Аннотация: Нам песня строить и жить помогает! (с) P.S. Магичество - наука об отношениях между магическими существами, их сословных статусах и иерархических связях.
Глава 2
Легко сказать: "пора идти"! Куда?!! Больной вопрос, однако. Но стоять под стенами Ориенрога не дело, так что надо топать вперед - назад нельзя никак. Вот и шагаю по дороге, ведущей неизвестно куда, ведомая лунным светом туда же.
Ночной ветерок холодит щеки, балуется с прядями волос, будто зовет поиграть в догонялки. Прости, не сейчас, не до игр как-то. Мне бы с собой разобраться, путь найти... Все же грустные размышления не мешают ногам нести меня по утоптанной дороге прочь от замка. Помнится, когда Фларимон привез меня сюда, мы спускались вон с того холма. Туда не пойду однозначно! Не хватало только в Старый Лес вернуться. Хотя что-то подсказывает мне, туда я сама дороги не найду.
Это в сказках все быстро происходит, а в жизни тянется, словно простокваша испорченная: прицепится на ложку и медленно сползает, пока не хлюпнется на пол, растекаясь вязкой лужицей. А может я нынче такая, цепляющаяся с придирками к каждой мелочи? Потому и вижу во всем только плохое? Нет, не так. Все не так...
Да нечего отвлекаться на всякие глупости, мне с дорогой проблемы решать надо! Пока предавалась самокопанию, ноги вывели к развилке: широкая утоптанная дорога вела, наверное, в деревню, вторая - узкая, заросшая травой, к темнеющему перелеску. Куда ж идти? По здравому размышлению стоит направиться в деревню - выйду к людям, смогу отправить весточку родителям, да и домой добраться. Но опасения, что селяне выдадут меня Хафеле, слишком сильны. В лес? Темно, опасно, страшно. Что же выбрать?
Неясный, почти неслышный зов мягкой лапой коснулся щеки, пробежался по волосам, спрятавшись у сердца. Странно, такого со мной никогда не было. Последовать за ним? Но куда ведет он? В перелесок? Весело, ничего не скажешь. Зов всколыхнул тоску, будто кто обижен и ждет утешения. А, собственно, почему бы и нет? Да, пусть это и перелесок, но даже там свет полной луны будет едва заметен, так и провалиться в яму недолго. Но зов, пусть и слабый, царапается, как котенок, играющий с рукой: он и ластится, но не дает забыть, что свободен и гуляет сам по себе. Ноги сами понесли к узкой дороге, скорее даже тропе. Не убьют же меня там? В крайнем случае, сменюсь, запасная одежда есть, не пропаду.
Тихо в перелеске: птицы спят, ветерок не играет с листвой, предпочитая травы на лугу, луны почти не видно. Все непохоже на себя - опустившаяся до земли ветка вдруг стала чудищем, готовым кинуться в любой миг, ровная тропинка извивается змейкой, то и дело прячущейся в высокой траве, будто хочет завести в глухомань, свет луны, с трудом пробиваясь сквозь листву, пугает, ничуть не помогая разглядеть все вокруг. Может повернуть назад? И вновь мягкой лапой касается сердца неясный зов. Эх, да иду я, иду.
Перелесок перелеском, но и тут заплутать недолго, особенно когда дороги толковой нет. Выбравшись на полянку, просто плюхнулась на траву - сил нет идти, как и желания. Мда, не задумывалась о ночлеге, когда из замка бежала. Я о многом не думала, например, сколько времени уйдет на путь домой, как ночевать на природе, ведь денег на захудалую комнатку на таком же захудалом постоялом дворе нет. У меня вообще нет денег. Когда ночевали в лесу с Фларимоном, не было страха: он всегда охранял нас, беспокоился за пропитание, старался развеселить. Все это незаметно и кажется должным, пока оно есть. Но сейчас, одна в ночи, поняла, как много он делал, не выставляясь на показ. Не думала, что я такая слабая и трусливая. А делать нечего, не возвращаться же в Ориенрог? Ша, не дождутся! Вот бы посмотреть, что будет твориться в замке, когда обнаружат мое исчезновение, а главное шалость с портретом. Нет, даже ради такого смеха не вернусь назад.
Надо бы развести костер - все-таки ягодник не ньяр, и ночи становятся холоднее, да и огонь отпугнул бы непрошенных визитеров с хищническими замашками. Но, с одной стороны, лень, с другой - не так уж и зябко, да и привлекать никого не стоит. От тоски и тяжких раздумий в животе громко заурчало. Ну, да, я ж не ужинала, не обедала, да и на завтрак не помню что было. Порывшись в юбке-сумке, добыла два яблока. М-м, ароматные... Надеюсь, такие же сладкие и сочные. Но едва захрустела душистым яблочком, как над ухом радостно поинтересовались:
-Жуем?
Вай!.. В другое время обязательно от испуга подпрыгнула, но в данный момент было абсолютно все равно кто там. Вряд ли желающие потрапезничать мной стали бы разговаривать.
-Жуем, - вяло ответила я.
А что еще мне сказать? Нет, не жуем?..
-Э... - растерялся ночной визитер.
-Что "э"? Хочешь чего, скажи! А то ходят тут всякие, есть мешают!
Такого ответа явно не ожидали, потому, как пред мои грозны очи явился... мальчишка?.. Из дома, что ли сбежал? Али с друзьями в лесу заигрался? Знаю я, у них постоянно в голове одна мысль бьется: кто храбрее, вот и выдумывают всякие несуразности, чтобы выяснить это. Так однажды Сарга и деревенские мальчишки, когда им лет по двенадцать было, всю ночь просидели в саду у деда Кикта, на диво ловкого и сильного для своих лет - запросто мог поймать шестерых и надрать им уши, всем одновременно. А Тель - младший брат, так вообще отличился: полез один и ночью в соляной склад. За такую "храбрость" ему потом крепко досталось от папа.
Пока я разглядывала ночного гостя, мальчишка успел прийти в себя и нахально поглядывал на мои запасы, сверкая глазками для пущего эффекта. Э, нет, не мальчишка это, ну, точнее мальчишка, но лесной. Младший леший - не то сын, не то внук. Точнее сказать не могу, лично же с семейством не знакома, а все рассказы маман, объясняющие родственные связи между лесными жителями, остались туманным намеком на то, что они были.
