Усова Татьяна Васильевна : другие произведения.

Цыпленок великанши

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Четвертая книга об Эрсирен.

  Цыпленок Великанши
  Роман Татьяны Усовой
  Часть Первая. Крылья и когти
  1
  Как это часто бывает, весна то вторгалась в Дарфилир, то в спешке отступала, и окружавшие Лариг лесистые вершины исчезали в яростном снежном вихре. Снег начинал таять под полуденным солнцем, затем подмораживало, и дороги и склоны покрывались ледяной коркой. В такую пору даже видавшие виды путники не решаются выехать сушей куда-нибудь по соседству. Правда, если куда-то можно было добраться морем, плавание довольно рано стало доступным и безопасным в ту весну. Но король Орбальд не отпускал меня домой на Кальм, как я ни рвалась, и все твердил, что я ему нужна, а что за срочность, толком объяснить отказывался. Мы меж собой поговаривали, что не иначе, как задумал новое сватовство, столь же громкое, сколь и два предыдущих.
  - Печальный опыт ничему его не научил, - в досаде пожаловалась я Линвиду.
  Тот неожиданно осадил меня:
  - Орбальд король и сам знает, что ему делать.
  - Но разве мы не друзья ему? - Спросила я, изумленно глядя в посуровевшее лицо Линвида.
  - Друзья. Но он наш повелитель, а мы ему служим, - жестко произнес Линвид.
  - Ты можешь понимать дружбу, как тебе нравится, но для меня плох тот друг, который не предостережет друга, если грозит беда. -Заметила я, чувствуя себя глубоко несчастной.
  - Какие упрямцы эти гриулары, - усмехнулся он. - И ты, Эррен дочь Тинда, не только первая из них, но и самая строптивая.
  - А ты..., - начала было я. Он оживился, но я тут же умолкла. Зачем сотрясать воздух. И я сказала, стараясь держаться спокойнее. - Я не забыла, что я его приемная дочь через море, не забыла, сколько раз и чем ему обязана, не забыла, что такое королевская служба. Но и он немало обязан мне, а я могу замечать что-то такое, что от него скрыто. И отнюдь не считаю, что служить королю означает потакать ему во всем. Очень жаль, что ты меня не поддерживаешь, Линвид. Ну что же, обойдусь без тебя.
  - Ну-ну, - только и сказал он, и мы расстались. И я, набравшись решимости, тут же отправилась искать короля. Он был занят. Тогда, никому не сказавшись, я одна, даже без служанки, подалась в лес. Но далеко не забрела: измучилась: где лед, где грязные лужи, а где залежи снега с хрустящей коркой, куда ноги легко проваливаются, но откуда их с трудом вытаскиваешь. Я присела на пенек, чтобы подумать, но вскоре озябла. Вздохнула, встала и пошла в Зимнюю Гавань. Над Гаванью сияло веселое солнышко, земля под ногами была ровной и чистой, торговля велась бойко, у причалов стояли корабли. Но ни у торговцев, ни у путников не оказалось никаких особенных новостей, а как дела на Журавлиных Островах, вообще никто не слышал вот уже целый месяц. И моя досада усилилась. Возвращаться не хотелось, и я стала прицениваться то к тому, то к другому в торговых рядах. И вдруг над самым ухом раздалось:
  - Да вот она.
  В трех шагах от меня стояли Орси и Линвид с несколькими воинами. Встретившись со мной взглядом, Линвид тут же перестал улыбаться и властно произнес:
  - Королевская гриулари, тебя все ищут. В гавань только что вошел корабль синкредельского короля Клестарда. Без тебя встреча не выйдет подобающей. Идем.
  - Корабль Клестарда? - Я заморгала и стала оглядываться, хотя, торговцы со своим товаром, лавки и склады заслоняли от меня большую часть гавани, включая и конец, где мог причалить Клестард. - Как же я не заметила...
  - А это тебе лучше знать. - Усмехнулся Линвид. - Все вокруг только об этом и шумят.
  И я тут же увидела, что народ вокруг действительно возбужден больше обычного и явно занят единой мыслью. Орси без слов протянула мне арфу. Я тут же повесила ее через плечо и принялась прямо на ходу пробовать струны. Линвид сказал:
  - Я надеюсь, с песней заминки не выйдет.
  - Конечно, - ответила я, припоминая что-нибудь, подходящее для такого случая. И мне пришла на ум песня, которой вполне можно приветствовать достигших суши мореплавателей, хотя, сочинялась она не в честь Синкредельского Клестарда, и вообще не в честь короля. Ее требовалось слегка переделать. Я сосредоточилась на этом, шагая за Орси. Линвид и его воины шли сзади. Перед нами расступались, и я, несмотря на задумчивость, ни в кого не врезалась. И вот в какой-то миг прямо у меня перед глазами возник знакомый корабль и добротные, свежие, пахучие сходни цвета масла. Орбальд, король Дарфилира, стоял у сходен с непокрытой головой и в наспех наброшенном плаще, но с торжественным лицом и сдержанной улыбкой на полных губах. Не менее торжественно держались и его расположившиеся в строгом порядке приближенные. Взгляд Орбальда, а за ним и все прочие взгляды на миг остановились на мне, а затем вернулись к сходням, на самом верху которых стоял, выпрямившись во весь свой немалый рост темноглазый и темноволосый король Синкределя, одетый по-дорожному, отмеченный бурными объятьями ветров и вод, но помнящий, что он король, и что все вокруг на него смотрят.
  - Вот она, - сказал Клестард. - Я рад тебя видеть, Кальмийская Эррен. Было бы досадно, если бы мы разминулись.
  - Приветствую тебя, король Синкределя, - я поклонилась. - Представь себе, я была здесь рядом и чуть не прозевала прибытие твоего корабля.
  - Вот как? - Он улыбнулся с каким-то неожиданным для столь мрачного и гордого человека мальчишеским озорством. - К счастью для меня, мой брат король Орбальд держит на службе расторопных и зорких людей. - Все рассмеялись: и синкредельцы на корабле, и дарфилирцы внизу. - Благодарю тебя, Линвид. - Продолжал Клестард. - Брат мой, Орбальд, позволь тебя обнять. - Он громадными уверенными шагами, почти не держась за поручни, сошел с корабля и крепко обнял своего южного соседа и названного брата короля Орбальда. Затем, как только короли разомкнули объятия, на причал стали сходить люди Клестарда, тут не выстраивавшиеся, как им положено. И наконец король Орбальд обратился ко мне:
  - Гриулари, ты готова почтить гостя песней?
  Я была готова. Мои пальцы уверенно побежали по струнам, а голос ни разу не запнулся.
  
  Вот и путь позади,
  Непростой и опасный.
  И твердь под ногами,
  Как награда отважным
  Собратьям ветра.
  Пусть гости о тяготах
  И о грусти забудут
  На земле в безопасности.
  И заботам друзей
  Как встарь, доверятся
  Ждут еда и питье,
  И постель под надежной
  Кровлей. Открыты
  Двери добротные
  И дрова нарублены.
  И рады встрече
  Те, кто вчера
  Вновь вспоминали
  Весну иную
  Что с нами навечно.
  
  Клестард рассмеялся и сказал:
  - Благодарю за песню, гриулари. - И тут же что-то повесил мне на шею. Я толком не разглядела, что именно. Потому что вперед выступил человек, которого я вдруг узнала: Когда мы встретились впервые, его звали Дугдам, он плавал на Зимнем Корабле и находился в полной власти безжалостного и свирепого Зимнего Грумбара. Моя победа в гриуларском состязании вернула ему свободу, на которую уже не надеялся. И сперва казалось, что это лишь свобода умереть, ибо слишком велик позор для Битого Гриулара, раз уж объявлена Старая Игра, так что даже тот, кого пощадил победитель, станет искать смерти. Но Дугдам несколько раз избежал ее, и тогда начал новую жизнь под именем Тиндмара. Я уже раза два слышала его новое имя после того, как нам поведал о его судьбе зеранский король. Но еще никто в Дарфилире не знал, что Тиндмар из Зерана поступил на службу к Синкредельскому королю Клестарду. Так что, когда Клестард, указывая на него, объявил, что привез с собой своего нового гриулара и назвал его имя, люди короля Орбальда испустили один из другим изумленный возглас, тут же эхом отдавшийся в толпе.
  - Да, это он. - Сказал Клестард. - И его непростое прошлое, даже поражение, которое он потерпел под прежним именем от Кальмийской Эррен, не умаляет его достоинств. Пой, Тиндмар.
  Тот, не дожидаясь повторного приказа, взялся за арфу.
  
  В море умаявшись,
  Не усомнились мы,
  На суше услышим
  Приветствия шумные
  И ответ приготовили.
  Добрый дар
  Дорогому другу
  Найдем, и надежда
  Нас не единожды
  Сплотит и сплавит.
  Обледенели,
  Людей обделив.
  Тропы. Но волны
  Нам расторопно
  Пришли на выручку
  И состоялась
  Встреча. И столько
  Сказать охота,
  Что ох как нескоро
  Тишина нас утешит.
  
  - Ты сделал ценное приобретение, брат, - приветливо произнес король Орбальд, вручая награду Тиндмару. - У тебя хороший гриулар, и я желаю, чтобы он долго служил тебе. И чтобы то, что когда-то произошло между этими двумя мастерами слова, - он обвел взглядом Тиндмара и меня, - содействовало их дружбе, а не вражде.
  Все кругом одобрительно загалдели. Орбальд подал знак, и оба короля со своими спутниками, сев на коней, направились берегом реки к Ларигу.
  Я ехала рядом с Орбальдом. И, выбрав минуту, наконец спросила:
  - Король Орбальд, ты ждал Клестарда Синкредельского?
  - Не то, чтобы ждал, но догадывался, что он может пожаловать. - Сощурившись, обронил мой государь и приемный отец.
  - И поэтому я не получила дозволения плыть на Кальм? - Спросила я.
  - Отчасти. - Король устремил взгляд вперед, меж ушей своего коня, на дома и ограды Ларига, показавшиеся позади голых деревьев. И все-таки я задала новый вопрос:
  - Но я смогу навестить родных после того, как синкредельцы отбудут?
  Орбальд, коротко усмехнувшись, покосился на меня и сухо произнес:
  - Не знаю.
  - Государь, - заметила я, - я не понимаю, почему ты сделался таким скрытным.
  Тут его взгляд задержался на мне дольше прежнего и словно смерил меня от взметнутой ветерком челки до упертой в стремя подошвы.
  - Королевская гриулари, властители не обязаны делиться любыми своими мыслями с теми, кто им служит.
  - Безусловно, мой король, - я постаралась спрятать растерянность и досаду за смиренной учтивостью. - Но я не понимаю, какая выйдет беда для королевства, если ты поведаешь мне о том, что меня явно касается. Прежде ты больше доверял мне, король Орбальд.
  - И теперь доверяю, - холодно заметил он. - Но полагаю, что тебе следует набраться терпения.
  Тогда я спросила напрямик:
  - Король Орбальд, уж не замыслил ли ты снова искать невесту?
  Он вздрогнул и едва не выронил поводья. Сурово, и даже с раздражением воззрился на меня.
  - Нет, Кальмийская Эррен, я решил больше не жениться. К чему? Женской лаской я и так не обделен, детьми тоже. А от новой женитьбы жди новых бед.
  Мне не показалось, что он кривит душой. Тем более, что я видела, как он нежен с горбоносой кариффийкой Тавенут, которую стал мало-помалу отличать от прочих своих возлюбленных. Недавно она родила девочку, и Орбальд все никак не мог дождаться, когда же опять можно будет проводить с ней ночи, что вызывало легкую досаду у нескольких юных служанок, кое-кого из дочерей зажиточных ларигцев и у всех знатных красавиц, что съехались ко двору в начале зимы. Зартенар, вторая кариффийка, должна была родить через несколько дней. Но вряд ли она понадобится ему впредь. Все полагали, что он даст ей свободу и подыщет хорошего мужа. Маленький Орринд сын Вириайн стал за зиму заметно бойчее и, конечно, прибавил в росте. Он был здоровым мальчиком и, предпочитая общество воинов и парнишек постарше себя, охотно уделял внимание и всем прочим. Всем, кому до него только было дело, людям любого возраста, пола и звания. А Тиринд, которого летом перед бегством из Дарфилира родила коварная Эрджиат-Фарузель, по-прежнему находился в доме своей кормилицы на востоке страны. Мне довелось видеть его несколько раз, когда король Орбальд посещал тот дом. Мальчик был смуглым и черноволосым, в мать, но таким же крупным и крепким, как его старший брат Орринд. Отец был доволен им, хотя успел куда сильнее привязаться к своему первенцу. И неудивительно. Ведь как бы ни был король Дарфилира падок на женщин, но он никогда не забудет Вириайн и не перестанет скорбеть о ней. Это без слов было ясно всем, кто ее помнил. Он дал имя Вириайн новорожденной девочке. Тавенут лишь покорно кивнула и тщательно, слог за слогом, повторила имя дочери, даже не попытавшись предложить второго имени из своего языка, как нередко делают матери-чужеземки. Девочка находилась при матери, у которой оказалось превосходное и обильное молоко. Тавенут уже попросила Орбальда и впредь оставить дочь при ней, на что он охотно дал согласие. Ибо уже успел убедиться, что материнские заботы не отвлекут горбоносую кимталини от прочих ее обязанностей.
  Когда мы все вместе въехали на королевский двор, кимталини стояла там среди прочих с дочерью на руках. Но ничем не привлекала к себе внимания, пока король Орбальд, спешившись, не сделал ей знак приблизиться. Тогда она плавно и торжественно подошла. Орбальд взял из ее рук девочку и показал Клестарду, представив, как положено. Тот растерянно ухмыльнулся и пальцами правой руки изобразил козу. Девочка молча, с безмерным удивлением уставилась на странного чужого человека. Но, кажется, он ей понравился. Орбальд вернул девочку матери и огляделся.
  - Почему я не вижу моего сына Орринда? - Громко спросил он.
  - Зато я вас всех вижу! - Прокричал задорный мальчишеский голос откуда-то сверху. Мы подняли головы. Оказывается, юный непоседа взобрался на высокую ель, росшую по ту сторону ограды.
  - А ну-ка слезай, - пряча улыбку, велел отец.
  Мальчишка в один миг соскользнул по стволу на гребень ограды, а оттуда соскочил во двор и, ничуть не смущенный, подбежал к двум королям.
  - Приветствую тебя, мой король и отец, и тебя, славный король Синкределя, - произнес он, подражая взрослым. Но тут же прыснул и вполне по-детски добавил. - А у меня вышло не хуже, чем у раунгов, верно? - И оглянулся на ель.
  - Пожалуй. Но не всегда и не во всем следует подражать чужеземцам. - Сдержанно заметил его отец. - Особенно этим. - И тут же обернулся к королю Клестарду. - Это и есть Орринд, которого родила мне Вириайн.
  Клестард вгляделся в мальчика и заметил:
  - Трудно сходу сказать, а кого он больше похож. Пожалуй, на обоих.
  И меня это удивило, ведь я знала наверняка, что Клестард никогда не видел Вириайн, разве кто ему ее описал.
  2.
  Король Синкределя явился для переговоров. Требовалось уладить новые споры, возникшие между синкредельскими и дарфилирскими поселенцами в верховьях Пограничной. При прежних властителях двух стран такие переговоры тоже происходили довольно часто, но чуть что срывались, и накалившиеся страсти быстро приводили к новой войне. Но Орбальд и Клестард твердо решили той весной, когда оба взошли на престол: ничто и никогда не поссорит их. И вот день за днем они проводили вместе, то призывая своих, то оставаясь наедине, то разъезжая, то веселясь за столом, то чинно беседуя. Мое присутствие требовалось Орбальду, а, в сущности, обоим, довольно часто. Меня тяготила необходимость сидеть подле них, снова и снова слушая все те же речи. Куда с большим удовольствием я повозилась бы с чьими-нибудь детьми во дворе. Но даже если удавалось удрать с утра пораньше, меня разыскивали. Лишь один раз не нашли. А, когда я вернулась, меня встретил суровый Линвид и сообщил, что король недоволен, и что если я еще раз отлучусь самовольно, велит взять меня под стражу: ведь он предупредил меня, что я буду ему нужна все эти дни. Я спросила, а какая польза от моего присутствия на переговорах, если я просто молча сижу рядом, и меня никто ни о чем не спрашивает и никто ничего не приказывает. Линвид пожал плечами. Тогда я осмелилась задать этот же вопрос самому Орбальду, чуть мы остались втроем: он с Клестардом и я. Орбальд в гневе вскочил, но тут же сел обратно, взяв себя в руки и поглядел на бесстрастного и мрачного Клестарда.
  - Ты слышал, брат мой?
  Тот сдержанно рассмеялся.
  - Брат мой Орбальд, меня всегда восхищало твое умение добиваться послушания от своих людей. Твоя гриулари единственная, с кем ты не справляешься. И это неудивительно. Уж таковы гриулары, что даже своевольную жену проще обуздать, чем кого-то из них. Но если бы удалось усмирить какого-либо гриулара, скажи, брат, разве мог бы тот и впредь быть полезен своему повелителю, как Мастер Слова?
  - Нет, конечно, - согласился озадаченный Орбальд.
  - Ну так чего же ты хочешь? И почему взываешь ко мне? Ты ее государь, а не я, я не могу помочь...
  - Король Клестард, а разве я обратился к тебе с просьбой? - Невинно спросил Орбальд.
  - На словах нет. Но, боюсь, брат мой, ты подумал, что там, где бессилен один король, могут справиться два. А это неверно. Ведь я не ее повелитель. - Тут что-то мелькнуло в его глазах, и он порывисто заговорил. - Если бы ты тогда...
  - Молчи! - И Орбальд предостерегающе поднял руку, суровый и властный. Клестард умолк, отрешенно глядя неведомо куда. Тут вернулся синкределький гриулар Тиндмар, которого Клестард отсылал с поручением, и у королей пошел другой, привычный им разговор. Тиндмару, как и мне, полагалось молча сидеть со своей арфой и слушать, но ему больше моего везло: Клестарду нет-нет да требовалось его куда-то отправить. А Орбальд отправлял других, не меня. И я томилась в бездельи, которое почему-то считалось важной работой. Я понимаю, часовой у входа. Мало ли откуда возникнет опасность для государя, когда тот решает дела в своем чертоге? Всегда может потребоваться быстрое вмешательство кого-то, отменно владеющего оружием. А какая польза от безмолвного и неподвижного гриулара? Его надлежит звать, когда может потребоваться песня, а на переговорах не поют, поют на пиру по случаю их завершения. Раздосадованная тем, что не получила объяснения, я решила не отступать. И уже при Тиндмаре, и, кажется, при ком-то еще, кто вошел, вдруг встала и вновь начала: "Король Орбальд..." Король оборвал меня движением руки. Я распалилась еще больше и произнесла:
  - Нет, я хочу знать...
  Тут гриулар Тиндмар вскочил и, зажав мне рот ладонью, принялся толкать на место. Я упиралась. Тиндмару помогла одна из служанок. Усадив меня, они пристроились по бокам, и Тиндмар зашептал мне на ухо: "Молчи, молчи... Умная женщина, и что вдруг на тебя нашло... Успокойся". Я сняла со своего рта его рука и на ухо же спросила его: "А ты не знаешь, зачем мы им здесь". "Потом поговорим" - Шепнул он в ответ. - "Потерпи. Скоро кончится".
  Действительно, вскоре короли кончили беседу и отпустили нас, велев далеко не уходить. Мы вдвоем пошли прогуляться речным берегом. Тиндмар молчал, и тогда я заговорила первая:
  - Так поговорим?
  - Да, - ответил он. И поглядел на меня с той же спокойной грустью, которая поразила меня в его глазах, когда он покинул палубу Зимнего Корабля и занялся швартовкой под грозным взглядом их предводителя. Он поудобнее закинул за спину арфу и взял меня под руку. - Видишь ли, Эррен с Кальма, гриулар на важных переговорах оказывает содействие не пением и не словом, а молчанием. Молчание тоже бывает разным. И молчание гриулара не менее значимо, чем его речи.
  - Да, но одно дело, когда ты, боясь за родных и не смея роптать, молча осуждал Зимнего Грумбара, которому пел. То молчание оказалось сильнее умелых гриул и привело Грумбара к его позорному концу. И совсем другое, когда мы молча сидим при наших королях, цели которых сочувствуем. Разве в этом молчании есть сила? Разве оно к чему-то ведет?
  - Да. - Решительно сказал Тиндмар. - Ведет. Мы помогаем им находить нужные слова и принимать решения. Особенно ты.
  Я усмехнулась. Меня знают и любят во всех Пяти Королевствах более, чем кого-то другого, и это, конечно, имеет оборотную сторону. При жизни Гринда не напрасно звали Справедливым, но после смерти он сделался пристрастен и коварен. Хотя, если разобраться, его коварство в отношении его любимцев это лишь попытка восстановить справедливость, не соблюденную им же самим.
  - Ну что же, спасибо, утешил, - колюче ответила я. С минуту гриулар молчал, шагая рядом. Затем вдруг произнес:
  - Ты знаешь, что Клестард тебя просил?
  - Меня? - Я встала столбом посреди дороги и вылупилась на Тиндмара. - Это как?
  - А так. Просил в жены, - спокойно уточнил гриулар.
  - Может, это просто сплетни? - Предположила я, кое-как справившись с изумлением.
  - Нет. - Он плавно покачал головой. - Это правда. Об этом стараются поменьше говорить, но люди не врут. Четыре года назад, когда эти двое одержали победу и готовились занять престолы, в разоренном Тимбрунге, Клестард впервые увидел тебя. И в тот же день обратился к Орбальду со словами: "Брат, я много сделал для тебя, и готов немало сделать впредь. Ты обещал исполнить любую мою просьбу. Отдай мне Кальмийскую гриулари". Обральд отвечал: "Не могу". Тогда Клестард сказал: "Она станет моей женой, и никто не усомнится в ее правах. Я об этом позабочусь. Что до ее песен, моя королева будет по-прежнему свободна сочинять и петь их. И ты сможешь явиться и послушать их, когда ни пожелаешь". Но Орбальд ответил "Нет". Клестард настаивал. И тогда Орбальд сказал: "Не забывай, что мы с тобой названные братья по выбору, а она моя приемная дочь через море. Ты не можешь на ней жениться". "Братство по выбору и родство через море это разные вещи. Эррен мне никто", - возразил Клестард. "Я не знаю, как бы решили мудрецы, брат", - отвечал Орбальд, - "Но если ты попытаешься тайно от меня завлечь ее, это не принесет добра ни нам, ни нашим королевствам. И больше ни слова об этом". "Хорошо, брат", - ответил Клестард. И с тех пор не только сам не обращался к Орбальду с прежней просьбой, но и строго-настрого запретил об этом болтать. Вот и все.
  Я вздохнула.
  - Нет, я даже не догадывалась. А что, это имеет значение для нынешних переговоров?
  - Конечно. Ведь он не выкинул тебя из головы. Он просто старается не искать ссоры. А твое присутствие на переговорах ему в радость. И в этой просьбе у Орбальда нет причин отказывать. Тем более, что ты Большая Гриулари. Теперь ты все поняла?
  - Теперь да. - Сказала я. А, немного погодя, добавила. - И что же, он за четыре года так и не понял, что не мы не пара, будь он хоть трижды король?
  Тут мой спутник расхохотался.
  - Среди женщин немало гордячек, - проговорил он, немного успокоившись, - но такой я еще не встречал. - Но тут же опять погрустнел. - Да, Эррен, еще одно. Нынче осенью, когда вы с Улгвиром и Гирсой потихоньку свернули в лес, одна резвая девчонка из местных украдкой последовала за вами. И кое-что увидела. А держать язык за зубами такие, как она, сама понимаешь, не умеют. Когда ее доставили к королю Клестарду, и тот пригрозил ей суровой карой, было уже слишком поздно. Люди стали осторожней, но слух не иссяк. И мало ли что, не теряйся, а будь готова к отпору.
  - Спасибо, - сказала я. Я понимала, в каком постыдном виде могут представить меня злые языки, если кто что узнает. Но догадывалась, что, каким бы надежным ни казался лес, укрывший нас тогда, наша тайна может выйти наружу. И хорошо, что я вовремя узнала об этом от гриулара синкредельского короля. Больше мы в тот день ни о чем существенном не говорили. Тиндмар рассказывал о своих странствиях после отплытия с Журавлиных островов, о том, как заехал в середине зимы в Тимбрунг, как король Клестард слушал его и предложил остаться, как он принял предложение, и как ему живется на королевской службе.
  Мы повторили нашу прогулку на второй день и на третий. К тому времени с приезда короля Клестарда прошло дней десять. И весь этот срок погода была устойчивой и теплой, ледяные горбы на дорогах таяли, а вода, скапливавшаяся в низинах, быстро испарялась. Река еще не вскрылась, но стала ненадежной, и даже любого мальчишку-шалуна, ступившего на белую корку, немедленно звала обратно рассерженная мать. Как раз на наших глазах одна бойкая ларигийка, слетев по склону, схватила шестилетнего сынишку за пояс, дернула и потащила по тропе наверх, пылко распекая за легкомыслие. Тот молчал, косясь на женщину с угрюмой покорностью, но следовал за ней без особой охоты. Мы с Тиндмаром переглянулись и рассмеялись. Разговор у нас шел о весне, о том, что она сжалилась, наконец, над людьми, для которых вот-вот подойдут привычные сроки выгонять на пастбища скотину и сеять, и теперь, похоже, их не придется откладывать. Отсмеявшись, мы всмотрелись в лед внизу и согласились, что река вскроется дня через два. И я добавила, что самые отважные из местных жителей тут же попробуют переправляться на лодках, шустро пробираясь меж льдин, чтобы только не тащиться к морю и не добираться до нужного места кружным путем. А Тиндмар вспомнил, что река в Зеране, близ которой он провел детство, вообще не замерзает, слишком бурная. Я уже знала, что большинство зеранских рек таковы, что такова же Тимбра и кое-какие потоки к северу от нее, и что Пограничную зимний лед не сковывает у верховий. Тут в нашу беседу вмешался голос короля Клестарда:
  - Вы, никак уже задумываете совместное путешествие, королевские гриулары?
  Мы вздрогнули и обернулись. Он стоял чуть впереди, стройный и прямой, точно ель, держа в руке золотой обруч, которым стягивал волосы, когда ходил без шапки. Поодаль виднелись три синкредельца.
  - Что ты, король Клестард, какое путешествие, ведь ты меня все равно не отпустишь, - улыбаясь, сказал Тиндмар.
  - Это верно. Как и то, что ее не отпустит король Дарфилира. - Ответил Клестард. - Тиндмар, ступай. А ты, Эррен останься, я хочу с тобой поговорить.
  Мы оба повиновались без возражений. Когда я приблизилась к королю Синкределя, он первым делом указал взглядом на свой обруч и произнес: "Помоги-ка". Я взяла обруч и не спеша возложила ему на голову, бережно поправив волосы. Затем оглядела его, поправила еще одну прядь и заверила, что все хорошо.
  - Хорошо? - Громко спросил он своих воинов. И те подтвердили, что да. Тогда он вдруг сказал:
  - Хотел бы я, чтобы ты оказывала мне такую услугу каждый день.
  - Ты же сам понимаешь, что это невозможно. - Ответила я.
  - Невозможно. Но разве хотеть невозможного кому-то возбраняется, будь то король или простолюдин?
  - Нет, конечно.
  - Ну вот. А я не меньший любитель помечтать, чем вы гриулары. Только мечты у меня проще. Королевские. Или даже не королевские. Ведь я не так-то давно король. А мечта, которой я только что поделился, родилась еще до того, как я получил королевство. Но до недавнего времени я искренне думал, что ее осуществлению препятствует только воля моего брата Орбальда. И вдруг до меня дошел один слух. Ты знаешь, о чем.
  - Знаю.
  - Скажи, ты мечтаешь о новой встрече с Улгвиром Ренунтирским?
  - Я сама решаю, с кем делиться своими мечтами, король Синкределя. - Ответила я.
  - Хорошо. Пойми правильно, тебе не на что обижаться, просто я хочу удостовериться, что мое дело безнадежно. Ради нашего общего спокойствия.
  - Оно безнадежно. - Кивнула я. - Но, погоди... Почему ты придал значение только последнему слуху, но не дочери, которую я родила от покойного короля раунгов?
  Он усмехнулся.
  - А кто бы стал придавать этому значение? Ты была в бегах, а Дау слишком глубокий старик, чтобы речь шла о любви.
  - А откуда ты знаешь, что во втором случае речь шла о любви? Меня похитили, чуть не убили, затем держали и требовали выкупа. Улгвир взошел на престол мужчиной в самой поре, а похищение произошло до того и не по его воле. Но разве этого достаточно, чтобы между нами возникла любовь?
  - Если бы ты уступила ему, ища выгоды, это совершилось бы еще в Палгирсе, - уверенно возразил Клестард. - И уж тут-то сплетни точно пошли бы, ваша связь ни от кого не укрылась бы. Но такое свидание как ваше могло быть только любовным.
  - Значит, оно было любовным. - Сказала я. - Но прошу тебя, король Синкределя, не наноси ущерба ни Улгвиру, ни его королевству.
  - Ни Улгвиру, ни его королевству, ни родне и наследникам старого безумца, - заверил меня король Клестард. - И тебя тревожить домогательствами не стану. Разве что твой король и приемный отец однажды изменит решение. Отчается выдать тебя замуж за кого-то из своих и пойдет мне навстречу. Ладно, пока ни о чем таком не думай и мечтай о чем хочешь. - Он улыбнулся мне, и мы двинулись на королевский двор.
  3.
  Прошло еще несколько дней. По реке шел лед и шныряли дерзкие лодчонки. Земля оттаяла, и везде вокруг Ларига паслась скотина, а пахота должна была начаться со дня на день. Переговоры завершились заключением нового мирного договора. И король Орбальд задавал королю Клестарду роскошный прощальный пир. Песня, полагавшаяся по такому случаю, сложилась у меня скоро и легко, а исполнить ее мне и вовсе удалось как мало когда: она словно лилась сама, а я только слушала, счастливая, приподнятая, словно парящая над залом, полным устремленных ко мне раскрасневшихся лиц с блестящими взглядами. Но вот я снова ощутила твердь под ногами, малость колеблющуюся, но надежную, а ненадолго вернувшаяся тишина взорвалась бурными возгласами. Голоса двух королей затерялись в общем шуме, впрочем, не имело значения, кто какие слова произнес. Но вот шум начал спадать, и на весь зал четко раздался голос одного из приближенных короля Клестарда, которого звали Марриндом:
  - Да, у короля Дарфилира превосходная гриулари, но как могло случиться, что она до сих пор не замужем?
  - В самом деле, - подхватил другой синкределец, - куда смотрят дарфилирцы? Уж мы бы у себя не дали ей засидеться в невестах, будь он хоть гриулари, хоть кто!
  - А не забрать ли нам ее с собой? - Лукаво предложил третий. - Не то эти робкие дарфилирцы когда еще расшевелятся.
  - Ну уж нет, мы ее вам не отдадим! - Выкрикнул Виртинд. И дарфилирцы дружно подхватили: "Не отдадим! Не получится! Не надейтесь". Орбальд от души смеялся, откинувшись назад на своем королевском месте, и даже Клестард улыбнулся, готовый осадить своих, но не спешивший. Я учтиво поклонилась королю Орбальду и обратилась к нему, стараясь не замечать прочих:
  - Король Орбальд, полагаю, нынешний пир созван не для того, чтобы решать дело о моем браке. У нас еще будет время обсудить это после отъезда гостей.
  - Конечно, - ответил мне король, - мы сегодня ничего не решаем. Но в шутках на званом пиру нет ничего необычного.
  - Ну, уж если так, - заметила я, - то ты тоже завидный жених, приемный отец, и не подыскать ли невесту тебе. - И я принялась оглядывать молодых женщин, заметно оживившихся и захихикавших. Кое-кто из них стал прятаться за соседок или закрываться рукавом, две три побойчее, напротив, гордо воззрились на дерзких синкредельцев.
  - Э, нет, я сказал, что больше не женюсь! - Решительно и гулко выкрикнул король Орбальд. И тут же произнес. - Клестард, а не спеть ли сейчас твоему гриулару.
  - Путь споет, - откликнулся Клестард и сделал знак Тиндмару. Тот вышел из-за стола, а я, дождавшись. Когда он со мной поравняется, села на свое место. Плеснула старая, недурно сработанная арфа, негромкий спокойный голос завел песню. Мне с первых ее слов показалось, что стихи удались сочинителю, но подвыпившие воины двух королей слушали плохо и, мало того, кое-кто мешал слушать другим. Когда Тиндмар умолк и грустно поглядел на пирующих, король Орбальд сказал ему:
  - Тиндмар, ты хороший гриулар. Не твоя вина, что ты встретился сегодня с такими неучтивыми слушателями. Подойди... - И стал снимать с себя какую-то золотую вещицу, дабы преподнести ее Тиндмару. Тиндмар направился к нему, опустив взгляд на струны арфы. Тут за столом послышались смешки, несколько голосов повторило: "С неучтивыми слушателями... Это мы неучтивые слушатели!" Затем кто-то произнес чуть громче:
  - Король Дарфилира, посуди сам, откуда учтивые слушатели у Битого Гриулара?
  Тиндмар пошатнулся и оперся рукой о стол, задержав другую, побелевшую и напрягшуюся, на темном дереве арфы. Король Орбальд метнул суровый взгляд в сторону говорившего. Клестард тоже стал искать, кто это. Воины продолжали хохотать и галдеть. Я вскочила и крикнула:
  - Никто не вправе звать Тиндмара Битым Гриуларом, хоть я и победила его в Старой Игре! Он с тех пор заслужил себе новое имя. И еще не раз покажет себя.
  - Парни, - ахнул кто-то, - она его защищает! Как вам это нравится?
  - Если так, почему бы их не поженить? - Подхватил его сосед.
  - А в самом деле, - раздалось за столом. Затем опять первый голос, кажется, Марринда:
  - А где они жить будут? Ни его ни ее не отпустят от двора.
  - Будут ездить друг к другу, - предложил кто-то. Кто-то другой спросил:
  - А может, им лучше найти место для свиданий на полдороге?
  - И верно, - подхватил довольный Марринд. - Почему бы не в том лесу, где нынче осенью Янтарная Гирса отдала Кальмийскую Цыпочку своему мужу королю Улгвиру Ренунтирскому, точно вновь приобретенную рабыню?
  Зал взорвался хохотом. Я вдруг перестала кого-либо и что-либо видеть. Хоть мой собрат по ремеслу и успел предупредить меня, что слух просочился, но все же гром грянул нежданно. Я хотела выбежать из-за стола, но меня удержали и стали усаживать на место. Тогда я полезла в драку. Поднялась новая волна хохота. Временами слышалось: "В самом деле?". "Вот так новость". "Ну и Цыпленок!". "И что, они барахтались вдвоем, а Гирса стояла и смотрела?". "Наверное. И зря. Было бы куда веселее, если бы все трое переплелись". "О вкусах не спорят". "А что они так долго тянули-то? Ведь Цыпленок уйму времени проторчал в Палгирсе в заложниках". "Да поди разбери этих ренунтирцев. Может, не тянули. Может, то у них не первая шалость". Ха-ха-ха-ха-ха!
  Метнувшись в руках соседок по столу, я смахнула со столешницы что-то тяжелое и звонкое. Что-то покатилось, упало, брызнуло, кто-то негодующе вскрикнул и тут же присоединился к общему смеху. Затем раздался голос короля Орбальда, громкий, но вполне дружелюбный:
  - Эррен, успокойся и сядь. Отпустите ее, женщины.
  Они выпустили меня, но я не стала садиться, а стоя принялась поправлять волосы и отряхивать одежду, глядя на своего короля, которого наконец-то четко увидела. Он улыбался со своего места и смотрел в мою сторону.
  - Для меня это новость, - заметил он. - Скажи, Эррен, здесь есть какая-то доля правды?
  - Доля есть. - Призналась я. - Но все переврано. А как было дело, я не стану рассказывать.
  - Но дело было. Неудивительно, что люди за него ухватились. До подобных толков все охочи, особенно, если речь о людях известных, вроде тебя, Кальмийская Гриулари. И уж не тебе бы злиться. Тем более, женская драка плохое украшение праздника.
  - Я готова подраться и с мужчинами, - вскипела я. - Вот только дай доберусь до кого-нибудь. - И. так как ни вправо ни влево ни назад ходу не было, вскочила на стол. Опять что-то полетело вниз, а что-то покатилось по столешнице, пока его не остановила чья-то рука. Я увидела, что там и сям выдвинулось еще несколько рук, готовых не дать мне пробежать по столам до королевского места. Король заулыбался еще веселее. Он привстал, поднес к губам кубок, отпил и, похоже собирался вновь что-то сказать. Что-нибудь еще обиднее прежнего. В ушах у меня зашумело. Кровь побежала по жилам толчками. Присев, я подхватила первое же, что попалось под руку и, размахнувшись, метнула в лицо королю. Выпрямилась. Мой снаряд просвистел в воздухе и попал бы, если бы Орбальд в последний миг не отклонился вправо. Совсем чуть-чуть. Снаряд пронесся мимо самого его уха, ударил в стену, остановился и задрожал. Теперь я видела, что это большой, оправленный в серебро рог для питья. Он вошел в дерево острым концом и колебался все медленней и слабей. Крохотная красная капля сорвалась с края, полетела вниз и, судя по звуку, разбилась об пол. Стало тихо. Только ахнул кто-то из женщин. Мне расхотелось драться с кем бы то ни было, хотя Айлм кое-чему успел меня научить, и я бы себя показала. Я повернулась, помчалась по столу прочь от Орбальда и, оказавшись у края, покрепче обхватила арфу и перепрыгнула через чьи-то плечи меж двумя головами. Мне удалось мягко и безопасно приземлиться. Я решила, что непременно поблагодарю Айлма, едва увижу. И. не задерживаясь, припустила к дверям. По дороге мне встретился кто-то из слуг, и я без труда отпихнула его. Или ее. Не помню.
  Распахнув дверь, затем другую, я вылетела во двор, пересекла его и побежала к себе. Дома меня встретила оторопелая Орси.
  - Переодеться, быстро! - Крикнула я ей. - Дорожную мужскую одежду. Нашу, гуайхскую. Конь здоров? Надо скорее седлать. - Я принялась срывать с себя запачканный и помятый праздничный наряд. Орси молча склонилась над сундуком и зашуршала тканью и кожей.
  - Все, - сказала я, принимая из ее рук чистую рубаху. - Больше я королю не служу. Станут спрашивать, ты ничего не знаешь.
  - А с тобой мне нельзя? - Беспомощно спросила она.
  - Не нужно. И не бойся. Тебя не тронут. Ты ни в чем не провинилась. Ну так что с конем?
  - Сейчас, - и она выбежала во двор.
  Я оделась и взяла все необходимое в пути. Поглядела в тусклое зеркало. Теперь у меня был вид небогатого опытного путника, возможного обитателя любого из Пяти Королевств, едущего куда-то по своей надобности. Разве что арфа. Но ее не всякий и не везде заметит под плащом. Да и мало ли кто и на чем играет. Я поправила на плече ремень и, не оборачиваясь, вышла из дому. Конь уже был почти готов. Этого скакуна, гнедого, с белым чулком на правой передней ноге и белой звездой во лбу, подарил мне зимой король Орбальд. Звали коня Гром, и мы с ним уже успели друг к другу привязаться. Я поспешно приласкала его, помогла юному конюху закрепить последние ремни и вскочила в седло. Мальчик и Орси отворили ворота. В следующий миг Гром вылетел прочь. За воротами, пока я снаряжалась, скопился народ. Среди прочих я увидела и Линвида с двумя дарфилирскими воинами: должно быть, король Орбальд, опомнившись, послал их ко мне. Один из них протянул руку, чтобы схватить Грома под уздцы, но не достал.
  - Поберегись! - Крикнула я зевакам. Они подались в стороны, и все же одного из них мой конь едва не сшиб грудью, счастье, что проворные соседи оттащили с дороги. Вскоре зеваки остались позади, но на всем протяжении горбатой утоптанной улочки нам попадались встречные, что-то коротко восклицавшие и поспешно шарахавшиеся. Затем сзади раздались ржание, дробь копыт и понукающие скакунов знакомые голоса. Я обернулась. Всадники были далеко, а кони у них не чета моему. Так что я спокойно поехала дальше, и лишь, свернув в ближайший проулок пустила Грома во весь опор. При первой возможности опять свернула и прислушалась. Погони было не слышно. Промчавшись меж глухих оград, мы с Громом влетели в покрытую густыми зарослями непросохшую лощину, пересекли ее по узкой тропе, подняв обильные брызги, и еще несколько раз свернули туда-сюда по лесным тропам, чтобы сбить погоню со следа. В конце концов я все-таки выехала на проезжую дорогу: если что не так, всегда успею скрыться в лесу, а большой дорогой все же скакать проще. Похоже, Гром был со мной согласен, и путешествие нравилось ему не меньше, чем мне. В ушах у нас свистел ветер. Мы были свободны, наконец-то свободны. Ото всего и ото всех.
  4.
  Я заночевала в неприметном домишке, который не так-то легко могли бы разыскать люди короля. На свое везение, я неплохо изучила Дарфилир с тех пор, как восемнадцатилетней попала ко двору покойного короля Орринда, отца Орбальда. Добрые хозяева не страдали неумеренным любопытством и, увидев, что гость занят своими мыслями, позаботились о нем и его коне, насколько необходимо, и ни о чем особо не расспрашивали. Мне даже удалось утаить от них, что я женщина. Уснула я, впрочем, в ту ночь нескоро, мешали раздумья. Мне удалось успокоить их, складывая стихи. Стихи получились по-гуайхски в раунгийском духе, с раунгийскими дальфи, которые эрпиадийцы называют рифмами:
  Не век ступать, где указано, однажды приходит свобода,
  Прими ее сердцем и разумом, не бойся глубокого брода,
  Как зверь не боится зарослей, а птица безмерного неба,
  Как мастер дерзкого замысла, а путник дорожного хлеба.
  Оставь скоролупу разбитую, в ней мало проку отныне,
  Вперед, никому не завидуя, к далекой синей вершине.
  Она над лесами окрестными недаром упорно маячит,
  Дойдешь, и немало тебе с нее откроется, если ты зрячий.
  Повторив про себя новые стихи раза четыре, я погрузилась в крепкий здоровый сон. А утром спросила у хозяев, спокойно ли прошла ночь, и они с улыбкой подтвердили, что хорошо и спокойно. То есть, никто не заезжал и обо мне не расспрашивал. Я не стала ждать завтрака, а, наскоро подкрепившись, чем пришлось, простилась и вывела из стойла коня. Хозяева пожелали мне счастливого пути, и вскоре мы с Громом опять были одни среди весенних лесов. И если вчера я толком не знала, куда держу путь, то теперь не сомневалась: первым делом к Глухонемому Харту и его сестре Харвирен, надо узнать, как у них дела, прежде, чем двигаться дальше. А от них, конечно, на восток в Шингрис. Ну, а там видно будет. Правдивых и точных вестей об этой семье давно не было, а слухи не то, чтобы стали меня тревожить, но по-прежнему настораживали. Не только осенью, но и зимой соседи, как передавали приезжие из тех мест, болтали всякий вздор о неожиданно привалившей Харту, но оказавшейся такой верной удаче. И теперь колдовство упоминалось куда назойливей и не так игриво, как в начале. То были уже не шутки, пусть недобрые, а сплетни. В них появились новые подробности. О лесном жителе, соблазнившем под видом законного мужа, мать Харта. О мороке, который скрывал от синкредельцев домишко вдовы, когда та приютила нас с беременной Вириайн. О косматых помощниках, которые трудились вместе с Хартом и его названными братьями, когда те превращали в добрые угодья болото и пустошь. О том, как Харвирен по ночам босая и распоясанная обходит дом против солнца и поет непонятные слова, а глухонемой брат подвывает ей. И прочее. И прочее. Мне показалось странным, как такое снова и снова могут повторять соседи, которые когда-то так любили бедную вдову и ее детей, честных, простых и усердных в любой работе. И, подъезжая к тем краям, я принялась расспрашивать встречных о брате и сестре. Народ мне попадался весьма словоохотливый. Я быстро узнала, что мать Харта и Харвирен недавно умерла, ее только-только похоронили. А все прочие в их доме здоровы, любая работа спорится и удачи не убывает. В колдовство глухонемого удачника и его лесное происхождение одни верили, другие нет. Но и те, кто не верил, говорили об этом как-то вяло, с оглядкой. Не иначе, как кто-то умышленно мутил воду. И люди его побаивались. Я стала расспрашивать и о прочих соседях, особенно самых важных. И выяснилось, что первый из них, глава дома, в котором чаще всего работала в прежние годы Харвирен, скончался еще летом. А зимой прибыл наследник, непутевый старший сын, который, бежав из дому после опасной ссоры, немало скитался по морям и суше, ища богатства и славы. Но ни того ни другого не нашел, разве что жив остался. Звали его Бартиг, он был виден собой и речист, охоч до выпивки и красоток, а как к хозяйству подступиться, понятия не имел. Среди домашних остались, правда, толковые люди, готовые помочь молодому хозяину, и у него хватило ума на них полагаться. Но как дальше пойдет жизнь в доме, никто не брался предсказывать. С самого своего появления Бартиг закатывал шумные пиры, на них с охотой собиралась окрестная молодежь. Сотрапезники открыв рот слушали рассказы нового хозяина о чужих краях и лихих подвигах. Многих из них он быстро стал звать друзьями. Сильнее прочих сдружились с ним еще двое, недавно унаследовавшие хозяйство. Оба, как и он, из богатых и славных семей. Одного звали Тирклесс, другого Вирмар. Прочие дружки Бартига жили при старших, но все больше отбивались от рук, набираясь того да сего от трех запевал. Те из благоразумных хозяев, что жили в окрестностях, не решались спорить с Бартигом и его оравой. Все они уступали трем бравым наследникам богатством, да и в том, насколько ловчее тех в бою, не были достаточно уверены, чтобы объединиться и остеречь. Вот те и дурили. Собеседники мои только и надеялись, что это не навсегда, и что их пронесет.
  - А он уже сделал что-нибудь такое, за что положено вызывать в суд? - Спросила я.
  - Ну, кое-что. Но пока мелочи. Никого не убили, и большого ущерба никому не нанес.
  - А когда нанесет?
  - Ой, не знаем. Вряд ли от суда будет прок, ему здесь никто не указ.
  - А если обратиться к королю?
  - Так ведь у короля и без нас дел хватает. Что его до поры тревожить Мало ли что нам через это выйдет.
  - А нет ли у Бартига счетов с Глухонемым?
  - Счетов нет. Но, конечно, Бартиг его не любит. Всю жизнь сидит дома, говорить по человечески не умеет, вырос, считай, в нищете, и вдруг такой крепкий хозяин. А Бартиг, где ни был, чего ни повидал, а с собой только и привез, что иззубренный меч да рассказы, в которых одно правда, а другое не очень. И колдовства он боится, хотя не боится ни смерти, ни крови.
  - Ну так на самом деле Глухонемой колдун или нет?
  - Да кто его знает. Если и колдун, нас не околдовывал. Поживем поглядим, кто из них верх возьмет.
  Теперь кое-что становилось понятным. В одном доме, где я попросила воды, мне удалось услышать, что бывшая пустошь граничит с землями Бартига, а где-то близ осушенного болота кончаются угодья Тирклесса. А та земля, на которой жили отец и мать Харта, досталась им от его прадеда. Прадед же всегда гордился, что земля эта невелика, но своя. Он занял ее, когда люди вернулись в эти края после запустения, вызванного войнами и поветриями, и никому не считал себя обязанным, хотя жил беднее других. В последнее время пошел слух, что на самом деле ту землю выделил ему, и отнюдь не в собственность, предок Бартига, но почти все в этом сомневались.
  Простившись с этими людьми, я завернула к самому Бартигу. Я, конечно, ехала по главной тропе, что вела от проезжей дороги через его земли к его дому, как и полагается путнику, уважающему почтенных хозяев. Покинуть такую главную тропу, не доехав до усадьбы, означало бы если не коварный умысел, то оскорбление дому. На полпути к усадьбе я повстречалась с дюжиной шумных всадников, пестро разряженных и явно под хмельком.
  - Эй, к нам, сюда! - Крикнул передний, румяный и темнобородый, лет двадцати семи с крутыми дугами бровей, крепким орлиным носом и горящими карими глазами. Его легкая малиновая шапочка с золотым отворотом сползла на ухо и едва держалась, волосы растрепались. Именно таким мне описывали Бартига. Тирклесса и Вирмара я тоже узнала. Один полный с волосами цвета дубовой коры и глазами-щелочками, одетый неряшливо и ярко. Другой стройный с волосами цвета пожухлой листвы и невинными льдистыми глазами на гладком безмятежном лице в неброской одежде, где все тщательно продумано.
  Я без колебаний подъехала поближе и, небрежно поклонившись, спросила:
  - Ты случайно не Бартиг, здешний хозяин?
  - Случайно это я. - Расхохотался Бартиг. - А ты кто?
  - Проезжий из Ларига. Меня зовут Харнир, и я промышляю гончарным делом.
  - Сразу видно, что ты не из богачей, но славный малый и достоин лучшего. Присоединяйся! Не пожалеешь. Мы славно повеселимся.
  - Благодарю, но я хотел только узнать новости, - ответила я. - И ехать дальше.
  - А что за спешка? - Бартиг рассмеялся, и его смех подхватили остальные. Кое-кто выкрикнул: "Бросай все, парень, и оставайся с нами!", "Кто держится Бартига, тот не упустит свое счастье!", "Ты приехал куда надо, ларигец! Давай, не робей!"
  Я развернула коня и поехала шаг в шаг с Бартигом, так чтобы грудь его коня выдавалась на локоть вперед. Бартиг одобрительно кивнул, чуть склонившись в мою сторону и произнес:
  - Так тебе нужны новости? О, у нас их каждый день полно. О чем хочешь. К примеру, много ли ты слышал о Глухонемом Харте и его проделках?
  - Да уже нарассказали, - ответила я. - Только не больно я верю в колдовство и лесную нечисть.
  - Придется поверить, - расхохотался Бартиг. - Так вот, последнее, что случилось. Вчера, как стемнело, мы трое, - он указал на Тирклесса и Вирмара, - были близ двора Харта и увидели, как Харвирен украдкой выходит за ворота и спешит тропинкой краем поля, то и дело оглядываясь и творя хитрые знаки рукой. Нет, показывать не стану, это опасно. Мы с Вирмаром передали поводья Тирклессу и осторожно двинулись за ней: я, стараясь не терять из виду Харвирен, Вирмар так, чтобы видеть меня, а Тирклесс, ведя коней, позади всех, но так, чтобы не упустить Вирмара. Мы очень старались выследить эту красавицу-вдовушку. И все же сорвалось. Вот кончилось поле, она шмыгнула за куст, я припустил туда, а ее уже нет. Исчезла. - Бартиг с торжеством уставился на меня.
  - И что?
  - И ничего. Так и не нашли мы ее в темноте. А уж как искали.
  - А зачем искать?
  Бартиг опять рассмеялся.
  - А затем, Харнир Гончар, что о колдунах и об их колдовстве надо узнать побольше прежде чем обращаться в суд. Предъявить обвинение не такое простое дело. Судьи мастера выспрашивать, и чуть что не сойдется, отметут что-нибудь важное. А без суда даже с колдунами расправляться не стоит. И чести мало, и сладить с ними нелегко даже бывалому воину.
  - А просто жить с ними рядом?
  - Ну! Ты что? - Бартиг хлопнул себя по ляжке. - Эдак не знаешь чего ждать. Да и землю они себе обманом присвоили. А земля моя.
  - И давно они ее присвоили?
  - Да прадед их, точнее, дед отчима Глухонемого (ты ведь знаешь уже, Глухонемой не сын своего законного отца), так вот, он от моего прадеда получил надел, и тут же стал врать, что сам занял ничей участок. Люди понемногу забыли и стали верить.
  - Но это можно доказать?
  - Пока не очень. Но и они не докажут, что законно владеют землей. Если это их собственность, почему ее так мало? Что мешало их прадеду прихватить побольше? Знаю, люди скажут, кругом все успели занять. А эту землю почему тогда не заняли? - Опять смех. - Но, может, повезет, и мы что-то еще узнаем. И поддержки сильной у них не будет, кто поддерживает колдунов? Так что мое дело не безнадежно.
  - Значит, ты все время за ними следишь?
  - Ну, не круглые сутки, - признался Бартиг, - но когда получается.
  - И ты считаешь, что Харт родился от лесного духа, а его сестра от законного мужа их матери?
  - Не я один. Многие. Харвирен, хоть собой хороша и чудачка, а все же вполне как другие женщины. А брат у нее глухонемой, видом страшный и нравом дикий. И животные его слушаются как никого. Даже соседские. И даже лесные. И все, что он ни посеет, словно само растет. Ясно, они не от одного отца.
  - А почему ты тогда думаешь, что Харвирен тоже колдует?
  - А потому что соблазн велик, когда есть, у кого учиться. Тем более, что они так любят друг друга. Но если это в ней неглубоко сидит, ее можно очистить от скверны. И тогда будет жить под надежным присмотром, работать и рожать. Убивать таких женщин, если не крайность, это значит вконец спятить. Верно, друзья? - Обратился он к спутникам.
  - Верно! Еще бы! А как же! - Послышалось вокруг.
  - Значит, кто-то из вас подумывает ее забрать, если выйдет по-вашему? - Спросила я.
  - О. еще бы. Кто только не подумывает. Мы посмотрим. - Бартиг лукаво ухмыльнулся как тот, кто решил не упускать своего и здесь. - Очистить дело нехитрое. Верить ей вполне никогда будет нельзя. Но зато никаких брачных обязательств, и полная наша власть над ней на всю ее жизнь. Ведь за нее никто не заступится.
  - А король? - Напомнила я.
  - Что король? А, понял, ты о том, что их семья прятала Вириайн, которая у них родила, а затем они предупредили Вириайн, чтобы та бежала и укрыли ее сына. Ну, и о том, что Харвирен была у Орринда нянькой до замужества. Да, все это помнят, но у короля дел хватает, а это для него в прошлом. Суетиться из-за какой-то там бывшей няньки ему никчему.
  - Так может, она вовсе не колдунья, а местные парни злятся на нее, что всех отвергает? - Предположила я.
  - Есть такое, - с усмешкой подтвердил Бартиг. - Но согласись, странно: женщина хоть куда, полгода как похоронила мужа, и никого ей не надо. Не иначе, как тайно ходит на свидания. И, похоже, не к человеку. К кому-нибудь из лесной родни своего братца, а? - Он поглядел на меня в упор, гордый своей догадливостью. - Это мы и пытались выяснить нынче ночью. Еще выясним. А если она уже беременна, выкинет во время очистительного обряда, и выкидыш легко будет распознать. Что не от человека. А потом оправится и будет рожать других детей. Обычных.
  - А что еще о них известно? Ну, скажем, чужие там бывают? - Слегка изменила я разговор. Не то надоели эти грязные намеки.
  - О, еще как бывают. Из Шингриса народ само собой какого угодно роду племени. А то и раунги.
  - И что, кто-то наверняка видел здесь раунгов?
  - Не наверняка. Раунги хитрые, сама знаешь. И пробраться могут незаметно, и прикинуться кем угодно другим. - Он прищурился и схватил меня за плечо, потянув с седла. - Ты часом не раунг, Харнир Гончар из Ларига? А? - И густо расхохотался мне в лицо. Я спокойно покачала головой. Он стал смеяться потише, но к смеху присоединились и другие. Все теперь смотрели на нас. Бартиг нащупал на моем плече сквозь плащ ремень арфы, провел рукой по плащу сзади, затем уверенно откинул его. - Ого! Что это ты, Гончар с арфой ездишь?
  - Да так, балуюсь немного. - Ровным голосом ответила я. - Не знаю, как у вас, а у нас в Лариге принято, чтобы любой, у кого хоть что-то получается, на чем-то играл на досуге.
  - И ты выбрал не дудочку, не бубен, и не что еще, а арфу, - весомо произнес Бартиг. - Ну-ну, еще будет время, послушаем, как ты сыграешь. - И отпустил меня. Я поправила плащ и поблагодарила судьбу, что Бартиг не стал открывать чехол и рассматривать мою арфу. Не то в два счета заметил бы, что она особенная, тут же решил бы, что, конечно, раунгийская, и тогда либо счел бы Харнира Гончара лазутчиком и чародеем из Раунгара, либо догадался бы, кто Харнир на самом деле. Но, к счастью, оставив меня в покое, он устремил взгляд вперед. И крикнул:
  - Ого! Мы уже рядом! А ну-ка, я первый, а вы все за мной! Дружнее!
  В нескольких шагах впереди была ограда, а за ней строения. Средней руки двор. Бартиг что есть духу помчал к воротам, не задерживаясь, сбил засов и, распахнув створки, ворвался внутрь. Его приятели поспешили следом. Я поотстала, наблюдая за всеми. На меня никто не смотрел. Все галдели, хохотали, понукали коней и один за другим въезжали во двор. Когда последний из них был в воротах, Бартиг что есть силы заколотил в двери дома и заорал:
  - Эй вы, отворяйте! Это я, Бартиг! Мы хотим повеселиться! Если хорошо примете, мы вас не обидим.
  Во дворе рухнула приставная лестница, покатилось что-то круглое и деревянное, бадья или лохань, шурша, посыпалось сено, загоготали, удирая из-под конских копыт, гуси.
  - Эй, вы там, оглохли что ли?! - Орал Бартиг. - Хозяин, я знаю, что ты дома. И обе дочки пусть покажутся, нечего им прятаться! - Он опять заколотил в дверь. Похоже, кто-то присоединился к нему. Тут я решила, что мне самое время ехать прочь, что и сделала. И вскоре въехала положенным путем на земли Глухонемного Харта.
  5.
  Смеркалось. Внезапно я почуяла кого-то за поворотом. Одного. Настороженного, но не враждебного. И в тот самый миг, когда он с криком выпрыгивал на тропу, подняла Грома на дыбы. Выпрыгнувший отпрянул, а я проехала на несколько шагов вперед, постепенно замедляя скачку, затем развернула Грома и не спеша двинулась обратно к полулежащему на обочине человеку, опершемуся рукой оземь. Я уже узнала его. Это был Дуг, один из названных братьев Харта. Я спросила, склонившись с седла:
  - В чем дело,? Разве так встречают гостей?
  - А ты гость? - Недоверчиво спросил он.
  - Да. Я гость из Ларига. Харт и Харвирен будут мне рады.
  - В самом деле? - Мрачно хмыкнул он и подтянул к животу колени. Затем встал и велел.- А ну сойди с коня.
  - Зачем?
  - Хочу посмотреть, кто ты и что. Сойди! - Он схватил коня под уздцы и выхватил нож. Я без труда выбила его из руки Дуга и бросила подальше вперед. Затем отобрала у этого упрямца поводья и с его же помощью спешилась.
  - Вот погляди, у меня нож не тупее твоего. - Обхватив Дуга за плечи, я приставила лезвие к его горлу. - И засаду устраивать ты не умеешь. Если бы мне захотелось, ты бы уже лежал бесчувственный в кустах.
  - Это верно, - сказал он. - Ты ловкостью не уступишь раунгу. Но здесь таких мало. И мы защищаемся, как можем.
  Я убрала нож и позволила ему, чтобы пошел и поднял свой. А сама двинулась следом, ведя коня. Дуг склонился, затем выпрямился, убирая нож в ножны и кивнул, давая понять, что не возражает против продолжения пути. Мы зашагали рядом.
  - С соседями неладно? - Спросила я, глядя мимо спутника.
  - Что, тебе поди уже много порассказали? - Догадался он.
  - Немало.
  - И ты веришь?
  - Почти ничему. Я слишком хорошо знаю эту семью.
  - Кто ты? Откуда?
  - Я ремесленник из Ларига. Ехал через эти края и решил проведать друзей. Тем более, что меня встревожили слухи.
  - А зовут тебя как?
  - А это, Дуг, ты скоро узнаешь.
  - Так ты и со мной знаком? - Он оторопело вытаращился на меня. - Погоди. Сними капюшон. - И сам, не дожидаясь, протянул руки. Я не сопротивлялась. Он откинул мой капюшон и обхватил крупными шершавыми ладонями мои виски. Я впрямилась и улыбнулась ему. Он коротко вскрикнул.
  - Ты!
  - Я.
  - Надо же! И как раз к ужину. - Теперь он ликовал. - Эй! Эй! - Приставив ладони ко рту закричал он в сторону дома. - У нас гости!
  Во дворе послышался шум, отворилась калитка. И тут же я увидела Харвирен. Она издала радостный возглас и заспешила навстречу. А вскоре с горки, что была справа от тропы, слетел, низко и приветливо мыча, ее брат Харт. И оба кинулись меня обнимать. Меж тем еще несколько их домочадцев скопилось поодаль.
  - Брат, я как раз собиралась звать ужинать, - сказала, отдышавшись, Харвирен. - Идемте, ну идемте же.
  И мы направились к дому. Он еще заметнее похорошел и снаружи и внутри. Народу в нем заметно прибавилось. С моего прежнего посещения брат и сестра наняли еще нескольких помощников и, похоже, купили рабов. Последние явно были чужеземцами откуда-то с юга и держались замкнуто и настороженно, но не казались бестолковыми. А все прочие без стеснения задавали вопросы, шутили и вели себя так, словно они ровня хозяевам. Что же, другим этот дом стать просто не мог.
  - Полегче, полегче, - сказала Харвирен, усаживая меня, наконец, за стол. - Или вы забыли, что наша гостья Большая Гриулари? Думаете, с ней уместно такое обращение?
  - Если неуместно, пусть сама и дает отпор, - рассмеялся какой-то парень.
  - Правильно, - подхватил Тиг. - Эй, хозяин, ну так можно есть или как?
  Харт утвердительно замычал, занимая свое место, и Тиг, не дожидаясь, пока тот прикоснется к ложке, уже погрузил в миску свою. Остальные все-таки выждали, глядя на Харта и на меня. И вот с жадностью принялись уплетать превосходную хозяйскую стряпню. Когда стало возможным, я спросила Харвирен:
  - Ну так как вы?
  - Не беспокойся о нас. Нам нелегко, но мы держимся. И отстоим свою честь и свою землю.
  - Но у вас сильные враги. И, похоже, нет надежных друзей поблизости.
  - Это так. Но пока положение еще не настолько бедственное, чтобы тревожить короля. - Внезапно она перестала улыбаться и поглядела на меня в упор сурово и страстно. - Ты поняла? Поняла?
  - Да. Что же, если вы против, король пока ничего не узнает.
  Она облегченно вздохнула и склонила голову набок. Взгляд ее вновь потеплел.
  - Наш окружной суд соберется летом после Солнцестояния, - сообщила она. - Мы уже говорили с двумя из судей, и скоро поговорим с остальными. Те двое слушали нас вполне доброжелательно. Обернуться, конечно, может всяко. Но мы твердо знаем, что Бартиг ничего нам не сделает до судебного слушания. Он обвинит нас перед судом, как только будет разрешено обращаться с делами. Мы тут же выдвинем встречное обвинение. Еще прежде, чем он нас вызовет. Такое у нас допускается. А у вас?
  Она спрашивала про Журавлиные острова. Я рассказала ей, что у нас сперва вызывают другую сторону на суд, а лишь затем идут к судьям излагать дело. Даже если это дело об убийстве.
  - Как? А если ответчик скрывается? - Поразилась Харвирен.
  - А все равно. Приходят к его дому и при свидетелях произносят положенные слова. Не услышал ответчик, его дело. Не явится на суд, будет признан виновным.
  - Надо же, - Харвирен покачала головой. - Как везде по-разному. Так вот, до сих пор наши судьи вели себя как люди мудрые и уважаемые. Но соседей Бартиг заморочил здорово.
  - Многих запугал, - вставил Тиг.
  - А кого и подкупил, - произнесла молоденькая девушка с яркими сережками и золотой косой венком вокруг головы.
  - Да, и это, - согласилась Харвирен. - Нашу округу теперь не узнать. Так что, может статься, мы летом не узнаем и наших судей. Но даже если их приговор будет вынесен против нас, у нас еще будет время, чтобы защититься иначе. Что для нас важнее, наше оружие или заступничество короля, мы еще не решили. Мы готовы воспользоваться и тем и другим.
  - Верно! Верно! Пусть нас только тронут! - Раздалось за столом. Харт торжествующе промычал и широко улыбнулся. Затем ткнул себя в грудь рукой и тут же обвел ею общество: вот, мол, какие у меня сторонники.
  - Мы, конечно, в меньшинстве, - продолжала Харвирен. - Но посмотрим. Когда все средства будут исчерпаны, король узнает о нашем положении. Но лучше бы не раньше.
  - Но почему? - Удивилась я. - Ведь можно сперва просто известить. Не прося помощи.
  - Так мы решили. - Твердо сказала Харвирен.
  - А если другие ему на вас наговорят? - Спросила я.
  - А посмотрим, поверит ли, - с вызовом произнесла бывшая няня Орринда. - Пусть это будет для него испытанием.
  Харт опять замычал, поддерживая сестру. Остальные дружно загомонили.
  - Ну, а до летнего суда ни нам, ни Бартигу действовать не стоит. - Закончила Харвирен. - Так, посматриваем, конечно, что где творится, особенно следим, чтобы никто к нам тайком не пробрался, и чего не устроил по мелочи или там не подбросил. У нас не по дурости засады и часовые. Так нужно.
  Я кивнула. Конечно, Бартиг мог подсунуть противникам какие-нибудь доказательства вины. Или подослать кого-нибудь якобы постороннего, чтобы вышла ссора, и пришелец потерпел ущерб. Возможно, что и колдовской. Но по большому счету пока тревожится и вправду не стоило.
  - А теперь мы попросим тебя спеть, гриулари. - Сказала Харвирен, и все остальные подхватили: "Песню! Песню!" И я с охотой исполнила Первую Заповедь Гриулара. Тем более, что уже знала, что им спою. То была не самая новая песня, но и далеко не старая. Я сочинила ее нынче зимой, когда одолели мрачные раздумья и спела с тех пор всего раза два: она была не из тех, какие жадно слушают все и каждый, но здесь ее оценили бы, как когда-то в Лариге оценил Орбальд. Я в этом не сомневалась.
  
