Динвар вытер испарину со лба бледной исхудавшей девушки, что лежала под дырявым одеялом на соломенном матрасе. Кувшин с водой стоял рядом. Он придвинул его еще ближе к самодельной кровати, чтобы девушка могла напиться, когда его не будет дома. Сегодня она съела только две ложки просяной похлебки, и то, лишь для того, чтобы подбодрить его...
- Я постараюсь сегодня достать молока, Нарси.
- Спасибо, братик - еле слышно проговорила девушка и подарила ему еще одну из своих светлых улыбок. - Все хорошо, не волнуйся за меня.
Последнее время Динвару казалось, что его сестра жива только благодаря этой лучистой улыбке. Смерть боится этого света, потому и не решается забрать ее...
Снадобья аптекаря не помогали, хотя стоили немало. Местный колдун тоже не смог ничего сделать, хотя провел возле нее почти сутки и взял за это четыре серебряных лунда. Даже не смог сказать, что с ней. А волшебник из Лардоса запросил семьдесят серебряных лундов, откуда им столько взять? Они ведь в хорошие времена за целый год зарабатывали не больше... А теперь было хотя бы за что поесть... Поэтому Динвар стал воровать.
Еще год назад он работал в кузнице, а Нарсина собирала и продавала целебные травы, вышивала и плела корзины из лозы. Денег они получали немного, но на жизнь им хватало. Их родители погибли в море два года назад, других родственников у них не было, а, так называемые, друзья отвернулись от них в трудную минуту, и помощи ждать было неоткуда. Потому он и стал воровать.
Знала ли Нарсина об этом? Да, знала, и знала, что это все для нее, и о том, что ее брат не сойдет с пути, пока у него будет хоть малейшая надежда помочь ей, тоже знала. Его не переубедить. Поэтому она молчала, улыбалась и ждала смерти. Нарсина знала, что умирает, Динвар в глубине души тоже это понимал, но что ему было делать? Опустить руки и удрученно ждать смерти? И он делал, что мог, помогал ей, чем мог.
Когда Динвар работал в кузнице - именно он подковывал лошадей. Лошади любили его, тянулись к нему и подчинялись любой команде. Да и другие животные поступали по отношению к нему и его сестре так же. Казалось, от них исходил какой-то невидимый свет и тепло. Может и люди чувствовали к нему какое-то расположение, и потому он не терпел больших неудач в воровстве... Но что украдешь в таком захудалом городишке, как Доссен...
Динвар положил в карман небольшой кусок черствого хлеба и вышел на улицу.
На углу в сточной канаве сидела уличная кошка с ободранным боком. Это была Пунси, так ее назвала Нарсина еще два года назад, когда та пришла сюда котенком. Худая измученная кошка методично окунала лапу в вонючую мутную воду, пытаясь выудить плавающий там рыбий хвост. Раньше она охотилась, ловила мышей, воробьев, таскала здоровенных крыс, до тех пор, пока пес лавочника Бунди, что живет на соседней улице, не ободрал ей бок. Теперь она и сама не многим отличается от крысы, сидит в канаве и вылавливает обглоданный скелет, на котором все равно не осталось мяса. Вылавливает, потому что ее ждут пятеро еще слепых котят. Кошка напомнила Динвару его же самого...
Динвар вытащил из кармана хлеб, и протянул кошке. Пунси тут же набросилась на еду. Теперь у нее даже не было сил урчать. Кусок хлеба... Он все равно не наелся бы им, а кошке, быть может, это кусок подарит день или два жизни...
На базарной площади в толпе Динвар заметил необычно одетого старика, с мешком за плечами. Серый шерстяной плащ, добрые светлые глаза, седина и небольшая кожаная сумка на шее. Явно не здешний... Рука Динвара нащупала кошелек с монетами в кармане старика, но оставила его в покое и убралась назад. Динвар был рад, что так поступил, он чувствовал людей. Путешественник, далеко от своего дома. Взгляд сосредоточенный, а глаза добрые, наверно, у него здесь какое-то благородное и важное дело. Не стоит такому мешать. Лучше поискать тех, кто болтается без дела. Вот, например, жена мясника, сама как свинья. И эта серебряная брошка с изумрудом совершенно не к ее жирному лицу...
