Споры щенков роились в воздухе, как золотые мухи. Испарения болотного газа подхватывали их и кружили в горячем воздухе, как в изящном безмолвном танце.
Старая зелёная собака лежала на краю болота, опустив в воду заросшие мхом лапы, и смотрела, как садится большое красное солнце.
Последний луч солнца должен был скоро исчезнуть за горизонтом, а потом красное небо медленно, но неумолимо должно было уйти сперва в фиолетовый, потом в чёрный, и зелёная собака тоже должна была стать чёрной, но это ничуть не пугало её.
Это была её первая ночь, и она, как это и водится среди неразумных существ, ничего не знала не только о проблемах долгих ночей, но и о том, что какое-то время хлоропласты в её пушистой шкуре, ничуть не огорчаясь, всё ещё продолжат ваять из поглощённого углекислого газа и болотной воды крахмал, сахара и аминокислоты.
А пока что был вечер. Пока что шерсть собаки, густо пронизанная устьицами, по-прежнему дышала, отдавая кислород не только коже и мышцам, но и жаркому алому воздуху.
Споры щенков, танцующие у её головы, впервые за день были фертильны и грозили закончиться чем-то бóльшим, чем просто новая зелёная поросль, однако незатейливый собачий мозг был избавлен от мыслей о них точно так же, как и от всех остальных.
Тем не менее, когда откуда-то из-за леса послышалось жужжание, она встрепенулась, обернулась и навострила уши. Это не были пчелы, она знала пчёл. Это жужжание было грубее, интенсивнее и громче. И она не знала его.
Штука, издающая звук, вынырнула высоко-высоко из-за леса, направилась к болоту, развернулась над кромкой воды и пошла вдоль береговой линии на север.
Собака проводила её взглядом и снова повернулась к закатному солнцу. В этот момент оставшийся крохотный краешек солнечного диска, который до этого пока ещё был виден, скользнул за горизонт.
Шана
Болото было окружено высокими каменными конструкциями, назначения которых никто из местных не знал. Ходили слухи, что это пустой древний город предыдущей расы, но, поскольку представителей этой расы никто никогда не видел, сам Шана думал, что всё вполне могло оказаться просто какими-то мудрёными складчатыми геологическими структурами. Тем более, что "помещения" в этих конструкциях были такими узкими и с такими низкими "потолками", что при первой же попытке вообразить их населёнными людьми фантазия Шаны отказывала ему напрочь.
Шана, увешанный грузом стеклянных контейнеров с препаратами, возвращался домой по широкой гранитной полосе между водой и близлежащей каменной стеной и насвистывал нехитрую мелодию. Он был умён, красив и полон жизненной энергии. Его посёлок был километрах в пяти дальше на север, и при любом раскладе он должен был добраться туда в течение ближайшего часа.
Огромное распухшее солнце только что село за горизонт, но Шана был не только умён и красив, он был ещё и очень молод, и это был только третий вечер в его жизни. Кроме того, до этого момента он никогда не путешествовал так далеко в сумерках один, без деда, и, может быть, именно поэтому мир всё ещё казался ему безопасным и дружелюбным.
Жужжание застало его врасплох.
Штука, издающая жужжание, вынырнула высоко над болотом в стороне, противоположной посёлку, развернулась у кромки воды и, набирая скорость, направилась в сторону Шаны. Штука, скорее всего, была металлической - серой и блестящей, однако солнце, которое тут, внизу, только что скользнуло за горизонт, там, наверху, всё ещё пылало красным, и штука тоже пылала отражённым красным.
Шана замер. У них с дедом не было летающих штук. Если в штуке летели чужаки, разумнее было бы спрятаться, - кто знает, кто они и кто и что находится у них на борту.
Шана нагнулся, нырнул в ближайшую каменную нишу, и всевозможная мелочь, населяющая пустоты, бросилась из-под его ног врассыпную. Согнувшись почти пополам, он быстро и бесшумно добежал до следующего внутреннего проёма, а потом ещё до следующего, и только потом остановился и оглянулся назад на проход, ведущий наружу. Проход был пуст.
Тем временем жужжащий звук приблизился, на мгновение завис в воздухе, после чего постепенно растаял вдали, но Шана так и не успел выдохнуть с облегчением. Вместо этого его внезапно накрыла новая пугающая мысль: неизвестная штука летела в сторону посёлка, и с её высоты сам посёлок должен был быть виден, как на ладони.
Шана поспешил обратно наружу.
Он выскочил на гранитную тропу, и мимо него, смущенного и растерянного, пронеслась галопом семья крупных зелёных лис.
На север, в сторону человеческого жилья. В сторону его жилья.
Гости
Все знают, что жизнь без воды не жизнь. Не то, чтобы она вообще невозможна, но достаточно тяжела. Вот уже как пару миллиардов лет на Земле больше не было океанов. И несколько миллионов, как атмосфера поредела и избавилась от тяжёлого ковра облаков.
Большое распухшее солнце превратило её континенты в огромные пустыни, и всё, что осталось от океанов, теперь представляло собой оазисы крупных низинных болот, окружённые густыми зарослями жмущегося к воде тропического леса.
Многомиллиардное население почти переставшей вращаться планеты можно сказать бесследно растаяло, как и её полярные льды, и давно сократилось всего до нескольких тысяч человек.
