Аннотация: Работа номинирована на региональный конкурс, а бабла, чтобы ехать - нету...
Digithatvatire (куявск.) - "Как бы я провёл лето".
Лето выдалось препоганое. Мы с Ромой проебали один экзамен. Всего один. Случайно. Проспали. С учётом того, что не пью, а Рома накануне - ни капли. В разных квартирах. Твою мать...
В итоге, нас оставили на осень. В десятом мало кто учится всерьёз - вот и мы также. Дело даже не в отсутствии желания - просто возраст максимально активный, напрягаться в +27 Цельсия невозможно. Короче, мы едем к Роминой бабушке, ничего не сказав предкам относительно экзамена.
Четыре часа в автобусе, забитом грёбанными колхозными курвами, вонючими автомеханиками с МТС (не, не конкурент "Билайну" - Машинно-Тракторная Станция...) и не менее вонючими и орущими грудными детьми. Плюс необьёмные бабы и шансончик из магнитолы. Деревня про дезодоранты явно не слышала - спортзал кажется просто цветущим лугом...
Когда вонючее брюхо автобуса скрылось за бугром пыли, мы устало побрели по раскалённой просёлочной дороге; высоко-высоко в небе редкие облака издевательски проплывали мимо солнца, оглядываясь: не сдохли ли эти городские засранцы?..
Ветхие избы изредка менялись на чуть более приличные светлокирпичные дома; несколько вагончиков-киосков с разбавленным пивом и чёрствым хлебом. Пасутся козлы на грязной верёвке, играют босоногие дети со жгущими блондинистыми вихрами. И говно валяется. Прямо минными полями.
Рома нерешительно остановился у кажущегося новым сруба, повертел головой:
-Кеш, я чёт не воткну, тот дом или нет...
-Спроси у девки. Вон по ограде мечется, - ответил я, указывая рукой на простоволосую девку лет шестнадцати. Она нас уже заметила и продолжала таскать дрова, разглядывая нас.
-Ромка, ты, штоль? - девка подошла к нам, отряхивая руки.
-Эээ... Таня, да? - Ромино лицо искривилось в мольбе о помощи.
-А чё, не признал? - Таня открыла калитку и нас тут же окатил заливистый лай. - Сколько времени-та прошло... Четыре года, так где-та?
-Наверное. Как там бабушка? - Рома не понимал, как себя вести с почти забытой родственницей и пытался быть милым. Не без успеха...
-Ничё, только кашляет год уже как... Ну вы проходите! - Таня отошла, чтобы придержать собаку. -А с другом не познакомишь?
-Кеша - Таня, Таня - Кеша.
-Очень приятно! - ляпнула вперёд меня девка.
-Взаимно... - меня только что сделала деревенская девчонка на год младше... Позор.
Дальше всё как обычно: охи-вздохи, лобызания, воспоминания, охренительный стол (а до ужина ещё дохера времени!) и утомительное таскание дров опосля пары часов сна.
-Ну, как спалось? - стучаться эту пятнадцатилетнюю курву видимо не учили... Хотя куда тут стучать?..
-Заебато! - зевает Рома и начинает вяло одеваться. - Какие планы на вечер?
-Ты чё, на дискач собрался? По зубкам давно не получал? Ты нас в зеркало видел? Сиди дома и слушай патефон! - я был немного... ладно, был неприветлив из-за незапланированного пробуждения.
Таня залилась смехом и выбежала из комнаты. Вернулась с кувшином холодного кваса:
-Вот, попейте-взбодритесь, дрова в сенки сносите, а вечером кое-чего интересненького хряпнем, - девка коварно улыбнулась и убежала обратно.
Я пригубил квас, оделся. Рома потянулся ещё раз и принялся без особого энтузиазма натягивать носки. Во дворе, на сияющей от прошедшего слепого дождика траве, высилась волнообразная поленница, одним концом скрываясь в сарае. Дрова ждали.
