Туровников Юрий Юрьевич : другие произведения.

На краю: Легенда о Суини Тодде

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Легенда о Суини Тодде. В тексте оригинальные диалоги из рок-мюзикла TODD, авторы Михаил Бартенев и Андрей Усачев.

  Памяти Михаила Горшенёва посвящается...
  
  
  НА КРАЮ
  (Легенда о Суини Тодде)
  
  ...Когда объято все вокруг бедою,
  И промедлению растет цена,
  То нам с тобою не найти покоя,
  Покуда месть не свершена!
  
  Король и Шут, "Неупокоенный".
  
  
   ***
  
  Звук сирены разрезал звенящую тишину, висевшую над окружной тюрьмой, заставив человека, стоявшего перед ржавыми воротами, вздрогнуть. За его спиной послышались смешки вооруженных охранников, облаченных в черную форму. Они стояли возле небольшого строения, в котором располагался контрольно-пропускной пункт, и обсуждали прошедший футбольный матч.
  - Что, прикипел к этим стенам? Оставайся, - один из полицейских поправил кепку и постучал по ладони, затянутой в кожаную перчатку, резиновой дубинкой. - Как же ты теперь без своей подружки? Или ты сам был ей?
  Суини Тодд, так звали освобожденного от заключения, не ответил, он сжал кулаки, усмехнулся и спрятал голову под капюшон своего потертого плаща, что мел полой потрескавшийся асфальт. Массивные створы заскрипели и разъехались в стороны. Мужчина сплюнул под ноги и сделал шаг, который мечтал сделать двадцать лет. Ворота за его спиной сомкнулись.
  Запах свободы ударил в нос. Человека не смутили зловонные пары, что исходили от канализационного стока, что тянулся вдоль тюремной кирпичной стены, опутанной паутиной колючей проволоки. Со смотровых вышек на стоящего у ворот пялились охранники и завидовали ему. Сейчас он поймает попутку и уедет отсюда прочь, а им нести вахту целые сутки.
  Мужчина вытащил из кармана скомканные купюры, все, что ему полагалось за годы, проведенные за решеткой.
  "Интересно, сколько сейчас берут таксисты?".
  В огромной куче мусора, что возвышалась перед входом в казематы, копошились вороны. Гадкие, грязные птицы противно каркали, клевали друг друга, хлопая крыльями, сражаясь за добычу - полусгнивший труп какой-то твари.
  "Смерть Христова, как долго я ждал этого дня. Я уже иду, я уже иду...".
  Небо, затянутое серыми тучами, вот-вот грозило разразиться дождем - обычным явлением для этих мест. Освобожденный поежился и пошел по пустой дороге, идущей вдоль стены. Через полчаса ненавистная тюрьма осталась позади, а еще через час, когда ноги начали гудеть от непривычно долгой ходьбы, за спиной послышалось рычание двигателя. Этот звук невозможно спутать ни с чем. Суини остановился, повернулся на шум и поднял руку. Тормоза автомобиля взвизгнули, оставив на асфальте черные следы. Путник окинул транспортное средство взглядом, такого видеть ему еще не приходилось: длинная, ярдов десять, не меньше, черная, как ночь, но не видно и пылинки. Видимо, хозяин очень любит ее и ухаживает тщательно. Правда, слегка на катафалк похожа. Во времена, когда он был молод и горяч, подобные авто рисовали только в комиксах. Не машина, а космический корабль. Ни одного острого угла, все такое... Прилизанное. Должно быть, дорогущая. Боковое стекло опустилось.
  - Подвезти? - спросил обладатель черных очков, одетый в серый костюм, который стоит явно больше тысячи фунтов.
  - Боюсь, у меня нет столько денег, чтобы с вами расплатиться, - ответил Суини.
  - Садись, не бойся, - сразу перешел на "ты" богатей. - Неужто ты думаешь, что мне нужны деньги? Я все равно еду в город. Запрыгивай.
  Пассажирская дверь открылась. Мгновение помедлив, человек обошел автомобиль и сел на сидение рядом с водителем. Щелкнул замок ремня безопасности.
  - Благодарю. Вы весьма любезны, - кашлянул в кулак Суини.
  - О да, - согласился "костюм". - Я редко оказываю услуги. Обычно их оказывают мне. Однако мы заболтались.
  Резина взвизгнула, и автомобиль сорвался с места. Тяжело вздохнув, освобожденный из заключения смотрел в зеркало заднего вида на Центральную окружную тюрьму до тех пор, пока та скрылась из вида. Грубые ладони, покрытые мозолями, потерли лицо.
  "Кожа совсем огрубела. Как такими руками смогу дотронуться до них? Пожалуй, сначала надо привести себя в порядок. Я не могу показаться им в таком виде. Одежда... Черт с ней, выглядит более-менее прилично. Плащ скину и хоть в церковь. Побриться надо. Господи, волнуюсь, как юнец перед первым разом! К дьяволу все предрассудки. Сразу домой! Не медля ни секунды! Им все равно, чистый ли я, и как от меня пахнет. Я ждал этого столько лет, и они тоже. Не могу поверить, что все кончено. Все кончено. Я уже иду".
  - Я иду...
  - Что, простите? - спросил водитель, выкручивая ручку магнитолы и делая потише нестареющую "Shape of my heart". - Вы что-то сказали?
  - Разве? - Суини отнял от лица ладони. - Привык сам с собой разговаривать.
  "Костюм" понимающе кивнул.
  - Сколько?
  - Простите? - теперь извинился другой.
  - Я спрашиваю, сколько сидел. За что, если не секрет, - поинтересовался богач, закладывая вираж. - Ты же явно только освободился. Имя не спрашиваю, ибо это мне не интересно. Я знакомлюсь только с нужными людьми, а о тебя мне вряд ли будет какая-нибудь польза.
  Суини усмехнулся, скинул капюшон и пригладил темные, обеленные сединой, волосы.
  - Могу, разве что, побрить вас.
  Водитель улыбнулся и поправил солнцезащитные очки.
  - У меня личный стилист, спасибо, - пассажир кивнул, хотя не понял, о чем шла речь. Он понятия не имел, кто такой этот стилист. - Ты не ответил на мой вопрос: сколько и за что.
  Тяжелый вздох вновь заставил Суини вновь прикрыть глаза, но лишь на мгновение. Машина неслась вперед, оставляя позади мили асфальта. По обеим сторонам мелькали поля, редкие домики, рощи. Свобода. Ее запах проникал даже через поднятое стекло этого катафалка, как окрестил автомобиль "освобожденный".
  - Двадцать лет.
  - Не малый срок, а за что? - водитель сделал звук еще тише, заставив Стинга практически замолчать.
  - Не помню уже, слишком много времени прошло, - пассажир явно не горел желанием продолжать разговор. - Кажется, за неуплату налогов.
  Водитель покачал головой.
  - Многие на этом погорели. Аль Капоне, Уэсли Снайпс... За все нужно платить, таков закон жизни. Как говорят русские: "любишь кататься, люби и сани таскать", или что-то в этом роде.
  После этих слов хозяин роскошного автомобиля потерял интерес к своему попутчику, он повернул ручку магнитолы и салон наполнила бессмертная "I wanna вe sedated" Ramones, которую сменила битловская "Help!", а та в свою очередь уступила место "Behind вlue еyes" в исполнении The Who.
  Молчаливый Суини про себя отметил, что у владельца черных очков хороший музыкальный вкус. Эти песни уже несколько десятилетий оставались, как говорится, на плаву. Умели в свое время играть рок.
  За окном раздались раскаты грома, а через мгновение по ветровому стеклу застучали капли дождя, заставив богатея привести в движение дворники. Сквозь потоки воды Суини различил очертания города, и его сердце забилось еще чаще. С каждой милей, с каждым ярдом, с каждым дюймом он приближался к своему дому, где его ждут. В этом бывший осужденный Тодд, а ныне свободный человек, не сомневался ни секунды. Двадцать лет он видел во снах, как ураганом взбежит по лестнице своего дома, распахнет дверь и заключит в объятия Элизабет, супругу, и малютку дочь. Хотя сейчас она уже взрослая женщина, возможно даже замужем.
  "Господи, спасибо тебе, что дал мне сил дожить до этого момента!".
  Резина заунывно шуршала по асфальту. Навстречу неслись автомобили, и их количество увеличивалось поминутно. Через четверть часа "катафалк" влетел в столицу Туманного Альбиона, оставив позади пригород. Автомобиль незнакомца пересек Тауэрский мост.
  Суини не узнавал город, все изменилось до неузнаваемости. Окраина превратилась в трущобы, да и центр не блистал чистотой, как раньше. От Викторианской красоты мало что осталось. Все здания, некогда величественные и красивые, теперь сплошь увешены разноцветными вывесками. По улицам слонялись неприглядного вида граждане, попрошайки. То тут, то там попадались горожане с транспарантами, на которых имелись престранные надписи.
  - Совсем распоясались, - фыркнул "костюм", прочитав одну из них, которая гласила "Долой беззаконие!".
  Автомобиль свернул на Стрэнд и медленно поехал мимо театров, кофейных и чайных домов, пока, в конце концов, не остановился у входа в Здание Суда, уходящего своими шпилями в серое лондонское небо. Пассажирская дверь распахнулась.
  - Благодарю, что подвезли меня, сэр, - Суини покинул автомобиль, ступив на мостовую, благо дождь перестал. - Надеюсь, мы с вами еще увидимся, и я смогу вам отплатить за вашу доброту.
  - Не приведи вас господь встретиться со мной еще раз. Мало кто после оставался довольным, - ответил неизвестный, закрывая дверь. Сигнализация пиликнула и уступила место городским звукам. Сплюнув под ноги, мужчина одернул пиджак и, не попрощавшись, двинулся прочь к зданию Суда.
  Суини вдохнул полной грудью.
  - Элизабет... - прошептал он. - Клянусь смертью Христовой, больше я тебя никогда не покину, никогда.
  Порыв ветра ударил в лицо Тодду, развевая его обеленные сединой волосы, и в эту самую минуту Биг Бен пробил полдень.
  
  ***
  
  Суини не заметил, как ноги перенесли его из одной части Лондона в другую. Раньше, до того ужасного дня, когда его несправедливо осудили, этот район назывался спальным. Здесь было тихо и очень уютно, а сейчас... Сейчас здесь царили хаос, разруха и уныние. Штукатурка с домов местами осыпалась, обнажив кирпичную кладку. Стены изнывали от замысловатых и вычурных рисунков, которыми их покрыли уличные художники. Бэнкси не нашлось бы тут места. Теперь этот район напоминал старый Лондон времен Великой Чумы, унесший жизни почти всех жителей. Ветер гонял по мостовой мусор: пустые банки из-под пива, пакеты, обрывки газет. Что стало с былым величием, куда все кануло?! Прошло всего двадцать лет... Да, не в ту сторону пошел прогресс, человечество возвращается в каменный век. Скоро люди вымрут, как динозавры. Зло поедет самое себя... Суини разглядывал строения и не мог поверить в произошедшее. Его милый район превратился в трущобы и будто вымер. Практически все окна с выбитыми стеклами, кое-где на лицо свидетельства пожаров.
  "Что же тут творится?! - недоумевал Тодд. - Куда все подевались?".
  Впереди послышались голоса, и Суини насторожился. Поди знай, что тебя может тут ожидать, какой сброд нынче бродит. Он засунул руку в карман своего плаща и приготовился, если придется, дать отпор. Но его опасения не оправдались. Впереди показалась группа девушек. Они громко смеялись, спорили и размахивали руками. Завидев одинокого прохожего, девицы побросали сигареты.
  - Не желаете развлечься? - спросила одна из них, одетая в короткое платье. Ее ноги были затянуты в порванные чулки, а прическа на голове говорила о том, что на туалет у девушки времени не хватало.
  Суини посторонился.
  - Благодарю, не надо...
  - Ну, если не устраиваю я, то выберите другую! - не отставала проститутка, хватая Тодда за рукав.
  - Увольте, - освободился от цепких пальцев Суини и прибавил шаг.
  - Импотент чертов... - услышал он фразу, брошенную в спину.
  Жрицы любви вновь закурили и принялись в голос что-то обсуждать.
  "Бред!" - подумал Тодд, оглядываясь.
  Что должно было произойти, чтобы город скатился в сточную канаву? Как Элизабет с дочкой живут тут?! Надо срочно выбираться отсюда подальше. Он обязательно что-нибудь придумает, устроится на работу, возьмет кредит в банке, но вытащит семью из этого ужаса. Вот впереди показалась знакомая вывеска лавки мясника.
  "Надо же, - удивился Суини, - сколько лет прошло, а этот прохвост еще торгует!".
  Он ускорил шаг, а на его сером, худом лице заиграла улыбка. Еще бы, ведь напротив жилища мясника его собственный дом, который он покинул двадцать лет назад. Там его ждет Элизабет, там его ждет дочь. Смерть Христова, ведь он даже не знает, как ее зовут. Они не успели придумать для малютки имени.
  Последние ярды Суинни преодолел бегом. Его сердце бешено колотилось, норовя выпрыгнуть из груди. Вот уже он поравнялся с витриной мясной лавки, за стеклом которой висел большой рекламный плакат, возвещавший о том, что тут продается лучше мясо во всем Луишеме.
  Тодд повернулся к рекламе спиной, и его взор задержался на витрине закусочной. А ведь когда-то располагалась его цирюльня... Затем, не спеша, пробежал взглядом по ступеням боковой лестницы, что вела в его квартирку. Пусть маленькую, но свою.
  "Смерть Христова, - Суини стал задыхаться. - Сейчас я увижу их. Двадцать лет...".
  Долгожданный миг настал. Тодд рванул по ступеням вверх, протянул руку к ручке двери, но замер на пороге, так и не открыв свору. С потрескавшегося дверного полотна на него смотрела старая, выцветшая табличка, гласившая:
  
  "Сдаётся".
  