  Крылья и когти
  За кругом круг.
  Плавный полет
  В небе полуденном.
  Трепет тени на травах.
  Пристально путник
  Глядит на птицу.
  Не ему угроза,
  Но вдруг оробел,
  Встав во весь рост.
  Нас в страхе держат
  Наши же страсти
  Все мы крылаты,
  Но все и когтисты,
  Корыстны и скрытны.
  С тайными страхами
  Труднее справиться,
  Чем выйти с мечом
  На мрачных воителей,
  Что вдруг ветер примчал.
  Крылья и когти.
  Твой тесный круг тебе
  Покинуть не просто,
  Но попробуй, и примет
  Нас бескрайний простор.
  
  Прежде чем кто-то что-либо сказал, я уже видела, что песня пришлась кстати. Скрытая тревога, вызванная происками Бартига, отхлынула, во взглядах прибавилось уверенности. Вскоре раздались слова, нехитрые но добрые и дельные. Эти люди разбирались в стихах не хуже, чем при любом королевском дворе, разве что чуть по-другому. Они попросили меня спеть еще, и я приготовилась. Но тут раздался стук в двери. Он никого не испугал, ибо прозвучал спокойно и просто, враги так не стучат. Отворил слуга, оказавшийся ближе всех к двери. Порог переступил высокий и гибкий человек, одетый по-раунгийски.
  - Добрый вечер, - приветливо сказал знакомый голос. - Примете гостя?
  - Айлм! - Воскликнули одновременно я, Харвирен, Тиг и еще двое или трое.
  - Я самый. - Мой раунгийский друг прошел поближе к свету, давая себя рассмотреть. Снял плащ с капюшоном и передал слуге. Избавился от дорожного мешка и раунгийской арфы, почти такой же, как моя. Блаженно улыбаясь, потянулся и расправил плечи. Харвирен указала ему место рядом со мной. Он сел.
  - У вас очень бдительный часовой, - заметил Айлм, беря у Харвирен хлеб и разламывая его. - Я, правда, мог бы обойти его, но предпочел честно доложить о себе. И он любезно пропустл меня. Но вашим недругам его не перехитрить. Так что не тревожьтесь.
  - Ты уже знаешь, откуда и почему у нас завелись недруги? - Спросил Тиг.
  - Знаю.
  - Вот и хорошо, - обрадовалась Харвирен, - значит, сегодня больше не придется об этом говорить.
  Харт мычанием выразил согласие. Тогда, пока Айлм утолял голод, я спела еще. А затем мы стали спрашивать Айлма о новостях в Раунгаре. Там все шло благополучно. Моя дочь росла необычайно шустрой, всюду бегала, норовя чуть что улизнуть от няни, пела точно пташка и говорила без умолку, конечно, по-раунгийски, на языке своего отца.
  - Она сильно изменилась, - добавил Айлм, - хотя, конечно, ты-то ее узнаешь.
  - Еще бы, - рассмеялась я. Да как это я и не узнаю свою дочь? Безусловно, мне надо будет в ближайшее время ее повидать, только сперва заехать в Шингрис, чтобы запутать след. И тут же я спросила о Лиоли.
  - О, - оживился Айлм. - К Лиоли посватался один из моих родичей Гибаоренов. Прекрасный жених для нее, как считают все. И, кажется, она не против, хотя, пока ответа не дала. В любом случае, все, кто узнал Лиоль, благодарны мне за то, что нашел ее и привез на землю отцов. Ну и тебе, конечно. Надеюсь, ты скоро сможешь к нам туда выбраться?
  - Надеюсь, что скоро, - не без грусти ответила я. Айлм, похоже, уже что-то понял.
  - Ну вот и славно. - Сказал он. - Мне в этом доме разрешат спеть по-раунгийски?
  Ему разрешили. И слушали вполне вежливо, хотя незнакомый язык всех смущал. Песня была о любви. И о том, что снят запрет, так долго разделявший двоих, и теперь они смогут быть счастливы, тем более, что сама весна благословляет их. Выводя отменно подобранные слова, Айлм со значением глядел на меня. И на середине его песни я вдруг утратила способность двигаться и дышать. Это он и я должны быть счастливы нынче весной. Он сочинил эту песню, чтобы объясниться мне. Он давно ждал, и я могла бы догадаться, но почему-то не догадывалась, словно не смела приблизиться к такой простой мысли. Но вот какой такой запрет? Я и об этом, конечно, не то, чтобы совсем не догадалась, но о запрете следовало поговорить потом. Наедине.
  - Хоть мы и не понимаем по-раунгийски, но и для нас слушать твою песню было небесполезно. Она трогает даже нас, чужеземцев. Ты большой мастер, Айлм Всепроникающий. Как счастлива Эррен, которой здесь открывается куда больше, чем нам. Эррен, ты не могла бы рассказать, что услышала?
  Я без колебаний исполнила просьбу. Ведь ни у кого здесь не было причин подозревать о том, что я желала бы сохранить ото всех в тайне. И все согласились, что раунги до немыслимых пределов развили искусство говорить в песне о любви. Неудивительно, что мало какая женщина может устоять перед увлекшимся ею раунгом. Хотя, конечно, требуется, чтобы она знала язык.
  - Не требуется. - Заверил хозяев Айлм. - Если хотите, я прямо сейчас завлеку любую из здешних юных пташек. Хотя бы, эту. - И он в упор поглядел на девушку с косой венком. Та покраснела и закрыла лицо ладонями. Все рассмеялись. И Харвирен сказала:
  - Не надо, добрый Айлм. Мы и так тебе верим.
  Пока хозяева убирали со стола и готовили постели, мы с Айлмом вышли во двор. Едва мы остались одни, он спросил:
  - Ты все поняла?
  - Айлм, я не знаю, что и думать. Ты столько лет молчал, я не могла понять, что с тобой, ты то приходил, то уходил, во всем помогал мне и вдруг исчезал снова. И тогда с королем. Что мешало тебе поступить иначе?
  - А нашлось бы для нас где-нибудь в мире место, поступи я иначе? Подумай сама. Захочешь и поймешь. Я достаточно рассказал о себе. И каковы были твои дела, ты тоже помнишь...- Он обнял меня и прижался виском к виску. - Это было нелегко и тебе и мне. А что легко? Однажды мне предсказали, давно еще, что я встречу женщину, предназначенную мне судьбой, но не буду с ней счастлив, если не наберусь терпения, если не окажусь способен вынести то, чего не вынес бы ни один мужчина, если не стану ждать, несмотря ни на что, пока не придет время. А, когда оно придет, я сам пойму. Вот я и понял.
  - Предсказания, - вздохнула я. - Они только осложняют людям жизнь.
  - Люди сами осложняют себе жизнь. Предсказания, как и многое другое, приходящее извне заставляют их не в меру суетиться. Либо в надежде избежать предсказанного, либо в стремлении навстречу ему. Я узнал тебя довольно скоро. Ты долго не узнавала меня. Тебя перехватывали другие, и я ничего не мог с этим поделать. О, как я злился. Но теперь это позади. И больше я им этого не позволю. Никого к тебе не подпущу. - Он поцеловал меня и отпустил.
  - А о каком запрете говорилось в песне? - Спросила я.
  - Так ведь догадываешься. После смерти Старого Дау у Детей Ласточки оставалась надежда, что ты со временем уступишь еще кому-то из них и принесешь им новых детей. Поэтому для любого из раунгов ты была запретна. Что до прочих, скажем, ваших гуайхов, они значения не имели. Я, кажется, об этом говорил. Время прошло, Дети Ласточки ничего не добились, и запрет снят. Я спешил на север, чтобы рассказать об этом тебе. - Он отступил еще на шаг и улыбнулся, глядя мне в глаза. - Не думал, что встречу тебя в этих краях. Так ты приехала сюда одна? Совсем одна? - Его взгляд стал испытующим.
  - Ты уже заметил? И понял, что это тайная поездка? И что между мной и королем что-то не так?
  - Да. Думаю, ты мне все расскажешь. Они не знают?
  - Пока нет. И не думаю, что стоит им говорить, если случайно само не выйдет. У них своих забот хватает, а скоро они услышат обо всем от королевского вестника. Айлм, - я набрала в грудь побольше воздуху и дождалась, пока он кивнет прежде, чем продолжать. - Не знаю уж, хорошо это или дурно, но я больше не служу королю Орбальду. Между нами все кончено. И я больше не вернусь в Дарфилир.
  - А если он попытается вернуть тебя?
  - Отобьемся.
  Айлм улыбнулся и подмигнул мне. Тут же спросил:
  - И куда ты ехала?
  - В Шингрис. Там легко затеряться. А затем вынырнула бы в Раунгаре, пользуясь умениями, которые переняла у тебя. Ну, и не знала, что дальше. Думала, что обоснуюсь-то, в конечном счете, среди шингрисийцев под защитой Винга.
  - Я слышал о Винге. - Сказал Айлм. - Он надежный человек. Но, думаю, теперь ты вполне сможешь поселиться и в Раунгаре. Вместе со мной. И часто видеть свою дочь. И у нас будут общие дети.
  Внезапно у меня что-то застряло в горле.
  - И все-таки, как ты мог? Ведь ты не просто оттступил перед королем Дау. Ты меня к нему прямо толкнул. Как верный слуга.
  - А я и был ему верный слуга, - спокойно ответил Айлм. - Думаю, он догадывался, что я чувствую, но своего упустить не желал. Он был очень стар, и знал, что скоро уйдет из жизни. Его достоинства неоспоримы. И все же он без колебаний воспользовался своим правом. Этого можно было бы избежать только, если бы я повез тебя не в Раунгар, а в какие-то другие края. Хорошо. Считай, что я сам во всем виноват. И прости меня. И, в конце концов, вам все-таки было двоем хорошо. А я помучился из-за своей глупости. Но теперь это в прошлом.
  - А Улгвир? - Спросила я.
  - Улгвир? Король Ренунтиры? Да ты и сама понимаешь, что вряд ли между вами возможно что-то еще.
  - Ты слышал болтовню?
  - Пока нет. До нас еще не докатилась. Скажи, уж не из за болтовни ли о тебе и Улгвире ты поссорилась с королем Орбальдом?
  - Ну да. Они все переврали. А было иначе, просто все вышло так, что чужому трудно понять. Но разве это их дело?
  - Таковы уж люди, - вздохнул Айлм. - Вечно им дело до чужих дел. Ну ладно, успокойся, все хорошо. И я не стану причинять вреда Улгвиру, или даже замышлять. Как не замыслил бы ничего против Дома Ласточки. И твой гнев на дарфилирцев тоже пройдет. Все пройдет. - Он опять обнял меня и стал уверенно гладить по спине. Мое тело расслабилось, и стало легко и спокойно.
  Когда, устраиваясь на ночь, я снимала рубакшку, что-то царапнуло меня по коже. Я ощупала рукой холст. В нем застряла сосновая игла. Я вытащила ее и. держа кончиками пальцев, поднесла к фонарю. Совсем старая, пожухлая, но странно знакомая. И тут я вспомнила. Ну, конечно. Это ее я обнаружила у себя на груди в конце свидания с Улгвиром. Она упала с дерева, под которым мы лежали вдвоем. Позднее хвоинка, видимо, попала с груди на рубашку, рубашку я не раз стирала за эти месяцы, но хвоинка так и оставалась в ней, так и жила со мной до нынешней ночи.
  - Что это? - Спросил Айлм.
  - Сосновая хвоинка. С того места, где мы простились с Улгвиром. Как последний привет. Возьми. - Я протянула ему иголочку. Он понимающе улыбнулся.
  - Да. Она теперь моя. - Принял из моих пальцев хвоинку и спрятал.
  6.
  Утром хозяева спокойно и дружелюбно проводили нас в дорогу. Они уже явно догадались, что за моим внезапным появлением в полном одиночестве стоит какое-то поисшествие в Лариге. Вчера-то просто было не до того, чтобы подумать, всех в доме слишком занимали их собственные дела. Но и теперь никто ни о чем неспрашивал меня и ничему не удивлялся. Просить сохранить мой приезд в тайне я не стала. В конце концов, это не имело значения. Когда посланцы короля начнут здесь свои расспросы, мы с Айлмом уже будем далеко. О Бартиге и будущем суде тоже никто с утра не упоминал, вчера было сказано достаточно, и теперь стоило забыть обо всем неприятном и скверном. Я просто сказала, что намерена после завтрака ехать дальше. Айлм тоже. Причем, никто не стал уточнять, едем мы вместе, или каждый в свою сторону. Тому, что мы ночевали рядом, никто, само собой, значения не придал. Все давно знали, что мы с Айлмом друг с другом запросто, и кое-что в наших отношениях могло измениться, не вызвав немедленной огласки. Словом, мы мило побеседовали, подкрепились и тепло расстались, как принято у старых друзей.
  Дорога была пустынна, местные жители заняты хозяйственными хлопотами, каждый у себя. Весеннее солнышко щедро согревало все вокруг. От влажной земли шел пар. Дали терялись в дымке.
  - Наверное, уже скоро сеять начнут, - заметила я.
  - У нас в Раунгаре уже кипят полевые работы. - Отозвался Айлм.
  - То у вас. Насколько вы отсюда к югу. А вот у нас на островах еще холодней, чем здесь. Хотя, не то чтобы очень. У нас начинают еще позже. Хотя, урожай к осени все же успевает созреть.
  - Не успевал бы, так не сеяли бы. - Рассмеялся Айлм. - На самом севере есть народы, которые живут морским промыслом, а хлеба и в глаза не видали. Я встретил однажды таких, предложил на пробу: не понравилось. - И пожал плечами, словно те северные чудаки были где-то рядом.
  - Не понравилось? - Я всякое слышала о разных народах, но это меня безмерно удивило. - Неужели и впрямь можно быть человеком и не есть хлеба? И даже не нуждаться в нем?
  - Выходит, можно. Они не чувствуют себя обделенными. И они настоящие люди, поверь мне. - Веско произнес Айлм, и я кивнула. Для всех людей, каких я знала, понятия Жизнь и Хлеб всегда были неразделимы, даже если они куском хлеба лишь заедали разную другую пищу. Выходит, и это не всегда так. И все же я не хотела бы принадлежать к Племенам Бесхлебных. Садясь на королевский стол, уставленный любыми лакомствами, я и то первым делом всегда искала на нем привычную лепешку.
  - Как мы поедем? - Спросил Айлм. Я развела руками.
  - Ты, кажется, собиралась в Шингрис, чтобы сбить с толку людей Орбальда? Это ты неплохо придумала, и тебе одной без этого было бы не обойтись.Но раз уж с тобой я, не стоит тратить время на Шингрис. Мы от них и так уйдем.
  - Согласна, - ответила я. И мы поскакали вперед навстречу солнцу. В каком-то месте Айлм вдруг замедлил бег коня, вгляделся в заросли и негромко произнес: "Ага". Я сразу поняла, что он отыскал какую-то неприметную тропинку, на которую задумал свернуть и, не задавая вопросов, кивнула. Айлм тут же молча направил коня в проем меж кустов. Я последовала за ним. Тропинка, извилистая и сырая, бежала то вверх, то вниз среди кустов и высоких лесных деревьев. В лесу заливались птицы. По прямому стволу, щелкая, пробежала белка. Другая махнула ей хвостом с голой ветки в вышине. Где-то левее дороги стучал дятел. Затем справа и впереди застучал топором дровосек. Не доезжая до него, мы спешились и повели коней в обход чуть ли не по бездорожью. Затем опять вышли на холрошую тропу. Ту или новую я бы не могла сказать. А отвлекать Айлма расспросами не стала. Так до самого вечера мы двигались, минуя дворы, угодья и любые места, где могли встретить людей. И заночевали в укромном месте, устроившись на дереве, под которым были привязаны наши кони. На другой день мы поскакали проезжей дорогой, как обычные путники, держась так, чтобы не привлечь особого внимания и не вступая в разговоры. Айлм по такому случаю переоделся в раунгийскую одежду, которая лежала в его мешке. И даже для меня, которая так хорошо его знала, одни только шерстяные штаны сделали его неотличимым от любого гуайха, случайного встречного и временного попутчика. Если не считать хозяйки, у которой Айлм купил припасы, мы ни с кем не разговаривали, пока не оставили Дарфилир. Не было никаких нежеланных встреч, нигде нас не подстерегала опасность, мы промчались через юго-восточный Дарфилир, словно две конные тени. И только. А по Зерану поехали еще спокойнее. Но, конечно, Айлм не упускал случая дать мне новый урок. И я вела себя, как прилежная ученица, вызывая сдержанное ободрение строгого учителя. Здесь в Зеране мы оба стали раунгами, оутэ и его юным подопечным. Айлм вновь переоделся, а я просто сняла штаны: диля и всего прочего у меня при себе не было. Меж собой мы теперь говорили только по-раунгийски, а во время нечастых встреч с людьми Айлм лепетал по-гуайхски так скверно, что его едва понимали. Как-то во время привала я заметила:
  - Думаю, все же стоит послать кого-нибудь к королю Орбальду с вестью о делах у Глухонемого Харта. Просто, чтобы Орбальд знал, что, возможно, ему придется вмешаться. Торопить события он не станет, но зато будет готов.
  - Пожалуй, ты прав, малыш. Как только встречу подходящего человека, непременно так и сделаем.
  И мы занялись упражнениями на арфе, не очень-то следя за лесом. Я внимательно следила за пальцами Айлма и повторяла своими каждое их движение, когда вдруг меня точно обдало ледяной водой, дыхание перехватило, и я вскинула голову. В тот же миг из-за деревьев вышли люди. С нескольких сторон. Одновременно. Все крупные и белоголовые, явно зеранцы. Одеты неприметно и добротно, в самый раз для леса, скажем, для охоты, и у всех охотничье снаряжение. А в повадке и взглядах нечто такое, что в любой стране отличает людей короля.
  Айлм убрал руку со струн и взглядом велел мне хранить спокойствие. Затем среди тех пятерых, что нас окружили, поискал взглядом старшего. Тот не замедлил обнаружить себя. Я узнала его: мне уже довелось видеть его при зеранском дворе, хотя имени его я не помнила.
  - Мы люди короля этой страны, - ровно и учтиво сказал он. - А вы кто такие?
  Айлм взглядом напомнил мне, что я должна молчать и, заулыбавшись до ушей, пролопотал так, что едва можно было понять:
  - Путники. Раунгар. Раунгар там. - Повел головой в южную сторону. - Ходить домой.
  - Ходить домой? - Передразнил его зеранец. - Так вы раунги?
  - Раунги, раунги, - закивал Айлм все с той же глупой улыбкой. Указал на свою арфу. И на себя. - Петь стихи. - Опять на себя. - Мастер. - Затем на меня. - Ученик. Хороший молодой ученик.
  - А вы не лазутчики? - Не без строгости, но вполне дружелюбно спросил зеранец.
  - Нет, нет, не лазутчики. - Решительно замотал головой Айлм. - Мы петь стихи.
  - Так ведь одно другому не мешает, - усмехнулся зеранец. И подобрался, словно, готовясь выхватить нож и напасть. Айлм не потрудился последовать его примеру. - Скажи, раунг, - продолжал воин по-прежнему спокойно, без угрозы, - вы двое ничем не прогневали короля Дарфилира Орбальда?
  - Нет, ничем. - С преувеличенной растерянностью ответил Айлм. - Какой гнев? Мы не враги.
  Зеранец переглянулся со своими. Два лука наготове, мгновения достаточно, чтобы прицелиться и выстрелить, один новенький острый дрот, одна превосходная праща. И, конечно, у всех ножи, такие же, как у старшего, закинувшего за спину лук и ловчую сеть.
  - Послушайте, раунги, - сказал старший. - Сегодня утром перед выездом на охоту к нашему королю прискакали гонцы из Дарфилира. Утомленные, мало спавшие в пути, на взмыленных конях. Гонцы передали просьбу короля Орбальда: перехватывать чужих людей, идущих на юг. Особенно, если это раунги. Кто им нужен и что он натворил, они не сказали. Им не велено. Возможно, вы и впрямь безобидные люди. Но вы это лучше подтвердите, если последуете за нами и не попытаетесь бежать. Король Зерана недалеко. Он охотится в этом лесу. Идемте.
  Айлм кивнул зеранцу, а затем мне. Я убрала свою арфу в чехол и встала. Мой спутник, делая то же самое, оглянулся на привязанных поблизости коней и сказал:
  - Кони. Нельзя бросать.
  - Ты и ты поведете коней, - распорядился старший. Двое, которых он выбрал, тут же бросились к лошадям. А старший, сделав нам знак, зашагал вперед. Мы двинулись за ним, а сразу же за нами двое остальных.
  Ну и угораздило: рассесться с арфами прямо на пути королевской охоты. Впрочем, даже раунгийский оутэ ни за что не угадал бы, куда ее понесет. Ведь этого и сам охотящийся король никогда не знает. Идти оказалось действительно недалеко. Гриндвир Зеранский сидел под раскидистым дубом на медвежьей шкуре и по одной осматривал свои стрелы. Рядом стояла его налучь с натянутым луком. Когда мы были шагах в десяти, он поднял голову.
  - Король Гриндвир, - доложил ему старший из пятерых, - Мы нашли этих двоих неподалеку отсюда. Они говорят, что они раунгийские гриулары. Думаю, это правда.
  - Ранугийские гриулары? - Спросил король Гриндвир и поглядел на нас. - Пусть подойдут.
  Мы приблизились и встали в шаге от края шкуры. Король убрал стрелу, которую вертел в пальцах и спросил. - Учитель и ученик?
  - Да. Учитель и ученик. - Пролопотал Айлм с прежней улыбкой. - Мирные путники.
  - Похоже, что так, - кивнул король. - Весьма похоже. Я бы задал вам несколько вопросов и отпустил, но не могу отказать в дружеской услуге королю Орбальду. Орхар уже сказал вам о его гонцах?
  Воин кивнул. Айлм тоже. Я не стала кивать, ибо предполагалось, что я не знаю языка.
  - Хорошо. Гонцы сейчас отдыхают в доме, где я гощу. - Король указал куда-то себе за спину и чуть наискось. - Я бы хотел продолжить охоту. А вам предлагаю оставаться пока при мне. Даю слово короля, вам ничто не грозит. Даже если вы в чем-то провинились перед королем Орбальдом. Я не стану немедленно отсылать вас в Дарфилир, а задержу в Зеране, пока все не выясню, и мы с королем Орбальдом обо всем не договоримся. Если вы и впрямь те, кого он ищет. - С усмешкой заметил король. И вдруг ни с того ни с сего добавил. - Меня зовут Гриндвир, можете обращаться ко мне по имени. А как мне называть вас?
  - Меня можно звать Уэн. - Сказал Айлм. - Его Эур.
  - Уэн и Эур, - повторил король. Поманил нас пальцем и добавил. - Присядьте. Да присядьте оба.
  И мы с Айлмом осторожно сели на край шкуры, поджав под себя колени. Король, опершись о шкуру рукой склонился вдруг в нашу сторону. Пристально вгляделся в меня. Я стала смотреть сквозь него.
  - Я не предубежден против раунгов, - произнес король Гриндвир. - Они бывают разные, как и мы. Так три года назад два раунга оказали мне большую услугу. Они были, как и вы, гриуларами. Учителем и учеником. И примерно такого же роста. Их звали Кеам и Ноа. А потом выяснилось, что мастер Кеам это знаменитый Айлм Всепроникающий, а Ноа прославленная гриулари Эррен дочь Тинда с острова Кальм. Вы ведь слышали эти имена? - Он лукаво ухмыльнулся и предложил. - А ну-ка, чужеземцы, обнажите головы и дайте себя рассмотреть.
  - Как будет угодно королю Гриндвиру, - громко сказала я своим настоящим голосом, берясь за капюшон. Король от души рассмеялся.
  - Так это опять ты. И твой тогдашний спутник? Я раз вас видеть, очень рад.
  Мы с Айлмом выполнили королевскую просьбу, и король всматривался в нас, наклонив голову то так, то эдак, снова и снова заливаясь смехом. Прочие зеранцы тоже присоединились к веселью. Затем король сказал:
  - Раз уж это вы, то у меня еще больше причин держать слово. И, конечно, вам не повредит, если еще до встречи с гонцами вы расскажете мне по порядку...
  Тут раздался шум, и вскоре из-за деревьев вылетел юный всадник, кричавший:
  - Олень! Олень! Гончие подняли оленя! - И указывавший рукой назад.
  - Коня! - приказал король, вскакивая. Мы тоже поднялись. Наших коней подвели следом за королевским.
  - Поговорим позже, - сказал король, вскакивая в седло. - Но непременно до возвращения.
  Минуту спустя мы мчались по лесу вместе с охотой. Трубили рога, лаяли псы. Затем, когда послышался треск ломаемых веток и удары сильных упругих ног, а впереди замелькала гордая тень, к шуму добавился свист стрел и дротиков. И вот олень рухнул, проломив тесно перепутанный сырой валежник. Псы стали лаять дружнее и строже, расположившись вокруг могучей добычи. Король подъехал к поверженному оленю и спешился. Собаки пропустили хозяина, и тот склонился над бурой горой, из которой торчало несколько древок. Протянул руку, нащупал горло зверя и, достав из ножен нож, умело перерезал его. Хлынула кровь. Король выпрямился, но тут же вновь склонился и вытащил стрелу, угодившую в основание шеи. Оглядел ее, подняв повыше, и с гордостью провозгласил:
  - Моя.
  - Слава королю! - Закричали охотники.
  - Теперь не стыдно показаться в усадьбе Крингвира, - заметил король, когда шум стих. - Возвращаемся. Орхар, поручаю тебе доставить добычу.
  Орхар поклонился и сделал знак людям, с которыми разыскал нас. Король опять сел верхом и предложил нам присоединиться к нему. Мы поехали впереди всех. Проехав несколько шагов, король велел Айлму:
  - Рассказывай.
  Айлм тут же стал рассказывать, как и с какими новостями двинулся на север в Дарфилир, как внезапно встретил меня у Харта и как мы вместе поехали обратно через Зеран. О моих делах он упомянул коротко, а о вражде Харта и Бартига вовсе говорить не стал, это сейчас было ни к чему. Затем предложил королю выслушать меня. Тот согласился. И тогда я честно поведала обо всем, что случилось в Лариге. Но, конечно, отказалась объяснять, что же вышло на самом дела между Гирсой, Улгвиром и мной. Так и сказала, что это совсем неважно. Король не спорил. Между тем мы подъехали к усадьбе того самого Крингвира, где ждали охотников. И нам тут же высыпали навстречу из ворот остававшиеся в усадьбе: несколько родственников хозяина, множество слуг, хозяйских и королевских, а также всякого положения и возраста женщин и детей. Король объявил о добыче, которую везли следом. Затем, передав кому-то поводья, прошел во двор. Мы двигались за ним, не отставая, а за нами передние из вернувшихся охотников, почти ничем не отвечавшие на возгласы встречающих. Несколько любопытных взглядов устремилось на нас и тут же сместилось, едва встречавшие поняли, что мы в чести у короля, но под стражей.
  Нас провели в дом. Король, отказавшись от предложения переодеться, тут же занял свое место и указал, куда сесть нам. Затем спросил о дарфилирцах.
  - Спят, - доложили ему.
  - Разбудите, если получится, и пусть явятся сюда, - распорядился король. В доме началось движение и суета. Нам поднесли выпить.
  - Ты считаешь, мы правильно сделали, что не удрали? - Спросила я Айлма шепотом по-раунгийски.
  - Пока нам бояться нечего, - шепнул он. - А если что, сбежать мы успеем.
  И вот порог зала переступили протирающие глаза сонные гонцы. Это были Риндмар и Виртинд. Едва они увидели нас, сонливость как рукой сняло. Король Гриндвир обратился к ним:
  - Прошу простить, что побеспокоил, не дав отоспаться, но есть одно дело. Сегодня на охоте мои люди случайно повстречали в лесу этих двух чужестранцев. Мы задержали их, как просил король Орбальд и привезли сюда. Вы их, случайно, не знаете?
  - Знаем. - Ответил Виртинд.
  - И еще как. - Добавил Риндмар. Это те самые люди, из-за которых король Орбальд обратился к тебе с просьбой.
  - Я рад, что просьбу удалось так скоро выполнить. И как мне поступить с ними дальше?
  Гонцы переглянулись и вздохнули. Виртинд сухо сказал:
  - Не уверен, что ты согласишься. Но мы бы предпочли, чтобы ты под стражей отправил их в Дарфилир к нашему королю.
  - Вы правы, - рассмеялся Гриндвир Зеранский. - Мне это не по душе. Случилось так, что я немало обязан как раз этим двум людям. И все, что я могу, это оставить их здесь, пока мы с королем Орбальдом не придем к общему решению. Что вы на это скажете?
  - Мы не возражаем, - отозвались гонцы.
  - Вот и хорошо. Тогда можете идти и спать дальше. Я сегодня же отправлю своих вестников к королю Орбальду. Так что вам не имеет смысла спешить обратно, и вы можете погостить у меня, сколько вздумается.
  - Благодарим тебя, король Зерана. - Ответили посланцы и с поклоном удалились.
  Дождавшись, пока их шаги умолкнут, король сказал:
  - Надеюсь, вы на меня не в обиде. Сделать для вас больше я пока не могу. И очень прошу вас: не пытайтесь скрыться. Будьте моими гостями, пока мы все не уладим. Вы доверяете мне?
  - Да, конечно. - Ответил Айлм. И король Гриндвир тут же велел слугам позаботиться о нас, а сам пошел переодеваться.
  7.
  Нам был оказан самый лучший прием. Гонцы отсыпались до вечера. Мы встретили их за столом и беседовали с ними как ни в чем не бывало, избегая любых острых углов. Они оставались с королем Гриндвиром еще три дня, все то время, что сам король пребывал в доме Крингвира. Домой в Лариг Виртинд и Риндмар выехали в то утро, когда король Зерана собирался покинуть Крингвира и направиться в свою любимую усадьбу Золотой Порог на Варприксе, превосходный дом, стоящий на скале над морем. Так что дарфилирцев провожал в дорогу весь королевский поезд. Они даже пошутили, что не думали удостоиться подобной чести. За эти три дня мне удалось с ними поговорить, и я убедилась, что в Дарфилире никто ничего против меня по-прежнему не имеет. И что король Орбальд не разгневан до предела. Сперва, едва я выскочила из зала, он был растерян, как и остальные. Затем опомнился и послал ко мне людей. Они сообщили, что я ускакала у них на глазах. Он встревожился и велел догнать меня. А когда погоня меня упустила, гневался не столько на меня, сколько на воинов. И тут же велел Риндмару и Виртинду взять свежих коней и спешить к королю Зерана. Снаряжаясь в путь, они слышали, как король Орбальд рассылает людей и в другие места. Король Клестард предложил свою помощь, но Орбальд отказался. И тогда Клестард позвал к себе злоязычного Марринда и приказал тому убираться с глаз долой. Прочие же, и синкредельцы, и дарфилирцы, бормотали что напрасно так разошлись, и что надо будет попросить у гриулари прощения. Я поблагодарила их за новости и рассказала обо всем, что видела и слышала у Харта и в той окрестности. Они обещали, что все в точности передадут Орбальду.
  И вот у поворота дороги мы расстались с возвращающимися гонцами. Они поскакали на север, а мы глядели им вслед и махали руками, пока они не скрылись. Затем двинулись на запад, к морю. В тот день Айлм спел мне свою новую песню:
  Не сметь и мечтать, но однажды решиться.
  До самого солнца взлетевшая птица
  Покой мой смутила: попробуй и ты;
  Есть высь, где теряется страх высоты.
  И вот я взлетел. И почти что вслепую
  Весь в золоте чистом плыву и ликую.
  И гордо мой голос над миром звенит,
  Но мне не видны те, кто смотрят в зенит.
  И знаю, что сам я не виден им тоже.
  Но мысли пустые мне сердце не гложут.
  Ведь лишь для того, чтоб себя показать,
  Не стоит и вряд ли возможно дерзать.
  И что со мной станет. Смогу ль приземлиться?
  Придет ли на помощь та дивная птица?
  Неважно. И пусть, доживут до седин
  Друзья, не узнав, что я с солнцем един.
  Я ответила на эту песню своей, тоже сочиненной по-раунгийски, и тоже явившейся в эти дни:
  Долго плыла я меж двух берегов,
  Справа и слева я слышала зов.
  Голос за голосом несся мне в след,
  Я же гребла и ни слова в ответ.
  Вдруг островок показался, и вновь
  Слышится голос. В нем грусть и любовь.
  Лодка сама повернула туда,
  Где на песок набегала вода.
  Замерли весла в усталых руках,
  Сердце покинул насмешливый страх.
  Ноги босые, забыв круговерть,
  Снова ступили на теплую твердь.
  Нежная зелень коснулась лица,
  Ты мне сказал: "Мы вдвоем до конца.
  Как нас с тобой ни морочила мгла,
  Все же друг к другу судьба привела".
  - По-моему, - произнес Айлм, - Король И был прав, когда предлагал тебе подумать об участии в состязаниях в Ирао с раунгийскими оутэ.
  - Нет, это все-таки слишком, - отмахнулась я.
  - Почему же? Ты еще не готова, но вполне можешь подготовиться. Оправдана ли жизнь без новых свершений? Ты, конечно, боишься, и страх этот не пустой. Я и сам боялся, когда шел туда впервые. Еще как. Хотя я-то по рождению раунг, и с детства все мои стихи были только на языке раунгов. Думаю, раз уж тебе дано столь редкое, пусть встречавшееся в былые времена умение, как слагать стихи на новом для тебя языке, ты просто обязана себя проверить. В любом случае, неудачников уже много лет как не предают смерти. Я же тебе рассказывал. Дерзай.
  Я вздохнула и улыбнулась. Что же, если сейчас для нас все обернется благополучно, можно будет и впрямь со временем дерзнуть, дабы отблагодарить судьбу.
  В доме на Варприксе нас очень удобно разместили, и все были к нам внимательны, но никто не задавал ненужных вопросов. Мы много времени проводили с королем, но, если хотели, могли надолго остаться одни. Вскоре почти одновременно к королю Гриндвиру явились король Дарфилира Орбальд и посланцы короля раунгов И. Как и было условлено, мы с Айлмом старались никому не показываться на глаза, пока не позовут. И вот, наконец, нас ввели в зал, где расположились хозяин и его высокие гости. Мы приветствовали их всех как ни в чем ни бывало. И тогда заговорил король Орбальд.
  - Моя приемная дочь, я сожалею о том, что случилось. Как это часто бывает, воины, мои и короля Клестарда, выпили лишнего и забыли меру в речах. Я понимаю твою обиду, и все же прошу тебя одуматься и вернуться по доброй воле. А тот, кто хоть раз вспомнит о тебе и Улгвире, не обрадуется. И все пойдет по-прежнему.
  - Но все не может пойти по-прежнему. Скоролупа разбита, и цыпленок убежал. И вот-вот взлетит на своих неокрепших крылышках. Он уже не может вернуться в яйцо.
  - Даже когда цыплята вырастают и начинают всюду совать свои клювики, они не очень-то склонны покидать птичий двор, - заметил Орбальд. - И не особо горазды летать, хотя у них есть крылья. Мало того, любая птица, даже та, что улетает от родного гнезда на всю зиму, весной возвращается на прежнее место, хотя некому заставить ее это сделать. А ты королевская гриулари, и не можешь бросить службу, пока жив тот, кому ты служишь.
  - И все-таки это произошло. Я больше не гриулари короля Дарфилира, я жена Айлма Гибаорена, гриулара покойного короля Дау и нынешнего короля И из Дома Ласточки в Раунгаре.
  - Когда и где вы заключили брак? - Спокойно спросил король Орбальд.
  - Мы его пока не заключили, но скоро исправим это упущение, - вмешался Айлм.
  - Я разговариваю не с тобой, - осадил его Орбальд. И обратился к раунгам. - Как положено вступать в брак с чужеземкой по вашим обычаям, чтобы он был признан?
  Ему ответил Ойр, старший из трех раунгов, невозмутимо и отрешенно сидевших рядом среди изнывающих от любопытства гуайхов.
  - По нашим обычаям, мужчина, выбравший себе невесту-чужеземку, может, не спрашивая ее родных, привезти ее к своим родным и добиться их разрешения. Тогда глава его семьи совершит обряд, и брак будет считаться законным. Но они вовсе не обязательно согласятся, и никогда нельзя угадать, каким будет решение. То же касается и повелителя, которому может служить жених. Если жених на службе, тем более на королевской, то господин и только господин решает, быть ли браку законным и неоспоримым. Что касается непосредственно оутэ Айлма и его избранницы, то наш король И с радостью соединит их. И для Эррен с Кальма нет опасности оказаться в сомнительном положении. Ей удалось снискать в Раунгаре такую известность и приязнь, каких никогда не удостаивался никто из гуайхов. Да еще и сам король может выдать ее замуж как вдову своего славного деда.
  - Как вдову? - Поразился Орбальд. - Но ведь она была ему только наложницей.
  Раунги осуждающе переглянулись, и Ойр не без резкости уточнил:
  - Аэниэль не наложница. Это, скорее, самая младшая из жен, если сравнивать. Ушедший король дал ей самое почетное звание, какое мог, большего не дозволял обычай. Теперь она считается вдовой, и в Раунгаре будет признан лишь тот ее брак, который устроят для нее Дети Ласточки.
  - У нас вдова сама собой распоряжается, - заметил Орбальд и вопросительно поглядел на короля Гриндвира. Тот кивнул, ибо так было и в Зеране. - Скажи мне, Ойр, а если бы она вступила в брак по моей воле с моим подданным, Дети Ласточки считали бы ее одинокой?
  - Да. Конечно. А теперь ты скажи, король Орбальд, для тебя твоя приемная дочь не вдова, а девушка?
  - Это так, - подтвердил Орбальд не без лукавой улыбки. - Она дожила до двадцати трех с половиной лет, ни разу не вступив в брак по обычаям Пяти Королевств.
  - И поэтому ты считаешь себя вправе распоряжаться ее рукой?
  - Безусловно. Дело осложняется тем, что она Большая Гриулари. А Большие Гриулары не могут не брать себе много воли. Правда, они чаще бывают мужчинами. Если же такая судьба выпадет женщине, то, боюсь, никто не знает, что и сказать. Жизнь тех складывается особенно странно. И мне не известно ничего о браке хотя бы одной из немногих Больших Гриулари, которые остались в преданиях. Я надеялся, что кто-нибудь из моих людей добьется ее благосклонности, ведь те, кто мне служит, не из последних. Вышло иначе. Она остановила свой выбор на Айлме. Это чистое безумие, но может, еще пройдет время и удастся ее отговорить. Итак, раунги, воля вашего короля вступает в противоречие с моей?
  - Да, вступает, - ответил Ойр. - Король еще не высказался окончательно, но ясно дал понять, что предпочел бы. И мы трое хотели бы просить тебя, король Орбальд, дозволить им двоим продолжить путешествие и заключить брак в Лоэ по обычаям Раунгара. А затем признать этот брак в Дарфилире. Так будет лучше для всех.
  - Я не могу лишиться моей гриулари, - твердо произнес король Орбальд.
  - А мы не можем отступить от своих обычаев, - возразил Ойр.
  - Моя гриулари должна вернуться к моему двору.
  - Это невозможно.
  Король Орбальд резко поднялся.
  - Хорошо. Тогда я поступлю по-своему, не считаясь ни с раунгами ни с кем-либо еще. - Он направился ко мне и, протянув руку, коснулся моего плеча. Айлм мгновенно схватил эту руку, чтобы убрать. Раунги повскакивали с места. Начали вскакивать и другие: дарфилирцы и зеранцы. Поднялся дикий шум. Кто-то схватил меня и оттащил в сторону. Я потеряла из виду Айлма. Король Орбальд, стоя посреди зала, отталкивал от себя двух зеранцев. Кое-кто начал выхватывать оружие. И тут шум перекрыл мощный удар в щит и гневный голос короля Гриндвира:
  - Тихо! Все по местам.
  Ему повиновался даже Орбальд. Когда все расселись, красные и шумно дышащие, я, наконец, увидела Айлма. Он подошел, безмятежно улыбаясь, и прижал меня к себе спереди и чуть слева. Король Гриндвир стоял впереди своего места, подняв над головой большой парадный щит, украшавший стену над его сиденьем.
  - Король Орбальд, - произнес он, опуская щит и опираясь на него, - я ценю тебя как доброго соседа. Но ты здесь не дома. Гостю не следует оскорблять хозяина и подвергать испытанию даже самый прочный мир, такой, как с тобой у меня. Я понимаю причины твоего гнева, я знаю о твоих правах, я не сомневаюсь, что королевскому гриулару не должно самовольно покидать службу, а приемной дочери брать мужа против воли приемного отца. Но я не хотел бы оказаться неблагодарным по отношению к Эррен Кальминти и ее раунгу. И предпочел бы не задевать честь Дома Ласточки или кого-то еще в Раунгаре. А главное, любой неверный шаг ставит под удар честь Зерана, который вверен мне не просто как наследство отцов, а по выбору моих подданных. В других Четырех Королевствах тоже известны выборы короля, но только у нас в Зеране, напомню это еще раз, выбирают не из одного рода, а из нескольких. И это предполагает особую ответственность. Меня предпочли не только моим родным. И если я докажу свою способность править мудро, это на дальнейших выборах даст больше возможностей моему роду. И я пользуюсь своим правом хозяина, чтобы сказать вам всем: сегодня мы ничего не решим, наши умы слишком разгорячены. Давайте отложим принятие решения и все как следует подумаем.
  Никто не возражал, и все тут же разошлись. Король Орбальд благоразумно не искал со мной встречи. Зеранцы, дарфилирцы и трое раунгов за считанные минуты начали превосходно ладить друг с другом и ходили там да сям вперемешку, непринужденно беседуя. Мы с Айлмом ушли вдвоем к морю. За нами порой наблюдали издали, но никто не подходил к нам. Ужин в тот вечер прошел мирно и весело, и пели все кому не лень, и по-раунгийски, и по-нашему. Я тоже, конечно, спела, подтвердив свою добрую гриуларскую славу. На другой день все опять было спокойно. И вот началось новое совещание у короля Гриндвира. Нас с Айлмом опять вызвали лишь после того, как прошло уже порядочно. Когда мы явились, король Орбальд опять попросил меня оставить мысль о браке с Айлмом и вернуться. А после моего отказа снова начались долгие обсуждения брачных обычаев разных племен и особенностей положения стихотворцев на службе у разных вождей и правителей. Только на этот раз удалось удержаться подальше от опасной черты. И все встали с мест недовольные, но сравнительно спокойные. Так продолжалось несколько дней. Мы с Айлмом, конечно, старались отвлечься, но не очень-то получалось. Чаще всего мы задавали друг другу условия для сочинения стихов: о чем, как и на каком языке. Но стихи выходили нестоящие, их нельзя было назвать чем-то большим, чем упражнениями.
  Между тем все кругом зазеленело, и в небе прогремели первые грозы, а землю напоили короткие, но щедрые ливни. И вот как-то в теплый и солнечный день мы с Айлмом снова вступили в королевский зал, полный народу. Король Гриндвир приветливо улыбнулся нам и произнес:
  - Нам удалось достичь согласия. Говори, король Орбальд.
  Тот поднялся и сказал:
  - Мы решили, что брак Эррен дочери Тинда, гриулари Орбальда, короля Дарфилира, и Айлма Гибаорена, оутэ короля Раунгара И, возможен на определенных условиях. Оба, и Эррен и Айлм, должны оставаться на службе, каждый у своего короля. Каждый год король Дарфилира будет отпускать Эррен в Раунгар не менее, чем на три месяца, а король Раунгара будет отпускать Айлма в Дарфилир не менее, чем на три месяца. Любые самовольные отлучки для того и для другой по-прежнему запрещены. Дети от их брака будут воспитываться в Раунгаре у родных Айлма, но к ним будет разрешен доступ не только матери, но и любому из ее друзей или родных из Пяти Королевств. Приданое за Эррен даст, как приемный отец, король Орбальд. Родные обоих будут извещены о заключении брака, но не могут запретить его, так как брак устраивают короли, которым служат жених и невеста, тем более, что невеста еще и приемная дочь через море своему королю Орбальду. Для признания этого союза окончательно скрепленным потребуется два брачных обряда. Один состоится в Лариге в доме короля Орбальда, как только там соберутся жених, невеста и доверенный человек короля И из Дома Ласточки. Желательно также присутствие Бауннского Тарда, правителя Журавлиных Островов и старшего из родни Эррен и Хоанда Гибаорен-уэма, старшего в роду жениха, если им удастся добраться в Лариг. То будет обряд по законам Дарфилира. Второй обряд совершится в скором времени после первого в Лоэ в Доме Ласточке и пройдет по законам Раунгара. Там жениха и невесту соединит король И. После этого никому в Дарфилире или Раунгаре не будет дозволено оспаривать законность брака, который, как все мы надеемся, поможет укрепить добрые отношения наших двух стран.
  Я ошалело посмотрела на Айлма. У него был не менее растерянный вид, чем, наверное, у меня. Мы и не подозревали, что все это можно так повернуть и придать этому такое значение. Не очень-то нам улыбалось по полгода жить врозь, но на лучшее вряд ли приходилось надеяться. Отвергнуть такое предложение означало бы поднять мятеж и поставить себя вне закона в обоих королевствах. Нам только и остается, что принять все условия.
  - Айлм и Эррен, вы согласны с тем, что вам предложено? - Спросил король Гриндвир. Мы повернулись к нему. Он благожелательно улыбался. Затем мы взглянули на Орбальда. Он был холоден и отрешен. Зеранцы и дарфилирцы с нетерпением ждали нашего ответа. Трое раунгов погрузились в задумчивость, особенно глубокую у Ойра.
  - Почему вы молчите? - Спросил король Орбальд. - Вы согласны?
  Мы поняли, что просить время на размышление неразумно. Заикнись мы об этом, и Орбальд объявит нас неблагодарными и откажется ото всех уступок.
  - Я согласна, - сказала я.
  - И я согласен, - подтвердил Айлм. Мы снова переглянулись, и я добавила:
  - Вот только можем ли мы двое ехать в Дарфилир в уверенности, что король Орбальд нас не обманывает, и действительно совершит обряд, а не разлучит нас, воспользовавшись своей властью?
  - Когда это я тебя обманывал, Эррен? - Возмутился король Орбальд.
  - Раньше не обманывал, - подтвердила я. - А теперь можешь и обмануть. Разве нельзя совершить первый обряд здесь, в Зеране?
  - Или мы едем в Дарфилир, или свадьба не состоится, - жестко произнес Орбальд.
  - Прости, король Орбальд, но дело у нас столь необычное, что мы вправе сомневаться в твоей искренности, - сказал Айлм.
  - Хочешь жениться на ней, приезжай в Лариг, - отрезал Орбальд. - Или забудь ее.
  - Король Орбальд, - вмешался король Гриндвир, - их опасения вполне понятны. Не согласишься ли ты, чтобы я поручился за тебя перед ними и тоже поехал на свадьбу?
  - Поручился? - Орбальд в безмерном удивлении посмотрел на Гриндвира. - С каких это пор король должен ручаться за другого короля перед теми, чей долг повиноваться?
  - А разве браки между стихотворцами, состоящими на службе у двух разных властителей, заключаются так часто, чтобы молодые полностью доверились тебе? - Спросил вместо ответа король Гриндвир. - Мы признательны тебе за все твои уступки, король Орбальд, уступи нам еще и в этом, ведь мое поручительство не может тебя затруднить.
  Король Орбальд с минуту размышлял, затем произнес: "Да будет так". Тогда король Гриндвир произнес свое поручительство, и мы выразили согласие на поездку в Дарфилир, нам предстояло выступить в путь через два дня. И тут же все собравшиеся под предводительством короля Гриндвира стали весело и шумно праздновать помолвку.
  8.
  В намеченный день и час мы выехали из Золотого Порога на Варприксе и поскакали на север в Дарфилир. Мы с Айлмом старались держаться поближе к королю Гриндвиру, который бодро уверял нас, что теперь опасаться нечего. Весть о необычном решении широко разнеслась вокруг. То и дело на дорогу выходили люди, чтобы взглянуть на нас. Некоторые из них растерянно молчали или тревожно перешептывались, но большинство приветствовало нас и выкрикивало добрые пожелания. А то и подносило подарки. При случае я спрашивала о вестях из окрестностей Дома Глухонемого. Но никаких новых вестей оттуда не было, и я не знала, радоваться этому или тревожиться. Когда же я пыталась узнать, что думает тот или иной собеседник о Глухонемом, люди только разводили руками. Может, колдун, а может и нет, может, человек, а может и нет, никто здесь его не видел, никто не знает, жизнь покажет, правы его обвинители или нет. С королем Орбальдом я, конечно, тоже поговорила о Харте. На первом привале. Он сказал, что не забыл об этом деле, в вину Харта, разумеется не верит и будет ждать вестей о решении местного суда. И все же я беспокоилась. Айлм тоже.
  Мы въехали в Дарфилир приморской дорогой. И первый дарфилирский ночлег ждал нас в доме Урба, родича покойного Барвира, самого молодого из участников похищения Вириайн. Домашние Урба, конечно, знали, что к ним едут высокие гости, и, более того, получили через вестника предупреждение, что к королю Орбальду присоединится король Гриндвир со своими сопровождающими. И все же они никак не могли успеть подготовиться принять такое обилие народу. Неудивительно, что после короткой торжественной встречи поднялась суета. Требовалось спешно решить, кто останется ночевать в усадьбе хозяев, а кого приютят их соседи. Пока приезжие и местные бегали и гомонили, мы с Айлмом, поручив наших коней кому-то из здешних слуг, сидели во дворе под навесом, вышучивая все, что видели, словно это нас не касалось. И вот, отстраняя с дороги бегущих кто-то решительно направился к нам. Это был мой двоюродный дядя, Бауннский Тард, весь взъерошенный с безумными глазами.
  - Двоюродная племянница, ну наконец-то. - Сказал он, походя под навес. Я встала ему навстречу:
  - Здравствуй, дядя Тард.
  Дядя Тард с опаской поглядел на Айлма.
  - Это он и есть?
  - Да. Это Айлм Гибаорен, мой жених.
  - Жених. - Дядя мрачно вздохнул и провел рукой по лбу. - Чего угодно я от тебя ожидал, Эррен, но это уже слишком. Даже для тебя.
  - Но почему дядя?
  - А ты что, не понимаешь? - Дядя повернул голову в сторону моего друга, улыбчивого и невозмтимого. - Так ты и есть Айлм Всепроникающий?
  - Да. Это я. - Ответил тот, поднимаясь. - А ты Тард с острова Баунн?
  - Да, я Тард сын Мара. И прихожусь Эррен двоюродным дядей. Так вот ты какой, Айлм. - Дядя насторожено оглядел его. - Скажи мне честно, ты человек?
  - Человек, - Айлм улыбнулся и развел руками.
  - А в волшебстве силен?
  - Ну, это как сказать.
  - Понятно, - Тард опять вздохнул. - И часто твой король тайно посылал тебя к нам на север?
  - Случалось. Но на этот раз я приехал открыто. И по своему делу. - И Айлм указал на меня.
  - Знаю. - Тард подобрался и опытался казаться спокойнее. - Не стану скрывать, что выбор моей племянницы мне не по нраву. Будь то еще просто чужеземец, просто раунг... Но Айлм Всепроникающий, это тот, каждый шаг которого непредсказуем, в каждом слове которого опасность. Это все равно, что выйти замуж за ветер.
  - А с тобой твоей жене и близким легко и просто, Тард сын Мара? - Спросил Айлм.
  - Не всегда легко и просто, но я такой же, как все. Веду хозяйство, правлю островами, ращу детей...
  - Ввязался в смуту, - вставила я. - А за много лет до того сидел на скале с хорошенькой юной Ринси, найденышем с разбитого корабля.
  - Это другое дело, - разозлился Тард. - Ринси была просто найденыш неведомого происхождения. А я молодой дурак. И потом, из нее вышла прекрасная хозяйка и мать. А что за муж выйдет из этого чуда лесного? - Он указал на улыбающегося Айлма. - Что до смуты, да, было, я поддался на посулы Хлима...
  - Или он на твои, - усмехнулась я.
  - Не перебивай. Люди всякое могут болтать. Но, впрочем, неважно, кто кого подначивал. Важно, что я вовремя понял свою ошибку и стал служить королю Орбальду. Верой и правдой.
  - И не прогадал.
  - Конечно. Хлим был упрямец, за что и поплатился. А ведь мог бы и ныне жить в богатстве и почете, если бы покорился королю. Но довольно об этом. Как я уже сказал, мне твой выбор не нравится, и будь в моей власти запретить такой брак, он бы не состоялся. Но раз уж власти над собственной племянницей у меня нет, да еще и в дело вмешались короли... Да, не один король, короли, кто бы мог подумать... Что же, мне только и остается, что пожелать вам счастья.
  Мы поблагодарили его, и тогда он предложил мне прогуляться с ним и послушать, что нового на островах. Я согласилась. Оставив Айлма под навесом, мы с дядей Тардом прошли через двор и двинулись по тропинке лугом. На лугу паслись кони, их только что вывели. Солнце недавно зашло, и над лесом еще не догорел закат. Над помолодевшей землей плыли весенние сумерки. Дядя Тард обстоятельно рассказывал сперва о моих домашних на дворе Старого Марулга, затем о жизни в своем бауннском доме, и дальше о самых разных моих родных и знакомых по всем Журавлиным островам. В основном, дела у всех шли благополучно, и в жизни островитян происходили лишь вполне ожидаемые мелкие перемены: кто-то скончался, кто-то вступил в брак, у кого-то в семье новорожденный, кто-то с кем-то поссорился, но тут же поладил вновь, кто-то кому-то продал теленка. Но я жадно слушала и представляла себе, как это они там живут без меня.
  Новости почти иссякли, когда вдруг я услышала, что сзади к нам приближаются всадники. Я обернулась.
  - Это мы, - сказал голос Линвида. Он тут же двинулся дальше вперед и остановился, поравнявшись с нами. Следом за ним подъехал Риндмар, ведя свободного коня в поводу. Сзади осталось еще пятеро. - Эррен, надеюсь, ты уже достаточно наговорилась с дядей, - с холодной вежливостью заметил Линвид. - Прощайся с ним и поехали. - Он указал на свободого коня. Это был не Гром, а какой-то незнакомый скакун, гладко окрашенный и посветлее Грома. Наверное, рыжий.
  - Куда поехали? - Не поняла я.
  - Увидишь. - Склонившись с седла, Линвид взял меня за плечи и подтолкнул к коню.
  - В чем дело? Объясни. - Потребовала я.
  - Приказ короля. - Сухо поизнес он. - Садись.
  - Я никуда не еду. - Я повернулась и сделала шаг в сторону. Тут дядя Тард остановил меня за руку и тихо сказал:
  - Племянница, не спорь. Так нужно.
  Я вскинула голову в направлении двора и крикнула: "Айлм!". Дядя Тард тут же закрыл мне рот ладонью и принялся уговаривать. Затем они вдвоем с Линвидом подняли меня и усадили в седло. Линвид предупредил:
  - Чуть что не так, мы тебя свяжем. У меня приказ.
  Линвид и Риндмар на своих конях стояли вплотную по обе стороны от моего. Остальные рассеялись вокруг. Дядя Тард, отступив, сказал из мрака:
  - Прости, племянница, но так будет лучше. Я уверен.
  И мы поскакали вперед, оставив его в одиночестве. Быстро промчавшись через луг, а затем краем поля, мы свернули. Теперь дорога шла через лес, почти все время в гору, и всадники ехали по ней по двое, так что мы с Линвидом оказались посередине. Отряд несколько раз поворачивал. То и дело во мраке мелькали огоньки чьих-то жилищ. Встречных не попадалось. Теперь мы не летели во всю прыть, а ехали ровным и скорым шагом. Линвид посмотрел на меня и сказал:
  - Король против этой свадьбы. Ему пришлось сделать вид, будто он согласен. Но здесь, в своих владениях, он решил действовать по-своему. Не бойся за Айлма. Его просто вышлют из страны и запретят когда-либо здесь появляться.
  - А куда мы едем?
  - В Лариг. Мне велено охранять тебя. Король просил передать, что сожалеет, что ему пришлось идти на хитрость. И что не станет навязывать тебе мужа из дарфилирцев, пока ты сама не согласищься. Я по-прежнему не против на тебе жениться, но готов ждать. Крингрис, моя первая жена, шлет тебе привет и будет рада видть тебя на Лестрандовой Протоке, когда бы мы там ни объявились, женатые или нет. Все будет хорошо. Ничего не случилось.
  - Как это не случилось? А поручительство Гриндвира Зеранского?
  - А, это? Гриндвир, конечно, будет недоволен. Возможна даже нешуточная ссора между королями. Но Орбальд согласился на такое пойти. Он надеется со временем восстановить мир. А сейчас Гриндвир, скорее всего, просто уедет к себе в гневе и скорби.
  - А раунги?
  - Их вышлют, как и Айлма. Они, конечно, могут пробраться назад. Но тогда им не поздоровится. Эррен, ты сама понимаешь, как бы ты ни любила Раунгар, но мы не можем позволить, чтобы странные и небезобидные чужие люди шастали по нашим землям, где и как хотят и во все совали свой нос. Такого ни один король в своей стране не потерпит.
  - Да. Конечно. Но лучше было не препятствоать нашему браку.
  - Король принял решение. - Отрезал Линвид. - Давай поговорим о чем-нибудь другом.
  Но разговор о другом не заладился. Мы умолкли, глядя каждый под копыта своего коня, и мало-помалу я задремала в седле.
  Глубокой ночью мы прибыли куда-то, где для нас поспешно приготовили постели. Я была такая сонная, что не могла сама ни спешиться, ни куда-либо пройти, и какие-то вполголоса переговаривавшиеся люди носили и водили меня, пока я, наконец не оказалась под одеялом и не уснула по-настоящему.
  И вдруг кончики чьих-то пальцев коснулись моего лба. Я резко пробудилась. И тут же знакомый голос прошептал: "Тссс". Подавив желание вскрикнуть, я приподнялась, глядя на стоящего рядом Айлма, смутно различимого во мгле, лукавого и невозмутимого.
  - Я за тобой, - шепнул он. - Встань и оденься как можно тише.
  В помещении, где меня устроили, спало еще несколько женщин. Ни одна из них не пошевелилась, пока я, сидя на постели, натягивала на себя одежду, а затем, держа в руках башмаки, на цыпочках в одних чулках двигалась за Айлмом к двери. Снаружи ее, привалившись к стене, мощно храпел часовой. Айлм указал в сторону конюшни. Она была скрыта другими строениями. Огибая их, мы побежали туда. Уже начинало светать, но времени до восхода солнца было предостаточно. Конюшня тоже охранялась, но и здешний часовой спал. Мы прошли внутрь мимо него. Айлм помог мне оседлать коня, и принялся возиться с остальными. Приглядевшись, я поняла, что он связывает им хвосты. Попарно. Кто близ кого стоит.
  - Тебе помочь? - Шепнула я.
  - Не стоит. У меня свой узел. Ты такого еще не знаешь. Выводи отсюда своего и жди за воротами.
  Я без труда нашла дорогу к воротам и не наделаал ненужного шума. Конь тоже вел себя разумного, хотя это был и не Гром. За воротами мы увидели еще одного оседланного коня, не иначе как того, на котором приехал Айлм. Он без опаски подпустил нас к себе и позволил мне осмотреть себя и даже погладить. Да, это действительно был конь Айлма. А вскоре и сам его владелец выскользнул в ворота, прикрыл их за собой и подбежал к коню. Мы вскочили верхом и Айлм прошептал: "Вперед". Кони взяли с места, и дорога замелькала под копытами. Немного погодя, Айлм выпрямился в седле и рассмеялся.
  - Удалось! Надо же удалось! А теперь скорее к морю.
  Он превосходно знал все здешние дороги. Мы мчались как ветер, почти не замедляя скачку на нечастых поворотах, и увидели впереди море, когда за спиной у нас алела заря. Воздух был свежим и чистым. Волны приветливо и мерно плескались. Мы съехали по тропе вниз к узкой песчаной полосе, на которой вверх днищем сушились лодки. Еще несколько лодок покачивалось на воде и причала шагах в двустах к югу от нас.
  - Жаль, моя лодчонка не здесь, - заметил Айлм,, направивишсь туда. - Но раз уж так, сойдет любая из этих. Не люблю воровать, но что поделаешь.
  - Ты уже украл нечто большее, чем рыбачья лодка, - напомнила я.
  - Это верно. - И он поцеловал меня с седла. Поравнявшись с причалом, мы спешились.
  - Прощайте, друзья, - сказал Айлм, гладя коней по шее. - Не скучайте без нас. - И, закинув за спину свои пожитки, повернулся и зашагал краем причала, всматриваясь в лодки. Обернувшись, я увидела, как кони бродят по песку, следя за нами умными глазами.
  - Эррен, - позвал меня Айлм. - Думаю, эта подойдет.
  Я подбежала к нему и как следует осмотрела выбранную лодку.
  - Пожалуй.
  - Садись.
  Мы забрались внутрь, Айлм бросил свою сумку на дно и стал выбирать якорь. Я между тем изучила весла. Они были в полном порядке. Ветер был не попутный, и парус мы не поставили. Весел оказалось две пары, и мы решили, что будем грести вместе около часу, а затем определимся, как друг друга сменять. Мы отошли от берега так, чтобы он был только-только виден вдали и направили лодку на юг. Ветер меж тем стал крепнуть. Затем менять направление. Затем порывы его стали резкими и совершенно непредсказуемыми. Волны выросли. По их хребтам пошла сердитая рябь, они помутнели, как и небо над ними. Заморосил дождь.
  - Плохо дело, - сказал Айлм, озабоченно всматриваясь на запад, прочь от берега. - Но попробуем уйти как можно дальше на юг, пока море позволяет.
  И мы налегли на весла. Вскоре волны принялись хлестать через борт. Мне пришлось бросить весла и взять черпак. Мы оба промокли до нитки. Затем нас закрутило и заболтало. Где берег и в какой стороне юг теперь, боюсь, не сказал бы никто. Айлм был спокоен, хотя, конечно, хмур. Он то брался за весла, то перехватывал у меня черпак, и тогда грести принималась я. Буря усиливалась.
  - Молодец. - Сказал Айлм, в очередной раз принимая у меня весла. - Сразу видно, на острове росла. Похоже, не пропадем.
  - Не пропадем. - Отозвалась я.
  Мы не замечали, как убывают наши силы, пока внезапно впереди вдруг не обозначился совсем близкий берег.
  - Мы спасены. - Сказал Айлм. - Туда. Еще немного. Поднатужимся.
  У нас ныли плечи и темнело в глазах, и мы едва слышали голоса друг друга. Но все же нам удалось довести лодку до места, где она со скрипом коснулась дна. Вытащить ее на берег мы были бы просто не в состоянии. Поэтому мы перевалились через борт и зашагали вброд в холодной и сердитой воде, поддерживая друг друга под руку. Сумка Айлма била по спине то его, то меня. Мы вышли на берег, отряхнулись и повалились лицом вниз. Несколько минут оба мы молчали и не шевелились, приходя в себя. Затем Айлм зашуршал песком и сел.
  - Ты можешь подняться? - Спросил он.
  Я поднялась с его помощью. Буря продолжалась, и вряд ли могла прекратиться скоро. А времени у нас не было. Мы огляделись. Из пелены дождя послышалось ржание. Айлм настороженно замер, приложив палец к губам. Вслушался. Ржание повторилось. По мокрому песку, приближаясь, стучали копыта. И вот смутно обозначились два коня. Оседланные, но без всадников.
  - По-моему, это наши, - сказал Айлм.
  - Верно.
  Кони подбежали, и теперь стало ясно, что это точно они. Мы обрадовались и кинулись их обнимать. Но почти сразу же Айлм опомнился и сказал:
  - Садимся и немедленно едем. Они пришли оттуда. Значит, там север. Ну да, вот оно, море, на западе... Нам нужно прочь от моря, на юго-восток. Поедем лесом... Ничего, выберемся, обидно, конечно, что столько времени пропало зря. Ведь мы сейчас где-то неподалеку оттуда, откуда отчаливали. - Вгляделся, уже устроившись в седле. - Ну да. Вон тот причал, вон те камни. Надо же, невезение какое. Ты готова? Вперед!
  Кони, далеко не такие усталые, как мы, понесли нас под дождем к ближайшему лесу. Вскоре он обступил нас со всех сторон. Здесь, конечно, тоже лило, но меньше. Правда, здорово плескало, если случайно заденешь ветку. Через час дождь мало-помалу стал стихать. Небо по-прежнему оставалось хмурым, но приятный теплый ветерок помогал нам сохнуть. Айлм всматривался вперед и уверенно, как всегда, выбирал дорогу. Эта часть страны была довольно населенной, и раза три-четыре нам поистине чудом удалось избежать встреч с людьми, и все же нас никто не увидел. Стало еще теплее, и сквозь пелену туч проглянуло солнце. Судя по его положению, дело шло к полудню. Айлм огляделся и сказал:
  - Коням надо отдохнуть.
  Мы спешились и свели коней с тропы. И, отодвигая с дороги мокрые, проливающие воду ветви, шагали по хлюпающему мху, пока тропа не скрылась из виду. Затем, взбежав по пологому склону, Айлм махнул мне рукой и крикнул: "Сюда". Там оказалась прогалинка. Крохотная, такую и полянкой не назовешь, но все же на нее падало солнце. Мы расседлали коней и пустили пастись, а седла поставили под самые солнечные лучи.
  - Как твоя одежда? - Спросил Айлм.
  - Почти высохла. - Ответила я.
  - Моя тоже почти. Знаешь что, давай-ка развесим ее на ветках, чтобы высохла и прогрелась как следует. Ведь не замерзнем, а?
  Я хмыкнула и пожала плечами, а он в один ми скинул все, что на нем было, и принялся разбирать. Тогда я сняла плащ, расправила его, держа в руках и повесила на подходящую ветку. Затем без спешки стянула и пристроила одно, другое, третье.
  - Ну что ты там возишься? - Громко произнес Айлм за самой моей спиной. И тут же опоясал меня крепкой рукой. - Я без тебя соскучился. - Мигом поднял меня и понес к седлам.
  - Ты легко нашел меня? - Спросила я, когда он опустил меня на седло.
  - Легче легкого, - ответил он, склонив свое улыбающееся лицо к моему и опрокидывая меня в траву. -Линвид и его гуайхи оставили такой след, что даже ночь не помешала по нему идти. Да и разве это ночь? - Он усмехнулся и взъерошил мои волосы. - Но сначала надо было удрать от людей Орбальда. Когда твой дядя тебя увел, я сидел себе под навесом, ничего не подозревая, и ждал. И вдруг меня обступили воины, а твой король встал передо мной и сказал: "Айлм Всепроникающий, я никогда не соглашусь на эту свадьбу, и Эррен ты больше не увидишь. Сейчас мои люди проводят тебя до границы с Зераном. И если ты еще раз проберешься после этого в мою страну, простишься с жизнью". Я спросил, где ты. Он не ответил. Ничего он мне не сказал и ни о посланцах Дома Ласточки, ни о Гриндвире Зеранском. Его люди подвели меня к моему коню, усадили, и мы поехали. Гуайхи были поразительно неразговорчивы. Но обмануть их бдительность мне удалось довольно скоро. Я сшиб с коня одного, когда мы расставвались, надеюсь, он не сильно пострадал. Ну, а потом я поехал за тобой. Ты ведь знала, что так будет?
  - Знала.
  - Вот и хорошо. Я тебя не оставлю. Теперь мы всегда будем вместе. - И его губы слились с моими.
  9.
  Мы проснулись в какой-то странной и недоброй тишине. И не успели толком понять, что неладно, когда несколько рук вцепилось в Айлма и рвануло его прочь от меня. Я вскинула голову и, убирая волосы с лица левой рукой, правой оперлась и села. Прямо передо мной стоял Линвид. Четверо из его людей навалились на Айлма, так что мне его было почти не видно. Еще трое держали на поводках здоровенных, превосходно обученных охотничьих псов раунгийской породы. Псы сидели неподвижно и угрожающе смотрели на меня налитыми кровью глазами. Еще несколько воинов двигалось за деревьями.
  - Не делай резких движений, - предупредил меня Линвид. - Рассердишь собак.
  - Если твои люди не удержат их, нечего было брать, - съявзила я.
  - Удержат. Я предупреждаю на всякий случай. Вставай. Пошли.
  Я огляделась, ища одежду. Ее нигде не было. Коней тоже. Я подняла оба седла, и, конечно, не увидела под ними ничего, кроме примятой травы.
  - Возьми. - Сказал Линвид и, когда я обернулась, бросил мне мою нижнюю рубашку. Я поймала ее и натянула. Затем спросила:
  - А остальное?
  Линвид молча покачал головой.
  - Я так не пойду. - Сказала я. - Дай хотя бы пояс.
  Он пожал плечами и переглянулся со своими людьми. Двое из них подошли и взяли седла. Из тех четверых, что возились с Айлмом, двое отступили, а двое подняли его, нагого и связанного ремнями, и понесли через лес к тропе. Я рванулась следом, но тут же один из двоих с седлами удержал меня за плечо. Собаки зарычали. Линвид сказал:
  - Я предупреждал. Осторожней.
  - Верни мне мою одежду, - потребовала я.
  - Не положено. Сама знаешь. - Он отвернулся и пошел прочь. Тут я вспомнила. По древнему обычаю многих местностей в Пяти Королевствах, если застают вдвоем мужчину и женщину, которым близость запрещена, надлежит схватить их и доставить на суд в том виде, в каком они застигнуты. И то, что Линвид дал мне рубашку, уже было недопустимой снисходительностью и нарушением правил. Я вздохнула и плавным шагом пошла меж воинами вниз по лесистому склону. Айлма несли впереди. За ним шли двое с нашими конями. Дальше Линвид. Дальше окружавшие меня трое с собаками, и замыкали те, что несли на головах седла. Я с детства привыкла бегать босиком, и ни разу не споткнулась здесь, в лесу, и не напоролась на коварный сучок. На тропе нас ждало еще несколько лошадей. Я всмотрелась в них. Хвосты целы. Впрочем, среди них не было ни одной из оставленных в конюшне в миг нашего бегства.
  - Откуда у вас кони? - Спросила я.
  - Соседи помогли. - Спокойно отозвался Линвид. - Тех мы не распутали. Мучаются, бедняги. - И он осуждающе посмотрел на Айлма, который, вытянувшись в руках двоих носильщиков, безмятежно любовался расчистившимся небом. Как только двое замыкавших подошли и оседлали наших с Айлмом коней, носильщики уложили Айлма на его седло и стали привязывать головой к хвосту. Его лицо запрокинулось, и он лучисто улыбнулся мне, словно все было в полном порядке.
  - Садись. - Велел мне Линвид. Я подошла к своему коню и, переглянувшись с Айлмом, стала забираться задом наперед. - Не дури. - Заметил Линвид. - Я разрешаю тебе сесть как следует.
  Я сделала вид, будто не слышу.
  - Эррен! - Крикнул Линвид.
  - Оставь ее. - Усмехнулся Риндмар. - Она не оценит твоей любезности. Любовная блажь из самой разумной женщины делает бешеную кобылу.
  Линвид, ничего не говоря больше ни ему ни мне, оглядел отряд.
  - Все готовы? Тогда обратно. Во весь опор.
  И мы поскакали. Собаки бежали рядом с конями тех, кто их вел. Мне вскоре сделалось неловко, и я боялась свалиться, но пересаживаться было бы глупо. Хуже всего, что, скача задом наперед, я не видела Айлма. А видела только замыкающих с суровыми бесстрастными лицами. Я попыталась вспомнить, что нас ждет. Способы расправы с нарушителями брачных запретов были свои в каждой местности. Но чаще всего их полагалось топить. Где было болото, в болоте, где подходящие река или озеро, в них, где море в море. Но всегда вдвоем, всегда, привязав к шесту так, чтобы соприкасались, но не видели друг друга, всегда, медленно погружая, а если где-то были заметные морские приливы, то оставляли привязанными в месте, которое заливает. Нас, скорее всего, повезут к морю. А судить будут там, откуда мы сбежали. Орбальд уже там? Если и нет, то, конечно, ему все известно. И судить нас будет он.
  Мы скакали теперь по проезжей дороге и замедлили ход на перекрестке. Послышался новый стук копыт откуда-то со стороны. Линвид окликнул подъезжающих. Ему ответил голос короля Орбальда. Оба отряда остановились. Держась обеими руками за седло, я вывернула шею и увидела короля. Он спешился и подошел к Линвиду.
  - Я вижу, оба здесь. - Сказал он, не глядя по сторонам.
  - Да. Нам удалось их выследить. Хар опасался, что дождь собьет собак с толку, но нам повезло. - Он достал из-за пазухи кожаный мешочек. Мой. И как я его не хватилась. - Вот это она обронила уже после дождя. А мы подобрали.
  - И ты не заметил, что твоя подружка теряет вещи? - Усмехнулся Орбальд, бросив взгляд на Айлма. Тот не шелохнулся. - Что же, и самый хитрый зверь однажды попадается. Можешь считать нас тупицами и недотепами, которым просто повезло. Если это тебя утешит. - Затем спросил у Линвида. - А как там ваши кони?
  - До нашего отъезда никак. Вряд ли кто без нас справился. Но уж тот, кто их связал, наверное, развяжет. - Линвид тоже покосился на Айлма, нагого, распростертого на коне и загадочно-отрешенного. - Поехали скорее.
  И скачка возобновилась. Во время ее Орбальд очутился рядом со мной и, схватив меня за плечи, попытался пересадить. Я не далась. Но тогда ему помог воин, подъехавший с другой стороны. А затем до конца пути мне было не до того, чтобы перевернуться. И я вознаградила себя тем, что не отрываясь смотрела на Айлма.
  Мы доехали, когда уже начинало смеркаться. Еще издали до нас донеслось тревожное и печальное дружное ржание.
  - Ты слышишь? - Сердито спросил Линвид, обернувшись на Айлма. - Сейчас запустим тебя в конюшню, и будешь развязывать. Попробуй только отказаться.
  Айлм улыбнулся неведомо кому. Перед нами распахнулись ворота, и мы въехали во двор. Там собрались все, кто оставался ждать возвращения охотников. Несколько из встречающих бросились к Орбальду и Линвиду и, схватившись за их поводья, загалдели наперебой.
  - Тихо! - Крикнул король Орбальд. И люди умолкли, лишь из конюшни устало жаловались связанные хвостами кони. Вновь прибывшие немедленно спешились. Орбальд подошел к Айлму. Те самые двое, что несли его лесом, сняли его с коня и стали развязывать.
  - Ты понял? - Спросил Айлма Орбальд. - Сейчас пойдешь туда и все исправишь.
  - Я согласен. - Ответил Айлм. - Но на моих условиях.
  - На твоих условиях? - Еле сдерживая гнев произнес король. - Ты никак совсем обнаглел.
  Айлм негромко вздохнул, глядя вдаль. Король приказал:
  - Ведите его.
  И воины потащили голого раунга к конюшне. Двери конюшни распахнулись. Туда вошли воины с Айлмом, король Орбальд и еще четверо. Остальные остались снаружи. Меня Линвид и Риндмар остановили в дверях. Воины подвели Айлма к ближайшей паре коней. Отпустили его руки и взяли за ноги. Он не шевелился. Король Орбальд грозно спросил:
  - Ну?
  - Я сказал: на моих условиях, - ответил Айлм.
  - Распутывай, упрямец. Не то пожалеешь.
  - А мне терять нечего, король Орбальд. Думаешь, я не знаю, какой приговор нас ждет?
  - Приговор никогда не известен заранее. На то и суд, чтобы решать. Учитывая все обстоятельства.
  - И ты готов смягчить нам приговор, если я развяжу мои узлы?
  - Это не имеет отношения к делу.
  - Но, если так, я не согласен.
  Один из воинов ударил Айлма. Тот согнулся пополам, но не вскрикнул. Другой занес над Айлмом ремень.
  - Прекратить! - Велел Орбальд. Воины повиновались и теперь просто крепко держали рануга за ноги. - Айлм Всепроникающий, - сказал король спокойно и четко, - ты можешь держать зло на меня, на Линвида, на всех нас. Но в чем провинились кони? Им-то за что мучаться?
  - А вы прекратите их мучения сами. - Ответил оутэ. - Не можете развязать, обрежьте.
  - И как долго наши кони будут ходить с куцыми хвостами? - Спросил Орбальд. - Как долго мы не сможем ездить на них? И насколько дольше все кому не лень будут над нами насмехаться.
  - Ничего не поделаешь. - Точно наставник, сказал ему Айлм.
  - Айлм, это невозможно.
  - Тогда выслушай мои условия.
  - Говори, - разрешил, наконец, король.
  - Дай мне слово, - потребовал Айлм, - что как только будет развязан последний узел, нас с Эррен немедленно отпустят вдвоем и позволят беспрепятственно покинуть Дарфилир.
  - Ты требуешь слишком многого. - Сказал король Орбальд.
  - А что было бы не слишком много? - Спросил Айлм.
  - Я готов помиловать вас, - ответил король, - вернуть вам все, что у вас забрали, и ее оставить при себе, не попрекая впредь за бегство с тобой, а тебя отправить в другую часть страны и держать под охраной, не чиня обид, пока мы с королем И не договоримся о выкупе. На большее не рассчитывай.
  - Так не пойдет. - Сказал Айлм.
  - Ты хочешь, чтобы я сделал по-твоему? - Король нахмурился. - Не дождешься. Скорее уж, я соглашусь обрубить коням хвосты. И тогда не взыщи. Ни тебе, ни ей пощады не будет.
  - И ты на такое пойдешь? - Усомнился Айлм.
  - Пойду. У тебя мало времени. - Он оглядел воинов. - Решай.
  - Еще раз повтори свои условия, - попросил раунг. Орбальд повторил. Тогда раунг потребовал:
  - Немедленно вели вернуть ей одежду.
  Орбальд хлопнул в ладоши. Меня потянули за локоть. Я покинула порог конюшни. Один из людей Линвида тут же принес мои вещи и бросил на скамью у дверей. Я начала одеваться. На помощь мне пришла какая-то женщина из здешних, и я не стала от нее отмахиваться. Вскоре я вернулась на порог. Айлм поглядел на меня, кивнул и сказал королю:
  - Хорошо, я согласен.
  - Даю слово помиловать вас и просто разлучить, - произнес Орбальд. И Айлм повернулся к коням.
  Все, затаив дыхание следили, как он, что-то ласково нашептывая животным, распутывает хитрый узел. Освободив первую пару, он погладил коней по крупам и перешел к следующей. Орбальд поглядел мимо меня и дал кому-то знак. Обогнув нас с Линвидом, вошел слуга с одеждой Айлма. Следом за ним другой. Он нес крепкие оковы, совсем новенькие. Почуяв движение, Айлм небрежно скользнул взглядом через плечо и тут же вернулся к своей работе. Все ждали. Но вот последняя пара была распутана, и Айлм выпрямился, встав лицом к Орбальду.
  - Можеш одеться. - Сказал король.
  Айлм принялся одеваться нарочито медленно и тщательно, не удостаивая вниманием застывших рядом слуг с оковами. Как только он затянул пояс, слуги бросились на него и в один миг защелкнули на его запястьях и лодыжках четыре тяжелых железных кольца. Раунг усмехнулся и встряхнул светлыми волосами. Я устремилась к нему, но Линвид с Риндмаром меня удержали.
  - Король Орбальд, дай мне с ним поговорить, - попросила я.
  - Не сейчас. - Сказал король. И посмотрел на Линвида. - Линвид, назначишь людей, которые будут сторожить его всю ночь. По двое. Там, где его запрут. Чтобы глаз не спускали. А утром выберешь тех, которые повезут его к тебе. Перед отъездом они с Эррен могут проститься. А сейчас идемте. - И все стали покидать конюшню. Риндмар прямо у ее порога передал меня женщинам, и те повели меня через темный двор. Сперва мы посетили отхожее место, затем они предложили мне умыться и привести себя в порядок.
  - Может, оденешься по-женски? - Спросила одна из них.
  - Нет. - Сказала я.
  Вторая пожала плечами и заметила, переглядываясь с первой:
  - И все у этих гриуларов не как у людей.
  Ужин давно ждал на столе, но возбужденный народ судачил во дворе и не спешил в освещенную онву. Я попыталась выспросить кого-нибудь из слуг, куда упрятали Айлма. Но ни от одного не добилась ответа. Тут в открытых дверях появился король.
  - Эй, поспешите! - Произнес он. - Не то я сяду ужинать без вас.
  И все, оборвав разговоры, потянлись к онве. Я вошла одной из первых, и тут же спросила Орбальда, где Айлм.
  - Вы увидитесь утром, - отчеканил он. - А до утра ни слова о раунгах.
  - Хорошо. Но скажи сначала, где остальные? Посланцы короля И. И где король Гриндвир со своими людьми?
  - Думаю, все они уже покинули Дарфилир. Я разделил их и выпроводил каждого по отдельности. Обошлось без лишнего шуму. Мне ничего другого не оставалось. Со временем ты поймешь.
  И направился к своему месту за столом. Вскоре расселись и все остальные. Мне совершенно не хотелось есть. Служанка, сидевшая рядом подносила к моему рту маленькие кусочки и с уговорами просовывала их меж моих губ. Но никому и в голову не пришло над этим смеяться. Вообще разговаривали мало. Посреди ужина послышался скрип ворот и копытный стук. Орбальд повернул голову к хозяину. Тот вышел. Среди голосов, раздавшихся во дворе, я легко узнала голос дяди Тарда. Король, по-видимому, тоже. Он ухмыльнулся и вновь принялся за еду. Вошел Тард, поклонился с порога и произнес:
  - Позволь приветствовать тебя, король Орбальд. Я приехал, чтобы узнать новости о... - Тут его взгляд уперся в меня, а рот распахнулся. Мой дядя оцепенел. Один из спутников хлопнул его по спине. Дядя снова закрыл рот, отдышался и заговорил. - Прошу прощения, мой король, я и думать не смел, что моя племянница прощена.
  - Да, это так. - Ответил король. - Ты как раз к ужину. Садись и поешь с нами. А потом тебе все расскажут.
  И хозяева устроили правителя островов за столом. Он с удовольствием набросился на еду. Его спутники тоже уплетали вовсю. Король Орбальд обратился ко мне:
  - Гриулари, полагаю, у тебя, несмотря на все, что случилось, нет причин отказываться спеть. Я готов выслушать что угодно. Даже черные гриулы.
  - Черных гриул не будет. - Уверила его я. И взялась за арфу. Перебрав в уме несколько своих песен, я остановилась на этой:
  
