Непроницаемо-чёрные облака скрыли солнце над винноцветными водами Средиземноморья.
Вот уже много дней вулкан на недалёком острове Санторин, проснувшись, извергает из недр багровые раскалённые потоки, плюётся клубами дыма, наполненными серой и пеплом.
Это огнедышащие демоны подземных чертогов идут в атаку на царство повелителя пучин.
Это тёмнокрылые призраки мрака рвут в клочья обитель солнечного бога...
И светлым богам, и морским и небесным, недосуг заниматься проблемами человеческого племени. А потому, отвага покинула самых смелых. И некому сражаться за родину. Ибо утратили люди благосклонность божественных покровителей...
Кипят воды. Гудит земля. Дрожат сердца.
Никитич, опершись на копьё, стоит на верхней дворцовой террасе.
Стоит, задумчиво созерцая, как там, внизу, первая галера с варварами входит в опустевшую гавань.
Впрочем, какой он сейчас Никитич? Этим славным богатырским прозвищем его станут величать ох, как нескоро!
А пока там, в далёких землях, которые всякий русский считает исконной исторической родиной, сердцем Святой Руси...
Там, в лесных чащобах к востоку от Карпатских гор, к северу от таврического побережья, доживают отпущенный им историей срок воинственные племена легендарных киммерийцев.
Пролетит череда затерянных в пыли летописей столетий, киммерийцев сменят скифы с сарматами да селения суровых остготов, а потом и они сгинут в вихре эпох...
И лишь тогда, спустя две с хвостиком тысячи лет, передовые племена восточных славян нарубят в тех северных лесах городищ, настроят в степи застав от конных орд новых кочевников-южан...
Да, да, читатель: вот в такие головокружительные дали занёс нас рассказ.
А вокруг расстилается простор Средиземного моря, воды которого пока ещё винноцветны, и рождения Галилеянина нам остаётся ждать, если верить историкам, целых 1382 года...
Но чего стоит чужое туманное будущее? И какова цена собственного овеянного славой прошлого, когда...
Когда неумолимое настоящее ступило на усеянный ракушками песок твоего острова-дома.
Когда деревянные подошвы сандалий захватчиков-ахейцев уже попирают морёные доски причалов критской гавани. И шаги эти дробным эхом разносятся по самым отдалённым закоулкам Лабиринта...
Храм.
Храм великого морского бога, имени которого не сохранила история.
Все оставшиеся в городе критяне собрались здесь, в этих стенах, в тщетной надежде вымолить у повелителя пучин чудесное спасение.
Не для себя, нет... Раз уж они прогневали чем-то Великого, и он обрушил на них возмездие своё... Но дети?.. Их надежда, их жизнь, их будущее? Они-то в чём виноваты перед властелином ветров? За что детей не щадишь, о, безжалостный<>?!!
И почему всё заканчивается вот так?
Почему безродные варвары властвуют сейчас в нерушимых стенах легендарной морской твердыни, чья слава из столетия в столетие неслась по миру, дробясь о камни пирамид затерянной в песках Гизы, струясь меж кирпичных башен древнего Вавилона?..
Нет, с ним самим, - финалом исторической трагедии - всё просто и предельно ясно:
два лунных цикла назад восстали окрепшие, изрядно умножившиеся, понабравшиеся у критян мореходного и воинского умения, ахейские племена материковой Аттики...
- Ну, что с них, твёрдолобых да сухопутных возьмёшь?!!
- Флот снарядили, рыбам на смех! Да этот флот доморощенный даже боевого строя держать толком не обучен!..
- А сами галеры-то?!! Да любое наше судно в скорости и маневренности пяти таких ахейских корыт стоит!!!
- Не говоря уже о мореходном умении варваров! Да они и грести-то толком не умеют - в разнобой вёслами, что оглоблями, машут!..
Так говаривали на улицах и площадях Кносса обыватели, глядя вслед своему флоту, отплывавшему на усмирение зарвавшихся ахейских смутьянов.
И кто мог знать, чем всё закончится?
Проснулась нежданно огненная гора Санторина, задрожала земля, покатились гигантские волны от острова к побережьям, сметая всё на своём пути, в щепки разнося величественные галеры критян...
В одночасье лишилось великое царство основы своей боевой мощи. А хитроумные ахейцы, переждав в прибрежных гаванях первые удары разгневанных богов, беспрепятственно двинули свои примитивные, но почти не тронутые стихией, корабли, в сторону вожделенной цели.
А что же храбрые жители великого Крита? Увы, бесстрашные сердца дрогнули. И критяне, исполнившись ужаса, <> в панике запрудили палубы и мостики торговых судов. Бежали, бросая дома, имущество, скот, спеша побыстрее убраться с проклятой родной земли, отправляясь в неопределённую, и всё же, менее пугающую, неизвестность...
И все-таки, почему?
Они молятся.
Неистово взывают к жестокому, предавшему их, богу - каждый по-своему, но все об одном.
И лишь один из них - невысокий, бритый, с умными пронзительными глазами, с лицом, изборождённым следами многолетних трудов и забот... Этот один стоит недвижно, молча, запахнувшись в плащ цвета морской волны и опершись на кипарисовый посох Верховного жреца храма.
