ждет начала испытания. Вновь прозвучало обещание в случае неудачи не причинять ущерба никому из спутников Орбальда. И после этого государь простер руку. Все глаза устремились на Эрджиат-Фарузель.
   Ее голос коротко прозвенел. Дикий Гусь перевел: "Первая загадка". Все кругом подобрались, тишина стала просто невероятной. Красавица продолжила: плавно, нараспев, явно стихами.
  - То не дерево, не трава и не куст, - зарокотал переводчик, разумеется, не в стихах. - Но оно дает добрые плоды. И плоды эти желанны и на кухне властителя, и в котле последнего бедняка, и любой ест их с удовольствием, отдельно или как приправу к другим блюдам, а, идя куда-то и почуяв, что они произросли рядом, испытывает трепет, словно охотник, жажадущий добычи.
  Та самая загадка. Красавица нас не перехитрила. Орбальд помолчал немного, глядя на стену над головой девушки и небрежно сказал:
  - Съедобные грибы.
  Переводчик посовещался с государем и его дочерью. Государь извлек из-за пояса свернутый в трубочку лист. Развернул. Прочел.
  - Верно. Съедобные грибы. - Сказал переводчик.
  Настал черед второй загадки.
  - Он кажется хрупким и обреченным на гибель, но люди снова и снова доверяются ему, ибо слишком силен зов дальних стран, а без него в них попасть еще труднее; и вот одни гибнут в пути, а другие возвращаются домой с щедрой наградой и рассказами об удивительных делах.
  - Корабль. - Ответил Орбальд. И опять верно.
  А третью загадку Эрджиат-Фарузель вдруг переменила. Наверное, с досады, что разгаданы две первые.
  - В доме жили трое: старуха и два ее сына. - Мы с Айлмом переглянулись. - Однажды старуха осталась одна, а сыновья ушли рыбачить. - Я посмотрела на Айлма, а затем на Эрхарта с улыбкой облегчения. В детстве я слышала похожую загадку у нас на Кальме. Только там сыновья ушли к своему стаду. - Оставшись одна, старуха стала хлопотать по хозяйству. Близ дома была вырыта большая яма, в которой сыновья собиралсь устроть погреб. Старуха не заметила ее и провалилась. Но, когда вернулись сыновья, встретила их на пороге. Как она выбралась?
  Навригум безмерно изумленный, сказал дочери, что такой загадки нет. Она ответила, что такая есть. Я между тем переглянулась с Орбальдом. И поняла по его глазам, что он тоже знает эту загадку.
  - Я отвечу. - Провозгласил он, подняв руку. Все умолкли и посмотрели на него. И он спокойно произнес:
  - С большим трудом.
  Услышав перевод ответа, красавица негодующе вскрикнула. Отец уставился на нее, сперва с любопытством, а затем с задорной улыбкой. И разразился смехом. Смех подхватили все вокруг. Красавица вскочила и бросилась к боковой двери. Служанки остановили ее и, смеясь и шушукаясь, потащили обратно. Она высвободила руку и придержала покрывало, закутав им лицо, и отвернув голову прочь. Служанки толкнули ее к Орбальду. Она отворачивалась, до предела вывернув шею. Ее ноги уперлись в пол в двух шагах от неподвижного улыбающегося Орбальда. Внезапно она упала на колени и сложилась, уткнув в колени лицо. Служанки невольно выпустили ее. Она попыталась ускользнуть. Ее поймали. Тут государь, медленно расправив поджатые ноги, сошел с престола. Он приблизился к дочери, поднял ее и распрямил. Затем поманил к себе Орбальда. Тот подошел. И государь Навригум вложил в его ладонь руку своей прекрасной дочери. Тут же протрубили трубы. Затем томно зарокотали многострунные кимталы. Вступила флейта, высокая и протяжная. Все раступились. Медленно приблизился играющий флейтист. Продолжая играть, он медленно обошел Орбальда и красавицу. Орбальд по-прежнему держал ее за руку. Она была неподвижна и глядела в пол. Служанки у них за спиной построились полукругом и что-то запели. Затем флейтист опустился на одно колено перед государем. Тот достал золотую монету и, наклонившись, положил ему на ладонь. Флейтист, нагнув голову поблагодарил. Государь помог ему встать. Затем что-то сказал.
  - Отныне вы муж и жена. Пусть ваша совместная жизнь будет долгой и дружной, а потомство обильным. - Перевел Дикий Гусь. Придворный писец занес в свой свиток запись о только что заключенном браке. Затем государь сказал, что просит нового зятя погостить три дня, ибо нужно должным образом отпраздновать свадьбу, а заодно и кое-что обсудить. Орбальд ответил согласием.
  За все три дня увеселений невеста не проронила ни слова. Правда, в первое утро после бракосочетания служанки в лучах раннего солнышка увидели, что у нее умиротворенное и посвежевшее лицо. Но, едва она, проснувшись, открыла глаза, они оторопело блеснули и тут же стали непроницаемыми. Невеста молча выслушала поздравления и позволила себя умыть и одеть, а в дальнейшем появлялась всюду, куда ее водили, но, словно, без особого желания. Что до Орбальда, то он непрерывно улыбался, вовсю торжествовал и ловко откликался на бойкие шуточки своих людей. Помимо музыки во время торжеств во множестве звучали песни и стихи. Мне тоже дозволили в этом участвовать, хотя большинству слушатеелй мешало незнание языка, и я не стала их слишком утомлять. При случае я спросила у Лиоли, остается ли теперь в силе приглашение Прекрасной Кариффийке заходить к ней. Лиоль ответила:
  - Не знаю. Но думаю, если тебе очень захочется посетить ее покои, можешь зайти к ее девушкам. Ко мне, например. - И рассмеялась. Айлм похлопотал, чтобы ее включили в число служанок, которые будут сопровождать госпожу на север. Она побаивалась поездки, но Айлм уверял ее, что все в любом случае сложится хорошо, и что даже, когда в Раунгаре найдутся ее родственники, они не станут спешить забрать ее к себе и не распорядятся ее судьбой, как им вздумается. Ведь человеку, который вырос вдали от дома, нелегко обрести его по-настоящему. А Закон о Детях более мягок в случае с уже взрослыми детьми. Немало таких детей и вовсе не обнаружилось. И немало умерло в рабстве, не дождавшись выкупа или похищения посланцами с родины. У Лиоли было то существенное преимущество, что она свободно говорила на языке своей матери. И если, расставшись в Лариге с нынешней госпожой, Лиоль пожелает и впредь служить по найму, подходящая госпожа в Раунгаре найдется. Обсуждая все это со мной, Лиоль качала головой, и то вздыхала, то улыбалась.
  И вот отшумели празднества, был составлен подробный договор между властелином Кариффи и королем Дарфилира, и от салфор-андайдских пристаней отошли под многоголосые прощальные крики два корабля. Один гуайхский с прямым парусом, на котором мы прибыли, и второй - кариффийский с двумя косыми парусами и, соответственно, без реи наверху мачты; на нем находилась новобрачная с несколькими служанками и несколькими воинами-кариффийцами. Король Орбальд стоял на своей палубе, и в дороге намеревался посещать молодую жену, а потом опять возвращаться к себе. И это устраивало всех. Кариффийский берег уменьшался, пока не пропал вдали. Зеленые волны колыхались и блестели под жарким солнцем и брызгали пеной нам на палубу. Попутный ветер покинул нас, и мы пошли на веслах. Но на втором корабле по-прежнему стояли паруса. Моряки ловко поворачивали их, и корабль не отставал от нашего, хотя к веслам на нем никто не садился, да и шел он не нос в корму, а по более длинному и сложному пути.
  - Они что, при любом ветре могут под парусами ходить? - Вырвалось у меня.
  - Почти. - Ответил Эрхарт.
  - Даже при противном?
  - При противном они шли бы вот такой вот змеей: - Палец Эрхарта замелькал в воздухе, рисуя змею. -Здесь требуется особая ловкость. И это медленно. Но верно.
  - Да, они умелые моряки. - Согласилась я. А когда ветер переменчив, только и знай, что следи за парусом. Туда-сюда. Умаешься.
  - А на веслах не умаешься? - Лукаво спросил Эрхарт.
  - Это другая маята. Тяжелее плечам, но проще. - Заметила я. - И все-таки весла у них есть. Хотя, меньше, чем у нас.
  - А как же. - Кивнул Эрхарт. - На всякий случай. Заметь, в наших водах они справляются не хуже, чем у своих берегов. И, хотя мне наши скорлупки больше по сердцу, думаю, завести такие, как у них, тоже не помешало бы. Конечно, с нашей резьбой, и чтоб руль по-нашему, и весла...Для особо сложных и далеких плаваний. Например, чтобы открыть новые земли на западе.
  - Думаешь, там, к западу, что-то есть?
  - Возможно. Надо проверить. Или дойти до Края Мира. Просто, чтобы поглядеть, каков он. И потом, если у мира есть край, за ним что-то еще, верно?
  - Верно. - Я вздохнула. У меня закружилась голова.
  - Но сейчас меня больше всего тянет домой, - улыбнулся он.
  - Меня тоже. - Подхватил Айлм.
  Плавание на север проходило без особых происшествий. Для стоянок в Эрпиаде и Верантуре мы выбрали другие гавани, чтобы повидать что-нибудь новое. Причем, дойдя до Верантура, как и намеревались прежде, дошли до устья реки, где стоит их столица, и поднялись по реке вверх. Да, Верантур оказался могучим городом, и недаром о нем издавна шла столь громкая слава. И опять Орбальд отпустил нас втроем посмотреть здешние чудеса. И все что угодно, будь то памятник древнему герою или упершийся посреди улицы осел, величественное здание или две не поладившие соседки, напыщенный стражник или разряженная и раскрашенная женщина на высоко поднятых раскрытых носилках, все вызывало приступы беспричинного буйного смеха. Так что на нас то и дело оборачивались. Особенно мы веселились, когда я вместо положенного "куртизанка" произнесла "крутизанка" толком не расслышав Эрхарта.
  - Вообще-то в этом есть смысл, - заметил Айлм, когда смех немного поутих. - Крутизанка, потому что она все время с кем-нибудь крутит.
  - А нас жизнь достаточно крутит и без всяких крутизанок. - Подхватил Эрхарт.
  - И не только на море. - Ответил Айлм.
  - Так что мы будем любить простых женщин, чтобы обрести с ними покой.
  - Обретете вы с кем-нибудь покой, как же. - Огрызнулась я. Айлм добродушно сказал:
  - Но мы не оставим надежду.
  В Раунгаре нас ждала теплая встреча. И эта страна, чужбина для всех, кроме Айлма и, отчасти меня, вдруг показалась нашим спутникам порогом родного дома. Они с бурной радостью высыпали на берег, предоставив людям короля И позаботиться о наших двух кораблях. Король И оказал королю Орбальду и его прекрасной супруге щедрое гостеприимство. Мы отдыхали и веселились, пока здешние мастера приводили в порядок наши корабли. Женщины из Дома Ласточки пытались расшевелить Эрджиат-Фарузель, и это им удалось, ее быстро перестало смущать, что она не знает языка и не может обойтись без Лиоли. А Лиоль не думала о предстоящей ей рано или поздно встрече с незнакомыми родными: не до того было. Я, конечно, при первой же возможности кинулась к дочери. И мне показалось, что она узнала меня. Эрджиат-Фарузель тоже пожелала взглянуть на мою дочь. Она явилась в дом Рэомали со всеми своими сопровождающими, встала против колыбели и долго и пристально глядела на девочку. Девочка вытаращила на не глаза в торжественном изумлении. Затем протянула руку. Кариффийка подошла поближе. Девочка схватилась за одну из длинных подвесок тяжелого ожерелья, поднесла к лицу и принялась теребить. Красавица сдержанно рассмеялась, сняла с руки чеканный золотой браслет и отдала девочке. Та принялась играть с ним, забыв о посетительнице. И посетительница незаметно вышла. Когда она покинула дом, Рэомаль облегченно вздохнула.
  - Как она тебе? - Спросила я.
  - Не знаю. Красивая, конечно. Но не уверена, что они с твоим королем пара. Хотя, может, когда дети пойдут, изменится к лучшему... - И Рэомаль покачала головой.
  Часть вторая. Стужа и яд.
  1.
  Когда король Орбальд стал прощаться, король И спросил, не согласен ли он, чтобы я осталась еще ненадолго, и пообещал, что отошлет меня домой под надежной охраной. Орбальд не возражал. И я с удовольствием осталась в Лоэ, проводив корабли. Айлм, понятное дело, тоже остался. А Лиоль отплыла со своей госпожой в Лариг, хотя все здесь надеялись, что не навсегда. О родных ее пока никто ничего не услышал, но поиски велись. С дозволения короля И, я перебралась к Рэомали, чтобы быть поближе к дочери. И в эти дни, при мне, девочка начала говорить первые слова. Несколько раунгийских и кое-какие гуайхские: вперемешку. В течение нескольких месяцев она слышала вокруг себя только раунгийскую речь. Я же, возясь с ней, старалась ее не путать, но нет-нет да невольно сбивалась на язык гуайхов. А она подхватывала все, не разбирая, что откуда. Рэомаль посмеивалась и говорила, что это нестрашно: подрастет - разберется. И сожалела, что я не могу остаться здесь насовсем.
  Бывая при дворе, я переслушала бессчетное множество раунгийских песен. А, когда предлагали спеть мне, зажмуривала глаза и вспоминала, как меня слушал Старый Дау. Выслушав последнюю из моих песен раунгийского склада, король И спросил Айлма:
  - Скажи-ка, Айлм, по смыслу это очень похоже на то, что сочиняют у нас?
  - Не отличишь, - уверенно ответил Айлм.
  - А те твои стихи, что она переложила на свой язык?
  - Могу подтвердить, что у нее это вышло превосходно, - отозвался тот.
  - Ну, если так, то Медвежья Внучка могла бы сочинять и на нашем языке. Ты часом еще не пробовала? - Он испытующе посмотрел на меня. Я покачала головой. - А почему же? Попробуй. У тебя непременно получится.
  Слова короля до самой ночи не выходили у меня из головы. Я твердила себе, что такое невозможно. Но в свое время я не верила, что возможно сочинять стихи раунгийского склада по-гуайхски. А потом, что стихи можно перевести стихами с раунгийского на гуайхский. Но пришлось поверить, ибо я вдруг, сама не знаю как, добралась сперва до одного, а затем до другого. А что, если и стихотворство на чужом языке в моих силах? И все же, засыпая, я отмахнулась от этой мысли. Но в последующие дни она подбиралась ко мне снова и снова. И вот как-то, сидя близ дома Рэомали, я наблюдала за своей дочерью, ползающей по траве. Вот девочка замерла, приподнявшись на ручках, и уставилась на свою тень, густую и почти синюю под ярким солнцем. И вдруг стремительно направила голову носом в траву и выбросила вперед ладошку. Что-то маленькое и бронзовое подпрыгнуло, блеснув на солнце, и скрылось в траве. Кузнечик. Я вскочила и подбежала поближе. Низко наклонилась. Травы кишмя кишели кузнечиками, муравьишками, жучками и гусеницами. Мимо самого моего лица тяжело пронеслись в воздухе две спаривающиеся темные бабочки. Над цветами гудели пчелы. Сколько их вокруг. Как это я их до сих пор не видела? С нескольких попыток мне удалось поймать кузнечика. Я показала его дочери. Тут к нам подошли Рэомаль и няня, сидевшие поодаль. Я кивнула на кузнечика и спросила, как это существо зовется по-раунгийски. Они ответили. Затем я выучила имена еще нескольких мелких созданий, прежде мне незнакомые. А кузнечика, само собой, отпустила, объяснив дочери, как могла, что такое доброе создание можно поймать только для того, чтобы рассмотреть, а затем сразу же надо вернуть ему свободу. Между тем в голове у меня все повторялись раунгийские слова: "Веселый бронзовый кузнечик пропал в лесу зеленых трав..." И внезапно поняла, что это не просто слова, а стихотворная строчка. Тут же мне показалось, что к ней нетрудно найти пару. Я села, обхватив голову руками, и стала искать. А. когда мы возвращались в дом, прочла Рэомали, няне и малышке такие стихи:
  Веселый бронзовый кузнечик пропал в лесу зеленых трав;
  Не отличен и не отмечен, знай, носится себе стремглав.
  Раздолье мелкому народу под летним солнцем на лугу
  А чуть поодаль смотрит в воду беленый дом на берегу.
  Там происходит жизнь иная, но и она пока добра,
  И ты дивишься, вспоминая, как хлещут злобные ветра.
  Но станет легче путь суровый, когда, продрогнув и устав,
  Ты улыбнешься, вспомнив снова кузнечика средь мирных трав.
  Рэомаль поглядела на меня во все глаза.
  - Ноарль, это ты сложила? Прямо сейчас.
  - Да, прямо сейчас.
  - Ты способна удивлять людей до бесконечности. Я видела, как ты сидишь, вся сжавшись, я так и поняла, что луговые травы тебе что-то нашептывают. Но что сейчас и здесь, при мне, женщина из чужих краев сочиняет стихи на нашем языке... Что я свидетель чего-то нового и небывалого... Нет, об этом я бы не догадалась. И мы первые это услышали, раньше короля, а, няня?
  - Раньше короля. - С гордостью подхватила няня. Что же, мало какой няне выпадает подобное.
  Король узнал новость еще до нашей встречи ближе к вечеру. И все при дворе, разумеется. Ибо сразу же посмотрели на меня с нетерпением, и король, едва я его приветствовала, повелел:
  - Говори стихи. - И не уточнил, какие. И так было понятно. Пока я произносила их, молчание во дворе было полно живого любопытства, а, когда мой голос затих, стало ровным и теплым. И, наконец, король И сказал:
  - Вот видишь, а ты сомневалась. Иди вперед шаг за шагом, и, кто знает, может, когда-нибудь ты получишь разряд на состязаниях в Ирао.
  - Ой, нет! - Я смутилась и замахала руками. Все рассмеялись и загомонили, уверяя меня, что слова короля больше, чем просто шутка. А чуть позже Айлм тихонько подошел ко мне, сжал руку и произнес: "Это будет. Я знаю" и спокойно улыбнулся.
  Ехать домой я решила сушей: я устала от моря. Мне выделили восемь сопровождающих, как раунгийскому руэму. И одним из восьмерых был Айлм. Мы стремительно скакали по летним лесам, смеялись и пели. Ни в Бельте, ни в Зеране, казалось, не осталось ни горестей, ни бед, повсюду восторжествовали мир и счастье, и на каждом встречном лице светилась спокойная добрая улыбка. Все вести из Дарфилира, в том числе, и из Ларига, тоже были добрые. Молодая чета благополучно достигла гавани. Орвид, оставленный блюсти престол в отсутствие короля, устроил им отменную встречу и порадовал Орбальда превосходным состоянием дел по всей стране. Юная королева с детским любопытством оглядывается вокруг, и все в ее новой стране ее радует. Правда, она даже не пытается заговорить по-гуайхски. А вот Доригаль, одна из ее служанок, схватывает просто на лету, и к зиме уже сможет подробно переводить. А то и обучит новому языку свою робкую госпожу. Лиоль тоже уже пытается кое-как объясняться. Она, правда, останется при госпоже лишь до поздней осени, а там простится с ней и отбудет в Раунгар на родину матери. Эрхарт уже простился с Орбальдом, получил щедрую награду и сел на тидисийский корабль, который, надо же такому случится, принадлежит его другу детства. А еще явно идет дело к свадьбе у Харвирен, няни маленького Орринда, и, Линкрима который живет в Лариге и занимается торговлей с Шингрисом и прочими Окраинными Землями на востоке. Родом он из тех же мест, что и Харвирен, и даже немного знал ее в детстве. Его отец был беден и одинок, немногих родных, которых помнил Линкрим, унесли болезни. Как и отец, Линкрим с ранних лет работал на соседей. Такая жизнь наскучила ему, и он решил податься в Лариг искать счастья. Тут началась война из-за Прекрасной Вириайн, и поиски счастья пришлось отложить. Явились синкредельцы. До зимы покладистый и усердный Линкрим продолжал батрачить у соседа, в том самом доме, куда Харвирен принесла малыша Орринда после нашего с Вириайн поспешного бегства из лачужки доброй вдовы. А зимой случилась ссора между Линкримом и каким-то наглым синкредельцем. Синкределец остался лежать мертвым, а Линкрим, как многие другие, ушел в лес. Весной вместе с прочими уцелевшими он примкнул к войскам, освобождавшим страну, и с ними пришел сперва в Лариг, а там и в Тимбрунг. А, как только Орбальд распустил ополчение, поспешил обратно в Лариг, дабы осуществить давнее желание. Как и дома, он трудился, не покладая рук, и со временем приманил стойкую и добрую удачу. Теперь у него хороший дом в Лариге и всего вдоволь. Король еще не дал согласия, но быть не может, чтобы однажды не уступил. А малыша, который привязан к няне, скорее всего, оставят при ней; дом Линкрима вполне подходит, чтобы воспитывать там королевского сына. Я вспомнила, как тепло и робко улыбнулась Харвирен, когда мы с беременной Вириайн явились искать приюта у ее матери, и порадовалась за дочку честной вдовы. О ее глухонемом брате давно ничего не было слышно. Я помнила только, что по завершении войны, разыскав сына и предложив Харвирен пойти к нему в няни, король Орбальд выделил Глухонемому Харту кое-что из военной добычи, чтобы поправить хозяйство, тот взял в дом двоих горемык, потерявших кров, и они зажили себе потихонечку. Вдова, мать Харвирен и Харта, была здорова и справлялась со всем, с чем положено. Но надобность ходить на поденщину к соседям отпала, и теперь она смогла полностью посвятить себя дому. Харвирен порой навещала родных, но отлучаться из Ларига надолго и часто не могла. Зато вестями и подарками они с братом и матерью обменивались непрерывно. А вот люди про тот дом не очень-то говорили. И поэтому, хоть нам и пришлось заметно отклониться на восток от кратчайшего пути, я все-таки решила туда завернуть.
  Да, неказистый маленький домик заметно похорошел и оброс пристройками. Хлев стал больше, а рядом с хлевом возникла конюшня. На выгоне на пригорке паслось семеро коров с тремя телятами и несколько мелких, но густошерстых овечек. Когда мы подъезжали, на дорогу с шумными воплями выскочили трое. Один с дубинкой, другой с копьем, третий с топориком Во втором я узнала глухонемого сына вдовы. Я остановила коня и крикнула:
  - Харт, привет! Не узнаешь что ли? - Соскочила наземь, раскинула руки и улыбнулась. Глухонемой всмотрелся в меня и просиял. Что-то промычал, водя перед собой в воздухе ладонями. Затем обернулся к спутникам и замычал малость по-другому. Парень с топориком спросил:
  - Вы друзья?
  - А как же. Друзья.
  - А-а-а. - Он переглянулся с двумя другими и продолжал. - А не то прибегает соседский малец и пищит: раунги скачут, прямо к вам! Мы вот решили взглянуть, что за раунги. Хотя, вообще-то, что бы у нас и кому понадобилось? Тут живут люди и побогаче. - Он рассмеялся.
  - Мои спутники действительно раунги, - сказала я. - Но они пришли с миром.
  - Если так, пожалуйте в гости, - пригласил нас парень.
  Вдова обрадовалась мне не меньше, чем ее сын. Она тут же принялась собирать угощение, не очень-то отвлекаясь на болтовню, как у нее было принято. Раунги без смущения расселись кто где и отрешенно следили за хлопотами хозяев. Айлм ловко подхватил окорок, который выронил один из парней и легко, но ненавязчиво, присоединился к ним. Когда сели за стол, само собой, сперва завязался разговор о сватовстве Орбальда, затем о Раунгаре, и лишь затем о здешних делах, на которые жаловаться не приходилось. Приглядываясь, я заметила, что глухонемой приучился неплохо объясняться с названными братьями, не хуже, чем прежде с матерью и сестрой. Но держался с ними несколько по-другому. Из-за его недуга у него никогда прежде не было друзей, и теперь ему, наконец, привалило такое счастье. Обернувшись к Тигу или Дугу (как их называла его мать), он что-то выскуливал поверх плавно шевелящихся пальцев. Мать поглядывала на него и с печальной улыбкой покачивала головой. А затем обводила медленным взглядом раунгов, безмолвствовавших по причине незнания языка. То, что Айлм говорил по-нашему ничуть не удивило ни ее, ни парней. И даже то, что Айлму удалось вступить в бессловесную беседу с Хартом. А когда я упомянула, что Айлм оутэ, то есть, раунгийский гриулар, мать удовлетворенно кивнула, как человек, который чего-то такого и ждал. И пожелала услышать песню столь редкого гостя. Айлм охотно исполнил ее желание. Она слушала моего друга-раунга точно так же, как своего бессловесного сына, пытаясь уловить особый тайный смысл в том, что нечуткому уху показалось бы бессмыслицей, не стоящей внимания. И это ей удалось. У нее и здесь хватило трудолюбия, как бы далеко это ни было от хозяйства. Парни ко всему отнеслись проще: положено, так послушаем, а что да о чем, не нашего ума дело. Они и меня слушали с тем же бесхитростным усердным вниманием, а вдова с той же робкой печалью, проникающей дальше любого искушенного разума. Ближе к вечеру мы хотели продолжать путь, но нас уговорили остаться на ночлег. И мы уступили, хотя с нами девятерыми здесь стало тесновато, а до более просторного места ночлега мы еще вполне добрались бы. Но мы прекрасно выспались. А утром обменялись подарками; у каждого из моих спутников-раунгов нашлось, что предложить, ну, а я, как легко догадаться запаслась разными вещицами, годными для подарков, во время плавания по южным морям и пребывания в Тану-Салфоре. С хозяйкой и парнями мы простились у дома, а Глухонемой поехал проводить нас проводить и вывел на хорошую дорогу. По ней мы попали в окрестности Двора Десяти Утопленников. Правда, туда заезжать не стали, лишь через встречного передали привет. А сами знакомым путем поскакали в сторону Ларига.
  2.
  На следующее утро, отъехав малость от места последнего ночлега, мы выбрались на берег реки и поскакали вниз по течению. Далеко впереди показались знакомые крыши. Айлм улыбнулся и сказал:
  - На этот раз я не стану исчезать. Мы явимся к королю в открытую.
  Я ответила улыбкой и кивнула.
  Когда мы поравнялись с первыми дворами, народ кругом зашумел и забегал. Там и сям слышалось: "Едут. Вот они" или "Ой, и все без штанов!", "Да, у них так принято", "Зато наша гриулари опять в штанах", и далее смех и останавливающее его суровое "Тссс". Вскоре показались едущие нам навстречу королевские воины во главе с Линвидом. Король ждал нас, ему уже сообщили, что мы на подходе. Он вышел во двор и стоял там вместе с Эрджиат-Фарузель, одетой по обычаям своей страны и лишь кое-что из украшений заменившей подаренными здесь. Ее служанки тоже были одеты, как прежде. За исключением Лиоли. Она красовалась в гуайхском наряде, и он ей пришелся к лицу. Она все время приветливо оглядывалась на Харвирен, державшую за руку хмурого и лобастого малыша Орринда. Когда я поглядела мальчику в глаза, он сощурился, после чего снизошел до улыбки. Орбальд сказал:
  - Наконец-то я вижу тебя, моя приемная дочь. Как я догадываюсь, путешествие прошло благополучно. Король И сдержал слово: не оставил тебя в Лоэ слишком надолго и дал отборных сопровождающих. Айлм, когда вернешься, передай ему мою благодарность. А тебя я само собой благодарю: и за содействие в моей поездке на юг, и за то, что доставил в Лариг в целости и сохранности Эррен дочь Тинда. Будьте моими гостями, раунги.
  Когда все стали проходить в дом, ко мне со всех ног кинулась Орси, моя служанка. Она поспешила сообщить мне, что в моем ларигским доме все в порядке и что она очень скучала по мне. Я спросила, а поехала бы она со мной в Кариффи, если бы я решила, что мне без нее не обойтись. Она густо вспыхнула и сказала:
  - Конечно, поехала бы, если бы ты приказала. Уж как-нибудь. - И глубоко вздохнула при мысли, что опасное путешествие позади.
  Король Орбальд принимал раунгов не хуже, чем его самого с его людьми король И. Если кто и чувствовал настороженность, она улетучилась мало-помалу, и все перемешались: хозяева и гости. Юный Орринд бойко и без стеснения подбегал к ним, дергал за одежду, показывал пойманного им жука или внезапно сообщал что-то важное для него, а они улыбались, пытаясь скрыть, что не поняли. Правда, Айлм и его семь раунгов согласились побыть у нас только один день. Утром они собрались в дорогу. Я поехала проводить их. Мы с Айлмом задержались на вершине гряды к югу от Ларига, с которой путник обычно бросает последний взгляд на реку и поселение.
  - Как не хочется расставаться, - призналась я.
  - Может, поедешь с нами? - Пошутил он.
  - Нет.
  - Ладно, служи и впредь своему королю. И да минуют вас обоих опасности. Мы, конечно, еще непременно увидимся. И не раз.
  - Да, мы увидимся.
  - Смотри, раунгийское стихотворство не забрасывай. - Произнес он с улыбкой строгого наставника. - Король дело говорил: надо тебе дойти до такого мастерства, чтобы получить хотя бы первый разряд в Ирао.
  - Да перестань. - Отмахнулась я. Он пристально поглядел мне в глаза и сказал:
  - Посмотрим. Главное, непрерывно совершенствуйся. - Помедлил. - Что еще? А, вот: вижу, ты загрустила. Послушай песню. - И спел ее, выпрямившись в седле:
  Прощанье с друзьями всегда тяжело,
  Но что с этим сделаешь? Время пришло.
  Все знают, что минула эта беда
  Лишь тех, кто друзей не имел никогда.
  Но мыслимо ль сжиться с такою судьбой?
  Уж лучше в печали проститься с тобой,
  Надеясь на встречу когда-нибудь впредь.
  Коль не о ком вспомнить, то не о чем петь.
  А кто не поет, тот живет, точно зверь,
  Пусть в дом, а не в нору ведет его дверь,
  Пусть крепок и полон добра его дом,
  И прянный вздымается пар над котлом.
  Уж лучше лишиться огня и котла,
  Весь век не иметь ни двора, ни кола,
  Чем век не узнать никого, для кого
  Слагаешь стихи, дожидаясь его.
  Затем убрал арфу, подержал меня немного за плечи и шепнув: "Прощай", поскакал прочь. А за ним семеро остальных.
  3.
  Пустой горшок из-под вельиного варенья я в тот же день нашла у себя дома и подумала, что неплохо бы наполнить его чем-нибудь здешним и отослать Велье на Кальм. В один из ближайших дней я так и поступила, и бойкие корабельщики повезли моим домашним горшок превосходного ларигского меда. И впридачу стихи:
  Мед мы дарим
  Милым, что дом
  Хранят. Ибо нет
  Кроме них опоры;
  Пусть нас вспоминают.
  Окрестности Ларига всегда славились своими пасеками, а кое-где жили и бортники, и в обеих гаванях, Зимней и Летней, круглый год был неплохой выбор меду. Нынче летом его привозили особенно много. Всякая иная торовля тоже шла хорошо. Меня узнавала добрая половина торговцев. Многие окликали, спрашивали, как мне плавалось с королем, как Рунгар и как мне понравилось в Кариффи. Один торговец поблагодарил за то, что помогла королю вернуться живым, да еще и с невестой.
  - Ну, это не только моя заслуга. - Уточнила я.
  - Брось. - Он сощурился, склонив голову набок. - Все знают, что если бы не ты, Орбальд не разгадал бы загадок. И мы лишились бы короля.
  - Такой же благодарности заслуживают и двое других. - Настойчиов сказала я. - И король их уже поблагодарил. Но вообще-то, - я огляделась, нет, все спокойно, - лучше об этом не болтать, чтобы не дошло до ушей королевы. Ей вряд ли понравится, что Орбальд получил ее не в честном состязании.
  - Состязания в загадках честными не бывают. - Возразил торговец. - Да еще и где-то в Кариффи. Загадки это сплошное лукавство, и только лукавцы играют в загадки на чью-то жизнь. Обман против обмана это законно.
  - А если в гриуларской игре ставка - жизнь? - Спросила я. - Это как?
  - Это другое дело. - С важностью изрек его сосед. - Твое ремесло доброе и благородное. Здесь хитрость в прислугах у чести. Хитрость не сама по себе плоха, а худо, когда она заправляет.
  - Да, всему свое место. - Подхватил первый торговец.
  - И сплетням тоже. - Осторожно подначила их я.
  - И сплетням? Да, люди, конечно, судачат. Но потихонечку. Может, до королевы и не дойдет. А дойдет, невелика беда. Куда она денется?
  - Хорошо, чтобы она вовремя поняла. - Вздохнула я.
  Ближе к осени король Орбальд разрешил мне поехать домой на Кальм, велев непременно вернуться к первым снегам. Примерно в то же время уезжала в Раунгар Лиоль. Ее родные нашлись. Они жили на севере Раунгара в Доэлиосе, близ грозных Кумреа. Но семейство Кумреа в последнее время притихло, а родичи Лиоли соседствовали с ним достаточно долго, и мы обе надеялись, что пережить в Доэлиосе что-либо скверное Лиоли не предстоит. А там она, вернее всего, подастся в Лоэ и поступит в услужение. Во многих хороших домах наслышаны о ее судьбе, и ей легко будет получить место. Она была среди тех, кто провожал мой корабль. Ну и, конечно, Линвид и Сирнт, то и дело упоминавшие меж собой дочь Линвида Линрис.
  Орси радовалась прибытию на Кальм не меньше моего. В прошлый приезд она успела сдружиться и с моей невесткой Харси, и с другими молодыми женщинами и девушками нашего острова. Виртинд и его воины тоже ехали не к чужим. Если бы не заметно подросший сын Харси, можно было бы подумать, что я никуда не уезжала. Дела в доме шли на лад. Вечером собрались соседи со всех десяти дворов Кальма: послушать мои рассказы. На другой день после приезда я взяла лодку и поплыла на Тидис навестить Эрхарта. Он был бодрым и свежим, пришедшим в себя после долгих странствий, и пока что никуда не собирался. Конечно, и его родные, и он сам прекрасно понимали, что это не навсегда, но, пока можно, старались радоваться настоящему, а в будущее не заглядывать. А жена Эрхарта, что ждала мужа семь лет, держалась и глядела на людей так, что я догадалась: радость встречи обернется к весне или к началу лета прибавлением семейства. Вообще в этот приезд я больше, чем в прошлый бывала в гостях то тут, то там. Повсюду текла привычная жизнь. Вот только, обсуждая, что да как с урожаем, скотиной, морской добычей и запасами на зиму, люди прикидывали, что пойдет как дань королю Орбальду. И добродушно усмехались. От страстей, бушевавших прошлой осенью, не осталось и дымка над тлеющими угольями. Островитяне готовились сами свезти дань к Бауннскому Тарду, а он должен был погрузить все на корабли и доставить в Лариг. Предполагалось, что грузы будут готовы на исходе осени. Как раз, когда мне настанет пора возвращаться. И дядя Тард объявил, что возьмет меня на первый корабль. Я представила себе, как схожу на ларигский причал с корабля, груженого данью для Орбальда, и люди Тарда тут же принимаются таскать тюки и бочонки и складывать рядом со мной. Меня разобрал смех
  - Двоюродный дядя, люди подумают, будто я тоже вхожу в дань. - Проговорила я.
  - А так и есть, двоюродная племянница. - Тард ухмыльнулся и щелкнул пальцами, меряя меня взглядом. - Ты лучшее, что мы отдали королю с наших островов. И спасибо ему на том, что он хотя бы иногда тебя к нам отпускает.
  Просьба короля раунгов, о которой мне напомнил Айлм, дала плоды: пытаясь что-либо сочинять, я неизменно думала о ней, и действительно сложила кое-что по-раунгийски. Правда, ничем не осталась довольна. Еще были, конечно, и гуайхские стихи раунгийского склада, включая и парочку переложений, и, само собой, обычные гуайхские вирнс-гриулы. Я пела их на свадьбах, которые, как обычно начались, когда был собран урожай. А с последнего застолья, которое происходило на Баунне, меня повел к себе ночевать дядя Тард.С тем, чтобы утром без задержек сесть на корабль и отчалить.
  И вот я опять ступила на берег в Ларигской Зимней Гавани. Хлопья влажного снега падали мне на капюшон и залетали в лицо. Я жмурилась и отмахивалась, пытаясь хоть что-то увидеть. Кругом гудела толпа.
  - Мы здесь! - Крикнула Орси. К нам пробрался Линвид. Приветствовав меня, он спросил у Виртинда:
  - Все в порядке?
  - Как видишь. - Виртинд указал на три корабля, что пришли с Баунна. - Будешь смотреть?
  - Да. А вы идите.
  Я простилась с земляками, и мы зашагали через толпу.
  Еще по дороге к королю выяснилось, что я пропустила важное событие. Король, наконец, разрешил Харвирен выйти замуж за Линкрима, и их свадьба отшумела два дня назад. Как и предполагали люди, Харвирен взяла малыша Орринда в дом Линкрима, и теперь зовется не няней, а воспитательницей. Отец на следующий же день навестил сына, а затем мальчика приводили к отцу. Так теперь будет всегда, если Орбальд в Лариге. Посетив короля, а затем заглянув в свой домик, я пошла проведать молодых. Они бурно обрадовались мне и не сердились, что меня не было на свадьбе.
  - Но, смотри, песня за тобой. - С улыбкой сказал Линкрим.
  - Будет вам песня. - Пообещала я. - А пока послушайте кое-что, что я пела нынче осенью на Журавлиных островах.
  Но, конечно о попытках сочинять по-раунгийски я не обмолвилась. Сперва я не собиралась даже петь гуайхские пени раунгийского склада, но потом до них все-таки дошло. Супруги остались очень довольны и попросили не забывать их. Через несколько дней они получили от меня и обещанную песню в их честь:
  
  Голубка из глуши
  Догадаться могла ли,
  Что станет в достатке
  Жить с достойным
  Поселенцем Ларига,
  Славным Линкримом,
  Что от бед избавился сам.
  А помнит ли он,
  Как прежней порой
  Встречал то в чаще,
  То на круче над речкой
  Хрупкую Харвирен,
  Что в сохранности
  Вернула ей вверенное.
  В пути на восток
  Или просто у пристаней
  О доме думая,
  Он недаром
  Улыбчив, да будет
  Небо безоблачным
  Над парой прочной.
  