-Гуляем? - похоже, лешачонок решил ограничиваться односложными фразами, что ж поддержим разговор.
-Гуляем, - согласилась я, смачно вгрызаясь в яблоко.
-Э... - опять растерялся мальчишка.
Ну, что с ним делать? Да ничего, не моя это забота - учить уму разуму подрастающее поколение, сама еще не выросла.
-О! Плати!
-За что?
-Как за что? По лесу гуляешь? Гуляешь! А разрешения спросила? Нет. Так что плати! - расплылся в довольной улыбке лешачонок и утащил у меня яблоко.
Нахал! Нет, это становится дурной традицией: то Леший Старого Леса, то ручейник, теперь вот эта мелюзга. Ша, разбежался!
-Платить, говоришь? Ну, малыш, путаешь ты что-то. Начнем с того, кому платить...
-Мне, - перебил лешачонок, давясь яблоком.
-Тебе? Малыш, не дорос еще. Кто позволит такому недорослю присматривать за лесом, ну, пусть перелеском, да еще и приграничным? Не всякий старый леший смотрит за тем, что так близко от людской дороги.
-А с чего взяла, что я маленький? Может, прикидываюсь? Мне вообще столько лет, что...
-Что для счета хватит и пальцев одной руки! Не выйдет, малыш, ты даже ведешь себя, как напроказивший мальчишка, сбежавший от присмотра старших.
Лешачонок обиженно зашмыгал носом.
-У тебя яблок больше нет?
-Нет.
Мы помолчали. Посмотрели друг на друга. Тихо вздохнули.
-Из дома сбежал?
-Не... - покачал головой лешачонок. - Приключений хотелось, а дома где их найти? Вот и решил побродить рядом с людьми.
-И мать не переживает?
-Чего ей переживать? Я ж вернусь потом. Да и знает она, что со мной. Сама говорила, что чувствует! - отмахнулся лешачонок.
Вообще-то, моя маман тоже нам такое часто повторяла. Надеюсь, она и в правду чувствует, что я жива, здорова и почти в порядке.
-А ты? - в свою очередь поинтересовался малец, вгрызаясь в остатки своего яблока и подозрительно поглядывая на мое.
-Сбежала... Но не из дома. Меня... - нет, рассказывать свою историю этому недорослю ни к чему, да и не хочется. - Меня из дома увели, хочу вернуться.
-Понятно... А я когда тебя увидел, подумал что к милому на свидание сбежала, вот и решил подшутить. Кто ж знал, что ты такая вредина, совсем как тот парень на коне буйном: и туман подпускал, и листвой шурудел, а ему все нипочем. Только раз остановился, да и то коня своего упрашивал ехать куда-то, вроде как в Вузелень какую-то, - поделился лешачонок.
Парень? На коне? Я, конечно, понимаю, что тут много кто ехать мог, но...
-А он... какой из себя был?
-Кто?
-Парень, что тебя не заметил.
-Ну... высокий, ладный, сразу видно, не из простых наемников. Хотя волосы длиннющие, что у эльфа!
-А глаза?
-Чьи?
-Парня того!
-Э... не видел, мне ж нельзя показываться было, вот и... А чего это ты так пристала? Вот вредина!
Ничего себе: видит в первый раз, а уже мнение какое.
-Я не вредина, просто надоело, что все обидеть норовят! - с чего это я оправдываюсь?
-О, и тебе от нее досталось? - удивился мальчишка.
-А ты то откуда ее знаешь?
-Да как не знать, она ж со своими идеями правильности и благочестия чуть не всю сосновую рощу извела. Там теперь только молодняк, да и тот сохнет на корню. Батька ругался так, что мамка нам уши закрывала. А прихвостень ее все время грибные полянки измудряется вытоптать! - в голосе лешачонка слышался искренний гнев. - И как люди такие жить могут?!
-Могут, да еще и процветают, - невесело усмехнулась я - уж кому как не мне, знать это.
-Угу, - с тяжким вздохом согласился мальчишка.
-Звать тебя как, сын лешего?
-Вирагом, а мамка Кивиражиком кличет, - смущенно пробормотал лешачонок.
Цветок... Цветочек... Все верно, для матерей дети всегда цветочки, чтобы не натворили.
-А тебя? - Вираг приготовился к насмешкам, видимо, поэтому голос звучал сердито и обиженно.
-Эредет, - облом: ничего такого в моем имени нет!
-И далеко путь держишь, Эредет? - лешачонок, поняв, что я не собираюсь смеяться над ним, воспрянул духом.
-Далеко... В Солонцы... Ты, случайно не знаешь дороги туда? - не удержалась я.
-Не... не знаю... - покачал головой Вираг, но, заметив мой потерянный вид, поспешил добавить - Может, ты сперва в Мальбург отправишься, а уж оттуда и домой дорогу найдешь?
-Мальбург? А где это?
-Да тут, поблизости, батька говорил, что днях в десяти обозного пути!
-Э... Вираг, а как это - обозного пути?
-Ну, туда часто обозы идут, за день лиг много покрывают, вот и... - смешался лешачонок, заметив мое еще более потерянное выражение лица.
-Пешком туда не скоро доберусь...
-Слушай, я расскажу тебе путь до главной дороги, по которой обозы ходят, может, повезет, и ты встретишь очередной? А?
-Все лучше, чем по лесу плутать, - согласилась я. - Давай, выкладывай.
-Значит так, пойдешь на восход, выйдешь на сосновую рощу, там тропка есть. Иди по ней до конца, только овраг один обойди, а то там, на дне кикимора шалит - батька все никак не соберется выгнать ее, к вечеру доберешься до дороги.
-Спасибо, Вираг, ты будешь хорошим лешим, - улыбнулась я, поднимаясь - пора в путь, все равно не уснуть мне сейчас.
-Да не за что, - отмахнулся лешачонок, смущаясь от похвалы.
-Вираг, я... а на восход, это куда? - в последний момент спохватилась я.
-На восход?.. Туда, - махнул рукой в нужном направлении лешачонок, подмигнул и исчез.
Храни тебя Всевышний, малыш. Спросите: с чего бы лесному жителю так стараться, помогать? Я же говорю - ребенок он еще. Взрослый леший тоже помог бы, но сначала нервы измотал, водя кругами - не из злобы, чтобы увериться в человеке, в его помыслах. Ладно, хватит стоять на месте, еще корни пущу. Хм, странно: неясный зов вел как раз в ту сторону. Но я могу и ошибаться - слишком тих и непонятен он был.