Когда пот на спине стал понемногу высыхать, закат уже разлился по фиолетовому небу. Потянуло дымком из шести десятков домиков, или бань, не знаю - словно сотня призраков выплеснулась в небо. Дым пахучий, сладкий - как мы потом узнали, в огонь бросают по кедровой шишке, чтобы смолистая сладость заглушила копоть не лучшего дерева, да и просто традиция.
Я никогда не понимал прелести, а уж тем более кайфа бани. Помылся, вышел на свежеющий воздух - ничего особенного. Эту же суку по имени Рома я ждал битый час. Хорошо, что Тане тоже было нефигом заняться.
Мы пошли на огород, где в дальнем углу спрятались немного незаконные растения. Трава там росла. На мой вопрос об укуркоспособности сей микроплантации Таня повела меня в сарай. Разворошив сено в тёмном углу, девка извлекла на бледный свет вечера большую трёхлитровую банку хэша. Трип за трипом... Я вырвал из блокнота пару листов и забил косяки. Рома лишился своего за медлительность. Мы сидим на крыше, свесив ноги и курим слабую траву. Чёрно-рыжей муравьиной цепочкой растянулось коровье стадо на пригорке. Я как-то по-другому взглянул на эту чуждую моей внутренней культуре деревенскую девку, и я уверен, что сорняк в наших сигаретах не при чём. В ней я видел потерянного себя: тонко чувствующего природу, на ступень ближе к естеству...
Я почти решился на активность, но Таня затянулась последний раз и спрыгнула прямо в колючие кусты сада, коротко бросив через плечо косяк и три слова:
-Корову доить надо.
Тут же появился Рома и велел собираться "на блядки". Я стал собираться, немного обескураженный таким обломом деревенской романтики...
Рома взял себе пива, я решил угостить Таню чем-нибудь повкуснее. Купил ей попсовый "Redds", себе - многострадальную минералку в стекле. Медленно бредём по главной и единственной улице. По обочинам - срач, говно и бутылки.
-У нас так же. Ну, почти, - пытаюсь успокоить стушевавшуюся Таню. Она зябко кутается в фиолетовую кофточку, идёт чуть ближе ко мне.
-Пока молокозавод не закрыли, всё вроде неплохо было. Щас пьют почти все. Водка - если бы! очиститель для ванн всё... Ребята вот повадились из маковой соломки гадость какую-то делать... - девка заметно погрустнела.
-Опийные торчки - самые опасные. Траву курят - пусть, веселье им хоть какое-то в этой... В смысле... - я осёкся и стал осторожнее подбирать слова. Таня понимающе посмотрела и отвернулась, пряча ухмылку. - Я у бабушки месяц тусил - занятий никаких. Только работать и пить, а я ж не пью... У нас тоже пьют и коляться, это не проблема деревни... Водка и "чёрный" погубят Россию... - я замолчал.
-Да ладно, всё нормально! - Таня сверкнула глазами и жадно допила последние глотки сладкого осколка лучшей жизни, вопросительно завертела бутылку в руках. Рома озадачился этой же проблемой чуть раньше. Я быстро допиваю "Ессентуки" и мы торжественно вручаем бутылки Михалычу, местному алкашу. Проходим ещё с пять метров - и над головами пролетает бутылка из-под "Redds"а.
-Такие не принимають! - слышется окрик. Я вообще удивлён, что такой напиток продавался рядом с "Жигулёвским" и "Анисовой"...
Мы как-то непонятно сворачиваем на малоприметный переулок. Останавливаемся у ветхой избы. В окне горит слабый свет.
-Тут Алинка живёт, - начала объяснять Таня тихим голосом да немного заплетающимся от понтового пойла языком. - Мамка её в семнадцать лет, сразу после родов, и утопилась. Отец в запое постоянном с тех пор. Так и живёт одна, мы с ней играем, когда время есть. Счас вот дядька, матери брат, из армии возвращается, завтра приедет, к себе заберёт. Зайдём? - Она посмотрела на нас взглядом, где смешались грусть, жалость, и в то же время стыд и страх.