  Листва лесов
  Шелестит в след
  Спешащему всаднику
  Вполголоса шепчущему
  Слова бессвязные
  Губами усталыми
  Кто он? Откуда?
  Он не ответит,
  Ветвь отведет
  И вперед, в неведомое.
  Любопытство и гнев
  Любому голову
  Вскружат. И вскоре
  Вскачь устремятся
  Большие и малые,
  Была бы лошадь
  Или ушастый мул.
  Погоня отстанет.
  Погода испортится.
  Простынет след.
  По домам придется
  Податься праздным
  Искателям вскоре,
  Ни искры света
  Не добыто. Недаром
  На дубу им ворон
  Твердил: "Не к добру"
  Вернулись в обиде,
  Но верят, что выйдет
  Новая встреча.
  А те. кто упорней
  Прочих упрямцев,
  Навеки пропали.
  Но нет вам покоя,
  Безумцы готовы
  Забыть обо всем
  Ради забавы.
  Сменит отца
  Сын и в смятеньи
  Верхом унесется.
  - Хорошие стихи, но я что-то не пойму, о чем они, - заметил Орбальд.
  - Это одно раунгийское предание, - коротко пояснила я.
  - Темное и путаное, как все, что от них исходит. - Вздохнул король. - Может, расскажешь? - Но тут же встрепенулся. - Нет, не надо. Слушать их росказни все равно, что спешить за таким вот всадником, не знаешь, куда и заведет. Но дочего они околдовали тебя. Того гляди, и меня околдуют. А мы должны жить по-своему. И будем жить по-своему. Как гуайхи... Надо же, слово как прицепилось.
  У жителей Пяти Королевств не было единого названия, как-то не требовалось. Поэтому и прижилось в недавнее время раунгийское словечко "гуайхи". Глупо, конечно, называть себя чужим словом, да еще и озачающим "буяны", но о чем мы у себя на севере раньше думали? А теперь слово пришло и другого нет.
  После меня пели другие, но моя песня не из чьих мыслей не изгладилась, и людям Орбальда всю ночь снились сны, которые я навеяла.
  10.
  Утром Орбальд выполнил свое обещание и позвал меня проститься с Айлмом. В усадьбе еще только вставали. Я поспешила к воротам, полностью одетая точь в точь, как во время нашего бегства. Айлм сидел на своем коне с закованными в цепи руками и ногами, а его поводья держал один из пятерых стражей. Старшим из пятерых был Виртинд. Линвид, опершись рукой о верейный столб, давал ему наставления. Король вслушивался и одобрительно кивал. Увидев меня, он сделал знак подойти. Меня подпустили к самому коню Айлма.
  - Как ты? - Спросила я. - Они дали тебе выспаться?
  - Они меня не обижали. - Ответил он. - А ты выспалась?
  - Да.
  - По-моему, ты бледная. И глаза красные. Не тревожься, все будет хорошо.
  - Знаю.
  - Я люблю тебя.
  - А я тебя. И никогда не забуду.
  - Достаточно, - сказал Орбальд, потянув меня за руку. - Уезжайте.
  - Едем, - распорядился Виртинд, и слуга распахнул перед ними ворота.Плотно окружив Айлма: Виртинд впереди, двое по бокам, двое сзади, они выехали со двора, и ворота захлопнулись. Мы тоже покинули этот двор после завтрака. Но, конечно, люди Орбальда перед этим собрались не спеша, и поели как следует. А затем, простившись с хозяевами, поскакали за королем в сторону Ларига. Время от времени король, Линвид иил кто-то еще пытались меня разговорить. Но меня не тянуло на разговоры. Все они стали для меня чужими. Перед глазами у меня снова и снова вставало лицо Айлма. Он улыбался. Я знала, что он непременно вернется за мной. Хотя, возможно, нескоро.
  На другое утро к месту нашего нового ночлега прискакал во весь опор один из людей Виртинда. По его тревожному лицу Орбальд мигом догадался, какую он несет весть.
  - Говори, - велел он, едва всадник соскочил наземь. Тот упал на колени.
  - Король Орбальд, он сбежал. - И воин, совсем еще молоденький, достал из седельной сумы две железные цепи. - Это все, что осталось.
  Орбальд взял цепи и зачем-то тщательно осмотрел. Затем произнес чуть спокойней:
  -Встань с колен. И отряхнись. Хорошо. А теперь рассказывай.
  И тот начал:
  - Мы ехали без происшествий и бдительно следили за раунгом. Но вот на узкой дороге он принялся раскачиваться в седле и что-то напевать по своему. Мы требовали прекратить. Он пел все громче. Один из нас пригрозил, что изобьет его, Виртинд велел всем умолкнуть и спросил раунга, не согласен ли тот путешествовать с кляпом во рту. Раунг, ничего не ответив, продолжал петь. И едва ли не плясать в своих цепях. Лошадь тоже вдруг заплясала. Мы въехали под раскидистое дерево. Виртинд остановил коня, остановились и все мы. Я крепко держал повод раунга, его лошадь плясала на месте. Виртинд, спешившись, подбежал и протянул руку. Тут раунг как-то по-особому шевельнул руками и ногами, и обе цепи упали. Мы попытались схватить раунга, но лошадь так неистовствовала, что наши руки поймали лишь воздух. А раунг вспрыгнул ногами на седло, затем оттолкнулся от него пятками, взлетел вверх и ухватился за ветку. Качнулся на ней из стороны в сторону, поймал другой рукой ветку повыше и пропал в густой листве. Мы искали его, но без толку. И тогда Виртинд послал меня к тебе, король Орбальд, а сам с другими тремя остался искать.
  - А цепи ты для чего привез? - Удивился Орбальд.
  - А Виртинд сказал, что раз он их скинул, не имеет смысла заковывать его в них снова, если опять поймаем. Уж лучше просто связать. А чем, найдется.
  - Это верно. - Согласился король. - Как тебя зовут, воин?
  - Хартинд сын Хармара. - С поклоном ответил тот.
  - Я не сержусь на тебя, Хартинд сын Хармара. И Виртинда не за что упрекнуть. Раунги хитры и сведущи во всяком чародействе. Останешься при мне. Линвид, позаботься, чтобы весть о бегстве раунга разослали повсюду. Кто его схватит, получит награду. Но пусть непременно берут живым и, по возможности, не причиняя ущерба. Я своего решения не отменю, и верну его королю И за выкуп. А нам надо поспешить в Лариг. Эй, готовьтесь в дорогу, и побыстрей!
  Мы торопились, как могли, но все же пришлось, не доезжая до Ларига, устроить привал в лесу. А мне с самого утра лезли в голову черные гриулы против короля Орбальда. Я не хотела их ему говорить, как бы ни была велика обида, но они вертелись на языке и мешали. И нужно было от них избавиться. Так что, едва все стали расседлывать коней, я сказала Орбальду, что сочинила черные гриулы против своей воли, и что, дабы они не вырвались однажды и не причинили ему вреда, мне нужно уйти куда-нибудь в лес и выкрикнуть так, чтобы никто не услышал. Орбальд задумался и наконец сказал:
  - Хорошо. Тебя проводят. - И тут же отобрал четверых, которым велел идти со мной, куда выберу и, придя на место, заткнуть уши, но не спускать глаз. Я выбрала путь вдоль русла ручья, протекавшего близ стоянки. Ручей поворачивал, но не сильно петлял, и пройти меж камней вдоль берега было нетрудно. Два воина из четверых шло за мной по пятам, и два рядом, и все двигались ловко, молча и бесстрастно, словно тени. Вскоре впереди послышался шум: ручей вливался в поток побольше, спешивший к морю. Еще чуть погодя показалось место их слияния. Как раз то, что нужно. Окруженная деервьями крохотная лужайка, зеленым клинышком спускающаяся меж вод и украшенная обломком гранитной скалы. Дойдя до обломка, я дала воинам знак остановиться. Они встали цепочкой: один на берегу потока, другой у ручейка и двое между ними. Все четверо поднесли пальцы к ушам, сурово глядя сквозь меня. Я присела к ним спиной в самом конце клинышка и склонилась к воде большого потока, буйной и пенистой, приятно брызжущей в лицо. И громко, насколько хватало голоса, принялась нараспев произносить скверные гриулы. И одну за другой их словно и впрямь уносила вода. Они покидали меня, чтобы больше ко мне не вернуться. Уронив в воду последнее слово, я выпрямилась и вздохнула. Запрокинула голову, чтобы взглянуть на солнце, стоявшее высоко. И вдруг близ солнца в зелени средь ветвей что-то мелькнуло. И возникло улыбчивое лицо, полускрытой длинными и прямыми светлыми волосами. Встретившись со мной взглядом, Айлм подмигнул и приложил палец к губам. Я улыбнулась и, поправляя волосы. На миг прикрыла глаза. Затем повернулась к воинам. Они вынули пальцы из ушей. В тот же миг что-то просвистело в воздухе, и на воинов упала крепкая сеть. Двое, что были ближе к ручью, рухнули и забарахтались. Третий споткнулся, но сумел приземлиться за одно колено и взялся за сеть руками, разводя ее. Четвертый, вовремя отпрянув, свалился в большой поток. Айлм, истошно вопя, соскочил с дерева на плечи третьему воину, повалил его, а затем, спрыгнув на траву, дернул за шнур, стягивавший сеть. Я в один миг очутилась рядом. Он передал мне шнур, а сам налетел на воина, принявшегося выбираться из потока, вновь окунул его и, миг спустя, оглушил. Затем вернулся к сети и помог мне ее затягивать. И еще через несколько мгновений шепнул мне по-раунгийски: "Сойдет. Бежим". Мы метнулись к ближайшему дереву, он подсадил меня и помог взобраться по стволу с невероятной скоростью. Затем, не давая передохнуть, толкнул вдоль крепкой надежной ветки и перебросил на другое дерево. И мы понеслись с ветки на ветку, как тогда в Раунгаре. При этом Айлм выбирал путь так, чтобы не отдаляться от большого потока, вода все время ревела рядом и мелькала в разрывах молодых весенних крон. Наконец в удобной развилке рослого могучего дуба Айлм замер, прислушиваясь, и объявил:
  - Все. Отдыхаем.
  Я растянулась, приникнув спиной к ветви, плавно поднимавшейся вверх.
  - Откуда у тебя эта сеть? - Спросила я.
  - Земляки подбросили, - сообщил Айлм, блаженно зажмурившись.
  - Ты кого-то нашел?
  - А как же? Ойра и тех двоих доставили в Зеран, и они тут же оказались на свободе. Ну, и, конечно, поняли, что мне потребуется их помощь: запаслись немедленно самым необходимым, убедились, что я до Зерана не доехал, и пробрались обратно. Они здесь неподалеку. Эй!
  Листва соседнего дерева раздвинулась и показалась голова Ойра.
  - Привет, оуталь, - сказал он. - А ты молодец, Айлм. Отлично справился.
  - А ты еще не хотел меня одного пускать, - упрекнул его Айлм.
  - Я не сомневался в тебе, - ответил Ойр. - Но мало ли... Эй, как там кони?
  - Отлично. - Из зарослей возникли двое, державшие в поводу четырех коней, оседланных и готовых к дальнему пути.
  - Ну что же, - сказал Айлм, - можно спускаться, и...
  Но тут в лесу послышались шаги и голоса. Айлм замер с пальцем у губ. Ойр скрылся в листве, а двое с конями отступили в заросли. Шум приближался. Вскоре стало понятно, что идут человека два. И, скорее всего, местные жители.
  - И король боится, что она опять сбежит, - разобрала я слова одного.
  - Ну, еще бы, теперь ему надо за ней глядеть и глядеть... Но я не хотел бы, чтобы ее раунга убили.
  - Да, лучше было бы, если бы ее устерегли, и он вернулся бы домой один. И смирился...
  - Смирится такой, как же... - Они показались за деревьями, довольно далеко, не очень-то различимые, скорее, мелькающие.
  - Да, если раунг что себе вобьет в голову... Погоди, сосед, так далеко нашли лодку?
  - Шагах в двустах южнее места, где стояла. Почти неповрежденную. Ну, конечно, лодки, да и вообще берег теперь под присмотром. Я, хоть и живу далековато от большой воды, и то решил как-нибудь наведаться помочь сторожить. Теперь и мышь не проскочит.
  - Значит, лесом на юг пойдут.
  - Ну, понятно. Лесами они ловко пробираются. И все же, если смотреть в оба, может, и повезет. Спугнем раунгов, и то дело. А уж гриулари-то, если опять удерет, запросто вернем королю.
  - Да она у них научилась...
  - Ой, будет тебе... - И голоса затихли, удаляясь. Как только все успокоилось, Ойр и двое с конями показались вновь. Айлм подал Ойру знак спускаться, а сам обхватил меня за плечи, и мы тоже полезли вниз. И почти одновременно с Ойром подошли к коням. Айлм еще раз осмотрелся и прислушался и заметил:
  - Значит, к морю лучше не соваться. И вообще лучше двигаться на восток.
  - Да, - отозвался Ойр. - И поскорее.
  Айлм усадил меня на коня одного из своих спутников. Как я поняла, они собирались время от времени меня пересаживать, чтобы одному из коней не приходилось все время нести двоих. В седельных сумах и при себе у них было лишь самое необходимое. Вскочив на своего коня, Айлм еще раз прислушался, затем обернулся и, убедившись, что все в порядке, поскакал вперед. Остальные за ним. Промчавшись по траве меж стволами, росшими здесь не слишком густо, мы выбрались на тропу, по которой прошли недавно добрые соседи. И повернули по ней на юг, но при ближайшей возможности опять взяли на восток. В какой-то миг мы очутились на проезжей дороге. Тут всадник, с которым я ехала, поравнялся с другим, оба переглянулись, и руки одного подбросили меня в воздух, а руки другого тут же поймали. Айлм оглянулся и просиял, кивнул мне: мол, все хорошо, и опять вернулся к дороге. Наверное, час спустя меня опять перекинули. К Ойру. Вскоре мы опять оставили большую дорогу для дорожки поуже. И та через полчаса привела нас к речному берегу. Река протекала к северу от нас. Айлм замедлил бег своего коня и начал всматриваться.
  - Ищешь лодку? - Спросил Ойр.
  - Да. Хочу подняться с ней вверх по реке. А вы поскачете на юго-восток. Четыре коня, следы четырех копыт, как раньше. Они не заметят, что кое-что изменилось, и один конь без седока.
  - Может, и не заметят, - согласился Ойр. -Ты хочешь подняться вверх по реке? Вы идете на восток?
  - Да. Мы двинемся в Шингрис. Течение будет чем выше, тем сильнее. Так что рано или поздно придется идти пешком. Но главное оторваться и запутать след.
  - А пропавшая лодка? - Спросилеще один из раунгов.
  - Так ведь они решат, что мы спустились к морю, - усмехнулся Айлм. На воде следов не остается. А спрятать лодку, как мы ее покинем, я смогу без труда. Ту рыбачью скоролупку тоже следовало спрятать, но сил не было.
  - Да, тогда все скверно обернулось, - заметил Ойр. - И собаки. Я не подозревал, что у кого-то здесь могут быть такие превосходные раунгийские псы.
  - Зато теперь я буду осторожней. - Пообещал Айлм.
  - Будем надеяться, - вздохнул Ойр. И вдруг вгляделся вперед. - Смотри-ка, Айлм. Лодка.
  Вскоре я тоже ее увидела. Она стояла у нашего берега в заводи, заросшей камышами. Видимо, ее пригнало течением откуда-то сверху. Когда мы подъехали поближе, Айлм оставил коня и топкой низиной, раздвигая камыши, побежал к лодке, чтобы осмотреть. Мы пока оставались в седле. Айлм, стоя в воде по колено, склонился над лодкой.
  - Так, - послышался вскоре его голос. - Днище в порядке. Прочная. И весла есть. Правда, только два. - Он повернул голову. - Вот что, Ойр, сами с коней не сходите. Сейчас передашь мне Ноарль и наши пожитки. И следы тут с краю уберете на всякий случай. А затем уезжайте.
  - Хорошо, - сказал Ойр и обхватил меня покрепче, готовясь передавать. Айлм вернулся через камыши и остановился у края их зарослей. Ойр подвел коня поближе и поднял меня, склонившись с седла в сторону Айлма. Тот протянул руки и перехватил. Вскинул на плечо. Одной освободившейся рукой поймал свои пожитки. Сказал друзьям:
  - Ну, прощайте. Мы пошли.
  - Всего вам доброго, - отозвался Ойр. Двое других помохали руками и пробубнили: "До встречи". Но не уехали сразу а, наклонившись, стали изучать следы, которые требовалось уничтожить. Айлм повернулся и понес меня, спросив:
  - Тебе удобно?
  - Я бы предпочла идти своими ногами, но жаловаться не на что.
  - Согласен, что ты бы дошла. Но будет лучше, если до этой лодки ты доберешься, не ступив наземь. О, вот и все. - Он зашел в воду и тут же, пропев "Оп-ля", опустил меня в лодку. Забрался сам. Передал мне свою сумку и взял весла. И мы отчалили.
  Несколько взмахов весел, и мы покинули заводь. Полчаса спустя я сменила Айлма. Затем он меня. То на одном, то на другом берегу попадались дворы. Порой мелькали прохожие. А один раз мы увидели у самой воды старика с удочкой. Но он был слишком занят, и не поднял головы. Да и другие нас особенно не рассматривали. Мало ли кто плывет по реке, а накидки с капюшонами, которые мы надели в начале пути, ничем не отличались от тех, что здесь в ходу. Правда, в такую погоду их обычно сбрасывают, но любой, кто куда-то путешествует в лодке, может надеть такую загодя на всякий случай. Или просто не успеть снять. В одном месте Айлму удалось подобрать на берегу длинный шест, которым можно было отталкиваться от дна, и теперь там, где совсем мелко, шест сменял весла, вынужденные бездействовать, а там. где поглубже, но не слишком, работал с ними вместе. Так мы плыли до сумерек. А, как смерклось, вытащили лодку на берег и скрыли в кустах, забросав хворостом. Затем, отойдя от воды, выбрали местечко среди деревьев и развели костерок. Айлм принялся рыться в сумке.
  - На ужин и на весь завтрашний день у нас еды хватит, - объявил он. - А послезавтра придется где-нибудь чего-то купить. К счастью для нас, есть на что. Да и места пойдут глухие, где нас ни в чем не заподозрят. Но лучше, если разговаривать с хозяевами будешь ты.
  - Конечно, - сказала я.
  - И еще вот что. - Он разложил на чистой тряпице нашу нынешнюю долю съестного и, вытянув шею вслушался и, кажется, даже принюхался. - Похоже, здесь безопасно. Но для надежности нам, пожалуй, не стоит играть друг с другом, пока не выберемся из Дарфилира. Это я тогда сглупил. Никогда себе не прощу.
  - Но ведь все обошлось, и мы вместе, - успокоила его я. - Хотя, безусловно, ты прав, и давай пока воздержимся.
  И всю ночь мы невинно спали рядышком, точно брат с сестрой. А утром, когда мои глаза открылись, я первым делом прислушалась, все ли как надо, затем, приподняв голову огляделась, и удостоверившись, что мы никем не застигнуты, осторжно встала и пошла к реке умываться. Над рекой стоял негустой туман. Он разлился и по лужайке на том берегу, но верхушки деревьев над ним виднелись вполне отчетливо, деревья же, что росли дальше и выше по склону, ряд за рядом, чем ближе к ясному и светлому небу, тем больше были окутаны густой синевой. На нашем берегу отроги лесистых холмов подступали заметно ближе к воде, и лес, вернее, нижняя и ближняя его часть, казалась более редкой. Но это лишь потому, что сами мы были здесь. Из лесу не слышалось ничего, кроме обычных шорохов. Шагов Айлма я тоже не услышала. Он возник из-за куста так же внезапно, как всегда, когда об этом заботился.
  - Доброе утро, - сказал он. Подошел и тоже стал умываться. Мы засыпали землей и сучьями наше кострище, собрали свое имущество, постравшись не оставить ни одной мелочи, и выволокли из кустов лодку, на ходу очищая ее от хвороста. Айлм столкнул ее в воду,
  отвел подальше, затем махнул мне, я ступила в воду, подошла и мы сели.
  Весь тот день река по-прежнему оставалась широкой, лесистые кручи то подступали к самой воде, то расходились, на прибрежных лужайках щипали траву кони, овцы и коровы, в рощах рылись в подлеске здоровенные грозного вида свиньи. Женщины стирали на мостках, навстречу нам проплывали рыбаки, тянущие невод, кто-нибудь из прибрежных жителей выходил со двора через приречную заднюю калитку, а во вдорах стучали топоры, кудахтали куры, кто-то с кем-то ругался: шла обычная жизнь. И никаких признаков погони. И мы в своих капюшонах плыли среди этого многолюдья, точно невидимки.
  - Все очень просто, - сказал мне Айлм. - Когда идешь по дороге или скачешь по ней верхом, любому встречному видно, что ты издалека. А если кто плывет на лодке, как заметишь, что он не за поворотом в нее залез, чтобы наведаться куда-нибудь по соседству?
  Я не могла не восхититься здравым мыслом этого Неистового Раунга, Безумца из Безумцев.
  Мы шли вверх по реке весь тот день. Течение нарастало, но существенно это начало сказываться лишь часов с трех пополудни. Нам приходилось прилагать все больше усилий к тому, чтобы продвигаться вперед. И к сумеркам мы оба порядочно устали. Но не настолько, чтобы бросить лодку на видном месте, как тогда в бурю. Мы спрятали ее так же, как и вчера, и точно также мирно и невинно уснули под деревьями, накрывшись плащами.
  Утром, как встали, Айлм сразу напомнил мне о том, что нужны припасы, хотя я и сама помнила, и дал свой кошелек. У меня, правда, тоже кое-что имелось, но я взяла без спору. И подалась на ближайший двор. Он казался небогатым, но ухоженным. Как раз то, что надо. Я обошла его. Ворота, выходившие на дорогу, были открыты. Крепкая опрятно одетая женщина средних лет выгоняла скотину, ласково разговаривая с каждой коровой. Мальчишеский голосок посмеивася над ней из-за ограды. Я подошла и, пожелав доброго утра, спросила, нет ли съестного на продажу.
  - Найдется, - сказала женщина, - оглядев меня. - Ты откуда идешь?
  - От Побережья, - ответила я голосом молодого паренька.
  - И что там нового? - Спросила она.
  - Да все опять шумят из-за Кальмийской гриулари, - буркнул захожий парнишка.
  - О как? - Оживилась она. Крикнула. - Сынок, присмотри за коровами!
  Тот сурово ответил "Иду", подошел с важным видом и взял у женщины хворостину. Было ему лет семь.
  - Зайдем, - предложила мне женщина и повела через двор к кладовой. По дороге мы встретили двух мужчин: молодого и старого. Я поздоровалась с обоими и они, ответив мне, двинулись дальше по своим делам. Женщина отперла кладовую и стала показывать припасы и называть цену. Мы быстро договорились. Но пришлось задержаться и рассказать ей подробнее про гриулари и про ее раунга. Женщина поохала и сказала:
  - Поговорила бы я с тобой еще, да много дел. Ты прямо сейчас дальше пойдешь?
  - Ну да. День еще только начался.
  - Ну, счастливого тебе пути. - Женщина проводила меня до ворот и пустилась догонять маленькое стадо, которое мальчишка уже, наверное, довел до пастбища.
  По моему виду Айлм сразу понял, что все хорошо, никто ничего не заподозрил, а сделка вышла успешная. Осмотрев купленную снедь, он кинул ее в свою сумку и велел мне собираться. А сам закатал выше колена гуайхские штаны, которые теперь, в теплую пору, носил лишь для того, чтобы не привлекать внимания голыми икрами, и зашел в воду. Нагнулся. Погрузил руку по локоть. А пальцы второй запустил в волосы.
  - Я пытаюсь понять, сможем ли мы сегодня идти на лодке, - произнес он наконец.
  - Давай попробуем, - предложила я. - Сил за ночь прибавилось, а расстаться с ней мы еще успеем.
  - Пожалуй, - согласился он и вышел на берег. Мы шли вверх по реке часа два. Течение все усиливалось. И вот, миновав крутую излучину, мы добрались до места, где наша река сливалась из двух бурных и порожистых, прорезавших в холмах узкие теснины. Лодку завертело, и Айлм чуть не выронил весла. Я схватилась за шест, он не достал до дна. Но вот нас немного отнесло обратно, и шест уперся, торча из воды лишь на ширину ладони. Я крепко вцепилась в него обеими руками и, низко склонившись, навалилась грудью.
  - Отлично, удержи его. - Сказал Айлм и заработал веслами, разворачивая лодку. Затем, положив весла, перехватил у меня шест. Толкнулся, снова упер ближе к берегу. Шест показался из воды на ширину двух ладоней. Айлм облегченно вздохнул.
  - Справимся. Как только удастся, хватайся за ветку и тяни.
  Я кивнула. Через несколько мгновений я уже прыгала из лодки на крутой обрывистый берег. Затем, встав понадежней, придержала лодку за борт, давая Айлму возможность вылезти. Мы вытащили лодку и прислонили к стволу. Айлм огляделся, опираясь о шест и придерживая на плече дорожную сумку. Наконец сказал:
  - Туда. - И мы понесли лодку по облюбованной им тропинке. Она петляла по круче среди зарослей, и в конце концов привела нас на площадочку, где сбоку росли кусты и хватало прошлогодних листьев, чтобы укрыть нашу лодку от посторонних глаз. Убрав ее, мы уселись и позавтракали. Затем встали и двинулись дальше. Обнаружилось, что на самую вершину нет надобности подниматься, нашлась тропинка, которая вела в обход. А дальше начался удобный пологий спуск. Тропа сделалась шире, и на обочине ее показалась ограда с воротами. Не доходя до ограды, мы нырнули в заросли и обошли неведомо чье жилье. Опять выбрались на тропинку. Затем обогнули поляну, где паслись овцы. Новая тропинка вывела нас к реке. На всем ее протяжении река была бурной и пенистой.
  - Да уж. Здесь нам лодка и впрямь без надобности, - вздохнул Айлм, вглядываясь вверх по течению на юго-восток.
  11.
  В тот день мы едва побороли соблазн украсть пасшегося в одиночестве рыжего коня. Нам помогло не столько желание не скатываться до воровства, сколько благоразумие. По конскому следу нас запросто найдут, даже здесь в Дарфилире. Тем более, конь приметный. Около полудня мы переправились через ручей и шли то по дороге, то по глухим тропкам стараясь не терять из виду берег. Местность поднималась все выше и выше. Пусть не так круто, как в Раунгаре. На следующий день, осмелев, мы позволили подвезти себя какому-то доброму хозяину попутной повозки. Он выгодно продал где-то свой мед и возвращался домой на восток. Я сказала ему, что мы идем в Шингрис навестить родных. Он охотно объяснил нам, как двигаться дальше и ничего не заподозрил. Мы простились с добрым человеком у его ворот, отклонив приглашение в гости, но охотно приняв съестного в дорогу. От серебра он наотрез отказался. На следующий день нас опять подвозили. Теперь мы выдавали себя за шингрисийцев, возвращающихся домой после неудачного сватовства к дарфилирской невесте из знакомой семьи. Люди сочувствовали нам и подбадривали: мол, бывает, еще найдете девушку не хуже той. Вести о побеге Эррен и Айлма сюда еще не дошли. Мы принесли их первые. И, разумеется, говорили об этом как хотели, в том числе, давая слушателям понять, будто беглецы, конечно же, ускакали приморскими лесами на юг в Зеран с товарищами Айлма. Кальмийскую гриулари здесь любили, как везде, и знали ее песни. А раунгов побаивались. И лишь головой качали, узнав, как обернулось. Кстати, обе наши арфы, бывшие при нас, кое-кому попались на глаза, но это привело лишь к одной-двум невинным просьбам спеть. И мы не отказались, хотя, оговаривали, что мы так, не Большие Гриулары и не Настоящие Музыканты, а поем что можем и только чужое. И выдали в точности то, чего от нас ожидали. Нас вполне любезно выслушали и нашли для нас нехитрые добрые слова, а заодно и скромное вознаграждение. Сватовство как цель странствия на запад вполне сочеталось с наличием у нас арф и мерой наших умений. Мы начали убеждаться, что действительно сбили со следу погоню, но на всякий случай продолжали соблюдать воздержание. И вот в ясный полдень на грани весны и лета мы поднялись на каменистый длинный хребет, за которым местность опять начинала понижаться. Айлм посмотрел вниз и воскликнул:
  - Шингрис!
  - Да, мы в Шингрисе, - откликнулась я.
  - Ура! - Завопил он и запрыгал как мальчишка. - Теперь нам все можно! Теперь все можно. - Схватил меня на руки, поцеловал и закружил в воздухе.
  - Имей в виду, - предупредила я, - что погоня за беглецами, случается, заходит и в Шингрис. - Он замедлил кружение, придержал меня близ своей груди понадежней и грустно кивнул. Я добавила. - Надо, не задерживаясь, искать Винга Шингрисийца. Он не откажет нам в защите.
  Айлм вздохнул, поставил меня, сказал, что я права, и мы стали спускаться с гряды.
  Первый человек попался нам в получасе пути от границы. То был крупный пожилой мужчина в рубахе сурового полотна и потертых кожаных штанах. Он прохаживался по лесу с топором и помечал деревья на сруб. Мы поздоровались, и я спросила:
  - Мы в Шингрисе?
  - Да, это Шингрис, - ответил он гортанно и клекочуще. Он мог быть поистине неслыханного роду-племени, в Шингрисе кто только не живет, кто и откуда ни приходит. - А вы кто?
  - Путники из Дарфилира. А ты здешний?
  - Теперь здешний. Пять лет как здесь живу, язык знаю, - с гордостью ответил он. - Жену нашел. Вы беглецы или гости?
  - Пока беглецы, но , может, скоро будем гости. - Ответила я. - Ты нам не скажешь, как найти дом Винга Шингрисийца?
  - Винга? - Мужчина заулыбался. - О, кто не знает его дом? Вот смотрите. - Он привлек нас к себе и стал объяснять толково и кратко.
  Как мы и подозревали, до жилища Винга оказалось неблизко. Но в ближайшей усадьбе, куда мы заглянули купить съестного, нам предоставили проводника и коней, и мы до вечера ехали верхом. А на месте первого шингрисийского ночлега тоже нашлись кони. И к вечеру второго дня мы въезжали на двор прославленного Винга. Этот человек родился и вырос в Шингрисе и редко покидал свою полудикую страну. Его дед по отцу был синкредельцем, а бабушка из северных дикарей. Мать же происходила от переселенцев с востока, к которым, если верить слухам, примешались раунги и эрпиадийцы. С ранних лет Винг отличался исключительной понятливостью и умел улаживать любые ссоры. Хотя при случае мог и подраться, и был непременным заводилой у юных озорников, пока, женившись, не остепенился. В жены ему досталась редкая строптивица. Рассказы о ее крутом нраве достигали всех уголков Пяти Королевств, как и рассказы о мудрости Винга. Ее звали Марвирис, как мою мать, и люди называли ее Перечницей. Оттого что она любила делать все другим поперек. Винг каким-то образом умудрялся с ней уживаться, несмотря на частые ссоры. И любого, кто говорил о Марвирис худое слово, мгновенно обрывал. Болтали, что однажды, в самом начале их брака, Винг, вконец растерянный, забрел в лес и вдруг услышал крики о помощи. Подавшись на крики, он увидел волчью яму. А в яме сидел косматый и волосатый лесной дух, которого по-восточному зовут хрявви. Винг слышал много скверного о хрявви, но пожалел его и вытащил. Тот спросил своего спасителя, чем может его вознаградить. "Избавь меня от злой жены", - не долго думая попросил его Винг. Хрявви обогнал Винга, прибежал к нему на двор, схватил Марвирис в охапку и утащил. А на третий день явился к Вингу весь оборванный и жалкий и взмолился: "Добрый человек, забери свою жену обратно, никому от нее покою нет". А Винг все это время только и думал: как там моя бедная Марвирис, все же зря я с ней так поступил. Не вернуть ли? И с радостью забрал у хрявви Марвирис. Та, увидев мужа, вся просияла и бросилась ему на шею. И несколько дней вела себя тихо. Потом, правда, опять принялась за старое. Но Винг смирился и твердил с тех пор, что знать судьба ему жить с Марвирис, и чем дальше, тем ловчее отшучивался, когда она расходилась. Это и еще многое другое я рассказала Айлму, пока мы ехали через Шингрис. Он слушал живо и внимательно, но под конец все же заметил, что, пожалуй, люди кое-что и приплели. Я не могла не согласиться. У супругов худо-бедно наладилась семейная жизнь, и пошли дети. И соседи убеждались чем дальше, тем больше, что мало кто способен дать совет, полезнее тех, что дает Винг. И раз за разом все охотнее обращились к нему, и редко оставались недовольны. Со временем к Вингу стали яляться за помощью люди со всех уголков Шингриса. Нетрудно догадаться, что в стране, которую населяют разноплеменные и пришлые люди, едва ли не каждая семья следует своему обычаю, а правила, помогающие им всем как-то ужиться, складываются медленно и тяжело. Так что мудрость Винга оказалась великим благом для Шингриса. Оттого-то его и стали называть Винг Шингрисиец. Хотя обычно жители страны Шингрис называют себя по тем племенам из которых родом они сами или их предки. И шингрисийцы они только для нас, жителей иных земель, но не для себя. А Винг стал шингрисийцем для всех, ибо никто лучше его не мог служить благу Шингриса как единого целого. Одно время видные люди Шингриса предлагали Вингу стать королем. Но он ответил: "Мне это ни к чему. Я не желаю носить знаки власти и держать двор. Мне охота до последних дней вести мое хозяйство, а чужими делами заниматься лишь, когда попросят. Я понимаю, что у меня волею судьбы особое положение в этой стране. И если вам непременно нужно как-то его обозначить, зовите меня Верховным Судьей Страны Шингрис, а ни на что иное я не согласен". Так и решили. И вот теперь мы с Айлмом, как и другие беглецы, пусть не знали, что о нас думает Винг, но все же полагались на его мудрость и справедливость.
  С первого взгляда было ясно, кто из встречающих нас во дворе здешний хозяин. Он был лет пятидесяти, рослый и довольно полный, хотя, двигался легко. Вокруг его лысой макушки колыхались короткие, но пышные волнистые волосы цвета спелой ржи. Кудрявая бородка того же цвета казалась более жесткой. А глаза у него были голубые и по-детски простодушные. И носил он такую же голубую рубашку. Наш проводник соскочил с коня и, подбежав к хозяину объявил, что привез путников, у которых к нему дело. Мы между тем спешились и, передав коней слугам, не спеша приблизились, рассматривая прославленного Винга.
  - Добро пожаловать в мой дом, - сказал Винг. - Как мне вас называть?
  И впервые за дни нашего бегства прозвучали наши настоящие имена. Они не вызвали сильного удивления ни у кого. А сам Винг ухмыльнулся и задорно крикнул через плечо:
  - Марвирис! Эй, Марвирис!
  Все стали оборачиваться. С заднего двора решительным шагом вышла мрачная сухопарая женщина в подоткнутом платье и с вилами в руке.
  - Что тебе, Винг? - Спросила глубоким, точно колодезное эхо, голосом, не глядя ни на кого, кроме мужа.
  - Посмотри, кто к нам приехал. - Сказал ей тот. - Вот это Айлм, а это Эррен.
  - Что, в самом деле? А ну-ка... - Марвирис приблизилась и стала всматриваться в нас. Мы обнажили головы и позволили себя изучать. - Это вы? Это и впрямь вы? - Не без сомнения спросила она.
  - Это мы, - ответил Айлм.
  Марвирис покачала головой и вздохнула:
  - Вот уж не думала встретить. Вот уж не ведала, что доберетесь до нас. Но раз уж вы здесь, будьте гостями.
  - Ты проиграла, Марвирис, - лукаво произнес Винг у нее за спиной. И все рассмеялись. Марвирис резко повернулась и замахнулась на мужа вилами.
  - Ах ты, наглец! Ах ты, насмешник! Стыда у тебя нет!
  Винг схватился за вилы посреди рукояти, ловко отобрал их у жены и передал работнику. Марвирис стояла перед мужем прямая и растерянная.
  - Ну что, жена, - усмехнулся Винг, - ступай носить воду. Эй, вы слышите? - Обратился он к остальным. - Никому не помогать, как уговорились. Пусть одна наполнит обе бочки и большое корыто.
  Марвирис, что-то коротко буркнув, взяла протянутые ей ведра и зашагала прочь. Айлм засмеялся, глядя ей в след. Его смех заразил и меня.
  - Напрасно вы смеетесь над моей женой, дорогие гости, - с укором сказал Винг. - Вы немало слышали о ее пороках, но что вы знаете о ее достоинствах? Она верная жена, заботливая мать и несравненная работница. - Увидев наше смущение, он улыбнулся. - Сейчас вам покажут, где умыться, и прошу за стол.
  Ужин подавала старшая невестка, застенчивая круглолицая и румяная. Главным кушаньем была прекрасная рыба, выловленная в ближайшей речке, начиненная луком и запеченная в тесте, как принято у них на востоке. Похвалив стряпню, я стала рассказывать, какая рыба водится у нас и что мы из нее готовим.
  - Но такое кушанье у вас неизвестно? - Спросил Винг.
  - Нет. Такое я пробую впервые.
  - Что же, я рад, что тебе понравилось, гриулари. Мы в Шингрисе сильны тем, что любим перенимать умения из самых разных краев. Нам лишь дай о чем-то услышать. К такой рыбе мы уже пристрастились, но не прочь научиться и делать что-нибудь рыбное по-островному. Поучишь наших женщин, пока будете у нас. А сыр Старый Марулг до нас уже дошел. Хотя, может, мы что-то и упустили. Попробуй, гриулари, скажи, все ли так.
  Я взяла тонкий ломтик сыра и пожевала. Вкус отличался от моего, но ненамного.
  - Прекрасный сыр, - сказала я. - Надо же, теперь имя моего деда по матери знают все и повсюду. Хотя он не был ни гриуларом, ни разбойником, ни королем.
  - А как же. Подарить людям хороший сыр, заслуга не маленькая, - усмехнулся Винг. - И ты разумно поступила, что передала его людям. Но, конечно, и о главном твоем даре мы знаем и охотно тебя послушаем. И тебя, Айлм. Мы тут не боимся раунгийского колдовства, мы сами колдуны, иначе как бы жили в такой дикой стране?
  Все весело загалдели. Мы выпили за мастеров в любом ремесле, и я взялась за арфу.
  
