Всё бесцветное. Прямоугольное серое пятно во всю громадную стену, более зловещее, чем сама тьма, призрачное, плоть от плоти бестелесных тусклых призраков, живущих на границе пробуждения от темноты к блёклому мерцанию первых утренних секунд, скорее желтоватое, чем серое.
Вдруг вспыхнуло!
Проектор включился - гигантский белый экран взорвался мириадом цветов. Монитор засветился. Экранчик телефона неожиданно запел - позвонили. Глаза не успевают разобрать мешанину красок и слепить нечто удобоваримое, но слова уже спешат в чуткие уши. Диктор говорит, но самого его нет, только разноцветные кубики да ромбики плывут по экрану, и после первого слова становится понятно - диктор и не появится. Он уже здесь.
"АМАЛЬГАМА".
Множество фигурок, слепленных из кубиков, крутятся-вертятся, сцепляясь и расцепляясь, затем вдруг схлопываются в точку. "Большой взрыв" - говорит диктор. - Вначале была амальгама". Точка взрывается, и кубики капельки разлетаются во все стороны. "В первый миг, - провозглашает диктор, - образовались также семена звёзд". Капли слипаются - появляются кубики, стенки которых пульсируют, словно грани хотят лопнуть, чтобы превратиться в круглое. Но нет: кубики подлипают к кубикам, так угловатые конструкции становятся крепче. Диктор перечисляет имена первых звёзд - пузатых, непрозрачно чёрных.
Семена разлетаются, кубики вылепляются, звёзд становится всё больше, больше, каждой даётся имя, но память не успевает зафиксировать их, остаётся только вкус от имён - кислый как синее, горький как жёлтое, солёный как зелёный и разное другое.
Амальгама.
Всё белое
Всё белое, белое, белое. Появилась необходимость срочно зайти ко Грише, моему братцу. Нужно было передать это! Срочно передать! Я подбежал к дому, уже собрался нырнуть в подъезд, но зазвонил телефон и сообщили, что Гриша теперь живёт не в этом доме, а в другом. Кроме того, не на втором этаже, а на тринадцатом! Сказали адрес. Хорошо хоть не так далеко от это этого места... Но всё равно придётся долго бежать, а ведь у меня много дел! Я не люблю ездить на лифтах, значит, придётся подниматься на 13 этаж!!! Пешком!
Скорее, скорее.
Вот и дом, вот и подъезд. Бегом одолел пролёты. Кое-как переводя дыхание, позвонил в дверь. Открыла Ира - жена Гриши. "Его нет, - виновато сообщила она. - Ушёл". Я зашёл в квартиру. Придётся ждать, а мне ведь срочно нужно бежать! Через несколько минут пришёл Гриша. Важный такой, толстый. "Я тороплюсь! - скороговоркой запричитал он. - Срочно нужно наверх, потом сразу вниз, там будет концерт, где выступает наша дочь!" - "Но мне нужно передать тебе... смутился я. - передать тебе это. Много времени не займёт. Я тоже тороплюсь!" - "Потом передашь". - отмахнулся Гриша. Вышли в подъезд , и Гриша с Ириной, коротко попрощавшись со мной, убежали наверх.