  Лицо Суини вспыхнуло огнем. Жар жег все его тело, а в груди словно оборвалась струна, соединявшая желание жить с надеждой увидеть дорогих сердцу людей. Мужчина робко толкнул дверь, потом подергал ручку, но дверь оказалась запертой. Тодд закрыл глаза, тяжело вздохнул и прислонился спиной к стене. Неизвестно почему, но он понял - Элизабет, его жены, больше нет. Она ни за что бы не покинула этот дом. Она непременно дождалась бы его! То, что произошло что-то страшное, Суини начал подозревать еще в тюрьме, но гнал подобные мысли прочь. За все долгие годы он не получил от Бетти, так Тодд называл супругу, ни единого письма, что на нее совсем не походило. И вот сейчас он окончательно почувствовал, что остался абсолютно один. Горло сдавило порывом рыдания, но Суини сдержался. Он несколько раз глубоко вздохнул, и вновь сунул руку в карман, нащупав холодную рукоять опасной бритвы, которая за двадцать лет стала неотделимой его частью. Он прятал ее, когда охранники проверяли камеру, ибо это подарок Элизабет, единственное, что удалось взять с собой. Сколько раз Тодд ощущал холод ее стали на своем горле, но отводил руку. Желание увидеть жену и дочку пересиливало жажду смерти. Если бы не мысли о них... Но сейчас в этом мире его уже ничего не держало. Зачем жить, если любить некого? Жизнь потеряла для Суини всякий смысл. Вновь греховные мысли начали застилать его разум. И тут...
  Раздался вой полицейской сирены, за которой зазвучали крики, по улице разнесся топот ног. Тодд оставил на время мысли о самоубийстве и спустился по лестнице, чтобы посмотреть, что происходит. С той стороны, откуда он только что пришел, на него бежали те самые девицы легкого поведения, а за ними группа молодых людей, гонимая отрядом полицейских в черной униформе, вооруженных дубинками и щитами из противоударного поликарбоната.
  "Сейчас и мне достанется ни за что, в лучшем случае, - подумал Суини. - А в худшем, меня опять упекут в тюрьму. Хотя теперь это не имеет значения".
  В этот самый момент вой сирены прозвучал и с другой стороны улицы. Копы отрезали пути к отступлению.
  "Интересно, что это за дичь, если на ее загон привлекли столько сил? Вероятно, недовольные нынешней властью, как тот бедолага, что стоял с плакатом у моста".
  Такие всегда становятся объектами гонений, даже если их претензии обоснованы. Не любит власть критику, никакую, даже конструктивную.
  Тодд спрятался за лестницей, надеясь, что его не увидят. Тем временем девушки и юноши поравнялись с укрытием Суини, не зная, куда бежать, с обеих концов улицы на них наступали отряды полицейских, прикрываясь щитами. Некоторые успели заскочить в лавки, хозяева которых поспешили закрыть двери и опустить защитные жалюзи, чтобы сохранить витрины, которые страдают в первую очередь. Остальные "нарушители спокойствия" остались стоять посреди улицы, озираясь по сторонам и ища укрытия. Копы были настроены весьма решительно. У молодых людей не оставалось иного выхода, как броситься на стражей порядка, те пустили в ход дубинки. По улице разлетелись крики, а на мостовую упали первые капли крови.
  Суини смотрел на это действо и недоумевал. Он, проведший в заключении двадцать лет, как добропорядочный заключенный, тоже ненавидел власть, положено так, но к полицейским относился с большой долей уважения. В конце концов, такая у них работа. Они в этом не виноваты, им приказали, они выполняют. Встречаются, конечно, среди них конченые мрази, которые продаются, охранники тюрьмы не в счет, там это в порядке вещей. А случись что посерьезнее городских бандитских разборок, кто встанет на защиту граждан? Эти самые полицейские и заслонят собой тех, кто еще вчера называл их ублюдками и кидал в спину, за которую спрячутся, камни. Ну да бог им судья.
  Уважение уважением, но эти прямо звери! Лупят дубинками без разбора. Одной девице выбили зубы, и она повалилась на холодные камни, захлебываясь собственной кровью. Какому-то юноше перебили руку, после чего повалили и продолжили избивать ногами. Полиция призвана служить народу и защищать его, а это больше похоже на карательные отряды СС, которые создавали в фашистской Германии. Смерть Христова, неужели наши прадеды воевали напрасно?! Вряд ли Создатель задумывал этот мир таким, каковым он является сейчас.
  Через несколько минут все было кончено. К месту избиения, по-другому это нельзя назвать, подъехал черный автобус с зарешеченными окнами, в который загрузили тех, кто не мог уже ходить самостоятельно, и затолкали, кто еще мог передвигаться. После этого сирена еще раз заставила содрогнуться всех, кто успел спрятаться, и автобус стал сдавать задним ходом, разбив вывеску винного магазина и смяв чей-то детский велосипед. Вероятно, сейчас какая-нибудь маленькая девочка или мальчик смотрит в окно, гладит своего облезлого кота и утирает слезы, глядя на свой испорченный подарок, что сделала ей мама на прошлый День рождения. А ведь той пришлось целый год работать не покладая рук и откладывая по несколько фунтов в месяц, чтобы порадовать свое дитя. Вот так и рождается в детской голове злоба.
  Как только полицейские очистили улицу, тут и там заскрипели двери, зашумели жалюзи и зазвучали людские голоса. Угроза миновала, можно возвращаться к обычной жизни. Те из бунтовщиков, кому удалось избежать сокрушительных ударов дубинок, высыпали на улицу и поспешили в закусочную, чтобы отметить свое удачное спасение. Покинул свое укрытие и Тодд. Он слился с толпой девушек и юношей и вместе с ними зашел внутрь.
  "Как тут все изменилось", - Суини осмотрелся.
  Здесь и намека не осталось на цирюльню. Места, казалось, стало меньше. Ну, понятно, часть помещения, отгороженную от зала со столиками барной стойкой, занимала кухня, чьи стены выложены белой керамической плиткой.
  "Как в тюрьме...".
  - Проходи, чего встал, - оттолкнул Тодда патлатый молодой человек, в полосатой футболке, рваных голубых джинсах и красных кедах. Он присоединился к шумной компании, что сдвинула сразу несколько столов и теперь в голос поносили власть.
  Суини снял плащ и, перекинув его через руку, прошел к стойке, где молодая рыжеволосая девушка разливала по кружкам пиво, и судя по запаху, продукт не очень-то качественный, но зато дешевый.
  - День добрый, - Он глянул на экран телевизора, что висел на стене и подметил, что прогресс шагнул далеко. В его бытность телевизоры были размером с холодильник.
  Хозяйка заведения щелкнула пальцами, давая понять, что молодые люди могут забрать свой заказ. Когда кружки исчезли со стойки, девушка пристально посмотрела на незнакомца, но ничего не увидела в его серых глазах, кроме тоски и безнадеги. Лицо, испещренное морщинами, показалось ей знакомым, но она не могла вспомнить, где могла видеть этого мужчину.
  - Кому как, - причмокнула она. - Что-нибудь желаете?
  - Воды, если можно, - ответил Суини, присаживаясь на старенький барный стул.
  Девушка фыркнула, прибавила громкость и налила странному посетителю в стакан воды из-под крана.
  - Это все?
  Тодд сделал несколько глотков и еще раз осмотрел заведение.
  - Здесь когда-то была цирюльня...
   Он сказал это довольно громко. Молодежь, сидевшая за столиками, краем уха уловила его фразу и тут же решила присоединиться к беседе, хотя их никто не просил. Видимо, тут так принято, совать нос в чужие дела.
  - Цирюльня?! - усмехнулся рыжеволосый паренек в кожаной куртке. - Я и слов-то таких не знаю. Что это?
  Компания дружно засмеялась.
  - Здесь делали прически, - ответил Суини, а одна девица с ярким, вызывающим макияжем спросила.
  - Это парикмахерская что ли? А зачем она нам нужна?!
  Тут наперебой заголосили и остальные.
  - В самом деле, зачем?
  - Мы и сами можем марафет навести, бесплатно.
  - Нам не нужен парикмахер.
  - Стилист из трущоб!
  И компания вновь разразилась громким смехом. Хозяйка закусочной бросила полотенце на стойку, взяла пульт и приглушила "Bohemian Rhapsody".
  - А ну заткнулись! - прикрикнула она на шумных посетителей и обратилась к мужчине. - Здесь действительно была цирюльня. Давно, двадцать лет назад.
  - Точно, - вспомнил парень с ярко-красным гребнем волос на голове. - Мы бегали смотреть, как хозяин ловко орудовал своей бритвой, помните? А потом его осудили, вроде как.
  Суини осушил стакан.
  - Дальше! Что дальше?! - Он подошел к столикам, за которыми сидела компания, и бесцеремонно пристроился рядом на свободный стул. - Кто-нибудь знает, что случилось потом?
  Хозяйка закусочной появилась рядом с Тоддом, поставила напротив него кружку с пивом, а сама пристроилась на краю стола, едва не опрокинув тарелку с ржаными сухариками.
  - Раньше об этом боялись говорить, хоть и все знали, а теперь... - Она достала из кармана клетчатого фартука пачку сигарет и закурила. - Теперь можно говорить, что угодно. По крайней мере, здесь. Это в Большом городе, за периметром, надо за языком следить, чтобы кто-нибудь не написал на тебя донос, а тут живут только добрые люди, хоть иногда и занимаются скверными делами, но в том не их вина, жизнь заставила.
  - Так ты расскажешь? - Суини залпом осушил кружку и тут же почувствовал, что начал хмелеть.
  Девушка прикусила губу и пристально всмотрелась в лицо мужчины.
  - Расскажу, если тебе интересно. Давным-давно, здесь жил...
  Один из парней хмыкнул и перебил хозяйку заведения.
  - У меня есть идея получше - анекдот, - но желание хохмить тут же пропало, поскольку возле его горла блеснуло отточенное лезвие опасной бритвы, которую сжимал в руке неизвестный в плаще.
  Шумная компания замолчала и в ужасе уставилась на мужчину. Его глаза наполнились яростью, но он тут же взял себя в руки.
  - Я прошу вас помолчать и дать мне дослушать эту историю до конца. Надеюсь, вы не будете возражать?
  - Н-нет, - заикаясь произнес бледный юноша, косясь на лезвие, что в любую секунду грозило отправить его к праотцам.
  - Вот и славно, - Тодд отвел руку, привычным движением сложил бритву, убрал в карман и обратился к хозяйке закусочной. - Продолжай свой рассказ.
  Казалось, что только она и не обратила внимания на страшную выходку этого странного человека. Девушка, как ни в чем не бывало, подвинула гостю еще одну кружку с пивом и начала рассказывать то, что сама слышала, будучи еще маленькой девочкой.
  - Двадцать лет назад, когда еще деревья были большие, а люди могли без опаски бродить по набережной Темзы, не боясь быть ограбленными или убитыми, когда каждый встречный приподнимал шляпу и желал тебе доброго дня, а с лиц женщин не сходили улыбки, произошла эта история. Здесь, в этом самом доме, жила молодая семья. Боковая лестница, идущая снаружи, ведет в их маленькую квартирку, которую, к слову сказать, я могу вам сдать за скромную плату, если пожелаете.
  - Пожелаю, - ответил Суини, делая большой глоток, - но чуть позже. Продолжай.
  Девушка улыбнулась и погрузила Тодда в воспоминания далеких, счастливых дней.
  - Молодой человек, весьма симпатичный, держал здесь цирюльню, это уже много позже здесь открыли закусочную, а тогда... Тогда сюда захаживали жители со всего Лондона. Искусен был юноша, лучший цирюльник в городе. Нынешним стилистам и визажистам до него расти и расти. Он из любой страшной девицы в считанные минуты мог сделать красавицу, каких свет не видывал. Даже из тебя, Луиза, - подмигнула хозяйка девушке в блузке с огромным декольте, которая прятала лицо за длинной челкой. Компания разразилась дружным хохотом.
  - Да иди ты, знаешь куда! - прозвучал зычный бас "девицы", а Суини даже подавился пивом. Тем временем рыжеволосая красавица продолжила свой рассказ.
  - Все, что зарабатывал юноша, он тратил на свою красавицу-жену и малютку дочку, который не было и года от роду. Малышка и ее мама всегда выглядели лучше всех не только на этой улице, но и во всем городе. Еще бы, ведь у них имелся персональный парикмахер! По выходным, когда цирюльник позволял себе отдыхать от монотонной работы, вся семья прогуливалась по берегу Темзы. Молодой человек одной рукой обнимал свою красавицу-жену, а другой катил перед собой коляску, в которой мирно посапывала его дочь. И не было во всем Лондоне приветливее, добрее и честнее человека, чем этот цирюльник. И вот однажды, прогуливаясь вдоль реки, они стали невольными свидетелями дорожно-транспортного происшествия, что произошло возле ратуши. Какой-то пьянчуга попал под почтовый грузовик. Цирюльника и его супругу вызвали в суд, для дачи показаний. Именно там, если верить слухам, золотоволосую красавицу и заприметил судья. Он без памяти влюбился в жену цирюльника и стал одаривать ее подарками, естественно, скрывая свою личность.
  Поначалу Бетти, так звали девушку, не обращала на это никакого внимания, но вскоре судья начал подстерегать ее во время дневных прогулок с дочкой, пока ее супруг брил и стриг клиентов. Ей ничего не оставалось, как обо всем рассказать мужу. Молодой человек записался на прием к судье и напрямую выразил свое недовольство, потребовав, чтобы служитель закона перестал преследовать замужнюю даму и держал себя в рамках приличия. Но уже на следующий день к дому подъехала полицейская машина, из которой вышел тот самый судья в сопровождении двух полицейских и арестовал молодого человека. Кто-то написал на него донос, что он не платил налоги и скрывал прибыль. Даже сейчас наказание за подобный проступок менее серьезное, отделаешься штрафом и только, а тогда юношу осудили и отправили в окружную тюрьму на двадцать лет. Жители недоумевали, как за такое незначительное нарушение, даже если оно и имело место быть, можно дать двадцать лет заключения?! А уже на следующий день, после того как цирюльника взяли под стражу, возле дома Бетти стали замечать судью. Тут все стало на свои места. Вот за что пришлось расплачиваться несчастному парикмахеру: служитель закона поставил свою похоть превыше нравственности и человечности. Бетти, как могла, пресекала попытки ухаживания, ссылаясь на то, что она дама замужняя, пусть ее супруг сейчас и находится в тюрьме, но будет ему верна и непременно дождется его возвращения. Но судья не тот человек, который так легко сдается. Он не отступил, - рассказчица перевела дух, глотнула из кружки, которую взяла из рук Суини, и продолжила. - И вот однажды ночью, по улице разнесся крик. Это был голос Бетти, которая просила помощи. Все прекрасно понимали, что происходит, но никто не помог. Никто. Все испугались. Испугались за свою жизнь. Никто не хотел повторить судьбу несчастного цирюльника. Ведь жители видели, кто в этот вечер поднимался по лестнице в дом девушки. Это был судья. Его машина отъехала от дома только под утро. Больше несчастную девушку живой никто не видел. Ее тело на следующий день выловили из Темзы коронеры. В "Times" писали, что она покончила с собой, не выдержав стыда за то, что ее муж преступил закон и все такое.
  - А что стало с их дочкой? - дрожащим голосом спросил Суини, сжимая кулаки.
  - Никто не знает, - хозяйка закусочной спрыгнула со стола, а через минуту поставила на стол блюдо с пирожками не первой свежести и несколько кружек кислого пива. - За счет заведения, но только один раз.
  Посетители довольно потерли ладони и одобрительно зашумели. Девушка вновь встала за стойку, закурила и включила выпуск новостей, сделав звук погромче.
  - Ты так рассказываешь, будто сама все это видела, - Суини вновь занял барный стул. - Но... Это не может быть правдой.
  Девушка горько усмехнулась.
  - Правда всегда горше лжи. Так все и было, моим словам можно верить.
  Тодд вздохнул.
  - Откуда тебе знать?
  Хозяйка закусочной затушила сигарету в пепельнице и принялась протирать полотенцем тарелки, которые огромной кучей лежали в раковине.
  - Маленькой девочкой я жила в доме напротив, там, где мясная лавка.
  Тодд пригляделся.
  - Ты - Ловетт.
  - Да, Ловетт, - ответила та. - Племянница мясника.
  Суини сглотнул.
  - А мой дом?..
  - Теперь это дом моего дяди.
  На лице Тодда заиграли желваки.
  - Вот значит как... - Он покрутил в руках пустой стакан, из которого пил воду, закрыл глаза и чуть слышно произнес: - Бетти... Двадцать лет я ждал, что вернусь, обниму тебя и прошепчу "Я вернулся, Бетти, я вернулся!".
  - Выпей, - Ловетт, достав бутылку из-под стойки, плеснула в стакан виски. - Выпей и успокойся.
  Суини опрокинул спиртное в глотку даже не поморщившись, словно это был яблочный сок.
  - Я хранил в душе воспоминания о тех далеких днях, я жил этим днем, но все мои мечты разбились, как этот стакан, разлетелись тысячью осколков, - и он с силой швырнул стакан в стену.
  Шумная компания вновь замолчала, и парни вскочили со своих мест, готовые скрутить дебошира, но их остановила Ловетт.
  - Все нормально! - отдыхайте дальше. - Ничего страшного, бывает. Все под контролем, - и девушка вышла в зал, вооружившись совком и щеткой.
  Суини оттянул ворот рубахи, что выглядывал из-под плаща.
  - Надеюсь, здесь уже никто не помнит этого цирюльника. Судья... Он опустошил мою душу. Он...
  Взгляд Тодда задержался на телевизоре, висевшем на стене. На экране Суини увидел фотографию того самого мужчины, что подвёз его на шикарном автомобиле от окружной тюрьмы до здания Суда. Голос ведущей за кадром вещал:
  "Сегодня окружной судья Уикид вынесет приговор по делу мистера Бейли, которого обвиняют в мошенничестве с акциями. Судья обещал нашему каналу дать эксклюзивное интервью сразу после окончание процесса, который закончится буквально через полчаса. Видеозапись вы увидите в вечернем новостном блоке. Оставайтесь с нами на канале...".
  Больше Тодд ничего не слышал. Его лицо вновь обдало жаром, а в висках застучали тревожные молоточки. Такую возможность нельзя упустить.
  - Зло должно быть наказано! - черным вороном Суини вылетел из закусочной, громко хлопнув дверью, чем опять напугал посетителей.
  - Ненормальный какой-то! - фыркнула одна девица, и остальные посетители поддержали ее дружными кивками.
  Ловетт вновь появилась за стойкой, но вместо странного мужчины обнаружила только пустующий стул. Девушка нахмурилась и спросила:
  - А куда делся этот? - Она неопределенно махнула рукой.
  Юноша, которому Тодд угрожал бритвой ответил, выдыхая клубы едкого, сизого дыма.
  - Выскочил, как угорелый. Пялился в ящик, а потом выпорхнул, как птичка из клетки.
  Ловетт перевела взгляд на экран телевизора.
  - А что там показывали?
  Парень пожал плечами и отхлебнул пива из кружки.
  - А черт его знает...
  - Что там показывали?! - крикнула девушка, перепрыгивая через барную стойку и хватая беднягу за грудки. - Что... Там... Показали?!
  - Что-то про судью Уикида, - просипел бедолага. - Он, вроде как, сейчас интервью давать будет возле Здания Суда.
  Ловетт ослабила хватку, и парень опустился на место.
  - Твою мать... - девушка сплюнула на пол и вслед за Тоддом покинула заведение.
  Компания переглянулась и в один голос констатировала:
  - Чокнутая!
  
  ***
  
  На площади возле Здания Суда толпилось столько людей, сколько, наверное, собирали на своих концертах только легендарные The Beatles, а сам Судья Уикид по популярности мог сравниться с любым из ливерпульской четверки. Его буквально боготворили. Тут и там виднелись плакаты, гласившие: "Джонни, мы тебя любим" и "Уикида в мэры!". Судья обладал мощной харизмой, которая буквально влюбляла в себя всех от мала до велика. Благодаря ей он снискал себе популярность. Ей и своим обещаниям, которые не спешил выполнять, это первое правило всех власть имущих: обещай больше, делай меньше. Хотя... Он обещал избавить город от так называемых отбросов общества и загнал всех неугодных в один район, создав гетто, как в старом французском боевике, только что стеной не обнес. Но и там периодически проводились чистки, чему и стал свидетелем Тодд, едва ступил на родную улицу.
  Сейчас здесь собрались едва ли не все жители Лондона, по меньшей мере та его часть, что не работала. Поговаривают, что этих людей специально нанимают, за небольшую плату, чтобы они изображали пламенную любовь к судье, который метил в высший эшелон власти. Хотя, куда уж выше? Он и так Главный судья. На такой должности можно все. Не угоден кто-то? Не проблема. Можно сослать в тюрьму или того хуже, приговорить к смерти.
  Суини заприметил у входа в Здание суда группу журналистов и стал пробираться к ним через толпу, усердно работая локтями. Он поставил себе цель - во что бы то ни стало добраться до судьи. Эх, знал бы он раньше все то, что поведала ему Ловетт, отправил бы эту мразь к праотцам еще тогда, когда сел к нему в машину. Ну, теперь-то ему не уйти. От кипящей злости правая щека Тодда задергалась. Он пробирался сквозь ликующую толпу к входу и периодически проверял на месте ли его бритва. И вот он оказался прямо за спиной оператора, который стиснув зубы выслушивал инструкции от расфуфыренной девицы, той самой, что показывали по телевизору. Даже будучи одетой в деловой костюм, она выглядела так, что сразу становилось ясно - эту должность она получила вовсе не за способности, а за то, что грозилось выпрыгнуть из пиджака.
  - Как только судья огласит приговор, и его приведут в исполнение, сразу беги за мной и постарайся не отстать, как в прошлый раз.
  Оператор что-то буркнул, и когда девушка отвернулась, показал ей средний палец.
  Дело в том, что судебные процессы обрели статус шоу, и подобные представления пользовались спросом. Народ требовал хлеба и зрелищ, и его этим обеспечивали с лихвой. Тут могли отдать насильника на растерзание толпе, могли осужденного повесить прямо на фонарном столбе. Но что больше всего заводило толпу, так это лотерея. Если осужденного приговаривали к смертной казни, что чаще всего и случалось, то шанс привести приговор в исполнение мог получить любой житель или гость Лондона. Достаточно угадать, что выпадет, когда судья подбросит монетку: орел или решка. Орел - приговор исполняет палач, решка - счастливчик, которого выберет сам мистер Уикид.
  Суини пристроился рядом со съемочной группой и глазел по сторонам. Но вот толпа зашевелилась и стала шуметь, а это могло означать только одно - появился судья. Он вышел из здания суда в сопровождении отряда судебных приставов, которые вели несчастного, которому несколько минут назад вынесли приговор, и, судя по кислой мине на его лице, явно не условный срок и даже не длительное заключение. Если делом занялся сам Уикид, беднягу ждет скорая встреча с предками. С тех пор, как королева-мать покинула этот мир, он изменился и не в лучшую сторону. Сейчас здесь любого готовы втоптать в грязь, несмотря на заслуги, будь он хоть трижды героем, а оболгать невинного - это как два пальца макнуть в Чашу Христову. Государство треснуло по швам, и, как обычно, не обошлось без вмешательства заморских политиканов, которых фаст фудом не корми, а дай сунуть нос в чужие дела.
  Судья поднял руки, призывая собравшихся на площади к тишине, и толпа стала затихать.
  - Жители Лондона! Вина мистера Бейли полностью доказана, и сегодня справедливость восторжествует, в прочем, как и всегда. Кто-то скажет, что приговор слишком жесток. Да, но он справедлив. Кесарю кесарево, как говорится, - толпа одобрительно засвистела, и раздались крики в поддержку принятого решения, хотя сам приговор еще не огласили. Но на площади все априори были на стороне судьи. Тот послал в толпу воздушные поцелуи и продолжил. - Зуб за зуб, око за око! Украл у народа - получи по заслугам. За мошенничество этот джентльмен приговаривается к отсечению руки, которой он подписывал фальшивые бумаги. Естественно, ни о каком обжаловании речи быть не может. Ликуйте, жители Лондона, пришла очередь лотереи!
  Судья вновь попросил тишины у сошедшей с ума толпы, а когда над площадью повисла тишина, он достал из кармана золотой соверен и подбросил на пару ярдов. Народ замер в ожидании. Монета опустилась на ладонь судьи, сопровождаемая всеобщим вздохом, и Сэр Уикид объявил.
  - Палач снова может отдохнуть! - толпа взорвалась свистом и улюлюканьем. - Что ж, теперь осталось выбрать того, кто приведет приговор в исполнение. Ведь этот негодяй обокрал каждого из вас, а значит и должен пострадать от руки одного из вас. Кто же это будет, а?!
  Раздались крики:
  - Меня, меня выбери, Джонни!
  - Я хочу!
  Судья театрально рассмеялся и стал вглядываться в толпу.
  - Вот ты, в красной футболке с надписью "Да пошли вы все", - Он указал пальцем на мужчину средних лет. Тот открыл от неожиданности рот и стал озираться. Те, кто стоял рядом с ним, стали похлопывать везунчика, как они его называли, по плечам, проталкивая к входу в Здание Суда.
  Новоиспеченный палач поднялся по ступеням, пожал руку судье и помахал собравшимся.
  - Представьтесь, - попросил Уикид.
  Мужчина потер взмокшие от волнения ладони и крикнул:
  - Френсис Адамс, менеджер по продажам.
  Судья усмехнулся и щелкнул пальцами. Тут же один из судебных приставов протянул ему топор, который перекочевал в ладонь Френсиса.
  - Что ж, мистер Адамс. Послужите закону Британии. Колоду...
  Тут же появился большой деревянный чурбак с наручником, которым сковали запястье приговоренного. Но перед тем, как менеджер по продажам нанес удар, судья склонился над осужденным и прошептал ему на ухо:
  - В следующий раз, если откажешься делиться, это будет твоя голова, - и уже в голос добавил. - За все нужно платить и лучшая плата - кровь! Пусть это послужит уроком всем, кто решит преступить закон. Помните заповедь Господа нашего - "Не укради"! Не укради...
  Судья махнул рукой, и Френсис отсек несчастному кисть. Последний от боли потерял сознание и рухнул на холодный гранит. Толпа одобрительно зашумела. Сэр Уикид тут же потерял к произошедшему всякий интерес и стал вальяжно спускаться по ступеням навстречу вездесущим журналистам, которым он обещал эксклюзивное интервью. Девица с микрофоном поправила грудь, поманила оператора и набрала в легкие побольше воздуха, чтобы задать судье очередной глупый вопрос.
  Суини не отставал от них ни на дюйм. Он осторожно вытащил из кармана плаща бритву и шагнул вперед. Тодда и его кровного врага разделял всего один ярд. Он уже видел, как кровь брызнет в стороны из вспоротого горла судьи, как зальет его белоснежную рубаху и серый костюм. Суини даже услышал безумный крик журналистки.
  - Зло должно быть наказано! - прошипел он и, ведомый жаждой мести, уже собирался нанести хлесткий удар холодной сталью по горлу, но кто-то повис на его руке и потащил назад, подальше от судьи.
  - Не надо, - прошептал ему на ухо женский голос. - Не сейчас.
  На глазах Тодда выступили слезы обиды. Как же так?! Ведь оставалось всего мгновение... Почему? Кто посмел помешать ему?!
  "Смерть Христова! Он уходит... Уходит!" - билось в голове Суини.
  А судья тем временем уже садился в свою машину, а через минуту автомобиль скрылся из вида. Момент был упущен.
  