В этот день, после двух недель неудач, Динвару очень повезло. Кроме брошки он сумел стащить дневную выручку у самого мясника и срезать тяжелый кошелек у помощника городского управляющего.
Сегодня он смог купить не только молока, но и сыра, яблок, две булки хорошего белого хлеба и овощей для похлебки. По дороге домой Динвар зашел к Тоберу, ростовщику и скупщику краденого. Старик Тоби, конечно, начал ворчать, увидев брошку, которая уже не один месяц мозолила глаза горожан на шикарном бюсте мясничихи, но все же заплатил за нее. Слишком велик был соблазн: продай он ее в столице - сразу получил бы не меньше семи-восьми серебряных лундов, в то время как Динвару он дал всего лишь три и простил небольшой долг. Но Динвару и этого сейчас было более чем достаточно. В итоге, за один день он рассчитался со всеми своими долгами, купил много провизии, и у него осталось одиннадцать серебряных и шестьдесят пять медных лундов! А это - два, а то и три месяца безбедной жизни!
К их ветхой хибаре Динвар подошел уже в сумерках. Из щели под дверью пробивалась полоска света, а из дома доносился незнакомый голос. Волна беспокойства ушла так же, как и пришла. В голосе, что доносился из-за двери, не было никаких тревожных ноток. Да и какой вред им можно причинить? Воровать у них нечего, даже жизни в них осталось не больше, чем в облезлой кошке из сточной канавы. Осталось только спокойное любопытство, кто же это может быть, потому что никто из знакомых не заходил к ним вот уже больше чем полгода...
Единственная сальная свеча создавала привычный театр теней на стенах. Рядом с постелью Нарсины на шаткой табуретке сидел тот самый странный старик с площади. Она улыбалась, а старик что-то ей рассказывал, активно жестикулируя руками. И тени на стенах выглядели не мрачно-угрюмыми стражами, как обычно бывало в их лачуге, в закатные часы тяжелой болезни, а веселыми и живыми участниками разговора. Впервые за долгое время в их хижину заглянул такой яркий и теплый свет души незнакомого человека...
- А вот и мой братик вернулся - сказала Нарсина, увидев Динвара на пороге.
- Да, конечно, как я сразу не догадался! - сказал старик, посмотрев на Динвара. - Мы виделись сегодня на площади, но я, к сожалению, не уделил ему должного внимания, хотя у меня была очень весомая причина это сделать. Что же, все мы несовершенны... Но, видишь, мое чутье и старческие ноги все-таки привели меня в нужное место. - Добавил он с улыбкой.
- Твоя сестренка болеет - сказал старик, обращаясь к Динвару. - И, похоже, я пришел как раз вовремя...
Динвар не поверил своим ушам.
- Вы знаете, что с ней? Вы сможете ее вылечить?
- У нее очень необычная болезнь крови, мне так и не удалось выяснить причину возникновения, но исцелить ее я, наверно, смогу - Задумчиво ответил старик.
- Вы сможете?! Вы возьметесь?! Вот, у меня есть деньги!!! - И Динвар вытащил то, что удалось сегодня достать. - Я достану еще, если этого мало! - С надрывом в голосе воскликнул Динвар.
- Боюсь, они мне больше ни к чему - ответил старик, печально улыбнувшись.
- Но как же нам отблагодарить вас?
Старик на минутку закрыл глаза, задумался, и будто исчез из их хибары. Нет, он по-прежнему сидел на табуретке, но исчезло ощущение тепла, что наполняло пространство вокруг него. Старик открыл глаза - и все вновь стало как прежде.
- Вот, отнесите это в храм Яшмовых Ступеней, что на западе земли Ма-райн - И старик протянул ему кожаную сумку, которую Динвар видел у него на шее, когда встретил на площади.
- А сами вы... - Сказал Динвар.
- Я нашел, что искал. Я пришел... - Только и ответил старик.
- Скажите же хотя бы кто вы - слабым голосом попросила Нарсина.
- Это не важно - ответил старик. - Мортудекс, просто мортудекс...