Мерный ход убаюкивает. Трава сонно кивает, потревоженная моими шагами. Несет же меня нелегкая! Переодеться бы, да не получается: остановиться негде, в каком состоянии наряд не вижу, да и укромного местечка тоже не наблюдается. А замковое платье, наверное, все уже извозилось, да и надоело оно мне. Ничего, скоро встанет солнышко, тогда и скину опостылевшее платье. Говорят, предрассветные часы - самые темные. Мне это как раз и предстоит проверить. Разумней было бы остановиться и дождаться восхода, но так некстати вновь явился зов, теперь уж намного сильнее и настойчивее. Да иду я, иду.
И все-таки остановиться мне пришлось: платье зацепилось за какой-то куст и ни в какую не желало выпутываться. Провозилась я с ним не менее получаса, и когда уже почти все было отцеплено, платью надоела эта канитель, и оно с громким треском порвалось. От обиды я плюхнулась на траву и едва не заревела. Остановило одно: я дала себе слово больше не плакать, значит, я его сдержу. Просто посижу немного, дыхание переведу, да и ногам отдых нужен.
Когда первые робкие лучи коснулись небес, я вновь шла по тропе. Теперь хоть ориентир был четко виден: на восход солнца, значит туда, где оно встает. Небо уже окрасилось в розовый цвет с оранжевыми прожилками, когда я вышла к сосновой роще. От боли медленно засыхающих сосенок прихватило сердце, а от приторного до колик вкуса соли на языке согнуло пополам. Золото... Оно везде... "Бежать!" - была первая мысль, но зов крепчал, не позволяя повернуться и уйти. Впервые в моей жизни золото молило о помощи, но не для себя, а для этих молодых сосенок, умирающих от того, что их слабые корни не могут добраться до воды.
Что же мне делать? Как поступить? Ведь я давала слово больше не призывать золото и нарушать его не намерена. Но и сил уйти нет, не могу отмахнуться от мольбы, как от писка надоедливого комара. Не могу... А золото все просит спасти сосенки. Да что же это?! Из огня да в полымя! Ах, как мне не хватает маман, ее совета, ее знаний.
Вставшее солнце в полной мере высветило жалостливую до слез картину сосновой рощи - ясно, почему леший так переживает. А я все стою и не решаюсь что-нибудь сделать. Эх, была, не была. Я только попробую, только осмотрюсь...
Юбка-сума с провизией и одеждой небрежно отброшена в сторону, словно ненужный хлам. Ноги сами ведут меня к пожелтевшей сосне, склоняющейся в земном поклоне. Нет, я не буду призывать, просто попытаюсь понять, почему столько золота, где оно. Ой-ей! Создается впечатление, что золото сеяли. Помочь бы... Ну вот, опять на неприятности нарываюсь, и вновь по собственной воле. Дошла до самой ссохшейся сосенки и едва не упала - так велико было скопление золота в этом месте. Хм, впервые встречаю столь совестливое золото: оно просило помочь молодым деревцам, забрав его из земли. Именно золото поведало мне, что весеннее половодье смыло разбойничий тайник, и теперь лес вынужден страдать. Как же тут не помочь? Вот именно... Ох, опять мне потом расплачиваться, но я все равно вытащу золото из земли.
Солнышко разбросало лучи, вызолачивая редкие облака. Птицы откликнулись робким щебетом. Скоро все проснется, заживет обычной жизнью в соответствии с заведенным порядком - изо дня в день одно и то же. Мне бы так, да верно говорят: что имеем, не храним, потеряем - плачем. Бесцельные рассуждения не помогут достать золото, но... да, не хочется мне этого делать! Но придется.
Медленно опускаюсь на колени - потом сил не будет, так хоть падать невысоко. Руками легко касаюсь земли. Да, даже вверху чувствуется золото. А уж на языке, будто ком соленый! Тихо-тихо, словно колыбельную, призываю. Стук сердца как молот в ушах. Всевышний, я ведь только начала... Но не остановлюсь: с каждым мигом зов крепчает, набирая силу и высоту. Вот уже первая пыль появилась на поверхности - она везде, по всей роще, во всяком случае, на той части, что охватывает взгляд. Не все это еще, не все. И вновь зову золото. Нет, это не то призывание, что было в Старом Лесу. Тогда я не пыталась привести золото, точнее золотую деталь на секстанте к себе, приходилось, будто перекликаться, вести разговор. Вроде бы легче, но и в тоже время сложнее: постоянно нужно удерживать голос золота, следя за направлением, чтобы мимо не пройти. Сейчас... мне не надо было призывать золото, удерживать его голос. Вроде бы легче. Но намного сложнее: ведь нужно, чтобы золото вышло на поверхность. А на это сил уйдет намного больше. И если меня тогда крутило как былинку на ветру, то после сегодняшних подвигов - даже думать боюсь. Вот появились первые самородки - яркие, блестящие под солнечными лучами. А за ними еще и еще... Да сколько же вас здесь? Перед глазами все кружится. Или это золото пустилось в хоровод? О, личность какая-то из кустов выглядывает - похоже, та самая кикимора, о которой меня Вираг предупреждал: глаза блюдцами от увиденного, рот открыт - о шалостях напрочь забыто. Не стоит так застывать, еще и схлопотать можно. И точно: в затылок кикиморе влетел очередной золотой самородок, нет, уже слиток - большие запасы у разбойников были. Уж не моих ли это знакомых под предводительством Гудраша? Да нет, вряд ли - далековато для них.
Соль во рту - будто ковш цельный проглотить пытаюсь. На губах капли крови, руки мелко дрожат, а золото все пребывает и пребывает. Когда же ты закончишься?..
Не знаю, сколько времени прошло, но золото, наконец, все вышло на поверхность. Да... Такого количества желтого металла я еще не видела. И что с ним делать? С одной стороны, я теперь обеспечена деньгами - мелькали монеты, да и самородки все сплошь высокой пробы: да, метки на них нет, но для пиктоли разобрать ценность золота, его качество не проблема. С другой - на дорогу мне столько не надо, да и не унесу! Физически это вполне возможно - если смениться, но зачем это делать? Только ящерицей расхаживать мне не хватало!