  ***
  
  Суини брел по улице мрачнее тучи, что висела над Лондоном и с минуты на минуту грозила разразиться сильнейшим ливнем. Сполохи молний оплетали небосвод разноцветной паутиной, и гром хохотал, как умалишенный над невинной шуткой. Он шагал молча, нахмурившись и боясь дать волю скопившейся внутри него злобе. Рядом шла Ловетт. Ее нисколько не смущал ее внешний вид, ведь она выскочила из закусочной в тапках, в заляпанном жиром клетчатом халате и драной черной футболке, испачканном мукой. Оба путника походили на актеров фильмов ужаса про оживших мертвецов. Рыжеволосая девушка, в отличие от зомби, могла говорить и делала это очень громко, рявкая на тех, кто позволял над ними усмехаться. Ловетт грозила сломать пальцы тем, кто в них тыкал, и пересчитать зубы, кто осмеливался скалиться.
  Наконец они свернули на улицу Свободы, как окрестили ее жители, а все потому, что недовольные властью судьи любили собираться в заведении Ловетт, и плести заговоры, которым никогда не суждено сбыться. Здесь мечтали о светлом мире, о таком, какой был прежде, лет двадцать назад.
  Суини зашел внутрь закусочной, где шумная компания продолжала кутить под звуки "Going Home" The Rolling Stones, естественно, налегая на пиво, ставшее в отсутствии хозяйки дармовым. Следом за ним переступила порог и сама владелица заведения.
  - Все выжрали, скоты?! - рявкнула Ловетт, выключая телевизор. - Пошли все вон, живо! И что бы до завтра духу вашего тут не было!
  Юноши и девушки не стали возмущаться и доказывать свое право сидеть здесь до тех пор, пока не придет время закрывать лавочку. Не требуют денег за выпивку, и то хорошо! Как только последний посетитель скрылся за дверью, Ловетт заперла замок, повесила табличку "Закрыто" и опустила жалюзи, погружая зал во мрак. В ту же секунду она почувствовала, как на ее горле сомкнулись холодные пальцы. Ей стало трудно дышать, и она попыталась избавиться от стальной хватки, но ей это не удалось.
  - Зачем ты это сделала?! - прошипел Тодд.
  - Ничего бы не вышло, - прохрипела Ловетт. - Тебя бы снова посадили в тюрьму.
  - Тебе какая разница?! - крикнул Суини освобождая горло несчастной девушки.
  Та упала на колени и закашлялась, а ее обидчик сжал кулаки и опрокинул стол с посудой. Остатки пива и осколки стекла разлетелись по сторонам. Застонав, Тодд сполз вдоль стены и обхватил руками голову. Тем временем Ловетт немного пришла в себя и сквозь боль проговорила.
  - Маленькой девочкой я сидела у окна и смотрела... Смотрела на прекрасного мужчину, который смотрел на свою женщину. Я... я завидовала ей. Ее звали Бетти. Я была влюблена в того мужчину. Ты можешь смеяться, но это правда. Его звали Суини Тодд.
  - Вздор... - сказал в никуда Суини, потирая ладонями лицо.
  - Это не вздор, - Ловетт подползла к Тодду, не боясь порезаться об осколки, и села рядом, положив свою голову ему на плечо. - Спрячь бритву, и пусть никто, кроме меня, не знает, кто ты. Никто, кроме меня.
  - Смерть Христова...
  Девушка тяжело вздохнула, достала из кармана фартука связку ключей и, отстегнув один из них, вложила его в ладонь Суини.
  - Ты можешь снова жить в своей квартире. С дядей я договорюсь...
  
  ***
  
  Месяц пролетел, как один день. Бывший цирюльник приобрел на ссуженные Ловетт деньги кое-какие принадлежности для бритья и вновь открыл цирюльню, только теперь она располагалась там же, где и его спальня, ибо комнатка, в которой он жил, размерами не впечатляла. За все время его услугами воспользовались всего три человека. Никто не хотел платить деньги, которых и так нет, за то, что можно сделать дома и самому. Все клиентки были девушками, теми самыми, что торговали своим телом. Суини делал им прически. Само собой, в кресло клиента садилась и Ловетт, ее Тодд обслуживал бесплатно. Не будешь же брать деньги с человека, который сдает тебе жилплощадь в долг, да к тому же кормит, поит и, что греха таить, делит с тобой ложе.
  Во всем оказался виноват треклятый виски. В тот самый вечер, когда попытка убить судью провалилась, Суини перебрал спиртного и на утро очнулся в объятиях рыжеволосой бестии. Сперва он подумал, что это нечестно по отношению к памяти его Бетти, но Ловетт оказалась весьма красноречивой и смогла убедить его, что надо жить дальше. Девушка окружила Тодда теплом, лаской и заботой, которых Суини не ощущал уже двадцать лет, и он вскоре свыкся с мыслью, что в его жизни появилась другая женщина. Любил ли он ее? Конечно, нет. Но с ней Тодд чувствовал себя хоть кому-то нужным. Был ли он счастлив? Нет. В нем по-прежнему кипела и множилась злоба, а мысль отомстить судье стала навязчивой идеей. Иногда даже во сне острое лезвие бритвы перерезало горло ненастного врага, заливая кровью все вокруг, и тогда Суини начинал истерично смеяться. Ловетт неоднократно приходилось будить своего любовника и приводить его в чувство. Порой, чтобы не сводить девушку с ума своими ночными припадками, Тодд отправлялся на ночные прогулки по спящему городу, невзирая на погоду. Он бродил до утра, навещая те места, где бродил много лет назад со своей красавицей-женой и малюткой-дочкой.
  Сегодня Суини ночевал дома. Его разбудил шум двигателя небольшого грузовика, что тарахтел под окнами и исторгал клубы едкого дыма. Возле автомобиля кружил крепкий мужик в кожаном фартуке и размахивал своими огромными ручищами, а вокруг него, словно собачонка, металась Ловетт. Два дюжих грузчика стояли, прислонившись к кузову, и ждали, пока это парочка примет решение: куда нести агрегат, что покоился в кузове.
  - Неси его в свою лавку! - возмущалась девушка. - Мне она на кой?
  Мясник сплюнул под ноги.
  - Будешь вякать - вылетишь на улицу, не посмотрю, что родня. Ясно? Что бы ты понимала, дура! Так и собираешься вручную фарш крутить для своих пирогов? А тут делов-то: закинула мясо, кнопку нажала и готово. Сюда целого кабана запихнуть можно! Она и мясо режет и кость мелет. Мощная штука и стоит недорого. С тебя половина цены.
  Ловетт уперла руки в бока и закатила глаза.
  - Как так?! И где я тебе возьму целую свинью? Даже если случится чудо, и она появиться, то, боюсь, мясо быстрее стухнет, чем мы сможем его продать.
  Мясник погладил агрегат.
  - В твоих пирогах и так начинка не первой свежести. Как их люди едят, ума не приложу.
  - Нечего, наверное, прикладывать, - парировала Ловетт, преграждая собой вход в закусочную. - Никто на мои пироги не жаловался.
  Тем временем грузчики уже сняли гигантскую мясорубку с кузова и опустили ее на мостовую. Мясник достал из кузова несколько купюр и оплатил доставку.
  - На твою стряпню просто жаловаться некому, подохли все, - и он заржал на всю улицу так, что в домах затряслись стекла. - Несите, парни, ее на кухню. А если эта рыжая ведьма будет противиться, кидайте в жерло и крутите фарш. Голова от нее уже болит.
  Ловетт фыркнула и отошла в сторону, освобождая проход.
  - Если этот агрегат мне разнесет закусочную, будешь сам виноват.
  - Цыц, бестия! Накаркай еще, - мясник замахнулся на племянницу рукой и топнул тяжелым сапогом, высекая искры из дорожного камня. - Иди и проверь, чтобы они все подключили и разъяснили, как работает. А я пойду поздороваюсь с нашим жильцом. Он уже месяц, как живет, а его в глаза не видел.
  Ловетт подняла взгляд и увидела в окне мелькнувшую тень.
  
  Мясник прогромыхал своими сапожищами по боковой лестнице, ведущей в жилье постояльца, и толкнул двери даже не соизволив постучаться и спросить разрешения. Тодд окинул гостя взглядом. Да, такой, пожалуй, с этикетом не знаком даже понаслышке. О каких манерах может идти речь?! Хорошо хоть не сморкается на пол.
  - Ты хорошо устроился, - осмотрелся мясник, втягивая воздух сквозь зубы.
  Суини прищурился и отдернул занавеску, впустив в комнату столь редкий в городе солнечный свет.
  - Спасибо, - Он натянул рубаху и заправил ее в брюки. - Да... Неплохо.
  - Ты хорошо устроился. Открыл цирюльню, а денег за это я не вижу, - здоровяк протопал по полу, оставив на паркете черные следы. Он подошел к кровати, проверил на прочность пружины, потом бесцеремонно заглянул во все шкафчики, но обнаружил там только паутину.
  Тодд развел руками.
  - Увы, их нет, сэр. Клиентов мало. Разбогатею - заплачу вперед, - Суини подошел к прикроватной тумбочке и вытащил из нее небольшую коробочку с бритвенными принадлежностями, указав гостю на старое кожаное кресло, что одиноко стояло в углу, возле окна. - Пока же, сэр, садитесь. Я вас побрею, постригу и надушу. Разумеется, бесплатно.
  Мясник почесал подбородок, покрытый трехдневной щетиной и сел.
  - Бесплатно - это замечательно. Вы начинаете мне нравиться.
  Суини снял с крючка на стене тряпицу и укрыл ею своего утреннего клиента. Затем подошел к раковине, что располагалась возле двери, налил в старую кружку воды и, вооружившись помазком, навис над мясником.
  - Я по-старинке, если не возражаете. Так бритье чище.
  - Вы тут мастер, по мне хоть топором, - усмехнулся дядя Ловетт.
  Тодд поставил кружку на подоконник, нанес на лицо здоровяка мыльную пену и принялся править лезвие своей бритвы о кожаный ремень, что держал его брюки. Мясник же пританцовывал, сидя в кресле, и что-то насвистывал, томясь в ожидании. Чтобы скоротать время, Суини решил продолжить разговор.
  - Хороший дом...
  Дядя Ловетт повел шеей до хруста в позвонках.
  - Ну, да. Пришлось немного потрудиться, чтоб получить его.
  Цирюльник понимающе кивнул.
  - Велик ли труд?
  - Как посмотреть. Услугу оказать судье велик ли труд? Скорее, почетен и приятен. С самим судьею быть на дружеской ноге уже награда, - разошелся здоровяк, - а тут еще и приз: соседский дом, по сути, за бесценок. Всего-то за один листок бумаги!
  Суини переменился в лице: щека стала нервно подергиваться, а желваки заплясали, как рыба на сковородке. Его рука на миг замерла, а ладонь до посинения сжала рукоять бритвы. Тодд понял, кто помог судье привести в действие хитроумный план. Этот боров причастен ко всему, что произошло!
  "Смерть Христова... Неужели Господь услышал мои молитвы?".
  - Здесь раньше жил какой-то парикмахер, с красивой, молодой женой... -Суини осторожно встал за спиной мясника, продолжая править бритву.
  - Припоминаю что-то такое, - кашлянул в кулак здоровяк и погладил пальцами пунцовый шрам, что пересекал его лицо от левой брови до подбородка. - Кто тут только не жил, но все почему-то куда-то пропадали. Нехорошая квартирка. Надеюсь, вы надолго.
  Тодд положил на плечо своего арендодателя ладонь и со всей силы сжал пальцы, заставив того приподняться в кресле от неожиданной боли.
  - Всего-то лист бумаги, говоришь, - прошипел Суини, стиснув зубы. - Так это ты строчил доносы?!
  Мясник замотал головой, пытаясь освободиться от железной хватки цирюльника, но в того словно вселилась тысяча демонов, наградив адской силой. Он понял, что сболтнул лишнего. Чертов парикмахер!
  - Да кто ты такой?! - взвизгнул мясник.
  - Кто я?! - рявкнул цирюльник и резким движением повернул кресло так, что оказался лицом к лицу со своим ненавистным врагом. - Не узнаешь, собака?! Это я тут жил много лет назад. Это твоими погаными лапами был написан донос, из-за которого я двадцать лет провел в тюрьме, моя жена покончила с собой, а моя дочь...
  Суини захлебнулся в порыве ненависти, а мясник вжал голову в плечи и мечтал раствориться в воздухе. Он понял, что эта встреча не кончится для него ничем хорошим, если он немедленно не уберется отсюда. Краем глаза здоровяк косился на дверь и выжидал момент, чтобы взять ноги в руки и дать деру. Он даже разработал некий план: сначала оказаться на улице, а потом прямиком к судье. Еще один донос и этого цирюльник четвертуют на площади! Но чтобы план осуществился, нужно как-то ослабить внимание этого чертового парикмахера.
  - Я просьбу выполнял судьи! Такие просьбы, как приказ, ты же понимаешь, - мясник сделал попытку встать, но Тодд навалился на него всем весом и вжал в кресло.
  - Не все приказы нужно выполнять. Строчил донос... Чтобы судья "милейший" завладел чужой женой, а ты соседским домом, да?
  - Я... Я тебя вспомнил! - дядя Ловетт от ужаса округлил глаза. - Ты тот самый парикмахер...
  Суини отступил назад на несколько шагов и театрально засмеялся.
  - А я думал, что мясники помнят только кровавые куски и разделанные туши!
  - Я уважаемая личность, я знаком с самим судьей! - здоровяк попытался нагнать ужаса на Тодда. - Тебе это с рук не сойдет! На этот раз смертный приговор тебе обеспечен. Я такого про тебя напишу, что...
  Договорить он не успел.
  - Передай привет дьяволу! - Суини молнией метнулся к мяснику и взмахнул бритвой.
  Отточенная сталь вспорола горло, и кровь хлынула фонтаном в разные стороны. Тодд замер, словно мраморное изваяние, осознав, что натворил. Он выронил бритву и стал пятиться назад, пока без сил не опустился на кровать. Дядя Ловетт хрипел и пытался зажать рану руками. Он сполз на пол, опрокинув кресло, и стал захлебываться собственной кровью. Через минуту наступила гробовая тишина.
  