  Орбальд, услышав эту песню, опять вспомнил, что я не пристроена. И спросил:
  - Ну, а сама ты как? Сколько еще будешь одна? Может, пойдешь за Линвида?
  - Нет, не пойду. - Ответила я.
  Ой, смотри, - вздохнул он. - Всех упустишь. Сирнт нынче зимой женится на дочери Линвида, Виртинд себе где-то на севере невесту присматривает, и прочим не долго гулять холостыми. А за раунга я тебя не отпущу. Мне нужно, чтобы ты оставалась при мне.
  - Значит, останусь. - Я вздохнула
  С самого начала зимы пришли резкие холода. Дул порывистый ветер, над Ларигом кружили метели. В море не отваживались выходить даже самые дерзкие и отчаянные. И даже сушей ездило куда меньше путников, чем обычно. Но все же в Лариге хватало зимостойких жителей, которые через день-другой выбирались в окрестные леса на охоту или зачем-нибудь еще, а то и просто так; и молодежь с громким смехом бегала на лыжах наперегонки. Мы с Орси то и дело на кого-нибудь натыкались, частенько на старых знакомых. При дворе, на первый взгляд, все шло по-прежнему: тепло, шумно, много народу. Но смышленые люди быстро догадались, что в королевской семье начались нелады. Сперва всем казалось, что королева избегает показываться на людях и все время сидит у себя из-за того, что привыкла уединяться в своих покоях со своими женщинами дома в Кариффи. К тому же, до сих пор она жила в жаркой стране и никогда не видела снега. И первая зима на севере дается ей нелегко. Но вновь и вновь люди короля замечали, что он грустен, особенно, когда он выходил от королевы. А, когда его спрашивали, что с ним, отводил глаза и отвечал: "Ничего". Линвид попросил меня поговорить с ним. Я выбрала время и подошла к Орбальду. Он обрадовался и попросил меня спеть. Я исполнила просьбу, а затем напрямик заговорила о том, что нас всех тревожило.
  - Да что у вас у всех других забот нет? - Воскликнул Орбальд. - Что вы все всполошились? Привыкнет она.
  - А если не привыкнет? - Спросила я.
  - А тогда я отошлю ее к отцу. - Спокойно, но жестко ответил король. - Лет через пять. Не раньше. - Он тут же кликнул служанку Доригаль и принялся расспрашивать ее о королеве. Доригаль уже свободно разговаривала по-нашему. Она бойко и охотно отвечала ему, лукаво поглядывая то на нее, то на меня. Так, ничего особенного: чем-то королева довольна, чем-то недовольна.
  - Она случаем не ждет дитя? - Спросил король. Доригаль игриво прикрылась рукавом.
  - Наконец-то ты догадался. Три месяца уже. Повитуха говорит, все идет хорошо.
  - Что же вы мне не сказали? - Поразился он. - Ведь мне с ней, наверное, сейчас лучше не ложиться!
  - А она хотела, чтобы ты сам понял. - Усмехнулась Доригаль. - Вроде, ей с тобой хорошо, и не больно ты к ней внимателен...
  - Доригаль, передай ей, что я прошу прощения. И готов исполнить все, чего ни пожелает.
  - Вот это дело. - Заметила Доригаль. - Только все равно нехорошо ты с ней поступил.
  - Ты о чем? - Не понял король Орбальд. Доригаль покосилась на меня. - Нет, моя приемная дочь не уйдет. - Решительно заявил он. - Говори при ней.
  Доригаль смутилась и тихо произнесла:
  - Прости меня, низкую служанку, доблестный король, но ходят странные слухи. Будто ты не сам разгадал загадки моей госпожи, а для тебя их узнали заранее твои люди. И тут не обошлось без твоей гриулари.
  - Ну и что? - Спросил король. - Разве наша любовь от этого остынет?
  - Любовь?
  - Не ты ли сейчас намекнула, что в постели я для нее хорош?
  - Этого мало. - Решительно сказала служанка. - И ребенка от тебя мало.
  - А если бы моя голова торчала сейчас на колу у Тану-Салфора, она была бы рада?
  - Она бы печалилась, - ответила служанка. - Но вспоминала бы тебя, как достойного человека, который любил ее больше жизни.
  - Вот как? - Король помедлил, глядя в огонь. - Если ты помнишь, Доригаль, третья загадка была не из намеченных загодя. И ее-то я отгадал сам. Случайно. Разве не любовь мне помогла?
  - Может, и любовь. А может, ты ее просто знал. Но даже если так, обман остается обманом. И разве не обманулась она еще больше, думая, что ты привезешь ее в чудесную страну, где у тебя великолепный двор. Ведь это же просто хлев. - Она оглядела королевский зал и фыркнула. - Разве так подобает жить королю? Ты не властен над погодой, над морозами. Ты не можешь повелеть, чтобы здесь росли пальмы и цвели орхидеи. Инжир и гранаты сюда нужно везти издалека. Но уж построить дворец, достойный твоей королевы, в твоих силах, доблестный король Дарфилира. Призови мастеров из южных стран, прикажи своим подданным разведать запасы камня, набери строителей по всей стране. Докажи, на что ты способен, если она тебе дорога. И потом, как держатся с тобой твои подданные. Даже я, воспитанная в почтительности к тем, кто выше меня, успела за полгода набраться дурного и смею дерзить тебе. А ты меня даже не осадишь.
  Король рассмеялся и произнес: "Ступай". Доригаль поспешно удалилась. Орбальд потянулся и встал, закинул руки за голову и устремил взгляд вверх, на закопченные резные балки.
  - Чем плох дом моих отцов? - Пробормотал он и, смеясь, добавил. - А может, и впрямь, построить каменный дворец? - Поглядел на меня. Я пожала плечами, не больно-то я себе представляла, как можно у нас затеять такое строительство. Он продолжал. - Но это ничего не решит. Какой бы дворец я ей ни предложил, чего бы ни требовал от моих людей, она ничем не будет довольна. А будет требовать то того, то другого. И это обернется гибелью для страны.
  - Значит, лучше не начинать? - Спросила я.
  - Да, лучше не начинать, Эррен. Там, в Кариффи, она не спрашивала меня, в каком доме я живу, на что похоже мое королевство, и как со мной разговаривают подданные. Ей было достаточно, что я разгадал загадки. И что я умело обращаюсь с женщинами. А ведь им там ничего не стоило найти повод, чтобы расторгнуть договор. Или вероломно перебить нас. Но она здесь. Пусть мирится со своей участью. - И торжествующе улыбнулся.
  4.
  Я в тот же день пересказала наш разговор Линвиду и прочим. Все остались довольны выбором, который сделал король, и решили, что каждый обязан постараться, как может, позаботиться о королеве, чтобы помочь королю приручить ее. Мужчины и женщины стали под разными предлогами пытаться пройти к королеве. Она мало кого к себе пускала, но все же были удачливые. И не только женщины. Так Эрджиат-Фарузель осталась довольна посещением Линвида и разрешила ему приходить к ней снова. Все, кто мог, делали ей подарки. Она охотно принимала их и у тех, кого допускала, и у тех, с кем не виделась, и неизменно благодарила. Кроме Доригали, при ней осталось еще три кариффийские служанки. И все, пусть не так хорошо, как Доригаль, но, кто лучше, кто хуже, объяснялись по-нашему. А сама королева, владевшая, помимо родного языка, эрпиадийским и еще двумя, по-прежнему не произносила ни слова на языке своего мужа. Он и то говорил ей что-то порой на ломаном кариффийском, вызывая у нее невольную улыбку. Она же беседовала с кем бы то ни было только через служанок. Расспрашивали о ней служанок все подряд. Они кое о чем сообщали, а кое-что порой держали при себе. Шустрым родственницам Орбальда даже удалось несколько раз вытащить ее, тепло укутанную, в гости и даже прокатиться с ней в санях. Но последнее ей не понравилось. Я пыталась прийти к ней несколько раз. И сперва мне спокойно, но твердо отказывали, а однажды вдруг допустили. Эрджиат-Фарузель занимала покои, где прежде жила мать Орбальда, королева Урсори. Здесь все изменилось. Резьбу на знакомых стенах закрывали тяжелые кариффийские шелка. Пол устилали пушистые ковры с прихотливым цветочным узором, которые я видела в Тану-Салфоре. Встроенные лавки тоже покрывали ковры, поверх их, как и на полу были как бы случайно раскиданы подушки. Появились здесь и низкие столики, и длинный кувшин, и чеканные блюда с кариффийскими лакомствами, и высокий резной ларь из слоновой кости, а на нем ларчик красного дерева, и кариффийские музыкальные инструменты. Девушка по имени Тавенут, худая, горбоносая, с отрешенным взглядом, держала на коленях кимтал. Другая, Зартенар, быстроглазая и пухленькая, подыгрывала ей на флейте. Тавенут низко и протяжно пела. Эрджиат-Фарузель слушала ее, сидя близ жаровни с углями и пощипывая сушеные плоды с нарядного блюда. Пожилая гуайхская служанка поправляла дрова в очаге. Было жарко и душно, воздух наполняли кариффийские курения. Едва я встала у порога, пение умолкло, теперь девушки только тихонечко наигрывали. Я приветствовала королеву.Та подала знак Доригали, которая меня ввела. Доригаль тут же помогла мне снять теплую верхнюю одежду и повесить на колышек в углу. Королева знаком предложила мне подойти и сесть против нее. Устроившись поудобнее, я сказала через Доригаль:
  - Я решила проведать тебя, королева. Надеюсь, ты не скучаешь.
  - Ты принесла свою арфу, - перевела слова королевы Доригаль. - Как я понимаю, ты хочешь предложить мне послушать гуайхскую песню?
  - Да, если это тебя развлечет. Я сложила песню о тебе. Но если ты не захочешь ее слушать, мы можем просто побеседовать.
  - Я хочу послушать. - Она дала знак девушкам, те перестали играть. Я взялась за арфу. Несмотря на духоту и праздное любопытство в глазах главной слушательницы, я пела легко и уверенно. Когда я кончила, пожилая служанка у очага тепло улыбнулась мне, обе музыкантши взглянули сдержанно, но доброжелательно, а Доригаль настороженно покосилась на госпожу, хранившую надменный вид. Глаза королевы блеснули, и она что-то сказала. Доригаль взяла с блюда половину старой лепешки и протянула мне.
  - Возьми. Это тебе от королевы.
  Я в безмерном изумлении воззрилась на них. Королева насмешливо улыбалась. Музыкантши опустили глаза. Доригаль бросила пол-лепешки мне на колени.
  - Так бери же. От угощения госпожи не отказываются.
  Я медленно сняла лепешку с колен и положила на блюдо с сушеными плодами перед Эрджиат-Фарузель. Затем отряхнула платье (Я в тот раз была одета по-женски), и встала, держа арфу в одной руке. И так, с арфой в руке и пустым чехлом за спиной, вышла от королевы, подобрав по пути верхнюю одежду.
  Ноги спотыкались, рукам было неловко. Я поспешила выбраться во двор, и там, наконец, полной грудью вдохнула морозный воздух. При выдохе у меня изо рта пошел белый пар. Снег искрился и хрустел. Небо было ясным. Я побежала через двор, села на край обмерзшего колодца, и принялась, убирать в чехол арфу. Пальцы плохо слушались. Рядом очутилась Орси и молча помогла мне. Я между тем оделась, как следует, и опять села. Она сказала:
  - Вставай, пойдем. Ведь замерзнешь.
  - Да-да, - ответила я. Поднялась и зашагала вперед, минуя все двери и ни на кого не глядя. У самых ворот нам перегородил дорогу Линвид.
  - Эррен, что такое? Куда ты?
  - К морю. - Ответила я. - Пропусти.
  Он посторонился. Орси шагала позади меня. Я все ускоряла шаг, и вот уже бежала. Мало-помалу я начала разогреваться, а там и потеть. Впереди показалось море. Мы вышли к нему с южного края Зимней Гавани. В двух шагах от нас толпился и галдел народ, хоть кораблей давно не было, а кое-какая торговля шла, и дела обделывались даже на таком морозе. А взглянешь в другую сторону: сколько ни видно на юг, всюду пусто и спокойно, лишь за полосой прибрежного льда вздымается суровое море. Я постояла немного у самого края, затем стала ходить взад-вперед. И вот на ум стали понемногу приходить строки:
  
  Не стоит поспешно
  На шутку пустую
  Ответ давать.
  Отворю я дверь
  Верному другу ветру.
  Ветер лицо освежил,
  И стужа с нежностью
  Коснулась скул,
  Теперь нисколько
  Не в смятении мысли
  Бурное море
  И берег в сугробах
  Дожидаются долгих
  И добрых дней,
  Гула шагов не глуша.
  Деревья трещат,
  Дворы над Тимброй
  Пусты, и с опаской
  Спускаетя путник
  По скользкому склону.
  Чужая женщина
  Смешна и ничтожна,
  Ну что о ней скажешь?
  
