Урманбаев Ержан Бахытович : другие произведения.

Казнь. Глава 16. Октябрьский переворот

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Версия сибирского аборигена

  
   "Солнце уже снижалось над Лысой горой, и была эта гора оцеплена двойным оцеплением".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Заводит меня в сумерки, в любимый "сухой туман", цепь описываемых М.А.Булгаковым событий.
  Перемешались в бесчисленных перемещениях войска. Запутались в провозглашаемых ими свободах партии.
  Не возьмут на себя ответственности применить силу и власть ни Каркаралинский станичник полукровка генерал Л.Г.Корнилов, ни первый глава Временного правительства, чистейший и порядочный человек, князь Георгий Евгеньевич Львов, из-за своей безоглядной веры в народную мудрость и великое сердце русского народа.
  
  "Передо мной сидел старик, с белой, как лунь головой, с медленными, редкими движениями... Г.Е.Львов очень серьезно произнес:
  
  "Мне ничего не оставалось делать. Для того, чтобы спасти положение надо было бы разогнать Советы и стрелять в народ. Я этого не мог сделать. А Керенский это может". Энциклопедия для детей, Издательство "Аванта+", 2002 год, История России, том пятый, часть третья, XX век, страница 212.
  
  Но не смог и А.Ф.Керенский, и его ярый сторонник пламенный революционер Борис Викторович Савинков.
  В суете борьбы не заметили они:
  
  "Толпы богомольцев стояли за каппадокийцами, покинув свои временные полосатые шатры".
  
  Тельняшки матросов Балтийского флота обыгрывает в описании М.А.Булгаков.
  
  Подберут власть в России, по мнению М.А.Булгакова, никем серьезно не рассматриваемые "зеленоспинные ящерицы, единственные существа, не боявшиеся солнца и шнырявшие меж раскаленных камней".
  
  Так характеризует он толпу дезертиров и мародеров, чьими услугами не брезговал пользоваться В.И.Ленин и, кого, по убеждениям М.А.Булгакова, и представляют основная масса большевиков.
  
   Продолжим.
  
  "Та кавалерийская ала, что перерезала путь прокуратору около полудня, рысью вышла к Хевронским воротам города. Путь для неё был приготовлен. Пехотинцы каппадокийской когорты отдавили в стороны скопища людей, мулов и верблюдов, и ала, рыся и подымая до неба белые столбы пыли, вышла на перекрёсток, где сходились две дороги: южная, ведущая в Вифлеем, и северо-западная - в Яффу. Ала понеслась по северо-западной дороге. Те же каппадокийцы были рассыпаны по краям дороги, и заблаговременно они согнали с неё в стороны все караваны, спешившие на праздник в Ершалаим. Толпы богомольцев стояли за каппадокийцами, покинув свои временные полосатые шатры, раскинутые прямо на траве
  
  (тельняшки матросов Балтфлота обыгрывает М.А.Булгаков).
  
  Пройдя около километра, ала обогнала вторую когорту Молниеносного легиона и первая подошла, покрыв ещё один километр, к подножию Лысой Горы. Здесь она спешилась. Командир рассыпал алу на взводы, и они оцепили всё подножие невысокого холма, оставив свободным только один подъём на него с Яффской дороги
  
  (в силах пока Временное правительство, контролирует власть и порядок в стране Верховный главнокомандующий генерал Корнилов).
  
  Через некоторое время за алой к холму пришла вторая когорта, поднялась на один ярус выше и венцом опоясала гору.
  Наконец подошла кентурия под командой Марка Крысобоя
  
  (лейб-гвардии Преображенский полк).
  
  Она шла, растянутая двумя цепями по краям дороги, а между этими цепями, под конвоем тайной стражи, ехали в повозке трое осуждённых с белыми досками на шее, на каждой из которых было написано "Разбойник и мятежник" на двух языках - арамейском и греческом
  
  (по всей Европе бродят революционные идеи).
  
  За повозкой осужденных двигались другие, нагруженные свежеотесанными столбами с перекладинами, веревками, лопатами, ведрами и топорами. На этих повозках ехали шесть палачей. За ними верхом ехали кентурион Марк, начальник храмовой стражи Ершалаима и тот самый человек в капюшоне, с которым Пилат имел мимолетное совещание в затемненной комнате во дворце
  
  (кем командует кентурион Марк, известно в его звании, начальник храмовой стражи командует охраной осужденных, человек в капюшоне руководит палачами, да и само его облачение в капюшон с наполовину закрытым лицом и есть традиционная маска палача с прорезями для глаз).
  
  Замыкалась процессия солдатской цепью, а за нею уже шло около двух тысяч любопытных, не испугавшихся адской жары и желавших присутствовать при интересном зрелище
  
  (какую праздничную толпу собирают кровавые зрелища, можно и сегодня понаблюдать на "боях без правил", "собачьих боях", "корридах", особенно приглядевшись к завсегдатаям подобных увеселений).
  
  К этим любопытным из города присоединялись теперь любопытные богомольцы, которых беспрепятственно пропускали в хвост процессии
  
  (скопище мародеров, дезертиров, насильников и убийц, исключительно богомольцами обзывает М.А.Булгаков последователей-соратников Иешуа большевиков).
  
  Под тонкие выкрики глашатаев, сопровождавших колонну и кричавших то, что около полудня прокричал Пилат, она втянулась на Лысую Гору.
  Ала пропустила всех во второй ярус, а вторая кентурия наверх пропустила только тех, кто имел отношение к казни, а затем, быстро маневрируя, рассеяла толпу вокруг всего холма, так что та оказалась между пехотным оцеплением вверху и кавалерийским внизу. Теперь она могла видеть казнь сквозь неплотную цепь пехотинцев.
  Итак, прошло со времени подъёма процессии на гору более трёх часов, и солнце уже снижалось над Лысой Горой, но жар ещё был невыносим, и солдаты в обоих оцеплениях страдали от него, томились от скуки и в душе проклинали трёх разбойников, искренне желая им скорейшей смерти
  
  (изнывают от бездействия вооружённые армейские части, разлагают их большевистские агитаторы, всё тяжелее сохранять дисциплину в войсках офицерам без сильной верховной власти).
  
