(По мотивам древнегреческих мифов)

В степи моей шуршат сухие травы,
Кузнечики на тысячи смычков
Безудержно поют июлю славу.
Я в реденькой тени лежу ничком.
В линялой синеве небес бескрайних
Мне откровенья сказочных страниц
Оттачивая, обнажая грани
Все дарят обновленные сказанья
Скольженьями начертанные птиц.
И время для меня - не измеренье,
А фактор, что подчеркивает суть.
Ведь только мысль стремительным движеньем
В забытый мир способна нас вернуть.
Не для того, чтоб сделать там поправки,
А чтобы мир тот заново открыть,
Утерянные временем подарки
Опять, благоговея, подарить.
О, память! Субъективна ты, конечно,
Ведь каждый может помнить лишь свое.
Но почему мы в жизни быстротечной
Вдруг вспоминаем о Великом,  Вечном?
Какая сила нашу мысль ведет?
Что я ищу в полузабытых книгах, 
За свитки полустлевшие берясь,
Пытаясь примирить добро и лихо,
Распутывая чьих-то судеб вязь?
Сюжеты? Нет. Они всегда банальны.
Ведь их, увы, придумал человек.
Во все века банальность актуальна.
Рассказчик - актуальности стратег.
Что заставляет заострять вниманье
На мифах древнегреческих светил,
Испытывать восторг и состраданье,
Упадок и подъем душевных сил?
Я вспоминаю мифы с упоеньем:
Почти забытый странный мир богов
Пред боковым, необъяснимым зреньем,
Как тенью из другого измеренья,
Плывут по морю Дум без берегов.
А волны-мысли время кружат роем,
Накладывая вечности печать
На мифы о титанах и героях,
И светит нам из прошлого свеча.
Зовет огнем трепещущим сквозь Лета
Мерцанием предутренний Стожар,
Как песня, что однажды кем-то спета,
В душе моей вдруг вспыхнет как пожар.
Скольженьем звуков очарует душу,
И красотой стиха заворожит,
Созрев в груди, и вырвавшись наружу,
Мной не нуждаясь, будет долго жить.
Наполнен воздух сладкою отравой
В июльский полдень, в самый сенокос.
Под шорох ветра, по иссохшим травам
Желанием купаться в мире грез.
И, задремав под музыку природы,
Я вижу местность на краю Земли,
Стальных небес суровую свободу...

Зевс - громовержец был неумолим.
Наказан Прометей, Титан великий
За то, что у богов огонь украл,
Чтоб человек тогда живущий дикий,
Божественной частицей обладал.
И, чтобы легче сделать участь смертных,
На дикого быка надел ярмо.
И землепашцев полудиких первых,
Выращивать он научил зерно.
Он знанья дал. Он научил их счету.
И чтенью научил их. И письму.
Та, жизнеобучения работа,
Общенье, были радостны ему.
Он с недрами земли людей знакомил.
Он из руды учил варить металл.
Он многое еще поведал кроме.
Делился с ними тем, что сам познал.
Корабль первый для людей построил.
И оснастил, да парус распустил.
Цепей неодолимых  удостоен:
Зевс ничего титану не простил.
А может быть предлог был нужен только?
И вот он схвачен. И свершился суд.
Арест осознавать титану горько,
Его... и как преступника ведут!
Неумолимы громовержца слуги,
Нет жалости в них, состраданья нет,
Они всегда уверены  друг в друге,
Их не изменят даже тыщи лет.
Они известны: это Власть и Сила.
Вот Прометей закованный в цепях,
И, чтобы боль настойчивость сломила,
Приковывать его ведут громилы
К скале у моря. Породить чтоб страх
Пред Зевсом  и коленопреклоненно
Просить пощады за свои грехи.
- Все, что ты сделал, есть богам измена!
Так что же - о тебе слагать стихи?
Им вслед Гефест с понурой головою
Несет тяжелый молот на плече.
Помочь не смеет другу он, герою,
Страдает от прислужников речей.
Зевс приказал, чтоб он своей рукою
К скале гранитной друга приковал.
Отцу непослушание простое -
Уже есть нарушение устоев!
И не пустые - "Зевса гнев" слова.
Гнетет Гефеста скорбь. Но он не смеет
Ослушаться веления отца.
Гефеста-бога сердце леденеет:
Как жить ему с душою подлеца?
Вот и скала: 
                   - Скорей бери оковы,
А то тебя постигнет Зевса гнев.
Сильнее бей! Чего стучишь так бестолково? -
Слуга отца кричит, и обнаглев,
Подсказывает:
                   - Стягивай покруче,
Чтоб хитроумный не сумел удрать.
И, чтоб не шелохнул рукой могучей,
Приковывать чтоб не пришлось опять.
Ну, а теперь к скале вплотную ноги,
Да так, чтоб даже подогнуть не мог.
Ему уж больше не топтать дороги,
Лишь только, если смилуется бог
Великий Зевс.
                     Эй! Прометей! Где люди?
Как мыши в норы разбежались прочь.
Ты Зевса враг, а значит сломлен будешь.
Тебе не в силах смертные помочь.
Гефест! Неверный! Почему ты медлишь?
Пусть грудь пронзит стальное острие.
Страданий ты титану не облегчишь,
Лишь покачнешь могущество свое.
 
