Пытливый человеческий ум давно заметил, что наши органы чувств, вообще-то обладающие поразительными возможностями, в некоторых моментах далеки от совершенства. Взять, к примеру, зрение. Здоровый глаз обладает высокими остротой и чувствительностью, способностями хорошо видеть вблизи и вдали и различать тончайшие оттенки цвета. Вместе с тем он не способен воспринимать отдельные фазы видимого, если они сменяются достаточно быстро. Сделав это открытие, люди придумали, как его использовать, превратив недостаток в достоинство: было изобретено кино.
Было установлено также, что не только наши органы чувств, но и наше сознание имеет ту же особенность не фиксировать промежуточные фазы происходящего, в особенности если не акцентировать на них внимание. И вот уже авторы современных фильмов, основываясь на этом свойстве сознания, решили, что скрупулёзное выстраивание сюжета, когда ни что не берётся ниоткуда и не остаётся необъяснённым,* а каждое последующее событие и действие логически вытекает из предыдущих и не противоречит им, совершенно излишне. Сюжет из цельной цепи превратился в обрывки, самостоятельные куски, объединённые лишь общими героями. Вместо правдоподобной истории, пусть даже сказочной или фантастической,** её п о в е с т в о в а н и я, т.е. связного рассказа, зрителю предлагаются отдельные сцены из жизни героев, каждая из которых, признаем, может быть сыграна и снята замечательно. Пределом же такой профанации являются попытки авторов удачных картин снять их продолжение, даже если сюжет этого не позволяет.*** Искушение повторить успех бывает так велико, что они ради этого нередко решаются даже на открытую несообразность, например, вводя в свой новый фильм понравившегося зрителям героя, несмотря на то, что в предыдущем фильме тот погиб или обязательно должен был погибнуть, следуя логике событий. Но в отличие от кино как технологии создания движущегося изображения, когда глаз действительно не замечает обмана, попытка обмануть зрителя в данном случае удаётся, только если тот невнимателен или неразвит. Ведь и фокус, исполняемый плохим фокусником, у кого-то может иметь успех. Взыскательным же зрителем подобные поделки воспринимаются как халтура, проявление неуважения к нему, и вызывают раздражение и досаду. А потому их авторам стоит напомнить ставшую крылатой фразу М. Жванецкого: "Тщательней надо, ребята!".
Досада на недобросовестных деятелей от кино, чванливо называющих себя профессионалами, и подвигнула меня попытаться написать сценарий телевизионного фильма как свой ответ халтурщикам.
___________
* Или допускающим правдоподобное объяснение
** Разумеется, речь идёт о правдоподобности в рамках выбранного жанра
*** Законченность сюжета, невозможность его продолжения без нарушения естественности, по-видимому, и есть один из признаков хорошего фильма
На экране--картина ясного майского утра. Слышно пение птиц. В глубине большого ухоженного участка--металлическая ограда затейливого рисунка с широкими воротами и калиткой, ровный газон, ведущая в глубину асфальтовая дорожка, немолодые деревья, по-видимому, сохранившиеся от леса, бывшего здесь раньше, разнообразные кустарники (листва деревьев и кустов хотя ещё светло-зелёная, но уже полного своего размера, как бывает в конце мая при ранней и тёплой весне), фонари на невысоких столбах--виден трёхэтажный с балконами по фасаду дом, размеры которого гармонируют с размерами участка. Архитектура здания одновременно говорит о весьма достойном вкусе автора и высоком достатке хозяина. Перед домом с одного края разбита клумба, а с другого--находится просторная площадка для парковки машин. На ней стоят две иномарки: небольшой автомобиль, не из дорогих, но и не самых дешёвых, и громоздкий джип. На ограде у ворот и на доме--видеокамеры как непременный атрибут современного частного владения. В дом ведёт широкое и высокое мраморное крыльцо с балюстрадой. Красивая, украшенная резьбой деревянная дверь.
Следующая картина уже в доме. Просторный холл. Сразу у входа находится небольшая комната, дверь в которую открыта. В ней перед экранами видеонаблюдения сидит охранник. Картина со скоростью идущего шагом человека перемещается по направлению к лестнице, ведущей на верхние этажи дома. В поле зрения попадают двери выходящих в холл комнат. Обстановка и украшение холла, а также всех других помещений, которые по ходу действия фильма будут показаны, соответствуют внешнему виду дома: богато, но не безвкусно.