Он тоже последний.
Последний потомок Миноса, царя царей, державшего в могучем кулаке всё Средиземноморье. Повелитель, переживший своё царство.
Он безмолвствует. Он знает, что молитвы не помогут. Но глаза его сухи, лицо спокойно, руки твёрдо сжимают посох. Ибо в час расплаты он должен встретить предначертанное как подобает настоящему сыну Крита.
Утекают песком сквозь пальцы последние крупинки времени, что отпущены ему в этом мире, и царь тратит их на воспоминания...
Видят боги, он достойно прошёл свой путь. Ему не в чем себя упрекнуть. Или, всё-таки, есть?..
Впрочем, время размышлений уже ушло. Настаёт время поступков. В монотонное бормотание молящихся вплетается гул шагов эллинского воинства, приближающегося к храму. А значит, ему пора...
Он бросает быстрый взгляд на людей, мысленно прося прощения у своих подданных, и незаметно выходит через потайную дверь.
Горький запах гари ударяет в ноздри. Тысячеголосый клич ликующих победителей оглушает. Отблески сотен пожарищ застилают взгляд влажной пеленой...
Но, на проявление чувств - тоже нет времени. Нужно идти!..
На миг его охватывает мутная слабость. И, вместе с ней, в сознание змеёй проскальзывает малодушная мысль: а ведь ещё не поздно спастись! Ведь он великолепно знаком с хитросплетённой планировкой своего родного Лабиринта!.. И проскользнуть мимо хозяйничающих тут и там отрядов грабителей не составит труда... А там гавань, рыбацкие лодки, - свобода!.. Улизнуть, отдать себя во власть попутного ветра, обрести на чужбине новый дом... И прожить остаток дней, мучаясь осознанием собственной трусости и ничтожности...
<>
Царь дёргает головой, гоня прочь недостойное, и твёрдым шагом направляется к спасению.
Но не вниз, в гавань, а наверх, к возвышающейся над городом дворцовой галерее.
Где его ожидает тот, кого когда-то будут называть Никитичем.
- Я пришёл, Египтянин! - голос свергнутого правителя напоминает шорох листьев под ласками северного ветра.
- Исполни обещанное, и ты свободен. У тебя ещё есть возможность спастись! Так что, поторапливайся... Просто, сделай это, и ступай своей дорогой!
- Я не спешу, Великий!
У меня ещё много времени... столько, что ты и представить не можешь... так что, я и тебя не тороплю. Я выполню то, что обещал, но сначала...
Сначала скажи мне: что ты сейчас чувствуешь? Открой своё сердце, и тебе сразу же станет гораздо легче... уходить.
Царь удивлённо и долго смотрит на наёмника. Потом в глазах проскальзывает тень понимания, лицо расслабляется и он, с заметным облегчением, произносит:
- Кажется, я понял...
Знаешь, Египтянин, я давно замечал в тебе некоторые... странности...
Ты всегда чем-то неуловимо отличался от прочих...людей...
А сейчас меня осенило! Ты ведь не человек?!! Ты - посланник богов?!!
Эта манера держать себя, это чудесное умение в ратном деле!.. Ведь я угадал, правда?.. Это боги прислали тебя, преследуя неведомые мне цели? Скажи, Египтянин!.. ведь теперь это уже не имеет никакого значения.
- Ты почти угадал, Великий...
Да, пожалуй, меня можно назвать посланцем... но, это не важно... давай поговорим о тебе. Я хочу знать... боги хотят знать: что ты чувствуешь, глядя на это? - Египтянин указал древком копья вниз, на всполохи горящего города.
Правитель Крита подходит к окаймляющему террасу парапету. Внизу копошатся ахейцы. Между царской сокровищницей и гаванью протянулась живая цепочка: почти всё эллинское воинство занято погрузкой её содержимого на свои суда. Светловолосые бородатые воины передают из рук в руки меха со слитками золота, чаши с грудами жемчужных нитей, свёртки мягких вавилонских ковров, коралловые ларцы, набитые драгоценными камнями из далёкой страны Бхарата, кипы баснословно дорогой ткани из ещё более далёкой земли Чин...
Сокровища, накопленные многими поколениями его предков... Его сокровища!
Но, эта мысль почему-то не огорчает. Пусть берут, пусть берут всё и убираются прочь!
Прочь с его острова. Дав возможность оставшимся <> оправиться от потрясения, отстроить полуразрушенные города и селения, начать всё заново...
И ведь необходима для этого сущая малость: чтобы милостивые победители оставили критянам самое дорогое, что есть у них <> - свободу!
Но, боги, нет!!!
Со стороны храма доносятся крики, детский плач, угрозы и проклятия. А вскоре из-за поворота показывается печальная процессия: два десятка ахейцев конвоируют кноссцев, тех самых, что скрывались вместе с царём в святилище.
Последних.
И эти последние больше не вольные граждане великого Крита: теперь они презренные рабы, низший сорт, собственность, военная добыча победителей.
