На калиновый цвет, в соловьиную ночь
Родилась у Григорьича младшая дочь.
Озорной синеглазкою Манька росла,
Носик вздёрнутый смело и гордо несла.
Время било в набат. Восемнадцатый год.
Хороводило мир от ворот до ворот.
Волновались на сходках и в каждой избе,
Как-то новая жизнь, что пришла в октябре.
А Григорьич? Надел получил на детей.
Их ведь семеро с Манькой. Мужик попотей.
Коренник. А в пристяжку кого запрягать?
Лишь тебя: и жена, и помощник, и мать.
Ты одна лишь, покуда мальцы подрастут,
А надежду на девок в селе не кладут.
Жаль, что пришлые мы, никого из родни.
И летели в работе года будто дни.
Подрастали сыны, радость мамы с отцом
Работящие руки, красавцы лицом,
Удалые и девки красавицы в мать.
Эх, отец, успевай только свадьбы играть.
Девки старшие замужем, куча внучат.
Двух сыночков женил, двое младших молчат.
Вся семья работящею, дружной была,
На работу жадна, отдыхать - весела.
Сам, бывало, про пахаря песнь запоёт,
Огонёк в керосинке, взметнувшись, умрёт.
На Петровки, как выедут все на покос:
Мать, отец, братья, сёстры, да снохи - колхоз.
Их не надо "сгонять". Вот какой коллектив,
Работяги на совесть, куда твой актив.
Жили общей семьёй. Хлеб пекли каждый день.
Жить богато, работать, не зная про лень,
Жить богато, работать с темна до темна.
Каждый колос не брошен, дошёл до гумна.
Всем работа найдётся, кто стар и кто млад.
Просто делали дело, не ждали наград.
Сообща выжить легче, семья, что артель.
Только что там за грохот? Дверь рвётся с петель.
- Тятя, будут кулачить, пойдут по селу,
Всё добро, нажитое , в казну заберут,
А самих арестуют и вывезут вон,
Чтоб колхозам в селе не чинили заслон.
Мы им разве мешаем? Работай они.
Что горланить, ведь злато - весенние дни.
Что зерно из сусеков чужих выгребать?
Время сеять пшеницу, не митинговать.
Не спасло
Дочки старшие с мужьями
При своём достатке.
Редко ездят к тяте, маме,
Всё у них в порядке.
Зятевья не выпивохи,
Да и не уроды.
Добрые хозяйки снохи,
Грех ругать породу.
Отделил сынов женатых:
Пашню, скот и утварь.
Каждому амбар и хату -
Митрий, тятька мудрый.
Не спасло. Пришли, гурьбою
Завалились в хату
Взяли всё, как при разбое,
Ничего не свято.
Сыновья подались в город,
Пахари в шахтёры,
Не разбойники, не воры
И не бузотёры.
Ведь у них привычка с детства
Всё на совесть делать,
Жить работой и по средствам.
Рученьки умелы.
От субботы до субботы
Уголёчек рубят.
За отличную работу
Награждали в клубе.
Братья - лучшие. Вручали
Ценные подарки.
Ночью по доносу взяли:
Про отца почто скрывали?
Получай припарки.
Били, голодом морили
В лагерях Гулага.
Брата Макса отпустили -
Сдохнет бедолага.
Не жилец, скелет ходячий,
Как бумага кожа.
- Вон ступай, обед собачий,
Пусть тебя догложут.
Максим
Но он, всё же, дошёл до дома.
Как добрался? Добрёл. Дополз.
Будто силой, какой ведомый,
Будто ангел-хранитель нёс.
Постучался, поскрёб в окошко.
-Боже правый, ты кто?
-Максим.
Привела меня в дом дорожка,
Только нет моих больше сил.
-Нянька, нет, мне не надо хлеба,
Хватит мне на один жевок.
Молока? Нет, водички мне бы,
А ещё лучше, кипяток.
Кости с болью врезаются в кожу,
Ни сидеть не могу, ни лежать,
Пред глазами круги до дрожи,
Одного только хочется, жрать.
Выпил кружку воды горячей,
Хлеба крошечку отщипнул,
Стоя, будто старая кляча,
Прислонившись к печи, заснул.
На постель его уложили.
Страшно тронуть, живой скелет,
Старичок: кожа, кости, жилы.
Девятнадцать сравнялось лет.
Остро запахи все ощущая,
Он всё больше пил кипяток.
Кто хоть раз голодал, знает,
Потому, что ел не доедая,
Той весною он выжить смог.
Организм молодой, живучий,
Парень к лету набрался сил.
Может, кончились в жизни тучи?
Вместе с братом травы косил.
А гармонь вечерами пела,
На полянку сердца звала.
Там девчушка в косынке белой
Под ветлиной его ждала.
Но беда подступила снова.
Застил чёрный ворон крылом.
Раздавала война обновы.
Покидали ребята дом.
И Максима на фронт призвали.
Он ушёл, гармонь на плече.
О, сибирские парни, из стали,
Что есть ваших сердец горячей.
В том далёком, тридцать девятом,
Он приполз на кануне битв.
Он ни зеком погиб, а солдатом,
Где-то в Польше фашистом убит.
Раскулаченные
О, Советов страна, наша Родина-мать!
Сыновей, словно мачеха ты, не ласкала.
А они уходили тебя защищать.
Из гулагских казарм ты бойцов набирала.
И Семён тоже кровью вину свою смыл.