Старик встал и склонился над бледной Нарсиной. Одну руку он положил на ее влажный лоб, другую - на грудь. Динвар не мог сказать, сколько он так простоял, в какой-то момент ему показалось, что время остановилось, а воздух загустел, и стал как расплавленное стекло. По хижине начало разливаться бледно-фиолетовое сияние. Динвар не мог пошевелиться. Сияние все усиливалось, как вдруг все разом исчезло: Время потекло как обычно, воздух вновь стал жидким и прозрачным, сияние исчезло, а безжизненное тело старика повалилось на пол хижины. Мгновение - и тело вместе с одеждой растаяло в воздухе, рассыпалось угасающими синими искорками, будто его и не было никогда, будто это всего лишь сон... Если бы только не кожаная сумка в руках Динвара...
Через три дня Нарсина уже сидела на постели, и гладила мурлыкающую Пунси, которую Динвар на радостях принес домой. Кошка лежала у нее на коленях, подставив свой живот трем неуклюжим котятам. Двое котят не выжили, зато трое остальных выглядели вполне здоровыми. Ободранный бок Пунси тоже начал зарубцовываться, так что они выздоравливали вместе. Денег у них было пока достаточно, и Динвар решил покончить со своими прошлыми делами и все свое время уделял поправляющейся сестре. А через неделю Нарсина, поддерживаемая братом, впервые за год вышла из хижины, чтобы погреться на солнышке.
В сумке, что оставил старик перед смертью, был только нож, десяти дюймов длиной, в самом обычном ничем не примечательном кожаном чехле, чтобы вешать на шею. Но сам нож стоил внимания! Динвар никогда не встречал таких клинков: Темно-серого цвета волнисто - спиральную структуру металла клинка пересекали едва заметные коротенькие линии от обуха к лезвию. Создавалось впечатление, что откованный и закаленный клинок потом подвергли обработке, которая поменяла всю структуру металла. И для Динвара, четыре года проработавшего помощником кузнеца, это было большой загадкой... Само оформление ножа тоже вызывало немало вопросов. Рукоять была сделана из черного дерева и оплетена серебряной проволокой. Крестовины, как таковой, не было, была лишь серебряная шайба с гравировкой, в которую с двух сторон были вправлены куски янтаря в форме листочков дерева. Навершение рукояти тоже было из серебра, покрытое такой же гравировкой на растительную тематику, и в него был вправлен ограненный горный хрусталь. На клинке не оказалось ни клейма, ни пометок, только вытравленный и наплавленный серебром узор в виде листа полыни с обеих сторон клинка.
Черное дерево и серебро рукояти стоили немало, но все же немного, по сравнению с клинком ножа. Динвар не понимал, почему загадочный мастер, создавший этот нож, не вправил в крестовину и навершение хороших размеров изумруды или рубины, а вместо этого использовал сравнительно недорогой янтарь и горный хрусталь, который еще дешевле. Но подержав какое-то время нож в руке, к Динвару пришла какая-то необъяснимая уверенность, что этот нож сделан именно так, как нужно, а иначе было бы просто неправильно.
Через два месяца Нарсина уже полностью окрепла. Хорошенько подумав, поспорив, и все обсудив друг с другом, они продали свой покосившийся дом и отправились в путь.
- Этот человек отдал мне все, что имел, а взамен попросил лишь отнести нож - говорила Нарсина. - И нам стоит это сделать. Это - все, что мы можем для него сделать. И, может быть, там нам расскажут что-то о том, кем он был.
- Я с тобой согласен, Нарси, к тому же нас здесь ничего не держит, нам больше нечего ловить в этом городке. И я почту за честь сделать хоть что-то, для человека, пожертвовавшего собой, и вернувшего тебя к жизни!
И, конечно, еще им было интересно хоть что-то узнать о легендарных мортудексах...
- Метель усиливается! - Крикнул Динвар, чтобы перекричать завывающий ветер. - Мы должны до темноты спуститься с хребта на подветренную его сторону хотя бы метров на триста, и плевать, что мы завтра не доберемся до берега! Замерзшими насмерть, мы точно туда не доберемся. У нас еще на три дня провизии. Нужно искать укрытие!
- Ты уверен, что там, внизу именно фьорд Гхуран-Дутта, братишка? - Спросила Нарсина, закрывая рукой лицо от ветра и снега, летящего почти параллельно земле.
- Да черт его разберет, за последнюю неделю мы прошли с десяток этих фьордов, они все на одно лицо. Деревни не было... Где-то же она должна быть, эта деревня, черт возьми!
