Трус Ли : другие произведения.

Монстр

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не я автор этого рассказа. Я фактически плагиатор, но... очень не мог сдержаться, чтоб Это не опубликовать. Сомневаюсь, что автор видит сейчас меня, но... а вдруг видит. Я его (её) ЛЮБЛЮ. Пусть знает.

   -- В книге Саймака, -- сказал он, -- замечательный сюжет, но вот написана она не так чтобы очень. Неплохо, конечно, но, поверь мне, есть лучше.
   Бобби выжидающе молчал.
   -- И есть книги, написанные замечательно, но сюжеты у них не очень. Иногда читай ради сюжета, Бобби. Не бери пример с книжных снобов, которые так не читают. А иногда читай ради слов, ради стиля. Не бери примера с любителей верняка, которые так не читают. Но когда найдёшь книгу и с хорошим сюжетом и хорошим стилем, держись этой книги.
   -- А таких много, как по-вашему? -- спросил Бобби.
   -- Больше, чем думают снобы и верняки. Гораздо больше. Может быть, я подарю тебе такую. Как запоздалый подарок на день рождения.

STEPHEN KING. "НИЗКИЕ ЛЮДИ В ЖЁЛТЫХ ПЛАЩАХ"

  
  

М О Н С Т Р

  

1 глава.

   Я люблю ночь, потому что это единственное время суток, когда я забываю, кто я. Во сне я ухожу в свой мир. Мир, где никто не показывает на меня пальцем, не убегает в страхе с криком: "Чудовище!", где я такой же, как все.
   Но ночь каждый раз заканчивается. Я просыпаюсь с улыбкой на "лице", всё ещё мечтая о сне, и вижу наклонившуюся надо мной маму. В этот момент жестокая действительность убивает все мечты и возвращает в свой мир. Конечно, мама уже привыкла к моей внешности, но её грустный взгляд, полный сострадания, не позволяет мне забыть о моём недостатке.
   Зеркало… Самое страшное изобретение человечества. Каждый раз я смотрю в него и вижу кошмар, монстра из фильма ужасов. Хотя вряд ли люди смогли бы придумать такое уродство. Но придумала природа. Чем дольше я не смотрюсь в зеркало, тем лучше забываю свой недостаток. И тем омерзительнее мне потом снова открывать его.
   Вырост на голове напоминает рог, но его форму нельзя сравнить ни с чем. Правый глаз абсолютно круглый и почти полностью выходит за пределы глазниц, другой расположен намного ниже первого. Его веки, сросшиеся посередине, открываются только по бокам. Моей коже и шерсти, которая растёт почти по всему телу, присущ какой-то зеленоватый оттенок. Носа у меня нет, поэтому я дышу ртом, складывая длинные губы в трубочку так, что они напоминают маленький хобот. Из-за него мама в детстве называла меня слонёнком. Мои конечности кончаются зубами, которые вросли в кожу так, что наружу выходит лишь край. Настоящие пальцы же располагаются во рту. Таким образом, я жую пищу, разрывая её ими. Пожалуй, гораздо легче перечислить сходства с человеком, которых так мало, по сравнению с различиями.
   Когда мой отец увидел меня, он начал пить. Бар стал его вторым домом. Но я никогда не винил его за это. Ведь это я был виноват за всё…
  

2 глава.