  ***
  
  - Прости, Отец наш, овцу заблудшую, ибо не знает она, что творит, - священник Эбеттор перекрестился и отошел от распятия.
  Он осмотрел внутреннее убранство церкви, в которой служил уже почти тридцать лет, и пожалел, что прихожан почти не осталось. Кресла бы обновить, потерлись за долгие годы. Нынешние обитатели Луишема не особо жаждали общаться со Всевышним. Многие потеряли веру: если Он существует, то почему допустил, что мир скатился в тлен?! Почему позволил городу погрязнуть в пороках? Либо бог ослеп, либо его просто нет, но в любом случае, если ему плевать на горожан, то последние решили платить ему той же монетой.
  А ведь необходимо пополнить запас свечей, еще ежемесячное пожертвование в приют Святой Анны, где полным-полно детишек. Он и так ограничивает себя во всем, в чем только можно. Хорошо еще дочь не требует от него многого, растет послушной и неприхотливой. Эбеттор души не чает в девушке, хоть она и не приходится ему родней по крови. Двадцать лет назад кто-то подбросил малютку в бельевой корзине к дверям его прихода. С тех самых пор пастор и заботится о ней. Но сама Элиза, так звали девушку, не знала этого. Она считала священника своим настоящим отцом. Ни к чему ей знать правду. Кому будет приятно, если ему скажут, что его бросили в младенчестве на улице? Такой человек, рано или поздно, может озлобиться на весь мир и натворить таких дел, что целый монастырь не отмолит его грехов.
  Священник тяжело вздохнул, вновь повернулся к огромному распятию и перекрестился.
  - Отец, - прозвучал прекрасный, тонкий голос за его спиной. - Отец, ты не знаешь, куда подевалось белье, что я развесила сушиться в келье?
  Пастор покачал головой и пошел навстречу белокурой девушке, одетой в простое льняное платье и старую вязаную кофточку.
  - Дитя моё, - Эбеттор заключил дочь в объятия и поцеловал в лоб. - Зачем перед иконой, над свечами? Грешно.
  - Святая дева мне простит, а над свечами высохнет быстрее, - попыталась оправдаться та, прижимаясь к отцу.
  - К тому же ты сама знаешь, что свечи нынче в дефиците, да и пожара в храме только не хватало.
  Элиза улыбнулась и, высвободившись из крепких объятий отца, перекрестилась, глядя на распятие.
  - Ты служишь Господу уже немало лет, и я в молитвах дни и ночи провожу. Неужто он допустит?
  Священник поправил ворот сутаны и горько усмехнулся.
  - Он? Допустит... Святая простота, как у тебя все ясно и прозрачно.
  Эбеттор стоял спиной к входу в церковь, закрывая собой Элизу, и не видел, как в исповедальню кто-то зашел. Он услышал только, как хлопнула дверца. Девушка выглянула из-за отцовского плеча.
  - Ступай, а я займусь мирскими делами. Не бойся за меня, я буду осторожна и постараюсь не спалить наш приход.
  Элиза серой мышкой прошмыгнула в тайный ход за алтарем, а священник направился в исповедальню, вслушиваясь в эхо собственных шагов, что летало под сводами храма.
  
  Эбеттор сел на скрипучий стул и прикрыл глаза, чтобы привыкнуть к полумраку, царящему внутри. По ту сторону сетчатой перегородки раздался тяжелый вздох и мужской голос произнес.
  - Мне нужно исповедаться, святой отец...
  Пастор откинулся на спинку стула.
  - Я готов тебя выслушать, сын мой и отпустить тебе твои грехи, ведь воля моя - это воля Отца нашего, а он, как ты знаешь, милостив. Покайся.
  Вновь прозвучал вздох.
  - Я... Я убил, святой отец.
  - Это большой грех, сын мой. Кого и за что? - спросил пастор.
  - Убил из мести. Мясника, - прозвучал ответ, заставивший Эбеттора насторожиться. - Я был несправедливо осужден, а он, подлец, тот самый написал донос...
  Священник напрягся и выпрямился, словно ученик перед преподавателем. Теперь он догадался, кто сидит напротив него. Это Суини Тодд, тот самый цирюльник, что был когда-то женат на молодой красавице Бетти, которая покончила с собой, не выдержав домогательства судьи. Того самого, что отправил ее мужа в тюрьму, а теперь бесчинствует, пользуясь своей безграничной властью. Воистину пути Господни неисповедимы. Суини Тодд... А ведь Элиза, та самая девочка, что воспитывалась при храме, и есть дочь цирюльника. Он это сразу понял, как только нашел подкидыша. Будучи молодым капелланом Эбеттор крестил малышку при рождении и сразу же узнал небольшое родимое пятнышко на ее шее в форме сердца. Вот это поворот! Может, сказать Суини, что его дочь жива? Но как он на это отреагирует? И потом, ведь это он, он, а никто-то другой воспитал Элизу. Нет! Нет, так просто он ее не отдаст. Никто не должен узнать правды.
  - Раскаяние твое, я вижу, глубоко, - священник промокнул платком вспотевший от волнения лоб. - Я прощаю тебе сей грех, сын мой, ступай.
  Но ответ, прозвучавший с той стороны, озадачил Эбеттора.
  - Не знаю... Боюсь, я не раскаиваюсь вовсе.
  И тут в голове служителя промелькнула крамольная мысль. Он сглотнул и дрожащим голосом произнес:
  - Сын мой, Господь тебя простил. Но если ты хочешь поговорить вне стен храма, то на заднем дворе есть прекрасный сад, я в нем люблю прогуливаться и собираюсь это сделать сразу после... Ступай, - и уже шепотом добавил: - И жди меня.
  Петли скрипнули и одна часть исповедальни опустела. Священник подождал, пока стихли звуки шагов, оттянул ворот сутаны, громко выдохнул и посмотрел на свои ладони, дрожащие толи от волнения, толи от страха.
  "Прости меня, Отец мой, что замыслил я сделать сего грешника слепым орудием в руках моих".
  Пастор перекрестился и покинул исповедальню.
  
  Суини прогуливался по узкой дорожке, посыпанной гранитной крошкой, и вдыхал аромат цветов вишни. Он никогда не подозревал, что среди мрачных и серых городских джунглей Лондона есть этот оазис, приют для вечных странников. Суини остановился и закрыл глаза. На мгновение он забыл обо всем: о том, что всего полчаса назад, как свинье, перерезал горло мяснику, что потерял жену и дочь, обо всем. Послышались шаги, вернувшие Тодда в реальность, которая снова навалилась на него, как мешок с углем на чернорабочего в порту. Он повернулся и увидел, что к нему приближается святой отец. Тот кивком поприветствовал своего гостя и жестом пригласил присесть на лаку под пышной вишней.
  Суини принял приглашение и опустился на тесаные доски, плотнее закутавшись в плащ. Хозяин сада присел рядом, аккуратно расправив сутану. В молчании он провели несколько минут, а затем цирюльник нарушил гнетущую тишину.
  - Он получил по заслугам. Сначала я чуть с ума не сошел, а потом понял, что этот гад заслужил смерть. Да, это не по законам небесным, но по законам земным. Не от заповеди мой поступок, но от сердца. Если мне суждено гореть в аду, если черти будут кружить в смертельной пляске вокруг котла с кипящим маслом, где я буду жариться, пускай. Но вместе со мной там будет страдать и он. Быть может, я одержим, святой отец?
  Эбеттор вздохнул.
  - Сын мой, сейчас я говорю с тобой никак слуга Господа нашего, но как простой смертный, которому, как и тебе, не суждено вечно топтать эту грешную землю. Я понимаю твое состояние, более того, возможно, я поступил бы так же, как и ты. Но... я слишком стар и слаб. Слаб морально. А ты силен, силен духовно, да и тело твое моложе моего. Эх...
  Суини посмотрел на священника грустными глазами.
  - Но это страшный грех! В Библии сказано "не убий". Творец сам накажет тех, кто этого заслуживает. Ведь так?
  Эбеттор на мгновение прикрыл глаза.
  - Грех? Да, но есть грешники и пострашнее тебя. Господь не расторопен, а иногда и слеп. Думаю, если он сразу не убил тебя молнией, то, возможно, это знак? Быть может, Он выбрал тебя в качестве своей карающей длани? Ты не ошибся, придя в мой храм. Я вижу в тебе то, что смог воспитать в себе. Силу. Мясник всего лишь звено в большой цепи виновных. Сын мой, в горе твоем виноваты все. Никто не вступился ни за тебя, когда судья выносил приговор, ни жители Луишема, которые не вступились за твою жену. Прокурор, адвокат, судья... Каждый из них виноват, а ты переживаешь из-за какого-то мясника. Как это произошло?
  Суини не хотел вспоминать это страшное событие, но здесь, в приходском саду, он чувствовал некое умиротворение, и убийство уже не вызывало таких ужасных переживаний и отвращения.
  - Все произошло случайно. Он зашел ко мне в цирюльню и за разговором проговорился, что по просьбе судьи написал на меня донос. Я не знаю, как все произошло. Мой разум затмила злоба и месть, а когда пелена с глаз спала... Я перерезал ему горло своей бритвой.
  - Надеюсь, ты избавился от тела? Ведь его будут искать, - перекрестился Эбеттор.
  - Нет, - ответил Суини, потирая ладони. - Он так и лежит в моей квартире, на полу, в луже собственной крови.
  - Избавься от тела. Я вижу всю несправедливость этого мира и готов тебе помочь, чем смогу. Ко мне в храм на службу приходят многие из тех, кто заслуживает кары божьей. Я порекомендую им твою цирюльню, сын мой. Это будет тебе знаком. Сам Господь направляет тебя на месть, ты станешь его карающим мечом, а сейчас ступай, мне нужно помолиться за тебя, - Суини поднялся, поднял взгляд на серое Лондонское небо, будто надеялся увидеть там самого Создателя, и молча покинул приход, оставив священника одного.
  Едва Тодд скрылся из вида, как в сад вышла Элиза.
  - Я слышала голоса. У нас гости?
  Священник поднялся и, перекрестившись, пошел навстречу дочери.
  - Нет, дитя мое. Это... Еще одна заблудшая душа, которую я направил на путь истинный, - Он обнял девушку и поцеловал ее в лоб.
  
  ***
   Суини подошел к лестнице, ведущий в его квартиру и на мгновение задержался, глядя по сторонам. Странно, в закусочной нет ни единого клиента. Отсутствовала даже Кэт, маленькая девочка, живущая через дом, дочка хозяина чайной лавки. Дела у последнего не шли вовсе, и Ловетт подкармливала девчушку и позволяла смотреть ей мультфильмы, да и самой хозяйки заведения не видно. Дверь заперта. Странно.
  Озираясь, Тодд поднялся по металлическим ступеням, открыл дверь и шагнул в полумрак своего жилища.
  - Это ты сделал? - неожиданно прозвучал женский голос.
  Суини выхватил из кармана плаща бритву и выставил руку перед собой. Он плохо видел , ибо глаза не привыкли к сумраку, но цирюльник знал наверняка - свидетелей надо убирать. Но вот расплывчатый силуэт нежданной гостьи превратился в Ловетт.
  - Зачем?! Зачем ты пришла?! - прохрипел Суини.
  Он успел привязаться к этой рыжеволосой ведьме и не хотел ее убивать, но сейчас у него не осталось иного выхода. Она видела труп мясника и может запросто обо всем рассказать полицейским, те схватят его и посадят в тюрьму, а новое заключение не входило в планы Суини. Он решил, во что бы то ни стало, добраться до судьи и убить.
  Цирюльник замахнулся бритвой, перешагнул через тело и двинулся к девушке. Но та не испугалась, не стала молить о пощаде и даже не забилась в угол. Наоборот, она шагнула навстречу Тодду, обхватила руку с бритвой ладонями и прислонила холодное лезвие к своей шее.
  - Не бойся, любовь моя. Неужели ты думаешь, я способна предать тебя? Ты слышишь вой полицейских сирен? - Суини отметил про себя, что Ловетт и в самом деле могла вызвать копов, если бы захотела, и он решил повременить и не убивать девушку. - Позволь мне быть с тобою рядом. И в жизни, и в смерти, и горе и в радости. Если ты все еще хочешь меня убить, давай, мне не страшно. Я столько лет тебя ждала...
  - Смерть Христова... - прошептал Тодд, выронив бритву. - Я... Я не могу поверить, что это происходит.
  Ловетт прижалась к своему возлюбленному.
  - Бедный Суини. Рано или поздно это должно было случиться все равно. Он заслужил. Знал бы ты, через что мне пришлось пройти. Я никому не пожелаю того, что со мной вытворял этот... - девушка прикусила губу и постаралась не заплакать. - Нам надо избавиться от тела.
  - Священник сказал тоже самое, - прошептал Тодд.
  Ловетт подняла взгляд.
  - Это из прихода, что находиться в конце улицы? - цирюльник кивнул. - Что ж... Надо куда-то эту тушу спрятать.
  Девушка осмотрелась и задержала свой взгляд на кровати. Не говоря ни слова, она сорвала покрывало и бросила его на пол, рядом с трупом своего дяди. Кровь, вытекшая из глубокой раны на горле, уже запеклась, поэтому Ловетт, не боясь испачкаться, опустилась на колени и попыталась сдвинуть тело с места, но у нее ничего не вышло.
  - Ты так и будешь стоять, как истукан? - обратилась Ловетт к Суини. - Помоги мне. Он тяжелый.
  - Конечно...
  Тодд помог своей сообщнице завернуть тело мясника в покрывало.
  - И что дальше? - стоя на коленях спросил цирюльник, а девушка пожала плечами. - Можно пока спрятать тело на кухне, в холодильнике, а потом утопим в Темзе. Надо сходить в закусочную за скотчем и перетянуть покрывало. Еще чего доброго, упадет и обнажит эту страшную начинку.
  Ловетт призадумалась и заговорчески посмотрела на Суини.
  - А это идея...
  
  Когда Лондон окутала беззвездная ночь, дверь жилища цирюльника скрипнула, и на площадке появилась тень. Вся улица спала, окна не исторгали свет, и только где-то вдалеке слышался смех жриц любви, которые несли свою вахту. По небу плыли уже надоевшие всем тучи, а между домами завывал бродяга-ветер.
  - Кажется, никого нет, - раздался женский шепот. - Выходи, а я пойду открою закусочную.
  Пыхтя, как паровоз, на пороге появился Суини, несший на плече огромный сверток. Он попробовал спуститься на ступеньку ниже, но зашатался и едва не упал.
  - Потише, ты... - рыкнула Ловетт.
  - Тяжелый. Такого не то, что черти, ангелы не поднимут, надорвутся, - после этих слов Тодд опустил свою ношу на перила и столкнул вниз.
  Через мгновение груз оказался на земле, едва не зацепив девушку, которая только-только успела отскочить в сторону. Суини сбежал по ступеням и с помощью Ловетт втащил завернутое в покрывало тело мясника внутрь закусочной. Следующим остановочным пунктом стала кухня. Хозяйка заведения зажгла газ, который расцвел синими цветками на всех четырех конфорках кухонной плиты, чтобы хоть что-то видеть, ибо ее незадачливый любовник впотьмах едва не разнес половину посуды и больно ушиб ногу о край стола.
  Огромный агрегат, который приобрел еще днем дышащий мясник, черным монстром возвышался в углу. Суини и Ловетт переглянулись, на счет "три" подняли мертвеца и перевалили его в жерло мясорубки.
  - Полдела сделано, - девушка потерла ладони и подвинула к себе огромный бак из нержавеющей стали. - Говоришь, целая свинья поместится? Ты прав, дядя.
  - Я не хочу на это смотреть, - сказал Тодд.
  - Ты думаешь, я горю желанием?! - Ловетт поднялась на цыпочки и поцеловала Суини в щеку. - Пойдем, выпьем.
  Девушка воткнула штепсель в розетку, нажала на единственную кнопку приборной панели, тем самым приведя в движение гигантский шнек.
  Цирюльник не сдержался, и его тут же вывернуло наизнанку.
  - Кажется, я больше никогда не смогу есть мясо...
  Девушка сама еле-еле сдержала рвотный позыв.
  - Я тебе это очень даже рекомендую. По меньшей мере, в моей закусочной...
  
  ***
  
  За следующие полгода Суини отправил к праотцам не один десяток человек, которых красавица Ловетт пустила на фарш, что использовался в качестве начинки для пирогов и котлет. Закусочная стала пользоваться спросом у бродяг и нищих со всего Лондона. Именно этому сброду парочка и скармливала убиенных, разумеется, бесплатно. Недостатка в "сырье" не было. Святой отец исправно "поставлял" клиентов для цирюльника. Ими оказывались продажные полицейские, чиновники, адвокаты и прочие нечистые на руку дельцы. Те или иные приходили к Тодду, ссылаясь на то, что его им порекомендовал отец Эбеттор. Именно это фраза служила для Суини знаком, что данный субъект повинен смерти, и костлявая не заставляла себя долго ждать.
  Учтя свой первый опыт, цирюльник сделал некоторые выводы и слегка изменил процесс встречи несчастных с Дьяволом. Теперь Суини, прежде чем перерезать горло очередному клиенту, предлагал тому вымыть голову, и когда одураченный горожанин склонялся над раковиной, в ход шла бритва. Таким образом Тодд избавлялся от необходимости замывать кровь с пола. Она стекала в канализацию. Кроме этого Ловетт предложила проделать в полу лаз, который зиял прямо над мясорубкой и прикрывался кроватью. Так Суини избавил себя от необходимости таскать тела по ночам, боясь быть пойманным за этим занятием.
  Вещи, равно как золотые и серебряные украшения покойных сдавались в ломбард. Ловетт имела с этого весьма недурную прибыль. Зубные протезы не трогали, брезговали, и их то и дело стали находить в пирогах посетители закусочной. Хозяйка объяснила это так: это, вроде как, лотерея. Слух об этом облетел весь город, и посетителей значительно прибавилось. Дела пошли в гору, и Ловетт скопила столько денег, что запросто можно было купить небольшой островок в Карибском море и жить припеваючи до скончания дней. Она даже предлагала Тодду уехать из этого проклятого города, но Суини ничего не хотел слышать до тех пор, пока не заберет жизнь судьи. Ловетт махнула рукой и часть прибыли потратила на то, чтобы открыть еще одну закусочную, напротив, там, где раньше находилась мясная лавка ее дяди. Теперь от посетителей не было отбоя ни днем, ни ночью. Ловетт зашивалась, и Суини посоветовал ей нанять в услужение помощниц, которые помогали бы с готовкой. Огромную мясорубку отделили от кухни стеной, поэтому никто не знал, что там происходит.
  Периодически в "Times" печатали сообщения о пропавших людях, но никто не связывал их ни с цирюльней, ни с закусочной. Такое и раньше случалось. Одним исчезнувшим больше, одним меньше. Ловетт с Тоддом стали самыми богатыми людьми не только на всей улице, но и во всем Луишеме. Они взяли в прокат автомобиль и по выходным выезжали в самый дорогой ресторан, в центр Лондона, где повара готовили блюда на глазах своих посетителей. Покупать кота в мешке они не хотели по понятным причинам, поди знай, из чего приготовлен стейк, точнее из кого.
  Однажды Суини едва не попался. Он только-только "побрил" одного клиента и не успел скинуть тело в мясорубку, как в цирюльню зашел еще один мужчина. Увидев происходящее, он кинулся вон прежде, чем Тодд успел его задержать. В это время на улице возле входа в закусочную толпились клиенты, ожидавшие, когда освободятся столики. На счастье Суини, сбежавший не успел и слова вымолвить. От увиденного он так испугался, что успел только вскрикнуть, привлекая к себе внимание, после чего оступился, свалился с лестницы и сломал себе шею. Естественно, что приехали копы, опросили свидетелей и самого цирюльника, но в виду отсутствия состава преступления никого не задержали и произошедшее списали на несчастный случай, что, по сути, так и было.
  И вот однажды Суини несказанно повезло.
  Как-то раз в его цирюльню зашел черноволосый молодой франт, человек лет двадцати пяти, чем-то напомнивший Тодду попугая. Вероятно тем, что на нем были надеты желтые ботинки, зеленые вельветовые и красный пиджак, из-под которого виднелась голубая рубашка.
  - Мне рекомендовал вас отец Эбеттор, - произнес он "волшебную" фразу, усаживаясь в кресло возле окна. - Он сказал, что вы большой мастер и можете сделать такое, от чего можно сойти с ума.
  - Можно и сойти, - ухмыльнулся цирюльник, закрывая дверь на замок. Клиент непонимающе посмотрел на него. - Это чтобы не мешали. Рука может дрогнуть невзначай, знаете ли...
  Теперь Суини решил закрываться от греха подальше, вдруг кто-нибудь еще сунет свой нос в самый неподходящий момент. В следующий раз судьба не будет такой благосклонной, и случайный свидетель сможет уйти. Оно ему надо?
  - Конечно, - успокоился франт, глядя на старинные золотые часы, что он извлек из кармана пиджака. - Прическу хочу какую-нибудь эдакую. Можно уже начать? Видите ли, я спешу.
  "Какой нетерпеливый, - подумал Суини. - Знал бы ты, чем это для тебя кончится, не торопил бы меня. Что ж, желание клиента - закон".
  Он выудил из-за брючного ремня бритву, вытер лезвие о рукав пуловера и принялся его править, подходя все ближе к креслу и косясь в окно. Сегодня явно хороший день: тучи расступились, и на небе в кой-то веке появилось солнце. Давненько такого не случалось. Все время только облака, смог и моросящий дождь. Чертов Лондон, чертова Британия.
  - Куда, простите за мою навязчивость, вы так торопитесь? - спросил Суини.
  Франт достал из внутреннего кармана пиджака какой-то листок, потряс им в воздухе и убрал обратно.
  - Я выиграл в лотерею! - Он тряхнул черной шевелюрой.
  Тодд пожал плечами, готовясь нанести решающий удар.
  - Ну что ж, бывает. Для начала помоем голову, волос должен быть чистым.
  Клиент неожиданно повернулся к цирюльнику, и тот опустил руку с бритвой.
  - Нет, не бывает! Это не просто лотерея, и выигрыш не обычный. Билет на костюмированный бал, да не к кому-нибудь, а к самому судье! Там будет весь бомонд: министры, журналисты, адвокаты. Можно завести полезные связи.
  - К судье на бал?! - цирюльник на мгновение замер.
  Франт судорожно забарабанил пальцами по подлокотникам кресла.
  - Я о таком и мечтать не мог!
  Суини сглотнул и едва не выронил бритву.
   - Я тоже...
  Удача сама шла ему в руки. Подумать только, билет на бал к судье!
  "Отец Эбеттор, ты сам Господь бог! Какая пташка залетела в мою клетку... Не синяя птица, а попугай - птица счастья!".
  - И кем же вы, позвольте поинтересоваться, хотите нарядиться? - спросил Тодд.
  Тем временем франт подвинул кресло и склонился над раковиной.
  - Думаю, я буду мертвецом.
  Суини улыбнулся, положил ладонь на лоб клиента и прошептал.
  - Вы более чем правы!
  Одно резкое движение бритвой, и в раковину хлынула кровь. Франт захрипел и попытался вырваться, но цирюльник навалился на него всем весом. Через полминуты желание клиента осуществилось. Он стал мертвецом.
  Счастливый билет перекочевал из кармана пиджака покойного в карман штанов Тодда, а сам "попугай" отправился прямиком в свое новое гнездо, которым для него стала огромная мясорубка, что ожидала новой жертвы на кухне рыжеволосой красавицы Ловетт.
  