Только что за вина, ты ему не сказала.
Он под Курском убит. В чём он был, жизни смысл?
Может в том, что страна умереть обязала.
Сколько их, что унижен, был жизнью самой,
И кому только смерть их бесславие смыла.
Спите в братских домах, мир прикрыли собой,
И откуда бралась в вас духовная сила?
Алексей. Только он не понюхал войны,
В Воркуте был голодною смертью задушен.
Где, Григорьич семья, где красавцы сыны?
Где ты сам, Сибулонским морозом простужен?
Надзиратель босых выгонял на снега.
Был приказ, чтобы каждый стоял без движений.
Если дрогнет, не выдержит чья-то нога,
Сразу выстрел. О, сколько терпеть унижений.
Человечище. Глыба. Сколь вынести смог.
Из какого источника черпал ты силы?
Где людского терпенья предел, потолок.
Смерть косила людей, но тебя не скосила.
А жена твоя с дочкой с сумою пошла
От ворот до ворот, где картошка, где корка,
А где молча отводят глаза, подала б,
Да дознаются вдруг. И обидно и горько.
То в селе, где остался твой старший сынок
Со снохой и внучатами, власти лютуют.
Если кто раскулаченным чем-то помог,
Хлеба сунул кусок, " враз того арестуют".
Василий
Оглянемся чуть-чуть назад.
В селе остался старший брат:
- Куда идти с моей семьёю?
Решат, что в чём-то виноват,
Пусть, хоть в могилу всех зароют.
Чего искать, где жизнь что мёд,
Как ни споёшь, всё люди звеньше.
Жена опять ребёнка ждёт,
И эти все - мал, мала, меньше.
А труд с темна и до темна,
Нам на роду написан, видно,
Работы полная сума.
Помощники малы, обидно.
Да, дел в селе всегда завал,
Всяк в воз с рождения впрягался,
Не плакался, не горевал,
А успевать везде старался.
Василий на войну был взят.
Узнал он финские болота.
Их, необстрелянных ребят,
Расстреливали с самолётов.
На бреющем полёте враг,
Смеясь, охотился за каждым,
Чтоб строй наш превратился в прах
И не объял весь мир однажды.
Василий, прежде, чем упасть
В кипящую от взрывов жижу,
Пред пустотой увидел пасть,
Что хохотала, веселясь,
И крест на ленточке чуть ниже.
И тишина. И чёрный круг.
Награда это иль расплата?
Но вот касанье чьих-то рук,
Носилки, госпиталь, палата.
Виток
Медсестра привезла на носилках домой.
Ноги целы и руки, почти что живой.
Нежилец, говорили, но смерти назло
Недвижимый он выжил, пошёл... Повезло.
С сибулонских отвалов вернулся отец,
Жив он. Господу слава. Счастливый конец?
Надо жить. Дед хатёнку себе сгондобил.
Лет-то семьдесят скоро. А сколько их, сил?
Эх, дюжие мы, бабка, пытает Господь.
Снова некому нам подсобить. Но погодь
Бога гневить с тобой нам не след, посмотри,
Васька слаб да живой и нас с Манькою три.
И она нам опора на старости лет
Вот ведь, кляча возьми, сколько выпало бед.
Трёх сынов потеряли, но дочки живут
И внучата, гляди, как грибочки растут.
Послесловие
Окончен цикл, Свершилось то, что должно.
И каждый путь начертанный прошёл.
Нам проследить со стороны не сложно
За всех решить, что плохо, хорошо.
Не нам судить, всяк за себя ответит,
А времени волшебное стекло
Лишь подчеркнёт нам лишний раз, что детям,
В их судьбы прошлое перетекло.
Не зря мы говорим о родословной.
Особенность, несёт что генный код,
Течёт из предков в нас тропинкой кровной,
Даёт основу жизни нашей - Род.
А Маньке-то почти что девяносто.
Года, года, что полая вода:
- Одной ногою, - шутит, - на погосте,
Обрюзгла, а душою молода.
Одна на "полк" племянников осталась,
А внуков всех и правнуков не счесть:
- Меня жизнь любит, вот и задержалась,
Когда ещё жить выпадет мне здесь.
Как мне жилось? И радостно, и трудно.
Всем нашим бабам было нелегко,
Но горе легче пережить прилюдно.
Ни где я не бывала далеко
От отчего родимого порога.
Да и куда из мест родных спешить?
Откуда жизни начата дорога,
Родился где, там суждено и жить.
Трёх внучек мамке "в подоле" припёрла.
Война-то мужичков подобрала.
За жизнь дралась и лапами и горлом,
Бежала вскачь и клячею брела.
- Я, грешница, завидую девчонкам,
Что любят откровенно, не стыдясь.
Любовь меня задела, но сторонкой,
Украдкою, а называлась "связь".
Я мужнею женою не бывала,
Но родила девчонок по любви.
О, как же меня мамонька ругала,
Отец жалел. Любовь у нас в крови.
Спасибо, Людка, что про тятю пишешь
На них, таких как он, держался свет.
Слова-то как подобрала, поди же...
Давно уж мамки, да и тяти нет.
Сижу вот, на твоих девчонок пялюсь,
А пуще на ребят. Вот Усаны.
Деды ушли, а правнуки остались.
Наследники, опора для страны.
Окончен цикл, но жизнь встаёт сначала.
Ты в правнуках, Григорьич, будешь жить.
Мгновеньями, что сердце отстучало,
Историю нам не остановить.