  Пускай не прост
  Правильный выбор.
  И столько всего
  Ускользает. Но стоит
  Стремиться навстречу судьбе.
  Мы двое вдали
  От дома в неведомой
  Стране, не страшимся
  Мы справимся если
  Нам мудрый поможет.
  Троих королей
  Не мы коварно
  Стравили, поверь,
  Растворивший ворота,
  Смута мила им самим.
  Кто разрешит
  Спор. И разрушит
  Вражду, что как ржавчина
  Гложет отважных
  И одарит их радостью?
  
  - О, какой почет. - Сказал Винг, поворачиваясь и пряча лицо в сгибе локтя. Затем опять выпрямился и оглядел застолье.- Так ты считаешь, островитянка, что королям не под силу уладить дело, окажетесь вы в разлуке или вместе? И просишь Винга о большем, чем просто убежище?
  - Да, судья Винг, ты все верно понял, - ответила я.
  - Никогда еще не приходилось мне мирить королей, - признался Винг, - но раз и впрямь больше некому, попробую. А вдруг да удастся.
  - Да где тебе, муженек, - послышался в распахнутых дверях голос Мравирис, и сама она, утомленная и взмокшая, но не запыхавшаяся, вступила в онву.
  - Ты уже натаскала воды? - Спросил Винг.
  - Да. Всюду полно, - сказала хозяйка. - Хочешь пойди проверь.
  - Сейчас посмотрим. - Винг поманил нас с Айлмом, и мы втроем вышли. Да, действительно, две здоровенные бочки и корытище были полны доверху. Винг весело усмехнулся.
  - Да, лихо моя старушка справилась. Кстати, надо будет не забыть завтра же поправить мост через реку, не то пойдет через него моя Марвирис, топнет на кого-нибудь ногой и провалится. А плавать она не умеет. Я хотел ее научить, ни в какую. Ну что с нее возьмешь? Если утонет, придется нам взять багры и двинуться вверх по реке, возможно и неблизко.
  - Вверх по реке? - Переспросила я.
  - Да, вверх. Ты не ослышалась, Эррен. Жена у меня настолько привыкла все делать поперек другим, что и, утонув, поплывет против течения.
  Мы опять не удержались от смеха. А Винг вдруг стал важным и пригрозил нам пальцем.
  - Эй, гости, не потешайтесь над хозяйкой. Ее ведь зовут как твою мать, гриулари?
  - Да, моя мать тоже была Марвирис.
  - Ты хорошо ее помнишь?
  - Смутно.
  И мы вернулись в дом. Марвирис жадно уплетала ужин. Остальные весело судачили вокруг стола. Все тут же потребовали песни от Айлма. И он спел:
  Зимний сон деревьев, летняя гроза,
  Теплая улыбка, чистая слеза,
  Крошки на ладони, огонек вдали,
  Сушей мчатся кони, морем корабли.
  Жду я год за годом, а она молчит,
  Подкрадется кто-то, и ее умчит,
  Будет безутешна, станет громко звать,
  Но во тьме кромешной как ее искать?
  Знаю, что не вправе клясть судьбу свою,
  Встретив, не забуду, полюбив, спою.
  И, любовью полон, тронусь в новый путь
  По горам и долам, чтоб ее вернуть.
  И, хотя никто, кроме меня, не знал ни словечка по-раунгийски, песня тронула всех. И все догадались, о чем она. Это было понятно и по лицам, и по тишине, и по тому, что никто не попросил пересказать. Наконец, Винг опомнился и, поблагодарив Айлма, велел убирать со стола и стелить постели. Затем сказал:
  - Вы останетесь у меня сколько нужно. Скучать вам не придется, дел у нас немало, а если ваши недруги вступят в Шингрис, мне тут же дадут знать, и они до вас не дотянутся. Понравится им это или нет, а им придется говорить с людьми Шингриса как с равными, живущими на своей земле и умеющими ее защитить. Настанет час, и мысль о том, чтобы я посредничал в этом споре, покажется любому из королей не более нелепой, чем вам.
  12.
  Несколько дней спустя пришла весть, что Ойра и его товарищей схватили, настигнув их близ самой границы с Зераном, люди короля Орбальда. Убедившись, что их перехитрили, и нас двоих среди всадников нет, дарфилирцы стали требовать ответа, где мы, не скупясь на угрозы. Раунги упорно молчали. Тут Риндмар напомнил Линвиду, что следы копыт сперва приближались к реке, а затем вдруг от нее поворачивали, и в месте поворота, близ заводи, у самых тростников, земля выглядит так, как если бы всадники там зачем-то останавливались. Линвид отправил людей к реке. Те осмотрели место, затем стали расспрашивать встречных. Расспросы мало что дали, лодки никто с ближних дворов не хватился, необычных путников никто не видел. Но Линвид с Риндмаром все же решили, что двое беглецов пересели в лодку. И что вряд ли лодка направилась вниз по реке к морю, ведь там стерегли. Значит, вверх. И, скорее всего, беглецов следует искать в Шингрисе. Когда Линвид изложил свои догадки раунгам, те оять промолчали, но в глазах у них все же мелькнуло что-то такое, что Линвид понял: догадки верны. И, взяв с собой тридцать человек, неслыханное число для таких погонь, поскакал на восток. Следом за ним еще с десятью выехал сам король Орбальд. Они встретились у верховьев реки, где Линвид опять занялся расспросами. Его люди так и не смогли ничего узнать, и лодку нашу не отыскали, но твердо решили идти дальше, и скоро пересекут границу Шингриса.
  Выслушав все это, Винг Шингрисиец спросил, оглядев собравшихся:
  - Как там наши ополченцы? Готовы?
  - Готовы, - ответило несколько голосов.
  - Объявляйте сбор. Немедленно выступаем к границе. Приграничные жители выставили часовых?
  - Да, Винг, все, как ты наказывал, - отозвался один из вестников.
  - Вот и хорошо. Пусть наблюдают. Если Орбальд со своим отрядом появится раньше нас, окликнуть, вежливо расспросить и предложить подождать. Не послушает, уйти с его дороги, и пусть идет дальше, мы его встретим. За дело.
  И все стали проворно разбегаться. Разговор происходил на лужайке близ дома Винга, где пасся его скот. Винг оглядел животных, о чем-то коротко переговорил с мальчиком-пастушком и обратился к нам с Айлмом:
  - Вас я попрошу остаться в моем доме и никуда не выходить, пока сам не позову. Если что понадобится, спросите у Марвирис.
  Мы кивнули и пошли с ним вместе на двор. Он от самых ворот громко крикнул:
  - Эй, Марвирис! Я иду в поход! Помоги снарядиться!
  Та явилась, решительная и мрачная, как всегда, и сверкнула на мужа глазами:
  - Ах ты, старый пень! Да на кого ты меня оставляешь? А если не вернешься, что я делать буду?
  - Все, что тебе вздумается, ведь ты станешь полной госпожой,- дободушно ответил Винг. - А пока присмотри за нашими гостями. Поручаю тебе их безопасность.
  - Будь спокоен, никто их пальцем не тронет, - торжественно пообещала Марвирис, выпрямившись и просветлев. - Идем.
  Вскоре Винг, облаченный в кожаную броню с копьем в руке и щитом за спиной, вышел из дому и направился к воротам, где ждал оседланный конь, которого держал под уздцы бойкий подросток. За хозяином следовало еще несколько мужчин, снарядившихся кто как мог. Для троих из них вывели из стойла коней, остальным предстояло следовать за Вингом пешими. Подросток распахнул ворота, Винг поставил ногу в стремя. Тут Марвирис подошла к мужу и молча приникла к нему. Он обнял ее, похлопал по спине и что-то шепнул. Затем отпустил. Она выпрямилась и взяла у мужа копье, пока тот усаживался верхом. Затем тот опять принял его, сказал жене: "Ну, прощай" и махнул рукой своим спутникам. И все они один за другим покинули двор. Ворота закрылись.
  - Ну вот, всегда так, - вздохнула Марвирис, - он уедет, а я мучайся. Верховный Судья. Ладно. - Она оглядела нас. - Иным куда хуже мужья попадаются, мой-то хоть вот как славен среди людей. Первый человек в Шингрисе. Не всякого короля так слушают, как его. Но, пожалуй, он прав, что не хочет превращать наш Шингрис в королевство. И так проживем. Вы поняли? - Она сурово поглядела на нас. - За ворота ни шагу.
  Нам и самим не больно-то хотелось куда-то ходить. Начиналось лето, и вокруг было просто чудесно, но мы понимали, что ничто и никуда от нас не уйдет, если только не потеряем друг друга. Была вторая половина дня, и солнце щедро заливало двор. До границы отсюда было несколько часов пешего ходу. Мы с Айлмом перешли границу много севернее, поэтому так долго добирались до этго двора. Теперь же Винг с ополченцами должен был идти кратчайшим путем к ближнему участку границы и там узнать, как дела. Если отряд Орбальда подойдет к Шингрису на севере от него, по нашим следам, Винг двинется туда по приграничной дороге, проверяя заодно, как дела там. Не разминутся. Найдется кому вовремя сообщить, где кого искать.
  К вечеру того же дня в сопровождении одного из приграничных жителей приехали Ойр и его товарищи. Им удалось бежать от дарфилирцев, и они, зная теперь наверняка, где нас искать, направились к нам. За ужином все только и слушали, что рассказы Ойра, как они попались: по глупому, непростительно для раунгов, да что с ними было в плену, и главное, что они видели и слышали, и что им удалось узнать. Оказалось, что Клестард Синкредельский намерен поддержать Орбальда и явится чуть позднее с таким же отрядом. А Улгвир Ренунтирский, услыхав о событиях в Дарфилире, возмутился вероломством Орбальда и сказал, что от нашего с Айлмом союза не выйдет ничего, кроме блага всему Побережью. Его тоже следует ждать в Шингрисе, но, конечно, еще не очень скоро. А вот Гриндвир Зеранский прибудет быстро. Вестей же из Раунгара пока еще не пришло, но наверняка и оттуда кто-нибудь явится.
  - Ну и ну, - вздохнула Марвирис, наслушавших столь необычных вестей.- Выходит, к нам сюда соберутся все окрестные короли, кроме бельтианского. И как с ними справится мой Винг?
  - Главное, что все они меж собой несогласны, - заметил Айлм. - А это значит, что им всем нужен кто-то, к кому они станут взывать. И уж Винг-то своего не упустит и заставит их с собой считаться.
  - Ну посмотрим, - сказала Марвирис. - А вы все, пока такое творится, будьте добры считаться со мной. А не то случится с кем из вас беда, и что я Вингу скажу, как вернется?
  Мы пообещали ей вести себя хорошо.
  На другой день нам сообщили, что Винг, не встретив чужих на ближайшем к дому участке границы, пошел на север, и что в стране пока спокойно, но люди везде вооружились и несут стражу. У нас же стадо по-прежнему выходило пастись, и домочадцы Винга, если требовалось, покидали двор, но не в одиночку и с чем-нибудь, что могло бы послужить оружием. А женщин непременно сопровождал кто-нибудь из стариков, мальчишек или слуг. Дня через три прискакал вихрастый юнец и рассказал, что Орбальд и впрямь подступил к Шингрису там, где прошли мы с Айлмом, когда Вингу оставалось еще часа три пути до того места. Часовые, как им было указано, выразили недовольство, что пришел чужеземный король с войском, пусть небольшим, и прелложили подождать. Орбальд с презрением отказался, заявив, что в Шингрисе нет никакой законной власти, и он не обязан никого ни о чем спрашивать. Его люди попытались схватить часовых. Но те ускользнули. И тогда Орбальд прошел. Вскоре, доехав до чьего-то двора, он постучал в ворота и спросил, где их хваленый Винг. Ему охотно объяснили. Он решил идти Вингу навстречу. Но еще раньше его отряду повстречался отряд короля Гриндвира. Оба короля говорили между собой очень резко, но боя решили не затевать. И двинулись на юг порознь. Разумеется, получилось так, что Гриндвир шел впереди Орбальда, и теперь тому было не подступиться к Вингу, если зеранцы и шингриисийцы не согласятся, чтобы дарфилирцев пропустили. Встреча их вот-вот состоится, и чем окончится, трудно сказать.
  Чуть позже в тот же день явился посланец Винга и подтвердил, что встреча близится. А о самой встрече мы узнали на следующий день ближе к ужину. Винг и два короля, выехав каждый вперед своего отряда, беседовали очень долго, но ни до чего не договорились. И, расположившись тремя станами в пределах видимости друг друга, принялись отдыхать и думать, как быть дальше. Новый вестник сообщил о приходе короля Клестарда. Теперь у Орбальда оказалось достаточно сил для сражения. Ни Винг, ни Гриндвир драться не хотели, но готовы были дать отпор названным братьям. В конце концов сражение состоялось. Оно завершилось малыми потерями с обеих сторон и бегством названных братьев. В ходе преследования люди Винга и Гриндвира настигли короля Орбальда, опомнившегося и доблестно прикрывавшего отход. Тот немедленно повернулся к ним и, выпрямившись во всеь рост, попросил о мире. Винг с Гриндвиром остановили своих и даровали ему мир. Дарфилирцы и синкредельцы прекратили бегство и вернулись. Опять начались переговоры. Они шли несколько дней. И к нам каждый день приезжал вестник. Между тем явился король Улгвир. Он прискакал шингрисийскими землями. И, кроме вооруженных воинов, с ним прибыла королева Гирса, как всегда спокойная, гордая и украшенная янтарями. А отряд раунгов во главе с самим королем И был уже в Зеране. Тут-то, наконец, Орбальд и Клестард признали Винга не просто как человека, способного постоять за себя и свою страну, но как мудрого судью, который вправе решать королевское дело.
  - Ага, - сказала на это Марвирис, вся просияв. - Значит, теперь без моего мужа не могут обойтись не только у нас в Шингрисе, теперь и короли его готовы слушать. Мои родные знали что делали, когда выдавали меня за него!
  - И ты больше ничем не попрекнешь Винга? - Спросил Айлм.
  Марвирис, озадаченная, воззрилась на него.
  - Ну, не знаю. Там поглядим.
  И вот, наконец, Винг вызвал нас на место переговоров. Кроме нас с Айлмом и последнего гонца, туда выехали трое раунгов и двое шингрисийцев. Погода по-прежнему стояла ясная, но изнуряющей жары не было. Встречные желали нам удачи, предлагали угощение и сообщали все, что им известно. Так, всякие мелочи. Раунги уже вступили в Шингрис и скакали за нами следом в нескольких часах пути. Они передвигались очень быстро, и расстояние между нами сокращалось. И все же мы доехали до вингова становища еще до того, как сзади показался король И. Винг сам встретил нас и велел первым делом отдохнуть с дороги и привести себя в порядок. Нам предоставили палатку, одну из самых дальних, и принесли воды. Мы с Айлмом не спеша навели чистоту, переоделись, причем, я согласилась облачиться в женское платье, которое принесла для меня одна из окрестных жительниц. И даже позволила ей повесить мне на шею тяжелое ожерелье, хотя почувствовала в нем себя, как всегда, неловко. Но Айлм решительно сказал:
  - Потерпи. Сейчас надо, чтобы ты была самая красивая.
  - Но ведь я никогда не буду не только самая, а вообще сколько-нибудь красивая, - беспомощно произнесла я.
  - Будешь. - И он принялся меня целовать.
  Когда нас позвали из палатки, дело шло к вечеру. Кругом было тихо и прохладно, на траве лежали длинные косые тени. Солнце висело над каем пограничной гряды, спокойное и доброе. Два шингрисийских ополченца проводили нас на небольшое поле между становищами. Там расположились с самыми близкими из своих людей четыре короля и Винг Шингрисиец. Орбальд и Клестард сидели на бревне, положенном с северо-западного края места переговоров. С северо-востока сидели на таком же бревне король Улгвир и королева Гирса. С юго-запада король Гриндвир. И с юго-востока Винг и славнейшие из людей Шингриса. Все бревна для сиденья были покрыты звериными шкурами. У короля Гриндвира шкура оказалась та самая, медвежья, на которой я видела его в зеранском лесу. Ополченцы подвели нас к бревну Винга. Винг молча указал нам, где встать. Мы подчинились. И тогда Винг громко сказал, обращаясь ко всем:
  - Вот они. Взгляните на них как следует. Чем они друг другу не пара? Неужели и подумать можно о том, чтобы их разлучить?
  Сперва все молчали, глядя на нас. Затем король Орбальд сказал:
  - Такого еще никогда не было. И трудно представить себе последствия подобного брака.
  - Им назначено быть вместе самой судьбой, - ответил Винг. - И для нас лучше следовать велениям судьбы, не страшась последствий.
  - Но благо всех Пяти Королевств под угрозой, - не сдавался король Орбальд.
  - Благо всех Пяти Королевств вот-вот окажется под угрозой из-за твоей несговорчивости, король Орбальд. Король Гриндвир не простит тебе вероломства, ведь ты согласился на его ручательство, и ему придется смыть пятно со своей чести дарфилирской кровью. Раунги разгневаются и придут на помощь зеранцам. И пощады от них дарфилирцам не будет. И тем и другим легко удастся склонить к союзу ренунтирцев. У тебя и у короля Клестарда доблестные воины, но вам предстоит тяжелая война с сомнительным исходом. Я полагаю, что победителей в ней не окажется. А что до Айлма и Эррен, то если только оба они останутся живы, они все равно будут вместе. Подумай, король Орбальд, имеет ли смысл жертвовать столь многим ради цели, которой все равно не добиться?
  Король Орбальд хотел что-то ответить, но промолчал. Все прочие выжидающе глядели на него и тоже ничего не говорили. Гирса вдруг повернулась к Улгвиру и что-то шепнула ему. Он кивнул. Наконец, в полной тишине прозвучали слова Линвида:
  - Задета не только честь короля Гриндвира, но и честь короля Орбальда, моего повелителя. Если он уступит, то станет посмешищем для всех. Если погибет в бою, люди будут вспоминать его как отважного воина, не дрогнувшего, когда все было против него.
  - Да, конечно, - отозвалась Гирса. - Всех нас будут вспоминать, как отважных и обреченных ревнителей чести и петь о нас год за годом. И мы не обязаны спрашивать тех, кого увлекаем за собой, согласны ли они умереть вместе и следом за нами. А если бы спросили, они сказали бы "Да". Но что, если мы что-то упустили, и честь можно спасти как-нибудь иначе? - Все посмотрели на нее с безмерным изумлением. Гирса подялась с места, сделала шага два вперед и продолжала:- Вспомните, еще недавно между нами был мир, и радовались ему и с теплотой думали друг о друге. Рано или поздно он будет нарушен, и любому, кто желает проявить себя в бою, представится такой случай. Но неужели теперь? Неужели из-за чувства, связавшего эту славную пару? И неужели мы должны идти друг против друга, а не против общего заклятого врага, которому ненавистна всякая радость, любовь и песни? Ведь он может объявиться. И, кто знает, как скоро. Кто тогда встанет против него, если мы истребим друг друга?
  Опять все молчали несколько мгновений. Затем король Гриндвир произнес:
  - Твоя королева поразительно разумна, король Улгвир. Я не могу с ней не согласиться.
  - Я тоже, - отозвался король Улгвир. И обернулся к королям Дарфилира и Синкределя. - А вы что молчите? Или вам не нравится, что я привез с собой жену и позволил ей говорить? Но ведь дело касается брака, и как тут обойтись без мнения мудрой женщины?
  Тогда король Клестард произнес:
  - Королева Гирса, скажи мне, правда ли то, что болтают о вас троих: Улгвире, тебе и Кальмийской Эррен?
  Кругом пошел ропот. Но Гирса лишь отрывисто усмехнулась и пожала плечами.
  - Люди ни о чем никогда не знают правды, хотя редко болтают без причин. Но неужели ты думаешь, король Клестард, будто что-то случившееся между моим мужем и Эррен и перетолкованное людьми, побудило Эррен к союзу с раунгом из одного желания досадить вам двоим и вашим подданным? И неужели вы оба считаете, что мужчину и женщину сводит лишь слепой случай. Король Орбальд, вспомни Вириайн, вспомни, как ты был с ней счастлив.
  - Был. - Ответил Орбальд, немало смущенный. - Но Вириайн была все же родом из одного из Пяти Королевств. Обычаи Ренунтиры сходны с нашими, и ренунтирская речь понятна любому из нас, которых раунги зовут гуайхами.
  - А Эррен с Кальма понятна речь раунгов, и она знает об их обычаях достаточно, чтобы свидетельствовать, что не все у них дурно. - Сказала Гиирса. - Разве Пять Королевств что-то потеряют оттого, что гриулари с Кальма поможет им лучше узнать Раунгар?
  - Мы можем лучше узнать Раунгар и без ее брака с этим странным и опасным человеком, - заявил король Клестард.
  - Да. - Подхватил король Орбальд. - Соглашение, заключенное в Зеране, кажется хорошо продуманным. Но так ли легко его соблюсти? А что, если раунги увлекут мою гриулари настолько, что она окончательно переметнется к ним?
  - Тогда не следовало заключать то соглашение, - веско заметил Улгвир.
  - Меня вынудили, - отрезал король Орбальд.
  - Кто вынудил? Я? - Поразился король Гриндвир. - Ты не казался беспомощным и загнанным в угол. И ничто не мешало тебе поступить по-своему. Например, похитить Эррен до конца переговоров. Или убить Айлма. Или не соглашаться на мое поручительство.
  - Не прикидывайся простецом, - вздохнул Орбальд.
  - Разве я прикидываюсь? Я бы, конечно, тебе не простил. Но ты нанес бы мне куда меньший урон, если бы не использовал меня как прикрытие для своей коварной затеи. И дело разрешилось бы куда проще, хотя не без шума и накала страстей.
  Тут король Улгвир поглядел вперед, на юг, приподнялся и произнес:
  - Смотрите, кто едет. Сейчас точно будет накал страстей, хотя, может, обойдется без драки.
  - Раунги, - догадались все и стали глядеть туда же. Действительно, по приграничной дороге с юга скакали всадники, которые могли быть только раунгами. Вскоре стало видно, что передний из них король И. Никто не возобновлял спор, пока раунги не подъехали прямо так, верхом, к самому полю переговоров. Король Гриндвир приветствовал короля И первым, за ним Винг, а затем три прочих короля и королева. Ойр, очутившийся рядом с королем, перевел ему все приветствия. А затем перевел и приветствие короля раунгов:
  - Я счастлив видеть вас всех, короли, и тебя, королева, и тебя, мудрый судья Винг. И особенно меня радует, что, собравшись на этом поле, вы решаете дело не мечом, а словом.
  - Еще может и до меча дойти, - обронил Клестард и тут же замахал руками на Ойра, крича: "Не переводи! Не переводи!" Все засмеялись, включая короля И с его раунгами, догадавшимися, в чем дело еще до того, как им объяснил Ойр. Не дожидаясь, что последует, король И подал знак, и раунги, вопя бессмысленную древнюю песню, посвященную одному из их празднеств, поскакали вокруг поля. Они описали несколько кругов, затем вдруг затихли, спешились, и Винг указал им, где привязать коней. Меньшая их часть занялась конями. Большинство же во главе с королем выбежало на середину поля и затеяло пляску. Айлм, Ойр и два товарища Ойра мерно и четко забили ладонями по дереву и звонко заголосили. Люди Винга, развеселившись, стали кто ударять в щиты, кто притоптывать и подвывать. Вскоре к ним присоединились и зеранцы. Король раунгов и его люди плясали до тех пор, пока вконец не запыхались. Затем раунги попадали в траву, а король, пошатываясь и едва дыша, провозгласил:
  - Айлм и Ноарль, подойдите.
  Мы двинулись вперед. Едва мы оказались перед ним, он знаком велел нам встать на колени и, едва мы повиновались, соединил наши руки.
  - Король И, что это значит? Переговоры не кончены! - Громко и согласно выкрикнули короли Клестрад и Орбальд. Айлм перевел. И тут заговорил Винг.
  - Скажи мне, король Орбальд, есть ли в Дарфилире закон, запрещающий такой брак?
  - Нет, - с неудовольствием признал король Орбальд. И поспешил добавить. - В нем никогда не было надобности. Это неслыханно.
  - Если нет закона, значит браку ничто не препятствует, - бесстрастно произнес Винг.
  - Но нет и закона, разрешающего такой брак, - оглянувшись на Клестрада, сказал Орбальд.
  - А что, браки, которые не запрещены, в Дарфилире разрешают заключать особые законы? - Усмехнулся Винг.
  - Нет, таких законов нету. - Оторопело проговорил Орбальд. - Раз они не запрещены, то тем самым разрешены.
  - Но тогда и этот неслыханный доселе брак разрешен уже тем, что не запрещен, - предположил Винг.
  - Нет, это совсем другое дело, - излишне пылко возразил король Орбальд.
  - Почему же? - Спросил Винг.
  - Ну потому что он раунг. И служит своему королю. А она мне. И никто из них не может оставить службу.
  - Но разве все это не было оговорено в Зеране? И что тут задевает твою честь. Тем более, что король ничем так не роняет свою честь, как вероломством. А тебе представляется случай все исправить. Твоя честь требует согласиться на этот брак и на мир со всеми присутствующими здесь королями и с нами, людьми Шингриса.
  Король Орбальд опустил голову. Король Клестард стоял рядом с ним, мрачный и настороженный. Оба переглянулись. Затем король Клестард сказал:
  - Нам двоим надо посовещаться.
  С общего согласия они отошли. На поле между тем шла веселая и шумная беседа. Но вот названные братья торжественно возвратились и объявили, что согласны на примирение и желают молодым счастья.
  - Вот и славно, - провозгласил Винг. - Теперь приступайте к совершению всех необходимых обрядов, и да будет мир.
  13.
  Празднества продолжались несколько дней. На второй день начал прибывать народ, и появились женщины. А на третий прискакали среди прочих Марвирис Перечница и обе невестки Винга. Марвирис первым делом напустилась на мужа:
  - Вот как? Вы тут устраиваете праздник, не подождав нас? Мы обойдемся! Мы дома посидим! Мы подождем: и пока вы воюете, и пока вы судачите, и пока вы празднуете!
  - Марвирис, как только все решилось, я сразу же послал за тобой, - заметил Винг. - Так уж вышло, что веселье было не придержать до твоего прихода. Но на твою долю хватит. А сейчас поздравила бы лучше молодых.
  - Сама знаю, не учи меня! - Огрызнулась Марвирис. И, обернувшись к нам, просияла. - Поздравляю вам, дорогие мои.
  - А, так это и есть Марвирис Перечница, - сказал один из синкредельцев другому. - Не позавидуешь мужу, у которого такая жена.
  - Зато, - усмехнувшись ответил другой, - ее одну можно выпустить на любого врага. Не понимаю, зачем Винг собирал ополчение, если у него есть Марвирис.
  Марвирис, разгневанная, подалась в их сторону. Винг встал перед ней, схватил ее за руки и опустил их. Затем, глядя на хохочущих воинов через плечо, обронил:
  - Потише вы оба. Всем нам есть за что благодарить Мравирис. - Выпустив руки жены, он встал с ней рядом, обняв ее за плечи. - Подумайте сами, не достанься мне такая строптивая жена, вряд ли мне довелось бы день за дней учиться восстанавливать мир. И я не обрел бы мудрость, которая сделала меня тем, что я есть: Верховным Судьей Страны Шингрис. И сейчас мы все убивали бы друг друга, а не веселились бы.
  - Верно, - нестройно произнесло несколько голосов. Тут к нам приблизился король Клестард и сказал:
  - Полгаю, что раз так, следует особо почтить Марвирис. Каждый из присутствующих здесь королей должен протанцевать с ней полный круг.
  Все засмеялись, крича: "Да! Правильно! Давай, король Клестард, пляши с ней первый!" И Клестард, поклонился суровой Шингрисийке со словами:
  - Я прошу тебя поплясать со мной, Марвирис жена Винга.
  - Ой. Да ты что? Ты что? - Марвирис ошалело попятилась. - Стара я уже для плясок.
  Но Винг подтолкнул ее к королю Синкределя, а тот взял за руку и потащил в круг. Клестард Синкредельский был отменный плясун, да и Марвирис, сперва мявшаяся и неловкая, быстро разошлась и показала, что ни в чем не уступает молодым девчонкам. В конце пляски ее было не узнать. Она разрумянилась, а глаза ее ярко блестели. Ей дали немного отдышаться, и ее тут же повел плясать король Орбальд. А затем Улгвир, Гриндвир и Раунгийский король И. К тому времени Марвирис уже настолько забыла о смущении, что ей уже было нипочем, что ее ведет и кружит не кто-то свой, а король диковинных раунгов. Когда он опять подвел ее к Вингу, тот заботливо усадил жену и сказал:
  - Отдохни, милая и наберись сил. А как наберешься, будь добра поплясать и со своим законным мужем.
  Среди тех, кто пришел с Клестардом, был и гриулар Тиндмар. Просто сперва, пока решалось дело, я его не заметила. Он исполнил песню в нашу честь, и мы с Айлмом ответили, каждый своей. А вот в танцах Тиндмар оказался неловок, и местные девушки тут же начали его учить, веселясь при виде его робости. Ведь они знали, что он бороздил моря с самим Зимним Грумбаром. Грумбара еще не забыли. Но чаще всего вспоминали в связи со мной. При этом никто на торжествах в Шингрисе ни разу не назвал Тиндмара Битым Гриуларом, и песни его слушали с охотой.
  Раунги довльно быстро смешались с прочили празднующими, и любопытство в девичьих глазах, устремленных на кого-то из них, было не больше того, с какимм шингрисийки посматривали на любого другого нездешнего парня. Некоторых из них, слишком заглядевшихся на раунгов, я тихонечно предупредила насчет закона о детях. Девушки слушали с лукавым изумлением, и в конечном счете, это прибвило им игривости. Айлм застиг меня за одним таким разговором и был недоволен:
  - Да будет тебе их учить! Пусть сами узнают, когда придет время.
  - Значит, я должна позволить твоим землякам воспользоваться их неведением, а потом отнять у них детей? - Рассердилась я.
  - Да ты никак решила уподобиться Марвирис Перечнице? Мы еще и пожениться не успели, и вот. Неужели все жены такие?
  - Все, - ответила я, вспомнив Велью и многих других замужних женщин. - Но, поскольку нам не придется жить вместе круглый год, тебе будет легче, чем прочим мужьям.
  - Ах ты, - протянул он, и вдруг стиснул меня до хруста в костях, жадно поцеловал и бегом потащил плясать.
  В последний день празднеств, когда все сидели за угощением, с запада показались два всадника. Они скакали быстро, но не сломя голову, и оба держались в седле прямо и сурово, как те, кто несет недобрую весть. Вскоре стало видно, что один из них шингрисийский дозорный, а другой женщина. В ней угадывалось что-то знакомое. И вот, наконец, я воскликнула:
  - Харвирен!
  И с ужасом вспомнила об их неладных делах, которые как-то упустила из виду. Немедленно встав, я подошла к королю Орбальду и торопливо заговорила с ним, напоминая о Бартиге, о неелпых обвинениях и о суде, который уже вполне мог состояться. Орбальд озабоченно уставился на меня и время от времени кивал, припоминая. Его соседи молча прислушивались. Между тем проводник помог Харвирен сойти с коня, и она решительным шагом направилась к Орбальду. Мы прервали разговор. Тут Харвирен вдруг рухнула на колени и хрипло произнесла:
  - Справедливости, государь. Молю о справедливости.
  Орбальд немедленно переступил разостланную на траве длинную и узкую скатерть с угощением, взял Харвирен за плечи и поднял.
  - Встань немедленно. Успокойся. Я вижу, тебе сейчас нелегко говорить, так что отвечай коротко. Суд состоялся?
  - Состоялся.
  - Дело решено в пользу обвинителей?
  - Да.
  - Где твой брат?
  - В лесу.
  - Кто с ним?
  - Его названные братья Тиг и Дуг. И еще кое-кто, кто его не покинул. Одни против нас, другие боятся вмешиваться. - Она заговорила тверже и увереннее. - До самого суда наши старые судьи говорили с нами доброжелательно, уверяли нас, что обвинения неубедительны, что мы их легко опровергнем, и шум утихнет. И вот открылся суд. Наше дело разбирали первым. Судьи спокойно выслушивали и Бартига, и меня, и свидетелей с обеих сторон. Бартиг и его свидетели не могли доказать ни того, что мы колдуем, ни того, что Харт не человек, а лесное отродье, ни того, что наша земля нам не принадлежит. Но и сами они, и многие другие, больше из молодых, расхаживали, выпятив грудь и бряцали оружием. Они явились как на бой. И если им не нравились чьи-то слова, что-нибудь выкрикивали, пытаясь сбить. Когда суд стал совещаться, люди Бартига обступили нас и принялись задирать. Но вот главный судья вышел на середину и потребовал тишины, чтобы огласить приговор. И спокойно, так же спокойно, как говорил с нами до суда, объявил моего глухонемного брата лесным отродьем и колдуном, находящимся вне закона, меня ученицей брата в колдовстве, а нашу землю собственностью Бартига.
  Она умолкла и отступила на шаг. Огляделась, прислушалась. Кругом было тихо. Разве что кое-где за длинными скатертями перешептывались. Все глаза были устремлены на Харвирен.
  - Я украла коня. - Сказала Харвирен. - Он из конюшни Бартига. Теперь мне предъявят еще одно обвинение. Законное. И я признаю вину. - Она с вызовом поглядела на короля.
  - То есть, они схватили тебя, и ты бежала?
  - Да.
  - Они пытались схватить вас всех в месте суда, как только прозвучал приговор?
  - Да. Но мы все отбились и ушли. И сперва вернулись домой. Мы понимали, что надо скрываться в лесу, и нам хватило времени, чтобы взять все, что понадобится. Харт не хотел, чтобы я сидела с ними в лесу, он знаками требовал, чтобы я уехала. Я согласилась. Но, когда мы прощались на дороге, на нас напали. Харт вырвался, а меня привезли к Бартигу и заперли рядом с конюшней. Мне сказали, что утром они проведут очистительные обряды, а потом сделают меня рабыней без права освобождения. Хотя в нашем законе такого нет. Любого раба можно освободить, если хозяин не против. Или если выкупит тот, кто хочет дать ему свободу. Ночью я подкопалась, пролезла в конюшню и выбрала лучшего коня. Он сразу стал меня слушаться, я умею с ними обращаться. Конь выбил для меня дверь передними копытами, затем я отодвинула засов у задней калитки, что была рядом с конюшней, села верхом и мы ускакали. Сперва я ехала без седла, но потом одна женщина, у которой я отдыхала, дала мне старое седло. И пообещала сбить с толку погоню.
  - Скажи-ка, - спросил король Орбальд, - а во дворе кто-нибудь был, когда ты бежала?
  - Нет. Все сидели в доме, и так шумно пьянствовали, что никто ничего не услышал. Но утром должны были все увидеть и выехать за мной.
  - Ты знала, что меня надо искать в Шингрисе?
  - Конечно, король Орбальд. Все слышали, что ты там. И наши притеснители тоже. Думаю, они скоро приедут.
  - Что же, я их выслушаю. - Произнес король Орбальд. И обратился к Вингу. - Судья Винг, думаю, у тебя нет причин препятствовать въезду в Шингрис Бартига и его людей?
  - Пусть въезжают, - пожал плечами Винг. И велел передать это дозорным. Затем сказал королю Орбальду. - Надеюсь, это дело ты сможешь разобрать сам.
  Вечер прошел спокойно, а утром мы отложили отъезд, так как ожидали Бартига и его сторонников. Харвирен скрывалась в палатке, все же остальные расхаживали туда-сюда, занимаясь кто чем и посматривали на запад. Лишь немногие из жителей Шингриса подались по домам, почти все остались, включая и женщин. И вот показались конные. Когда они подъехали, я насчитала, кроме проводника, пятнадцать человек. Бартиг, Вирмар и Тирклесс сразу же покинули остальных и направились к Вингу, который стоял у дерева и насмешливо взирал на них, скрестив руки.
  - Скажи-ка, приятель, где тут король Орбальд?
  - Я вам не приятель, я Винг, Верховный Судья этом страны, - с достоинством ответил тот. - Разве проводник вам меня не назвал?
  - Да он болтал что-то такое, - ухмыльнулся Бартиг. - Но мы-то знаем, что здесь у вас дикая страна, где нет и не может быть никакого верховного судьи. А назвать себя всякий может как ему угодно.
  - И как тебе угодно себя называть, чужеземец?
  - Бартиг сын Барклесса. И в своих краях я человек известный. Верно, друзья?
  - Верно. - Загоготали Тирклесс и Вирмар. - Эй, ну так покажи нам короля Орбальда, остолоп.
  Тут мой приемный отец, стоявший поодаль в толпе, звучно провозгласил:
  - Я Орбальд, король Дарфилира. Кто вы и что вам нужно?
  Окружавшие его расступились. Бартиг вздрогнул и повернул глаза на голос. Его спутники молча уставились в том же направлении. Король сделал Бартигу с Вирмаром и Тирклессом знак подойти. Те повиновались.
  - Мы землевладельцы из Горелых Лесов, что на юго-востоке Дарфилира, король Орбальд. И явились сюда, преследуя женщину, осужденную за чародейство, которая бежала, украв моего лучшего коня, то есть, совершив новое преступление. - Сказал Бартиг. - Мы полагаем, она уже где-то здесь и успела наплести тебе всякого о нас и о делах в нашей окрестности.
  - Вы говорите о няне моего сына? - Спросил король.
  - Да, о ней. - Голос Бартига слегка запнулся. - Мы знаем, что ты обязан ей спасением сына во время войны, и что потом она заботливо нянчила его. Но люди могут изменяться. И порой до неузнаваемости.
  - Тем не менее, я ее узнал, - усмехнулся король Орбальд. - А с ее слов неплохо узнал и вас.
  - Коварство чародеев велико и непостижимо. - Вставил Тирклесс.
  - Безусловно. - Заметил Орбальд. - Как и коварство простых смертных. И к этому нелишне добавить, что слова Харвирен подтверждаются словами моей гриулари. - И король указал на меня. Все трое уставились на меня в полном недоумении.
  - Так это и есть гриулари с Кальма, король Орбальд? - Спросил Бартиг. - Я рад с ней познакомиться, но причем она здесь?
  - А мы уже знакомы, Бартиг сын Барклесса. - Еле сдерживая смех, произнесла я. - Не узнаешь? Я изменилась до неузнаваемости?
  Тут Вирмар хлопнул себя по лбу.
  - Тот паренек, что подъехал к тебе за новостями, а потом потихоньку смылся. Гончар с арфой.
  - А, вот оно что. - Пробормотал Бартиг, не сводя с меня ошалелых глаз.
  - Раунгийское волшебство. - Добавил Тирклесс. - И учил ее тот, за кого она теперь выходит замуж. Значит, это правда.
  - И что же, вы теперь предъявите обвинение моей гриулари? - Спросил король.
  Трое друзей немало смутились.
  - Что ты, король Орбальд, она нам ничего не сделала. И потом, хоть она и добавила раунгийское волшебство к тому, что обычно для гриулара и считается дозволенным, то было лишь высокое чародейство, и не нам решать, есть ли перед кем-то и в чем-то ее вина.
  - А что вам сделала Харвирен, пока не украла коня? И что сделал ее брат?
  - Суд признал их виновными. - без особой уверенности в себе ответил Бартиг.
  - В чем виновными? В каком ущербе?
  - Ну, всякое там... - Пробормотал обвинитель.
  - Не понял. Как и в чем повредило вам их колдовство? Насколько велики ваши потери? Чем была доказана их вина?
  - Король Орбальд, а ты думаешь так легко доказать колдовскую вину? Колдуны, особенно из лесной нечисти, ловко прячут концы. И сильны. Мы пропадем, если станем им все спускать.
  - А я вот куда больше боюсь пропасть вместе с моим королевством, если стану спускать моим подданным бесчинства и беззакония. - Заметил Орбальд. - Моя гриулари видела, как вы себя ведете, и слышала ваши речи. А у меня есть причины ей верить, хоть она и в ладах с волшебством.
  Трое проходимцев ответили тяжелым молчанием. Вирмар опустил глаза, Тирклесс глядел в сторону, во взгляде самого Баритга, направленном на короля, угадывались отчаяние и гнев. Король велел позвать Харвирен. Она явилась, переодетая во все лучшее, что для нее смогли уделить женщины Шингриса, и встала поодаль рядом с Линвидом.
  - Харвирен, - обратился к ней король. - Ты знаешь этих троих?
  - Да, король Дарфилира. Это Бариг, Вирмар и Тирклесс, мои соседи. Они выдвинули ложные обвинения против моего брата Харта и меня, подкупили и запугали всю округу и по неправосудному приговору отняли наше имущество, вынудили брата укрыться в лесу и захватили меня.
  - А вы знаете эту женщину? - Спросил король.
  - Да. Знаем. И она лжет. - С вызовом сказал Бартиг, схватившись за рукоять меча.
  - Почему ты хватаешься за меч, Бартиг? - Весело спросил король. - Уж не собираешься ли ты ударить им Харвирен в моем присутствии? Или желаешь сразиться со мной?
  - Нет, король Орбальд, - мрачно произнес Бартиг и с усилием опустил руку.
  - А, значит, ты не забыл, что я твой король. Но тогда ответь мне, согласен ли ты взять все обвинения назад и просить мира?
  Бартиг промолчал с минуту, затем гордо выпрямился и жестко сказал:
  - Не согласен.
  Король оглядел всех нас, затем сподвижников Бартига и задал новый вопрос:
  - Но ты ничем не можешь доказать свои обвинения.
  - Они тоже не могут доказать, что невиновны, - упрямо ответил тот.
  - Если так, то согласен ли ты на судебный поединок?
  - С кем? - Не понял Бартиг.
  - С Хартом.
  - Нет. - Бартиг еще больше помрачнел. - Я биться с Глухонемым не буду.
  - А со мной?
  Бартиг отступил на шег.
  - Бартиг сын Баркелсса, - сказал король Орбальд. - Или ты отказываешься от обвинений и платишь выкуп, или бьешься насмерть с Глухонемым Хартом или кем-либо, кто выйдет за него.
  - Буду биться. - Ответил тот. - Но не с Хартом и не с тобой. И не с кем-то из тех, кто сейчас с Хартом в лесу. Дозволь мне выбрать кого-нибудь из твоих людей.
  - Выбирай, - разрешил король Орбальд. И Бартиг остановился на Линвиде. Тот охотно принял вызов. Король Орбальд объявил, что поединок состоится в Горелых Лесах, когда мы туда прибудем. Выезд был назначен на завтра, а пока все разошлись. Бариг и его люди старались весь день никому не попадаться на глаза. А мы говорили меж собой о чем угодно, только не об этом деле.
  14.
  Наутро мы простились с шингрисийцами и многими другими. Не считая Айлма и Тиндмара, в Горелые Леса ехали только дарфилирцы. Бартиг и его четырнадцать спутников двигались отдельно, следом за людьми короля, и всю дорогу молчали. Мы же болтали и смеялись. От меня не укрылось, что король то и дело смотрит на Харвирен так, словно увидел в ней нечто новое и крайне важное для себя. Харвирен тоже заметила это, но старалась не подавать виду. А я решила не говорить об этом ни с ним, ни с ней, ни с кем-то еще. Когда мы прибыли в Горелые Леса, король велел Бартигу указать место, годное для поединка. Тот привез нас на поле, где собирался их местный суд. Король Орбальд сказал, что место подходит, назначил час и велел к тому времени огородить место, а поединщикам явиться без опоздания при оружии. Затем отпустил Бартига и его спутников домой, а сам поехал к дому Харта. Это был, конечно, не самый удобный из здешних домов, но король решил расположиться именно в нем. Слуги Бартига, увидав, кто приехал, покинули усадьбу без разговоров, и мы стали устраиваться, по-прежнему не говоря меж собой о деле, которое нас сюда привело. За остаток того дня и за ночь мы прекрасно отдохнули, и утром отправились на поле поединка. Из женщин король Орбальд разрешил идти только Харвирен и мне. В разных уголках Дарфилира присутствие женщин в местах заранее назначенных поединков дозволялось или запрещалось. У нас на островах допускались только те женщины, которых касается спор. Здесь, как мы узнали у Харвирен, не допускались, в первую очередь, как раз такие, но король решил по-своему. И Бартиг не стал оспаривать это решение. Он был по-прежнему мрачен и молчалив, лишь коротко ответил на положенные вопросы. Его друзья держались особняком. Линвид, стоя на своем краю огороженного участка, следил за птицами и, кажется, еле слышно посвистывал. Из-под его шлема выбилась прядь, но он этого не замечал. И вот, по знаку Орбальда, противники сошлись. Бой был коротким и яростным. И почти все эти несколько минут противники держались на середине, лишь немного передвигаясь то в одну, то в другую сторону. Оба не уступали друг другу во владении оружием. Но вот Линвид пропустил удар и был ранен. А следующий удар пропустил возликовавший Бартиг. И был убит. Друзья Бартига признали, что поединок был честным, и согласились платить возмещение. Орбальд велел немедленно послать в лес за Хартом и его спутниками. И как раз в этот миг они объявились. Они вышли из-за деревьев, Харт мыча, а прочие что-то вопя, подпрыгивая и хлопая друг друга по плечу. Харвирен бросилась к брату. Тот побежал ей навстречу, и они обнялись.
  - Хорошо иметь такую сестру, - со вздохом сказал Орбальд.
  - Но ты, кажется, не в досаде, что тебе одна не сестра? - Не удержалась я.
  - Догадалась? - Спросил он не без смущения.
  - Конечно.
  - Тогда поговори с ней. Слышишь, приемная дочь? Поговори, так, чтобы не испугать и не обидеть.
  - А ты что, сам не можешь? - И я прыснула.В свое время он посылал меня к Вириайн. Но до нее ему было не добраться. А теперь-то...
  - Не могу. - Он опустил голову. - Выручи меня, гриулари. Умоляю тебя.
  И я согласилась, но предупредила, что спешить не стану.
  Люди Бартига разошись, обещая не тянуть с уплатой выкупа. Родные забрали его тело для похорон. Весть о поединке в тот же день разлетелась по округе. Местные судьи явились к Орбальду и просили прощения за то, что поддались Бартигу и совершили беззаконие. И немало разного народа пришло мириться с хозяевами дома. Орбальд пожелал задержаться в Горелых Лесах на несколько дней. Весь первый день он провел в доме Харта, принимая и расспрашивая местных жителей. Сам Харт и его близкие осматривали хозяйство и прикидывали, как восстановить то, что пострадало, пока их не было. К вечеру Дуг с радостью сообщил нам, что ущерб легко восполним. Рабочх рук в доме осталось меньше, чем было до суда, но со временем кто-то вернется, и появится кто-то новый, а пока придется как следует постараться тем, кто есть. И вот с утра Харт и домочадцы принялись за работу, а король стал разъежать по окрестностям, заходить в дома и смотреть, где что и как. Нас с Айлмом он держал при себе лишь до полудня, а затем отпустил. Мы двинулись куда глаза глядят. Вскоре знакомые места пробудили у меня воспоминания, как мы скрывались здесь с Вириайн, как она родила малыша Орринда и как мы бежали, когда синкредельцы напали на наш след. И поразительно точно показала ему все деревья, тропинки и повороты. Он слушал, задавая короткие вопросы. Затем сказал:
  - Жаль, конечно, что меня с вами тогда не было. Я бы вывел вас из Дарфилира.
  У меня перехватило дыхание при мысли, что Вириайн могла остаться в живых. Но раунгийского оутэ не случайно не было тогда с нами, его и не могло быть, да и немыслима жизнь на земле без потерь. Не одно так другое. Чуть позже я сложила об этом стихи:
  
  Ходить нелегко,
  Не оглядываясь.
  Повсюду нас
  Подстерегают
  Давние дни,
  И зовет то одно,
  То другое нас.
  Мать малыша
  Рукою мне машет.
  Не забыть, как озябли
  Мы обе, избавиться
  От погони надеясь
  Порой ненастной,
  Судьбы не зная своей.
  Все сохранили
  Леса. И по следу
  Иду своему.
  И думаю снова
  О той, что людьми
  Была так любима,
  Да сгубили ее их дела.
  