  Сперва я хотела доделать последнюю гриулу, но затем поняла, что она полная. И тогда решила, что надо, как я уже порой делала, устроить чередование пяти- и трехстрочных гриул. Такое чередование еще смущало некоторых знатоков, но кое-кто уже пользовался этим приемом в подражание мне. Однако, теперь, другие трехстрочные вставки что-то не сочинялись. Я подумала, не отложить ли их на потом. Но вдруг мне пришло в голову, что последняя трехстрочная вполне может повторяться после каждой пятистрочной, как припев. В народе ходят, кстати, песенки с припевами. Но там припевы либо совсем просты: одна-две строки, часто бессмысленные, либо представляют собой гриулу такого же размера, что и основные. Опять я натолкнулась на что-то новое и опять совершенно нечаянно. Я рассмеялась, встряхнула головой и поискала взглядом Орси. Она, терпеливо ожидая, топталась чуть поодаль. Затем предложила мне пойти в гавань посмотреть товары. Я сперва отказалась, а затем вдруг уступила. И неожиданно присмотрела себе подходящие перчатки. Орси купила клюквы и стала прямо на ходу щипать из берестяной посудины по ягодке: одну себе, другую мне. Тут нас разыскал Линвид.
  - Все в порядке? - Спросил он.
  - Да. - Ответила я. И мы двинулись к королевскому двору. Линвид вдруг сказал:
  - Не бери в голову. Она только показала свою глупость.
  Я молча кивнула.
  Во дворе Линвид отослал Орси к королю, а меня привел в дом, где жили королевские воины, и с порога сказал парням: "Вот она. Пусть погреется у нас". Те весело кивнули и устроили меня поближе к огню. И принялись занимать разговорами обо всем на свете, время от времени чем-нибудь угощая. Немного погодя, я им спела. Пели и другие. Я и не заметила, как настал вечер, но вдруг вошел сам король Орбальд. Бойкий весельчак, который что-то рассказывал умолк. Орбальд улыбнулся и промолвил:
  - Простите, что помешал. Но я хочу забрать у вас мою гриулари. Вас тоже скоро позовут.
  Все засмеялись, а кое-кто отпустил шуточки по поводу короля, который сам бегает за всеми и каждым, дабы избавить от хлопот слуг. Орбальд сквозь смех крикнул им: "А, вот вы какие? Ну, ждите гонца!" и, обхватив меня за плечи, повел в свой зал. Там уже расставили столы, но еще не накрыли. В углу у одной из скамей я с удивлением увидела королеву с Доригалью, а близ них одну родственницу короля и еще двух знатных женщин из Ларига. Родственница Орбальда что-то негромко говорила, глядя в глаза королеве. Увидев нас, она замолчала. Орбальд прошел на свое место. Затем сказал королеве:
  - Подойди сюда, Эрджиат-Фарузель.
  Та послушалась. Вместе с ней подошла и служанка-переводчица.
  - Как я убедился сегодня, ты еще плохо знакома с нашими обычаями, моя жена. - Четко и ровно произнес Орбальд. - Гриулара за песню или благодарят добрым словом, или одаривают золотом. Но не черствыми лепешками. Надеюсь, этого больше не повторится.
  Королева через Доригаль признала, что шутка выла недостойная, и что такого больше не будет.
  С тех пор королева стала являться в зал на ужин. Правда, больше молчала и удалялась много раньше других. Я не пыталась к ней больше ходить, она тоже меня не звала.
  Как всегда зимой, при дворе часто появлялись гости, и со всех сторон долетали слухи. Больше всего занимала умы новость из Ренунтиры. Старый король Кубулг выкопал близ Палгирсы яму и дал слово, что в этой яме живьем закопает меня, когда я попаду ему в руки. А Орбальда забьет в колодки и пошлет пасти свиней. Еще по окончании войны Орбальд пытался договориться о мире со старым Кубулгом, но тот отказался слушать его посланцев. Клестард Синкредельский вызвался посредничать, но и это не помогло. Кубулг упорно твердил, что его утрата невосполнима, и ничто не поможет его горю, ибо не было равных его погибшей дочери Вириайн. И он никогда не признал бы Орбальда своим зятем. И если бы мы с Орбальдом тогда не сманили Вириайн, она бы и ныне жила на радость отцу. И пусть мы не убивали ее, но вина за ее смерть лежит на нас, ибо те синкредельцы, что загнали ее и меня в болото, лишь хотели вернуть дочь отцу, и а она бежала от них, замороченная нашими чарами. Вскоре Кубулг перестал говорить даже с посланцами Клестарда. Долгое время старик просто сидел тихо у себя в Палгирсе. А теперь вот принялся нам угрожать. В Лариге, конечно, немало смеялись над его замашками, и с трудом представляли себе, как он нас захватит. Но Линвид однажды сказал: "Лучше вам все-таки не попадаться в лапы старику", и все с ним согласились.
  К одному из зимних праздников приехал из Раунгара Айлм. Он передал Орбальду благие пожелания от короля И и много рассказывал о короле, о королеве-бабушке Глеирль, о моей дочери Гриэн, которая уже ходит и своим безудержным любопытством доставляет немало хлопот воспитателям. Он привез подарки от Детей Ласточки королю Орбальду и королеве Эрджиат-Фарузель. Драгоценности из тех, что обычно дарят друг другу короли. Мне тоже прислали подарок, притом, совершенно особенный: один из списков "Жемчужин Раунгара", собрания стихотворений, составленных королем Дау. Я настолько оробела, что не в силах была прикоснуться к этой книге, при рождении которой присутствовала два года назад, и которая так прославилась среди раунгов за эти два года. Айлм сам вложил ее мне в руки и пожелал, чтобы я открыла ее не глядя и прочла стихи, на которых откроется. Я исполнила его желание. И миг-другой спустя мой слегка охрипший голос старательно произносил раунгийские строки:
  Печаль отвергнута пространство
  С неудержимым постоянством.
  Светила сброшены с орбит.
  Деревья никнут. Их знобит.
  Но взгляд, насмешливый и гневный,
  Пронзает хаос повседневный;
  Ведь где-то там, на самом дне -
  Воспоминанье о весне.
  Все в зале молчали и выжидающе глядели на меня.
  - Перескажи им. - Попросила я Айлма.
  - Перескажи сама. - Ответил он.
  - Но я ничего не понимаю. - Растерянно призналась я.
  Он усмехнулся.
  - А ты попробуй.
  Я собралась с мыслями и пересказала стихи слово в слово. Но понятнее они от этого не стали. Это мало кого вокруг озаботило: раунги любители почудить. Но я-то слышала и видела немало раунгийских стихов и привыкла улавливать их суть. Такие темные строки мне попались впервые. Ниже их другими чернилами и более мелко давалось указание: "Эти стихи сложил Эомр, Зеленый Чародей из Нимариоса, а истолковывать их отказался, а потом умер". Я вздрогнула и подняла глаза на Айлма:
  - Тот самый Эомр? Твой учитель?
  - Он. - Ответил Айлм. - Я думаю, каков бы ни был смысл его стихов, то, что они тебе попались, означает, что с тобой его благословение.
  - Наверное. - Согласилась я. - Ведь это добрые стихи.
  Позднее, когда мы вместе вышли от короля, Айлм заметил:
  - Мы все надеемся, что эта книга поможет тебе не просто лучше постичь нашу поэзию, но и станет твоим наставником в сложении стихов на языке раунгов. Да, кстати, у тебя уже есть какие-то опыты? - И так пристально поглядел мне в глаза, что и кто захотел бы солгать, не смог бы. Я прочла ему все, вплоть до самого нескладного и сомнительного. Он поощрительно улыбнулся. - Вот видишь? Изучай книгу, упражняйся, а там видно будет. И признайся: то, к чему мы тебя побуждаем, не столь уж не согласно с твоими сокровенными желаниями, а?
  Я молча кивнула.
  На этот раз Айлм провел в Лариге несколько дней. Я подробно рассказала ему обо всем, что меня тревожило и, прежде всего, о поведении Прекрасной Кариффийки. Последнее мало удивило моего друга.
  - Недостаточно завоевать, того, кого завоевываешь, надо еще уметь удержать. - Заметил он. - Нынешняя забота Орбальда труднее прежней, а справится он здесь может только сам.
  - До сих пор он справлялся с женщинами.
  - До сих пор он знал Вириайн, которая была ему достойной парой, и многих попроще, кто слишком высоко не метил. И все эти женщины принадлежали к миру гуайхов. Эрджиат-Фарузель не просто всем здесь чужая, а привыкла перед кем угодно задирать нос. Ей с детства твердили, что ее ум не уступает ее красоте, в нее, словно кашу с молоком, впихивали самые разные познания, ей внушали, что ее предназначение в том, чтобы смущать умы и сердца. Она и впрямь редкая красавица. А что до прочего, то она неглупа, спору нет, но мысли ее лишены особого блеска, и у нее нет никаких особых даров. То есть, ей словно все время приходится ходить на цыпочках, чтобы казаться выше. И, само собой, она не может не держать обиды на тех, к кому природа оказалась щедрее. Например, на тебя. Остерегайся ее.
  - Но как?
  - Как можешь... Она бы простила и самый тот обман, и твое в нем участие, если бы способна была затмить тебя. И, возможно, даже стала бы к тебе добра, дарила бы подарки. Но ты... Сама знаешь, кто ты такая, Гринд тебя избрал или кто-то еще.
  - А ведь я даже не красавица. - Заметила я. - Я-то думала, красивые завидуют только красивым.
  Айлм улыбнулся и молча покачал головой.
  5.
  Следующее королевское застолье особенно удалось. Песни, смех, веселье, игры, отменная еда и питье, и ни одной ссоры или обиды, которые так часто омрачают зимние пиры. Даже королева Эрджиат-Фарузель развеселилась и разрумянилась. Я во все глаза глядела на Орбальда, задумавшегося, как продолжить гриулу соседа: за королевским столом сочиняли стихи по кругу. Тут кто-то тронул меня за плечо. Рядом стояла Доригаль с хрустальным кубком темнокрасного кариффийского вина.
  - Прими кубок от моей госпожи, - вполголоса произнесла она. Я не без сомнения сказала:
  - Благодарю, но я уже достаточно выпила сегодня. Больше не стоит.
  Доригаль поглядела на меня с удивлением.
  - Надо выпить. Нельзя отказывать Эрджиат-Фарузели.
  Я покачала головой. Доригаль не уходила. На нас стали оглядываться. Король Орбальд отвлекся от своей гриулы.
  Я взяла кубок и медленно поставила перед собой на стол.
  - Пей. - Сказал кто-то. - Ну так пей же.
  Теперь уже все в зале смотрели на меня. Я отыскала глазами Айлма. Он сидел поодаль среди своих спутников-раунгов. Все они были насторожены. Айлм предостерегающе опустил веки. Тут Эрджиат-Фарузель что-то звучно произнесла со своего места.
  - Королева в недоумении. - Пояснила Доригаль. - Ведь все былые обиды прощены. Почему ты не желаешь выпить?
  И тогда я все-таки поднесла кубок к губам и отпила глоток. У вина оказался неприятный привкус. Я опять поставила кубок.
  - Пей до дна. - Потребовала Доригаль.
  - Нет. - Ответила я. - Больше не пьется. - И оглядела зал. Надеюсь, они не забыли, что я, хоть и гриулари, а все-таки женщина, и хранить меру в питье для меня простительно? Кто-то не забыл, а кто-то, разойдясь, выкрикивал: "Ну что ты? Докажи ей, что нам здесь на севере все нипочем! Не трусь!" Королева опять что-то произнесла на весь зал и встала. Соседки справа и слева принялись усаживать ее на место. Она сопротивлялась. Орбальд молчал. Линвид куда-то исчез. Айлм опять опустил веки. Я опять поднесла ко рту кубок. Но тут что-то, со свистом пролетев над столом, угодило в него, и он разбился, выпав у меня из рук.
  Темнокрасное вино расплескалось. В луже на столе лежала среди хрустальных осколков тяжелая обглоданная кость. Айлм в упор глядел на меня и, едва я подняла взгляд, кивнул. Наступила мертвая тишина. Айлм встал. Я тоже начала вставать. Кто-то подхватил меня под мышками и помог перебраться через скамейку. Линвид. "Идем быстрее" - шепнул он и повел меня к двери. На пороге я оглянулась. Айлм и его раунги тоже пробирались к выходу. Никто им не препятствовал. Во дворе Айлм нагнал нас. Его земляки держались поодаль, словно, прикрывая отступление.
  - Ты метко бросил кость, - сказал Айлму Линвид, - но было бы лучше, если бы ты предоставил мне выбить у нее кубок. Раунги привлекли ненужное внимание.
  - Нам это ничем не грозит. - Усмехнулся Айлм. -Возвращайся в зал и поговори с королем. Один из нас собрал немного пролитого вина куском пакли и отнесет его знахарке, чтобы проверить, что туда подмешано. А я провожу гриулари домой.
  Линвид хотел было возразить, но передумал и зашагал обратно.
  - Ты думаешь, вино было отравлено? - Спросила я Айлма.
  - Она знает толк в ядах. - Сказал он. - Это могло быть и что-то несмертельное. А, например, навсегда лишающее разума. Или временно ввергающее в забытье, тихое или буйное. Но все же я склоняюсь к мысли, что она хотела тебя убить. Скоро выясним.
  У моего дома раунги разделились: двое повернули прочь, остальные встали у моих дверей с оружием наготове. Тут же открылась дверь, и навстречу нам выбежала Орси.
  - Быстро уложи ее. - Велел Айлм.
  Орси ввела меня в дом и, усадив на постель, стала помогать раздеваться. Огонь в очаге был совсем низкий. Айлм подбросил хвороста, а там и поленьев. Пламя взревело и взвилось.
  - Где вода? - Спросил Алйм. Орси показала ему. Перед тем, как двинуться к бочке с котелком, Айлм подошел к постели, где я уже лежала, плотно укутанная, поправил мне одеяло и сказал:
  - Закрой глаза и ни о чем не думай. Все будет хорошо.
  Я закрыла глаза, но уснуть не смогла: голова была тяжелая, в висках стучало, меня охватило отчаянное беспокойство, и было никак не согреться. Вскоре начался озноб. Но вот опять подошел Айлм. Я открыла глаза и увидела у него в руке дымящуюся кружку. "Пей", - сказал он. Варево в кружке, приятно пахло, успокаивало и согревало. Я легла поудобнее. Но сон все равно не шел. Явилась знахарка и стала о чем-то тихо говорить с Айлмом. Голос у нее был довольный. Мне снова дали пить, на этот раз чего-то другого. А затем Орси просто поила меня теплой водой. Глубокой ночью я почувствовала тяжесть в желудке и сказала:
  - Мне нужно выйти.
  Орси помогла мне встать и накинула на меня поверх рубашки меховую безрукавку. Айлм дремал на скамеечке у очага. Мы с Орси вышли во двор и, кивнув раунгам-часовым, направились к нужнику. Я присела. Бурая зловонная жижа выплеснулась из заднего прохода и замазала край отверстия. Стало немного полегче, но тяжесть сохранялась. Я поднялась и вышла к Орси, собираясь пойти помыть руки. Но у самой двери опять ощутила позыв. Пришлось повернуть обратно. Я не успела дойти до места, когда задний проход покинула новая доля поноса и, задев мою ляжку, шлепнулась на снег. Хорошо еще, что я была не в штанах. Я зашла, немного посидела над дырочкой и дождалась нового небольшого плюх-плюх. Затем вышла, но не стала возвращаться в дом, а принялась ходить кругами, дремля на ходу. Орси топталась рядом. Время от времени я убегала в нужник, избавлялась от очередной доли, опять возвращалась во двор, и так до часу, когда хозяйки выбегают доить скотину. Тут меня отпустило. Измученная бессонницей, я вернулась в дом и с помощью Орси как следует вымылась. Надела чистую рубашку. Мне дали еще питья. Никакого желания ложиться не было, и я просто села на постель, обхватив колени руками и опустив на них подбородок. И сидела, то открывая, то закрывая глаза, пока не стало светло. Тут со вдора послышались голоса. Вошли король и Линвид.
  - Как ты? - Спросил король, стремительно пересекая мой домик. Его пышные и кудрявые волосы цвета бронзы были в беспорядке. Одна прядь прилипла ко лбу. Глаза, казалось, утратили голубизну. Под ними темнели круги. Линвид выглядел не лучше.
  - Да со мной все хорошо. - Ответила я. - Я уже почти здорова.
  - Знахарка говорит, что она вне опасности, - спокойно заметил Айлм со своей скамеечки.
  - А что еще говорит старуха? - Требовательно спросил его Орбальд, выпрямившись во весь рост. Линвид сел на край постели. Орси хлопотала по хозяйству.
  - А еще, - сообщил Айлм, вороша угли, - старуха говорит, что в вине был очень сильный яд из Кариффи, и человеку, послабее твоей гриулари, хватило бы и глотка, чтобы лечь и больше не встать. Выпей она все, вряд ли бы мы смогли ей помочь. А от того глотка, что ей достался, долго и тяжело болела бы, если бы вовремя не получила помощи. К счастью, мы с Линвидом сразу почуяли неладное.
  - Это ты почуял. - Поправил его Линвид. - Я по тебе понял.
  - Не преуменьшай своей заслуги. - Усмехнулся Айлм. - Хоть ты и гуайх, а не дубина.
  - Спасибо на добром слове. - Линвид встал и потянул Айлма за длинные светлые волосы с его скамеечки. Тот поднялся, и они сдавили друг друга в объятиях.
  - Я в долгу перед вами обоими, - сказал Орбальд. Они расцепились и поклонились королю. Тот повелел. - Линвид, возьми людей и ступай к королеве. Обыщите там все. Найдете что-нибудь или нет, пусть будет под стражей. Я допрошу ее сегодня же. - Линвид повернулся и вышел. Король улыбнулся и сказал мне. -Выздоравливай. - И тоже покинул меня. Айлм, взобравшись на получердак, лег отсыпаться. Орси уговорила меня позавтракать. Я пожевала немного творога с хлебом, запила водой, а затем устроилась поудобнее и открыла книгу "Жемчужины Раунгара". И провела несколько спокойных часов, разбирая и обдумывая бессмертные стихи.
  Люди Линвида без труда нашли в одном из ящичков тот самый яд и еще кое-что подозрительное. Королева сразу во всем призналась. Доригаль тоже. Прочие кариффийки ничего не знали. Суд был назначен на следующий день, и шел недолго. Я попросила помиловать королеву.
  - Ты веришь, что она готова раскаяться? - Спросил король.
  - Нет. - Ответила я, вглядевшись в бесстрасстное лицо Прекрасной Кариффийки, одетой как для большого праздника и держащейся прямо. - Но ты сам пожелал получить ее, испытав удачу. И теперь, раз уж привез, должен добиться, чтобы она вела себя, как положено доброй королеве. И потом, король Орбальд, ведь она тяжела.
  - Это так, - ответил он. - Но мы могли бы лишь отсрочить наказание, пока она не разрешится от бремени. И до того не спускать с нее глаз. А там, если дитя окажется достойным отца, заменить для его матери смерть изгнанием. Пусть возвращается в Кариффи.
  - Король Орбальд, я присоединяюсь к просьбе Эррен. - Сказал Линвид. - Если ты отошлешь королеву в Кариффи, во многих землях будут насмехаться над тобой, как над мужем, который так нелегко добыл себе жену и так быстро показал, что неспособен с ней справиться. Как дарфилирцы станут смотреть в глаза другим гуайхам и чужеземцам? А если ее казнить, это приведет к войне. Кариффи далеко, и если даже их войска сюда явятся, мы их легко разобьем. Но тогда мы навеки утратим добрые отношения со страной, из которой привозят столь много всяких чудесных товаров. Королеву следует помиловать до нового проступка и приглядывать за ней.
  И Орбальд уступил.
  После суда знатные ларигцы стали избегать королеву, король почти не разговаривал с ней, а гуайхские слуги и воины обращались к ней и ее кариффийкам только, если требовалось передать волю мужа. А тот ложился отныне не с горбоносой Тавенут, а с юной и свежей рабыней-бельтианкой. Эрджиат-Фарузель по-прежнему являлась в зал, когда за ней присылали, и почти ничего не говорила на людях, но держалась невозмутимо. Повитуха часто осматривала ее и сообщала королю, что с малышом в утробе все идет как должно.. Айлм уехал в Раунгар наутро после суда. И при дворе, и во всем Лариге народ явно приуныл, и я теперь часто сидела одна, изучая "Жемчужины Раунгара" или сочиняя стихи на обоих доступных мне языках всеми ведомыми размерами. Чем ближе к весне, тем ощутимей меня разбирала тоска по дому. И вот, наконец, явившись к своему приемному отцу и повелителю, я попросила отпустить меня на Кальм.
  - Соскучилась по родным? - Спросил он. - А то, что я буду по тебе скучать, это неважно?
  - Король Орбальд, если хочешь, поехали вместе. - Грустно пошутила я. - Ведь тебе и самому хочется куда-то выбраться. А навещать любые свои владения входит в долг короля.
  - Это правда. - Согласился он. - Но я собираюсь на Кальм позднее. Сейчас мне нельзя уезжать с Побережья... Я понимаю тебя: королеву никуда из этого дома отправлять нельзя, а ты теперь жить поблизости от нее не можешь и желаешь получить передышку. Хорошо, хоть мне это и не по душе, плыви на Кальм. До лета. А летом мы вместе поедем в Синкредель, навестим Клестарда. И дитя уже родится. А там посмотрим.
  Уже заметно потеплело, и корабли со всех концов земли стали куда чаще заглядывать в Зимню Гавань. Но среди них пока не было ни одного с Журавлиных Островов. Тут Доригаль сообщила мне, что есть один бельтианский корабль, который на днях пойдет из Ларига на острова, и любезно предложила все устроить. Я дала ей серебра, чтобы внесла задаток, и стала собирать вещи. Орбальд опять посылал со мной воинов во главе с Виртиндом. И, конечно, меня должна была сопровождать Орси. Орбальд даже предложил вдруг выделить мне один из его кораблей. Но договор с бельтианином уже был заключен, и я сказала:
  - Он тебе здесь еще может пригодиться. А я уж доеду как-нибудь на этом.
  6.
  Бельтианского корабельщика звали Снар. Он был рослым, загорелым, со шрамом на щеке и перебитым носом. Людей своих он набрал кого откуда, среди них имелись не только жители Пяти Королевств, но, скажем, гурвианин, два эрпиадийца и проворный желтолицый невеличка из неведомых земель на Востоке Мира. А когда мы явились на корабль перед самым отплытием, обнаружилось, что на Снара работают и два моих старых знакомых: Мурс и Крингмар. Поговорить с ними мне, правда, не удалось; они были очень заняты, а нас Снар разместил довольно далеко от их скамей. Только переглянулись. И мне показалось, будто оба не очень довольны нашим появлением. Судно покинуло гавань и уверенно двинулось на запад, не боясь расстаться с берегом. Несколько часов спустя, гребцы сменились. Но Мурс и Крингмар опять не смогли ко мне подойти, Снар задал им другую работу. Он был очень суров со своими моряками, не позволял им ни на миг передохнуть и явно избегал похвал, а лишь отчитывал за то и это, придерживая, правда, свой темный гнев. Наверное, он недурно вознаграждал их, раз они согласились с ним плавать. И вот смерклось. Я начала подремывать. Орси заметила это и помогла мне устроиться поудобнее. Виртинд наклонился ко мне и шепнул, что считает нелишним выставить на ночь дозорных: Снар вызывал у него мало доверия. Я кивком выразила согласие, и Виртинд назначил в первую смену двоих. Я опять задремала. Но тут кто-то тронул меня за плечо и негромко позвал. "Крингмар!" - Обрадовалась я. Он приглушенным голосом сказал:
  - Тише. Я хочу предупредить: зря ты села на корабль Снара. Он замышляет неладное. Я, правда, толком не знаю что, он нас с Мурсом не посвятил...
  - И не напрасно. - Послышалось в темноте совсем рядом. - Только что я в этом убедился. - И тут судовладелец во всю глотку крикнул. - Пора!
  - Измена! - Прокричал Виртинд. Дарфилирцы схватились за оружие. Люди Снара навалились со всех сторон, и завязалась яростная схватка. Немного спустя я обнаружила, что вместе с Виртиндом и еще четырьмя воинами, которые меня прикрывают, я отхожу к корме. Где-то впереди, у мачты, голосила Орси и кто-то отрывисто хохотал. У руля стоял Мурс.
  - Держитесь. - Сказал он нам. - Сейчас я поверну.
  И повернул так резко, что мы едва не попадали. Но чудом удержались. И опять отбросили наседающих моряков.
  - Эй, Пушистик, ты совсем спятил? - Пророкотал впереди Снар. - Разворачивай обратно, все равно будет по-моему. А до тебя я доберусь!
  Загорелись фонари. Все люди Бельтианина были отменно вооружены, наседавшие на Виртинда сменялись уверенно и четко. Чуть дальше в глубину стоял хозяин судна, держа за локти извивающуюся Орси. Двое дерфилирцев были привязаны к мачте.
  - Троих мы убили, еще трое у нас. - Объявил Бельтианин. - Хотите облегчить их участь, сдавайтесь.
  - Скажи сначала, что тебя побудило нарушить договор, - обратился к нему Виртинд.
  - А то, что у меня до того был заключен другой договор. - Не задумываясь, ответил Снар. - И, знаете с кем? С Кубулгом Ренунтирским. Через одну служаночу вашей королевы.
  - Так вот оно что! - Вырвалось у меня.
  - Да-да. - Усмехнулся Снар. - Старик вбил себе в голову, что следует погрести тебя заживо в земле Ренунтиры. Мне ты ничего плохого не сделала, Эррен с Кальма, но я не прочь заработать. А им ничто не грозит. И если вы сдадитесь, я их всего-навсего продам. По возможности, в хорошие руки.
  - Мурс, тут лодочки нет? - Тихо спросил Виртинд.
  - Есть, но она выдерит только троих. - Ответил тот. - Сейчас спущу.
  - Эррен, чуть будет готово, слезай в лодку. С ней пойдешь ты и ты. - Он выбрал двоих взглядом. - Мы прикроем. Потом прыгаем и вплавь.
  Воины хмыкнули, выражая согласие. Мурс оставил руль и занялся лодчонкой. Меж тем Снар вскинул Орси на плечо и понес к борту. Она лупила его пятками по спине. Миг-другой спустя, Бельтианин кивнул Гехту, своему помощнику, и они вдвоем, перекинули Орси за борт, взяв за щиколотки.
  - Эй, смотрите! - Крикнул нам Снар. - Сейчас я свяжу ей ноги, и она будет так висеть. А потом мы будем медленно опускать ее. Может, лучше сдадитесь?
  - Быстрей! - Шепнул Виртинд. И указал мне на канат, свешивающийся с кормы. Мурс кивнул: мол, готово. Я соскользнула по канату в лодочку. Тут дарфилирцы с кормы попрыгали в воду, все кругом взбаламутив. Лодочка заплясала и едва не перевернулась. Виртинд и еще двое поплыли вперед вдоль правого борта: выручать мою служанку. Один из двоих намеченных стал забираться в лодку с моей помощью. Другой ждал в воде. Голова Мурса, торчавшая над бортом близ ахтерштевня вдруг исчезла. Послышался стук. Мурс негромко крякнул и принялся отбиваться от моряков. Двое из них перегнулись, держа в руках что-то тяжелое. Размахнулись и отпустили. Груз полетел вниз.
  - Осторожно! - Крикнул один из дарфилирцев. Мы попытались оттолкнуть лодку, но не успели. Брощеный груз ударил по носу лодки, и она перевернулась. Я очутилась в воде. Вниз тут же прыгнуло несколько моряков. Я нырнула. Несколько мгновений спустя, вынырнула и погребла прочь, не оглядываясь. Но вскоре меня нагнали двое. Один напомнил другому: "Руку-то оберни!". Тот ответил: "Сам знаю!" и, обхватив мои волосы обернутой плащом рукой, громко крикнул:
  - Это не я касаюсь тебя, а мой плащ!
  - Это не я касаюсь тебя... - Эхом прозвучал крик второго. Тут же рука в мокрой ткани обхватила мою спину и обе руки, плотно прижав их к бокам. Они подтащили меня поближе к борту и перебросили поперек опустившегося весла. Затем весло стремительно поднялось, и я очутилась в воздухе. К первому веслу тут же приблизилось второе и помешало мне соскользнуть вниз. И вот меня, мокрую насквозь, сбросили на палубу. Снар Бельтианин очутился рядом и, воззрившись на меня с высоты своего роста, насмешливо спросил:
  - Ну что, далеко убежала?
  - Где Орси? - Произнесла я.
  - Не знаю. Вашим удалось ее отбить. Но, может, их еще догонят. Вставай.
  Я поднялась, дрожа от холода.
  - Тебе, конечно есть во что переодеться? - Предположил он. И, не дожидаясь ответа велел. - Ступай к своим вещам. Шевелись!
  Я так и поступила. Мой мешок лежал на прежнем месте. Скинув самое верхнее из мокрых тряпок и разувшись, я развязала его и достала сухую одежду. Затем огляделась. Кругом при фонарях шла прежняя суета, и много кто в упор глядел на меня. "Ладно", - подумала я и приготовилась стягивать мокрую рубашку. Тут меня окликнул голос Крингмара:
  - Эррен!
  И они с Мурсом приблизились, держа в руках свои плащи.
  - Сейчас мы тебя прикроем. Становись сюда. Вот так. Теперь давай. Мы не смотрим.
  Отгороженная плащами, я сбросила на палубу мокрую рубашку, и даже позволила себе вытереть платком спину и грудь, прежде чем надела сухую. Вскоре я была полностью переодета. Правда, запасной обуви я не захватила, и теперь предстояло какое-то время походить босиком. Но я надела толстые шерстяные носки и уселась на кладь на корме, поджав пятки. Рядом стояли мой мешок и моя арфа. Оглядевшись, я увидела, что те двое по-прежнему привязаны к мачте. Вскоре моряки втащили на борт третьего и доложили:
  - Вот еще один. Остальных мы упустили.
  Значит Орси, Виртинд и еще три дарфилирца где-то в море. Может, кто-то уже утонул. И вряд ли все они вплавь доберутся до берега, вода холодная, повезет, если подвернется случайное судно. Но хоть кто-то один непременно должен доплыть.
  - По местам. - Сухо приказал Снар Бельтианин. - Правь на север.
  Мурс покорно повернул судно. Под мерный напев дружно ударили весла. Я сжалась в комочек, пытаясь согреться. Рядом очутился Крингмар с медной кружкой в руке.
  - Эй, Невеста Повешенного! Пей. - И ткнул ободок кружки в мой подбородок. Я попробовала немного и поморщилась. - Не привередничай. - Спокойно сказал Крингмар. - Пей до дна. Не то заболеешь.
  - Так ведь меня все равно закопают. - Пробормотала я. -Что мне терять?
  - Может, еще не закопают. Может, у тебя там защитники найдутся. - Рассудительно заметил он. - Ну так открывай рот.
  Я не очень уверенно отстранилась. Но он поддержал ладонью мой затылок и тыкал мне своей кружкой в зубы, пока я не разжала их и не выпила мало-помалу всю эту обжигающую жидкость.
  - Это бувор? - Спросила я.
  - Он самый. - Ухмыльнулся Крингмар. -Слишком много, да? Зато сейчас тепло станет.
  Действительно, вскоре мне стало совсем тепло. Я слышала о нескольких напитках, превосходящих крепостью обычные вино и пиво. Среди них есть и винные и зерновые, часть воды из них выпаривают. Лучше прочих с ними знакомы моряки. Что-то такое, правда, вкусом поприличнее, мне дали после того, как вытащили меня из бочки, люди Орбальда. Но они тогда разбавили питье водой. А чтобы чистый бувор, и такую кружищу... Я решила, что надо постараться уснуть, но захотелось облегчиться. Я соскочила с клади. Крингмар догадался, в чем дело, и помог мне сесть, выставив задницу за борт. Затем помог слезть и повел обратно. Но тут я поняла, что пора явиться к Снару и сказать ему все. что я о нем думала. От подобной мысли меня обдало жаром, и пошла кругом голова. Но я все же решила осуществить ее. Я уперлась, затем вырвалась и побежала вперед, к мачте. И на полдороге споткнулась о чью-то выставленную в проход ногу и шлепнулась.
  - Ах, вот вы как? - Сказала я, барахтаясь. Уцепилась за край скамьи. - Нет, так не пойдет. Вы меня не знаете. Я Кальмийская Гриулари. Я Невеста Повешенного. А еще я Погибель Рибальда, Последняя Любовь Старого Безумца, Мастерица Варить Сыр, Маленькая Медведица. И еще... И еще...
  - И еще Цыпленок Великанши. - Сказал кто-то. - Потому что Цыпленком тебя впервые назвала старая Ойя, вольноотпущенница Харринда. А ее звали Великаншей. А теперь уймись. Снар не любит, когда спьяну задираются.
  - Спьяну? Это я что ли пьяная? Да я никогда не была пьяной! Эй, вы что выдумали? Вот сейчас я вам скажу гриулу... Сейчас скажу... - Но сочинить что-то новое я была не в состоянии, слова путались. Тогда я вспомнила кое-что старое: про помои, про сыр. И начала выкрикивать все подряд. Слушатели меж тем пихали меня обратно на корму.
  - Ладно, ладно. - Усмехнулась я. - Не пускаете? Я могу сказать и отсюда. - На глаза мне попалось большо кольцо из толстого свернутого каната. Оно стояло, прислоненное к клади. - А, вот. - Объявила я, берясь за край. - Это будет мой дом. Я буду здесь жить. - И полезла туда. Кто-то принялся меня вытаскивать. Это оказался Крингмар. "Тихо, тихо" - Шептал он. - "Давай-ка пойдем обратно, пока Снар не явился".
  - Пусти, - потребовала я. - Я гриулари. Я много странствую. Но мне тоже нужен дом.
  Тут все раздались, и к нам приблизился Снар. За ним по пятам шел Гехт.
  - Что такое? - Грозно спросил мой похититель и убийца моих друзей.
  - Она пьяна. - Объявил кто-то.
  - Неправда. - Возразила я. - Я не пьяна. Я гриулари. Меня посетило вдохновение. И я собираюсь тебя проклясть, коварный Снар Бельтианин. Слушай. Слушай мои гриулы...
  Тут его ручища закрыла мой рот. Он втиснул меня в угол меж кладью и кольцом из каната.
  - Кто ее напоил? А, Крингмар. Это вы с Мурсом?
  - Это мы. - Признался Крингмар. - Мы хотели как лучше. Она вся дрожала.
  - Так что же, не могли ей налить поменьше? Совсем ничего не соображаете. Прочь!
  Крингмар поспешил убраться. Бельтианин, не выпуская меня, бросил через плечо:
  - Гехт, неси звякалки.
  Тот немедленно скрылся. Снар сказал:
  - На моем корабле порядки строгие. Кто бы ни устроил бесчинство, из моих он или чужой, простой или важный, будет сидеть в оковах. Кто пока не протрезвеет. А кто и до конца пути. - Он убрал ладонь с моего рта и поглядел на меня в свете фонаря, который держал один из моряков. - Да на кого ты похожа? А еще Первая Гриулари Пяти Королевств. И мне столько за тебя обещано. Цыпленок Великанши? Цыпленок и есть. Отродясь не видел цыплят во хмелю. А сейчас поглядим, какие они в железах. Ага. - Он обернулся, услышав, как позванивают оковы, свисающие с плеча вернувшегося Гехта. В считанные мгновения Снар и его помощник замкнули железные кольца на моих руках и ногах. Затем отступили. Я дерзнула пошевелиться. Кольца, соединенные цепями, оказались слишком велики для моих запястий и щиколоток, и заболтались при движении. Я подняла перед собой одну руку и воззрилась на нее.
  - Не для твоих цыплячьих лапок делалось. - Хохотнул Снар. - Впрочем, снять все равно не удастся. Не пролезет.
  Я попробовала. И впрямь ладонь застревала, как ее ни сжимай.
  - Вот так. - Сказал Снар. - Ладно, я пойду вздремну. Гехт, ничего не упускай, а чуть что, буди. - И оба они удалились. Крингмар и Мурс помогли мне забраться на прежнее место.
  - Прости нас, мы не рассчитали. - Проговорил Крингмар. - Тебе лучше? Вот и ладно. Постарайся уснуть.
  Мне удалось последовать его здравому совету. А наутро не было никаких неприятных последствий выпивки, если не считать железных оков на руках и ногах. Чтобы лишний раз не спотыкаться и не греметь, я старалась пореже слезать с мешков. Мурс и Крингмар подсказывали мне, как двигаться, чтобы оковы меньше мешали; у них накопился изрядный опыт. Хотя бы один из них был при мне всегда, когда удавалось. Остальные старались меня не замечать, включая и самого хозяина судна. Моя обувь высохла на следующий день. Двоих дарфилирцев отвязали от мачты, должно быть, рано утром, пока я еще спала. Третьего тоже развязали. Но, видимо, Снар не позволял им ходить в сторону кормы дальше мачты, ибо они со мной только переглядывались. А, когда третий попытался прорваться ко мне, его мгновенно остановили. Он стал спорить. И тогда Бельтианин велел запереть его в трюме. И выпустил лишь перед самой Палгирсой. Кормили меня так же, как и всех. Надеюсь, что дарфилирцев не хуже. Во всяком случае, они не выглядели особенно голодными под конец пути. Время от времени я бралась за арфу, но играла и напевала совсем тихо. Не хотелось лишний раз бесить Снара, да и за оковами требовалось следить, а это отвлекало. Мурс и Крингмар рассказывали кое-что о себе. Покинув прошлой весной Кальм, они поболтались там и тут, и в конце концов нанялись к Снару Бельтианину.
  - Если бы мы могли выбирать, - сказал Мурс, - то уж, конечно, держались бы от него подальше.
  - Теперь неплохо бы поскорее с ним расстаться. - Заметил Крингмар.
  - Еще бы. - Согласился Мурс. - До Палгирсы-то дотянем: здесь, в море, мы ему нужны. А на берегу... Думаю, стоит и расчета не просить, а сразу дать деру.
  - Ага. Пока он будет решать свои дела. - Подхватил Крингмар. И оба умоляюще поглядели на меня. - Ты, как причалим, в нашу сторону не гляди, а? И не обижайся, если не простимся.
  Я ответила, что все поняла.
  И вот показалась Палгирса. День был такой же сырой и хмурый, как четыре с лишним года назад, когда я впервые увидела эту гавань, хотя, тогда стояла поздняя осень, а теперь начиналась весна. Снар Бельтианин впервые за всю дорогу подошел и оглядел меня.
  - Ох какая. Тихоня тихоней. Расскажи я, за что заковал, никто, пожалуй и не поверит. Ну вот скоро и конец. - И тут же забрал у меня арфу и мешок.
  - Верни арфу. - Потребовала я.
  - А зачем она тебе? Чтобы ее с тобой зарыли? Или чтобы отобрали люди короля? Пусть лучше у меня останется. Лишний заработок.
  Я вздохнула и не стала спорить. А он посмотрел на Мурса и Крингмара, криво усмехнулся и приказал Гехту:
  - Этих двоих строго охранять. Что, остолопы, охота смыться? Думаете, я слеп? - И прогнал их поближе к мачте, а к рулю поставил другого кормчего.
  Едва корабль пришвартовался, Бельтианин подозвал одного из гребцов и объявил ему:
  - Отправишься гонцом к королю. Что сказать, сам знаешь.
  И тот, не дожидаясь, пока спустят сходни, прыгнул с борта на причал и вскоре пропал из виду.
  7.
  Я сидела, подобравшись на своем месте, и глядела на гавань. Суетились люди, шла торговля, кто-то с кем-то прощался. Бельтианин ходил по пристани перед своим кораблем и время от времени с кем-то заговаривал. Больше никто с корабля не сходил, даже Гехт. Мурс с Крингмаром, трое воинов Вирбальда и я были разлучены и под охраной. Немного пригрело. Над гаванью развеялся туман, явив окрестные горы. Солнце, правда, так и не показалось.
  - Они. - Послышалось вдруг на корабле. Другой голос подхватил. - Ага, едут.
  Снар Бельтианин оборвал разговор и вгляделся в дальний конец торжища. Там люди поспешно освобождали проход для мчавшихся к причалам всадников. Их было десятка два. И они действительно походили на людей короля Кубулга. Впереди ехал мужчина лет тридцати, приземистый и крепкий, с волосами и бородкой, похожими на пух одуванчика, разве немногим темнее, и узкими, как щелочки, серыми глазами; спокойный и отрешенный, но, несомненно, не из тех, кто вынужден дважды повторять приказ. Все были при оружии, но без доспехов, а только в шлемах и со щитами за спиной. Отряд остановился у самых сходен. Предводитель спешился и поглядел в лицо Снару Бельтианину.
  - С прибытием, Бельтианин. - Бесстрастно произнес он.
  - Мое почтение, Улгвир сын Кубулга. - Не без робости ответил грозный корабельщик. - Ты сам решил за ней явиться?
  - Да. Сам. - Улгвир перевел взгляд на корабль и прошелся им вдоль борта. И вот наши глаза встретились. Затем взгляд Улгвира вернулся к Бельтианину. - Это она на корме? В оковах?
  - Она. Мои люди напоили ее, и она стала буянить не хуже иного морского бродяги. Пришлось проучить.
  - Сними их.
  - Конечно, а как же. - Кивнул Бельтианин. - Я обязан передать тебе узницу, но не оковы. Они мне еще пригодятся.
  - Ты не меняешься. - Заметил Улгвир и залился смехом.
  - А как же. - без тени улыбки сказал Снар и крикнул. - Гехт, ты слышал?
  Гехт мгновенно очутился возле меня и снял оковы. Я пошевелилась так и эдак и сошла с клади, по привычке потянувшись за арфой и тут же вспомнив, что ее у меня больше нет. Гехт потащил меня за руку к сходням. Сзади пошел еще один молодчик. Когда мы спустились, Улгвир сказал:
  - Снар Бельтианин король Кубулг, мой отец, согласен уплатить тебе сполна. Но признайся честно, ты ведь на ней что-то еще заработал?
  Снар вздрогнул. Сын Кубулга улыбнулся. Тогда Снар хихикнул.
  - Какой догадливый. Да. Если честно, то мне заплатила королева Эрджиат-Фарузель через свою служанку. Четыре мгеамба. И еще два мгеамба задаток от путешественницы. - Он лукаво подмигнул мне. - Серебро лишним не бывает.
  - Да, ты найдешь ему применение. - Заметил Улгвир. - А другие пленники есть?
  - Только трое. - Ответил корабельщик. - Другие либо убиты, либо смылись. Впрочем, море нынче мало подходит для долгого купания. Не удивлюсь, если все на дне.
  - А их вещи? Ее арфа?
  - У меня. А что, тебе они нужны?
  - Ну, ты, наверное, все равно станешь продавать и пленных, и арфу, и пожитки.
  - Ну да. Хочешь что-нибудь купить?
  - Да. Арфу и всех трех дарфилирцев. И уплачу не торгуясь.
  - Эй! - Распорядился Снар. - давайте сюда этих троих и арфу!
  Его парни тут же вытолкнули на причал пленников. Следом спустился Гехт с арфой в руке. Улгвир оглядел дарфилирцев и заметил:
  - Здоровые, крепкие, много на что годятся. - Взял у Гехта арфу, раскрыл чехол, полюбовался, тронул струны. - Отличная арфа. Я, конечно, еще не играл на раунгийской... А отчего бы не поучиться? Беру. Все беру.
  Снар назвал цену. Улгвир кивнул и громко объявил о покупке, чтоб расслышали все свидетели: его воины и моряки Снара. Затем оба поднлись на корабль, чтобы рассчитаться. Я огляделась. Спешившиеся воины обступили меня. Они глядели мимо, но от них не ускользнуло бы ни одно мое движение. Из толпы поодаль многие глазели в нашу сторону. Кое-кто, похоже, объяснял кому-то другому, что происходит: навострив уши, я разобрала свое имя. Дарфилирцы делали вид, будто все это их не касается. Один попробовал подойти ко мне. И тогда пожилой ренунтирец, помощник Улгвира, негромко сказал ему: "Стой", и тот замер. А на корабле вдруг раздался какой-то шум. А затем голоса Мурса и Крингмара:
  - Улгвир сын Кубулга, выслушай нас!
  - Не откажи нам в просьбе, Улгвир брат Вириайн!
  - Да, я слушаю. Кто вы и чего хотите?
  - Это люди, которые служат у меня несколько месяцев. - Ответил за них хозяин. - Они провинились. Пытались предупредить гриулари, затем пытались помогать ей и ее спутникам, а затем влили в нее вот такую кружку бувора, я уже упоминал, к чему это привело. Они боятся расправы. И не напрасно.
  - Вы хотите, чтобы я защитил вас? - Спросил Улгвир.
  - Да, мы просим защиты. Мы слышали о твоем великодушии.
  - А что я получу взамен?
  - Все что угодно.
  - Вы уже решили, что будете делать, когда покинете этот корабль?
  - Нет. Там поглядим.
  - Ко мне на службу пойдете?
  - Да. Пойдем. На любых условиях... Нам бы только уйти от него целыми-невредимыми. Мы даже согласны не брать расчета.
  - А вот это напрасно. Снар Бельтианин, если хочешь и впредь заходить в Палгирсу, уплати сполна этим двоим и отпусти их. Они под моей защитой.
  - Ладно. - Хмыкнул Снар. - Я не в убытке. - Зазвенело серебро. - Это твое, а это твое. А теперь забирайте вещички и прочь.
  Послышался топот и возня. Затем над бортом показались головы Мурса и Крингмара. Еще миг спустя они, как ошпаренные, слетели по сходням и остановились сбоку от конного отряда, шумно сопя.
  Улгвир и Снар еще немного позвенели серебром, после чего Улгвир поднялся и сказал: "Ну, пройдоха Бельтианин, до новых встреч". И спустился по сходням, насвистывая ренунтирскую песенку. Тут же подошел ко мне, взял меня за плечо и внимательно оглядел.
  - Так вот ты какая, Эррен дочь Тинда. А меня ты уже знаешь. Я Улгвир. Мы с Вириайн от одной матери и, несмотря на разницу в шесть лет, были очень близки. Поедешь вот на этом коне. - Он указал на крепкую пегую лошадку, которую вместе со своей держал под уздцы один из воинов рядом с нами. - Подсади-ка ее. И все, кто спешился, в седло.
  Воины исполнили приказ. Улгвир подозвал к себе Мурса и Крингмара.
  - Знаете, где я живу?
  - Знаем. У тебя свой дом в королевской усадьбе. А добираться туда вон по той дороге. Затем свернуть вот так...
  - Верно. Так вот что. Походите по лавкам вместе с новыми рабами и купите все что нужно им и себе. Из полученного по расчету. Затем придете ко мне, попросите управляющего разместить вас, и он вам что-нибудь поручит, пока я не вернусь. Но по королевскому двору не болтаться и в разговоры ни с кем не вступать. Поняли?
  - Поняли. - Хором ответили те двое. Улгвир вскочил на коня и сказал: "Поехали". И мы поскакали в усадьбу старого Кубулга. На этот раз отряд возглавлял пожилой помощник Улгвира, а сам брат Вириайн ехал посередине рядом со мной. Мы миновали гавань. На дороге не было никого, кроме нас. Улгвир насвистывал. Моя арфа висела у него за спиной под плащом. Плащ был откинут с груди, и я видела знакомый ремень. Всадники понемногу растягивались. И вышло так, что в месте, где дорога делала плавный поворот направо, огибая горушку, справа от меня остался только Улгвир, а слева никого. Не теряя времени, я рванула из рук Улгвира свои поводья; он удержал их. Тогда я подняла пегую лошадку на дыбы, и Улгвир их все-таки выпустил. А в следующий миг я пустила коня вскачь прочь с дороги: наискось вниз по косогору и дальше через поле.
  - Сбежала! - Прокричал сзади Улгвир. - За ней! Догнать!
  Они с гиканьем поскакали следом за мной. Я разогнала пегого до пределов возможного. Мы летели полем, с которого еще не везде сошел снег, и которое было не слишком твердым и не чересчур мягким: в самый раз для хорошей скачки. С разгону мой пегий перелетел какой-то низкий плетень и промчался через птичий двор, распугивая кур. К счастью, ни одна не угодила под копыта. За птичником был выгон с коровами. Грубоватая белобрысая женщина, повернувшись ко мне, что-то закричала, размахивая руками, и потом долго еще кричала вслед. Наконец я попала в проулок, бежавший мимо двора и выходивший на дорогу пошире. Преследователи были уже на выгоне. Улгвир перекликнулся с женщиной, затем крикнул: "Вперед, за мной!", и громко заржал чей-то конь. Я не стала оглядываться, а смотрела только вперед. Судя по шуму, погоня, пусть медленно, но отставала. Я вылетела на дорогу в месте, где по обе стороны рос кустарник. Какой-то всадник скакал мне навстречу, и был уже в трех шагах. Передние из погони что-то истошно завопили: похоже, ему. И он, махнув им рукой, уверенно поехал прямо на меня. Я попыталась его обойти, он усмехнулся, и миг спустя его конь грудью сшиб моего. Я вылетела из седла и чудом удержалась, вцепившись одной рукой в поводья, а другой в гриву пегого. Пегий возмущенно заржал. Всадник, наклонившись, схватил меня за шиворот и выпрямил, приподняв. Затем свободной рукой отобрал поводья. И наконец с новой густой усмешкой перебросил на своего коня. Подъехали Улгвир и его люди. Улгвир сказал:
  - Благодарю тебя, Варф Носатый. Ты услужил мне.
  - Варф? - Воскликнула я. - Ты Варф Носатый? Ты жив?
  Он повернул меня к себе и вгляделся в мое лицо.
  - Гриулари Эррен? Так это ты?
  - Я самая. И я бы сказала, что рада тебя видеть, но, благодаря тебе, меня живьем зароют в землю.
  - Это правда. - Подтвердил он. - Я слышал слова короля Кубулга. - И крякнул. - Только вот уж не думал, что он до тебя доберется. Да еще и с моей помощью.
  - Поздно сожалеть, Варф. - Вмешался Улгвир. - Давай-ка ее мне.-И я тут же очутилась верхом впереди Улгвира. - Поедешь со мной. - Сказал он мне. Затем Варфу. - А ты поведешь пегого.
  И мы поскакали по дороге в ту сторону, в которую ехал Варф. Улгвир обхватил меня половчее и чуть слышно произнес:
  - Как я говорил, мы с Вириайн были близки. Я знал ее лучше многих. Она охотно делилась со мной своими тревогами. Но если уж что-то решит, поступала по-своему. Никто и никогда не околдовал бы ее. Она сама решила, что сбежит с Орбальдом. - И замолчал. Дорога, как я вскоре поняла, понемногу сближалась с той, знакомой, и должна была влиться в нее где-то недалеко от королевских ворот. По обочинам потянулись высокие крепкие ограды. Улгвир вгляделся вперед и вдруг спросил. - Законы знаешь?
  - Конечно. - Я едва ли не обиделась. Но тут же спохватилась и уточнила. - Островные досконально. Дарфилирские хорошо. Ну, а законы прочих земель Побережья постольку-поскольку.
  - Этого достаточно. - Заметил он.
  - Для чего достаточно? - Удивилась я. Он не отвечал. Я вывернула шею и поглядела ему в лицо. - Улгвир!
  Он только усмехнулся, глядя мимо. Я окинула взглядом ограды по обе стороны, грязную дорогу, небо, леса на дальних склонах и показавшиеся впереди королевские ворота с вырезанными на створках большими оленями. И вдруг поняла нехитрый намек. Ну конечно.
  Улгвир, почувствовав перемену, повернул мое лицо к своему и скупо улыбнулся. Немного погодя, мы подъехали к резным воротам, и они распахнулись перед нами.
  Все глядели на нас: стража, слуги и служанки и несколько богато одетых мужчин и женщин. Во двор выбежал король Кубулг, еще заметней постаревший, но весьма проворный.
  - Вот она. - Сказал он. - Дождался.
  Улгвир опустил меня наземь. Всадники спешились. Кубулг велел:
  - Подойди сюда.
  Я подошла, и он спросил:
  - Ты уже знаешь, что тебе предстоит?
  Я набрала в грудь побольше воздуху и произнесла:
  - Твои намерения не могут не вызывать вопросов, король Кубулг. И, прежде всего: на основании каких законов Ренунтиры ты приговорил меня в мое отсутствие, да еще и к такому жестокому наказанию? В древних законах Синкределя оно предусматривалось. Но только для убийц отцов и матерей. И, кажется, ни разу не было повода его применить. А на Журавлиных Островах ни о чем таком вообще не слышали. А что говорят об этом законы Ренунтиры?
  - И ты еще смеешь вспоминать о законах? - Поразился Кубулг.
  - Смею. В Пяти Королевствах всегда уважались законы.
  - И ты требуешь, чтобы я поступил с тобой по закону, гриулари с Кальма?
  - Да.
  - За колдовство, кажется, побивают камнями?
  - Смотря, за какое, и какой оно причинило ущерб. Самое злое и опасное чародейство карается именно так. Но ты ничем не докажешь, что я вообще колдунья.
  - А что ты сотворила с моей дочерью?
  - Твоя дочь сделала свой выбор. Я только передала ей вести. Вестник не колдун.
  - Ты околдовала нас всех. Мы поверили тебе и приняли как гостью. А потом крепко уснули и проспали исчезновение Вириайн.
  - Вас усыпило ее снадобье. Известное любой здешней женщине. Я его не подсыпала. Я вообще в зельях не разбираюсь.
  - Да, ты куда сильнее в законах, как и положено гриулару. И занимаешься лишь дозволенным гриулару высоким волшебством. И даже черные гриулы слагаешь редко. Все это я слышал. Ты требуешь суда? Не будет тебе суда.
  - Отец, ты обязан дать ей возможность защититься. И предложить в помощники кого-нибудь, кто силен в законах Ренунтиры.
  - Обязан? - Усмехнулся старый лис. - Ты забываешь, что она не ренунтирка. Наш закон не обязывает давать право судебной тяжбы чужестранцам, даже если они жители Побережья. Это оставлено на усмотрение короля. Я не согласен тратить время на суд.
  - Отец, против тебя объединятся четыре короля. А то и пять, - предупредил Улгвир.
  - И не только они. - Добавил звучный раскатистый голос. Поглядев налево я увидела могучего человека, похожего на медведя. У него была косматая, темная с проседью грива и такая же борода, кустистые темные брови и яркие живые карие глаза на выдубленном загорелом лице. В его богатом наряде сказывалась некоторая небрежность, как у любого, кто вечно в движении и не может слишком заботиться о том, чтобы выставлять себя напоказ. Рядом с ним стояла стройная женщина лет двадцати шести, черноволосая и смуглая, в одежде медовых цветов от самых темных до самых светлых и с изумительными украшениями из янтаря.
  - Ты что хочешь сказать, Гирдам сын Мара? - С неприязнью спросил его Кубулг.
  - А ты не понял? Забудешь о благоразумии, дождешься мятежа. - И зубы Гирдама сверкнули в улыбке. Да, это был, конечно же, тот самый Гирдам, который чувствовал себя полным хозяином в области на севере Ренунтиры, занимающей треть страны, и называвшейся Гиргролан. Ходили слухи, что он не особенно считается с королем, но соблюдает мир, ибо ему так угодно.
  - Уж не ты ли возглавишь этот мятеж? - Нахмурился Кубулг.
  - Да найдется кому возглавить. - Добродушно предостерег Гирдам. - Если можешь, воздержись сейчас от опрометчивости, мой король, и назначь суд.
  Король усмехнулся, выпрямился во весь свой небольшой рост, оглядел всех во дворе и ледяным голосом произнес:
  - Суда не будет. Я все решил. Хватит разговоров. Ведите ее к яме.
  Женщины ахнули, мужчины вполголоса загомонили. Улгвир, указывая на запад, предостерег:
  - Отец, солнце вот-вот сядет.
  - И пусть. - Отрезал Кубулг. - Идемте.
  - Отец, король Рибальд...
  - Не напоминай мне о Рибальде. Пошли. - И двинулся к воротам. Следом стража повела меня. Дальше, кто пешком, а кто и верхом, потянулись многие другие. Я не оборачивалась и не высматривала, кто именно.
  - Может, тебе лучше остаться Гирса? - Пророкотал голос Гирдама.
  - Нет, отец. Я с тобой. - Голос молодой женщины напонинал гудение пчел над цветами. Так ее зовут Гирса? Почему не Гирси? Боюсь, я этого никогда не узнаю.
  Сперва мы шли по дороге, затем по тропинке, и наконец попали в поле: неровное, все в кочках и буграх. Яма темнела у края леса. К ней была протоптала тропка. Кругом стоял прошлогодний бурьян, и высились редкие кусты. Гулял ветер. В лесу лежал сырой снег.
  В двух шагах от ямы стража остановила меня. Кубулг повернулся к нам лицом.
  - Гриулари Эррен дочь Тинда с острова Кальм, - сказал он - коварная и вероломная пособница бесчестного Орбальда сына Орринда, ныне короля Дарфилира. Настал час распаты. Пока только для тебя. Но твой хозяин тоже еще поплатится. Мой сын был прав: солнце село, пока мы шли. Но что мне солнце? Еще только сумерки, и в них нетрудно разглядеть твою могилу: вот она! Вот она! - Он запрыгал, как одержимый у края ямы. И вдруг споткнулся. Одна нога сорвалась, другая не удержала, и старый король полетел вниз. Со дня ямы раздался глухой стук и короткий возглас. А затем стало тихо.
  8.
  Улгвир прошел мимо меня и наклонился над ямой. К нему присоединились два воина. Один спустился вниз, другие помогали ему. И наконец они осторожно, но не сильно мешкая, подняли над краем ямы бездыханное тело короля Кубулга. Улгвир взял его на руки и произнес:
  - Отец мертв.
  - Отец мертв. - Подхватило еще несколько голосов. То были другие сыновья Кубулга. Два близнеца: Кублим и Кубарт от второй жены короля, Харулг от дочери ремесленника из Палгирсы и и Тирулг от служанки. Отделившись от толпы, они склонили головы и принялись сооружать носилки из двух копий и плаща. На эти носилки постелили еще один плащ, затем Улгвир положил на них бездыханного Кубулга, и тело накрыли еще тремя плащами, так, чтобы один выступал из-под другого у головы.
  - Братья, - сказал Улгвир, стоя у носилок, - Что бы ни разделяло нас когда-либо прежде, сейчас мы должны сплотиться. И жить в согласии. И кому бы из нас ни выпало стать королем, править мы будем вместе, и король никогда не забудет посоветоваться с остальными.
  - Да будет так, - отозвался Харулг. И трое остальных подхватили: "Да будет так".
  - Мы сейчас отнесем тело нашего отца на его двор, - продолжал Улгвир. - И всю ночь станем бодрствовать над ним. А завтра утром достойно проводим его в последний путь.
  Братья еще раз склонили головы, и четверо подняли носилки. Улгвир повернулся ко мне:
  - Эррен дочь Тинда. В чем бы ни обвинял тебя мой отец, и какую бы участь для тебя ни готовил, прошу больше не держать на него гнева, ибо он мертв. И, хотя найдется не один, кто исполнит завтра погребальную песнь, я хочу, чтобы прозвучала и твоя.
  - Моя? - Удивилась я. - Но, Улгвир, одно дело не держать гнева, а другое сказать о покойном что-то доброе. А найти хоть одно доброе слово для человека, который хотел закопать меня живьем, выше моих сил.
  - Ты найдешь верные слова. - Сказал он. - После того, что случилось, люди еще заметней прежнего сомневаются в твоей вине. Пусть же они окончательно убедятся, что ты невиновна.
  - Пусть кто-нибудь докажет, что я виновна, - ответила я. - Если кто-то еще поддерживает обвинителя. А если кто-то желает обвинить меня в смерти короля, пусть докажет и это. Я никому ничего не стану доказывать.
  - И все-таки, Эррен дочь Тинда, попробуй сложить песню о моем отце. Я хочу услышать ее. - Сказал он. И, ни на кого больше не поглядев, встал позади носилок. Носилки поплыли вперед на плечах четырех братьев, за ними зашагал Улгвир, а дальше чинно выстроились остальные. Меня вели все те же двое стражей. И вдруг я заметила, что рядом с нами идут Гирдам и Гирса.
  - С избавлением тебя, - дружелюбно сказал Гирдам и, небрежно отодвинув стража, обнял меня за плечи.
  - Со мной еще не решено. - Напомнила я.
  - Скоро решится. - Ответил он, пригладив мне волосы мощной пятерней. - И не думаю, что над тобой все еще висит угроза смерти.
  - Отец знает, что говорит. - Подхватила смуглая женщина в янтарях. - Поздравляю тебя, гриулари.
  Я оглядела ее свежее, полное достоинства лицо, затем перевела взгляд на украшения.
  - Я вижу, тебе нравится мой янтарь. - Заметила Гирса.
  - Да. Работа явно местная. А откуда привезли янтарь? Из Бельты или из Раунгара?
  - Из Бельты. - Ответила Гирса. -Так сказал моему мужу мастер. Это был свадебный подарок. Узнав, что отец меня просватал за человека, которого я никогда не видела, я начала плакать. Но вот пришел жених. Оказалось, что он славный и добрый. Но я все еще плакала. Я мечтала о другом. А он сказал: "Что ты плачешь? Смотри. Я принес тебе украшения из камня, который называют Слезы Дерева. Пусть Слезы Дерева помогут высушить твои слезы". И я улыбнулась. Мы жили в полном согласии. А потом мой муж ушел в поход с королем Кубулгом и не вернулся.
  - Ты говоришь о войне за Прекрасную Вириайн? - Уточнила я.
  - Да. - Ответила Гирса и взяла мою руку. - Ты ни в чем не виновна. И я рада за тебя. - И улыбнулась.
  Так до самого конца я шла между Гирдамом и его дочерью, а стража двигалась сзади.
  Носилки с телом пронесли через двор и внесли в большой кролевский зал. В дверях зала один за другим скрывались провожающие. Но народу во дворе не убывало: непрерывно подходили жители Палгирсы, узнавшие о несчастье. От строения к строению сновали слуги. Я под охраной тех же двоих воинов стояла у стены. Во двор вышел косматый Гирдам. Растерянно огляделся.
  - Где она? А, вот... - И обратился к стражам. - Улгвир велел провожить ее в спокойное место, где ей не помешают сочинять. Идемте. - По дороге он поймал за локоть полную пожилую служанку и приказал. - Принеси для гриулари какой-нибудь еды. Хотя бы каши. - Служанка кивнула и скрылась.
  - Зачем? - Поразилась я. - Я не хочу есть.
  - А вдруг захочешь? Так, поворачиваем. Теперь сюда. - И в конце концов, он привел меня к кузнице. Остановившись перед дверью, он трижды постучал, а потом назвал себя и меня. И сразу же, не дожидаясь ответа, открыл дверь и вошел.
  Кузнец стоял на середине кузницы. Когда мы вошли, он и двое его помощников занимались уборкой. Кузнец был небольшого роста, почти лысый, с печальными темными глазами, но его мощные плечи и сильные руки не уступили бы чьим угодно, а еще его отличали непомерно большие стопы.
  - Тунгор, ты уже слышал новость? - Спросил Гирдам.
  - Слышал. - Уныло ответил тот.
  - Вы кончили работу на сегодня?
  - Кончили. Сейчас они уйдут.
  - А ты, как всегда, остаешься здесь?
  - Как всегда.
  - У тебя при кузнице пустует каморка. Вон там. - Гирдам указал. - Я хочу, чтобы ты приютил Кальмийскую Гриулари: здесь тепло, а ей надо сочинить погребальную песнь. Да и поспать, если времени хватит.
  - Ладно, пускай. - С безразличием ответил кузнец. - Мне не помешает.
  - А ты ей. - Улыбнулся Гирдам. - И довольно грустить. Теперь Улгвир тебя отпустит, хотя, конечно, не сразу. Вернешься в Шингрис.
  - Двадцать лет я жду возвращения в Шингрис. Двадцать лет работаю на Кубулга. Двадцать лет живу один среди чужих, не раб, но и не свободный... Кубулг ловко меня провел. Он знал,что я не могу преступить отцовский завет.
  - Но и ты знал, что он найдет, чего от тебя потребовать. - Заметил Гирдам, подводя меня к скамейке. Я села. Гирдам уселся рядом. Подмастерья молча удалились.Кузнец ответил:
  - Догадывался. Но что мне оставалось? Мы заключили договор. И вот двадцать лет я здесь. Я сыт,одет и обогрет. А еще мне платят серебром. Но на что оно мне? Так, купить что-нибудь иногда детям из гавани. Они напоминают мне наших шингрисских ребятишек. Таких, какие могли бы расти у меня.
  - Так может еще родишь. - Одобрил его Гирдам. - Ну ладно, я пошел. Снаружи останется стража, ты, Тунгор, на них не смотри. Делай все, как прежде. А ты, Эррен, как поешь, вон за эту дверь. Тебе там постелят. Ну, доброй ночи обоим. - И поднялся. Тут в дверь трижды постучали. Женский голос сказал: "Это Марори. Я принесла еду". Дверь открылась, и вошла полная служанка с корзиной, из которой пахло горячей просяной кашей. Гирдам вышел. Служанка вручила миску с кашей кузнецу. Затем мне. Кузнец тут же спокойно принялся за еду, я немного помедлила, но, наконец, попробовала немного и, обнаружив, что голодна, съела все. Между тем служанка вернулась с ворохом теплых шкур, зашла в каморку и прнялась там шуршать. Выйдя, сообщила:
  - Постель готова, гриулари. - И предложила кузнецу. - Давай я и тебе постелю. - Он вяло кивнул, и она скрылась за другой перегородкой. Я пожелала кузнецу спокойной ночи и задвинула за собой ржавый засов. Постель была устроена превосходно. Я, не долго думая, легла и закрыла глаза. "Может все-таки попробовать что-то сочинить?" - Мелькнуло в голове. Но я запретила себе думать о Кубулге и сказала: "Буду спать. Всю ночь".
  Но среди ночи я вдруг проснулась, словно от толчка. И села в постели, бормоча какие-то слова. Поразительно созвучные. То была почти готовая гриула. И явно не первая. Я стала вспоминать, что же там было раньше. В голову приходили только обрывки. Я стала их связывать. И поняла, что это Погребальная Песнь королю Кубулгу. Я вздохнула и принялась ее доделывать. А, когда было готово, повторила про себя еще раз и снова уснула.
  Утром меня разбудил стук в дверь.
  - Эррен, - произнес за дверью голос кузнеца. - Это я, Тунгор. Пора вставать. Ты проснулась?
  - Проснулась. - Ответила я. - Спасибо, Тунгор. Доброе утро.
  - И тебе. - Сказал он. И завозился у себя в кузнице.
  Я встала и оделась. Пошла на двор умываться. Повсюду вставали, но разговоры звучали вполголоса, и люди старались поменьше шуметь. И я окончательно удостоверилась, что вчерашнее мне не приснилось, и что сегодня действительно хоронят короля Кубулга. Я вернулась в каморку при кузнице и стала причесываться. Песня, сочиненная ночью, поразительно четко звучала в голове.
  Из-за перегородки послышался голос Улгвира. Ему что-то ответил кузнец. Затем ко мне постучали. Я открыла. Улгвир протянул мне мою арфу со словами:
  - Прости, я совсем забыл вчера вернуть ее тебе.
  - Да что ты, я понимаю, было не до того. - Ответила я, принимая из его рук подарок Сиэрль. Он сказал, что у меня есть около получаса и вышел. А я осталась с арфой, которую уже считала утраченной. Если так, то, вполне возможно, он скоро освободит дарфилирцев. Я улыбнулась и принялась наигрывать одну из своих старых песен, но бросила и, вопреки себе, начала подбирать ту, последнюю.
  Вскоре за мной явился Гирдам. В погребальном шествии я опять шла с ним и его дочерью, а стража молча следовала за нами. Место погребений находилось на возвышенности в получасе ходьбы на юг от королевского двора. Там уже лежали все жены короля, последнюю похоронили семь лет назад. Вириайн не могли здесь положить, она навеки канула в болото далеко отсюда; но в память ее насыпали холмик и поставили камень с резьбой, изображающей Вириайн за прялкой. Она была здесь а себя совершенно не похожа.
  Носилки под Кубулгом были уже совсем другие, добротные, с резным узором. И накрыт он был не плащом, а богатыми тканями, и с ним рядом лежал его меч и кубок, и драгоценности. Первым прощался с отцом Улгвир, затем по старшинству остальные братья. Затем Улгвир вызвал к носилкам ренунтирских гриуларов. Я слушала их вполуха, думая, скорее бы все это кончилось и нгадеясь, что обо мне не вспомнят. И вдруг Улгвир позвал:
  - Эррен дочь Тинда с острова Кальм. Ты готова почтить песней прах короля Кубулга?
  Я вздрогнула, поглядела ему в лицо и ответила, не двигаясь с места:
  - Не готова.
  - Эррен дочь Тинда, не нарушай Первую Заповедь Гриулара. - Сказал Улгвир.
  - Я не нарушаю. У Кубулга не было для меня суда, а у меня нет для него песни.
  - У тебя есть песня. - Произнес Улгвир, глядя мне в глаза. И я впервые в жизни не выдержала чужого взгляда. Пришлось мне выйти и запеть то, что у меня сочинилось:
  