Пришлось еще помучиться, чтобы собрать золото в одно место. Получилась приличная горка, локтей пять в высоту. Даже после отбора нужного, на мой взгляд, количества монет и самородков, "горка" не уменьшилась. И что с ней делать? Будто подслушав мои мысли, золото вновь позвало, попросило... возвратить его. Не знаете что это? Ох, хуже этого, только розыск золота, призывание его и вытаскивание на поверхность одним махом. Почему? Да потому что золото истокам вернуть надо, в золотоносные жилы. Такого я еще не делала. Да, призывание тоже не практиковала, но маман рассказывала о нем. А тут... Придется самой разбираться.
Сил почти нет, кровь бьет в ушах, глазам больно смотреть на яркий мир красок - так и к предкам отправиться недолго...
...Шорох песка - время будто идет вспять...
...Шепот земли - колыбельная для дитя...
...Звон металла - все вернется...
...Шелест трав - земля успокаивается...
...Капли крови - так должно...
Птичий щебет пробился сквозь сон. Сон? Ой ли?.. Мда... везет мне с моим золотым даром. Хорошо хоть поблизости никого рядом не было - кикимора не считается: получив один раз по затылку, она предпочла посидеть в овраге, подумать о вечном, добром. Все тело ломит и во рту сухость страшная. А еще вечная соль. Ну да, я же сама оставила немного монет на нужды. Солнце давно перекатилось с зенита, воздух наполнен жаром и ароматом трав, цветов, хвои... Теперь сосенки оживут, зазеленеют: не важно, что скоро осень, леший их в обиду не даст, присмотрит, приголубит.
Только сейчас сообразила, что лежу в тени сплетенных ветвей кустарника: словно беседка или шалаш, большие листья укрыли бедную меня от солнечных лучей и любопытных глаз. Не припомню, чтобы утром здесь были кусты. Да и лежанку я себе точно не делала - кажется, рухнула там, где стояла (решение встать на колени оказалось весьма мудрым). Ой, у изголовья букетик лесных цветов - не иначе Вираг постарался, а рядом... туесок с земляникой - тут уж явно леший благодарил. Да, роскошный подарок: хоть и зовут последний месяц лета ягодником, а все ж не клубники, не земляники нет - еще до середины ньяра отошли. В прошлый раз Леший вину заглаживал, а теперь благодарили. Надеюсь от чистого сердца. Вообще-то так и есть - земляника, кустарник да лежанка тому подтверждение.
Встать бы теперь... Через "не могу" пытаюсь встать на четвереньки. Со стороны, наверное, забавно выглядит, а мне как-то не до смеха: руки разъезжаются, ноги дрожат, голова болит. Продолжать можно долго, а толку? Никакого. Кто-то вредный внутри все нашептывал по поводу возвращения в Ориенрог в объятия тетушки Хафелы. Ша, размечтался! Уж лучше тут мучаться, чем там!
Уп, во что это я такое врезалась? Да это же мои пожитки. О, самое время разобрать и переодеться. Мда, при свете солнца, пусть и клонящегося к закату, вещи выглядели не просто обносками, а натуральным тряпьем! Брюки, оказывается, были оборваны по длине ниже колен, куртка протерта до дыр на рукавах, совсем потеряла прежний цвет, пребывая ныне в серо-коричневых оттенках. Рубаха была сплошь колючая, да размеров на пять больше нужного. Пояс. Вот о поясе сказать ничего плохого не могу: плотное, но гибкое плетение, прочные шнурки - хорошая работа, одним словом. И я была права, посчитав, что в плетение можно спрятать монеты. На такое количество, как у меня, он рассчитан, наверное, не был, но старалась изо всех сил, расталкивая монеты и самородки. Мда, теперь этим поясом и убить можно, вес то не малый. Все же одна монета не поместилась - бруйсьский золотой, стертый на боках, но ничуть не утративший свою ценность. Как он здесь оказался? Или до княжества Бруйсь не так уж далеко...
С чего взяла, что монета именно золотой, набольшая денежная единица соседнего Фелитии княжества Бруйсь? Ну... знание денежных систем то немногое, что хорошо держится в моей памяти. Во всяком случае, смею на это надеяться.
Еще раз оглядев скудный гардероб, я приуныла. Совсем впасть в истерику не позволил туесок с земляникой. Чего добру пропадать? С собой не унесу - класть некуда, а полакомиться - дело полезное. Тем более есть хочется. Ой, у меня же где-то хлеб да мясо вяленое были. Точно, лежат себе спокойно. Хлеб, правда, засох - то ли от жары, то ли кухарки шельмуют при выпекании. Ладно, оставим на потом, вдруг пригодится - иногда и сухари погрызть в радость. Эх, жаль, мясо не агейцами вялено, уже запашок пробивается. И желудок жаль, и есть хочется... Голод одержал решительную победу.
Немудреная трапеза подняла настроение, пора и в дорогу. Но переодеться все-таки придется. С трудом вытряхнув пыль из брюк, решительно надела, представляя, что на самом деле, я примеряю бархатные штаны Теля, которыми он жутко гордился - цвета спелой вишни, с серебристой пряжкой, словом загляденье, а не штаны. Куртку и рубаху уложила обратно в юбку-суму до лучших времен, вдруг пригодятся. Пришлось у платья подол оборвать, основательно так - по пояс. А что? Не то чтобы рубашка, но для дороги сойдет. Жаль, ниток с иголкой нет, наставления маман по поводу вышивки, да и простого шитья пришлись очень кстати.
Все, пора в путь. Мне еще засветло овраг с кикиморой обойти, хотя после моих мучений с золотом (это когда ей самородок по затылку съездил), она вряд ли особо побеспокоит. Да, а ведь мне и ночевать в перелеске предстоит. Не то чтобы страшно, но с охраной легче. Оказывается, и от Фларимона толк был. Нет, не буду о нем сейчас вспоминать, достаточно и ощущения кольца на пальце, чтобы пожалеть о нашем знакомстве. Странная я: вроде злюсь на него и в тоже время... Хватит, потом буду мечтать и носом хлюпать, пора в дорогу.
Иду, третий день уже... А никаких обозов не видно. Может, я не в ту сторону двигаюсь? Хотя по такой жаре, да после мороки с золотом, я вообще не понимаю, где эта самая сторона. Повезло, что к дороге легко вышла. Мелкие разборки с кикиморой и особо настырным глухарем не в счет. Так, мелочи... наверное... Но нервы попортили. Особенно глухарь, всю рубаху из... Чудо, что я ее тогда надела!
