Аннотация: Самый-самый День Рождения... Взгляд на него 2 года спустя (январь 2004 г.). Опубликовано в журнале "9 месяцев" 12/2005 г. под названием "Моя чудесная Кристинка".
Я никогда раньше не чувствовала того, что называют материнским инстинктом. Мне даже казалось немного странным, что когда-нибудь и у меня будет ребенок. Я не испытывала умиления, глядя, как сюсюкают со своими младенцами мои подруги. От предложения подержать ребенка на руках я всегда вежливо отказывалась. Но вот ребенок появился...
Все случилось, как и должно было случиться - по закону подлости. 4 января я собиралась заключать договор на платные роды, но наш детеныш решил не ввергать нас в дополнительные расходы, и в три часа ночи отошли воды. Я немного посидела в кровати, чертыхаясь про себя, прислушалась - схваток нет. Стала будить мужа: "Вставай, Солнце! В роддом поехали...". Муж спросонок вытаращил на меня глаза, полные такого ужаса, будто рожать предстоит ему, а не мне.
Часа через полтора, как это обычно бывает, приехала "скорая". Меня отвезли в ближайший роддом, где были свободные места. Из личных вещей разрешили взять только шлепки и мобильный телефон. Когда я отдавала мужу пакет с одеждой, он смотрел на меня так, будто я всходила на эшафот. Все, что происходило дальше, мне казалось просто сном, не кошмаром, но таким, из которого очень хочется выбраться, который потом преследует тревожными видениями, стоит только задуматься о чем-либо. Меня спасало только то, что за время беременности я успела свыкнуться с больничными интерьерами и после полутора месяцев на сохранении могла привыкнуть ко всему. На все происходящее я смотрела даже с некоторой долей любопытства (так бывает, когда знаешь, что в любой момент усилием воли можешь открыть глаза - и сон исчезнет). Здесь меня встретил жуткий холод в приемном покое, от которого сводило ноги, руки и вообще все. На мне оказалась какая-то необъятных размеров сорочка, из которой я выпадала несмотря на живот. Из полумрака на меня выплыло ледяное кресло (или это у меня в глазах потемнело...). А схваток все не было. В ходе осмотра выяснилось, что мой нетерпеливый детеныш весьма удобно устроился на попке и переворачиваться не собирается. Меня отвели в палату и поставили стимулирующую капельницу.
В родильном отделении царила тишина (хотелось написать "гробовая", но при данных обстоятельствах это был бы слишком черный юмор). Только мы с моей соседкой по палате без остановки травили анекдоты. Наверно, это нервное... Девушка была молоденькая совсем, лет 19. Я видела, что она боится страшно. К нам периодически заходила дежурная врачиха (именно "врачиха"!) и делала внушение: "Вот лежат тут, языками чешут... Рожали бы скорее, а то только места занимают...". А у меня постепенно начинались схватки. И хотя лежала я под одеялом, меня просто трясло от холода. Вспомнила, как нам в школе молодых мам рассказывали, что во время схваток можно двигаться им в такт, чтобы сгладить болезненные ощущения. А дальше - как в том анекдоте про петуха ("Не догоню, так хоть согреюсь"). Я встала, обмоталась одеялом и в обнимку с капельницей начала под собственное трам-пам-пам совершать замысловатые телодвижения. Соседка скрючилась от хохота. В палату заглянула старенькая медсестра, посмотрела на меня с такой жалостью, что мне даже сделалось не по себе, и спросила: "Что это ты пляшешь, милая?" (кажется, она решила, что я уже умом тронулась). Я ей объяснила, что мне так легче схватки переносить, а она, глядя на меня, как на убогонькую, скорбно так промолвила: "Ну, тогда попляши, попляши..."
9 утра. Схватки шли, но не такие интенсивные, как должны были быть. Собрался консилиум, стали решать, что со мной делать. Воды отошли 6 часов назад. К тому, что мне, возможно, придется делать кесарево, я уже давно была готова, но врачи вместо слова "кесарево сечение" все время говорили "операция". Из-за этого создавалось впечатление, что у меня не ребенка вытаскивать будут, а какой-то больной орган удалять. Подписала бумаги, что я осознаю и все такое...
Вкололи в спину укол, привязали к столу, поставили ширму... Странные ощущения... Будто на животе молнию расстегнули... А потом кто-то заплакал тоненько, и я сразу поняла, что у меня появилась дочуська... Увидела перед собой маленькое личико с огромными глазами... "Какая хорошенькая..." - услышала собственный голос, потом анестезиолог сказал: "А теперь поспи, детка" - и я провалилась в серую вату.
Отошла я от наркоза сразу, без сводящих с ума глюков и переходов из сна в явь. Просто открыла глаза, смотрю - я в палате, стены на месте, потолок не пляшет, мой мобильник на тумбочке. Сразу же позвонила мужу, родителям, сестре в Австралию. Пришел врач, "обрадовал", что в послеродовое отделение меня переведут только на следующий день. Принесли дочку - аккуратный такой сверточек, из которого на меня очень серьезно смотрел маленький эльф... И столько было в этом взгляде какого-то нездешнего спокойствия, что казалось - она знает нечто такое, чего я не знаю или знала когда-то, но навсегда забыла.
Все, что было дальше, уже не имеет значения. Ни дикая боль, от которой хотелось просто застрелиться, ни огромная палата на четырех мамочек (размером с половину футбольного поля - до соседки не докричишься), ни отсутствие рядом родных и друзей (почему в платном отделении посещения - каждый день, а в обычном их нет вообще?)...
Я никогда раньше не чувствовала того, что называют материнским инстинктом. Мне даже казалось немного странным, что когда-нибудь и у меня будет ребенок. Я не испытывала умиления, глядя, как сюсюкают со своими младенцами мои подруги. От предложения подержать ребенка на руках я всегда вежливо отказывалась. Но вот ребенок появился, и я поняла, что это именно то, ради чего стоит жить. И каждый день вот уже на протяжении двух лет, когда я смотрю на мою спящую дочуську, я чувствую комок в горле и счастье от того, что она у меня есть. Этот озорной эльф, этот ласковый котенок, эта непослушная хрюська, это ужасное вреднющее создание, этот ангелочек с рожками, этот пушистый одуванчик - моя чудесная Кристинка...
![1,5 года []](/img/u/usachewa_s_g/kristinka/kristinka_1.jpg)