Я забыл, где тут лестница... Ох уж эти дома гостиничного типа! Огромные длинные коридоры, широченные площадки. Едва расслабишься - сразу заблудишься! Я и потерялся. Шагал по коридорам и вдруг оказался в зале, где давали концерт: выступали девочки в беленьких юбочках, мальчишки в чёрных костюмчиках... Здесь должен быть Гриша с Ирой! Они же собирались на концерт, где станет вступать их дочь, и вот оно - вступление. Ведь не может же быть несколько выступлений подряд в одном доме? Принялся внимательно вглядываться в лица окружающих. Жарко. Почему здесь так жарко? Вроде та небольшая дверца под потолком, к которой ведёт металлическая лесенка, выводит или к чёрному ходу, или на чердак. В любом случае это выход куда-то. Вот я и выйду! Детки пляшут, взрослые о чём-то переговариваются, смеются. Я в своей пуховой куртке похож на рабочего, которому нужно срочно пройти через некий служебный ход. Потому никто и внимания не обращает, как я поднимаюсь по лесенку, встаю на площадке перед дверью, открываю, переступаю через порог и закрываю за собой. Как жарко!! Наверное, это какая-то служебная территория, место, где находятся электрические агрегаты, обслуживающие дом. Гудение. Наверное, если пройти через это помещение и открыть другую дверь, я попаду всё ж таки на чердак... Дети. Мелкие разбойники, уличные мальчишки. Я сам из таких, потому без труда понимаю их поведение. И оно не совсем доброе. Издевательское. "Дядь, а дядь, дай денег!" - клянчат ребятишки. Иду обратно к двери. Дёргаю за ручку, но дверь не открывается! Мальчишки хватают меня за куртку. У них в руках слитки серебристого металла. Хоть их поведение и агрессивное, но не смертельно опасное. Не убьют, хотя могут. Против всей толпы я бессилен. Резко дёргаю рукой и чувствую, как рвётся рукав пуховой куртки - то ли специально резанули острой гранью слитка, то ли нечаянное сам задел. Они хохочут и кидают в меня серебристым металлом. Жара!!! Дверца открывается, я наполовину вываливаюсь наружу. В зале пусто. Она держит меня, не давая выйти наружу. Голая. Светловолосая. Грудь, ноги, зад весьма неплохи, но лицо какое-то развращённое. Явно девица порочна. У меня возникает желание. Она протиснулась внутрь, не отпуская меня, и тащит за собой. Ребятишки притихнув, наблюдают за нами. "Идём, - шепчет она, - там есть местечко..." Я вырываюсь и выскакиваю на площадку. Захлопываю дверь. За ней слышится смех. Ага, вот почему я не мог выйти: дверь открывается только снаружи! Эта белая девица, похожая на Ламию, открыла дверь, когда заходила внутрь, и я к счастью оказался рядом! Иначе бы и по сю пору был там, внутри. В компании с Ламией.
В зале горят несколько тусклых светильников. Сумрачно. Надо искать путь из дома. Хотя уже опоздал, конечно...
Растворение
Стамбул выглядел как всегда великолепно. Стоя на Галатской башне, мы созерцали раздольную панораму бухты Золотого Рога, по берегам которой раскинулись великолепные мечети, старинные дома, по воде скользили корабли и над водой тянулся Галатский мост...
Но мы торопились дальше и дивную картину словно корова слизнула: город мелькнул передо мной своими красивыми сторонами, затем обратился во что-то иное.
Я предчувствовал это! Вначале я не мог найти загранпаспорт Машеньки, затем так же долго искал свой. Рыскал по дому и переваривал тоскливое ощущение, что не надо нам ехать... что здесь, в Новосибирске, дел по горло и что пока не поздно, можем отказаться и ничего не потеряем - билеты ведь возвратные. Паспорта я нашёл, но затем почему-то никак не мог собрать наши вещички: только найду рубашку свою, как потеряю машенькины колготки; обнаружу колготки, но пропадут моя любимая футболка с квадратом и синее платье Маши! Тоскливое чувство всё росло и росло. Едва кое-как собрал сумки, как влетела Машенька и провопила: "Мы опаздываем! Скорее!" И вправду: опаздывали мы изрядно. С унылым ощущением, что всё-таки я забыл дома какие-то необходимые вещи, выбежал на улицу. Следом Машенька. Кажется, ей тоже не хотелось ехать - она молчала лицо её выражало недовольство.
Такси. Аэропорт. Самолёт. Стамбул. Собственно, на этот раз в Стамбуле мы будем находиться недолго - часов пять-шесть, затем самолёт помчит нас дальше. Отправились погулять. Было нас шестеро, включая меня и Машеньку. Мы шли по широкой улице в центре Стамбула, созерцая здания, людей. Тоска притихла, но ей на смену пришла тревога, будто достоверно знаешь о пришествии каком-то несчастья, но не ведаешь, какого именно, только надеешься, что будет оно несущественным или тронет лишь скользом... Тут из маленького кафе в теннистом лесочке выскочила толпа цыганок. Они с криками подбежали к нам. Среди них оказались также крепкие ребята явно с не самыми добрыми намерениями. Толпа закружила нас и мы скорее заскочили в то самое кафе, из которого выбежала эта странная группа. Они - за нами. Мы промчались сквозь кафе, нам показали чёрный ход, мы выбежали из него и захлопнули дверь. Скорее отправились прочь.
