Марине



Ласточка, поле, трава,
море уснувшее, дом.
Что там ещё?
- Синева.
А так светло?
- Мы живём

Мира китайский фарфор
нежною сеткой покрыт.
Тронешь - шершавинки пор,
трещинки древних обид

Их утешать - это Бог.
Но обнимать тебя - я:
с пальчиков - к пяточкам ног,
синею жилкой былья

- к щиколоточке скользя,
камушком белым вести.
Это, как ленту дождя
ветер запутал в шерсти

трав, и календула спит
навзничь... Цикады горят:
знай, когда время стоит,
море меняет наряд.

Берег закрыт на крючок,
- выше краёв поднялось.
скинуло в белый тючок
трусики, платье, (взялось

нежным румянцем стыда,
- море, ну, точно,как ты,
помнишь? Да, помнишь, тогда...)
и, зашуршав, с высоты

осени - яркий пиджак,
туфельки на каблуке
сняло и - к зеркалу.
В такт 
волны качнули в руке

город, обрыв с ковылём
белый маяк на мысу,
чаек крикливый бульон,
кошку, - прибила осу

лапой и рядом сидит.
ждёт: оживёт или нет.
И засыпает. И спит.
сидя. - Осы уже нет)

Гудом планету спугнув,
осы, от пальца волны,
вылетели, распахнув
дверцу белёной стены

домика осени. Там
тётка зевнула: теплынь,
рано. И на пустырях 
желтого лета простынь 

вымыта Солнца рекой,
воздух от света звенит.
Спи, под моею рукой,
ты далеко от обид.

Ты у себя. - Синевы
снизу до неба заслон.
Пальчики, птица травы,
камешек пяточкой...
Сон. 



А.Уморин