И они снова побрели по колено в снегу, спускаясь вниз с седловины, подальше от побережья, с которого на полуостров Ат-Фир-Гохфи темной стеной обрушился снежный буран. На каждом из них была длинная меховая парка, меховой капюшон, штаны из оленьего меха, мокасины и рукавицы. Нарсина несла заплечный мешок, а Динвар, кроме мешка за плечами, еще тащил за собой небольшие самодельные санки с поклажей, к которым были привязаны две пары лыж.
Позади у них было почти три года, и почти двадцать тысяч километров по морям, океанам, степям, лесам, пустыням и горам. Осталось совсем немного. Три-четыре дня пути - и они у цели! Но это если они не заблудились...
Корабль с острова Клык Моржа доставил их в самый северный порт полуострова Ат-Фир-Гохфи, что на северо-западе земли Ма-райн, бухта которого еще не успела покрыться осенним льдом. Дальше на север они шли пешком по горам. Все северо-западное побережье полуострова было изрезанно фьордами, так что у них не было особенного выбора. Шли уже два месяца, временами спускаясь в береговые рыбацкие деревушки, чтоб пополнить запасы провизии. А следующая деревня на их пути находится на берегу фьорда Гхуран-Дутта, если конечно они ее не проскочили... А после нее только место, отмеченное на карте как "Приют северных бродяг". За ним и этот долгожданный и овеянный легендами храм Яшмовых Ступеней...
Они уже сбросили достаточно высоты, как среди маленьких покореженных ёлок, чуть ниже по склону, вдруг заметили четыре рослые фигуры. Они что-то быстро и сосредоточенно делали, но сквозь метель было сложно разобрать, что именно. Увидев их, один из четверки помахал им рукой.
- Отко фиакитта! - выкрикнул один из них Динвару, когда они поравнялись. - Отко фиакитта! - и рубанул своим длинным охотничьим ножом еловую ветку.
"Руби хвою!" - догадался Динвар.
Это были четыре охотника, застигнутые снежным бураном, что возвращались с промысла в деревню. Их сани с освежеванной и аккуратно закрепленной добычей стояли здесь же. Один из них утрамбовывал снег возле саней, а трое других срезали ветки с хвоей и складывали рядом. Динвар с Нарсиной бросились им помогать. Поспешность, с которой действовали охотники, внушала опасение!
Всей своей сокрушительной силой буран обрушился на скалистый горный хребет уже после того, как они сидели, завернувшись в одеяла из кроличьего меха, в шалаше из еловых веток, так умело и быстро построенном охотниками. Теперь осталось только переждать непогоду. Все были очень уставшие, да и то, что они не знали языка друг друга, тоже не располагало к разговору. Так что все почти сразу погрузились в сон. Только самый молодой, из охотников знал несколько десятков слов, на языке Ма-райн. От него Динвар узнал, что они с Нарсиной все-таки проскочили фьорд Гхуран-Дутта, и деревню с одноименным названием как минимум два дня назад. И еще, что подобный буран называется Гхуран-Йофф, и после начала, как правило, наступает затишье примерно на сутки, а потом буран возвращается еще на четыре-пять дней с удвоенной силой, так что завтра им нужно всеми силами постараться дойти до "Приюта северных бродяг", потому, как следующая деревня находится еще в двух днях пути.
Наутро погода действительно немного прояснилась. Они молча собрались, и двинулись дальше. Предчувствуя трудный переход, в этот раз Динвар не стал давать нести Нарсине поклажу. Сколько они прошли в тот день - Динвар не знал. Они шли весь светлый день, в сумерках сделали привал, а когда стемнело - двинулись дальше. Останавливаться было нельзя, Динвар это знал, Нарсина это знала, охотники это знали, потому и шли вперед из последних сил. С гребня в овраг, с оврага на гребень, снова, снова и снова. Динвар потерял счет перевалам за тот переход. Уже в каком-то полуобморочном состоянии он увидел перед собой снежный холм, над которым поднимался дым. Тут снег зашевелился, и из-под него вылез человек в меховой безрукавке.
"И почему у него такая нелепая кофта с зелеными рукавами?" - Это было последнее, о чем подумал Динвар в этот затянувшийся день...