Красивая неузкая лестница, холл второго этажа, двери нескольких комнат.
Большая спальня. На кровати спящие мужчина и женщина. Раздаётся негромкий звук будильника. Первой просыпается женщина и сразу встаёт, надевает халат, подходит к окну, раздвигает шторы. Задерживается здесь, любуясь открывающимся из окна видом.
Хлынувший в комнату яркий солнечный свет попадает на мужчину. Он просыпается, загораживаясь рукой от солнца, глядит на часы:
--Маша, что случилось с будильником? Он прозвенел на полчаса раньше, самый сладкий сон прервал.
--Будильник исправен, это я его так поставила. За завтраком хочу кое-что с тобой обсудить. Вчера вечером не успела--допоздна засиделась за проверкой тетрадей. Извини.--Подходит к лежащему мужу и целует его.
--Зато посмотри, какое замечательное утро. Жду тебя в столовой.--Выходит из спальни.
Столовая на первом этаже дома. Прислуга, женщина лет около пятидесяти, накрывает на стол. Маша опять стоит у окна, смотрит на клумбу. Смотреть есть на что--цветник прекрасный. В это время зрители могут подробно разглядеть хозяйку дома. Ей лет двадцать восемь-тридцать. Средний рост, прекрасное сложение, правильная осанка, милое лицо, чудесная смугловатая кожа, красивые умные глаза, короткая стрижка. Не яркая красавица, но из тех, о ком говорят: "Всё при ней". Одета на удивление скромно, хотя и не без изящества. Строгий, из недорогой ткани, но прекрасно сшитый костюм. Туфли на невысоком каблуке. Из украшений--маленькие серёжки "золотые запятые", небольшая золотая подвеска на тонкой цепочке и тоже золотое узкое обручальное кольцо. Такая женщина привлечёт внимание лишь истинного знатока и ценителя женской красоты, которой роскошный "оклад" ("прикид") только вредит.
А вот и один из этих знатоков. В столовую входит муж Маши. Подходит к ней, обнимает за плечи, целует в шею. Его движения не привычный формальный ритуал, в них отчётливо чувствуются нежность и любовь. Высокий, красивый, спортивного вида мужчина лет на пять старше своей жены. Отойдя от неё и направляясь к столу, неуловимо преображается: движения становятся точными и энергичными. Прекрасно одет, при внешней неброскости его одежда очень дорогая.
Стол уже накрыт, в последнюю очередь прислуга приносит кофейник, ставит его на подставку и уходит, прикрыв дверь в столовую. Супруги приступают к завтраку.
--Так что, Маша, ты хотела со мной обсудить?
--Ты помнишь, какой послезавтра день?
--Очень даже помню и жду его с нетерпением. Послезавтра исполняется годовщина нашей свадьбы. Я уже заказал столик в маленьком, но очень хорошем и уютном ресторане. Знаю, ты шума и многолюдства не любишь, и хотя этот ресторан никогда не пустует, много народу там быть просто не может, к тому же столики расположены не тесно и каждый отгорожен от остальных. Оркестра нет, есть только хороший пианист, играющий исключительно классику. Под его негромкую спокойную музыку можно и поговорить, можно и помолчать. Я был там несколько раз со своими партнёрами, так они потом особо благодарили, за то что сводил их туда. Надеюсь, тебе тоже понравится. Про кухню ничего не говорю, она выше всяких похвал.
--Олег, я предполагала такой вариант, почему и решила поговорить заранее. Не хочу идти в ресторан. Знаешь, каким бы он ни был уютным, это чужие стены. Мне хорошо отдыхается только дома. На всех ваших корпоративных торжествах, приёмах и презентациях я терпеливо отбываю время, стараясь выглядеть весёлой. Пойми, это не каприз.
--Да что ты? Конечно, мы отлично посидим и дома.
--Спасибо. Выходит, зря я боялась, что тебя придётся уговаривать. Но ты в накладе не останешься. Постараюсь вкусно тебя накормить, и всё приготовлю сама.
--Я был бы последним дураком, если бы променял такой вечер на ресторан. В связи с ним мне будут какие-нибудь поручения? С удовольствием их выполню.
--Нет, я справлюсь, в случае чего Нина Михайловна мне поможет.
--Ну, тогда я поехал на работу. Хотя постой, ты что-то говорила насчёт сегодняшнего твоего урока, о какой-то его особенно важной теме, кажется о необходимости бережного отношения к языку. Как бы я хотел тебя послушать. Серьёзно, может, разрешишь поприсутствовать?