Плохо мне... Ноги уже еле идут, в глазах туман, руки плетьми обвисли. Хочется пить, да только фляжка пуста - накануне вечером последние капли выпила. И как нарочно: ни ручья, ни ключа нет, про пруд или озеро молчу. Наверное, рада была б и луже, но сухая погода уверенно держалась на небосклоне, отгоняя даже намек на облака.
Сколько я уже иду? Не знаю... Я уже ничего не знаю... Еле-еле переставляю ноги, хотя следующий шаг может быть последним - рухну прямо на дороге... Может, стоило по лесу идти, все б леший помог или Вираг...
...В ушах шумит от усталости и жары. Жажда мучает... Но пока иду...
Ноги подкосились, рухнула на дорогу... А в голове все сильней шумит... Шумит и грохочет... Словно телега через мост расшатанный проезжает... Шумит...
-Тпрру! Стой, милая! - разносится зычный мужской голос.
Это он мне? Так я и не иду... Я вообще стою... сижу... не двигаюсь... Сон ли это, явь ли...
-Э, да то ж девчонка! - тот же голос совсем рядом.
Чьи-то руки подхватывают и отрывают от земли. Ша... ноги меня не держат. И только те самые руки и не дают вновь упасть.
Хочется съязвить: "Пока да", но пересохший язык еле ворочается и по собственному почину выдает:
-Пить...
-О, живая, - радуется мужичок.
-Сдурел, Голованя?! Неси сейчас же на повозку! - подключается низкий женский голос. - Да не туда! На третью повозку! Шо ж ты роняешь, чай не мешок с картошкой!
-Она не заразная, можь проклята? А вы ее в обоз! - вмешивается скрипучий голос - не разобрать: мужчина или женщина.
-Окстись, Пафнутья! - все-таки женщина. - Вечно всяки гадости говоришь. Не дай Всевышний, услышит Лукавый, да сбудутся все твои карканья. Чай не ворона!
А первая женщина сильна, да и власть имеет: Пафнутья с первого раза умолкла, если что и бурчала, то лишь в уме.
-Голованя, чего рот разинул? Воды достань! Бедняжка от жажды мается! - продолжила командовать женщина.
Голованя, видимо тот мужик, что меня подобрал, спохватился и вскоре моих губ коснулось горлышко фляги или бутыли, теплая, но такая желанная вода потекла в рот.
-Ну... ну... тише.. не все сразу... - хлопотал надо мной Голованя. - Ты лежи, лежи... авось полегчает... О, диво!
Э? Это он о чем? Судя по тому, что правая ладонь разжалась, обнаружилась монета. Ну, да, та самая, что в пояс не поместилась.
-Откуда знаешь? Можно подумать в руках держал, - буркнула та в ответ. - Эх, бедное дитятко, издалека видать пришла. Что ж случилось с ней?
-Ну, очнется - сама расскажет, - мудро рассудил Голованя. - Припрячь монету-то, потом отдашь. А то вон Пафнутья косится! И зачем мы ее в обоз взяли?
-Просилась же... вот и...
Голоса удалялись. Действительно, зачем такую вредину в обоз взяли. Что? Обоз? Значит, правду сказал Вираг, и я таки попала в нужную сторону. Хотя о последнем рано судить: может они не в Мальбург, а из него едут. Ладно, потом разберусь...
Послышался хлесткий голос кнута, перекличка прошлась по повозкам, и обоз медленно тронулся в путь. Мерное покачивание повозки убаюкивало. Да и впрямь, можно расслабиться и поспать. Все равно на большее нет сил.
Скрип-скрип... Колеса тяжело поворачиваются вокруг оси, но следуют колее. Мерный перестук копыт отсчитывает путь. Надеюсь, обоз не идет в Ориенрог. Это была последняя связная мысль в голове - сон благодатным пологом сомкнул глаза, уводя в страну света и мечты.
Тихий вечер неясной дымкой окутывает землю. Долгожданная прохлада спускается на опаленные летней жарой леса, поля, дороги. Мерное покачивание повозки не дает проснуться окончательно. Повозки? Ах, да, я же встретила, наконец, обоз. Хотя скорее это меня встретили, точнее нашли. Ладно, сие не важно. Главное, я на верном пути, ну или почти.
Судя по разговорам, обоз останавливается на ночлег. Пора, наверное. Здраво судить не могу, поскольку кроме бортов повозки да клочка темнеющего неба ничего не видно, да и опытной путешественницей себя не считаю. Повозки явно куда-то свернули и замедлили ход, располагаясь определенным образом. Через силу выглянув из места пребывания, поняла, что полукругом. Видимо для защиты. А может, и ошибаюсь - не специалист я в этом, не специалист.
-Очнулась... - раздался рядом знакомый голос.
Повернувшись в сторону говорившего, я разглядела высокого худого мужика: жилистый, сухопарый, привыкший к труду. Наверное, крестьянин. Тогда что ж он делает здесь, в дороге?
-Живая, - расплылся в улыбке мужик. - Голованей меня зовут. А ты кто будешь?
-Гхм... Эредет, - мда, сил еще мало, да и во рту опять все пересохло.
-Далеко собралась, Эредет? - продолжал улыбаться Голованя.
-Я... э... - ну, не выкладывать же все первому встречному?!
-От бедовая голова! Я ж те сказала проверить как она, а не допытывать! - прервала нашу познавательную беседу новая героиня.
У нее тоже подозрительно знакомый голос.
-Аггеюшка, я только спросил, - начал оправдываться мужик.
-Спросил он, как же! Кыш отседава! Я сама с девочкой потолкую, - распорядилась Аггея.
-Ее Эредет зовут, - уже уходя, бросил Голованя.
-Дознатчик, - усмехнулась женщины и обратила взор ко мне.
Мда... именно таких и называют ЖЕНЩИНАМИ! Высокая, видная, полногрудая, толстая коса, как и положено замужней крестьянке, короной уложена вокруг головы - белая косынка не в силах скрыть ее, настолько коса велика, лицо улыбчивое, а в глазах мудрость, не та, что узнается из книг, а приходит с годами, с тяжелой жизнью, с умением радоваться мелочам.
-По нраву? - усмехнулась женщина.