Двухэтажный Приют северных бродяг не всегда зимой заносило снегом по крышу, но эта зима была особенно снежной, и люк в крыше, сделанный именно для этих целей, в этом году оказался очень кстати...
Как Динвар понял, вылезая с большим трудом утром, а точнее ближе к полудню, из-под своего кроличьего одеяла - приют был чем-то вроде перевалочного пункта, на пути к храму Яшмовых Ступеней. Это был большой деревянный сруб, в котором на каждом этаже было всего по одной комнате. Причем, почти весь нижний этаж был завален всевозможными припасами и дровами, так что жилым, по сути дела, был только верхний. Крышу поддерживали колонны из целых еловых стволов, а в центре из какого-то коричневого камня была сложена большая печь.
Нарсина еще спала. Спали и четверо охотников, что, в общем-то, было не удивительно в свете последних событий. Возле печки хлопотала небольшого роста коренастая женщина средних лет в засаленном переднике. А перед ней стоял высокий и тощий мужчина, в той-самой непонятной зеленой кофте под меховой телогрейкой, с задорными глазами, и совершенно бешенной рыжей бородищей, космы и клочья которой торчали в разные стороны, как солнечные лучи. Видимо, мужчина рассказывал женщине что-то смешное, энергично размахивая при этом руками, потому что она временами заливалась безудержным, но мелодичным хохотом, гремя при этом горшками, что держала в руках. Мужчину звали Йорик, а женщину - Хильда. Они были кем-то вроде смотрителей этого необычного заведения.
Погода ближайшее время не думала улучшаться, и у Динвара с Нарсиной было вдоволь времени, чтобы рассказать о своем путешествии. Йорик с Хильдой немного знали язык Ма-райн, и, что самое приятное, и их родной, язык Лардонар. Так что им было с кем коротать время. Охотники же держались немного особняком.
- Мы покинули Доссен в средине лета. Через неделю мы уже были в порту Лардоса и садились на корабль, идущий к восточному побережью полуострова Риксен. Плаванье прошло без приключений, и через три недели мы прибыли в порт. Пересекли полуостров с востока на запад, и еще через месяц были в портовом городе Витор. Деньги наши к тому времени подошли к концу, и мы решили остановиться на какое-то время здесь, поработать и немного отдохнуть. Работу мы себе нашли, но Витор переживал не лучшие свои времена, и заработать сколько-нибудь серьезных денег нам все никак не удавалось.
Мы, правда, многому научились, и обрели друзей за те три месяца, пока там жили. Нарсина помогала местной колдунье-травнице, и та многому ее обучила. Я же нашел молодого кузнеца, и тут сложно сказать, кто кого учил, но в любом случае мы с ним неплохо сработались, я показал ему новый способ обогащения железа кремнием, он же научил меня лучше избавляться от шлаков и новому способу изготовления форм для литья.
Чтобы доставить нас хотя бы до следующего достаточно крупного порта, капитаны запрашивали по четыре-пять серебряных лундов с каждого, а у нас едва была половина из нужной суммы, тем не менее мы продолжали по вечерам ходить на пристань, хотя бы даже для того, чтобы просто поговорить с капитанами и послушать их истории. Возможность отправится дальше, для нас открылась совершенно неожиданно. Однажды в порт Витора зашел большой и красивый шестимачтовый корабль, конструкции жемчужных островов. (Характерными отличительными признаками таких кораблей является длинный и узкий корпус, наличие четырех дополнительных рулей, системы рычажных противовесов и двух съемных мачт, с треугольными парусами, устанавливаемых под углом, на уровне грот мачты. Они отличаются гораздо большей скоростью, большей сложностью в управлении и несколько меньшей маневренностью.) Витор - городок не очень большой, и подобные корабли заходят сюда не часто. Так что мы решили не пропускать такое событие и вечером отправились на пристань.