--Нет, Олег, я бы при этом очень смущалась.
--Понимаю. Ладно, удачи тебе. Всё будет хорошо.
Оставшись одна, Маша вновь подходит к окну, смотрит, как муж с двумя охранниками садится в машину и уезжает, помахав ей на прощание рукой. Она тоже машет в ответ.
На экране её лицо крупным планом. Она сильно расстроена, и это отнюдь не волнение в связи с предстоящим школьным уроком.
Маша выходит из столовой и поднимается на второй этаж в свою комнату. Особенность этой комнаты--книжные полки вдоль одной из стен, письменный стол. Собирается на работу: в сумку складывает разные дамские мелочи, а в небольшой портфель--пачку школьных тетрадей и пару книг. Спускается вниз, проходит на кухню, где прислуга моет посуду после завтрака.
--Нина Михайловна, я уезжаю. Буду часам к четырём, если задержусь, то позвоню.
--Хорошо, Машенька. Счастливо тебе.
--Спасибо.
Вместе они идут к выходу. Нина Михайловна, остановившись на крыльце, смотрит, как её хозяйка садится в машину. На прощание обе машут друг другу руками. У них явные взаимные симпатии. Маша подъезжает к воротам, которые автоматически открываются, и выруливает на дорогу. Некоторое время идёт картина по ходу её движения: сначала особняки вдоль шоссе, затем пригород и городские кварталы.
Кабинет в офисе Олега. Он только что вошёл, за ним следом входит его секретарша.
--Люда, попросите, пожалуйста, Звягина срочно зайти ко мне. Если он занят, скажите, что это ненадолго.
--Хорошо, Олег Викторович.--Уходит.
Олег останавливается у окна, смотрит, ждёт. В кабинет входит мужчина примерно одного с Олегом возраста.
--Привет, начальник. Зачем звал?
--Здравствуй, Серёжа. Извини, если оторвал от дел. Но у меня времени в обрез. Маша как-то говорила, что твой Андрей учится в её классе. Ты не мог бы ему позвонить, я хочу кое о чём его попросить?
--Да ради бога.--Достаёт мобильный телефон, звонит.
--Привет, Андрей. Ты ещё дома? Тут Олег Викторович хочет с тобой поговорить.--Передаёт трубку Олегу.
--Здравствуй, Андрей. У меня к тебе необычная просьба. Помоги, если сможешь.
--...
--Спасибо. Значит, дело такое. Нужно записать на видео сегодняшний урок литературы, но так, чтобы Маша, то есть я хотел сказать Мария Юрьевна, ничего не заметила. Это непременное условие. Если замаскировать камеру негде или не удастся, то от затеи следует отказаться. Мы ни в коем случае и ничем не должны Маше помешать. Понял меня?
--...
--А видеокамера-то у тебя есть?
--...
--Хорошо. Времени хватит, чтобы всё устроить?
--...
--А-а, урок литературы не первый. Прекрасно. Тогда, может быть, ты позвонишь мне, перед началом?
--...
--Ещё раз спасибо. Да я и сам мог бы к вам заехать и забрать.
--...
--Тогда жду тебя часа в два. Годится?
--...
--Ну пока.--Возвращает телефон Сергею. Объясняет:
--У Маши сегодня очень интересная тема, да и мне давно хотелось увидеть её на уроке. Но присутствовать она не разрешила, сказала, что это сбило бы её настрой. Вот я и придумал использовать современную технику. Ну ладно, давай работать.
Школьная учительская. Обычные дела учителей перед началом уроков: кто листает книгу или пишет, кто негромко разговаривает с коллегой или звонит по телефону, двое торопливо допивают чай. Маша просматривает какую-то тетрадь. К ней подходит пожилая учительница:
--Мария Юрьевна, я прочитала конспект вашего сегодняшнего выступления, мне очень понравилось. Умно, убедительно, ярко и, что немаловажно, понятно, без ненужных сложностей.
--Спасибо, Надежда Ивановна. Я старалась, к тому же меня саму действительно интересует эта тема.
--А я вот о чём подумала. Не могли бы Вы на основе этого выступления составить лекцию уже для более образованной аудитории--для учителей? Нам всем тоже полезно задуматься над тем, как мы говорим. Не только словесники, но и все остальные педагоги должны прививать ученикам культуру речи--собственным примером. Подумайте над моим предложением.
--Да я с радостью.