Ох, надо ж было мне так откровенно уставится на нее.
-Я... у... - краска залила не только лицо, но и шею, за уши вообще молчу.
-Да не красней, не красней. Нет в том зазору, чтоб человека встретившегося тебе рассмотреть. Звать меня Аггеей, с мужем моим - Голованей обоз ведем в края дальние. А ты куда направляешься?
Значит ее муж - глава обоза. Ничего удивительного, что так все слушаются. С другой стороны, да будь муж хоть королем, никто и пальцем не шевельнет, если уважения нет. Взять хотя бы меня: да, Фларимон не король, всего лишь рыцарь (с его слов, других сведений не поступало), но его слушались в Ориенроге, а меня... Ох, от меня ж ответа ждут, и, судя по взгляду Аггеи, мнение о моих способностях все ниже и ниже.
-В Мальбург, - голос все еще не окреп, да и воды никто не давал.
Аггея сразу догадалась, что мне требуется помощь.
-Ох... Вставай, девонька, пойдем к костру. Сейчас похлебку сообразим, отвара мятного выпьешь, враз полегчает! - захлопотала она вокруг меня, помогая вылезти с повозки.
Пришлось выбираться, тем более что так помогают. Ноги слегка дрожали, голова немного кружилась, но в целом состояние очень даже ничего - после всего можно было ждать худшего.
-Монета твоя не пропала, не бойся, у меня она спрятана, - зашептала Аггея. - Пафнутья, вон та бабулька вредная, спать уляжется, я тебе ее отдам.
Мне ничего не оставалось, как кивнуть. Да и не беспокоилась я о монете, зря что ли в поясе остальное запрятала.
Вроде недолог путь к костру в центре полукруга, но рассмотреть многое успела. Обоз из десяти повозок занял целый луг. Интересно, а это много или мало - десять повозок? Семь или восемь семейств устраивались на ночлег. Вместе с ними и та самая Пафнутья - сгорбленная, в серо-синих одеждах, нос крючком, а глаза так и рыщут: "Чтоб такое углядеть, да повредничать". На одной из повозок среди разбросанных вещей устроился парень с лютней - не то менестрель, не то трубадур (никогда не различала их), что-то наигрывая и напевая:
И вызовет на поединок
Не боль, не месть и не молва
А только глупый звук единый -
Брошенные вскользь слова
Похоже, все-таки менестрель: насколько я помню, героические сказания и баллады по их части. По моему мнению, не слишком слова попадают на мелодию, но тут дело вкуса, кому-то вообще нравятся частушечные кричалки. Хмурый мужчина средних лет - по выправке и отношению к оружию воин - сосредоточенно рубит сушняк: ровно, методично, без лишних движений. Кучка детей затеяла игру в салки, шныряя между повозками, в ожидании ужина. Две старшие девочки и трое парней помогали родителям в обустройстве ночлега и приготовлении ужина. Без лишней спешки, выверенными движениями каждый занимался своим, но и в тоже время общим делом. Сколько ж дней они путешествуют вместе, что успели так сработаться?
-Эредет, нам туда, - потянула меня за руку Аггея к костру.
Что, опять готовить? Нет, я конечно не против, благо практика солидная (угу, на стоянках с Фларимоном и ужин у разбойников - солидно, ничего не скажешь), но после каждого раза обязательно что-нибудь случалось! Хм, готовить меня никто не заставлял, только к роли помощника припрягли. Давая мелкие поручения, Аггея попутно знакомила с окружающими:
-Это Вусала - рукодельница отменная, там сестры Дырдь и Дырея. Лук помыть надо. Вот Онежка - говорят, хорошо по руке гадает. Да, соль в том сером мешочке на третьей повозке. Там Мара возится, это...
Увы, всех с одного раза я не запомню, наверное... В отличие от меня, им только одно имя новое усвоить надо.
-Эредет, а муж твой где? - самой глазастой оказалась Килина.
А я то надеялась, что кольцо не заметят. Ша, размечталась!
-Я... ну... нету его, - только и смогла глухо пробормотать.
Глаза защипало. Ну, уж нет, не буду плакать! Хватит!
-Ох, - дружно выдохнули собравшиеся женщины.
-Что ж родственники то его тебя отпустили одну? - полувозмущенно-полусочувственно выдала Патыма.
-Они... не... я им не нужна... - рассказывать об истинных отношениях с Хафелой и иже с нею не буду, тем более, суть этих самых отношений уже выдала.
-О-ох... - такой же дружный вздох.
-Теперь то ты куда? - спросила Кирша.
-В Мальбург...
-И то верно, в городе все легче устроиться, работы больше, но жилье дороже, - ну, наседки точь-в-точь заквохтали.
Они бы еще неизвестно сколько так охали-ахали, рассуждая о нравах, моих действиях и прочем, но оголодавшее детское и мужское население собралось вокруг костра и потребовало кормежки.
Немудреная пища - похлебка, да картошка печеная - не мешала вести разговоры. Я, конечно, могу и ошибаться, но по обрывкам фраз, долетающих до моего укромного места близ одной из повозок (у костра жарковато, да и неловко как-то - не знаю я этих добрых людей, получается, навязываюсь), выходило, что говорят обо мне, а точнее о моей горькой судьбинушке... К концу трапезы мою историю знали все. Женщины сочувственно шмыгали носами, утирая концами платков глаза: бедная сиротка, молодая, да вдовая, а теперь еще и родственники мужнины выгнали. Когда ужин закончился, и всяк стал заниматься чем душе угодно, старшие женщины собрались в кружок у костра, и жена Головани запела сильным, но уж больно тоскливым голосом:
-Ой, да ива-иву-ушка,
Ветви по воде плывут... ох
Ой, да ты моя кручину-ушка,
Слезы по щекам текут... ох
Вслед за ней подтянулись и остальные:
-Ой, да ива-иву-ушка,
Млады листья оборвут... ох
Ой, да ты моя кручину-ушка,
Завтра замуж отдадут... ох
Ой, да ива-иву-ушка,
Ветер косы растрепат... ох
Ой, да ты моя кручину-ушка,
Счастья боле не видат... ох
Мда, если это они обо мне, то я себе не завидую. Впрочем, что мне завидовать? Одна, среди чужих людей, незнамо где... Счастливица, да и только.
