Он был такой милый. Маленький, уютный, будто плюшевый. Но до чего серьезный:
- Ээээ... Мадемуазель, как вы... Как вы попали сюда?
И попытался привести себя в порядок. Да, он был смешной и в рабочем халате, и позже в костюме. Смешной и галантный одновременно. 'Мадемуазель' - он обратился так к птичке, которая невесть как появилась в его лаборатории, и в этом он был весь - француз, ученый, мужчина...
Заботливый:
- Нет, нет дорогая, это серьезно, могут быть нежелательные испарения...
Он буквально жил своими опытами и порой не замечал, как я влетала в окно и часами сидела на подоконнике, наблюдая, как он смешивал в кюветах всякую гадость, морщил свой длинный любопытный нос и отчаянно тер уши, когда что-то в который раз шло не так...
- Извините, вырвалось... - и отчаянно краснел, после очередной неудачи и бранного слова слетавшего с его губ.
Это трудно - работать и... и я.
- Нет, нет, конечно же, вы не мешаете, - и я верила. Почему бы и нет? Если тебя все время преследует неудачи, имеет смысл изобрети маленькую птичку, которая будет тихонько сидеть на подоконнике и серьезно так поводить глазами-бусинками, будто бы понимая все эти: 'Мадемуазель', 'извините' и 'нет, нет, конечно же нет'.
Думаю, он даже не задумывался - есть ли я на самом деле. Просто делал все так, чтобы маленькая птичка на подоконнике чувствовала, что ей рады и просят прилетать почаще.
Когда он целиком погружался в свои опыты и ничего не замечал вокруг, он был так очаровательно серьезен. Когда очередная неудача пускала под откос все, что он придумывал, ходя взад и вперед по комнате, я жалела его. Это получалось само собой, и я скрывала это чувство, ведь он так верил в себя и даже на минуту не допускал, что дело его безнадежно.
Да, он старался изо всех своих слабых человеческих сил. Но, увы, здесь нужно было нечто большее.
И вот однажды я решилась:
- Луи Жак, я помогу тебе...
Он был так измучен, что не услышал меня и пришлось несколько раз повторить:
- Я помогу тебе, Луи Жак...
Это было очень, очень трудно, а я была такой маленькой. Мне пришлось отдать себя всю. В сущности, кому какое дело о том, что раньше законы физики были чуть-чуть иными. Или законы химии? Я все время путаю.
Потом он прославился, Луи Жак Дагер, изобретатель фотографии, стал богатым и важным. Забыл о разговорах с маленькой птичкой, прилетавшей к нему в лабораторию. Забыл... но может быть не все.
Да, мне хочется вылететь на свободу, когда очередной фотограф говорит очередному малышу:
- Смотри сюда, сейчас вылетит птичка...
Но... но тогда все закончится. А я не могу подвести Луи Жака...