  Маленький командир алы со взмокшим лбом и в тёмной от пота на спине белой рубахе, находившийся внизу холма у открытого подъёма, то и дело подходил к кожаному ведру в первом взводе, черпал из него пригоршнями воду, пил и мочил свой тюрбан. Получив от этого некоторое облегчение, он отходил и вновь начинал мерить взад и вперёд пыльную дорогу, ведущую на вершину. Длинный меч его стучал по кожаному шнурованному сапогу
  
  (даже в привычке ходить, постукивая плёткой или мечом по сапогу, узнаю я традиционную манеру ходить по земле лихих степных казахских всадников).
  
  Командир желал показать своим кавалеристам пример выносливости, но, жалея солдат, разрешил им из пик, воткнутых в землю, устроить пирамиды и набросить на них белые плащи. Под этими шалашами и скрывались от безжалостного солнца сирийцы. Вёдра пустели быстро, и кавалеристы из разных взводов по очереди отправлялись за водой в балку под горой, где в жидкой тени тощих тутовых дерев доживал свои дни на этой дьявольской жаре мутноватый ручей. Тут же стояли, ловя нестойкую тень, и скучали коноводы, державшие присмиревших лошадей
  
  (я никогда не слышал о существовании в регулярных кавалерийских войсках специальной должности коновода, каждый кавалерист сам всегда следил за своей лошадью, старший офицерский состав называет коноводами М.А.Булгаков).
  
  Томление солдат и брань их по адресу разбойников были понятны. Опасения прокуратора насчёт беспорядков, которые могли произойти во время казни в ненавидимом им городе Ершалаиме, по счастью, не оправдались. И когда побежал четвёртый час казни, между двумя цепями, верхней пехотной и кавалерией у подножия, не осталось, вопреки всем ожиданиям, ни одного человека. Солнце сожгло толпу и погнало её обратно в Ершалаим
  
  (обычная жизнь растащила бунтующую толпу по свои домам и делам, светом бытовых забот разогнало солнце людей).
  
  За цепью двух римских кентурий оказались только две неизвестно кому принадлежащие и зачем-то попавшие на холм собаки
  
  (уморившихся и оголодавших беспризорных детей России имеет ввиду автор).
  
  Но и их сморила жара, и они легли, высунув языки, тяжело дыша и не обращая никакого внимания на зеленоспинных ящериц, единственных существ, не боящихся солнца и шныряющих меж раскаленными камнями и какими-то вьющимися по земле растениями с большими колючками".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Повстанцы входили в задние неохраняемые двери Зимнего дворца беспрепятственно и сдавались юнкерам. Быстро сравнявшись по численности с самими юнкерами они разоружила их.
  Так, воспользовавшись нежеланием сражаться защитников Временного правительства и их милосердием, пришли во власть в России большевики.
   Без всякого сопротивления, шныряя туда и сюда, между враждебными сторонами мародёры и дезертиры, попутно грабя Зимний дворец, совершили, так называемую в советское время, Великую Октябрьскую Социалистическую Революцию, которой на самом деле не было. Энциклопедия для детей, Издательство "Аванта+", 2002 год, история России, том пятый, часть третья, страница 237.
  
   Продолжим.
  
  "Никто не сделал попытки отбивать осужденных ни в самом Ершалаиме, наводненном войсками, ни здесь, на оцепленном холме, и толпа вернулась в город, ибо, действительно, ровно ничего интересного не было в этой казни, а там в городе уже шли приготовления к наступающему вечером великому празднику Пасхи"
  
   Необходимое дополнение.
  
  Свершилась смена эпох, пронеслась мимо колесница истории невостребованных войск, праздной толпы, отмечающих праздник пасхи, мимо сознания Российского народа.
  Только маленький сириец командир алы, кентурион Марк Крысобой, "тот человек в капюшоне" и Левий Матвей присутствуют при казни, при переходе власти в руки большевиков.
  
   Продолжим.
  
  "Римская пехота во втором ярусе страдала ещё больше кавалеристов. Кентурион Крысобой единственно что разрешил солдатам - это снять шлемы и накрыться белыми повязками, смоченными водой, но держал солдат стоя и с копьями в руках. Сам он в такой же повязке, но не смоченной, а сухой, расхаживал невдалеке от группы палачей, не сняв даже со своей рубахи накладных серебряных львиных морд, не сняв поножей, меча и ножа. Солнце било прямо в кентуриона
  
  (никак не прячется от солнца, рождённый светом былинный богатырь),
  
  не причиняя ему никакого вреда, и на львиные морды нельзя было взглянуть, глаза выедал ослепительный блеск как бы вскипавшего на солнце серебра
  
  (сверкая, радуя глаз на солнце ходит Марк Крысобой).
  
  На изуродованном лице Крысобоя не выражалось ни утомления, ни неудовольствия, и казалось, что великан кентурион в силах ходить так весь день, всю ночь и ещё день, - словом, столько, сколько будет надо. Всё так же ходить, наложив руки на тяжёлый с медными бляхами пояс, всё так же сурово поглядывая то на столбы с казнимыми, то на солдат в цепи, всё так же
  
  (обходит заставы древней Руси русский богатырь)
  
  равнодушно отбрасывая носком мохнатого сапога попадавшиеся ему под ноги выбеленные временем человеческие кости или мелкие кремни
  
  (не эти ли самые кремни упомянет автор, когда в главе 32 герои романа будут прощаться навсегда со светом?).
  
  Тот человек в капюшоне поместился невдалеке от столбов на трехногом табурете и сидел в благодушной неподвижности, изредка, впрочем, от скуки прутиком расковыривая песок
  
  (падает едва ли не сама в руки тайной службе власть в стране, практически ничего не делает для ее захвата Афраний, не трогают его душу муки умирающих, в расслабленном спокойствии ждет он конца казни).
  
  То, что было сказано о том, что за цепью легинеров не было ни одного человека, не совсем верно. Один-то человек был, но просто не всем он был виден. Он поместился не на той стороне, где был открыт подъем на гору и с которой было удобнее всего видеть казнь, а в стороне северной, там, где холм был не отлог и доступен, а неровен, где были и провалы и щели, там, где, уцепившись в расщелине за проклятую небом безводную землю, пыталось жить больное фиговое деревцо"
  
  (инжир, смоковница).
  
   Необходимое дополнение.
  
  Постоянно вместе с появлением Левия Матвея упоминает автор фиговое дерево.
  
