Женька Лань всегда молчал, а когда его о чём-то спрашивали, он односложно отвечал двумя несменяемыми фразами: "Ну да", и "Нормально". Причём голос у Лани был странный: высокий, гнусавый и словно роботизированный. Когда в вопросе звучал неминуемый, заранее известный отказ, то в его лексиконе обнаруживались ещё два изречения: "Нет" и "Не буду". Так он на отрез отказывался нюхать кокаин, бережно соскабленный с подъездных стен; отказывался нюхать трусы своей псевдодевушки, которая непонятно зачем согласилась разыгрывать спектакль отношений с Ланём. Но когда побелка пудрой нетерпеливо осыпала лицо, и застиранные трусы тычком врезались в нос, на вопрос: "Жень, ну как?" Лань снова отвечал: "Нормально".
У Лани была патологическая тяга скупать абсолютно ненужные ему вещи в три, пять, а то и десять дорогов. Крупные таблетки кальция нелепо пучились в маленькой банке от стероидов и уходили за баснословные деньги. Раздроченная электрогитара, какие-то справки, деревянные безделушки, телескопички, электрошокеры и чёрт знает что ещё - Лань брал всё. Куда он это девал, оставалось загадкой. Один раз кто-то захотел ему продать пустоту, и у него получилось.
- Жень, надо ничего?
- Ну, можно (в программе имелась и эта фраза на случай торгов)
- Пять тысяч!
В протянутую руку ему клали ничего, и он ложил ничего в карман, отдавая за это деньги. Люди пользовались этой манией, и наживались на Лани.
От Женьки пахло молочной, затхлой кислотой, особенно волосы. У него брали шапку и нюхали - действовало, как веселящий газ. Смеялись, и отдавали шапку ему назад. Если Лань не пускали домой, и хотели подольше удержать его на вечерней прогулке, он молча куда-то убегал. Куда - никто не знает.
Его близкий друг Артём рассказывал, что Лань никогда не зашкуривал, а значит и не мыл свой половой орган. От скопившегося под кожицей творога образовалось пухлое кольцо, и его зловонный уд напоминал раздутый гриб.
- Хотите я его опущу!? - однажды в подъезд, где тусовалась компания Лани зашёл местный алкоголик-авторитет Берёза, которого боялись и уважали все местные. - Вот прямо сейчас,а? - Берёза достал из внутреннего кармана маленькую синюю капсулу, призванную взывать прилив крови к причинным местам в экстренных ситуациях. Лань побледнел, а все вокруг захихикали, и только один парень опешливо и осторожно попросил этого не делать. Берёза пожал плечами и убрал колесо в карман, потеряв всякий интерес к Ланю.
Можно много чего рассказать про Золотую лань, но кончилась его история неожиданно и быстро. Однажды всё это кого-то лихо заебало, все эти бесконечные "ну да" и "нормально", и этот кто-то отвесил Лани увесистого подзатыльника. Лань, разинув рот в застывшей гримасе, напоминающей щелкунчика, издал приглушённый, булькающий звук. Изо рта вывалилась маленькая аудиокассета, и чудом не разбившись, приземлилась на асфальт. Потом Лань начал сдуваться, точно воздушный шарик, и измельчился до тоненькой резиновой мантии, на которой угадывались растянутые черты нарисованного человека, обретающие живой объём лишь в полноценном надутом состоянии. Внутри безжизненно заглох моторчик на батарейках, какие раньше можно было извлечь из дорогих игрушечных машинок; на нитях двух проводков болтались хлипко склеенные динамики. Я как раз проходил мимо, и подобрав кассету пошёл домой. С трудом разыскав аудиоплеер, который был подарен мне крёстным почти двадцать лет назад, я покусал, постучал батарейки, как делали раньше, дабы оживить их, и вставив кассету нажал play. Батарейки работали, плеер, обтёртый от пыли, пахал ничуть не хуже, чем когда был только куплен. Плёнка издавала шипящую тишину, и только в середине прозвучало "Ну да" и "Нормально". На стороне "B" было тоже самое, только "Нет" и "Не буду". Я выкинул кассету в мусорный бак и отправился гулять восвояси. Во дворе дети сделали навес из палок, а на крышу натянули кожу Лани. Собирался дождь. Ребятишки спрятались в свой хрупкий шалаш, но порыв ветра разрушил неумелое строение, и подхватив бывшую некогда женькину оболочку, унёс её вперёд и вверх, навсегда, будто расправленный парус, взмывший над облезлыми пятиэтажками.