--Спешить не надо. Ещё раз хорошенько всё обдумайте, покопайтесь в литературе, и в следующем учебном году, скажем, перед днём учителя прочтёте эту лекцию. Договорились?
--Хорошо.
Звенит школьный звонок. Учителя расходятся. В учительской остаётся одна Надежда Ивановна. Наверное, она завуч школы.
На экране--школьный класс. За столами сидят юноши и девушки, выпускники этого года. Открывается дверь, и в класс входит Маша. Ученики поднимаются со своих мест, приветствуя её. Она проходит к учительскому столу:
--Здравствуйте, ребята. Садитесь, пожалуйста.--Осматривает класс.--Кажется, отсутствующих нет. Хорошо.--С некоторой паузой:
--Ну что, друзья мои, это последний наш с вами урок литературы. Впереди только экзамен. Посмотрим, каким будет результат нашей совместной работы. Надеюсь, неплохим, ведь мы--и вы, и я--старались, а истинное старание, говорят, без достойной награды не остаётся.--Вынимает из портфеля пачку тетрадей:
--Ваши последние сочинения утверждают меня в таком оптимизме. Они--все без исключения--очень меня порадовали. Но разбирать их сегодня я не буду, времени нет, напоследок хочу обсудить с вами одну важную тему. И всё же без комментариев ваши опусы не остались. Каждому я написала прямо в тетради свои замечания, соображения и пожелания.--Видит, как один из учеников поднимает руку:
--Коля, ты что-то хочешь спросить?
--Мария Юрьевна, ну хотя бы назовите, чьи сочинения на этот раз оказались лучшими. Страна должна знать своих героев.
Все ученики и вместе с ними Маша смеются.
--Справедливо. Но, к сожалению, Коля, тебя в призёрах нет.
Николай краснеет и быстро взглядывает на сидящую с ним за одним столом девушку. Та перехватывает этот взгляд и тоже краснеет.
Маша перечисляет:
--Призёрами, как обычно, стали Денисов, Ковальская и Уварова. Хорошее сочинение написал и Андрей Звягин. Эта работа выгодно отличается от его прежнего творчества, хотя и оно было неплохим. Так что Андрей вполне заслужил поощрительный приз.
Николай, не вставая с места:
--А Строгова?
Его соседка запоздало дёргает парня за рукав. Кажется, что она вот-вот расплачется от смущения и стыда.
--Ты, Коля, не знаешь порядка награждения победителей? Никогда не видел, что чемпионы поднимаются на пьедестал почёта последними? У Риты Строговой самое лучшее, на мой взгляд, сочинение. И ей я присуждаю Гран-при. А ты думал, что без твоего напоминания я забыла бы назвать Риту?
--Да ведь нервы же не выдержали, Мария Юрьевна!
--Прости, коли так. Надеюсь, и Рита с пониманием отнесётся к твоему нервному срыву.--Все, включая невольную виновницу инцидента, смеются.
Маша смотрит на часы:
--Ну всё, успокойтесь и настройтесь на серьёзную работу. Времени у нас немного.
Я хочу с вами поговорить об отношении к русскому языку.
Язык часто сравнивают с живым организмом, имея в виду его способность к изменению. Здесь положено было сказать "к развитию", но я сознательно не сделала этого, поскольку не все происходящие в языке изменения отношу к процессу его развития. Такое сравнение является метафорическим: язык изменяется не сам по себе, а людьми в ходе его использования. И когда по какой-либо причине люди перестают активно пользоваться языком, он умирает и пополняет группу так называемых "мёртвых" языков. Примером может служить латинский язык.
Итак, язык изменяется людьми. Но, как мне кажется, в большинстве случаев не теми, за кем можно признать это право--не специалистами-филологами и даже не просто грамотными людьми. Обе эти группы пользователей языка в силу своей развитости осмотрительны с ним, сознавая или интуитивно чувствуя, как велика ответственность за любое воздействие на него. Вот где тоже (помимо медицины) следует руководствоваться золотым правилом "Не навреди".
Но есть остроумные люди, вместе с тем недостаточно развитые и образованные, а главное недостаточно ответственные, которым вследствие этого обстоятельства даже в голову не приходит, что своим неосторожным и своевольным обращением они могут нанести языку вред. Им не хватает скромности.