  В главе 2:
  
  " - Левий Матвей, - охотно объяснил арестант, - он был сборщиком податей, и я с ним встретился впервые на дороге в Виффагии
  
  (в переводе с арамейского "дом незрелых смокв"),
  
  там, где углом выходит фиговый сад, и разговаривал с ним";
   "Позавчера днем Иешуа и Левий находились в Вифании
  
  (в переводе с иврита дом фиников или дом бедных)
  
  под Ершалаимом...";
  
  В главе 26 Понтий Пилат читает свиток пергамента:
  
  "Смерти нет.... Вчера мы ели сладкие весенние баккуроты..."
  
  (ранние плоды инжира, смоковницы).
  
   Из Энциклопедии Русского гуманитарного университета, 2006 года издания:
  
  "Фиговое дерево (Смоковница).
  Плодородие, жизнь, мир, процветание. Фиговое дерево иногда олицетворяет Древо Знания и соединяет в себе символику как мужского, так и женского принципов, поскольку фиговый лист имеет мужскую символику лингама, а фига - женскую символику йони. Фиговый лист означает похоть и секс. Фиговый лист означает пьянство и телодвижение, и, говорят, походит на мужской половой член (Плутарх). Корзина с фигами означает плодородие, и представляют женщину, как богиню или мать. Ассоциируется с лозой как местом покоя и тишины, а также с грудью как древо с грудями многими. В буддизме это священное Дерево Бо, под которым Будда достиг прозрения. В христианской символике фига используется вместо яблока в Саду Эдемском. В Греко-римской традиции посвящен Дионису (Вакху), Приапу, Юпитеру и Сильвану. Имеет фаллический смысл. У евреев означает мир, процветание, множество. Символ Израиля с лозой. В исламе Древо Небес, священное, поскольку Мухаммед им клялся. У народов Океании Древо Жизни и объект всевозможных ритуалов".
  
  Упоминая, рядом с именем Левия то незрелую, то больную, то раннюю смоковницу, М.А.Булгаков указывает на известное публичное выступление Г.Е.Зиновьева и Л.Б.Каменева перед Октябрьским переворотом, о преждевременном захвате власти большевиками, о неготовности российского народа к идеям социализма, о пагубности подобного восстания для судеб страны.
  
  О Евангельском проклятии смоковницы Иисусом пишет автор, указывая нам на то, какими плодами питались учитель и ученик, Иешуа и Левий Матвей. Не христианскими плодами питались наши герои.
  
  Мой дед, Ж.А.Орманбаев, "враг народа", ученик казахского писателя Сакена Сейфуллина, расстрелянного в 1938 году, получивший высшее образование, закончив татарскую семинарию в 1916 году, современник революции, вспоминал, что после революции в 20-х и 30-х годах об отношениях Г.Е.Зиновьева и В.И.Ленина говорили, что они, как нитка с иголкой. Туда, куда шел Владимир Ильич, следом тянулся и Григорий Евсеевич.
  
   Продолжим.
  
  "Именно под ним, вовсе не дающем никакой тени, и утвердился этот единственный зритель, а не участник казни, и сидел на камне с самого начала, то есть вот уже четвертый час. Да, для того, чтобы видеть казнь, он выбрал не лучшую, а худшую позицию
  
  (18 октября 1917 года по Юлианскому календарю Г.Е.Зиновьев и Л.Б.Каменев, два видных члена ЦК большевиков высказали своё мнение в газете "Новая жизнь" о готовящемся восстании, как губительном для судеб революции, что вызвало бурю негодования в руководстве большевиков, В.И.Ленин предложил исключить обоих из партии, как штрейкбрехеров. Энциклопедия для детей, Издательство "Аванта+", 2002 год, история России, том пятый, часть третья, страница 234).
  
  Но все-таки и с нее столбы были видны, видны были за цепью и два сверкающие пятна на груди кентуриона, а этого, по-видимому, для человека, явно желавшего остаться мало замеченным и никем не тревожимым, было совершенно достаточно
  
  (выступив против переворота, Г.Е.Зиновьев не принимал участия в захвате власти во время Октябрьских событий, будучи простым зрителем, в дальнейшем, он покаялся и был активным строителем "новой жизни").
  
  Но часа четыре тому назад, при начале казни, этот человек вел себя совершенно не так и очень мог быть замечен, отчего, вероятно, он и переменил теперь свое поведение и уединился
  
  (бесчисленные и бестолковые попытки интеллигенции сопротивляться казни, то есть Октябрьскому перевороту власти, губительному для страны, описывает автор в образе мельтешащегося Левия Матвея).
  
  Тогда, лишь только процессия вошла на самый верх за цепь, он и появился впервые и притом как человек явно опоздавший. Он тяжело дышал и не шёл, а бежал на холм, толкался и, увидев, что перед ним, как и перед всеми другими, сомкнулась цепь, сделал наивную попытку, притворившись, что не понимает раздражённых окриков, прорваться между солдатами к самому месту казни, где уже снимали осуждённых с повозки. За это он получил тяжкий удар тупым концом копья в грудь и отскочил от солдат, вскрикнув, но не от боли, а от отчаяния. Ударившего легионера он окинул мутным и совершенно равнодушным ко всему взором, как человек, не чувствительный к физической боли.
  Кашляя и задыхаясь, держась за грудь, он обежал кругом холма, стремясь на северной стороне найти какую-нибудь щель в цепи, где можно было бы проскользнуть. Но было уже поздно
  
  (оказавшись в изоляции и вне партии во время Октябрьского переворота и позже Г.Е.Зиновьев быстро признал свои заблуждения и вернулся в большевистские ряды, но И.В.Сталин заставил его унижаться, оправдываться и каяться за своё выступление до самой смерти, 25 августа 1936 года вместе с Л.Б.Каменевым его расстреляли).
  
  Кольцо сомкнулось. И человек с искажённым от горя лицом вынуждён был отказаться от своих попыток прорваться к повозкам, с которых уже сняли столбы. Эти попытки ни к чему не привели бы, кроме того, что он был бы схвачен, а быть задержанным в этот день никоим образом не входило в его планы.
  И вот он ушел в сторону к расщелине, где было спокойнее и никто ему не мешал.
  Теперь, сидя на камне, этот чернобородый, с гноящимися от солнца и бессонницы глазами человек тосковал. Он то вздыхал, открывая свой истасканный в скитаниях, из голубого превратившийся в грязно-серый таллиф
  
  (голубые мечты декабристов втоптаны в грязь),
  
  и обнажал ушибленную копьем грудь, по которой стекал грязный пот, то в невыносимой муке поднимал глаза в небо, следя за тремя стервятниками, давно уже плававшими в вышине большими кругами в предчувствии скорого пира, то вперял безнадежный взор в желтую землю и видел на ней полуразрушенный собачий череп и бегающих вокруг него ящериц".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Не парят высоко в небе птицы пред грозой, не шныряют ящерицы.
  Замирает животный мир в оцепенении в знойной духоте, ожидая бури и ударов грома.
  
