Пахло машинным маслом, реактивные турбины вбирали в свои лёгкие как можно больше воздуха, чтобы запеть мою колыбельную. Кто-то любит засыпать под равномерный стук колёс поезда, идущего по маршруту шерстяная осень - бархатное лето, ну а я - не такой. Последние лет пятьдесят бодрый рёв самолета любезно предлагал моим глазам отдохнуть. Хотя, что это за рёв с этими новыми стандартами шума. Вот раньше... Лёгкий толчок вывел меня из состояния полудрёмы, - мы оторвались от земли.
- Нафа-аня, - протяжно позвал меня друг, живший ещё не так давно в огромном доме с тёплым камином. О таком особенно приятно вспоминать, когда хочется немного согреться. +13 идеальная ситуация.
- Кузьма, прекрати меня звать именем этим нескладным, да к тому же чужим, - ответил я, скорее по привычке, потому как переупрямить Кузю на всем белом свете мог только Кузя, желающий доказать, что он самый упрямый.
-Ага, это надо же какое прекрасное имя - Акакий, да Нафаня? - ёрничал Кузьма.
- Какоё бы ни было - моё, - вздыхая, не сдавался я.
- Пошли, Нафаня, порыскаем, авось какое-никакое интересное найдём, - зазывно направляясь к вороху вещей, проговорил мой ослоподобный (в плане характера) друг.
- Знаю, я твоё интересное, снова эти, как там их, какжеты раскапывать.
Кузьма, раньше жил в уютном доме с камином, и размером с нескольких нас, домовых, метровым чудо-зеркалом, нарекаемым плазмой. Домовые, как и находящиеся с ними в одном месте люди, охотно делятся между собой своими привычками. От нас - достаётся, например, полезная хозяйственность, безобидная любовь к сохранению и накоплению вещей. Впрочем, некоторые особо вредные и ещё более несознательные люди называют эти вещи хламом и постоянно норовят их выбросить. Сердце кровью обливается, глядя на это. Или привычка наводить порядок, класть вещи на те, места, где им комфортно. Не наша проблема, что хозяева домов не в состоянии запомнить, где эти места находятся. От людей мы получаем исключительно вредное: лень, зависимость от этих мерцающих мелких и крупных коробочек, курение и алкоголь. Кузя был очень молодым домовым, поэтому так легко подцепил любовь к какжетам и к кофе.
Глаза Кузи, напоминающие кошачьи, заблестели, когда он увидел среди набросанных чемоданов (кажется, там существовало некоторое подобие порядка) сиротливо выглядывающую детскую коляску. Вот они, какие дети, каждый день ведь на погрузчике, а сейчас, я убежден, будет требовать покатать себя.
- Прокати меня, большой Нафаня, - я его намеки уже понимал, как-то он раскопал нубук и показал мне источник моих страданий, имени Нафаня и еще набор историй. Я вообще не такой тёмный, как кажется, просто ворчать очень люблю.
Грузовое помещение было немаленьким и невысоким, не больше метра с копейками. Вволю покататься было тяжело, мы пробежали пару раз из одного конца в другой, задели клетчатый чемодан. Он недовольно качнулся и грубо загремел, когда ремни не дали ему упасть. Если бы в это помещение проник робкий луч света, то он показал бы вихрь пыли, благополучно потревоженный нами.
- Я её к себе домой возьму - раскрасневшийся Кузя говорил про свой склад в Шереметьево. - Поиграю немножко и точно-точно обратно отдам.
Кузьма добрый, всегда всё возвращает. Кроме тех случаев, когда забывает, где взял. Жаль память у него - девичья. Но мы не такие, как наши итальянские коллеги. Вроде все из одного лешего вышли, только пропитались потом уже местным колоритом и металиметом, ментатиле..., тьфу, характером. Вот и домовые из Италии, весёлые, громкие, озорные и как сороки всё тянут. Али Италия на них так подействовала, али почувствовали в той стране родственные души и самые авантюрные к ним отправились.
Я поправил белый шарф, обернутый вокруг моей шеи. Его украшали липучие пятна, полученные при осмотре двигателя самолета. Тем концом шарфа, который в полном мраке показался мне более чистым, то есть менее грязным, я вытер потное румяное лицо озорного Кузьмы.
- Расскажи мне сказку - хитро улыбаясь, попросил Кузя.