Знаете, на что похож язык при таком с ним обращении? На плодовое дерево, за которым не следят хозяева и своевременно его не обрезают. В результате на его ветках вырастают побеги, направленные не наружу, а внутрь кроны, которая становится почти непроницаемой для солнечных лучей. Вследствие этого плоды на таком дереве оказываются недоразвитыми--мелкими и невкусными.
Приведу несколько примеров, когда известным словам придавались новые значения, исходя лишь из поверхностной ассоциации.
Я не понимаю, зачем надо было жёсткий магнитный диск компьютера называть винчестером. Когда в девятнадцатом веке так были названы винтовки и ружья, выпускавшиеся американской фирмой Винчестера, это было логично. Ну и что, что между ружьём-винчестером и компьютерным диском можно провести некие параллели чисто внешнего характера? Такое не столь уж редко. Готовясь к сегодняшнему уроку, я попыталась найти пример предметов, на первый взгляд, не имеющих ничего общего, но между которыми тем не менее есть такие параллели. И, представляете, нашла. Оказывается, внутренний диаметр горла обычной стеклянной банки--от полулитровой до трёхлитровой--в самой верхней его части, до первого ободка, равен семидесяти шести миллиметрам, то есть трём дюймам. И как никто не догадался назвать эти банки трёхдюймовками по названию трёхдюймовой пушки?
Возможно, именно так, по ассоциации, узкоспециальное слово "окучить", означающее "взрыхляя, навалить кучкой землю вокруг чего-нибудь", сравнительно недавно приобрело ещё одно значение, вошедшее в обиход,--"навязать кому-нибудь свои услуги с корыстной целью".
А вот совсем уж вопиющий, на мой взгляд, факт. Слово "цифра" первоначально, например, в словарях Даля, Брокгауза и Ефрона означало "численный знак", то есть знак для изображения числа. Этот знак можно написать, но нельзя назвать. Назвать можно число. Тем не менее с течением времени различия между значениями двух этих слов почти стёрлись. И уже в словаре Ожегова слово "цифра" имеет два значения: "знак, обозначающий число" и "показатель, расчёт чего-нибудь, выраженный в числах", то есть фактически "число". А что оставалось делать авторам словаря, если неправильное значение закрепилось в языке? Мало того, сейчас сплошь и рядом можно слышать, как цифрой называют не только однозначное, но и многозначное число, изображённое несколькими цифрами. И это "развитие" (в кавычках) языка произошло совсем недавно. Помните, у Блока в "Скифах": "Мы помним всё--и жар холодных числ...". Числа он назвал числами, хотя ради сохранения рифмы ему пришлось исказить это слово, чего не пришлось бы делать, используй он слово "цифры".
И, наконец, ещё один пример, самый наглядный, хотя мне неловко его приводить. Вилка и розетка--знакомые всем вещи. Вилка--на шнуре любого электрического прибора, а розетка--в стене. Но так же называются и элементы разъёмных соединений, к примеру, в компьютере. И ведь нашёлся сексуально озабоченный паршивец, которому везде и во всём мерещатся половые органы, которому вполне понятных слов не хватило, и он назвал вилку и розетку "папа" и "мама". Святых понятий не пожалел. Да, это был, скорее всего, американец, но мы-то зачем впустили такую мерзость в наш язык? Уже и на ценниках компьютерных комплектующих так и указывается: "мама" стоит столько-то, а "папа"--столько-то.
Подчеркну: слова, подобным образом получившие новые значения, не являются жаргонизмами, т.е. словами из жаргона--особенной речи какой-либо группы людей, что было бы небольшой бедой. Нет, они становятся общеупотребительными, в чём и состоит их вред. Это сорняки, вездесущие и живучие. Или прилипчивая зараза.
У феномена изменения языка в основном стараниями отнюдь не элиты общества существует интересная параллель. Вспомним, что язык сравнивают с живым организмом. Если же иметь в виду не организм вообще, а человеческий, то небезызвестно утверждение, что истинно живым человека делает способность совершать грехи. Оправдывая грех, так и говорят, мол, мы грешны, потому что являемся живыми людьми. На мой взгляд, это слабое оправдание.
Разумеется, наш язык должен развиваться. Но в этом процессе не может быть места шалостям и хулиганству доморощенных остроумцев, а также бездумному увлечению иностранными терминами и словами, часто вставляемыми в речь без всякой на то нужды. Ну чем, скажите, английское "Вау!" лучше нашего родного "Ух, ты!"? Поскольку же запреты здесь не помогут, остаётся одно: хорошо учить русскому языку, одновременно прививая бережное к нему отношение. Я, как могла, старалась делать именно это. Поправлюсь: регламентация не поможет у нас, русских. Слишком уж мы недисциплинированы. А, например, в Исландии необходимость введения в язык новых слов определяет парламент, то есть процесс развития языка там контролируется.