  Вечером за столом Орбальд, желая узнать, как удается поправлять хозяйство, обращался почти все время к Харвирен. Этому не приходилось удивляться, ведь, поскольку хозяин был глух и нем, за него говорили с посторонними его близкие. А кто ближе к брату, чем родная сестра? И все же было в глазах и голосе короля нечто такое, что Тиг и Дуг начали переглядываться, а Харт устремлял вопрошающее лицо то к одному, то к другому, и как никогда томился, что отделен от людей. Но вот Харвирен ответила на новый вопрос короля:
  - Король Орбальд, не стоит за нас беспокоиться. Мы справимся и заживем еще лучше прежнего.
  Тот вздрогнул, отвел глаза и, собравшись с духом, произнес:
  - Я знаю, что вы гордые люди и привыкли рассчитывать на себя. Но в моей власти щедро одарить вас.
  И вдруг Харвирен встала и покинула дом. Все дружно вздохнули. Харт метнул туда-сюда несколько отчаянных взглядов, и тогда Тиг и Дуг склонились к нему и стали что-то объяснять пальцами. Харт мрачно промычал, встал и с горестным удивлением поглядел на Орбальда. Король тоже поднялся, склонил голову и сокрушенно развел руками, точно мальчик, оправдывающийся перед отцом. Харт промычал уже спокойнее, но с печалью. Орбальд обернулся ко мне:
  - Гриулари, иди за ней. Немедленно. И скажи ей все. Скажи, что это не прихоть, что ее ждет самый почетный брак, что никто не усомнится в ее праве быть королевой.
  - Попробую, - вздохнула я. И вышла. Я опасалась, что мне придется вызвать во двор Айлма, чтобы помог найти след. Но вполне справилась и сама. Харвирен сидела на сеновале и сразу откликнулась, когда я позвала ее. Я спросила:
  - Можно, я к тебе заберусь?
  - Да, - ответила она. - Держи лесенку. - И спустила ее мне. Я приняла лесенку, поставила поровней и быстро вскарабкалась. Харвирен подала мне руку и указала, где лучше сесть. И тут же ее взгляд вернулся к четырехугольнику сумеречного летнего неба.
  - Он думает, что раз он король, то может делать все, что ему угодно, - заговорила она пылко, но отчетливо. - И для нас большая честь, что он удостоил нас своих милостей, и мы с радостью обязаны выполнить все, что он ни укажет. И сколько бы он ни перебирал женщин, для любой счастье, если он хотя бы на нее поглядит. Тем более, что мы жалкие безродные люди, из бедности выбились не без его помощи, могли бы отблагодарить. Для нас это сущий пустяк.
  - Он любит тебя. - Сказале я.
  - Любит? Что же он тогда был занят с другими, пока я жила при нем и нянчила его сына?
  - Я сама была занята с другими, когда совсем близко был человек, за которым я теперь замужем. И он не спрашивал меня, куда я смотрела.
  - Ну то ты. - Вздохнула она и неуверенно улыбнулась. - У вас, гриуларов, вечно голова не на месте. И ты не заслужила тех насмешек.
  - А у королей как? Их пути просты и прямы?
  - Не пара мы с ним, - Вздохнула она.
  - Это потому, что он всего-навсего король? Что с рождения получил все то, чего иные и упорным трудом не добудут, а потом еще и престол своего отца? Что не сделал для себя сам все то, чего добились от жизни вы с братом?
  - Да нет же! Он не виноват, что родился в семье королей! - Смутилась Харвирен. - И я знаю, что он достойный человек. Просто... Ну. сама понимаешь, что скажут люди. И по себе знаешь, как это обидно.
  - Так ты его любишь? - Напрямик спросила я.
  - А кто его не любит? Оттого-то он со всеми и творит, что хочет. Может, лучше уж так править страной, чем железным кулаком, как Рибальд Синкредельский, только мной Орбальд править не будет.
  - Конечно, нет. Ты сама будешь им править. - Засмеялась я.
  - Я? Орбальдом? Ну. ты хватила, королевская гриулари. Это он тебе так велел сказать?
  - Да нет. Само вырвалось. Я же вижу, что ты с ним сделала. Послушай, послушай... - И я стала петь ей песни и читать стихи, свои и Орбальда. Порой и она вставляла что-то, что слышала и запомнила, а, возможно, и кое-что, что сочинила. Мы увлеклись и забыли о времени. И вдруг со двора послышалось:
  - О. как у вас весело! Мы хотим к вам!
  Там внизу стоял Орбальд и еще несколько человек. Я вопросительно поглядела на Харвирен, и она разрешила их впустить. Орбальд вскарабкался по лесенке, за ним остальные. Прежде, чем все устроились наверху, стихи и песни зазвучали вновь. И долго еще разносились вокруг, выводимые то каким-нибудь одним голосом, то двумя, то несколькими, а то и всеми сообща. Когда мы с Айлмом шли спать, Харвирен с Орбальдом стояла во дворе, и я услышала ее слова:
  - Спокойной ночи, король Орбальд. Завтра увидимся. Не грусти.
  - Только завтра? - Огорченно спросил он.
  - Да. - Твердо ответила Харвирен.
  - Ну ладно, как ты хочешь. - И он вздохнул.
  Остальные наши дни в Горелых Лесах полны были поездок и бесед с разными людьми. В хозяйстве Харта кипела работа. Появились новые помощники, вернулся кое-кто из скрывавшихся от Бартига. Харвирен по-прежнему держалась с Орбальдом строго, хотя и приветливо. Глухонемой Харт был спокоен и доброжелателен. Тиг и Дуг явно ждали важного поворота. Орбальд, что было поистине неслыханно, не прикасался ни к одной служанке несколько ночей подряд. И вот накануне отъезда Орбальд через Тига и Дуга обратился к Харту со сватовством. Тот спокойно и с достоинством подал Дугу короткий знак: они явно уже о чем-то между собой договорились. И Дуг ответил, что сватовство короля, конечно, большая честь для их дома, но нужно все продумать, чтобы невеста не оказалась в невыгодном для себя положении. Брат, конечно, не поскупится на приданое, но для королевской невесты оно, конечно, будет невелико. Орбальд ответил, что выделит сам если не все приданое, то немалую его часть. И напомнил, как Гирдам из Гиргролана женился на пленной эрпиадийке Нелтиме, и как потом все соседи уважали их брак. Дальше они принялись обсуждать всякие мелочи, и мы с Айлмом украдкой выбрались во двор и весь вечер бродили по окрестностям. Когда мы вернулись, все уже укладывались, и никто не выразил недовольства по поводу нашей отлучки. Утром мы собрались в путь, и хозяева сердечно простились с нами, а Харвирен подошла к коню Орбальда и что-то тихо сказала ему. Он что-то спросил, она кивнула, и он поцеловал ее. Затем мы уехали. Гриулар Тиндмар сказал, что поедет с нами до Ларига, а там лишь один раз переночует и двинется дальше на север к своему королю Клестарду. В дороге нам несколько помешал дождь, но он был не сильный и ни разу не затягивался надолго. В Лариге нас встречало множество народу. Король Орбальд, сойдя с коня, объявил во всеуслышании о моем с Айлмом браке и о мирном договоре, заключенном в Шингрисе между Дарфилиром, Раунгаром, Ренунтирой, Зераном и самим Шингрисом, который представлял судья Винг. А затем сказал, что посватался к Харвирен, сестре Харта, и сватовство это, вполне возможно, будет принято, и он просит не ставить Харвирен ниже королевских дочерей, еси только кто-нибудь не хочет ссоры и королевской немилости. Эта новость вызвала сперва изумление, а затем ликующие крики толпы. Я поладела на Айлма и заметила:
  - Кто бы мог подумать.
  Он ответил раунгийскими строчками:
  Не зарекайся от любви, будь ты мудрец, король, бродяга
  Она настигнет, ну и где твой ум, венец или отвага?
  Часть Вторая. Сила слов.
  1.
  Айлму было дозволено оставаться со мной в Дарфилире до конца лета. И он присутствовал на свадьбе короля Орбальда и Харвирен. И король позволил ему на ней спеть. Приданое Харвирен состояло, как и предлагал Орбальд, из двух частей: того что выделил Харт и того, что добавил сам король. И ни у кого такое решение не вызвало нареканий. А что до самых близких к королю людей, таких как Линвид, то они в один голос твердили, что давно следовало присмотреться к Харвирен, а не плавать неведомо куда за высокородной привередой, которая и мужу и всем вокруг не принесет ничего, кроме несчастий. О привереде, кстати, пришла весть. Сбежав из Дарфилира, она почти сразу угодила к морским разбойникам. Те продали ее в одной из гаваней Верантура. Хозяином ее стал один из тамошней знати, неглупый и недурной собой. Но она держалась с ним так надменно и так упорно не подпускала к себе, что в конце концов он продал ее верантурцу поменьше себя. А тот верантурцу еще более скромного положения. И тогда, устав ждать, когда же ее, наконец, разыщут и выкупят родные, она уступила ему. Вскоре ей удалось уговорить хозяина послать весть ее отцу в Кариффи. Но тот, как и обещал, отказался выкупать недостойную дочь, и теперь вряд ли кто-то о ней что-то еще услышит. Все мы посмеялись над незадачливой любительницей загадок. А Орбальд заметил, что Харвирен, правда, уступает Эрждиат-Фарузели не только рождением, но и красотой, зато превосходит кариффийку во многом другом. И уж всяко ум ее это нечто большее, нежели собрание выученных загадок. Тиндмар тоже приезжал на свадьбу: король Клестард отпустил его. И у него тоже нашлась недурная песня для новобрачных и ворох новостей для нас. Дела в Синкределе шли хорошо, и король Клестард усердно трудился над своим Собранием Сведений. Как он и говорил мне осенью, он приобрел писчие листы. А до того набил себе руку, записывая достойные внимания вещи на коре и мешковине. Теперь же он не боится ни туши ни арибиса. Порой ему случается капнуть на арибис, но он ловко научился смывать пятна, и работа движется. Каждый день, если только не требуется куда-то ехать, он уделяет ей не менее двух часов. Приближенные посмеиваются и поговаривают, что рано или поздно это Собрание все равно погибнет в пожаре, а нет, так читать его будет некому. Но привыкли и даже уважают столь необычное пристрастие короля. С Журавлиных Островов сообщили, что у Кларма и Харси прибыла семья, и что мой брак с Айлмом они одобрили. Как и многие другие островитяне. А дяде Тарду крайне неловко за то, что он содействовал королю Орбальду, когда тот хотел нас разлучить, но Бауннский Лис, как всегда, делает вид, будто все в порядке. И не знаю уж, в самом деле он велел вестнику украдкой передать мне, что просит прощения, или вестник, страшась раунгов, добавил это от себя. А Эрхарт сын Эрклесса ушел в новое далекое плавание, и родные тревожатся, вернется ли.
  Айлм покидал Лариг в точно рассчитанный им день. Я провожала его, и мы обменялись прощальными стихами по-раунгийски. К этому времени я окончательно убедилась, что жду ребенка и поделилась столь важной для нас новостью с Айлмом.
  - Я рад. - Сказал он.
  - Я тоже. Но вот только это означает, что либо мне придется ехать к тебе, будучи на сносях, либо не раньше, чем оправлюсь после родов.
  - Ничего страшного. Я подожду. Будет куда разумней, если ты приедешь с новорожденным. Если я правильно понял, он должен появиться в начале весны?
  - Да.
  - Вот и хорошо. Прощай до весны. Буду ждать вас обоих.
  Поздней осенью король засобирался на Журавлиные острова. Меня он сперва не хотел брать из-за моей беременности, но я его уломала. Я столько времени не была дома, сколько можно откладывать? И все прошло благополучно. И у него с его данью, и у меня с моим малышом. И я смогла пожить немного на Кальме. И убедиться, как мои домашние недурно справляются. Хотя, Велья стала сдавать, и на Харси ложилось тепереь куда больше работы. Там, на родном острове, я сочинила раунгийскую дальфи-песню по-гуайхски:
  У ветра усталого снова спрошу, где был что принес.
  Услышу ответ: я вечно спешу через мир, полный слез.
  Но где-нибудь радость, наверное, есть? Ее ты встречал?
  Отрадная весть это редкая весть с начала начал.
  Бывал ли ты прежде на этом клочке суровой земли?
  Я не раз тут бывал, и всех вас овевал, пока вы росли.
  Так значит, ты помнишь отца моего и знал мою мать?
  А как же, и мог бы я столько всего о них рассказать.
  Не просто явились-любили-ушли? Конечно же, нет.
  Все строки отца пропой до конца, и найдешь там ответ.
  О да. Может быть и строки мои сбережет кто-нибудь,
  Подряд пропоет, и, верно, поймет, что дал мне мой путь.
  Эта песня очень понравилась Харси и Кларму и еще кое-кому на Кальме, а вот Орбальда и его воинов, как все мои песни в раунгийском роде, встревожила. Но еще больше встревожился дядя Тард и другие видные островитяне. С дядей Тардом я повидалась сразу по прибытии на острова, ведь Орбальд высадился и расположился у него на Баунне, и я лишь позже смогла переправиться на Кальм. Правитель Журавлиных Островов встретил нас как ни в чем ни бывало. Я довольно скоро нашла возможность подойти к нему наедине. И сказала что-то вроде: "Рада, что у тебя все благополучно, дядя Тард". Он вздрогнул и ответил: "И я за тебя рад".
  - Хотя, предпочел бы, чтобы удалось разлучить меня с Айлмом? - Не без насмешки спросила я.
  - Ну, мало ли что кто предпочел бы. Судьба сильнее. - Дядя вздохнул. - Надеюсь, раунги это понимают.
  - Понимают. И у них нет намерения тебя трогать.
  - Ну вот и славно. - Он улыбнулся. - Идем в дом.
  Так вот, на Баунне прослышали о новой песне, и король, заранее настороженный, пожелал, чтобы я ее исполнила. И, выслушав, еще заметней нахмурился, но промолчал. А дядя Тард был вне себя. Он вскочил с места, схватился за голову и заголосил:
  - Ты что насочиняла? Что насочиняла? Разве наш обычай складывать гриулы совсем уж никуда не годится? И мы должны уподобиться раунгам?
  - Дядя Тард, - сказала я. - Успокойся. Сядь. Я не первый год как пробую подражать их стихам. И отнюдь не забрасываю стихи по правилам, принятым у нас. Просто мне нужно и то и другое. Мир велик, в нем много разного, и любой народ может учиться чему-то у любого другого, сохраняя и свое наследие. Ведь наследие от этого только умножается. Разве не так?
  - Возможно, - вздохнул король Орбальд. - Но, видишь ли, приемная дочь, ты-то блюдешь меру. Да вот тебе, как ходят слухи, уже подражают и другие гриулары. Они с языком раунгов незнакомы, и не понимают слово за словом в их песнях. Они знают только, что и как у тебя. И ссылаются на тебя, когда поют дальфи-стихи. Смогут ли они, бросившись на новое, сохранить верность старому? И, если нет, что будет с Пятью Королевствами?
  - А куда денутся? - Пожала плечами я. - Если не погибнет мир, то и они будут.
  - Кто знает. - Покачал головой Орбальд. - Раунги никогда не могли одолеть гуайхов военной силой. Вот и обращаются к иным средствам. Надеются околдовать нас, повергнуть в забвение и сделать нас всех раунгами...
  - Да ведь у нас мир.
  - Мир. Хотелось бы верить, - вздохнул король. А дядя Тард взмолился:
  - Останови ее, король Дарфилира, останови, пока не поздно.
  - Король Орбальд, - заговорил Виртинд, - я, правда, не силен в стихах, но эти созвучия, которые в раунгаре называют дальфи, а в Эрпиаде рифмами, звучат поистине жутко, словно вгоняют в забытье. Наши вирнсы, ну, такие, как воин-вина-верный-вновь, тоже, конечно, действуют на душу, но иначе. Так, что понятно, когда это благо, а когда зло. И, хоть и бывают хитрые гриулары, но черную гриулу от доброй отличить можно. А вот слушаешь эти стихи с рифмами, протяжные и загадочные, и не поймешь: благо они несут или беду. И что кому. Лучше бы ты ей это запретил.
  - А сочинять на языке раунгов? - Спросил король.
  - А, ну это пускай. Если не по-нашему, то здесь волшебство несильное. Совсем без чар стихов не бывает, и я знаю, что стихи это дозволенное волшебство, но нельзя допускать такое, которое все сокрушит и которое самому волшебнику непонятно. А на раунгийском языке что она сочинила, что кто другой, все одно. И если что не так, наше непонимание нам защита.
  - А ты что скажешь, Линвид? - Обратился король к своему военачальнику.
  - Да я предостерегал ее. Еще когда у меня жила. - Коротко обронил он.
  - Ясно. - Вздохнул король и спросил Виртинда. Тот ответил:
  - А я не боюсь никаких стихов. И тех, что в рифму не боюсь. Любопытно мне, как это она делает. Если ты ей запретишь, ведь она не удержится. Тогда придется наказывать. И что из этого выйдет, что ты выиграешь? Подожди, пока стихи с рифмами явного зла не наделают, тогда и новый закон издавай.
  - Понятно, - заметил король Орбальд. - Кому-то еще есть что сказать?
  Но остальные молчали. Тогда король заговорил вновь.
  - Не уверен, что надо напрочь запрещать любые новые обычаи стихосложения, но, конечно, принять закон о стихах нужно. И вот что я сделаю. Как только мы вернемся на Побережье, соберу моих советников и созову им в помощь мудрейших людей в стране, знатоков гриуларского ремесла. Обсудим и что-нибудь решим.
  Всех устроили намерения короля. Включая и дядю Тарда. Больше до самого нашего отъезда о стихах не спорили, а пела я только наши привычные вирнс-гриулы. Дань была собрана без происшествий, и мы приьбыли в Лариг на пороге зимы. В гавани корабли встречала радостная королева Харвирен. Рядом с ней стояла кариффийка Тавенут. Когда Орбальд женился, он предложил Тавенут одно из трех: отправить ее с подарками домой в Кариффи, найти ей хорошего мужа в Дарфилире или оставить при дворе, чтобы служила, как свободная, новой королеве. Музыкантша с далекого юга выбрала третье. Ее подружка Зартенар еще весной, родив от Орбальда сына, вышла замуж и жила неподалеку. Сына ее назвали Ормаром, и он рос в доме ее мужа. Тавенут часто навещала ее и почти всегда брала собой свою маленькую дочь Вириайн. Обе они больше не кормили грудью, но отдавать детей в чужие руки не хотели, и король не возражал. Отношения между королем и Тавенут полностью не прекратились. Когда у королевы Харвирен произошли первые после свадьбы месячные, король, безмерно смутившись, спросил ее, не обидится ли она, если он проведет эти ночи с Тавенут. Королева только засмеялась и признала, что лучше Тавенут, чем какая-нибудь выбранная наугад рабыня. А Тавенут сказала со сдержанной радостью:
  - Я ведь знала, что еще пригожусь тебе, король Орбальд.
  Они с Харвирен и раньше, пока Харвирен еще жила в Лариге, были в хороших отношениях. Теперь же их всегда видели вместе. Тавенут ловко, как никто, помогала королеве выбрать наряд и причесаться, и частенько выводила для нее на своем кимтале кариффийские напевы. Случалось, что Орбальд предлагал Тавенут сыграть и в его зале. Кое-кому такая музыка казалась занудной, но большинству все же нравилась. Королевская же чета и вовсе не могла без нее больше обойтись. Когда я глядела с корабля на королеву и ее спутницу, мне вдруг показалось забавным, что игра на кимтале, кому-то приятная, а кому-то нет, никому не показалась опасным колдовством, и никто не счел, что музыка Тавенут угрожает нашему благополучию. Наверное, дело в том, что стихи состоят из слов. А слова, подобранные мастером, больше смущают тех, кто страшится колдовских чар. Ибо в словах живет особая сила. Но обходиться совсем без слов люди не могут, на то они и люди. А если ты произносишь простые слова, то, кто знает, когда произнесешь особые, такие, что это будут стихи. Где и как найти границу? И что запрещать, а что нет? Король понимал это не хуже меня, и поэтому был по возвращении погружен в глубокие раздумья. Он, конечно, нежно обнял королеву, улыбнулся Тавенут, потрепал по волосам неуемного озорника Орринда и, едва вступив во двор, пожелал взглянуть на маленькую Вириайн. Но был при этом как бы и где-то в другом месте. Пока он возился с детьми, в зале собрались его советники, те, что были в Лариге, большинство. Он объявил им о задаче, которая им предстоит, и назначил совещание о стихах через десять дней, чтобы успели собраться все, за кем разошлют гонцов.
  Вышло так, что от гонцов, посланных на север Дарфилира, о готовящемся совещании узнал кое-кто, сразу же поскакавший с вестью к королю Синкределя Клестарду. И Клестард пожелал, чтобы на совещание в Лариг приехали и его люди. Сам он покинуть Тимбрунг не мог из-за неотложных дел, но выбрал для поездки тех, кому особо доверял. Из Тимбрунга выехало пятеро мудрецов под охраной королевских воинов. И вперед поскакал гонец, чтобы сообщить об их приезде Орбальду. Орбальд не только не возражал, но, напротив, обрадовался, что знатоки из Синкределя примут участие в совещании.
  2.
  С самого утра падал мокрый снег, и прохожие пригибались, прикрывая лица плащами, а, встречаясь на дороге, перешучивались. Без надобности же никто не выходил. После того, как мы подкрепились, Орси заботливо укутала меня и настояла на том, чтобы проводить, хотя идти от моего порога до королевского было всего ничего. У короля еще заканчивали завтракать, и я пошла проведать малышку Вириайн. Сидя в колыбельке, девочка беспрерывно вертелась, тянулась руками то к одному, то к другому и то и дело пыталась что-то сказать, хотя слова у нее пока что не получались.
  - Она все время так. Не поймешь, на каком языке разговаривает, - сказал, сунувшись в дверь сорванец Орринд. - Но ведь это не кариффийский, верно, гриулари?
  - Нет, не кариффийский, - подтвердила я. - Погоди, скоро она заговорит и по-кариффийски и по-нашему.
  - А я тоже хочу говорить по-кариффийски, - заявил мальчик.
  - Учись.
  - Да, а как? Ведь у меня в роду нет кариффийцев.
  - А это неважно. У меня вот нет в роду раунгов, а я на их языке изъясняюсь свободно.
  Орринд покачал головой.
  - А люди говорят, что у тебя в роду были раунги когда-то давно.
  - Ну, возможно. Но. думаю, тогда они разыскали бы моего далекого предка, дитя смешанного союза. Так велит их закон. Но, если и не разыскали, то так ли хорошо ты знаешь всех своих предков с начала времен, чтобы исключить кариффийцев или кого угодно? Но вообще-то, когда ты учишь язык, главное желание и чтобы было у кого учиться. А предки, конечно, важны для многого другого, но здесь значения не имеют.
  Мальчик вздохнул и обратился к хлопотавшей рядом Тавенут.
  - Научи меня чему-нибудь.
  Та рассмеялась и что-то кротко произнесла по-своему. Мальчик повторил, не очень точно, и она рассмеялась еще сильней, затем он тоже стал смеяться. Тут меня позвали в зал.
  Члены королевского совета и приглашенные мудрецы в строгом порядке, блистательно одетые, сидели справа и слева от короля. Я приветствовала их, и мне указали мое место. Король провозгласил:
  - Нам предстоит обсудить очень важное и необычное дело. Законы о стихах принимались и в прежние годы, об этом известно. Но в последний раз необходимость в этом возникла несколько десятков лет назад в правление моего деда. С тех пор долгое время ничего не случалось, и старый закон даже мало кто вспоминал. Сам я узнал его лишь недавно от нашего мудрейшего Тиндора сына Тиндулга. - Тут советник преклонных лет, седой и весь иссохший, поднялся, опираясь о посох, и наклонил голову. - Так вот, старый закон был очень хорош и предусматривал все. что касалось гриуларов на службе у короля и странствующих гриуларов. Но сравнительно недавно стали давать о себе знать перемены. И у нас в стране есть важные люди, которые находят эти перемены опасными. А именно: все новые и новые гриулары начинают сочинять стихи, какие у нас никогда не были приняты, но похожие на те, что слагают оутэ в Раунгаре. Главной особенностью этих стихов являются созвучия на концах строк, соединяющие строки. В Раунгаре их называют дальфи, а в Эрпиаде рифмы. Они обладают огромной силой воздействия на людей. Строки же, оканчивающиеся такими созвучиями, дляинные и протяжные, в них бьется и тепещет что-то неведомое, завлекающее, и не всегда ясно, куда. Когда слушаешь такие песни по-раунгийски, они приятны для уха и не слишком смущают душу. Но совсем иное дело, когда они звучат на понятном нам всем языке, языке Пяти Королевств, который раунги называют гуайхским. Первая придумала слагать такие стихи моя гриулари и приемная дочь, Эррен дочь Тинда с острова Кальм. - Он помедлил, я встала и поклонилась. - У нее их не особнно много, и стихи старого склада она пока не забросила. Но за ней уже идут другие. И не дойдут ли они до чего-то, грозящего гибелью Пяти Королевствам с их обычаями и устоями? Не следует ли совсем запретить слагать стихи в рифму, как требуют некоторые из моих приближенных? Или как-то ограничить эти попытки? Или счесть их безобидными и махнуть рукой? Я предоставляю слово почтенному Тиндору, давайте узнаем, что он думает.
  Тиндор опять встал. Прочистил горло. И вот его разбитый, но звонкий голос разнесся по залу.
  - Король Орбальд и вы, мудрые мужи. Я живу дольше всех вас, нынче осенью мне исполнилось восемьдесят два. И все эти годы каждый гриулар, о котором я слышал, слагал стихи так. как слагали отцы и деды. Но каждый старался превзойти другого и сказать как-нибудь похитрее, чтобы и озадачить слушателей и доставить им удовольствие. И стихи гриуларов, состоящих на службе у королей и знати, порой бывали весьма отличны от тех, что ходят в народе. Все когда-либо пытались сочинять стихи, этим занимаются и мужчины и женщины, и старики и дети. Но лишь тот, кого одарил Гринд, становится мастером и не знает покоя, самый этот дар уводит его от обычной и нехитрой жизни и навлекает на него нелегкие испытания, хотя, он же и спасает. Поэтому мы никогда не могли решить, считать дар Гринда проклятием или благословением. Гриулари Эррен сама успела немало заплатить за свой дар, хотя она еще молода. И нашла силы не упасть под столь тяжкой ношей. А ведь женщинам это куда труднее, чем нам, мужчинам, оттого-то их и мало среди Больших Мастеров. Но Гринд сам выбирает тех, кого одаривает. Однажды его выбор пал на Эррен. Надеюсь, она еще долго будет оставаться у тебя на службе, король Орбальд. Но, думаю, кроме Гринда, есть и другие ушедшие герои, получившие право одаривать живых. Все они принадлежали к разным племенам, говорили на разных языках, и каждый из них первым сложил стихи на своем языке, а затем обучил этому других и установил обычаи, которым должны следовать новые стихотворцы. Не исключено, что они встретились в мире мертвых, и между ними возникло соперничество. И кое-кто из дарителей желает расширить круг тех живых, что следуют за ним, а не за героем из своего племени. Оттого-то раунги, прежде не знавшие рифмы, позаимствовали ее у эрпиадийцев. Те, в свою очередь, вполне могли научиться этому в Кариффи. Там-то с рифмами сочиняли всегда, как утверждают бывалые странники. Но раунги не просто ввели у себя рифму, они полностью изменили весь свой стих. Их древние песни и новые стихи это небо и земля. Так говорили мне сами раунги, включая того же Айлма, мужа Эррен. К чему это приведет Раунгар, не наша забота. Но мы недаром всегда считали раунгов народом безумцев. Следует ли и нам поддаваться безумию? У Эррен не было злого умысла, но введенное ею новшество крайне опасно. Мое мнение: решительно запретить.
  - Благодарю. - Сказал король Орбальд. - А стихи на чужом языке?
  - Пусть сочиняют. И она, и другие. В этом нет вреда. - И Тиндор сел.
  Король предложил высказаться Эрвиру сыну Эра. Тот был помоложе, но тоже весь седой и морщинистый.
  - Мой король и мудрые мужи совета, - произнес он, - я видел на своем веку немало перемен. И не все были к худшему. Многие новшества оказались полезны, и к ним, побрюзжав, привыкли даже самые упрямые. В юности я был одержим новизной, и мне основательно доставалось от старших. С годами я образумился. Но помню, каким был и пытаюсь снисходительно относиться к горячей молодежи. Новшеств в стихотворстве не появлялось дано, ох как давно. И, признаюсь честно, меня глодало: а почему бы и здесь кому-то что-то такое не попробовать. Вот появилась Эррен с Кальма. Сперва с обычными стихами, такими, как у всех, хотя, конечно, с самого ее прихода к Рибальду Синкредельскому, одна из первых. И вот теперь она пробует сочинять на нашем языке совсем по-иному, она находит в нем эти самые дальфи, они же рифмы, хотя ей недурно дается и поиск вирнсов. Да, слова стихотворца обладают великой силой. Порой большей, чем он сам умышленно вложил бы в них. И порой неопознанной, как добро или зло. Но неужели в дальфи-стихах больше темной силы, чем в матерских вирнс-гриулах? Не поверю! Нет, ни в каких новых приемах нет вреда. Вред стихи приносят лишь тогда, когда кому-то желает зла сочинитель. Есть правила касательно содержания хвалебных стихов, есть правила обращения с черными гриулами, но не должно быть правил, запрещающих тот или иной прием. Я за полную свободу для любителей искать рифмы. - Он ударил посохом оземь и сел.
  - Немыслимо! - Раздалось тут же несколько голосов. И Орбальд пожелал выслушать одного из кричавших, а именно Лига сына Лина. Тот встал: крючконосый, свирепый, всклокоченный. Взмахнул посохом.
  - Эрвир сын Эра не изменился! Он опять бросает вызов всем нам и оскорбляет память наших предков! Не следовало его приглашать, государь! Нужно безоговорочно запретить любые новшества в стихосложении под страхом самой суровой кары. А твоя Эррен не так проста, как кажется. Ее заморочили и подкупили наши враги, которым отрадно было бы увидеть гибель Пяти Королевств. Я знаю, она тебе дорога, и ты хотел бы помиловать ее даже, если будет принят суровый закон, и она его нарушит. Я согласен, но ты обязан будешь строго следить за ней и пресекать ее затеи, если ты и впрямь король, пекущийся о благе подданных. Выкорчуй эту заразу с корнем, Орбальд, король Дарфилира.
  - Не все так мрачно, как представляется Лигу сыну Лина, - возвел свой голос один из синкредельцев. - Пока не надо запрещать стихи нового склада, а если они слишком распространятся, тогда и стоит решать, опасны ли они и насколько. И чем опасны: новыми приемами или чуждым духом. И связан ли с приемами дух. Пока что следует лишь обратиться к гриуларам с предостережением, чтобы не слишком увлекались.
  - Удивительно. - Усмехнулся, вставая еще один пожилой дарфилирец. - Сперва вы, мудрые мужи Синкределя, позволили королю Рибальду, поверив навету, пустить Эррен дочь Тинда в бочке по морю. А теперь она для вас лучшая, первая, имеющая право делать все, что хочет. Где вы были тогда? Почему не защитили ее? Кто знает, не расправься с ней тогда король Рибальд, путь ее был бы иным ине привел бы ее к этим подозрительным рифмам.
  - Рифмы мог бы занести к нам и кто-то другой, - вставил еще один.
  - Да. Но ему в рот не смотрели бы так, как Цыпленку Великанши. - Возразил новый голос.
  - Тебе не нравятся рифмы, так и не балуйся ими, а другим не мешай! - Огрызнулся кто-то еще.
  - Запретить, и довольно об этом!
  И тут все так неистово закричали наперебой, что было ничего уже не разобрать, кроме отдельных слов: чаще всего "Запретить", чуть реже "дать полную свободу", еще реже "раунги", "вирнсы", "гриулы" и "рифмы". И даже сам король не мог навести порядок. Я сделала ему знак, что выйду. Он кивнул. И я покинула разбушевавшееся собрание.
  Непогода смягчилась, но еще не утихла. Едва я вдохнула чистый воздух, мне в лоб угодил липкий снежок. Его, конечно же, бросил Орринд. Я увидела, как он со смехом удирает за угол. Но в поле зрения оставались другие мальчишки, бурно вселящиеся и указывающие на меня пальцами. Я нагнулась, слепила снежок и запустила в самого нахального. Он увернулся, и снежок попал ему на рукав. Мальчик стал чистить рукав, а в меня уже летели новые снежки. Но теперь я была внимательна, и прыгала да вертелась так, что больше в меня не попали. А самой мне удалось попасть еще одному мальчику в грудь. Тут стала открываться дверь женских покоев, и мальчишки, прекратив игру, пустились наутек. Во двор выглянула Тавенут.
  - Кончайте, озорники! - Крикнула она своим низким красивым голосом. - И когда это дети втягивали старших в свои шалости? Эррен давно не девочка, и большой мастер слова. Она заслужила уважение. - После чего поманила меня пальцем. Я подошла. - А ты тоже хороша. Зачем ты им потакаешь?
  - Да само как-то вышло, - усмехнулась я. - Но зря ты считаешь, будто это меня роняет. Вот если бы я обиделась, было бы глупо.
  Она шла за водой. Я двинулась рядом.
  - А у нас дети не могут играть снегом, - с грустью произнесла она. - У нас весь год пыль. И лишь весной, как пройдут дожди, все оживает. И тогда всюду появляются красивые цветы. У вас и названий таких нет.
  - Ты тоскуешь по Кариффи? - Спросила я.
  - И да и нет. - Мы дошли до колодца, и она стала набирать воду. - Мне там многое нравилось, но ведь я была рабыней. Пусть у хороших хозяев. Родилась-то я свободной. - Она склонилась еще ниже, встаскивая ведро, и не позволила мне помочь, опасаясь повредить моему ребенку. Поставила полное ведро рядом с колодцем и присела на край. - Я плохо помню отца, мать и родных. Наше племя все время странствовало. Это называлось кочевье. На одной стоянке, которую все мы любили, я расшалилась и убежала от матери. А за кустом, что рос на холме, прятались разбойники. Они выскочили и схватили меня. Другие дети видели, они побежали и закричали, но у разбойников были быстрые кони, и нашим мужчинам не удалось их нагнать. А потом я попала в один дом, где нас учили музыке, пению, танцам и многому другому. Например, красиво говорить и рассказывать. Для меня главным стало обучение игре на кимтале. Наставники твердили, что тем, кто усердно учится и преуспеет, легче будет попасть в хорошие руки. А неумех купят разве что для черной работы. Я стала одной из лучших кимталини. И, когда меня стали продавать, за меня щедро заплатила женщина, подбиравшая прислужниц во дворец. Так я попала к Эрджиат-Фарузели. Она была ко мне добра, считала почти что подругой, и с удовольствием слушала мою музыку. Но каждый день что-то напоминало мне, что я ей принадлежу. И она смеялась, когда я из-за этого становилась мрачной. Хотя, конечно, я ничего ей не объясняла. Что бы она поняла? А еще она иногда подсылала меня к мужчинам, от которых ей хотелось чего-то добиться. И здесь требовалось идти на все. - Тавенут горько усмехнулась, глядя вдаль. - Никто из них не обращался со мной грубо. Но они видели во мне только служанку из кочевого племени. В лучшем случае, глупую девочку. Ваш король Орбальд был первый, который увдел во мне что-то большее. В его объятиях я почувствовала себя свободной женщиной задолго до того, как меня назвали свободной при всех. Я знаю, он с женщинами всегда был только таким. Поэтому они к нему и тянутся. А ведь нам не о чем было тогда говорить, мы еще не понимали языков друг друга. Но он сделал для меня то, чего не сделал никто другой. Я этого не забуду, и хотела бы не покидать его дом даже тогда, когда совсем перестану быть нужна как женщина. Я все это рассказывала королеве Харвирен, она поняла меня. А я поняла, почему она так гордо его оттолкнула. Ведь она всегда была свободной, и при этом вышла из бедности честным трудом. Она не могла подарить ему свою любовь без всяких условий. Хотя он давно ей мил. Хорошо, что все так разрешилось. У тебя с этим законом о стихах тоже разрешится. Он найдет, как заставить их судить разумно, и примет хороший закон. - Она поднялась, взяла воду и мы пошли в тепло.
  3.
  Около часа я провела с Тавенут и королевой Харвирен. Сперва мы беседовали, затем Тавенут стала нам играть. И вот явился Виртинд и позвал меня в королевский зал слушать новый закон. Королева и Тавенут тоже пошли. В зал набилось поразительно много народу. Во дворе тоже собралась толпа. В дверях стоял человек, собиравшийся, выслушав закон, выкрикнуть его людям во дворе. Ну и, коненчо, недалеко от входа я заметила глашатаев, которым предстояло разнести закон повсеместно.
  После того, как мы устроились, прошло еще немного, и король сказал:
  - Ну, вот и все в сборе. А теперь слушайте новый закон о стихах, которых нам удалось принять, несмотря на столь безумный шум и крики. Я, король Дарфилира Орбальд, повелеваю уважать наши древние обычаи и не забрасывать стхосложение, перенятое от предков. Все хвалебные песни в честь короля и знатных людей, все стихи для больших королевских праздников должны сочиняться только на древний лад. Новые приемы в стхосложении и прочие стихотворные новшества не запрещаются. Однако, любой гриулар страны обязан на каждую песню в новом роде представить не менее одной в старом. Песни, сложенные гриуларами на любых чужих нам языках, в счет не идут. Неумелые рифмы объявляются таким же ущербом для слушателя, как и неумелые вирнсы в наших старых гриулах. Умел или неумел в стихах простой народ, короля не касается. Но гриулары, удостоенные принятия на службу, королевскую или ниже, а также странствующие гриулары, поющие за вознаграждение, обязаны неуклонно следовать законам о стихах, как старому, так и новому. Нарушитель будет наказан на первый раз предупреждением и утратой половины имущества. За второе нарушение он лишится всего имущества и на месяц потеряет право исполнять свои песни. Третье нарушение карается полной утратой имущества и пожизненным изгнанием. В особых случах, когда изгнать нарушителя невозможно, - и король в упор посмотрел на меня, - его надлежит заковать в цепи и держать под стражей. И никому не будет довзолено слушать его новые песни, кроме короля страны. Таков закон.
  - Таков закон! - Вскричали совещавшиеся. - Такова воля короля!
  - И пусть то, что прозвучало в этом зале, услышат по всей стране, - произнес Линвид. - Глашатаи, отправляйтесь в путь!
  Глашатаи немедленно покинули зал. Понемногу стал расходиться и прочий народ. Мы с королевой прибизились к королю.
  - Король Орбальд, это очень толковый закон. - Заметила я. - Тут предусмотрено все, и я не завидую гриулару, который его нарушит. Последнее предложение о возможности замены изгнания лишением свободы это что-то, неслыханное доселе в Пяти Королевствах. Кому оно принадлежит?
  - А ты не угадала? - Лукаво прищурился король. - Мне.
  - Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь его нарушу? Да еще и трижды?
  - Надеюсь, что нет. Но, в случае чего, не видать тебе больше Раунгара.
  - Что же, для меня это хуже любого изгнания, и я постараюсь быть законопослушной.
  И мы рассмеялись все вместе: король, королева, Тавенут и я. Затем король стал собираться на охоту. Королева и Тавенут присели у очага и занялись разговором с кем-то еще из женщин. Юный Орринд отделился от других мальчишек, подошел к Тавенут и потребовал, чтобы она еще чему-нибудь его научила, и она стала медленно по слогам что-то произносить по-кариффийски. А меня вовлекли в разговор гости из Синкределя. Они рассказали мне, что король Клестард, услышав о предстоящем совещании, вскочил с места и засыпал вестника вопросами. Затем, поняв, что вестник не так уж и много знает, поостыл и сказал, что, конечно, новый закон о стихах нужен и, что надо будет приянть такой и в Синкределе, но сперва желательно выслушать все, что будут об этом говорить у короля Дарфилира. А если тот разрешит, то не худо бы, чтобы синкредельские посланцы тоже участвовали в обсуждении. И если так, то пусть приложат все усилия, чтобы закон был как можно мягче, и не запрещал сходу любые новшества. Они постарались выполнить наказ. Правда, итогами они не совсем довольны, наказания за второе и третье нарушения слишком суровы. А последнее дополнение и вовсе нелепость. Но так решили дарфилирцы. Синкредельцы у себя решат иначе. Беседуя, мы вышли во двор. Один из стариков сказал, что помнит меня еще с той осени шесть лет назад, когда я, восемнадцатилетняя, вошла со своей арфой в зал короля Рибальда, такая свежая, робкая и шустрая. И помнит, как бледная и прямая, я требовала от короля объяснений. А сам этот старик слушал и не мог понять, действительно ли в моей песне есть оскорбительный намек, или это превратное истолкование, вызванное завистью. Я смутилась и призналась, что не узнаю его.
  - Я сидел далеко от короля. - Сказал он, - а затем, во дворе, стоял в самой толпе. Ты, конечно, могла меня не заметить. Но вскоре после того, как слуги короля заколотили крышку твоей бочки, я покинул двор, и больше туда не возвращался, пока королем не стал Клестард. Насколько я тогда понял, сперва многие и впрямь поверили навету, и лишь со временем убедились, что он ложный. И я боялся, признаюсь, что сейчас у людей, как тогда, помутится ум. Рад, что этого не случилось.
  Другой вспомнил, как видел меня, когда приезжал зимой к старому Харринду на Дальний Косогор. Его я тоже не могла припомнить.
  - Но ты тогда смотрела на людей и в упор не видела, - добавил он, - для тебя явно ни в какие ворота не лезло, как это ты не погибла и не спаслась, а попала в плен.
  - Это верно, - добродушно вставил синкредельский воин лет сорока. - Меня ты тоже не помнишь, гриулари, верно?
  - Не помню.
  - Я служил Харринду. И был при нем, когда он тебя привез. Ты даже что-то отвечала, когда я к тебе обращался. И при этом не видела. Однажды мы стали обсуждать, на какого дикого зверя ты похожа. Тут подошла Ойя Великанша и говорит: "Да какой там дикий зверь. Цыпленок". Мы расмеялись, и с тех пор иначе тебя в своих разговорах не называли. И вот нет уже ни Харринда, ни Хардуга, ни Ойи, Дальним Косогором владеют чужие нам люди. А прилепилось: Цыпленок Великанши и все тут. - Он хохотнул. - А ведь подумайте: Цыпленок Великанши. Какой это должен быть цыпленок: могучий, голосистый, грозный...
  Все кругом засмеялись.
  - Великанши могут быть разного роста, - проговорила я. - стало быть, и великанские цыплята.
  - И все же лучше быть цыпленком самой маленькой великанши, чем быком самого большого карлика, - заявил воин. Я согласилась с ним. Остальные тоже. В тот день я сочинила гриулы:
  