   Моё детство было скорее похоже на пытки, как, впрочем, и вся жизнь. Но истязали мою душу, а не тело. И это было ещё ужаснее. Когда я был маленьким, меня не пускали на дни рождения к соседским детям, и им в свою очередь не разрешали приходить ко мне, настраивая против меня. И, внимая родителям, все ребята избегали меня, бросались камнями и обзывали. Так что мои детские годы прошли в одиночестве. Я прятался в своей комнате, боясь выйти на улицу и встретить их. Но самое ужасное было то, что вместе со мной пострадала и мама. Её уволили сразу после моего рождения. Наш городок был очень маленьким и найти работу оказалось достаточно сложно. Тем более, когда твой сын урод, а ты - никому не нужное отвергнутое создание. Но всё же, после долгих переживаний и слёз, маму приняли на самую тяжёлую и грязную работу. Я помню улыбку её, радость в глазах, когда она пришла домой, светясь от счастья, и сказала, что Бог, наконец, услышал её молитвы. Зарплата была такая ничтожная, что на неё могли прожить лишь двое, не жалуясь на голод и сношенное платье. Троим приходилось экономить. Но часто отец, пролежав целый день на диване, и бормоча проклятия, дожидался прихода моей матери, чтобы украсть часть денег, и снова отправиться в бар.
   Однажды она спрятала шкатулку, в которой хранились деньги, потому что мне нужно было купить принадлежности для школы (я должен был очень скоро отправиться в первый класс). Приготовив ужин, мама прилегла отдохнуть после очень столь дня. Я сидел рядом с ней, когда дверь с грохотом отлетела, чуть не соскочив с петель, и в комнату вломился отец.
   -- Что, зарплату не выдали? -- спросил он повелительным голосом.
   -- Выдали, -- прошептала мама, быстро сев на кровати.
   -- Где она? -- последовал новый вопрос, полностью исключив все возможности не отвечать.
   -- Я подумала, что Мартину нужны тетради и… Ну, ты понимаешь.
   -- Ты слишком много думаешь! -- крикнул на неё отец. -- Я в доме хозяин! Это мои деньги!
   Он направился к двери и, повернувшись снова, добавил:
   -- Чтобы через пять минут они лежали на месте! Все!
   С этими словами он стал выходить из комнаты, но я бросился к нему, схватив его за руку.
   -- Как ты смеешь обращаться так с мамой? -- вступился я за неё, но мягкая рука повлекла назад, она прижала меня к себе, словно пытаясь уберечь от наказания отца.
   -- Он прав, -- быстро зашептала она. -- Твой отец в доме хозяин. Не перечь ему.
   В ответ на эти слова "хозяин" ухмыльнулся и вышел из комнаты, а мама побежала вслед за ним, чтобы отдать деньги. На следующий день она попросила начальника разрешить ей поработать в обе смены. Тетради были куплены.
   Не знаю, через что пришлось пройти моей матери, чтобы меня приняли в школу, но она это сделала. Ради меня она была готова на всё. И я до сих пор помню, как она уговаривала меня пойти туда:
   -- Если ты хочешь стать кем-то, ты должен учиться, -- говорила она.
   -- Но если все будут относиться ко мне, как к чудовищу, если они будут меня обзывать?
   -- Школа существует для того, чтобы учиться, а если кто-то сам не знает, зачем он туда ходит, это его проблемы. Не уподобляйся ему.
   Я пошёл, вернее, лучше сказать, ватные ноги волочились по улице, упираясь и цепляясь за всё. Вскоре показалось то самое роковое здание. Оно было очень большое с множеством окон. Я поднимался по ступенькам, смотря строго перед собой, потому что, если бы я повернулся, то увидел бы других школьников, которые при моём появлении сбились в кучки и шептались.
   Первый урок прошёл нормально. Меня никто не оскорблял, потому что все боялись ужасного монстра. Я сел за первую парту, откуда никто не вздумал меня сгонять, чему я был очень рад.
   Когда прозвенел звонок, все побежали на перемену, и я тоже вышел из класса, решив разведать здесь всё.
   -- Смотрите, кто у нас тут! -- раздался вдруг голос за моей спиной. Я обернулся и увидел четырёх старшеклассников.
   -- Новенький! Эй, малец, ты что, напялил маску или отроду такой уродливый? -- засмеялся один из них, и остальные с удовольствием его поддержали. Я молча повернулся и пошёл в класс, но меня остановила рука.
   -- Ты куда? Разве ты не хочешь с нами поболтать?
   -- Нет, -- ответил я и снова попытался пройти, но та же рука опять не позволила мне сделать это.
   -- Да стой ты, ур-род! -- он схватил меня за плечо, чтобы я больше не совершал попыток уйти. -- Тебя мамочка что, на помойке нашла?
   Все снова рассмеялись.
   -- От кого она тебя родила? -- продолжал веселить толпу он.
   -- Она, должно быть, извращенка, -- подхватил другой.
   -- Не смей оскорблять мою маму! -- возмутился я.
   -- Ой, как страшно! Ну покажи, что ты можешь? -- он отпустил меня и стал толкать.
   -- Смотри, чтоб он не укусил тебя. Ещё заразит чем-нибудь.
   -- Не смей оскорблять мою маму, -- повторил я.
   -- Какой злой! Тебя мама, случайно, на цепь не сажает, чтоб ты дом охранял? "Не смей оскорблять мою маму", -- передразнил он. -- Знаешь, кто мог родить такого урода, как ты?
   Того, что последовало за этим, я вытерпеть не мог. Я бросился на него, ударив "рогом" в живот. Он согнулся и отлетел в сторону. Впервые я почувствовал странную силу и слился с ней. Я врезал "кулаком" другому, бросившемуся на меня старшекласснику, оцарапав ему щёку зубами. Хлынула кровь. В следующую секунду я почувствовал, как ещё двое схватили меня сзади. Но сила жила во мне. И я сам был этой силой. В одно мгновение я освободился, развернулся, но вдруг послышался чей-то крик, запрещающий драку. Директор схватил меня за руку и я позволил ему оттащить себя в сторону, взяв под контроль своё сознание. Он привёл меня в свой кабинет, где отругал и отправил домой. Так умерла моя возможность стать кем-то. Это была мучительнейшая смерть.
   На следующий день мама долго разговаривала с ним, а когда вышла из кабинета, то еле сдерживала слёзы, струившиеся из глаз. Ей посоветовали отдать меня в специальную школу, но за это нужно было платить. Поэтому она стала учить меня сама, но мы оба знали, что никто не даст мне работу за эти скудные знания и внешность.
   Так прошло несколько лет. Я почти не ходил на улицу, проводя целые дня за книгами, поэтому не мог попасть в беду, кроме нескольких случаев когда соседские ребята приходили к нашему дому, чтобы подразнить меня. Один раз, разозлившись, что я не выхожу и не обращаю на них внимание, они бросили в окно камень, который попал в кабинет моего отца, где тот, как обычно искал на дне бутылки другую реальность, в которой не было меня. Он выбежал на улицу, крича что-то, но там никого уже не было. Боже, если бы я мог действительно не обращать на них внимание!
   Следующей ночью мама о чём-то долго спорила с отцом. Это была настоящая ссора, совсем непохожая на предыдущие. Я понял, что она из-за меня. Я дёргал пальцами за подушку. Лежать было невыносимо. Но я не знал, что ещё мне остаётся делать. каждый день на меня падали обломки, оторвавшиеся от действительности, которая висела над головой и пугала тем, что когда-нибудь вся обрушится на меня. Но я не мог сдвинуться с места и просто лежал, ожидая новой боли и новых страданий. Что-то жгло меня изнутри, и я изо всех сил сдерживал крик, рвущийся на свободу из переполненных ненавистью к самому себе лёгких.
   На следующий день я, так и не заснув всю ночь, вышел из своей комнаты на кухню. За столом сидел отец, закрыв руками лицо. Мама молча резала салат и даже не оглянулась, когда я вошёл.
   -- Доброе утро, -- сказал я. Ответа не последовало. Я сел и принялся за еду, которую мама поставила передо мной.
   -- Мартин, -- сказал через несколько минут отец. -- Нужно поговорить.
   В ответ на эти слова мама немедленно вышла из комнаты. Я удивлённо проследил за ней взглядом и вновь повернулся к отцу.
   -- Ты знаешь, что у нас сейчас проблемы с деньгами, -- продолжал он. -- меня выгнали с работы, Рэйчел не может содержать всех нас, -- он вздохнул, словно давая мне ещё немного жизни, а, может, себе. -- Один мой знакомый нашёл для тебя работу. Она, конечно, не престижная, но ведь у тебя нет образования и… Главное, чтобы тебе платили деньги. Пойми, что сам бы я не просил тебя об этом, но нужно помочь твоей маме.
   -- Я согласен на любую работу.
   Он посмотрел на меня, и я не понял его взгляда.
   -- Собирай вещи. Мы поедем сразу, как ты будешь готов.
   -- Нам придётся уехать? -- огорчился я. -- Это единственный способ заработать.
   -- Хорошо.
   Я встал со стула и проследовал в свою комнату, осматривая всё по дороге. Я никогда не думал, что мне придётся покинуть этот дом.
  

3 глава.

   На улице стояла пасмурная погода. Я в последний раз оглянулся на свой дом, пытаясь запомнить его.
   -- Ну, долго ты там? - окликнул меня отец, и я поспешил залезть в телегу. Мама даже не вышла на улицу попрощаться с нами. Я знал, что она просто не хочет, чтобы я видел слёзы на её глазах.
   Мы отъехали на несколько метров, когда она вдруг выбежала из дома. Придерживая подол платья, она погналась за телегой, крича что-то, но из-за свистящего ветра, который уносил звук в другую сторону, её совсем не было слышно.
   -- Папа, останови, -- сказал я ему.
   -- Раньше нужно было прощаться. Теперь нет времени. Нам придётся очень долго ехать. Надо успеть до наступления ночи.
   Я высунулся за край телеги, чтобы услышать её слова, но сквозь струящийся потоком воздух прорвалось только одно из них: "Мартин!". Я видел, что она устала бежать, но всё ещё пыталась. Конечно, ей было не догнать лошадь, и вскоре она отстала. Но даже, когда мамы давно уже не было видно, мне казалось, что я по-прежнему слышу далёкое "Мартин!".
   Дорога действительно была длинной. Дождь лишь слегка поморосил, но вскоре его силы иссякли. Зато ветер дул, не переставая. Я закутался в свою накидку, но она не могла преградить дорогу ледяному воздуху, который поражал всё моё тело и заставлял его дрожать под свою дудку, завывающую голодным волком. Сначала незнакомые места, где я ни разу не бывал, возбудили во мне интерес, но вскоре я потерял его, мучимый холодом. Освободив себе немного пространства от всевозможных мешков, я лёг прямо на дно телеги в надежде, что её стенки будут хоть немного закрывать меня от ветра. Но холод, пронизавший меня ещё в начале пути, не хотел отпускать теперь. Уже стемнело, когда мы подъехали к дому, окна которого сияли светом. Отец остановил лошадь.
   -- Вылезай, -- сказал он мне. -- Сегодня переночуем здесь. Утром поедем дальше.
   Я спрыгнул с телеги. За стенами гостиницы слышался смех. Это было что-то вроде бара, хозяин которого сдавал комнаты.
   Мы зашли внутрь. Мои щёки, привыкшие за время дороги к холоду, обожглись о тёплый воздух в доме. Запах еды пролетел мимо меня, маня прекрасным ароматом, и я вспомнил, что не ел с утра. Как только мы (вернее, я) вошли, в шумном помещении стало тихо. Все взгляды устремились на меня.
   -- Мы хотели бы снять две комнаты на одну ночь, -- сказал мой отец, подходя к хозяину. -- Там, на улице моя лошадь.
   -- Боб! -- крикнул хозяин, повернувшись к открытой двери, которая вела, как я понял, на кухню, -- загони их лошадь в сарай и дай ей поесть.
   Молодой парень выбежал из-за двери и направился на улицу. Увидев меня, он слегка отшатнулся в сторону, но вспомнив, что его послали за поручением и хозяин следит, как он его выполняет, поспешил произвести хорошее впечатление.
   -- Мы хотели бы поужинать, -- продолжал отец, опускаясь за стол, где уже сидели двое. Они по-прежнему не сводили глаз с меня, но теперь вместо любопытства появилось нечто другое: неужели такое животное, как я осмелюсь сесть рядом с ними. Так я и сделал. Они молча встали и вышли. Хозяин с неодобрением посмотрел на нас, обеспокоенный, как бы другие клиенты не последовали их примеру. Из кухни вышла полная женщина и поставила тарелки с супом. Я взял ложку, но слова, произнесённые на ухо моему отцу, заставили меня отложить её обратно.
   -- Мне очень жаль, но у меня только одна комната, понимаете меня? -- сказал хозяин.
   -- Что ж, мы можем переночевать в одной, -- согласился отец.
   -- Нет, вы не поняли. У меня нет комнаты для него, -- он покосился на меня.
   -- Если хотите, я заплачу больше.
   Отец стал вытаскивать кошелёк, но я придержал его руку.
   -- Не надо, папа. Ты же слышал, у него нет комнаты. Не может же он выгнать кого-нибудь из клиентов ради меня. Они пришли первыми и имеют полное право на ночлег. Видимо, мне не повезло. Что ж, придётся ждать белой полосы судьбы. А пока я могу переночевать в телеге.
   Я направился к двери и перед тем, как выйти, ещё раз обернулся, снял шляпу и поклонился.
   -- Благодарю вас, сэр. Надеюсь, что ваша гостиница всегда будет также переполнена, как сегодня.
   Он проводил меня недовольным взглядом, жуя пустым ртом. Видимо, как раз сегодня он не мог похвалиться обилием клиентуры.
   Я вышел, и холод, обрадовавшись новой встрече, подлетел ко мне и облизал начинающее согреваться лицо. Как только дверь гостиницы закрылась, за ней раздался хохот. Я услышал чьё-то передразнивание: "Благодарю вас, сыр". В груди стало больно. Я залез на телегу и лёг среди взятых с собой вещей. Надо мной в небе перешёптывались звёзды. Луна уныло освещала пустынную улицу, и мне показалось, что ей также одиноко, как мне. Где-то далеко мама зовёт: "Мартин!"
  