Хочу сказать и о другой опасности для языка. Он не должен обедняться. Наш язык очень богат. По утверждению Евтушенко, в русском языке, например, рифм в двадцать раз больше, чем в английском. Язык это не только средство общения, обмена мыслями и взаимного понимания людей, но ещё и важнейший эстетический элемент общения да, пожалуй, и всей нашей жизни. Для человека важно не только ч т о сказано, но и к а к сказано, какими словами. Любопытно, что мы применяем эстетические мерки даже к средствам общения, не имеющим к нам отношения, скажем, к языку птиц (то, что издаваемые птицами и вообще животными звуки несут информацию, которой они обмениваются, давно доказано). Вороний язык мы считаем неприятным и называем карканьем, хотя, учитывая поразительную сообразительность этих птиц, он, вполне возможно, обладает бСльшими возможностями, чем приятное для нашего слуха соловьиное пение.
Согласитесь, что, скажем, признание в любви, когда оно выражено прекрасными, вдохновенными словами, произнесёнными с душевным трепетом, слышать приятнее, нежели простое "Я тебя люблю". Хотя с точки зрения теории информации первый вариант обладает избыточностью. Послушайте, как может выражать себя любовь. Я прочту вам отрывок из поэмы американского поэта Генри Лонгфелло в замечательном переводе Ивана Алексеевича Бунина:
"Онэвэ! Проснись, родная!
Ты, лесной цветочек дикий,
Ты, лугов зелёных птичка,
Птичка дикая, певунья!
Взор твой кроткий, взор косули,
Так отраден, так отраден,
Как роса для нежных лилий
В час вечерний на долине!
А твоё дыханье сладко,
Как цветов благоуханье,
Как дыханье их зарёю
В Месяц Падающих Листьев!
Не стремлюсь ли я всем сердцем
К сердцу милой, к сердцу милой,
Как ростки стремятся к солнцу
В тихий Месяц Светлой Ночи?
Онэвэ! Трепещет сердце
И поёт тебе в восторге,
Как поют, вздыхают ветви
В ясный Месяц Земляники!
Загрустишь ли ты, родная,--
И моё темнеет сердце,
Как река, когда над нею
Облака бросают тени!
Улыбнёшься ли, родная,--
Сердце вновь дрожит и блещет,
Как под солнцем блещут волны,
Что рябит холодный ветер!
Пусть улыбкою сияют
Небеса, земля и воды--
Не могу я улыбаться,
Если милой я не вижу!
Я с тобой, с тобой! Взгляни же,
Кровь трепещущего сердца!
О, проснись! Проснись, родная!
Онэвэ! Проснись, родная!".
Объясню имеющиеся здесь индейские слова и названия: Онэвэ--проснись, встань! Месяц Падающих Листьев--сентябрь. Месяц Светлых Ночей--апрель. Месяц Земляники--июнь.
Встаёт Рита Строгова:
--Но ведь есть и другие примеры. Я всегда выписываю из прочитанных книг яркие, производящие сильное впечатление места. И вот цитата из повести Бориса Лавренёва "Марина".--Перелистывает тетрадь и читает:
"Мирные тени русских классиков.
Вспоминаю ваши страницы, ваши слова о любви.
Медленно плетущаяся нить, встречи, вздохи, записки, музыка, лунные ночи, платонические поцелую, сближения, касания, сгорания и робкая строчка точек на сто тридцать пятой странице романа.
Мы проще!
Мы крепче, и души у нас, как горькие ветры азиатские, вздымающие пыль по степным дорогам.
И слова у нас, как горячие куски свинца, что бросает, рокоча, пулемёт в бегущее человечье мясо.
Вольные наши души и простые слова!".
Маша:
--Я думаю, Рита, ты стала жертвой недоразумения. Ведь в этом действительно великолепном пассаже лишь красиво г о в о р и т с я о словах любви, но не приводятся они сами. И я даже предположить не могу, чтС это за "простые слова", которые похожи на пули, а предназначены для объяснения в любви. Неужели какая-нибудь девушка хотела бы услышать такие слова от любимого человека?
