Аннотация: От дневников приятеля туриста-альпиниста. Ценное из главного.
Та музыка
Я спускался с перевала, почти сплошь поросшего елями и лишь на самом верху безлесого. Мне нужно было дойти до реки, затем пройти вдоль неё вверх до большой поляны, которая называлась Солнечной - там меня должна ждать группа.
По дороге я попал под сильнейший град, потому ужасно замёрз и, чтобы согреться, бежал очень быстро, несмотря на скользкую тропу. Однако это не сильно помогало: от холода немели руки - сначала только кисти, а потом локти и плечи.
Внизу у реки оказалось теплее, к тому же я немного отогрелся у большого костра, разожжённого геологами, оттого решил не надевать тёплые сухие вещи, спрятанные в непромокаемом пакете, а идти в промокшей одежде, которая была на мне - шортах и длинной - до колен - тельняшке, надеясь отогреться у своих и в палатке облачиться в сухое. Как оказалось, поступил правильно: только я отошёл от костра, снова пошёл град. И какой! Падали крупные - как говорят, размером с голубиное яйцо - градины вперемешку с мокрым снегом и дождём. Вскоре вокруг всё покрылось мокрым снегом, из-под которого торчали одинокие травинки. Град превратился в мелкий дождь. Я снова почувствовал, что замерзаю, и ускорился, но не помогло. Побежал - стало теплее. Так бегом я добрался до Солнечной поляны. Однако там никого не оказалось. Пересёк поляну, надеясь, что друзья-туристы спрятались от дождя под развесистыми елями, но и там их не было. Дождь всё шёл, к тому же опустился туман, и я, для согрева громогласно матерясь, стал готовиться к ночёвке: немного отогрел интенсивными взмахами руки, достал спальник и положил его под самую раскидистую ель, стоявшую у тропинки, ведущей с верховьев; надел все тёплые вещи, какие были; залез в спальник (про себя вознося хвалы густоте тянь-шаньских елей), и закурил. Редкие капельки падали на меня, но в целом было сухо, и я думал, где могла быть группа - то ли она ещё не спустилась с верховьев, то ли уже прошла и перебралась на ту сторону реки. (Впрочем, в любом случае без меня они не ушли бы дальше). Я лежал в спальнике, вслушиваясь в грохот камней и речной вой, надеясь услышать шаги ребят.
Кажется, именно так всё было в ту ночь. Тот походный я отметил это событие двумя-тремя строчками. Не записал я и то, когда впервые услышал Музыку. Вроде бы она возникла из воя реки и грохота камней, которых тащила река, и больше не прерывалась до самого утра. Или всё было совсем не так? Но и сейчас, сидя за столом, я помню ту музыку и тревожусь вопросом, который волновал меня в ту ночь: на что похожа та музыка?
Строчка в дневнике указывает, что она чем-то напоминала завывания, но сейчас в ушах стоит звук, похожий на лёгкий колокольный звон. Ещё в музыке был ритм - помню чувство удивления и тихой восторженности: это была именно музыка со своими спадами, подъёмами.
В дневнике, с трудом разобрав размытые карандашные записи, обнаружил ещё нечто: походный я проговорил корявой карандашной строкой - "Где-то я слышал..."