"Утихли истерические женские крики, отсверлили свистки милиции, две санитарные машины увезли: одна - обезглавленное тело и отрезанную голову в морг, другая - раненную осколками стекла красавицу вожатую, дворники в белых фартуках убрали осколки стёкол и засыпали песком кровавые лужи
(автор обозначил для нас с вами , что прошло не меньше получаса после происшествия),
а Иван Николаевич как упал на скамейку, не добежав до турникета, так и остался на ней.
Несколько раз он пытался подняться, но ноги его не слушались - с Бездомным приключилось что-то вроде паралича
(от произошедшего на его глазах убийства теряет контроль над собственным телом Иван Николаевич).
Поэт бросился бежать к турникету, как только услыхал первый вопль, и видел, как голова подскакивала на мостовой. От этого он до того обезумел, что, упавши на скамью, укусил себя за руку до крови
(не от безумства кусают себя за руки люди, а от бессилия, от отчаяния и боли за убитого товарища, от того, что не сумел вовремя принять необходимые меры).
Про сумасшедшего немца он, конечно, забыл и старался понять только одно, как это может быть, что вот только что он говорил с Берлиозом, а через минуту - голова...
Взволнованные люди пробегали мимо поэта по аллее, что-то восклицая, но Иван Николаевич их слов не воспринимал.
Однако неожиданно возле него столкнулись две женщины, и одна из них, востроносая и простоволосая, закричала над самым ухом поэта другой женщине так
(специально орёт в ухо ошеломлённому поэту, через минимум полчаса после наезда, ещё один подставной агент, нужно направить размышления Бездомного на, якобы, случайного виновного Аннушку с улицы Садовой):
- Аннушка, наша Аннушка! С Садовой! Это её работа! Взяла она в бакалее подсолнечного масла, да литровку-то о вертушку и разбей! Всю юбку изгадила... Уж она ругалась, ругалась! А он-то, бедный, стало быть, поскользнулся да и поехал на рельсы..."
Необходимое дополнение.
Изначально по плану для служебного пользования гибель Михаила Александровича списывалась на несчастный случай. Эту версию продвигает, якобы случайная прохожая женщина. Но не смогут доказать её следователи. Не выдерживает критики популярная среди читающей публики уже 67 лет история смерти Берлиоза.
Назову причины, помешавшие советской власти списать преступление на несчастный случай:
1. Большой общественный резонанс, привлёкший внимание московской и мировой прессы, вызвала нелепая смерть маститого литератора в день важного заседания российской интеллигенции;
2. Непосредственные перед событием откровенные угрозы, исходящие от советской власти, державшие редактора в страхе и известные всему его окружению;
3. Большое количество свидетелей убийства, наблюдавших за тем, как Аннушка разливала масло, как толкался Коровьёв, как вспыхивала надпись, как летел обезумевший трамвай.
Именно поэтому никакого значения не будут иметь показания рядового свидетеля Ивана Николаевича Бездомного, что всё приключилось нечаянно.
В следственном протоколе и во всех официальных документах будет зафиксировано, что произошло убийство. Об этом, как об установленном факте, говорит в Эпилоге М.А.Булгаков с абсолютной определённостью.
Продолжим.
"Из всего выкрикнутого женщиной в расстроенный мозг Ивана Николаевича вцепилось одно слово: "Аннушка"...
К слову "Аннушка" привязались слова "подсолнечное масло", а затем почему-то "Понтий Пилат"
(история гибели царя Николая Второго всплывает в творческой памяти Бездомного).
Пилата поэт отринул и стал вязать цепочку, начиная со слова "Аннушка". И цепочка эта связалась очень быстро и тотчас привела к сумасшедшему профессору.
Виноват! Да ведь он же сказал, что заседание не состоится
(вот это важное собрание российских интеллектуалов посчитал опасным Воланд, предупреждая его, вершится преступление),
потому что Аннушка разлила масло. И, будьте любезны, оно не состоится! Этого мало: он прямо сказал, что Берлиозу отрежет голову женщина?! Да, да, да! Ведь вожатая-то была женщина! Что же это такое? А?
Не оставалось даже зерна сомнения в том, что таинственный консультант точно знал заранее всю картину ужасной смерти Берлиоза. Тут две мысли пронизали мозг поэта. Первая: "Он отнюдь не сумасшедший! Всё это глупости!", и вторая: "Уж не подстроил ли он все это сам?!"