  Давно и недавно
  Расколот надвое
  Мир, и безмерно
  Горе, что в сумрак
  Погрузило покои
  До лет преклонных
  Доковылявшего Кубулга.
  Дочь его Вириайн,
  Дивное чудо,
  Сгинула, сгублена
  В смутный тот год,
  И средь моря гибелей
  Кончина ее
  Точно крик чайки.
  
  Воронов круг
  Вражды и вины
  Не разорвав,
  И не озарив
  Небо над нами,
  Отец в очаяньи
  Мир отверг.
  Место для мести
  Предусмотрел.
  Слушать слова
  При свете солнца
  Нужным не счел;
  Вскричал: "Никчему!",
  Насмехаясь над смертью.
  Но горе утраты
  Велит гриулару
  Напомнить о главном
  Гулким напевом,
  Кончены счеты,
  И Кубулга с честью
  Хоронят под крики чаек.
  Поглядев на меня в наступившей тишине, Улгвир подал мне знак приблизиться. Я не шелохнулась. Тогда он сам подошел, взял меня за плечи и развернул к толпе. А затем спросил:
  - Есть ли здесь кто-то, считающий эту гриулари виновной в колдовском воздействии на Вириайн дочь короля Кубулга?
  - Нет. - Послышалось из толпы.
  - А не обвиняет ли ее кто-нибудь, что она колдовством погубила самого короля Кубулга?
  "Нет" прозвучало еще громче и уверенней.
  - И пусть больше никто к этому не возвращается. - Сказал Улгвир и отпустил меня. Я пошла к Гирдаму и Гирсе. А Улгвир велел опускать покойника в могилу. Пока ренунтирцы забрасывали Кубулга землей, я шепотом рассказала этим двоим о том, что произошло ночью.
  - Здесь нечего удивляться. - Шепнул мне Гирдам. - Дар Гринда всегда найдет для себя дорогу, если потребуется. Отличная песня.
  - А что со мной теперь будет? - Спросила я.
  - Скоро узнаем. - Ответил он.
  На обратном пути отец и дочь оберегали меня от слишком назойливого внимания земляков. Стража по-прежнему шла за мной по пятам. Значит, отпускать домой меня пока не собираются. Предстоит долгая возня. И дело тут даже не в прижимистости жителей Побережья, над которой они сами смеются. Любой, с кого требуют выкуп за похищенного, будь то просто отец семейства или король, боится показать свою слабость, и никогда не согласится на первое предложение, даже если оно его устраивает, а будет тянуть, пытаясь сбавить цену. Тот, кто требует выкупа тоже не станет уступать сразу, ведь и ему неохота себя уронить. Но в конце концов, обе стороны сойдутся. И часто даже заранее можно предвидеть, на чем. Но тому, кто попал в заложники, только и остается, что набраться терпения. А Большому Гриулару и подавно. Я вздохнула и поправила ремень арфы.
  По возвращении все стали проходить в зал и рассаживаться за столами. Гирса усадила меня рядом с собой. Улгвир поглядел со своего места в нашу сторону, отыскал меня взглядом и кивнул. Прежде, чем приступить к еде, он еще раз пожелал своему отцу верной дороги через Последний Брод. Затем велел позвать трех дарфилирцев. Когда они явились, он сказал:
  - Я возвращаю вам свободу. Это первое. Второе: я хочу послать вас с поручением в Дарфилир к вашему королю. Вы расскажете ему обо всем и передадите, что я согласен отпустить Кальмийскую гриулари за выкуп и заключить мир с Дарфилиром. Подкрепитесь и собирайтесь в путь, а потом я дам вам последние указания.
  Дарфилирцы поклонились и сели на указанные им места. Улгвир сказал:
  - Эррен дочь Тинда, мы постараемся, чтобы ты здесь не скучала. И помни: у тебя нет никаких причин чуждаться общества и не пользоваться случаем спеть. Этим ты наверняка преступишь Первую Заповедь Гриулара. А если ты, утомленная ожиданием, вздумаешь бежать, это может воспрепятствовать заключению мира.
  - Да, я понимаю. - Ответила я.
  И начался поздний завтрак, чинный и строгий, как и положено после погребения.
  9.
  После завтрака мы с Гирсой вышли во двор, и она сказала:
  - Я слышала, отец устроил тебя ночевать при кузнице. Но, может, ты хочешь перебраться ко мне?
  - Нет. - Ответила я. - Там, где ты ночуешь, все время будут другие женщины, а мне порой необходимо побыть одной.
  - А шум кузницы тебе не мешает? - Спросила она.
  - Нет. Ведь в нем тонут разговоры. Да и вообще кузнецы со своими помощниками за работой обычно почти не говорят... Сегодня там, наверное, работы нет. Хочешь, я тебе покажу, как я устроилась?
  И она пошла со мной. Работы по случаю похорон не было, но кузнец сидел и о чем-то думал, рядом с ним стояла на скамье пустая посуда, а на самом краешке пристроилась, по-матерински глядя на кузнеца, полная служанка.
  Мы с Гирсой прошли в каморку, уселись, и как-то само вышло, что я заговорила о раунгах и о своей маленькой дочери, которую теперь неизвестно, когда увижу.
  - А у меня нет детей. - Вздохнула Гирса. - Не успели мы. Все это время, как кончилась война, отец не беспокоил разговорами о новом замужестве: понимал. А нынче ближе к весне начал намекать: ты еще молода, пора прийти в себя, поехали ко двору, на кого хозяйство оставить, найдется, может, встретим кого, решать-то в любом случае сама будешь, вдова не девушка. В конце концов, я согласилась. Не для того, конечно, чтобы нового мужа ловить. Просто людей посмотреть. И правильно поступила как выяснилось. Вот сижу вдвоем с Первой Гриулари Пяти Королевств, счастливо избавившейся от страшной смерти. Кто бы мог поверить.
  - А я сижу вдвоем с дочерью прославленного Гирдама Северянина. Кто бы мог подумать...А мать у тебя, наверное, была эрпиадийка? - Вдруг догадалась я.
  - Да. Ее звали Нелтима. Ее с детства готовили не для брака, а, чтобы она жила с мужчинами за вознаграждение. Ну ты, наверное, знаешь об их странных нравах, ты ведь плавала на юг.
  - Да.
  - Отцу выпала бурная молодость. И в тот год он поплыл на юг вместе с ватагой Кубулга. Кубулг не был в чести у своего отца, и не думал, что попадет на престол, и поэтому все искал для себя чего-то в дальних морях. Сперва они с отцом подружились. Но это быстро кончилось. Из-за моей матери. Отец повстречал ее случайно, когда они грабили один небольшой город. Он схватил ее и понес, хмельной от крови. А она вдруг прильнула к нему. Потом, научившись объяснятся по-нашему, она сказала, что вдруг почувствовала к нему большое доверие. Как ни к кому другому. А тогда они, будучи не в состоянии обменяться ни словом, оказались вдруг охвачены чем-то необычным. Он помнил, что по правилу, установленному Кубулгом, вся добыча складывается вместе, а затем бросают жребий. Но он этим пренебрег, ибо не мог устоять. И они с Нелтимой оказались настолько созданными друг для друга, что он, придя в себя, даже подумал, не сбежать ли от Кубулга. Но все-таки явился к кораблю с Нелтимой вдвоем и потребовал, чтобы Кубулг сделал для них исключение. И даже пытался грозить мечом. Люди Кубулга уняли ссору. Затем стали бросать жребий. И выпало, что Нелтима отходит к Гирдаму. Кубулг потребовал бросить еще. Опять то же самое. Тогда Кубулг сказал: "Ладно, она твоя, но после того, как ты вернешься домой, я приду за ней". На всем пути до родных мест Гирдам сторонился Кубулга. А, как доплыли, покинул ватагу и подался домой. Как раз умер его отец, ему досталось хозяйство. И вскоре он понял, что одно дело жить при ком-то, а другое всем заправлять самому. Нелтима быстро освоилась и заговорила по-нашему. Правда, наши морозы оказались для нее слишком суровыми, и поэтому я рано лишилась матери. Отец объявил мать свободной задолго до моего рождения. Кстати, в своей Эрпиаде она свободной не была. Хотя ее многому учили. Но ему хотелось еще и жениться на ней по всем правилам. И тогда он предложил одному соседу, почтенному, но зависевшему от него из-за старого долга, удочерить Гирсу. И сам выделил приданое, которое потом приемный отец дал за невестой. И справили отменную свадьбу. Все все знали, но моя мать всем сразу понравилась, и и никто не оспорил законность брака ни тогда, ни потом. - Гирса рассмеялась. - А мне, как родилась, дали имя в честь одной подруги матери, которая рано ушла из жизни. Гирса это эрпиадийское имя. Оно просто похоже на наши.
  - А, поэтому не Гирси?
  - Ну да. Я неплохо помню мать и любила ее, но не успела у нее многому научиться, а то, что знала по-эрпиадийски, давно забыла. А потом отец послал меня на воспитание на ваши Журавлиные острова.
  - А Кубулг? - Спросила я. - Он приходил за твоей матерью?
  - Приходил. - Кивнула Гирса. - Но замешкался в дороге. Сперва его отец король улаживал его ссоры с разными большими людьми в Палгирсе. Затем брат короля и дядя Кубулга лишил короля власти и сел на престол. Кубулгу пришлось скрываться. Пытаясь вернуть престол, погибли и старый король, и его любимый сын и наследник. Тогда Кубулг возглавил недовольных, и ему удалось сбросить дядю и стать королем. Отец все это время сидел в своих владениях и усмехался. А потом, вскоре после смерти матери, Кубулг явился к нам с большой свитой. Я тогда была совсем маленькая и всюду носилась. Кубулг увидел меня во дворе и спросил: "Это ее дочь? Как похожа. А где она сама?". "В могиле", - ответил отец. "Значит, я опоздал? Хорошо. Когда этой девочке исполнится лет пятнадцать-шестнадцать, она будет хоть куда и, надеюсь, еще больше похожа на Нелтиму, чем теперь. Отдашь ее мне". "Не отдам". - Ответил отец. "Заберу", - пообещал Кубулг. И тогда отец решил спрятать меня до поры на ваших островах. А, точнее, на Диуге, самом далеком. У тебя ведь там родня. Я их знала.
  - Ну да. - Обрадовалась я. - Оттуда моя бабушка по отцу.
  - Там живут хорошие люди, - продолжала Гирса. - И мне было среди них хорошо. Хотя, конечно, я скучала по дому. А однажды пришел корабль, и на нем был один человек... Думаю, он не больно-то меня заметил. А я, как они уплыли, думала только о нем. И вдруг три года спустя, приезжает отец и сообщает, что нашел мне жениха. Я в слезы. А потом полюбила его, я уже тебе рассказывала. Кубулг был очень недоволен. А вскоре, еще до бегства Вириайн с Орбальдом, он утратил мужские способности. - Гирса сдавленно прыснула. - Странное дело: в прежние годы оба ни в чем себе не отказывали, но почему-то Кубулг состарился раньше других. Мой отец на пять лет моложе его, а поглядишь на них теперь, так на все пятнадцать. Отец до сих пор кружит головы женщинам. И не только молодым и глупым. Совсем недано от него забеременела одна вдова по соседству. Кажется, он уже и тут себе кого-то нашел...
  В это время за перегородкой послышался громкий голос:
  - Привет, кузнец. Все грустишь? Брось. А я зашел проведать сестренку. Ну, гриулари. Она ведь где-то здесь?
  - Варф, это ты? - Воскликнула я.
  - Я самый. - Он хохотнул. И вдруг словно оробел. - А к тебе можно?
  - Заходи. - Пригласила я. И он сунул растрепанную голову в дверь.
  - О, кто у тебя. Рад встрече, Янтарная Вдова. - Варф зашел и, прикрыв за собой дверь, преувеличенно низко поклонился. - Прости меня, недостойного, но гриулари с Кальма моя названная сестренка, да мне еще нужно просить прощения за то, что я ей так скверно услужил. Эррен, ты очень сердишься?
  - Варф, но ведь я спаслась. А ты меня не узнал впопыхах. Что в этом странного?
  - Да ничего. Но если бы узнал... Боюсь, мне было бы труднее, но я бы поступил так же. Я присягнул на верность Кубулгу. И скоро присягну Улгвиру. Он согласен меня взять.
  - Ну да, конечно, - сказала я. - Я просто невовремя на тебя наткнулась. Но теперь все в прошлом. - И мы обменялись рукопожатием на глазах улыбающейся Гирсы. Я добавила. - Но ты меня лихо с коня на коня. Как тогда из лодки в лодку.
  - Ага, помню. - Он рассмеялся. - Кстати, как тот фонарь, который я тебе дал взамен утопленного?
  - Отлично служит моим домашним, - ответила я. - Особенно на рыбалке.
  - Ну, я рад. - И Варф шмыгнул носом.
  - И я рада, что ты не сгинул. - Ответила я. - Признаться, когда я встретилась с Сурмом в ту скверную зиму, я думала, тебя уже нет.
  - А я был. - Он улыбнулся. - Одноглазый наверняка говорил тебе, что люди Рибальда отняли у нас корабль. Да? Ну вот, нас тогда отрезали: меня и еще двух. И мы отбивались, отходя, куда придется. Потом я остался один и раненый, но оторвался. Ну, а потом, куда только ни заносило. И вот два года как здесь. На хорошей службе. И ни с кем пока не рассорился. А про то, как Сурм ушел под лед, я слышал. И о тебе. Вот только не знал, что тебя захватили. Мурс и Крингмар мне все выложили вчера перед сном. Этот Снар действительно родом из Бельты, но нет среди бельтиан никого другого, кто бы так позорил свою страну. Он за хорошую плату готов на самые грязные дела. Подступиться к нему непросто, он всюду ходит с охраной. Но я не забуду намять ему бока, если получится.
  - Спасибо, Варф. - Сказала я. - А ты сам откуда?
  - Я? Да из Зерана. Разве я не говорил? И знаешь, с чего начались мои несчастья? С гриулы, которая обидела важного соседа. Нет, я, конечно, не чета тебе, как сочинитель, и те язвительные стишки вышли так себе, я их и вспоминать не хочу. Но кое-что общее у нас с тобой все-таки есть. Поэтому я и думаю о тебе, как о сестренке. Ты не против?
  - Что ты, ничуть. - Мы опять пожали друг другу руки. Он чмокнул меня в щеку.
  - Ну ладно, я пройду: служба. Если что, обращайся ко мне. - Тряхнул головой и вышел.
  - Хорошо иметь брата, пусть не родного. - Задумчиво произнесла Гирса, глядя на дверь.
  На другой день в кузнице возобновилась работа. Нет, этот шум и вправду мне не мешал. Даже наоборот, под него лучше думалось. И я немало времени сидела одна у себя в каморке. Хотя, конечно, и Гирса меня вытаскивала, и много кто другой был рад моему обществу в каждом уголке королевской усадьбы. Меня звали за королевский стол, и лишь иногда я отказывалась и подкреплялась в одиночестве или вместе с печальным кузнецом. И по вечерам охотно пела. На седьмой день жизни в Палгирсе в поздний час я стояла в темноте недалеко от кузницы, собираясь вернуться и лечь, и вдруг меня кто-то позвал. Я сперва решила, что почудилось. Но это действительно оказался Айлм.
  - Как ты? - Спросил он.
  - Да понемногу. - Усмехнулась я. - На что может жаловаться человек, который избежал погребения заживо?
  - Это верно. - Ответил Айлм. - Я уже боялся, что не успею. Прости, не мог найти тебя раньше. Что теперь?
  - А теперь надо ждать неизвестно сколько, пока они не сторгуются.
  - Ох уж эти переговоры о выкупе. - Вздохнул он. - Если надоест и захочешь бежать, только шепни.
  - Я постараюсь дождаться. - Ответила я. - Нужен мир между королевствами.
  - Да, понимаю. Но, в любом случае, у тебя есть я или кто-то, кто меня подменит. Дозваться до нас потихонечку ты сумеешь, а если кто случайно подслушает, все равно не поймет. - Айлм прыснул. На свое счастье, ты не ленива учить языки. И можно писать. А записку кинуть через забор где-нибудь здесь. Подберем.
  - В самом деле. - Обрадовалась я. - Ведь есть еще и такой способ. Если что, я к нему прибегну.
  - Вот и умница. - Сказал он. И сообщил мне новости из Раунгара. Там все шло благополучно. Меня помнили и любили. Моя дочь бегала и лепетала. А к ее воспитательнице Рэомали поступила в услужение Лиоль, и они прекрасно ладят. Родные Лиоли хорошо приняли ее и понравились ей не меньше, чем она им. Но, когда ей представилась возможность служить в таком хорошем доме, никто не возражал: ни дед по матери, ни сам руэм. Кумреа по-прежнему ведут себя тихо, и горные дороги в Раунгаре нынче относительно безопасны. Проезжая через Дарфилир, Айлм услышал, что Виртинду, Орси и двум их спутникам удалось спастись. Когда их руки да ноги уже начали неметь от холода, и они поняли, что пришел конец, им подвернулись какие-то плавучие бревна и доски. Они помогли друг другу взобраться, привязались, и волны несли их до утра, когда их подобрал один корабль. Корабельщики потребовали с короля выкуп, но совсем небольшой. Куда меньше той награды, которую он бы все равно им дал. Теперь все в Лариге. Орси и один из воинов захворали, но их жизнь вне опасности. И все они сильно тревожатся из-за меня. Король разгневался на королеву и объявил, что отсылает ее на восток страны, где ее поселят у его верного человека до разрешения от бремени. А потом ее будут судить, и с ней ее верную Доригаль. Тавенут и Зартенар отказались служить королеве, и Орбальд взял обеих в наложницы, так что они останутся при дворе. Они ведут себя сдержанно, но, как догадываются те, кто их видел, довольны. Орбальд поручил самым доверенным людям искать меня.
  - Когда кто-нибудь объявится поблизости, я помогу. - Пообещал Айлм.
  Я поблагодарила его и пошла спать. А наутро сочинила стихи:
  
  Пусть давит ночной порой
  Отчаянье черное,
  Не поддавайся
  Подожди, ведь и прежде
  Случалось: на прочность
  Печали тебя проверяли.
  Вновь от бездны избавлен ты,
  И зыбь затвердела,
  Так забудь о заботах.
  Всех наград дороже
  Надежная дружба,
  И вновь мы на гребне.
  