Долговязый Джонс - так команда называла капитана. Этот элегантный человек с острыми чертами лица, в черном с серебром камзоле, со скучающим видом следил за выгрузкой и погрузкой товаров, а зевак, толпившихся на пристани, казалось, и вовсе не замечал. Но его скучающее выражение лица и безразличный взгляд моментально улетучились, как только он увидел этот загадочный нож у меня на шее. Подойдя ко мне, он указал рукой на нож, и я протянул его ему. Джонс долго осматривал его, и за это время целая гамма чувств отразилась на его, обычно холодном и бесстрастном лице. Возвращая мне нож, он проронил лишь: "В храм Яшмовых Ступеней?" - Я кивнул. Тогда он добавил: "Отплываем на рассвете. Опоздавших не ждем." Развернулся и пошел на корабль. Так что наше прощание с обретенными друзьями было несколько поспешным, и на рассвете мы уже выходили из бухты Витора.
За два с половиной месяца плаванья Долговязый Джонс не ответил ни на один наш вопрос относительно храма, ножа, мортудексов, или того, почему он взял нас на борт. О себе он тоже ничего не рассказывал. Просто обучал нас тому, что знал сам. А знал он немало! Навигация, предсказывание погоды, фехтование, астрономия, кулачный бой, математика, риторика, язык Ма-райн... В тех краях бытует пословица: "Кто ходил на жемчужных кораблях, тот и дырявый башмак заставит рассекать белые барашки" И я действительно много узнал о мореходстве.
Мы расстались с загадочным Долговязым Джонсом в порту Гвинсилор, сердца континента Ма-райн. Он надел Нарсине на руку серебряный браслет с янтарем, протянул мне кошелек с деньгами, впервые за все время слегка улыбнулся, кивнул, и, повернувшись, пошел на свой корабль, совсем как в первую нашу встречу. Вот только слезу скрыть он не сумел...
Дальше наш путь лежал по суше через бескрайние степи Гвинсилора, и Кофинарскую пустыню. В городе мы купили и снарядили двух мулов, и отправились дальше на запад.
- Привет ребята! Добро пожаловать! - Так на чистейшем Лардонарском языке поприветствовал нас легендарный колдун и вождь племен Кофинарских кочевников, Удайн.
Его люди, под предводительством молодого воина Исор-Кана, по его же приказу захватили нас в плен, когда мы пересекали его земли, на границе великой степи и Кофинарской пустыни, и доставили в его лагерь.
- Чудной-то ножичек! - ухмыльнулся Удайн, возвращая мне нож после того, как изрядно покрутил его в своих ловких руках. - Но вы, ребята, неверное время для путешествий по пустыньке нашей-то выбрали. Ждать придется полгодочка. Песчаные бури летом - вещь пренеприятнейшая, скажу я вам... Так что располагайтесь, под ногами не болтайтесь, и подыщите-ка себе занятице по душе. А храм этот, яшмовый-то, чтоб его! - Так вот, он никуда от вас не денется. - Добавил Удайн своей улыбающейся физиономией, запахнул свой пестрый желтый халат и скрылся в своей пестрой коричневой юрте.
Что же, и здесь мы нашли себе дело. Узоры, что знала Нарсина, нашли свое применение в коврах из овечьей шерсти, что ткали местные женщины. А я занялся кузницей, которой у них по сути дела не было и вовсе...
Удайн - чудной мужик, тараторит без умолку, а стоило спросить его про этот нож - ответил только, сами, мол, спросите там, когда доберетесь. За пол года, проведенных с кочевниками, он стал для нас совсем родным человеком. Явно не из их народа, непонятно какими судьбами попавший в эти суровые, но красивые земли. Он всю свою душу, все свое искусство посвятил этому бедному народу, разделяя их нелегкий путь. Стал для них отцом. Он часто занимался с нами, и, признаться, мы достигли в магии немалых успехов к концу нашего пребывания среди Кофинарских кочевников.
С воином, что захватил нас, Исор-Каном, мы тоже крепко сдружились. Охотились вместе, с луком обращаться научил он меня. Но не все гладко у него было. Любил он одну девушку, Тоюри, и она ему взаимностью отвечала. Только обещана была отцом воину из соседнего племени, Суо-Дуну. Мучились они безмерно! Но была все-таки одна возможность. Любой воин, которого поддержит вождь, имел право вызвать другого на поединок. Воин, которому бросили вызов, выбирал любой вид оружия для обоих, и облачался в любой доспех, а бросивший вызов сражался тем же видом оружия и обнаженный по пояс. Все бы ничего, да только Суо-Дун был на две головы выше Исор-Кана, и был признанным мастером меча, а Исор-Кан отродясь меч в руках не держал, длинный кинжал разве что... Да и с оружием проблема была. Руда здешняя была не шибко хорошей. Хрупкое железо получали местные кузнецы. Для ножей и наконечников стрел годилось, но большое что сделаешь - вмиг расколется. Потому Суо-дун и использовал меч, работы мастеров с восточного побережья. Свадьба была назначена на праздник осеннего равноденствия. Меньше чем пол года осталось... Где достойное оружие добыть за такой срок? И я решил постараться помочь своему несчастному другу.