4 глава.

   Я проснулся от невыносимого холода на следующее утро и увидел, что мы уже едем. Я сел и обнял себя руками, пытаясь согреться. В желудке было пусто почти сутки.
   -- Проснулся, наконец? -- спросил отец, не оглядываясь. -- Как раз вовремя. Мы скоро будем на месте. Когда приедем в город, снова ляг, чтобы тебя не было видно. Иначе не видать работы.
   Тогда я неправильно истолковал эти слова.
   Вскоре действительно показался город. С первого взгляда было понятно, что он действительно больше нашего. Я лёг в телегу, разглядывая оттуда тёмные и застывшие улицы, которые казались такими не оттого, что они были пустынны, напротив, людей там было предостаточно, как и какой-то странной угрюмости во всей атмосфере. Она-то и уродовала город, который и мог бы быть красивым. Когда мы миновали огромные чёрные ворота, мне показалось, что он сказал: "Ты здесь чужой!". И всё же я так старался стать своим.
   Мы остановились у дома, который совсем не выглядел гостеприимным.
   -- Надень капюшон накидки, -- сказал отец, и я послушно повиновался.
   Мы подошли к двери и постучали. Её отворил человек, который показался мне знакомым.
   -- Ник! -- закричал он и обнял отца.
   -- Эдд! -- воскликнул тот, и понял, что этот человек - никто иной, как мой дядя, которого я ни раз видел на фотографии, сделанной несколько лет назад.
   В следующую минуту он затащил меня в дом и повёл к светящейся люстре.
   -- Так вот, какой он стал, -- сказал дядя Эдд. -- Просто замечательно! Денежки посыпятся горой!
   Я, недоумевая, смотрел, то на него, то на отца. Последний, заметив мой взгляд, объяснил дяде Эдду:
   -- Я не сказал ему, какая это работа.
   -- Ах, вот оно, что! -- воскликнул в своей кричащей манере тот, -- а я-то думаю, чего это он так на меня смотрит. Что ж, тогда сделаем сюрприз! Вы голодны?
   -- Думаю, мы и так причинили тебе не мало хлопот и…
   -- Ерунда! Сьюзан мне ещё вчера вечером столько еды наготовила к вашему приезду!
   -- Сьюзан? -- удивился отец. -- Ты не говорил, что женат.
   -- Я что, похож на идиота? Зачем мне жена, когда у меня есть Сьюзан. Я, конечно, не говорю, что она не надеется, что я сделаю предложение. И я её не разубеждаю. Ведь этот так здорово - иметь надежду!
   Он расхохотался и повёл нас на кухню, где со вчерашнего вечера ждала еда.
   Сюрприз был назначен на утро следующего дня. Я с трудом встал с кровати, когда дядя Эдд заорал мне на ухо, что пора вставать.
   -- Я люблю ложиться поздно и вставать рано, -- заявил он. -- Пойдём! Я покажу тебе твоё новое место работы!
   Я оделся, позавтракал, и мы вышли из дома. Меня снова заставили надеть накидку с капюшоном и прикрыть им лицо. Вскоре я увидел впереди фургоны. Не успели мы постучать в дверь одного из них, как оттуда вышел рослый мужчина.
   -- Этот? -- спросил он, указывая на меня пальцем. Дядя Эдд кивнул. Мужчина внимательно осмотрел меня, после чего буркнул: "сойдёт" и, взяв меня за руку чуть выше локтя, завёл в фургон. Дядя Эдд последовал за нами. Мужчина вытащил из кармана деньги и отдал их дяде. Тот быстренько пересчитал и кивнул, хихикнув.
   -- Спасибо, -- сказал он, выходя. -- Вы не пожалеете! Я уже представляю вашу новую афишу: "Самый уродливый в мире человек"!
   С этими словами он ушёл. Сюрприз удался.
  

5 глава.