  ***
  
  В ночной клуб "Океан удовольствий" стояла огромная очередь. Сотни людей мялись у входа, в надежде попасть внутрь, но два здоровенных афроамериканца, одетых в дорогие черные костюмы, не зря ели свой хлеб, мимо них и муха не пролетит. Каждую минуту к клубу подъезжал роскошный автомобиль, из которого выбирался некто, одетый в карнавальный костюм. Кто скрывался под той или иной маской, оставалось загадкой для всех. Это мог быть кто угодно, известный адвокат, киноактер или политик. Ходили слухи, что на подобных мероприятиях творилось такое, за что можно получить пожизненный срок, но участники бала - люди из высшего общества и им все сходило с рук.
  Суини не спешил проникнуть внутрь, он топтался в толпе возле входа, сжимая косу, которую Ловетт нашла в кладовой, и смотрел по сторонам. Каждый, кто подъезжал к клубу, предъявлял пригласительный билет, и только после этого охрана разрешала ему или ей пройти. Тодд дожидался момента, когда подъедет тот самый автомобиль, на котором когда-то его подвезли до города. Убедившись, что хозяин, одетый в красную мантию, белый парик и маску с огромным клювом, вошел в клуб, и только после этого выбрался из толпы и шагнул в сторону входа в "Океан удовольствий", скрывая лицо под капюшоном.
  - Ты куда собрался?! - преградил путь Суини один из охранников. - Это частная вечеринка, вход только по пригласительным, так что проваливай!
  Тодд выудил из-под плаща добытый билет.
  - Прочитай и зарыдай.
  Громила повертел пригласительный в руках, зачем-то посмотрел его на просвет, понюхал и, убедившись в качестве полиграфии, покачал головой.
  - Что ж, добро пожаловать на вечеринку сэр, - здоровяк посторонился, но на его месте тут же вырос второй.
  - Вот это, - Он указал на косу, - придется оставить. Вход с оружием запрещен.
  - Но это часть моего костюма! - сказал Тодд.
  Охранник развел руками.
  - Друг, правила устанавливаю не я. Сказано без оружия, значит без оружия. Может, ты кому-нибудь случайно горло ей перережешь.
  Суини кашлянул.
  - Но какая же смерть без косы?
  Афроамериканец почесал подбородок.
  - Будешь назгулом или этим, как его там... Дементором.
  Тодд ни слова не понял из того, что сказал охранник, но спорить не стал. Главное - это попасть внутрь, остальное не так уж и важно. Отдав косу, Суини шагнул вперед, толкнул массивные металлические створы дверей и окунулся в мир, о существовании которого и не подозревал.
  
  Столько народу в одном месте видеть Суини еще не приходилось, тюрьма не в счет. Вокруг мелькали всевозможные маски и костюмы, начиная от платьев викторианской эпохи, заканчивая вызывающими одеждами красной шапочки из фильмов для взрослых. На проститутках на улице одежды больше. В глазах рябило от светомузыки, а ладони сами тянулись к ушам, дабы обезопасить слух от взрывных "унц-унц" и "бум-бум". От такой музыки у Суини разболелась голова, и он сам не заметил, как в его руках оказался бокал шампанского.
  - Оригинальный костюм, ничего подобного не видела, - сказала официантка с подносом, облаченная в один лишь передник.
  Тодд поблагодарил девицу, задержав взгляд на ее обнаженной груди, закатив глаза. А ведь двадцать лет назад о таком и подумать никто не мог, чтобы посреди Лондона...Смерть Христова, что с миром творится?! Прав священник, виновны все. Тут любого можно отправлять в Чистилище. Взять хотя бы вон того, разодетого, как Зорро, что сидит за столиком и нюхает порошок. Или вон ту парочку в костюмах Санты Клауса и эльфа, за колонной, что занимаются сексом, никого не стесняясь. Тут одним жнецом не обойтись.
  Как таковой праздничной программы не предусматривалось. Присутствующие просто танцевали, пили, жрали в три горла и занимались всем, чем только можно, а сегодня тут можно все. Наверное, именно так выглядели бордели и королевские утехи лет сто-двести назад, только без светомузыки.
  Суини задержался возле помоста, на котором вокруг шеста змеей извивалась стриптизерша. Как в такой толпе найди судью? Разве что самому сюда забраться. И зачем она вообще тут нужна, вокруг и так полно полуголых девиц и не только. Тодд протиснулся к лестнице, ведущей на второй этаж, поставил пустой бокал на поднос проходившей мимо официантки и стал подниматься. Сверху обзор лучше, больше вероятности увидеть искомый объект. Он прислонился к перилам и стал наблюдать. От вспышек света болели глаза, от музыки, если это можно так назвать, голова готова была взорваться. Суини даже помышлял в первую очередь избавиться от диджея, но тот будто почувствовал нависшую над ним опасность и поспешил исправиться. Вместо утомительного для слуха цирюльника "унц-унц" неожиданно зазвучала бессмертная "The Road To Hell" в исполнении Криса Ри. И в ту же самую секунду Суини увидел его. От сцены, где дергался в наушниках властелин музыки, отошел человек в ярко-красном плаще. Его голову украшал белоснежный парик, а лицо скрывала маска с птичьим клювом. Но Тодд знал, кто скрывается под этим костюмом.
  Не теряя ни секунды, черным вороном Суини метнулся вниз и затерялся в толпе. Активно распихивая гостей, он пробирался к тому месту, где видел судью, а последний отдалялся от преследователя. Еще немного и жертва ускользнет. Но нет. Кто-то задержал человека в плаще, и это позволило Тодду приблизится на расстояние вытянутой руки. Конечно, он не кинулся сразу на свою жертву, сыпля проклятиями и размахивая бритвой. Нет, он решил дождаться момента, когда он и судья окажутся в таком месте, где будет поменьше свидетелей. Пусть на это потребуется вся ночь, он будет ждать. Цирюльник стал тенью человека в маске.
  Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, Суини взял у проходившей мимо официантки бокал с каким-то синим напитком и сделал большой глоток. Вкус показался странным, и в голове зашумело. Горло приятно обожгло, после чего наступило умиротворение. От чего именно Тодд не понял, то ли от "Blue Jean Blues" в исполнении ZZ Top, то ли от напитка, то ли от того и другого вместе.
  Мимо Суини, не удостоив его своим вниманием, проплыла девица в костюме женщины-кошки. Она остановилась возле судьи и, перекрикивая музыку, поинтересовалась, не желает ли он предаться плотским утехам, ведь, если судить по длине клюва его маски, в других местах должно быть тоже нечто шикарное. Судья громко засмеялся, оценив шутку.
  - Спасибо за предложение, я непременно им воспользуюсь, но чуть позже. Мне надо отлучиться в комнату для мальчиков. А ты пока жди меня тут, киска, - Он хлопнул девицу по заду, затянутому в черный латекс, и поспешил удалиться.
  Такой шанс нельзя упустить, и Суини двинулся следом.
  
  Сортир больше походил на комнату смеха, чем на отхожее место. Все в зеркалах. Тодд даже представить себе не мог, что такое возможно. В тюремных клозетах вода-то не всегда бывает. Да и размеры впечатляли. У него квартирка меньше раза в три. Кабинки отдельные... Это хорошо. Войдя в туалет, человек в красной мантии рыкнул на двух мужчин в костюмах Робина Гуда, которые, не таясь, вкалывали себе в руки какую-то дрянь.
  - Свалили отсюда! Еще раз увижу - накажу! - те не стали возмущаться, извинились и выскочили прочь. - Другого места не нашли...
  Суини пожал плечами и зашел в соседнюю кабинку, подметив, что судья не заперся. Это единственный шанс, который нельзя упустить, поскольку кроме них в помещении никого нет. Цирюльник дождался, когда его жертва начнет справлять нужду, нажал на кнопку слива, и под шум воды подкрался к соседней дверце и приоткрыл ее.
  Вот он, зверь. Всего один ярд до свершения мести. Тодд достал бритву. Он хотел сорвать маску с этой похотливой мрази, посмотреть в его глаза и увидеть в них испуг. Хотел Суини, чтобы судья увидел в глазах самого цирюльника ненависть, спросил: "Кто ты? Что тебе надо?". И вот тогда услышал бы ответ: "Я тот, кого ты отправил в тюрьму по ложному доносу, тот, чьей женой ты овладел силой, и она покончила собой, не выдержав стыда. Я тот, кто лишился своего дитя. Ты лишил меня семьи, жизни, и я отплачу тебе тем же! Умри!".
  Суини уже протянул руку, чтобы сорвать с человека в красной мантии маску, но в этот самый момент хлопнула дверь, и в сортир ввалилась шумная компания в костюмах клоунов, разбив тишину своим смехом и звуками музыки, что грохатала на всю округу. Шанс отомстить улетучивался, как винные пары. Тодду оставалось только одно. Он молнией кинулся на судью, зажал ему рот ладонью, спрятанной в черную перчатку, и, перерезав горло, склонил его над унитазом, куда в тот же миг хлынул фонтан крови. Тело опустилось на колени и замерло.
  - Чем вы тут занимаетесь? - хохотнул один из вошедших.
  - Воркуют голубки, - толкнул своего приятеля другой, а третий возмутился.
  - Я не гомофоб, но... Для этого есть номера наверху, если вам так приспичило.
  Суини понял, о чем толкует подвыпившая компания, и решил пресечь дальнейшие разбирательства, которые могли бы привести к нежелательным последствиям. Нет, он, конечно, может лишить жизни всех четверых, это дело секундное, никто бы из них и ахнуть не успел, но зачем? В чем они виноваты? Просто оказались не в то время не в том месте. Хотя, с другой стороны, все, кто сегодня находятся на этом празднике жизни в чем-то грязном, но замешаны. Все они одним миром с судьей мазаны... Но не эти несчастные являются его первоочередной целью. Пусть живут. Пока.
  - Вы все не правильно поняли, - поспешил ответить Суини. - Мой друг перебрал. - Вон, языком совсем не ворочает, только мычать и может.
  Молодые люди краем глаза посмотрели на человека, стоявшего перед унитазом на коленях, и извинились за свои необоснованные извинения.
  - Со всеми бывает.
  - Бывает, - поддакнул Тодд, прикрывая дверь кабинки. - Пусть облегчится, не буду ему мешать.
  Клоуны проводили взглядом человека в плаще и занялись тем, для чего, собственно, и пришли.
  
  ***
  
  Суини проснулся далеко за полдень. Он не помнил, как вернулся домой, видимо, сказались прилив адреналина и выпивка. Умывшись, Тодд оделся, спустился на улицу и, перейдя через дорогу, оказался в закусочной, где уже находились несколько посетителей. На кухне что-то шкварчало и звякало. Хорошо, что не пахло пирожками. Можно спокойно поесть.
  Цирюльник сел за столик возле окна, на котором стоял табличка "зарезервировано". И погрузился в раздумья, которые были прерваны появлением Ловетт. Девушка бросила на стол полотенце, поставила перед своим возлюбленным поднос с чашечкой кофе и яичницу и села напротив.
  - Я не заметила, как ты пришел.
  Суини повертел в руках чашку и тяжело вздохнул.
  - Я убил его. Убил, но не чувствую того спокойствия и удовлетворения, о которых пишут в книгах. Я не испытал абсолютно ничего. Внутри меня пустота, нет той радости, что я представлял себе, когда его душа отправится в ад, - Он поставил чашку и принялся вилкой ковырять яичницу. - Почему так?
  Ловетт погладила руку Тодд.
  - Бедный Суини. Они убили твою душу, но я помогу тебе ее воскресить. Вместе мы справимся. Поешь, а то ты сам становишься похожим на мертвеца.
  Рыжеволосая красавица перегнулась через стол, поцеловала Тодда и вернулась к стойке. Допив остывший чай, Ловетт включила телевизор. Экран вспыхнул очередным выпуском новостей. Темноволосая женщина с пышными формами, что еле удерживал строгий костюм, своим томным голосом привлекла внимание цирюльника.
  "А сейчас криминальные хроники. Сегодня ночью в клубе "Океан удовольствий" совершено неслыханное по своей дерзости убийство, - сердце Тодда забилось чаще. - По первым данным, что поступили с места происшествия, жертвой неизвестного убийцы стал судья Уикид. Но как выяснилось позже, жертвой стал некий Альберт Прей. Нашему специальному корреспонденту удалось побеседовать с самим сэром Уикидом".
  Картинка сменилась, и на экране телевизор появился судья, сидевший в огромном кожаном кресле напротив окна, из которого открывался вид на город. На нем были все тот же серый костюм и солнцезащитные очки, не смотря на то, что солнца на небе не ожидалось еще недели две, если верить прогнозу погоды.
  "Это возмутительно! - сказал Уикид, ударив кулаками по столу. - Альберт Прей мой старинный друг, приехал ко мне в гости, обсудить грядущие изменения в судебной системе. Я его пригласил на костюмированный вечер, чтобы показать, какие мы, лондонцы, гостеприимные, и что в итоге? Мой друг мертв, а преступник разгуливает на свободе. Думаю, что эта жертва случайная. Скорее всего, объектом нападения должен был стать я сам, но по роковой случайности на моем месте оказался другой. Клянусь, что убийца будет найден и наказан по всей строгости закона! Я буду бороться с преступностью всеми возможными силами, и меня никому не удастся запугать".
  У Суини зашумело в голове. Как же так?! Как он смог так жестоко ошибиться? А судья не так уж и прост. Видимо, покушения на него не такая уж и редкость, именно поэтому он и сделал сей хитрый ход, выдал другого за себя. Теперь он станет еще более осторожным. Второго шанса точно не будет.
  На глазах Тодда выступили слезы, а ладони сжались в кулаки. Ловетт побоялась подойти к Суини и попытаться его успокоить. В таком состоянии он никого не пощадит. Надо дать ему время остыть...
  
  
  ***
  
  За окном почти неделю шел дождь. Небо затянуло серыми облаками, которым не видно ни конца, ни края.
  Устав от работы, Ловетт закрыла закусочную на два дня, чтобы полностью посвятить себя тому единственному человеку, ради которого она жила, тому, кто был одержим только жаждой мести, тому, в чьем сердце не осталось места для любви и ласки. Девушка понимала, что вряд ли сможет вытеснить из сердца Суини его погибшую жену, но в тайне надеялась на это. Это можно сделать только одним способом - стереть из памяти воспоминания об этом городе.
  Вот и сейчас Ловетт прижималась к своему цирюльнику, положив голову ему на плечо. Ее рыжие кудри, будто огненная река, вились по груди Тодда.
  - Я и думать не могла, что можно заработать столько денег. Давай, уедем отсюда, - Она поцеловала Суини в щеку, прикрывая свою наготу одеялом, словно стеснялась кого-то. - В мире много мест, я их названия не знаю, но часто вижу по ночам, во снах, когда не смотрю на вращающийся шнек мясорубки. Меня уже тошнит от пирожков. Я так устала от дождя и смога... Давай, уедем?
  Тодд отстранил свою любовницу, встал с кровати и, не стесняясь своей худобы, подошел к окну и отдернул занавеску.
  - Опять дождь? - спросила Ловетт.
  - Дождь не может идти вечно, - ответил Тодд и, чуть помедлив, добавил: - Этот город должен мне.
  Цирюльник смотрел на мокрые камни мостовой, по которым бежали ручьи и скакали пузыри. Он будто не слышал или не хотел слушать Ловетт, погрузившись в свои мысли, а девушка тем временем продолжала описывать свои мечты.
  - Я сотни раз представляла себе, что мы будем жить на маленьком островке, только ты и я, и будем любоваться закатами и восходами, сидя на песке у кромки воды, которая будет повсюду. У нас будет много детей, они будут бегать и радостно кричать... Разве это не счастье?
  Суини уловил только последнее слово, сказанное Ловетт. Он резко повернулся и развел руками.
  - Это счастье?! Мы живем в грязных трущобах, мы никому не нужны, ни богу, ни дьяволу. Всем плевать на нас, а нам на самих себя... Я режу людей, как скот, а ты крутишь из них фарш. Кровь льется, как вода... Какое это счастье?! Люди бояться пройтись по улице, дети рады любому найденному огрызку. Посмотри вокруг, нигде не видно ни одной бродячей собаки. И не потому, что люди стали заботится о братьях своих меньших, нет. Их просто всех поймали и съели. Я и не знал, что счастье такое. Спасибо, что просветила! - Суини раздувал ноздри и пыхтел как паровоз. Он вернулся на кровать, сел и обхватил голову ладонями. - Я был счастлив, когда жил мечтой о встречи со своей женой и дочкой, а сейчас мечта разбита, как чашка. Осколки разлетелись, и их уже не склеить.
  Ловетт вскочила на колени и прижалась всем телом к Тодду.
  - Я, я готова слепить новую чашу для тебя и наполнить ее теплом, заботой и любовью. Будь со мной, Суини, - девушка прильнула губами к шее своего любовника. - Ты сможешь снова стать счастливым, мы сможем.
  Цирюльник тяжело вздохнул и, отвечая на поцелуй, прошептал:
  - Разве это счастье? Эх, хотел бы я спокойным сном забыться...
  Их губы слились. Стоны и крики любовного соития заглушили раскаты грома. По стеклам застучали крупные дождевые капли, а по небу заплясали сполохи молний. Город всем своим естеством нагонял на жителей тоску и уныние, прогоняя смех, тепло и радость, стирая все краски, оставляя только серые тона...
  