Ты садись, я объясню. Лавренёв является представителем так называемой "ранней советской прозы". Большинство самых известных его произведений, в том числе и эта повесть "Марина", было написано в 20-е годы прошлого века, почти сто лет назад, когда идеи революционного и коренного преобразования жизни ещё не воспринимались, в особенности молодыми людьми, как бесчеловечные. Например, фраза из "Левого марша" Маяковского "Ваше слово, товарищ маузер" вызывала восторг, хотя должна была вызывать ужас и отвращение. Переустройство должно было быть глобальным. В частности, ставилась задача переделки всех человеческих отношений, в том числе любовных и семейных. Как мы теперь знаем, ничего из этой затеи не вышло. Но от того времени осталась самобытная и яркая литература. Только читать её надо, как говорится, с прищуром, критически.
Один из ребят:
"И он пожал в тени завода
Её мозолистую грудь".
--Ты, Огнёв, это на заборе прочитал или в общественном туалете?
--Обижаете, Мария Юрьевна. Это пародия на пролетарскую поэзию. Правда, не помню, кто написал. Но, по-моему, очень остроумно и вполне заслуживало быть включённым в антологию "Строфы века".
Маша (с иронией):
--И почему Евгений Александрович Евтушенко не посоветовался с тобой? Конечно, похвально, что ты знаком с составленной им антологией, но жаль, что не понял, по какому принципу отбирал он стихи--по принципу причастности к высокой поэзии. А что до твоей цитаты, то скабрёзности совсем нередко бывают остроумными, при этом всё равно оставаясь непристойностями.
В дискуссию вступает ещё один ученик:
--Этот Ваш пример из Лонгфелло... Не слишком ли длиннС такое объяснение в любви? И потом, а как быть с наставлением Христа, который рекомендовал говорить прямо: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого?
--Ну, во-первых, это было сказано только насчёт клятв, чтобы люди не клялись ни небом, ни землёй, ни Иерусалимом, ни собственной головой. А во-вторых, ведь у самого Спасителя не было возлюбленной, во всяком случае судя по каноническим Евангелиям, и ему не пришлось объясняться в своих чувствах. Но вы возьмите другой текст из Библии--"Песнь песней Соломона". Её автор слов восторга от своей любви не экономит. И, в-третьих, спроси сам у своей девушки, что она предпочтёт услышать от тебя: да-да или что-нибудь подлиннее?
Вновь подаёт реплику Николай:
--А Вам Ваш муж красиво объяснялся в любви?
Маша, немного смутясь:
--Ах, Коля, Коля... Разбаловала я вас своим демократизмом.
Одна из девушек вступается за учительницу:
--Не слушайте Вы его, Мария Юрьевна! Это он чтобы выпендриться. Колян всегда сначала ляпнет, а уж потом думает, да и то не всегда. Ради красного словца не жалеет мать отца.
Николай огрызается:
--А тебе, Настёна, что называется, не в коня корм. Ясно же было сказано--мы не должны засорять язык, а ты--"выпендриться"!
Маша:
--Между прочим, Коля, это слово есть в словаре Ожегова, так что ты упрекнул Настю несправедливо. Что же касается твоего вопроса, он, конечно, бестактен, но я на него отвечу. Объясняясь, мой муж, тогда ещё жених, без труда находил именно те слова, которые мне и хотелось услышать. И так до сих пор. Свои способность, а главное желание говорить мне о любви он не утратил и после женитьбы. Выходит, я счастливая женщина. Ну, ты удовлетворён ответом?
Николай:
--Простите меня, Мария Юрьевна, права Настёна, язык мой --враг мой.--Дурашливо:--Я больше не буду.
Все смеются.
Картина сменяется. На экране--кабинет Олега. Он работает с компьютером.
По громкой связи секретарша Люда:
--Олег Викторович, звонили снизу, там пришёл Андрей Звягин, говорит, что Вы договорились с ним встретиться.
--Да, да. Пусть его проводят ко мне.
Через несколько минут секретарша вводит в кабинет Андрея. Олег выходит из-за стола, здоровается с парнем за руку.
--Ну, здравствуй. Говори скорее--получилось?
--Всё в порядке. Камеру я спрятал на шкафу у задней стены класса. Мария Юрьевна ничего не заметила. Съёмка получилась, правда, мы, я хотел сказать ученики, кто выступал на уроке, сняты со спины. Но Мария Юрьевна--средним планом, по-моему, неплохо. Да Вы смотрите сами.