   Афиша гласила: "Самый уродливый в мире человек". Площадь была полна людей. Всем хотелось посмотреть на монстра.
   -- А сейчас вы увидите самого уродливого человека на свете!-- говорил сам хозяин цирка.-- У него 3 глаза! Вместо пальцев зубы, а вместо зубов пальцы! Только не подходите близко! Он может напасть!
   После этих слов меня вывозили в клетке, из которой никогда не выпускали, боясь, что я сбегу. Она была очень прочная, в отличие от предыдущей, которую я сломал, и очень маленькая, так что мне приходилось постоянно сидеть. Я уже не просил пришедших сюда о помощи, так как после двух неудачных попыток был зверски избит до такой степени, что мне больше ничего не хотелось.
   Одни люди при виде меня смеялись, другие шарахались в ужасе. Площадь наполнялась криками. От них у меня всегда болела голова. я забивался в дальний угол и закрывал уши руками. А люди тыкали в меня пальцами и кричали: "Урод! Монстр!" Иногда в меня кидали камнями.
   Вместе со мной выходил дрессировщик. У него в руках была палка. Он заставлял меня кланяться или произносить какие-нибудь фразы вроде "добрый день" или "как поживаете", от чего зрители были в восторге. А если я этого не делал, он бил меня, просовывая палку сквозь железные прутья клетки. Иногда дрессировщик давал её добровольцам, и тогда они заставляли меня выполнять команды. Но, даже если я слушался их, они всё равно били. И, когда они это делали, я видел восторг на их лицах. Все смеялись, толпа кричала: "Сильнее!". Иногда кто-нибудь выбегал и показывал, как надо. Но до смерти меня забивать не разрешали, потому что знали: не будет меня - не будет и денег.
   Утро сменял вечер. синяки не успевали заживать, поэтому я выглядел ещё ужаснее. И народу приходило ещё больше. так продолжалось 3 года, пока однажды вечером мой дрессировщик Джек не напился так, что не смог выступать. Его пришлось заменить. А после моей очередной порции синяков хозяин отругал его и пригрозил выгнать.
   Я по-прежнему сидел в клетке, когда Джек вошёл в мой маленький фургончик с надписью "Монстр". Он нёс в руках бутылку, время от времени переворачивая её вверх донышком и поглощая содержимое.
   -- Джек. Джек! -- говорил он. -- Всегда виноват Джек! Ну, подумаешь, один раз немного выпил. На себя бы посмотрел!
   Он взял несколько своих вещей для номера с уродом, за которыми он пришёл сюда.
   -- Вот теперь будет знать! Ну, я ему устрою! Уйду, и пусть попробует найти другого такого дрессировщика!
   -- Найдёт. И очень быстро, -- вмешался я в его монолог. Он уставился на меня так, будто секунду назад меня тут не было.
   -- Желающих потыкать в меня палкой очень много, -- продолжал я.
   -- Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, что я ничего не стою?
   -- Лишь то, что публике плевать, кто дрессировщик. Им главное посмотреть на монстра в клетке. А вот если не в кого будет тыкать палкой…
   Он усмехнулся.
   -- А ты хитрюга! Ты хочешь, чтобы я тебя выпустил, -- он сел на пол рядом с клеткой. -- Но с чего ты взял, что я это сделаю?
   -- С того, что ты хочешь насолить хозяину. А более лучшей мести я не вижу. Хотел бы я посмотреть на него, когда он увидит, что клетка пуста!
   Он опять усмехнулся.
   -- Что ж, может, ты и прав, -- сказал он после недолгого раздумья. -- Куда же я дел ключи от этого чёртового замка?
   Он стал шарить у себя в карманах и, наконец, нашёл, что искал. В следующую минуту клетка была открыта.
   -- Только не вздумай попасться! Иначе я просто забью тебя, и это будет тоже неплохая месть.
   Я кивнул и выскочил из фургона. Кормили меня, к счастью, хорошо, чтобы я дольше прожил, поэтому сил было достаточно. Быстрому передвижению мешали только затёкшая спина от долгого пребывания в согнутом виде и многочисленные ушибы. Но мне очень повезло, что мои кости оказались настолько прочными и остались целыми.
   На моё счастье, темнеет здесь быстро и, хотя представление кончилось не так давно, лучи солнца уже покинули эту часть планеты. Все легли спать. Я побежал по выбранной наугад дороге, освещаемой новой подружкой луной, чей свет кажется человеку настолько прозрачным, что он просто его не видит. Поэтому я не боялся, что кто-нибудь заметит тёмную фигуру на тёмном фоне.
   Я бежал и бежал, пока ноги не отказались слушаться. И тогда я шёл. К утру вокруг меня по-прежнему располагалась незнакомая местность. Но, пройдя ещё несколько километров, я понял, что эта дорога мне знакома. Быть может, именно по ней 3 года назад мы с отцом ехали в телеге?
   Я снова вспомнил отца. Сидя в клетке, я часто думал о нём. О его поступке. И понимал его. Мама не могла одна прокормить всех нас. Избавиться от обузы и получить за это деньги - что может быть лучше? И всё же, как только появился шанс вернуться, чтобы снова стать этой обузой, я им воспользовался. Сейчас я иду обратно и не могу совладать с собой. Теперь, когда я посмотрю в зеркало, то увижу не только уродливую оболочку, но и эгоистичную и гнусную душу, омерзительную самому себе. Я вновь почувствовал свободу и не за что не променяю её на прутья, давящие сверху и не дающие выпрямиться. 3 года.
   Вдруг я увидел улицу. До боли знакомую улицу, которую я не покидал с рождения! В конце неё мой дом! МОЙ дом! Я бросился туда. Усталость исчезла бесследно, забрав с собой боль.
   Мама! Должно быть, она шла в магазин.
   -- Мама! -- закричал я, что было сил.
   Она вздрогнула и недоверчиво, боясь увидеть мираж, созданный собственной фантазией, подняла на меня глаза, опущенные до этого. Сумка выпала из её рук. Она закрыла рот ладонью, но крик от избытка чувств, переполнявших её, вырвался на волю. Это был я, и это была она! А потом мы бросились навстречу друг другу. Мы обнялись и плакали. Прохожие, не существующие для нас в те минуты, оглядывались. А мы всё стояли там, посреди улицы, не помня себя от радости.
   -- Скажи, что это не сон! -- повторяла она. -- Скажи, что ты настоящий!
   -- Я вернулся! Вернулся! -- отвечал я и не верил собственным словам.
   Это был самый счастливый день в моей жизни.
  

6 глава.

   Мы говорили целые сутки. Она разглядывала мои синяки, ужасалась и проклинала отца, который умер пару дней назад, повторяя в бреду моё имя.
   -- Боже, неужели я могла согласиться на такое? Как я могла? -- прерывала она иногда мой рассказ.
   -- Я никогда не верил, что ты знала, что он действительно задумал.
   Она посмотрела на меня любящими глазами, и я понял, как мне не хватало её глаз всё это время!
   -- Ник сказал, что Эдд нашёл тебе работу в цирке. Что ты будешь кем-то вроде клоуна. Я не хотела. Но он говорил, что можно попробовать хотя бы на несколько дней, а, если тебе не понравится там, ты сможешь уйти. Но я предчувствовала что-то такое. И всё-таки согласилась. А потом, когда вы уехали, я поняла, что наделала, и побежала за телегой. Я хотела остановить его. когда он вернулся, то сочинил какую-то историю о том, что ты остался у Эдда. Но мне постоянно казалось это ложью. В конце концов, он признался, что продал тебя и теперь даже не знает, где тот цирк.
   Она заплакала, и я обнял её.
   -- Я много раз хотела умереть. Покончить со всем раз и навсегда, но меня останавливала мысль о тебе. А вдруг ты вернёшься? Теперь я тебя никуда не отпущу!
  

7 глава.