  Про трех монстров-китов дореволюционного мира: Англию, Францию, Германию, страждущих поживиться на разлагающемся теле России, - говорит М.А.Булгаков, когда упоминает стервятников;
  
  про будущих бесцельно убиенных детей
  
  (собачий череп);
  
  про мародеров и дезертиров
  
  (ящерицы).
  
   Продолжим.
  
  "Мучения человека были настолько велики, что по временам он заговаривал сам с собой.
  - О, я глупец! - бормотал он, раскачиваясь на камне в душевной боли и ногтями царапая смуглую грудь. - Глупец, неразумная женщина, трус! Падаль я, а не человек!
  
  (слова из покаянных выступлений бывших советских вождей, сломленных под пытками, на показательных постановочных процессах 1930-тых годов повторяет Левий Матвей)
  
  Он умолкал, поникал головой, потом, напившись из деревянной фляги теплой воды, оживал вновь и хватался то за нож, спрятанный под таллифом на груди, то за кусок пергамента, лежащий перед ним на камне рядом с палочкой и пузырьком с тушью
  
  (тушь использовалась в качестве чернил для написания текстов в Китае, в Европе тушь распространилась только в 19 веке, мастер и М.А.Булгаков аккуратно подсказывают временные рамки происходящих в романе событий).
  
  На этом пергаменте уже были набросаны записи:
  "Бегут минуты, и я, Левий Матвей, нахожусь на Лысой Горе, а смерти все нет".
  Далее:
  "Солнце склоняется, а смерти нет".
  Теперь Левий Матвей безнадежно записал острой палочкой так:
  "Бог! За что гневаешься на него? Пошли ему смерть".
  Записав это, он бесслёзно всхлипнул и опять ногтями изранил свою грудь"
  
  (муки передового русского дворянства и "гнилой" интеллигенции расписывает М.А.Булгаков, готова она только, жертвуя собой, погибать, но не умеет ничего делать, решать, брать на себя ответственность).
  
  Причина отчаяния Левия заключалась в той страшной неудаче, что постигла Иешуа и его, и, кроме того, в той тяжкой ошибке, которую он, Левий, по его мнению, совершил. Позавчера днём Иешуа и Левий находились в Вифании под Ершалаимом, где гостили у одного огородника, которому чрезвычайно понравились проповеди Иешуа".
  
   Необходимое дополнение.
  
  В затворничестве, спасаясь от ареста, после 4 июля 1917 года, в шалаше на станции Разлив, прятались В.И.Ленин и Г.Е.Зиновьев.
  
   Продолжим.
  
  "Всё утро оба гостя проработали на огороде, помогая хозяину, а к вечеру собирались идти по холодку в Ершалаим. Но Иешуа почему-то заспешил, сказал, что у него в городе неотложное дело, и ушёл около полудня один
  
  (на встречу с Афранием торопится Иешуа, засекречены их отношения).
  
  Вот в этом-то и заключалась первая ошибка Левия Матвея. Зачем, зачем он отпустил его одного
  
  (после разоблачительных выступлений в прессе охладеют отношения между соратниками, потеряет Левий Матвей доверие своего учителя).
  
  Вечером Матвею идти в Ершалаим не пришлось. Какая-то неожиданная и ужасная хворь поразила его
  
  ("траванул" своего спутника сам Иешуа, не должен знать тот лишнего и мешает он его планам).
  
  Его затрясло, тело его наполнилось огнём, он стал стучать зубами и поминутно просить пить. Никуда идти он не мог. Он повалился на попону в сарае огородника и провалялся на ней до рассвета пятницы, когда болезнь так же неожиданно отпустила Левия, как и напала на него. Хоть он был еще слаб, и ноги его дрожали, он, томимый каким-то предчувствием беды, распростился с хозяином и отправился в Ершалаим
  
  (не стали бы прощаться Левий Матвей и огородник, если бы отравителем был последний, незаметно подкладывает в текст романа слова оправдывающие благодушного и гостеприимного хозяина мастер).
  
  Там он узнал, что предчувствие его не обмануло. Беда случилась. Левий был в толпе и слышал, как прокуратор объявил приговор".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Сам Иешуа автор истории с собственным арестом. Нужны ему в будущем связи и деньги Иуды. Вместе с Афранием разработали они план с помощью своих ораторских качеств, гипнотической способности внушать и денег втянуть в свои ряды Иуду. Для этого спешит к храму Иешуа.
  
  С Иудой Иешуа познакомится вечером в четверг возле храма. Во временных рамках, установленных автором, Иуда физически не успевает стать предателем. Невозможно, ничего не зная о человеке, тем более о бродяге, коим выглядит Иешуа, в первый раз услышав его речи, преднамеренно, заранее подговорить служителей Синедриона схватить его после крамольных слов.
  
  Познакомившись с Иешуа непосредственно вечером возле храма, попав под его гипнотическое влияние, Иуда ведет того к себе в дом.
  
  Чётко и назойливо указывает мастер время всех передвижений Иешуа.
  
  Едва ли не по минутам преднамеренно рассчитано расписание его действий в четверг.
  
  Конечно, М.А.Булгаков сделал это не случайно.
  
  Хватают Иешуа в то же самое мгновение, как он произносит крамолу. Значит, знают заранее служители Синедриона, каких слов нужно дождаться.
  
  Составлен поклеп раньше на Иешуа, добавлены позже лишь подробности встречи Иуды с Иешуа.
  
  Ради популяризации собственного имени, для поднятия своего статуса в общественном сознании, идет на смертельный риск Иешуа. Им самим вместе с Афранием инсценировано предательство, заключение и казнь Иешуа.
  
  Прав прокуратор Иудеи Понтий Пилат:
  
  "Казни не было!"
  