Множество наконечников стрел, ножей и подков выковал я из обломков мечей! К концу третьего месяца попыток, у меня уже стало кое-что получаться... Но рафинированная, очищенная многочисленными проковками от фосфора и серы, сталь становилась мягкой. На моей родине этот вопрос решали окунанием стальных прутьев на долгое время в торфяные болота, но где найти болото в полупустыне? И времени ведь тоже в обрез...
Совершенно неожиданно меня выручил Удайн. Он нередко смотрел на мои безуспешные попытки получить хорошую сталь. У меня уже был достаточный запас чистого, но мягкого металла, когда он принес мне старый, расколотый пополам, топор.
- Вот тебе прилетевший с облаков топор, улетевший в облака мастер! Может чего-нить сработаешь-то, дельного... - С обычной своей загадочностью и юмором проговорил Удайн.
Я, признаться, сначала и не понял, что это такое, думал обычный местный хрупкий зашлакованный металл. Только когда пригляделся поближе и попробовал его перековать на всякую мелочь, понял, какое сокровище у меня в руках! Этот топор был выкован из метеоритного железа! Высокое содержание углерода и никеля, при полном отсутствии шлаков - то, что нужно. И я принялся за дело. Нужно было все рассчитать заранее, такую заготовку я просто не мог испортить. Это был шанс для нашего друга! Я изготовил из треснувшего топора три стальных полосы, а между ними проложил две полосы своей рафинированной стали. Я сделал только семь тщательно выверенных проковок и складываний стального блока, при низкой температуре, опасаясь выжечь слишком много углерода, и принялся выковывать меч. И меч, черт возьми, получился на славу! После медленной закалки я положил на наковальню стальной прут толщиной в палец, поднял меч над головой, и, что есть силы, ударил. Какое же неописуемое наслаждение видеть, как в разные стороны наконец-то разлетаются куски прута, а не осколки меча! Сколов не было, лезвие меча осталось идеально ровным, а насечка на наковальне, быть может, осталась там до сих пор. В тот год я больше не брался за молот, казалось, я саму свою душу вложил в этот меч. Клинок, восемнадцати дюймов длинной, у него получился слегка загнутый назад, с достаточно широким лезвием, плавно расширяющимся и так же плавно сужающимся к острию, с небольшой круглой гардой и довольно длинной семидюймовой рукоятью.
Последние три месяца мы упорно тренировались, и я бережно передавал Исор-Кану мастерство фехтования Долговязого Джонса, которое усвоил сам.
- Ты не можешь быть сильнее Суо-Дуна, поэтому должен возмещать это своим мастерством, скоростью и ловкостью - Говорил я Исор-Кану, и тот тренировался с завидным упорством.
У него не было надежды на победу, была любовь, какая-то мрачная решимость, и готовность к смерти.
На празднике равноденствия Тоюри со слезами на глазах надела на голову Исор-Кана ленту, сплетенную из белых шерстяных ниток. Тот хотел было коснуться ее лица, но в последний момент отдернул свою руку и опустил глаза. Подошедший Удайн хлопнул его по плечу, но так ничего и не сказал. Старику впервые изменило его красноречие...
Суо-Дун ступил в круг, к ждавшему его там, Исор-Кану с обнаженным торсом. Он был облачен в пластинчатый кожаный доспех с заклепками.
Суо-Дун, с презрительной ухмылкой на губах, вышел, чтобы устранить препятствие на пути к вожделенной женщине, а Исор-Кан, с мрачной решимостью в глазах, вышел, чтобы умереть за честь и любовь. И они скрестили свои мечи.