--Так, я сейчас посмотрю, скопирую на мой компьютер, а ты пока кофе попей. Сейчас Люда принесёт.
--Олег Викторович, я лучше к отцу зайду.
--А-а, ну, давай.
Следующая картина--в столовой дома Олега и Маши в день годовщины их свадьбы. Маша накрывает на стол. Она одета в красивое, но без каких-либо вычурностей ладно сидящее на ней платье без рукавов, как и её школьный костюм, недорогое, не из шикарного бутика. Фигуру не скрывает, но и не выставляет тело напоказ. Изящные туфли, на этот раз на высоком каблуке.
Стол, покрытый скатертью, от яств не ломится, вместе с тем смотрится красиво. Бросаются в глаза хрустальная ваза с тюльпанами и три больших блюда: одно с крупными ярко-красными помидорами, второе с небольшими пупырчатыми огурцами и третье с разнообразной зеленью. На других трёх блюдах разложены круглые пироги с румяной верхней корочкой. Накрытая салфеткой корзинка с высоким караваем белого хлеба. В селёдочнице--очищенная необычно крупная селёдка. Только вблизи видно, что она разрезана на куски. Фарфоровая супница с крышкой и половником. Хрустальный кувшин с тёмно-красным напитком (соком, компотом?). На двух больших вазах наложены крупные спелые ягоды--абрикосы и черешня. На противоположных краях стола Маша расставляет миски и тарелки для еды, хрустальные фужеры, раскладывает столовые приборы. Затем подходит к окну. На улице ещё совсем светло, и она видит подъезжающий автомобиль мужа. Олег с большим букетом роз выходит из машины и смотрит вверх на окна дома. Увидев жену, улыбается ей, делает приветственный жест рукой. Она машет в ответ. Олег и за ним охранник с его портфелем идут к дому.
Маша выходит из столовой и вскоре возвращается с высокой вазой, выбирает для неё место на столе. Вновь выходит и, вернувшись с кувшином, наливает из него воду в принесённую вазу, очевидно, предназначенную для привезённых Олегом роз.
Входит Олег. Он успел переодеться. Вместо тёмного делового костюма на нём светлые тщательно отглаженные брюки, белая в полоску рубашка с короткими рукавами, галстук, бежевые остроносые туфли. В одной руке он несёт букет, в другой небольшую коробку. Кладёт коробку на стол и, нежно целуя жену, отдаёт ей букет:
--Поздравляю тебя, моя родная.
--Спасибо, Олег. Я тоже тебя поздравляю. Какие роскошные цветы! И какие свежие, похоже, что не голландские?
--Конечно, нет. Я сам специально ездил за ними в питом- ник.
--Ещё раз, милый, спасибо.--Целует мужа в ответ. Берёт цветы и ставит их в приготовленную вазу.
--Это не всё.--Олег достаёт из кармана брюк маленькую коробочку.--Хотя ты в самом начале наших отношений и предупредила, что не станешь принимать никаких дорогих подарков, но сегодня, очень прошу, сделай исключение.--Открывает коробочку и передаёт её жене.
--О-о, какой изумруд!--Маша вынимает из футляра кольцо, любуется им, затем протягивает мужу.--Ты сам его мне и надень.
Олег одной рукой берёт кольцо, другой--левую руку жены и надевает ей на безымянный палец, целует руку:
--Это твой камень, Машенька. Пусть он хранит тебя и нашу любовь.
--Я тоже приготовила тебе подарок. Он, правда, невещественный, но, надеюсь, тебе понравится.
--Ни секунды не сомневаюсь.
Подходят к столу. Олег:
--М-м, твои несравненные пироги!
--С капустой, морковью и яблоками--как мы любим. Держу данное слово--я же обещала тебя вкусно накормить. Но ты ведь знаешь, к изыскам я не привыкла. Еду предлагаю простую, что не означает невкусную. Сегодня очень жарко, и потому холодная окрошка, думаю, будет кстати. Квас я вынула из холодильника прямо перед твоим приездом.
--Умница, очень угодила. Окрошку я с детства люблю.
--А на второе вначале у нас будет отварная картошка с селёдкой.
--Я смотрю, какая необычная рыбина, очень уж крупная.
--Это, Олег, волжский залом, малосольный, домашнего приготовления. Я попросила тётю Лизу--помнишь, мамина двоюродная сестра из Астрахани--прислать нам специально к этому дню. Сын её приятельницы часто приезжает к нам в город в командировку, он и привёз два дня назад.