  И цыплята порой
  За что-то цепляются.
  А куры кругом
  Хлопают крыльями.
  Ох и хлопотно.
  Кто мал, кто велик,
  А воля мила
  Своя, и всем нам
  На свете есть место,
  Всех нас стоит воспеть.
  Горд крикливый король,
  Что правит карликами.
  Вял на вид великан,
  Да во все вникает.
  И немые могут немало.
  Не спеши успех
  Иль провал предсказать.
  По тени птенца
  Понять не просто,
  Громка ль его песнь.
  Дальше пошли очень спокойные дни, только погода по-прежнему стояла скверная, и я много времени проводила дома над книгой "Жемчужины Раунгара". У меня часто бывали гости. Раунг Эйлг, друг Айлма, сменивший его в Лариге, приходил каждый день и задерживался надолго. Сам король И поручил ему беседовать со мной по-раунгийски, чтобы я не только не забывала этот язык, но и углублялась в него. И, конечно, Эйлг занимался со мной толкованием раунгийских стихов, читал стихи, которых не было в книге, и то мы вместе сочиняли песню по-раунгийски, то он давал мне задание и оценивал, как я справляюсь. И уверял, что до весенних состязаний в Ирао я вполне смогу подготовиться, чтобы вызваться на соискание первого разряда. Сам Эйлг имел только второй и надеялся весной получить третий. Он уверял меня, что, готовя меня к первому испытанию, сам упражняется. И, хотя его наставник далеко, время зря не идет. Я старалась не думать об Ирао, а просто занималась из любви к учению. И всякий раз, передавая вести в Раунгар, добавляла для короля И, что явлюсь на священную лужайку разве посмотреть на других, а сама ни за что не встану на середину спирали. Пусть неудачников давно не казнят, зачем мне выставлять себя на посмешище. А в ответ приходили вести, что Мастера Стихотворцы из Ирао уже поговаривают, что если я не явлюсь, то они поймут, чего стоит хваленая храбрость гуайхов. Стихов же на их языке прибавилось настолько, что я радовалась, что закон таких стихов не касается. Впрочем, кто бы их все обнаружил, ведь я нигде и не при ком их не исполняла.
  Когда установилась зима, я начала выбираться в окрестности и навестила, наконец, Зартенар, которую муж называл Орвирайн. Ее сынишка Ормар мне очень понравился, а родные ее мужа не знали, куда деться от счастья, что к ним заглянула Кальмийская Гриулари. Дом их стоял к югу от Ларига близ моря, и они много и успешно рыбачили. С рыбы когда-то пошло все благосостояние этой семьи, они были очень привязаны к родному месту, и не раз возвращались на него после синкредельских нашествий и нападений с моря. А такое случалось раз в поколение. В самое темное время зимы Эйлг отбыл в Раунгар и сменил его величавый, с проседью человек в золотистом одеянии. Его звали Миор, и он слыл признанным наставником стихотворцев. Король И выбрал его, чтобы он продолжал заниматься со мной до самой весны. Он по-страшному придирался ко мне, но в ответ на мои заявления, что я обойдусь без соискательства в Ирао, неизменно отвечал: "Вздор". На севере ему не особенно нравилось, от гуайхов он предпочитал держаться в стороне, обычаи их поругивал, впрочем, беззлобно. Но ему случалось выказывать прямо-таки детское любопытство насчет того, как сработана телега или корабль, или, какие ткани изготовляют здешние женщины. Не меньше занимали его звериные следы в зимнем лесу, покинутые птичьи гнезда, кусты и деревья. Однажды мы брели по лесу и беседовали о том, как переносят зиму разные деревья. И он задал мне об одном дереве вопрос, на который я не знала ответа. А в Раунгаре он таких не встречал, хотя, похожие попадались. Мы умолкли, и внезапно заметили среди стволов человека. Тот стоял к нам спиной и что-то слушал.. Наставник сделал мне знак не двигаться и стал бесшумно приближаться к нему. И человек ничего не заподозрил, пока раунг не встал рядом. Оба переглянулись, затем замерли, глядя вперед. Чуть погодя гуайх тронул раунга за плечо, а тот повернул его голову и показал меня. Оказалось, что это Маргуд, воинский наставник мальчишек из королевского дома. Оба кивнули: мол, подойди. Я подошла. Они наблюдали за лосями, которые разгребли копытами снег и щипали траву. Я с удовольствием присоединилась к ним. Затем мы медленно отступили и пошли через лес. И Миор все время требовал, чтобы я что-нибудь спросила у Маргуда. А началось с того самого дерева, на котором я запнулась. И Маргуд охотно отвечал, а я переводила. Когда мы прощались с Маргудом у моих ворот, Миор пожал ему руку, а затем, отряхивая снег у порога, заметил:
  - Кто бы мог подумать, что гуайх, наставляющий воинов, способен так понимать лес.
  Я только рассмеялась. Хотя и для меня встреча с Маргудом, вечно хмуром и безжалостным к юным ученикам, была неожиданностью.
  На один из зимних праздников приехал король Клестард с Тиндмаром, а также мой дядя Тард. Король Орбальд устроил проверку всем присутствовавшим гриуларам, как у них обстоит с новыми гриулами. Не только мастерам, но всем, кто хоть как-то складывал стихи. И оказалось, что каждому есть, чем похвалиться, и что древний обычай сочинять вирнс-гриулы вовсе не заброшен, вопреки опасениям дяди Тарда. И тот признал, что новый королевский закон правильный. А вот игра Тавенут на кимтале вызвала у него недоумение и скуку, которые он плохо скрыл. Король Орбальд весело сказал ему, что впредь дозволяет выходить, если кто-то будет играть на кимтале или еще на чем-то, ему непривычном. Миор и Маргуд держались вместе и, хотя ни один не знал языка другого, каким-то образом друг друга понимали. А юный Орринд вдруг выскочил неведомо откуда и принялся что-то выкрикивать по-кариффийски. Как выяснилось, праздничные приветствия. Его тут же кинулись ловить с одного конца Тавенут, а с другого суровый Маргуд. И поймали сообща, как мальчишка ни уворачивался. Но никто из праздновавших не рассердился, все простили озорника и, прежде чем выставить, дали кое-каких лакомств. Король Клестард и Тиндмар не упустили случая выбраться в лес со мной, Миором и Маргудом. Отбыли синкредельцы почти одновременно с дядей Тардом. Я завалила Правителя Островов новостями, которые надо передать землякам и родне, после чего пошла провожать синкредельцев. Король Клестард сказал на прощание:
  - Я понимаю, как для тебя теперь важен Раунгар. Но все же прошу не забывать и мою страну. Ей, как-никак, принадлежали прежде твои острова. Если сможешь, по возвращении из Раунгара, выберись и навести меня. И возьми с собой любых спутников.
  Я, коечно, ответила, что постараюсь не забыть,тем более, что мне охота была взглянуть, на что похоже начатое им Собрание Сведений. Миор, узнав от меня, что я научила этого длинного темноволосого короля писать, причем, по его просьбе, скупо улыбнулся и пробормотал: "А гуайхи не безнадежны". И затею с Собранием Сведений одобрил.
  4.
  Роды у меня начались в рассчитанный срок, когда в воздухе веяло весной, а снег уплотнился и покрылся хрустящей корочкой. Я родила мальчика и назвала его Тинд в честь моего отца, при этом, по желанию Айлма, он получил и раунгийское имя Эанд. Айлм еще при отъезде передал мне два имени:для мальчика, и для девочки. Дела в Дарфилире шли благополучно, и у Орбальда не нашлось причин меня не отпускать. Со мной, разумеется, ехали Орси и Миор и, конечно, король выделил нам сопровождающих. Их, как и в прежние мои поездки, возглави Виртинд. Как для Миора, так и для меня предпочтительно было морское плавание. Прочие не возражали, тем более, что погода на море мореходам как нельзя более благоприятствовала. Наш корабль покидал Зимнюю Гавань через четырнадцать дней после моих родов. Новорожденного, тепло укутанного и розоволицего, несла Орси. Миор шел близ нее и с такой гордостью смотрел на мальчика, как будто тот приходился ему внуком. Я внезапно увидела в толпе кое-кого из наших островитян и отошла, чтобы поговорить. Мы наскоро обменялись новостями, и тут я услышала неподалеку добродушный смех и короткие возгласы по-кариффийски. Громче прочих звучал задорный мальчишеский голос. Это был юный Орринд. Я протолкнулась через толпу. Мальчишка стоял совершенно один на причале близ кариффийского корабля, окруженный несколькими бородатыми мужчинами в кариффийской одежде. И, не очень умело подбирая слова, но весьма бойко, что-то втолковывал им, помогая себе руками. Они одобрительно кивали и улыбались. Один из них протянул мальчику тисненые кожаные ножны для кинжала, объясняя, что это подарок. Другой положил ему на ладонь горсть сушеных южных плодов. Тут мимо меня прошел военный наставник Маргуд. В двух шагах от воспитанника он остановился и сурово окликнул его:
  - Орринд!
  Тот прервал разговор и обернулся с отчаянно испуганным видом.
  - Я ничего плохого не делал, наставник. - Торопливо сказал он. - Я просто хотел проверить, могу ли я обясняться по-кариффийски так, чтобы меня поняли. И они понимают. Хотя, я пока еще мало знаю.
  - Все ясно. - Сказал Маргуд. - Но тебе не следовало удирать одному, да еще и потихоньку. Ты сын короля и должен служить примером остальным мальчишкам. Мы потом решим, как ты за это ответишь. А сейчас пойдем проводим нашу гриулари.
  Он коротко поклонился поутихшим кариффийцам, взял ученика за руку и повел прочь, следом за мной. Простившись с ними и друими провожающими, я взошла по сходням. На палубе шла обычная суета. Путешественники пристраивали свое добро и устраивались сами, моряки готовились к плаванию. Не меньше часа я, стоя у борта, перекидывалась словами о том да о сем с людьми на берегу. А малыш, впервые пускавшийся в дальний путь, безмятежно спал на руках у Орси и ничего вокруг не замечал. Когда он вырастет, и его раунгийские воспитатели скажут ему, что он родился в землях гуайхов, он, должно быть, немало удивится. И, возможно, испытает досаду, что ничего не помнит. А как бы он мог помнить, даже если бы глазел по сторонам? Любопытно, а возникнет ли у него желание посетить здешние края, когда он станет взрослым? Конечно, он не вырастет одним из тех раунгов, которые шарахаются при самом слове "гуайх". И все-таки, как много будут значить для него Дарфилир и тем более мои Журавлиные Острова? И значат ли они что-нибудь для Марвирис Гриэн? Вполне возможно, что она меня не узнает. Многие видные люди отдают своих детей на воспитание в этом нет ничего необычного. И дети их привязываются к воспитателям больше, чем к родным отцу и матери, а перед своими настоящими родителями робеют и держатся как с чужими. Но, как правило, это все же делается по выбору, и родители малыша преследуют какие-то свои, им понятные цели. А раунгийский Закон о Детях выбора не оставляет. Я понимаю, что он по-своему справедлив, но, боюсь, никогда не привыкну к его неуклонной безжалостной поступи. Раунгар должен отстоять свое будущее. Дети это будущее. Все дети раунгов должны воспитываться среди раунгов, дабы стать опорой Раунгару.
  Вот гребцы сели на весла, и был расправлен огромный парус. Корабль медленно развернулся, а затем стал отходить от причала. Гавань отступила и пропала из виду, и лишь синяя кайма берега потянулась на востоке. Мы полным ходом шли на юг, и следом за нами летели крикливые чайки. Орси позвала меня кормить сына. А, едва я вытерла ему губы, ко мне подсел Миор и сходу задал хитрый вопрос об особенностях раунгийского стихотворства в дни Старого Дау. Я ответила без запинки. Он благожелательно улыбулся, и мы продолжили урок. Уроки на корабле происходили у нас каждый день утром и вечером. Поскольку корабль был выделен Орбальдом для нашей поездки, а не просто взял нас за плату, как попутчиков, мы причаливали к берегу лишь изредка и ненадолго, чтобы поплонить припасы. Но люди в гаванях, куда мы заходили, либо заранее знали, кто и куда едет на этом корабле, либо узнавали в один миг. И самый разный народ сбегался на наш причал, шумно выкрикивая мое имя. Кое-где я даже пела прямо с палубы. После того, как мы обогнули западную оконечность полуострова Зеран, нам повстречалось какое-то подозрительное судно, полное дикого вида заросших, до зубов вооруженных людей. Но вровень с нами шло два зеранских корабля, присоединившиеся к нам с нашего разрешения, на каждом из которых хватало исправных боеспособных зеранцев. И мрачные чужаки напасть не решились, а лишь нехотя и уклончиво ответили на вопросы и двинулись своей дорогой. И вот теплым солнечным, правда, весьма ветренным днем мы бросили якорь в Лоэской гавани. И вот я уже замерла в объятиях Айлма. Затем Айлм взглянул на сына. Сын ему понравился, и он подтвердил, что имя Эанд мальчику действительно подходит, а не то, пока он его еще не видел, не было уверенности, не переменить ли. Прямо из гавани вместе с младенцем мы направились в Дом Ласточки к королю И.
  Король И был свеж и бодр и выразил неподдельную радость по случаю моего прибытия. Он потребовал, чтобы ему даои на руки малыша, и сразу было видно, что он умеет обращаться с детьми, малыш остался им доволен не меньше, чем король малышом. Престарелая королева-бабушка приковыляла, опираясь о клюку. Она заметно одряхлела, но в ней сохранилось нечто такое, что всегда полвергало меня в трепет. Я почтительно и сдержанно поздоровалась с ней. Она сказала:
  - Ну вот и хорошо. И пусть никогда у тебя не будет никакого мужа, кроме супруга-раунга, и все твои дети будут раунгами по отцу. Даже если овдовеешь, смотри, не подпускай к себе ни гуайхов, ни всяких-разных иных.
  - Постараюсь, - сказала я, поглядев в лицо Айлму. Он рассмеялся, обнял меня за плечи и уверенно произнес, обращаясь к королеве:
  - Я об этом позабочусь. А не я, так мои родичи и друзья.
  Король расспросил нас о поездке и о делах на севере. А затем обратился к Миору с вопросом о моих успехах в учении.
  - Она шаг за шагом продвигается в верном направлении. - Ответил наставник. - Думаю, ей есть с чем идти в Ирао.
  - Ой, нет! - Опять отмахнулась я.
  - Не зарекайся, оуталь. - Усмехнулся король И. И попросил меня прочесть что-нибудь из последнего. И я, вздохнув, вышла вперед и произнесла:
  Казалось только: поднажми плечом,
  И больше не печалься ни о чем.
  Само пойдет, свершится в должный срок.
  Так в море лодочку несет поток.
  Так ветер гонит к югу облака.
  Так улыбается издалека
  Случайный встречный. Вроде, незнаком,
  А веришь, он не может быть врагом.
  Казалось только: выйди из дверей
  Под звезды, что надежней фонарей,
  И предпочти гудению толпы
  Извивы малохоженной тропы.
  И под лучом рассветным обретешь
  То, чем ни старики, ни молодежь
  Не обладают, то, что короли
  Искали тщетно на краю земли.
  Да, вроде, просто. А поди решись,
  И вот вздыхаешь, в доме запершись.
  И, запинаясь, блекнет песнь твоя
  Перед насмешкой птицы и ручья.
  Король И улыбнулся и оглядел присутствующих. Раздались дружелюбные и одобрительные возгласы. Затем король сказал:
  - Я не властен над суждениями Мастеров из Ирао. А не то пришло бы в упадок раунгийское стихотворство. Но у меня нет причин думать, чтобы они сочли твой приход на состязание непомерной дерзостью. Тебя смущает ложный страх.
  - Когда будут состязания? - Спросила я.
  - Когда молодая луна взойдет над деревьями, покрытыми свежей листвой, - ответил он.
  - Что же. Поскольку я тогда еще буду здесь, я смогу посетить Ирао. Но только как зритель. - Ответила я.
  - Посмотрим. - Хмыкнул король. А затем сказал, что отпускает нас в дом Рэомали, где нас ждут. И мы, покинув Дом Ласточки, заспешили по улицам Лоэ, откликаясь на приветствия многочисленных знакомцев. Дорогу от ворот Лоэ к воротам усадьбы Рэомали я помнила очень хорошо, вокруг ничто не изменилось, и я вспоминала ту весну, когда бежала этими местами из гавани с мешком яблок на спине, надеясь проскочить незамеченной. Рэомаль вышла мне навстречу. С ней рядом шла хорошенькая девочка, трех с лишним лет, темноглазая и темноволосая, державшаяся не по возрасту гордо и прямо.
  - Это Гриэн? - С изумлением воскликнула я.
  - Да, это твоя дочь. - Ответила Рэомаль. - Она выросла, и волосы и глаза у нее потемнели, но ее все-таки можно узнать.
  - Хотя и не сразу, - ответила я, рассматривая девочку. А она уставилась на меня. Я сказала:
  - Здравствуй, Гриэн. Ты знаешь, кто я?
  - Рэомаль говорит, что ты моя мама, - чинно произнесла Гриэн.
  - А ты меня совсем не помнишь?
  - Нет. Совсем. Почему ты так долго не приходила?
  - Потому что я состою на службе у короля Дарфилира, и он не всегда меня отпускает. Да еще и случалось много разного. Но, думаю, теперь мне удастся надолго приезжать каждый год.
  - А страшно жить среди гуайхов?
  - Ну, по-всякому. Я привыкла.
  - А у нас тебе нравится?
  - Конечно.
  - А почему ты не можешь бросить короля гуайхов и жить здесь всегда?
  - Потому что... Это трудно объяснить. Ты не поймешь.
  - Это потому, что я маленькая, да? Но я все понимаю, как большая. Мой отец был великий король. И он уже был старый-старый, когда вы встретились. И у него было много детей, внуков и правнуков. Да?
  - Да. Он был замечательный король, и все его очень любили. Его никогда не забудут в его стране. А еще он сочинял пркрасные стихи. Ты, случайно, не сочиняешь?
  - Да. - С гордостью сказала она. И тут же смутилась. - Но у меня плохо получается. Вот послушай:
  На лугу корова паслась,
  А потом в траву улеглась.
  И Гриэн робко и вопросительно посмотрела на меня. Я рассмеялась, она стала совсем грустной.
  - Ты знаешь? - Сказала я ей. - Мои первые стихи тоже были про коров. Ты любишь коров?
  - Я их немножко боюсь, - призналась Гриэн. - Но они добрые. Я знаю.
  Как-то само вышло, что когда мы заговорились, остальные оставили нас и пошли в дом с вещами. А мы, беседуя, ходили по саду, еще едва только начавшему оживать после зимы. На ограду сел зяблик и запел.
  - Знаешь эту птичку? - Спросила я.
  - Знаю! - Радостно воскликнула моя дочь. - Это зяблик. Его зовут, как меня.
  Тут из дому вышла Рэомаль.
  - Я вижу, вы привыкли друг к другу, - сказала она. - Идемте в дом. С дороги нелишне подкрепиться.
  5.
  В последующие дни мы много гуляли по окрестностям Лоэ. И больше пешком. А если верхом, то Гриэн кто-нибудь брал к себе на седло. Она увязывалась с нами почти всегда и повсюду. Но, конечно, когда меня звали к королю, она оставалась под присмотром Роэомали или служанки. Малыш сопровождал нас на руках у Орси. Когда требовалось, я кормила его или пеленала. Ему нравилось в Раунгаре. Старшая сестра глядела на него немигающим вхглядом и спрашивала, когда же он, наконец, научится говорить и ходить. Я смеялась и спрашивала, а как скоро этому научилась она. Она не помнила.
  На пятый день в Лоэ приехали Гибаорен-уэм и отец Айлма Вэор Гибаорен. И руэм оказался моложе отца Айлма. Он унаследовал главенство в семье недавно, после смерти прежнего руэма, того, при котором Айлм уходил в горы в одиночку воевать с семьей Кумреа и в конце концов попросил покровительтва Старого Дау. Оба родича были такие же беловолосые, как Айлм, но не такие длинные. И Вэор оказался покороче и поматеристей руэма. Они учтиво заметили, что рады, наконец, познакомиться со своей загадочной невесткой и пожелали поскорее взглянуть на Эанда. И остались довольны.
  - Славный мальчик и настоящий Гибаорен. - Отозвался о нем руэм. - В наших владениях он ни в чем не будет нуждаться, и мы приставим к нему прекрасную опытную няньку. Когда ты поедешь на север, Ноарль?
  - За семь дней до Летнего Солнцестояния. - Ответила я.
  - Заедешь к нам. Вместе с ним. - Он указал на моего мужа. - И, наверное, мальчика уже можно будет оставить у нас... Как у тебя с молоком?
  - Пока есть. Но надолго не хватит. Гриэн я уже вовсю прикармливала, когда ее увезли в Раунгар.
  - Ну, если так, то мы подберем кормилицу. И пришлем ее сюда, как только станет не хватать.
  Через три дня Гибаорены отбыли к себе. Едва успев их проводить, я встретила своего старого знакомца Клаэла. Он ходил по торговому ряду в гавани и что-то выбирал. Судя по всему, подарок. И случайно встретился со мной взглядом. Весь просияв, он махнул рукой торговцу и подошел.
  - Я рад, - сказал он. - Я так рад. Когда все это происходило там, на севере, мы были сами не свои. Мы боялись, что гуайхи убьют Айлма и выдадут тебя за другого.
  - Как видишь, все кончилось хорошо, - сказала я, кивком указывая на своего мужа. - Мы вместе и, надеюсь, что навсегда. Ну а ты как?
  Он стал печален.
  - Да вот женят меня. - Вздохнул он. - Наверное, они правы. Сколько можно жить одному.
  - И на ком?
  - На одной девушке из Бегридиоса. Я ее никогда не видел. Завтра она приезжает. Надо подарок приискать. - Он оглянулся на торговцев. - А я даже не знаю, что она любит. Помогите мне, а?
  Мы с Айлмом согласились. Сперва мы смотрели драгоценности и ткани, но Клаэл только вздыхал и качал головой. А принадлежности для шиться или прялка ему казались чем-то недостаточно праздничным.
  - А как насчет музыки? - Спросил вдруг Айлм. - Она на чем-нибудь играет?
  - Да. На флейте. - Ответил Клаэл. - Но я не знаю, на какой. Они ведь все разные.
  - Пойдем, посмотрим. - И Айлм потащил его за рукав. Да, флейты здесь были выставлены поразительно разные. Я и не подозревала, что их так много. - В Бегридиосе больше прочих любимы вот такие, - сказал Айлм, поднимая с прилавка нарядную флейту. - А если она, случайно, с такой не знакома, научится. Ведь твои родные не собираются с утра до ночи заваливать ее черной работой?
  - Нет, конечно, - ответил Клаэл и улыбнулся. Мы купили эту флейту и пошли дальше вместе. У меня в воспоминаниях все вертелась очаровательная гибкая Сиэрль, но я не решалась о ней спросить. Но вдруг моя дочь ткнулась в Клаэла головой и плечом и, поглядев на него снизу, спросила:
  - А почему ты раньше не женился? И на ком-нибудь знакомом?
  - А потому, дочь короля Дау, - почтительно ответил он, беря ее за руку и слегка отстраняя, - что мне нравилась одна хорошая девушка, а ее выдали за другого.
  - А почему ты с ней не убежал?
  - Да я-то готов был с ней убежать, - усмехнулся Клаэл и не без смущения покосился на нас с Айлмом. - Да вот она не согласилась. Она была очень послушная дочь. Ее звали Сиэрль. Твоя мама ее знала. Мы познакомились с твоей мамой, когда вдвоем спускались к морю. Мы в те дни повсюду ходили только вдвоем. И наши родные были не против. Но, как выяснилось, ее домашние позволяли ей со мной водиться только, пока не просватают. А я их не устраивал. Им нужен был совсем другой жених. Это не всегда понятно, почему и как люди выбирают. И вот они его нашли. Он приехал из Нимариоса, весь такой важный, надутый. Он не очень понравился Сиэрли, а Сиэрль ему понравилась не меньше, чем мне. Когда мы прощались, Сиэрль грустила по-настоящему, непритворно. Но, как я ни уговаривал ее уехать со мной на юг, отказывалась. Твердила, что она не смеет, и что надо смириться. Я все ждал, может, она овдовеет, может, сбежит. Хотя понимал, что это глупо. Теперь больше не жду. Говорят, она хорошо живет в Нимариосе. Кто знает, может, эта девушка из Бегридиоса тоже кого-то оставила. Я не буду ее спрашивать, захочет, расскажет сама. Почему бы мне и в самом деле не жениться.
  - Я никогда не женюсь. - Торжественно объявила моя девочка. Мы все рассмеялись, и Айлм объяснил ей, что девушки не женятся, а выходят замуж. Она тут же недовольно поджала губы.
  - Это неправильно. Если мужчины женятся, почему девушки не женятся? Если так, то я тем более не хочу никакого замужа.
  - Погоди. Посмотрим, что ты скажешь лет в пятнадцать, - подмигнул ей Айлм. Она отвернулась. Я затеяла какой-то новый разговор, чтобы ее развлечь.
  На другой день вечером Клаэл явился в сад Рэомали поблагодарить за помощь в выборе подарка, который пришелся невесте по вкусу.
  - А как тебе пришлась невеста? - Спросила его я.
  - Да, неплохая невеста. - Спокойно ответил он. - Наверное, я к ней привыкну. Но никогда не буду любить так, как Сиэрль.
  Становилось все теплее. Прошли добрые весенние дожди. В сады и рощи стали возвращаться передетные птицы. Моя Гриэн поразительно ловко подражала их щебету. И ничуть не хуже подхватывала любые людские песенки своим приятным чистым голоском. Мы не сомневались, что она сделает немалые успехи, когда ее начнут учить музыке. Рэомаль, когда об этом зашел разговор, сказала, что можно будет начать уже осенью, и что у детей из королевской семьи замечательные музыкальные учителя.
  Стихосложением со мной теперь занимался Айлм, но Миор частенько присутствовал на занятиях и вставлял свои замечания, как правило, поразительно уместные. Порой они изощрялись друг перед другом, кто ловчее поддразнит меня намеком на Ирао. Я тоже мало-помалу стала лихо отшучиваться. И вот уже само упоминание Ирао вызывало унас буйный смех. Но дни шли, и приближалась первая встреча молодой луны с новой листвой на деревьях. И Айлм с Миором стали считать дни до поездки. Я по-прежнему колебалась. И в самый вечер накануне отъезда сказала:
  - Не знаю... Наверное, я буду просто зрителем.
  - Но ты готова исполнить свои стихи, в случае чего? - Спросил Миор.
  - В случае чего да. Я не посрамлю своих наставников. - Твердо ответила я.
  Незадолго до того молока у меня стало совсем мало. И тут прибыла из Нимариоса кормилица. При ней был ее ребенок, совсем крохотный. Я тревожилась, возьмет ли мой малыш чужую грудь, и подойдет ли ему чужое молоко. Но первый опыт прошел благополучно, и я стала спокойно оставлять Эанда с этой женщиной когда на час, когда на два. Теперь я спросила ее, как лучше поступить: взять в Ирао ее и младенцев или оставить у Рэомали. И она спокойно ответила, что предпочитает остаться, и что тащить детей пусть не в очень дальнее, но путешествие, нет смысла. Так я впервые надолго покинула мальчика, которому прдестояло расти вдали от меня. Мы выехали около полудня: я с Айлмом, Миор и два юнца, которым Миор решил показать Ирао, и которые были обязаны нам прислуживать. К вечеру мы доехали до непритязательного домишки, где жил друг Миора, с которым они когда-то вместе обучались у одного наставника. Тот получил недавно восьмой разряд и стал одним из Ираоских Мастеров. Он предложил нам щедрый ужин и с самого его начала предупредил меня, что лечь надо пораньше, ибо встать предстоит еще до рассвета. Я уже слышала такое предупреждение от мужа, но поблагодарила доброго хозяина. К счастью, уснуть мне удалось легко и быстро.
  6.
  Айлм разбудил меня, бережно коснувшись пальцами щеки. Я вскинула голову.
  - Все в порядке, - сказал он. - Мы успеваем вовремя. Собирайся.
  Правила не устанавливали, дозволяется ли соискателю являться в одежде не своего пола. Но на всякий случай, я оделась по-женски, причем, как раунгийка. За плечом у меня висела арфа в чехле, у пояса покачивалось самое необходимое. Мы шли пешком по узкой тропинке и молчали. Айлм двинался впереди, за ним я и дальше остальные. Кругом светало. И вот за деревьями стало угадываться открытое ровное место. Мы ускорили шаг. Тропинка привела нас к лужайке, поросшей густой сочной травой. На лужайке была выложена спираль из белых камней, точь в точь, как описывал Айлм. По ту сторону лужайки виднелся большой шатер. Перед ним на шесте со стрелкой колыхалось треугольное полотнище: белое с синей спиралью, пересеченной зеленой стрелой. Знак Ираоского сообщества оутэ.
  - Посмотрела? - Спросил меня Айлм. - А теперь прячемся. Быстро. - И указал на очень удобные густые кусты с краю от тропинки. Мы в один миг укрылись за ними. Лужайку через них было видно превосходно. Стало уже совсем светло. И вот на лужайку со спиралью упал первый луч солнца. Откуда-то донеслось протяжное пение рожка. Айлм тронул меня за плечо и повернул мою голову влево. И я увидела юношу лет семнадцати, спешащего к спирали. Его длинные волосы были взъерошены, арфа в чехле стучала по его спине. Одет он был совсем просто: в чистую белую рубашку. Ноги босы. Дошагав до начала спирали, он замер на миг, и вдруг, подпрыгнув, пожалуй, чересчур высоко и быстро, вскочил на первый камень. Зачем-то обернулся в нашу сторону. После этого перепрыгнул на второй камень, третий, четвертый. И вот достиг середины. Встав так, что стопы оказались плотно сомкнуты, и выпрямившись по струнке, он запрокинул голову и крикнул в направлении шатра звонким срывающимся голосом:
  - Я, Тоу Дариант из Бегридиоса, пришел в Ирао, чтобы Мастера выслушали меня и решили, достоин ли я звания оутэ первого разряда! Я ничего и никого не боюсь! Любовь к стихам для меня дороже самой жизни. Выходите, Мастера!
  Тотчас из шатра показалось пятеро, все в золотистых, как у Миора, одеяниях. Только у каждого на груди был нашит треугольный знак со спиралью и стрелой, такой же, как свисавший с шеста. У того, что шел средним, на голове был венок из побегов неизвестного мне дерева, а в правой руке жезл с резным навершием, оплетенный плющом.
  - Тоу Дариант из Бегридиоса, - провозгласил он, - верно ли ты оценил свои силы?
  - Думаю, что да. - Ответил юноша.
  - Знаешь ли, что тебя ждет в случае поражения?
  - Знаю. Утрата имени. Знаю также, что в древние времена дерзкого ждала смерть. Но я бы и тогда пришел на эту лужайку.
  - Ну что же, Тоу, мы принимаем вызов. - Старший Мастер ударил жезлом оземь, и все пятеро повернулись, чтобы удалиться. А соискатель побежал по спирали обратно.
  - Готовься, - шепнул мне Айлм. - Сейчас пойдешь ты?
  - Как это? - Ахнула я. - Мы же решили, что я просто посмотрю...
  - Решили? Вот еще. Не дури. - Айлм пихнул меня в спину, и я вылетела в просвет меж кустами, споткнулась и упала на одно колено. Я тут же встала и принялась отряхиваться. Повсюду вокруг лужайки: за деревьями, кустами и покрытыми резьбой каменными плитами, а также за палатками и палаточками поодаль в зарослях затаилась уйма народу. И все они глазели на меня. Потому-то я лишь теперь их почувствовала. Я вздохнула, собираясь отступить за кусты. Но тут из большого шатра выглянул один из Мастеров.
  - Что ты встала? Иди. - И, широко поведя рукой, указал на спираль.
  - Да, но я... это все он. - Растерянно сказала она, кивая на кусты, где прятался Айлм.
  - В Ирао принято, чтобы тот, кто ступил на лужайку, шел дальше. Пути обратно нет. - Не без теплоты в голосе проговорил Мастер. И, прежде, чем он скрылся, дружный шепот со всех сторон, точно шелест утреннего ветерка, хлынул на лужайку: "Иди, иди, бросай вызов". Мне ничего не оставалось, как послушаться. Медленно, едва ли не спотыкаясь, я подошла к первому камню и ступила на него. На второй ступила куда быстрее. А до середины спирали и вовсе добежала бегом. Так, теперь, стопа к стопе, встать прямо...
  - Я, Ноарль с Журавлиных Островов, что в краю гуайхов... - И дальше слово в слово все, как положено. Вышли Мастера.
  - Ноарль с Журавлиный островов, верно ли ты оценила свои силы?
  - Думаю, что да. - В моем голосе неожиданно появилась твердость.
  - Знаешь ли ты...
  Я говорила четко, уверенно, без запинки. Мастера приняли вызов и вновь повернулись ко входу в шатер. Я поскакала по спирали назад, намереваясь поскорее добраться до Айлма и надрать ему уши. Но, едва я покинула спираль, совсем в другой стороне среди кустов возник человек и поманил меня. Я сделала два неувереннных шага. И тут лес разразился шепотом: "Туда, туда, ступай туда!". Как только я поравнялась с кустами, этот человек, довольно молодой, тоже в золотистом одеянии и с висящим на шее на цепочке знаком первого разряда, быстро втянул меня за них. Тм оказался обтянутый полотнищами небольшой круг. Внутри стояли низкие и легкие деревянные складные сиденья. И на одном из них расположился первый соискатель. Прочие пока пустовали. Усаживаясь, я услышала со стороны лужайки торопливые шаги по траве, затем прыжки с камня на камень. И затем громкий голос. Новый соискатель бросал вызов. Мы с Тоу Дариантом молчали, изредка поглядывая друг на друга. Но вот к нам присоединился веснушчатый темноволосый крепыш в кожаной безрукавке поверх суровой рубахи и добротной работы сандалиях.
  - Привет, мальки, - громко сказал он, выбрал сиденье и плюхнулся на него, придержав арфу. - Что, страшно?
  - А тебе? - Спросил Тоу.
  - А я в прошлом году уже потерял имя, и мне теперь все одно. Пройду, возвращу прежнее, провалюсь, ну и что для меня изменится? А над вами висит эта жуть.
  - Над всеми висит какая-нибудь жуть, - ответил Тоу. - Но что хорошего в том, чтобы всю жизнь сидеть сложа руки, а потом просто помереть, и все?
  - Ну-ну, тогда шагай вперед и вперед и ставь свою жизнь на кон на каждом пееркрестке. И дорасти до старшего Мастера. Ты не из тех Дариантов, руэм которых был одним из женихов Кораблестроительницы и смирился с тем, что выбрали не его?
  - Из тех. Дарианты одни во всем Раунгаре. Бегридиосские. - Ответил тот, глядя мимо него.
  - И тоже смиришься, если выберут не тебя?
  - Посмотрим.
  - Ого как! А ты, сестричка, переживешь, если не выйдешь нынче из мальков в плотву?
  - Разве мы рыбы? - Удивилась я.
  Оба рассмеялись. И Тоу доброжелательно объяснил:
  - Так принято. Соискатели, не имеющие разряда, называются мальками. Первые два разряда плотвой. Дальше с третьего по седьмой идут окуни, восьмой, мастерский, это судаки и Старший Мастер Старый Лещ.
  - Весело, - сказала я.
  - А еще веселее, - игриво заметил крепыш, - что Мастера поговаривают, а не вернуть ли дрвение правила, и не отнимать ли опять жизнь у зазнаек и неумех.
  Но мы с Тоу поняли, что он просто дурит. И стали его резво осаживать. Наш перворазрядник заглянул к нам и сурово сказал:
  - Тише. Ишь разошлись.
  Мы умолкли. Тут к нам прибавился четвертый соискатель, мужчина лет тридцати с короткой косичкой сзади, похожий на рыбака. Всего нас набралось десятеро. Кроме меня, здесь была еще одна женщина, белокурая, тоненькая, лет девятнадцати. Ее звали Эолиль Ваусо, и она жила у Лоэской гавани.
  Снаружи послышались шум и музыка. Затем голос Старшего Мастера объявил в рупор, что вызовы больше не принимаются. Опять раздалась музыка, голоса, шаги, и вот Старший Мастер распорядился: "Приведите новичков". В ту же минуту наш перворазрядник появился в проеме и сказал:
  - Ну, мальки, вперед.
  И мы опять вышли на лужайку. Вовсю сияло утреннее солнышко. Мастера стояли перед своим шатром, и жезл Старшего был поднят высоко над головой. Толпа образовывала почти ровный круг. Свыше половины ее составляли оутэ в золотистых одеяниях со знаками разрядов на цепочках. Одни стояли на месте, другие с ветвями в руках быстро передвигались, поддерживая порядок и выполняя поручения. У женщин-оуталей наряд отличался рукавами и горловиной и по другому подпоясывался: не коротким широким поясом, а узким витым шнуром, концы которого свободно падали и кончались кистями. А на головах почти все они носили расшитые ленты. Я попыталась найти взглядом Айлма, но не смогла.
  - Начинаем состязания на получение первого разряда, - объявил Старший Мастер. - Тоу Дариант, выходи!
  Тоу подмигнул мне и двинулся вперед. Вот он занял положенное место, поклонился Мастерам, и те разрешили ему начинать. Песня его была сложена старательно, и что-то в ней трогало, но чувствовалось, что он еще совсем юн и многого в жизни не понимает. Когда он умолк, Мастера задали ему несколько вопросов, почему он сказал в своей песне то или это, и почему выбрал те или иные приемы. Он ответил коротко и толково. Тогда ему разрешили вернуться к нам и сразу же вызвали меня. У меня перехватило дыхание. Но крепыш в кожаной безрукавке, который так нахально задирался, шепнул: "Не робей. Мы с тобой". И я зашагала вперед.
  И вот конец увитого плющом жезла описал в воздухе плавную дугу. Я вдохнула поглубже и начала:
  Песеь моря, что выше всех песен, с людских срывавшихся губ,
  Хранит год за годом раковина, покинув морскую глубь.
  Но в мерных ее повторах не каждый откроет сполна
  Все то, что поведать людям могла бы морей глубина
  Когда не достанет терпенья, то лишь, спохватившись, порой
  Свое сокровище к уху приложишь на миг другой.
  И дальше спешишь: вот берег, вот камушки, вот песок,
  Потом устанешь и ляжешь насолнце вздремнуть на часок.
  И вот уже смерклось. А зватра все тоже, и день пропал.
  И, вроде, живвешь, как люди, а жизни-то не видал.
  А жизнь не вернет мгновений, которые ты не ценил,
  И глаз не остер, как прежде, и нет уже прежних сил.
  С мудрейшими учителями постиг ты основы основ,
  Слагал в изобилии песни из бойких трескучих слов,
  Гостил в королевских чертогах и видел весь белый свет,
  А вот уйдешь, и забудут тебя через десять лет.
  А раковина все то же другому поет, и он
  Застыл, приложив ее к уху, загадкой ее смущен.
  - Ноарль Островитянка, - обратился ко мне Старший Мастер. - Почему ты выбрала именно эту песню для состязаний?
  - Она очень важна для меня. - Ответила я. - Когда я впервые посетила Раунгар, именно здесь мудрые старцы впервые обратили мое внимание на Песнь Раковины, и помогли понять, что стихи это куда большее, нежели то, чему меня с детства учили.
  - Мы знаем, что ты выучила наш язык, уже будучи взрослой. Многие начинают объясняться на чужом языке, если потребуется. Но немногие даже пытаются сочинить на нем стихи, следуя чужому обычаю. Что тебя к этому побудило?
  - Ненасытность хищника, которой славятся гуайхи. - Ответила я. И Мастера дружно засмеялись. Остальные подхватили их смех, загудели, что-то закричали, кое-кто махнул мне рукой. Старший ударил жезлом оземь, требуя тишины. И она мгновенно спустилась на лужайку. Тогда Старший сказал:
  - Такая жажда куда оправданней жажды власти и богатства. Обе исходят из одного корня: людской природы. Но люди ленивы, поэтому их чаще одолевает жажда обычного зверя. Поэтому они живут без радости и боятся смерти. А высокая жажда приносит надежду, а, случается, и радость, даже неутоленная. Это так. Теперь ответь мне, Ноарль, когда ты поняла, что готова бросить вызов Мастерам?
  - Когда мой муж выпихнул меня из кустов, и некуда было отступать. - Призналась я, опять вызвав буйный смех.
  - Ноарль Островитянка, - произнес Старший, - мы обо всем спросили и все выслушали. Возвращайся и жди нашего решения.
  И я опять присоединилась к малькам.
  7.
  Соискатели выходили один за другим. И вот к нам вернулся последний. Мастера удалились в свой шатер. А мы опять ушли в наш полотняный круг. Белокурая Эолиль подсела ко мне и стала расспрашивать, как обучаются оутэ у гуайхов. И ее немало удивило, что нашего гриулара просто наставляет умелый в ремесле родственник или сосед, а потом о нем идет слава, и никто нигде никаких разрядов ему не присваивает. Но я с трудом могла бы представить себе, как бы у нас могло существовать что-нибудь, вроде Ираоской лужайки с ее спиралью и обрядами. Да и вообще хотя бы какое-то гриуларское сообщество. Пять Королевств это все же не Раунгар, хотя там многого недостает, и много что не мешало бы завести или изменить. Но разряды и прочее, это, пожалуй, не для гуайхов.
  Снаружи затрубил рожок, и распорядитель-перворазрядник велел нам:
  - Идите слушать решение Мастеров!
  Мы снова вышли. И снова все взгляды устремились на нас. Старший Мастер воздел жезл и поднес ко рту рупор. Шестеро из десяти выдержали испытание. В том числе и я. Эолиль, Тоу и крепыш-задира по имени Аок тоже прошли. И четверо утрачивали имя. Нас тут же разделили. Выдержавших испытания подвели к Мастерам, проигравшие пока оставались на месте под охраной нескольких служителей в черном с закрытыми лицами. Мы поставили в стороне свои арфы. Крепыш Аок снял кожаную безрукавку и накинул ее на арфу. Эолиль что-то сняла с пояса. Я решила избавиться от всего, что висело на моем поясе и сложила все это рядом со своей арфой. Эолиль кивнула, шепнув: "Правильно, так удобней". Мы выстроились против Мастеров.Старший Мастер с улыбкой сказал: "Поздравляю, Тоу". И двое из Мастеров облекли его в золотистое платье и подпоясали. А сам Старый Лещ повесил ему на шею цепочку со знаком сообщества. Затем настала моя очередь. Я подняла руки, и золотистая ткань с легким шелестом скользнула вниз. Как только моя голова прошла в горловину, сзади подошла оуталь, поправила мне волосы и надела на них повязку. Она же обхватила мой пояс шнуром и завязала его. Затем Старший Мастер повесил мне на шею знак. Знак был из бронзы и ничуть не мешал. И вот нас шестерых, одетых в золотистое и с цепочками, развернули лицом к толпе. И Старший Мастер провозгласил:
  - Сегодня этим шестерым присвоен первый разряд Ираоского сообщества оутэ. Запомните их всех. - И перечислил наши имена. Каждый, кого называли, кланялся зрителям. Те хлопали в ладоши и шумно ликовали. Затем нам указали место слева от шатра. Мы встали, глядя на пустую спираль. Старший Мастер произнес:
  - А теперь пусть подведут неудачников.
  И служители в черном привели их. А еще два служителя принесли большое толстое бревно и положили его между проигравшими и Мастерами.
  - На колени! - Грозно крикнул Старший. - Головы опустить!
  Те упали на колени и склонили головы, приложив лица к бревну. Старший произнес:
  - Вы не соразмерили своих сил и сочтены недостойными первого разряда нашего сообщества. Благодарите судьбу, что такая дерзость давно уже не карается смертью. Но отныне каждый из вас утрачивает имя. Вы никто. Как вас впредь называть, подскажет в недалеком будущем случай. Но прежние ваши имена больше не прозвучат. А кто произнесет одно из них, навлечет на себя и своих родных великие бедствия. К вам самим это тоже относится. Каждому из вас дозволяется под любым новым именем или прозвищем явиться сюда через год и снова попытать счастья. Или вы можете сразу оставить надежду и жить, вновь принятые в свои семьи или на службу посредством обрядов, которые там заведены. Завяжите глаза безымянным!
  Служители склонились над ними и покрыои глаза каждого плотной черной повязкой.
  - А теперь уведите их!
  Служитель поднял каждого из четверых и, подхватив под руку, повел прочь среди зловещего молчания толпы. Когда, по знаку Старшего Мастера, тишину сменила музыка, я спросила у Тоу:
  - Куда их увели?
  - Куда-нибудь за пределы видимости и слышимости, - раздался рядом голос Айлма. - Там им развяжут глаза и оставят их одних. Чтобы сами разбирались, куда им идти.
  Он стоял у меня за плечом и улыбался во весь рот.
  - Ах ты, бесстыжий! - Накинулась я на него.
  - Прекрати, жена, - сказал он, цепко ухватив мои запястья. - Еще второй Марвирис Перечницы мне не хватало.
  - Да причем тут Марвирис? Разве муж ее выталкивал из кустов на лужайку? И вообще заставлял с кем-то в чем-то состязаться?
  - У Марвирис и Винга совсем другая жизнь. Но я сегодня не сделал ничего такого, что обернулось бы для тебя ущербом. Наоборот. - И он обвел рукой праздничную толпу, спираль, Мастеров, музыкантов и оутэ, а затем ею же обвил мои плечи и тронул цепочку на шее. - Или ты недовольна успехом?
  Я вздохнула.
  - Довольна. И еще как. Но... Хотя, знаю, ты скажешь, что не было другого средства заставить меня участвовать в состязаниях.
  - Вот именно. Сейчас пойдем подкрепиться, а потом хочешь, просто погуляем, а хочешь, вернемся и посмотрим, как проходят испытания соискателей на новый разряд.
  Прочих победителей уже разобрали кого друзья, а кого и родные. Народ сновал кто куда: беседовал, слушал музыку, искал знакомых и знакомился. Кое-кто, присев в тени деревьев развернул заранее припасенную снедь и кого-то угощал. А некоторые потянулись в том же направлении, что и мы. Извилистая дорожка привела нас на полянку, уставленную легкими столиками и скамьями. Оутэ в золотистом и прочий, весьма пестрый, народ, подкреплялись и выпивали, кое-кто сидел и ждал. Меж столиками сновал бойкий слуга с подносом. На том конце полянки высилось неприхотливое досчатое строение, перед ним был устроен прилавок с полотняным навесом. На прилавке красовались кувшины, бутыли, окорока, сладости и много что еще. Пожилой улыбчивый мужчина в переднике и головном платке, повязанном набок, давал указания молодому парню, робко держащему в руках поднос. Люди подходили к прилавку и весело переговаривались, разглядывая еду и питье. Рядом у нескольких жаровен крутились повар с поваренком и переворачивали что-то, пряно пахнущее. Дверь строения распахнулась и вышла девушка с дымящимся горшком в руках. Она поставила горшок на полнос парню, дала ему черпак, и тот побежал.
  - Как дела, Хройд? - Спросил Айлм у пожилого хозяина, когда они обменялись кивками.
  - Выше головы, - ответил Хройд. - Прикинь, что возьмешь и скажи. Постараюсь не заставлять тебя ждать. - И тут же стал выслушивать медлительного пожилого оутэ. Айлм посоветовался с каким-то оказавшимся поблизости знакомцем и сделал заказ. Мы пошли искать место. Это оказалось нелегко. Но тут звонкие голоса позвали нас наперебой:
  - Айлм! Ноарль! К нам, сюда!
  Это были молодые люди, которые вместе со мной получили сегодня первый разряд. Они сдвинули два столика, за одним вместе со знакомыми им было бы не уместиться. И, когда мы подошли, подвинулись, так что мы смогли сесть впритык между Тоу и Эолилью.
  - Как тебе нравится Ирао, Ноарль? - Спросил человек, оказавшийся учителем Тоу.
  - Очень. Когда возникает весь этот шум, музыка и народ, это, конечно, по-своему замечательно, - сказала я. - Но на рассвете, когда лужайка была пустынна, она все же понравилась мне еще больше.
  - Понимаю, - сказал учитель. - Я тоже всякий раз не ленюсь встать пораньше и явиться сюда вместе с новичками. Рассвет в Ирао - одно из чудеснейших мгновений, которые глупо пропускать только потому, что вставать в потемках неохота. - Все рассмеялись. - Да-да, молодежь, - добавил он, - если вы чего-то стоите, то это не единственное утро, когда вы продрали глаза ни свет ни заря. Вы снова и снова будете приходить сюда к самому началу и прятаться, подсматривая за новичками.
  - Я, кстати, тоже явился так рано не только из-за жены. - Подхватил Айлм. Тут появился слуга с подносом, и мы получили заказанное. Я с блаженством накинулась на еду. Учитель предложил выпить за Ирао и за то, чтобы дух благородного ремесла жил здесь, сколько бы поколений людей ни сменилось, и каким ни стал бы мир. Все подняли кубки и дружео воскликнули: "За Ирао!" И учитель стал рассказывать про первые в его жизни состязания. Айлм то и дело встревал с подробностями из своего первого посещения Лужайки. Кое-что изменилось за пятнадцать лет, которыми Айлм уступал учителю. Но разве мелочи. Главное сохранялось. Когда они сделали этот вывод, я спросила у обоих:
  - А эта гостиница, или как его... Она тут давно? И круглый год открыта или как?
  - Таверна Хройда? - Рассмеялся Айлм. - Ну. как было изначально, никто не знает, но три ли четыре поколения помнят постоянную таверну. Ее содержали разные владельцы, и вот уже два десятка лет, как ею владеет Хройд. Отменный малый. Прекрасно стряпает, великолепно распоряжается и все успевает. В холодную пору посетители собираются внутри у очага. Места хватает, их тогда немного. Как потеплеет, Хройд добавляет временные столы на полянке, и люди с удовольствием сидят под открытым небом. Но, конечно, в дни состязаний посетителей у него больше, чем обычно, если не хватает столов, расстилаются скатерти на траве. Да вот, гляди... - Я обернулась и увидела такую скатерть под самыми деревьями. За ней сидели кто на чем те, кому не хватило мест на скамьях. - Ну, и дополнительных подручных нанимать приходится. Того полуголого юнца с лентой на волосах я здесь раньше не видел. А Мастера сообщества приходят сюда поесть почти все время. Хройд гордится, что кормит таких людей. И говорит, что и к королю поваром уйти не согласился бы. Он, между прочим, начал кое-что понимать в стихах, этот Хройд, за время, что здесь трудится. Да и вообще с ним поболтать славно, даже Старый Лещ кое-что выносит из его суждений.
  - А он что-нибудь выносит из суждений Старого Леща о кушаньях? - Спросила я.
  - Хороший повар всегда мотает на ус, что скажет любой едок, - со смехом ответил учитель. Тут нас разыскал Миор. Мы с Айлмом приветствовали его. Я сказала:
  - Наставник Миор, позволь поблагодарить тебя за терпение, с которым ты вел меня к сегодняшнему дню.
  - Я рад, что мои усилия не пропали даром, - ответил он. Тоу предложил уступить ему место за столом, но Миор ответил, что уже поел и просто решил посмотреть, где мы. Пожелав нам счастья, он окликнул юнцов, с которыми мы сюда прибыли, и пошел с ними искать других знакомых. А мы остались пить, шутить и болтать. Но вот послышался звук рожка. Посетители стали расплачиваться и покидать таверну.
  Мы вернулись на Лужайку к самому началу состязаний на второй и третий разряд. Они проходили спокойней, чем те, в которых участвовала я, и соискателей оказалось меньше: пятеро и семеро. Из них второй разряд получили двое, а третий трое. Победители, подойдя к Пяти Матерам, сняли у себя с шеи цепочки с прежними знаками и отдали им, и тогда Старший Мастер повесил им на шею новые. Неудачники покинули лужайку тихо и незаметно. После того, как все привествовали победителей, Старший Мастер сказал:
  - У нас еще осталось время, и можно было бы устроить сегодня же и состязания на четвертый разряд. Но мы решили, - он оглянулся на остальных Мастеров, и они кивнули, - что уж лучше проведем его завтра на свежую голову. А пока будем веселиться.
  И слкшатели поддержали такое решение. В том числе и оутэ, желавшие получить четвертый разряд.
  Ночевать мы вернулись в тот же дом. Подходя нему, я спросила у Айлма:
  - А ты учавствуешь в состязаниях на восьмой разряд?
  - Нет. - Спокойно ответил он. - Я еще не готов. Но на будущий год попробую.
  - И сколько лет ты уже в седьмом?
  - Шесть. - Признался он. - Мастерский разряд это так трудно, что мало кто решается. Но я знаю, что однажды получу его. Только я, конечно, стану Странствующим Мастером, а в Ирао не поселюсь. Во-первых, король меня со службы не отпустит. А во-вторых, охота еще побродить в разных краях.
  - А Миор тоже Странствующий Мастер?
  - Да. Но он до сих пор странствовал больше по Раунгару. Раза два был в южных землях. А к гуайхам нынче зимой попал впервые, да и особенно не рвался. - Он усмехнулся. - Мы с королем уговорили.
  Тут я сообразила, что еще меня удивило и спросила:
  - А почему на празднике не было короля?
  - О, - улыбнулся Айлм. - Древний обычай запрещает королям появляться в Ирао, если только они не приходят как соискатели. В свое время наш Старый Дау явился сюда в простой одежде, сопровождаемый только своим двоюродным братом, с которым крепко дружил. Тогда это еще был Молодой Дау. Очень молодой. И Печальный. Это он к старости повеселел. И он, как все, дрожал при мысли, что утратит имя. Впрочем, в те годы престол занимал еще его отец, и перемена имени не вызвала бы путаницы в делах королевства. Но и правящий король мог бы, в случае чего, вернуться к власти под новым именем. Хотя, такого, кажется, не случалось. Да и вообще стихотворцы среди королей редкость. И не все они приходят в Ирао. Но Дау не мыслил себе жизни без Ираоского сообщества. Состоять в нем особая честь для сочинителя. А он знал, чего стоят его стихи, хотя и вел себя скромно. Ну, ты сама помнишь.
  - Помню, - сказала я. - Так для чужеземки это тем более особая честь.
  - Особая. И попробуй только не подготовиться на второй разряд, жена. Ну ладно, пошли спать.
  Мы стояли, заговорившись, у самых дверей. Хозяин и прочие наши спутники, уже устроились на ночь. Когда мы пробирались к своим постелям, никто из них не пошевелился.
  8.
  Мы оставались в Ирао до конца состязаний. Они шли по-разному. Так в борьбе за четвертый разряд не было ничего особенного, а в борьбе за пятый кипели страсти. За шестой состязались сравнительно спокойно, но состязание затянулось, Мастера не могли решить, кто достоин его, а кто нет, и по три-четыре раза вызывали кое-кого из участников. За седьмой боролись недолго, но ярко. А на восьмой, Мастерский, нашлось лишь три желающих, но их испытывали долго: выслушивали то такую, то такую песню каждого, задавали хитрые вопросы об истории Ирао и ремесле оутэ, требовали привести какое-нибудь место из древних песен. Победить удалось только одному из троих. И под конец он был весь мокрый. Прежде, чем вручить ему знак и жезл Мастера, его увели за шатер, дабы раздеть и окатить водой. И. понятно, одеяние на нем тоже переменили. Но зато сколько было радости.
  Наблюдая за всем этим и беседуя с самыми разными людьми, с которыми свела знакомство на празднике, я начала понимать смысл запрета для королей. Ираоские оутэ заботились о том, чтобы в своих суждениях руководствоваться лишь знаниями и опытом, ценными для их сообщества, и чтобы вмешательство высшей власти, даже невольная оглядка на нее, не повредили стихотворному ремеслу. Может быть, им и случалось порой проявлять косность или пристрастность, но уж от этого-то никуда не денешься. Стихотворческих школ, полоностью открытых всем здоровым веяниям, не бывает. А без школы многие сочинители всю жизнь блуждали бы в потемках. Можно не состоять в сообществе, если оно не нравится. Или, если не очень нравится или перестало устраивать со временем, отойти в сторону, не порвав. Но когда совсем не на что оглянуться, хорошего мало. Меня с детства считали одаренной, но далеко ли я ушла бы, если бы с самых ранних лет у меня перед глазами не было отца? Я теперь постигла многое, чему он не мог бы меня научить. И чего, возможно, не понял бы. Но я ему обязана как редкая дочь редкому отцу. И всегда буду вспоминать его тепло. И поминать в своих гриулах. Если разобраться, то вряд ли в землях гуайхов для меня вообще теперь есть учителя в стихотворстве. А самой мне вряд ли удастся кого-то чему-то научить, не поймут. Но опыт чужой страны оттого и принес так много, оттого и смог обновить мои чувства, что я сперва прошла выучку у себя. Гринд дает только самый дар. А как его развивать, наша забота. Но если ничего с ним не делать, хорошего получится мало. У кого есть ноги, должен ходить, у кого чистый голос, обязан петь. И глупо не желать делать это как можно лучше. В конце концов, жить и вовсе не имеет смысла, если мы просто умрем. И я поняла, что буду готовиться на второй разряд, за который стану бороться если не через год, так через два, и Айлму не придется больше выталкивать меня на Лужайку.
  Когла завершились все состязания, был большой праздник. В начале его все, кто добился для себя новой ступени: от нас, первого разряда и до нового Мастера, прошествовали по кругу в строгом порядке. А затем одни за другим под новую музыку скакали с камня на камень до середины спирали; причем, новый Мастер, первым вставший на Срединный Камень, тут же прыгнул обратно, и в тот же миг на Срединный Камень взбежал следовавший за ним оутэ седьмого разряда. Третий в цепочке уже вспрыгивал на предпоследний камень. И так далее. Всем нам удалось благополучно добраться до Срединного Камня и вернуться, не задев друг друга. Если бы кто-то случайно спихнул кого-то с одного из камней, это означало бы, что в течение года Ираоское сообщество ждет большое несчастье, если бы люди просто столкнулись, то небольшое несчастье. А то, как вышло у нас, сулило Ирао благополучие. Такой род гадания не случаен, ведь залогом благополучия в сообществе считается согласие между всеми его оутэ и оуталями. То есть, такое гадание одновременно игра и не совсем игра. Раунги отнюдь не всегда безоговорочно верят в силу обрядов и предписаний, доставшихся им от предков. Но не отвергают их напрочь, как мы. Для нас на севере многие обычаи древности утратили всякое значение, и мы над ними в открытую насмехаемся, хотя и соблюдаем порой по привычке. Для раунгов же значение лишь слегка изменяется. И они не довольствуются скучными житейскими объяснениями, откуда у предков взялось то или это. И не считают предков тупыми и невежественными. Просто при предках кое-что было иначе. И теперь нужно переосмыслить свое наследие, по возможности, сохранив и его, и свежесть чувства, без которой распадется связь потомков с предками. Веселый Старый Дау пришел к этой мысли еще, будучи Молодым Печальным Дау. И поделился ею со всеми. Эта мысль всем понравилась, и люди не могли не дивиться мудрости тогда еще совсем нового короля. То, что он сделал при жизни, надолго останется в Раунгаре. С самой нашей первой встрече Дау показался мне человеком редких достоинств. Позже, став его аэниэлью, я узнала его, конечно, куда лучше. Но и теперь, после его кончины, узнаю о нем немало нового.
  В Раунгаре издавна существовали самого разного рода сообщества. Древнейшие из них были магическими. Они представляли собой противовес магии руэмов, глав семейств, и строго делились по признаку пола. Все, что в них творилось, было окутано тайной. Маги занимались не только волшебством и пророчествами, но также целительством, стихотворством и другими высокими ремеслами. Со временем высокие ремесла отделились от собственно магии, возникли отдельные сообщества, объединявшие тех, кто достиг в них известного умения. А там появились и сообщества, в которые могли вступать оба пола. И одним из первых было Ираоское. Его основатель Криу Смешливый, считал, что когда мужчина учится стихотворству у женщины, а женщина у мужчины, дело идет куда успешней. Взаимное влечение мужчин и женщин далеко не всегда ведет к телесному сближению и рождению потомства. И не для одного этого должно использоваться. Если учитывать важность этого влечения, можно наполнить радостью всю жизнь. Главное понимать, что происходит, и обращаться с силами природы, как со своими союзниками, всякий раз устанавливая, когда и в чем они несут пользу, а когда грозят ущербом. Время подтвердило правоту Криу. Ираоское сообщество оутэ давно стало самым прославленным, и состоять в нем честь даже для короля. И даже для такого, каким был Дау.
  Так что мы возвращались к Рэомали счастливые и обновленные. В Лоэ и окрестностях уже знали о моем успехе, и едва ли не каждый встречный поздравлял меня. Но всех превзошла моя дочь, которая, выбежав мне навстречу, сказала:
  - Ну, мама, теперь ты прижилась на раунгийской земле, как пересаженный куст.
  - Благодарю, доченька, - сказала я, глядя в ее таинственные неподвижные глаза. - Я здесь и впрямь теперь еще больше своя. Но все же, хорошо это или худо, я не куст. Я не из тех созданий, которые растут на одном месте, ибо питаются через корни, а из тех, что передвигаются. И с землями гуайхов меня тоже связывает немалое. Но я всегда буду сюда возвращаться.
  - Возвращайся почаще, - сказала Гриэн.
  В Доме Ласточки все шло хорошо, кроме одного. Тяжело заболела Глеирль, королева-бабушка. Ее годы оставляли мало надежды, что она поправится. И лекари, и Дети Ласточки, и сама больная знали, что конец близок. Я понимала, что мне тоже следует навестить больную, и шла к ней не без трепета. Меня ввели к ней сразу. Увидев, кто пришел, Глеирль подняла с подушки седую голову и протянула мне иссохшую руку.
  - А вот и ты, - сказала она, улыбаясь, в ответ на мой учтивый поклон. - Иди-ка сюда. - И потянула меня к себе. Затем, усади на край постели, погладила по щеке. - Все такая же свежая. Дольше оставайся такой. Я рада, что у тебя все хорошо. И с Айлмом, и со стихами.
  - Королева, - запинаясь, произнесла я. - Скажи, а ты знала, что Айлм еще тогда... что он...?
  - Я много что знала. И не болтала языком попусту. Он вел себя разумно. А мой мудрый супруг не очень разумно. - Она усмехнулась. - Это можно понять. Теперь все в прошлом. Я никогда не желала тебе ничего, кроме блага, Ноарль. Ты мне веришь?
  - Теперь верю. - С облегчением сказала я.
  - А раньше нет? То-то ты меня так отчаянно боялась, глупышка. Но хорошо, что вы поговорили, пока я еще жива. Будешь вспоминать добром старую Глеирль?
  - Да. Конечно. - Ответила я.
  - И все же мой старик тебя любил. Всей душой любил. Не меньше, чем Тангиру или меня, или еещ какую-то женщину. Только по-другому. Как в последний раз. Не знаю, насколько это тебе понятно.
  - Меня это не удивляет, - ответила я, вспомнив всех любимых короля Орбальда.
  - Ну, если ты так ясно соображаешь, то еще немалого достигнешь. - Сказала королева и поцеловала меня на прощание. Выйдя от нее во двор, я нашла Айлма и призналась ему, что он был прав, когда считал, что я зря боюсь королеву Глеирль. Он довольно кивнул, и больше мы об этом не разговаривали: у короля были к нему важные и неотложные дела.
  Возвращаться в Дарфилир мы с Айлмом решили морем. Не очень хотелось отсылать корабль, который был в полном моем распоряжении. Погода не грозила подвести. Да и полностью обезопасить себя от нежелательной встречи с кем-нибудь из семьи Кумреа тоже было нелишне. Поэтому навестить Гибаоренов мы поехали с таким расчетом, чтобы потом опять вернуться к морю. Еще до нашего приезда посланный в Нимариос вестник сообщил им о наших намерениях. Руэм согласился, что наше решение разумно и с нетерпением ждал нас. Он сам со своими восемью выехал встречать нас к границе Нимариоса. Руэмские спутники, как положено при почетных встречах, галдели, ликовали и подбрасывали в воздух оружие. Я уже привыкла к подобным затеям, и они давно не ввергали меня в оцепенение. Обменявшись с нами приветствиями, руэм потребовал, чтобы ему передали ребенка, которого он пожелал сам везти в замок Гибаоренов. Пришлось нарушить порядок и разрешить кормилице ехать рядом с руэмом. И она приняла такую честь как должное. Будучи женщиной простой и неученой, она все же знала себе цену. Марвирис Гриэн тоже ехала с нами на одном коне с Орси. Она впервые забиралась так далеко в горы, впервые оказалась гостьей в семье из горной области, и смотрела вокруг во все глаза, ни к кому не приставая с разговорами. Наш приезд был большим событием, но нас разместили без лишней суеты. А, когда мы устроились и помылись с дороги, руэм позвал нас в свой зал и потребовал песен. Сперва он выслушал самое новое. И у Айлма, и у меня. Включая и песню, с которой я выходила на спираль в Ирао. Затем заказывал Айлму какие-то его давние песни, которые помнил. А затем пожелал услышать, как я пою гуайхские гриулы. Кажется, они его не увлекли, но он, ничего не сказав, учтиво кивнул. Зато мои песни по-гуайхски на раунгийский лад вызвали у него немалое оживление.
  - Надо же. - Заметил он. - Вот так пирдумала. Лихо. Ни слова не понять, а чувствуется, что наше. И многие теперь пробуют сочинять, как у нас?
  - Кое-кто пробует. - И я рассказала ему о совещании у Орбальда и новом законе о стихах.
  - Ишь как. - Фыркнул он. - Хотя, понятно. Любой гуайхский король обязан думать о наследии гуайхов. А оно у них все же есть, хотя в чужих краях, особенно, на море, они ведут себя как дикари, не знающие отца и матери. Ну, хорошо, что все-таки разрешается сочинять по-новому. Не знаю уж, насколько это облагородит гуайхов, но ни им ни нам вреда не будет.
  Затем дал слово здешним сочинителям: трем Гибаоренам и одному соседу. А также старннику из Доэлииоса. И они нас кое-чем порадовали. Больше всего мне понравилась одна песня доэлиосца:
  В лужицу вмерз опавший лист, засеребрились луга.
  Сбивается ветер с воя на свист, выставил месяц рога.
  Кто против ветра все правит шаг вдали от людского жилья
  В час, когда грозные силы крушат видавшие виды края?
  Гнезд покидать не сеют орлы, волки пождали хвосты.
  К бесплодным откосам крутой скалы льнут нагие кусты.
  А человек? Ему ль одному, спотыкаясь, брести наугад?
  Ждать помощи неоткуда ему и не повернуть назад.
  Укройся в пещере, огонь разведи, пержди недобрую ночь.
  Сердце, что гудко стучит в груди, бреднями не морочь.
  Из земли не встать ни друзьям ни родне, не отстроить спаленный дом;
  Уцелевший платит на все вдвойне, против ветра безумьем влеком.
  Если дожить до зари суждено, то, возможно, и будет прок
  В том, чтобы стукнуть в чужое окно и упасть на чужой порог.
  Но даже те, у кого приют удастся тебе отыскать,
  Покоя и радости не вернут. И не станут по имени звать.
  И, ка бы тебя ни давила беда в череде расставаний и встреч,
  Лишь камень, дерево и вода сберегут твою горькую речь.
  Оутэ, худой, похожий на битое бурями дерево сорокалетний мужчина с острым взглядом, пояснил, что переложил в дальфи-стихах древнюю песню о скитальце, сочиненную иным складом неведомо кем. Но позже отец Айлма объяснил нам, что этот доэлиосец действительно потерял дом и родных одиннадцать лет тому назад по вине свирепых Кумреа. И с тех пор нигде не может задержаться надолго, хотя кое-кто из руэмов, у которых он охотно гостит, не прочь принять его в семью. Но странник отвечает, что не станет носить новое имя, и уж лучше кончит свои дни последним из семьи, исчезнувшей навеки.
  - Немногие так поступают, - заметил Айлм. - И я не назвал бы этого человека безмозглым упрямцем. Он знает, что делает, хотя, для такого требуется необычайная сила духа.
  Я не могла не согласиться с мужем. За три дня, что мы провели у Гибаоренов, я увидела, что странник, будучи неприхотливым и непривередливым гостем, избегает слишком тесной близости с кем бы то ни было. Но с детьми беседует весьма охотно, жадно выслушивая какие угодно пустяки и выспрашивая обо всем, намек на что ему не до конца понятен. Моя Гриэн ходила за ним едва ли не по пятам и ловила каждое его слово. Он отвечал ей горячей признательностью. И, когда мы прощались, девочка взяла с него обещание, что он непремено нынче же летом навестит дом Рэомали. И он пообещал ей это с величайшей охотой. Хотя предпочитал ходить по горам и редко наведывался в три приморские области.
  На обратном пути к морю нас сопровождал кое-кто из Гибаоренов, пожелавших взглянуть на корабль. Гриэн опять начала болтать без умолку, описывая, что и как ей понравилось в горах. И высказывала намерение часто навещать младшего брата и смотреть, как он растет. Она не смоневалась, что Рэомаль будет не просто посылать ее туда с кем-нибудь, но и сама с ней выберется. И Рэомали не может не понравиться у Гибаоренов. А Странник, конечно, может как-нибудь обойтись без семьи и дома, но почему он не найдет
  - А кто недавно был недоволен, что люди женятся и выходят замуж? - Поддела я ее.
  - Это совсем другое! - Вскипела она. - У него ведь нет родных, которые заставят его жениться не на том, на ком он хочет. Он влюбится и уговорит, чтобы она всюду ходила с ним. И им будет хорошо вместе.
  - Вот как? - Поразилась я. - А кто же отдаст девушку за человека, у которого никого и ничего нет?
  - Ну..., - Гриэн наморщила носик. И тут же радостно воскликнула. - А она с ним убежит! Потому что он хороший.
  - Не знаю. - Вздохнула я. - Не всякая согласится сбежать в никуда даже с тем, кого очень полюбит. А та, которая сбежит, может пожалеть и вернуться. Или их догонят и его убьют.
  - Не убьют! - Заупрямилась Гриэн. - А вот и не убьют!
  - Ты думаешь, все согласны, что он хороший? - Я с грустью взглянула на девочку. - Я-то согласна. И Айлм. И Гибаорены. Но многие решат: неважно, что он смелый и добрый, и что у него хорошие песни. А главное, он одинок, у него нет покровителей. И его можно убить безнаказанно. Даже без повода. А уж если он похитит девушку из хорошей семьи...
  - Почему похитит? - Удивилась Гриэн. - Она сама с ним убежит. Он ведь не утащит девушку, если она хочет жить дома и будет плакать и вырываться?
  - Возможно. Но людям-то все равно. Они считают, что если девушка с кем-то ушла без согалсия родных, это уже похищение. И похитителя надо наказать.
  - А девушку? - Спросила приунывшая Гриэн.
  - А это смотря, какие у нее родные. Ладно, не думай об этом. Ты ведь не собираешься убегать с одиноким бродягой?
  - Ну, не знаю. - Сказала Гриэн. - Если он не женится, когда я вырасту, может я с ним и убегу. И буду его защищать. И его не убьют.
  - Ну-ну, - только и сказали мы с Айлмом.
  9.
  Мы покидали Раунгар в точно намеченный день. Нас провожали шустрые и любознательные парни из Гибаоренов, король И со своей женой, Рэомаль с Гриэн и кое-кто из моих ноывх знакомцев по Ирао, включая Тоу Дарианта и Эолиль Ваусо. Приечм, король И передал прощальный привет своей бабушки, которая все явственней угасала, но, услышав мое имя, встрепенулась и четким голосом произнесла добрые пожелания.
  - Ну, с такими напутствиями грех будет не доехать до Ларига целыми и невредимыми. - улыбаясь, заявил с палубы Айлм. Похоже, добрые напутствия и впрямь хранили нас. Несколько дней спустя мы благополучно ступили на берег в Летней Гавани Ларига. И я испытала радость, хотя и покинула Раунгар, который так любила. Я словно ноывми глазами увидела гавань, дома Ларига, окрестные леса и, главное людей. Тех самых, что для моих друзей в Раунгаре были лишь свирепыми гуайхами. И тех, кто встречал корабль, и тех, с кем мы столкнулись случайно на пристани и в самом Лариге, я с жадным любопытством расспрашивала об их делах и с удовольствием ловила каждое их слово на привычном с детства, пусть чуть по-иному звучащем здесь, чем на Журавлиных Островах, языке. И мне куда больше хотелось узнать, как тут жили они, чем рассказывать о Руангаре. Тем более, что в воспоминаниях о стране, которую я оставила, не так-то легко было отделить понятное слушателям от того, что они не поймут. Так о состязаниях в Ирао я поведала лишь между прочим, и больше о том, что я видела, нежели о своем первом разряде. Хотя, не скрыла своего участия и успеха. А в целом, говорила. Прежде всего, о гавани, о кораблях, о торговле, о том, как Дети Ласточки защищают от притеснений чужеземных купцов, но при этом не позволяют купцам сомнительного и неподобающего поведения. Выслушав все новости, король Орбальд объявил, что через три дня отбывает в поездку по стране и намерен взять меня с собой.
  - Айлму тоже дозволяется ехать? - Первым делом спросила я.
  - Да. Ничего тайного не предвидится. - Он ухмыльнулся. - Впрочем, ты, Айлм куда верней проник бы в мои тайны, отказавшись ехать со мной в открытую, а?
  - Конечно, - не смутившись ответил тот.
  - Выходит, мне от вашего брака есть известная польза. И зря я ему так решительно препятствовал.
  - Даже короли не всегда сразу понимают, что им на пользу. - Лукаво заметил Айлм.
  Королева Харвирен с нами не ехала. Нам предстояло встретиться с ней, когда мы посетим ее брата. По ее робкому смущению и по тому, как король разговаривал с Тавенут, я догадалась, что Харвирен наконец-то понесла. Но ни с кем е поделилась и никого не выспрашивала. Сперва мы поехали на юго-запад, в места, где стояла усадьба Виртинда. Затем южными землями направились в Горелые Леса. Но не по прямой дороге. Сперва король подался к югу морским берегом до самой зеранской границы. И, когда впереди обозначился узкий залив по скалистым островком, спросил меня:
  - Я могу попросить тебя показать мне то место?
  - Где повесили Тиринда и наших друзей? - Спросила я.
  - Да.
  Впервые за несколько лет мы заговорили об этом. И говорить не оказалось тяжело. Я вспоминала Тиринда и других, что были тогда с нами, с теплом и благодарностью, но не с щемящей тоской. Тем более, что стояло лето. И даже вечнозеленые сосны выглядели инчае, чем в ту морозную зиму. А самого повешения я не видела, Харринд избавил меня от этого и, наверное, правильно. Мы остановились, сошли с коней и я стала показывать, как мы вышли к заливу, как и откуда приближались преследователи, как выскочила из-за островка засада, как мы дрались на льду, как провалился, проломив лед, Сурм Одноглазый, как нас волокли обратно к берегу. Я легко нашла и то место под соснами, где мы сидели связанные в снегу, а Хмар Вешатель злился, но ждал Харринда, догадываясь, наверное, что тот кого-то ищет и может опознать и забрать. И тогда будет одним повешенным меньше. А Хмар был твердо убежден, что чем больше народу он повесит, тем больше прибавится благ королю Рибальду. Оттого и накидывал петлю на любую шею, дававшую к тому повод, не тратя времени на распросы и предложения. Он не верил, что тот, кто выберет жизнь и службу Рибальду Синкредельскому, будет служить исправно и преданно. Он верил только в веревку. Неудивительно, что она ему и досталась в конце. Я закончила свой рассказ тем, что не могу указать ни тех деревьев, на которых кто-то был повешен, ни могил. Орбальд ответил, что уже расспрашивал местных жителей, но ничего узнать не удалось. Только, вроде бы, какая-то старуха, которая уже скончалась, болтала, что Тиринд Кормчий сорвался, и Хмар велел повесить его заново, хотя его же люди напомнили, что так не делают. И что это определило судьбу Хмара. Но откуда старуха это знает, слышала от кого-то из присутствовавших синкредельцев или видела сама, никто не мог объяснить. Так что у нас не было оснований считать, что это несомненная правда. Мы помянули Тиринда и других и выпили за них на поляне, а затем покинули ее. Дальше потянулись надежные дороги и гостеприимные дворы. Порой кто-то бросался навстречу королю с просьбой. Немало оказалось тех, кто настороженно, с опаской, косился на Айлма. А одна женщина, уведя меня в укромный уголок, пыталась выспрашивать, как у меня с ним. Я легко отшутилась. Ей хватило здравого смысла, чтобы понять, что гриуларам не по нутру обычные женские разговоры про мужей, и мы избежали ссоры. Но вот мы оказались близ тех мест, где утонула в трясине Вириайн и скрывался в лесах Тиринд с друзьями. Орбальд уже не раз проезжал здесь. Но впервые я показала ему все, что могла. Нам даже удалось отыскать место, где стоял непрочный приют изгнанников. Ну, а от тех чащи и болота рукой было подать до Горелых Лесов. В Горелых Лесах шла привычная мирная жизнь. После гибели Бартига на поединке Тирклесс и Вирмар покинули дом и подались в чужие края. Вестей от них не было. Прочие его друзья притихли. И весь год никто не слыхал о чем-то большем, чем обычная соседская размолвка, легко и быстро разрешавшаяся. У Харта же не было ни с кем и малейших неладов. Он выехал нам навстречу и так выразительно двигал руками, что все было понятно без слов. Харвирен встретила нас в доме. И можно было подумать, что она никуда не уезжала и не жила целый год в королевской усадьбе в Лариге. Мы провели здесь два дня, а затем, простившись, повернули на север. Харвирен пока осталась у брата, и в Лариг должна была вернуться ближе к осени. Посещая двор за двором, мы добрались до Лестрандовой Протоки. И там провели три дня. Крингрис и дядя Нир не жаловались на дела в доме, вот только их огорчало, что у Линрис не все ладно с ее мужем Сирнтом. Но Линрис отказывалась говорить родным, что не так, а лишь молча хмурилась. В гости захаживала охотно, и даже мужа порой приводила, но словно бы не замечала его, кгда он рядом, и не упоминала о нем, когда являлась без него. И детей у них пока не было.
  - Да может еще наладится, - сказала я.
  - Хотелось бы, - вздохнула Крингрис.
  Нет, я не думала, что Линрис девчонкой настолько любила Улгтига, чтобы мечтать о нем и теперь, огда она жена другого. Просто, наверное, Сирнт не оправдал каких-то ее ожиданий. И трудно догодаться, в пустяках ли дело, и образуется ли все само собой. Лучше не поднимать пока обэтом разговор, а там видно будет. Может, ее просто берет досада, что Сирнт почти все время проводит при Орбальде, а домой является лишь, когда отпустят. Но такова участь многих жен, и почти все к этому привыкают. И если Сирнт ставит службу у Орбальда и заживет при хозяйстве, кто знает, к лучшему или к худшему это изменит их отношения. Или если бы Линрис всякий раз ехала с мужем в Лариг, когда мужа туда требует король. Да она, наверное, и с самого начала к такому не рвалась, она была из домашних женщин. Может, просто н могут друг друга плюбить. И виноваты оба. Хотя, люди склонны винить кого-то одного. С дозволения короля Орбальда мы с Айлмом наведались в Торфяники. Линрис встретила нас приветливо и тут же позаботилась об угощении. А Сирнт, находившийся дома, подошел к нам, узнав, какие у них гости, дружелюбно приветствовал и вернулся на пастбище, где был вовсю занят. Линрис много спрашивала о Раунгаре, но ее больше занимало, как там живут семейные женщины. И, конечно, украшения, наряды, игры молодежи. Она почему-то удивилась, узнав, что есть женщины в Ираоском сообществе. Хотя то, что я с юных лет стала Большой Гриулари она всегда принимала как должное. Это, наверное, оттого, что у нас нет никаких сообществ. Мне не раз случаолось встречать женщин, убежденных, что сообщества и союзы бывают только у мужчин. И я спросила Линрис, что она об этом думает.
  - Ну, я думаю, что в одном сообществе с мужчинами женщине неловко, - ответила она, - а объединиться в свое отдельное сообщество женщины просто не могут. Оно тут же развалится. Даже незамужние подружки меж собой то так, то эдак. Что же о взрослых женщинах говорить? У каждой свой дом, своя жизнь, и друг друга они просто не понимают.
  - А как же мужчина мужчину понимает? - Спросила я.
  - Они другие. - Уверенно заявила Линрис.
  - Может, в чем-то и другие. Но как лихо они меж собой дерутся чуть что.
  - Подерутся и помирятся. - Решительно возразила та. - У женщин иначе.
  - Ты знаешь, Линрис, - призналась ей я. - Я боюсь, что вообще человек человека плохо понимает. И люди настолько не умеют жить бок о бок друг с другом, что удивительно, как этот мир вообще стоит.
  - Его хранят великие силы. - Грустно улыбнулась Линрис, которой мои слова явно показались убедительными. - И достойные люди, которые им помогают. Например, вы, гриулары. Но вас очень мало. Поэтому все так трудно.
  - Но хозяйкой в доме быть хорошо? - Спросила я.
  - Ой, не знаю... Надеюсь, со временем научусь справляться. А пока странно как-то. И то надо, и это. Может, лучше для меня было бы попасть невесткой в большую крепкую семью и поучиться у старших женщин, чему можно. Я, когда жила при матери, не знала, как много всего требуется, если ты в доме главная и должна заставлять других женщин слушаться. А он вот, - она повела головой в сторону пастбища, - не понимает. Он хочет, чтобы все сразу. - Тут она спохватилась. - Только не говорите ему, что я жалуюсь. Еще обидится.
  - Не скажем. - Пообещали мы. И я добавила, что если дело только в этом, то все пройдет. А пока надо не стесняться спрашивать у матери, что как решать в хозяйстве. Благо, родной дом близко. Линрис поблагодарила меня, но так, что я заподозрила: это еще не все. Побеседовав с ней час-другой, мы вернулись на Лестрандову Протоку к королю, и Сирнта больше не видели.
  Покинув дом Линвида, мы поехали дальше на север западной окраиной страны. Здесь дороги были уже и круче, а течение рек, через которые мы переправлялись, стремительней. Дарфилирцы называли эту местность горной, потому, что не видели настоящих гор. На одном отрезке пути мы подъехали к самой границе Шингриса, и нам приветливо помахал рукой тамошний дозорный. Из беседы с ним мы узнали, что, по настоянию Винга, вдоль границы теперь непрерывно сменяются конные дозоры, чтобы разбойничьи шайки или чьи-то преследователи не проникали в Шингрис беспрепятственно и не творили там, что им вздумается. Грабить себя шингрисийцы отныне не намерены позволять, а если в Шингрис сбежал кто-то, перед кем-то где-то провинившийся, следует обращаться к судье Вингу. И тогда Винг и народ Шингриса будут решать, защитить беглого или выдать. Давно пора было завести такой порядок, да руки не доходили. Но после случая со мной и Айлмом слава Винга возросла, и мудрому судье удалось склонить других к принятию новых важных установлений и к совместным действиям. А Марвирис все также строптива, и даже на людях по-прежнему не стесняется накинуться на мужа. Однако, за глаза если и ругнет его, тут же с гордостью добавляет, что он зато первый человек в Шингрисе, и не беда, что не король, а только судья. И без устали напоминает шингрисийцам, сколько он для них сделал.
  Побывали мы и в верховьях Пограничной. Легко отыскали место, где когда-то жил Сирнтмар Гребех. Там все было отстроено, и хозяйство налажено. Но дела по-прежнему вел человек Линвида. Сирнтмар предпочитал оставаться при Линвиде и был ему очень полезен, а близ родных мест оказывался разве, если очень требовалось. Слишком мучали воспоминания. В верховьях Пограничной и теперь шла какая-то земельная склока. Но едва Орбальд подъехал и, увидав на берегах одного из нешироких истоков реки соседей-спорщиков, перебранивавшихся, перекрывая шум воды, и спросил, не может ли чем помочь, оба, и синкределец и дарфилирец, поостыли и выказали готовность к миру. Северными землями, то приближаясь к Пограничной, то удаляясь, мы вернулись на восток к морю. В Лариге нас ждал гонец от короля Клестарда, не решившийся скакать навстречу, как бы не разминуться. Его подвели к королю Орбальду, как только мы въехали во двор.
  10
  Гонец был на год-на два старше меня, подвижный и ловкий. Приветствовав короля Дарфилира от имени его названного брата, короля Синкределя, он тут же недобро покосился на Айлма и сказал:
  - Удали раунга, король Орбальд. И пусть его держат под стражей, не то еще сбежит.
  - Удалить можно, а под стражу мне его брать пока не за что. - Усмехнулся король Орбальд. - Неужели он умудрился что-то натворить в Синкределе? Не слышал.
  - Не он, другие, - ответил гонец, подолжая с опаской глядеть на моего мужа.
  - Айлм, ведь ты не сбежишь? - Спросил король, спешиваясь.
  - Не сбегу, пока не узнаю, в чем дело, - и тот широко улыбнулся. Затем соскочил наземь, небрежно бросил через плечо. - Я буду на заднем дворе. - И помчался прочь меж изумленными дарфилирцами.
  - Как видно, дело у тебя не краткое и не срочное, - обпратиляс король к гонцу. Тот кивнул. - Ну, а раз так, то пойдем в зал.
  Меня король оставил при себе. В зале он расположился не спеша, выпил с дороги и предложил выпить гонцу. Тот не стал отказываться. Затем король попросил его изложить дело.
  - Король Орбальд, - заговорил гонец, - я Валринд сын Валтига, один из семерых, что судились с раунгами в зале короля Клестарда год спустя после того, как ты взял Тимбрунг.
  - Помню, - ответил Орбальд. - у каждого из вас была в семье женщина, которую соблазнил раунг, и которая потом родила. И они, как велит их закон, забрали себе детей.
  - Верно. - Кивнул Валринд. - Моя сестра одна из тех несчастных матерей, которые не знают теперь, где их дети и что с ними. У других у кого дочь, у кого племянница в таком же положении... Когда раунги явились в Тимбрунг как твои союзники, некому было предупредить наших женщин, чтобы держались от них подальше. И раунги околдовали их, повеселились с ними, а потом уехали. И вдруг явились год с небольшим спустя и стали требовать малышей. Им откуда-то в точности было известно, что родилось семеро.
  - А что же так мало? - Поразился Орбальд. - Раунгов прискакало в Тимбрунг не меньше пятнадцати.
  - Да. - Согласился Валринд. - И каждый слюбился не с одной женщиной. И, помимо знатных женщин, были безродные. И служанки. О них я ничего не знаю. Достойные женщины не все забеременели. Кое-кто выкинул. Кое-кто родил мертвого ребенка. А у семерых родились здоровые дети: три мальчика и четыре девочки. Из матерей пятеро были незамужними, одна разведенная и одна вдова.
  - А мужних жен не было? - Уточнил Орбальд.
  - Не было. - Подтвердил гонец. И добавил. - То есть, вообще-то одна женщина еще не знала тогда, что с ее мужем, но потом выяснилось, что она поддалась раунгу, когда уже овдовела.
  - И родичи всех матерей готовы были воспитывать детей от раунгов и заботиться о них? - Спросил Орбальд.
  - Да. Все понимали, что это обычные превратности войны. И что дети могут вырасти достойными людьми, такими же синкредельцами, как все другие.
  - И, когда явились их отцы, родичи матерей не пожелали с ними разговаривать?
  - Это так.
  - И раунги обратились к королю Клестарду. Тот рассмотрел дело и решил его в пользу синкредельцев. Помню. Раунги молча покинули Приют Четырех Ветров. А немного погодя дети исчезли. С тех пор немало прошло. Тем детям нынче зимой исполнилось по четыре года. Что же вы именно теперь вдруг спохватились из-за того дела?
  Гонец вздохнул и немного помедлил. Затем произнес:
  - Король Орбальд, мы пытались искать их сами. И пытались избегать шума, помня о твоем союзе с раунгами. Не много пользы принес тебе этот союз. Но мы понимаем, в каком тяжелом положении оказался твой отец, король Орринд, когда между ним и Рибальдом Синкредельским назревала вторая война за Прекрасную Вириайн. Он искал союхников где только мог. И неудивительно, что совершил досадную ошибку, послав гриулари Эррен в Раунгар... Раунги, как и все ваши союзники, выступили на север с опозданием. Пришло их совсем немного. И ущерба от них оказалось куда больше, чем блага.
  - Синкредель проиграл войну, - напомнил король Орбальд. - Неудивительно, что он потерпел всякого рода ущерб и от нас, и от наших союзников.
  - Это так. Но ведь они раунги. Это другое.
  - Скажи, Валринд, - король Орбальд слегка наклонился вперед, и голос его зазвучал осторожно. - Хоть один из раунгов взял какую-либо женщину силой?
  - Нет. - Решительно покачал головой гонец. - Им это и не нужно. Они хитры насчет всяких темных чар. Посуди сам, лопочут что-то на своем чудно языке, ни слова не поймешь, а женщины млеют...
  - Валринд, Валринд, - рассмеялся король. - А тебе что, не случалось добиваться расположения женщины? И много тогда смысла было в твоих речах? Или ты убеждал ее разумными доводами? Не мурлыкал? Не пел невнятицу? И среди твоих милых не было ни одной чужеземки, не понимающей по-нашему?
  Валринд безмерно смутился.
  - Ну, это же... У нас все-таки по-другому.
  - Может и по-другому. Не так ловко. Но, если разобраться, в этом все мы чародеи. Обо мне самом слава идет.. - Он рассмеялся. - Я начал бегать за женщинами, едва вылез из пелен. Благо, стало чем бегать. А с чем бегать и раньше было. - Он подмигнул. - И уж я-то знаю, что это за колдовство. И воспитывать своих детей на стороне нам тоже случается. Разница только в том, что мы знаем, где они, что они усваивают общий с их родителями язык и близкие обычаи. Вас тревожит, что раунги делают из детей раунгов. Боюсь, тут трудно чего-то добиться.
  - Да. Но можно им отплатить. - Решительно произнес Валринд. - Мы не прочь заполучить тех самых семерых или кого-то из их родичей. Но до них не проще добраться, чем до наших детей. Более того, раунги в Синкределе почти не бывают, а если кто и сунется, так, мелочь какая-нибудь. А этот хитрец Айлм, что женился на твоей гриулари, человек повсюду известный и, возможно, в родстве с заметными людьми в Раунгаре. Поэтому нынче летом мы пришли к королю Клестарду и попросили его добиться, чтобы нам выдали Айлма. А мы разделаемся с ним, как сочтем нужным.
  - Я все понял. - Король выпрямился и теперь глядел на гонца без тени улыбки. - Вам всем известно, как мне не хотелось брака Эррен и Айлма, и как пришлоь уступить обстоятельствам. Но с тех пор, как они поженились, он ведет себя достойно, а добрые отношения с Домом Ласточки немало дают моей стране. И я не хочу ни пойти на разрыв с королем И, ни причинить страдания моей гриулари. Но не могу я и поссориться с названным братом и соседом, Клестардом Синкредельским и оскорбить всех вас. Скажи-ка, согласится ли король Клестард, чтобы я приехал к нему обсудить это дело с ним и с вами, и чтобы привез с собой Айлма, но он оставался под моей защитой, пока суд не вынесет решение?
  - Это уже кое-что, - сдержанно заметил Валринд. - Но прошу тебя, король Дарфилира, не медли с выездом.
  Король сказал: "Хорошо" и велел позвать Айлма. Тот немедленно явился. Валринд тут же устремил взгляд на него и смотрел то прямо, то украдкой, все время пока они оба находились в зале. Айлм же словно и не замечал синкредельца, а глядел, улыбаясь, то на Орбальда, то на меня. Король кратко объяснил ему суть дела, и Айлм выслушал его спокойно. И охотно согласился довериться покровительству Орбальда и добровольно поехать с ним в Тимбрунг. Гонец, кажется, был не очень доволен тем, как любезен Орбальд с Айлмом. Заметив это, король сказал:
  - Если Айлм Всепроникающий захочет бежать, его никакая охрана не устережет, и цепи он умеет сбрасывать. И я доволен, что он сам согласен ехать.
  - Я приеду, Валринд, - уверил гонца мой муж. - Я давненько не был в Тимбрунге и не прочь посетить его, поглядеть, что там теперь да как. Да еще и король Клестард нынче горазд писать. Это любопытно. Ну. а сбежать успеется, когда станет ясно, что дело дрянь. Поспеши к своему королю и скажи, что мы скоро будем.
  Гонец встал, простился с королем Орбальдом и тут же выехал в обратный путь. Орбальд тут же позвал своего старшего корабельщика. Тот сообщил, что корабль готов, погода отличная, и можно выйти из гавани хоть завтра с утра.
  - Вот и прекрасно. - Сказал Орбальд. - Завтра утром и отчалим. А пока отдыхайте.
  И мы до самой ночи постарались ни о чем не думать. Собираться нам особенно не требовалось, ведь мы только что были с дороги. И выспаться удалось превосходно. И вот наутро мы все вместе с королем во главе прошли по Ларигу к Летней Гавани. Кое-кого из воинов, участвовавших в поездке, сменили другие, но нас было примерно столько же. Айлм держался как ни в чем ни бывало и перешучивался с дарфилирцами. И все мы старались, как могли, вести себя также непринужденно. Хотя, все понимали, что это путешествие может закончиться для него мучительной смертью.
  Едва мы устроились на корабле, и были подняты сходни, как корабль отчалил и двинулся вниз по реке к заливу. Затем повернул на северо-запад и так шел до выхода в открытое море. И далее, не теряя из виду берега, мы пошли более-менее на север, иногда слегка поворачивая. Все было хорошо, если не считать тумана, который встал над водой в конце пути, когда мы уже вступали в Тимбрийский залив. Но наши моряки часто ходили в Тимбрунг и знали дорогу как свои пять пальцев. Да еще нас то и дело окликали местные лодочники, подтверждавшие в ответ на вопросы, что мы идем правильно, и предлагавшие помощника больше на всякий случай. Так что мы благополучно добрались до причала. И на причале уже знали, чей корабль так смело и веренно вышел из тумана. Нам сообщили, что человек к королю Клестарду послан, и что король скоро будет. Готовясь к высадке, дарфилирцы поплотней окружили Айлма, чтобы он был не очень заметен для здешних. Айлм и сам сделал все возможное, дабы не бросаться в глаза. А я, по его же совету, держалась в стороне от него и старалась лишний раз на него не смотреть. И вот на причал приехал король Клестард с несколькими воинами. Король Орбальд сошел к нему, и они обнялись. Затем Клестард сразу же не без тревоги спросил:
  - Он с тобой?
  - Со мной. И он, и она. - Орбальд поглядел на слуг, что держали свободных коней. - Эти кони для нас.
  - Да. Поехали поскорее.
  Орбальд велел всем, кто едет с ним, спускаться на причал. Как договорились, ехала половина, а половина оставалась на корабле во главе с корабельщиком. Мы один за другим сбежали по сходням и забрались в седло. Я даже не посмотрела, какой конь мне достался. И по-прежнему старалась не оборачиваться на Айлма. Да и вообще ни на кого. Когда мы приехали в Приют Четырех Ветров и вошли в зал, король Клестард произнес:
  - Прежде всего, я прошу прощения, особенно у тебя, мой брат, и у тебя, гриулари, что повод для нашей новой встречи оказался таким скверным. Я мечтал об ином. И, надеюсь, что когда-нибудь окажу вам настоящее гостеприимство. Теперь о главном: где он?
  - Вот. - И Орбальд указал на человека, стоявшего рядом с ним. Я сама, не приглядевшись, могла бы не узнать его, несмотря на его рост и весь мой опыт последних лет.
  - Подойди. - Велел ему Клестард. - И обнажи голову.
  Айлм повиновался. Клестард всматривался в него минуты две, а затем молча кивнул. После чего сделал знак, по которому Айлм опять надвинул свою большую с отвислыми полями шляпу и вернулся на прежнее место.
  - Он действительно никуда не исчезнет? - Спросил Клестард у Орбальда.
  - Нет. - Ответил тот. - Ручаюсь. До приговора. Пока в силе наше с ним соглашение.
  - Хорошо. Пусть остается таким же незаметным. Суд будет завтра. Во дворе у Серого Камня. - Клестард хрипло откашлялся. - Сейчас я извещу истцов. - И отдал распоряжения. Затем Клестард спросил у Орбальда, может ли побеседовать со мной наедине. Тот разрешил. Когда мы остались вдовем, король Синкределя сказал, избегая глядеть мне в лицо:
  - Ты должна понять.
  - Я все понимаю. - Ответила я.
  - И если я вынесу обвинительный приговор, не станешь мне врагом?
  - Тебе нет. Только не думаю, что приговор удастся исполнить. Я буду защищать Айлма и потребую помощи у тех, кто откликнется. Такие найдутся. Будет бой.
  - Знаю. - Сказал он.
  - Постарайся не ввязываться, - попросила я.
  - Не могу обещать, но учту твое пожелание. - Он вздохнул. - И как же тебя угораздило взять в мужья Айлма Всепроникающего. Что за судьба...
  - Обычная гриуларская судьба. Все не как у людей. - Ответила я. И спросила. - Тебе спеть?
  - Попозже. - Сказал он. - А сейчас пойдем, я хоу показать тебе, что получается из моей затеи с записями разных сведений.
  И я охотно пошла с ним к добротному амбару, где у стен были устроены полки из совсем свежего дерева, а на середине стояли столик и скамья. На дальних полках лежали с левого края сложенные кора и мешковина, испещренные письменами, а дальше ровно и часто исписанные заморские белые листы. Чистые листы были сложены на полках близ самого столика. Еще несколько я увидела на самом столике, и рядом склянку черной туши, перья, маленький острый ножик, блюдечко с прозрачной жидкостью и мягкую губку.
  - Вот здесь я занимаюсь своим заветным делом, - проговорил король. И подал мне последний, еще недописанынй лист. Да, он писал поразительно красиво и четко. У меня, его наставницы, так никогда бы не получилось. Странно было разбирать на листе знакомые гуайхские слова, как-то я от этого отвыкла, читала все это время лишь по-раунгийски, а писала разве слово-другое, и тоже на языке раунгов. Как-то большего не требовалось. И, всматриваясь в лист с письменами Клестарда, сперва спотыкалась при чтении, но затем стала читать ровно, пусть не спеша. Речь шла о том, как Клестард бежал в Зеран от гнева короля Орбальда.
  - Ты очень хорошо рассказываешь. - Заметила я, кладя лист на столик.
  - Я все помню, словно это было вчера. - Ответил он. - Как и ты, я на своей шкуре испытал, каково это, быть преследуемым почти без всякой надежды. - Он резко отвернулся, поднес ладони к лицу и опять мощно прочистил горло. Затем, повернувшись ко мне, сказал много спокойнее. - Я понимаю, ты бы хотела, чтобы мою писчую мастерскую увидел и твой раунг. Но я не могу его приглашать... Разве что, если бы вдруг он добился оправдания. Боюсь, завтрашний день никому не принесет добра. Но мы встретим свою судьбу достойно. Верно, Цыпленок Великанши?
  - Это единственное, что нам остается, - ответила я. Клестард положил мне руки на плечи, приблизил свою голову к моей и обдал меня своим теплым дыханием. Затем отстранился. - Что же, Эррен. Идем.
  11.
  Когда мы покинули амбар, я задержалась у Серого Камня и долго смотрела на него, вспоминая, как воины короля Рибальда бросили менят на колени и притиснули к холодной серой глыбе, пригнув к самой ее верхушке мою голову. И как весь двор сотрясался от гула, в котором снова и снова четко слышалось: "Смерть ей", А потом мысленно увидела старого раба, который что-то бормоча на диком языке, снова и снова неспешно и бесстрастно смывал с камня кровь. При Клестарде ни одной казни здесь, прямо перед королевским чертогом, больше не происходило. Но суд порой по-прежнему совершался здесь. Если дело было особо важным. Как завтрашнее. Но меня-то обвиняли, пусть по оговору, но за проступок, приписанный мне самой. А крови Айлма хотят лишь за то, что его земляки, возможно, даже с ним незнакомые, вели себя в чужой стране, как дозволяет, а то и требует их обычай. Нелепость. Но в Пяти Королевствах такое обвинение вплоне законно. У Кубулга Ренунтирского, загодя вырывшего для меня яму, было куда боле уявзимое положение, чем у семи знатных синкредельцев, с которыми Айлм встретится завтра. Так я стояла и думала, пока меня не окликнули.
  Когда за ужином король Клестард предложил мне спеть, я выбрала вот эту песню:
  