  По просьбе Афрания и за деньги, переданные Иуде позже, в крепости Антония, как подскажет автор в кошеле прокуратора, Иуда, зажигая светильники
  
  (знание столь мелкой детали их трапезы Понтием Пилатом удивило ранее Иешуа, не была оговорена эта деталь в тексте подготовленной заранее бумаги)
  
  потчует бродягу перед тем, как служители Синедриона схватят Иешуа.
  
   Продолжим.
  
  "Когда осужденных повезли на гору, Левий Матвей бежал рядом с цепью в толпе любопытных, стараясь каким-нибудь образом незаметно дать знать Иешуа хотя бы уж то, что он Левий, здесь, с ним, что он не бросил его на последнем пути и что он молится о том, чтобы смерть Иешуа постигла как можно скорее
  
  (хочет, впрочем, как обыкновенно, вплоть до казни, покаяться и вернуться во власть, в вожди, Г.Е.Зиновьев, иллюстративно обыгрывает возникшую ситуацию М.А.Булгаков, сладка и соблазнительна неограниченная власть).
  
  Но Иешуа, смотрящий вдаль, туда, куда его увозили, конечно, Левия не видел.
  И вот, когда процессия прошла около полуверсты по дороге, Матвея, которого толкали в толпе у самой цепи
  
  (вплотную к осуждённым идёт Левий, его не заметить с повозки невозможно, причина невнимательности Иешуа одна - везут на казнь на повозке не Иешуа, жертва просто совершенно не знает Левия Матвея, подменил осуждённого, пользуясь приказом о полной изоляции, Афраний, как и было заранее ими спланировано),
  
  осенила простая и гениальная мысль, и тотчас же, по своей горячности, он осыпал себя проклятиями за то, что она не пришла ему раньше. Солдаты шли не только цепью. Между ними были промежутки. При большой ловкости и очень точном расчёте можно было, согнувшись, проскочить между двумя легионерами, дорваться до повозки и вскочить на неё. Тогда Иешуа спасён от мучений.
  Одного мгновения достаточно, чтобы ударить Иешуа ножом в спину, крикнув ему: "Иешуа! Я спасаю тебя и ухожу вместе с тобою! Я, Матвей, твой верный и единственный ученик!"
  
  (героическое самопожертвование во имя великой идеи царства истины или коммунизма провозглашает мастер, запудривая мозги цензору, заодно исполняя его требование).
  
  А если бы Бог благословил ещё одним свободным мгновением, можно было бы успеть и заколоться и самому, избежав смерти на столбе. Впрочем, последнее мало интересовало Левия, бывшего сборщика податей. Ему было безразлично, как погибать. Он хотел одного, чтобы Иешуа, не сделавший никому в жизни ни малейшего зла, избежал бы истязаний.
  План был очень хорош, но дело заключалось в том, что у Левия ножа с собой не было. Не было у него и ни одной монеты денег.
  
   Необходимое дополнение.
  
  Выдуманная мастером вставка о прекрасном плане убийства Иешуа, всего лишь необходимая, по настоятельному требованию Воланда, иллюстрация мученической смерти несчастного нищего бродяги и безжалостных палачей самодержавия. Для драматического эффекта ввёл в действие эту историю мастер.
  Разве можно назвать хорошим план того, как в толпе, в движении, размахивая ножом, зарезать кого бы там ни было? Более того, ещё и, вдогонку, убить себя? Это просто смешно и глупо, даже очень далёкому от единоборств, я бы сказал, тем более, далёкому от единоборств, человеку представить и, главное, поверить в возможность осуществления такой операции.
  
   Продолжим.
  
  В бешенстве на себя, Левий выбрался из толпы и побежал обратно в город. В горящей его голове прыгала только одна горячечная мысль о том, как сейчас же, каким угодно способом, достать в городе нож и успеть догнать процессию.
  Он добежал до городских ворот, лавируя в толчее всасывавшихся в город караванов, и увидел по левую руку от себя раскрытую дверь лавчонки, где продавали хлеб. Тяжело дыша после бега по раскалённой дороге, Левий овладел собой, очень степенно вошёл в лавчонку, приветствовал хозяйку
  
  (не станет вор предварительно обращать на себя внимание, здороваясь, так обращаются с просьбой, в конце книги попросит прокуратора вернуть нож доброй хозяйке Левий Матвей),
  
  стоявшую за прилавком, попросил снять с полки верхний каравай, который почему-то понравился больше других
  
  (всегда кажется более привлекательным дальний каравай, мне представляется, что хотела сама угостить хлебосольная хозяйка вежливого посетителя, не смея отказаться, просто сбежал Левий Матвей, не зачем ему хлеб, не голоден он),
  
  и, когда та повернулась, молча и быстро взял с прилавка то, чего лучше и быть не может
  
  (удобен только для того, чтобы резать хлеб, верёвки, быть может, рыть землю, когда нет под рукой лопаты),
  
  - отточенный, как бритва
  
  (о такой нож ежесекундно рискуешь порезаться),
  
  длинный хлебный нож, и тотчас кинулся из лавки вон.
  Через несколько минут он вновь был на Яффской дороге. Но процессии уже не было видно. Он побежал. По временам ему приходилось валиться прямо в пыль и лежать неподвижно, чтобы отдышаться. И так он лежал, поражая проезжающих на мулах и шедших пешком в Ершалаим людей. Он лежал, слушая, как колотится его сердце не только в груди, но и в голове и в ушах. Отдышавшись немного, он вскакивал и продолжал бежать, но все медленнее и медленнее. Когда он, наконец, увидал пылящую вдали длинную процессию, она была уже у подножия холма.
  - О, Бог... - простонал Левий, понимая, что он опаздывает
  
  (да и не должен он был успеть).
  
  И он опоздал.
  Когда истёк четвёртый час казни, мучения Левия достигли наивысшей степени, и он впал в ярость. Поднявшись с камня, он швырнул на землю бесполезно, как он теперь думал, украденный нож, раздавил флягу ногою, лишив себя воды, сбросил с головы кефи, вцепился в свои жидкие волосы и стал проклинать себя.
  Он проклинал себя, выкликая бессмысленные слова, рычал и плевался, поносил своего отца и мать, породивших на свет глупца".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Таким образом, в аллегорической форме изображает М.А.Булгаков метания и брожения свойственные русской интеллигенции, их безнадежное меньшинство в российском народе.
  Их бесконечную жертвенность, бесконечное и бессмысленное самоунижение, готовность к самоотречению, к смерти, но неспособность к решительным действиям.
  Отсутствие у образованных и умных граждан России интеллектуальной связи с простым народом, необходимой для того, чтобы оповестить людей о грозящей им беде, о наступающем смутном времени.
  Бесчисленное количество безнадёжных планов, создаваемых лишь для того, чтобы обеспечить деятельное прозорливое собственное безделье, характерная черта и современной интеллигенции России.
  