И тут я понял, что у меня нет загранпаспорта. Видимо, вытащили злодеи, которые напали на нас. Или выпал, когда убегали от них. Куда я без него????
Конечно же, я не мог так сразу получить здесь, в Стамбуле, паспорт! "Улетайте, - сказал я ребятам. Как-нибудь без меня съездите. А я буду решать здесь свои проблемы. Деньги у меня есть". В доказательство показал пачку долларов. На деле, конечно, долларов там было совсем мало, сверху только несколько бумажек, чтобы ребят упокоить. Под долларами - турецкие лиры, монгольские тугрики, рупии, ну и конечно рубли. Но выглядела пачка внушительно.
Я посмотрел на Машу. Интересно, что станет она делать - бросит меня или останется. Машенька виновато взглянула на меня, затем решительно попрощалась и пошла ко группе. Самолёт унёс их всех прочь.
В чужой стране, без паспорта, без билета. Деньги помогут решить проблему... Но самолёт уносил ребят прочь, тоска дымилась в голове , я почему-то жутко устал, потому присел на скамеечку. "Эй... - тихонько тронули меня сзади за плечо. - идём поговорим". Я оглянулся. Один из тех крепышей, которые напали на нас. Я попытался было бежать, но парень цепко держала меня. Он вдруг ловко и резко заломил мне руку - я застонал. Затем нырнул ко мне в карман, вытащил бумажник и побежал. За ним его подельники, которые, оказывается, находились рядом. Я сделал пару шагов следом и остановился. Тело казалось ватным. "Найду какую-нибудь подсобную работу, - решал я, с трудом продираясь сквозь тоску, - полы да посуду могу мыть..." Но, пришёл вечер, в городе загорались огни, на мне же была только тоненькая рубашка, к тому же разорванная наглым вором. Я не знал местного языка! Вот был бы этот злодей, забравший у меня деньги, русским, он бы непременно понял моё положение и отозвался сочувствием! Потому что я смог бы ему объяснить своё положение, ибо верю в своё красноречие!!! В чужой стране, без языка, без денег, без документов, жена бросила, друзья умчались за своими удовольствиями, к тому же и вещей нет - остались в аэропорту, куда я зайти не могу, потому что паспорта нет! И значит, - бездомный, безъязыкий, нищий бомж, брошенный всеми... Я взглянул на чужое вечернее небо, сквозь чужую листву неизвестного дерева и завыл - в полный голос, поскольку плакать ни сил, ни слёз не осталось.
Третья Амальгама: растворение города и выбор своей Чёрной птицы
Я закрывал глаза, открывал глаза, город появлялся, город исчезал, когда он был - я не ведал. Может, когда видел, может, когда закрывал глаза. Но город был! Его золотистые огни сияли в ущелье, аккуратные домики взбирались по склонам; он переливался и походил на водоросль, которая колышется в потоке, то расправляя многочисленные отросточки, то свиваясь в единый стебель. Вспыхивали огни - кальмар выдвигал щупальца, становилось темнее - сжимался. Я тряс головой, но гигантские монолитные башни, всполохами взметавшиеся над городом, не пропадали. Но когда я протягивал руку, чтобы коснуться города, он ускользал. Я делал шаг навстречу ему, и город вдруг исчезал, но я понимал, что он тут, рядом, только я сейчас попал в ту фазу мерцания, когда его нет. Приходила иная волна - город появлялся. Так же близко и так же далеко. Мудрый-за-спиной говорил: "Он здесь, но спрятался в складках, где прячется многое, в том числе ты. Нужно видеть складки, тогда можно попасть в город, в том числе ты. И ты, если поймёшь зазоры, паузы в тишине, каверны, поры, язвы на теле пространства и времени"
Город тек, просачиваясь во все возможные выемки, надёжно заполняла формы, оставаясь при этом одновременно пластичным при движении, вязким, при застывании, крепким но хрупким когда совсем останавливался.
Город неотсюда
Некто вынырнул из метро, и скорым шагом двинулся по улице. До автобусной стоянки оставалось идти ещё минут двадцать. Затем - сесть на маршрутку и ехать до дома, расслабленно читая книжку. Начался дождь. Первые капли упали минут на двадцать раньше.
