...Не пропаду. 
- Один. 
Простыла печка.
поленница стоит, да лень подняться
быть одному привычнее конечно,
закину голову и стану так валяться

Но плохо, что валяться жухлым, грустным,
как лист капустный, да дымить цигаркой...
...Один, один. Все дни. - А лето жарко
и во дворе лохматый пёс приварка
ждёт зря.
          Повсюду пыль.
                     Трава.
                           Закаты тусклы...



Закаты вялы. Только выпь тяжёлый
сегодня раскричался. Только лают
собаки у соседей. Только створы
широкие ворот тебя не знают. 
Одна запомнила давнишняя, косая 
дыра в заборе. Да и та, сослепу
поди и не подскажет: было ль раем
горячее дыхание на веках, 
короткое дыхание и - слёзы...
О чём ты плакала? 
И почему доныне 
серёжки не слетят с моей березы
которой ты коснулась? 
                    Линий,
судеб не разобрать руками,
и пальцами я не сплету основы
для счастья...
Но - пришла бы, право.
Всё - снова...


Всё снова... - но захочешь ли?
По крышам 
давно роса блестит,
да за углами плесень. 
И для Луны твоей 
привычно слышать
лишь тишину отсюда.
Нету тихих песен. 
Улыбка редкой кошкой 
проплывает. И канет: 
отраженья не дождётся.
А в одиночестве улыбок не бывает,
И сладкий чай из чашечки не пьётся.
А только водка. С нею много легче,
хотя и плачу. Видно, из колодца
русалка приходила - трогать сердце
Ушла... Она еще вернётся. 
Войдёт, 
возьмёт холодной лапкой, 
сдавит. 
Забьюсь... 
- Ну, так давай смелее, 
русалка.
- Стриженый, косматый...
 Я всё один тоскую.
И скорее б...



Чертополохи, вёдра, тина, раки...
Замок, собака и с собой посуда,
- дорожка на реку....  
Костёр, фонарик, драка,
нет,  лютый с комарами бой... - Оттуда,
оттуда силу черпаю, как воду, 
ведром из сруба,  до краёв... Кисло-сладко
пить, мягкий цинк очеркивая зубом...
А ледяная - вмиг подмышкам зябко!
Вода колодца горлу - словно дудка
стеклянная: течёт, стоит, играет.
Блестящая от изморози шутка,
но - серебром глубинным покрывает...
И можно пить, пока не обольёшься
водой земли твоей от майки-сетки
до пятки. Пить, покуда пьётся, 
или пока усталая соседка, 
в перину огородик окопая,
придвинется, и, сбоку ставя вёдра,
не улыбнётся: 'Лопнешь... День у края
не выпить, а до нового нет ходу, 
как кроме здесь. А не водой...' Поставишь 
стоймя ведро, - ответ всплеснёт улыбкой, 
и канешь, уходя со света, канешь, 
до утра в ночи  плавать 
рыбой гибкой.







Дом  гулок, пуст, и слышны только мышьи
работы, перетопы, разговоры. 
И солнце по утрам свои укоры  
напрасно  невесомой пылью пишет:
сплю, сплю, да сплю в тени,
а сон плывет полами, 
и пальчиком ведёт вдоль трещин краски,
и доски самодельного стола 
так ластятся ему... - Им, потемнелым, сказки
и жизни не хватает. - Ты им пела, 
и ставила посуду,  тёрла тряпкой,
я - лишь сколачивал... Теперь какое дело, 
до чувств того, что некогда в порядке
осмысленном и строгом было крепко 
прилажено, устроено, навито...
Я сделал стол тебе. Но сетка 
дырява вышла - улизнула рыбка,
Не рыбка - рыбина, огромная, златая, 
с короной теплой, и блестящим брюшком 
под чешуей серебряной. Мы сами 
рвём свои сети....  После кто-то вьюшку
прикрыл под вечер, перед сном и - вышел
из мучающей памяти и дому, где её нет.
...Легко, как  бы по крыше горячий ветер
прошуршал соломой. Или сорока с горки
прошмыгнула, процокав  коготками по железу
конька. 
Или, не тронув стула, 
я 
наконец к себе на небо лезу...

Уморин