   Продолжим.
  
  "Видя, что клятвы и брань не действуют и ничего от этого на солнцепёке не меняется, он сжал сухие кулаки, зажмурившись, вознёс их к небу, к солнцу, которое сползало всё ниже, удлиняя тени и уходя, чтобы упасть в Средиземное море, и потребовал у Бога немедленного чуда. Он требовал, чтобы Бог тотчас же послал Иешуа смерть.
  Открыв глаза, он убедился в том, что на холме всё без изменений, за исключением того, что пылавшие на груди кентуриона пятна потухли
  
  (тухнет сияние вокруг богатыря, нечего защищать ему, гибнет Империя).
  
  Солнце посылало лучи в спины казнимых, обращённых лицами к Ершалаиму. Тогда Левий закричал:
  - Проклинаю тебя Бог!
  Осипшим голосом он кричал о том, что убедился в несправедливости Бога и верить ему более не намерен
  
  (православным верующим христианином объявляет себя Левий Матвей).
  
  - Ты глух! - рычал Левий. - Если б ты не был глухим, ты услышал бы меня и убил его тут же!
  
  (быть может, Бог бы его и забрал душу, но не сеет Господь смерть, а несёт облегчение, да и нет Иешуа здесь).
  
  Зажмуриваясь, Левий ждал огня, который упадёт на него с неба и поразит его самого
  
  (сам в испуге от своих оскорбляющих веру, богохульных слов).
  
  Этого не случилось, и, не разжимая век, Левий продолжал выкрикивать язвительные и обидные речи небу. Он кричал о полном своём разочаровании и о том, что существуют другие боги и религии. Да, другой бог не допустил бы того, никогда не допустил бы, чтобы человек, подобный Иешуа
  
  (хитро умеет прятать подсказки М.А.Булгаков, здесь прямым текстом пишет он, что казнят не Иешуа),
  
  был сжигаем солнцем на столбе.
  - Я ошибался! - кричал совсем охрипший Левий. - Ты бог зла! Или твои глаза совсем закрыл дым из курительниц храма, а уши твои перестали что-либо слышать, кроме трубных звуков священников? Ты не всемогущий Бог. Ты чёрный бог. Проклинаю тебя, бог разбойников, их покровитель и душа!"
  
  (ради облегчения участи Гестаса, Дисмаса и третьего, такого же, как и они разбойника, посылает грозовую тучу Господь, но не ради Иешуа, потому что тот отсутствует здесь, и ни в чьём сочувствии не нуждается)
  
  Тут что-то дунуло в лицо бывшему сборщику и что-то зашелестело у него под ногами
  
  (слышит раба своего Бог, посылая несчастным милость).
  
  Дунуло еще раз, и тогда, открыв глаза, Левий увидел, что все в мире, под влиянием ли его проклятий или в силу каких-либо других причин, изменилось. Солнце исчезло, не дойдя до моря, в котором тонуло ежевечернее. Поглотив его, по небу с запада поднималась грозно и неуклонно грозовая туча. Края ее уже вскипали белой пеной, черное дымное брюхо отсвечивало желтым. Туча ворчала, и из нее время от времени вываливались огненные нити
  
  (гнев господень зазвал к себе в гости Левий Матвей).
  
   По Яффской дороге, по скудной Гионской долине, над шатрами богомольцев, гонимые внезапно поднявшимся ветром, летели пыльные столбы.
  Левий умолк, стараясь сообразить, принесет ли гроза, которая сейчас накроет Ершалаим, какое-либо изменение в судьбе несчастного Иешуа. И тут же, глядя на нити огня, раскраивающие тучу, стал просить, чтобы молния ударила в столб Иешуа
  
  (как может. на все лады драматизирует мастер свой роман, изображая по заказу Воланда святого великомученика, гибнущего в геенне огненной).
  
  В раскаянии, глядя в чистое небо, которое еще не пожрала туча и где стервятники ложились на крыло, чтобы уходить от грозы
  
  (птицы давно уже попрятались, о других любителях падали толкует автор, успеют выклевать глаза казнённым, якобы, улетевшие птицы), Левий подумал, что безумно поспешил со своими проклятиями: теперь Бог не послушает его (чувствует силу своих молитв Левий).
  
  Обратив свой взор к подножию холма, Левий приковался к тому месту, где стоял, рассыпавшись, кавалерийский полк, и увидел, что там произошли значительные изменения. С высоты Левию удалось хорошо рассмотреть, как солдаты суетились, выдёргивая пики из земли, как набрасывали на себя плащи, как коноводы бежали к дороге рысцой
  
  (офицеры собирают в строй войска),
  
  ведя в поводу вороных лошадей. Полк снимался, это было ясно. Левий, защищаясь от бьющей в лицо пыли рукой, отплёвываясь, старался сообразить, что бы это значило, что кавалерия собирается уходить? Он перевёл взгляд повыше и разглядел фигурку в багряной военной хламиде
  
  (в таком же обмундировании будет щеголять впоследствии Афраний, получив высшее воинское звание за работу палача и могильщика),
  
  поднимающуюся к площадке казни. И тут от предчувствия радостного конца похолодело сердце бывшего сборщика податей
  
  (похолодело от осознания того, кто идет подбирать брошенную власть, от знания того, какими методами будет осуществляться строительство царства истины, опять закамуфлировал предчувствие "гнилой интеллигенции" о советской власти М.А.Булгаков).
  
  Подымавшийся на гору в пятом часу страданий разбойников был командир когорты, прискакавшей из Ершалаима в сопровождении ординарца. Цепь солдат по мановению Крысобоя разомкнулась, и кентурион отдал честь трибуну. Тот, отведя Крысобоя в сторону, что-то прошептал ему
  
  (снимает с караула обязанности по охране государя Императора трибун, могут оставаться лишь добровольцы).
  
  Кентурион вторично отдал честь и двинулся к группе палачей, сидящих у подножий столбов. Трибун же направил свои шаги к тому, кто сидел на трёхногом табурете, и сидящий вежливо поднялся навстречу трибуну
  
  (добровольно сдаёт полномочия в руки новой власти регулярная российская армия).
  