                   - О, Прометей, прости, не те масштабы,
Прости, что я противиться не мог.
Когда отцы сильны, то дети слабы.
Титан рожденьем ты, а духом - бог!
 
Ни вскриком, словом, или даже вздохом
Слуг Зевса не обрадовал титан.
Кто знал, как было Прометею плохо!
Но он молчал, покрепче сжав уста...

Ушли и слуги, и Гефест печальный.
Титан один. Прикованный к скале.
И громко, со страданием, отчаянно
Он восклицает. Дрожью по земле.
Как судорога эхо его стона:
  - О, ветры! О, божественный эфир! 
    Да, ведал я, что буду вне закона,
    Но все же делал я прекрасным мир.
    Обрек себя на годы мук телесных,
    Я это знал, но, если б все вернуть,
Земля-праматерь!  Присягаю честно:
Я б снова выбрал для себя сей путь.

Шумело, ударяясь в скалы, море,
И брызги, будто слезы солоны,
Текли по скалам. Ветер, стонам вторя,
Волной, казалось, доставал Луны.
И, пряча в тучи лунный свет и звездный,
Мрак ночи крался берегом морским.
Рыча, с отрогов гор Кавказских грозно
Поток летел. И скалы, как тиски
Сжимали неуемную стихию,
В горах пытаясь воды обуздать.
Сужденное запретами лихими,
Цепями, скалами не удержать.
Всходило солнце, разгоняя тучи,
Зарею алой пламенел восток.
Прикованный к скале титан могучий
Нигде от солнца спрятаться не мог.
Палящие лучи сжигали тело
И жажда изнуряла изнутри.
От зноя гулко в голове гудело
И, сколько в синь морскую не смотри,
Нигде ни тучки! Воздух зыбкий, вязкий,
Со скал свисая, тишиной душил.
Та явь была ужасней страшной сказки,
Придуманной волшебником в тиши...

Но вот неясный гул, и дуновенье,
Колышет воздух шорох легких крыл,
Прохладою касаясь на мгновенье
Лица титана. Он глаза открыл.
Океаниды - дети Океана.
В очах их скорбь, и состраданья боль.
Кровавая в груди пугает рана.
Ее не лечит, разъедает соль.
Брызг волн морских.
                   - Чем прогневил ты бога?
За что он приковал тебя к скале?

- О, Зевс великий мне обязан многим,
  Тем, что владыкой стал он на земле,
  На море, и во всех небесных сферах,
  Был побежден коварной хитрой Крон.
  Что ж, все, увы, имеет в жизни меру:
  Я тоже Зевса мерой награжден.
  Забывчив Зевс в божественном величье,
  Ведь это по совету моему,
  Конечно же, и при участьи личном
  Отца корона перешла к нему.
  В борьбе бог опирался на титанов,
  Но он боялся их, не доверял.
Что у богов,  я ведал,  есть изъяны,
Но в чем-то бдительность я потерял.
Я знаю, Зевса ненависть усилил
Уж тем, что смертным людям помогал.
Они меня об этом не просили,
Но я огонь им дал, хлеб и металл.
И знал я, что меня постигнет кара:
Великая Фемида, моя мать,
Предвидеть обладательница дара,
Судьбу не стала от меня скрывать.

Океанид его пугают речи:
                   - Не говори об этом, промолчи.
Возможно, Зевс страдания облегчит,
В молчанье облегчения ключи.

А вот и Океан. Седой. Могучий.
На колеснице легкой прилетел,
На в ветер запряженной синей туче,
Он сразу на Олимп лететь хотел,
Чтоб Зевса попросить сменить на милость
Великий гнев. Страданья облегчить.
Ведь Зевса жизнь ни в чем не изменилась.
Людей же неразумных научить -
Усилить почитания и славу
Священного Олимпа. Прометей
Не посягнул на божеское право
Владеть всем миром. Разве он злодей?
И пролетая мимо гор суровых,
На миг остановился Океан,
Взглянул на прометеевы оковы
И ужаснулся. Из зловещих ран
Сочилась кровь. Жужжали мухи гнусно, 
Палило солнце:
                   - Прометей! Сынок, -
Шепнул племяннику, 
                   - И больно мне и грустно.
Лишь только б Зевса умолить я смог...
 