Лететь было долго. Как известно, краткость - сестра таланта, а ворчливость - прямая родственница болтливости, поэтому, сначала, я немного побурчал, а потом:
-Мне мой дед рассказывал, а ему рассказывал его дед, а его деду его бабушка, а его бабушке снова дед, а его...Кузя посмотрел на меня испугавшись, что дальше услышит докучную сказку. Я ему такую уже рассказывал. Не один раз. Я продолжал:
Впрочем, это не так важно. В общем, слушай историю откуда есть, пошли домовые. Мы (мой дедушка всегда это подчёркивал) ведь кем раньше были - лешими, крупными такими, лохматыми. С рогами такими, как у лося. Сейчас уже не то - при этих словах- я провёл рукой Кузе по голове, задевая небольшие выступы, память о тех временах.
Не в меру насмотренный собеседник не удержался от вопроса - А они на зиму рога сбрасывали? Но заметив мой строгий взгляд, дожидаться ответа не стал.
-Могучими, чарами разными владели. По одному только свисту птица спешила со всего леса. Ежели она в полёт собиралась в дальние страны, где зимы не бывает, то всё, одно разворачивалась и мигом к лешему. Медведь из берлоги, лапу во рту забыв, бежал на задних лапках. Все подчинялись, деревья и те, макушки свои преклоняли, предлагая орехи, яблоки поспелей, смачней. Чем богаты - тем с особой радостью и делились. Человек на охоту идущий завсегда дозволения просил сначала. А сейчас только морочить и умеем. Так вот, жил-был очень маленький леший. Был ли он таким молодым или ростом не вышел, того неизвестно, потерялось во времени мутном. Однажды он прогуливался по своим немаленьким владениям. Помогал в беду попавшим зверюшкам, приглашал ручейки напоить страждущие кучерявые деревья. Да и заприметил раскинувшийся цветок огня, невежливо пожирающий его звонкий, пахучий хворост, его пожелтевшую сухую траву. Огонь в лесу - это к беде. Примета такая, стародавняя. Только рядом с огнём сидели люди, и не просто сидели, а вроде как руками поучали его, приручали. Как и волков диких, лютых превратили в невесть что. В животных лижущих и ластящихся. Срам один. И огонь не убегал, оставался, леший не мог глаз оторвать. Сидел и смотрел, как на костре совершалось необыкновенное чудо: сочное, сырое, розовое мясо с запахом парного молока становилось ещё вкуснее. Было сухо и тепло, уютно как сейчас бы сказали. И стало ему всё равно на этот большой лес, потому что он нашел нечто большее. Очаг, дом. Неслучайно ведь, дом и очаг одно и тоже означают. Где горит укрощенный огонь, где готовит он пищу, там и дом. Другие лешие так и не смогли его понять, выгнали. Отобрали родовое имя и стали презрительно называть домовым.
-А он был единственный домовой?
Прежде чем ответить, я достал из своего внутреннего кармана гладкие блестящие часы на цепочке. Хлопнул крышкой, выходило, что приближается время суеты.
- Нафаня, а что это такое? - начал распускать свои, покрытые легким пушком руки, молодой попутчик, забыв про прежний вопрос. Я слегка отдернул драгоценный предмет, а потом всё-таки протянул его, стараясь не выпустить цепочки. Кузя погладил их, приник ухом. Тик, тик, тик, тик. Этот звук ближе к реальности для ручных часов, чем привычный тик-так.
- Откуда они у тебя? - Кузя продолжал слушать, как медленно, каплями утекает (или может уТИКает) время.
- Мне подарил их один мой знакомый гремлин, - я подсёк цепочкой часы и с гордостью рыбака положил в карман на теле. Я хозяйственный, у каждой вещи есть своё место. Надо подавать пример молодым.
-А разве гремлины существуют - брови Кузьмы приподнялись вверх.
- Гремлинов не существует - мой ответ был категоричным.
- Ты же только, что сказал - тут его глаза на секунду посмотрели куда-то вверх и вбок, словно вспоминая какой-то эпизод, то ли из книги, то ли из фильма. Кузя засмеялся. - Разыгрываешь, да?
- Ничего не разыгрываю, - говорил я с лёгкой обидой в голосе. - Гремлинов и правда не существует, так называют английских домовых, противников техники и прогресса. А так они неплохие существа, чопорные только немного.