Все же, если подумать, да хорошо присмотреться ко всем произошедшим событиям, то... пожалуй и впрямь счастливая я: бандит украл из деревни тети, но Фларимон меня освободил, леший хотел подзаработать, но мне удалось его переубедить (не зря все-таки маман вдалбливала нам основы магичества), ручейник хотел обидеть, леший его прогнал, разбойники не убили, волхв только замуж выдал - Фларимон на самом деле не плох, совсем наоборот.. О чем это я? Ах, да. После всего Фларимон не тронул меня, а всего лишь отвез к родственникам. Хафела... мда, потрепала тетечка мне нервы, но Всевышний не допустил беды. Даже вот сейчас, в данный момент сложившейся ситуации мне повезло: обоз мог и не пойти, могли меня объехать или даже переехать, не взять с собой, в конце концов! Так что не буду гневить судьбу. Хотя мне очень интересно, почему Голованя и Аггея не побоялись взять меня в обоз. Монета? Ну, не стали бы тогда мне говорить, что она у них, а уж подбирать тем более. Может, надеются, где одна, там и вторая? Сомнительно, но чем Лукавый не шутит? Правильно, только собой. Эх, ну почему я не сказала, что это кольцо с помолвки? Ведь есть такой обычай, многие надевают кольцо до венчания. Вот и ляпнула бы что-нибудь соответствующее случаю. Хотя... слишком уж приметное колечко, необычное, да и только венчальное на безымянный палец одевают. Вообще-то теперь палец не безымянный, а мужнин (у Фларимона он женин), а родится ребенок, безымянный палец правой руки станет материнским (у него же - отцовский). Так что не вышло бы у меня обмануть людей. Замужняя я, пусть и вдовая для них.
Будто читая мои мысли, нарисовалась Аггея, неловко теребящая какую-то тряпку в руках. Ах, нет, это не тряпка, а платок или косынка - точнее разобрать не могу.
-Эредет, девонька... Ты хоть и вдовая, вновь можешь мужа выбирать. Да только не скоро то будет, вон кольцо не снимаешь.
Так... к чему это она? Кольцо понравилось? Знала бы она, что я с радостью его отдам, да не снимается оно!
-Пусть и не местная ты, но... - речь женщины становилась все более сумбурной и все менее понятной.
-Аггея, я... - договорить мне не дали.
-Вот, надень, чтоб люди пальцем не тыкали, да Лукавый не погубил, - Аггея протянула мне тряпочку.
Все-таки косынка... Неловко дергая из стороны в сторону, я умудрилась завязать ее с третьего раза. Ну, вообще-то удобно: волосы собраны, да не так жарко.
-Кхм... Эредет... э... м...
Странно, что опять с Аггеей? Мне она не показалась робкой и заикающейся, но сейчас.
-Я, конечно, не мать тебе и не наперсница, но... - щеки женщины были не просто красными, а что твоя свекла. - Ты, часом не беременна?
Ик... Ик... ик... Ам... ум...
-Ты не боись, не выдам, только ж беречься надо тебе тогда. Не за себя живешь, за двоих сразу!
-Э... нет... не... беременна... - теперь и я приобрела яркий свекольный окрас.
-Да? - мне показалось или она расстроилась?
-Да! - хотелось закричать, но получился лишь шепот.
-Ну... с одной стороны легче - и в дороге, и устраиваться в городе. С другой... все б его лучик был с тобой, капелька крови его. А уж ежели б на него еще и похож...
Охая и покачивая головой, Аггея направилась к своему обозу. Фух... вот тебе и счастливая...
Звездная радуга сияла на бархатном небе. Вроде бы и спала днем, а все равно глаза слипаются. Хочется рассмотреть каждую звездочку, но видятся только ресницы. А может это действительно лучше - заснуть, забыться, хоть ненадолго? Видимо, да... Веки устало опускаются, звезды мерцают все слабее, дыхание становится медленней, расслабленней...
Странные они - собравшиеся в обоз. Молодые и старые, крестьянин и ремесленник, менестрель и воин - столь непохожи друг на друга. Но есть между ними две общие вещи: первое - все они ищут новый дом, второе - пение. Да, да, именно пение. Радуются - поют, скучают - тоже поют, работают - опять поют, отдыхают - снова поют! Хотя это не самое страшное и странное: рассказывал как-то папа о племени, живущем на далеком-далеком юге - данасеры называется. Так они по каждому поводу... танцуют. Ну, эти пока только поют. Вот и сейчас, раздавалось, нет, не игра - неудобно играть, сидя на повозке, пусть и идущей по годами утоптанной колее, а нервное дребезжанье или треньканье. Менестрель удобно (насколько это вообще возможно) устроился на пятой повозке и вяло терзал лютню:
Замкнется звездный круг за нашими плечами,
Дорога в полночь уведет,
И новый день приветствоваться будет, но не нами,
И не для нас подснежник расцветет.
Глухие стоны бурь в сердцах сокроем,
Тоскою души напоив.
Не так уж страшно быть изгоем
Средь тех, что глупость с разумом сроднил...
Да, пафосно у него слишком получается. Про дорогу красиво, не спорю, о изгоях понятно, остальное... Нет, не ценитель я песен менестрелей.
Почему-то у людей твердо закрепилось мнение - бывают только седые менестрели. А если не седой? Не менестрель? Но и почитаемые всеми поющие старцы тоже когда-то были молоды. А у нашего (как быстро я стала считать путешественников своими) менестреля была мечта, впрочем, как и у всех в обозе: выиграть первое место на турнире имени Лафирта Северного. Кем был Лафирт, никто уж и не помнит, но, наверное, менестрелем или чем-то в этом роде, раз его именем величают конкурс певцов и сказителей.
Мда, надоело... Что надоело? Все! Едем уже пятый день, а дороги впереди еще... На самом деле обоз следует в Коврилин - одну из провинций Фелитии, но по счастливой случайности (опять повезло) он пройдет по развилке, от которой до Мальбурга три-четыре лиги. Там я с ними и распрощаюсь. Аггея намекала, что я могу остаться, они мне даже помогут обустроиться на новом месте (еще бы, я ж владелица целой золотой монеты, про которую мне пришлось сказать, что нашла ее в лесу - почти не солгала! - и готовить умею, работы не боюсь, игла так и летает в руках - тут я бы поспорила, ведь они не видели шедевров маман), но я вежливо отказалась, соврав, что не хочу жить в деревне, так как это будет напоминать мне о муже. Да, врать противно, но не могла я развенчать миф о моем вдовстве, не могла. К тому же они сами это придумали, я лишь промолчала вначале, потом...