(наконец, доходит до его разума, сложившись, вся цепочка).
Но, позвольте спросить каким образом?!
- Э, нет! Это мы узнаем!
Сделав над собой великое усилие, Иван Николаевич поднялся со скамьи и бросился назад, туда, где разговаривал с профессором. И оказалось, что тот, к счастью, ещё не ушёл
(никуда не торопится, спасаясь от обвинений в предумышленном убийстве, Воланд, вместе с Коровьёвым они подводят итоги удачной специальной операции).
На Бронной уже зажглись фонари, а над Патриаршими светила золотая луна
(освещает дела Воланда-Сталина "лампочка Ильича"),
и в лунном, всегда обманчивом, свете Ивану Николаевичу показалось, что тот стоит, держа под мышкой не трость, а шпагу
(с оружием в руках).
Отставной втируша-регент сидел на том самом месте, где сидел ещё недавно сам Иван Николаевич. Теперь регент нацепил себе на нос явно не нужное пенсне, в котором одного стекла вовсе не было, а другое треснуло
(во время толкотни с Михаилом Александровичем разбил своё пенсне Коровьёв, напялил он их ради изменения своей внешности перед случайными свидетелями).
От этого клетчатый гражданин стал ещё гаже, чем был тогда, когда указывал Берлиозу путь на рельсы
(аккуратно подсказывает автор, куда направлял регент редактора, отнюдь не к турникету).
С холодеющим сердцем Иван приблизился к профессору и, заглянув ему в лицо, убедился в том, что никаких признаков сумасшествия в этом лице нет, и не было
(в трезвом сознании и твёрдой памяти руководит ликвидацией известного литератора Воланд).
- Сознавайтесь, кто вы такой?
(Как вы посмели?)
- глухо спросил Иван
(навзрыд разговаривает поэт).
Иностранец насупился, глянул так, как будто впервые видит поэта
(дело сделано, что ему теперь переживания какого-то Бездомного),
и ответил неприязненно:
- Не понимай... русски говорить...
(вас же русским языком предупреждали, слушать надо).
- Они не понимают! - ввязался со скамейки регент, хотя его никто и не просил объяснять слова иностранца
(своё лизоблюдство называли взаимовыручкой чекисты).
- Не притворяйтесь! - грозно сказал Иван и почувствовал холод под ложечкой
(страшно от своей бесшабашной смелости поэту).
- Вы только что прекрасно говорили по-русски. Вы не немец и не профессор. Вы убийца и шпион! Документы! - яростно крикнул Иван".
Необходимое дополнение.
9 апреля 1917 года по Григорианскому календарю в запломбированном вагоне из Швейцарии через всю территорию, воюющей с Российской Империей, Германии выедут 32 российских эмигранта, в том числе 19 большевиков во главе с В.И.Лениным, Г.Е.Зиновьевым, Н.К.Крупской, И.Арманд. Никто тогда среди интеллигенции не сомневался, что германское правительство проделало это с определённой целью. Группа революционеров должна была выполнить роль провокаторов-агитаторов в действующей армии. Фактически это было диверсионной деятельностью в пользу враждебного государства, то есть большевики прибыли в Россию в качестве шпионов.
Вот этот исторический факт напоминает Воланду Бездомный.
Продолжим.
"Загадочный профессор брезгливо скривил и без того кривой рот и пожал плечами
(много лет, не имея ни одного аргумента в собственную защиту, не желая признавать очевидное, советская пропаганда будет просто высмеивать такие утверждения).
- Гражданин! - опять встрял мерзкий регент. - Вы что же это волнуете интуриста? За это с вас строжайше взыщется! - А подозрительный профессор сделал надменное лицо
(теперь уже занят глобальными, мировыми проблемами ум Воланда, что ему суета поэта о своём товарище),
повернулся и пошёл от Ивана прочь.
Иван почувствовал, что теряется
(от наглого и уверенного поведения профессора находится в полной растерянности Бездомный).
Задыхаясь, он обратился к регенту
(обращаясь за помощью, к непосредственному исполнителю преступления):
- Эй, гражданин, помогите задержать преступника! Вы обязаны это сделать!