   На следующий день началась жизнь, которую я ненавидел 4 года назад и считал даром свыше сегодня. За время моего отсутствия мама нашла себе новую работу, где и познакомилась с Сэмом, который частенько заходил к нам. Он мне нравился, потому что всегда относился ко мне как к человеку. Мы часто гуляли втроём, а однажды (это было на рождество), когда я сошёл утром вниз, то увидел его, сидящим у камина с коробкой в руках.
   -- Как ты вовремя! -- сказал он, увидев меня. -- Если бы ты спустился минуту назад, то сюрприз бы не получился, так как я только закончил упаковывать этот до ужаса непослушный подарок. Держи!
   Он протянул мне коробку, но не успел я открыть её, как вдруг раздалось поскуливание. Не веря своим ушам, я снял крышку и увидел щенка овчарки! Он тут же выскочил из коробки и запрыгал вокруг меня, радуясь своему освобождению.
   -- Я подумал, что тебе нужен настоящий друг, -- сказал Сэм, потеребив щенка, который уже удобно устроился у меня на руках, за шерсть. -- Как ты его назовёшь?
   Я ещё раз посмотрел на улыбающуюся физиономию "непослушного подарка".
   -- Макс, -- ответил я, наконец.
   -- Хм… Макс, -- повторил Сэм. -- А ему идёт. Пошли покажем маме. Ну-ка, кто первый?
   И мы побежали наперегонки по широкой лестнице, ведущей наверх.
   Всё остальное не изменилось: меня по-прежнему обзывали и кидались камнями, а я не переставал благодарить Бога за то, что вернулся домой. Но, наверное, я недостоин того, чтобы обращаться к Всевышнему, потому что он, услышав меня, строго наказал.
   Однажды вместе с камнем в наше окно влетела записка, в которой было сказано: "Убирайтесь навсегда из нашего города!" Мамы тогда не было дома, и я решил не огорчать её зря, поэтому не стал показывать клочок бумаги, который не стоил её внимания. Но анонимные письма стали приходить так часто, что нам пришлось обратиться в полицию. Они то отсылались по почте из другого города, то подкладывались под дверь, то уже протоптанным путём влетали в окна, привязанные к камню, и, конечно же, всегда без отпечатков пальцев. Мы не успевали вставлять новые стёкла, как их тут же выбивали. В конце концов, к нашему дому приставили охрану, и на время всё прекратилось. Полицейским больше не было смысла торчать без дела здесь, когда преступления совершались в других местах.
   Нам тоже показалось, что больше нет причин бояться; что всё кончилось. На следующий день мы втроём с Сэмом решили сходить на пикник. Идея показалась хорошей не только нам, но и нашим соседям.
   Мы вернулись, смеясь, после чудесно проведённого дня. Сэм увидел первым. Он как раз рассказывал очередной анекдот, как вдруг остановился на полуслове.
   -- Ну, продолжай! -- сказала мама, улыбаясь. Но тут же по его взгляду мы оба поняли: что-то не так. Входная дверь была открыта. На пороге лежал Макс, которого мы не взяли с собой, потому что несколько дней назад он поранил где-то лапу. Мы оставили его дома и заперли дверь. Но кто-то открыл её. Я на миг представил себе человека в тёмном плаще, который, наконец, дождался, пока уедет полиция. Он подходит к нашему дому. Достаёт ключи, оглядываясь по сторонам, не видит ли его кто-нибудь. Никто не видит. Вдруг раздаётся лай собаки. "Ты хочешь кушать, пёсик? - говорит он, доставая взятый кусок мяса. - У меня для тебя кое-что есть. Посмотри, какое вкусное мясо! На бери. Только смотри съешь всё без остатка, а то ещё не подействует". Потом он уходит, смеясь в душе, а Макс скулит, прося о помощи. Он так и стоит на дороге, а внутри сердце последний раз отбивает знакомый ритм. Дверь открыта. Все видят мучения собаки, но никто не сдвинется с места, ведь это "пёс того урода. Так ему и надо". Да, именно это они и думали. А сил скулить больше нет. Тук, тук… тук… Вот и всё. Всё кончено. Аплодисменты гремят, но на "бис" уже не повторить.

8 глава.

   Я плакал несколько дней подряд. Я хотел умереть. Сэм часто пытался успокоить меня, но это было невозможно. "Лучше бы они убили меня! - повторял я. - Ведь они ненавидят МЕНЯ! В чём же виноват Макс?" Ни мама ни Сэм не знали ответа. Не знал его и тот, кто сделал это. Но его не мучила из-за этого совесть.
   Полиция сказала, что она ничем не сможет нам помочь, так как не доказано то, что его отравили, а за вскрытие нужно платить.
   Когда мы хоронили Макса, проходящие мимо люди смеялись, и из их диалога я слышал слова:
   -- Я бы с большим удовольствием смотрела, как хоронят этого урода, -- говорила одна женщина, презрительно глядя на меня.
   -- И вообще, всю их семейку, -- сказала другая.
   Я запомнил их лица. Когда-нибудь я отомщу.
  
   Через неделю должен был наступить мой день рождения. Мама и Сэм никак не могли придумать, что мне подарить. А я ничего не хотел и лишь боялся, что открою коробку с красивой ленточкой и увижу щенка. Потому что тогда я буду должен полюбить его (хотя я не представлял рядом никакую собаку, кроме Макса) для того, чтобы потом тот же или другой человек принёс ему мяса, когда нас не будет дома.
   Накануне торжественного дня я сидел на крыльце нашего дома, пытаясь найти в чёрном небе созвездия. Погода стояла тихая, словно всё вокруг умерло. И только звёзды, до которых ещё не долетел все отравляющий яд ненависти, ярко сияли в небе. Вдруг я услышал сзади шаги Сэма. Он немного постоял около двери, потом подошёл и сел рядом со мной.
   -- Эй, парень! -- толкнул он меня легонько в плечо. -- Я что-то не вижу радости на твоём лице. У тебя ведь завтра День рождения!
   Я пробурчал что-то нечленораздельное, желая уйти таким образом от ответа на столь глупый вопрос. Его улыбка исчезла, погребённая под толстым слоем печали, которую он пытался скрыть, и которая всё же победила. Его взгляд тоже устремился на звёзды. Какое-то время длилось молчание.
   -- Я знаю, что тебе очень тяжело, -- сказал он вдруг. -- Но, если сможешь, постарайся хотя бы делать вид, что тебе весело в день твоего рождения.
   Он виновато посмотрел на меня.
   -- Хотя, что я говорю? -- усмехнулся он, снова обратив свой взгляд в небо. -- Не знаю, выдержал бы я, если бы был на твоём месте.
   Он вновь замолчал.
   -- Просто твоей маме становится очень грустно, когда она видит, что тебе грустно, -- произнёс он опять, вставая и направляясь в дом.
   -- Я постараюсь, -- ответил я.
   Он как-то странно посмотрел на меня и обнял.
   -- Нет, я бы не смог так жить, -- сказал он. -- Ты очень сильный.
  
   Я не сдержал своего обещания.
   Праздник запланировали на вечер, и целый день я ждал, что нам снова разобьют окно или сделают ещё что-нибудь в этом роде, но ничего такого не случилось. Видимо, они не знали о моём дне рождения.
   Вечер, как обычно, когда его ждёшь, настал нескоро. Но, когда это произошло, мне на самом деле было весело. Подарков было так много, что я устал считать. И тогда я снова поблагодарил Бога за то, что мой праздник ничем не омрачился. Он щедро отблагодарил меня, как всех, кто верит в него.
   Праздник продолжался до тех пор, пока мы все не валились с ног от усталости и не решили идти спать. Уже стоя на лестнице, я заметил, как Сэм подмигнул мне. Сначала я не понял его взгляда, но, войдя в свою комнату, и включив свет, я вдруг обнаружил огромную коробку с красивой ленточкой. Он решил оставить самый главный подарок на потом и преподнести его тогда, когда я этого совсем не ожидал. Я бросился к коробке и, развязав ленту, открыл крышку. Мои руки нащупали под ней… шерсть. Он сделал это! Он снова подарил мне собаку! То, чего я так боялся, всё-таки произошло! Я снял крышку и она вывалилась из моих рук: в коробке лежал Макс! Его морда была повёрнута в мою сторону, а глаза открыты.
   Тут же прибежали мама и Сэм, и я понял, что их привёл сюда мой крик. Кто-то не поленился раскопать могилу, чтобы преподнести мне настоящий подарок. И я не забуду его никогда. До сих пор, когда я закрываю глаза, то вижу Макса, смотрящего на меня в упор мёртвыми глазами.