- Боюсь, что тщетны будут все старанья.
  Никто не сможет Зевса умолить!
  Поверь мне, неуместным состраданьем
  Своей судьбе ты можешь навредить.
  Мой рок давно уж звезды начертали.
  Я испытаю зло богов до дна!
  Сердца титанов тоже не из стали,
  Но смерть нам по рожденью не дана.
  Вернись, о Океан, в свою обитель,
  Тебе не надо за меня страдать.
  Океаниды! Вы с отцом летите.
  Порою трудно участь свою знать.

Умчался Океан на колеснице.
Вновь - темными громадами камней
Как бы Аида, мрачною десницей,
Стирается пространство светлых дней.
И вновь, то давят грозовые тучи,
То так парит, что шум стоит в ушах.
Ночами Мрак от бреговых излучин,
Пытаясь породить в титане страх,
Крадется тенью. Онемели руки
И ноги превращаются в гранит.
Сознательно шел Прометей на муки.
Он в полузабытье, как будто спит.
Но, вдруг вдали стон слышен скорби, горя.
И вот, гонима оводом, в крови
И в пене, обезумевши от боли
Явилась Ио:
                   - Что же ты? Зови
Того, твою кто обездолил младость!

Титан ей рек:
- Ведь Зевс виновник бед.
  У твоего отца он отнял радость.
  О, то ли будет, когда станет сед!

	Пишу для тех, не знает кто про Ио:
	Дочь Арголиды - первого царя.
	Была обворожительно красива,
	Как старые преданья говорят.
	Зевс был прекрасной нимфой очарован
	И, соблазнив прелестное дитя
	Он спрятал Ио в белую корову
	От глаз жены. И пусть его простят
	За скудную фантазию потомки.
	Жена же, мужу месть свою неся,
	Корове овода послала. Ио громко
	Вопя от боли, помощи прося,
	Неслась по свету без дорог, без тропок,
	Через леса и горы напролом,
	И слышен был и вопль ее, и топот
	На сотни миль. Возможно, поделом.

В изнеможенье Ио пред титаном,
Молит его:
	        - Открой судьбу мою!
Похожи все любовные обманы,
Не раз еще им люди песнь споют.

- Дитя мое! Ты на кого в обиде?
  Любовь тебя толкнула на позор.
  Я не оракул, но способен видеть
  Судьбу, что нас столкнула между гор.
  Мне ведомо: Зевс превратил в корову,
  Чтоб Гера не додумалась, жена.
  Ты говоришь, судьбу узнать готова?
  Она к тебе сурова, не нежна.
  Поверь, что лучше бы не знать об этом:
  Минуешь ты и скифскую страну,
  Кавказ высокий, пробежишь по свету,
  Увы, еще ты местность не одну.
  Промчишь сквозь поселенья амазонок,
  Переплывешь бушующий Босфор,
  И в Азии не прекратишь сих гонок,
  Немало будет и долин и гор.
  Горгон, несущих смерть, остерегайся.
  И аримаспов бойся на пути.
  Но сколько Геру ни моли, ни кайся,
  Покой нигде не сможешь обрести.
  Лишь на брегах священнейшего Нила
  Судьба свершит великий поворот,
  Опять ты станешь ласковой и милой.
  Там прежний облик Зевс тебе вернет.
  Там станет сын Эпаф,  тобой рожденный,
  Родителем героев. И, как знать,
  Возможно, буду я освобожденным
  Одним из них, как предсказала мать.

Рыдает Ио в ужасе от боли.
И снова сотни перед ней дорог.
	         - О, слезы лью! Я думала, все горе
		Мое иссякло. О, суровый рок!

