Десять дней тому назад погибла в аварии мама, а вчера было девять дней как её похоронили. Приехали сослуживцы, друзья, знакомые, пришли соседи.
Лёшик не плакал. Только смотрел в стену, что-то ел, пил чай, даже хлебнул немного водки - взрослые сказали, что так нужно поминать. От водки стало жарко и захотелось плакать. Лёшик попытался, однако не получилось. В голове стоял туман, вспоминалась школа, друзья, виделся берег реки, на который они ходили с мамой. С мамой... Лёшик попытался вспомнить, однако не получалось - становилось только больно и всё. Когда становилось больно, он просто произносил "мама", и виделась маманя, (как он называл её), шагавшая по громадному лугу, на котором росли мириады цветов, трав, а вдали вставали белоснежные горы. Такой мама стала теперь. Но это была другая мама.
Похороны Лёшик не помнил. А сразу потом было очень больно - Лёшик постоянно плакал при слове "мама". Но однажды, на третий день, вдруг вспомнил похороны, деревянный ящик гроб, цветы. Мамы там не было, поскольку гроб был закрытым. За спиной кто-то говорил, будто авария была настолько серьёзна, что "все, сидевшие в машине, ужасно изувечены и у них лиц не осталось". Вот после этой-то фразы "лиц не осталось" Лёшик понял - мамы в этом ящике нет. Лёшик обернулся к говорящему - это был сосед дядя Коля. Сосед, опешил, узнав Лёшика, растерянно и виновато проговорил что-то жалостливое, погладил по голове и скрылся в толпе. А Лёшик улыбнулся сквозь слёзы. Теперь всё стало понятно - мамы не нет, просто она не здесь, а где-то в другом месте. На лугу, где мириады цветов. Однако приходили воспоминания - о школе, о друзьях и каждый раз рядом с ними возникала мама: вот она ведёт Лёшика в школу, вот - встречает его, вот ругает за двойку, слушает лёшкины откровения о девчонках из класса... И каждый раз приходилось сознавать, что есть школа, девчонки, а мамы рядом со всем этим - нет, тогда всё это сразу тускнело и приходили слёзы, боль.
На седьмой день Лёшик почувствовал себя отупевшим: изнутри сами собой приходили воспоминания, всегда была мама, но воспоминания проходили мимо, только маманя оставалась - где-то на непомерно далёком лугу. Как только тупость прошла, стало больно. Тогда Лёшик специально вызвал болезненные воспоминания, пришло отупение - картинки с жизнью до аварии прошли, а мама среди цветов осталась. И Лёшик решил держать воспоминания в голове, с нетерпением ожидая, когда они уйдут, и проявится маманя.
На девять дней приехала родная тётка Лёшика - тётя Вера. Жирная, ярко накрашенная, она ворвалась с плачем в квартиру и сразу кинулась к Лёшику. "Сиротиночка ты наш..." - загорланила тётка. Лёшик отодвинулся: тётку он не любил, потому что её не любила мать: единственная родственница, как только приезжала, начинала клянчить деньги и, получив их, быстро уезжала. "Приехала, - каждый раз недружелюбно говорила мать после отъезда тётки, - напопрошайничала и уехала. И не вернёт ведь. Если бы не дети..." У тётки Веры был двое детей и муж-пьяница. Братьев своих Лёшик видел несколько раз, однако они ему не понравились - крикливые, драчливые, тогда как Лёшик был "стеснительным мечтателем" - как называла его мама.
Тётка ворвалась в квартиру, пожалела Лёшку и ринулась по комнатам, каждого обнимая и говоря "умерла сестричка моя... Ребёнок сиротка один остался, но я выращу... как своего выращу...Тем более я с Наташкой на одно лицо". Лёшик с отвращением понял, что тётка пьяная. Ненароком вспомнилось, как мать однажды говорила подруге о тётке: "Пьёт зараза такая с мужем своим. Если бы деньги не любила, давно спилась бы..." Лёшик смотрел на тётку, пытаясь увидеть сходство с матерью, однако не видел: мама была стройной, следила за своей фигурой, а эта - толстая, чрезмерно накрашенная. Неожиданно Лёшик понял, что в глазах родственницы нет боли: она носилась по комнате "рыская" (так Лёшик определил её поведение) - заглядывала в сервант, где стоял хрусталь ("почему на хрусталь салат не выложили"), в платяной шкаф ("одеяла на диван постелить, не то замнут накидку"), в кухонные шкафы, зачем-то доставая посуду, хотя её достаточно было на столе... Неожиданно один из соседей - дядя Паша резко встал и пошёл в прихожую. "Куда? - завопила тётка, - посидели бы ещё!" Сосед вышел, и тётка помчалась за ним. "Посидели бы..." - услышал Лёшик тётку. - "Ты почему на похороны-то не приехала? Явилась, когда всё без тебя сделали" - тихо ответил сосед и хлопнул дверью. "А я бы ещё тебя спрашивала, - орала тётка в дверь, - пришёл, пожрал, попил нахаляву, и ещё права мне качает!". Она подлетела к столу и провопила: "Слышала, что сказал этот!". Никто не ответил.
