Аннотация: Сядем рядком, да поговорим ладком! (с) Если бы еще это помогало..
Жизнь идет своим чередом, иногда удивляя, порой пугая. Но только многие согласятся, что уж лучше жить так, чем не жить вообще. Шутка вся в том, что именно "многие", но далеко не все. А исключением, теми самыми "немногими", можно сказать наверняка и даже весьма уверенно, являются... влюбленные. И нет разницы, где милые сердцу други проживают: в городе, в деревне, или даже в слободской станице, ну или станичной слободе.
Лето неспешно перевалило за середину, опаляя тирнским солнцем и жаром: еще неделю назад маковые головки каплями крови алели вдоль дорог, а нынче казались застиранными лоскутками тряпки, отданной на изгрызание четвероногому любимцу. Собравшиеся в Хараюшке старшие по деревням да селам постепенно начинали поминать тихим незлобивым словом того, чья идея здесь их всех и собрала. А ведь как оставить хозяйство свое да без присмотра? Но вот пришлось! И отъезд домой все откладывается и откладывается. Не зря в народе говорят: на кого порчу наслали, тому спорить вечно. Видать Слободского и Станичного крупно попортили, ибо столько времени спорить - кто главней - никаких сил нет. И возможно, снять порчу - последнее средство их примирения.
А они все спорят...
Вот и вынуждены старшие чем-то заниматься: кто рецепт новый подглядит, кто баньку местную опробует, а кого и к виноделам спозаранку потянет.
А что ж Деревенская из Деревушки? И ей бытовать-переживать приходилось. Да заодно гостинцы для домашних присматривать. Ведь какой хороший хозяин домой да без подарков возвращается? Для Водяного травяной сбор от похмелья заготовлен. Для старших домовых по полотенцу с вышивкой алой куплено. Полевому семена камеряльника собраны. Только Леший пока без подарка. И именно гостинцем для лесного хозяина Деревенская сейчас и занималась.
-Виноград, что ли, ему местный привезти? - поинтересовалась она у пичуги, задорно поцвиркивающей на липовой ветке. - Так ведь лишний повод для пьянки: и так на клюкве забористое зелье настаивают, еще и вино виноградное... Или сказать, мол, ягоды только для еды? Да ведь кто-нибудь проболтается!
Пичуга недоуменно чирикнула: у кого это ты спрашиваешь, совсем с головой плохо?
-Уж и спросить нельзя! - хмыкнула Деревенская.
Птица махнула хвостом и была такова. Девица с грустью следила за ее полетом: "Вот бы и мне так легко лететь. Ан нет, на земле дорога выбрана".
-Придется самой решать, - невесть кому пожаловалась Деревенская, всерьез подумывая о винограде.
Зеленое переплетение листьев и веток походило то ли на беседку для тайных встреч, то ли на забор, препятствующий встрече возлюбленных, опять-таки тайных. На деле же посаженный старостами объединенной станицы-слободы виноград обозначал границу между поселениями. То тут, то там виднелись лавки и прорехи в зарослях: несмотря на вражду старших, остальные жители хоть и переругивались на тему первенства и важности, любили поболтать с соседями, а делать это, стоя, неудобно - много ли наговоришь, коли ноги устали?
Вот и сейчас кто-то устроился с той стороны, и детский голос набубнивал известный стишок, заучивая календарь.
-Стужень,
снежень,
вьюговей.
Стретень,
вертень,
златотей.
Свирень,
тирень,
сеновик... - в десятый раз споткнулось дитя, дойдя до осенних месяцев.
Деревенской хотелось уже самой закончить стих, только б не слышать это бубнение.
-Ветрень,
бездень,
грязовик, - исполнил желание Деревенской старческий голос.
-Бабушка, бабушка, бабушка, а почему бездень безденем называется? - заинтересовалось дитятко, лишь бы не заучивать календарь.
-А легенда древняя есть, про духов из бездны, - равнодушным тоном бросила бабушка, позвякивая спицами.
"Нет, хватит с меня, лучше в другом месте поищу молодые побеги!" - не стерпела Деревенская и отправилась дальше, вдоль зеленого забора.
Говорят, что подслушивающий никогда о себе ничего хорошего не услышит. А еще говорят: у кого что болит, тот о том речь и заводит. Говорят, в общем, говорят, не наговорятся. И нет покоя и спасения от тех разговоров: не хочешь, а слушателем станешь.