Безумие лишает дара речи.
И Ио вдаль несется с глаз долой.
Века пройдут, и время боль залечит.
И Прометея выручит герой
Из рода сына - славного Эпафа...
- О, Зевс! И ты познаешь жизни соль.
  Не избежать бесславия и краха.
  Низвергнут будешь. Униженья боль
  Пронзит холодный разум твой и сердце.
  Лишь знаю я - как можно избежать
  Паденья. Но тебе не отвертеться.
  Увы, и ты научишься страдать! -
Воскликнул Прометей, сверкнув очами.
И в тот же миг летящею стрелой
Гермес явился. Сладкими речами
Сперва просил он: тайну, мол, открой.
Потом грозил ужаснейшею карой
Посланник Зевса. Вновь молил сказать
Как Зевсу можно избежать удара.
Но Прометей, смеясь ему в глаза
Ответил:
- Нет. Сужденное свершится.
  Что там еще придумал твой тиран?
  Сколь суждено - столь муки будут длиться.
  Есть боль больней, чем от телесных ран.
  Неизлечимы совести лишь муки,
  Она же у меня, поверь, чиста.
  Как ты, не тороплюсь я к Зевсу в слуги.
  Ужели голова твоя пуста
  И жить своим умом ты не способен?
  Уж лучше быть прикованным к скале.
  Кто ты при Зевсе? Ты рабу подобен!
  Нет, лучше уж быть смертным на земле.
  Бог по рожденью, и... на побегушках.
  Лети стрелою, Зевсу доложи,
  Что Прометей титан, но не игрушка.
  И не слуга. А ты лети, служи.
	        
                   - Что ж. Я лечу. Тебе ж Зевс объявляет,
		Ты вслушайся, упрямец и гордец!
		Казнь усложняет и ужесточает
		За то, что издеваешься, наглец.
		Ты будешь брошен со скалою вместе,
		Пронзенный богоявленной стрелой,
		Во мрак Аида. Никакие вести
		Не отвлекут тебя от доли злой.
		Века пройдут во мраке отчужденья
		И снова будешь поднят ты на свет,
		Уж новое придумано мученье,
		Какого еще не было и нет.
		Послушай: каждый день с зарею ранней
		Орел огромный будет прилетать
		Как к падали в степи на поле брани,
		Когтями, клювом печень будет рвать.
		И только ночь твои залечит раны,
		И печень восстановится в ночи.
		Как ты, упрям орел. Тебе не странно?
		Летать к тебе он будет неустанно,
		А ты молчи от боли иль кричи
		Упрямец, получай свои мученья.
		Пусть хватит тебе выдержки. Гордись,
		Надейся на мираж освобожденья
		И радуйся: Возможно, это жизнь.

И улетел. Раздался гром небесный,
Разверзлись недра, обнажив Аид
И уж над морем нет скалы отвесной,
И море кошкой ласковою спит.
Так Зевсом Прометей во мрак низвергнут,
Висит в густой кромешной темноте.
Здесь смысл жизни разумом отвергнут,
И мысли, а тем более мечте
Не просочиться в мир забытый всеми.
Тупая боль, привычная как ночь.
Мозг притупился. Он как будто дремлет.
Давно надежды удалились прочь.
"Отвергнут, позабыт, распят и брошен," -
Дух охмуряет вековечный Мрак.
Но нет! Бессмертен он. Не уничтожен,
И громовержцу не сломить никак
И никогда его упрямой Веры
В то, что он прав и что он победит.
Пусть испытанья посланы без меры,
Он выстоит. Стрела в груди саднит.
Должно быть там, под солнцем непогода:
Бушует буря, валит дерева.
Века титанов, что у смертных годы
Давно уж поседела голова
У юного когда-то Прометея.
Конечно же, не старость - седина,
Он духом в испытаньях стал сильнее,
Свое возьмет со временем сполна.
И вновь крутой зигзаг лихой судьбины.
Приспело время и раздался гром,
И молния ударила. Седины 
Титана обожгла слегка огнем.
И вновь он на скале лежит распластан,
И тело жгут палящие лучи,
И лапой рвет орел когтистой властно
Живот и печень. Прометей молчит.
Так день за днем и знойною порою,
В ненастье, тело град сечет,
Когда метели в стужу дико воют
Не нарушая времени отсчет,
Орел упрямо рвет на части печень.
Она же за ночь вырастает вновь
И кажется уже, что будет вечен
Сей цикл страшный. Стынет в жилах кровь.
У всякого, кто видит эту кару.
Века, что уходили чередой,
И для Олимпа не исчезли даром -
Давно уж не считается с бедой.
Общаться, наставлять людей в науках
Зевс помудрел, он больше не тиран,
Но все же Прометей - под солнцем, в муках.
Простить? Но тайну скажет пусть титан.
Титанов время с Зевсом примирило,
Его признала, покорившись, власть.
О, время, время, ты всему мерило,
Ты всем даешь взлететь, даешь упасть.
Пришли к скале могучие титаны,
Молят:
	         - Проси пощады , Прометей!
		Страдаем все мы, видя твои раны
		От клюва, от цепей и от когтей.