  И ему что-то негромко сказал трибун, и оба они пошли к столбам. К ним присоединился и начальник храмовой стражи.
  Крысобой, брезгливо покосившись на грязные тряпки
  
  (противно даже подходить к палачам гиганту кентуриону),
  
  лежащие на земле у столбов, тряпки, бывшие недавно одеждой преступников, от которой отказались палачи, отозвал двух из них и приказал:
  - За мною!
  С ближайшего столба доносилась хриплая бессмысленная песенка. Повешенный на нем Гестас к концу третьего часа казни сошел с ума от мух и солнца и теперь тихо пел что-то про виноград, но головою, покрытой чалмой
  
  (видимо, таким опознавательным знаком отметил М.А.Булгаков принадлежность к одной партии и единство Гестаса и третьего повешенного на столбе вместо Иешуа),
  
  изредка все-таки покачивал
  
  (с трудом борется с мухами),
  
  и тогда мухи вяло поднимались с его лица и возвращались на него опять.
  Дисмас на втором столбе страдал более двух других, потому что его не одолевала забытье, и он качал головой часто и мерно, то вправо, то влево, чтобы ухом ударять по плечу
  
  (лучше других чувствует себя Дисмас, в состоянии он даже мотать головой, отмахиваясь от мух).
  
  Счастливее двух других был Иешуа
  
  (человека, подвергнутого страшному избиению, описывает М.А.Булгаков, из всех троих он самый жалкий).
  
  В первый же час его стали поражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейся чалме. Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так что лицо его исчезло под черной шевелящейся маской
  
  (подобную картину в жаркий день можно увидеть только на живодерне).
  
  В паху, и на животе, и подмышками сидели жирные слепни и сосали желтое обнаженное тело"
  
  (натуралистичность изображенного словно из фильма ужасов).
  
   Необходимое дополнение.
  
  Поведением казнённых относительно мух, обозначил состояние каждого осуждённого М.А.Булгаков. Страшной вуалью из мух прикрыл он "неузнаваемое" изуродованное "лицо" несчастной, случайной жертвы произвола воцаряющейся власти.
  Долго же пришлось носить паранджу злосчастному повешенному.
  
   Продолжим.
  
  "Повинуясь жестам человека в капюшоне, один из палачей взял копье, а другой принес к столбу ведро и губку. Первый из палачей поднял копье и постучал им сперва по одной, потом подругой руке Иешуа, вытянутым и привязанным веревками к поперечной перекладине столба. Тело с выпятившимися ребрами вздрогнуло. Палач провел концом копья по животу. Тогда Иешуа поднял голову, и мухи с гуденьем снялись, и открылась лицо повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо.
  Разлепив веки, Га-Ноцри глянул вниз. Глаза его, обычно ясные, теперь были мутноваты
  
  (уже не в себе, почти ничего не соображает, едва живой разбойник).
  
  - Га-Ноцри! - сказал палач.
  Га-Ноцри шевельнул вспухшими губами и отозвался хриплым разбойничьим голосом:
  - Что тебе надо? Зачем подошел ко мне?"
  
   Необходимое дополнение.
  
  Очередная моя сенсация. На столбе повешен палачами не Иешуа, а посторонний случайный арестант.
  
  В главе 2, описание состояния внешности:
  
  "Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, а в углу рта - ссадина с запекшейся кровью";
  
   теперь описание голоса:
  
  "- Да, Левий Матвей, - донесся до него высокий, мучающий его голос".
  
  Повешенный на столбе изувечен. Его невозможно опознать по лицу.
  
  Во время заключения он умудрился сменить головной убор. Трудно представить себе, чтобы в условиях строгой изоляции, не имея даже возможности разговаривать ни с кем, Иешуа сменил повязку на голове на полноценный головной убор, которым, несомненно, является чалма.
  
  Жертва никак не реагировала на бежавшего возле повозки Левия Матвея.
  
  Левий Матвей кричит обращаясь к Богу:
  
  "Да, другой бог не допустил бы того, никогда не допустил бы, чтобы человек, подобный Иешуа, был сжигаем солнцем на столбе",
  
  - не проще ли и точнее кричать:
  
  "Да, другой бог не допустил бы того, никогда не допустил бы, чтобы Иешуа был сжигаем на солнце".
  
  Для чего нужно такое косноязычие? Единственный ответ - ради подсказки нам.
  
  Казненный сменил голос. У повешенного голос "хриплый разбойничий". Это значит, что у него низкий страшный голос.
  
  Иешуа во время допроса у прокуратора говорил "хрипло ... высоким, мучающим" Понтий Пилата голосом.
  
  Наконец, и на это правильно обращает внимание дьякон А.Кураев, с именем Бога на устах должна входить в светлый мир своего отца душа пророка, тем более, сына божьего.
  И никак иначе. Иначе он простой смертный.
  
  Если даже допустить, как сделали булгаковеды, что перемена головного убора недосмотр М.А.Булгакова
  
  (конечно, этого не может быть, за 12 лет своего написания вычищен роман до блеска),
  
  то представить, что Иешуа за ночь поменял голос, невозможно.
  
  Отсюда можно сделать вывод, что Афраний и Иешуа договорились о своих действиях, встретившись в четверг после полудня в Ершалаиме, именно на эту встречу торопился Иешуа, подлив какого-то зелья Левию.
  
   1. Иешуа знакомится вечером возле храма с Иудой и своими гипнотическим внушением совращает его в свою веру разговорами о царстве истины.
  
   2. Афраний обеспечивает арест Иешуа служителями Синедриона сразу после произнесения крамольных, призывающих к свержению кесаря, речей, чтобы дискредитировать Иуду в глазах власти.
  
   3. Вдвоем они готовят свиток пергамента, чтобы к разрозненным донесениям о поведении и речах Иешуа, добавить неопровержимое свидетельство его преступления (в этот документ Афраний допишет позже для достоверности рассказ о зажженных Иудой светильниках), тем Афрания.
  
   4. Афраний подготовит разбойника (изувечит до неузнаваемости), которому смерть покажется облегчением и счастьем, нежели жизнь, и подменит им самым, гарантированно отправит Иешуа в изолятор, под личный контроль Иешуа.
  
   5. Афраний укроет Иешуа в крепости Антония, откуда тот будет руководить Ершалаимом и отдавать свои распоряжения.
  