9 глава.

   На следующий день мы с Сэмом (мама возвращалась с работы гораздо позже) снова хоронили Макса. Когда могила была зарыта, Сэм подошёл ко мне и, положив руку мне на плечо, грустно посмотрел на холмик, словно последний раз провожая взглядом усопшего.
   -- Вот и всё, -- сказал он.
   -- Зачем ты подмигнул мне тогда? -- спросил я, тоже глядя на могилу.
   -- Ты о чём?
   -- Там, на лестнице. Вчера.
   Сэм задумался.
   -- А, когда мы шли спать? -- вспомнил, наконец, он. -- Ты выполнил своё обещание. Хотя я знаю, что ты ещё переживал из-за Ма… О, Боже… -- он вдруг посмотрел на меня и я никогда не прощу себе его взгляд. -- Ты подумал… что это я подложил тебе коробку?…
   -- Прости. Теперь я так не думаю, -- сказал я, и это было правдой. Но всё же кто-то пробрался в наш дом вчера, зашёл в мою комнату и оставил там "подарок".
   Мы направились домой и стали ожидать прихода мамы. Но вечер уже кончался, а её всё не было. В конце концов, мы решили идти искать её. Ночь была в разгаре. Наши фонари ползали по земле и не находили ничего, кроме камней на дороге и пары нищих, устроившихся на ночлег прямо тут. Вдруг мне показалось, что что-то лежит в кустах, и я направил туда свой фонарь. Она была без сознания. Её лицо покрывали синяки, рядом был вытекший левый глаз. Сэм вызвал карету скорой помощи, и через пятнадцать минут мама была уже в больнице. Я ждал в холле, пока Сэм разговаривал с врачом.
   -- У неё сломаны рука и пара рёбер, -- говорил он потом, боясь поднять на меня глаза. -- К тому же надо делать операцию на глазу. Нужно удалить остатки…
   Я почувствовал, как ему больно это говорить.
   -- Я хочу позвонить к ней на работу. Может, они заплатят за операцию. И ещё стеклянный глаз…
   Я кивнул и он пошёл звонить.
   -- Рэйчел Норман, -- говорил он. -- Может, вы что-то напутали?… Ага… Понятно.
   Он снова медленно подошёл ко мне.
   -- Что-то не так? -- спросил я.
   -- Её сегодня уволили, -- ответил он, вздохнув. -- Туда пришло несколько анонимных писем. Хозяин этого заведения просто не хочет связываться.
   Не знаю, где, но Сэм достал деньги. Как только операция закончилась, он сказал, чтобы я ехал домой, но я не согласился оставить маму. Когда нас впустили к ней в палату, на её глазу была повязка.
   -- Привет, -- сказала она, улыбнувшись, словно ничего не случилось.
   -- Как ты? -- спросил Сэм.
   -- Уже ничего, -- ответила она.
   -- Что случилось?
   Она вздохнула.
   -- Меня уволили.
   -- Это мы уже знаем. Кто это сделал?
   -- Здесь уже были полицейские. Я им сказала, что это были дети. Дети в масках. Но кто точно - я не знаю. Они бросались в меня камнями и попали в глаз. Я упала, а они подскочили и стали бить меня палками. -- Она заплакала.
   -- Не волнуйся. Теперь всё будет хорошо, -- успокаивал её Сэм, и это, кажется, помогло. Но я уже знал, что делать. Всё будет хорошо, как только я уйду.
  

10 глава.

   Вскоре маму выписали из больницы. Я не решался покинуть её до этого. Но больше нельзя было медлить. Ещё один день и её могут убить.
   Я дождался ночи. Часы пробили двенадцать. Теперь пора. Я встал и подошёл к окну, бросив последний взгляд на мой дом. Я смотрел на эту чудесную комнату, вещи, которые были очень дороги мне. Теперь нужно было расстаться с ними. Поэтому я старался запомнить всё до мелочей. Книги? Неужели я больше никогда не смогу наслаждаться чтением? Да, я должен покинуть этот мир. Навсегда. Но одну книгу я всё же возьму с собой. Я достал с полки старый потрёпанный том. Мама давно уже предлагала мне заменить его новым, потому что в нём не хватает последней страницы, но я знаю её наизусть. Нет, я не променяю этот том даже на самый лучший в мире. Пусть у него будет красочная обложка и большие буквы, он никогда не сможет заменить его. Мне дорог шрифт, дорог каждый изъян страницы. Может быть, потому, что я сам изъян этого мира. Мне известен каждый завиток букв на обложке, складывающихся в великое имя: "Шекспир".
   Я прижал к груди книгу и подошёл к окну. Я почти сделал первый шаг, но меня остановили звуки, врезавшиеся в уши острыми ножами. Мама заплакала в своей комнате. Больше всего мне хотелось тогда прибежать к ней и успокоить её, но я не мог. Я должен уйти сейчас, потому что, если буду медлить, то не сделаю это никогда. Так ей будет лучше. Монстр навсегда уйдёт из её жизни.
   Я вылез в окно. С Мартином было покончено. Ночь прокралась ко мне в душу. Я понял, что назад пути нет. Я никогда больше не увижу солнечный свет. А может, я был создан для темноты? Может, я должен был прийти сюда уже давно?
   Я посмотрел в небо. Та же одинокая луна среди тех же звёзд разливала мой свет, озаряя улицу. Я поёжился, потому что мне пришла в голову мысль, которая меня напугала: "Ещё тогда, лёжа в телеге, я знал, что приду сюда. Приду, чтобы скрасить одиночество луны".
   Мои глаза уже привыкли к темноте. Теперь она будет моим домом и моим другом. Но я никогда не думал, что луна светит так ярко. И тут я увидел, что это фонарь не даёт темноте поглотить пустынную улицу. С большим трудом я взял камень и бросил в него. звон стекла рассыпался на мелкие осколки. Это был первый шаг. Второй я сделаю позже.
  

11 глава.