  
  ***
  
   Под вечер дождь неожиданно прекратился, но ветер усилился, разогнав редких прохожих. Никому не хотелось замерзнуть, подхватить ангину или очередной непонятный грипп и свалиться с температурой на несколько дней, в лучшем случае. В хорошую погоду редко кто появлялся в трущобах, разве что в церкви да возле закусочной Ловетт, а в такую промозглую и подавно никого не увидишь, да и смотреть тут особо не на что, все дома одинаково серы и безлики. Но имелась здесь подворотня, где, несмотря на холод, не стихал звонкий смех. Под арочным сводом старого заброшенного дома, где размещался своего рода публичный дом, толпились дюжина девиц, которые выбрали торговлю собственным телом, как единственный способ прокормить себя. Но сегодня торговля не шла совсем. Если в другой день девицам удавалось заработать сотню другую фунтов на всех, то в последние дни клиентов не стало вовсе. На нормальную работу без связей устроиться не возможно, а откуда такие знакомые у тех, кто живет в трущобах? Случалось, что иногда забредал какой-нибудь горожанин среднего класса, покупал себе девушку на весь день, и уводил к себе домой, но это случалось крайне редко. Обычно услуги оказывали внутри дома, где кое-как были оборудованы комнаты: ширма и кровать. Вода в кране только холодная, но это лучше, чем ничего. Некоторые предаются утехам прямо на холодных камнях улиц, под лестницами и в канавах, а тут хоть какая-то цивилизация.
  - Я бы сейчас отдалась первому встречному! - потирая ладони и ежась от холода, сказала одна жрица любви. - Замерзла, как собака. Не заработаю, так хоть согреюсь!
  Остальные девушки поддержали ее громким смехом.
  - Не факт, Мадлен, - вступила в разговор вторая. - Бывает, клиент весь такой из себя крутой, понтов, словно он гуру секса, а на деле - пыхтит, как паровоз, елозит, ручонками сучит и только простыни в кучу собирает...
  - Еще и спросит, мол, тебе хорошо со мной детка? - вставила третья, и девицы вновь разразились смехом. - А сама лежишь, мух на потолке считаешь.
  Мадлен сплюнула под ноги и подтянула колготки.
  - Лучше, чем, с тобой, ни с кем не было! Козел... Мэри, может, потремся, для сугрева, а?!
  Бритая наголо девушка в кожаных шортах и красном свитере показала Мадлен средний палец и поддержала беседу.
  - А я однажды даже заснула, ей-богу! Проснулась оттого, что этот боров повалился на меня без сил. Едва не задохнулась. Он мне тогда за моральный ущерб десятку отстегнул. Твою мать, холодно-то как! Девчонки, а Мадлен права. Может, замутим групповушку? Устроим ведьмовской шабаш, костер разожжем, попрыгаем через огонь, попляшем.
  - На метлах полетаем...
  Мадлен снова плюнула под ноги.
  - Я на хорошей метле давно не сидела. Ловетт, сучка, устроила себе выходной, нежится в тепле со своим парикмахером, а мы теперь мерзни. Сейчас бы раскрутили ее на ужин с пивком. М-м...
  - А он ничего так, - шмыгнула носом Мэри, - этот цирюльник. Интересно, как он в постели?
  - Повезло этой рыжей ведьме...
  Единственный фонарь на этом конце улицы моргнул, осыпал мостовую искрами, но не погас. Девушки разом вздохнули и замолчали. Разговор зашел в тупик. Да и о чем говорить? Изо дня в день они обсуждают одно и то же и друг друга знают, как облупленных. Который год стоят вместе в этой подворотне...
  Неожиданно тишину улицы нарушил визг тормозов, и около девушек остановился роскошный черный автомобиль. Дверь со стороны водителя открылась и на холодные, еще влажные камни, ступили ноги, обутые в дорогие лакированные туфли, а спустя мгновение из "Кадиллака" показался человек в сером костюме. Он приподнял солнцезащитные очки и осмотрел товар.
  - Не густо...
  Девицы на мгновение замолчали, переглянулись и стали удивленно перешептываться. Еще бы! Их почтил своим визитом сам судья Уикид!
  - Интересно, что он забыл в нашей дыре? - Мадлен натянула дежурную улыбку и приподняла руками грудь.
  - Ну, ответ очевиден, раз он смотрит на нас, - прикусила губу Мэри. - Я бы с ним устроила прения. Он в мантии с молотком, я на коленях, просящая пощады...
  Судья приблизился к жрицам любви, которые строили глазки и миловидно улыбались, и приступил к более тщательному осмотру товара. Он проверил грудь и ягодицы фемин на упругость, посмотрел наличие всех передних зубов, будто выбирал себе лошадь на рынке или раба, хмыкнул и отошел на два шага.
  - Приветствую представительниц самой древнейшей профессии, Надеюсь, представляться не нужно. Вероятно, вы задаетесь вопросом: что такой человек делает здесь, в этих трущобах? Так? - Уикид сел на капот своего автомобиля и продолжил монолог. - Зачем ему обычные проститутки, когда он может позволить себе переспать с самой красивой моделью, или найти девку подороже? Так? - Девушки боялись что-либо ответить и просто стояли, потупив взгляд, и слушали. - Так, но вот в чем загвоздка...
  Уикид кашлянул в кулак, поерзал на капоте и убрал руки в карман. Свет раскачивающегося фонаря создавал атмосферу допроса, будто судья выпытывает у девушек какую-то тайну. Вся улица превратилась в допросную камеру. Да и коленки у гетер затряслись на самом деле. Поди знай, что у него на уме. Это он сейчас сидит, лясы точит, а через секунду налетят копы, затолкают в автобус и все, поминай, как звали. Мадлен решилась открыть рот.
  - Мы ничего такого не делаем. Просто стоим и разговариваем. Хотели посидеть в закусочной, но она зарыта...
  Судья поднял руку, оборвав фемину на полуслове.
  - Девочка, я знаю, кто вы, и что тут делаете. Понимаешь, - Он поманил Мадлен к себе, а когда та подошла, рывком усадил себе на колени, запустив руку ей под блузку. - Мне хочется чего-то нового, какой-то грязи, что ли. Хочется погрузиться в этот мир, в котором живете вы. Тот, в котором живу я, стал мне скучен. Он сер, понимаешь? Там у меня есть все, мне нечего больше хотеть, и от этого я схожу с ума. Я даже задумывался, а не бросить ли все к чертовой матери? Одеть не этот дорогой костюм, а драный свитер, пожить в каком-нибудь брошенном доме без стекол в окнах, заняться любовью с грязной шлюхой, как ты. По-простому, по-животному, - Уикид высунул язык и часто задышал, изображая собаку. После столкнул Мадлен и силой опустил на колени. - Смерть Христова, этот город опостылел, его воздух тяжел, будто ядовитый газ, им трудно дышать. Мне нужен глоток свежего. Хочется увидеть что-то, что даже я не смогу купить. Есть ли такое на этом свете? Сомневаюсь. Довольно, потом доделаешь...
  Судья соскочил с капота, застегнул брюки и, намотав на кулак волосы Мадлен, поднял ее с колен.
  - Мне больно... - прошептала девушка.
  - Жизнь такая штука, - усмехнулся судья. - Иногда бывает приятно, но, в основном, больно. Удовольствие - это награда за терпение. Садись в машину, и ты, бритая, тоже. Сделаете все, как положено, вернетесь сюда здоровые и невредимые. И богатые.
  Не говоря ни слова, Мадлен и Мэри запрыгнули на заднее сидение черного монстра, который привез Уикида, и затихли. Сам судья послал оставшимся в подворотне девушкам воздушный поцелуй, занял водительское сидение и завел двигатель. Через мгновение автомобиль медленно покатился по улице.
  
  Серые дома выглядели довольно мрачно. Уикид нервно колотил пальцами по рулевому колесу в такт "Holidays in the Sun" и посматривал в зеркало заднего вида на девиц, которые боязливо переглядывались. Их можно понять: сидят в машине ни кого-то там, а самого судьи, который непонятно как оказался в их захолустье, да еще и выбрал для своих утех. О нем ходили такие слухи, от которых мурашки по спине бежали. Еще не известно, чем обернется это нежданное путешествие. Поговаривают, что судья любит экспериментировать, не брезгует садо-мазо. Правда или нет, но ходят слухи, что не все после его экзекуций выживали, так что есть чего опасаться.
  Проезжая мимо закусочной Ловетт, Уикид задержал взгляд на окнах, сокрытых роль-ставнями, и, плюнув в открытое окно, достал пачку сигарет и закурил. Сизый дым наполнил внутреннюю утробу железного монстра. Судья достал из бардачка початую бутылку виски, зубами вытащил пробку и сделал большой глоток.
   Угощайтесь, - Он, не глядя, протянул бутылку назад и нажал на педаль тормоза. - Я буквально на минутку. Надо заскочить в церковь, так сказать, грехи замолить. Слишком много накопилось, складывать некуда. Не скучайте.
   Не будем, - в один голос промолвили жрицы любви.
   Уикид усмехнулся, открыл дверь и влез из автомобиля. Естественно, его лакированный ботинок угодил прямиком в лужу.
   Твою же мать, - судья сжал кулаки, поднял взгляд в серое лондонское небо и скрипнул зубами. - Я когда-нибудь снесу этот квартал!
   Служитель закона потряс ногой, стряхивая капли с ботинка, и направился по дорожке, посыпанной гранитной крошкой, к входу в церковь, что цепляла своим шпилем мрачные тучи. Подойдя к массивным дубовым дверям, Уикид обернулся, сплюнул под ноги и, потянув створы на себя, скрылся в священной обители.
  Эхо звуков шагов летало под сводами прихода, окутанного полумраком. Дневной свет еле протискивался сквозь витражи, играя с мириадами пылинок, парящих в воздухе.
  - Есть тут кто? - спросил судья, и его собственный голос обрушился на него с тройной силой, заставив поморщиться и прикрыть ладонями уши. - Вот он, глас божий...
  Уикид кашлянул в кулак, аккуратно ступая подошел к гигантскому распятью и, поцеловав колено деревянного изваяния, перекрестился. После этого он проследовал мимо исповедальных кабинок к приоткрытой боковой двери, ведущей в сад, и выглянул наружу. Судья нахмурился, сплюнул под ноги и покинул приход, ступив под сень цветущих деревьев.
  - Вот плут. Скрывает от меня такое чудное место! Это же оазис посреди пустыни. Эх, святой отец. ...
  Гранитная крошка хрустела под подошвами дорогих туфлей судьи, который насвистывал незамысловатую мелодию. Внезапно он замер и прислушался. Где-то в глубине сада звучал прекраснейший девичий голос, взывавший к Создателю. Он словно магнит стал притягивать к себе судью, и тот не смог сопротивляться его зову.
  В глубине сада, на деревянной скамье, прижимая к груди книгу, сидела очаровательное юное создание. Ее золотистые, вьющиеся волосы ниспадали на плечи, поверх которых была накинута вязаная кофточка. Девушка, прикрыв глаза, напевала молитву, обращенную к Создателю, и не могла заметить, что из-за деревьев ее буквально прожигает чей-то взгляд.
  - Господь наш небесный, благослови. Бессмертен живущий во имя любви...
  Кашлянув в кулак, судья обнаружил себя и вышел из укрытия. Юная дева встрепенулась от неожиданности и уронила томик на дорожку.
  - Позвольте... - Уикид быстро поднял священную книгу и стряхнул с переплета прилипшую гранитную крошку, после чего передал библию таинственной незнакомки, а когда та приняла ее, не спешил отпустить. - Кто ты, дитя, и что делаешь в этом... в этом саду?
  - Меня зовут Элиза, я дочь настоятеля этого прихода, отца Эбеттора.
  - Элиза... - протяжно произнес судья, устремив взгляд в серое лондонское небо. - Позвольте, я присяду, не возражаете?
  - Нисколько, - девушка подвинулась, подобрав платье.
  Уикид сел, оттянул ворот рубашки и, не боясь помять пиджак, откинулся на спинку. Он прикусил губу и буквально утонул в зеленых глазах незнакомки, которая и не пыталась отвести взгляд.
  - Клянусь смертью Христовой, - судья хотел было дотронуться до щеки девушки, но тут же отдернул руку, сжав ладонь в кулак, - я не встречал более прекрасного создания, чем вы. Вы - ангел! Элиза... Я... Я даже потерял дар речи.
  - От чего же? - удивилась девушка.
  - Я сражен вашей неземной красотой, - Элиза смутилась, и ее щеки зардели. - Скажи, что ты делаешь тут, дитя? Вы замужем? Есть ли на этой грешной земле тот, кому отдано ваше сердце?
  - Оно навсегда принадлежит Создателю, которого я люблю всей душой. Я даже собираюсь уйти в монастырь, чтобы дни и ночи проводить в молитвах. Даже отец одобряет мой выбор.
  Судья вздохнул и еле слышно произнес.
  - Наверняка это была его идея. Сушеный мухомор...
  - Что? - спросила девушка.
  - Так, - отмахнулся Уикид. - Мысли вслух. Я забыл представиться: Джонни Уикид, судья. Возможно, вам покажется это странным, но... Ваше лицо мне кажется очень знакомым. Мы не могли встречаться с вами раньше? В театре, на балу? Возможно, мы встречались...
  Он не успел договорить. Словно торнадо, в сад ворвался Эбеттор. Со всей быстротой, на которую только был способен, он устремился к беседующим. Элиза бросилась навстречу священнику, но то не обнял ее, как обычно, а отстранил и прикрыл собой, оказавшись лицом к лицу со служителем закона.
  - Невозможно! - глаза настоятеля гневно сверкнули. - Навряд ли, уважаемый судья, встречались вы, поскольку дочь моя не любит общества. Живет вдали от суетного света и мирских соблазнов, готовясь в монастырь. Не правда ли, Элиза?
  Девушка подала голос.
  - Да, отец. Я уже говорила этому господину.
  - Иди к себе, дитя моё, - Эбеттор преградил дорогу Уикиду, который намеревался остановить девушку.
  - Цветок невинный, лилия... Элиза... - но та, попрощавшись, скрылась из вида.
  Судья и священник с минуту стояли молча, глядя друг другу в глаза. Казалось, еще немного, и между ними запляшут искры и молнии. Таково было напряжение! Оба сжимали кулаки и играли желваками. Вот оно, противостояние похоти и ненависти! Уикид проиграл эту молчаливую дуэль.
  - Отдать ее хотите в монастырь?! - Он запрокинул голову и театрально засмеялся, отступая на несколько шагов назад. - Святой отец, вы дочь свою не любите, как видно! Уж вам ли, посвященному, не знать, что в нынешних монастырях твориться... Порочнее не сыщешь в мире мест! Я сам в монастырях бывал не раз, по долгу службы, разумеется, и лично видел все. А, в прочем, это ваше дело...
  - Слава Господу, - перекрестился Эбеттор. Он уже тешил надежду, что судья потерял интерес к его дочери, но тот и не думал сдавать своих позиций.
  Уикид запустил пальцы в волосы, осмотрел сад и сплюнул под ноги.
  - Но, покуда девушка не спрятана от нас, и пока ее прекрасный голос не заточен в стенах монастыря... Я приглашаю вашу дочь к себе, - едва судья произнес эти слова, священник сдвинул брови и вновь сжал кулаки, что, естественно, не ушло от пытливого взгляда судьи. - Что с вами?! Нет причин для страха. Она должна участие принять в моем благотворительном концерте.
  С небес прозвучал раскат грома, а на землю упали первые капли дождя. Эбеттор, тяжело дыша, шагнул навстречу судье. Он был готов разорвать его голыми руками.
  - Это невозможно!
  Уикид метнулся в сторону и нанес священнику удар кулаком в живот, после чего выхватил из-за полы пиджака пистолет и прижал его ствол к голове охающего от боли пастора. Судья свободной рукой взял согнувшегося в три погибели Эбеттора под локоть и помог ему сесть на скамейку, где несколько минут назад читала молитвы Элиза.
  - Не спорьте, смысла нет. Скрывать такой талант от всех - преступление. Я говорю вам это, как... Как судья. Я завтра же пришлю за ней машину.
  Эбеттор откашлялся и исподлобья посмотрел на ненавистного врага.
  - Вам трудно отказать...
  Уикид спрятал пистолет, выудил из кармана платок и вытер взмокшие от волнения ладони, после чего промокнул лоб священника.
  - Точнее - невозможно, - сев рядом, судья повертел в руках книгу, которую второпях забыла Элиза, вдохнул аромат ее переплета и с силой вручил настоятелю. - Мы договорились?
  Эбеттор сглотнул.
  - Ну что ж... Я соглашусь, но... В знак чистоты намерений ваших, прошу вас причаститься.
  Уикид посмотрел в глаза собеседника.
  - Хорошего вина? Так кто же против?! Я здесь вас подожду. Мне свежий воздух пойдет на пользу, здесь много лучше, меня от запаха ладана подташнивает слегка.
  - Как вам будет угодно.
  Эбеттор встал и поклонился, приложив руку к груди. Мысли в его голове роились, а в висках застучали тревожные молоточки. Он шел и думал:
  "О, Боже... Ужель допустишь ты, чтобы этот нечестивый фавн вослед за матерью и дочь сгубил, за двадцать лет мне ставшую родной?! Допустишь ты, но я не допущу".
  Священник скрылся в стенах храма и вернулся в сад, спустя несколько минут, держа в руке чашу с вином, куда подсыпал крысиного яда, коим травил ненавистных грызунов, которые периодически совершали набеги на скудные церковные запасы.
  Судья же по-прежнему сидел на скамейке, закрыв глаза и подставив лицо моросящему дождю. Его голова была занята мыслями об Элизе. Она стала тем саамы глотком свежего воздуха, о котором он так давно мечтал. Уикид рисовал в своих мечтаниях такие картинки, от которых у девиц, сидящих в его машине, от стыда зарделись бы щеки. От желания обладать девушкой судью даже начало трясти.
  - Вас только за смертью посылать! - открыл он глаза, услышав шаги священника.
  Тот протянул гостю чашу.
  - Пробка в бочке крепко сидела. Специально для вас открыл новую, урожаю почти сто лет.
  Уикид принял серебряную посудину и вдохнул терпкий аромат.
  - Христова кровь... - Он залпом осушил чашу. - Недурно. Я красное вино люблю, хотя шипучее мне более по вкусу.
  Судья небрежно бросил чашу на гранитную крошку, утер пальцами уголки губ и пошел прочь. Уже на пороге двери, ведущей в храм, он обернулся и крикнул священнику, чья сутана впитывала дождевую влагу.
  - Завтра, не забудьте!
  Эбеттор промолчал, сложив руки за спиной, и стоял еще долго, пока дождь не начал хлестать его по лицу, словно плети, что когда-то опускались на чело Создателя.
  ***
  