  Часть Третья.Между братьями.
  1.
  Дарфилирцы добрались до Ларига, и Орбальд, стараясь не слишком показывать, как он рад услышать, наконец, обо мне, выразил готовность к переговорам. Улгвир послал двух самых довренных своих людей, одного пожилого и другого средних лет. И начался самый что ни на есть предсказуемый торг, долгий и нудный. Сперва торговались в Лариге, затем перебрались в Тимбрунг к королю Клестарду, который опять любезно предложил посредничество. Теперь следить за ходом дела Улгвиру стало куда проще, ведь Тимбрунг много ближе к Палгирсе. Да и Клестард предпринимал все возможное, чтобы дело двигалось плавно и мягко. Улгвир дал мне понять, что охотно отпустил бы меня без всяких условий, но это не понравилось бы многим большим людям в стране, включая и его братьев. Они сочли бы такое ущербом для чести Ренунтиры. А положение королевского дома после смерти Кубулга было достаточно уязвимым, и Улгвиру требовалось взвешивать каждый шаг. Но, конечно, много кому в моем положении приходилось куда хуже. А меня, в сущности, принимали, как почетную гостью. Вот только присматривали. И за ворота выпускали лишь иногда и под надежной охраной. Но я и от таких прогулок не отказывалась. Тем более, что вскоре началась настоящая весна с зеленью и пением птиц, когда конные поездки по окрестным холмам стали стали ни с чем не сравнимым удовольствием. Наполнилась кораблями недавно тихая гавань, и трудно сказать, что больше влекло туда народ: товары или новости. Снар Бельтианин отбыл на север к дикарям. Мурс и Крингмар вздохнули полной грудью. Они служили Улгвиру с крайним старанием и неплохо ладили с прочими его людьми. Варф частенько навещал на меня, а на людях при любой возможности называл сестренкой и следил, чтобы никто не смел на меня косо взглянуть. Даже придрался однажды к близнецам Кублиму и Кубарту. К счастью, Улгвир унял завязавшуюся было перебранку. С Мурсом и Крингмаром Варф быстро подружился. И они учили друг дружку всему, что умели. Каждые два-три вечера перед сном я беседовала с Айлмом. И никто не застиг нас врасплох. Во всяком случае, не обнаружил, что застиг. Гирса пользовалась всеобщим восхищением. Какой-то шутник назвал ее Гирсой из Палгрисы, и это подхватили, хотя все знали, что в Палгирсе она лишь гостит. Многие, особенно мужчины меж собой, поговаривали, что будет жаль, если она так и уедет к себе вдовой, как приехала, но она неизменно отстраняла любого, кто пытался обратить на себя ее внимание. Некоторых доброжелательно. Других построже. Но суровее всего она держалась с близнецами. И те не скрывали досады. Ничуть не меньше их раздосадовало то, что королем в начале лета был провозглашен их старший брат. Хотя, такое нетрудно было предвидеть. Он, как и обещал, спрашивал совета у всех четверых своих братьев в любом деле. Но Харулг и Тирулг высказывали куда более толковые предложения, чем двое других, а держались куда скромнее. Улгвиру удавалось гасить любые нарождающиеся ссоры, но чувствовалось, что это до поры. Новый король был очень занят, однако, находил время повеселиться и охотно брал от жизни все то приятное, что она предлагала. Вот только, ко всеобщему удивлению, у него ни с кем не было любовных дел, и ни одна служанка, как ни ластилась к нему, ничего не могла добиться. Говорили, что причина тому, возможно, неудачный брак, год назад кончившийся болезненным разводом. А до женитьбы он, по слухам, не отличался от любого другого, и кровь в нем играла.Ближе к середине лета он сам засобирался в Тимбрунг на переговоры о выкупе за меня. За день до отъезда он слушал мое пение с какой-то особой грустью. Затем, поблагодарив меня, вдруг встал с места и сказал своим людям:
  - Я скоро вернусь. Посидите немного без меня.
  И вышел прочь. А вскоре ко мне подбежала служаночка и шепнула: "Пошли". Я без возражений и расспросов поспешила за ней, тем более, что все равно собиралась покинуть зал. Она привела меня в укромный уголок за деревянной башенкой, где когда-то жила Вириайн. Там стоял Улгвир. Он отпустил служаночку и подошел ко мне совсем близко. Так что его волосы коснулись моей щеки, а мои - его.
  - Эррен, - сказал он. - Я понимаю, что должен ехать. Но я тревожусь. И за свое королевство, и за тебя.
  - Ты не уверен в близнецах? - Спросила я.
  - Да. В первую очередь, в них. И у них легко найдутся сторонники, если они решат нарушить мир в семье и в стране. А правители они, сама понимаешь, никчемные. Я надеюсь, что успею вернуться вовремя. Увы, на этих проклятых переговорах не принято торопиться.
  - У меня здесь есть защитники. - Ответила я. - И не из последних. Они способны неплохо защитить и твою страну.
  - Да, конечно. - Согласился он. -Но я в большой тревоге. И еще... Скажи, ты замечаешь, когда кому-нибудь небезразлична?
  - Ну, когда как. - Ответила я и отступила на шаг. Он требовательно поглядел мне в глаза.
  - Ты не девчонка. У тебя есть дочь. Ты всякого повидала. Ты любила... Ты сильно любила этого престарелого коронованного безумца, ее отца? Скажи, сильно?
  - Я его любила. Это случилось довольно странно. Налетело, как ветер.
  - Как ветер. - Повторил он. - Я тоже хочу быть ветром. - И крепко обнял меня, простонав мне в щеку.
  Все во мне затрепетало, и я на миг утратила опору. Но в следующий миг пришла в себя и разомкнула его жаркие руки.
  - Ты отвергаешь меня? - Грустно спросил он.
  - Улгвир, я в таком положении, что для меня немыслимы ничьи объятия. А тем более твои. Подумай сам. Ты властитель, который держит меня в заложниках. Какая любовь? Подобные случаи нередки, но я не такая. Понимаешь?
  - Понимаю. - Вздохнул он. - Оттого и не признавался тебе раньше. Но это сильнее меня. И я прошу тебя стать моей. Сегодня. Времени больше нет.
  - Время есть. - Возразила я так сурово и гулко, что он вздрогнул. Я сказала мягче. - Ты мне небезразличен. Но дождись времени, когда я вновь обрету свободу. И тогда ты приедешь ко мне. И мы уступим тому, что сильнее нас.
  - Ждать. Опять ждать... Да еще, когда кругом пахнет бедой. Я стою, как дурак и гляжу на тебя. Да что со мной творится?
  - То же, что и со многими другими. - Спокойно ответила я. - И где-то всегда пахнет бедой. И, думаешь, я не устала ждать, когда вы, упрямцы, наконец все уладите с моим освобождением? Подождешь и ты. - Я решительно двинулась прочь, но обернулась, остановилась на миг и добавила. - Потерпи, милый. - А затем, покинув его, направилась к притихшей кузнице. А он пошел в зал, и там еще долго шло веселье.
  Когда мы проводили его в дорогу и возвращались из гавани, Гирса сказала мне:
  - Ну, теперь уже скоро конец. - К осени будешь в Лариге.
  - Хорошо бы. - Вздохнула я. Я подумала, не рассказать ли ей о признании Улгвира, и все-таки решила промолчать. Хотя и доверяла ей.
  Чуть позже ее отец Гирдам перехватил меня во дворе, когда рядом не было посторонних ушей и сходу заметил:
  - Вчера Улгвир был чем-то не на шутку расстроен. А сегодня, восходя на корабль, как-то по особенному поглядел на тебя. Мне это не померещилось?
  - Ни то ни другое. - Ответила я. - Но есть вещи, о которых не стоит болтать.
  - Хорошо, - держи свои тайны при себе. - Он дружелюбно улыбнулся, выпустил мою руку и, всмотревшись в кучку народа, кого-то окликнул. А затем двинулся туда.
  В кузнице кипела работа. Кивнув Тунгору и его помощникам, я проскочила к себе, а потом сидела, вслушиваясь в мерные удары, похожие на биение жаркого сердца. Но вот за перегородкой стало тише. Я выбралась из каморки, чтобы пройти во двор. В кузнице были только помощники, они возились со старым железом, что-то негромко обсуждая. Сам Тунгор сидел на пороге. Почуяв меня за спиной, он посторонился, давая проход. А, когда я переступила порог одной ногой, вдруг спросил:
  - Значит, он уехал?
  - Ты о короле? - Переспросила я. - Да, как и собирался.
  - Он уехал, а я здесь. А он обещал отпустить меня в Шингрис. Ты понимаешь? - Я присела рядом, и кузнец продолжал. - Он сказал, что, как только найдет нового кузнеца, я получу расчет и коня. Так где этот новый кузнец? Может, его и не искали.
  - Не знаю, Тунгор. Но не думаю, что король Улгвир тебя обманывает.
  - Он-то не обманывает. Но вот не обманывается ли сам? Двадцать лет, двадцать лет я не был дома.
  - Да, ты ждешь много дольше моего. - Сказала я.
  - А ведь тебе ничего не стоило бежать. - Он улыбнулся. - Я знаю. Но я тебя не выдам.
  - Спасибо. Я знала, что мы друзья.
  - Да, мы друзья, а не просто товарищи по несчастью. - Произнес он таким же грустным голосом, как всегда. - А я пытался бежать несколько раз. И люди Кубулга меня ловили. Но не наказывали. Хотя это я нарушил договор. Знаешь, какой? Я обязан был исполнять все, что он не прикажет. И тогда он отпустил бы меня через год. А я трижды отказывался. Первый раз, когда речь шла об оковах для узника. Второй, когда он пожелал иззубренный нож, который не вынешь из тела без смертельных мучений. А в третий, когда ему понадобился капкан, который отхватил бы жертве ногу. И ставить его Кубулг замышлял на человека. А я не мог. Потому что мы: я, мой отец и мой дед, ведем свой род от древних кузнецов из племени орвихонов...
  - Так оривхоны на самом деле существвоали? - Вырвалось у меня.
  - Да. А иначе, откуда бы я взялся. - Спокойно ответил Тунгор. И продолжал. - И от них мы унаследовали много такого, чего не знает никто. Поэтому мы всегда были непревзойденными кузнецами. И, конечно, для нас запретны черные дела. То есть, можно сковать простой добрый меч для честного боя. Но не меч для мучителя, который оставляет в теле чешуйки. Или нож, чтобы резать хлеб, которым, заодно, можно и защититься. Но не нож для жестокого убийства. Или цепь для собаки. Но не для невольника. Или обычный капкан. Но не с лезвиями. А отступник утратит мастерство и не узнает счастья.
  Я кивнула. Отец предупреждал меня, что слагать черные гриулы, наносящие ущерб, можно только, если нет силы сдержать гнев на обидчика. У того, кто слагает их часто, убудет гриуларский дар. А Гринда не случайно звали Справедливым, он не прощает измены.
  - О, Кубулг умел ставить капканы. - Продолжал кузнец. - Но, когда мы встретились впервые, я был одинок, измучен и обречен. И надеялся, что как-нибудь вывернусь. Да, - спохватился он, - ведь ты не знаешь, что было раньше. А все началось с Грумора Ястреба. Грумор владел землей на юго-востоке Ренунтиры. Но это только одно название земля. Там сплошные камни. Дом Грумора стоял на скалистом утесе над круглым озером. Из озера вытекает река. Дальше, там, где встречаются Ренунтира, Синкредель и Шингрис, она разделяется надвое, омывая каменный островок. У него крутые берега, а посередке он ниже, чем с краю. И там лежит много свободных камней. Это надежное убежище для одинокого беглеца, которого настигла погоня. К северу от островка за водой ровный галечник. За галечником полянка, окруженная деревьями. Там Грумор и его приспешники обычно останавливались и делили добычу. А дальше расходились по домам. Им было очень удобно проникать в Шингрис. Они ходили туда по каменистому водоразделу, что служит границей Северного Синкределя и Северного Шингриса. Встречные там редки и заметны издали, и сплоченной ватаге ничего не стоит отбиться и уйти. Но так далеко на юг в тот раз двадцать лет назад Грумор проник впервые. А я был молод. И возвращался домой после свидания с Линкриайн, дочкой соседа. Они хорошо понимали нас. Если вернусь домой, непременно возьму жену из той семьи. Я был уже рядом с домом, когда люди Грумора набросились на меня из засады. Связали и велели их провести. Я отказался. Тогда они без меня нашли дорогу. Вскоре наш дом пылал. А мои родные, хотя и успели вооружиться, чем пришлось, и дать отпор, были частично истреблены, частично захвачены. И все, что получше от нашего добра люди Грумора прихватили. Потом еще кое-где похозяйничали. И, когда нас гнали мимо ручья, я видел, как Линкриайн лежит с пробитой головой. Я стал спрашивать, кто ее убийца. А они смеялись и говорили, что в такой суматохе нелегко заметить, кто от чьей руки пал. Нас гнали несколько дней. Кое-кто падал замертво. Их так и бросали. На одном из привалов я лежал под звездами, и вдруг звезды заслонила голова их предводителя. Он сказал: "Я слышал, ты отличный кузнец, это правда?". "Правда", - ответил я, - "но для тебя я ковать не буду". Он усмехнулся: "Будешь". Я уснул и проснулся больным. И шел дальше на север в жару и ознобе. Не знаю, как дошел. Потом они делили наше добро и нас самих к северу от островка. И кто-то сказал, пихнув меня: "Ну, этот скоро сдохнет". "Он поправится". - Возразил Грумор. - "И еще много лет будет бить молотом по наковальне". "Ты все-таки хочешь забрать его себе? Какой смысл тащить?" - Спросил тот. "Отсюда уже недалеко" - Сказал Грумор. - "Дотащим". "Ну, если выживет, пошли нам весточку, придем посмотрим". - Рассмеялись другие. А несколько часов спустя я увидел, как сквозь туман, круглое озеро, утес и усадьбу, похожую на гнездо хищника. Меня привели прямо к тамошней кузнице и положили в дальнем углу. Кузнецы все время давали мне пить, кормили с ложки. Иногда приходила старуха и вливала мне в рот какой-то отвар. Мало-помалу я выздоравливал. Но по-прежнему лежал и отказывался с ними разговаривать. Заглядывал хозяин, расспрашивал кузнецов о работе, подходил ко мне, поворачивал к себе лицом, смеялся и говорил: "Встанешь. И будешь ковать. Куда денешься?" Как-то кузнецы заспорили. Я поглядел и увидел, что они кое-что делают неправильно. Вскочил и стал объяснять. А там и показывать. И вдруг слышу за спиной смех. Стоит хозяин. "Вот видишь?" - Говорит. - "Кто из нас прав?". Я хотел наброситься на него, кузнецы удержали. Он повернулся и к двери. Я крикнул ему вслед: "Все равно не буду на тебя работать!". А. как дверь закрылась, и меня отпустили, я пошел на свое место и опять лег. Весь день так и тянуло поглядеть, что они делают. Еле удерживался. На ночь я остался в кузнице один. И вдруг среди ночи прихожу в себя и вижу, что стою у наковальни. В горне пылает огонь, а на наковальне лежит заготовка. И в руке у меня молот. Я замер, огляделся. Никого. Но как будто кто-то смотрит. И вот-вот рассмеется. Тогда я сбросил заготовку, положил вместо нее свою правую руку, а левой занес молот, чтобы раздробить кости. И вдруг говорю себе: "А что это я буду себя калечить, если у меня кругом столько врагов? И такой добрый молот?" Дверь была заперта снаружи. Я ее легко выломал. Во дворе меня учуяли собаки, бросились. Я одну за другой ударил их молотом в лоб. Подбежал часовой, я и его уложил сходу. Затем, ближе к дому, второго. В доме все спали. Я вернулся в кузницу за огнем и поджег дом. Он не сразу занялся. Но вот я увидел, что разгорается, перелез через ворота и бежал. Как выяснилось потом, люди в доме вовремя проснулись. И справились с пожаром. Но в дыму успел задохнуться ребенок. Я и не подумал, что у них бывают дети. И если о чем жалел потом, то об этом малыше. Не надо было поджигать, достаточно было просто подпереть двери снаружи, чтобы задержать погоню. К утру я дошел до галечника против островка. И, еще когда подходил, слышал сзади ржание, стук копыт и крики людей. Погоня. И все ближе. А я без сил. Что было делать? Я прошел к островку вброд, залез по укромной тропинке и укрылся среди скал. Они подъехали, остановились. "Где он? Должен быть недалеко" "А, вон след у самой воды". Там был песок, и моя нога на него попала. Передние подались бродом к островку. Я затаился, подумал, может, проедут. Нет, остановились, стали смотреть. И догадались, что я наверху. Собирались уже лезть по моей тропинке. Тут я бросил камень. А я с детства отличался меткостью. Одного зашиб на месте. Другого ранил. Остальные отступили. Посовещались немного на берегу, затем разделились: половина переправилась на южный берег, половина осталась на северном. Грумор закричал: "Эй, кузнец, покажись! Мы знаем, что ты здесь! И не уйдем без тебя. Лучше выйди по хорошему". Я молчу. Он проехал по воде, вскинул копье и опять закричал: "Кузнец, ты тут? Зря ты это затеял, скверно поплатишься. Но умереть мы тебе не дадим. И работать заставим. Ты мой". Тут я поднял увесистую глыбу и обрушил на его голову. И он замертво рухнул с коня. Остальные загалдели, задвигались, и наконец один меня высмотрел. А там и другие. Стали кричать, грозить, пускать копья и стрелы. Я сижу, а в глазах темно. Они послали за подкреплением. Затем поделились друг с другом едой, жуют, хохочут, предлагают мне: "Спустись, накормим". Мне все хуже и хуже. А, как лишусь чувств, они заметят, заберутся и снимут меня. И тут примчалось несколько всадников. Я думал, это их подкрепление. А это оказался ренунтирский король Кубулг. Тогда, двадцать лет назад, у него почти не было седины в волосах. И принарядиться он любил, его воины звали его Щеголем. Вот подъехал он впереди своих и спрашивает у осаждающих, в чем дело. Они стали рассказывать. Кубулг выслушал и крикнул: "Эй, кузнец, я король этой страны и желаю тебя видеть!". Тут я показался, держась о скалы, чтобы не упасть. "Ты храбрый и упорный малый, кузнец из Шингриса, назови себя". Я назвал. "Скажи мне, Тунгор, у кого ты учился мастерству?". "У отца. У нас в роду все кузнецы. А родоначальником нашим был кузнец из орвихонов". "То есть, вы непревзойденные мастера? Ну, коли так, жаль будет, если ты погибнешь. Послушай меня: Грумор Ястреб, которого ты убил, был для меня очень опасен, и я на тебя не гневаюсь. И могу защитить. Если согласишься пойти ко мне на службу. Всего на один год. Станешь делать все, что ни прикажу, через год уедешь домой на хорошем коне и с щедрой платой. Ослушаешься хоть раз, останешься у меня навечно". Ну, что мне было делать, если не согласиться? И вот Кубулга нет, а я здесь сижу и жду, когда его сын вернет мне свободу.
  - Тунгор, - сказала я. - Двадцать лет на чужбине это тяжело. Но осталось совсем немного. Только бы он вернулся. И только бы здесь не возникло смуты.
  - Ты права. - Согласился Тунгор. - Если будет смута, мне ускользнуть все равно не удастся. Найдется кто-нибудь зоркий. И, пока Улгвира нет, мы, все, кто тебе друзья, должны позаботиться, чтобы не случилось неладного. Не подведем. Ну, мне пора за работу. - Встал и вернулся к помощникам. А я пошла, куда собиралась. В тот вечер я сочинила новые стихи:
  
  Кто смеет мастеру
  Указывать место?
  Не сила, но слабость
  Наслаждается, слушая
  Из клетки клекот орла.
  Людям ловушки
  Расставляет лукавство,
  И в черой ночи
  Обречен честный,
  Взывая к звездам, вздыхать.
  Но день придет,
  И в родные пределы
  Вороится верный,
  И развеет ветер.
  Скорбь. Пусть не скоро.
  