Маленькому Исор-Кану сложно было выдерживать натиск своего рослого и сильного противника, защищенного к тому же кожаными доспехами. Он дважды доставал Суо-дуна кончиком своего меча, но эти удары не могли пробить доспех, и битва продолжалась. Я же, с каким-то мрачным удовольствием наблюдал за тем, как на мече Суо-дуна появляется все больше сколов и зазубрин, в то время, как лезвие моего меча, остается идеально ровным.
Меч Суо-дуна описал дугу и чиркнул Исор-Кана по плечу, из которого тут же потекла струйка крови. Казалось, Исор-Кан замешкался, и меч Суо-Дуна, внезапно прыгнувшего вбок, прочертил слева, на его спине длинную и глубокую красную полосу. Но в следующее мгновение и меч, стремительно повернувшегося вправо, Исор-Кана, достиг своей цели. Широким и сокрушительным круговым ударом снизу вверх Исор-Кан разрубил надвое доспех противника, из-под которого тут же брызнула кровь.
Нарсина две недели провела в юрте Исор-Кана, врачуя его раны отварами трав, а благодарная Тоюри помогала ей, чем могла. Когда же его раны начали исцеляться, мы снова начали собирать в дорогу своих мулов. Меч отправился со мной, Исор-Кан отказался его принимать, объяснив это тем, что здесь он свое дело сделал, а мне в дороге может пригодиться.
- Спасибо тебе, брат! - сказал мне Исор-Кан в час расставания, обнимая за плечо здоровой рукой. - Если надумаешь вернуться - здесь тебя всегда встретят как дома. Мой дом - твой дом.
А Тоюри ничего не сказала, просто бросилась на шею Нарсины, и заплакала.
Удайн же свою грусть попытался скрыть за парой привычных шуточек.
Так мы и покинули земли этих добрых и простых людей. Отправились дальше, на запад, вглубь Кофинарской пустыни, оставив по левую руку Адун-Хаширский полуостров, охваченный внутренней войной.
Стоило мне упомянуть о двух с половиной месяцах плаванья на корабле с жемчужных островов, как нас тут же без лишних вопросов взяли на небольшой купеческий кораблик, отправлявшийся на север, вдоль западного побережья Ма-райн. Стройная команда из восьми человек, во главе с бравым капитаном, практически все время была мертвецки пьяна, так что этот неуклюжий корабль, по сути дела, вели только мы с Нарсиной. На второй неделе пути разыгрался большой шторм, и нас отнесло далеко на запад, к группе островов Зубы Моря. На одном из них, под названием Клык Моржа мы распрощались с нашей чудесной командой, к большой нашей радости, и их сожаленью. А корабль к берегам Ат-Фир-Гохфи найти теперь нам не составило большого труда.
- И вот, после двух месяцев пути по заснеженным горам, лабиринтам ущелий и фьордов, мы оказались здесь - Закончил Динвар свой рассказ. - Может хотя бы теперь, у цели нашего путешествия, вы что-нибудь расскажете про этот нож, про храм Яшмовых Ступеней, или про мортудексов?
- Это наш дом - сказала Хильда. - И название "храм Яшмовых Ступеней" он носит для паломников, торговцев, и гостей, те же, кому он является домом, называют его просто "Замок Мортудекс". А такие ножи - это, своего рода, наш опознавательный знак, а в вашем случае, еще и приглашение стать нашими друзьями, и разделить наш дом.
- Янтарь, как окаменевшие слезы дерева, а хрусталь, как окаменевшие слезы земли - добавил Йорик. - Полынь же - это просто символ нашей посильной помощи тем, кто в ней нуждается. Но не буду много говорить, завтра, в замке мы вам все подробно расскажем. Отдыхайте, завтра нас ждет трудный день!
На следующий день, на закате, когда они уже поднялись на перевал Яшмовых Ступеней и когда на склоне горы стал виден величественный замок Мортудекс, к ним навстречу вышла небольшая группа людей. Когда же они поравнялись, Динвар и Нарсина с удивлением и радостью увидели среди прочих светлых лиц, улыбающееся во весь рот морщинистое лицо Удайна и плохо скрытую радость на точеном лице Долговязого Джонса.
- Добро пожаловать домой, ребятки! - Воскликнул Удайн, заключая их в свои объятья.
А Долговязый Джонс украдкой смахнул слезу со щеки, надеясь, что никто этого не заметит...