  В закусочной собралось необычайно много народа, несмотря на раннее утро. Ночные бабочки, отдыхая от трудов праведных, ютились за столиком возле окна, а их потенциальные клиенты заняли все остальные. Шум, идущий с кухни, смешивался с голосами посетителей и дополнялся звуками, извергаемыми висевшим на стене телевизором. Хозяйка заведения, как обычно, находилась за барной стойкой и, подперев рукой подбородок, смотрела на своего возлюбленного, который ковырял вилкой утренний омлет с помидорами, шампиньонами и пармезаном. Суини же краем глаза косился на экран, на котором шел концерт Queen в записи, еще с Меркьюри. Положив вилку на тарелку, Тодд выпил кофе и откинулся на спинку стула. Мысленно, уже тысячный раз, цирюльник прокручивал в голове сцену убийства в клубе, и в тысячный раз корил себя. Почти полгода прошло с того вечера, а он все не мог себя простить. Ловетт, как могла, старалась оградить своего возлюбленного от всего, что так или иначе могло напомнить о судье: газеты тут же отправлялись в корзину для мусора, новостные канал не включались, а на обсуждение политических новостей в заведении было наложено табу, вплоть до вручения "черной карты". Ловетт думала, что Суини начал забывать жену с дочкой, что оставил мысли о месте. Она радовалась, что стала занимать больше места в его сердце. Но она ошибалась. Ее возлюбленный ни на минуту не прекращал думать об этом. Вот и сейчас, совершенно не замечая окружающих, он задумчиво произнес, заставив Ловетт разочарованно вздохнуть.
  - Как же мне до тебя добраться?.. - Суини протянул руку и взял со стойки пульт дистанционного управления зомбоящиком, как называла телевизор Ловетт.
  В следующее мгновение жизнерадостный Фредди сменился ничем не примечательной, если не считать выпрыгивающую из декольте синего платья грудь, ведущей новостного блока. Теледива, натянув на изрядно наштукатуренное лицо дежурную улыбку, вещала на всю страну:
  "...события в получившей суверенитет Шотландии напоминают те, что когда-то происходили в Украине. Складывается впечатление, что за подобными акциями стоят одни и те же люди. Вот такие события в мире, а теперь переходим к более насущным новостям. Мы с замиранием сердца продолжаем следить за состоянием здоровья окружного судьи Джонни Уикида", - Суинни сделал звук погромче и буквально приклеился к экрану. - "Напоминаем, что судья Уикид почувствовал легкое недомогание на процессе по делу о получении взятки одним высокопоставленным чиновником, чье имя не разглашается в интересах следствия. А после перерыва не смог вернуться к работе. Врачи уже несколько дней ломают голову, но не могут поставить диагноз, а тем временем состояние судьи ухудшается. Все мы молим Господа и желаем Джонни скорейшего выздоровления".
  Суинни выключил телевизор, обреченно вздохнул и сел на стул, обхватив голову руками.
  - Бог его наказывает... Но это мое право. Он опять уходит от справедливого суда. Почему? - сквозь зубы процедил Тодд.
  Ловетт бросила полотенце на стойку и пригладила волосы возлюбленного.
  - Успокойся. Все, что не делается, все к лучшему. Он получил по заслугам. Он умирает, а это главное.
  Суини вздохнул.
  - Ах, если бы тогда я не облажался... - Он сжал кулаки.
  Тем временем Ловетт расправила плечи и крикнула на все заведение.
  - Дамы, господа и прочий сброд, - девушка усмехнулась. - Этот навозный жук, судья Уикид, скоро встретится с самим Дьяволом. Так выпьем же, чтобы это свидание не сорвалось. За счет заведения!
  - Ура! Воистину!
  Посетители восторженно заголосили и зааплодировали, а Ловетт, словно факир, извлекла из ниоткуда поднос, уставленный стопками, выудила из-под стола большую бутылку виски и наполнила посуду. И мужчины, и женщины вскочили со своих мест и, расталкивая друг друга, локтями разобрали стопки.
  - Чтоб ему пусто было! - объявила Ловетт, и все залпом выпили.
  Суини сидел мрачнее тучи и барабанил пальцами по столешнице. Он не разделял всеобщей радости и злился на весь мир, но в первую очередь на себя самого. Тодд сунул руку в карман плаща и нащупал бритву, с которой не расставался даже во сне, храня ее под подушкой. Погружаясь все глубже в чертоги разума, цирюльник уловил в чьем-то разговоре имя судьи, и это вернуло его в реальность. Ему не показалось, речь за столиком ночных бабочек, действительно, шла о судье.
  - А я всегда говорила, что нельзя верить новостям, - одна из красоток затушила сигарету в пепельнице и отхлебнула из кружки кислого пива. - Ему хреново стало еще тогда вечером, когда он нас снял. Какой там судебный процесс, он с нами обычным-то не смог заняться, его скрутило в бараний рог. Нас его охрана чуть ли не пинками выгнала. Хорошо хоть заплатили.
  Суини очень заинтересовал рассказ девушки. Он покинул свое излюбленное место у барной стойки, прошел через весь зал, даже не отмахнувшись от клубов сизого табачного дыма, что витали в воздухе, и сел рядом с бритоголовой девицей, нагло ее подвинув.
  - Как тебя зовут, красавица? - цирюльник впечатал свой взор в глаза путаны.
  Та удивилась, переглянулась с подругами и ответила.
  - Мадлен, а что?
  - Как тебе удалось попасть к нему в дом? Расскажи, мне очень интересно. Готов за эту информацию угостить тебя и твоих коллег пивом. Идет?
  Девица прикусила губу, склонила голову и прошептала.
  - А, может, сойдемся на ночи безудержного секса?
  Суини приподнял одну бровь и прошептал в ответ:
  - Вон там, - Он махнул рукой за спину, - стоит девушка, которая убьет любого, кто попытается приблизиться ко мне. Поэтому рекомендую только пиво.
  Мадлен глянула в сторону барной стойки, откуда ей погрозила кулаком Ловетт. Ночная бабочка хмыкнула и приняла предложение Тодда.
  - Договорились, но если эта рыжая бестия тебя бросит, я готова подобрать.
  - Я учту, - сказал Суини и обратился в слух.
  Девушка пару мгновений покряхтела, поерзала на стуле, разглядывая посетителей, словно готовилась поведать страшную тайну и боялась, что ее услышат, и рассказала все, что произошло с ней и Мэри в ту ночь.
  - Я университетов не кончала, поэтому не жди от меня чего-то высоколитературного. Это было дней пять назад, да, Мэри? - бритоголовая соседка Тодда поддакнула, выдохнув клубы сигаретного дыма Суини в лицо. - Стояли мы себе, никого не трогали, хотя желание было. В карманах пусто уже который день. Так вот, вдруг подъезжает охрененная тачка, винтаж, и из нее выходит судья. Мы-то его сразу узнали. Все, думаем, здец нам пришел. Сейчас повяжут и упрячут в казематы за несанкционированную торговую точку и неуплату налогов. Ан нет, зря боялись. Судья по делу приехал. Не поверишь, он меня и Мэри купил на всю ночь. Повез к себе домой, но до дела дела не дошло. Его так круто завернуло, что мы сами чуть в ящик не сыграли от испуга. Естественно, я заверезжала, как резаная. Тут же налетела охрана, давай у нас выпытывать, что к чему, а мы ни сном, ни духом. Так, мол, и так, упал, лежит и корчится. Пес его знает, что с ним. Нас обшмонали, дали по сотке и выперли. Вот и все.
  - Странно, - призадумался цирюльник.
  - Вот и о том же! - Мадлен стукнула ладонью по столу так, что кружки подпрыгнули. - Он такой был, ну... Короче, по нему не скажешь, что больной. И там у него все в порядке. А когда из церкви вышел, так вообще сиял, как фонарь. Будто его сама Вавилонская блудница ублажила.
  - Стоп! - резко прервал ее Суини и напрягся. - А чего он в церкви делал?
  Мадлен пожала плечами.
  - А я знаю? Зашел, через полчаса вышел, и на тебе, - Тодд, не сказав ни слова, встал и направился к барной стойке. - Эй, а пиво?!
  Цирюльник занял свое место и кивком дал знать Ловетт, чтобы та рассчиталась за оказанные услуги, а сам, задумавшись, уставился в экран телевизора.
  "Он же не мог... Это мой путь, а не его. Он бы не смог преступить каноны веры. Или смог бы? Даже если так, зачем ему это? Смерть Христова, я ничего не понимаю!".
  Сам того не замечая, Суини достал бритву и начал править лезвие о ремень штанов. В это мгновение на экране появилось изображение судьи. Тодд схватил пульт и прибавил громкость. Голос за кадром вещал:
  "Как нам только что сообщили, стали известны подробности, касаемые физического состояния Джонни Уикида. В крови судьи, взятой на анализы, обнаружены следы крысиного яда. Сейчас со всей уверенностью можно заявить, что судья Уикид был отравлен. Скотланд-Ярд по данному факту уже возбудил уголовное дело. Следствие прорабатывает основную версию, связанную с профессиональной деятельностью судьи...".
  Дальше Суини уже не слушал. Он понял, что произошло, и кто к этому причастен. До крови прикусив губу, обуреваемый жаждой мести цирюльник покинул закусочную Ловетт.
  
  ***
  
  Тодд ворвался в церковь, словно ураган.
  - Святой отец! - голос цирюльника громовым раскатом разлетелся по приходу, а внезапный порыв ветра задул все свечи, погрузив храм в полумрак, который не в состоянии был рассеять свет, идущий сквозь оконные витражи. - Где вы, падре? Дьявольщина!
  Суини решительно прошел мимо распятья к двери, ведущей в сад. Там он надеялся найти священника, а если нет, то по камешку разберет это место... Но идти на крайние меры не пришлось, Эбеттор подрезал садовыми ножницами кусты и, услышав звуки шагов, обернулся.
  - Сын мой, что случилось?
  Слуга божий положил секатор на лавку и раскинул руки в стороны, надеясь заключить гостя в объятия, но тот не был настроен на подобные нежности. Его глаза полнились не дружелюбием, но ненавистью.
  - Зачем ты это сделал?! - прорычал Тодд, пнув ботинком гранитную крошку, что разлетелась в стороны.
  - Я... - священник приподнял брови, надев маску недоумения. - Я не понимаю, о чем ты говоришь. Объясни, что стряслось?
  - Все ты понимаешь! - Суини ходил туда-сюда мимо Эбеттора, раздувая ноздри и сжимая кулаки.
  Хозяин прихода не на шутку перепугался. Еще бы, от этого зверя в человеческом обличии можно ожидать чего угодно. Он уже начал жалеть, что сотворил это оружие, которое вот-вот обернется против него самого.
  - Я не понимаю... - но рык цирюльника заставил его замолчать.
  - Не лги мне! Это ты отравил судью. Не держи меня за дурака, я могу сложить два и два. Еще вчера он чувствовал себя хорошо, был полон сил, а сегодня находится при смерти. Костлявая постучалась к нему сразу после того, как он заглянул сюда. Это же очевидно, дьявольщина!
  Эбеттор перекрестился.
  - Не поминай нечистого в Храме Божьем, - спокойно произнес он, понимая, что отпираться не имеет смысла. - Я не мог поступить иначе, у меня не оставалось выбора.
  Суини остановился и воздел руки к серому небу.
  - М-м... - Он резко перевел взгляд на пастора. - Я поверил тебе, а ты!.. Ты же сам меня вел... Я шагнул в те двери, которые открыл для меня ты. Ты! - Тодд постучал указательным пальцем по груди священника. - И знаешь, что там? Пустота. Пустота, сотворенная тобой. Это был мой путь, мой! Понимаешь?!
  Суини сорвался в крик и стал задыхаться от злости. Эбеттор не мог подобрать слова, чтобы успокоить цирюльника, да и не хотел. Этот безумец разбудил дракона, который был готов вырваться из-под сутаны.
  - Кто сказал тебе, что твой гнев сильнее моей боли? - глаза священника гневно сверкнули. - Ты думаешь, твоя ненависть сильнее моей? Ты ошибаешься! Если бы я этого не сделал, то... Я мог лишиться самого дорогого, что у меня есть. Этот похотливый бес хотел обесчестить тв... мою дочь! Даже если время повернется вспять, я не поступлю иначе! Уйди, прошу тебя. Что сделано, то сделано. Назад ничего не вернешь. Ступай.
  Эбеттор взял с лавки садовые ножницы, давая понять, что разговор окончен, но цирюльник и не думал уходить. В нем, как лава в жерле вулкана, кипела злость.
  - Это должен был сделать я! - его крик подхватил налетевший порыв ветра. - Ты украл мою цель, к которой я шел долгих двадцать лет. Ты лишил меня права мести! Зачем мне теперь жить?! Ты украл...
  Суини сжал кулаки, закрыл глаза и тяжело задышал. Эбеттор бросил ножницы на дорожку и вплотную приблизился к Тодду.
  - Ты говоришь, украл? У тебя был шанс, тогда, на балу, но ты упустил его! И вот, когда этот шанс выпал мне, я им воспользовался. Да, преступил закон своей веры, свершил грех. И пусть меня покарает за это Господь, пусть, но... Моя дочь теперь в безопасности, а это главное.
  Суини вздохнул, прислушался к шороху листвы, с которой играл бродяга-ветер и чуть слышно произнес.
  - Мои жена и дочь мертвы. Виной тому судья, которому я поклялся отомстить, а ты... Ты украл мою цель.
  Эбеттор обреченно вздохнул.
  - Что тебе от меня нужно? Хочешь, чтобы я извинился перед тобой?
  Тодд ничего не ответил. Ярость затуманила его сознание. Все, чего хотело его сознание, это добраться до судьи, а если кто-то попытается этому помешать... Что ж, они сами выбрали свой путь.
  Выхватив бритву, Суини со всей силы взмахнул ею. Эбеттор схватился за горло и захрипел. Сквозь пальцы, пытающиеся зажать смертельную рану, стала просачиваться кровь и капать на сутану. Взгляд пастора начал мутнеть, жизненные силы покидали тело, которое через мгновение рухнуло на дорожку, ведущую из сада в храм. Не мешкая, Тодд подхватил тело священника под мышки и волоком затащил за розовые кусты, что так и остались не подровненными. Туда же отправились и садовые ножницы, после чего цирюльник ботинком сравнял гранитную крошку, засыпав следы крови.
  - Мне нужна сутана...
  
  ***
  
  Когда на пригород Лондона опустились сумерки, возле особняка судьи остановилось такси. Расплатившись с водителем, из автомобиля вышел священник. Он осмотрелся, проверил на месте ли его бритва и подошел к высоким кованым створам. Жилье Уикида напомнило Суини средневековый замок, к которому вела мощеная булыжником дорога, по обе стороны которой раскинулись зеленые лужайки с огромными фонтанами и мраморными изваяниями. Не дом, а музей.
  Тодд подергал тяжелые створы, но те даже не поддались. Он хотел перелезть через забор, но подумал, что это вызовет подозрение у охраны, если его увидят.
  - Назовите свое имя, - неожиданно прозвучал металлический голос, заставивший незваного гостя вздрогнуть и оглядеться. - Не утруждайте себя, вы не найдете камеру. Я повторяю свой вопрос: кто вы такой?
  Суини откашлялся и представился.
  - Меня зовут Майкл Пот.
  - И? - спросил голос.
  - Что "и"? - переспросил Тодд.
  - Что нужно?
  Суини растерялся, но тут же взял себя в руки. Он понимал, что попасть внутрь нахрапом не удастся, поэтому необходимо на время стать актером и сыграть свою роль без единой помарки.
  - Сын мой, мне необходимо встретиться с судьей не меньше, чем ему со мной.
  - Судья никого не принимает дома. Запишитесь на прием. Как только он поправится, он непременно с вами побеседует.
  Суини скрестил руки на животе и продолжил.
  - Возможно, сейчас я скажу не совсем приятную вещь, но... Я знаю, в каком состоянии сейчас находится сэр Уикид. Пути Господни неисповедимы, и ни я, ни вы, и даже сам судья не знает, кто проснется завтра утром, а кто нет. Неужели вы, простите, не знаю вашего имени, хотите, чтобы раб божий предстал перед своим Создателем, не получив покаяния? Сэр Уикид ревностный почитатель Отца нашего... Или вы хотите, чтобы он вместо того, чтобы беседовать с Творцом, жарился на сковородке в Аду, а его окружали бесы и черти? - Тодд перекрестился и театрально закатил глаза. - Мы все желаем судье скорейшего выздоровления, но, надо признать, что все в руках Господа нашего...
  Закончить Суини не успел. Раздался писк, несколько щелчков, и створы ворот со скрежетом разошлись в стороны. Путь был свободен. Теперь от жертвы охотника отделяло всего несколько сотен ярдов.
  Пройдя через лужайку, разглядывая античные статуи, Тодд по каменному мостику пересек ров, наполненный водой и через пару минут уже входил в особняк судьи. Его встретил огромных размеров охранник, облаченный в строгий черный костюм.
  - Следуйте за мной, святой отец, - сказал здоровяк и гость подчинился.
  В полной тишине они шли по бесконечным ступеням, покрытым красной ковровой дорожкой, поднимаясь все выше и выше. Суини на какое-то время даже забыл о цели своего визита в это поместье. Он глазел по сторонам, как голодный до искусства ценитель, попавший в Национальную Галерею, Лувр или Эрмитаж. Только разница заключалась в том, что вместо картин именитых художников здешние каменные стены украшали портреты известных музыкантов, как уже покинувших этот бренный мир, так и ныне здравствующих. Они улыбались с масляных полотен, и казалось, что вот-вот покинут свою позолоченную багетную тюрьму и... Лестничные площадки надежно охраняли рыцари в кованых доспехах, на которых плясали отблески свечей, которыми и освещался замок судьи. Многочисленные коридоры были увешаны фотографиями самого хозяина особняка в обществе известных музыкантов, актеров и политиков, которые перемежались постерами с обнаженными девицами. И повсюду свечи. Суини мысленно пожалел бедолагу, которому не посчастливилось занимать должность фонарщика, свечника или как его там... Пока весь замок обойдешь - состаришься. Тодд подметил, что кроме них в замке, похоже, никого больше нет. Тем лучше. Никто не сможет помешать свершиться божьей каре. Но, чтобы понапрасну не рисковать, на всякий случай цирюльник спросил:
  - Дом всегда такой пустой?
  Здоровяк, не поворачиваясь, ответил.
  - Нет, но такова прихоть хозяина. Сейчас тут только я и сиделка, но она уехала в город за лекарствами.
  Суини удивился.
  - А как же охрана?
  Охранник, не поворачиваясь, произнес:
  - Хотел бы я посмотреть на дурака, который сюда сунется. Мы пришли, - громила указал на позолоченные двери, и Суини буквально услышал, как бешено заколотилось его сердце. - Я буду здесь. Хозяин слишком плох, поэтому не задерживайтесь, у вас всего пять минут, святой отец.
  Здоровяк лишь на секунду глянул в огромное окно, обрамленное тяжелым алым бархатом, чтобы в последний раз увидеть серое небо. Скорее всего, он даже не понял, что произошло. Мгновение спустя этот двухметровый гигант уже захлебывался собственной кровью, лежа на красном ковре.
  Тодд спрятал бритву. Он пригладил волосы, несколько раз глубоко вздохнул и толкнул массивные створы.
  