Некто ехал в метро, смотря, как за окном несётся серая стена, и только кабель на ней остаётся непрерывным. Словно змея, кабель извивался, подрагивал, но всё никак не заканчивался. Но капли упали раньше. Дверь метропоезда открылась, люди бежали к поезду по ступенькам вниз, среди них бежал и он. И в момент, когда некто остановился перед дверями, ожидая, когда люди впереди просочатся внутрь, на правую часть лба упали первые капли. Он замер, чувствуя, как потекли капельки, но затем заскочил внутрь. Потёр правую часть лба и осторожно глянул на ладонь. Сухо. Вышел из метропоезда. На платформе стоял высокий полицейский и беседовал с полной женщиной, которая ласково улыбалась, и некто решил: они любовники. Ступеньки привели к дверям. Распахнул дверь, вышел, придержал дверь для полной женщины в белой куртке, которая благодарно улыбнулась и сказала спасибо. Женщина взялась за дверь, но почему-то именно туда где были его пальцы. Он убрал руку и пошагал от двери, слушая, как позади женщина извиняется. Вышел из метро. В небе висели огромные облака, висели удивительно низко, полные и уже слегка порозовевшие в лучах заходящего солнца. Он шёл по улице, и тут вновь на голову брызнула морось. Коснулся головы и глянул на ладонь. Пусто. Асфальт кое-где вздыбился и прямо на тротуаре, едва ли не прямо посередине вылез цветок одуванчика. Жёлтые волоконца цветка жадно охватили небо, угольчатый листья покалывали вечерний воздух, стебель продолжал раздирать асфальтовую шкуру города. Дождь коснулся лба, протёк по волосам, на этот раз он не стал трогать голову, просто шёл и слушал, как мелкие капельки касаются головы, всё сильнее, вот уже дождевые нити повисли перед лицом, забрались за шиворот, город таял в дожде, пропадал за стекольчатой шёпотливой мишурой. Капли свивались в канаты, расходились на тоненькие волосинки, город то попадал, то появлялся, смешивался с нитями, так что и уже было не понять, город ли пророс дождевыми потоками или капли слепили город. Город не отсюда.
Выбор птицы
Брести на предвершину по склону, заросшему невысоким - по колено - кустарничком, брести наверх в тумане и понимать, что горка какая-то необычно округлая. Туман сгустился. К тому времени он уже спустился с предвершинки и полез наконец на вершину - главную горку, такую же полукруглую, только чуть повыше. В тумане. Гора совершенно голая, никаких кустарничков и травинок, как на предыдущей. И вдруг откуда-то появились травы. Прямо из воздуха выросли, призрачные, подрагивающие. Вдруг понял: они появились из другого мира, на горе произошло в момент какое-то совмещение двух миров, и вот сейчас две горки соединятся, сойдутся, она станет такой же, как по которой брёл недавно, гора сходится с горой, словно на гору другую надевают гору другую...
Прекрати кормить своих чёрных птиц!
Птиц чёрных зависти,
Птиц чёрных страха,
Ревности
Чёрных птиц рассеянности, слабости, бессилия, необузданности.
Такая она - моя большая чёрная птица. Большая чёрная птица, дёргающееся нервически веко, дыра в окружении ресниц, озеро чёрное, по берегам которого бродят птицы чёрные. И это есть также кормление чёрных птиц, рябь от хлебных крошек, нефть и воронки в нефтяном море, узелки - оспины
И снялась птица большая. Хребты расползались во все стороны, словно лапки паучьи от вытянутого полного тельца - главной вершины этих гор, вскружившей вокруг себя неприступные бастионы; тело горы массивное, жирное, и лапки-хребты, промеж них травы, леса, шевелятся морок нашёл шевельнулись покровы крыла распахнулись, как шкура змеи отслоилась хребты - словно крылья, вершины как перья фокусник сдёрнул покрывало что покрывало вспорхнуло птицей как птица безмерная чёрная птица взлетела
Листа лицо и камень сеченый водой да временем, путём до времени, руками ласковыми слепленный младенец. И лист лица, и камень, и вода.
Выбивание тибетцами знаков на камне - словно вживление в природную реальность своего религиозного. Словно бы они похожи на крестителей, переводящих реальность в свою веру. Проповедники. Это акция означивания территории, метить территорию, крестят в свою веру лес и горы. Хотя у зверя своя правда. И вера там значит нечто иное, чем поклонение. Что такое вера зверя? Религия зверя? Видение зверя?