  2.
  На другой день в Палгирсу прибыл мой двоюродный дядя, Бауннский Тард, Правитель Журавлиных Островов. Об этом сообщили мальчишки, примчавшиеся из гавани. Я не хотела попадаться Тарду на глаза, пока он не переговорит с королевскими братьями. И все же столкнулась с ним во дворе, когда он явился. Он возник в шаге от меня, прямой и собранный, в своих лучших одеждах, с несколькими сопровождающими, знакомыми мне не хуже, чем он сам, но такими странными и надменными здесь, в усадьбе короля Ренунтиры.
  - Добрый день, двоюродная племянница. - Сказал Тард.
  - Здравствуй, двоюродный дядя. Плавание было удачным?
  - Как нельзя более удачным, гриулари. Я не прямо из дому. Я сперва побывал в Тимбрунге. А раньше, весной, ездил в Лариг, когда твой король Орбальд был там. Мы, твоя родня и земляки, вполне могли бы тебя выкупить, сколько бы ни требовали ренунтирцы. Или хотя бы внести часть выкупа. Но король Орбальд отказывается от нашей помощи наотрез. Он считает, что если речь идет о делах, совершившихся, когда ты попала к нему на службу, и о мирном договоре между Дарфилиром и Ренунтирой, выкупать тебя должен он и только он. Как будто у тебя нет нас. И вот я решил плыть сюда и попробовать поговорить с королевскими братьями. Может, они уступят.
  И, пожелав мне терпения и спокойствия, двинулся дальше. Но королевские братья не уступили. Более того, держались с островитянами так гордо и насмешливо, что Тард едва не вспылил. Он вышел от них весьма недовольный. Я в это время сидела дальнем закоулке с Гирсой и Гирдамом. Тард разыскал нас и стал возмущаться приемом.
  - Двоюродный дядя, ты только что сам пожелал мне терпения и спокойствия. - Напомнила я.
  - Да, в самом деле, почтенный Тард. - Подхватил Гирдам. - От того, насколько ты сумеешь поразить здешних хозяев своим спокойствием, зависит кое-что для твоей родственницы. Ведь ты уедешь, а она останется.
  Тард поглядел на него, моргая, и вдруг знакомое длинное лицо со сдвинутыми темными бровями разгладилось.
  - Не могу не согласиться с тобой, Гирдам Северянин. Рад, что моя племянница нашла в тебе друга. Ей сейчас очень нужны друзья.
  - И они ее не оставят. - Улыбнулся Гирдам. Мы еще немного поговорили, и Тард нас покинул.
  Потекли дни, более томительные и тревожные, чем прежде. Я больше не пела в королевском зале. Теперь меня слушали либо у воинов, куда меня приводил Гирдам, либо у женщин, которые звали меня через его дочь. Между братьями пошли ссоры. Близнецы попрекали двух других низким рождением и обрывали, ежели те пытались что-то сказать. Гирдам настоял на том, чтобы Харулг и Тирулг все же являлись на совет и слушали, иначе те просто устранились бы от дел. А близнецы расхаживали, выпятив грудь, собирали вокруг себя сомнительных людей и пытались переманивать кое-кого из служивших королю Улгвиру. Пользуясь любым случаем, они громко повторяли, что Улгвир не годится в короли Ренунтиры, ибо слаб и своими уступками соседям доведет до того, что ренунтирцев никто ни во что не будет ставить. А надо, чтобы их боялись не меньше, чем синкредельцев при короле Рибальде. Тогда Ренунтира лишь шла за Синкределем, как собака за хозяином. И поэтому не удалось вернуть Вириайн, а пришлось пережить ее гибель. Должно быть иначе. Ренунтира должна стать первым из Пяти Королевств и вести за собой остальные. И они, Кублим и Кубарт, проложат для своей страны путь к могуществу и славе. Обо мне не упоминалось. Но я знала, что время для этого еще настанет. И что мне не поздоровится, если Улгвир потеряет власть, а переговоры будут сорваны. Гирдам тоже ничего хорошего для себя от близнецов не ждал. Да они еще и завели привычку слишком уж открыто смотреть на его дочь. Пытались подсылать к ней бойкую служанку с хитрыми разговорами. Или, повстречавшись где-нибудь, громко говорили друг другу: "Ой, хороша Янтарная Вдова" - "Да, хороша, брат, да больно неприступна". На людях Гирса держалась так, словно ничего не видит и не слышит. Но при своих не скрывала раздражения и повторяла, обращаясь к отцу:
  - Ну вот зачем ты меня сюда привез? Для того, чтобы на меня пялились эти жеребцы?
  - Да, и для этого тоже. И ты весьма умело их дразнишь, дочка.
  - Я? Дразню? - Еще пуще вскипела она.
  - Да. И не злись. Я здесь не виноват, ты в мать лицом, а не в меня. А статью в мою матушку и сестер. При сочетании же такого лица и такой стати, хочешь ты или нет, сурова или мягка, а выходит так, что дразнишь любого, кто тебе не мил. И сразу становится видно, кто тебя недостоин, они себя проявляют. - Он хохотнул. - А уж как бесился покойный Кубулг, когда ты приехала, а он на женщин только и может, что смотреть!
  - Это была твоя месть ему? - Спросила я.
  - Да. - Гирдам стал на миг тих и печален. - И в этом было куда больше смысла, чем в мятеже. Дочь, не сердись. С этими мы тоже справимся, хотя они стали очень опасными. Верные мне люди ловят каждый слух, каждый тайный шепоток в углу. Мы ничего не упустим.
  - А гонца к Улгвиру ты послал? - Спросила я.
  - Одного послал. - Ответил Гирдам. - Перехватили. Что же, скоро отправлю другого.
  - У меня есть один друг... - Начала я.
  - Раунг? - Догадался Гирдам. - Нет, пусть раунг пока обождет.
  - Откуда ты о нем знаешь? Кто-то сказал?
  - Никто не говорил. Просто не может быть, чтобы раунги тебя оставили. Должен был кто-то явиться и следить. И, если ты еще тут, значит, так надо. - Он широко улыбнулся.
  В эти дни слуги и служанки, да и воины, зачастили в кузницу. Здесь, под шум кузнечных работ, нетрудно было сообщить об услышанном где-либо вокруг, да так, чтобы самого тебя не подслушали. Как сказал Варф: "Нынче Гирдам кует в королевской кузнице свой грозный меч". Я, конечно же, сразу дала знать Айлму о последних переменах. Он ответил: "Я не дремлю". Тунгор по-прежнему мало с кем разговаривал. Люди близнецов, если вообще с ним встречались, смотрели сквозь него. Близнецы никогда не приближались к кузнице, даже при жизни отца, и свои заказы передавали через слуг. Хотя, мечами, ножами, серебряными и золотыми кубками и ларцами они пользовались не меньше прочих, ездили на отлично подкованных конях и любили себя приукрасить чем-нибудь звонким и блестящим. О судьбе Тунгора им наверняка было известно достаточно, как детям своего отца. Но почему-то именно сейчас они упустили его из виду, к великой радости для меня, Гирдама и кое-кого, близкого к нам.
  Когда меня сводили с корабля, на мне была моя женская одежда, а все прочие пожитки, не считая купленной Улгвиром арфы, я утратила. Но позже, во время жизни при ренунтирском дворе, я опять кое-чем обзавелась, ибо меня одаривали за песни. А Варф и Гирдам позаботились о том, чтобы у меня была полная мужская перемена, и очень удачно все подобрали. Я хотела рассчитаться, но они ни о чем таком и слушать не пожелали. На всякий случай, я держала вещи в отменном порядке, чтобы, если потребуется бежать, осталось только подхватить их. И не напрасно. Как-то ближе к вечеру я сидела у воинов и пела, и вдруг вошел Гирдам, непривычно сумрачный. Он притулился у самой двери и, дослушав песню до конца, вышел вместе с Варфом, который сидел там с самого начала. Я сказала воинам, что мне нужно идти, и поблагодарила за то, что они такие хорошие слушатели. Они ответили, что для хорошей песни слушатель всегда найдется, и, пока я шла к двери, я стала обладательницей еще нескольких золотых и серебряных вещиц, которые они вкладывали мне в руку. Я, не задерживаясь, зашагала к кузнице. Гирдам и Варф сидели там. Я пристроилась рядом и спросила:
  - Плохие новости?
  - Да. - Ответил Гирдам. - Нынче ночью Близнецы намерены истребить одних и захватить других, а утром провозгласить свою власть. Тебя велено либо убить сразу, либо, если удастся, захватить и приберечь для расправы через день-другой. Тебе нужно немедленно бежать.
  - Немедленно? Или все-таки, лучше дождаться сумерек? - Уточнила я.
  - Он хотел сказать: "Как только смеркнется", - с ухмылкой поправил Гирдама Варф. Гирдам надавил ему на плечи и пригнул его голову к коленям, но тут же отпустил.
  - Я готова. - Сказала я. - Заодно могу взять на себя обязанности гонца.
  - Как раз это я и хотел предложить. - Произнес Гирдам. - Не забудь, что гонцов на юг уже перехватывали. Так что покинуть усадьбу это еще не все. Требуется крайняя осторожность.
  - Да, я помню...- И я тут же спросила. - Гирдам, а твоя дочь?
  - Моя дочь? - Он усмехнулся. - О, она о себе неплохо позаботится. Я уже дал ей условленный знак. Ближе к ночи она выскользнет за ворота, переодетая служанкой. А куда ей дальше идти, она знает.
  - Ну, желаю удачи. - Вздохнула я.
  - И тебе того же... Да, а твоего раунга не нужно предупредить, чтобы ждал тебя сегодня где-нибудь за оградой?
  - Я уже здесь, Гирдам Северянин. - Откликнулся слуга, рывшийся в старом железе с одним из помощников Тунгора в то время, как Тунгор и другой помощник расплющивали раскаленную заготовку. Слуга обернулся, выпрямился, обнажил голову. Гирдам и Варф вскочили с места. Тунгор же и помощники и ухом не повели.
  - Айлм! - Воскликнула я. - Что ты здесь делаешь?
  - Как что? Пришел за тобой. Тучи сгущаются не только в усадьбе. Я понял, что пора действовать. Гирдам сын Мара, Варф Зеранец, я рад знакомству.
  - Это Айлм Всепроникающий, мой друг из Раунгара. - Представила я Айлма.
  - То есть, мы можем за нее не беспокоиться? - Спросил Айлма Гирдам.
  - Беспокойство всегда оправдано. - Ответил Айлм. - Но теперь для него у вас меньше причин.
  На этом Гирдам и Варф покинули нас. Я ушла в свою каморку, переоделась в мужское и проверила еще раз, все ли на месте. Затем ко мне присоединился Айлм, и мы стали ждать, пока не смеркнется. Я принялась расспрашивать, где и что нового. Он отвечал.
  - Да, я что-то давно ничего не слышала об Эрджиат-Фарузель. - Спохватилась я вдруг. - А ведь она должна была родить где-то на рубеже весны и осени.
  - И родила. - Ответил Айлм. - Мальчика. А, едва оправилась, бежала, усыпив служанок и стражу. Имя сыну давали уже без нее. Назвали Тириндом в честь орбальдова кормчего, твоего жениха.
  - Это хорошо. - Обрадовалась я.
  - Да. Твой король не забывает старых друзей.
  - А куда бежала эта женщина?
  - Все думают, что на восток. Нигде у моря ее не видели. Ее искали. Никаких следов.
  - А ты бы взял ее след?
  - Если бы сразу, то да. Но мне некогда и неуместно было бы предлагать свои услуги. И у других раунгийских следопытов дел хватает. Орбальд отправил посланцев к ее отцу. Навригум Кариффийский слывет справедливым. Думаю, он не станет ни в чем винить своего зятя
  Наконец, мы решили, что пора. Тунгор сообщил нам, что все чисто и предложил, на всякий случай, проводить. Против кузницы стоял часовой из людей, верных Улгвиру а, стало быть, и Гирдаму. Он чуть заметно кивнул нам. Не сговариваясь, мы с Айлмом направились к тому самому строеньицу, тайным лазом через которое пользовалась в свое время Вириайн. Так случилось, что за эти четыре с половиной года, нет, больше, его не обнаружили. Какие-то две служанки судачили в сумерках перед знакомой дверью с засовом. Тунгор собирался уже отвлечь их, но они ушли сами. Мы открыли дверь и коротко простились с Тунгором. Он задвинул за нами засов. Проход в двух рядах досок открылся легко, совсем, как тогда. Айлм пролез первым и подал мне руку. А затем мы тихо побежали вдоль ограды, пригибаясь и прислушиваясь. Время от времени Айлм коротко давал указания или говорил: "Хорошо, Ноа". На углу терлись какие-то три молодчика. Айлм приложил палец к губам, и мы стали бесшумно обходить их, держась за их спинами, точно тени, готовые при любом тревожном признаке пуститься наутек к ближайшему укрытию. Но обошлось, молодчики нас не почуяли. Затем раза два мы, услышав шаги, замирали, припав к земле в местечке потенистее. И вот, наконец, всяческое жилье отступило, и мы, свободно вздохнув побежали по тропам сперва среди кустарников и трав, затем лесом. Айлм сказал:
  - Думаю, нам следует держаться подальше от моря. И, надеюсь, что в здешнем краю нет надобности путать следы. Людей лучше избегать, пока не очутимся в Синкределе.
  - А ты сразу узнаешь, что мы там? - Спросила я.
  - Надеюсь, что да.
  3.
  Далеко заполночь мы устроились на отдых на большом раскидистом дереве. А утром одновременно открыли глаза, умылись из ближайшего ручья и продолжили путь. Весь тот день и следующий нам благополучно удавалось избегать людей, да и чем подкрепиться находилось. В рассчитанный срок мы вышли к речке, по ту сторону которой лежал Синкредель. Мы находились недалеко от ее истока, и речка здесь была неширока, зато, холодна и стремительна.
  - Вон там брод, у камня, где земля притоптана. - Прошептал Айлм, выглядывая из кустов. Я кивнула. День был сырой, небо унылое и белесое, трава и листья влажные после рассветного дождя. Мы разулись и положили нашу обувь сверху в дорожные мешки. Айлм еще раз огляделся, и вдруг замер. Я тоже. С востока берегом реки бежали гуськом трое, коротко переговариваясь на ренунтирском наречии. Передний замер. Узнал кого-то, махнул рукой и выкрикнул приветствие. Ему ответили. Я поглядела на запад и шепнула Айлму: "Там еще двое". Он вслушался и прошептал: "Ага. И еще двое сзади". "Они взяли наш след?" - Спросила я. Айлм покачал головой. Трое и двое у реки встретились. Передний из трех сказал:
  - Там все чисто.
  - У нас тоже. - Ответил старший из двоих. - Близнецы могут быть спокойны: муха не пролетит.
  По знаку старшего из троих они рассыпались, так что я теперь видела лишь обоих старших. Меж тем двое с севера, приближаясь, довольно громко заговорили и зашелестели ветвями.
  - Кто идет? - Окликнул их старший из троих.
  - Люди Близнецов. - Ответили два голоса.
  - Там никого?
  - Чужих нет. А у вас?
  - И у нас. Ладно, ступайте вы сюда, а ты и ты сюда. А вы двое не уходите далеко от брода, сюда вернее всего кто-нибудь выскочит.
  Двое с севера остановились в нескольких шагах от нас. еще четверо подались кто на запад, кто на восток. А старший дозорный остановился у брода, поглядел туда-сюда и скрылся в тростниках у воды.
  "Плохо дело", - прошептал мне Айлм. - "Вот что: придется разделиться. Как только я их отвлеку, беги к броду. Встречаемся... Ах да, ты не знаешь. Нет, лучше я тебя догоню. А не догоню, пойдешь одна. Ну, прощай" - Пригнулся и пополз под кустами, да так, что ни листик не дрогнул. Я поправила арфу, мешок, проверила, удобно ли положена обувь, и несколько раз глубоко вдохнула. Некоторое время было тихо. Затем вдруг раздался истошный вопль. Затрещали кусты. Айлм молнией вылетел с северо-востока и понесся к броду, но на полпути замер, дико огляделся и припустил на восток.
  - За ним! - Крикнул старший и сам побежал в погоню. К северу от меня шумно затопали, спеша наискось к реке еще две пары ног. Дальше к востоку, у пределов слышимости, кто-то с кем-то перекликнулся. И тут я, не зевая, понеслась к броду. Мешок мягко подпрыгивал на спине. Арфу я придерживала. Босые подошвы лишь на миг касались мокрой и жесткой травы. Я с разгону влетела в воду, взметнув брызги. Они осыпали меня до пояса. Вода была сперва по щиколотку, затем по колено, затем еще чуть выше.Холодное и скорое течение толкало меня вправо, на запад. Чуть ниже брода виднелись из воды два большх камня. Круглые камни помельче перекатывались на дне. Сзади крикнули:
  - Вот! Еще один! Держите! Уйдет!
  Кто-то выше по течению шагов на двадцать прыгнул в воду и поплыл на синкредельский берег. Я уже была у самого берега на глубине почти по бедро. Ухватившись за ветку, я выбралась из воды и понеслась по тропинке. Вскоре тот, что переплыл, стал приближаться к моей тропинке лесом. Я оставила ее и побежала зарослями на юго-запад. Сперва ничего подозрительного не происходило. Я уже решила, что избавилась от погони; присела, обулась наконец и решила, что теперь можно идти спокойным шагом и довериться первой же тропе. Но тут с северо-востока опять послышались шаги и возбужденные голоса. Вскоре до меня донеслось:
  - Упустили. Надо возвращаться.
  - Нет. Будем искать. Не уйдет.
  - Но мы на синкредельской земле.
  - Ну и что? Кто нам помешает? Вперед... О, глядите: здесь помято. Он свернул с тропы и туда. Пошли. - И около трех человек вторглось в заросли. Я не стала их дожидаться, а, пригнувшись, запетляла, как учил Айлм, стараясь не поднимать шума. Сзади переговаривались.
  - Не видишь?
  - Пока нет. Найдем. Ну-ка ты влево, ты вправо, я пойду здесь.
  Когда мне надоело, что они не отстают, я присмотрела кусты поудобнее, что росли в низинке, и затаилась. В скором времени один прошел мимо: здоровенный и краснорожий в потертом кожаном панцире. Предводитель. Его борода походила на жесткий светлый мох и закрывала пол-лица, четкой границы между гладкими щеками и первыми рядами щетины не имелось. Глазки были маленькие но вполне добродушные. Он остановился чуть южнее моих кустов, огляделся и крикнул: "Эй!" Ему ответили с двух сторон.
  - Пока никого! - Крикнул он. - Ворчун, мы с тобой пойдем дальше, а ты, Полоз, вернись к реке и приведи хотя бы еще двоих! Можно больше!
  - Хорошо, Мохнорылый!
  Мохнорылый крякнул, еще раз огляделся, особенно внимательно посмотрев на мои кусты, и зашагал дальше.
  Я набралась храбрости, покинула свое убежище и поспешила на юго-восток. Вскоре под ноггями захлюпали кочки. Затем стало посуше. Особенно близ деревьев. И я перепрыгивала от дерева к дереву. Вот за ними стала угадываться тропа. Тут с запада опять послышались два знакомых голоса. Я припустила к тропе. Поглядела на север и на юг. Чисто. Перелетела через тропу и скрылась в зарослях на восточной стороне. Прислушалась. Затем, не теряя тропы из виду, осторожно пошла дальше на юг. Двое, перекликавшиеся на западе, вышли на тропу и зашагали по ней вперед. Я замедлила шаг. Едва они удалились, послышались новые голоса с севера, со стороны брода. По тропе спешили трое: Полоз и те, за кем он бегал. Я замерла. Вскоре они показались на тропе. И вдруг остановились как раз напротив меня. Принялись осматриваться. Я затаила дыхание. Один из них крикнул:
  - Там кто-то есть. Вон. Смотрите.
  - Ага. Эй, хитрец, вылезай! Не уйдешь.
  Я помедлила. Они могли просто морочить меня, чтобы спугнуть и по-настоящему обнаружить. Но вскоре по их целеустремленному движению я поняла, что и вправду увидели. И помчалась что есть духу. Они бежали следом, крича: "Эй, стой!". Я с ужасом подумала, что у меня теперь не хватит сил залезть на дерево, тем более, что негде оставить арфу и мешок. И тут впереди показалось какое-то подобие жилья. Я припустила еще проворней. Те трое начали отставать. Затем, судя по шуму, их осталось двое: одного они, похоже, послали к Мохнорылому. Еще не добежав до ограды, я поняла, что меня выносит не к той стороне, где проход. И взяла чуть правее, к югу. Вскоре тут пошла кое-какая более густая растительность, которая скрыла меня от глаз преследователей, но они знали, куда я могу бежать, и я бы вряд ли от них оторвалась. Я домчалась до ограды в том самом месте, где она поворачивала. В нескольких шагах впереди показалась калитка. Я нырнула в нее. Над крышей небольшого, но добротного домика, вился дымок. Изнутри слышались женские голоса и шум домашней работы. Когда я была в шаге от двери, кто-то приоткрыл ее, поправил и вновь открыл. Крепкая и суровая женщина средних лет, одетая небогато, но чисто, с широко расставленными темными глазами под белым платком, плотно охватывающим голову. Женщина взглянула на меня в упор. Я замерла на месте и хрипло произнесла: "Помогите". Она протолкнула меня внутрь. В доме оказалось еще две женщины. Одна, старуха, подбрасывала хворост в очаг. Другая, совсем молоденькая, возилась в углу. Обе тут же бросили работу и посмотрели на меня. Я, не останавливаясь, прошла к очагу и коснулась пальцами золы у самого края. Зола обожгла пальцы.
  - Меня преследуют. - Сказала я. - Гонятся по пятам.
  - Да. Они совсем близко. - И женщина средних лет задвинула засов. - Куда мы его спрячем?
  Страуха усмехнулась.
  - Тинси, переодень его женщиной и поставь месить тесто.
  У меня вырвался изумленный возглас. Старуха поняла его по-своему.
  - Не дури, паренек. Ничего не поделаешь. Быстро!
  Юная Тинси, лукавая, кудреватая и для чего-то принарядившаяся, рванула меня за руку вглубь домика к сундуку. Я на полпути сбросила арфу, затем, у самого сундука, мешок,. Снаружи послышались знакомые крики. Тинси подняла крышку сунлука и принялась выбрасывать одежду. Я тем временем принялась раздеваться. В дверь постучали. Старуха спросила:
  - Кто там?
  - Открой! - Проревели за дверью. - Именем короля!
  - Какого короля? - Спросила она.
  Я уже была в одной исподней рубашке. Тинси поглядела на мою грудь и прыснула. Затем протянула руку. Легко коснулась.
  - Ну да. - Сказала я. - Так переодеваться?
  - Давай.- И она стала мне помогать. Вскоре я в платье, переднике и надвинутом на лоб платке, из-под которого не виднелось ни волоска, спешила к деревянной миске с тестом. Тинси, задержавшись у сундука, кинула туда сброшенную мной одежду, а затем прибрала и мешок. Ренунтирцы из-за двери кричали на старуху:
  - Эй ты, отворяй! Не то дверь выломаем! У нас королевский приказ! - Тут же дверь затрещала и, позвякивая, заплясал засов. Старуха покосилась на нас и, убедившись, что я готова, пробурчала:
  - Ну открываю, открываю. Не ломитесь.
  Между тем снаружи послышались новые голоса. Это подошли трое остальных. Старуха вздохнула и отворила дверь. Двое передовых ворвались в домик, оттолкнув старуху с дороги. Она забрюзжала. Не обращая на нее внимание, двое принялись осматривать дом.
  - Ага, арфа! - Воскликнул один. - Он здесь был.
  - Кто был? - Спросила старуха.
  - Наш беглец. Молодой парнишка, щупленький, с густой рыжеватой челкой на весь лоб. Где он?
  - Кто? Да о ком вы? - Старуха с недоумением вытаращилась на них.
  - Мама, помолчи. - Вмешалась женщина средних лет. И обратилась к воинам. - Вы простите ее, она все забывает. Да, был здесь парнишка. Как раз перед вами. Ворвался, бросил арфу и удрал через заднюю дверь. Вон туда. Она ведет в чулан, а из чулана есть ход во двор. Ну, а дальше сами ищите.
  Тут вошел Мохнорылый и еще двое. Мохнорылый спросил: "Он здесь?" Полоз ответил:
  - Говорят, был да сбежал через черный ход. Арфа-то здесь.
  - Арфа? Вот эта? Отлично, прихватим ее, а там и хозяин отыщется. Эй, хозяйка, а где ваши мужчины?
  - Ушли по делам. - Сказала женщина. - А вам-то что? И кто вы такие? Кому служите?
  - Тебе-то какое дело? - Мохнорылый извлек меч и опять уронил в ножны.
  - Какой храбрец! - Усмехнулась та. - С женщинами воевать вздумал. - Она отстранила его, глядя ему в лицо. - Судя по вашему выговору, вы ренунтрицы.
  - Ренунтирцы. - Ответил тот. - Идем по горячим следам за опасным беглецом. А спрашивать разрешения у короля Синкределя нам некогда. Тимбрунг далеко, а граница рядом.
  - Здесь поблизости есть человек короля. - Заметила женщина.
  - Что же, мы с ним поговорим, когда встретим. Но, может, нам еще раньше попадется наш беглец. Он здесь точно нигде не прячется?
  И пятеро ренунтирцев стали все вокруг обшаривать. Я поглядывала на них исповдоль, стараясь побольше смотреть на свое тесто, которое все месила с остервенением так, что вскоре заныли руки. Мохнорылый вдруг уверенно подошел ко мне.
  - А это кто? Родственница или служанка?
  - Племянница. - Ответила женщина. Он пристально поглядел мне в лицо. Я благодарила судьбу за то, что не поленилась убрать под платок свою челку. Мохнорылый ухмыльнулся и взял меня за подбородок. Я отпрянула, взмахнув руками в тесте, невольно сжавшимися в кулаки.
  - Какая сердитая. - Заметил он. - А глаза-то как сверкают. Точно у воина в схватке.
  - Она из Шингриса. - Объяснила женщина. - Они там все дикие. Сами знаете.
  - Да, слыхал. А здесь, с вами, недавно?
  - Совсем недавно. Не трогай ее. Оставь.
  - Ладно. - Мохнорылый отступил. Крикнул ренунтирцам. - Ну так что, никого нет? Кончайте. Уходим. Полоз, ты понесешь арфу.
  Они прекратили обыск и столпились у дверей. Мохнорылый потребовал:
  - Дайте нам с собой чего-нибудь.
  - Если заплатите. - Ответила женщина. Мохнорылый опять схватился было за меч, но вдруг сплюнул и бросил ей, не глядя, пригоршню серебра. Мать и дочь вдвоем собрали им какой-то еды. Бабушка вернулась к очагу. Я продолжала месить тесто. Ренунтрицы вышли, и мать с грохотом захлопнула дверь.
  - Будем надеяться, что они не вернутся. - Вздохнула она.
  - Арфу мою утащили. - Сказала я, оставив тесто. - Что теперь делать?
  - Не беда. Вернешь ты свою арфу. - Ответила та. - А теперь рассказывай, что да как.
  Я назвалась своим настоящим именем и коротко рассказала, куда и зачем иду. Тем временем сварилась похлебка, и мне налили полную миску, а рядом положили здоровенный ломоть хлеба. Затем наполнили еще три миски и сели вокруг.
  - Так ты гриулари короля Орбальда? - Спросила старуха и поглядела на меня, прищурившись. - Вот кого к нам занесло. Можешь остаться у нас подождать твоего друга-раунга, вдруг объявится? Если ему удастся уйти от ренунтрицев, он будет здесь к ночи, и уж всяко утром.
  - Нет. - Ответила я. - Я пойду вперед. Пусть догоняет. Мы так договорились.
  - Небезопасно тебе будет идти. - Покачала головой старуха. - Эти здесь всюду рыщут.
  - Может, я на них больше не наткнусь. И пойду, на всякий случай, одетая женщиной. - Сказала я, поправляя платок.
  - И со спрятанной челкой. - Усмехнулась старухина дочь. - Это на Журавлиных Островах принято челки отпускать?
  - Да, у нас их носят довольно часто. - Ответила я.
  - Ну ладно, - вздохнула старуха. - Не хочешь медлить, ступай дальше. Сейчас доедим, соберем тебе кое-чего.
  Я замечательно насытилась, и теперь чувствовала себя бодрой и готовой к любым трудностям. Тинси достала из сундука мой мешок и мужскую одежду. Тщательно сложив каждую вещь, я сунула их на самое дно, под женский наряд, который хозяйки наотрез отказались взять вместо того, во что одели меня. Платы они тоже не приняли. А сверху напихали съестного, сколько влезло. И пожалели, что не могут дать коня. Но уверили, что я смогу его купить где-нибудь неподалеку. А на что купить, было. Затем они пожелали мне счастливого пути, и юная Тинси проводила меня до хорошей дороги на юг. Дело шло к вечеру, и я старалась идти быстрее, чтобы успеть очутиться как можно дальше до темноты. Если попадалось нечастое здесь жилье, я подходила к воротам и спрашивала, нет ли коня на продажу. Люди качали головами, разводили руками и предлагали ночлег. Я благодарила и спешила прочь. Айлм так и не догнал меня до сумерек. И никаких других путников я не повстречала.
  4.
  Но вот смерклось. И стало довольно прохладно: лето уже близилось к концу. Я принялась подремывать на ходу, и близ большого дерева чуть не споткнулась о корень. Кто-то поддержал меня под руку и сказал: "Осторожнее". И голос этот мне здорово не понравился. Я встрепенулась и повернула голову. Лицо, плохо различимое в сумерках, не напоминало ни о Ренунтире, ни о сегодняшнем преследовании.
  - Куда это ты спешишь одна и в такой поздний час? - Полюбопытствовал этот человек. Тут же из-за деревьев вышел второй. И встал впереди. Тоже явно не ренунтирец. Я ответила:
  - На юг.
  - На юг? И куда же?
  Я решила высвободить руку. Он не позволил. Второй взял другую мою руку, правую, и довольно крепко. Я молча рванулась. Они удержали. Раздался отрывистый смешок.
  - Не дергайся. - Спокойно сказал первый.- Бояться тебе нечего, но отвечай все как есть: кто такая, откуда идешь и куда.
  - Я здешняя, - ответила я.- Вон оттуда. - Я мотнула головой назад. - Иду к соседям за огнем.
  - Неправда. - Сказал первый. - Ты нездешняя и идешь издалека. За огнем к соседям таким шагом не ходят. Да еще и с мешком. А что у тебя в мешке? - И он тронул мешок свободной рукой.
  - Пустите. - Потребовала я спокойно и жестко. - Иначе пожалеете. Вы не представляете, какие силы поднимутся против вас, если вы не позволите мне немедленно продолжать путь.
  - Ого, она угрожает. - Поразился второй. - И, заметь: это слова и голос не девчонки из глуши. Она не то, чем кажется.
  - Верно. - Согласился первый и поглядел мне в лицо, хотя что-то увидеть с каждым мигом становилось все труднее. - Так кто же ты? Не иначе как богатая невеста, которая сбежала из дому, поменявшись платьем со служанкой, чтобы не выдали за немилого.
  - Не угадал. - Усмехнулась я. - Богатого приданого у меня нет. Тем, что имею, я давно распоряжаюсь сама. Дома не была год и три четверти. И за немилого меня никто не сватал. А жениха, который посватался ко мне сам, в Черную Зиму Дарфилира повесил Хмар, служивший королю Рибальду, на поляне у залива вместе... - Тут я осеклась, поняв, что сболтнула лишнее. Двое засмеялись и еще крепче вцепились в меня.
  - Так вот кто нам попался! - Воскликнул первый. - Невеста Повешенного! Кто бы мог подумать. А где же твоя арфа, гриулари?
  - Арфу взяли ренунтирцы. Они перехватывают гонцов у реки, и теперь преследуют меня.
  - Но с нами-то они тебе не страшны. - Заявил второй. - И твою арфу мы вернем. А сейчас пошли-ка быстрее к нашим предводителям. Они будут тебе рады.
  - Может, все-таки отпустите меня? - Спросила я. - Я спешу в Тимбрунг. У меня важные вести для трех королей.
  - Успеется. - Сказал первый. - И, притом тебе все равно нужно где-то заночевать.
  - Да, почему бы не у нас? - Подхватил второй. И они почти бегом потащили меня сперва по дороге, а затем по узкой тропинке. Вскоре в чаще показался огонек. Двое прибавили шагу. Кто-то окликнул их из-за ветхой покосившейся ограды. Они ответили. И несколько мгновений спустя, влетели вместе со мной в не завешенный калиткой проход. Тропа вела от прохода к нескладному сооружению с пристройками, больше напоминающему сарай, чем дом. Слева от тропы стояли лошади, не менее тридцати. Еще несколько лошадей паслось в зарослях за оградой. Справа под шатким угловым навесом было свалено всякое добро, в глубине угадывался другой навес и строение поменьше главного. У ограды прохаживался часовой. Второй развалился у тропы на охапке сена и перешучивался с товарищем. Оба кивнули, и те двое вместе со мной продолжили путь к двери. Первый распахнул дверь. Изнутри плеснул золотой свет. Там было дымно и шумно. За столом сидела, деря глотки над кружками, лихая орава, вроде той, в доме Сурма. Увидев нас, все умолкли.
  - Братья-Предводители, - доложил первый, выпрямившись по струнке, - Посмотрите, кого мы встретили в лесу. Эта женщина должна быть вам знакома.
  - А ну-ка. - Раздался уже слышанный когда-то голос. Затем второй. - Пусть подойдет ближе.
  Я подошла и всмотрелась. Два предводителя, сидевшие за столом посередине были ни кем иными, как Тиглимом и Тигвиром, сыновьями Хлима Коротышки, правителя Журавлиных Островов, поднявшего мятеж против короля Орбальда, а затем казненного. Я сразу узнала их, а они смотрели на меня пристально и напряженно. Наконец Тиглим сказал:
  - Сними платок.
  Я не шелохнулась. Тогда один из стражей сорвал его. А я даже не стала поправлять волосы, упавшие в беспорядке.
  - Стриженая! - Воскликнул Тигвир. - И с челкой. Какой смысл прятать челку под платком ... А, так вот это кто: Эррен дочь Тинда!
  - Она. - Подтвердил его брат. - Нам повезло. - И крикнул стражам. - Вы получите награду!
  Братья перекинулись словечком-другим, поглядывая на меня. Прочие в длинной хибаре гомонили вполголоса, изнемогая от любопытства. Затем старший брат предложил мне:
  - Садись, поешь с нами, гриулари.
  - Я бы хотела сначала переодеться. - Сказала я. - У меня есть, во что.
  - Ну уж нет! - Воскликнул Тиглим, и к нему присоединилось еще несколко человек. Он продолжал. - В мужской одежде мы тебя уже видели. А женская на тебе очень даже неплохо сидит. Ну-ка дай посмотреть. Что скажете?
  - Да! Еще как! Пусть так и остается! - послышалось кругом. Они освободили для меня место за столом, сняли с моих плеч мешок, усадили меня и поставили передо мной еду. Стражи рассказали, как я им подвернулась.
  - Значит, ты без арфы? - Сказал Тиглим. - Не беда. Арфа найдется. Правда, плохонькая. Споешь нам?
  - Спою. - Согласилась я.
  Когда моя миска опустела, они хотели положить мне еще, но я отказалась. И спросила:
  - Так вы все это время были в Синкределе?
  - Мы много где были. - Ответил Тиглим. - А теперь здесь. И сестра наша тоже. Скоро ты ее увидишь.
  - А что вы здесь делаете?
  - Скоро узнаешь. - Он поднял кубок и провозгласил. - Смерть бесчестному Орбальду!
  - Смерть Дарфилирцу! - Подхватили другие. - Смерть! Близится час мести.
  Затем какой-то угрюмый мужчиина со шрамом на щеке и короткой темной косицей произнес, подняв рог:
  - Смерть негодяю Клестарду!
  - Смерть всем, кто посягает на чужое. - Отозвался его сосед, полный, с мясистым носом, бегающими серыми глазками и почти седыми волосами вокруг блестящей лысины. - Всем, кто лишает достойных людей их родовых земель и преследует их, как волков.
  - Да, они скоро поплатятся! - Воскликнул кто-то совсем молоденький и золотоволосый.
  - А обо мне что скажете? - Спросила вдруг я.
  - О тебе? - Переспросил Тиглим. - А то, что у тебя нет причин отказывать нам в песне. Ни твой приемный отец, ни его названный брат не обрадуются, когда узнают, у кого ты. Тем легче нам будет с ними справиться. Мы доберемся до них и удавим обоих их собственными кишками...
  - Не сразу, конечно, сперва многое другое. - Подхватил Тигвир.
  - Да, не сразу. Ну, тогда мы позволим тебе спеть им погребальную песнь и станем решать, стоит ли тебя помиловать.
  - Думаю, стоит. - Сказал кто-то из синкредельцев.
  - Это, смотря, как она себя будет вести. - Уточнил Тигвир. - Я бы хотел, чтобы все обошлось.
  Кругом одобрительно загудели. Тиглим приказал:
  - Ну так дайте ей арфу!
  Почти сразу у меня в руках очутилась арфа. Действительно, плохонькая, но худо-бедно играть было можно, я лишь немного ее подстроила прежде, чем начать первую песню. То была одна из сочиненных мной в Палгирсе. Ее завершали слова:
  Порой мы пролитое
  Собрать порываемся,
  Между тем от падения
  Удержать не поздно
  Другое, лишь дрогнувшее.
  - Это правда. - Сказал Тиглим. - Чистая правда. Но нам некуда отступать. - И взглянул на меня с простой грустью. - Спой еще.