Потом все начали расходиться. Каждый гладил Лёшика по голове, говорил что-то ободряющее, но он чувствовал - гости только жалеют, но не ободряют.
"Лёха, помогай убирать, - вопила тётка из кухни, - завтра вечером мои приедут". Лёшик прошёл на кухню. Завтра вечером ещё с нашими посидим, а вот послезавтра нам с тобой нужно походить похлопотать... Завтра я одна начну, а послезавтра - с тобой".
Лёшик ушёл в свою комнату, упал на кровать и уснул, не обращая внимания на крики.
Утром он проснулся от тишины. А перед этим тётка носилась по квартире, грохотала чем-то, забегала к Лёшику в комнату, будила и спрашивала, знает ли он, где мать хранила деньги. Лёшик отворачивался и не отвечал. Тётка ушла, крикнув "Приду вечером". Лёшик уснул.
Проснулся в обед. Заправил кровать. И пошёл в комнату матери. Кровать была не застелена, значит на ней спала тётка (мама всегда утром убирала кровать и Лёшика заставляла, говоря: "Сном день начинаешь, им же заканчиваешь"). Лёшик снял простыни, которые ещё хранили запах матери, сложил их в полиэтиленовый мешок. Подошёл к шкафу, где стояла шкатулка с деньгами, лежали фотографии, парфюмерия. В шкафчике было всё перевёрнуто - тётка уже пошарила в нём. Лёшик отложил фотографии, и принялся копаться - где-то должны быть маманины высушенные цветы, памятные вещички - статуэтки, открытки, забавные фигурки из палочек, шишек, листьев, аккуратно завёрнутые в вату. Однако ничего этого не было: под руками тётки всё стало трухой. Лежала парфюмерия. Лёшик открыл одну из коробочек - это оказались начатые тени. Отложил их к фотографиям. Выгреб труху, аккуратно ссыпал её на бумагу и положил в мешок с простынями. Взял фотографии, парфюмерию и пошёл к себе в комнату.
Упал на диван, открыл альбом. Везде была мама. Вот она - молодая, с каким-то мужчиной. Лёшик вспомнил: "Отец твой" - говорила мама. Вот она - в институте, вот - на работе, а вот - с Лёшиком. Этих фотографий больше всего: Лёшик - совсем маленький с резиновым крокодилом, а сзади - мама; Лёшик в школе на первое сентября с букетом цветов, а рядом - маманя; Везде только Лёшик и маманя. Лёшик попытался вызвать тупость, но не получилось. Он заплакал.
Достал парфюмерию и принялся разглядывать. Вспомнилось, как маманя перед выходом обязательно подходила к Лёшику, и серьёзно спрашивала: "Красивая?". "Красивая" - одобрял сын. Теперь парфюмерия не нужна. Потому что тётка... Лёшик макнул маленькую кисточку в пудру и мазнул по обратной стороне фотографии. Пудра ссыпалась, но небольшой её остаток закрепился на бумаге. Лёшик окунул тампончик, нанизанный на пластмассовую ручку, в корытце с фиолетовыми тенями, а затем мазнул по бумаге - тень закрепилась надёжнее, чем пудра. Тогда Лёшик принялся рисовать лицо на обратной стороне самой большой фотографии, используя и тушь, и тени, и пудру, и даже лак для ногтей. Вспоминалась мама - мама в школе, мама - в детском садку, мама - в лесу... Лёшик чувствовал, как в носу становится солоно, и чем сильнее хотелось плакать, тем быстрее он рисовал; гуще были мазки; слёзы отступали - и в дело шла пудра, мазки становились мягче...
Откинулся. С листа посмотрело лицо мамы - такой, которая походила рано утром к Лёшику и спрашивала "Красивая?". Тут Лёшик не сдержался и заплакал. Мама смотрела как тогда - в прошлом. Лицо глядело, глядело и вдруг улыбнулось. "Не плачь, Лешик", - сказала маманя.