  В доме оставленном
  Зола остыла.
  Придут ли хозяева,
  Обратно, приветливые,
  Обретут ли приют иной?
  Насмешки нескромные
  Не самое меньшее
  Из зол. И залы,
  И жилища из лоз
  Они развеяли.
  И люди пропащие
  Летят как щепки
  В края чужие,
  И кружат, крича
  Острокрылые чайки.
  Старые счеты
  Сводят соседи,
  И детям дают
  Урок, как в достатке
  Дожить до старости.
  
  - Таковы люди и таков этот мир, - произнес король Клестард, наклонив голову. - Держи, гриулари. - И протянул мне эрпиадийский золотой кубок. - Допьешь до конца, и он твой.
  Я пила не спеша и осторожно, прислушиваясь к тому, что пели другие. Веселых песен не нашлось ни у кого. Ночь мы с Айлмом провели врозь. Его как бы не было нигде, и только окружавшие его все часы от высадки и до суда люди Орбальда наверняка знали, что он это он.
  Все истцы явились на суд в точно назначенное время, когда слуги убирали после завтрака. Я стояла в укромном уголке двора, поглядывая издали на Серый Камень. А эти семеро входили один за другим, раскланивались, перекидывались какими-то словами и словно не замечали никого вокруг. Но вот на крыльце появился король Клестард.
  - Приветствую вас, лучшие из лучших в Тимбрунге, - сказал он.
  - Приветствуем тебя, славный король Клестард. - Отвечали они. - Мы явились на суд и надеемся на твою справедливость.
  - Все готово для суда, - король сделал два шага вперед и остановился на самом краю крыльца. - Айлм всепроникающий, ты здесь?
  - Здесь. - Ответил тот из плотной кучки дарфлирицев, стоявших рядом с королем Орбальдом у стены дома. Они расступились, и он вышел, тут же обнажив голову и приведя в порядок длинные светлые волосы.
  - Становись сюда, - велел ему Клестард, указывая на Серый Камень. Айлм подошел и встал, скользнув глазами по камню, а затем направив взгляд куда-то вверх. - А вы сюда, - приказал Клестард семерым. И те встали у черты, так проведенной по земле шагах в пяти от Серого Камня, что они оказались лицом к Айлму. - Теперь повторите ваше обвинение.
  Старший из семерых произнес:
  - Мы, жители Тимбрунга со стародавних времен и верные подданные короля Клестарда, обвиняем соплеменников этого чужеземца, Айлма Всепроникающего, в том, что они пять лет назад, явившись сюда, как враги в поисках добычи, коварной лестью и чарами помутили рассудок у наших сестер и дочерей, остававшихся тогда в дни войны без всякой защиты, добились от них, чего захотели, а затем покинули их, но не удовольствовались этим и явились год спустя за родившимися от них детьми, и когда не смогли получить детей добром, а затем через королевский суд, похитили их, и вот уже четыре года, как никто из нас не видел сыновей и дочерей наших родственниц и не имет о них вестей. Мы считаем, что Айлм должен ответить перед нами за тех своих соплеменников, которые теперь вне досягемости. И требуем выдать его нам.
  Король обратился к Айлму:
  - Айлм Всепроникающий, ты выслушал обвинение. Что ты на него ответишь?
  - Король Клестард, - спокойно и четко заговорил Айлм. - мои соплеменники действительно приходили сюда как враги короля Рибальда и всех, кто верно служил ему, пять лет назад. И действительно искали добычи. И действительно не упустили возможности увлечь приглянувшихся им женщин. Но никто из них ни одну из женщин не обидел. И, как известно, немало дарфилирцев, зеранцев и бельтиан, а также синкредельцев, бежавших прежде от короля Рибальда и следовавших в те дни за тобой, Клестард, нынешний король Синкределя, поступали также, а то и хуже. В отличие от раунгов, они не требовали на воспитание детей, а лишь приняли тех, которых потом прислали матери. Так всегда делалось в Пяти Королевствах. Но у раунгов иные обычаи. По Закону о Детях, мы обязаны воспитывать среди своих любого сына или дочь раунга или раунгийки, кто бы ни был второй родитель. Явившись за детьми и, не получив их добром, отцы выкрали их, храня верность закону предков. Я не знаю наверняка имен этих воинов и не слышал, чтобы в том походе участвовал кто-либо, безусловно состоящий со мной в родстве. Ни в моей семье Гибаорен, ни в семьях, связанных с ней родством, ни в Доме Ласточки, которому я служу, не воспитывается ни один из этих семерых детей. Поэтому я не согласен принять обвинение. Более того, для меня и раунги, похитившие своих детей, ни в чем ни перед кем не провинились. Предлагаю тебе, король Клестард, успокоить своих подданных и вступить в переговоры с королем Раунгара. Возможно, вам удастся договориться, чтобы матери-синкределки и их родные узнали, где воспитываются их дети, постоянно получали о них вести и могли приезжать в Раунгар, чтобы повидаться с ниим. Это самое большее, что возможно. А моя смерть ничего Синкределю не даст. Хотя, если ты меня выдашь, я умру, не дрогнув.
  - Я все понял, раунг. Скажи-ка, те воины из твоей страны, что участвовали в походе Орбальда, действительно примкнули к нему по своей воле, а не были направлены вашим королем?
  - Это так.
  - Их возглавлял некто Эур. Его, кажется, знавал дарфилирец Линвид. Эур не подчинялся ни Орбальду, ни кому-то другому, да и самому Эуру его люди плохо повиновались. Раунги всегда таковы на войне?
  - Не всегда. Когда они идут на войну в установленном порядке близ своего дома, все инчае. А эти люди были из разных семейств и объединились для дальнего похода в чужие земли. Дау не посылал кого-либо, а лишь намекнул кое-кому из очень воинственных, что есть такая возможность. И они ею воспользовались. Выступило их вдвое больше, но лишь половина осталась в живых.
  - И сполна воспользовалась трудным положением Синкределя. Да, не знал покойный Орринд, отец Орбальда, кого призывает.
  - Тем не менее, они не пришли незванными. - Усмехнулся Айлм. - И Орбальд сын Орринда их помощи не отверг. А стало быть, и ты, Клестард.
  - Я ничего не решал. Я был никем. И даже не жаждал престола. Так получилось, что я не мог не пойти с Орбальдом.
  - Но ведь кое для кого это выглядит так, что ты привел врагов в свою страну. - Заметил Айлм так жестко, словно не король судил его, а он короля. Клестард вздрогнул, точно от удара. Затем сказал:
  - Нас всех вел Орбальд. И все мы были врагами короля Рибальда, но не Синкределя.
  - Пусть так. Но в чем отличие между тобой и теми раунгами?
  - А в том, - медленно, словно что-то припоминая заговорил король Клестард, глядя на Серый Камень, - что мы, синкредельские изгнанники, воевали за свое право вернуться и мирно жить дома. А дарфилирцы Орбальда и его союзники из Зерана и Бельты это люди, с которыми мы издавна понимаем друг друга. И у нас были договоренности. Пусть они не всегда соблюдались, но если кто позволил себе что-то лишнее в Синкределе, легко было разрешить возникший спор. А раунгам было все равно, где они и с кем дерутся. Они просто мстили гуайхам, которых им довзолили бить другие гуайхи. И брали все, что хотели, чтобы хвастаться дома. И не только у тех, кто поддерживал Рибальда. Кстати, тебе известно, что Рибальда похоронили без головы? А куда исчезла его голова, тоже известно?
  - Конечно. Она досталась тому раунгу, который снес ее с плеч в битве за Тимбрунг. Лайму Нвиниарау. Лайма простили родные, которые прежде изгнали его за дурное поведение, и голова Рибальда стала лучшим украшением их собрания голов.
  - Отвратительный обычай. - Проворчал Клестард. И тут же стал ровен и холоден. - Итак, имя Лайма Нвиниарау наверняка подлинное. И. возможно, имя Эура. Прочие известны под теми именами, какими назвались женщинам, а потом на моем суде. Если захотеть, их можно найти. И никто из них тебе не родня, точно?
  - Не больше, чем все люди в мире родня друг другу. - Ответил Айлм.
  - То есть ты считаешь, что когда кто-то с кем-то воюет, он воюет против родных?
  - Конечно.
  - И многие в Раунгаре так думают?
  - Видишь ли, самые прославленные в стране мудрецы на этом сходятся. Но не все люди равно раузмны. И сколько угодно, что в Раунгаре, что где еще людей, которые воюют даже с близкими родичами. Ты ведь не чужой твоему предшественнику Рибальду.
  - Он первый начал. - Огрызнулся Клестард. - Если бы не его гонения, я бы, возможно, не угодил на этот престол... Я же говорил: так получилось. Но, раунг, ты забываешься. Счастье это для меня или нет, а я здесь король и решаю твою участь.
  Семеро истцов и воины Клестарда грозно загомонили, испепеляя взглядами Айлма. Тот молча поклонился, признвая права Клестарда. Клестард взхахнул рукой, унимая шум. Затем спросил:
  - Значит, такие дальние походы для раунгов редкость?
  - Редкость. - Подтвердил Айлм.
  - И в них отправляются самый отчаянные, жаждущие крови и богатства?
  - Да. Но также и самые любознательные.
  - Вы лихие воители. И, умей вы объединяться, это бы скверно для нас обернулось. Но, к счастью, вы не можете завоевать даже те земли, которые считаете своими. Я говорю о Бельте. Поэтому вы предпочитаете иной способ ведения войны. Завлекать и увлекать. Это так?
  - Все что угодно можно назвать способом ведения войны, король Клестард. Люди настоьлко не умеют жить друг с другом, что все, что меджу ними совершается - своего рода война.
  - Пожалуй. - Согласился Клестард. - Я это знаю по себе... Взять хотя бы такое мирное занятие, как ухаживания мужчин за женщинами. Скажи, раунг, почему вы здесь удачливей нас, мужчин Пяти Королевств?
  - Очень просто, - расмеялся Айлм. - Мы с начала и до конца не забываем, что женщине нужно доставить удовольствие. А гуайх забывает об этом, как только она дрогнет и поддастся. И тогда накидываетесь на нее, как стервятник на падаль, думая отныне только о себе. Если вы нам завидуете, значит, так продолжать нельзя. Не хотите ли поучиться у нас?
  Тут вокруг раздался смех. Семеро ответчиков пришли в ярость и принялись выкрикиват угрозы, но их никто не слышал. Минуту спустя, король Клестард потребовал тишины и вскоре ее добился.
  - Айлм Всепроникающий, ты хитро выкручиваешься, но я не убеджден, что вправе отказать истцам. Вы, раунги все чаще и чаще вторгаетесь в нашу жизнь. Нас это тревожит. И добавлю: вы увлекаете не только наших женщин, но и наших гриуларов. Мы не против новизны, но неужели они когда-нибудь станут лишь подражателями ваших оутэ?
  - А это от них зависит. - Ответил Айлм.
  - Все началось с Кальмийской Эррен, - продолжал король и, отыскав меня, указал на меня другим. По мне тотчас ударило множество жадных взглядов. Я постаралась не замечать их. - Она пошла за тобой и как женщина, и как стихотворец. Правда, не безоглядно. Она достаточно сильна. Но другие-то послабее. В том числе, и сочинители-мужчины. Что будет дальше с нашим стихотворством? Я не считаю, что оно уступает вашему. И думаю, что если такие как ты хотят вызвать у нас доверие, то должны не только учить, но и учиться сами.
  - Учимся. - Ответил Айлм.
  - И ты, оутэ королей Раунгара, можешь сложить вирнс-гриулы? На нашем языке?
  - Да.
  - Проверим. - Сказал Клестард. И обратился к истцам. - Как вы считаете?
  - Да! Хорошо придумано! Устроим ему проверку, король Клестард, - наперебой закричали те. - Если справится, пусть живет! Подарим ему жизнь!
  - Я вас правильно понял? - Спросил король, когда они угомонились. - Если раунг выполнит задание и сочинит гуайхские гриулы на языке гуайхов, вы не станете больше требовать его выдачи и согласитесь на то, что он предложил?
  - Да! Да!
  - Напоминаю. У вас с Айлмом будет мир, а я договорюсь с королем И, чтобы вы постоянно имели вести о детях и могли приезжать к ним.
  - Да. Мы согласны. - Ответил старший из семерых. - Но если раунг не справится, ему конец.
  - Да будет так. - Произнес король. - Айлм Всепроникающий, завтра в этот же час на этом же месте, ты прочтешь свои гриулы. Если они будут дурны, истцы заберут тебя, чтобы предать смерти. Если будут хороши, ты спасен. Но никто не должен помогать тебе. Ни твоя жена, ни кто-либо еще, славный своими гриулами, не вправе к тебе приближаться. Охранять тебя будут дарфилирцы, но пусть к ним присоединятся и двое моих людей, дабы мы точно знали, что ты сам исполнил задачу.
  Айлм кивнул. Клестард посмотрел на Орбальда, и тот сказал, что согласен. Тогда король Синкределя подал знак, и Айлма увели. Истцы, вполголоса беседуя, направились к воротам. Короли подошли друг к другу и завели свой разговор. Я поспешила к королям. Когда я очутилась рядом, оба умолкли и повернули ко мне головы.
  - Благодарю тебя, король Клестард, - сказала я.
  - Ты думаешь, у него получится? - Спросил Клестард.
  - Получится. Вот увидишь?
  - А если нет?
  - А тогда будет, как я сказала.
  Король Орбальд не без тревоги посмотрел на меня.
  - Я догадываюсь, о чем речь, гриулари. Но сам я останусь в стороне. Хотя, возможно, коке-кто из моих людей ввяжется в драку, и я их удержать не смогу.
  - Не исключено, что к ним присоединится и кое-кто из моих. - Горько усмехнулся Клестард.
  - Значит, лучше для нас обоих будет, если раунг справится. - Заметил король Орбальд. И Клестард с ним согласился.
  Все эти сутки я была сама не своя. К счастью, никто меня не беспокоил. Чаще других поблизости от меня оказывались Тиндмар и Клессори. Клессори в самый день суда вернулась от родственников, живших на северо-востоке Синкределя у самых рубежей Шингриса и Ренунтиры. И, когда я расспросила ее о тамошних местах, в точности описала скалистый островок посреди бурной реки, о котором рассказывал мне в Палгрисе маленький кузнец Тунгор. Я, конечно, тут же поведала ей то, что услышала от Тунгора. Она сказала:
  - Я так и думала, как увидела это место, что оно должно быть с чем-то связано. Что-то должно было там происходить. Как легко себе это представить.
  - Я там не был, - произнес Тиндмар. Во время нашего разговора он подсел к нам и прислушивался с нашего молчаливого согласия, бережно и неспешно настраивая свою арфу. - Но, думаю, мне бы стоило туда съездить. Не дашь ли ты мне как-нибудь провожатого, Клессори?
  - Конечно. - Согласилась она. - Гриулару непременно надо поглядеть на такое место.
  - А ты, Эррен, слышала с тех пор что-нибудь о Тунгоре? - Спросил он меня.
  - Да. Говорили, что он вернулся в родные края, где не был двадцать лет, женился на девушке из той самой семьи, из которой была его убитая невеста, как и хотел, и поставил свою кузницу в точности там, где стояла отцовская. Соседи помогли устроиться.
  - Каждому бы из нас так, - вздохнул Тиндмар. - Долго и упорно добиваться своего и получить то, к чему стремимся.
  - Да, но он вернулся туда,, где все стало другим, - напомнила я. - И он теперь другой, не тот юноша, которого увели разбойники...
  - Может, это и к лучшему. - Заметил Тиндмар.
  Я спросила, давно ли он был дома в Зеране. Он ответил, что ездил в Зеран с Клестардом не далее как весной, и что Клестард разрешил ему провести несколько дней дома, где все идет хорошо. Я попросила его спеть. Он исполнил несколько песен. Совсем тихо. Но, пока он пел, близ нас останваливались и другие слушатели. И никто из них ничего не сказал гриулару. И вообще не присоединился к нам. Затем я тоже кое-что спела. Но о происходящем при дворе, об Айлме и о зватрашнем дне мы избегали упоминать.
  12.
  И вот опять у серого камня перед королевским чертогом собрались семеро истцов, приближенные Клестарда, мы, гости из Дарфилира и просто любопытные. И все молчали, томясь ожиданием. Я, как и накануне, старалась держаться подальше, и все знали, где я, но сталались на меня не смотреть. Один из воинов короля ударил в щит. И тотчас во двор вывели Айлма. Он был так же спокоен, как вчера. И даже не казался невыспавшимся. В шаге от Серого Камня воины дали ему знак остановиться, а сами отступили. И тогда король Клестард спросил:
  - Айлм Всепроникающий, ты выполнил задание?
  - Выполнил, король Клестард. - Ответил тот. Я тут же поглядела на Клессори и Тиндмара. И оба улыбнулись мне. Хотя, мы еще не знали, как оценит Клестард работу Айлма.
  - Тогда огласи свои гриулы, - повелел Клестард.
  Айлм запрокинул голову и начал:
  
  Вечную грусть
  Не вычерпать горстью.
  Но любой корабельщик,
  Не колеблясь
  В бурю черпак берет.
  Нам неведомо,
  Одолеет вода,
  Или спасемся
  Для новых успехов,
  И вновь споем.
  Если добра
  Не ждешь от жизни,
  Не шевели
  Рукой, страшась,
  Как бы хуже н вышло.
  Печалью терпкой
  Наш путь оплачен,
  Битва с собой
  Прочих битв суровей,
  Но победа в ней больше.
  