-Тебе решать, - глухо отозвался Рома.
Все как-то разом помрачнели и погрустнели.
-Может, завтра? - неуверенно раздался мой голос.
-Ладно... - тихо сказала Таня.
Мы вышли на берег маленькой речки. Снова листы из блокнота, снова слабый хэш - три огонька и блеск тёмных вод. Никто слова не проронил, но напряжения не было - скорбь по мёртвым душам, почти как у Гоголя... Только у него не было сладковатого дыма вокруг, жабьего кваканья под ухом и таких глаз напротив...
Уже начинало светать, когда мы перемахнули ограду со стороны огорода. Вошли на летнюю кухню, долбанули вчерашней каши, бухнув туда пару стаканов травы. Тонкое ночное настроение медленно сменяется грузом дня, когда солнце начинает чиркать лучами прямо по внутренней стенке черепа - через такие широкие зрачки...
-Может, сейчас к Алине сходим? - предложила Таня.
-Лучше вечером, когда проснёмся.
-Это вы с братом проснётесь, а мне уже не ложится...
Рома первый забивает на сеструху и вырубается тут же на лежанке. Я хочу последовать его примеру, но что-то мешает.
-Пойдём.
По едва-едва заметной в сером свете рассвета дороге бредём в обнимку. Смолим последний косяк на двоих: урожай этим летом придётся собирать побольше... Я поцеловал её в голову и тихо обнял, пока мимо нас текла разноцветная река крупного рогатого скота - второй берег за сутки... Увы, но я не увижу тут берега неба.
В избе пахнет свежим хлебом и пылью. Девочка спит на высокой кровати прямо в одежде, у плиты хлопочет парень, мужик почти - лет двадцати трёх, в тельняшке. Он приложил палец к губам и вытолкал нас в сени.
-Ребят, что-то вы рано! Саша, - протянул руку.
-Иннокентий, - пожал в ответ.
-Тань, приглядывала?
-Да, Саш, - ей стало стыдно за вчерашнее; во мне тоже какой-то холод зашевелился...
-Спасибо! - моряк крепко обнял девку, колючие усы, подгоняемые губами, укусили румяную щёку. Таня засмеялась, но парня не отстранила. Я всё сразу понял.
Неделю спустя мы опять тряслись в зачуханном автобусе. Я не жалел о потраченном времени: с Сашей мы ходили на рыбалку, плавали вверх по течению за раками, дрались с пьяной деревенской гопотой... Рома скорешился с подругой Тани и всю неделю не вылазил с сеновала. Алина готовилась пойти в первый класс, я попытался было поучить её английскому, хотя бы алфавит, но девчонка просто не воспринимала меня всерьёз. И уже через полчаса я играл с ней в куклы...
Вышли в центре города. Пыльные и блеклые. Рома курит свои противные сигареты. До сих пор чувствую влажный вкусный след на губах. Мою судьбу пожрали обстоятельства. Я ни на что не надеялся, но осадок остался.
Поднимаюсь пешком, лифт ждать не хочу. Открываю дверь своим ключом - нет никакого желания трезвонить в китайскую электронику. Без сил валюсь на кровать, только пыльную ветровку успеваю скинуть в прихожей, поверх грязных кроссовок. Глаза пытаются за что-нибудь уцепиться; мобильник пищит с минуту и вырубается - будильник. В грёбанной деревне с говном на улицах и алкашах у сельпо мы просыпались в семь вечера... По мне скользит взглядом моя игуана за стеклом. Сосредотачиваюсь на её зрачке...
Они лучшие люди в округе, я желаю им счастья и всё в таком духе... Но это странное щемящее чувство... Нет, не боль расставания с любимой, не ревность даже... Это... Нет, но... Эх... Да ладно... Завидую я.