(прямой обязанностью НКВД, по определению, является поимка преступников)
Регент чрезвычайно оживился, вскочил и заорал
(куражится Коровьёв):
- Который преступник? Где он? Иностранный преступник? - глазки регента радостно заиграли
(уже потешается, балагуря и откровенно развлекаясь).
- Этот? Ежели он преступник, то первым долгом следует кричать: "Караул!"
(так кричат, спасаясь, призывая помощь, как кошка с пойманной мышкой играется Коровьёв с Бездомным)
А то он уйдёт. А ну, давайте вместе! Разом! - и тут регент разинул пасть.
Растерявшийся Иван послушался штукаря-регента и крикнул "караул!", а регент его надул, ничего не крикнул
(зачем кричать регенту, он охотник).
Одинокий хриплый крик Ивана хороших результатов не принес. Две каких-то девицы шарахнулись от него в сторону, и он услышал слово "пьяный!"
(не вызывает сочувствия у случайных прохожих подвыпивший Бездомный).
- А, так ты с ним заодно? - впадая в гнев, прокричал Иван. - Ты что же это, глумишься надо мной? Пусти!
(вырываясь из цепких лап отставного регента)
Иван кинулся вправо, и регент - тоже вправо!
(поэт пытается ускользнуть, а Коровьёв его ловит!)
Иван - влево, и тот мерзавец туда же.
- Ты нарочно под ногами путаешься?
(ловит его Коровьёв)
- зверея, закричал Иван. - Я тебя самого предам в руки милиции!
Иван сделал попытку ухватить негодяя за рукав, но промахнулся и ровно ничего не поймал. Регент как сквозь землю провалился.
Иван ахнул, глянул вдаль и увидел ненавистного неизвестного. Тот был уже у выхода в Патриарший переулок
(говорят "у выхода из Патриаршего переулка" или "у входа в Патриарший переулок", не выходят "в", а входят, не убегают, а догоняют),
и притом не один. Более чем сомнительный регент успел присоединиться к нему. Но это ещё не всё: третьим в этой компании оказался неизвестно откуда взявшийся кот, громадный, как боров, чёрный, как сажа или грач
(дополнительно автор проводит аналогию с чёрными воронами, питающихся падалью стервятниками, и "воронками", автомобилями, в которых часто разъезжали оперативные группы НКВД),
и с отчаянными кавалерийскими усами
(нет ни на одной мне известной фотографии Н.И.Ежова у него усов, быть может, образом С.М.Будённого дополняет обобщённый портрет кота Бегемота М.А.Булгаков?).
Тройка двинулась в Патриарший, причём кот тронулся на задних лапах.
Иван устремился за злодеями вслед и тот час убедился, что догнать их будет очень трудно
(молод и прыток Иван Николаевич, легко отрывается он от преследования).
Тройка мигом проскочила по переулку и оказалась на Спиридоновке. Сколько Иван ни прибавлял шагу расстояние между преследуемыми и им ничуть не сокращалось
(удирает всё дальше от погони поэт).
И не успел поэт опомниться, как после тихой Спиридоновки очутился у Никитских ворот, где положение его ухудшилось. Тут уже была толчея. Иван налетел на кой-кого из прохожих
(сквозь людей бежит только прячущийся, пытающийся скрыться от глаз погони человек, догоняющий срезает углы, оббегает скопища, как помехи),
был обруган. Злодейская же шайка к тому же здесь решила применить излюбленный бандитский приём - уходить врассыпную
(но зачем им разбегаться в разные стороны, ведь, если верить тексту, Иван гонится лишь за профессором, остальные лишь "путаются"; на самом деле, стремятся на общественном транспорте перехватить поэта кот с регентом).
Регент с великой ловкостью на ходу ввинтился в автобус
(на ходу заскакивает в машину, чтобы ускориться, а заодно передохнуть),
летящий к Арбатской площади
(видимо, собираясь перехватить Ивана на пути к месту проживания),
и ускользнул. Потеряв одного из преследуемых, Иван сосредоточил своё внимание на коте и видел, как этот странный кот подошёл к подножке моторного вагона "А", стоящего на остановке, нагло отсадил взвизгнувшую женщину, уцепился за поручень и даже сделал попытку всучить кондукторше гривенник через открытое по случаю духоты
(не по случаю жары, как объяснялось ранее, а в связи с теснотой в трамвае)
окно.