Уже пятый раз Деревенская переходила с места на место: не столько в поисках молодых побегов, сколько в поисках спокойного места и желательно без разговорчивых жителей Хараюшки. Но почему-то все не получалось и не получалось. Шаг вперед и...
-Не могу я так жить больше! Уйду! Как есть уйду! - молодой женский голос едва не срывается на визг.
-Не уходи, деточка! На кого ж ты мужа своего, сына моего беспутного покинешь? Он ведь без тебя пропадет! Ить правду говорю: пропадет, как пить дать, пропадет! - еще один женский голос, но уже постарше, то ли увещевает, то ли умоляет.
-Да не могу я жить с ним! Ни как с отцом детей моих, ни как с мужем!
-Так я тебе полюбовника найду! Только не уходи, деточка. Пропадет он без тебя, как есть пропадет!
Десять шагов вперед и снова...
-Ведьма она, точно ведьма! - с надрывом, словно клятву на смертном одре принося, поведал великую тайну женский голос.
-Вон оно как!.. - изумленно выдохнул другой.
-Тока никому не говори! - предупредил первый.
-Никому не скажу, ток Митране, - заверил второй.
-Ты шо! Она ж первая сплетница по слободе! - охнула женщина.
-Ну... тогда не скажу, - после долгого размышления согласилась ее собеседница. - Никому не скажу, окромя Лальки. А так - никому не скажу!
И даже когда кажется, будто никого уж рядом нет, обязательно найдется кто-то. Едва Деревенская порадовалась отсутствию чужих разговоров, как вновь послышался шепот.
-Нет, Шанюшка, никто не позволит нам пожениться. Батюшка твой давеча с моим батюшкой вновь поругались. И ведь каждый день ругаются! Откуда ж миру да согласию взяться? - всхлипнул кто-то, и этот "кто-то", похоже, девушка.
-Вот увидишь, все образуется! - попытался успокоить ее парень, но уверенности в его голосе почти и не было.
-Да как же образуется, коли с утра батюшка думу думает, как бы главенство по станице взять?!
-Да и мой вчера планы на слободу строил, - не удержался юноша.
-И как же нам быть? Я ведь без тебя не могу!.. - редкие всхлипы сменились плачем.
-Ну будет тебе, Ларушенька, будет, только не плачь, родная, - и вновь увещеваниям не хватило уверенности.
И надо ж было такому случиться, что под руку Деревенской попалась старая высохшая лоза, что именно в этот момент не удержала лоза вес и с хрустом подломилась, словно деревце, а не ветка какая. И ладно бы треснула, так нет - потянула за собой целое плетение, и незадачливая слушательница медведем проломилась сквозь кусты.
Глупых вопросов на манер бравого постового: "Кто здесь?" никто не задал, только парень девушку за спину спрятал и кулаки сжал - лишней предосторожность не бывает. Еще не видя голубков, Деревенская и так догадалась, кто секретничал за зеленой оградой. Дочь Слободского и сын Станичного.
-Извините, я не нарочно, - робко попыталась оправдаться Деревенская.
"И ведь не поверят! Решат, специально кто-то из родителей подослал!" - мелькнула неприятная мысль.
-Вы нас видите? - удивилась слободская, выглядывая из-за плеча любимого.
-Она такая, как мы, - объяснил станичный, все больше хмурясь.
-А я ее не знаю, не из наших она, - насторожилась девушка.
-И не из наших, - еще больше, хотя куда уж, нахмурился парень.
-Гостей всех помните? - решила вмешаться в разговор Деревенская.
Молодые переглянулись, задумчиво похмурили лбы и одновременно покачали головами.
-То-то и оно, - важно заключила Деревенская, выбираясь из зарослей: чего ж сидеть, коли все равно упала?
-А вы... - тихо-тихо начала слободская, крепче сжимая руку станичного.
-Не скажу я никому, - попыталась успокоить молодых Деревенская, но вышло, как и у станичного - не слишком убедительно.
Однако последовавшего далее никто не ожидал. Ларуша всхлипнула и вдруг резво бросилась к Деревенской, то ли собираясь пасть на колени, то ли на шею броситься. Станичный с Деревенской и глазом моргнуть не успели, как слободская уже вцепилась в гостью, как оголодавший в позднюю весну клещ.