Многие технологии были потеряны, многие были приобретены, эра космической экспансии прошла, и человеческая цивилизация всё быстрее клонилась к закату. Земля перестала быть колыбелью и почти превратилась в остывающий в очаге уголь, но на ней всё ещё теплилась жизнь, и Шана был её частью.
Умирающий посёлок, в котором жил Шана, был всё ещё одним из многих жилых посёлков. Как и остальные поселения, он был обнесён забором с защитой от диких животных, как и остальные, представлял собой два десятка маленьких домиков и общие хозпостройки. И, как и остальные, вплотную примыкал к болоту. Правда, единственными его жителями на сегодня были Шана и его дед.
Шана примчался к посёлку, как загнанный заяц, обогнав бегущих с ним в одном направлении лис. Но только для того, чтобы увидеть, что всевозможные существа уже сидят на ведущей к посёлку тропе и вдоль забора.
- Деда!!! - закричал он. - Я здесь!!
Железные ворота в конце тропы приоткрылись сантиметров на пять и из-за них выглянул невысокий сухопарый старик в старой холщовой куртке и таких же штанах.
- Ну, чего ты кричишь, - сказал он, - Тебя и без этого было слышно за версту. Заходи давай. Препараты принёс?
Шана кивнул и рванул к воротам.
- Что-то ты долго, - сказал старик, закрывая за ним ворота и пуская ток по периметру. - А у нас гости.
- Говорящие камни долго не отдавали лекарства, мне пришлось уговаривать, - возразил Шана. - Гости?
Дед кивнул в сторону камышей, из которых торчала гладкая металлическая маковка чужого флаера.
- Вон, гляди.
- И много их там?
- Надеюсь, нет, - сказал дед. - Пойдём посмотрим.
Флаер был старенький, уже со следами ржавчины, начавшей проступать на стыках между стёклами и серебристыми листами обшивки, и с источенными коррозией шасси. У них с дедом такого никогда не было, но похожие Шана видел, и видел не раз, - случалось, что в таких штуках над их посёлком пролетали те, кому было, куда лететь от ночи, вслед за ползущим по небосводу солнцем. Солнечные панели этого флаера были разбиты, провода, ведущие к ним от корпуса, оборваны, и ячейки рассыпаны в радиусе нескольких метров.
Но внутри флаера всё ещё горел слабый свет, и сквозь большое лобовое стекло было видно, что там, в кабине, есть двое: девушка и лежащий на одном из пилотских кресел худенький мальчик, подросток.
Дед похлопал по плотно прижатой дверной створке, но девушка внутри отрицательно покачала головой и кивнула на мальчика. Лицо мальчика было перекошено судорогой, а руки были забинтованы чем-то цветастым, напоминающим лоскуты одежды. Лоскуты эти были грязные, со следами засохшей крови.
Дед нахмурился.
- Смотри, - сказал он. - Похоже, у паренька проблемы. Антидот, конечно, жалко, он на дороге не валяется, но люди тоже вроде как не должны валяться. Доставай, что ли.
Шана молча снял с плеча импровизированную походную котомку и вынул две ампулы с антидотом.
- Четыре, - сказал дед. - Смотри, у неё тоже забинтована нога.
Шана молча вынул ещё две.
Дед снова похлопал по дверной створке и показал девушке пальцем на внука:
- Давай, милая, открывай. Мы во всеоружии. У нас есть антидот.
***
После инъекции девушка сидела на полу флаера, сгорбившись и спрятав лицо в ладонях. Она была совсем юной, на ней были надеты чёрные брюки карго с большим количеством карманов и чёрная футболка. Смуглая, черноволосая, одетая в чёрную одежду, она и сама была похожа на зверька, перелинявшего в чёрный в преддверии долгой ночи.
Дед сделал вторую инъекцию пареньку и стал разматывать лоскуты на его руках.
- Собаки? - как бы между прочим поинтересовался он.
Девушка всхлипнула и кивнула.
- А что, вам никто не рассказывал, что после захода солнца они перестают пахнуть фиалками и превращаются в кровожадных чудовищ?
Девушка снова всхлипнула.
- Это была НАША собака, - прошептала она, оправдываюсь.
При этих её словах дед сделал большие глаза, после чего шлёпнул себя ладонью по колену и громко загоготал.
- Ахахаха! Ваша?!
Весёлого было мало, но Шана тоже криво усмехнулся: совсем недавно, прямо перед походом Шаны к древним складам за антидотом, они с дедом вынесли за ворота и оставили там всю свою живность: кроликов, кур и даже двух жёлто-салатовых кошек. Шане было жаль их всех, но такова была жизнь: к ночи милые мирные зелёные существа превращались в безжалостных убийц.
Ещё когда Шана был маленьким, таким маленьким, что и времена эти почти стёрлись из его памяти, как стёрлись из памяти пропавшие в джунглях родители, дед часто перед сном сажал его к себе на колени и рассказывал про ночь и про то, что могут сделать растения, животные и человек, чтобы её пережить.
Шана не знал, откуда сам дед знал вот это вот всё (возможно, лет сто назад ему рассказывал его собственный дед?), но рассказы деда завораживали его, и он слушал их с открытым от изумления ртом: и про мягких зелёных кроликов, к ночи превращающихся в чёрных упырей, и про чёрных синичек, по ночам падающих с чёрного неба и впивающихся в глаза ничего не подозревающим людям, и про возбудителя бешенства - крохотный, невидимый глазу человека миксовирус, формой и назначением напоминающий винтовочную пулю, и выжирающий человеку мозг.