  Я спела вторую песню. И начала третью. Но в самой середине ее распахнулась дверь, и вошла женщина, сбрасывая на ходу большой темный плащ. На ней был сверкающий шлем и стальной панцирь,за спиной висел меч на крепкой узорчатой перевязи. Из-под панциря падало до щиколоток клюквенного цвета шерстяное платье. Она раскраснелась от скорой езды, темные глаза горели, а из-под шлема выбились и упали на лицо три-четыре волнистые черные пряди. Это была Тиррис дочь Хлима.
  - Тиррис, посмотри, кто у нас. - Обратился к ней Тиглим. - Узнаешь?
  - Да. - Ответила Тиррис, бросив на меня взгляд, полный негодования, и подойдя к столу. - Я сразу вспомнила этот голос. - Что она здесь делает?
  - Ее задержали наши дозорные. - Объяснил брат. - Мы решили воспользоваться случаем и послушать ее песни. Может, она продолжит?
  - Я голодна. Дайте мне поесть. - Отрывисто бросила Тиррис. Сняв с помощью подбежавшей служанки меч и доспехи, она уселась на место, которое для нее освободили через несколько человек от меня. Затем, поспешно высмотрев что-то на столе, стала придвигать к себе еду. Тиглим дал мне было знак петь сначала, но его сестра ударила рукой по столу, так, что подскочил нож и задребезжало несколько мисок и кружек. Братья виновато поглядели на меня, и я отставила арфу. Ее тут же кто-то подхватил. Я начала вставать, но меня опять усадили и взглядами дали понять, что из-за стола не выпустят. Тиррис проглотила несколько кусков, запила их и заговорила:
  - Я езжу по стране, добываю сведения, скрываюсь, прячусь, вербую сторонников, раздаю подарки и обещания. Затем во весь опор скачу к вам. А что вы делаете? Пьете и горланите у огня. Это называется, они готовы к походу? Ничего себе. Хороши. - И устремила на старшего брата испепеляющий взор. Тиглим встретил его, не дрогнув.
  - Успокойся, сестра. Ты устала. Поход состоится и принесет победу. Мы готовы выступить хоть завтра с утра.
  - Как раз об этом и речь. - Отозвалась Тиррис. - Прежде было рано. Потом будет поздно. А завтра с утра самое время. - Она повернула голову и взглянула на меня. - Ну, так вы эту отсюда уберете? Или она так и будет слушать?
  - Да пускай слушает. - Рассмеялся Тиглим. - Она не успеет нам помешать. Мы ее не выпустим. Будет при нас до конца.
  - Заприте ее где-нибудь! - Потребовала сестра. - Не хотите перерезать ей горло, так хоть за стол бы с собой не сажали! Да как вы сможете отомстить за отца, если столбенеете, как бараны от песен этой женщины?
  - Ее песни превосходны. - Сказал Тигвир.
  - Согласна. Она умеет сочинять и умеет петь. И еще много что умеет. - Вздохнула Тиррис. - Согласна даже, что она нам пригодится живая. Пока. Но не забывайте, если бы она тогда поддержала нашего отца против Дарфилирского Орбальда, отец был бы теперь королем Журавлиных островов, где мы жили бы в мире и благоденствии.
  - Как она могла поддержать Хлима сына Тиглима, если Орбальд удочерил ее через море? - Спросил Тиглим. - Не удивительно, что она никого не стала поддерживать. А ведь у нее было куда больше оснований поддержать Дарфилирца, чем нас.
  - Да, она поступила благородно. - Подхватил младший из братьев. - Не ее вина, что судьба сделала нас врагами.
  - Судьба? - Усмехнулась Тиррис. - Это удобное оправдение для тех, кому не хватает твердости.
  - Зато твоей хватит на всех. - Кротко улыбнулся Тигвир. - Что же тогда привело тебя в объятия Орбальда, сестренка?
  Тиррис вспыхнула и сбила со стола кружку, которую подхватил один из соседей.
  - Я любила его. И сила моей любви должна была его обезвредить. Но что-то помешало. Чьи-то козни. - Она покосилась на меня. Братья расхохотались.
  - Сестренка, мы с самого начала предупреждали тебя, что тебе не удастся его одурачить. Дело не в чьих-то кознях, а в самом Орбальде. Он желал того же, чего и ты: подчинить тебя своей воле. И, хотя это ему не удалось, он остался больше в выигрыше, чем ты. Ибо ловчее тебя в подобной игре и меньше поддается страсти.
  - Что же, предложим ему другую игру. - Грозно произнесла Тиррис. И опять взглянула на меня. - Ну так вы уберете эту дрянь? Свяжите ее и бросьте в погреб до утра!
  - Нет. - Решительно ответили братья. Тиррис тяжко вздохнула и принялась молча жевать. Затем заговорила:
  - Три короля засели в Тимбрунге и торгуются. Из-за нее. И глухи и слепы ко всему вокруг. Путь на Тимбрунг открыт. Но надо поспешить. Не то кто-нибудь из наших сторонников дрогнет и переметнется. И тогда нас будут ждать.
  - Хорошо. - Сказал Тиглим. - Мы нагрянем внезапно, возьмем в кольцо Приют Четырех Ветров, а затем ворвемся туда, и никому не дадим пощады.
  - А Улгвир? - Спросил Тигвир.
  - Ну, его можно и пощадить, если сдатся.
  - А двух других ты только что предлагал удавить их кишками. - Напомнил Тигвир.
  - Если не помешают превратности войны. - Кивнул Тиглим. Тиррис подняла голову, полная торжества.
  - Да, хорошо бы, чтобы они достались нам еще не трупами. - И допила все, что было в кружке. - Я насытила тело. А скоро насыщу и душу. Как только мы будем в Тимбрунге, наши сторонники начнут действовать. И прольют кровь любого, кто окажется слишком верен Клестарду. А остальным предложат сидеть тихо. Затем синкредельцы провозгласят королем своего Ринтига, и мы пойдем на Дарфилир. А как только Тиглим станет королем Дарфилира, подчиним наши острова.
  - Я думаю, Тард легко склонится на нашу сторону. - Заметил Тиглим.
  - Еще бы. - Рассмеялась Тиррис. - Он всегда на стороне сильного. А еще и... Да, вы правы, мои братья, не стоит слишком обижать его племянницу. Но смотрите, не упустите.
  - Не упустим. - Пообещал Тигвир. - А можно, она еще споет?
  Тиррис великодушно разрешила, и мне опять дали арфу. Я выбрала песню, призывающую сполна воспользоваться недолгим покоем, пока он еще возможен. И у всех этих молодчиков сделались другие глаза, а Тиррис молча отвернулась. Братья поблагодарили меня, а я сказала:
  - Я устала и валюсь с ног. Здесь душно. Вы не могли бы дать мне подышать чистым воздухом, а потом устроить где-нибудь во дворе, где поспокойней?
  Они согласились. И двое вывели меня из дому. А третий подхватил мой мешок и понес к сену под навесом. Сперва я справила свою надобность там, где положено. А затем стала прогуливаться, закинув руки за голову и глядя на звезды. Стражи негромко переговаривались. Мы были на задворках. Я ждала удобного мига, чтобы попытаться бежать. Внезапно послышался щебет ласточки. Что это ей вздумалось вылетать в такое время, и где они тут гнездятся? И тут я поняла, что это может быть. И приготовилась к любым неожиданностям. Стражи явно ничего не заподозрили. Один из них покосился на забор и сказал:
  - Забор плохонький, но ты от нас не сбежишь.
  - А что вы его не почините? - Спросила я. - И что это за дом? - И указала на нелепое строение. Он хотел мне что-то ответить, но тут кто-то вылетел из темноты со стороны забора и сбил его с ног. Я кинулась на второго и, повиснув на нем, закрыла ему рот пятерней. Он попытался меня сбросить.. Я не выпустила его, и в конце концов мне удалось его оглушить, ударив за ухом, как учил Айлм. Первый уже тоже лежал без чувств. Айлм стоял над ним, глядя на меня.
  - Молодец, ученик. - Сказал он. - Теперь идем.
  Мы без труда одолели полуразвалившийся забор. Чуть поодаль среди деревьев стояло два скакуна.
  - Вон тот твой. - Шепнул мне Айлм. - Берем их и ведем прочь.
  И мы двинулись вглубь леса. Влажные ветки хлестали нас по плечам и бокам. Под ногами, точно тугие подушки, подрагивали мхи. Наконец Айлм остановился и заглянул под старую ель.
  - Ага. Та самая елочка. И все здесь. - И тут же поднес мне мою арфу.
  - Так ты ее выручил? - Обрадовалась я.
  - Ну да. Я долго не мог отбиться от погони, очень уж ловкие оказались. В конце концов все-таки переплыл реку и пошел вперед. И наткнулся на тех, что шарили на чужом берегу. Кое-кого обошел, кое с кем справился. Убивать не понадобилось никого. Трое лежат связанные по одному в разных местах в лесу. Где остальные, не знаю. У старшего, которого они зовут Мохнорылый, была твоя арфа. Я легко заполучил ее. А потом встретил трех женщин.
  - Старую, средних лет и молодую? - Спросила я.
  - Да. Они мне рассказали, что тебя видели, и указали дорогу. Я пошел вперед и чудом избежал засады. Потом услышал в темноте всадника и, подавшись следом, заприметил огонечек, к которому он скакал. Ну, а дальше, припрятал под елочкой вещички, присмотрел для нас коней, из тех, что пасутся, перевел сюда, правда, вот седел нет. Сейчас выйдем на дорогу и будем скакать, пока кони не устанут. А там поведем их за собой, чтобы отдыхали или сменим, где получится. Я мало что понял, но, похоже, надо спешить.
  Мы вывели коней на дорогу, сели прямо на неоседланные спины и пустили животных вскачь.
  5.
  В дороге не приключилось ни малейшей задержки. Нам удавалось менять коней где с небольшими перерывами, а где почти сразу. В первом же доме нашлись и седла. Айлм выменял их на богатые кинжалы, отнятые у часовых из лесной засады. Мы неслись к Тимбрунгу с бешеной скоростью, лишь порой замедляли шаг и дремали верхом. И все же я выбрала время, чтобы рассказать Айлму, с кем я встретилась, и что они замышляют. Не то он, как выяснилось, лишь кое о чем догадывался. Мы переправились через Тимбру на пароме выше гавани, и поскакакли к Приюту Четырех Ветров. Айлм, как всегда в тайных поездках по Пяти Королевствам, был одет по-нашему, неприметно, в серое и бурое, и походил на бойкого простака из глуши. Мне он по дороге раздобыл, во что переодеться, и теперь я смахивала на парнишку из семьи получше, недурно знакомого с людными гаванями и местами пребывания королей. Большой капюшон укрывал меня даже от добрых знакомых, мы миновали нескольких из них по пути через Тимбрунг, и никто не окликнул. И вот, посреди королевского двора, Айлм взял у меня поводья, и принялся топтаться, уткнув взгляд в землю, а я, покосившись на Серый Камень, отменно чистый, побежала в обход обросшего справа и слева пристройками Королевского Зала, заметно обновленного после той войны. День был сравнительно теплый, хотя, далеко не жаркий, и многие окна оказались открыты, чтобы дом хорошо проветрился. Подойдя к залу сзади, я услышала внутри голоса.
  - Я все понимаю, брат мой Улгвир, - говорил Орбальд. - Но восемьдесят пять это бесстыдство. Тебя к этому вынуждают твои приближенные. А я не могу дать больше пятидесяти пяти, иначе меня засмеют.
  - Над тобой еще больше смеялись бы, если бы ты не согласился выложить больше пятнадцати. - Добродушно заметил Улгвир. И все трое прыснули: пятнадцать мгеамбов в Пяти Королевствах стоила редкой красоты рабыня.
  - Короли, короли. - Лукаво урезонил торгующихся Клестард Синкредельский. - Не увлекайтесь.
  - Да, мы не забыли, о ком речь. - Ответил Улгвир. А я, убедившись, что никто не смотрит, полезла по стене близ выступа: здесь было, за что уцепиться, и куда поставить ногу.
  - Ну ладно, восемьдесят. - Сказал Улгвир.
  - Пятьдесят девять. - Отозвался Орбальд. Почему не шестьдесят? Слишком чувствительно для гордости?
  Я потянулась от выступа влево и ухватилась за оконную раму. Переметнулась. Согнув ноги в коленях, уперлась носками в паз. Осторожно заглянула в окно.
  Клестард сидел ко мне спиной левее и заметно ниже моего окна, на своем королевском месте. Король Орбальд и король Улгвир занимали легкие кресла, поставленные чуть впереди, соответственно, слева и справа от хозяина. Между ними на небольшом столике красовались безупречно начищенные медные весы.
  - Странное число: пятьдесят девять. - Заметил Улгвир, качнув ближайшую к себе чашечку. - А вот я возьму и скажу семьдесят семь.
  Тут я сунулась в окно по грудь и громко произнесла:
  - Да что вы тянете? И так ясно, что сойдетесь на семидесяти.
  Все трое запрокинули головы и оторопело поглядели наверх. Я сказала:
  - Сейчас спущусь. Помощь не нужна. - И полезла в окно.
  Клестард, придя в себя, сделал знак воинам у дверей, чтобы не беспокоились. Затем встал и вышел на середину зала. Я легко спустилась и, спрыгнув на пол, отдала поклон.
  - Ты многому научилась у своих раунгов. - Заметил Клестард.
  - Кое-чему. Король Клестард, приветствую тебя, равно как и вас: король Улгвир и король Орбальд, мой приемный отец. Знаю, что мне сейчас положено находиться не здесь, но вышло так, что именно мне пришлось нести сюда тревожные вести. Сперва лишь те, что предназначались для тебя, король Улгвир, но в дороге прибавились скверные новости и для двух других королей.
  - Мои братья? - Помрачнев, спросил Улгвир.
  - Да. Близнецы замышляли захватить власть. Гирдам намеревался помешать им, но трудно сказать, что ты застанешь в Палгирсе, когда вернешься.
  - Значит, мне надо выезжать домой сегодня же. - Сказал Улгвир. - Спасибо тебе. У тебя была веская причина бежать.
  - Прежде, чем ты услышишь подробности, я должна сообщить самое главное королю Орбальду и королю Клестарду. Мятежники, недовольные обоими королями, объединились. Возглавили их дети Хлима Коротышки с наших островов: два брата и сестра. Они идут на Тимбрунг, где рассчитывают захватить королей врасплох. А, покончив с ними и, утвердив на синкредельском престоле Ринтига, родича покойного Рибальда, хотят покорить все владения двух королей. Они уже должны быть в пути.
  - Так, - сказал Клестард. И крикнул. - Хартига сюда! Объявить сбор войск!
  Орбальд распорядился:
  - Гонца в Лариг! Пусть немедленно собирают войска! - Затем повернулся к Улгвиру. - Ну что же, скорой дороги, король Улгвир. Придется кончать переговоры потом.
  - Почему потом? - Спросила я. - Я же сказала, что вы сойдетесь на семидесяти. Это и вам ясно.
  - Вот именно. - Подхватил Клестард. - Покончим с этим делом и со спокойным сердцем пойдем на войну. - Сорвал с руки золотой браслет и бросил на весы. Орбальд попытался его убрать, но Клестард схватил его руку над чашей с браслетом и остановил. Орбальд сказал:
  - Клестард, ведь это золото.
  - Ну так пересчитаем. - Буркнул Клестард. - А серебром дополним. В одном мгеамбе золота пять серебра. Велика наука!
  - Но он твой.
  - Не дури. Потом расплатишься со мной, если не любишь быть должником, мой безмозглый брат.
  Я узнала браслет. Тот самый, который когда-то подарил мне Рибальд, вызвав зависть Валлага, с чего и начались мои злоключения. Я сказала об этом королям.
  - Тем больше оснований его принять. - Хмыкнул Клестард. Пусть он уйдет из твоей жизни и больше никогда ничем тебе не грозит.
  Орбальд согласился и оставил попытки убрать браслет. Улгвир же и подавно не возражал. Орбальд добавил к браслету еще несколько золотых вещей. Затем, поманив слугу, принялся рыться в мешочке и выкладывать серебро. Тут я выбежала во двор, мне надоело при этом присутствовать. По двору сновал народ, но ни лошадей, ни Айлма не было видно. Я вышла из зала с непокрытой головой, и теперь меня многие узнавали, махали руками, что-то восклицали или судачили меж собой. Пройдя мимо самого Серого Камня, так, что по нему скользнула моя одежда, я направилась к конюшням. Оба наших коня стояли там. Айлма я не нашла. И вдруг он подошел сзади.
  - Ну что, сторговались они? - Спросил он.
  - Да. Семьдесят. Прямо сейчас рассчитываются.
  Он поглядел на меня с пониманием.
  - Да, нелегко быть хоть чем-то отмеченным в нашем мире. Но ведь ты не согласилась бы год за годом хлопотать по хозяйству в глуши, не высовывая носа со двора?
  - Не получилось бы. Да и в глуши не всегда можно отсидеться. Бывают войны, распри, набеги.
  - Верно. - Кивнул Айлм. - Уж лучше так, как мы. И лучше стоить семьдесят мгеамбов, чем два, раз уж всякого меряют на серебро.
  Я засмеялась. Он сказал:
  - Ну вот ты и развеселилась. - Затем печально вздохнул. - Я покину тебя. Мне нужно домой в Лоэ. Не скучай.
  - И тебе счастливого пути. - Сказала я.- Передавай всем привет, и почаще навещай мою дочь.
  - Обязательно. - Сказал он.
  Мы вышли во двор, а там и на улицу. И на улице я прочла ему на прощание стихи:
  Лето кончается. Дышат прохладой леса.
  Сколько еще остается нам: час? Полчаса?
  Скоро ли снова увидимся? Будем ли живы?
  Этого нам не поведают волны залива.
  И не откроет угрюмо вздыхающий лес.
  Только что рядом ты был, и мгновенно исчез.
  Вроде бы, не одинока я. Люди повсюду
  Сердце и дверь отворят мне, дивясь, словно чуду.
  Вроде хранима я. Сколько напастей и бед
  Когти разжав, отпустило, и ласковый свет
  Вновь омывает меня.Но опять я в печали.
  Мы расстаемся. Но где мы: в конце иль в начале?
  Айлм мягко улыбнулся, склонившись ко мне, смахнул с моих волос слетевший на них откуда-то пожухлый листок и сказал:
  - Конечно, в начале. Жизнь каждый миг начинается с начала, а конца у нее нет.
  - Но ведь люди смертны. И даже мир не вечен.
  - И что? Кто знает, может когда-нибудь потом мы увидим другой мир и другую жизнь.
  Мы еще раз обменялись добрыми пожеланиями, а затем он, никуда не исчезая, просто спокойно пошел меж оград на юг вниз по склону.
  Во дворе на меня прямо-таки налетел король Улгвир.
  - А, вот ты где. - Произнес он с облегчением.
  - Да что со мной могло случиться? - Усмехнулась я
  - Да мало ли.
  - Надеюсь, вы рассчитались и забыли об этом. - Бросила я и зашагала к Серому Камню.
  - Выкуп уплачен сполна, - сказал он, идя за мной следом. - И мы подали друг другу руки в знак будущего мира между нами. Но потом, когда мы все трое покончим с беспорядками, я вернусь, чтобы заключить с королем Орбальдом более обстоятельный договор.
  Я коснулась прохладного серого гранита и поглядела на него сверху.
  - Это тот самый? - Тихо проговорил король Улгвир.
  - Да. Ты когда отплываешь?
  - Сегодня ближе к вечеру. Ты знаешь: мой конь прекрасно переносит морские поездки. Почти не приходится его успокаивать. Его уже подготовили в дорогу. И у меня все собрано. - Он помедлил, обошел камень, и встал напротив меня. - Наша договоренность в силе? Свидание состоится, когда я приеду?
  - Состоится. - Ответила я. И мы пошли в зал.
  В тот день ужин у короля Клестарда был более скорым и тихим, чем обычно: после ужина мы отправились в гавань провожать короля Улгвира в Ренунтиру. Его конь действительно не выказал ни малейшего испуга при виде корабля, как и тогда, во время проводов в Палгирсе, и легко позволил ввести себя на палубу. Убрали сходни, король Улгвир махнул рукой, его люди отшвартовались и налегли на весла. Король Клестард спросил меня:
  - Ты хорошо запомнила дорогу?
  - Да. - Ответила я. - Думаю, с обязанностями проводника справлюсь.
  6.
  С утра короли Орбальд и Клестард выступили в поход, взяв всех тех воинов Синкределя и Дарфилира, которые находились в Тимбрунге. То были очень небольшие силы, но короли решили, что не стоит медлить и ждать мятежников у перевоза над гаванью, а надо идти им навстречу. Братья и сестра, безусловно, понимали, что, раз я сбежала, преимущество внезапности утрачено. Но, скорее всего, они не переменят убежище и не рассеются по лесам на севере и востоке страны, и уж, тем более, не бегут в Шингрис. Насколько все мы знали Коротышкиных Детей, они должны были выступить в Поход Отчаяния и во что бы то ни стало явить миру свою доблесть, когда все против них. И в таком случае, их могла поддержать лишь часть их сторонников в Синкределе, самые непреклонные из недругов Клестарда. Вскоре это подтвердилось. Люди, которых мы встречали, спеша на север, охотно сообщали нам все, что знали. Между тем. по всей стране разъезжали королевские гонцы, объявляли сбор войск и грозили карами тем. кто поддержит мятежников. То же самое происходило и в Дарфилире. Я ехала рядом с королем Орбальдом. Погода, как и прежде стояла прохладная. Порой начинал моросить дождик, но быстро прекращался. Оба короля все время высылали вперед конных разведчиков. И вот двое: дарфилирец и синкределец, вернулись и сообщили, что видели мятежное войско в часе пути от нас. Оно было лишь чуть больше сил двух королей, и двигалось спокойно и увереннно, без песен и шума. Дети Хлима ехали впереди, и трудно было бы их не узнать даже тому, кто их прежде не видел. Короли послали двух новых разведчиков. Затем Орбальд подъехал поближе к Клестарду и спросил:
  - Ну что, брат, где мы их встретим?
  - Да на ближайшей поляне, которая попадется. Кажется, чуть впереди что-то такое есть. Эррен! - Окликнул он меня. - Ты здесь проезжала недавно. Ведь тут есть поляна?
  - Есть. - Подтвердила я. - Неровная и продолговатая, с востока крутой обрыв, а в северной части трава выше и грубее, и сохранились камни от основания строений, когда-то сожженных и разметанных.
  - А, это то место, которое люди называют Ниртигово пепелище. - Вспомнил Клестард. - Еще при покойном Рибальде некий Ниртиг не поладил с соседом и пропал со всей семьей, а потом никто не стал на пепелище строиться, разве что скотину пригоняют пастись.
  - А сосед-победитель как? - Зачем-то спросила я.
  - Жил. А потом, как мы в Тимбрунг вошли, бежал куда-то. И родня жены прибрала его хозяйство. - Клестард приподнялся на стременах и вгляделся. - Ага. Вот и поляна.
  Мы, не спеша, выехали из-за деревьев, на поросшее травой пространство слева от обрыва, замкнутое справа неровным частоколом стволов, описывающим сперва крутую дугу, а затем, ближе к северу, образующим несколько выступов. С северной стороны поляны прямая стена кустарника отмечала заднюю границу давно сожженной усадьбы. Воины спешились, привязали коней и стали располагаться в привычном для них порядке. Я медленно побрела лесом вдоль западного края поляны, поглядывая из-за деревьев. И, прежде чем появились враги, успела добраться до старого пепелища и осмотреть те камни, о которых говорил Клестард. По дороге на юг, мы с Айлмом миновали это место на полном скаку, никого не расспрашивая и ни на что не отвлекаясь. На середине поляны разгуливало стадо. Увидев, как в южном конце строятся для битвы воины, пожилой пастух всполошился, что-то крикнул помощнику-подростку, и они принялись сгонять коров, чтобы быстрее увести их по тропинке на запад. Между тем с юга послышался топот копыт и короткие властные выкрики. Я поспешила обратно, тоже лесом. У тропинки, ведущей с поляны, мне пришлось задержаться, по ней как раз вперевалку спешили недоумевающие коровы, понукаемые пастухом и подпаском. Но как только в коровьем шествии обнаружился промежуток, я двумя прыжками пересекла тропу и продолжила путь. Одна из коров за спиной неодобрительно замычала. Пастух что-то коротко бросил подпаску, и коровы еще резвее затопали прочь, заглушив шум приближающегося мятежного войска. Воины двух королей уже выстроились и ждали противника. И, когда последняя корова показала хвост, противник появился. Братья и сестра на миг остановили коней. Тиглим обернулся и велел войску спешиваться и готовиться к бою, а сам вместе с братом и сестрой поехал вперед. На середине поляны они встретились с Орбальдом и Клестардом.
  - Я вижу, твоя Дочка из Бочки успела предупредить тебя, что мы идем, Орбальд сын Орринда. - Сказал Тиглим.
  - И твой дружок Клестард Выскочка тебя не покинул. - Усмехнулся Тигвир.
  - А как же. - Ответил Клестард. - Да и вы, как я вижу, весьма дружны, как редко какие братья и сестра. Я не сомневаюсь в вашей доблести. Но не могли бы мы избежать боя?
  Тиррис презрительно фыркнула. Тиглим переглянулся с сестрой и братом и спросил королей:
  - И что тогда?
  - Вы уйдете с моих земель. Куда хотите. Оставив нам оружие. - Сказал Клестард.
  - Оставив оружие? Уйти в изгнание? Вы слышали? - Обратился Тиглим к Тигвиру и Тиррис. Те недобро рассмеялись. - Мы будем биться. До конца.
  И, не дожидаясь ответа, все трое повернули коней и поскакали к своему войску. Короли тоже вернулись к своему, и Клестард дал знак начинать бой.
  Я смотрела из-за деревьев, как две стены людей в броне и со щитами, сомкнулись и стали обмениваться звонкими ударами. Стена, что пришла с юга, была меньше, а боевыми умениями стороны друг другу не уступали. Поэтому воинам двух королей пришлось нелегко. Но они устояли. А затем не позволили себя обойти. Тогда мятежники рассыпались, чтобы разъединить их строй. И одно большое сражение вскоре превратилось в несколько мелких, кипевших здесь и там на поляне. Сперва я потеряла из виду королей. Но вот, отбежав от какой-то кучки, они встали спина к спине и принялись отражать мятежников, наскакивавших со всех сторон. Увидев их вдвоем, все новые и новые мятежники, которых только не отвлекал кто-то из дарфилирцев или синкредельцев, подступались к ним, испытывая удачу. Но пока что удача была на стороне двух королей. Между тем их люди стали обрушиваться на распалившихся мятежников сзади, и вот отогнали их от королей и построились. Повсюду в траве лежали убитые и раненые. Был ранен один из братьев, Тиглим. Тигвир стоял над ним и отражал врагов, пытавшихся добраться до раненого. К братьям по полю боя спешила и сестра, но в двух шагах от них ее остановили трое дарфилирцев. Тигвир пал. Тиглим приподнялся, собрав последние силы, и нанес удар пожилому синкредельцу. Тот был ранен, а Тиглим оказался убит. К их сестре подоспели на подмогу два мятежника. Один из них что-то крикнул и указал рукой: видимо, предложил, обороняясь, отходить к коням. Но Тиррис с гневом отказалась. Увидев, что оба брата убиты, мятежники, наседавшие на Клестарда с Орбальдом, дрогнули. Но тут Тиррис крикнула что есть мочи:
  - Все ко мне! Ко мне! Погибнем с честью!
  - Да какая у вас честь? - Рявкнул Клестард.
  - Получше, чем у тебя. - Отозвался один из мятежников, тот самый, со шрамом на щеке и темной косицей, который кричал за столом. Он был одним из самых стойких сторонников детей Хлима. Теперь стали обороняться мятежники во главе с остервенелой Тиррис. Орбальд и Клестард несколько раз предлагали ей сдаться, но она только хрипло смеялась, и этот смех теперь походил на карканье вороны. Ее сторонники падали один за другим. Теперь дела для всех уцелевших воинов королей не хватало. Часть отошла и стала смотреть. Я вышла из-за деревьев и двинулась к раненым. Два дарфилирца присоединилось ко мне. Мы переносили их, наскоро осматривали и перевязывали, чем могли. И своих, и чужих. Их было немного. Убитых больше. Тиррис осталась одна. Против нее стояли оба короля. Орбальд сделал Клестарду знак, и тот отступил.
  - Тиррис, - сказал Орбальд. - Вспомни, как мы любили друг друга.
  - Что это теперь значит? - Спросила она. И крикнула. - Защищайся, убийца моего отца!
  Она еле держалась на ногах. Орбальд отразил несколько ее ударов, а затем внезапно выбил у нее меч.
  - Придется тебе сдаться. - Сказал он, делая к ней шаг и приближая свой клинок к ее горлу. - И поехать со мной в Лариг.
  - Нет! - Завопила она, выхватывая кинжал. Отклонившись, а затем нырнув под его клинок, она попыталась его достать. Он вовремя переместил щит, и кинжал увяз в древесине. В тот же миг Орбальд ударил мечом по шлему Тиррис и сбил его. Она пошатнулась, но устояла, тут же отскочила и схватила чье-то окровавленное копье. Орбальд принял удар копья на щит и снова сказал:
  - Тиррис, это бессмысленно. Ты вернешься ко мне.
  - Не вернусь. - Ответила она. - Мне пора к отцу и к братьям.
  Несколько воинов двинулись было к ним. Орбальд махнул рукой.
  - Оставьте. Я сам с ней справлюсь.
  - Врешь! - Засмеялась она. - Где тебе! - И со всех ног помчалась к обрыву. Орбальд за ней. Воины следовали за ними.
  - Не трогать! Я возьму ее! - Кричал им Орбальд.
  На краю обрыва Тиррис, изнуренная и растрепанная, остановилась и выпрямилась во весь рост. Орбальд подошел. Она улыбнулась, поглядела ему в глаза и обняла его. И, что-то грозно и ласково нашептывая, стала толкать к пропасти. Он вовремя заметил это и уперся. А в следующий миг перекинул ее через бедро, подхватил и поднял. И тут же кратким возгласом остановил вновь устремившихся к ним воинов. Тиррис отчаянно извивалась в его руках. Внезапно она вырвалась и с громким криком кинулась с обрыва туда, где среди ельника бежал по камням ручей. На несколько мгновений эхо ее вопля перекрыло ропот воды, но вскоре вода забурлила еще громче, поглотив все остальные звуки. Стряхнув оцепенение, Орбальд дал воинам знак, и они стали высматривать, где бы спуститься. Затем так же молча полезли вниз. Я взглянула туда и вскоре отыскала глазами дочь Хлима, распростертую на камнях среди белой брызжущей пены. И, поспешив отойти от края, села на траву и стала ждать. Они принесли ее еще живую, но вскоре она испустила дух на руках у опечаленного короля Дарфилира.
  - Что это тебе так не везет с женщинами, король Орбальд? - Спросил один из воинов.
  - Это им со мной не везет. - Спокойно ответил Орбальд и положил Тиррис на траву.
  7.
  Мы задержались в том месте, чтобы похоронить мертвых, отдохнуть и лучше узнать, что происходит в этой части страны. Окрестные жители охотно помогали нам. Если кто из них и сочувствовал мятежникам, то не очень пылко, и окончательно отпал от них, как только два короля одержали победу на Ниртиговом пепелище. Те несколько представителей знати, которые были слишком на виду, и собирались двинуться или даже уже двинулись следом за детьми Хлима, поспешили покинуть страну, укрывшись, кто на севере в Ренунтире, а кто на востоке в чащобах необъятного Шингриса с его редким смешанным населением и темными тайнами. Из более дальних мест приходили похожие сообщения: ополчение везде собралось, кое-где приключились мелкие стычки, но почти все, кто замышлял присоединиться к мятежу, либо бежали, если были слишком видными людьми, либо отказались, если до того жили неприметно. В Дарфилире же сочувствующих у Коротышкиных Детей почти не было. Ополчение собралось и на всякий случай прочесывало окрестности мест сбора и ждало приказа о роспуске. На Журавлиных Островах, как мы узнали много позднее, нашлось несколько подстрекателей, но их никто особенно не слушал, а, как пришли новости о гибели детей Хлима, они поспешили вернуться к хозяйственным заботам. Дядя Тард, с самого начала не колеблясь, заявил, что намерен хранить верность королю Орбальду, а, когда все кончилось, посетил тетушку Сирнтрис на Дирдиле и выразил ей сочувствие по случаю гибели ее неразумных племянников. Кроме того, он предложил ей хозяйственную помощь и предостерег соседей, чтобы не вздумали ее притеснять. Так, больше на всякий случай. Два брата и сестра оказались похоронены чуть поодаль от остальных. Братьям поставили на двоих один камень, у сестры был отдельный. Когда ее опускали в могилу, Орбальд сам сказал ей прощальные стихи, которые сложил. Он не считал себя великим гриуларом, и свои стихи произносил редко. Из всего, что он когда-либо говорил при мне, а со мной он делился чаще, чем с другими, я лучше всего помнила стихи, в которых он воспел Вириайн и эти, которыми провожал Тиррис.
  Мой недруг насмерть
  Встал над обрывом.
  Проигранный бой
  Сочтя приговором.
  Ушла из рук моих
  Красавица в красном
  И во мраке скрылась.
  А я сложила общую песню всем погибшим. Она кончалась словами:
  На холмы прохлада
  Вновь скоро хлынет.
  К непокорным покой
  Пришел, и прохожий
  Вспомнит, вспенив снег
  Или воды весны
  Убитых в этом бою.
  Мы поехали в Тимбрунг, меньше половины тех, кто выступил на север. Нас достойно встретили, и мы стали ждать вестей из Ренунтиры. Между тем окончательно настала осень. Осенью в окрестностях Тимбрунга необыкновенно хороша охота. И это помогло Орбальду одолеть печаль. Клестард водил его в самые свои заветные места. Как и все годы, что Клестард правил Синкределем, на охоту с ним нередко выбиралась его родственница Клессори, которая с тех пор, как похудела, потеряв на войне третьего мужа, так и не вернула себе прозвище Толстушка, и замуж в четвертый раз не пошла. Она совсем не изменилась с той весны. Я, по ее словам тоже. Но в последнем я сомневалась. Она много расспрашивала меня о моей дочери. И не без смущения о ее отце. Я отвечала без заминок, говорить о подобных делах с Клессори было легко. Как и прежде она часто посещала гавань, все разглядывала, задавала уйму вопросов, а то и что-нибудь приобретала. Но даже здесь была уже не такой бойкой и смешливой, как в дни нашего знакомства. И купцы держались с ней иначе. Но по-прежнему любили и радовались ее появлениям.
  В одно из первых наших посещений гавани мы на обратном пути повстречали короля Клестарда.
  - Тебя-то мне и надо, гриулари, - сказал он, остановившись перед нами. - Как раз о тебе подумал.
  - Ты куда-то едешь. Может, нам проехать немного с тобой? - Спросила я.
  - Да нет. - Отмахнулся он и потянулся ко мне с седла. - Послушай, это верно, что раунги научили тебя писать и читать?
  - Да. Научили. Но нельзя сказать, что мне это много требуется. - Ответила я.
  - Научи меня. - Попросил он.
  - Да к чему тебе? - Поразилась я.
  - Нужно. - Он повернул коня, дал мне знак и мы вместе проехали немного вперед, вверх по склону. - Понимаешь, - заговорил вдруг король Синкределя, - я с детства был любознателен. И расспрашивал всех странников и странниц, мореходов, знахарей, ведунов, чародеев, любого, кто накопил какие-то познания. Но больше о разных землях, полезных травах, луне и солнце, хозяйственных приметах. Это занимало меня больше остального. И хочется все это сохранить с помощью знаков для письма. Во-первых, чтобы самому обозреть, а сколько же я всего знаю. А во-вторых, чтобы не пропало для потомков. Ведь кто-нибудь однажды прочтет. Если не сгорит или еще что такое. Ну так научишь?
  - Научу. - Пообещала я.
  В тот же вечер он напомнил мне о моем обещании. Мы ушли на лесистые холмы, что стояли с запада между Тимбрунгом и морем, и я нашла там подходящие куски коры. Затем стала выбирать взглядом пенек или поваленное дерево, где удобнее было бы сесть. Но решила, что сперва надо показать Клестарду первые знаки как можно крупнее. И вывела их палкой прямо на земле. Он всмотрелся и повторил. Он очень легко усвоил, как выделяются в слогах, из которых состоят слова, звуки, которые изображаются в виде значков. Куда быстрее, чем я. Я не удержалась от изумленного возгласа и от души похвалила его. Он застенчиво улыбнулся. Затем мы все-таки сели на поваленное дерево и стали выводить эти же знаки, царапая кончиком ножа на коре. А, когда встали, чтобы идти обратно, услышали протяжные крики. Это люди короля искали нас, ибо настал час ужина.
  На следующее утро я сложила такую песню:
  