Всё, теперь это, действительно, конец. Жиденькая тень надежды, до сих пор витавшая где-то в глубине опустошённой души, жалобно вскрикивает и испаряется окончательно. Вместе с вырвавшимся из груди тяжёлым вздохом...
Царь оборачивается к собеседнику.
- Ты хотел знать, Египтянин, что я сейчас чувствую? - в его тихом голосе проскальзывают вибрирующие нотки, выдающие сильное волнение.
- Лучше я расскажу тебе, чего я не чувствую...
Я не испытываю ни злости, ни обиды, ни, даже, гнева по отношению к этим варварам. Ведь они лишь орудие...
Просто, рука рока выбрала на этот раз вот такую форму для свершения неизбежного.
И дело не в них - дело в нас!
Он останавливается, переводя дыхание и утирая со лба внезапно выступившую испарину. - Так вот, Египтянин...
Мы, дети Крита, сами приложили все усилия, чтобы прийти к такому концу!..
Сотни и сотни лет, поколение за поколением, мы - критяне - <> преумножали славу и мощь нашего острова. Мы мечтали обрести величие, возвыситься над прочими народами.
И. мы достигли желаемого.
Всё Срединное море - от скал-Близнецов на западе, до халдейских побережий на востоке - принадлежало нам. 'Вольные люди Великого Крита' - именно так гордо величали мы себя в придворных летописях <>...
Но, можно ли достичь истинного величия, обрести подлинную свободу, двигаясь зыбким путём унижения своих соседей <>?!! Вот и привёл нас этот путь, топкий от крови чужих воинов и слёз не наших матерей, туда, куда неизбежно и должен был привести...
Ты слышал, наверняка, ахейскую сказку про страшный Лабиринт, по которому бродит ужасное чудовище - Минотавр? Её сочинили именно в те времена, когда Крит обретал свои величие и славу...
А мы лишь смеялись над странными причудами глупых варваров, чьё больное воображение так исказило наш великий город, - жемчужину Срединного Моря.
И никто, никто из нас, ослеплённых этим величием, не понимал, что Минотавр - это мы. Что именно так видят нас все те, кому мы навязали свою волю, над кем поднялись в своей безграничной гордости и самолюбовании. И что человеческая пыль у нас под ногами - эти низшие, рождённые для служения избранным - однажды непременно восстанут и неизбежно сразят чудище...
Век за веком, мы не желали видеть ничего, кроме высоких, таких замечательно-запутанных, уютных и безопасных стен своих лабиринтов. Ведь лабиринт бесконечен, ибо у него нет выхода. И конец никогда не наступит.
Но Тезей пришёл. И вот он - выход...
Царь вновь грустно вздохнул и закончил:
- И всё же, как странно, что такие вот моменты истины, мгновения просветления, приходят к человеку, когда уже поздно и невозможно что-либо изменить. Эх, если бы я постиг эту простую мудрость лет двадцать назад, когда...
Впрочем, довольно!
Египтянин, ты услышал, что хотел? Ну, тогда - сверши договоренное! Позволь мне уйти...<> вслед за своим народом!..
Он встал на колени перед наёмником, низко склонив голову и затаив дыхание.
В воздухе мелькнула полоса бронзового лезвия и со свистом опустилась на шею великого правителя...
...и на верхней галерее кносского дворца остался только один человек.
И этот человек долго ещё стоял у парапета, но не видел ни уходящего в прошлое города, ни суетящихся эллинов, ни раскинувшихся до горизонта винноцветных вод Средиземного моря.
Он размышлял. Размышлял о будущем.
Даже при своём огромном жизненном опыте, он не мог увидеть чётких контуров, ясных картин грядущего.
Он не знал, что спасшиеся от нашествия жители Крита ещё появятся на исторической арене под именем филистимлян. Что их дальнейшая судьба найдёт отражение в священных текстах племени иудеев, где они будут яростно сражаться с богоизбранным народом за бесплодную каменистую полоску суши, зажатую между морем и Аравийской пустыней. И что, проиграв эту борьбу, они окончательно исчезнут, погребённые в песке времени.
Что традиционный элемент критской культуры - бои быков - причудливым образом проявится далеко на западе, на побережье будущих Испании и Португалии, где традиция сохранит многое, - вплоть до покроя костюмов тореадоров и пикадоров.
И что многие культурные достижения жителей Крита уже переняли и ещё освоят захватчики-греки. Преумножат и разовьют их, а уходя, оставят в наследство нам. Ведь не на пустом месте возникли, замечательные в своём совершенстве и гармонии, античные керамика, скульптура, мозаика, архитектура - да много чего ещё! И сейчас, в наше время, оглянувшись вокруг и внимательней присмотревшись, мы можем увидеть в окружающем полустёршуюся тень забытой критской культуры...
Всего этого не мог знать Никитич. <>
Но кое-что он всё-таки видел за налившимся вечерними красками по-морскому далёким горизонтом. Он видел, как на севере, над воздушными кручами горы Олимп, хитро прищурился и раздумчиво покачал головой могучий Громовержец. И как над городами, храмами и гаванями Великой Эллады начинают сгущаться первые грозовые тучи...