Раздался жужжащий звук, слегка напоминающий бензопилу, готовую к усердной работе. Самолет заходил на посадку.
- Я тебе потом, как-нибудь расскажу. - Кузя только кивнул в ответ.
Часть 2. Аэропорт.
Небо серое, и оттого близкое, родное, пыталось дотянуться до мельтешащих людей тонкими, обрывистыми нитями дождя. Люди не принимали этот знак внимания за должное, и под тихими, едва слышными каплями распускали зонтики, как бутоны цветов. Мы с Кузей, однако, затесались среди багажа. И отправлялись к месту, где бездушные компьютеры вещам находили их хозяев.
Нас это устраивало не так сильно, чтобы соглашаться с происходящим. Кузя вообще редко (скорее никогда) мирился с действительностью, имеющей наглость жить по каким-то там своим законам физики и логики. На борьбу с ними мы и отправлялись.
Люди в одежде с жирными масляными пятнами повернули голову в сторону блондинки, одетой не совсем по погоде. Хотя здесь неуместным было скорее не слово погода, а слово одетой. Если Кузя не мирился с законами физика и логики, то девушка не мирилась с законами стиля и моды. Излишне открыты были и грудь ноги в кричаще-ярком платье. Хотя внимание грузчиков привлекал не факт открытости, а то что было, что открывать. И окончательно остановило время для них лучезарная улыбка, направленная якобы персонально для каждого. А когда она споткнулась, возле едущей ленты с местами никого не осталось. Несмотря на то, что это было служебное помещение, итальянский и светлый цвет волос не вызвал никаких подозрений
Кузя сначала предложил поменять местами две наклейки. При этом правда, на его склад уже попадали две разные вещи. Про возвращение второй никакого честного слова он не давал. Кстати, морок в виде девушки делал он. Я всего лишь намекнул, что отвлечь внимание было бы неплохо, да и в способностях поупражняться. Хотя штрих в виде спотыкания был уже на мне. Нам оставалось только испортить полосы на бумажке перед этим, а теперь бросить коляску в нужную нам кучу.
Когда всё закончилось, мы сидели в кафе аэропорта. Перед нами стояли небольшие, идеального размера для домовых, самые настоящие кофейные кружки. Кузя, хотя и был молод, успел стать гурманом и предпочитал только натуральный продукт. Конечно, мы не покупали ни этот горячий, с белой сладкой пенкой напиток, ни воздушное, покрытое мелкой шоколадной крошкой, свежайшее тирамису. Уже созданный образ девушки, нашел желающего это сделать. А потом исчез, оставив его в недоумении. Домовые не едят в привычном для человека смысле. Всякие недостойные, рационально мыслящие отпрыски человечества из неисчезающей каши, сдобренный маслом и поставленной в горшочке в уголок для нас, делают вывод: домовых не существует. А если каши, вдруг окажется меньше - пора травить крыс и мышей. Мы домовые ближе к нечистой силе, чем к живым. Мы питаемся, вдыхая аромат, мы едим саму суть еды. Ведь часто, наверно, бывало, когда мама приготовит вкуснейшего супа или плова, его поедят. И ещё останется, много, а никто есть потом и не станет. Так он и отправляется в отходы. Просто его ранее съел, несправедливо обделенный и забытый домовой. Или собака ни с того, ни с сего свой корм не ест и всё тут. Значит, вы очень плохой хозяин. Довести домового до того состояния, что он собачий корм есть готов.
Пока я с удовольствием потягивал аромат, змейкой ползущий вверх, Кузя уже надышался, и успел осмотреть пол, потолок, стены, людей, кружки, форму официантов, форму официанток, снова потолок и меня. После чего выражение скуки сменилось озорной улыбкой.
- Слушай, Нафаня, а как же баранки, тульский самовар? - последние слова Кузя произнёс нараспев, безбожно растягивая гласные. И чтобы была большая семья, и растопленная русская печь.
Я хотел было ответить задорно, но вспомнил эту картину и в груди защемило. Я промолчал. Мой несильно воспитанный друг не сразу, но это заметил. И поддержал мою тишину. Я скучал по настоящей, истинно теплой, милой моему сердцу русской печи. По большой семье, с её спорами и наставительными разговорами. По маленьким детям, за которыми мне поручали присмотреть. С детьми было весело играть, они искренне верили в домовых и обращались как с равными себе.