   Я открыл крышку люка, ведущего в канализацию и спустился вниз. Теперь это мой дом. Нужно подождать ночь, потому что я не смогу так быстро привыкнуть к тому, что сутки для меня перевернулись. Потом настанет время воспоминаний и мести. Охоты для меня и ужаса для других. Всю ночь я сидел там, в темноте и сырости, пытаясь побороть сон, перечитывая любимую книгу.
   Я почувствовал, что встаёт солнце, мой злейший враг, убивая тьму и вместе с ней чувство защищённости. Теперь можно спать.
   Но в скоре мой сон прервал чей-то писк. Я сел и увидел крысу, ползающую рядом. Желудок заныл ещё сильнее, искушая. Я стал подкрадываться к ней ближе. Серое существо не шевелилось. Оно замерло в ожидании. Нет, я не буду этого делать. она не виновата в том, что я не ел со вчерашнего дня. Она такая же, как я. такой же отброс общества, вынужденный жить здесь и радоваться тому, что имеет.
   Я снова сел в прежнюю позу. Свет сюда не проникал, и я не мог узнать, сколько времени, но что-то подсказывало мне: "Скоро". И я ждал. Крыса всё не уходила. Теперь она разглядывала меня, пытаясь понять, кто перед ней. Мой рост походил на человеческий, но внешность опровергала эту возможность. Таким образом, так как глаза не могли найти ответ, разум заключил, что я - крыса.
   Вскоре луна тихо прошептала мне: "Пора". Я отодвинул крышку люка. Тьма царила во всём городе. Я увидел знакомые мне дома, вспомнил тех, кто прятался за этими стенами, и ненависть выплеснулась обжигающей лавой, под которой больше не было ничего другого. Тогда я почувствовал, как во мне растёт монстр. Это был я.
   Я вылез в эту тьму и понял, как много тех, кто ждёт моей мести. Я тогда обратился к луне. Я попросил её сказать мне, кто убил Макса. И она ответила, бросив луч света, излучающего смерть на один из домов.
   Дом Хэрри Снайдера. Я подошёл к нему и заглянул в окно, из которого струился свет. Джина Снайдер смотрела телевизор. Рядом в кресле сидел её муж и читал газету. Нужно действовать осторожно, чтобы не спугнуть их раньше времени. Я стал прикидывать, каким окном лучше воспользоваться. Выбрав нужное, я отошёл подальше, готовясь к прыжку. Вдруг, сам того не осознавая, я встал на четвереньки, и понял, что так гораздо удобнее. Через секунду я почувствовал лёгкое сопротивление стекла, которое со звоном разбилось. Раньше, чем Снайдер успел что-либо предпринять, я запер Джину в шкафу и уже держал её мужа за ворот рубашки, прижав его к стене.
   -- Ты убил Макса? -- спросил я. -- Говори!
   -- Да, -- ответил он, кашляя, потому что я надавил ему на шею.
   -- Где ключ?
   Он указал на тумбу, стоявшую рядом. Я открыл верхний ящик, на дне которого лежало то, что мне было нужно. Рядом находилась связка ключей, которую я тоже положил в карман. Потом я стал бить его. Также, как когда-то старшеклассника.
   -- Ты ответишь за это! Ты будешь также скулить, как он, но тебе будет намного больнее! -- повторял я.
   -- Прошу, отпусти меня! Я умоляю!
   -- Макс тоже умолял. Но ты шёл домой и смеялся! Ты смеялся! Так? -- я приподнял его, лежащего на полу, за ворот рубашки и стукнул головой о стену.
   -- Да! Да, я смеялся, -- завопил он с тем же ужасом в глазах. Я отпустил его.
   -- Ты омерзителен и гнусен. Но сегодня я уподоблюсь тебе. Все вы называли меня монстром. Теперь вы можете быть счастливы, потому что оказались правы. Да, я монстр. Монстр из твоих кошмаров! И я пришёл за тобой!
   -- Нет! Прости меня! Прости!
   -- Проси прощения у Макса, -- с этими словами я стал разрывать его на части зубами на лапах. Он кричал, и чем сильнее он кричал, тем сильнее я вгрызался в его плоть, а потом вытянул его внутренности, которые рвались.
   Но вот он замолчал. Навсегда. Передо мной лежало израненное тело, которое я должен съесть, хотя мой желудок перестал искушать, стоило мне увидеть кровь. "Я - монстр. Я питаюсь людьми", - повторял я себе, и, словно в ответ, какая-то часть говорила мне: "Твоя мать - тоже человек". Но монстр всё же пересилил. Пальцы медленно потянулись к израненной руке, нехотя подчиняясь приказу мозга. Комната была пронизана запахом крови. Я должен. Должен сделать второй шаг. И я его сделал. Вкус сырого человеческого мяса оказался весьма неплохим. Глоток за глотком. Чем больше я делал глотков, тем больше умирал во мне человек. Пока не умер вовсе. И тогда я завыл, и этот вой заставил всех окоченеть от ужаса. А самое страшное для меня было то, что я и был этим ужасом.
   Когда я сделал первый шаг в бездну тьмы, то, повиснув над пропастью, всё ещё держался за край обрыва, второй же затащил меня на самое дно.
  

12 глава.

   Вскоре приехала полиция, вызванная соседями, которых разбудил крик, и я, сидя под землёй, слышал, как полицейские бегут к дому мёртвого убийцы прямо над моей головой. Когда умер Макс, никто не бежал к нему на помощь. Крыса рядом со мной ела вырванный кусок мяса, который я принёс ей, завернув в накидку, чтобы не оставить кровавых следов. Время от времени она поднимала голову и смотрела на меня налитыми кровью глазами.
   Сверху послышался какой-то звук, и я понял, что это увозят труп. Плачь вдовы. Я прислушался к голосам полицейских и усмехнулся: они говорили о том, что "этот сумасшедший оторвал ему голову и унёс с собой". Скоро они её получат.
   -- Это Мартин! Я видела его. Это Мартин! -- повторяла сквозь плачь вдова, и я почувствовал, как на мои глаза накатываются слёзы. Нет, это не Мартин. Теперь это монстр.
  

13 глава.

   Следующим вечером меня снова разбудила крыса: Она просила есть. я вылез на улицу. Сначала нужно зайти к безутешной вдове, потому что потом здесь будет полно полиции. Я достал ключ от дома Снайдеров и убедился, что Джина не сменила замок. Как можно тише я открыл дверь. Свет везде был выключен. Мне помогала судьба. Шаги были совсем не слышны, когда я поднимался вверх. Всё произошло так, как было запланировано.
  
   Теперь пришла очередь этого негодяя, который уволил маму.
   Вскоре я с наслаждением слушал, как он рассказывает полицейским:
   -- Я увидел в окне какое-то движение и подошёл поближе. Но было так темно, что невозможно было что-либо разглядеть. Я подумал, что это, должно быть, ветер, как вдруг голова! кто-то прислонил труп той девушки к моему окну. А на лбу написано кровью… Ну, вы видели.
   Я снова усмехнулся. Там было написано: "Если ты завтра же не вернёшь Рэйчел Норман на работу…" - остальное не поместилось.
   Я лёг спать, пожелав себе приятных снов. Я очень хорошо тогда запомнил лица этих девушек, одну из которых прислонил к окну, а вторую (ту, которая мечтала посмотреть, как закапывают всю мою семью) похоронил у неё же во дворе. Это было большое удовольствие.
   Вскоре мои сны оборвались из-за крика женщины, придумавшей послать мне "подарок" на день рождения, которая, проснувшись, увидела висящую прямо над её лицом голову супруга. Он смотрел на неё мёртвыми глазами.
   С четырьмя обидчиками было покончено. И я не заставлю остальных себя ждать.
  

14 глава.