Бам.. пуф... Вай! Что за нежданная остановка? Колесо отвалилось? Или Пафнутья опять потеряла свою любимую сковородку, которую ей еще прабабушка из своего приданного в ее приданное положила? Но тогда почему такая тишина? Даже менестрель затих...
Оп... снова здорово! Это уже надоедает. Разбойники! Путь нам преградили разбойники. Благо хоть не банда Гудраша-и-Грамдора. Но личности не менее колоритные и почему-то все почесывающиеся.
-Какие люди... Гости дорогие! - хрипловатый голос, весь пропитой принадлежал толстому мужичку в драном камзоле с кривым мечом в руках - главарь, однако.
У сего "представительного" мужчинки была еще одна особенность, которая отвлекла меня от остального народа, проще говоря, я их теперь даже не замечала. У главаря практически все зубы были... золотыми! Если бы не самородки и монеты в поясе, да явно заныканные запасы путешественников, я могла почувствовать приближение бандитов. Ладно, не буду зацикливаться на этом, вон мужик уже что-то вещает. Надо послушать что, а то народ как-то мрачнеет на глазах, словно небо перед грозой.
-А еще пятьдесят серебряников, двадцать злотников - я нынче добрый, трех девок, двух волов и мы в расчете, то бишь сможете спокойно ехать дальше.
Уп... похоже, с нас требуют плату за проезд. Ну, почему все такие жадные?
Так, надо что-то делать, иначе быть беде: или бандиты нас поубивают, или мы сами от страха умрем. Ну, я, положим, и не умру, но... Жизнь остальных оказалась важнее моей, поскольку я... опять решила пообщаться с золотом, точнее с золотыми зубками главаря. И чего меня на подвиги тянет? Так ведь и со светом белым попрощаться недолго. Сидела бы себе тихо в повозке, никого не трогала, авось все и обошлось. Ша, тихо...
Но что же сделать? Призывать? Зачем? И так золото вижу. В землю возвратить? Второй раз за столь короткий срок не смогу, да и не хочу, чтоб другие видели как меня корежит после. К себе притянуть? На такую глупость даже я не способна! А если... поиграть с ним, в смысле с золотом, точнее зубами золотыми? Можно попробовать, правда я этого никогда не делала. С другой стороны я много чего не делала до этого лета, но пришлось, и справилась же!
Хм, легко сказать - поиграю. А как? Максимально тихо опустилась на дно повозки, но так, чтобы в щелку в бортах было видно главное действующее лицо - главаря. Кажется, получилось. Во всяком случае, никто не кинулся с воплями "Стоять!" в мою сторону. Что теперь? Эх... теперь надо бы разговорить зубки золотые, да заставить их двигаться в разные стороны. Ну, с первым проблем нет. Итак, начнем...
Что, бывалые, много грызть орехов доводилось? Много? Да еще с мясом? О, ну, вы прям богатые. Что? Нет, не богатые? А как же это? О, Стырь только болтать да пугать умеет. Ну, бывает, бывает... не поделаешь тут ничего. А? Мне что нужно? Всего ничего - вы гопак плясать умеете? А в присядку? Ну, хоть хоровод? Совсем ничего? Бедненькие, как же вам грустно! Но! Если хотите, могу научить! Как? Да очень просто! Так, нижние левые, да не те левые, а эти! Вы качаетесь вправо. Верхние правые - качаетесь влево. Да-да, именно навстречу друг другу. Что? Ах, что вы правые нижние и левые верхние делать будете? Ой, да ничего сложного - просто подпрыгивайте. Не знаете как? Ну, милые мои, вас, когда ставили, то вниз тянули. Верно? Верно! Вот и вы так - сначала вверх тянетесь, а потом вниз. Только это надо делать резко и быстро. Готовы? Тогда начали! И... раз-два, раз-два, вправо-влево, вверх-вниз. Веселей, дружней! Раз-два, раз-два!
Ой, а что тут творится, в смысле пока я с зубами танцы разучивала, вокруг меня переполох начался: главарь в панике кричит "А-а-а!!!", боясь рот закрыть, в котором зубы по своей воле двигаются, остальные разбойники в страхе вопят, путешественники с обоза воют "Лукавый шалит! Демонов наслал!", лошади ржут, волы мычат - одним слово дурдом полнейший. Даже птицы истерическим свистом зашлись.
Но долго сей концерт продолжаться не мог: первыми не выдержали разбойничьи лошади - сорвавшись с места в карьер, понеслись куда глаза глядят, причем глаза седоков глядели в одну сторону, лошадиные в другую, так что как они не снесли деревца по краю дороги, мне не ясно. Волы в панике рванулись вперед, благо хоть по все той же наезженной колее. Путешествующие в обозе, не сбавляя громкости, выли, орали, ревели в такт дребезжанию повозок, да так ладно, что прямо-таки песня получилась...
Гулена-вечер, не спеша спустившийся на землю, был встречен компаний путешественников никак, то есть они его просто не заметили. Дело в том, что, промчавшись по дороге, наверное, целую лигу, обоз резко встал - все разом лишились сил. Еще бы, такое увидеть: сначала разбойники, а потом зубовный танец. Ну, может о последнем они и не догадались, глядя на дергающиеся зубы главаря, но все равно страшно. Поэтому едва обустроившись на небольшой полянке, рядом с дорогой, народ стал... пить. Похоже, это самый распространенный способ снятия печалей, страхов, а также выказывания радости. Гм... хорошо народ радовался - даже волы пьяненко качались из стороны в сторону, только оглобли повозок удерживали их от падения. Что уж говорить о людях!
Забыв обо всем, мужички праздновали избавление от разбойников. Не важно, каким образом это случилось, не важно, почему зубы главаря пустились в пляс, все не важно. Главное - живы, целы и невредимы ушли. Женщины с детьми тоже приняли для успокоения и веселья, но мужчины... Даже всегда отрешенный от земных забот менестрель лихо выплясывал под пьяные крики, которые ошибочно считались у народа песней. А кружки с грушовкой, щедро сдобренной чурбань-травой, вновь разошлись по рукам. И лес услышал очередной шедевр хорового пения.