Напряженную нить разговора оборвал взгляд сквозь темное стекло, отделяющее кафе от остального мира. Карие глаза человека, внешне ещё не определившего хочет ли он иметь бороду, не должны были нас заметить. Однако, они были направлены ровно на наш столик. Кузя поёжился, стал раза в два меньше. Буквально. Это защитная реакция осталась от нашего предка, лешего. Только леший, вел себя немного по-другому, раз в десять больше становился. Я, как старший, сделал вид, что не потерял присутствия духа и присмотрелся внимательнее. Оказалось, этот в меру упитанный брюнет в самом рассвете сил всего лишь глубоко задумался. И его взгляд замер в случайной точке пространства. К сожалению, в жизни случайное всегда переплетается с чудесным. Только эти странные люди не хотят ничего замечать.
-А чего ты так испугался?
- Ничего. Просто захотелось поминимизироваться. - Кузя огрызнулся. - Поуменьшаться, - на всякий случай уточнил он. При этом остался весьма напряженным.
В то время, как мы занимались багажом и утолением голода со вкусом, выглянуло заскучавшее без работы солнце. Крылья самолетов просохли и стали приятно теплыми. Общее решение созрело быстро, и мы вприпрыжку отправились к этим гигантским металлическим птицам, принимающим солнечные ванны. Чтобы забраться на крыло, пришлось видоизменить наши руки.
- Нафаня, а это ты сам придумал, превращать руки в щупальца кальмара?
- Конечно, я сам придумал. Как у этих, у кламаров делать присоски такие, да. - Для убедительности, я ещё кивнул (ну не рассказывать же ему, что мне это подсказал мой знакомый гремлин, правда исключительно по причине своего нетрезвого состояния).
Когда мы устроились, нас согревало тепло передаваемое нежными лучами, прямо и через металл.
- А как ты стал жить с самолётами? - В отличие от Кузьмы, его любопытство никогда не отдыхало. Оно всегда искало самый удобный момент для максимально неудобного вопроса.
- Этот самолет через полчаса отправится на посадку. - Я переключился из расслабленного состояния в серьёзное. Я очень не любил вспоминать, те дни, когда остался без теплых деревянных стен родного дома. И был готов держаться до последнего, чтобы не продолжать этот разговор. Впрочем, Кузя имел слишком много слабых мест. Я покопался в своих тайных карманах, и протянул ему леденцовую конфету, кисленькую. С изображением странного жёлтого пятна, в летные способности которого я ни капельки не верил:
- Конфету будешь?
Уши моего мучителя приподнялись, как локаторы. По крайней мере, мне так показалось. Кузя неловко сглотнул слюну, повертелся и не выдержал простого искушения.
- Зря, ты предложил - уже причмокивая, Кузя решился продолжить разговор. Но скривил немного лицо,
- А почему она немного подгорела?
- Так взлетная. Я ее аккуратно, возле двигателя и пристроил.
Я довольно растянулся, всё-таки мой друг очень молод и целеустремленности ему недостает. Я точно понимал, что Кузя от меня не отстанет. Но больше меня интересовал его испуг, я так до сих пор не знал причин превращения в домового бомжа. Но солнце было приятным и конфета приятно, мятно таяла во рту. Серьёзные дела не требуют спешки.
Часть 3. Склад.
- Ну что, пора? - Кузя заскучал и спешил за своей цветной, четырёхколёсной обновкой.
- Пойдём! А ты учился грамоте? Могёшь буквицы в слова складывать?
- Нет слова могёшь. - Немного резковато бросил Кузя. - Ты думаешь с техникой можно просто так работать?
- Да я не о том, я об общих знаниях. У меня дедушка из Санкт-Петербурга, такой учёный был, что даже слушать было скучно. Бывает заведёт речь о русском языке, о Гоголе, что уже ни под какую печь не забиться.
- Потому-то ты и Акакий?
- Есть такое дело.
- Кстати, похоже там не только дед. Наверное, ты жил в семье учителей? Чуть спадёт с тебя хитринка и сразу речь чиста. ,
Я хитро улыбнулся.
- Мерещится небывальщина всяковская тебе!
- Я тебя немного знаю, к чему ты вёл?
Кузьма невыносимо упрям, чертяка.