  Письмена показать
  Попросил меня
  Сосед усердный,
  Столь во многом сведущий,
  Что представить странно.
  Хитрыми знаками
  Сохранить замыслил
  О звездах и водах,
  О давних годах
  Разных людей рассказы
  Придет ли пора,
  Когда будет оправдан
  Труд кропотливый
  Короля, окрыленного
  Мечтой-мучением?
  Или новые войны
  На нет сведут
  Усилья смелые,
  И слово за словом
  Примет пламя?
  Первым время он пробует
  Проломить, как вепрь
  Тростники. И страстно
  Тоскует сердце
  О годах неугаданных.
  
  Из Ренунтиры пришли, наконец, вести. И они были добрыми. Король Улгвир одержал победу. Близнецы были убиты своими же сторонниками, а Харулг и Тирулг подтвердили, что будут всегда, как прежде, верны старшему брату. Победа оказалась скорой и не особенно кровопролитной, во многом, благодаря Гирдаму сыну Мара. Улгвир щедро наградил его. А маленький печальный кузнец Тунгор получил, наконец, обещанное освобождение, и на новом коне с подарками в полном одиночестве уехал в Шингрис знакомой дорогой по водоразделу. В королевской усадьбе в Палгирсе теперь новый кузнец, рослый и шумный. Гирсу дочь Гирдама почему-то не могут найти, но тревожных слухов о ней нет. Улгвир пробудет дома еще несколько дней, после чего двинется обратно в Тимбрунг, как и обещал.
  А вот из Ларига поступила одна печальная новость. Во время торговой поездки в Шингрис утонул в большом холодном озере Линкрим, муж Харвирен. Это озеро велико, как море, Шингрисийцы и называют его морем. По рекам из него можно выйти в настоящие моря, только не близ нас, а южнее, за Раунгаром, устьями Трех Больших Рек страны Гурв. И на этом озере часто бывают нешуточные бури. Друзья похоронили Линкрима на берегу озера и привезли вдове все, что ему принадлежало и входило в его долю в прибыли. Харвирен в большом горе, и хочет покинуть Лариг и поселиться у брата. Но сначала она решит, что делать с ларигским хозяйством и, конечно, дождется возвращения Орбальда. А маленького Орринда она равно готова взять с собой или вернуть отцу. Об этом еще предстоит договориться.
  - Линкрим был достойным человеком и честным торговцем. - Сказал король Орбальд. - И Харвирен славная женщина. И замечательно заботилась о моем сыне. Но думаю, теперь им лучше расстаться, пусть сын теперь живет у меня. Четыре года это, пожалуй, еще маловато, чтобы мальчик переходил в мужские руки. Но посмотрим. Сперва надо вернуться домой.
  Вскоре в Тимбрунгскую гавань прибыл корабль посланцев кариффийского государя Навригума. Посланцы побывали сперва в Лариге, но, не застав там Орбальда, поплыли дальше на север. Оба короля с почетом приняли их в тимбрунгском королевском зале. При посланцах был переводчик, тот самый, что переводил загадки в Тану-Салфоре. И через него глава посольства сказал:
  - Орбальд, король Дарфилира, зять властелина Кариффи Навригум-Омтолта. Мы получили печальные вести о том, что произошло в твоей стране с дочерью нашего господина и твоей женой Эрджиат-Фарузель. И твой могущественный тесть выражает тебе сочувствие. Он прекрасно понимает, что в случившемся нет твоей вины. Напротив, ты проявил мудрость и терпение, качества, важнее которых нет для правителя. Эрджиат-Фарузель недостойно вела себя в доме мужа и заслуживает самого сурового осуждения. Наш государь велит тебе передать, что отказывается от такой скверной дочери. Если она явится в Салфор-Андайд, отец не примет ее, если выяснится, что она у кого-то в плену, не станет выкупать, и не считает нужным ее разыскивать. Пусть будет предоставлена своей судьбе. А ты поступай, как считаешь нужным.
  Орбальд поблагодарил посланцев, передал свою признательность властелину Кариффи и заверил его в своей дружбе. Посланцы сказали, что у их государя есть и другие дочери, и, если король Орбальд или кто-либо из его родни пожелает к ним свататься, отказа не будет. Орбальд поблагодарил за честь и ответил, что не думает, что он или кто-то еще из его дома пожелает в ближайшем будущем искать невесту в Кариффи. А затем оба короля занимали посланцев, отменно их угостили, а утром с почетом проводили до корабля. Но даже в этот день Клестард не позабыл сходить со мной в лес и выучить несколько новых знаков. Ранее выученные он не забыл и не путал. Выводил их поразительно четко и красиво, точно рисовал. На следующий день мы выучили еще кое-что. А, возвращаясь, увидели во дворе гонца, только что примчавшегося от ренунтирской границы. Гонец сообщил, что Улгвир сын Кубулга, король Ренунтиры, отбыл из Палгирсы верхом по суше и скоро прибудет в Тимбрунг.
  И вот настал час встречи у переправы к востоку от гавани. Улгвира сопровождало много народу, а слева от него скакала горделивая стройная женщина. Когда они подъехали к берегу и спешились, чтобы взойти на паром, я узнала в ней Гирсу. Паром пересек Тимбру и стал возвращаться за оставшимися на том берегу. Улгвир, Гирса и еще несколько всадников свели своих коней на южный берег.
  - Приветствую тебя, король Улгвир! - Воскликнул Клестард. - С победой!
  - Наконец-то мы видимся снова. - Произнес Орбальд. - Дома все благополучно?
  - Теперь да. - С достоинством ответил Улгвир. - Друзья, позвольте представить вам мою жену, Гирсу дочь Гирдама.
  - Так она нашлась? - Поразился Орбальд.
  - Да. Нашлась. С ней не случилось никакой беды, просто она очень ловко пряталась. И друзьям было разыскать ее не проще, чем врагам. А затем вдруг объявилась сама.
  - И стала твоей женой? - Спросил Орбальд.
  - Да. И стала моей женой. Так вышло. - Улгвир несколько смущенно поглядел в мою сторону.
  - Поздравляю. - Сказала я. Хотя, для меня это было полной неожиданностью. Ну что же, рано или поздно он все равно женился бы. И, разумеется, не на мне. А Гирса куда лучше многих, кто мог бы занять это место. Я взглянула на нее. Она была невозмутима и редкостно хороша. И те же янтарные украшения плавно покачивались на положенных местах. Она улыбнулась мне уголками губ. Я наклонила голову. Она тоже.
  - Ну, я рад, что ты, наконец, женился. Ты сделал недурной выбор. - Промолвил Клестард.
  - Очередь за вами. - Лукаво улыбнулся Улгвир.
  - Нет. - Твердо ответил Клестард.
  - И я больше никогда не женюсь. - Присоединился к нему Орбальд, словно о чем-то жалея.
  И мы не спеша поехали на королевский двор. Я глядела меж ушей своего коня и вспоминала Ренунтиру, кузницу, косматого медведя Гирдама, все эти странные томительные дни. И решила, что все-таки поступила правильно, что моя гордость не была ложной. Да, я не такая. И ничего не могло произойти между мной и тем, кто меня удерживал, ожидая выкупа, каким бы достойным человеком он ни был. Видимо суждено, чтобы наша любовь кончилась, еще не начавшись. Хотя, если верить Айлму, это не конец. Дочего мне был сейчас нужен Айлм.
  Когда все въехали во двор и стали спешиваться и устраивать коней, рядом со мной вдруг очутился Улгвир.
  - Эррен дочь Тинда, прости меня. - Сказал он.
  - За что? Ведь мы не давали друг другу обещания.
  - Словами не давали... Но ты... Ты не держишь на меня обиды?
  - Ни на тебя, ни на нее. Я бы сама хотела знать, на кого или что досадую. Но это пройдет.
  - Я чуть позже с тобой поговорю. - Пообещал он и отошел.
  Немного погодя, уже в зале, меня с помощью служанки разыскала Клессори.
  - Хочешь пойти сейчас ко мне? - Предложила она вдруг, взяв меня за руку.
  - А разве отпустят?
  - Сейчас договоримся. - Она решительно повела меня к Клестарду. Тот выслушал двоюродную сестру и, обернувшись к Орбальду, спросил: "Как?" И меня отпустили до ужина.
  В доме Клессори все было, как когда-то: чисто, тихо и кругом почти одни женщины. Клессори на ходу задавала им вопросы, смотрела, кто чем занят. Затем, когда мы сели в ее любимом уголке, взялась за прялку. И вдруг сказала, поглядев мне в глаза:
  - Они хорошая пара. И ты вела себя достойно.
  - Клессори, не думаешь ли ты, что я... Я не девчонка.
  - Конечно, нет.
  - Зачем ты об этом заговорила?
  - А ты не хочешь об этом ни с кем говорить? Или тебе все-таки нужно кому-то что-то рассказать? Ты знаешь, Эррен, я, мало смыслю в стихах, и не знаю или не понимаю очень многого. Но уж в этом-то разбираюсь. И от меня не укрылось, как вы трое друг на друга смотрели. Сейчас нужно, чтобы кто-то тебя выслушал. И я вовсе не прочь. Ну так как?
  Я рассказала ей все. Она кивнула и сказала:
  - Думаю, тебе не в чем себя упрекнуть.
  - А ему?
  - А это уже не наше с тобой дело. Надеюсь, Гирса будет с ним счастлива.
  Когда мы вышли из ее ворот и опять направились к королевской усадьбе, все вокруг было другим. Мы болтали и смеялись. И за столом постарались очутиться рядом, что нам без труда удалось. Клестард заметил:
  - Подумать только, Эррен дочь Тинда, как тебе удалось развеселить мою двоюродную сестру. Давно я ее такой не видел.
  - Что ты, это она меня развеселила. - Сказала я. И добавила гриулу:
  Пока печаль
  Не согнула плечи,
  Своим весельем
  Со всеми всякий
  Должен делиться.
  Король Клестард крикнул, чтобы всем наполнили кубки и начал длинно говорить о том, что два славных короля в его доме все торговались, торговались, а он не знал, как с этим быстрее покончить, чтобы гриулари Эррен поскорее очутилась в Тимбрунге...
  - Да кончай ты, дай, наконец, выпить! - Крикнул Орбальд.
  - Верно! - Подхватил Улгвир. - И выпьем мы за то, чтобы еще не раз довелось собраться здесь.
  А после того, как все выпили, стали слушать гриуларов. И, конечно, меня. И, когда меня одаривали, Улгвир вышел из-за стола и передал мне из руки в руку золотую пряжку, которую для такого случая приберег. И шепнул: "Не спеши уходить".
  Вскоре люди задвигались: кто-то входил, кто-то выходил, кто-то пытался плясать во дворе, Клессори и еще кое-кто из почтенных женщин подался домой. Я вышла с арфой к Серому Камню. Чуть погодя ко мне присоединился Улгвир.
  - Не ушла? Спасибо. Понимаешь, я просто хотел все объяснить.
  - А разве это нужно?
  - Нужно. Если не тебе, то мне. Ведь я мог бы и промолчать тогда, в Палгирсе. Я тебя не обманывал. Но, видишь ли... А, знаю, как сказать. Дело в том, что еще очень давно я приплыл на корабле к острову Диуг. И увидел на берегу одну девушку редкой красоты. Она смотрела на меня одного так, как обычно смотрят девушки, когда видят кого-то, похожего на того, о ком мечтают. И я готов был заговорить с ней, но остановился. Она была еще так молода. Мне не хотелось ее тревожить. Ведь я думал, что мы никогда больше не встретимся. И уплыл. А мы потом встретились. Нынче весной в Палгирсе. Я столько слышал о дочери Гирдама, Янтарной Вдове, прекрасной и неприступной, которая все не может забыть своего мужа. И вдруг оказалось, что это та самая красавица с острова Диуг. Я, конечно, опять не стал искать ее любви. Тем более, что многие заглядывались на нее в ту весну и посылали служанок, а она всех отвергла. В том числе, и Кублима с Кубартом. Не укрылось от меня и то, в какой досаде отец. Он упустил ее в свое время, мне об этом рассказывали, но я не знал, что она это она. И, поскольку я запретил себе думать о ней, в мое сердце вошла ты. А запретить себе думать еще и о тебе было выше моих сил. Оттого и прорвалось. Я не хочу, чтобы ты решила, будто я жалкий пустой человек, готовый бежать за каждой подряд.
  - Я знаю, что это не так.
  - Спасибо тебе. Ну так вот, я примчался из Тимбрунга в Палгирсу, и мы одержали победу. Но победа была омрачена тем, что пропала дочь Гирдама. А сам он был спокоен. Хотя, не отыскал ее в тех нескольких местах, где рассчитывал. И вот в какой-то миг мы разъехались. И я скакал один. Мой конь устал, я пустил его шагом, прикидывая, близко ли дом, где можно отдохнуть. И тут на дорогу вышла служанка. И дала знак остановиться. Я остановился, склонился к ней с коня. Она сбросила с головы покрывало, и я узнал Янтарную Вдову. От радости я, сам себя не помня, соскочил с коня и обнял ее. И спросил: "Где же ты была". А она ответила: "Здесь, рядом. Ждала, когда ты меня найдешь". И прижалась ко мне. Ну, и я понял, что это судьба.
  - Судьба. - Подтвердила я. - И не грусти больше ни о чем.
  8.
  Короля и королеву Ренунтиры принимали в Тимбрунге три дня. Были оговорены все условия прочного и продолжительного мира между Ренунтирой и Дарфилиром и произнесены все нерушимые клятвы, прозвучало множество стихов и песен, а также выпито, съедено, отплясано столько, сколько удалось. В ходе празднеств король Орбальд пригласил ренунтирскую чету посетить его дом в Лариге. Молодые не возражали, но предупредили, что поедут лишь ненадолго, дома накопилось немало дел. Вечером накануне отъезда король Клестард обратился к королю Орбальду:
  -Брат мой, я понимаю, что тебе пора в путь, но не могла бы твоя гриулари погостить у меня еще немного.
  Мой приемный отец рассмеялся:
  - Что, не успел еще выучить все эти хитрые знаки? Охота дойти до конца?
  Клестард вздрогнул, немало смущенный.
  - Я вижу, твои люди следили за мной. Или им нечем больше заняться?
  - Что ты, брат, никто не следил. Просто я натыкался в лесу то на большие знаки, начерченные на сырой земле, то на обрывки коры, где нацарапаны значки поменьше. И от меня не укрылось, что вы с Эррен частенько ходите в ту сторону вдвоем. Вот я и разгадал вашу тайну. Что же, если тебя привлекает это странное умение, дело твое, учись. Я разрешаю моей гриулари остаться у тебя еще ненадолго. Не сомневаюсь, ты постараешься, чтобы она хорошо провела здесь время, и, как должно, проводишь в путь.
  - Конечно. - Ответил Клестард, успокоившись.
  Наутро Клестард, его воины и я выехали вместе с отбывающими, чтобы проводить их. Как и Улгвир до того, Орбальд решил ехать домой сушей, чтобы заодно посмотреть по дороге, что да как идет в Синкределе и Дарфилире. Гирса предложила, чтобы я скакала рядом с ней и Улгвиром. Никто не был против, да и я охотно согласилась. Едва выступили, Гирса завела речь о разных делах в Ренунтире, больше о том, что происходило после моего бегства с людьми, которых я там узнала. Улгвир улыбался и порой кое-что добавлял. В какой-то миг Гирса вдруг умолкла и поглядела налево на узенькую тропинку:
  - Давайте свернем туда ненадолго. Потом мы их нагоним, они медленно едут.
  И тут же поскакала вперед, а мы с Улгвиром за ней. Тропинка плавно поворачивала то вправо, то влево среди осенних деревьев. Там и сям к темной земле прилипли начавшие понемногу опадать листья: бледно-желтые, золотые, рыжие, багряные, бурые. Такие же листки угадывались в еще зеленой и густой траве или повисли, застряв, в еловой хвое. Гирса странно молчала. Внезапно она остановила коня и прислушалась.
  - Никого. - Произнесла она. Уверенно спешилась и знаком предложила спешиться нам. И. когда мы все трое стояли на краю тропы с поводьями в руках, заговорила:
  - Король Улгвир, ты достойный человек, и я знаю, что именно с тобой я могу быть счастлива. Вышло так, что до недавнего времени ты не знал, и не мог догадываться, что мы станем мужем и женой, и поэтому пожелал любви другой, у которой совсем иная, нелегкая судьба. Ты поступила на редкость разумно, гриулари, настояв на том, что любовную встречу надо отложить. И многим бы представилось, что уже поздно к этому возвращаться. Но я считаю иначе. То, что намечено, требует завершения. Без этого невозможно идти дальше. И если вы двое расстанетесь, не прикоснувшись друг к другу, не будет счастливым ни наш брак, ни ее жизнь с кем-то другим. Даже если вы не связали себя взаимным обещанием, осталось нечто невысказанное в вас обоих, и оно будет вас мучить, если вы не соедините и не выпустите на волю то, что может прийти в мир только через вас двоих. Думаю, сейчас самое время. Я постерегу лошадей, а вы ступайте. - И она указала на деревья.
  - Гирса. - Оторопело произнес король Улгвир.
  - Да. Я знаю, что говорю. Ступайте. Я буду ждать здесь. - Спокойным и властным движением она взяла его повод. Затем мой. И при этом пристально и настойчиво посмотрела мне в лицо. Рука Улгвира, обвив мою спину выше лопаток, легла мне на плечо. Мой взгляд сам собой обратился к его взгляду. Он улыбнулся с неожиданной для его лет и опыта робостью. Я улыбнулась в ответ. Я приникла к нему, и мы пошли по траве, раздвигая ветки. По пути я обернулась на миг и взглянула на Гирсу. Она не двигалась и смотрела на лошадей, делясь с ними своим гордым спокойствием.
  Когда тропа с Гирсой и лошадьми скрылась, Улгвир сказал:
  - Здесь.
  - Да. - Ответила я. Все сомнения отпали. Мы становились под высокой сосной, росшей чуть особняком от прочих деревьев на травяном островке, который даже нельзя было назвать полянкой. Корни сосны уходили в покатый пригорок. Улгвир скинул плащ и бережно расстелил его на траве. Затем, медленно потянул меня вниз, обвив уверенными руками. Я знала, что он, хоть и не очень высок ростом, крепок и тяжел, что он с юности играючи орудует большим веслом и взваливает на плечи теленка. Но я не почувствовала его тяжести. Он словно превратился в огромное облако, остановившееся на вершине горы. А горой стала я. И если бы кто-то вдруг очутился в этот миг в лесу, никто бы не узнал нас. Нам некуда было спешить и нечего опасаться, пока мы не вернулись в прежнее обличье и снова не увидели над собой в небе темную крону высокой сосны. Мы вздрогнули и прислушались. Ни звука. Только прошелестел, падая, одинокий лист.
  - Где она? Там? - Спросил Улгвир в некоторой растерянности, указывая в сторону тропы.
  - Да. - Ответила я. - Нам пора. - И, отодвинувшись на край плаща, принялась вставать. Сев и потянувшись за рубашкой, я вдруг заметила, что к моей левой груди со стороны ложбинки прилипла длинная сосновая иголка, совсем еще свежая. Не тронув ее, я сунула голову в горловину, продела руки в рукава и расправила податливое мягкое полотно. Подпоясалась. Хвоинка осталась внутри. Я утаила ее даже от Улгвира.
  Мы вышли вдвоем на тропу: невозмутимые, полностью и безупречно одетые, над каймой плащей две головы волосок к волоску. Гирса оглядела нас и произнесла:
  - Пора ехать.
  Мы приняли у нее поводья и вскочили в седло. И наши кони понесли нас обратно к проезжей дороге, а затем по ней - вдогонку за остальными. Мы поравнялись с ними довольно скоро. Король Клестард сказал: "А вот и они", и король Орбальд кивнул. Вместе со всеми мы проехали еще, наверное, час. А там настало время прощаться. Я поставила своего коня рядом с конем Клестарда Синкредельского. Дарфилирский Орбальд с улыбкой сказал:
  - Всего доброго, брат Клестард. Еще увидимся. А тебе, Эррен, счастливо погостить.
  И вскоре на перекрестке среди берез и елей, за которыми угадывалась крепкая ограда, осталось много меньше народу.
  - Ну все, возвращаемся. - Тихо сказал король Клестард и развернул коня.
  Когда мы спешились на королевском дворе, Клестард спросил, есть ли что-то важное и, кое о чем распорядившись, пошел со мной на прежнее место, чтобы получить новый урок. И снова порадовал меня как способностями, так и прилежанием. Затем вдруг спросил:
  - Эти знаки обладают волшебной силой, или они просто приносят пользу, как вещи, которые мы держим в хозяйстве?
  - Я не знаю. - Не стала скрывать я. - Люди об этом немало спорят. Наверное, каждый из них в чем-то прав, а что-то преувеличивает. Одно скажу тебе: если в знаках для письма и есть волшебство, оно невелико. И уж вряд ли оно способно удовлетворять праздные прихоти или помочь немедленно и страшно навредить обидчику. Их сила таится в глубине и направлена на некие неведомые нам цели. И служить станет лишь тому, кто их хотя бы отчасти постигнет и признает. То, что у нас пока почти никто не спешит овладеть этими знаками, не случайно. И люди не напрасно боятся их. Но боязнь эта не из тех, которую следует одолевать, распалившись и прорываясь напролом.
  - Пожалуй, ты права. - Согласился король Синкределя. - Я не стану никому их навязывать, а лишь присмотрюсь понемногу, кого можно им обучить, чтобы у меня были помощники и преемники. Надеюсь, мне хватит времени.
  - До гибели в жарких объятиях? - Вырвалось у меня.
  - Ты знаешь? Да, конечно, все знают. Я не особенно верю предсказаниям старух, но они порой способны смутить и повергнуть в уныние. И все-таки трудно обуздать любопытство, сколь угодно праздное, и отказаться их слушать. Если это не выдумка, то судьба так ли иначе добьется своего. Но я все-таки решил быть осторожным. Пока хуже всего, что каждый мальчишка в Пяти Королевствах повторяет эти слова:
  В женской постели
  Объятый жаром
  Простишься с жизнью.
  Впрочем, довольно об этом. Что же до письмен, то теперь могу тебе признаться, что сперва боялся, что не освою их. Но теперь понимаю: я действительно научусь писать. И рано или поздно упражнениями добьюсь того, чтобы выводить слово за словом, не задумываясь, чтобы рука двигалась так же уверенно, как когда я держу меч или весло. Ведь и там начало было непростым. И даже если никто у нас никогда не станет ничего читать, я сам лучше пойму то, что знаю, если напишу это. Как-то я беседовал с одним много повидавшим странником. И он сказал мне: "И довелось же тебе, Клестард Синкредельский, стать королем, если по духу ты созерцатель". "Кто-кто?" - Спросил я. Он объяснил: "У раунгов есть одно слово, я переложил его по-нашему. И получилось СОЗЕРЦАТЕЛЬ. Тот, кто долго и пристально смотрит на разные вещи и пытается их лучше понять". Я поблагодарил его. Мне понравилось, как он меня назвал. Созерцатель это куда лучше, чем Узурпатор. Узурпатор это такое верантийское словечко, оно означает того, кто захватил чужой престол. Например, я сел на место Рибальда. Родня Рибальда и те, кто был ему особенно верен, конечно, считают мой приход к власти незаконным. Неудивительно, что люди с разной судьбой называют меня по-разному. А как меня будут называть потомки, Созерцателем или Узурпатором, гадать пока не стоит. Одно скажу: я не хотел этой власти, но раз уж пришлось ее принять, стараюсь исполнять нелегкие обязанности правителя, как могу. Как прежде исполнял обязанности воина, служа сперва моему дальнему родичу Рибальду Синкредельскому, а затем королю Зерана. В Зеране было проще: меньше обязанностей, больше времени для размышлений. Хотя горько жить в изгнании. И так много значит встретить друга... Ладно, об этом не сейчас. Надо идти, гриулари Эррен.
  9.
  Он вернулся к этому разговору поздно вечером после ужина в сырой и липкой осенней тьме. Выйдя во двор подышать, я опять подошла к Серому Камню. И медленно стала ощупывать его левой рукой, вспоминая былое. Моя рука отыскала углубление где лежала моя шея в ту бурную ночь, когда тени плясали по земле в отсветах факелов, а свирепые голоса ревели: "Смерть ей! Смерть!"
  Кто-то медленно подошел сзади. Чья-то ладонь, крепкая и узловатая, с длинными пальцами и тщательно подстриженными чистыми ногтями легла на гранит рядом с моей.
  - Воспоминания? - Спросил голос короля Клестарда.
  - Да. - Ответила я. - Но теперь в них меньше тревоги и гнева. И я понимаю, какая была глупая.
  - Это не глупость. - Возразил король Клестард. - Это то благое, чего в юности у иных бывает такой избыток, что с годами, обретя опыт, они в испуге выбрасывают все. А надо бы лишь убавить, но сохранить. В разумном количестве.
  - А какая я теперь? - Спросила я.
  - Другая. Какой положено быть. Но если бы ты тогда не была такой: наивной, неопытной, ранимой, это не только тебя нынешнюю чего-то лишило бы. Многие в Синкределе тогда ужаснулись и отвратились от Рибальда, что привело к его падению.
  - Но ведь никто не восставал против него в его стране. - И я удивленно поглядела на Клестарда. - Его разбили союзные силы во главе с Орбальдом. А большие люди Синкределя хранили ему верность до конца.
  - Их верность была лишена истинной силы. - Уверенно возразил Клестард. - У дерева оказались подрублены корни. И сделала это ты. Ты принесла союзникам удачу.
  - Я? - Я беспомощно огляделась. - Наверное. Но лучше бы этого не было.
  - Но оно было. И королем стал я. А я уже говорил тебе сегодня, что не стремился к этому. Я никогда не питал добрых чувств к королю Рибальду, как и он ко мне. Но мы с ним друг друга не выбирали. Я рос среди его воинов и в положенный срок стал одним из них. Ты помнишь, что это был за двор. - Опершись одной рукой о Серый Камень, Клестард другой обвел все вокруг. - Люди из лучших семей страны и пришлые бродяги равно уподоблялись псам: грызлись насмерть за лакомый кусочек, но, сплотившись, рычали на любого, кто был не из их стаи. А этот камень, - он постучал пальцами по скругленной грани, - до самого основания пропитала кровь. О да, старый раб, который теперь умер, отмывал его дочиста, но только сверху, ведь камень можно лишь отмыть, но не промыть. Я решил оставить Серый Камень во дворе, чтобы люди помнили. Я стараюсь быть милостивым. Но если все-таки приходится кого-то казнить, это совершается не здесь, его уводят в овраг, вон туда. - Клестард указал за дом. - Неужели Рибальд более достойный правитель, чем я, только потому, что унаследовал престол от отца? Хотя, и права Рибальда оспаривали. В том числе, и с оружием в руках... Его называли Железный Кулак. Все. И сторонники и противники. Это хуже или лучше, чем Узурпатор? - Король усмехнулся. - Так вот, при дворе Рибальда мне только и оставалось, что держаться в стороне. Это само по себе настораживало многих. А мое обыкновение беседовать с чужеземцами и сведущими людьми и вовсе послужило поводом для самых нелепых слухов. Рибальду наговаривали, что я хочу извести его колдовством. Он призвал меня на допрос. Я оправдался и попросил разрешения покинуть двор. Рибальд дал мне его с охотой, хотя и не без удивления. Странствуя или живя в отцовской усадьбе, я продолжал утолять свою жажду знаний. А это вызвало новые обвинения, пострашнее прежних. Как ты знаешь, были посланы люди схватить меня, но я бежал: меня предупредили. Так я попал на службу к королю Зерана. Одно дело, когда покидаешь дом, зная, что в любой миг можешь вернуться, и совсем другое, когда обратная дорога отрезана, и даже на чужбине опасаешься подосланных убийц. А у Рибальда руки были длинные. И все же я не мог совсем не ходить один. Наверное, кто-то охранял меня. Особенно в лесу. Хотя я не стал ренгумом, жил среди людей и стриг ногти. - Он приподнял руку и оглядел свои ухоженные ногти, словно желая проверить, прежние ли они. - И вот однажды Золотой Порог переступил Орбальд сын Орринда из Дарфилира. Изгнанник, как и я. Его ждали там и встретили приветливо. Мы сразу понравились друг другу, и вскоре нас было не разлить водой. Как я уже говорил, служба была не тягостной, ибо Зеран ни с кем не воевал. Мы часто охотились. И вот однажды, преследуя зверя, я сорвался с обрыва. Мне удалось уцепиться за корень, и я повис, чувствуя, что пальцы вот-вот разомкнутся. А подтянуться и вскарабкаться наверх или обо что-то опереться не было никакой возможности. Тут мне на выручку подоспел Орбальд. После того, как он меня вытащил, я обнял его и сказал: "Друг мой, не знаю, как тебя благодарить". И тогда он предложил побрататься. Я с радостью согласился. А на обратном пути к Золотому Порогу он спросил меня, не исполню ли я одну его просьбу. "Проси о чем хочешь!" - Воскликнул я. "О чем хочу? И ты исполнишь? Даешь слово?" "Даю слово". И тогда он сказал: "Предъяви права на синкредельский престол и пойди со мной, как союзник". - Клестард глубоко вздохнул и печально улыбнулся, пожав плечами. - Он и раньше заводил такие речи, но я отмахивался. Мне это было ни к чему. Я надеялся, что кто-то другой устранит Рибальда и займет его место. И тогда мне будет дозволено вернуться. Но теперь я попался в ловушку. И нельзя сказать, что Орбальд вел себя бесстыдно, что он коварен. Ведь я не просто не мог нарушить слово, я не мог утратить его расположение. Ты знаешь, как он к себе привязывает. Не только женщины готовы ради него на все. Мы собрали достаточно надежных сторонников и выступили в тот поход. Многие хлебнули горя, и трудно сказать, кто заплатил, сколько с него причиталось, а кто много больше. К моему изумлению, когда решалось, кому править Синкределем, меня поддержали куда дружнее, чем я мог думать. И с тех пор от меня немалого ждут в этой стране и немалое мне удается, хотя, конечно, не все. И, конечно, нескоро переведутся те, для кого моя власть незаконна. Вот так. - Он оперся о гранит обеими руками и поглядел на него сверху, низко наклонив голову. Его длинные, темные с проседью вьющиеся волосы, упали, и кончики нескольких прядей коснулись гранита. Затем он присел и опер подбородок о лежащие на камне сомкнутые ладони. - Даже, если я стану писать легко, для того, чтобы записывать все, что мне хочется, понадобится много времени. Я найду его. Был бы мир. Думаю, сперва я стану писать на коре, старой мешковине, на всем, что подойдет. А потом куплю писчие листы, которые ходят на юге. И оставлю после себя не только предания, песни и противоречивые слухи, но и Собрание Сведений. А?
  - Я желаю тебе удачи, это добрый замысел, король Клестард. - Ответила я.
  Теперь, когда гости уехали, наши с Клестардом ежедневные уроки проходили в одно и то же время: в последний час перед ужином. На ужине я само собой присутствовала и что-нибудь пела. Но Клестард еще всякий раз звал меня на охоту и настойчиво давал понять, что ему приятно мое присутствие в зале по утрам, во время разбора им государственных дел. Приглашения на охоту я понимала через одно, ведь мне хотелось еще посещать моих друзей в Тимбрунге и бывать в гавани. В зале же по утрам появлялась и вовсе изредка и ненадолго. Но заглядывала, чтобы порадовать гостеприимного хозяина. И мне показалось, что он ведет дела на редкость разумно. И если он так не околдовывал всех и каждого, как Орбальд, то умел добиваться послушания от случайных людей и глубокой пылкой привязанности от тех немногих, с кем у него была общая судьба. Он находил и преданных слуг, и настоящих друзей, готовые все с ним делить. А вот женщины упорно ждали от него чего-то совсем не того, чего он от них, и столь же тянулись к нему, сколь и боялись. Со мной он, как и многие другие, обращался, скорее, как с младшим братом. Однажды я стала подробно рассказывать, как Орбальд вынул меня из бочки, которую прибило к его кораблю, и как я, соответственно, стала его приемной дочерью через море и присоединилась к поездке за Прекрасной Вириайн.
  - То есть, мы стали отцом и дочерью, не подумав об этом. - Уточнила я. - За нас решило море. А названными братьями становятся только по выбору.
  - Да, конечно. - Согласился он. - Выбор тоже порой совершается поспешно, но все-таки, это другое. И, признаться, я бы все равно согласился с ним побрататься. Нет, уж о чем, а об этом я не жалею. Но вот кто мы с тобой друг другу, гриулари?
  - Очень просто. - Усмехнулась я. - Ты мне дядя, а я тебе племянница.
  - Названных племянников и дядей не бывает. - Решительно заявил он.
  - Откуда ты знаешь? Я сама о таком не слышала. Но, может, найдется, кого спросить?
  - Спрошу. - Пообещал он. - Но, думаю, что родство через море и породнение по выбору разные вещи. И ты для меня просто гриулари моего соседа.
  Я решила, что не стоит продолжать этот нелепый спор и стала рассказывать дальше.
  Как и предполагалось, король Орбальд, вернувшись в Лариг, обсудил с Харвирен ее положение. И было окончательно решено, что она уезжает к брату, а Орринд возвращается к отцу. Малышу жаль было расставаться с няней, но в то же время он радовался, что уже большой, и, так рано начнет учиться у мужчин всему, что им положено уметь. Ларигское имущество Харвирен продала помощнику покойного Линкрима. И теперь прощалась со всеми знакомыми и ждала моего возвращения перед тем, как уехать. А дела у ее глухонемого брата шли хорошо. Он и его названные братья еще с несколькими помощниками, которых наняли, осушили гиблое болото и расчистили негодную пустошь. И теперь у них заметно прибавилось земли. Бывшее болото они решили засеять, а бывшую пустошь превратить в пастбище. Прикупили у соседей скота и семян. Соседи пошучивали, что у Харта неспроста так спорятся дела, не иначе, как ему помогают дикие лесные создания, с которыми ему, глухонемому, проще найти общий язык, чем с обычными говорящими людьми. А, возможно, и сам он не совсем человек. Мало ли кто мог приманить его мать и стать ему отцом. Ведь она и ее муж жили замкнуто. И, хотя подобные шутки порой не вполне безобидны, пока что они вызывали лишь ответные шутки названных братьев Харта и матери-вдовы. Харвирен надеялась, что соседи со временем привыкнут к удаче ее брата, чему немало поможет и сам ее приезд в родные места, где к ней, бедной трудолюбивой сироте, всегда были так добры. Для маленького Тиринда, сына Орбальда и Эрджиат-Фарузель, нашли приемную мать близ Ларига, где Орбальд сможет часто его навещать. В гавань Ларига пришел новый кариффийский корабль, и купцы передали Орбальду новый привет от бывшего тестя, новый заверения в дружбе и мире и новое подтверждение, что Прекрасная Кариффийка нигде не объявилась.
  Я сочиняла в эти дни и обычные гуайхские песни, и гуайхские на раунгийский лад, и раунгийские. Клестард требовал, чтобы я исполняла ему все подряд. И слушал, словно глядел в бездонный колодец.
  - Спасибо тебе. - Снова и снова повторял он. Как-то я спросила его, не складывает ли он сам стихов.
  - Пробовал. - Небрежно заметил он. - Но куда мне. Я лучше послушаю, что получается у других. Как тебе кажется, ведь у меня неплохие гриулары?
  - Да, конечно. - Ответила я.
  - А ведь и ты бы могла состоять на службе в Синкределе. Если бы у короля Рибальда хватило ума не отправлять тебя в плаванье в заколоченной бочке, Синкредель бы приобрел сокровище.
  - И Рибальд удержался бы у власти. - Добавила я.
  - Неизвестно.
  - Сам недавно говорил, что из-за гнева на меня он, в конечном счете, лишился престола.
  - Говорил. Но, поскольку Рибальд вообще легко поддавался гневу, а, раз дав себе волю, старался быть непреклонным, так как боялся насмешек, не одно, так другое смело бы его с престола в Тимбрунге. - Нашелся Клестард. - Это и есть судьба. Не обязательно ты, оговоренная завистником. Его судьбу определили его гнев и упрямство. Когда я сказал: "если бы хватило ума...", речь шла лишь о том, что ума ему порой на что-то такое хватало, хотя, чаще нет. И я пожалел, что именно ты оказалась орудием судьбы. Поверь, твоей гриуларской славы не умалило бы, если бы он отказался от расправы и обязал бы тебя сочинить новую песню взамен той, что дала повод оговору. И тогда оставил бы служить. Как бы ты ни рвалась домой. Ведь он заполучил бы хороший повод тебя удержать. А потом, после его гибели, ты служила бы новому королю Синкределя.
  - И это был бы ты?
  - Не знаю. - Ответил Клестард. - Лучше бы не я. Но я бы приехал в Синкредель, и мы бы встретились. Не так как сейчас: я правлю этой страной, сижу и думаю, что скоро ты уедешь к своему повелителю, который тебе еще и отец через море, и неизвестно, когда мы увидимся.
  - Почаще приезжай в Дарфилир. - Сказала я.
  - И вы бы почаще приезжали ко мне: ты с моим названным братом. Не то вздумал тоже: плыть за невестой неведомо куда, как будто поближе, хотя бы у нас в Синкределе нет хороших невест. А я бы помог какую-нибудь отыскать. Ну ладно, спой что ли еще.
  И я спела:
  
  Птичье крыло
  Надежно прикрыло
  От непогоды и жара,
  Но нет никакого нам
  Укрытья навеки.
  Все разрушено будет
  Разворошено будет,
  И вновь все взращивай.
  Не пропадешь,
  Если пробудишь
  Воспоминанья,
  И, вновь воспрянув
  Духом, пойдешь вперед.
  Дом поднимется,
  Добрый день выйдет
  Из далей раздымленных.
  О любом болтают:
  Было, мол, то,
  Да это, а ты,
  Попусту не трать
  Слов на ответы
  Истлеют сплетни,
  Слепцами сплетенные,
  Как листья под снегом.
  
  Уроки письма завершились успешно; Клестард запасся берестой и начал выводить на ней ровные строчки, пока еще медленно. Речь в них шла о том, что он слышал от людей о звездах.
  - О солнце и луне я запишу отдельно. - Объяснил он мне. - И отдельно о травах, деревьях, ветрах, дальних странах. Чтобы все было по порядку, и нужные сведения лучше удавалось найти.
  Я кивнула и еще раз пожелала ему успеха. И вот настал час проводов. Мы ехали вместе до самой Пограничной. Остановив коня у брода, Клестард спешился.
  - Ну вот и все, гриулари. Передай привет моему названному брату. И не забывай меня.
  - Да что ты говоришь, король Клестард? Конечно, не забуду. До встречи. - Я поклонилась ему и пустила коня через брод. Выехав на сушу, я обернулась. Клестард и его люди стояли и глядели на дарфилирский берег. Тут кто-то окликнул меня. Узнав голос Виртинда, я опять поглядела вперед. И они рысью выехали мне навстречу из-за деревьев: Виртинд, воины и моя служанка Орси.
  - С возвращением, гриулари! - Сказал Виртинд. Затем подъехал к броду и обратился к королю Синкределя:
  - Король Клестард. Мой повелитель король Орбальд благодарит тебя за то, что ты сам проводил его гриулари до нашей границы, равно как и за все твои усилия в посредничестве между Дарфилиром и Ренунтирой. Счастья и процветания твоему королевству и твоему дому!
  - Передайте и вы мои благие пожелания королю Орбальду. Пусть ждет меня в начале зимы. А потом пускай сам приезжает ко мне в гости. Еще раз: до встречи. Эррен с Кальма.
  И мы поскакали к Ларигу. Брод и всадники на том берегу пропали за деревьями.
  В Лариге меня встретили шумно и радостно. В моем доме было прибрано, сухо, и все выглядело так, словно я лишь выехала на часок в окрестные леса. Короля не было дома. Проводив в обратный путь Улгвира и Гирсу, он ездил по стране, но его ждали со дня на день. Среди мальчишек, носившихся на королевском дворе близ воинского дома, я сразу же заметила Орринда. Самого маленького, но такого же бойкого и шумного, как остальные. Он поглядел в мою сторону и воскликнул:
  - Смотрите, гриулари!
  - Гриулари приехала! - Дружно закричали мальчишки, и во двор выглянул кое-кто из старших.
  - Мы уже слышали. - Сказал им Линвид. - Ну, с приездом. Клестард хорошо усвоил заморскую премудрость?
  - Да. Он прекрасный ученик. - Ответила я. - Надеюсь, это ему и впрямь пригодится.
  - А этот ученик как себя проявляет? - Спросила я, указывая на Орринда.
  Линвид усмехнулся.
  - Он пока мало что может, но рвется вперед. Жаждет скорее вырасти и стать таким, как отец. Думаю, ему это удастся.
  Я зашла ненадолго, и мы обменялись новостями. А затем я пошла навестить Харвирен. Оказалось, она уже услышала о моем приезде и тоже пошла меня проведать. К счастью, мы выбрали одну дорогу и встретились. Она была спокойна и держалась с поразительным достоинством. С каждым годом она все заметней хорошела, и казалось нелепым, что эта женщина так рано стала вдовой. И даже не успела завести ребенка. Но мы почти не говорили о ее горе. Она расспрашивала меня о Синкределе, а я ее о брате и об их доме. И она пригласила меня непременно к ним приехать, а я ответила, что не забуду. Наутро мы провожали ее. А еще через два дня в Лариг вернулся король Орбальд.
  Когда вечером мы сидели за столом, разговор снова и снова возвращался к Прекрасной Кариффийке и всему, что с нами из-за нее случилось. И король вдруг спросил меня:
  - Как это у тебя там было в дальфи-песне про песок сквозь пальцы?
  Я напомнила:
  - Что ни добыли, утекло; точь-в-точь, песок сквозь пальцы.
  - Вот именно. - Вздохнул он. - Все прошло, словно и не было.
  - А дальше у меня поется так. - Сказала я. - Песок и есть, о чем жалеть? Но отойдет усталость,
  И в изумлении поймешь: хоть что-то да осталось.
  - И это верно. - Согласился Орбальд. - А теперь скажи обычные гриулы.
  И я сказала. Одну. Восьмистрочную:
  Прежде чем жизнь
  До конца прожита,
  Немало обломков
  Былых кораблей
  Покинешь. И в пене
  Опять вскипает
  Море у скал,
  Скликая скитальцев.
  Конец
  
  
  
  72
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"