  Когда он кончил, все молчали, как завороженные. Наконец, король Клестард спросил:
  - Что скажут наши ценители гриуларского искусства?
  Вышел вперед и наклонил голову один из мудрецов, приезжавших в Лариг на совещание о рифмах.
  - Король Клестард, это поразительные стихи. Это больше, чем просто умение не совершить ошибок в чужом языке и в чужих стихотворческих правилах. Мысль, которую вложил в свой труд сочинитель, неясна мне до конца, и даже слегка отпугивает. Но и не побуждает сходу отвергнуть ее. А наводит на размышления... Это чужеземная мысль, и сразу понятно, что гриулы сложил чужеземец, хорошо владеющий нашей речью и знакомый со множеством наших стихов. И никто не мог бы подсказать ему такого. Он справился сам. И бедой его странные гриулы никому на севере грозить не могут. Раунг Айлм достоин жизни, и семеро потерпевших должны отступиться от него.
  - Кто-то может что-то добавить? - Спросил король Клестард, всматриваясь в лица: ошеломленные, просветлевшие, радостьные и хмурые. Но лишь послышались голоса бывалых и уважаемых людей, выражавших согласие с уже сказанным. - Мне тоже нечего больше добавить. - Произнес король. - Кроме одного: Айлм Всепроникающий отстоял себя. Вы, семеро, пожмите ему руку и дайте мне слово, что никогда больше не посягнете на его жизнь.
  Один за другим истцы подходили к Айлму и обменивались рукопожатием. Но при этом плохо скрывали свою досаду. Зато теперь почти никто не был на их стороне. И очень мноие ждали, когда суд закончится, чтобы поздравить столь поразительного раунга. И вот Валринд, последний из семерых, дал королю слово не вредить Айлму. И король напомнил, что добьется, чтобы синкредельская родня знала все о детях. И объявил, что можно расходиться. Семеро и те, кто их поддерживал, незамедлительно покинули двор. Прочие же задержались. И я боялась, что нескоро смогу подойти к мужу. Но тут обо мне вспомнили, стали окликать, и толпа раздалась. Когда я взглянула в сияющее лицо Айлма, глаза мои затуманились и пришлось смахнуть слезы, которые так редко на них наворачивались.
  - Эррен, я так рад снова увидеть тебя. - Сказал Айлм.
  - А я так рада, что ты справился. Я знала, конечно, что раз ты говоришь, значит сможешь сложить гриулы по-гуайхски. Но не ожидала, что такие превосходные.
  - Я и сам не ожидал. Милая, пойдем куда-нибудь. - И он обернулся на людей. - Отпустите нас, дайте нам побыть вдвоем. Мы скоро вернемся.
  Мы вышли со двора. Айлм огляделся и двинулся вдоль ограды. В одном месте он наклонился и стал изучать взглядом землю. Затем сказал по-раунгийски:
  - Вот оно. Посмотри-ка, ученик.
  Я присела и заметила следы, которые просто не подумала бы искать, если бы не муж.
  - Здесь были раунги? - Спросила я.
  - Да. Они наблюдали, что происходит.
  - Вот здесь удобная щель, - указала я. - И вот тут... О, да здесь волосок зацепился.
  - Верно, ученик. А чей, не знаешь?
  - Нет. - Растерянно призналась я.
  - Да тебе и неоткуда знать. Это Эйлг, мой друг. А кто второй, я пока не понял.
  - Мы с ними увидимся?
  - Возможно. Просто пока они не хотят нам мешать.
  - Значит, они бы спасли тебя?
  - Неизвестно, - признался Айлм, выпрямляясь. - Могло бы и не удастся. А если бы и спасли, мне бы к тому времени, скорее всего, здорово досталось. И в любом случае, мое осуждение многое осложнило бы. Отныне я был бы в большой опасности везде в Пяти Королевствах, а не только в Синкределе. Сама понимаешь, чем это обернулось бы и для нас двоих, и для Раунгара.
  - Понимаю. - Вздохнула я. Мы пошли прочь по проулку меж оградами, и, покинув его, двинулись дальше в сторону моря.
  - Король Клестард поступил разумно, - заговорил Айлм чуть погодя. - Как он ловко подвел к гриулам. Я от него такого не ожидал. Я догадывался, что он не хочет, чтобы те семеро разорвали меня на части по его приговору. Не из любви ко мне, из здравомыслия. Но я полагал, что он уцепится за что-нибудь совсем иное. Например, предложит жребий. Или поединок. Поединок меня больше устраивал. Даже если пришлось бы драться со всеми семью по очереди. И я собирался о таком просить, если он сам не додумается. Но когда он спросил о гриулах, меня поразило, дочего все просто. То есть, я до сих пор гриул не сочинял. Ни по-своему, ни по-вашему. Но вдруг я понял, что надо попробовать. И, что если я захочу, непременно получится. А мог ли я не хотеть?
  - Айлм. - Я прильнула к нему, а затем вдруг крепко в него вцепилась. Он прижался щекой к моей щеке и ладонью отвел мои волосы с виска с другой стороны. - Если бы я знала, что ты лишь впервые собираешься пробовать, у меня бы сердце разорвалось от ужаса.
  - Но, к счастью, ты этого не знала, - прошептал он.
  Мы несколько переставили руки, чтоб было удобней, но пошли дальше в обнимку. И, дойдя, в концев концов, до берега, спустились к самой воде и остановились, глядя на волны, одна за другой набегающие и распластывающие гребни в тонкую прозрачную пелену. Какой-то корабль шел на юг.
  - Я измучился, словно камни таскал, - признался Айлм. - А еще только что казалось: ничего особенного. Но это была победа почище военной.
  - Да, ты молодец.
  - А я вот все думаю, как ты тогда в Палгирсе складывала погребальную песнь королю Кубулгу. Это было так же?
  - Не совсем. Ведь я сочиняла на своем языке и привычным складом, но как бы вопреки своему желанию.
  - Неужели ты хотела умереть?
  - Я и сама не понимала, чего хочу. Но точно хотела дать понять, что мной нельзя играть, и что я заслуживаю уважения.
  - Но если бы в том, чтобы сочинить погребальную песнь этому старому пройдохе, было что-то недостойное, у тебя бы ничего не вышло.
  - Да. Но я поняла это позже. В сущности, наши счеты были кончены, как только он сломал шею.
  - Вот именно. - Встрепенулся Айлм. - Это самое главное. И кто этого не поймет, никогда не встанет во весь свой рост.
  - В самом деле. - Я скинула одежду и вбежала в воду. Он тоже. Когда, освеженые купанием, мы шли обратно, перед нами вдруг возникли Эйлг и еще один раунг, незнакомый мне.
  - А вот и мы. Мы рады за вас. - Произнес Эйлг.
  - Я же говорил, что надо ехать. - Заметил Айлм.
  - Теперь это ясно. - Согласился Эйлг. - Теперь и Сын Ласточки не назовет тебя безрассудным. Но у нас были сомнения. Потерять такого оутэ... Уж лучше просто оставить всякую надежду на понимание с гуайхами.
  - Когда дело касается гуайхов, никто не справится лучше меня. - Скромно заметил Айлм. - Конечно, я мог поплатиться. Но это не тот случай, когда отступление оправдано.
  - О да. Нам есть чем порадовать короля И. Пожалуй, мы здесь больше не нужны. Всего доброго.
  - Всего доброго. - Подхватил второй. Они махнули нам рукой и скрылись за деревьями.
  Теперь король Клестард показал свою писчую мастерскую и Айлму. Айлм с живым любопытством осмотрел все, задал тьму вопросов и кое-что посоветовал. Так если Клестард нащупал, как ему складывать листы, чтобы легче удавалось найти нужную запись, то Айлм предложил небольшие но ценные усовершествования. И Клестард с радостью принял их. А то, что некому будет прочесть записанное по-гуайхски, Айлма смутило столь же мало, как и самого Клестарда. Он приветствовал столь необычное для гуайхского короля начинание и согласился, что рано или поздно оно приведет к чему-то благому и значительному. Короче, если эти двое не подружились, то остались довольны друг другом.
  Когда нас провожали в дорогу, Тиндмар спел на причале полушутливую песню в честь избавления Айлма от смертельной опасности. И мы расстались весело, с удивлением вспоминая, какой безрадостной была наша недавняя высадка. В Дарфилире же король Орбальд отделался одним рассказом о происшедшем, а нам с Айлмом пришлось не раз и не два со всеми подробностями повторять наши рассказы самым разным слушателям. Юный Орринд не преминул вставить:
  - А вот я научусь сочинять по-кариффийски...
  - Да ты сначала по-гуайхски научись толком сочинять, сорванец. - Одернула его Тавенут. Недавно прибыли мореходы из Кариффи и привезли ей новый кимтал, подарок от самого государя Навригума. Она была счастлива, так как старый уже не раз чинили, и не очень умело, а жизни без кимтала она для себя не мыслила. Теперь сама она играла на новый, а старый давала для упражнений любопытной детворе. Но только под присмотром. И вела себя с детьми, как строгая наставница.
  А королева Харвирен спросила:
  - Айлм, я вправе надеяться, что это не последние твои гуайхские гриулы?
  - Вправе. Раз уж у меня это выходит, буду пробовать еще. - Ответил тот. - И попробую сочинять гриулами по-раунгийски. О, у меня еще много дел в этом мире. Хорошо, что я не сгинул.
  А я с новой силой поняла, как важно подготовиться на второй Ираоский разряд. И с удвоенным усердием пирнялась за занятия. Айлм оставался со мной до самой королевской поездки на Журавлиные острова. И учил меня, не пропуская ни дня. Но еще до поездки в Лариг прибыл Миор. Это было приятной неожиданностью. В прежнее свое пребывание у нас Миор уверял, что никогда больше носа не сунет в Пять Королевств. И я полагала, что Айлма сменит какой-то совсем новый учитель. Но Миора, если верить его словам, вдруг отчаянно потянуло в Дарфилир. И, пока они оба здесь находились, они учили меня вместе, прекрасно ладя меж собой. К моему удивлению, Миора ничуть не напугали гуайхские гриулы Айлма. Он даже словно чего-то такого ожидал. На мой вопрос он ответил, что мудрому надлежит неустанно расширять свои возможности. А за счет чего, подчказывает сама жизнь. Так в Тимбрунге жизнь сочла, что Айлм достоин ее и что рано отдавать его смерти.
  Не желая, чтобы я прерывала занятия во время поездки, Миор попросил у Орбальда разрешения посетить острова вместе с нами. И легко получил его. Мы простились с Айлмом у сходен, и он в тот же самый день отбыл на юг. А занятия раунгийским стихотворством продолжились и на корабле, и на Баунне, и на Кальме, и везде, куда ни заносило ставшего вдруг таким неутомимым Миора. Острова, как я поняла, понравились ему куда больше, чем гуайхские поселения на Побережье. И он находил, что люди здесь лучше: добрее, приветливей, понятливей. Я не стала его разубеждать. Правда, с языком у него было неважно, он лишь научился кое-как объясняться. Островитянам Миор тоже понравился. До сих пор большинство из них знало о раунгах только понаслышке, а меньшинство видело лишь Айлма, и то мельком, но все утверждали, что такого раунга они еще не встречали. Мои домашние н Кальме и вовсе запросто давали ему хозяйственные поручения. И он охотно за них брался. Хотя, не со всем справлялся достаточно ловко. Велья скончалась незадолго до моего приезда, и Риндклесс, избавившись от ворчуньи-жены, как-то сразу увял и часто ходил на свежую могилу. Куда чаще, чем многие другие мужья. Я, не откладывая, посетила ее с ним вместе. А затем проведала всех остальных. И, конечно, особенно долго пробыла на могиле отца. Мне вспомнилось все, что я подумала о нем в Ирао. И позже я сложила об этом гриулы:
  
  Никто не ведает,
  На века ли дана
  Простая мудрость,
  Что нам досталась
  От родных в дар.
  Но наследство отца-
  Основа. И к ней
  Прибавить попробуй.
  Если в земли чужие
  Заносит жизнь,
  Черпай, учись,
  Если прочен причал,
  Без испуга спрыгни.
  Но помни то место,
  Где мастером стать
  Ты замывслил впервые.
  Добро награбленное
  Недолго радует.
  Но золото слов
  Озаряет залы
  И чащи дремучие.
  Спасибо, отец,
  Снабдить самым ценным
  Дочь ты успел
  
  Никаких затруднений со сбором дани у короля не возникло. Дядя Тард был со мной приветлив и сердечен, а уж для Орбальда-то просто из кожи вон лез. Островитяне посмеивались над ним, они ведь не позабыли, что да как было раньше. Впрочем, они находили, что мой небезупречный дядя умелый правитель, и злоба в их шутках не проскальзывала. Хлима они тоже помнили как хоршего правителя, только тогда времена стояли другие. Хлим Коротышка с Дирдиля подходил для тех времен, а Тард, Бауннский Лис, для нынешних. Рассказы о Хлиме, о его семье и правлении островами, никому не платившему подать, о заговоре и мятеже, о твердости в смертный час, об упадке его дома, о любви Тиррис и Орбальда, о попытке братьев и сестры отомстить за отца и об их горестной гибели ходили по островам наравне с рассказами о более давних делах. И почти все передавалось точно, лишь кое-что по мелочи люди перепутали. Когда я их поправляла, одни соглашались и обещали не забыть, а другие вскидывались и кричали, что так лучше. Как-то я заметила в беседе с Миором:
  - Остается только надеяться, что кто-нибудь это однажды запишет.
  - А почему не ты? - Спросил он.
  - Да что ты? - Смутилась я. - Я скверно пишу. А здесь всего так много.
  - Много. - Согласился он. - И когда этот мир дождется гуайха, готового записать Повесть о Хлиме Коротышке и его детях, неточностей накопится порядочно. Особенно из-за тех кто знает, как сделать рассказ лучше, чем в жизни. - Он усмехнулся. - А ты очевидец событий. Да вправе ли ты устраняться? Скверно пишешь, придется много писать, станешь делать это уверенней.
  - Тогда уж надо записать и другие повести. Длинные и короткие. - Заметила я.
  - В том числе и повесть об Эррен с Кальма. - Лукаво улыбнулся он.
  - Ой, что ты, как можно? Пусть об этом думают другие. И потом, я ведь еще жива, а раньше, чем умру, повесть обо мне не кончится.
  - И все же когда-нибудь, пусть не сейчас, тебе стоит написать о своей жизни. Повесть останетяс незаконченной. Но ее продолжат другие. Главное, раз тебе довелось стать такой заметной, не худо бы защитить себя от вранья. Даже лестного. Ведь всякое вранье скверно.
  Я согласиласьс его мыслями, но сомневалась, что когда-нибудь решусь писать так длинно и много, чтобы обо всем упомянуть.
  13.
  Мы вернулись в Лариг. Ударили заморозки. Началась зима. Она прошла довольно шумно: Лариг посещал и король Клестард, и король Грндвир, и король Улгвир со своей королевой Гирсой. Объявился даже Винг Шингрисиец, которого здесь никогда прежде не видели. Его, конечно, немало спрашивали о Марвирис: как она себя проявляет в последнее время, и почему он ее не привез.
  - Я ей предлагал. Отказалась. - Усмехнулся Винг. - А не пожелал бы брать, приехала бы следом самовольно. Ну что тут сделаешь? Такая она у меня.
  Ему очень понравились обе гавани: и бездействующая Летняя, и Зимняя, где стояло не очень много судов, но все же не было пусто.
  - А вот у нас в Шингрисе только реки да озера. - Вздохнул он. - И зимой все замерзает. Но хорошо бы нам все же построить большие корабли, вроде этих и ходить на них летом по нашим рекам и по Серому Озеру, а оттуда по Трем Рекам через Гурв выбираться в море. Пожалуй, это было бы не бессмысленной затеей.
  Когда день стал прибавляться, на суд к Орбальду доставили первого сочинителя, уличенного в том, что у него стихов с рифмами больше, чем старых. Но он легко сумел оправдатья, представив вирнс-гриулы, равные числом строк количеству его дальфи-стихов. Да еще и добился от обвинителя возмещения за оговор. Не ахти какой это был гриулар, но бойкий малый, умеющий за себя постоять. А так о бурном увлечении гриуларов рифмой слышно не было.
  Чуть позднее в крепкие морозы королева Харвирен родила девочку, которую назвали Урсори в честь матери Орбальда, погибшей при защите Ларига от синкредельцев в то знойное лето. Юный Орринд старался не упустить случая поговорить с любыми кариффийцами, которых заносило в Лариг, и военный наставник не на шутку опасался, как бы его не похитили. А уследить за мальчишкой было непросто. Однажды он пробрался домой, спрыгнув с ограды на задворках, весь взъерошенный и бледный с расцарапанной щекой и безумными глазами. Наставник перехватил его и спокойно спросил:
  - Что случилось.
  - Да так. Подрался. - Ответил мальчик. И Маргуд понял, что он врет.
  - С кем подрался? Из-за чего? - Жестко произнес он, глядя воспитанниук в глаза. Тот смутился и опустил взгляд. Маргуд усмехнулся. - Что молчишь?
  - Ты был прав, Маргуд. - Еле слышно пробормотал Орринд. - Купцы бывают разные. Меня сегодня заманили на корабль. И вдруг он стал отчаливать. Но я отбился. И прыгнул прямо в лодку, мимо которой разворачивался корабль. Один из людей в лодке поймал меня и высадил на сушу. И я скорее побежал домой. Прости.
  - Прощаю. - Ответил наставник. - Легко отделался. Теперь будешь ученый.
  Он поспешил отвести мальчика к воинам, смазал ему щеку своим особым снадобьем и дал переодеться, а затем задал упражнения, которые помогли Орринду успокоиться. Харвирен и Тавенут в конце концов все же узнали о происшествии, но, когда оно было уже давно в прошлом и не могло их больше сильно испугать. Я же узнала одной из первых, ибо в ту минуту как раз заглянула к воинам. Но, разумеется, никому не проговорилась. Даже королю.
  В Раунгар мы с Миором, как и собирались, отбыли за день до весеннего равноденствия. На том же корабле, что и в прошлом году. С нами был Айлм, явившийся в Лариг накануне. Он рассказал, что король И без труда отыскал все раунгийские семьи, где воспитываются дети семерых синкределок. Король, как и его предшественники из Дома Ласточки, всегда признавал право любых чужеземных родных знать о детях и навещать их. Но вот отцов и их родню в этом случае пришлось уламывать. Они были сильно предубеждены против гуайхов в целом, и в особенности против синкредельцев. Но теперь все споры остались позади, и скоро в Тимбрунг должны были прийти первые известия.
  - А еще я был во владениях Нвиниарау и видел голову короля Рибальда. - Сказал он. - Нвиниарау хотели бы, чтобы их посетила и ты. Они живут в Таэвиосе, северно-приморской области. Мы можем остановиться в ближайшей к ним гавани по дороге в Лоэ, сойти и отправиться туда. А там либо вернуться на корабль, либо ехать сушей. Ты согласна?
  - Не вижу причин отказываться. - Ответила я.
  И вот впервые в жизни я сошла на берег в небольшой гавани на севере Раунгара. Гавань располагалась чуть к югу от границы с Бельтой. И сюда часто захаживали бельтианские рыбками. Иногда по делу, а порой укрывались от внезапной бури. Здесь к бельтианам относились по дружески и, в сущности, не считали гуайхами. Но для жителей южного Раунгара они были самые что ни на есть гуайхи. Я вспомнила, как поразили меня когда-то слова бельтианской девушки: "гуайхи жгут деревню". Для нее гуайхами были другие, из остальных четырех Королевств. Но не ее соседи. Или только те, которые жгут и грабят. Странные вещи творятся порой со словами. Люди выворачивают их то так, то эдак, и поди разберись, что да как понимать. Нашу высадку заметили. И, узнав, куда мы, спросили, точно ли знаем дорогу, и предлагали проводить. Мы сказали, что доберемся сами, но попросили выслать кого-нибудь верхом предупредить о нас. Вестник тут же выехал, а мы поколебавшись немного, решили все же, что можно не идти пешком, а взять мулов, которых нам предлагали. И вот на границе владений Нвиниарау нас приветствовал их руэм, и я выслушала новые похвалы, как чисто говорю по-раунгийски. В отличие от горных семейств, которые мне доводилось посещать до сих пор, приморская семья Нвиниарау немалую долю земель отвела под пашню и плодовые сады. Виноградников здесь не имелось, виноград вызревает только в южной из приморских областей страны, но каких только названий я не услышала. Правда, сейчас плодовые деревья стояли голые, а запасы из прошлого урожая были на исходе. Коровы здесь были иной породы, чем в горах: крупные и пестрые, дающие много молока, но строптивостью не уступавшие Винговой Марвирис. Они так и норовили забраться на пшеничное поле или в сад, их то и дело приходилось гонять. Я сразу усмотрела в них сходство с прославленными коровами моего деда Марулга. Только те были покладистей. Наверное, они состояли в родстве, но коровы Марулга изменились к лучшему, живя на островах. Я не помню, чтобы у меня с ними были хоть какие-то сложности. Сам Главный дом ничем не напоминал горные замки. Разве что близ него высилась такая же башня с мастерской руэма на самом верху и головохранилищем под ней. В это головохранилище нас провели, как только мы умылись с дороги. Я уже привыкла, что в руэмски семьях любому гостю, а особенно почетному, жаждут поскорее показать хранящиеся в семье головы. В Доме Ласточки тоже хранили головы, но относились к этому гораздо спокойнее, короли Раунгара куда больше гордились иными вещами. Особенно теперь, после Дау с его одержимостью стихотворством и книгами. Однако, руэмы, чтившие Дау при жизни и после смерти, все же держались старины. И выказать недостаточно любопытства по части голов означало обидеть хозяев. К счастью, мы явились к Нвиниарау как раз из-за голов. Точнее, из-за одной головы. Она стояла на самом почетном месте. На табличке под ней было тщательно выведено: "Рибальд, король Синкределя". В головохранидище царил полумрак, ибо освещалось оно через маленькие окошки под самым потолком. И пришлось какое-то время взглядываться в это темно-желтое сморщенное лицо, чтобы в нем проступило что-то знакомое. Лайм Нвиниарау, прежде отверженный, а теперь послушный сын и добрый родич, поднес фонарь, чтобы осветить голову. В резком свете она стала еще более неузнаваемой. Я попросила убрать фонарь, что Лайм нмедленно исполнил. Прошло еще около минуты. И только тут я удостоверилась, что передо мной то самое лицо, взгляд которого повергал в трепет бывалых воинов.
  - Вы его как-то засушили? - Спросила я. - Точно плоды?
  - Да. В нашей семье головы бальзамируют. - Ответил руэм. - То есть, натирают мазями, начиняют душистыми травами, и они, пусть сморщиваются, но избегают тления. Это сложнее, чем обработать череп, и собиратели черепов утверждают, что череп лучше смотрится. Но мы привыкли по-своему.
  Нет, теперь Рибальд Синкредельский никого не испугал бы. Живописец из Верантура смог бы куда точней передать, чем этот король был при жизни, чем поведали бы кому-то подлинные останки. Жаль, что я не живописец. Я могу описать Рибальда только в словах.
  Пока мы стояли и смотрели, снизу с крутой лесенки послышался шум. Руэм подал знак Лайму. Тот мгновенно наклонился над открытым люком в полу и заглянул.
  - Это Гио, - сказал он руэму. Тот ответил:
  - Пусть поднимется.
  И Лайм крикнул в люк:
  - Пропустите мальчика! Руэм разрешил.
  Тут же по лесенке затопали радостные торопливые шажки, и вскоре показалась вихрастая светлая голова с ясными синими глазами, а там и все крепкое и гибкое пятилетнее мальчишеское тельце.
  - Это я. - Сказал он. - Я еще никогда не видел Ноарли. А она все тут и тут. Я устал ждать.
  - Немного у тебя терпения, Гио сын Лайма. - Заметил руэм. - С таким запасом не проживешь.
  - А у тебя много, руэм? - Спросил Гио, уставившись на руэма, словно пытаясь высмотреть все его терпение.
  - Сколько надо. Твой отец тоже был нетерпелив. Теперь стал спокойней. Юношеские невзгоды кое-чему его научили. - Руэм поглядел на Лайма, и тот с улыбкой кивнул. Затем тихо сказал:
  - Это мой сын от женщины из Тимбрунга. Один из тех семерых малышей. - Затем, помолчав, добавил. - Странно будет их здесь увидеть.
  - Они будут вести себя, как подобает гостям, - уверил его Айлм.
  - А его мать? Они ее тоже привезут?
  - Вряд ли. - Ответил мой муж. - Но, возможно, тебе удастся настоять, чтобы однажды привезли. Если Нвиниарау пробудят у них доверие. Но вот увлечь ее вашей жизнью, чтобы осталась тут с вами, скорее всего, не удастся.
  - Я на это и не надеюсь. - Вздохнул Лайм.
  - Ты женат? - Спросил Айлм.
  - Женили. - И Лайм покосился на руэма. Тот хохотнул.
  - Он у нас такой: с кем угодно, где угодно, но жениться ни в какую. А когда вернулся с головой Рибальда, и мы его простили, неловко было упираться. Вот и делаем теперь из нашего Лайма достойного Нвиниарау. - Он хлопнул молодого родича по плечу.
  - А жениться всем обязательно? - Спросил Гио.
  - Всем. - Ответил руэм.
  - Ой, тогда я лучше, как вырасту, убегу, и буду где-нибудь драться с гуайхами, как папа. А потом привезу домой знаменитую голову и опять убегу.
  - А с родными своей матери ты тоже будешь драться? - Спросил Айлм.
  - Нет. Только с незнакомыми. Но ведь гуайхов много. На меня хватит. И плохие среди них всегда будут.
  - Это верно. - Согласилась я. И направилась смотреть другие головы. Почти все здесь были раунгийские. И половина принадлежала к семействам, которых больше нет. Их, конечно, не истребили. Кое-кто пал в бою, кое-кто отказался менять имя и предпочел смерть, а большинство вошли в семьи победителей на правах младшей родни. Раунги воинственны, но не жестоки. Они щадят всех, кого можно пощадить и не дают пропасть тому, что могут использовать. Между тем Лайм с сыном спустился во двор. А мой муж и руэм тоже ходили по хранилищу и вполголоса переговаривались. Когда мы покинули башню, нам предложили великолепное угощение. Затем мы слушали здешненго оутэ, после чего пели сами.
  - Ты будешь состязаться в Ирао за второй разряд нынче весной? - Сразу спросил меня руэм.
  - Буду. - Ответила я.
  - Желаю успеха. Наш оутэ тоже туда придет. И если повезет, получит третий. - Руэм указал на молодого, не старше Лайма, оутэ, который тут же поклонился.
  - Буду рад увидеться. - С улыбкой произнес он.
  Весь остаток дня мы знакомились с жизнью этого дома и здесь заночевали. А наутро, не дождавшись завтрака, но получив угощение в дорогу, поехали на мулах обратно к своему кораблю.
  - Уф, - сказала я, вглядываясь с мула вперед и вдыхая утренний воздух. - Странно было видеть его таким. Но все же стоило туда заехать.
  - Стихотворцу не следует упускать вохможность что-либо повидать. - Заметил Айлм. - Да еще и если зовут.
  14.
  Вскоре мы причалили в Лоэ. И тут же меня позвал из толпы голосок моей Гриэн. Она сильно выросла и оставалась такой же темноволосой со слабым рыжеватым отливом, как при прошлогодней встрече. У нее накопилась для меня уйма новостей, и Рэомаль, которой тоже было, о чем поговорить со мной, не стала ее обрывать, а, идя рядом, беседовала потихонечку с Айлмом. Первым делом, конечно, нас ждал прием в Доме Ласточки, где король И перечислил трех престарелых родственников, которые скончались за этот год, и назвал двух детей, которые родились зимой. Затем, конечно, спросил меня про Ирао и обрадовался, что я согласна не останавливаться на первом разряде. Далее у них с Айлмом был небольшой разговор о деле семерых детей от тимбрунгиек. Они кое-что уточняли. Я почти не слушала, и чуть ли не погрузилась в сон. Но тут король громко сказал:
  - Ноарль, будь внимательна, не зевай!
  Я вскинула глаза, а он улыбнулся мне и хлопнул в ладоши. И тотчас два воина ввели какого-то человека. Несмоненно, гуайха. Угрюмого, обросшего и чем-то знакомого.
  - Узнаешь? - Спросил меня король И.
  Я всмотрелась.
  - Да это же Снар Бельтианин.
  - Он самый. - Подтвердил король И. Снар тоже узнал меня и вздрогнул. Король сказал ему. - А вот и еще одна встреча. - Затем обратился ко мне. - Знаешь, как он здесь оказался? В свое время он причинил обиды бельтианским рыбакам близ самой моей границы. Они запомнили его. И узнали его корабль, когда он опять появился совсем недавно. Они столкнулись в открытом море. Там было три рыбачьих лодки, в каждой человек по пять. Снар выбрал одну из них для нападения, решив, что перед ним легкая добыча. Рыбаки договорились держаться вместе. И. не позволив себя разделить, поспешили в Крайнюю Гавань Таэвиоса, где вы только что побывали. Снар преследовал их , и запросто захватил бы или потопил какую-нибудь из лодок, если не все три, но рыбаки ловко отвлекали его всякий раз, когда кому-то грозила верная опасность. Им удалось добраться до гавани, а там они нашли помощь. Пролилась кровь, но корабль Снара оказался захвачен, а самого его доставили ко мне. И я ждал вас с Айлмом, чтобы показать его вам. Рыбаки уже получили возмещение из имущества Снара. А чего хотели бы вы?
  Айлм посмотрел на меня. Я же взглянула в лицо Снара и спросила его:
  - Снар, скажи честно, сколько ты на мне тогда заработал.
  - Сколько заработал? - Переспросил Снар. - А это что, важно?
  - Для меня да. - Ответила я.
  Он нахмурился и некоторое время молчал. Король терпеливо ждал. Наконец Снар заговорил:
  - Кубулг через Улгвира, как и обещал, уплатил двадцать мгеамбов. От Кариффийки я получил четыре. От тебя в задаток два. Всего двадцать шесть.
  - Погоди, а ты еще продал моих спутников и наше имущество.
  - Твои спутники и их вещички не в счет! - огрызнулся Снар. - То, что я заработал на них, не наь тебе заработано.
  - Пожалуй. - Согласилась я. - Но то, что ты выручил за продажу моего добра, мы учтем.
  - Ладно. - Угрюмо вздохнул он. - Три мгеамба за арфу и пятая часть за все прочее. Нет, погоди. - спохатился он вдруг. - Задаток-то ты внесла за всех. А вас село двенадцать. На тебя приходится шестая часть.
  - Троих вы убили, - возразила я. - А пятеро покинули корабль вплавь после стычки. Итого, задаток за восьмерых, не доехавших до Палгирсы, надо вернуть. Восемь шестых.
  - Ты меня совсем запутала, - взвыл он. - Ладно, пусть весь задаток считается. Все два мгеамба.
  - Итого получается двадцать девять и пятая мгеамба, - сказала я. И увидела, что король И сотрясается от беззвучного смеха, а мой муж держится за плечо своего повелителя, которому все это время переводил.
  - Да. Ровно столько. - Кивнул Снар.
  - Скажи Снар, того, что осталось после выплаты рыбакам, хватит, чтобы я получила свою долю?
  - Да там куда больше! - Вскинулся он. - Только моим бывшим добром распоряжается король раунгов.
  Тогда я обратилась к королю по-раунгийски.
  - Конечно, там больше, - подтвердил, улыбаясь, король И. - Если хочешь, ты получишь все.
  - Нет. Ровно сколько я сказала. - Решительно ответила я.
  Тут король рассмеялся вслух.
  - Ты нам почти своя. Порой почти забываешь, что ты гуайхиль. И вдруг! И вдруг такое!
  Айлм присоединился к его смеху.
  - А что ты думал? Что я потребую его крови? - Спросила я. - В нас, гуайхах, жажда наживы сильнее кровожадности. Но при этом мы любим точность.
  - Значит, ты все подсчитала, и лишнего не возьмешь. Ладно. Но что мне делать с ним потом?
  - Решай сам. - Пожала я плечами.
  - Мой король. - Заговорил Айлм. - Отпусткать его опасно, казнить глупо. - Он задумался на миг и вдруг оживился. - Отправь его на жительство в одну из горных областей страны. И пусть попробует сберечь голову.
  - А что. - Обрадовался король.- Пусть поживет вдали от моря, пробавляясь чем придется. И я знаю, кому поручить за ним надзирать. - Айлм, скажи ему, что то, что останется после всех выплат, отходит мне, как королю, а самого его я отправлю жить в Бегридиос в городок Миойю. Там всегда нужны поденщики и слуги. А бежать оттуда для чужака небезопасно.
  Айлм перевел. Снар выслушал его молча и мрачно кивнул. Он ожидал худшего. Его увели.
  А король еще долго потом смеялся над моим гуайхским торгашеством. И я, в конце концов, сказала ему:
  - Совсем без средств не проживешь. А любовь к серебру предпочтительней страсти к золоту. На свете полным-полно сказаний о золоте, которое несет гибель, но нигде не упоминается о роковом серебре. Следовательно, такой род стяжательства допустим. - И вызвала дружный хохот короля, Айлма и Рэомали с Гриэн, которых к этому времени впустили в зал.
  - Разве тебя недостаточно щедро одаривают короли, - спросил он, - и твой приемный отец, и другие?
  - Щедро. Но, как ты помнишь, из-за Снара королю Орбальду пришлось выкупать меня у ренунтирцев за семьдесят мгеамбов. Я бы хотела вернуть ему тот выкуп. Я отошлю ему это серебро, и останется добыть, - я быстро подсчитала. - Еще сорок и четыре пятых мгеамба.
  Тут пошло уже совсем буйное веселье, но, кажется, меня все же одобрили.
  Отведав королевского угощения, мы с Айлмом, Гриэн и Рэомалью пошли домой. То есть, к Рэомали. И там все было готово. Словно я никуда и не уезжала. Устраиваясь, я слышала, как Гриэн с гордостью говорит женщинам: "я думала, моя мама просто оуталь, а она еще и хорошо торгуется". На следующий день она огорошила меня заявлением, что раз у нее плохо получаются стихи, то надо научиться торговать.
  - Зачем тебе торговать? - Поразилась я. - Ты королевская дочь.
  - А затем, - важно объяснила Гриэн, - что королевских дочерей сытно кормят и хорошо одевают, а потом отдают замуж за тех, кто им не нравится. А я вообще не хочу замуж. Но тогда мне надо, чтобы у меня было все свое, правда? Я буду тороговать в гавани, и все будут говорить: "Это дочь короля, давайте купим у нее, у нее самое лучшее". И я буду богатой и буду делать, что хочу.
  - Тебе не позволят. - Честно предупредила ее я. - Так не положено, и король непременно вмешается.
  Она приуныла, но тут же ее глаза задорно вспыхнули.
  - А я убегу.
  - Найдут.
  - Опять убегу. Королю это надоест, и он разрешит. Вот ты все убегала с Айлмом, и все короли так устали, что вы поженились. У нас об этом все время говорят. - Она обернулась на Айлма, ища поддержки. Он рассмеялся и взъерошил ей волосы.
  На третий день пребывания в Лоэ, я подумала, что не худо бы навестить пещерных старцев. А следом мне пришла мысль сводить к ним Гриэн: отчего бы им не поглядеть на нее. Пусть скажут, что за дочь у меня растет. Когда я поделилась своим желанием с Айлмом, он одобрил, и сам сходил к старцам предупредить. Вернувшись, он сообщил, что старцы рады, что я их вспомнила и с удовольствием с нами увидятся. Гриэн же при упоминании о серых старцах пришла в полный восторг. А я еще боялась, что придется ее уговаривать. И вот мы с моей дочерью оставили позади наших спутников, замерли в пяти шагах от входов в пещеры, и я позвала.
  Тотчас изнутри послышалось: "Мы идем!". И вот показался первый старец, одетый в серое с рыжим, второй, третий... Всего восемь. Как тогда. Приглядевшись в ходе беседы, я поняла, что двое из них новые, а прежних двоих нет. И в разговоре подтвердилось, что двое живых сменили двух умерших. Как всегда. С тех пор, что они живут в здешних пещерах, одни уходят, другие приходят, но их неизменно восемь. Число, которого боятся в Пяти Королевствах, но которое почитают в Раунгаре. Моя дочь всем им очень понравилась, как и они ей. Она держалась с ними на равных и задавала им все новые вопросы. Впрочем, и они ее кое о чем поспрашивали, и она охотно отвечала. Но вот первый старец предложил Гриэн осмотреть пещеры. Она тут же с радостью помчалась вперед, а он заспешил следом. Я посмотрела на второго старца и спросила:
  - Что вы о ней думаете?
  - Прелестная девочка. - Ответил тот. - И хотелось бы, чтобы она была счастлива. Но она слишком своевольна. И мы боимся, что жить ей будет не легче, чем ее матери. Ведь люди такого не любят. А если они станут слишком грубо ставить ее на место, не миновать беды. И здесь важнее всего, то, что чем-то она похожа и на мать, и на отца, но очень многим непохожа. И те, кому она дорога, не всегда сумеют помочь.
  - Она станет хорошей оуталью? - Спросила я.
  - Средней может быть. Но очень большой нет. А вот ее дети могут проявить стихотворный дар. Она же, скорее, будет хорошо петь, плясать, отлично освоит арфу или флейту. Пожалуй, даже лучше флейту. И станет сводить с ума мужчин. Позаботься о том, чтобы она ими не слишком жестоко играла. Немножко можно. Выбить из нее это не удастся. Но ей бы сколько-нибудь доброты и сострадания. Баловать ее столь же опасно, сколь и загонять в угол.
  - Но она не окажется причиной большого кровопролития? - С тревогой спросила я.
  - Этого можно избежать. - Заверили меня старцы. - Хотя, кто знает.
  - Спасибо и на том. - Сказала я. И спросила, что они думают о моем сребролюбии.
  - Скажи-ка, - ответил третий старец. - Ты действительно думала только о серебре.
  Я задумалась и призналась:
  - Не только. Я думала о том, как бы вернее досадить Снару. - И замолчала.
  - Продолжай. - Велел старец.
  - Сперва мне стало прямо жарко: вот теперь я с ним посчитаюсь. - как-то само вырвалось у меня, только что не знавшей, а что, собственно, продолжать. - И вдруг... - я оглянулась на старца, и он с улыбкой кивнул мне. И пришли нужные слова. - Я поняла, что ни смерть, ни мука не будет для него таким ударом, как мелочность и расчетливость. Он ведь и сам мелочен и расчетолив, хотя считает себя великим злодеем. Зло не бывает велико... Кажется, вы сами мне когда-то это и говорили. - Старец кивнул, а следом за ним и остальные, включая и того, что, выйдя из пещер с Гриэн, опять присоединился к беседе. - А если так, какой смысл беспощадно карать злодейство. - Продолжала я. - Вот если удастся его высмеять. Для этого надо сделать что-нибудь совершенно неожиданное. Например, стихотворство высокое ремесло. И вдруг торги, расчеты. Такие же, как у Снара. Только с улыбкой. Спокойно. - Я засмеялась. - Никогда не забуду его лица.
  - И тебе стало легче после того, как ты это сделала? - Спросил третий старец.
  - Конечно. Еще как.
  - И ты больше не можешь желать ему зла? Даже если бы считала, что так полагается?
  - Не могу. Да кто он такой?
  Старцы рассмеялись со мной вместе. Гриэн тоже, хотя, кажется, не вполне поняла причину.
  - Ты поступила мудро. - Произнес третий старец.
  - Это было наитие. - Уточнила я.
  - И ты ему отважно доверилась. Запомни, как это вышло. Это ценный опыт.
  - Да. - Согласилась я. - Благодарю.
  Когда я встала, и мы попрощались, первый старец с улыбкой сказал:
  - Приходи еще, оуталь.
  После этого Гриэн несколько дней всем и каждому рассказывала о старцах. И поделилась со мной мыслью, не стать ли ей старицей.
  - Ты, кажется, хотела, торговать, - напомнила я.
  - Ой, правда. Не знаю, надо подумать... О, а вот: я ведь еще нескоро состарюсь. Я сначала буду торговать, и узнавать у людей все-все об их жизни. А затем пойду жить в пещеру.
  - А если в кого-нибудь влюбишься?
  - Если влюблюсь? - Она задумалась. - Но влюбляются молодые. А старцы уже старые. Ну, мамочка, там видно будет. Еще дожить надо. - И, довольная, что так ловко выкрутилась, побежала играть с детьми служанок.
  Становилось все теплее, и с каждым днем приближались состязания в Ирао. Мы с Айлмом много занимались. Он у Мастера, у которого мы год назад ночевали, я у Миора. Порой мы и друг другу кое-что подкидывали, но сейчас требовалось много упражняться врозь. И вот, когда новая луна взошла над молодой листвой, мы, как в прошлом году, выехали берегом на север. И заночевали в доме Мастера. А утром, еще до рассвета, легко поднялись и поспешили вперед. И опять видели из укрытия первый луч солнца, упавший на каменную спираль и новичков, одного за другим пробегающих камня на камень и с середины спирали бросающих Мастерам свой вызов. Но вот все ои удалились. Опять появились Пятеро Мастеров, и Старший, взмахнув жезлом, провозгласил:
  - Вы видели и слышали, как сюда приходили новички, домогающиеся первого разряда. Есть ли поблизости те, кто уже имеет разряд и хочет получить новый?
  - Да! - Взорвался окрестный лес. Среди прочих голосов прозвучали и наши с Айлмом. Мы тут же вскочили и вылетели на лужайку. Множество других оутэ и оуталей в золотистом платье со знакакми разрядов на цепочках и арфами за плечами выпрыгнули со всех сторон, обгоняя людей в обычной одежде. Никто не толкался, все помогали друг другу, и вот людские волны остановились, и круг стал выравниваться..
  - Кто требует второго разряда? - Спросил Старый Лещ.
  Мы выступили вперед там и тут по одному. Всего нас оказалось пятнадцать: двенадцать оутэ и три оутали.
  - Ступайте туда. - И жезл Старшего Мастера указал направление. Мы двинулись туда. Там был воткнут в землю шест с одной синей лентой и двуся золотистыми: переход от первого разряда ко второму. Оттуда мы слушали, как Старший выкликает желающих получить более высокие разряды. И наблюдали, как они расходятся по своим местам в кругу. Восьмого, мастерского разряда требовало шестеро, из них одна женщина, суровая и статная, лет пятидесяти. У нее было рябое лицо, но удивительные глаза, такие мудрые и светящиеся, что рябины на лице не имели значения. Но вот и эти соискатели собрались у своего шеста. Заиграла музыка. Старший Мастер велел позвать новичков. Выкликнул первого из них. Всего их было одиннадцать. Пять оуталей и шесть оутэ.Самому молодому около шестнадцати. Самой старшей лет двадцать семь. Двое мне сразу очень не понравились. Один понравился невероятно. Что до остальных, то я просто не представляла себе, как их будут оценивать Мастера, и кого отберут. В стихах одних привлекало что-то одно, в стихах других другое. Все они недурно владели приемами, хотя не всем было, что сказать, и почти все не до конца понимали свои задачи. Слушая их, я радовалась, что я не один из Пяти Мастеров, и ничего не решаю. Но вот спираль покинул последний. Местера велели им удалсть и пошли совещаться в свой шатер. Вновь зазвучала музыка. Тоу Дариант, который все это время стоял рядом со мной, тронул меня за плечо и предложил присесть. Мы отступили за деревья и устроились на бревнышке перед битой непогодами палаткой. В промежутках между выступлениями мы уже успели перекинуться словечком-другим. Так Тоу сообщил мне, что Эолиль не пришла, потому что внезапно заболела, но непременно хочет явиться на следующий год. А задира-крепыш не чувствует в себе уверенности и считает, что хватит с него пока и первого разряда. Теперь же Тоу стал расспрашивать меня о гуайхах. Особенно ему хотелось узнать, правда ли, что у гуайхов карается смертью сочинение стихов с дальфи. Я рассмеялась и разуверила юного оутэ, слово в слово изложив ему новый закон Орбальда. К нам приблизились остальные и тоже стали слушать. Одна оуталь сказала:
  - Нелегко стихотворцу у гуайхов.
  - У раунгов не легче. - Заметил, подойдя, Айлм. Увидев его, молодежь разразилась ликующими воплями. Айлм шутливо поклонился и обронил. - Да, это я, Айлм Гибаорен. И знаю, как никто, каково нашему брату и здесь, и там, и много где еще. Рад вам всем и желаю успеха, хотя вообще-то пришел проведать жену. Как ты, Ноарль?
  - Да ничего. - Ответила я.
  - Мальки понравились?
  - Шустрые. Ты тоже когда-то был таким?
  - Да. Как и ты... - И тут же замер, вскинув голову. Запел рожок. Мы выскочили на траву к своему шесту, чтобы выслушать итоги состязания новичков. Прошли пятеро из одиннадцати: три оутали и два оутэ. Их подвели к Пяти Мастерам, и они получили золотистые одеяния и знаки первого разряда. Мы все поздравили их от души. Затем были лишены имени шесть неудачников. Один из них, самый юный, все время спотыкался. Девушка постарше, которую вели рядом, явно хотела что-то ему шепнуть, но этого не полагалось. Безымянных с черными повязками на глазах увели, и опять зазвучала музыка. Сперва печальная, затем повеселее.
  - Уф, - сказал Айлм при первых ее звуках. - Всякий раз, когда этих бедняг подводят к бревну, меня пробирает до костей. Все чудится, будто я один из них. И хоть понимаешь, что это просто обряд, и что они уйдут отсюда живые-здоровые, а с трудом веришь.
  -.Да уж, - Откликнулся со вздохом один из нас. И встряхнувшись, бойко добавил. - Вы как хотите, а я пошел к Хройду.
  - Пойдем-ка и мы туда же, - предложил Айлм. И я не спорила. Народу в таверне оказалось не меньше, чем в прошлом году, и все же мы заняли сносное местечко. Рядом с нами сели Миор и Тоу.
  15.
  - А что: мальки нынче порадовали, - заметил Миор, набрасываясь на еду. - Даже те, кого отвергли не безнадежны. Им бы подучиться немного. Пройдут. Непременно пройдут. - Он доброжелательно улыбнулся. И тут, заметив кого-то, кивнул. Это оказалась та самая рябая женщина с поразительными глазами, соискательница мастерского разряда. Она прошла в некотором отдалении, и какие-то явно знакомые с ней люди потеснились и учтиво помогли ей сесть.
  - Значит, это и есть Илгерсейль? - С трепетом произнес Тоу. И, дождавшись кивка Миора, спросил. - И ты с ней знаком.
  - Встречались, - спокойно, но не без гордости ответил Миор.
  - Она известная оуталь? - Спросила я у наставника.
  - А ты что, не знаешь? Не слыхала об Илгерсейли? Совсем? - Поразился Тоу.
  - Тоу, - не без сдержанного укора произнес наставник. - Она нездешняя.
  - А, и правда. - Тоу хлопнул себя по лбу. - Прости, Ноарль, совсем забыл. Она славится в Раунгаре не меньше, чем ты у себя дома. И у нее трудная судьба. Об этом все знают, даже те, кто никогда не видел Илгерсейли.
  - Расскажи. - Попросила я.
  - Да, Тоу, расскажи ей, - добродушно поддержал меня Миор перед тем, как по новой набить рот. Айлм кивнул. И Тоу начал:
  - Илгерсейль родилась в Мийое, королевском городке в Бегридиосе, где ее отец торговал лошадьми. Он очень хорошо понимал в лошадях и любил их. Он происходил из семьи, которая этим когда-то славилась. Но мало-помалу семья вымерла. Остался только отец Илгерсейли. Он жил под покровительством королевского судьи и старался ладить с окрестными руэмкими семьями. Он женился на бывшей служанке судьи, родив ему дочь, она сбежала с каким-то пройдохой. Отец учил дочь, чему мог. И она тоже полюбила лошадей, но ей этого было мало. Судья, покровитель отца, обучил ее грамоте, охотно рассказывал ей, что видел и делился любыми знаниями. Она с самых ранних лет слагала стихи. И, когда в Миойю заглянул оутэ из семьи Фитиндо, было кому предложить, чтобы он послушал способную девочку. Впрочем, некоторые говорят, что она сама с ним заговорила, чуть узнала, что он оутэ. Он вызвался быть ее наставником. И, с согласия Фитиндо-уэма, она подолгу жила на землях Фитиндо, но часто бывала и у отца в Миойе. Она оказалась не только способной ученицей, но и весьма старательной. Со сверстниками у нее складывалось непросто, но все же они уважали ее и часто брали в игру. Причем, с мальчишками она водилась охотней, чем с девчонками. Старшие считали, что она оттого такая, что никогда не была красива. И радовались, что ее дар обеспечит ей положение, и, возможно, она не пропадет. Когда ей было пятнадцать лет, отец умер от заразной болезни, которая унесла многих в тех краях. Тогда же умер и судья, его сменил другой. Сменился и Фитиндо-уэм. А год спустя погиб в дорожной стычке наставник Илгерсейли. Тогда она пошла в Миойю, попросила нового судью ее выслушать и добилась его покровительства. И поселилась в Миойе. Домишко ее отца был запущен, но вскоре она привела его в порядок. В ту пору она держалась подальше от Фитиндо, говорили, между ними что-то пробежало. Но никто ничего толком не знал. Года через два ее отношения с семьей Фитиндо наладились, и руэм даже предлагал ей войти в семью. Причем, не в дальнюю родню, а в ближнюю. Но она отвергла эту высокую честь. И с тех пор отвергала не раз и не два. Учтиво, разумеется, с надлежащими благодарностями. Она с удовольствием гостит у них все эти годы и считает их своими друзьями, но желает сохранить имя давно исчезнувшей семьи отца, о которой мало что знает. Восемнадцати лет она впервые явилась в Ирао. Ее сразу заметили и полюбили. С тех пор она являлась почти каждый год, но лишь раз в несколько лет вызывалась бороться за новый разряд. И ни разу не терпела неудачи. У нее есть ученики в Бегридиосе, и все они от нее без ума. Хотя она с ними строга. И не делает скидок, скажем, для сына руэма. Ее наперебой приглашают в гости руэмские семьи Бегридиоса. Она так изучила Бегридиос, что может пройти по нму с закрытыми глазами. И, конечно, неплохо знает другие области Раунгара. Но за пределами страны не бывала. Однажды ей блестяще удалось уладить ссору между двумя видными семьями, одна из которых живет на севере Бегридиоса, а другая на юге Нимариоса. Миойский судья отличил ее за это в праздничной речи и преподнес ей великолепные серьги. А были еще всякие беды поменьше, которые ей удалось отвести. Что до замужества, то в юности она просто ни за кого не хотела идти, а позже друзья и покровители пытались ей кого-то сосватать, но вечно расстаривалось. Несколько раз ей случалось любить. Больше всех она любила одного руэмского оутэ из Нимариоса. И чувство это было взаимным. Но потом оутэ погиб в Доэлиосе, где поссорился с кем-то из Кумреа. А сын от него погиб молодым в бурю на перевале. Он хотел одолеть горы и пройти в срединные области Фарлуйма, посетить Диунгину. Это нелегкая задача, хотя, у некоторых получалось. Илгерсейль, несомненно, достойна стать Мастером, и я всей душой желаю ей успеха.
  - Как и мы все. - Подхватил Миор. Айлм кивнул. В это время сосед Илгерсейли что-то сказал ей, указывая на меня. Она выпрямилась, поглядела на меня и улыбнулась. Я улыбнулась в ответ. Между тем, мы все доели и допили, и Миор с Айлмом поспорили, кому платить, но все-таки заплатил Миор. Пока он рассчитывался, запел рожок. Я сорвалась с места и помчалась к лужайке, оставив позади Айлма и прочих. По дороге меня со смехом догнал Тоу.
  - Ой, какая нетерпеливая, - бросил он мне на бегу. - Не бойся, без нас не начнут.
  И все-таки мы не умерили прыти до самой лужайки. Мы заняли свое место у шеста самые первые. Мало-помалу подтянулись остальные. Вокруг постепенно тоже прибавлялось народу. Опять протрубил рожок. Разговоры смолкли, люди выстроились, образовав ровный круг. Из шатра вышли Пятеро Судей. Старший Мастер поднял жезл.
   - Начинаем состязания на получение второго разряда, - прогремел в рупор его голос. И вдруг он выкликнул меня. Я ошалело поглядела на товарищей.
  - Да, ты не ослышалась. Тебя! Тебя первую! - Со смехом загалдели они. И я двинулась вперед под тысячами жадных взглядов. Но, когда я ступила на середину спирали, мне вдруг стало легко и спокойно. Я по-прежнему видела толпу, выстроенную по кругу, и Пятерых Судей у большого шатра, но они все словно были где-то не здесь. И вот я начала песню, которую подготовила:
  В разрыве облаков неясных,
  Блестит звезда.
  Стремительность шагов напрасных,
  Невесть куда,
  Где лишь тростник сухой и ломкий
  Среди снегов
  Но слышат предки и потомки.
  Тот скрип шагов.
  Тот голос. Ветра дуновенье,
  Негромкий вздох;
  Нам только чудится забвенье
  Во мгле эпох.
  И в час, которого чернее,
  Казалось, нет,
  У края бездны души греет
  Далекий свет.
  Последовали обычные вопросы: вроде, неожиданные, а вроде и не случайные. И мои ответы, кое-чем удивившие меня саму. Мастера отпустили меня и вызвали следующего соискателя. У него оказалсь такая лихая песня, что я подумала: все, не пройду. После него вышел Тоу Дариант, и он меня порадовал. Затем какая-то женщина с юга, сказочно красивая, и сперва показавшаяся мне надменной. Но она не блеснула. И вернулась к нам приунывшая, так что все даже стали ее утешать. А затем успокоилась и доброжелательно улыбнулась нам всем. И я поняла, что надменный вид был лишь выражением ее тревоги. Вот к шесту вернулся пятнадцатый соискатель, и судьи удалились. Мы опять отошли и сели на бревно. И вдруг я увидела, что к нам приближается Илгерсейль.
  - Сиди, сиди, - сказала она мне. - Я бы тоже присела рядом. Можно?
  Тоу и еще трое на бревне кивнули. Она, расправив одеяние, опустилась с моего края.
  - Я пришла познакомиться. Мне сказали, что ты Ноарль Островитянка.
  - Это так. А мне сказали, что ты Илгерсейль из Миойи. - ответила я.
  - Я самая. Мне понравилась твоя песня. У тебя свежий взгляд. Как у ребенка. И мне показалось, что чужой язык, хоть он, казалось бы, должен создавать препятствия, в чем-то помогает.
  - Да. Верно. Видишь вещи совсем по-другому. Все обновлено. Все как впервые. - Я улыбнулась, не зная, как об этом точнее сказать.
  - Да, понимаю. - Она ответила улыбкой. - Я, к сожалению, лишь немного объясняюсь на двух чужих языках: гурвианском и эрпиадийском. А сочинять могу только на своем. И, хотя меня дома высоко ценят, я, кажется, что-то упустила. И все-таки, - ее улыбка стала задорной и воинственной, - я хочу стать Мастером.
  - Успеха тебе. - Сказала я.
  - Тебе тоже. - Отозвалась она. И добавила. - Я много слышала, как ты прославилась своими стихами среди гуайхов, и как стала сочинять по-гуайхски, но на наш лад, с дальфи, и перелагать, и то, и это. И как из-за твоих новшеств ваш король принял новый закон. И думаю, что, если вы с Айлмом позволите, я бы, когда здесь все закончится, отправилась с вами в Лоэ, чтобы послушать твои стихи и переложения любого рода. А то здесь не получится. Здесь и так голова кругом от стихов.
  - Это верно. - Согласилась я. - Я приглашаю тебя. Думаю, Айлм не будет против.
  Тут Мастера вышли огласить решение, и мы с ней расстались. Я прошла. И Тоу Дариант. Всего второй разряд получили четверо из пятнадцати. Два оутэ и две оутали. Мы приблизились к Мастерам и получили новые знаки на цепочках, а прежние возвратили. На третий разряд вызвалось всего четыре человека, а на четвертый только два. Поэтому оба состязания провели в тот же день после небольшого перерыва. И в третий прошел лишь один соискатель, оутэ Нвиниарау из Таэвиоса. Мы с Айлмом, как старые знакомые, подошли к нему и поздравили. Четвертый получили оба. Оказывается, бывает и такое.
  По окончании всех состязаний первого дня, мы еще долго беседовали, гуляя по лесу: я с Айлмом и Миором, Илгерсейль, Тоу и еще двое. И нехотя разошлись перед домиком, где мы трое ночевали. На другой день из соискателей на пятый, шестой и седьмые разряды, отсеяли очень многих. И в каждом прошло человека два или три из девяти-двенадцати. Среди удачников был оутэ. Все это проходило так долго и жарко, что, конечно, мастерские состязания состоялись отдельно, на третий день. Они тоже были жаркими и непростыми. Соискателей первоначально было семеро, но один в последний миг вдруг отказался участвовать, сославшись на болезнь. Однако, ему дали отвод лишь, удостоверившись, что он действительно болен. Он отошел и прилег в тени на вынесенной из палатки постели, откуда наблюдал за ходом состязаний. Айлм держался прекрасно, и сперва я не сомневалась, что он станет Мастером. Но вот судьи отсеяли троих и объявили дополнительное состязание между Айлмом, Илгерсейлью и невысоким пожилым оутэ одного из таэвиосских руэмов. И конце концов Судьи решили, что восьмого разряда достойны Илгерсейль и таэвиосец. Впрочем, Старый Лещ добавил, что Айлму не хватило совсем немного, и что в скором времени он вполне может получить восьмой разряд. Айлм даже не казался особенно огорченным. Тем более, что счастливые соперники, сидя с ним в таверне Хройда после состязаний, сказали ему много доброго.
  - С одной стороны, чем дальше, тем проще. - Обронил он. - Но с другой, в чем-то и сложнее.
  - Да. - Подхватил Миор. - Уже на соискателей из плотвы не нагоняют такого страха, как на мальков, но очень немногие доходят до Мастера. Даже если упорны.
  - Самое странное, - заметил новый Мастер из Таэвиоса, - что те, кто хотя бы чего-то добились для себя в Ирао, почти никогда не пробуют счастья в других сообществах. Меж тем, как неираосцы сплошь и рядом подаются то туда, то сюда.
  - Да здравствует Ираоское сообщество! - Закричали за столом. - Много счастливых лет ему!
  И мы выпили в последний раз.
  Когда народ стал покидать Ирао, мы немного проводили обоих таэвиосцев к месту их ночлега к северу от лужайки и, тепло простившись с ними, направились к морю. Илгерсейль, как высянилось, ночевала в домишке, стоявшем на смом берегу. Ей, выросшей в горах, в свое время, при первом посещении Ирао так понравилось море, что с тех пор, заглядывая в приморские края, она всегда старалась быть к нему как можно ближе. И рокот волн мешал ей спать не больше, чем свист горной метели. Она рассказала нам об этом, когда мы стояли на берегу. Мы договорились, где встретимся, когда соберемся в путь и, покинув ее, поспешили к нашему пристанищу. А оттуда довольно скоро выступили к месту встречи, оно тоже находилось у моря, только южнее. Илгерсейль не заставила себя долго ждать. И вот мы уже скакали берегом на юг к Лоэ. Дело шло к вечеру, и мы сперва ехали в золотистом сиянии, затем, поглядывая то на запад, где пламенел над морем закат, то на восток, где мерцали первые звезды, и наконец под звездами во мраке, пронизанные бесчисленными веяниями и шорохами летней ночи. Был самый глухой и темный час, когда мы добрались до усадьбы Рэомали. Сонный сторож окликнул нас от ворот и открыл, а затем помог расседлать коней. Ночь была теплая, и кое-кто спал в саду и на хозяйственном дворе. Мы, чтобы не возиться, забрались на сеновал и кого-то немного потеснили. А утром, всклокоченные с жухлыми прошлогодними травинками в волосах, приветствовали хозяйку, проходившую внизу и о чем-то расспрашивавшую старшего из слуг. Она бодро ответила, что не знала, когда нас в точности ждать, поздно ночью или нынче днем, и на всякий случай велела сторожу быть внимательней. А когда мы представили ей Илрегсейль, она вся просияла и сказала, что это посещение для нее одна из самых приятных неожиданностей за много лет. Оставшиеся дни моего пребывания в Раунгаре, были полны встреч, бесед и стихов. Илгерсейль, погостив три дня, уехала, но объявилась вновь, когда мы с Айлмом покидали Раунгар и была на берегу среди провожающих. Она стояла рядом с Рэомалью и Гриэн. Первый же встречный корабль шел из Дарфилира, и нам оттуда прокричали всяческие новости. Король Орбальд ждал меня с нетерпением. Он уже знал о моем новом успехе в Ирао. И с грустной улыбкой сказал, что, разумеется, понимает, насколько выигрывает Дарфилир оттого, что гриулари дарфилирского двора добилась у раунгов признания и доверия. И что, к счастью, такие странные сыновья и дочери рождаются редко, но у них есть свое, особое место среди людей. В море, где-то против зеранского берега, мне пришла на ум новая восьмистрочная гриула:
  С корабля мы скоро
  Сойдем и раскроем
  Объятья,
  О, быть бы нам
  Тысячерукими,
  Точно реки, течем
  Мы по этому миру,
  Собой его меряя.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"