   - Кто здесь?! - прозвучал хриплый голос.
  Войдя со света в гнетущий полумрак, Суини на какое-то время ослеп, а когда зрение вернулось, осмотрелся: окно зашторено, а сама комната больше напоминает келью отшельника, каковым, в принципе, судья и являлся. Несмотря на свое положение, богатство и власть Уикид был одинок. Сейчас рядом с ним не было того, кто был готов разделить его страдания.
  - Успокойся, сын мой, я всего лишь слуга Господа нашего, - ответил Тодд и шепотом добавил, - и разящий меч его...
  - Я... Я не вижу вас, - судья попытался приподняться на бесчисленных подушках, но это ему не удалось. Даже в царящем полумраке было видно, что лицо Уикида осунулось, вокруг глаз появились черные круги, и на лбу выступили капельки липкого пота. У Суини не осталось никаких сомнений: судья умирал, и, судя по тому, как он выглядит, ему осталось недолго.
  - Я здесь, - цирюльник сел на край кровати, возле ног, чтобы видеть лицо своего врага.
  Уикид стал шарить рукой по покрывалу, пока не нащупал и не сжал ладонь своего гостя.
  - Святой отец, я... - его задушил приступ кашля. - Я чувствую, что скоро предстану пред Создателем, но... Мне нужно прощение, ибо я грешен.
  - Я готов выслушать тебя, сын мой, - Суини боролся с желанием перерезать этому скоту глотку. Прежде он хотел сказать, кем является на самом деле, увидеть страх в его глазах, и лишь потом... - Сними камень с души, если таковая есть.
  На последнюю фразу Уикид не обратил внимания, ибо снова зашелся в приступе кашля, до боли сжав ладонь Тодда.
  - А... Падре, вы мне не подадите воды? Вон там, на столике...
  Суини мельком глянул в сторону, но не принял ни единой попытки выполнить просьбу умирающего. Он освободился от руки судьи и спросил:
  - На что вы потратили свою жизнь? В последние минуты вам даже некому подать стакан воды...
  На глазах служителя закона выступили слезы.
  - Падре... Я в этой жизни ничего не боялся, но сейчас мне страшно. Что меня ждет, там?
  Тот, к кому обращался смертельно больной, усмехнулся.
  - А, вдруг, там нет ничего? Пустота, окутанная холодом...
  - Плохая шутка, святой отец. Я сам вершил суд, и вот теперь пришла моя очередь. Я не хочу умирать, но чувствую, что безносая уже скребет своею косой в мою дверь. Я понимаю, что Небесные Врата не откроются передо мною, но хотелось бы попытать счастья, чтобы не оказаться в Чертогах Князя Тьмы. Отпустите мои грехи, скажите слова напутствия, с которыми я смогу спокойно покинуть этот свет.
  Суини встал и отошел к окну. Чуть отодвинув занавеску, он посмотрел на серое небо, которое вот-вот грозилось разразиться дождем. Вздохнув, он повернулся.
  - На небеса попасть решил?! Не выйдет! - Тодд черным вороном метнулся к ложу судьи и навис над ним, как нож гильотины над осужденным на смерть. - Грехи твои не позволят взлететь, они потянут тебя вниз, в самую бездну! И там тебя будут рвать в клочья и наслаждаться твоими же мучениями!
  Судья вжался в подушки. Его взгляд забегал по сторонам, словно ища помощи.
  - Кто ты?!
  Тодд выхватил бритву и прижал ее к горлу перепуганного насмерть Уикида.
  - Я тебе расскажу кто я. Я тот зверь, которого ты сам сотворил. Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить за эти годы! Как думаешь, каково оказаться юноше среди матерых убийц и насильников там, где каждую секунду приходиться оглядываться, опасаясь за свою жизнь? Но это не самое страшное. Там больше переживаешь за тех, кто остался по ту сторону стены. Ведь они совсем беззащитны и одиноки, за них некому заступиться в этом мире. Их некому спасти от таких, как ты. Я десятки раз мечтал умереть, но меня сдерживала от безумного поступка мечта: я надеялся, что, оказавшись на свободе, я обниму своих любимых, тех, кто снился мне каждую ночь. Но ты лишил меня их, отнял жизнь. Видишь, судья, не такой ты и всесильный, да? Вот сейчас лежишь и готов со страха обмочиться... Поверь, ты не один такой. Там, в тюрьме, были десятки таких же, уверенных в своей безнаказанности. Они поплатились за свои деяния, и все они уже беседуют с Темным Ангелом. Какой поворот! Ты сам привез в этот город свою смерть. И знаешь, какая мысль согревает мне душу? Что больше ни один невиновный не пострадает от твоей руки. Однако тебе пора, ты и так задержался на этом свете...
  Уикид захрипел и попытался отползти в сторону, но Суини не дал ему ни единого шанса. Он схватил свою жертву за волосы, посмотрел в глаза и ухмыльнулся.
  - Передай привет Дьяволу! - и острое лезвие бритвы вспороло покрытую многодневной щетиной кожу.
  
  
  
  ***
  
  Суини добрался до Лондона уже под вечер. Его внутренний демон успокоился и, свернувшись в клубок, мирно дремал где-то внутри, пока его хозяин делал тоже самое на заднем сидении старенькой BMW. Добродушный старикан, согласившийся подвезти святого отца, наотрез отказался ехать в Луишем. Оно и понятно, в такой район полицейские боялись заглядывать. Тут запросто можно остаться без штанов, в лучшем случае, поэтому "падре" пришлось оставшийся путь проделать пешком.
  Свершив месть, о которой мечтал, Тодд по-другому смотрел на мир. Казалось, краски стали возвращаться, и воздух уже не казался таким тяжелым, как раньше. Прохлада и сырость Лондона вдруг обернулась свежестью, а серость небес лишь временной пеленой, заслонившей солнце с его светом и теплом. Лица горожан будто бы стали приветливее, исчезла та злоба, появились улыбки. Но все это только казалось Суини, на самом же деле ничего не изменилось. Столица Англии по-прежнему была окутана пороком и ненавистью, но цирюльник жил теперь в собственном мире, где все зло умерло с его кровным врагом. Ступая по влажному асфальту и подставив лицо каплям дождя, Тодд шел домой, чтобы в тысячный раз посмотреть на пожелтевшую фотографию своей жены, которая держала на руках малютку-дочку, и сказать им, что они отомщены. Впервые за долгие годы боль, пусть и не совсем, но утихла.
  Суини прошел мимо церкви, настоятель которой нашел свой последний приют за розовым кустом, даже не бросив мимолетного взгляда в ее сторону, поэтому не мог видеть, как в маленьком оконце, под самой крышей, мелькнуло девичье лицо.
  Этим ангелом оказалась Элиза, дочь священника, которая приняла Тодда за своего отца, а издалека немудрено и спутать, поскольку цирюльник все еще был облачен в его сутану. Девушка вернулась домой с прогулки и обнаружила пустующий храм. Не найдя отца, она начала беспокоиться, ведь он никогда не оставлял двери открытыми, если куда-то уходил. И вот сейчас, заприметив знакомую сутану, Элиза кинулась вслед за отцом, который уходил прочь от храма.
  Цирюльник поравнялся с бывшей лавкой мясника, в которой теперь находился основной зал самой успешной в городе закусочной, поднялся по лестнице и скрылся за дверью своей квартиры. Ловетт, стоя за барной стойкой, увидела своего возлюбленного, но сейчас ей предстояло обслужить столько посетителей, что она не могла найти даже свободной минутки, чтобы поболтать, не говоря об объятиях и поцелуях. Девушка продолжила наполнять кружки пивом и принимать от помощниц заказы на горячее. И лишь когда минутой позже по металлической лестнице, ведущей в жилище Суини, стала подниматься дочь священника, Ловетт поспешила покинуть свое заведение.
  - Дьявольщина, этого только не хватало...- прошептала она и уже в голос добавила: - Хелен, присмотри тут, мне надо уйти...
  
  ***
  
  Тодд прикрыл дверь, прошел через комнату и опустился на колени. Сбросив на пол подушку, он открыл маленькую шкатулку, что таилась под ней, и достал оттуда помятую, но от этого не ставшей менее ценной, фотографию. На глазах цирюльника выступили слезы. Суини поцеловал снимок, прижал к груди и прошептал.
  - Все кончено, милые мои. Все кончено. Я отомстил за вас, теперь вы можете спать спокойно, - его тело содрогнулось, и рыдание вырвалось наружу. - Господи... Как же мне вас не хватает! А я ведь даже не знаю, где погребены ваши тела... Я не могу каждый день приходить к вам, ухаживать за цветами, петь нашей малютки колыбельные и читать книги. Помнишь, солнце мое, как мы любили читать вслух? Бог мой, мы ведь так и не закончили "Ярмарку тщеславия"! Ах, Элизабет... Я не могу больше жить без вас. Не хочу!
  Суини достал бритву и провел пальцами по лезвию. Одному Богу известно, какие мысли роились в данный момент в голове несчастного цирюльника, и что он собирался сделать, и именно в это мгновение дверь его крохотной квартиры распахнулась и внутрь вошла девушка, лет двадцати, с вьющимися белокурыми волосами.
  - Папа... - промолвила она, обращаясь к человеку в сутане, стоящему на коленях возле кровати, но когда тот повернул голову, поняла, что обозналась. - Простите, я, кажется, ошиблась. Приняла вас за другого...
  Суини не поверил своим глазам: на пороге стояла та, кого он считал потерянной навсегда, которая сгинула в темных водах Темзы. На мгновение серые лондонские тучи расступились, и сквозь них ударило солнце, в чьих лучах нежданная гостья преобразилась в ангела. Утирая с лица рукавом сутаны слезы, цирюльник поднялся и шагнул навстречу той, которая когда-то была его женой.
  - Бетти?! Это ты? - дрожащим голосом спросил Суини. - Я... Я не верю своим глазам. Прошло двадцать лет...
  Тодд протянул руку и дотронулся до вьющихся локонов девушки. Та от испуга вжалась в стену и боялась пошевелиться, что-то пугающее было во взгляде того, кого она приняла за своего отца.
  - Кто вы? - спросила Элиза, но незнакомец де дал ей договорить, приложив свой палец к ее губам, и, тем самым, заставив девушку задрожать всем телом от страха.
  - Ты дрожишь? Разве призраки давно умерших могут бояться живых? Зачем ты пришла, хочешь забрать меня с собой? Нет? - цирюльник стал озираться по сторонам. - А... я знаю! Ты хочешь, чтобы я подумал, будто спятил, чтобы меня упекли в клинику для душевно больных. Нет... Я не сумасшедший, - Он покачал головой. - Тебя не может быть, ты умерла! Тебя больше нет. Бетти мертва. Мертва!
  Суини взмахнул бритвой, глядя, как тело девушки медленно сползает на пол. Он попятился назад, не в силах сдержать смех, который рвался наружу, пока на его пути не встала кровать. Тодд сел и до крови прикусил кулак. Он не мог понять, что такое происходит, почему призрак Бетти пришел к нему, и почему не исчез, а до сих пор находится там, возле двери.
  Тяжело дыша, цирюльник оттянул ворот сутаны и попытался отдышаться, но грудь словно сдавливало невидимыми тисками. Что-то в глубине души не давало ему покоя и грызло изнутри, но что, Суини не мог понять. Его размышления прервало неожиданное появление Ловетт.
  - Ах! - вырвалось из груди девушки, и она в ужасе прикрыла рот ладонью.
  - Я только что видел привидение, - спокойно сказал Тодд, - но не бойся, я убил его.
  Возможно, если бы обстоятельства сложились по-другому, Ловетт нашла бы нужные слова или промолчала вовсе, но, видимо, кто-то на небесах решил иначе.
  - Бедный Суини, ты убил свою дочь!
  - Что?
  Одному Богу известно, что в этот момент творилось в душе цирюльника. Хотя, вряд ли он существует, раз смог допустить все, что произошло. Тодд сжал губы, и по его щекам вновь потекли слезы. Тем временем Ловетт подошла к окну и, глядя в никуда, поведала своему возлюбленному тайну, которую хранила долгих двадцать лет.
  - Помнишь историю, что я рассказала тебе при нашей первой встрече? - Еще бы! Как мог Суини забыть такое? Ведь в тот день он узнал, что его жена покончила собой, бросившись с моста в темные воды Темзы, после того, как судья насильно овладел ею. - Так вот. Я видела, как миссис Бетти в слезах, одетая в одну рваную сорочку, выбежала из дома. Не спрашивай, почему я сама не спала в столь поздний час, мне тяжело вспоминать об этом. Так или иначе, но я на цыпочках, чтобы не разбудить отца и его пьяных друзей, выбралась на улицу и поспешила за рыдающей соседкой. Я видела, что она сделала, и еще долго стояла на мосту, глядя, как расходятся круги на воде. Что могла сделать маленькая девочка? Стоять и надеяться, что миссис Бетти выплывет, но... Занимался рассвет, и я поспешила домой. И вот когда я взялась за ручку двери, то услышала плач. Это плакала твоя дочь, Суини. Малышка Ловетт поднялась по холодным ступеням лестницы, зашла в квартиру и обнаружила в детской кроватке крохотную девочку. Кто теперь будет о ней заботиться? И тогда мне пришла в голову только одна идея, я такое в кино видела: подбросить дитя в какой-нибудь дом. Но, как ты сам знаешь, наш райончик то еще место, поэтому лучше церкви места не нашлось, да и священник человек хороший. Я схватила корзину для белья, что стояла в углу, положила в нее ребенка и кое-как дотащила до храма. После чего постучала в двери и убежала. Это воспоминание тяжелым камнем лежало на моей душе все эти годы. Я хотела рассказать тебе, но... Боялась, что не буду больше нужна тебе, боялась тебя потерять. А теперь мы остались только вдвоём, и больше нас ничего не держит в этом городе. Давай, уедем?
  Девушка не слышала, как Тодд подкрался к ней. Она вздохнула и отвернулась от окна. Последнее, что увидела Ловетт перед смертью, было перекошенное безумством лицо не человека, но зверя, что вновь пробудился от дрёмы. Острое лезвие со свистом разрезало нежную кожу, разбрызгивая в стороны кровь и выпуская на свободу грешную девичью душу.
  За окном прозвучал оглушающий громовой раскат, и с небес полило, как из ведра. Разразилась необычайная по своей силе гроза. Суини выронил бритву и беззвучно зарыдал. Вот она, божья кара! За месть, за смерть, что он нес. За все грехи. Он, сам того не зная, забрал жизнь своей дочери, в порыве гнева убил ту, что любила его таким, какой он есть. Человек не только кузнец своего счастья, но он же может его разрушить, как карточный домик.
  В глазах Тодда потемнело. Не осознавая, что делает, он вышел из комнаты и спустился по лестнице на улицу. Дождь хлестал его по лицу, тек по волосам, пропитывая собой сутану. Суини, словно под гипнозом, зашел в здание закусочной, тут же приковав к себе взгляды посетителей. Их удивил внешний вид цирюльника, примерившего на себя сутану священника. Официантки кидались к нему с вопросами, но Тодд их не слышал.
  - Где Ловетт? Мы тут зашиваемся...
  - У нас заканчивается фарш...
  - В главном зале пьяный коммивояжер разбил гору посуды и отказывается платить...
  Но Суини пробубнил что-то невнятное, покинул зал и скрылся в помещении, куда остальным работникам вход был запрещен. Заперев дверь на большую задвижку, он оказался один на один с железным монстром, который освещался только миганием десятка маленьких красных лампочек электрического щитка, висевшего на стене. Привычным движением Тодд поднял рубильник, запустив механизм гигантской мясорубки. Подвинув к себе стоявший тут же табурет, обезумевший от горя цирюльник, забрался на него и заглянул в жерло дьявольской машины, которая сотрясала своей вибрацией воздух. Суини посмотрел на вращающийся шнек и заговорил с только одному ему видимым собеседником, маленькой девочкой, с мертвенно бледным лицом, что держала в руке белого плюшевого медведя. Того самого, что молодой отец когда-то купил для своей маленькой дочки.
  - Вот и все, Суини, - девочка обреченно вздохнула. - Твоя свеча догорает, а вместе с ней угасает и твоя жизнь. Время истекло. Не бойся, там, куда я тебя заберу, не будет страха, боли и страданий, только вечный покой. Они уже ждут тебя. Я провожу, возьми меня за руку...
  С потолка ударил поток яркого света, заставивший Тодда зажмуриться. По его телу стало растекаться тепло, а память стирала все воспоминания, что тяготили душу цирюльника: так опустошается опрокинутый бокал вина, так кровь вытекает из раны ягненка, принесенного в жертву, так земля подает сквозь пальцы на могилу погребенного.
  - Я иду, - прошептал Суини и сделал последний шаг.
  
  
  ...Напрасны слова, и бесплодны молитвы,
  Здесь время гуляет по лезвию бритвы,
  И все мы гуляем по лезвию бритвы.
  Меж смертью и жизнью по лезвию бритвы...
  
  Рок-мюзикл "TODD", "По лезвию бритвы".
  
  
  
  Конец.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"