Ты не скажешь уже ничего. Тобой, 
шевеля волну, - как босой ногой 
(или мягкие тряпки) - сметен мел
пыли мирной, в которой вчера сидел.
У страны, где "долго", сиречь, века,
где, разливом, Волга, а не рука
открывает входы в подвалы - свят
не сидевший и - кто в ВОХРу не взят.
Не привешен, если, на пояске, 
номерами мечен, мазан в курке
магазинный малый, ствол-затвор,
- ты, наверно, слабый, или вор.
Выходя погреться в этом солнце нар
тусклый крестик на верёвке - дар
или, может, случай, - забирай с собой.
Вдруг, да станет лучше, а не будет - вой.
И не строй надежды на шаги вперёд,
возле края прежде пулёмётный взвод 
миновать придётся. - Подтяни штаны:
и на дне колодцев без вины
невозможно, братец, и не надо брат:
если тут родился, значит виноват
пригодится, знаешь, на другой, на Той
стороне стальная 
бирка: "был простой". Может, 
был как птица. 
- Нет? - Телок и нож.
Быть простым годится, 
если здесь живёшь,
если на рассвете, слыша рык
понимаешь: это - снова бьют. 
                           - Старик,
что жалеть о бывшем, что грустить
        - пройдёт. 
Глупо это вышло:
родились
и всё.


Уморин.