Поведение кота настолько поразило Ивана, что он в неподвижности застыл у бакалейного магазина на углу
(спрятался за угол Иван Николаевич)
и тут вторично, но гораздо сильнее, был поражён поведением кондукторши. Та, лишь только увидела кота, лезущего в трамвай, со злобой, от которой даже тряслась, закричала:
- Котам нельзя! С котами нельзя! Брысь! Слезай, а то милицию позову!
Ни кондукторшу, ни пассажиров не поразила самая суть дела: не то, что кот лезет в трамвай, в чём было бы ещё полбеды, а то, что он собирается платить!
(власть над людьми и над похожими на людей котами дороже, слаще денег)
Кот оказался не только платёжеспособным, но и дисциплинированным зверем. При первом же окрике кондукторши он прекратил наступление, снялся с подножки и сел на остановке, потирая гривенником усы. Но лишь кондукторша рванула верёвку и трамвай тронулся, кот поступил как всякий, кого изгоняют из трамвая, но которому всё-таки ехать-то надо. Пропустив мимо себя все три вагона, кот вскочил на заднюю дугу последнего, лапой вцепился в какую-то кишку, выходящую из стенки, и укатил, сэкономив, таким образом, гривенник".
Необходимое дополнение.
Всё своё детство в 60-ых и 70-ых годах мы ездили в переполненном душном общественном транспорте. Плотно прижатые потные вонючие тела и по сию пору стоят перед моими глазами. Остановки с сотнями озлобленных людей.
Конечно, любой нормальный мальчишка считал нормальным ездить "зайцем" в таких машинах. Особой доблестью сорванцов, было, прокатится "с ветерком" на подножках или как-то зацепившись снаружи. Кто тогда считал, скольких из нас покалечила любовь "кондукторш" к дисциплине?
И жил ведь я в Алма-Ате и Караганде, где людей было значительно меньше, чем в Москве.
Продолжим.
"Занявшись паскудным котом, Иван едва не потерял самого главного из трёх - профессора. Но, по счастью, тот не успел улизнуть
(хорошо изучил повадки спасающихся от погони людей старый подпольщик, пригодилась тайная служба у прокуратора или в "охранке" в царской полиции).
Иван увидел серый берет в гуще в начале Большой Никитской, или улицы Герцена. В мгновенье ока Иван и сам оказался там. Однако удачи не было. Поэт и шагу прибавлял, и рысцой начинал бежать, толкая прохожих, и ни на сантиметр не приблизился к профессору.
Как ни был расстроен Иван, всё же его поражала та сверхъестественная скорость, с которой происходила погоня. И двадцати секунд не прошло, как после Никитских ворот Иван Николаевич был уже ослеплён огнями на Арбатской площади. Ещё несколько секунд, и вот какой-то тёмный переулок с покосившимися тротуарами, где Иван Николаевич грохнулся и разбил колено. Опять освещённая магистраль - улица Кропоткина, потом переулок, потом Остоженка и ещё переулок, унылый, гадкий и скупо освещённый
(вся погоня проходит в центре Москвы, но и здесь электричество есть только в самых людных местах).
И вот здесь-то Иван Николаевич окончательно потерял того, кто был ему так нужен
(никакой опыт не заменит физические возможности молодости, отстал и Воланд).
Профессор исчез.
Иван Николаевич смутился, но ненадолго, потому что вдруг сообразил, что профессор непременно должен оказаться в доме Љ 13 и обязательно в квартире 47
(свой собственный домашний адрес называет поэт).
Ворвавшись в подъезд, Иван Николаевич взлетел на второй этаж, немедленно нашёл эту квартиру и позвонил нетерпеливо. Ждать пришлось недолго: открыла Ивану дверь какая-то девочка лет пяти и, ни о чём не справляясь у пришедшего, немедленно ушла куда-то
(маленькая девочка не откроет дверь незнакомому человеку, тем более, не справившись о том, кто там пришёл, увидев чужого дяденьку она испугается и позовёт взрослых, хорошо знаком ей Иван Николаевич).
В громадной, до крайности запущенной передней, слабо освещённой малюсенькой угольной лампочкой под высоким, чёрным от грязи потолком, на стене висел велосипед от шин, стоял громадный ларь, обитый железом, а на полке над вешалкой лежала зимняя шапка, и длинные её уши свешивались вниз
(не носят в жаркую погоду шапку-ушанку, явно минуту-другую назад заброшена она на полку).