Зверя
Именно потому-то я не пустил его, хотя в тот момент совершенно точно удивлялся сам себе - отчего я не пускаю его, маленького, визжащего, чёрного. Вдобавок, отдавил ему лапки...
Я вышел зачем-то на улицу, то ли в магазин, то ли освежиться. Едва оказался на улице, как понял: хмель ещё не выветрился. В то же время - трезв, и понимаю, осознаю собственное опьянение. Для меня такие состояния опаснее, чем просто быть очень пьяным или - совершенно трезвым. И в том, и в другом случае я однотипен... Впрочем, это неважно. Я заблудился. Когда я такой - полупьяный, пьяный но при этом осознающий, то боюсь заблудиться, начинаю тщательно отслеживать свои перемещения, примечать важные приметы местности, но почему-то тут же забываю их и теряюсь. Вот когда я совершенно пьян, то нет необходимости что-то запоминать, поскольку почти бессознателен, и мои мозги словно бы без меня работают гораздо увереннее. Когда я трезв, стараться что-то запомнить мне и не надо: что же я пару переходов не смогу вспомнить что ли? Чем отличаются друг от друга пять-шесть домов не увижу? Но был полупьян - и забыл. Вроде бы из этого двухэтажного дома я вышел... А может по той тропинке среди сугробов брёл... Я проходил мимо этих сосен, и крохотная детская площадка (домик, лесенка, металлический жираф) осталась слева! Или не осталась и лес был только такой - густой, сплошь еловый, за одним из двухэтажных домов....
Я сомневался, но свернул-таки в один из подъездов. Дверь хлопнула позади, я сделал несколько шагов по вестибюлю, освещённому тусклой лампочкой, и тут же понял: не туда попал. В углу находился огромный медведь. Огромный медведь! Со страху, видимо, но я вспомнил: дом, откуда я вышел, находится через дом, то есть от меня третий по счёту! Медведь двинулся к подъездной двери. И значит, выйти не смогу. Нужно наверх! Спрятаться от медведя! Вот в чём ошибка... Я сдуру да спьяну зашёл в пятиэтажку, а не в трёхэтажный дом, который стоит рядом, в ста метрах. Вот дурень. Медведь бежал за мной. От него источался холод. Холод неизвестности. Он был совершенно чуждым мне, и я не мог понять - опасен он или нет. Может, не тронет, нюхнёт лишь и равнодушно отойдёт, а может... Зверь ведь. Который уверенно мчался за мной. Чердак! Хоть бы замок был не заперт! Открыто. Заскочил наверх. Прохладно. Стал захлопывать люк. Увидел, что медведь сидит в углу и на меня не смотрит. Печальный какой-то медведь. Может грустно ему, что не поужинал моим тельцем? Люк почти захлопнулся, как появился кот. Маленький чёрный, он взлетел по лестнице и просунулся в щель. Я мог его раздавить - лапки зверя быстро-быстро мелькали, мордочка пыталась пробраться, но люк я держал крепко, хоть и не захлопывая до конца, но и не открывая. Он тоже хочет спрятаться... а вдруг эти звери заодно? Кот и медведь.
Соврал я. Люк я закрыл, и даже давил на него, но тельце котейки не давало полностью захлопнуть. Сильное тельце, раз справляется с этаким нажимом - тяжеленным люком и моим нажатием. Уффф.... Убежал. Стыдно. Я что - с котом бы не справился? Хотя с медведем они заодно. Правда, медведь непонятный какой-то. Сколько-то времени сидел. Думал о чём-то. Горевал. А вдруг кто-нибудь поднимется наверх? А тут медведь. Может съесть ведь. Выглянул наружу. Никого. Медведя не видно. Выскочил и побежал вниз по лесенке, настороженно вглядываясь и внюхиваясь. Медведя нет. И на улице нет. "Там был медведь. - Закричал я. - Опасайтесь, там был медведь!".
На бомжа я не похож, на психа - тоже. Женщина в очках посмотрела внимательно, ну да ладно, мне в тот дом нужно, в трёхэтажный, который следом за двухэтажным.
И вот в это время я услышал голос, он спросил
- Что ты делаешь здесь?
- Привет, дорогой товарищ, - сказал я и присел на завалинке.