Поведали о том богов преданья
И времени ушедшего река,
Что не сломили гордый дух страданья,
Хоть истомили муки за века.
И мать пришла, страдалица Фемида,
Молила сына гордый дух смирить:
                   - О сжалься, Зевсу все прости обиды.
Мне трудно, видя муки сына жить.
Открой, поведай роковую тайну!
О, знаю, не послушаешь меня.
Я обрекла тебя на испытанья, 
Толкнула к похищению огня.
Зачем судьбе я заглянула в очи!?
Зачем я не сумела промолчать?!
Сомненья червь, века мне сердце точит,
Что в муках сына виновата мать.
Быть может, что-нибудь да изменилось,
Когда б тех слов я не произнесла,
Но знающий судьбу свою, на милость
Надеяться не может. Огласилась
Судьба. И все. Я сына не спасла.
Фемида удалилась, горько плача,
Суровый мойры проклиная рок.
Родился тот, кто временем назначен,
Кто выбрал сам из тысячи дорог.
Одну, что привела его к титану,
В страну снегов, на самый край земли.
Он в странствиях, в скитаньях неустанных
Ко злу, коварству был неумолим.
Геракл, самый сильный среди смертных.
Он на титана с ужасом взирал,
Что над суровым морем распростертый
Под жарким солнцем у гранитных скал.
К одной из них прикованный цепями,
Рассказывал Гераклу о судьбе,
О муках. Как он долгими веками
Распятым жил с самим собой в борьбе.
О том, что все же побеждает Вера,
Хотя порой Надежда так мала,
Что каждому своя дается мера
И для добра и, стало быть, для зла.
Что есть судьба, и есть, конечно, выбор.
Что у бессмертных тоже жизнь течет.
И правда, что где глубже ищет рыба,
Но свой делам у человека счет.
О подвигах Гераклу он пророчил,
Что тот сумеет в жизни совершить,
Но промолчал. Среди пророчеств прочих
Свой интерес сказать ему не хочет,
Не просит он себя освободить.
Геракл титана  со вниманьем слушал,
Жгло сердце сострадание и гнев.
Но что это? Орел огромный кружит
И пасть на грудь стремится, обнаглев.
Не дал Геракл орлу терзать титана.
Он лук схватил и выдернув стрелу
Из стрелами набитого колчана
И, натянув до звона тетиву,
Призвав стреле на помощь Апполона,
Пустил ее. Запела тетива,
Упал орел с последним смертным стоном.
Стрелою в глаз пробита голова.
И в тот же миг быстрей звезды летящей
Гермес явился:
		- Тайну расскажи...
		Пусть страждущий желанное обрящет.
		Я не пугаю, но следы свежи
		Вчерашних мук. От кар устали боги.
		Никто не ищет войн. Зевс уж не тот.
		Закон блюдет. Ему обязан многим
		Когда-то дикий греческий народ.
		И мир богов устал от революций.
		Стабильность - вот он верный враг невзгод.
		Пусть все обиды в памяти сотрутся
		Простивший муки, силу обретет.
  - Гермес, а ты я вижу стал мудрее,
А может нахватался лишь верхов?
А впрочем, говорят, что долго зреет
Любая мудрость в головах богов.
Открыто мне, что Зевс влюбился снова.
Себе Фетиду хочет в жены взять.
Любовь для Зевса стала как обнова
Готов он каждой юбкой обладать.
Увы и ах. Бессмертье развращает.
Знай сын Фетиды превзойдет отца.
И сбудется, что мойры обещают:
Началом станет этот брак конца
Великого правленья. Как и Крона,
И Зевса победит великий сын,
Падет с главы надменного корона.
Уж ждет его бесславие годин.
Что ж, я открою тайну, в чем есть выход:
Фетиде  мужем станет пусть Пелей,
Великий смертный. Минет Зевса лихо
Но сделать это надо поскорей.
Гермес исчез, лишь отзвучали речи.
  - Геракл могучий, палицею бей!
Оковы пали. Распрямились плечи.
Стальное жало из груди своей
Титан извлек. Сбылись предначертанья.
Мгновенно весть над миром разнеслась.
Мир ликовал, как пишется в преданьях
И я, вам это рассказать берясь,
Не покривила ни душой, ни словом.
Вновь, вглядываясь в синеву небес,
Я вижу Ио - белую корову,
А вот в своих сандалиях Гермес.
А это мойры. Снова тянут жребий.
Кому? Богам, титанам, или нам.
Смотря на небо, ничего не требуй,
А радуйся лишь белым облакам,
И синеве, и звезд ночных сиянью,
И шорохам сухих июльских трав...
Дарованные Прометеем знанья
Пусть бередят ленивое сказанье...
Он души нам зажег, огонь украв.