   Следующая ночь настала быстро, но теперь были две сложности: некоторые соседи на время оставили свои дома и решили переночевать в отеле, а полиция следила за этим районом. Я решил подождать одну ночь. Крыса вопросительно смотрела меня, не понимая, почему же я не несу ей поесть. В какое-то мгновение мне показалось, что она думает, не может ли моё мясо быть таким же вкусным. Но, конечно же, это было не так. Такое мог сделать только человек, сидящий глубоко во мне. В конце концов, поняв, что ждать бессмысленно, крыса вдруг, засеменив своими лапками, побежала куда-то в темноту. Я остался один на один с голодом. Время тянулось медленно. Моя шерсть, как и всё вокруг, была пропитана сыростью, и холод не покидал меня ни на минуту. Вдруг я увидел какое-то движение. Это была крыса. Она тащила что-то в зубах. Я стал приглядываться, но так и не понял, что это, пока не почувствовал мягкое, мокрое от крови мясо, положенное около меня крысой.
   -- Где ты это взяла? -- спросил я, в ответ на что она посмотрела на меня усмехающимися глазами и отошла в сторону. По её виду я понял, что сама она уже наелась. Мясо оказалось не человеческим. Сбоку я обнаружил немного шерсти. Видимо, это была собака или кошка. Я с жадностью съел его и желудок на время успокоился. Я встал и решил ещё ознакомиться со своим жильём. Каждую ночь я проходил немного дальше, чтобы не заблудиться. Мне предстояла долгая ночь и долгая жизнь под землёй, полная убийств и ненависти.
   Через время исчезла луна, и появилась усталость. Мои веки закрывались и я поддался сну, убаюкавшему меня своей фантазией.
   Я проснулся, когда был ещё вечер, и мне пришлось подождать, пока хорошо стемнело. Я приоткрыл крышку люка и посмотрел по сторонам. Улица была пуста. Я вылез, стараясь создавать как можно меньше шума, и направился к дому, где жили два брата, которые часто бросали в меня камнями и которые (я был в этом уверен) встретили тогда мою мать на пустынной дороге, когда она шла с работы. Пришло время расплаты. Я был уверен, что они дома, потому что даже отсюда были видны слабые огоньки их окошек. Вдруг я вспомнил, что идти туда надо мимо моего бывшего дома. Вот и он. я поклялся не входить туда, пока месть не утащит всех обидчиков в ад, но теперь искушение было настолько велико, что противостоять ему было просто невозможно. В конце концов, я должен узнать, взяли ли её снова на работу. Ничего страшного не будет, если я загляну в окно.
   Я подошёл к дому и припал к стеклу. В комнате сидели мама и Сэм. Он не оставил её даже после того, как она лишилась глаза.
   -- Я не представляю, -- говорил он. -- Как ты всё это терпишь. Другая на твоём месте давно повесилась бы или сделала с собой ещё что-нибудь.
   -- Я не могу, -- отвечала мама. -- Я нужна своему мальчику. А вдруг он ещё вернётся. Вчера мне снился сон, что это случилось. Я проснулась и услышала стук в дверь. "Это он!" - подумала я, но, когда открыла, там стояли полицейские. Они хотят его убить! Для них он монстр! Нет, я не верю, что мой сын правда мог пойти на такое! Нет, это не Мартин!
   Она заплакала и Сэм обнял её.
   -- А потом я не умею делать петлю, -- сказала она сквозь слёзы, и в следующую секунду глаза Сэма поднялись и устремились на окно. И, хотя было темно, но я понял, что он увидел меня, потому что они были полны ужаса. Я подмигнул ему и отошёл от окна, как вдруг услышал крик:
   -- Это он!
   Луч света от фонаря упал мне на лицо и ослепил. Боже, как я привык к темноте за эти несколько суток.
   Я бросился бежать, как вдруг услышал выстрел и мою ногу пронзила ужасная боль. Я закричал, и кто-то, воспользовавшись тем, что я остановился, схватил меня и попытался удержать, но я вывернулся и одним ударом разодрал ему глотку. Поджав больную ногу, я бросился бежать на трёх лапах. Снова послышались выстрелы, но они не догнали меня. Фонари метались по улице, пытаясь уследить за мной. Вот и люк. Я быстро открыл крышку и, спрыгнув вниз, положил её на место. Они не заметили, как я залазил сюда, в этом я был абсолютно уверен. Крыса унюхала кровь, её глаза загорелись, она подбежала ко мне, ища принесённый её кусок мяса, но вдруг поняла, что я ранен и в испуге отошла в сторону.
   -- Где он? -- раздавались голоса сверху.
   -- Далеко не мог уйти. Я попал в него.
   -- Смотрите, кровь!
   Сердце, кажется, перестало биться, замерев в оцепенении, когда я услышал это. Сейчас они найдут люк и спустятся сюда! Я спрятался в темноту и притаился там, готовый к прыжку. Пусть заходят.
   Крышка поднялась, запустив внутрь свет от фонаря. Это их преимущество. Они снова могут ослепить меня. Один полицейский спустился вниз и стал ожидать приход второго, держа оружие наготове, и пытаясь осветить ничтожную часть подземелья. Вдруг под фонаря почувствовалось какое-то движение, и выстрел не заставил себя ждать, установив тишину.
   -- Кажется, я попал, -- произнёс полицейский, и луч света поймал труп крысы, лежащий на земле.
   -- Это всего лишь крыса, -- бросил второй, и в следующую минуту услышал свой крик и понял, что мои зубы впились в его тело. Всего лишь крыса, которая не бросила меня в трудную минуту, как это делали люди. Крыса, отблагодарившая меня за принесённую мной еду и получившая за это пулю.
   Полицейский кричал, а второй, наставив пистолет на нас, боялся попасть в него.
   -- Стреляй! -- орал полутруп. -- Стреляй в него!
   И он сделал это, заставив своего напарника замолчать навсегда. Я подпрыгнул и выскочил в незакрытый люк, но не успел пробежать и несколько метров, как меня остановила пуля. Пуля, вылетевшая из пистолета и пробившая моё сердце. Удар от падения. Весь мир, кружащийся вокруг меня. Лицо убийцы, осторожно подходившего ко мне, боясь, что я брошусь сейчас на него. Люди обступили меня, радуясь своей победе. Тьма и свет, смешавшиеся в моём угасающем рассудке. Луна.
   -- Выпей свою кровь, -- сказала она.
   Силы покидали. Я прижал лапу к ране, а потом приблизил её к лицу. Кровь капала на него. Я лизнул лапу и проглотил тёмную жидкость. Она была ещё жива.
  
   -- Что там такое? -- спросила Рэйчел, услышав выстрелы.
   -- Это Мартин. Он только что заглядывал в окно.
   -- Мартин!?
   Рэйчел подбежала к окну.
   -- О, Боже! Они его убьют!
   Она бросилась на улицу и уже через бежала по улице, зовя своего сына. Темнота преграждала дорогу. Вдруг тишину поразило рычание, крики, выстрел. Тёмная фигура, бегущая мимо Рэйчел на трёх лапах, подгибая одну. Неужели это Мартин? Снова выстрел. Падение.
   -- Мартин! -- Рэйчел бросилась к нему. Она перевернула его и увидела, что пуля прошла навылет. Из раны струилась кровь.
   -- Мартин! Мальчик мой! Не умирай! Прошу тебя!
   Но он уже её не слышал. Голова безжизненно повисла на руке Рэйчел. Какой-то полицейский попытался оттащить женщину, но она вдруг набросилась на него, крича:
   -- Убийца! Ты убил моего мальчика!
   -- Рэйчел, успокойся, -- говорил откуда-то появившийся Сэм, но она не могла успокоиться. Потом она упала на колени и плакала, пока почва под ней не стала мокрой от слёз. Но это не могло вернуть ей сына.
  

15 глава.

   Рэйчел никогда не умела делать петлю, но сейчас у неё получилось. Осталось только встать на стул, просунуть в неё голову и… Это оказалось легко.
   Когда сюда пришёл Сэм, тело уже висело, покачиваясь из стороны в сторону. На столе рядом лежала записка: "Я больше не нужна своему мальчику".
  

Эпилог.

  

I

   Сэм уехал сразу после похорон Рэйчел. Похороны Мартина затянулись, так как на второй день после его смерти тело было похищено из морга. Поговаривают, что его отдали учёным для каких-то исследований. Полиция (якобы) долго искала труп, пока, в конце концов, не было решено похоронить ничто. Ещё поговаривали, что, как раз в тот день, когда возник вопрос с надгробной надписью, в город приехал какой-то человек. Он назвался другом покойного и, уходя, произнёс слова, высеченные теперь на камне: "Сэр Мартин Норман. Урод и убийца".
  

II

   … Камень полетел прямо в цель и разбил фонарь. Не выношу свет. И не выношу людей. Одиночество гораздо приятнее. И всё же иногда мне по-прежнему снятся сны, и я ухожу другой мир. В мир, где никто не показывает на меня пальцем, не убегает в страхе с криком: "Чудовище!". Где все такие же, как я.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"