-Вы - мудрая, умная, не зря ведь сюда пригласили! Так помогите нам! Уговорите родителей наших согласие на свадьбу дать! Пусть нас благословят! Только помогите нам! - заголосила Ларуша, спугнув любопытствующую птаху, примостившуюся на остатках сломанной лозы - лоза тоже, видимо, испугалась, и птаха повторила полет Деревенской к земле сквозь заросли.
Тут-то Деревенская и поняла, что не так страшны разговоры, как просьбы, да еще высказанные таким тоном. И ведь не уговоришь никак, не успокоишь, вот и придется соглашаться, обещать. Хотя как тут помочь, когда Слободского со Станичным просто примирить не могут?!
-Ладно уж, постараюсь помочь. Идите, мало ли кто еще сюда заглянет, - не стала ходить вокруг да около Деревенская.
Не сказать, что успокоенные, но и не столь опечаленные как при встрече, молодые поспешили по домам, заговорщицки перемигиваясь - явно на вечор сговариваясь о свидании.
-И как же мне им помочь? - тоскливо поинтересовалась Деревенская у пичуги.
Птица лишь возмущенно чирикнула, мол, нашла, у кого спросить.
-Легко тебе, ведь не тебя о помощи просили. И ладно бы просто о помощи... - Деревенская тяжко вздохнула. - И что делать-то?
Еще один тяжкий вздох, но ответа так и нет. Зато есть новые разговоры, да еще так похожие на недавний...
-Нет, Данечка, не позволят нам пожениться. Батюшка твой давеча с моим батюшкой опять ругались. И ругаются, и ругаются, будто кто специально сводит их! - печально выдохнул девичий голос.
-Вот увидишь, образуется все как-нибудь, успокоится! - утешил мужской.
-Успокоится, как же! Скорей уж упокоится кто-нибудь, чем родители наши на мировую пойдут! - хлюпнула носом девушка.
-Знать бы того советчика... - недовольно буркнул парень, явно намекая на давшего совет объединить станицу со слободой. - Уж поговорили бы с ним по душам...
-Да что ж теперь горевать о советчике! Как нам жить? Не могу я без тебя, не могу, Данечка.
-И я без тебя не могу, Стенюшка, - горестно согласился юноша.
"Вот же угораздило!" - мрачно подумала Деревенская: "Одна радость - эти хоть не видят. А то бы рушник алым да золотым шелком получился: скрюченная в три погибели Деревенская и собеседники с нею!"
А влюбленные продолжали плакаться на судьбу, то есть девушка плакала, парень успокоить пытался, да все как-то не очень получалось: всем был хорош сын станичного головы - а кем еще с таким-то везением он мог быть, - да только плачущих девиц утешать не обучен. Молодшие почтительно "Даний Вездинович" величают, сверстники Даней кличут, матушка - Данечкой да Данюшей, а отец - Данькой, но как не зови, а для всех он - сын старшого по станице, наследник да помощник. И ему не то что влюбляться, а и знаться со слободскими девками не положено. Но верно говорят: как по кустам не броди, а на дорогу все одно выйдешь. Так и Даня случайно встретился со Стенией, чтобы потом самому встречи искать.
Деревенская не стала ждать, когда влюбленные наговорятся - зачем чужие разговоры слушать, да потихоньку стала выбираться из зарослей виноградных: "Видимо, росток - не самый удачный подарок, раз уж во столько разговоров вляпалась. Надо что-то другое искать". Сказано - сделано, и вот уже тропка шелковой травой стелется под ноги. И вроде даже разговоров чужих больше не слышно.
Однако от чужих разговоров еще можно уйти, но от памяти... Да еще и обещания...
-И как же их помирить? - в который раз задала наболевший вопрос Деревенская.
Коли б кто знал, так давно ответил, и мир бы в станичной слободе, а может, и слободской станице давно б воцарился.
А в избе, приютившей Деревенскую, поджидали, споря и ругаясь, Штоль с Гореней.
-Вы то чего спорите? Тоже станицу со слободой делите? - поинтересовалась Деревенская у враз притихших домовых.
-Да нет, что ты, госпожа, на кой они нам сдались?! - замахал руками Гореня, усиленно кося глазами на какую-то бумагу, лежащую на столе.