   Продолжим.
  
  "- Пей! - сказал палач, и пропитанная водою губка на конце копья поднялась к губам Иешуа. Радость сверкнула у того в глазах, он прильнул к губке и с жадностью начал впитывать влагу. С соседнего столба донесся голос Дисмаса:
  - Несправедливость! Я такой же разбойник, как и он!
  
  (дополнительная подсказка М.А.Булгакова, в романе разбойники двух сортов: взятые с боем римской властью Дисмас и Гестас, а также схваченные местной властью Вар-равван и Га-Ноцри, Дисмас и Иешуа разбойники не одинаковые, а разные, это значит, что Дисмас узнает висящего на столбе, вместо Иешуа, обезображенного преступника).
  
  Дисмас напрягся, но шевельнуться не смог, руки его в трех местах на перекладине держали веревочные кольца. Он втянул живот, ногтями вцепился в концы перекладин, голову держал повернутой к столбу Иешуа, злоба пылала в глазах Дисмаса
  
  (даже перед лицом собственной смерти продолжают политические дискуссии и распри представители различных партий, качая права повешенного на столбе мертвеца, отмирает многопартийная свобода в России на 70 лет).
  
  Пыльная туча накрыла площадку, сильно потемнело. Когда пыль унеслась, кентурион крикнул:
  - Молчать на втором столбе!
  Дисмас умолк. Иешуа оторвался от губки и, стараясь, чтобы голос его звучал ласково и убедительно, и, не добившись этого, хрипло попросил палача:
  - Дай попить ему
  
  (и, не смотря на все разногласия, остаются бесстрашны и благородны несчастные жертвы произвола даже перед лицом смерти).
  
  Становилось все темнее. Туча залила уже полнеба, стремясь к Ершалаиму, белые кипящие облака неслись впереди напоенной черной влагой и огнем тучи. Сверкнуло и ударило над самым холмом. Палач снял губку с копья.
  - Славь великодушного игемона! - торжественно шепнул он и тихонько кольнул Иешуа в сердце. Тот дрогнул, шепнул:
  - Игемон..."
  
   Необходимое дополнение.
  
  С именем Бога на устах должен умирать пророк или сын божий.
  Не знать об этом не мог М.А.Булгаков, будучи сыном священника и, по моему глубокому убеждению, внутренне верующим и набожным человеком.
  Но с именем царя Императора Всея Руси должен гибнуть царский офицер, присягнувший на верность царю и Отечеству на Библии, замученный большевиками.
  
   Продолжим.
  
  "Кровь побежала по его животу, нижняя челюсть судорожно дрогнула, и голова его повисла.
  При втором громовом ударе палач уже поил Дисмаса и с теми же словами:
  - Славь игемона! - убил и его.
  Гестас, лишенный рассудка, испуганно вскрикнул, лишь только палач оказался возле него, но когда губка коснулась его губ, прорычал что-то и вцепился в нее зубами
  
  (осыпает проклятьями новую власть партийные оппозиционеры).
  
  Через несколько секунд обвисло и его тело, сколько позволяли веревки".
  
   Необходимое дополнение.
  
  И свершилась казнь. И принимает полномочия, развязывая себе руки для произвола, новая власть. Долго еще будет мстить за погибших в революционные дни советская власть, объявив всей несогласной с ней России красный террор.
  
   Продолжим.
  
  "Человек в капюшоне шел по следам палача и кентуриона, а за ним начальник храмовой стражи. Остановившись у первого столба, человек в капюшоне внимательно оглядел окровавленного Иешуа
  
  (перепроверяет Афраний, чтобы не случилось ошибки),
  
  тронул белой рукой ступню и сказал спутникам:
  - Мёртв
  
  (это первое слово, что произносит в романе Афраний).
  
  То же повторилось и у двух других столбов.
  После этого трибун сделал знак кентуриону и, повернувшись, начал уходить с вершины вместе с начальником храмовой стражи и человеком в капюшоне. Настала полутьма, и молнии бороздили черное небо. Из него вдруг брызнуло огнем, и крик кентуриона: "Снимай цепь!" - утонул в грохоте
  
  (выстрел с крейсера "Авроры" изобразил здесь автор).
  
  Счастливые солдаты кинулись бежать с холма, надевая шлемы.
  Тьма закрыла Ершалаим
  
  (безо всяких экивоков твёрдо, пожалуй, единственный раз в романе, говорит М.А.Булгаков, теперь Россия во тьме).
  
  Ливень хлынул внезапно и застал кентурии на полдороге на холме. Вода обрушилась так страшно, что, когда солдаты бежали книзу, им вдогонку уже летели бушующие потоки. Солдаты скользили и падали на размокшей глине, спеша на ровную дорогу, по которой - уже чуть видная в пелене воды - уходила в Ершалаим до нитки мокрая конница
  
  (смывает революционным потоком оплот государство - армию, разлагаясь и распадаясь).
  
  Через несколько минут в дымном вареве грозы, воды и огня на холме остался один человек.
  Потрясая недаром украденным ножом, срываясь со скользких уступов, цепляясь, за что попало, иногда ползя на коленях, он стремился к столбам. Он то пропадал в полной мгле, то вдруг освещался трепещущим светом
  
  (бьется в конвульсиях, не зная к кому ей прибиться, русская интеллигенция).
  
  Дорвавшись до столбов, уже по щиколотку в воде, он содрал с себя отяжелевший, пропитанный водою таллиф, остался в одной рубахе и припал к ногам Иешуа. Он перерезал веревки на голенях, поднялся на нижнюю перекладину, обнял Иешуа и освободил руки от верхних связей. Голое влажное тело Иешуа обрушилось на Левия и повалило его наземь. Левий тут же хотел взвалить его на плечи, но какая-то мысль остановила его. Он оставил на земле в воде тело с запрокинутой головой и разметанными руками и побежал на разъезжающихся в глиняной жиже ногах к другим столбам. Он перерезал веревки и на них, и два тела обрушились на землю
  
  (опознает жертву Левий Матвей, ищет на других столбах своего учителя, не найдя, укрывается в пещере от дождя вместе с не захороненным трупом).
  
  Прошло несколько минут, и на вершине холма остались только эти два тела и три пустых столба. Вода била и поворачивала эти тела.
  Ни Левия, ни тела Иешуа на верху холма в это время уже не было".
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"