Я задумался. Отродясь слышал, что ударение всегда на ё падает, а что делать со словами с двумя ё. Куда в него ударять.
Да нет таких слов.- отрезал мой мелкий друг.
А четырёхколёсный?
На первый, нет на второйю. А вот и коляска - как любой ребёнок в затруднительной ситуации, Кузя выбирался из тупика перпендикулярно. Пытался перевести разговор.
- Где?
- Ну где-то здесь.
Кузьма в организации вещей брал пример с людей, что сильно усложняло ему жизнь. Не для вещи подбирается место, а место само должно выбирать себе вещь.
Потери хранились в большом ангаре. Несколько рядов полок стояли подряд. Там хранился не только багаж, не нашедший владельца, но и вещи, оставленные на территории аэропорте. Чего там только не было: какжеты, сумки, кошельки, детские игрушки, серёжки в единичном экземпляре, топор (как его вообще пронесли), зубная челюсть (две, Кузя как-то с их помощью танцевал фламенко). И многое-многое другое.
А потом стало плохо. В ангар вошёл мужчина, тот самый, напугавший Кузю. Он произнёс сакральное: "Домовой, домовой, поиграй и отдай." И добавил самое страшное: "Кузьма!".
Моего друга стало выворачивать, он цеплялся за стелажи, стелажи падали, его невыносимо тянуло к призывателю. И он не выдержал:"Нафааааааня!".
Призыватель остановился и заборматал моё ненастоящее имя и непонятные слова. Я жил в семье учителей, но русского языка, а не латыня. Однако, было понятно, что если я не объявлюсь, он использует средства помощнее. И я, повторяя за Кузей потащился к месту призыва.
- Станьте видимыми - громогласно отдал команду таинственный маг-поисковик.
- Кузьма, верни украденное!
- Вы это из-за коляски - встрял я.
Незнакомец только ухмыльнулся.
- Я знал, что он не изменит своих привычек. Коляска была приманкой. Верни флешку хозяина!
- Нет, не верну, он плохой человек!
- Это не забота домовых, выяснять какой у них хозяин. - И маг произнёс ещё несколько слов, от которых наши волосы встали дыбом и мы стали похожи на шарпея
Кузя не своей волей потянулся к внутреннему карману на теле и протянул это проклятое устройство.
- А вы знаете, что бывает с домовыми, не соблюдающими договор? Они возвращаются в свой настоящий дом. - Маг взглянул на меня, и добавил - Ты постарше, ты должен знать. Вы же все просто мелкие бесята, вас потому и к огню тянет. Вот и вернёшься ты, Кузьма, в пекло. Там всегда будет тепло.
Он сделал несколько жестов руками, чтобы я не смог помешать и Кузьма пропал.
- К тебе больших претензий нет, ты и так домовой бомж. Но руководство аэропорта знает о магических существах и чем я занимаюсь. Мне жаль, но оно попросило очистить эту территорию.
Я не дожидаясь заклинания спешно покинул этот злосчастный ангар. Бюро находок превратилось в бюро потерь.
Эпилог.
Я подошёл к самолету, на котором угощал Кузю.
- Спасибо, что не назвал моего настоящего имени.
Кузя болтал ногами, но не весело, как обычно, а со злобой:
-Он правда плохой человек.
- Ты о хозяине?
Да. В доме была собака, я очень любил с ней играть. Но она порвала какой-то важный документ, который он не смог убрать нормально. И её выгнали. Там не только это было.
- Верю, но красть нельзя, даже у плохих людей.
- А играться с вещами?
- В своём доме можно, на то он и свой.
Кузя вздохнул, поскольку своего полноценного дома у нас не было. А потом задал вопрос, с трудом ему давшийся.
- А почему я оказался здесь, а не в пекле?
- Маг не все детали договора упомянул. Домовой прикрепляется к месту после того, как попробует пищу, приготовленную обитателем жилища на огне.
- И эта жженая конфета считается? А как ты обитателем стал?
- Я давно уже с самолетами, видно считается. - Мой взгляд упал на самолёты Люфт-Ганзы и я плюнул в их сторону.
- А почему ты их не любишь?
Я на него устало и жестко посмотрел:
- Расскажу в следующий раз.
Кузя впервые за долгое время послушал меня и не стал ничего про это спрашивать.