Штоль намек понял и споро скатал бумажку да под стол сунул. Деревенская только и успела разглядеть подобие карты. "И на что им оно?"
-А как дела твои, госпожа, что видала, что слыхала? - тут же засуетился Гореня, выставляя на стол запотевший кувшин с квасом, кружки и сахарные крендельки.
-Много чего слыхала, да мало хорошего. Да такое... - тяжко вздохнула девица.
Тут бы промолчать ей, но слово за слово - и она рассказала всю историю страдающих влюбленных. И что тут началось! Штоль чуть ли не слюной брызгал, возмущаясь: "А я чаво говорил! Все влюбляются! Все женятся!" На что Гореня столь же эмоционально замечал, мол, то все одинаковые, то есть домовые сами по себе, люди сами по себе.
Правильно люди говорят: коня на вожжах удержишь, а слова с языка не воротишь. Очень сожалела Деревенская, что поделилась услышанным со спутниками своими, хорошо хоть об обещании не заикнулась. А тут еще гонец от Совета прибыл: созывают всех на очередное заседание - решать, как же мирить Станичного со Слободским.
Прохладно в погребе у кума Станичного, да тесновато: вроде все поместились, но будто на голове друг у друга сидят. И снова обсуждают пути примирения старших Хараюшки. Громко обсуждают, чуть ли не с криками, но толку...
-Посадить их в погреб одних, авось и помирятся!
-Да разнесут они тот погреб по камешку!
-В лес по грибы одних отправить!
-С лешими кто договариваться будет?
-Вином обоих в нахряп упоить, связать и одну кружку обоим на опохмел оставить!
На столь жестокое предложение возмутились всем собранием.
А тут еще и Штоль с Гореней спорить взялись, лучшего места и времени не нашли!
-В погреб посадить! - вновь предложил кто-то из приглашенных.
-А я говорю надо свести, - настаивал на своем Штоль.
-Разнесут! Но можно в лес!
-А вдруг откажется? - упирался Гореня.
-В погреб!
-Свести!
-В лес!
-Откажется!
-Упоить и все дела!
-Вдруг откажется?
-Нет, в погреб!
-Разнесут!
-Да поженить их и все дела! - последний возглас Штоля прозвучал в полнейшей тишине.
Главенствующий на заседании деревенский из Закутков даже проснулся от такого крика. И что оставалось делать Деревенской?
-Почему бы не поженить дочь Слободского - Ларушу и сына Станичного - Шания? - пришлось вставать и, стараясь не краснеть, вносить ясность.
Сразу никто не нашелся что сказать, зато потом... Ну, шума как всегда много, толку мало.
-А если не захотят? Насильно? - пробился сквозь шум и гам голос деревенской из Фильков.
-Неужто они так мало любят и уважают своих родителей, что ослушаются их слова? - Деревенская не спешила раскрывать секрет влюбленных.
-Ну... поди... того... тому... этого... Старших надо слушать! - со значимостью окончательного вердикта высказался главенствующий.
-Вот только где ж молодым жить? - задумчиво поинтересовался у банки соленых огурцов голова какого-то хутора, и ликование как ножом отрезало.
Задумчивые взгляды тут же устремились на Деревенскую из Деревушки, мол, начала, так и заканчивай.
-Можно женить сына станичного головы Дания на дочери слободского головы Стении, дом им поставить между слободой и станицей, а уж в новый дом Шаний и Ларуша и заселятся, - одним махом Деревенская решила проблему обеих пар. Главное чтобы теперь старшие не заупрямились.
-А и точно девка говорит! - прошамкал сельский с Верхнереченского.
-Точно! Точно! - загомонили собравшиеся, радостно потирая руки - все, можно и по домам.
-А свадьбу где играть? - вновь вопросил все тот же хуторской, упорно разглядывая банку.
Сказать, что собравшиеся духи едва в драку не кинулись - это ничего не сказать. Может быть именно оттого, хотя и нельзя сказать точно, но робкий писк Горени: "В столице?" для хуторского стал гласом спасения. Потому как засучить рукава успели все.
Вот так все и решили: всех переженить, да в столицу ехать. Стоит ли говорить, что исключением из недовольных долгой поездкой были Штоль с Гореней? Вот и Деревенская решила не обращать на это внимание. Как показала жизнь - зря...